Рантар ведёт меня тем самым тайным ходом, через который в мою комнату проникал он сам и королева Ларана.
Вход всё же обнаруживается в гардеробной.
Просто я бы в жизни не догадалась нажать несколько выступов в стене в определённой последовательности.
— Любопытно, а способ запереться изнутри от вторжений через тайный ход имеется?
— Имеется, — хмыкает Рантар, — но я тебе его не скажу. Хочу приходить в твою спальню, когда посчитаю нужным.
Звучит угрожающе, но я не боюсь. У Кандаана была возможность получить меня, он отказался.
Иду позади Рантара, глядя в спину, обтянутую чёрной шёлковой рубашкой. Тонкая ткань очерчивает широкие плечи, обозначает крепкие мышцы рук.
Советник чеканит шаг и звук эхом отдаётся в тёмном, сумрачном коридоре.
Я думаю о том, что дракон уже не первый раз идёт мне навстречу. Перенёс в Изумрудный коготь за вещами, устроил свидание с отцом, не говоря уж о спасении Джерана.
Возможно, стоит довериться ему? Рассказать о детях?
Что лучше — умолять его не разлучать меня с ними или всю жизнь терпеть прикосновения кузена?
Из тайного хода мы попадаем в одну из башен и начинаем спускаться по узкой каменной лестнице. С каждым шагом становится всё холоднее. Вскоре доносится смрадное дыхание королевской тюрьмы.
Плесень, человеческие испражнения, гнилая солома.
Внезапно Рантар останавливается, и я впечатываюсь в его спину. Судорожно вдыхаю свежий запах его тела. Сейчас присущий ему аромат горьких трав — как глоток чистого воздуха. Даже не замечаю, что прижимаюсь к его спине слишком долго. Не могу надышаться.
— Может, перестанешь ко мне прижиматься? — хрипло говорит он.
— Простите, в темнице ужасно воняет, а ты… — Рантар разворачивается и буравит меня синим взглядом. — Твоя одежда пахнет свежими травами.
— Значит, я пахну лучше, чем тюрьма? Рад слышать, — усмехается дракон и толкает тяжёлую кованую решётку.
Она с визгом распахивается внутрь, и я вижу своего отца.
Антор Маалан выглядит измождённым. Сидит на каменной лавке, прислонившись затылком к стене. На нём та же самая одежда, что и в день ареста. Белая рубашка давно стала серой. Сюртук выглядит затёртым. Волосы в беспорядке, а на подбородке выступила тёмная щетина, щедро приправленная проседью.
— Отец!
Сажусь рядом с ним, беру холодную ладонь в свои руки. Провожу по его лбу, опасаясь лихорадки. Я умудрилась простудиться всего за одну ночь в темнице, а он здесь уже два дня, но, кажется, здоров. Только устал.
Отец открывает глаза и слабо улыбается:
— Элена, ты в порядке?
— Да, всё хорошо. Мне выделили комнаты во дворце. Дети живут в соседних апартаментах. Нашу гувернантку тоже отпустили.
Отец переводит взгляд за мою спину и сухо говорит:
— Спасибо.
— Я сажаю в тюрьму только виновных, — ледяным тоном отвечает ему Рантар.
— Неужели ты и в самом деле планировал устранить короля Норэна? Я никак не могу в это поверить!
— Нет, конечно, нет, дочка, — устало говорит отец, и я тут же бросаю гневный взгляд в сторону Советника.
— Дослушай его, — советует дракон.
— Но я действительно виновен. Я планировал убийство Её Величества.
— Что⁈ Но почему?
Я не верю своим ушам. Конечно, королева — та ещё стерва, но, чтобы отец… мой мудрый, добрый папа планировал чьё-то убийство.
— Она использует запретную магию.
— Это не так, — чеканит дракон за моей спиной.
Я замираю. Смотрю отцу в глаза и… не знаю, как показать, что верю ему.
— Мне никто не верит, — продолжает отец. — У меня нет прямых доказательств, только косвенные и показания некоторых свидетелей.
— Которые отказались от своих слов, — вставляет Советник.
— Да, отказались, — устало соглашается мой бедный, измученный папа. — Струсили, отказались, сдали меня.
— Как же так⁈ — по моим щекам бегут слёзы. — Может быть, можно найти ещё какие-то свидетельства?
Смотрю на Рантара, надеясь найти там хоть проблеск сомнения. Хотя бы намёк, что он готов поверить в эту версию — тогда… да я сразу бы раскрыла всё, что узнала сегодня. Ищу и не нахожу. Лицо лорда Кандаан застыло непоколебимой маской. Конечно, он ни за что не поверит в том, что его любовница виновата!
— Нет! — вдруг восклицает отец, а потом сжимает мою руку, смотрит прямо в глаза и добавляет чуть тише. — Нет, доченька. Прошу, не пытайся ничего изменить. Я виновен, я замышлял убийство, и я понесу наказание. Думай только о себе и детях. Иди. Надеюсь, перед казнью Советник разрешит нам с тобой проститься.
Я обращаю залитое слезами лицо к Рантару и сквозь пелену вижу, как он кивает.
Отец обнимает меня за плечи и шепчет.
— Ты помнишь колыбельную, которую я пел тебе в детстве?
— Что? Какую колыбельную?
Отец меня любил и баловал, конечно, но спать меня всегда укладывала гувернантка.
— Забыла, — с грустной улыбкой произносит он. — Я напомню тебе, а ты обещай не забывать больше.
Киваю, плохо понимая, о чём он говорит.
И тут отец начинает насвистывать какую-то мелодию.
Я не сразу понимаю, что этот мотив — послание, зашифрованное языком растений.
И то только потому, что одно слово повторяется три раза: не доверяй, не доверяй, не доверяй!
— Что? — переспрашиваю я, а потом спохватываюсь и прошу. — Кажется, вспомнила, но напой, пожалуйста, ещё раз.
Отец повторяет мотив, и на этот раз я понимаю всё.
«Не доверяй Рантару! Не доверяй Освану! Не доверяй Далаану! Они все под властью королевы».
— Не забудешь теперь? — улыбнулся отец уголками губ.
— Не забуду, — обещаю я, целую его в колючую щёку и едва слышно шепчу: «Всё поняла».
Это даже не шёпот, скорее выдох, но папа улыбается чуть шире. Значит, расслышал.
Наконец, выдаётся пара спокойных дней.
В первой половине дня дети занимаются с гувернанткой, я же посещаю королевскую библиотеку, ищу язык заклинания, которое записала с мелодии лотоса.
Магия смерти запретна, а следовательно, и знания, касающиеся её — тоже.
Поэтому я не обращаюсь за помощью к пожилому хранителю.
Конечно, сборник заклинаний я не найду, но мне он и не нужен. Я читаю мифы, легенды и страшилки, чтобы понять — кто создал магию смерти, и какой язык использовался для этого.
Наконец, нахожу информацию о том, что магию смерти принесли в наш мир переселенцы из иного мира. Как они появились толком неизвестно, но в легендах писалось следующее: «Они вышли из горного пламени, не тронутые огнём. Их тела защищали чёрные щиты. И спустились они в долину Потока и создали своё поселение».
Долина Потока — старинное название одного из горных королевств, которое ранее находилось между Эссетом и Дарркатом, но уже давно прекратило своё существование, завоёванное и поделённое на части нашими странами.
«Их волосы была цвета чёрного золота, а глаза — зелёными. Их язык был незнаком нам, а магия не видана. Они не могли обратиться драконами, но могли победить дракона без оружия».
Женщин не трогали. Они пришли с детьми, поселились и мирно жили, но слухи об их магии распространились быстро. Поэтому к ним потянулись странники, но они отказывали всем.
«Не трогайте нас, и мы не тронем вас, сказала зеленоглазая ведьма. Они отказывали всем, но на меня в их местах напали дикие звери. И ведьмы взялись за лечение».
В общем, пришелицы вылечили неудачливого странника, а потом и позволили ему остаться. Он изучил их язык, создал словарь и первую книгу заклинаний. Начал распространять диковинную магию по миру, но это плохо закончилось, и магию запретили. Книги заклинаний сожгли (или спрятали от любопытных глаз), странника казнили за распространение, поселение уничтожили, но магию уже было не остановить. Веками то тут, то там появлялся какой-нибудь умелец, который где-то раздобыл книгу или у кого-то научился.
Потому и потребовались законы.
После долгих поисков я нахожу словарь, но за расшифровку приняться уже не успеваю.
После обеда мы отправляемся в оранжерею.
Ларана отозвала штат садовников и теперь меня каждый раз ждёт довольно много работы.
Полить, прополоть, пересадить увядшие растения.
Дети с радостью помогают мне. Дёргают сорняки и поливают клумбы.
Я пересаживаю погибшие растения.
Дети так увлечены процессом, что я даже теряю их из вида.
Всё ещё пересаживаю розовый куст, а они уже убежали вглубь оранжереи.
Заканчиваю с кустами и направляюсь к искусственному прудику с лотосами, где застаю следующую картину.
Райлин сидит на краю прудика, выложенного камнем, и горько плачет. Джеран гладит сестру по спине.
— Что случилось? — с тревогой спрашиваю я.
— Цветочек погиб, — сквозь слёзы отвечает малышка и показывает пальцем на погибший лотос. — А скоро погибнет и его братик.
На поверхности воды плавает почерневший цветок, а рядом с ним ещё живой собрат, но уже с потемневшими кончиками.
— Мне жаль, милая, — обнимаю дочку. — Но так бывает.
Не понимаю, почему её расстроили именно лотосы, ведь она видела, как я выкапываю другие засохшие растения и сажаю новые.
— Я могла помочь, — всхлипывает Райлин и трётся мокрым носом о мой рукав.
— Как же ты могла помочь?
— Я могла снять паутинку!
— Могла?
Кладу руки на худенькие плечики, отстраняюсь и внимательно смотрю дочери в глаза.
— Ты уверена?
— Да, — всхлипывает она. — Я даже попробовала прошлый раз. Просто берёшь пальцем, и она отлипает. Просто ты сказала, что ничего нельзя трогать. Здесь же королевский сад…
— Райлин, а к тебе эта паутинка не пыталась прилипнуть.
— Нет, — немного удивлённо отвечает дочь. — Ко мне она не может прилипнуть.
— Почему ты так думаешь?
— Потому что я — ал’лааме.
— Что такое ал’лааме?
— Не знаю, — пожимает плечами Райлин. — Я только знаю, что легко могу снять паутинку, потому что я ал’лааме. Мама, я же могу спасти остальные цветы!
И, прежде чем я успеваю возразить, она тянется к лотосу и пальчиками снимает с него невидимую для меня паутинку. Я, наверное, схожу с ума, но потемневшие лепестки на глазах расправляться, обретают здоровый розовый цвет. Моя дочь что? Только что вылечила цветок⁈
Ответом мне становится мелодия. Полная надежды, радости и благодарности. Впервые я слышу, как в королевской оранжерее растение поёт без моей просьбы.
— Вот! — радуется Райлин и хлопает в ладоши. — Я и правда помогла! Теперь сниму паутинку с остальных. Она бежит по краю пруда, тянется к каждому цветку, до которого может достать, и снимает невидимую паутину.
Лотосовый пруд оживает. Мелодия обретает объём и превращается в симфонию радости.
Только я испытываю самый настоящий ужас, понимая, о чём поют цветы.
— Великая Двойня снова пришла в наш мир! — ликуют они. — И Видящая уже пробудилась.