Пожалуйста, не забывайте, что магия — это наука.
Нью-Йорк населен призраками костей, волос, ненужных детских колясок, смазки, засохших комков жевательной резинки, забытых серебряных рамок с фотографиями людей, которых уже никто не помнит, и даже призраком мха сфагнум, росшего когда-то там, где теперь стоит биржа. Люди живут в этом городе так давно, что останки вещей проникли в почву, в питьевую воду, даже в воздух, которым дышит Нью-Йорк. Призраки ждут на остановках и прислоняются к дверям. Единственное место, куда они не проникают — этот отель. Здесь, думает Луиза, все по-другому. Это новый мир. Он энергичный. Он современный. Элегантные гости поедают новейшие блюда: омар «термидор», почки барашка «эн броше», суфле «капун» с соусом «сюпрем», жареный цыпленок «жанет», холодное консоме с рисом, десертные тарелки с ломтиками ананасов, сливочный сыр, орехи, пирог «Аляска». Изысканный дизайн — настоящий космический век. Все обтекаемое, функциональное, скрытое. Множество служебных переходов, искусно замаскированных дверей и лестниц для персонала. Горничные проскальзывают в эти потайные ходы. Официанты пробираются за стенами номеров, ловя обрывки разговоров: «В газете пишут, что Эррол Флин оправдан по делу об изнасиловании», или «Дай, я причешу тебя», или «Конечно, милый, можно просто вызвать прислугу».
Луиза взбирается по потайной лестнице, ведущей с самого низа, от главной кухни, на тридцать четвертый этаж. Служебный лифт ходит по тому же маршруту, и потому лестницей редко пользуются, но Луизе нравится стоящая здесь тишина. Она договаривается со старшей горничной и скрывается на лестнице, чтобы подумать о поцелуе с Артуром Воганом. Неторопливо шагая со ступеньки на ступеньку, она представляет себе шею Артура, его ключицу, кончики его пальцев — и тут внизу открывается защелка. Голоса поднимаются вверх по лестнице, и она ступает на цыпочках, прислушиваясь.
— У нас часто бывают странные постояльцы, но он самый странный, и говорить нечего.
Это говорит помощник главного управляющего мистер Хаммонд, внушающий ужас скрупулезным подсчетом расхода продуктов. Его подошвы на каждой площадке звенят по железным перилам.
— Да, сэр.
А это — его секретарь мистер Вербена.
— Вы сами знаете, мистер Вербена, что счета мистера Теслы просрочены уже много месяцев…
Дверь снова закрывается, обрезая конец фразы.
Она хочет задать мистеру Тесле еще один вопрос.
Если бы мистер Тесла был из будущего, разве он не мог бы прочитать биржевые отчеты, которые когда-нибудь будут напечатаны, и вложить деньги куда надо? Да, мог бы, рассуждает Луиза. Если бы он был из будущего, он был бы богачом. Это важно, потому что, если Азор ошибается насчет мистера Теслы, он мог ошибиться и насчет Артура с Луизой.
Луиза взбирается с четырнадцатого этажа до самого тридцать третьего, перешагивая через ступеньку. На тридцать третьем расположена кладовая с чистым бельем, и она вытаскивает ключ из кармана форменного фартука. Она начинает считать. Одно, два, три, четыре, пять, шесть, и так до восемнадцати. Прижав кипу полотенец подбородком, Луиза стучится в дверь к мистеру Тесле.
— Ах ты, озорница! — небольшая компания собралась на улице перед лабораторией. Катарина и Роберт, Сэмюел и писательница Мэрион Кроуфорд. Катарина дергает за шнурок моего звонка. Дергает еще и еще, хотя я уже открываю дверь.
— Входите быстрее, пока представители закона не всполошились.
Они входят один за другим, дружно хихикая. Для полицейских обычное дело появляться у меня в дверях, расследуя жалобы соседей на голубые вспышки или шестифутовые молнии, бьющие с крыши вверх. И, конечно, был случай, когда я чуть не разрушил весь район, нечаянно вызвав миниатюрное землетрясение с помощью маленького карманного резонатора, который серией легких толчков, настроенных точно на нужную частоту, так усилил вибрацию, что задрожала вся улица Малберри. Штукатурка и сталь выгибались. Стены готовы были рухнуть под ударами моего минирезонатора, и меня тогда осенило: с помощью этого изобретения можно расколоть мир пополам, как яблоко. Тогда явилась полиция.
Я оглядываю улицу, прежде чем запереть дверь лаборатории.
Этим вечером Джонсоны заманивали меня поужинать с ними в «Уолдорфе», но я устоял перед искушением. Дане стерег дверь, стоял рядом со мной, пока я работал, хотя теперь, когда они явились, скрылся с глаз.
— Расскажи мне, что вы ели, — прошу я Сэма, разрываясь надвое и тоскуя о пропущенном ужине.
— Да… Дай-ка вспомнить. Прежде всего, финики с ветчиной, потом свежие устрицы, немного испанского хереса, бордо, бедрышко барашка с белой фасолью и пастернаком. Ирландские сыры на выбор, шоколадные тартинки и самовар кофе. Все спрашивали о тебе, — говорит он.
— Кто спрашивал? Барашек?
— Нежные цветы Нью-Йорка, вот кто. Они хотели знать, куда подевался их молчаливый и загадочный холостяк.
— О, — говорю я, — эти…
Катарина отводит взгляд, а Роберт смотрит на нее.
— И еще был целый отряд журналистов. Надеялись получить еще один расплывчатый снимок твоих темных, таинственных сербских очей.
— Нет, — говорю я.
Он дразнит меня, играя на моем тщеславии.
— Ну, ты никогда не узнаешь правды, пока прячешься в своей лаборатории, — говорит Катарина.
— Но сейчас мы требуем демонстрации опыта, — притопывает ногой Роберт, вызывая припадок смеха у Сэма и Мэрион. Подозреваю, что там было выпито немало бутылок вина.
— Да, раз уж ты уклонился от ужина ради работы, мы явились проверить, насколько ты продвинулся. Должны ведь мы убедиться, что ты не улизнул от нас в черным ходом ради более заманчивого приглашения, — добавляет Катарина.
— Более заманчивого не бывает, — говорю я им.
Я подготавливаю устройство, над которым работал в последнее время. Фокус, в некотором роде. Я подключаю маленькую платформу и смотрю, как стрелка подползает к двум миллионам вольт. Показывая своим друзьям необыкновенно высокое напряжение, я не улыбаюсь. Я хочу, чтобы они осознали потенциальную опасность. Малая доля такого напряжения легко может убить человека. Я занимаю место на платформе. И меня мгновенно охватывает огненное силовое поле: ослепительные лучи белого сияния окутывают мою фигуру. Я сам испускаю эти лучи. Я сияю, будто сам превратился в солнце, и зрители, люди, которых я считал закаленными частыми зрелищами, которые я устраиваю для них в своей лаборатории, стоят, разинув рты.
— Как видите, — поясняю я, — такое высокое напряжение облекает поверхность, пляшет по коже объекта, в то время как более низкое напряжение легко проникло бы внутрь тела и мгновенно убило бы меня. Все дело в напряжении, — говорю я, спрыгивая с платформы и стряхивая с себя запоздалые искры света.
— Но откуда ты в первый раз узнал, что это тебя не убьет? — спрашивает Сэм.
— Да, хороший вопрос. Я не был уверен.
Я запускаю вторую маленькую платформу у другой стены лаборатории.
— Пожалуйста, — просит Сэм. — Можно мне?
Он хочет сам провести опыт.
— Пожалуй, только ты должен сойти, когда я скажу.
Эта платформа установлена на механическом осцилляторе — плюс немного резины и пробки. Она производит очень постоянную и приятную вибрацию. Я обнаружил, что вибрация оказывает разнообразное благотворное действие на организм.
Сэм взбирается наверх, и осциллятор начинает раскачивать его. Он дрожит — черно-белый пудинг в вечернем костюме. Контуры его большущих усов расплываются в широкой ухмылке.
— Великие небеса, — говорит он, — никогда не бывал в таком раю. Это же, это… — и, может быть впервые в жизни, великий оратор не находит слов.
Остальных при виде Сэма, выплясывающего на платформе под действием волшебства, разбирает смех.
Выждав несколько минут, я предупреждаю Сэма:
— Теперь тебе лучше сойти. Думаю, уже хватит.
— Хоть полный кувшин посули, не сойду! — восклицает он.
— Сэм, я думаю, тебе лучше оттуда спуститься.
— Ты меня отсюда и лебедкой не стянешь!
— Запомни, я тебе советовал, Сэм.
— Я наслаждаюсь жизнью! Ничто не стянет меня с этой чудесной платформы, хоть целую армию…
— О, господи! Где у тебя, Нико? Где? — спрашивает он с отчаяньем на лице.
— Вот в том углу, за маленькой дверцей.
Теперь уже я хихикаю, указывая на ванную комнату. Сэм только что открыл мощное слабительное действие установки. [18]
— Ах ты, чертовка!
Луиза застывает за дверью, решив, что обращаются к ней.
— Теперь тебе лучше сойти. Думаю, уже хватит.
Дверь распахивается. Даже пачка полотенец, подпирающая подбородок, не мешает Луизе разинуть рот.
— Мистер, — выговаривает Луиза и продолжает: — Тесла. Вот ваши полотенца, сэр, полный набор.
— А, да. Пожалуйста, входите. Можете оставить их… — Он разворачивается. — Здесь, на умывальнике.
И Луиза входит в номер, вертя головой по сторонам в поисках человека, с которым он разговаривал. Комната пуста.
— Луиза, я должен еще раз поблагодарить вас за то, что вы мне тогда помогли.
— Мне было совсем не трудно. И даже приятно.
— Мне тоже, — говорит он.
— Вы намного лучше выглядите.
— Вы думаете?
— Да.
Поверю вам на слово.
На кровати стоит маленькое устройство, похожее на вентилятор. И вокруг разбросано множество инструментов, как будто он что-то мастерил.
— Что это? — спрашивает она, указывая на кровать, но теперь уже остерегаясь к чему-нибудь прикасаться.
— Это, — отвечает он, разглаживая пиджак ладонями, словно старается согнать с него все морщинки, — многофазный преобразователь переменного тока. Он берет электроэнергию и превращает ее в механическую силу. На этом основана большая часть современных электрических устройств.
Луиза таращит глаза, ожидая, что машина что-нибудь сделает.
— Боюсь, на вид ничего особенного.
— Ох, — говорит она.
— Но… о, знаю, у меня для вас кое-что есть.
Он открывает дверцы большого платяного шкафа в дальней комнате — туда она еще не заглядывала. Внутри — потрясающая миниатюрная лаборатория. Катушки проволоки, коробочки с болтами, полотняные мешочки, полные инструментов, о назначении которых Луиза не решается даже гадать.
— Что это? — спрашивает она.
— Довольно большая резонирующая катушка, — отвечает он так, будто она в этом что-то понимает. — Вот сюда.
Он поднимает руку над ее плечом, не прикасаясь, но поднеся довольно близко, и направляет ее к месту, где она должна встать.
— Пожалуйста, оставайтесь там, — говорит он, отходя на другой конец комнаты и открывая еще один шкаф.
Мистер Тесла шарит по комнате. Открывает множество ящичков и роется в них, а Луиза смотрит во все глаза, вцепившись пальцами в ткань фартучка.
— Один, — считает он, доставая из коробки предмет странной формы. — И два, — продолжает он, снимая чехол со второго.
Это что-то вроде электрических лампочек, соображает Луиза, только одна длинная и тощая, скорее трубка, чем груша, а вторая — почти правильная сфера на стебельке контакта.
— Вот, — говорит мистер Тесла, давая ей в каждую руку по лампочке. Проверяет, закрыты ли шторы на окнах.
Они закрыты. Луиза чувствует себя пугалом. Она держит лампочки как можно дальше от себя.
Он выключает весь свет, оставляя номер почти в полной темноте. Только полоска тусклого январского неба виднеется сквозь щель между шторами. Луиза набирает в грудь воздуха, готовая ко всему, что бы он ни готовил для нее — электрический стул, кровь, совместные научные исследования и опыты. Она готова.
— Вы вполне готовы?
— Да, сэр, — отвечает она ему.
— Прекрасно, — говорит он и ненадолго замолкает. — Это старый трюк, — говорит он, стоя неподвижно в темноте.
Луиза слышит только их дыхание и гудение лифтовых кабелей в конце коридора. Наконец раздается щелчок тумблера и нарастающее гудение — что-то начинает вращаться.
— Держите крепче, — велит он ей.
К этому времени Луиза держит их так крепко, что ей кажется, будто каждая мышца тела сделана из хрупкого кварца, окаменела от тревоги и восторга.
— Прекрасно, — повторяет он. — Держи крепче, Катарина, — говорит он, и Луиза, хотя ее зовут Луиза, а не Катарина, держит крепко.
Я щелкаю пальцами, и появляется огненный шар. Я держу его, как раненую птицу, как бьющееся сердце. Я держу его в ладонях и подношу сначала Катарине, потом Роберту. Огненное сияние освещает их лица. Дав посмотреть и Мэрион, я помещаю шар в маленькую деревянную коробку, где он и гаснет. Я даю разнообразные лампочки в обе руки каждому, даже Сэму, который вернулся из уборной. Мы вместе стоим в темноте. В городе очень тихо, должно быть, уже второй час ночи. Я щелкаю выключателем, и лампы, получив переданный без провода заряд, загораются. Комната наполняется светом. Катарина и Роберт размахивают в воздухе сияющими лампами. Сэм просто вертится на месте.
И тут происходит чудо. Сначала она решает, что ей померещилось. Она думает, что из-за напряжения мускулов глаза начинают обманывать ее, но вскоре сомневаться уже не приходится. Лампочки, которые она держит в руках, загораются — вначале слабо, но свет нарастает. Лампочки ни к чему не присоединены. Руки у нее потеют. И все же свет становится ярче.
— Как? — спрашивает она его.
— Это в воздухе. Это даже в вашем теле. Электричество все время невидимо окружает нас. Оно может двигаться через эфир, как радиоволны. Может пройти сквозь вас, не оставив ни царапины. На самом деле, — говорит он, вступая в круг света, исходящего от ладоней Луизы, — я думаю, оно даже полезно для здоровья.
Луиза таращит глаза на лампы. Она понимает, что в это нельзя поверить, это магия, и этот момент кажется ей самым подходящим, чтобы спросить:
— Мистер Тесла, вы из будущего?
— Из будущего? — Он не удивляется, как будто вопрос этот порядком ему наскучил. — Нет, милая. Из Смилян, — говорит он, качая головой и глядя в пол. — Нет.
— Но как же тогда вы это делаете? — Луиза показывает ему две горящие лампочки — лампочки, не присоединенные ни к батарейке, ни к проводам, волшебно сияющие на ее ладонях. — Это магия, — говорит она ему. — Так что получается, либо вы волшебник, либо из будущего.
— Ничего другого мне не остается? — спрашивает он.
Она видит в свете лампочек его профиль. Он качает головой — нет.
— Нет, — говорит он. — Я не из космоса и не из будущего. И это не магия, а просто наука, чистая техника. — Он прямо встречает ее взгляд. — Магия, религия, оккультные знания, все это — все это оправдания для неверия в то, что все возможно здесь, на Земле. Я не желаю быть волшебником. Я хочу, чтобы люди поняли: то, что им никогда и не снилось — возможно. Автомобили, бегущие по воде. Хирургические операции, не повреждающие кожи. Беспроводная передача знаний и энергии. Я хочу, чтобы в это верили, Луиза, — говорит он и, щелкнув тумблером, выключает электричество, погружая комнату во мрак. — Вы мне верите? — спрашивает он.
— А как насчет подозрительных документов? Записей на иностранном языке?
— Он был когда-то влюблен, но, думаю, очень давно. И он это отрицает.
— При чем тут это?