Изгой

Глава 26 (2423 н. э.)

Коротышка-Сын Чиир-Нига, он же Поедатель-Травы, он же Наставник-Рабов, был наконец дома, и сердце его трепетало от радости. Р'хшссира, это раскаленное ископаемое, отчего оно так мило ему? А Хссин? Что он для Наставника? Отчего так не терпелось пробежаться по старому загону и посплетничать со Смотрителем?

Мягкий-Желтый сидел в командном центре и проверял показания приборов, еще задолго до того, как док вышел к месту назначения. Он взял на себя роль няньки шумного Луи, потому что агрессивный малыш совершенно измотал Нору и ей требовался отдых.

— Гр-р-роуф! Отойди оттуда! — приказал Наставник. Он несильно шлепнул ребенка и вернулся в кресло. — Иди сюда. Скоро ты увидишь кое-что интересное.

Кзин надеялся поразить мальчика видом звездных россыпей. По правде говоря, дети пробудили в Мягком-Желтом отцовский инстинкт, а Луи был единственным самцом.

Тишина электромагнитного эфира начинала беспокоить. Приборы отказали?

Луи тем временем, воровато оглядываясь на полосатого монстра, готов был возобновить свою опасную забаву. Все в порядке. Можно действовать. Кзин занят.

Безжалостная правда открылась, когда «Самка» начала сближение с орбитой Хссина и электромагнитный телескоп выдал первые снимки. Горестный рык бесконечного отчаяния вырвался из груди Наставника. Хаос! Эти безволосые упыри уже побывали здесь! Пришли и ушли, не оставив камня на камне!

Орбита больше не светилась привычными гирляндами пассажирских и грузовых судов.

Наставник выл и кидался с когтями на стены.

Луи нырнул под штурманский стол, ввергнутый в ужас, оставив пластиковый кусок обшивки наполовину воткнутым в клавиатуру.

Убитый горем кзин видел только, как детеныш пытается сломать его компьютер. Когти вцепились в завизжавшую мартышку, вытащили из укрытия. Бритвы-челюсти откусили голову, и крики тут же стихли. В ярости Наставник разорвал тельце мальчика на части. Жажда крови заставила проглотить руку. Но разве он был голоден?! Отшвырнув труп, кзин в отчаянии принялся колотить себя в грудь.

Клыкастый Бог из прихоти покинул их! Хссин должен был получать новости с Ка'аши! Он вернулся к кзинскому названию Дивной Тверди, не способный думать или говорить на человеческом наречии. О злой рок! Смерть, что быстрее света, спустилась с небес! И у семьи Нига не было шанса. Его мать! Окровавленными когтями он рвал свою гриву в клочья. Хамарр великолепная, обожаемая защитница, друг детства, первый друг! Мертва! Подобно смерчу он носился по мостику, кроша и ломая сувениры с Ка'аши. С какой любовью он их собирал! Хамарр бы покорили фарфоровые статуэтки, теперь разбитые вдребезги о стены.

Ярость кзинов не ведает границ. Но порой ее сменяет жалобное мяуканье. Он бросился к верным друзьям — Длиннолапу, Шутнику и Ползуну, которые в немом ужасе созерцали кровь на камзоле Мягкого-Желтого.

— Смотритель-Джотоков мертв! — простонал кзин, и они разделили с ним это горе. Ибо язык горя и душевных страданий понятен каждому во Вселенной. Здесь не нужен изощренный интеллект. Сострадание идет из сердца.

Джотоки помогли Наставнику прибрать на мостике. Осмотр планеты наглядно продемонстрировал всю жестокость монстров-приматов. Во многих районах не осталось ровным счетом ничего. Там, где прежде высились электростанции, теперь чернели огромные опалины. Невелик труд уничтожить космическую колонию… Достаточно пробить дыры в герметичных крышах.

В загоне они нашли иссушенного джотока, одного из диких, застигнутого ядовитыми парами атмосферы Хссина как раз когда он взбирался на дерево. Выпаренная материя листьев до сих пор хранила зеленый цвет. Старый великан Смотритель у себя на кухне, в лапах консервная банка с мясом ватаков. Обезвоженный оскал. Слуга-джоток, пришедший на помощь хозяину, превратился в сухую груду конечностей.

В свете фонаря отыскали мумию Хамарр, сжимавшую троих крошечных котят; не ее, она была уже слишком стара. Наставник рухнул на колени перед матерью, прижал мумию к груди и рыдал, рыдал, словно слабый детеныш. Казалось, и по ее щекам до сих пор текут тихие слезы.

Погибли даже гнилостные бактерии. Попалась комната, полная задохнувшихся кзинррет и котят. Помещение было защищено от воздействия ядовитой атмосферы Хссина.

Но где-то ведь должны быть выжившие?! Наставник продолжал поиски, не зная отдыха. Какое-нибудь укрытие с мобильными системами жизнеобеспечения… Город, который существует в губительных природных условиях, — это не единое целое, это комплекс из самостоятельных жилых секций, построенных с учетом возможных катастроф. Гибель одной из секций допустима, но ведь какие-то должны остаться невредимыми! День за днем Мягкий-Желтый вел безотрадные поиски, и всюду за ним следовали неутомимые джотоки, руки которых спали по очереди. Но усталость брала свое. Кзин был измотан. Ему требовался отдых. Все, что ему удалось обнаружить, — это следы человеческого десанта, высадившегося после воздушной атаки, чтобы совершить акт геноцида.

Отшельники. Команда «Самки» — отшельники в изгнании. По-прежнему одни. Одиннадцать джотоков, самка-примат, две мартышки-сиротки и кзин.

Нора принялась расспрашивать, что случилось на поверхности. Еще хотела узнать, где же Луи, но не решилась. Она чувствовала ярость Наставника. Несчастный, замученный Луи, который ненавидел всех и вся и был способен слушаться и улыбаться, если только смотришь ему прямо в глаза со всей строгостью…

Мягкий-Желтый прекратил говорить с Норой на английском, позаботился о том, чтобы она лишилась доступа к любой информации о собственной культуре. Теперь он обращался к ней только на упрощенном Наречии Героев, которым пользовались джотоки.

— На Хссине больше никого нет! — прорычал он. — Твой флот истребил всех. Даже котят.

Не следовало оставлять на него Луи, сокрушалась Нора. У нее появилась теория, что кзинские самцы должны обладать завидными воспитательными способностями, спрятанными… Где-то спрятанными, поскольку уж их самки едва ли вменяемые существа. «Я ведь пыталась вызвать в нем сострадание. Сострадание? Да, именно это я и хотела сделать».

Но в действительности Аргаментайн просто требовалось время, чтобы отдохнуть от выходок озлобленного ребенка. Глупенький Луи… Если уж он был способен вывести из себя даже «любвеобильную Нору», то как, должно быть, взбесил он кзина, только что потерявшего и семью, и все свое племя!

«Думаю, Мой Герой убил его…»

— Что с Луи? — спросила она отрывисто. Ей необходимо было знать.

Но Наставник не ответил. Он отвернулся, полный раскаяния, как всякий кзин, только что сожравший собственного котенка.

Несколькими днями позже, размышляя о том, как переправить Нору на Хссин, он пришел к ней и рассказал все, не вдаваясь, впрочем, в подробности. О Луи, о семье, о проведенных на Хссине годах… О том, как отец убил сводного братика Наставника исключительно в воспитательных целях.

«Бедный, бедный Луи… Я спасла его и сама же бросила в логово льва».

И… о ужас! Она не чувствовала ничего, кроме облегчения! Возможно, густой пушистый мех действительно превращал ее в кзина.