Не вполне осознавая, что я делаю, я спрыгиваю вниз, где меня подхватывает Иос, который словно бы только этого и ждал.
— Я должна быть там, — говорю я и смотрю в его глаза. — Ты поможешь мне?
В любой другой момент он начал бы отговаривать меня, спорить со мной и стараться переубедить, но сейчас я вижу в его глазах только готовность сделать всё, что нужно, даже погибнуть, если потребуется.
Трибуны погружены в ужасную тишину, которая становится всё более и более пугающей с каждым шагом. И в основном из-за того, что эту тишину раздирает один единственный звук, оглушительно обрушивающийся на головы всех, кто его слышит.
Крик Каэна, горящего заживо. Я иду вперёд, видя перед собой только сердце Каэна, трепещущее от ужасного осознания скорой смерти, от боли и от страха. Да, он боится, но ещё больше боюсь я, и этот страх передаётся ребёнку, живущему во мне. Нити, которые я испускаю, множатся с каждым моим шагом, они усиливаются и разветвляются, словно древесные корни, опутывая всю площадь, смешиваясь с бесчисленными нитями драконов, стоящих вокруг Каэна. Теперь я уже не таюсь, теперь в этом уже нет смысла. Теперь уже всё не имеет смысла. Если он умрёт, то умру и я, умрёт и мой ребёнок.
Когда я спрыгиваю на песок площади, ко мне тут же бегут солдаты, которые выставлены по периметру специально для того, чтобы останавливать тех, кто вдруг захочет с трибун попасть туда, где проходит сама церемония. Они заносят мечи, и я знаю, что им нужно всего раз нанести удар, чтобы убить человека… Но я, кажется, уже не вполне человек.
Я впиваюсь нитями в полдюжины сердец и останавливаю их, с сожалением отмечая, что после такого они вряд ли выживут. Солдаты падают в песок, словно подкошенные. Иос подбирает меч одного из них и идёт за мной следом, глядя на то, как к нам стекаются десятки разъярённых солдат в сверкающих доспехах. Солнце так ярко отсвечивает от их начищенной золотой брони, что едва не слепит.
Им всем придётся умереть сегодня, и они ещё даже не знают об этом. Десятки солдат падают замертво, я прохожу сквозь них, как серп, сквозь траву, а те, кому удаётся приблизиться на расстояние удара меча, падают, сражённые мечом Иоса.
Сейчас весь мир для меня сосредоточен в одной точке, весь мир сосредоточен на сердце Каэна, недостойного жить, но обязанного выжить.
Я иду с закрытыми глазами, чувствуя, как вокруг меня один за другим падают всё новые и новые солдаты. Наследник не позволит приблизиться ко мне. На их горе, они не знают об этом. Каждый, кто достаточно безрассуден, чтобы подбежать ко мне, делает последний вздох. Я несу смерть, которая охраняет жизнь моего ребёнка, смерть, которая должна спасти жизнь Каэна. Это несправедливо, но другого выбора нет.
Пока я смотрю на его сердце, охваченное пламенем, моё собственное сердце постепенно превращается в камень.
— Уходите и останетесь живы, — кричу я, но они не слушают. Личная гвардия императора, усиленная доспехами, накачанными драконьей силой, погибает с пугающей скоростью, пока до их командира наконец не доходит, что если они будут и дальше пытаться меня остановить, их не ждёт ничего, кроме смерти.
Я открываю глаза и встречаюсь взглядом с глазами капитана гвардии. Его лицо искажено гримасой злости и решимости, его клинок обнажён, и он собирается броситься в атаку, чтобы остановить меня.
— Не делай этого, — говорю я, посылая звук своего голоса ему прямо в голову. — Пощади своих людей. Каждый из вас умрёт. — Я ношу истинного наследника этой империи., отзови своих воинов и будешь жить.
Я молю бога, чтобы он внял моей просьбе. Я вижу, как рука, держащая меч, дрожит, и наконец, спустя мгновение, он отходит, отзывая своих людей, резким приказом. Его мощный голос едва может перекричать ужасный вопль Каэна, который всё ещё бьётся в огненной агонии.
— Убейте её! — кричит Салемс, в ярости указывая на меня пальцем. — Чего вы встали, идиоты?
— Нет, — говорю я, посылая половину своих нитей прямо в грудь Салемса, отчего он едва не падает и делает несколько шагов назад. — Ты знаешь, кто я.
— Корона убивает изменника, никто не смеет беззаконно вторгаться в дела бога. Я знаю, кто ты, ты жена изменника и должна ответить за его предательство вместе с ним.
Его голос кажется визгливым и бессильным. Совсем не такой голос должен быть у императора.
— Тогда останови меня, — говорю я и снова обрушиваю на него поток нитей, который отбрасывает его назад. Киллиан поддерживает отца, чтобы тот не упал. Но тот тут же вырывается и бросается на меня. И на этот раз я сосредотачиваю на ударе все свои нити, не обращая внимания на то, что он пытается проникнуть в моё сердце и остановить его. На этот раз Салемс не выдерживает всей мощи удара и с криком изумления падает на землю. Он катится кубарем, вздымая золотой песок в небо.
Я отворачиваюсь от узурпатора и переключаю все внимание на Каэна, который каким-то чудом все еще жив, хоть и охвачен пламенем с ног до головы. Я вижу, как он зарывает горящие пальцы в песок и тот плавится под ними, словно воск. Это невероятно, но даже лишенный силы, он выдерживает этот огонь и не погибает.
Я опутываю Каэна нитями, заключая его в кокон, пытаясь остановить его агонию, сохранить жизнь, которая каким-то чудом еще теплится внутри…
Чувствую, что внутренний огонь разгорается так, как не горел никогда. Я сама словно бы превращаюсь в светящуюся фигуру переполненную силой. Я и предположить не могла, что внутри меня дремлет такая мощь.
Бросаю мимолетный взгляд на двенадцать драконов, которые в недоумении смотрят на меня, явно сбитые с толку.
— Остановите ее, она изменница и должна умереть! — кричит Салемс, выплевывая песок изо рта. Я чувствую, как его нити тщетно пытаются пробиться сквозь мою защиту, но опадают, словно встретив непреодалимую преграду. — Что вы ждете, идиоты?
И тут я чувствую, как сразу несклько драконов обрушивают на меня яростный удар, так что я спотыкаюсь, но все же делаю последний шаг вперед.
Я оказываюсь на расстояние одного шага от пылающего Каэна, и не думая больше ни мгновения, погружаю руку в огонь, хватаясь за ослепительно сверкающую раскаленным металлом корону на его голове.