Пендергаст закрыл глаза, и перед ним из серого тумана постепенно стала возникать шахматная доска. Фигуры из слоновой кости и черного дерева, отполированные до блеска бесчисленными прикосновениями рук, стояли на своих местах, ожидая начала игры. Холод подвала, боль от оков, боль в ребрах, испуганный голос Норы и далекие крики исчезали, оставляя его один на один с плавающей в пятне желтого света доской. Но Пендергаст выжидал. Он глубоко дышал, заставляя сердце биться медленнее. Наконец он протянул руку, прикоснулся к холодной королевской пешке и двинул ее вперед на два поля. Черные ответили. Игра вначале шла медленно, а затем начала ускоряться. Она ускорялась до тех пор, пока фигуры не начали летать по доске. Пат. Еще одна партия. Затем еще одна. И все с тем же результатом. И затем, совершенно неожиданно, все погрузилось во тьму. Тьму полную и абсолютную.
Почувствовав, что он готов, Пендергаст снова открыл глаза.
Теперь он стоял на верхней ступени лестницы в прихожей Мезон де ля Рошнуар – огромного старого дома на улице Дофин в Новом Орлеане. Первоначально в этом здании находился монастырь какого-то малоизвестного ордена кармелитского толка. Прапрапра (и так далее) дед Пендергаста еще в восемнадцатом веке купил развалины и, существенно обновив, превратил их в лабиринт сводчатых комнат и мрачных коридоров.
Хотя Мезон де ля Рошнуар был сожжен гангстерами вскоре после того, как Пендергаста отправили на учебу в Англию, он частенько туда возвращался. В его уме строение давно стало чем-то гораздо большим, нежели простой дом. Оно превратилось в дворец памяти. В хранилище знаний и учености, в место, где Пендергаст предавался самым трудным и напряженным медитациям. Весь его опыт и все наблюдения, все фамильные секреты Пендергастов нашли убежище в Мезон де ля Рошнуар. Лишь в готическом чреве этого дома он мог размышлять и медитировать, не опасаясь, что ему помешают.
А размышлять было о чем. Он познал горечь поражения, что с ним случалось крайне редко. И если у этой проблемы было решение, то оно находилось где-то в этих воображаемых стенах – где-то в глубинах его мозга. Для поиска ответа он должен был посетить дворец памяти.
Пендергаст задумчиво прошел по широкому, устланному пушистым ковром коридору. В его розовых стенах на равном расстоянии одна от другой находились мраморные ниши. В каждой из ниш хранился миниатюрный том в изысканном кожаном переплете. Некоторые из этих книг когда-то действительно существовали в старом доме. Другие были порождением его памяти, в них содержалась хроника прошлых событий, факты, цифры, химические формулы, сложнейшие математические и метафизические доказательства. Все это хранилось в старинном доме как объекты тех его воспоминаний, которые могли бы оказаться полезными когда-нибудь в будущем.
Теперь он стоял перед массивными дубовыми дверями своей комнаты. Обычно Пендергаст открывал замок и входил. Там его окружали знакомые предметы и любимые картинки из детства. Но на сей раз он прошел мимо, ограничившись лишь легким прикосновением кончиками пальцев к бронзовой ручке двери. Сейчас его интересовали иные, бесконечно более странные вещи, и находились они не здесь, а глубоко внизу.
Он сказал Норе о своей неспособности интеллектуально дистанцироваться от этого дела, что полностью соответствовало истине. И это послужило причиной того, что он, Нора – и особенно Патрик О'Шонесси – попали в столь ужасное положение. Особую боль вызывала у него судьба сержанта. Но он не сказал Норе о том потрясении, которое он испытал, взглянув на мертвеца в стеклянном ящике. Это был Энох Ленг, если быть более точным – его двоюродный прадед Антуан Ленг Пендергаст.
Выходит, что двоюродному прадеду Антуану удалось сделать то, о чем он мечтал в юности. Он сумел продлить свою жизнь.
Последние остатки древнего рода Пендергастов – во всяком случае, те из них, кто был в здравом уме – считали, что Антуан скончался много лет назад. Скорее всего в Нью-Йорке – городе, где он скрылся в середине девятнадцатого века. Вместе с ним исчезла и значительная часть фамильного состояния Пендергастов, что вызвало сильное огорчение его потомков.
Но несколько лет назад, работая по делу о «бойне в подземке», Пендергаст (благодаря своему знакомому из публичной библиотеки Врену) случайно наткнулся на несколько старых газетных статей. В статьях говорилось о цепи таинственных исчезновений. Люди стали пропадать вскоре после того, как Антуан должен был прибыть в Нью-Йорк. В частности, из Ист-Ривер было выловлено тело со следами дьявольского хирургического вмешательства. Тело принадлежало какому-то бездомному бродяге, и преступление так и не было раскрыто. Однако некоторое время спустя неприятные детали позволили Пендергасту предположить, что убийство было делом рук Антуана. Эти детали говорили о том, что Антуан искал пути к бессмертию. А бесконечное продление жизни, как знали все родственники, было самой большой мечтой его юности. Просмотр более поздних газет показал, что произошло еще полдюжины подобных убийств. После 1935 года убийства прекратились.
Это означало, как предполагал Пендергаст, что Ленг либо преуспел в своих исследованиях, либо благополучно удалился в мир иной.
Второй вариант представлялся ему гораздо более вероятным. Тем не менее Пендергаст продолжал ощущать беспокойство. Антуан Ленг Пендергаст, бесспорно, был сумасшедшим, но сумасшедшим гениальным.
Поэтому Пендергаст ждал и наблюдал. Как последний представитель рода, он считал, что обязан хранить бдительность. Он не мог пройти мимо событий, говорящих, что его предок снова вынырнул на поверхность. Услышав о находке на Кэтрин-стрит, он сразу догадался, что случилось и кто стоит за этими старинными преступлениями. А когда было найдено тело Дорин Холландер, Пендергаст понял, что оправдались его самые ужасные предположения. Антуан Пендергаст реализовал цель своей жизни.
И вот теперь Антуан мертв.
Пендергаст не сомневался в том, что тело в стеклянном ящике принадлежало Антуану Пендергасту, который, перебравшись на север, стал именоваться Энохом Ленгом. Отправляясь в дом на Риверсайд-драйв, агент ФБР рассчитывал на то, что вступит в схватку со своим предком. Однако вместо этого он узнал, что его двоюродного прадеда вначале пытали, а потом убили. Некто неизвестный каким-то непостижимым образом сумел занять его место.
Кто расправился с человеком, назвавшим себя Энохом Ленгом? Кто сейчас держит их в заключении? Состояние тела предка говорило о том, что смерть произошла сравнительно недавно. Не более двух месяцев назад, но до того, как было найдено захоронение на Кэтрин-стрит.
Подобная хронология событий представлялась весьма и весьма любопытной.
Пендергаста беспокоило еще кое-что. С того момента, как он вошел в дом Ленга, его стало преследовать странное чувство. Ему казалось, что в деле есть еще какая-то тайна, какие-то невидимые связи, которые ему еще предстоит открыть.
Мимо следующей выходящей в коридор дворца памяти двери Пендергаст постарался проскочить как можно быстрее. Дверь вела в комнату брата, и он сам запечатал ее, чтобы никогда больше не открывать. Он торопливо зашагал дальше.
Коридор заканчивался широкой лестницей, ведущей в большой зал с мраморным полом. Высоко над полом, на прикрепленной к куполу потолка позолоченной цепи, висела тяжелая хрустальная люстра. Пендергаст в задумчивости спустился по ступеням. В одной из стен зала находилась двустворчатая дверь, ведущая в библиотеку, а в другой – арка, за которой в темноту тянулся длинный коридор. Первым делом Пендергаст осмотрел зал. Когда-то здесь была монастырская трапезная, однако в памяти Пендергаста зал навсегда остался хранилищем фамильных ценностей: тяжелых шифоньеров из розового дерева и громадных пейзажей кисти Бирстадта и Коула. Здесь же находились и не столь понятные фамильные ценности: колоды карт Таро, аппараты для общения с духами, оковы и цепи и сценический реквизит иллюзионистов.
Пендергаст огляделся по сторонам, и его снова охватило беспокойство. Он все еще никак не мог уловить новые и столь нужные ему связи всех элементов этого дела. Ответ находился где-то рядом и, казалось, ждал лишь момента, чтобы его увидели. Но каждый раз, когда Пендергаст думал, что нашел решение, оно снова ускользало.
Это помещение ничего больше сообщить ему не могло. Пендергаст решительно пересек зал и открыл дверь в библиотеку. Несколько мгновений он стоял на пороге, пожирая взглядом книжные шкафы. Верхние ряды книг – как подлинных, так и воображаемых – заканчивались под высоким, покрытым пятнами плесени потолком. Затем Пендергаст подошел к одному из шкафов, изучил его содержимое и, найдя нужную книгу, снял ее с полки. Послышался почти неуловимый для уха щелчок, и шкаф отодвинулся от стены.
...И в этот момент Пендергаст вдруг снова оказался в доме на Риверсайд-драйв. Он стоял в большом вестибюле среди экспонатов коллекции Ленга.
Пендергаст не знал, как поступить. Столь резких смен места и обстановки во время предыдущих путешествий ему испытывать никогда не доводилось.
Однако чем больше он вглядывался в укрытые саваном скелеты, тем яснее ему становилась причина необычного перехода. Когда он и Нора проходили в первый раз по помещениям дома Ленга: большому вестибюлю, длинному, с низким потолком, выставочному залу и высокой, в два этажа, библиотеке, – Пендергаст неожиданно почувствовал необъяснимую тревогу. Уже тогда он уловил во всей обстановке нечто знакомое. И теперь он понял, почему это произошло. В доме на Риверсайд-драйв Ленг воссоздал в свойственном ему мрачном и извращенном стиле старинный особняк Пендергастов на улице Дофин.
Похоже, ему все-таки удалось уловить жизненно важную связь, которую он искал во дворце памяти.
Антуан. О нем сказала при встрече тетя Корнелия: «Мне говорили, что он уехал в Нью-Йорк. Превратился в янки». Именно так и случилось. Но, как и все остальные члены клана Пендергастов, он не смог убежать от своего прошлого. И здесь, в Нью-Йорке, он создал свой – идеализированный – особняк, в котором можно было собирать свою коллекцию диковин и проводить эксперименты, не опасаясь быть потревоженным. В некотором роде это было то же самое, что и Мезон де ля Рошнуар, воссозданный им самим в виде дворца памяти.
Это по крайней мере не вызывало сомнений. Но беспокойство не проходило. Нечто важное по-прежнему ускользало от его внимания, хотя казалось, что открытие где-то очень близко. У Ленга была целая жизнь, вернее, несколько жизней, чтобы завершить создание своего кабинета диковин. И вот эта коллекция по естественной истории (возможно, самая богатая в мире) перед ним. И в то же время Пендергаст всем своим существом чувствовал, что она не завершена, что в ней чего-то не хватает. Целиком отсутствовал целый раздел. Или даже не раздел, а ее ядро – предметы, которые больше всего будили воображение юного Антуана Ленга Пендергаста. Для того, чтобы довести до совершенства кабинет диковин, в распоряжении Антуана – или Ленга – было полтора века. Так почему же отсутствует его важнейшая часть?
Пендергаст знал, что она существует. Должна существовать. Здесь, в этом доме. Остается ответить на вопрос: где...
В его дворец памяти вдруг проник звук из внешнего мира. Это был какой-то приглушенный крик. Пендергаст мгновенно нырнул в туман созданной его умом конструкции. Чтобы найти ответ, следовало сохранить концентрацию в ее первозданной чистоте.
Прошло совсем немного времени, и он снова стоял в библиотеке старинного дома на улице Дофин.
Пендергаст немного выждал, чтобы адаптироваться к очередной перемене обстановки и дать возможность созреть своим подозрениям и догадкам. Когда это произошло, он записал на листах воображаемого пергамента свои соображения и, вложив их в золоченый переплет, поместил на полку среди других таких же томов. После этого посетитель дворца памяти обратил внимание на шкаф, повернувшийся боком к стене. В стене находился лифт.
Сохраняя все тот же задумчивый вид, Пендергаст неторопливо вошел в кабинку.
Подвал бывшего монастыря на улице Дофин оказался сырым, а его стены покрывал толстый слой плесени. Подвал являл собой лабиринт коридоров с оштукатуренными и выкрашенными в мрачный синий цвет стенами. Кое-где на стенах еще сохранились следы копоти сальных свечей. Пройдя через весь лабиринт, Пендергаст оказался в небольшой комнате со сводчатым потолком. В комнате не было никаких украшений, кроме каменного резного щита над аркой в одной из стен. На щите был выгравирован лишенный век глаз, парящий над парой лун – одной полной, а другой в виде полумесяца. Под лунами возлежал лев. Это был фамильный герб Пендергастов, который Ленг изменил, превратив в свой собственный символ – тот, который красовался над дверью дома на Риверсайд-драйв.
Пендергаст подошел к стене и некоторое время молча смотрел на герб. Затем он уперся обеими руками в каменный щит и резко надавил. Стена повернулась вокруг своей оси, и взору Пендергаста открылась винтовая лестница, уходившая под крутым углом вниз, в катакомбы под подвалом.
Агент ФБР стоял на верхней ступеньке, чувствуя, как его охватывает поднимающийся из недр земли леденящий холод. Ему казалось, что на него дохнул смертью какой-то скрывающийся в темных глубинах призрак. Он вспомнил тот день – это было много-много лет назад, когда его впервые посвятили в семейные тайны. Именно тогда он узнал о существовании потайных ходов в библиотеке, каменном лабиринте внизу и комнате с гербом. И лишь позже ему открыли и эту последнюю, самую важную тайну.
В настоящем доме на улице Дофин винтовая лестница не освещалась. Спуститься по ней можно было, лишь прихватив с собой лампу. Но в уме Пендергаста лестницу освещало идущее откуда-то снизу слабое зеленое свечение. Он начал спуск.
Ступени шли вниз спиралью. Достигнув конца лестницы, Пендергаст оказался в коротком тоннеле, выходящем в помещение с кирпичным сводом. Пол здесь был земляным. Вдоль стен был укреплен ряд горящих факелов, а в бронзовых курильницах дымился ладан, приглушая своим ароматом запах земли, влажного камня и смерти.
По центру сводчатого зала шла выложенная кирпичом тропа, по обеим сторонам которой стояли каменные надгробия и часовни над склепами. Некоторые надгробия были мраморными, а некоторые гранитными. Часть могильных камней имела форму фантастических минаретов, а иные являли собой лишь мрачные каменные монолиты. Пендергаст брел по тропе, глядя на бронзовые двери склепов и читая знакомые имена, выгравированные на потемневших медных пластинах.
Пендергаст так и не узнал, как использовали это подземелье древние монахи. Но вот уже без малого двести лет это место было фамильным некрополем Пендергастов. Здесь покоились останки более чем десяти поколений обеих семейных линий. В этом подземелье похоронены (или перезахоронены) последние потомки французских аристократов – таинственных пришельцев из туманного прошлого. Пендергаст, заложив руки за спину, шел мимо их могил, то и дело бросая взгляд на медные таблички. Здесь покоился Анри Пендергаст де Мушкетон – шарлатан семнадцатого века, который рвал зубы, показывал фокусы, ставил комедии и занимался знахарством. Здесь же в украшенном кварцевыми минаретами мавзолее лежал Эвард Пендергаст – знаменитый врач с лондонской Харли-стрит. А под этим камнем нашел приют Комшток Пендергаст – известный иллюзионист и наставник самого Гарри Гудини.
Пендергаст шел дальше, мимо могил художников и убийц, водевильных актеров и мастеров скрипки. Остановился он у мавзолея, превосходившего своим величием все окружающие его памятники. Это была абсолютно точная беломраморная копия фамильного особняка на улице Дофин. Перед ним была могила его прапрадеда Иезекииля Пендергаста.
Пендергаст смотрел на знакомые башенки, на крутую крышу и разделенные надвое окна. Когда Иезекииль Пендергаст появился на сцене, от фамильного состояния почти ничего не оставалось. Иезекииль был выпущен в мир без гроша в кармане, но зато с огромными амбициями. Первоначально он торговал змеиным жиром и участвовал в различного рода медицинских представлениях. Однако уже очень скоро прослыл гением лекарского искусства – человеком, который изобрел лекарство, способное излечить все болезни. По уровню доходов он находился в одном ряду с факиром и «человеком-змеей» Аль-Гази и Гарри Парром – дрессировщиком собак. Лекарство, которое рекламировал Иезекииль во время медицинских шоу, отлично распродавалось, и очень скоро он организовал свою передвижную аптеку. «Растительный эликсир и восстановитель здоровья Иезекииля» шел повсюду на ура даже по пять долларов за бутылку и стал первым запатентованным лекарством в Америке. Короче говоря, Иезекииль Пендергаст стал богат, как Крез.
Пендергаст обратил взор на глубокую тень, окружающую гробницу. Примерно через год после появления эликсира на рынке по стране поползли малоприятные слухи. Говорили, что эликсир может вызывать безумие, младенческие уродства и даже внезапную смерть. Однако, несмотря ни на что, объем продаж возрастал. Доктора резко протестовали против применения эликсира. Они утверждали, что у пациентов возникает быстрое привыкание к нему и что он вызывает повреждение мозга. Но продажи продолжали расти. Иезекииль Пендергаст изобрел специальную формулу для грудных младенцев, которая сразу стала пользоваться громадным спросом. «Гарантия спокойствия вашего малыша!» – утверждала реклама. В конце концов репортер журнала «Кольерс» при содействии работающих на правительство химиков доказал, что эликсир есть не что иное, как потенциально смертельная смесь хлороформа, кокаина, ацетанилида и некоторых растительных ядов. Производство эликсира было запрещено. Но это произошло уже после того, как супруга Иезекииля скончалась, приобретя смертельную наркотическую зависимость к препарату. Ее звали Констанция Ленг Пендергаст.
Она была матерью Антуана.
Пендергаст отошел от мавзолея, но тут же остановился и посмотрел назад. В тени огромного монумента стоял простой гранитный саркофаг, на котором была лаконичная надпись: «Констанция».
Пендергаст задумался, вспоминая слова своей двоюродной бабки: «А затем он стал проводить массу времени внизу... там внизу. Ты понимаешь, что я имею в виду?» Пендергаст слышал рассказы о том, что после смерти матери некрополь стал любимым местом Антуана. В течение многих лет он проводил дни за днями в тени гробниц. Практиковался в фокусах, которым обучили его отец и дед, проводил опыты на небольших животных и экспериментировал с различными химикатами. Последнему занятию Антуан предавался с особой страстью, синтезируя яды и пытаясь изобрести панацею от всех болезней. Что еще сказала тетя Корнелия? Ах да. «Они говорили, что в обществе мертвых он всегда чувствовал себя более комфортно, чем в компании живых».
До Пендергаста доходили слухи, о которых не хотела упоминать даже тетя Корнелия. Эти слухи были о делах гораздо более скверных, чем связь с Мари Леклер. В семействе шепотом говорили о страшных находках среди могил и о действительных причинах, заставивших родственников указать Антуану на дверь. Нет, Антуана интересовало не только продление жизни. За этим стояло еще что-то. У него был какой-то план, который он хранил в строжайшей тайне.
Пендергаст все еще смотрел на простую надпись, когда на него снизошло озарение. В этих подземных склепах Антуан трудился, когда был ребенком. Здесь он играл, здесь он учился, здесь собирал свою отвратительную коллекцию. В этом месте он проводил химические опыты и препарировал животных. В этом холодном, мрачном подземелье он хранил химикаты, вытяжки из растений и яды. Здесь, глубоко под землей, влажность и температура всегда оставались неизменными, что создавало идеальные условия для хранения.
Пендергаст резко повернулся и, быстро прошагав по кирпичной тропе и коридору, начал медленное возвращение к реальной жизни. Теперь он знал, в какой части дома на Риверсайд-драйв можно найти недостающую часть коллекции Антуана Пендергаста – или, вернее, Эноха Ленга.
Нора вначале услышала слабый звон цепей, а затем до ее слуха из темноты долетело едва слышное, похожее на шепот дыхание.
– Пендергаст?
– Я здесь, – послышался слабый голос.
– Я думала, что вы умерли! – Ее тело содрогнулось от подавленного рыдания. – С вами все в порядке?
– Прошу прощения, но был вынужден вас покинуть. Сколько прошло времени?
– Господи! Вы что, оглохли? Этот сумасшедший творит с Биллом нечто ужасное.
– Доктор Келли...
Нора забилась в своих оковах. Ей казалось, что ужас физически овладел ее телом.
– Спасите меня!
– Доктор Келли, – произнес Пендергаст нейтральным тоном. – Успокойтесь. Мы можем кое-что предпринять. Но прежде вы должны успокоиться.
Нора перестала биться.
– Прислонитесь к стене. Закройте глаза. Дышите глубоко и ритмично.
Голос звучал медленно – почти гипнотически.
Нора закрыла глаза и, стараясь отогнать ужас, стала дышать как можно медленнее.
В помещении воцарилась продолжительная тишина, которую первым нарушил Пендергаст:
– Вам лучше?
– Не знаю.
– Продолжайте дышать. Только медленно.
Нора последовала его совету.
– Как теперь?
– Лучше. Что с вами случилось? Вы меня действительно напугали. Я подумала...
– На объяснения нет времени. Вы должны мне верить. А теперь я попытаюсь снять с вас цепи.
Нора очень хотела в это верить, но у нее ничего не получалось. Она услышала какой-то стук и звон, после чего снова наступила тишина.
Девушка напряженно прислушалась. Что он делает? Неужели его покинул разум?
А затем она вдруг ощутила, что ее взяли за локоть, а рот накрыла чья-то ладонь.
– Я освободился, – прошептал Пендергаст ей в ухо. – Скоро освободитесь и вы.
Нора не могла поверить своим ушам. Ее начала бить дрожь.
– Расслабьте все члены. Расслабьте полностью.
Девушке показалось, что он легонько поглаживает ее руки и ноги. Затем она почувствовала, как оковы соскользнули с ее конечностей. Это было похоже на чудо.
– Как вам...
– Позже. Какие туфли вы носите?
– Но почему...
– Отвечайте на вопрос.
– Дайте подумать. Фирма «Балли». Черные. Каблуки низкие.
– Я собираюсь позаимствовать одну из них.
Нора почувствовала, как узкая рука Пендергаста сняла с ее ноги туфлю. Раздался легкий треск, затем какой-то металлический звук, после чего обувь снова оказалась на ее ноге. Потом Нора услышала негромкое постукивание. Создавалось впечатление, что Пендергаст бьет одним металлическим наручником о другой.
– Что вы делаете?
– Прошу вас соблюдать полную тишину.
Несмотря на все усилия, ею снова овладел ужас. Вот уже несколько минут до нее извне не долетало ни звука.
– Билл... – с трудом подавив рыдание, прошептала она.
На ее руку опустилась холодная сухая ладонь Пендергаста.
– Что произошло, то произошло, – сказал он. – А теперь я попрошу вас слушать меня очень внимательно. Отвечайте «да» пожатием моей руки. Не произносите ни слова.
Нора слегка сжала его руку.
– Мне необходимо, чтобы вы были сильной. Должен сказать, что, по моему мнению, Смитбек уже мертв. Но здесь остались еще два живых существа, жизни которых необходимо спасти. Это вы и я. Мы обязаны остановить этого человека, кем бы он ни был. В противном случае умрет очень много людей. Вы меня понимаете?
Нора пожала его ладонь. Когда самые ужасные страхи нашли подтверждение в его словах, ей почему-то стало немного легче.
– В подошве ваших дорогих туфель была металлическая планка, из которой я изготовил кое-какой инструмент. Теперь мы сможем покинуть нашу тюрьму в мгновение ока, так как запор, по моему мнению, сложностью не отличается. Но вы должны быть готовы делать то, что я вам скажу.
Она снова пожала его сухую ладонь.
– Но прежде вам следует кое-что узнать. Теперь мне известно, чем занимался Энох Ленг. Продление жизни вовсе не являлось его конечной целью. Долгая жизнь была нужна ему как средство. Его планы были значительно грандиознее, чем простое увеличение продолжительности жизни. Но для того, чтобы эти планы реализовать, требовалось несколько жизненных циклов. Он тратил столько усилий для продления своей жизни только для того, чтобы успеть реализовать другие цели.
– Но что может быть важнее продления жизни? – с трудом спросила Нора.
– Тише... Не знаю. Но это меня страшно пугает.
Наступила тишина. Нора слышала лишь ровное дыхание Пендергаста. Затем он снова заговорил:
– Каким бы ни был этот план, ответ можно найти только в этом доме.
Он ненадолго умолк, а затем продолжил:
– Теперь слушайте меня предельно внимательно. Я сейчас открою дверь нашей камеры и отправлюсь в операционную Ленга, где мне предстоит встреча с человеком, который занял его место. Вы задержитесь здесь на десять минут – не больше и не меньше, а затем пройдете в операционную. Как я уже сказал, Смитбек скорее всего мертв, но в этом еще предстоит убедиться. К тому времени неизвестный и я покинем операционную. Ни в коем случае не преследуйте нас. Что бы вы ни услышали, не пытайтесь спешить на помощь. Помощь мне не нужна. Наша встреча с этим человеком должна дать ответ на все вопросы. Она будет решающей, и один из нас ее не переживет. Другой вернется. Будем надеяться, что им буду я. Вы все поняли?
Нора слегка сжала его ладонь.
– Если Смитбек еще жив, сделайте все, что в ваших силах. Если помочь ему невозможно, выбирайтесь из подвала и дома. Как можно скорее. Найдите ведущую наверх лестницу и выбирайтесь через окна второго этажа. Боюсь, что все выходы на первом этаже надежно заблокированы.
Нора ждала, что последует за этим.
– Может случиться так, что мой план провалится и вы найдете меня мертвым в операционной. В этом случае бегите. Бегите изо всех сил. Сражайтесь за свою жизнь, а если увидите, что вам это не удается, убейте себя сами. В противном случае вас ожидает ужасная участь. Гораздо хуже смерти. Вы способны на это?
Нора подавила рыдание и сжала ладонь Пендергаста.
Человек с удовлетворением осмотрел разрез на спине объекта. Это была отличная работа, которая наверняка получила бы самую высокую оценку на медицинском факультете.
Газетчики нарекли его Хирургом. Ему нравилось это имя. И, глядя на разрез, он думал о том, насколько уместным было это прозвище. Да, анатомию он определил точно. Первоначально был произведен длинный вертикальный надрез вдоль позвоночника. Точный, уверенный разрез кожи. Затем он углубил разрез, пройдя подкожный слой вплоть до фасции, ставя зажимы на сосуды и зашивая самые крупные из них викриловой нитью номер три. Открыв фасцию, он с помощью специального инструмента освободил от мышечной ткани остистые отростки. Человек так долго любовался своей работой, что операция затягивалась. Парализующее действие препарата ослабело, и материал возобновил борьбу, сопровождая ее неприятными стонами. Но это не мешало Хирургу продолжать работу все так же тщательно и методично, как и до этого.
Когда он счищал остатки мягкой ткани, взору стал постепенно открываться позвоночный столб. Хирург достал из кюветы с инструментами еще один самофиксирующийся зажим и вернулся к изучению разреза. Работа была сделана буквально по учебнику. Он мог видеть нервы, кровеносные сосуды... Одним словом, всю чудесную внутреннюю архитектонику тела. Еще одно усилие – и его взору откроется прозрачная твердая оболочка спинного мозга. За ней в такт дыханию материала будет пульсировать спинномозговая жидкость. Сердце Хирурга забилось чаще, когда он увидел, как эта жидкость омывает «конский хвост» – нервный узел в основании спинного мозга. Это, вне всякого сомнения, была его самая удачная операция.
«Хирургия, – размышлял он, – скорее искусство, чем наука. Искусство, требующее терпения, творческих способностей, интуиции и твердой руки. В хирургии очень мало рационализма, интеллект в ней не играет решающей роли. Это занятие требует одновременно и физических сил, и таланта творца. Как живопись или скульптура. Из него получился бы хороший художник, выбери он такой жизненный путь. Но у него еще будет время. Много времени...»
Мысленно он снова вернулся на медицинский факультет. Теперь, когда выявлена анатомия, требовалось установить патологию. Так, во всяком случае, говорилось в учебниках. Затем следовало эту патологию устранить. Но его работа в этой точке отходила от канонов нормальной операции и становилась похожей на вскрытие трупа.
Он взглянул на стоящий рядом столик и убедился, что все необходимые для иссечения инструменты находятся на месте – долота, алмазное сверло, костный воск. Затем он перевел взгляд на окружающие его мониторы. Хотя материал, к величайшему сожалению, погрузился в бессознательное состояние, все его жизненные показатели оставались на достаточно хорошем уровне. Нового хирургического вмешательства он не выдержит, но иссечение должно пройти успешно. Хирург повернулся к стойке, на которой висел пластиковый пакет с раствором, и повернул кран. В транквилизаторе, так же как в интубации, необходимости больше не было. Основная задача на этот момент состояла в том, чтобы держать материал живым как можно дольше. Дел оставалось еще немало. Фокус состоял в том, что организм должен был функционировать – пусть и слабо – даже после завершения операции. Когда «конский хвост» будет извлечен, его следует поместить в охладитель, который он разработал самостоятельно. До этого ему лишь дважды удавалось достигнуть этой стадии – на изящной молодой женщине и полисмене, – но на сей раз он был полностью уверен в своем искусстве и не сомневался, что снова добьется успеха.
Пока события развиваются в полном соответствии с планом. Великий детектив Пендергаст, которого он так опасался, на поверку оказался не таким уж и великим. Агент ФБР на удивление легко угодил в одну из многочисленных, расставленных по всему дому ловушек. Все же остальные вообще не представляли никакой угрозы. Их удалось устранить без каких-либо усилий с его стороны. Честно говоря, это было даже смешно. Безмерная глупость полиции, идиотизм музейных чиновников... Как это было забавно, как смешно. В создавшемся положении ему виделась высшая справедливость. Справедливость, которую только он мог оценить по-настоящему.
Он уже почти достиг своей цели. Почти. Как только эти трое будут обработаны, цель будет достигнута полностью. Какая ирония судьбы, что именно эти трое окажут ему последнюю помощь...
Хирург наклонился, чтобы поставить на место еще один зажим, и в этот момент периферическим зрением заметил какое-то легкое движение.
Он обернулся и увидел агента ФБР Пендергаста, который стоял, небрежно привалившись к стене арки, ведущей в операционную.
Хирург выпрямился, стараясь взять себя в руки. Сюрприз был крайне неприятным. Но в руках у Пендергаста ничего не было. Он был безоружен. Хирург одним быстрым движением поднял со стола оружие Пендергаста – двухцветный «кольт». Нажав на предохранитель, он направил ствол на Пендергаста.
Агент ФБР по-прежнему стоял у арки, и Хирург, посмотрев в его бесцветные глаза, увидел в них безмерное удивление. Затем Пендергаст заговорил:
– Так, значит, это вы мучили, а затем и убили Эноха Ленга? Меня очень интересовало, кто тот самозванец, который пытается выдать себя за доктора. Весьма удивлен. Должен признаться, что я очень не люблю сюрпризов.
Хирург слегка поднял «кольт».
– Вы уже конфисковали мое оружие, – сказал Пендергаст, поднимая руки. – Я безоружен.
Хирург чуть напряг палец на спусковом крючке. Теперь его одолевало другое неприятное чувство. Он испытывал внутренний конфликт. Пендергаст – крайне опасная личность. Поэтому лучше всего было бы нажать на спусковой крючок и покончить с ним раз и навсегда. Но, выстрелив, он уничтожит материал. Кроме того, ему очень хотелось узнать, каким образом Пендергасту удалось освободиться от оков. Девушку тоже надо принимать в расчет...
– Но теперь все события начинают обретать смысл, – продолжал Пендергаст. – Вы строите небоскреб на Кэтрин-стрит и открываете останки вовсе не случайно. Ведь вы искали тела специально, не так ли? Вы знали, что Ленг похоронил их там сто тридцать лет назад. Возникает вопрос: как вы о них узнали? Ответ напрашивается сам собой. Вы тесно связаны с музеем. Вы посещали архив. Вы изучили материалы о Кабинете диковин Шоттама до того, как это сделала доктор Келли. Неудивительно, что они оказались в таком беспорядке. Вы изъяли из них все, что сочли для себя полезным. Но вы ничего не знали о Тинбери Макфаддене и о шкатулке из ноги слона. Но зато вы первым узнали из личных бумаг Шоттама о Ленге, о характере его экспериментов, о его лабораторных журналах и дневниках. Но когда вы выследили Ленга, он оказался не таким разговорчивым, как вам того хотелось. Доктор не поделился с вами секретом формулы. Даже под пытками он не пошел на это, не так ли? Поэтому вам пришлось довольствоваться тем, что после себя оставил Ленг: останками, его лабораторией и, возможно, журналами, похороненными под Кабинетом диковин Шоттама. Для того чтобы добраться до них, существовал единственный способ. Надо было купить землю, снести стоящий на ней дом и вырыть глубокий котлован для фундамента нового здания. – Пендергаст кивнул, словно говорил с самим собой. – Доктор Келли упоминала о пропавших страницах из журнала посещений архива. Они были вырезаны бритвой. Это были те страницы, на которых имелось ваше имя, не так ли? И единственный, кто знал о ваших частых визитах в архив, был мистер Пак. Поэтому он должен был умереть. Вместе с теми, кто шел по вашему следу, – доктором Келли, сержантом О'Шонесси и мной. Потому что чем больше мы подбирались к Ленгу, тем ближе оказывались к вам. Как я мог оказаться настолько близоруким, чтобы этого не увидеть? – с горечью продолжил агент ФБР. – Я должен был все понять, увидев тело Ленга. Ведь уже тогда мне стало ясно, что Ленга замучили до смерти до того, как на Кэтрин-стрит были обнаружены тела.
Фэрхейвен не улыбнулся. Цепь умозаключений Пендергаста оказалась до изумления точной. «Убей этого человека», – подсказывал внутренний голос.
– Вы помните, как называли смерть древние арабы? – продолжал Пендергаст. – Если нет, то я напомню. Смерть, говорили они, есть погубитель всех жизненных наслаждений. Подумайте, насколько это верно. Старость, болезни и, наконец, смерть являются нашим уделом. Некоторые находят утешение в религии, другие в отрешении от всего земного, третьи в философии или в простом стоицизме. Но для вас – человека, который был способен купить что угодно – смерть казалась ужасающей несправедливостью.
Перед мысленным взором Хирурга предстал образ его умирающего от прогерии брата Артура. Он видел его старческое, морщинистое, с ороговевшей кожей лицо, искривленные конечности. То, что болезнь эта была крайне редкой и ее причины оставались неизвестными, утешить никого не могло. Пендергаст не знает всего. И никогда не узнает.
Лишь огромным усилием воли ему удалось изгнать из сознания образ брата. «Убей его!» – кричал внутренний голос, но рука по какой-то неясной причине отказывалась повиноваться этому приказу.
– Вы ничего этим не добьетесь, мистер Фэрхейвен, – сказал Пендергаст, кивком указывая на распростертое на столе тело. – Ваши хирургические способности – ничто по сравнению с талантом Ленга. Вас ждет провал.
«Неправда, – подумал про себя Фэрхейвен. – Я уже добился успеха. Я – Ленг. Или, вернее, я тот, кем он должен был быть. Только мои усилия позволят довести работу Ленга до совершенства...»
– Я знаю, что в данный момент вы думаете, что я ошибаюсь, – сказал Пендергаст. – Вы полагаете, что уже добились успеха. Но это не так, и этого никогда не случится. Спросите себя: ощущаете ли вы себя другим? Обрели ли ваши органы новую жизненную силу? И если вы будете сами с собой честны, вы признаетесь, что по-прежнему ощущаете на себе ужасный груз прожитых лет, чувствуете, как медленно и постепенно слабеет ваше тело, что есть удел нас всех. – Он едва заметно улыбнулся и произнес: – Дело в том, что вы совершили одну фатальную ошибку.
Хирург ответил молчанием.
– Истина состоит в том, – продолжал Пендергаст, – что вы ничего не знаете о Ленге или его настоящей цели. Цели, для достижения которой продление жизни служило лишь средством.
Годы самодисциплины, необходимой для работы в крупной корпорации, приучили Фэрхейвена не выдавать своих чувств ни выражением лица, ни лишними вопросами. Но изумление, которое он испытал, услышав слова Пендергаста, скрыть было трудно.
Какая еще истинная цель? О чем он говорит?
Спрашивать он не станет. Молчание всегда оставалось лучшей формой вопроса. Если молчать, то ответ рано или поздно будет дан. Таково свойство человеческой натуры.
Но на сей раз молчание хранил Пендергаст. Он просто стоял, небрежно привалившись к проему арки и оглядывая стены операционной. Молчание затягивалось, и Хирурга начинало беспокоить состояние лежащего на столе материала. Не опуская револьвера, он покосился на мониторы. Жизненные показатели были еще приличными, но некоторые из них начинали снижаться. Если не вернуться к работе, материал испортится окончательно.
«Убей его», – повторил внутренний голос.
– Какая истинная цель? – не выдержал Фэрхейвен.
Пендергаст хранил молчание.
Фэрхейвен быстро прогнал неожиданно возникшую тень сомнения. Какую игру ведет этот человек? Он явно тянет время, и у него, вне всякого сомнения, есть на это веские причины. Убить его следует немедленно. Хорошо, что Келли не смогла бежать из заключения. С ней он разберется позже. Указательный палец Фэрхейвена на спусковом крючке слегка напрягся.
– Ленг вам в конечном итоге так ничего и не сказал, – наконец заговорил Пендергаст. – Вы замучили его напрасно, и вам приходится метаться, убивая всех этих людей. Но мне известно о Ленге все. Я знаю его очень хорошо. Возможно, вы заметили некоторое сходство?
– Что? – потеряв сдержанность, переспросил Фэрхейвен.
– Доктор Ленг был моим двоюродным прадедом.
Это заявление поразило Фэрхейвена настолько, что он даже ослабил хватку на рукоятке револьвера. Он вспомнил тонкие черты лица Ленга, его светлые, почти белые волосы и бледно-голубые глаза – глаза, которые смотрели на него без мольбы и без страха, несмотря на те мучения, которые Ленг испытывал. У Пендергаста были точно такие же глаза. Но Ленг умер, та же судьба ждет Пендергаста.
«Пусть он умрет, – настойчиво твердил внутренний голос. – Сведения, которыми он обладает, гораздо менее значимы, чем его смерть. Нельзя рисковать материалом. Убей его».
Он снова напряг палец на спусковом крючке. С такого расстояния промахнуться невозможно.
– Тайна Ленга находится в этом доме, но открыть ее вы не сможете. Вы все время искали совсем не то. И в результате вы умрете медленной и мучительной смертью от старости. Так же, как и все мы. Успеха вам не добиться.
«Нажимай на курок», – требовал внутренний голос.
Но тон агента говорил о том, что ему действительно известно нечто очень важное. Это не было пустой болтовней. Фэрхейвену не раз приходилось сталкиваться с блефом. Он понимал, что этот человек не блефует.
– Выкладывайте все, что хотите сказать. Или вы сразу умрете.
– Пойдемте со мной. Я вам покажу.
– Покажете что?
– Над чем в действительности работал Ленг. Это находится в доме. Буквально под вашим носом.
Внутренний голос уже не говорил, а буквально кричал:
«Не позволяй ему говорить, какой бы важной ни была его информация». И до Фэрхейвена наконец дошла вся мудрость этого совета.
Пендергаст стоял, привалившись к стене, и обе его руки все время оставались на виду. Агент не мог сунуть руку за борт пиджака, выхватить пистолет и выстрелить. На это ему просто не хватило бы времени. Да и оружия у него тоже не было – Фэрхейвен обыскал его самым тщательным образом. Он задержал дыхание, прицелился и надавил на спусковой крючок. Грохнул выстрел. Фэрхейвен знал, что не промахнулся.
Дверь стояла открытой, поэтому из коридора в камеру проникал слабый свет. Нора, сжавшись в комок, ждала в темном пространстве за дверью. Десять минут. Пендергаст сказал: десять минут. Сердце в груди стучало словно кузнечный молот, и каждая минута казалась ей часом. Определить ход времени было почти невозможно. Она заставила себя считать каждую секунду. Тысяча один, тысяча два... Каждая цифра вынуждала ее думать о Смитбеке и о том, что с ним могло произойти. Или должно было произойти.
Пендергаст сказал, что Смитбек скорее всего уже мертв. Он сказал это для того, чтобы избавить от шока, который она могла испытать, узнав об этом самостоятельно. Билл умер. Билл умер. Она пыталась свыкнуться с этой мыслью, но ум отказывался воспринимать смерть Билла как свершившийся факт. Тысяча тридцать. Тысяча тридцать один. Секунда катилась за секундой.
Через шесть минут и двадцать пять секунд она услышала выстрел.
Ее тело содрогнулось от ужаса, но она не вскрикнула. Скорчившись еще сильнее, она выжидала, когда прекратится стук сердца. Звук выстрела долго катился повторяющимся эхом по коридорам подвала. Наконец вернулась тишина. Мертвая тишина.
Нора вдруг ощутила, что дышит через рот, коротко и прерывисто. Считать секунды стало еще труднее. Пендергаст велел ждать десять минут. Может быть, с момента выстрела уже прошла минута? В конце концов она решила возобновить отсчет с семи минут.
Затем она услышала звук быстрых шагов по камню. Создавалось впечатление, что кто-то поспешно спускается по каменным ступеням лестницы. Звук быстро слабел, и вскоре опять вернулась тишина.
Отсчитав десять минут, она остановилась. Пора выходить.
На какой-то момент ее тело отказалось повиноваться. Оно просто окаменело от ужаса.
А что, если этот человек все еще там? А что, если Смитбек уже умер? А если и Пендергаст тоже мертв? Сможет ли она бежать, сможет ли оказать сопротивление, сможет ли сражаться за жизнь, сможет ли добровольно умереть, чтобы избежать худшей участи?
Рассуждать на эти темы было бесполезно. Надо было точно следовать указаниям Пендергаста.
Чудовищным усилием воли девушка выпрямилась, вышла из темноты и прошла в дверь. Коридор за дверью был длинным и сырым, на неровных каменных стенах и полу кое-где виднелись следы известки. В его дальнем конце за открытой дверью находилось ярко освещенное помещение. Это, похоже, был единственный источник света для всего подвала. Именно в том направлении ушел Пендергаст, оттуда долетел гром выстрела и звук бегущих шагов.
Нора сделала один неуверенный шаг, затем второй, а затем без остановки пошла на дрожащих ногах в направлении сияющего прямоугольника двери.
Хирург не верил своим глазам. В том месте, где в луже крови должен был лежать Пендергаст, ничего не было. Агент исчез.
Он огляделся по сторонам. То, что произошло, невероятно. Это физически невозможно... И затем он увидел, что та часть стены, на которую опирался Пендергаст, превратилась в дверь. Массивный каменный блок, повернувшись на шарнирах, стоял перпендикулярно к поверхности стены. О существовании этой двери Хирург не знал, несмотря на то что тщательно обследовал весь подвал.
Собрав в кулак всю волю, он попытался привести в порядок свои мысли. Он давно понял, что размышление – ключ к успеху. Лишь продумывая каждый шаг, он смог так далеко продвинуться. И сейчас он возьмет верх, если хорошенько все взвесит.
Хирург шагнул к двери, держа наготове револьвер. Заглянув в проем, он увидел уходящую вниз каменную лестницу. Агент ФБР явно хотел, чтобы противник последовал за ним. Это могло быть ловушкой. Почему могло? Это наверняка ловушка.
Но Хирург понимал, что выбора у него нет. Он обязан остановить Пендергаста и узнать, что находится внизу. У него был револьвер. Агент ФБР оставался безоружным. Хирург задержался, чтобы осмотреть оружие. Это был «кольт» сорок пятого калибра, изготовленный по специальному заказу. Оружие было снабжено прибором ночного видения с лазерным прицелом и стоило не меньше трех тысяч долларов. У Пендергаста был отличный вкус. Забавно, что это оружие будет использовано против своего владельца.
Отойдя от проема и стараясь не спускать глаз со ступеней лестницы, он извлек из ящика мощный фонарь и с сожалением покосился на материал. Жизненные показатели на мониторах начали ослабевать. Операция явно не удалась.
Хирург вернулся к лестнице и направил яркий сноп света в темноту. На покрывающем ступени слое пыли остались четкие следы Пендергаста. И помимо следов ног, там было еще что-то. Капля крови. И еще одна. Значит, он все-таки зацепил его!
Несмотря на это, следовало удвоить осторожность. Раненый человек так же опасен, как и раненый зверь.
На первой ступени Хирург задержался. Может быть, вначале следует разобраться с женщиной? Смог ли Пендергаст освободить ее, или она по-прежнему прикована к стене? Так или иначе, но серьезной опасности она не представляла. Дом был настоящей крепостью, а выходы из подвала надежно закрыты. Убежать ей не удастся. Главной и срочной проблемой оставался Пендергаст. Когда тот умрет, женщина станет материалом, который займет место Смитбека на операционном столе. Он допустил большую ошибку, позволив агенту начать говорить. Эта ошибка не повторится. Пендергаст умрет прежде, чем успеет открыть рот.
Лестница шла вниз в темноту, ввинчиваясь в землю каким-то бесконечным штопором. Хирург спускался медленно, опасаясь, что за каждым поворотом его может поджидать Пендергаст. Наконец ступени закончились, и Хирург оказался в темной комнате, где пахло плесенью, сырой землей и... Чем еще? Кажется, аммиаком, какими-то солями и бензолом. Впрочем, запах химикатов был едва уловим. В одном месте на полу Хирург увидел несколько следов и россыпь кровавых пятен. Это говорило о том, что Пендергасту пришлось на некоторое время задержаться. Хирург осветил ближайшую стену и увидел ряд деревянных крючков. На них висели старинные бронзовые фонари. Один из крючков был пуст.
Хирург сделал шаг в сторону и обвел лучом все помещение.
Его взору открылась совершенно удивительная картина. Ему показалось, что он увидел стену, целиком сложенную из самоцветов. Драгоценные камни словно подмигивали ему. Тысячи, десятки тысяч разноцветных отражений. Мириады различных цветов. Так сверкает глаз мухи при большом увеличении. Преодолев изумление, он осторожно двинулся вперед, держа оружие наготове.
Вскоре он оказался в узкой каменной камере с колоннами, упирающимися в низкий сводчатый потолок. Вдоль стен стояли дубовые шкафы с великим множеством стеклянных сосудов, совершенно идентичных по форме и размеру. Шкафы доходили до потолка, и сосуды на них были уставлены очень тесно.
Его сердце забилось учащенно. Так вот она – главная лаборатория доктора Ленга! Нет никакого сомнения в том, что именно здесь он совершенствовал свое волшебное зелье, здесь разрабатывал формулу продления жизни. В этом подземелье хранится тайна, ради которой он безуспешно мучил Ленга. Хирург вспомнил то чувство разочарования, почти отчаяния, когда он обнаружил, что сердце Ленга перестало биться, когда понял, что действовал слишком жестко. Впрочем, теперь это не имело никакого значения. Формула находилась здесь, прямо под его носом, как сказал Пендергаст.
Но затем он вспомнил и иные слова Пендергаста. Агент сказал, что Ленг ставил себе совсем иные цели. Но это же абсурд. Полная чушь. Что может быть важнее, чем продление человеческой жизни? Ради чего другого могла создаваться столь грандиозная коллекция химикатов?
Усилием воли он отогнал от себя все эти лишние мысли. После того как он покончит с Пендергастом и использует девицу как операционный материал, у него будет масса времени для исследований и размышлений.
Он провел лучом фонаря по полу. Пендергаст прошел вдоль шкафов с сосудами, и каждый его шаг сопровождался каплей крови. Следовало соблюдать крайнюю осторожность. Ему меньше всего хотелось стрелять здесь, где хранятся драгоценные жидкости. Он не имел права рисковать теми ценностями, к которым так долго стремился. Хирург поднял руку с револьвером, крепко сжал рукоятку, и на дальней стене вспыхнуло красное пятнышко. Превосходно. Хотя лазерный прицел и не гарантировал точного попадания, вероятности ошибки почти не оставалось.
Ослабив давление на кнопку лазера, Хирург осторожно двинулся вдоль шкафов. Теперь он видел, что на каждой бутылке имеется ярлык, написанный тонким, неразборчивым почерком. На ярлыке значились наименование реактива и его химическая формула. В дальнем конце галереи он нырнул в низкий проход и оказался в длинном и узком помещении. Здесь сосуды были заполнены твердыми веществами – осколками минералов, сверкающими кристаллами, порошками и металлической стружкой.
Создавалось впечатление, что волшебный эликсир и формула долговечности оказываются более сложными, чем он предполагал. Для какой другой цели Ленг мог использовать все эти химикаты?
Он продолжал идти по следам Пендергаста, которые перестали быть ровной линией на равном удалении от обеих стен. Хирург увидел, что агент ФБР время от времени подходил то к одному, то к другому шкафу, словно искал что-то.
Дойдя до конца узкого помещения, он оказался в сводчатой комнате, выход из которой прикрывал бархатный занавес. Снова укрывшись за колонной, Хирург стволом револьвера раздвинул занавес и направил луч фонаря в пространство за ним. Следующая комната оказалась больше и шире. Она была уставлена множеством дубовых шкафов с застекленными дверцами. Следы Пендергаста скрывались между шкафами.
Хирург пошел вперед, соблюдая бесконечную осторожность. Судя по следам, Пендергаст продолжал изучать коллекцию. Вскоре его следы начали становиться какими-то неровными. Создавалось впечатление, что агент ФБР то и дело оступался. Это был след тяжело раненного животного. Количество крови не уменьшалось. Более того, капель становилось больше. Это почти наверняка говорило о том, что Пендергаст ранен в живот. Теперь торопиться не стоило. Чем дольше он будет выжидать, тем больше будет слабеть Пендергаст.
Вскоре он увидел поблескивающую под лучом фонаря лужицу крови. Пендергаст здесь явно останавливался. Он что-то изучал. Хирург огляделся по сторонам в надежде узнать, что именно так заинтересовало противника. На сей раз это были не химикаты. Шкаф, возле которого образовалась лужица, был заполнен тысячами и тысячами совершенно одинаковых насекомых. Это были какие-то необычные жуки с острыми рогами на радужной головке. Хирург подошел к следующему шкафу. Странно. Там находились сосуды, содержащие отдельные части насекомых. В некоторых из них находились лишь прозрачные стрекозьи крылья, а в других – брюшки пчел. Часть сосудов была заполнена крошечными сухими паучками. Хирург передвинулся к очередному шкафу. Там были собраны препарированные саламандры и сморщенные лягушки самых разных цветов и оттенков. Целый ряд сосудов содержал разнокалиберные хвосты скорпионов, а в других хранились весьма зловещего вида жала. Далее была коллекция маленьких сухих рыбок, улиток и каких-то насекомых, которых Хирургу видеть еще не приходилось. Казалось, что он попал в огромное помещение, где ведьмы варят свои волшебные зелья и сочиняют заклятия.
Интересно, зачем Ленгу понадобилась столь обширная коллекция разных снадобий и химикатов? Может быть, он подобно Исааку Ньютону увлекся на старости лет бессмысленными алхимическими опытами? Главная цель, о которой упоминал Пендергаст, могла быть вовсе не «чушью», а бесполезной попыткой превратить свинец в золото или иным столь же дурацким занятием.
Следы Пендергаста вели к очередному сводчатому проходу. Хирург двинулся тем же путем, держа револьвер наготове. За аркой находился ряд маленьких помещений, похожих больше на каменные склепы или ниши. В каждом из этих закутков находилась какая-нибудь коллекция. След Пендергаста петлял от одного собрания предметов к другому. Здесь шкафы были заполнены сухими ветками и листьями. Хирург остановился и с любопытством огляделся по сторонам. Вспомнив, что сейчас самой важной проблемой для него является Пендергаст, он продолжил путь. Судя по характеру следов, агент ФБР передвигался с большим трудом.
Хирург хорошо знал Пендергаста и понимал, что это могло быть всего лишь хитрой уловкой. Чтобы подтвердить или опровергнуть внезапно возникшие подозрения, Хирург присел на корточки рядом с одной из лужиц, макнул палец в красную жижу и поднес его к носу. Затем он попробовал жидкость на язык. Это, вне всяких сомнений, была кровь. Человеческая кровь, еще не успевшая остыть. Пендергаст был ранен. И ранен тяжело.
Хирург встал во весь рост, поднял руку с револьвером и осторожно двинулся вперед, разгоняя лучом фонаря черную бархатную темноту.
Нора осторожно переступила через порог открытой двери. После темноты камеры свет показался ей настолько ярким, что она, временно утратив зрение, машинально отступила назад в тень. Когда зрение вернулось, девушка снова двинулась вперед.
После того как глаза полностью адаптировались к свету, окружающие ее предметы начали обретать форму. Металлические столы с лежащими на них сверкающими инструментами. Пустая медицинская каталка. Распахнутая дверь, за которой находились ведущие вниз каменные ступени. И фигура, лежащая лицом вниз на столе. Этот стол был не похож на те столы, которые ей приходилось видеть. По его обеим сторонам находились углубления для стока крови, и отделение для ее сбора было почти полным. Такие столы обычно используют не для операции, а для вскрытия трупов.
Человек был пристегнут к столу. Его голова, торс до талии и ноги были прикрыты зеленой тканью. Открытой оставалась лишь нижняя часть спины. Нора подошла ближе и увидела зияющую рану – разрез длиной почти в два фута. Металлические зажимы растягивали края разреза, и Нора видела позвоночный столб – светло-серую полосу среди красной и розовой плоти. Рана сильно кровоточила, и красные ручейки стекали по двум вертикальным разрезам, попадая вначале на стол, а затем в сборник крови.
Нора знала, что на столе лежит Смитбек. Ей с трудом удалось подавить готовый вырваться крик.
Она попыталась взять себя в руки, вспомнив, что говорил Пендергаст. Необходимо приступать к действиям. Прежде всего следовало проверить, жив ли Смитбек.
Девушка быстро оглядела операционную. Около стола находилась подставка с капельницей. Идущая от нее прозрачная пластмассовая трубка скрывалась под зеленым покрывалом. Вблизи стола стоял какой-то ящик на колесах, на лицевой стороне которого находилось множество труб и дисков. Скорее всего это был аппарат искусственной вентиляции легких. В металлической кювете лежало несколько окровавленных скальпелей. На хирургическом подносе находились щипцы и стерильные тампоны. Другие хирургические инструменты валялись в беспорядке на каталке. Их, видимо, туда бросили, когда операцию пришлось неожиданно прервать.
Нора посмотрела на изголовье стола, рядом с которым расположилась батарея аппаратов, следящих за состоянием жизненных функций. Она сразу узнала монитор ЭКГ. Линия на мониторе показывала наличие сердцебиения. «Боже, – подумала она, – неужели Билл еще жив?»
Нора сделала быстрый шаг к лежащему, протянула руку над раной и сняла зеленое покрывало с его плеч. Она увидела знакомый непокорный вихор, тощие руки и плечи, завиток волос на затылке. Еще дальше протянув руку, Нора прикоснулась к шее журналиста и ощутила очень слабую пульсацию сонной артерии.
Он был жив. Но едва-едва.
Неужели его накачали каким-то наркотиком? Что она должна сделать? Как его спасти?
Девушка попыталась привести в норму дыхание и более-менее спокойно оценить ситуацию. Она обежала взглядом мониторы, стараясь вспомнить то, чему ее учили на подготовительных курсах медицинского колледжа, а также анатомию и биологию, которые она проходила на старших курсах отделения антропологической археологии. Здесь мог пригодиться и тот опыт, который она приобрела во время короткой практики в госпитале.
Нора внимательно вгляделась в другой монитор. Эта машина регистрировала кровяное давление. Верхнее давление – девяносто один, а нижнее – шестьдесят. По крайней мере у него, кроме пульса, сохранялось и кое-какое кровяное давление. Но оно было низким. Слишком низким. Рядом стоял еще один аппарат, соединенный металлическим зажимом с указательным пальцем Смитбека. Дядя Норы носил нечто подобное в прошлом году, когда его поместили в больницу в связи с сердечной недостаточностью. Это был измеритель степени насыщения крови кислородом. На небольшом указателе красным огоньком высвечивалась цифра восемьдесят. Насколько помнила Нора, все показатели ниже девяноста пяти должны вызывать тревогу.
Девушка снова перевела взгляд на монитор ЭКГ. В его правом нижнем углу высвечивалась частота пульса. Сто двадцать пять ударов в минуту.
Вдруг тревожно запищал аппарат, показывающий кровяное давление.
Она склонилась к Смитбеку и вслушалась в его дыхание. Дыхание было частым, поверхностным и едва заметным.
Нора выпрямилась и со стоном отчаяния обвела взглядом мониторы. Господи, ведь надо делать хотя бы что-нибудь! Двигать его она не могла; это означало верную смерть. Если что-то и можно предпринять, то только здесь и немедленно. Если она не сумеет ему помочь, Смитбек умрет.
Стараясь подавить панику, она рылась в памяти. Что все это должно означать – низкое кровяное давление, ненормально высокая частота пульса и низкое содержание кислорода в крови?
Обескровление. Нора взглянула на переполненный сборник крови. Смитбек страдал от массивной потери крови.
Как в таких случаях реагирует организм? Теперь она пыталась вспомнить лекции, которые слушала давным-давно и притом вполуха. Во-первых, начинается тахикардия. Сердце бьется чаще, чтобы напитать органы кислородом. Затем наступает... как же звучит этот проклятый термин... Да, вазоспазм. Она поспешно протянула руку и прикоснулась к пальцам Смитбека. Как она и ожидала, пальцы были холодными как лед, а кожа стала крапчатой. Организм перекрывает приток крови в конечности, чтобы обеспечить кровоснабжение жизненно важных органов.
На последнем этапе падает кровяное давление. У Смитбека оно уже начало снижаться. А затем...
Нора не хотела думать о том, что произойдет после.
Ей стало совсем не по себе. Это какое-то безумие. Она не врач. Что бы она ни делала, ему будет только хуже.
Глубоко вздохнув и заставив себя сконцентрироваться, девушка обратила внимание на зияющую рану. Если бы она даже знала, как закрыть разрез и остановить кровотечение, то это не помогло бы – потеря крови уже была чрезмерно большой. И в операционной не было плазмы, чтобы сделать переливание. Кроме того, переливание тоже выходило за рамки ее возможностей. Она снова взглянула на стойку рядом со столом. На стойке висел пластиковый мешок с тысячей кубиков солевого раствора. Его горловину и вену на запястье Смитбека соединяла тонкая трубка. Запорный кран капельницы был завернут до отказа. В трубку была вколота игла полупустого шприца. Нора догадалась, что все это устройство предназначено для введения наркоза. Возможно, что в вену Смитбека вводился версед. Это делалось постоянно, поскольку действие верседа длится не более пяти минут. Жертва оставалась в сознании, но полностью лишалась возможности сопротивляться. Интересно, почему Хирург не прибег к общему наркозу или не сделал Смитбеку обезболивающий укол в спинной мозг?
Впрочем, это не имело никакого значения. Сейчас требовалось возместить потерю жидкости, чтобы поднять кровяное давление.
Нора выдернула иглу шприца из трубки и до упора повернула по часовой стрелке запорный кран у основания прозрачного мешка.
«Этого не хватит, – думала она, глядя, как быстро раствор бежит по трубке. – Того, что осталось в мешке, не хватит, чтобы возместить потерю жидкости. Боже, что еще я могу сделать?»
Но, судя по всему, ничего больше сделать она не могла.
Ощущая полную беспомощность, Нора отступила от операционного стола и посмотрела на мониторы. Частота пульса у Смитбека поднялась до ста сорока, а давление – и это был самый тревожный знак – упало до восьмидесяти на сорок пять.
Склонившись к столу, она взяла холодную неподвижную руку в свои ладони.
– Будь ты проклят, Билл, – сказала девушка, сжимая его руку, – ты обязан выкарабкаться – и ты выкарабкаешься.
Сказав это, она стала ждать, не отрывая глаз от мониторов.
А в глубоких каменных склепах под домом 891 по Риверсайд-драйв воздух был пропитан запахом пыли, старых грибков и аммиака. Пендергаст, борясь с болью, двигался сквозь темноту, лишь время от времени приподнимая колпачок фонаря, чтобы взглянуть на коллекцию Ленга или уточнить свое местонахождение. Тяжело дыша, он остановился посередине комнаты со шкафами, заполненными стеклянными сосудами. Первым делом Пендергаст прислушался. Его невероятно острый слух позволил ему слышать крадущиеся шаги Фэрхейвена. Их разделяла одна, от силы две комнаты. Времени у него не было. Рана оказалась тяжелой и сильно кровоточила. Он был безоружен. Средство уравнять шансы находится где-то здесь, в коллекции Ленга. Победить Фэрхейвена он сможет лишь в том случае, если разгадает тайну последнего проекта Ленга – проекта, для реализации которого доктор хотел продлить свою жизнь.
Пендергаст снова приподнял колпачок фонаря и осмотрел стоящий перед ним шкаф. В стеклянных сосудах хранились высохшие насекомые. Пендергаст сразу узнал покрытого ложными перьями жука из болот Мату-Гроссу. Эти жуки были умеренно ядовиты, и туземцы использовали их в медицинских целях. На полке ниже находился ряд сосудов, заполненных сухими тельцами смертельно ядовитых болотных пауков из Уганды. Эти насекомые имели бросающийся в глаза пурпурный и желтый окрас. Шкаф рядом содержал бесчисленное множество сосудов, заполненных сушеными ящерицами. Пендергаст увидел бутыль с безвредным пещерным гекконом-альбиносом из Коста-Рики, банку, заполненную сухими слюнными железами так называемого Монстра Джила, обитающего в пустыне Саноран, и два сосуда со сморщенными телами крошечных краснобрюхих ящерок, живущих в Австралии. В следующем шкафу стояли банки с разнообразными тараканами, начиная с шипящих тараканов Мадагаскара и кончая красивейшими зелеными кубинскими кукарачами. Последние поблескивали в своих сосудах, словно крошечные изумрудные листочки.
Пендергаст понимал, что эти существа собирались не в целях препарирования или классификации. Для изучения не нужно иметь тысячу болотных пауков, кроме того, сушка плохо сохраняет биологические детали строения насекомых. С точки зрения классификации образцы располагались в шкафах вообще без какой-либо системы.
Существовал лишь один ответ – все эти насекомые попали в коллекцию благодаря тем сложным химическим соединениям, которые они в себе содержали. Это было собрание биологически активных соединений в их чистом виде. Все это было логическим продолжением тех неорганических веществ, которые хранились в предыдущих комнатах.
Пендергаст как никогда ясно понимал, что этот огромный подземный кабинет диковин – потрясающая воображение коллекция химических веществ – напрямую связан с главной и подлинной целью Ленга. Подземная коллекция полностью заполняла тот пробел, на который он обратил внимание наверху. Именно здесь, глубоко под землей, находился настоящий Кабинет диковин Ленга.
В отличие от остальной части коллекции в этом кабинете определенно работали – многие сосуды были наполнены лишь наполовину, а иные оказались почти пустыми. Чем бы ни занимался Ленг, это занятие требовало огромного числа самых разнообразных химических соединений. Но чем именно он занимался? В чем была суть его главного проекта?
Пендергаст снова прикрыл фонарь и усилием воли попытался подавить боль, мешавшую ясности мысли. По словам двоюродной бабки, Ленг, перед тем как уехать в Нью-Йорк, что-то говорил о спасении человечества. Ленг намеревался исцелить мир, и эта огромная коллекция химических веществ была главным звеном проекта. Здесь хранилось нечто такое, что могло, по его мнению, спасти человеческую расу.
Пендергаст внезапно ощутил приступ боли, который едва не заставил его сложиться пополам. Лишь чрезвычайным усилием воли он сумел взять себя в руки. Надо продолжать путь, надо продолжать поиски ответа.
Он выбрался из лабиринта шкафов и через завешенную коврами арку прошел в следующее помещение. Сделав шаг, он снова ощутил болевой спазм, и ему пришлось остановиться и выждать, когда пройдет боль. Трюк, который он хотел проделать с Фэрхейвеном – нырок в потайной ход за миг до выстрела, – требовал исключительно точного расчета. Во время разговора он внимательно следил за выражением лица противника. Подавляющее большинство людей невольно выдают себя, когда решаются на убийство, решаются нажать на спуск, чтобы положить конец чьей-то жизни. Но Фэрхейвен не подал ему этого сигнала. Он нажал на спуск совершенно хладнокровно, застав Пендергаста врасплох. Убийца использовал оружие Пендергаста – сделанный по специальному заказу «кольт». Фэрхейвен, вне сомнения, знал, как им следует пользоваться.
Пендергаст получил пулю в бок. Она, миновав грудную клетку, проникла в полость живота. Постаравшись в очередной раз отвлечься от боли, Пендергаст попытался оценить характер ранения. Применяемая в ФБР специальная пуля «черный коготь» наносит большие повреждения – и рана, если в течение ближайших часов не принять мер, может оказаться фатальной. В данный момент самым скверным было то, что она существенно снизила его возможности, сильно замедлила движение. Боль была чудовищной, но с этим он мог совладать. Однако с одеревенением конечностей он, увы, ничего сделать не мог. В теле, не до конца оправившемся от ножевого ранения и получившем во время падения многочисленные ушибы, не оставалось никаких резервов. Его силы быстро угасали.
В который раз, стоя неподвижно в темноте, Пендергаст анализировал, почему провалились его планы, где и в чем он просчитался. С самого начала он знал, что это будет самое сложное дело во всей его карьере. Однако при этом он не принял в расчет собственных психологических слабостей. Он слишком близко принял к сердцу это расследование. Оно стало для него чрезмерно персональным. Все это влияло на его суждения, наносило вред объективности. И вот сейчас, возможно, первый раз в жизни, он увидел, что вероятность провала очень велика. А провал означал не только его смерть, но также смерть Норы, Смитбека и еще множества невинных людей в будущем.
Пендергаст задержался еще немного, чтобы ощупать рану. Кровотечение усилилось. Он снял пиджак и туго обмотал им живот. После этого агент ФБР приподнял колпачок фонаря и огляделся.
Теперь он находился в комнате заметно меньшей, чем все прежние. Вместо сосудов с химическими веществами в этой комнате находились клетки с чучелами птиц. Перелетных птиц. Чучела были сделаны превосходно. Великолепная коллекция включала в себя даже ныне исчезнувший вид голубей. Но как соотносится эта коллекция со всем остальным? В глубине души он понимал, что связь должна была существовать как часть одного великого плана. Но в чем суть этого плана? На этот вопрос ответа у Пендергаста пока не было.
Стараясь по возможности не потревожить рану, он побрел в следующую комнату. Там он снова поднял колпачок фонаря и... и замер в недоумении.
Эта коллекция самым разительным образом отличалась от всех других. Свет фонаря выхватил из темноты невероятный набор одежды и разного рода аксессуаров. Одежда была надета на манекены, а аксессуары находились в шкафах. Здесь были кольца, воротнички, шляпы, вечные перья, зонты, перчатки, обувь, часы, шейные косынки, галстуки. Все вещи находились в прекрасной сохранности и были выложены в полном порядке, словно в музее. Однако какая-либо систематизация в коллекции отсутствовала. Это было собрание случайных предметов из разных концов мира и из двух последних тысячелетий. Что делала пара парижских мужских лайковых перчаток девятнадцатого века рядом со средневековым ожерельем? Что общего было между парой древнеримских серег и лежащим рядом английским зонтом? Какое отношение имели наручные часы «Ролекс» к стоящей около них паре некогда модных туфелек на высоком каблуке? Преодолевая боль, Пендергаст снова двинулся вперед. У дальней стены в большом шкафу хранилась коллекция дверных ручек. Ни одна из них не имела ни исторической, ни эстетической ценности. В соседнем шкафу находились сотни напудренных мужских париков восемнадцатого века.
Пендергаст погасил фонарь и погрузился в размышления. Это было абсолютно нелепое собрание бытовых предметов, не представлявших никакого научного интереса. Предметы размещались без какого-либо учета их назначения или важности.
Тем не менее они хранились здесь, как хранились самые драгоценные экспонаты коллекции.
Стоя в темноте и прислушиваясь к звуку падающих на каменный пол капель крови, Пендергаст в первый раз за все время засомневался в том, что Ленг сохранил рассудок. Неужели он сошел с ума? Во всяком случае, эту последнюю коллекцию мог собрать только безумец. Не исключено, что, продлевая жизнь, он спасал от разрушения лишь тело, а его мозг продолжал деградировать. В этой коллекции просто не было никакого смысла.
Пендергаст покачал головой. Под влиянием семейной вины он снова чрезмерно эмоционально реагировал на возникшую ситуацию. Нет, Ленг не сходил с ума. Ни один сумасшедший не смог бы собрать те коллекции, мимо которых он только что прошел. Не исключено, что столь грандиозного собрания органических и неорганических химических веществ мир никогда не видывал. Собранные в этой комнате вульгарные предметы обыденной жизни должны были иметь какую-то связь с другими составляющими частями Кабинета диковин Ленга. Если бы он мог эту связь увидеть... Ключ к тайне Ленга находится здесь. Необходимо понять, что делал Ленг и с какой целью. В противном случае...
В этот миг он услышал шорох шагов по камню, и луч фонаря Фэрхейвена, словно копье, пронзил тьму. На его груди возникло крошечное красное пятнышко, и Пендергаст отпрыгнул в сторону в тот момент, когда прогремел выстрел.
Пендергаст ощутил, как пуля ударила в левый локоть. Удар был настолько сильным, что он не устоял на ногах. Пендергаст лежал на полу, а красный лазерный луч шарил в насыщенном пылью воздухе. Агент ФБР вскочил и ринулся вперед, бросаясь из стороны в сторону.
Он позволил себе настолько увлечься размышлением о странной коллекции, что не услышал приближения Фэрхейвена. Он снова допустил фатальную ошибку. Пендергаст подумал, что очень близок к тому, чтобы проиграть окончательно.
Агент ФБР шагнул вперед, поддерживая другой рукой поврежденный локоть. Он обязан перебраться в соседнюю комнату. В каждом помещении находился собственный ключ к тайне Ленга, и, возможно, в следующей комнате он эту тайну раскроет. Но как только он двинулся, на него накатил вал головокружения, за которым последовал приступ тошноты. Пендергаст покачнулся и лишь с большим трудом сумел удержаться на ногах.
Воспользовавшись отраженным светом фонаря Фэрхейвена, он нырнул в следующую арку. Напряжение, вызванное падением, шок от второй пули отняли у него остаток энергии. Угроза потери сознания становилась все более реальной. Он, тяжело дыша, привалился к стене.
Из темноты арки вырвался луч фонаря и тут же снова исчез. Но и этого краткого мига Пендергасту хватило на то, чтобы увидеть блеск стекла, ряды мензурок, реторт и колоннообразные дистилляционные установки.
Он наконец проник в секретную лабораторию Эноха Ленга.
Нора стояла над металлическим столом, постоянно переводя взгляд с экранов мониторов на безжизненное тело Смитбека и обратно. Она сняла зажимы и перевязала рану. Кровотечение в конце концов прекратилось. Но организму уже был нанесен огромный урон. Аппарат, следящий за уровнем кровяного давления, издавал непрерывный тревожный писк. Нора посмотрела на пластиковый пакет с соляным раствором – он был почти пуст. Кроме того, катетер оказался слишком тонким. Даже при полном пакете невозможно было компенсировать потерю жидкости достаточно быстро.
Она поспешно обернулась на звук выстрела, долетевшего из темного лестничного проема. Выстрел прозвучал приглушенно, словно был произведен где-то глубоко под землей.
Некоторое время она стояла неподвижно, парализованная страхом. Что там произошло? Кто стрелял? Пендергаст? Или, может быть, стреляли в него?
Затем она снова переключила внимание на неподвижное тело Смитбека. Лишь один человек сможет подняться по этим ступеням. Пендергаст или тот, другой. Когда придет время, она будет с этим разбираться. Сейчас же на ней лежал груз ответственности за Смитбека. И она ни за что не бросит его.
Девушка снова посмотрела на показатели жизнедеятельности. Кровяное давление упало до уровня семьдесят на тридцать, сердцебиение замедлилось. Поначалу она почувствовала некоторое облегчение, но затем, вспомнив, чему ее учили, поднесла руку ко лбу журналиста. Лоб был холоден, как и конечности. «Брадикардия», – подумала Нора, и чувство некоторого успокоения сменилось паникой. Если потеря крови продолжается и не осталось области, которую мог бы отключить организм, наступает период полной декомпенсации. Уменьшается поступление крови в жизненно важные органы, биение сердца вначале замедляется, а затем оно останавливается навсегда. Не снимая ладони со лба Смитбека, Нора бросила полный отчаяния взгляд на монитор ЭКГ. Показатели заметно изменились: пики стали ниже и частота ударов сердца еще более снизилась. Теперь она составляла пятьдесят в минуту.
Схватив Смитбека за плечи, она грубо его затрясла и крикнула:
– Билл! Билл, будь ты проклят! Приди же в себя. Прошу тебя!
Писк аппарата ЭКГ стал каким-то сбивчивым, ритм сердца продолжал замедляться.
Ничего больше сделать она не могла.
Нора смотрела на экраны, и ее все сильнее охватывало ужасное чувство полного бессилия. Затем она закрыла глаза и уронила голову на обнаженное плечо Смитбека – неподвижное и холодное, словно могильный камень.
Пендергаст, спотыкаясь, брел вдоль столов старинной лаборатории. Очередной приступ боли разорвал его внутренности, и он на миг остановился, чтобы усилием воли подавить его. Несмотря на всю серьезность ранений, какой-то уголок его мозга оставался ясным, свободным от всякого постороннего влияния. Он старался пробиться в этот уголок через густой туман боли, пытался разобраться в том, что его окружает. Титровальные и дистилляционные аппараты, пробирки, реторты и горелки. Одним словом, скопление стекла и металла. Но в то же время, несмотря на обилие приборов, он не видел ключа к разгадке главного проекта Ленга. Химия есть химия, и вы используете те же реагенты и приборы вне зависимости от того, что вы синтезируете или выделяете. В лаборатории было много вытяжных шкафов и старинных ящиков для работы в перчатках с опасными веществами. Это говорило о том, что Ленг имел дело либо с ядами, либо с радиоактивными образцами. Но это лишь подтверждало то, что он предполагал с самого начала.
Вызывало удивление лишь оборудование лаборатории. Отсутствовали компьютеры или иные приборы, имеющие интегральные схемы. В лаборатории не было ничего, в чем нашла бы отражение революция в биохимии после шестидесятых. Судя по возрасту оборудования и его жалкому состоянию, создавалось впечатление, что все работы в лаборатории прекратились лет пятьдесят назад.
Но в этом не было никакого смысла. Ленг наверняка был знаком с последними научными достижениями, он мог позволить себе приобретать новейшее оборудование, которое способствовало бы решению стоящей перед ним задачи. И до недавнего времени он был жив и здоров.
Предположим, Ленг уже успешно завершил свое исследование. Если так, то где его результаты? И в чем они состояли? Может быть, плоды работы Ленга находятся здесь, в подвале? А что, если он просто отказался от продолжения работы?
Луч фонаря Фэрхейвена блуждал рядом, и Пендергаст, бросив строить догадки, заставил себя двинуться вперед. В дальней стене комнаты находилась дверь. Преодолевая чудовищную боль, он потащился по направлению к ней. Если это была лаборатория Ленга, то за ней оставалось одно, от силы два рабочих помещения. Головокружение усилилось. Пендергаст находился в таком состоянии, что практически не мог идти. Наступил конец игры.
А он по-прежнему не знал ответа.
Пендергаст толчком распахнул дверь и сделал пять шагов в следующую комнату. Он поднял колпачок фонаря, чтобы в последний раз определить, где находится, осмотреть содержимое помещения и предпринять еще одну попытку раскрыть тайну.
Но в этот момент ноги отказались ему служить.
Когда он упал, фонарь выпал из его рук и покатился по полу, разбрасывая безумные световые пятна по потолку и стенам. Последнее, что увидел Пендергаст, был блеск сотен заостренных стальных предметов.
Как только замер звук второго выстрела, Хирург нетерпеливо обвел лучом комнату. Свет фонаря выхватил из темноты траченную молью одежду и старинные выставочные шкафы. Потревоженная моль вилась в воздухе. Хирург был уверен, что и на этот раз попал в Пендергаста.
Первая рана была серьезной. Она причиняла сильную боль, лишала сил, и состояние раненого постоянно ухудшалось. Вторая пуля попала, наверное, в руку, что позволяло агенту ФБР продолжать движение. Рана была исключительно болезненной, и если Хирургу повезло, то пуля могла задеть важную вену, усиливая потерю крови.
Он задержался в том месте, где упал Пендергаст. На стоящем вблизи шкафу виднелись брызги крови, а большое пятно расплылось там, где агент прокатился по полу. Хирург отступил на несколько шагов и, испытывая чувство презрения, осмотрелся по сторонам. Это была еще одна из нелепых коллекций Ленга. Этот тип был невротическим коллекционером, и подвал полностью соответствовал остальному дому. Здесь не могло быть чудесного эликсира или философского камня. Болтая о главной цели Ленга, Пендергаст просто хотел вывести его из равновесия. Какая цель может быть выше, чем продление жизни людей? И если это дурацкое собрание зонтов, тростей и париков имело отношение к высшей цели Ленга, то это говорило о том, что доктор был слишком мелок для своего собственного открытия. Не исключено, что за долгие годы одиночества и затворничества к нему пришло безумие. В то же время при их первой встрече шесть месяцев назад Ленг выглядел совершенно нормальным. Впрочем, что определенного можно сказать о молчаливом аскете? Внешний вид в этом случае мог ничего не значить. Никто не знал и никогда не узнает, что творилось в душе этого человека. Но в конечном итоге это уже не важно. Совершенно ясно, что открытие предназначалось для него. Ленг был всего лишь сосудом, пронесшим это открытие через годы. Подобно Иоанну Крестителю он только проложил путь. Эликсир предназначался Фэрхейвену. Творец поместил волшебное открытие на его пути, и он станет таким Ленгом, которым тот должен быть.
Он, Фэрхейвен, добившись успеха, не скроется подобно отшельнику в этом доме, позволив бесконечной череде лет катиться мимо. Усовершенствовав эликсир и приняв ту дозу, которую должен был принять Ленг, он сразу выйдет в мир подобно вылупившейся из кокона бабочке. Он посвятит свою бесконечно долгую жизнь прекрасным вещам – путешествиям, любви, учебе, поискам различного рода наслаждений. Деньги никогда не будут для него проблемой.
Хирург усилием воли прогнал все посторонние мысли и снова двинулся по неровному следу, оставленному Пендергастом. Следы становились все более смазанными: агент ФБР явно с трудом отрывал ноги от пола. Впрочем, нельзя было исключать и того, что Пендергаст просто имитировал тяжелую рану. Но Фэрхейвен чувствовал, что это не так. Никто не может сфальсифицировать потерю крови. И никакой человек не может притвориться, что в него попала пуля. Да не один раз, а дважды.
Не спуская глаз со следов, Хирург прошел через арку и оказался в следующей комнате. При свете фонаря он увидел, что попал в старинную лабораторию: длинные столы были уставлены химической посудой самой разнообразной формы – колбами, ретортами, стеклянными змеевиками и трубками. Все это было покрыто пылью и выглядело очень старым. Во многих пробирках виднелся какой-то спекшийся осадок. Ленг много лет не пользовался лабораторией. На одном столе полки проржавели настолько, что вся химическая посуда упала и теперь валялась мелкими осколками на полу.
Неровные следы Пендергаста вели через лабораторию к двери в дальней стене. Фэрхейвен зашагал быстрее, подняв револьвер и держа палец на спусковом крючке. «Время, – подумал он, подойдя к двери. – Пора с ним кончать».
Войдя в комнату, Фэрхейвен сразу увидел Пендергаста. Агент ФБР стоял на коленях в луже крови, уронив голову. Попыткам спрятаться, скрыться и ввести в заблуждение пришел конец.
Пендергаст был очень похож на раненое и умирающее животное. Фэрхейвен знал, что смерть в таких случаях наступает не сразу. Она приходит как бы в несколько этапов. Вначале животное остается на ногах. Оно потрясено и слегка дрожит. Затем его передние ноги медленно подгибаются, и зверь становится на колени, оставаясь в этой позе две-три минуты, словно вознося молитву. После этого сгибаются задние ноги, и животное принимает сидячее положение. Просидев таким образом несколько минут, оно валится на бок. Этот медленный балет всегда заканчивается судорогой и резким рывком ног в момент смерти.
Пендергаст находился во второй стадии. Он может протянуть так еще несколько часов – беспомощный, словно ребенок. Но столько времени ему не прожить. Погоня отвлекла Фэрхейвена, но неотложное дело все еще предстояло решить. Смитбек, конечно, к этому времени пришел в полную негодность, но девушка ждала своей очереди.
Хирург подошел к Пендергасту, подняв револьвер. Ему хотелось полнее насладиться своим триумфом. Умный, дьявольски хитрый агент Пендергаст неподвижно валялся у его ног, не способный к сопротивлению. Затем, чтобы удобнее было стрелять, Фэрхейвен отступил на пару шагов и без всякого любопытства поднял фонарь, чтобы осмотреть помещение. Нельзя ничего портить пулей, пока остается хотя бы малый шанс обнаружить здесь нечто полезное.
То, что он увидел, привело его в изумление. Здесь хранилась еще одна нелепая и странная коллекция Ленга. На сей раз это было оружие и доспехи. Мечи, кинжалы, арбалеты, стрелы, аркебузы, копья, палицы сосуществовали бок о бок с современным оружием: револьверами, ружьями, винтовками, полицейскими дубинками, гранатами и реактивными гранатометами. Здесь же находились средневековые латы, железные шлемы, первые пуленепробиваемые жилеты и каски времен Крымской, Испано-Американской и Первой мировой войн. На полу горами лежали боеприпасы. Одним словом, это был подлинный арсенал, представляющий орудия убийства начиная с Римской империи и кончая началом XX века.
Хирург покачал головой, осознав невероятную иронию ситуации. Если бы Пендергаст появился в этой комнате на несколько минут раньше, он мог бы обрести огневую мощь, способную уничтожить батальон. Их противостояние в этом случае приняло бы совсем иной оборот. Но случилось так, что он затратил много времени на осмотр других коллекций и явился в эту комнату слишком поздно. И вот агент ФБР лежит в луже собственной крови, а фонарь валяется у его ног. Фэрхейвен рассмеялся, и смех этот был больше похож на лай. Эхо еще не успел замереть под сводчатым потолком комнаты, а он уже вскинул револьвер.
Посторонний звук словно разбудил Пендергаста. Он поднял на Фэрхейвена взгляд слезящихся глаз и сказал:
– Прошу об одном: сделайте это как можно быстрее.
«Не позволяй ему говорить, – произнес внутренний голос. – Просто убей его».
Фэрхейвен поднял оружие так, что голова Пендергаста оказалась в центре точки прицела. Удар крупнокалиберной и разрывной пули должен просто снести ему голову. Это будет почти так же быстро, как он того просит. Указательный палец Фэрхейвена слегка напрягся на спусковом крючке.
И тут ему в голову пришла блестящая мысль.
Умоляя убить его быстро, Пендергаст хотел гораздо больше того, что заслужил. Этот человек причинил ему кучу неприятностей. Агент ФБР таскался по его следу, уничтожил последний опытный материал, заставил его волноваться в момент триумфа.
Стоя над поверженным врагом, Фэрхейвен чувствовал, как в нем нарастает ненависть. Подобную ненависть он испытывал к Ленгу, на которого так похож Пендергаст. Ранее он так ненавидел только попечителей и профессоров медицинского факультета, оказавшихся не способными понять и оценить его прозрение. Фэрхейвен ненавидел все мелкое и узколобое, что мешало ему достичь подлинного величия.
Итак, Пендергаст хочет быстрой смерти? Нет, с таким арсеналом он этого не получит.
Хирург подошел к Пендергасту и еще раз тщательно обыскал того. Он слегка отдернул руку, наткнувшись на место, где одежда была пропитана теплой липкой влагой. Ничего. Этому человеку не хватило сил, чтобы снять оружие со стены комнаты. Вообще-то Пендергаста можно было и не обыскивать, поскольку неровные следы тянулись от двери до центра помещения, где агента ФБР окончательно оставили силы. Но лишняя осторожность не помешает. Пендергаст – даже в своем жалком состоянии – представлял опасность. Если он попытается заговорить, то его следует тут же пристрелить. Слова в устах этого человека могли стать тонким и опасным оружием.
Фэрхейвен снова огляделся. На сей раз более внимательно. На стенах висело любое оружие, которое только можно было представить. О некоторых экспонатах этой коллекции Хирург читал, другие видел в музеях. Да, процесс выбора орудия смерти может оказаться интересным.
На ум почему-то пришло слово «забава».
Ни на секунду не упуская Пендергаста из поля зрения, Фэрхейвен обвел лучом стены и остановил взгляд на украшенном драгоценными камнями мече. Он снял его со стены, взвесил на руке и внимательно рассмотрел в свете фонаря. Меч, конечно, сгодился бы, не будь он таким тяжелым. Кроме того, клинок проржавел так, что вряд ли подходил даже для резки масла. Да и рукоятка оказалась какой-то липкой и крайне неприятной на ощупь. Фэрхейвен вернул меч на место и тщательно вытер руки об одежду.
Пендергаст все еще сидел, глядя на него светлыми, затуманенными глазами.
– Может быть, у вас имеются какие-нибудь предпочтения? – осклабился Фэрхейвен.
Ответа не последовало, и Хирург увидел во взгляде врага глубокое отчаяние.
– Вот именно, агент Пендергаст. Слово «быстро» здесь уже неуместно.
У Пендергаста в ответ на эти слова слегка расширились зрачки – видимо, от ужаса. Это доставило Хирургу громадное удовольствие.
Двинувшись вдоль стены, Фэрхейвен взял кинжал с золотой рукояткой. Повертев клинок в руках, он вернул его назад. Рядом с кинжалом находился шлем в форме человеческой головы. На внутренней поверхности шлема имелись острия, их можно было закручивать, словно винты, вгоняя в череп истязуемого. Чересчур примитивно и чрезвычайно неопрятно. На стене неподалеку висела гигантская кожаная воронка. Он слышал об этой пытке. Палач загонял воронку в горло жертвы и лил в нее воду до тех пор, пока жертва не захлебывалась или у нее не лопался желудок. Экзотично, но требует массу времени. Тут же стояло большое колесо, на котором людям ломали кости. Слишком трудоемко. Плетка-девятихвостка с железными крючьями. Фэрхейвен взял плетку, покрутил ее над головой и положил на место. Рукоятка плети была покрыта слоем какой-то отвратительной слизи. Похоже, что весь этот хлам хранился по меньшей мере лет сто.
Но здесь обязательно должно быть нечто такое, что отвечает его целям. И в этот момент его взгляд упал на топор палача.
– Знаете что, – сказал Фэрхейвен, улыбаясь еще шире, – не исключено, что ваше пожелание все-таки сбудется.
Он снял топор с крюков и сделал несколько взмахов. Деревянная рукоятка в длину была не менее пяти футов, и ее украшали несколько рядов потемневших бронзовых гвоздей. Топор был тяжелым, но хорошо сбалансированным и острым, словно бритва. Воздух он рассекал со свистом. У стены стоял второй элемент необходимого палачу оборудования – деревянная колода. В колоде было вырублено углубление, в которое помещалась шея. Этой плахой неоднократно пользовались, о чем говорили многочисленные следы от ударов. Фэрхейвен отложил топор, взялся за плаху и подтащил ее поближе к агенту.
Пендергаст вдруг начал сопротивляться, но отбивался настолько слабо, что и сопротивлением это нельзя было назвать. Тем не менее Фэрхейвен сильно ударил его ногой в бок. Тело агента обмякло, и он повалился на пол. У Хирурга на какой-то момент возникло ощущение дежа-вю. Он вспомнил, как надавил на Ленга чересчур сильно и в результате получил труп. Но на сей раз все обошлось. Пендергаст остался в сознании. Его глаза хотя и затуманились от боли, но были открыты. Он увидит, как на него обрушится топор, поймет, что происходит. Для Хирурга это было важно. Чрезвычайно важно.
Затем ему в голову пришла еще одна мысль. Он припомнил, что когда одну из жен Генриха VIII приговорили к смерти, та послала за французским палачом, славившимся своим искусством отсекать головы с помощью меча. Смерть от меча была быстрее и чище, чем от топора. Королева стояла на коленях, с высоко поднятой головой, не склоняясь на отвратительную плаху. И она хорошо заплатила палачу.
Фэрхейвен взвесил топор на руке. Топор показался ему очень тяжелым – гораздо тяжелее, чем тогда, когда он снимал его со стены. Но Хирург знал, что сможет нанести удар. Любопытно, справится ли он с этой задачей без плахи?
Он оттолкнул ногой стоящую перед Пендергастом плаху. Агент ФБР уже стоял на коленях, словно смирившись со своей участью. Его руки висели вдоль тела, а голова упала на грудь. Он выглядел беспомощным и отрешенным.
– Ваше сопротивление лишило вас возможности умереть быстро, как вы просите, – сказал Фэрхейвен. – Но я уверен, что мне удастся ее отсечь за... не более чем за два-три удара. Как бы то ни было, вам предстоит узнать то, что меня всегда занимало. Как долго сохраняется сознание, когда голова уже катится по эшафоту? Видит ли человек, как вращается вокруг него мир, когда его голова падает в корзину. Когда во дворе Тауэра палач поднимал голову, выкрикивая: «Смотрите, вот голова изменника!» – глаза и губы казненного продолжали двигаться. Интересно, видела ли голова свое обезглавленное тело?
Чтобы лучше приноровиться к топору, Фэрхейвен сделал еще один пробный взмах. Почему топор стал таким тяжелым? Пора кончать. Но он не мог отказать себе в удовольствии использовать этот момент до конца.
– Вы знаете, что голова Шарлотты Корде, которую гильотинировали за убийство Марата, покраснела, когда палач несколько раз ударил ее по щеке? И вы, возможно, слышали о предводителе пиратов, которого схватили и приговорили к смерти? Всех его людей выстроили в шеренгу и сказали ему, что тех, мимо которых он сможет пройти, уже будучи без головы, помилуют. Ему отрубили голову, когда он стоял, и, вы не поверите, безголовый капитан двинулся мимо своих людей. Он шел шаг за шагом до тех пор, пока палач, опасаясь, что останется без новых жертв, не подставил ему ногу.
Сказав это, Фэрхейвен громко расхохотался. Пендергаст его веселья не разделил.
– Что же, мне, видимо, никогда не удастся узнать, как долго сохраняется сознание. Но вы это узнаете, и очень скоро.
Он поднял топор над правым плечом, как игрок в бейсбол поднимает биту, и тщательно прицелился.
– Передайте привет своему двоюродному прадедушке, – сказал Фэрхейвен и напряг мышцы, чтобы нанести удар.
Нора прижалась щекой к плечу Смитбека, из ее закрытых глаз текли слезы. Отчаяние отняло у нее последние силы. Она сделала все, что могла, но этого оказалось недостаточно.
Но затем, несмотря на плотную завесу горя, девушка услышала, что сигнал электрокардиографа заметно изменился. Он стал ровнее.
Нора подняла голову и взглянула на мониторы. Кровяное давление стабилизировалось, а частота пульса слегка поднялась и достигла шестидесяти ударов в минуту.
В помещении было холодно, девушку била дрожь. В конечном итоге соляной раствор сыграл решающую роль. Благодарю тебя! Благодарю!
Смитбек все еще жил. Но из пещеры на свет он еще не выбрался. Если ей не удастся восполнить потерю жидкости, он впадет в шоковое состояние.
Пластиковый мешок опустел. Нора огляделась по сторонам, увидела холодильник и открыла его. Там оказалось с полдюжины литровых емкостей с тем же раствором. Тонкие трубки были намотаны на пластиковые мешки. Она достала одну емкость, повесила на стойку новую капельницу, соединила с катетером и стала следить за тем, как жидкость быстро течет по прозрачной трубке. Жизненные показатели Смитбека были слабыми, но уже стабильными. Если ей повезет, то она его вытащит.
Нора осмотрела каталку. Она не была закреплена и имела ремни, которыми можно было пристегивать пациента. Если удастся найти выход из подвала, она могла бы поднять Смитбека на один лестничный марш. Во всяком случае, попытаться стоило.
Обыскав все стоящие в комнате шкафы, Нора нашла стопку зеленых хирургических простыней и прикрыла ими Смитбека. В одном из шкафов обнаружился фонарик, девушка сунула его в карман. Посмотрев на мониторы в изголовье операционного стола, она перевела взгляд на темный проем, ведущий вниз, в полную тьму. Именно оттуда донесся звук второго выстрела. Но выход из дома находился не внизу, а где-то наверху. Ей не хотелось оставлять Смитбека даже на миг, но надо было как можно скорее обеспечить ему квалифицированную медицинскую помощь. Это был вопрос жизни и смерти.
Достав из кармана фонарь, она прошла к двери и вышла в каменный коридор.
На то, чтобы изучить подвал, ушло не более пяти минут. Это был лабиринт узких проходов и небольших сырых комнат, облицованных все тем же необработанным камнем. Проходы были низкими и темными, и Нора не раз теряла ориентировку. Она нашла разбившуюся кабину лифта и труп О'Шонесси. Лифт, увы, не работал, а подняться по его колодцу не было ни малейшей возможности. В конце концов девушка наткнулась на массивную металлическую дверь. Дверь определенно закрывала выход наверх. Но она была заперта. Пендергаст смог бы открыть замок, но Пендергаста здесь нет.
В конечном итоге замерзшая и разочарованная Нора вернулась в операционную. Если в подвале и имелся второй выход, то он был тщательно замаскирован. Итак, они оказались в заточении.
Девушка подошла к лежащему без сознания Смитбеку и ласково провела рукой по его волосам. Ее взгляд снова упал на проем в стене, открывающий путь к идущей вниз темной лестнице. Там, в глубине, царили тьма и тишина. Нора только в этот момент сообразила, что тишина продолжается довольно долго. Практически с момента второго выстрела. Что там могло произойти? А что, если Пендергаст...
– Нора?
Зов Смитбека был едва слышен. Она резко обернулась. Журналист лежал с открытыми глазами, а его лицо искажала гримаса боли.
– Билл! – воскликнула девушка, схватив его руку. – Слава Богу...
– Боюсь, что я старею, – пробормотал он.
Вначале ей показалось, что он бредит.
– Что?
– Я получил рану, пришел в себя и увидел, что ты сотворила. То же самое произошло и в Юте. Помнишь? Я думал, что одного раза будет более чем достаточно. – Он попытался улыбнуться, но вместо улыбки скривился от боли.
– Помолчи, Билл, – сказала она, легонько ударив его по щеке. – С тобой все будет о'кей. Мы тебя отсюда вытащим. Я собираюсь...
Но в этот момент журналист снова впал в бессознательное состояние.
Нора посмотрела на мониторы и почувствовала громадное облегчение. Все показатели стали лучше, пусть даже и незначительно. Капельница продолжала питать тело спасительной жидкостью.
А затем до нее долетел чей-то крик.
Он раздался где-то в глубине. Там, куда вела темная лестница. Такого страшного – леденящего кровь – звука ей раньше слышать не приходилось. Он начинался на высокой, разрывающей барабанные перепонки ноте. Этот ужасный нечеловеческий визг продолжался примерно минуту, затем голос начал дрожать, прерываться и в конце концов перешел в рыдающее рычание. После этого до ее ушей издали долетел звук удара металла о камень.
Затем снова наступила мертвая тишина.
Нора смотрела на проем в стене, ее мозг бешено работал. Что там произошло? Неужели Пендергаст погиб? А может быть, умер его противник? Не исключено, что мертвы они оба.
Если Пендергаст ранен, то она обязана ему помочь. Он сможет открыть замок в железной двери или найти какой-то иной путь, чтобы вызволить Смитбека из этой адской дыры. С другой стороны, если Хирург жив, а Пендергаст умер, то рано или поздно ей придется встретиться с убийцей. Так пусть это произойдет раньше и на ее условиях. Будь она проклята, если будет, словно утка, ждать возвращения Хирурга, чтобы тот снова посадил ее на цепь и закончил работу на Смитбеке!
Нора взяла со столика самый большой хирургический скальпель. Затем, держа в одной руке фонарь, а в другой скальпель, она подошла к ведущей в подземелье двери.
Узкая, развернувшаяся вдоль вертикальной оси панель ничем не отличалась от камня стен. За дверью находился заполненный темнотой колодец. Направив узкий луч фонаря вниз, Нора начала медленно и бесшумно спускаться по каменным ступеням винтовой лестницы.
У последнего поворота она выключила фонарь и стала ждать, спрашивая себя, что же делать дальше. Сердце колотилось так, словно хотело выскочить из груди. Свет фонаря, если его включить, сразу выдаст ее присутствие и сделает легкой мишенью для Хирурга. Но без света она просто не могла следовать дальше. Видимо, нужно пойти на риск. Нора включила фонарь, вышла из лестничного колодца и едва не ахнула от удивления.
Она оказалась в длинной узкой комнате, уставленной от пола до потолка разнообразными бутылками. Луч мощного фонаря, танцуя по бесконечным рядам стекла, усеивал стены комнаты мириадами разноцветных ярких пятен. Норе казалось, что она находится в центре какого-то гигантского витража.
Очередная коллекция. Что все это означает?
Но времени, чтобы удивляться, у нее не было. Два ряда следов на полу вели куда-то в темноту. На пыльном полу виднелись пятна крови.
Как можно быстрее она прошла через арку в другую комнату, заполненную, так же как и первая, стеклянными сосудами. Дорожки следов вели дальше. В дальнем конце помещения находилась очередная арка, закрытая занавесом.
Нора выключила фонарь и двинулась к арке. Не входя в нее, девушка остановилась и прислушалась. Тишина. Соблюдая величайшую осторожность, она отвела в сторону занавес, вгляделась в темноту и, естественно, ничего не увидела. Помещение казалось пустым, но убедиться в этом возможности у нее не было. Видимо, придется снова идти на риск. Нора глубоко вздохнула и включила фонарь.
Луч света выхватил из темноты большую комнату, сплошь уставленную выставочными шкафами. Девушка двинулась по направлению к арке в конце комнаты, сворачивая по пути то к одному, то к другому шкафу. За аркой находилась анфилада небольших сводчатых комнат. Она нырнула в ближайшую и снова прислушалась. Но в помещении царила тишина, и ничто не говорило, что ее присутствие обнаружено. Она двинулась вперед и попала в комнату, где все шкафы были заполнены лягушками, ящерицами, змеями, тараканами и пауками самых разных размеров, форм и расцветок. Неужели Кабинет диковин Ленга не имеет конца?
У следующей ведущей в темноту арки она снова пригнулась, выключила фонарь и попыталась уловить хоть какие-нибудь звуки в находящемся за аркой помещении.
И наконец она что-то услышала.
Звук был крайне слабым и вдобавок искаженным эхом от каменных стен. Это был глухой, прерывистый стон, постоянно меняющий свою тональность в каком-то дьявольском ритме. Кровь заледенела в жилах, а мышцы напряглись в непроизвольном порыве бежать отсюда как можно дальше. Но нечеловеческим усилием воли Нора заставила себя остаться на месте. Что бы ни находилось там, в темноте, ей рано или поздно предстояло с этим встретиться. Кроме того, она нужна Пендергасту.
Призвав на помощь всю свою отвагу, Нора включила свет и бросилась вперед. Она промчалась через еще одну уставленную застекленными шкафами комнату, быстро миновала помещение, показавшееся ей складом одежды, и оказалась в старинной лаборатории, где было полным-полно змеевиков, химической посуды и покрытых толстым слоем пыли приборов и машин с ржавыми тумблерами и запыленным стеклом индикаторов. До ее слуха долетел какой-то звук, и девушка замерла меж лабораторных столов.
За первым звуком последовал второй. Его источник находился где-то совсем близко от нее. Это был звук шагов. Кто-то шел, или, вернее, брел, волоча ноги, по направлению к ней.
Нора инстинктивно нырнула за ближайший стол и выключила фонарь.
Раздался еще один звук. Он был абсолютно чуждым уху, но в то же время, бесспорно, принадлежал человеку. Начался он как глухое, похожее на стук зубов и прерываемое судорожными вздохами пощелкивание, а затем перешел в едва слышное причитание. Странный звук неожиданно прекратился, и остался лишь шорох приближающихся неуверенных шагов.
Она застыла за столом, окаменев от ужаса. Звук шагов становился все ближе и ближе. И вдруг тьму разорвал ужасный вопль. За воплем последовал захлебывающийся кашель и звук отхаркивания. Эхо крика медленно замирало, многократно отражаясь от каменных стен.
Нора старалась унять бешено бьющееся сердце. Несмотря на издаваемый незнакомый звук, приближающееся к ней существо, бесспорно, было человеком. Во всяком случае, должно быть таковым, внушала она себе. А это означало, что к ней приближается либо Пендергаст, либо Хирург. Нора чувствовала, что это Хирург. Неужели его ранил Пендергаст? А может быть, убийцу просто покинул разум?
У нее было одно преимущество – Хирург не знал, что она здесь. На него можно напасть из засады и убить скальпелем. Если ей хватит на это мужества...
Девушка скорчилась за столом, держа в одной дрожащей руке фонарь, а в другой скальпель. Шорох волочащихся по полу ног прекратился. Целую минуту, которая показалась ей вечностью, в помещении царила полная тишина. Затем шаги возобновились. Шаркающие. Неровные. Теперь он был в одной с ней комнате.
Шаги то и дело прерывались довольно длительными паузами. Прошла еще одна минута полной тишины, за которой последовало пять-шесть неуверенных шагов. Теперь она могла слышать и дыхание. Это были судорожные, свистящие вздохи. Казалось, что воздух проходил через какое-то узкое влажное отверстие.
Вдруг раздался сильный удар, за которым последовал звон разбитого стекла. Таинственное существо наткнулось на большой прибор, и тот упал со стола на пол. Эхо удара многократно отразилось от каменных стен.
«Держись, – сказала себе Нора. – Держись. Если это Хирург, то Пендергаст ранил его очень тяжело. В таком случае где же сам Пендергаст? Почему он не преследует убийцу?»
Теперь от источника звука ее отделяло не более двадцати футов. Она слышала какое-то царапанье, бормотание, тяжелое дыхание и позвякивание осколков стекла на полу. Хирург пытался подняться на ноги. Затем послышался шаркающий звук. За ним второй. Он возобновил движение, хотя и страшно медленно. И это дыхание... Хриплое, с влажным бульканьем. Казалось, что воздух проходит через заполненную водой дыхательную трубку. Нора не помнила, чтобы какой-нибудь звук когда-либо действовал на ее нервы так, как это бульканье.
Десять футов. Нора крепче сжала скальпель, ощущая, как по ее жилам разливается адреналин. Сейчас она врубит свет и нападет на него. Неожиданная атака обеспечит ей решающее преимущество, особенно в том случае, если он тяжело ранен.
Нора услышала громкий булькающий вдох, тихое шарканье, еще один хриплый вдох и звук очередного судорожного шага. Девушка вся напряглась, готовясь ослепить врага ярким светом и нанести смертельный удар.
Еще один шаг, шорох подтягиваемой ноги, бульканье вдоха...
Пора. Нора включила фонарь, но вместо того, чтобы ринуться на врага со скальпелем, она замерла с поднятой рукой.
И затем она закричала.
Кастер стоял на верхней ступени широкой лестницы и с неописуемым удовольствием смотрел на море голов. Слева от него находился только что прибывший со сворой своих помощников мэр, а справа – комиссар полиции. За спиной капитана топтались два ведущих детектива и его человек Нойс. Сборище было поистине внушительным. Зрителей собралось так много, что пришлось перекрыть движение по Сентрал-Парк-Вест. Над толпой висели вертолеты прессы, а лучи прожекторов заливали головы людей ярким светом. Арест Хирурга – в жизни Роджера К. Брисбейна-третьего, генерального советника и заместителя директора музея – вызвал громадный общественный резонанс. Терроризировавший город убийца-имитатор оказался вовсе не бездомным психом, обитающим в Центральном парке на листе картона. Хирургом был один из столпов нью-йоркского светского общества, сердечно улыбавшийся своим многочисленным друзьям на презентациях и филантропических балах. Это был человек, чья фигура в безукоризненно сшитом костюме часто появлялась на страницах «Авеню» и «Ярмарки тщеславия». И теперь он стоял со скованными руками как один из самых отвратительных серийных убийц в истории Нью-Йорка. Какая гримаса судьбы! И он, капитан Кастер, собственноручно его поймал.
Мэр о чем-то вполголоса беседовал с директором музея Коллопи, которого наконец выудили из его собственной квартиры в Вест-Энде. Директор больше всего смахивал на зануду-проповедника, а костюм, который он носил, можно было увидеть лишь в одном из ранних фильмов ужасов с участием Бела Лугози. Полиция, подозревая, что в доме происходит что-то неладное, взломала дверь. Копы видели тени в окнах, но на стук никто не отвечал. Говорили, что полицейские обнаружили его привязанным к постели. Директор был облачен в розовое кружевное белье, а рядом с плетками в руках стояли его супруга и еще одна женщина. Обе дамы были затянуты в черную кожу. Кастер смотрел на почтенного джентльмена и отказывался верить этим грязным слухам. Да, мрачное одеяние директора, конечно, выглядело чуточку необычным. Но поверить в то, что это олицетворение порядочности облачается иногда в розовое дамское бельишко, было положительно невозможно.
Кастер заметил, что взгляд мэра Монтифиори обращен на него. Итак, они говорили о нем. Капитану их внимание было очень приятно, но он старался этого не показать, удерживая на лице маску служаки, готового немедленно выполнить любой приказ.
Комиссар Рокер, покинув общество мэра и Коллопи, подошел к капитану. Кастер очень удивился, увидев, что у комиссара не очень счастливый вид.
– Капитан.
– Слушаю, сэр.
Комиссар некоторое время молчал, не зная, как начать. На его лице теперь можно было увидеть тревогу.
– Вы уверены?
– В чем, сэр?
– В том, что это Брисбейн?
Кастер на какой-то миг ощутил некоторую неуверенность, но тут же отмел это чувство как проявление слабости. Все улики были неоспоримы.
– Да, сэр.
– Он признал свою вину?
– Нет, сэр, прямо не признал, но сделал массу заявлений, которые указывают на его виновность. Думаю, что во время формального допроса он во всем признается. Они всегда так поступают. Я имею в виду серийных убийц. Кроме того, мы обнаружили веские улики вины Брисбейна в его кабинете...
– Вы не ошиблись? Мистер Брисбейн – весьма заметная личность.
– Ошибки быть не может, сэр.
Рокер некоторое время внимательно смотрел в глаза неловко переминавшегося с ноги на ногу капитана. Ведь Кастер ждал поздравлений, а не допроса с пристрастием.
Комиссар склонился к Кастеру и, понизив голос до шепота, произнес, как показалось капитану, с угрозой:
– Кастер, молите Бога о том, чтобы вы оказались правы.
– Я прав, сэр.
Комиссар кивнул, и на его лице появилось выражение некоторого облегчения, смешанного с тревогой.
Кастер отступил назад, почтительно освобождая место мэру, помощникам мэра, Коллопи и комиссару. Толпа пребывала в напряженном ожидании, и казалось, что вся атмосфера перед музеем насыщена электричеством.
Мэр поднял руку, над толпой повисла тишина. Он даже не дал возможности своим помощникам представить себя, решив все взять в свои руки. Накануне выборов он не мог позволить себе поделиться хотя бы частицей славы.
– Леди и джентльмены, представители прессы, – начал мэр. – Мы произвели арест по делу серийного убийцы, получившего прозвище Хирург. Подозреваемым является Роджер Брисбейн, первый заместитель директора и генеральный советник Американского музея естественной истории.
Толпа разразилась коллективным вздохом. Хотя все присутствующие уже знали о Брисбейне, заявление мэра делало это известие официальным.
– Я хочу подчеркнуть, что в данный момент мистер Брисбейн считается невиновным, хотя улики против него являются весьма весомыми.
По толпе прокатился легкий шорох.
– Это дело занимало первое место в списке моих приоритетов как мэра. На расследование были брошены все имеющиеся в нашем распоряжении силы и ресурсы. В этой связи я прежде всего хочу выразить благодарность всем прекрасным офицерам департамента полиции Нью-Йорка, комиссару Рокеру и тем мужчинам и женщинам, которые трудятся в отделе расследования убийств. Но среди всех я хотел бы выделить капитана Шервуда Кастера. Насколько мне известно, капитан Кастер не только возглавлял расследование, но лично решил загадку. Я, так же как и многие из вас, потрясен тем неожиданным и трагическим оборотом, который приняло это дело. Многие из нас знакомы с мистером Брисбейном. Тем не менее комиссар заверил меня в не допускающих иного толкования терминах, что он именно тот человек, которого мы разыскивали. Я целиком полагаюсь на эти заверения.
Выдержав короткую паузу, мэр произнес:
– Мистер Коллопи хочет сказать несколько слов.
Услышав это объявление, Кастер напрягся. Директор наверняка встанет на защиту своего главного помощника, своей правой руки. Он поставит под сомнение деятельность полиции, метод расследования и бросит тень на него, Кастера.
Коллопи подошел к микрофону, прямой как палка, с руками, заложенными за спину. Говорил он спокойно и очень сдержанно.
– Во-первых, я хочу сказать, что разделяю благодарность мэра тем замечательным людям – мужчинам и женщинам, – которые трудятся в департаменте полиции, и комиссару Рокеру за их беззаветные усилия в расследовании трагического дела. Это весьма печальный день как для нашего музея, так и для меня лично. Я хочу принести мои самые искренние и глубокие извинения городу Нью-Йорку и тем семьям, члены которых стали жертвами гнусных действий пользовавшегося нашим полным доверием служащего музея.
Кастер слушал директора со все возрастающим облегчением. Босс Брисбейна практически бросал своего помощника на съедение волкам. Что ж, тем лучше. Капитан на миг ощутил нечто похожее на недовольство действиями Рокера. Как можно сомневаться в виновности Брисбейна, если в этом не сомневается сам босс преступника?
Коллопи отошел в сторону, а микрофоном снова завладел мэр.
– Теперь я готов ответить на ваши вопросы, – сказал он.
Толпа взорвалась ревом, в воздух взлетели сотни рук. Пресс-секретарь мэра выступила вперед, чтобы регулировать поток вопросов.
Кастер посмотрел на толпу журналистов, и перед его мысленным взором возник Смитбек. Капитана весьма радовало то, что он не увидел рожи этого мерзавца среди собравшихся.
Мэри Хилл ткнула в кого-то пальцем, и Кастер услыхал вопрос:
– Каковы его мотивы? Неужели он действительно хотел продлить себе жизнь?
– Я не могу позволить себе пускаться в рассуждения о мотивах преступника, – покачал головой мэр.
– У меня вопрос к капитану Кастеру! – выкрикнул кто-то. – Как вы узнали, что это Брисбейн? Вы поймали его с поличным?
Кастер выступил вперед, придав своему лицу выражение спокойной уверенности.
– Котелок, зонт и черный костюм, – произнес он со значением и, выдержав паузу, продолжил: – Так называемый Хирург, выходя на охоту, носил именно такой наряд. Я лично обнаружил эти предметы в кабинете мистера Брисбейна.
– Вам удалось обнаружить орудие убийства?
– Мы продолжаем обыскивать офис, а также направили группы для проведения обыска в городской квартире мистера Брисбейна и в его летнем доме на Лонг-Айленд, – добавил он важно. – В поисках участвует собака, натасканная на поиск трупов.
– Какую роль в расследовании сыграло ФБР? – спросил какой-то репортер телевидения.
– Никакую, – поспешно ответил комиссар. – Никакой роли не было. Вся работа была проведена городскими силами правопорядка. На ранних этапах расследования к нему на личной основе проявлял интерес один из агентов Бюро, но его версии не нашли подтверждения, и, насколько мне известно, от дальнейшего расследования он отошел.
– Еще один вопрос к капитану Кастеру. Как вы чувствуете себя, сэр, раскрыв самое крупное дело после дела «Сына Сэма»?
Это был небезызвестный ему Брайс Гарриман. Кастер мечтал о том, чтобы кто-нибудь задал ему именно этот вопрос. Этот парень снова пришел ему на выручку.
– Я всего лишь выполнял свой долг полицейского офицера, – ответил капитан, стараясь говорить как можно более равнодушно. – Не больше и не меньше.
С этими словами он с каменным лицом отошел от микрофона под мириады вспышек фотокамер.
Монстр, возникший в луче фонаря Норы, был настолько неожиданным и таким ужасным, что девушка инстинктивно отпрыгнула назад, выронила скальпель и побежала. Ей хотелось оказаться как можно дальше от этой страшной фигуры.
Но, добежав до двери, Нора остановилась. Человек – она решила, что это все-таки человек – ее не преследовал. Он брел словно зомби, не замечая ее присутствия. Дрожащей рукой девушка направила на него луч фонаря.
Одежда висела на чудовище клочьями, все тело было в царапинах и кровоточило. Создавалось впечатление, что оно было просто сильно расчесано. Кожа с черепа была содрана и свешивалась на лицо какими-то обрывками. Комья окровавленных волос были зажаты в скрюченных пальцах правой руки – руки, кожа которой была похожа на пересохший пергамент и завивалась стружками. Губы человека распухли настолько, что стали походить на багровые бананы, усеянные белыми струпьями. Из этих гротескных губ высовывался язык, потрескавшийся и почерневший. Из глубины горла существа доносилось бульканье, при каждой попытке вдохнуть или выдохнуть чудовищный язык начинал трястись. Через дыры в рубашке Нора увидела на груди и животе человека зловещие фурункулы, сочащиеся гнойной жидкостью. Под мышками несчастного виднелась россыпь фистул, похожих на мелкие красные ягоды, некоторые из которых распухали прямо на глазах. Одна из них лопнула, а остальные продолжали расти.
Но больше всего Нору ужасали его глаза. Один из них, набухший кровью, вдвое превосходил нормальные размеры и шаром выпирал из глазницы. Глаз беспорядочно вращался, но ничего не видел. Второй глаз, напротив, был темным, сморщенным и неподвижным. В глазнице он сидел глубоко и был едва заметен под бровью.
Нора всем телом содрогнулась от ужаса и отвращения. Перед ней, видимо, была одна из несчастных жертв Хирурга. Но что случилось с этим человеком? Через какие ужасные муки ему пришлось пройти?
Когда она, окаменев от ужаса, смотрела на несчастного, тот остановился и, кажется, впервые заметил ее присутствие. Человек вздернул голову и обратил на нее выпуклый глаз. Девушка напряглась, готовая обратиться в бегство. Но в этом не было необходимости. Существо затряслось всем телом с головы до пят, его голова упала на грудь, и оно возобновило свое движение в никуда.
Нора отвела луч фонаря. Но это было еще не все. Норе показалось, что она узнала этого человека, и ее затошнило. Девушка узнала его в тот момент, когда вспухший глаз на миг задержался на ней. Она уже видела этого человека. Хотя его лицо было обезображено, Нора вспомнила, что видела его другим – уверенным и сильным. Этот человек выходил из лимузина рядом с раскопом на Кэтрин-стрит.
Она испытала такой шок, что почти не могла дышать. Что с ним сделал Хирург? Может ли она ему чем-то помочь?
Но, едва успев подумать об этом, Нора поняла, что помочь этому человеку уже невозможно.
Несчастный повернул назад и бесцельно побрел в ту сторону, откуда приплелся – в комнату, находившуюся за лабораторией.
Девушка посветила ему вслед и вдруг вдали, на границе света и тьмы, она увидела Пендергаста.
Специальный агент лежал на боку в луже крови и казался мертвым. Неподалеку от него валялся огромный ржавый топор и стояла плаха.
Подавив готовый вырваться крик, Нора пробежала под аркой и опустилась на колени рядом с Пендергастом. К ее изумлению, агент ФБР открыл глаза.
– Что случилось? – крикнула она. – С вами все в порядке?
– Никогда не чувствовал себя лучше, доктор Келли, – слабо улыбнулся Пендергаст.
Она осветила лужу крови под ним и темно-красные пятна на рубашке.
– Вы же ранены!
Пендергаст обратил на нее взгляд своих светлых и сейчас слегка затуманенных глаз.
– Да. И боюсь, что мне потребуется ваша помощь.
– Но что случилось? Где Хирург?
Взгляд Пендергаста слегка прояснился, и он спросил:
– Разве вы его не видели? Ведь он только что здесь проходил.
– Что? Человек, покрытый струпьями? Фэрхейвен? Выходит, он и был убийцей?
Пендергаст в ответ кивнул.
– Боже! Что с ним случилось?
– Отравлен.
– Каким образом?
– Он кое-что брал в руки. Из тех предметов, что находятся в этой комнате. Все, что вы здесь видите, является частью экспериментальной системы доставки ядов. Прикасаясь к оружию, он получил через кожу изрядную дозу нейротоксических веществ и других быстродействующих ядов.
Он схватил ее ладонь своей залитой кровью, липкой рукой и спросил:
– Как Смитбек?
– Жив.
– Слава Богу.
– Хирург уже начал его оперировать.
– Знаю. Состояние стабильное?
– Да. Но не ясно, как долго оно продержится. Его надо – так же как и вас – немедленно отправить в больницу.
Пендергаст кивнул и добавил:
– Я знаю доктора, который может все это устроить.
– Но как мы отсюда выберемся?
Револьвер Пендергаста лежал на полу неподалеку от них, и агент ФБР потянулся к оружию, скривившись от боли.
– Помогите мне, пожалуйста. Нам надо добраться до операционной, чтобы посмотреть, как там Смитбек, и попробовать остановить мое кровотечение.
Нора помогла агенту подняться на ноги. Пендергаст слегка пошатнулся и оперся на руку девушки.
– Осветите нашего друга, пожалуйста, – сказал он.
Монстр, некогда бывший Фэрхейвеном, бесцельно брел вдоль одной из стен комнаты. Он наткнулся на большой деревянный шкаф, остановился, попятился и снова двинулся вперед, словно не мог обойти препятствие. Пендергаст несколько мгновений следил за бесцельными маневрами Фэрхейвена, затем отвернулся и пробормотал:
– Опасности этот человек больше не представляет. Теперь возвращаемся в операционную. И как можно быстрее.
Они двинулись через анфиладу комнат. Пендергаст время от времени останавливался, чтобы передохнуть. Медленно, с большим трудом, постоянно кривясь от боли, он с помощью Норы поднялся по лестнице.
Смитбек лежал на хирургическом столе. Журналист по-прежнему был без сознания. Нора быстро обежала взглядом экраны мониторов. Все жизненные показатели были очень слабыми, но стабильными. Литровый пакет с раствором почти опустел, и она сменила его на третий – полный. Пендергаст, склонившись над журналистом, отвернул зеленые простыни и осмотрел рану. Через несколько мгновений он отошел от стола и сказал просто:
– Будет жить.
Нора ощутила огромное облегчение.
– А теперь я попрошу вас немного мне помочь. Первым делом помогите мне освободиться от пиджака и рубашки.
Нора сняла пиджак, обвязанный вокруг талии агента, и помогла ему стащить рубашку. В животе Пендергаста была неровная рана, покрытая коркой запекшейся крови. Из разбитого локтя продолжали сочиться красные капли.
– Подкатите тележку с хирургическими инструментами сюда, – указал здоровой рукой Пендергаст.
Нора выполнила просьбу. Девушка не могла не заметить, каким мускулистым было тело Пендергаста, несмотря на его видимую худобу.
– Возьмите эти зажимы, если это вас не затруднит, – сказал он, сдирая кровавую корку с раны и промывая ее бетадином.
– Может быть, вы возьмете что-нибудь обезболивающее? Я знаю, что здесь есть...
– У нас нет времени, – сказал Пендергаст. Он стряхнул кровавый комок на пол и направил свет хирургической лампы на рану. – Мне надо перевязать кровоточащие сосуды до того, как я окончательно ослабею.
Нора внимательно следила за тем, как он осматривает рану.
– Опустите, пожалуйста, лампу чуть ниже. Вот так. Отлично. Теперь, если вы дадите мне этот зажим...
Несмотря на всю свою выдержку, Нора, наблюдая за тем, как Пендергаст копается в своей ране, ощутила приступ тошноты. Через несколько секунд агент ФБР отложил зажим, взял скальпель и сделал короткий разрез перпендикулярно к ране.
– Неужели вы собираетесь сами себя оперировать?
– Всего лишь быстрая и не очень стерильная попытка остановить кровотечение, – покачал головой Пендергаст. – Но мне обязательно надо добраться до вены.
Он сделал еще один надрез, после чего сунул в рану похожий на щипцы инструмент.
Нора скривилась, словно от боли, и попыталась направить мысли на что-то постороннее.
– Как мы отсюда выберемся? – спросила она.
– Через подземные тоннели. Изучая этот район, я узнал, что на этом участке Риверсайда когда-то обитал речной пират. Судя по обилию подземных помещений под нами, я почти уверен, что его резиденция находилась именно здесь. Вы обратили внимание, какой прекрасный вид открывается отсюда на Гудзон?
– Нет, – ответила Нора, судорожно сглотнув слюну, – боюсь, что не обратила внимания.
– Это вполне понятно, учитывая, что Северная станция контроля загрязнения воды существенно портит ландшафт, – сказал Пендергаст и при помощи щипцов вытянул из раны толстую вену. – Но сто пятьдесят лет назад из этого дома открывался совершенно потрясающий вид на Нижний Гудзон. В начале девятнадцатого века речные пираты были явлением достаточно обычным. Под покровом ночи они грабили стоящие на якоре суда или захватывали пассажиров с целью получения выкупа. – Пендергаст замолчал, изучил кончик вены и затем продолжил: – Ленг, видимо, это знал. Для него было чрезвычайно важно, чтобы в доме имелся большой подвал. Передайте-ка мне этот шовный материал. Нет, не этот. Тот, который чуть толще. Номер четыре. Благодарю вас.
Увидев, как Пендергаст перевязывает вену, Нора содрогнулась.
– Отлично, – сказал он через секунду, разжимая щипцы и откладывая в сторону лигатуру. – В основном кровоточила эта вена. С селезенкой, которая определенно пробита, я ничего поделать не могу. Поэтому мне остается лишь прижечь мелкие кровоточащие точки и закрыть рану. Не могли бы вы передать мне электрокоагулятор?
Нора вручила ему прибор – тонкий синий, похожий на карандаш стержень. С электропроводом на конце. На корпусе аппарата было две кнопки. Около одной из них была надпись «разрез», а у второй – «коагуляция». Пендергаст снова склонился над раной. Затем раздалось потрескивание. Агент ФБР прижег вену. Потрескивание повторилось. На сей раз оно было более продолжительным и сопровождалось тонким витком дыма. Нора отвела взгляд в сторону.
– Скажите, а в чем состоял основной план Ленга? – спросила она.
Пендергаст ответил не сразу.
– Энох Ленг, – сказал он наконец, не отрывая глаз от раны, – хотел исцелить человечество. Доктор желал его спасти.
На миг Норе показалось, что она ослышалась.
– Спасти человечество? Но он же убивал людей. От его рук погибли десятки человек.
– Верно, – согласился Пендергаст.
Нора снова услышала потрескивание электрического разряда.
– Спасти каким образом? – спросила она.
– Уничтожив его.
Девушка недоуменно уставилась на Пендергаста.
– Да, именно в этом состоял великий проект Ленга. Он хотел очистить землю от людей; спасти человечество от самого себя ввиду его полной бесполезности. Доктор Ленг искал абсолютный яд – отсюда этот бесконечный ряд комнат, заполненных химикатами, растениями, ядовитыми насекомыми и рептилиями. У меня и до этого была масса косвенных, указывающих на это признаков. В качестве примера можно вспомнить о ядовитом материале, обнаруженном на фрагментах стекла, найденных вами в старой лаборатории Ленга. Или надпись на древнегреческом языке по окружности герба. Вы обратили на нее внимание?
Нора тупо кивнула в ответ.
– Это последние слова Сократа, перед тем как принять яд. В переводе это означает: «Крито, я должен Асклепию петуха, не забудь вернуть ему мой долг». Да, я должен был все понять значительно раньше. – Он прижег очередную точку и продолжил: – Но к полному пониманию я пришел, лишь увидев комнату с оружием. Только после этого мне удалось все связать воедино. Только тогда я осознал грандиозность его замысла. Поскольку одного абсолютного яда для реализации плана было недостаточно, Ленг работал и над созданием системы доставки. Он искал способ распространить яд по всему земному шару. После этого все самые нелепые и необъяснимые коллекции Ленга – одежды, оружия, перелетных птиц, переносимых ветром спор и все другое в том же роде – обрели для меня смысл. Эти предметы были отравлены им самим. Он экспериментировал с разными видами ядов.
– Боже, – вздохнула Нора, – какой безумный план!
– И в то же время весьма амбициозный. Ленг понял, что на его реализацию одной человеческой жизни недостаточно. Поэтому он разработал метод продления жизни.
Пендергаст отложил коагулятор в сторону и продолжил:
– Я не вижу здесь никаких материалов, позволяющих закрыть рану. Видимо, Фэрхейвен ни в чем подобном не нуждался. Если вы передадите мне вон ту марлю и медицинскую ленту, я заклею рану до лучших времен. Или, вернее, до того момента, когда ею займутся специалисты. Мне снова требуется ваша помощь.
– Удалось ли Ленгу создать абсолютный яд? – спросила она.
– Нет. Судя по состоянию лаборатории, он прекратил работу примерно в тысяча девятьсот пятидесятом году.
– Но почему?
– Этого я не знаю, – сказал Пендергаст, накладывая марлю на выходное отверстие раны. Нора обратила внимание на то, что на лице агента промелькнуло уже знакомое ей тревожное выражение. – Это очень любопытно и остается для меня большой загадкой.
Закончив перевязку, Пендергаст выпрямился. Нора, следуя его инструкциям, сделала из разорванной хирургической простыни перевязь для раненой руки и затем помогла ему натянуть рубашку.
Пендергаст подошел к лежащему без сознания Смитбеку, внимательно оглядел его и мониторы. После этого он пощупал пульс журналиста и осмотрел наложенную Норой повязку. Затем агент ФБР порылся в шкафу, извлек оттуда наполненный какой-то жидкостью шприц и воткнул иглу в подающую раствор трубку.
– Это его поддержит до тех пор, пока вы, выбравшись отсюда, не известите моего врача, – сказал Пендергаст.
– Я? – изумилась Нора.
– Моя дорогая доктор Келли, кто-то обязательно должен остаться со Смитбеком. Мы с вами переместить его не сможем. Кроме того, боюсь, что с дырой в животе и разбитым локтем двигаться куда-нибудь я просто не в состоянии. Не говоря уж о том, чтобы грести.
– Не понимаю.
– Скоро поймете. А пока, пожалуйста, помогите мне снова спуститься вниз.
Бросив взгляд на Смитбека, Нора помогла Пендергасту спуститься по ступеням и пройти мимо бесконечных коллекций. Теперь, когда она знала их назначение, эти «экспонаты» казались ей еще более ужасными.
Проходя через лабораторию, Нора замедлила шаг. В помещении, где хранилось оружие, она провела лучом фонаря по стенам и увидела Фэрхейвена. Бывший строительный магнат неподвижно сидел на полу в углу комнаты. Пендергаст бросил на него взгляд и, пройдя к тяжелой двери в дальней стене каменного склепа, с трудом открыл ее. За дверью обнаружилась еще одна примитивная, вырубленная в камне лестница. Создавалось впечатление, что они оказались в природной пещере.
– Куда ведет лестница? – спросила Нора.
– Если не ошибаюсь, то к реке.
Когда они спускались по ступеням, их охватил сильный запах влажной гнили. Вскоре свет фонаря выхватил из тьмы небольшой каменный причал, о который лениво плескались волны. На причале вверх днищем лежал деревянный ялик.
– Логово речного пирата, – сказал Пендергаст. – Этим путем он тайно выходил на Гудзон, чтобы грабить суда. Если ялик еще способен держаться на воде, вы сможете выйти на реку.
Нора осветила шлюпку.
– Вы умеете грести? – поинтересовался Пендергаст.
– В этом деле я, можно сказать, эксперт.
– Великолепно. Как мне кажется, в нескольких кварталах к югу отсюда находится заброшенная стоянка для маломерных судов. Высаживайтесь там и как можно скорее бегите к телефону. Вот листок. Это номер моего шофера Проктора. Расскажите ему, что случилось. Он тут же подъедет к вам, а затем устроит все, что требуется. Включая врача для Смитбека и для меня.
Нора перевернула ялик и спустила его на воду. Посудина была старой и протекала, но на воде держалась прилично.
– Вы позаботитесь о Билле в мое отсутствие? – спросила она.
Пендергаст утвердительно кивнул.
Нора осторожно перешла в ялик.
– Доктор Келли, – негромко произнес Пендергаст, подходя к краю причала. – Я должен сказать еще кое-что.
Девушка подняла на него вопросительный взгляд.
– Власти не должны узнать о том, что находится в этом доме. Я убежден, что где-то в этих стенах хранится формула, позволяющая продлевать жизнь. Вы меня понимаете?
– Понимаю, – немного помолчав, ответила девушка. Значение этих слов дошло до нее не сразу. Идея продления жизни всегда казалась ей фантастичной. Невероятно.
– Кроме того, должен признаться, что у меня есть и личные мотивы для того, чтобы сохранить тайну. Я не хочу лишний раз бросать тень на имя Пендергастов.
– Ленг был вашим предком?
– Да. Он мой двоюродный прадед.
Это было какое-то старомодное проявление семейной чести. Но она уже давно поняла, что Пендергаст принадлежит совсем другому времени. Нора кивнула и вставила весла в уключины.
– Мой врач переправит Смитбека в частную больницу в северной части штата. Там нам не станут задавать неудобных вопросов. Меня, естественно, прооперируют там же. Думаю, что о нашем маленьком приключении властям знать совсем не обязательно.
– Понимаю, – повторила Нора.
– Людям захочется узнать, что случилось с Фэрхейвеном. Но я сомневаюсь, что полиция сможет увидеть в нем Хирурга или связать магната каким-то образом с домом номер восемьсот девяносто один по Риверсайд-драйв.
– Выходит, убийства, совершенные Хирургом, так и останутся нераскрытыми?
– Да. Но согласитесь, что именно нераскрытые убийства больше всего волнуют воображение публики.
Нора оттолкнулась от причала и посмотрела на Пендергаста.
– Еще один вопрос. Как вам удалось освободиться от оков? Это было похоже на чудо.
В полумраке Нора увидела, как уголки губ Пендергаста приподнялись в едва заметной улыбке.
– Если фокус назвать чудом, доктор Келли, то это и было чудо.
– Не понимаю.
– Магия и семейство Пендергастов – почти что синонимы. Десять поколений моих предков были фокусниками. Мы все в этих делах эксперты. Антуан Ленг Пендергаст не был исключением. Более того, в нашей семье он считался самым талантливым иллюзионистом. Не сомневаюсь, что вы заметили в столовой кое-какие сценические аппараты. В этом доме полно потайных дверей, секретных коридоров и ложных стен. Не зная того, Фэрхейвен заковывал свои жертвы в цепи, служившие для демонстрации фокусов. Я сразу узнал наручники Гуто и кандалы из так называемой тюрьмы Бина. В них есть звено, которое фокусник может без труда разомкнуть при помощи пальцев или зубов. Для посвященного в секрет человека эти оковы не прочнее бумажной ленты.
Сказав это, Пендергаст негромко, почти про себя, рассмеялся.
Нора начала грести, плеск воды нарушил тишину низкой каменной пещеры. Через несколько секунд ялик оказался у заросшего высокой осокой прохода между двумя скалами. Нора провела лодку сквозь зеленые заросли и неожиданно для себя оказалась на просторах Гудзона. Над рекой возвышалось массивное здание станции контроля, а дальше, на севере, горбилась сверкающая двухъярусная арка моста Джорджа Вашингтона. Девушка набрала полную грудь свежего речного воздуха. Ей с трудом верилось, что она осталась жива.
Нора оглянулась назад, на проход, через который только что провела ялик. Он выглядел как заросли спутавшихся растений.
Нора взялась за весла и скоро увидела очертания старой шлюпочной гавани. Где-то далеко к югу сверкали небоскребы центральной части Манхэттена. Девушке казалось, что легкий ночной ветерок продолжает доносить до нее едва слышные отзвуки смеха Пендергаста.