Избранные произведения в одном томе

Глава 1

Полковник Натали Норвуд вышла из подземного командного пункта и вошла в лифт. В лифте, обычно идеально чистом, едко пахло рвотой, валялись окровавленные бинты, использованные катетеры и пустые пакеты от внутривенных растворов. Врачи не теряли времени даром, когда спускали бесконечный поток раненых солдат с опустошенной теперь поверхности планеты.

Она кивнула часовому и смотрела, как смыкаются бронированные двери. Блестящий металл был забрызган кровью. Все пятнышки казались одинаковыми по величине. И чем ближе к полу, тем их было больше. Солдат нажал на кнопку, механизм зажужжал, и лифт пошел вверх. Норвуд вдруг застеснялась своей форменной одежды, блестящих медалей и начищенных ботинок. Очень уж они отличались от опаленного огнем бронежилета, треснувшего забрала и потрепанной в бою винтовки охранника.

Оба сражались, и оба проиграли.

Инопланетянам с Хадаты потребовалось всего пять дней, чтобы разделаться с четырьмя орбитальными боевыми станциями Мира Уэбера, уничтожить три эскадрильи устаревших воздушно-космических истребителей, посланных военно-космическим ведомством, и опустошить все главные города планеты.

В одном из этих городов, Хелене, находились резиденция губернатора и генерального штаба. Высокопоставленные чины как раз совещались, пытаясь решить, что делать, когда подземная торпеда взорвалась прямо под командным пунктом.

От этого взрыва образовался кратер настолько огромный, что он отклонил русло Черной Реки и создал новое озеро. А командование перешло к прежде ничем не примечательному армейскому полковнику по имени Натали Норвуд.

Что за насмешка? Командование. Чем командовать-то? Челноком, который доставит ее на вражеский линкор? Ручкой, которой она подпишет капитуляцию?

Лифт остановился. Дверь открылась. Охранник поднял забрало шлема. Ему было лет семнадцать, сущий ребенок, с мягким белым персиковым пушком на щеках и на подбородке. Дрогнувшим голосом он спросил:

— Мадам? Она помедлила. — Да?

— Почему они не прекращают?

Норвуд не знала, что сказать. Солдат задал тот самый вопрос, который больше всего ее мучил. Хадата давно уже выиграла эту битву. Так почему они продолжают? Зачем атакуют объекты, уже захваченные? Зачем бомбят города, уже разрушенные? Это не имело смысла. С человеческой точки зрения — не имело. Норвуд заставила себя улыбнуться.

— Не знаю, сынок. Его глаза умоляли.

— Вы остановите их? Норвуд пожала плечами.

— Я постараюсь. — Она через силу улыбнулась. — А ты следи, чтобы эти гаденыши не добрались до моего бара.

Солдат засмеялся.

— Не беспокойтесь, полковник. Об этом я позабочусь.

Норвуд кивнула.

— Ну, пока.

Она чувствовала себя виноватой, что не сумела ответить на вопрос охранника. Считается, что офицеры должны знать все, но хадатане были загадкой.

Императорский исследовательский корабль наткнулся на них два года назад, установил начальный контакт, но узнал только, что эти инопланетяне технологически развиты и очень подозрительно относятся к чужакам.

Почему они напали и продолжают атаковать — неизвестно. Ей оставалось одно — связаться с хадатанами, удовлетворить все требования, которые они выдвинут, и ждать помощи.

Она вышла из лифта в подземный ангар. Огромный, он казался еще больше из-за отсутствия воздушно-космических истребителей, ушедших вместе со своими командами. «Ушедших» не в смысле «вылетевших на патрулирование», а в смысле «ушли и никогда не вернутся».

Их нет, но остались следы: желтые линии, разделяющие места стоянки, жирные пятна, которые так и не поддались усилиям самого ревностного начальника наземной команды удалить их, и неистребимая вонь реактивного топлива.

По стенам тянулись трубы, висели технические табло и лозунги по технике безопасности, а в самом центре задней стены красовалась двадцатифутовая трехмерная голограмма эмблемы эскадрильи: череп в офицерской фуражке и девиз: «Тронь меня, и ты покойник».

Сейчас это вызывало иронию.

Шаги Норвуд гулким эхом разнеслись по ангару, когда она направилась к мрачно припавшему к полу челноку. Этот большой V-образный самолет еще недавно служил для развлечения высокопоставленных лиц, а теперь составлял четвертую часть оставшихся военно-воздушных сил планеты.

Из теней, словно призраки, появились люди. Специалисты по двигателям, специалисты по компьютерам, по оружию и прочему. Одни пришли на своих двоих, другие прибыли на досках на воздушной подушке, а один — в двенадцатифутовом экзоскелете.

Эти мужчины и женщины вооружали самолеты, обменивались шутками с пилотами и отправляли их на смерть. Они смотрели на полковника умоляющими глазами, не ожидая хороших новостей, и все же надеясь на них.

Норвуд кивнула, выдавила улыбку и зашагала по дюракретовому полу ангара, показавшегося вдруг очень длинным.

Наземная команда проводила ее взглядами, впитала ее молчание и снова исчезла.

Капитан Боб Эллис ждал у челнока. Это был резервист и, как большинство резервистов, ужасно неряшливый. Боевая форма висела на нем спущенным воздушным шаром, оружие на поясе, казалось, вот-вот стащит вниз мятые брюки, а левый ботинок был зашнурован лишь наполовину. Эллис попытался отдать честь, но это выглядело так, будто он подзывал такси. Норвуд откозырнула.

— Капитан.

— Полковник.

— У вас получилось? Эллис жалко кивнул:

— Да, мадам.

— И?

— Они отказываются предоставить вам безопасный проход через атмосферу.

— Но это возмутительно, это… — Норвуд хотела сказать «нецивилизованно», но спохватилась. Хадатане — инопланетяне, и то, что ей кажется возмутительным, для них могло быть самым обычным делом.

— Значит, они отказываются принять меня? Эллис покачал головой.

— Нет, встретиться-то с вами они хотят, но защищать не станут.

— И кто это говорит?

— Тут такое дело, полковник. Их представитель — человек. Некто Болдуин. Полковник Алекс Болдуин.

Это имя показалось Норвуд знакомым, но она не могла вспомнить, где его слышала.

— Час от часу не легче. Чертов предатель. Ладно, передай этому полковнику, что я лечу.

Эллис послушно кивнул:

— Хорошо, мадам. Я скажу.

Норвуд улыбнулась. Он скажет. Как бы Эллис ни выглядел, он был искренен и чертовски более компетентен, чем некоторые кадровые военные.

— Спасибо, Эллис. Что с посыльными торпедами?

— Запущены два часа назад, как только вы приказали, — ответил Эллис. — Двадцать две штуки, со случайными интервалами.

Норвуд кивнула. Ученые давным-давно должны были разработать более эффективное средство сообщения, однако торпеды оставались лучшим, что у нее есть.

Может, какая-нибудь из ракет пробьется через хадатанскую блокаду. Может, какой-нибудь адмирал оторвет свой зад от кресла и доложит об этом императору. И может, император примет верное решение.

Но, учитывая, что Мир Уэбера находится на самом краю, и учитывая, что империя скорее сокращалась, чем расширялась, Норвуд была не слишком в этом уверена.

— Ладно. Мы дали этим ублюдкам шанс… а это чертовски больше, чем есть у нас самих.

Эллис снова кивнул.

— До моего возвращения командование примет майор Ласк, и, Эллис…

— Да, мадам?

— Зашнуруйте свой чертов ботинок!

— Слушаюсь, мадам.

Эллис наклонился, чтобы зашнуровать ботинок, но сообразил, что должен был отдать честь и выпрямился. Поздно. Норвуд уже повернулась к нему спиной и поднималась в челнок. Она казалась ужасно маленькой для такого большого дела. Почему он раньше этого не заметил?

Люк закрылся, и у Эллиса защемило под ложечкой. Что-то подсказывало ему, что он никогда больше не увидит полковника.

Взревели стартовые двигатели, миллион песчинок взметнулся в воздух, и челнок медленно оторвался от пола. Норвуд выглянула в иллюминатор и увидела Эллиса. Фуражка на его голове сидела ровно, сам он стоял навытяжку и честь отдал идеально, как полагается.

— Ну, будь я проклята. Он и это умеет. Пилот развернул корабль.

— Вы что-то сказали, полковник? Норвуд слегка поправила головной телефон.

— Нет, это я себе.

Пилот пожал плечами, зная, что Норвуд не видит его через спинку кресла. Начальство. Кто их поймет?

Челнок на стартовых двигателях въехал по одному из шести массивных скатов, постоял, пока не открылись бронированные двери, и взмыл вертикально вверх. Инопланетяне быстро наловчились сбивать самолеты в низких слоях атмосферы, поэтому пилот врубил двигатели на полную мощность.

Ускорение вдавило Норвуд в мягкое сиденье, которое до недавнего времени смягчало перегрузки весьма обширному заду адмирала. Норвуд не сомневалась, что адмирал был бы против использования его личного транспорта простым полковником, но адмирал, как и все остальные высокопоставленные чины, покоился на дне Черного Озера, так что замечаний было делать некому.

Сила ускорения ослабла, и Норвуд посмотрела в иллюминатор. Она впервые оказалась на поверхности после начала нападения. Почти все это она уже видела, но через спутники, беспилотные самолеты и шлемные видеокамеры. Картина, представшая ее взору сейчас, была куда более наглядной и потому ужасной.

Челнок поднялся на пять тысяч футов. Достаточно высоко, чтобы получить хороший обзор, и достаточно низко, чтобы разглядеть детали. То, что еще недавно было самыми производительными пахотными землями Мира Уэбера, теперь выглядело как пейзаж из ада.

Тучи густого черного дыма откатились к горизонту и на мгновение осветились, когда где-то на востоке взорвалась ядерная бомба. Замелькали молнии, разряд за разрядом ударяя в землю и увеличивая разрушения, уже причиненные инопланетянами.

Повсюду, насколько хватало глаз, полыхали пожары, и не в хаотичном порядке, как можно было бы ожидать, а точно рассчитанными пятидесятимильными полосами. Хадатане делали это так же, как жители пригорода косят свои лужайки, создавая аккуратные, частично перекрывающиеся прокосы разрушений.

Началось все с низкоорбитальной бомбардировки — сдерживающего огня, не дающего подняться воздушно-космическим истребителям. А вслед за этим почти мгновенно последовала сокрушительная воздушная атака и высадка десанта.

Норвуд видела запись, сделанную на поверхности, видела, как потемнело небо от тысячи идущих ровными рядами штурмовиков, видела, как смерть обрушилась вниз.

И не только на военные базы и фабрики, но и на каждое строение, размерами крупнее гаража. Дома, церкви, библиотеки, музеи, школы — все было уничтожено с той же самой дьявольской методичностью.

Хадатане были жестоки, неумолимы и совершенно беспощадны. И вот к таким существам она собирается апеллировать. Страшное ощущение безнадежности подкатило к горлу. Норвуд попробовала встряхнуться. Не хватало еще заплакать. Она чувствовала себя усталой, очень усталой и мечтала хотя бы немного поспать.

Челнок рыскнул вправо, влево и снова вправо.

Норвуд потуже затянула привязные ремни.

— В чем дело?

— Ракета «земля-воздух». Одна из наших. Какой-то несчастный увидел нас, решил, что мы — гады, и сделал свой лучший выстрел. Я послал опознавательный код с указаниями поискать другую мишень.

Норвуд представила себе, каково это — оказаться на поверхности отрезанным от командования, когда тебя преследуют беспощадные инопланетяне. От этой мысли она содрогнулась.

Кресло второго пилота пустовало.

— Что случилось с вашим напарником? — поинтересовалась Норвуд.

Пилот бросил взгляд на контрольный дисплей и почувствовал, как обратная связь потекла через кончики пальцев. Челнок управлялся с помощью рычагов, вживленных в его мозг.

— Она взяла флиттер и улетела домой.

Норвуд не особенно удивилась. Хотя кто-то продолжал сражаться, тысячи мужчин и женщин дезертировали за последние два дня. Она их не одобряла, но понимала. В конце концов, зачем воевать, если на победу нет абсолютно никакой надежды? Конечно, Легион принес в жертву более тысячи легионеров на боевой станции Дельта, но они гордятся такого рода делами — сумасшедшие, одно слово.

— А где дом?

— В Ниберс Ноб.

— Ему досталась бомба в двадцать мегатонн. Прямое попадание.

— Думаю, она это знала, — невозмутимо ответил пилот.

— Да, — согласилась Норвуд. — Полагаю, знала. Да и зачем оставаться?

Пилот проверил мысленные системы. Все чисто.

— Разные люди реагируют по-разному. Ей захотелось домой. А я хочу прикончить нескольких гадов.

— Да, — кивнула Норвуд. — Я тоже.

Пилот послал мысленный приказ через интерфейс. Навалилась сила тяжести, и челнок стрелой поднялся сквозь дым.

Болдуин кричал, и кричал, и кричал. Не от боли, а от наслаждения, поскольку хадатанские машины могли доставлять и то и другое. Он лежал обнаженный на металлическом столе. Мышцы напряглись, дыхание перехватило, и очередной оргазм прокатился по его телу. Его плоть была настолько твердой, что, казалось, сейчас взорвется. Временами Болдуин почти хотел, чтобы она взорвалась.

Человеческий половой акт предполагает освобождение. Но инопланетяне исключили эту функцию, чтобы продлить Болдуину наслаждение, и тем самым невольно истязали его.

Но выбора не было. Хадатане считали необходимым своевременно раздавать награды и наказания. Ассоциацией наслаждения или боли с каким-то конкретным событием они надеялись закрепить данное поведение или отбить охоту так поступать. А поскольку Болдуин дал им отличный совет по поводу атаки на Мир Уэбера, он заслужил награду. И нравилась ему награда или нет, хотел он ее или нет, он ее заслужил и должен был получить.

Итак, Болдуин кричал, техник ждал, а хронометр отмерял секунды. Наконец, когда отведенное количество времени истекло, наслаждение прекратилось. Все тело болело. Человек лишь смутно сознавал, что здоровяк-инопланетянин снимает с него ремни, предназначенные не столько для наказания, сколько для защиты.

Никаких проводов отключать не пришлось, так как вся необходимая схема была хирургически имплантирована в его мозг и управлялась по радио.

Эта часть сделки меньше всего нравилась Болдуину, это знание, что инопланетяне полностью контролируют его тело. Но она была совершенно необходима, если он хотел и дальше продолжать сотрудничество. Если бы его попросили одним словом описать хадатанскую расу, это было бы слово «параноики».

Вот только для людей паранойя — это ненормальное поведение, а для хадатан — самое что ни на есть нормальное. Нормальное и желательное, учитывая особенности их родной системы.

Болдуин знал, что Хадата — их родная планета — в чем-то похожа на Землю и вращается вокруг звезды под названием Эмбер, которая на двадцать девять процентов массивнее Солнца.

Поэтому сила тяжести, создаваемая большей массой Эмбера, сильнее сжала его ядро, что привело к более высоким температурам в центре и более быстрому ядерному синтезу. Это, в свою очередь, сократило время жизни звезды и послужило причиной существенного увеличения ее размеров и светимости за последние несколько миллионов лет. Результатом стали более высокие температуры на поверхности Хадаты, гибель некоторых видов живых организмов и невероятно яркий красноватый свет, ранящий глаза.

Наблюдая эти изменения, хадатане поняли, что их светило превращается в красного гиганта и что им придется переселяться.

Еще больше усложняло ситуацию то, что Хадата состояла в тройственном союзе с подобными Юпитеру двойниками. Центры двойников отстояли друг от друга всего на 280 000 километров, так что между их поверхностями оставалось лишь 110 000 километров.

Не будь в системе никаких других планет, Хадата следовала бы позади юпитеров по почти идеальной круговой орбите, но другие планеты были, и их воздействия хватало как раз для того, чтобы заставить Хадату осциллировать вокруг движущегося по орбите тройного центра масс. Результатом стали бешеные перемены климата.

Времен года как таковых на Хадате не было. Основные изменения зависели от вечноменяющегося расстояния между Хадатой и Эмбером. Происходили они в течение недель, а не месяцев, и, значит, в любое время года могла наступить палящая жара или ледяной холод.

Вот почему хадатанам казалось, будто сама Вселенная ополчилась на них. В известном смысле так оно и было.

И все это вместе взятое объясняло необходимость имплантата. Если хадатане могли контролировать какую-то переменную, они непременно контролировали ее, зная, что контроль означает выживание. Более того, для расы вроде хадатан само существование еще одного разумного вида было нестерпимой угрозой. Угрозой, которую обязательно следовало взять под контроль и, если только возможно, полностью устранить.

Вот это-то стремление, эту необходимость Болдуин и собирался использовать. Единственная проблема — удастся ли ему до этого дожить?

Техник расстегнул последний ремень, и Болдуин сел. Инопланетянин попятился, прикрывая спину, — реакция настолько укоренившаяся, настолько естественная, что хадатане даже не думали о ней.

Этот инопланетянин весил около трехсот пятидесяти фунтов при росте в семь футов и имел термочувствительную кожу. Сейчас она была серой, но становилась черной на сильном холоде и белой, когда окружающий воздух сильно нагревался. У хадатанина была большая гуманоидная голова, рудиментарный спинной плавник, два воронкообразных уха и лягушачий рот с костяной верхней губой, которая осталась неподвижной, когда существо заговорило.

— Тебе что-нибудь нужно?

Человек свесил ноги и обратился к технику на его свистящем языке, похожем на шипение змей:

— Да, неплохо бы сигарету.

— Что такое сигарета?

— Не важно. Могу я получить свое снаряжение?

Хадатане не нуждались в других одеяниях, кроме боевой экипировки — бронежилетов, скафандров и прочего, — поэтому в их языке не было слова «одежда».

Сделав тыкающий жест, означающий «да», хадатанин исчез. Вернулся он через несколько минут с одеждой Болдуина.

— Военный командующий просит твоего присутствия.

Болдуин улыбнулся. Люди прибыли, как он и предсказывал.

— Отлично. Передай военному командующему, что я иду.

Никакой видимой реакции со стороны хадатанина не последовало, но Болдуин знал, что его слова уже переданы через имплантат собеседника.

Он застегнул молнию на форменной куртке, пожалел, что не может посмотреться в зеркало, и вышел в коридор.

За дверью его ждал охранник, огромное животное по имени Никко Имбала-Са (еще одна предосторожность, гарантирующая, что человек не выйдет из-под контроля). Болдуин направился к центру корабля. Имбала-Са пошел следом. Хадатанский эквивалент искусственного гравитатора создавал вполне удобное для землянина гравитационное ускорение, чуть меньшее одного «g».

Коридор, по которому они шли, был выше и шире стандартных человеческих коридоров и выглядел точно так же, как все остальные коридоры корабля. На потолке и переборках через равные промежутки появлялись осветительные полосы, через каждые двадцать футов встречались одинаковые соединительные коробки, а на полу лежали одинаковые съемные решетки для обслуживания протянутых внизу волоконно-оптических кабелей. Болдуин подумал, что такое однообразие навевает скуку, но хадатан оно, наверное, успокаивает. Они считают, что так и должно быть в упорядоченной вселенной.

Они подошли к перекрестку, пропустили командира копья с его телохранителями и направились к лифтам. Лифтов было восемь. Четыре двигались вверх и четыре — вниз.

Болдуин подождал, когда подойдет платформа, идущая вверх, и встал на нее. Имбала-Са поедет на следующей. Каждая платформа предназначалась для одного, и только для одного, пассажира. Болдуин уже заметил, что хадатане стремятся по возможности избегать нестроевых групповых ситуаций.

Платформы не останавливались, поэтому приходилось караулить нужную палубу и спрыгивать. Болдуин спрыгнул, подождал, когда Имбала-Са догонит его, и направился в командный центр линкора.

Перед дверью военного командующего стояли четверо вооруженных часовых. Все четверо — из элитной Звездной Гвардии. Они не пытались преградить Болдуину дорогу, но пренебрегли жестами уважения, которые полагались бы хадатанскому офицеру. Болдуин сделал вид, что ничего не заметил. Что еще ему оставалось?

Крышка люка исчезла в потолке, и Болдуин вошел в образовавшийся проем. Имбала-Са держался сразу за ним.

Командный центр имел овальную форму. В его внешних стенах располагалось пятнадцать ниш — по одной на каждого члена штаба военного командующего. Такие кресла-пещеры гарантировали инопланетянам чувство безопасности и защищали их спины. Четырнадцать сидений были заняты. Болдуин почувствовал, как четырнадцать пар холодных, безжалостных глаз просверлили его взглядом.

Пятнадцатое кресло, принадлежащее самому Ниману Позин-Ка, пустовало.

Центр помещения занимал огромный головизор, показывающий сейчас систему Мира Уэбера. Голограмма имела не меньше двадцати футов в диаметре и выглядела абсолютно настоящей. Болдуин знал, что если он посмотрит внимательнее, то увидит крошечные истребители, обстреливающие поверхность планеты, вспышки света от взрывов ядерных бомб и зарево догорающих городов.

Но его глаза были прикованы к куда более убедительному свидетельству победы — к женщине в форме полковника и мужчине в летном комбинезоне.

Неописуемая радость заполнила сердце Болдуина. Вот она! Та минута, которую он ждал, минута, когда они валяются у него в ногах, минута, когда его месть свершилась! Он посмотрел по сторонам:

— Где они?

Женщина была примерно его возраста, хорошенькая, с темно-рыжими волосами, тронутыми сединой. Роста невысокого — пять футов и четыре-пять дюймов — и очень стройная. От нее исходила аура силы.

— Кто где?

— Адмирал. Генерал. Словом, офицер, которого послали сдаваться.

Женщина грустно покачала головой:

— Это я. Остальные мертвы.

Болдуин почувствовал, что его радость иссякла, словно вода, выпущенная из запруды.

— Мертвы? Женщина нахмурилась.

— Да, мертвы. — Она указала на голографическое изображение планеты. Облачный покров был испещрен черным дымом. — А чего вы ожидали?

Болдуин сделал усилие, чтобы оторваться от давно лелеемых фантазий и вернуться к реальному положению дел.

— Да, конечно. Я полковник Алекс Болдуин. А вы?

— Полковник Натали Норвуд. Это лейтенант авиации Том Мартин.

Болдуин кивнул Мартину и снова повернулся к Норвуд:

— Надеюсь, полет прошел приятно?

— Нет, — ответила Норвуд. — Два ваших истребителя погнались за нами в верхних слоях атмосферы. Нам удалось их стряхнуть. Теперь давайте закончим пустые разговоры и перейдем к делу. Вы напали, мы проиграли. Чего вы хотите?

Болдуин улыбнулся. Фраза пришла прямо из его фантазий. Не важно, что ее должен был произнести губернатор или адмирал, слова были те самые.

— Ничего.

Брови Норвуд взлетели вверх:

— Ничего?

— Это верно, — сказал новый голос. Он говорил на стандартном языке, но с шипящим акцентом. — Полковник Болдуин не желал ничего, кроме удовлетворения от вашего прибытия.

Норвуд повернулась и оказалась лицом к лицу с 450–фунтовым хадатанином. Он носил ремень и перевязь с большим драгоценным камнем зеленого цвета. Камень искрился внутренним светом.

Болдуин сделал жест уважения.

— Полковник Норвуд, лейтенант Мартин, позвольте представить: военный командующий Ниман Позин-Ка.

Норвуд протянула ладони в универсальном жесте мирного приветствия и посмотрела хадатанину в глаза. Она увидела в них ум и что-то еще. Любопытство? Сочувствие? Понемножку того и другого? Или его эмоции настолько иные, настолько чуждые, что ей никогда не понять их? Но она обязана попытаться. Целый мир поставлен на карту.

— Для меня честь познакомиться с вами, военный командующий Позин-Ка. Должна ли я понять ваши слова так, что переговоров не будет? Нет никакой возможности прекратить огонь?

— Верно, — спокойно ответил хадатанин. — Незачем вести переговоры о том, что уже наше.

У Норвуд внутри все оборвалось. Она осторожно выбирала слова.

— Но зачем атаковать? Зачем разрушать то, ради чего вы тратили жизни?

Позин-Ка моргнул, и на мгновение, на одно лишь мгновение, сомнение мелькнуло в его глазах. Или ей почудилось? Его ответ был взвешенным и казался бесстрастным.

— Мы будем атаковать, пока есть признаки сопротивления. Сопротивление не может быть терпимо. И мы его не потерпим.

— И это хорошая практика для войск, — бодро вставил Болдуин. — Вроде разминки для будущих сражений. Мы, кстати сказать, пропустили все ваши торпеды. Надеемся, Империя ответит.

Норвуд посмотрела на Болдуина так, как ученый-естествоиспытатель рассматривал бы не совсем приятный образец. Она увидела густые каштановые волосы, разделенные посередине пробором и зачесанные назад, высокий лоб, напряженные глаза, аристократический нос и выразительный рот. Красивый мужчина, если не считать чего? Некой слабости, которая, подобно трещинке в металлическом лезвии, обнаруживалась под давлением. Глаза Норвуд сузились, а голос стал жестким.

— Так это игра? Подачка вашему самолюбию? Глаза Болдуина вспыхнули от сдерживаемого гнева. На левом виске забилась голубая жилка.

— Нет! Это доказательство! Доказательство, что они были неправы! Доказательство, что я годен для командования!

Внезапно ее осенило. Полковник Алекс Болдуин. Конечно! Как же она раньше не вспомнила. Его отдали под трибунал, что было большой новостью на Имперской Земле и еще большей новостью в военных кругах, где полагали, что все обвинения ложны. Речь шла о резне в каком-то краевом мире, о наркотиках и племяннике императора.

— Да, — сказал Позин-Ка, словно читая ее мысли. — Полковник Болдуин предал свой народ, чтобы доказать свою компетентность. Так, во всяком случае, утверждает он. Но есть и другое объяснение. Наши лучшие ксенопсихологи обследовали полковника Болдуина и пришли к заключению, что его подлинный мотив — месть.

Норвуд не знала, что удивило ее больше всего. Спокойное, чуть ли не клиническое описание хадатанином психологии Болдуина или отсутствие видимой реакции со стороны обсуждаемого.

У Болдуина был такой вид, будто военный командующий вообще ничего не говорил, будто он умеет отфильтровывать то, чего не хочет слышать, будто он не совсем нормальный.

Норвуд посмотрела на Позин-Ка и снова увидела то непонятное выражение, которому не могла подобрать названия: сочувствие? понимание?

— Что ж, значит, так тому и быть, — раздался голос Мартина.

Все повернулись к нему. Норвуд нахмурилась.

— Чему быть?

Мартин пожал плечами. Его темные глаза сверкнули.

— Тому, за чем мы пришли. Вы слышали гада… никаких переговоров, пока не кончится сопротивление… а значит, нам нечего терять.

— Постойте, Мартин, не делайте ничего…

Но лейтенант авиации закрыл глаза, активировал свой имплантат и послал на челнок мысленный приказ. И на палубе в полумиле от командного центра реле замкнулись, хлынула энергия, допуски превысились, и самолет взорвался. Это был козырной туз Мартина, маленький сюрприз, придуманный им и шефом наземной команды по фамилии Перес.

Но этим все не кончилось. Взрыв челнока породил настоящую цепную реакцию. Следом за ним взорвался хадатанский штурмовик, что в свою очередь вызвало еще несколько взрывов, от которых содрогнулся пол под ногами Мартина. Через несколько мгновений донеслись глухие раскаты, подтвердившие то, что произошло.

Мартин открыл глаза, и в ту же секунду Имбала-Са двумя низкоскоростными дротиками пробил его сердце.

Завыли сирены, по корабельной оповещательной системе прозвучали приказы, и уцелевших людей выволокли из комнаты.

Норвуд попыталась запомнить расположение коридоров, но скоро сбилась.

Во всех направлениях, выкрикивая друг другу приказы, бежали члены экипажа, делая все то, чему их обучали.

Трудно было думать среди этого смятения, но одна мысль оставалась четкой. Мартин прикончил-таки несколько инопланетян, тем самым ненароком усилив их расовую ксенофобию. Пройдет много времени, прежде чем хадатане снова согласятся встретиться с людьми. Если это вообще когда-нибудь произойдет. За этой мыслью потянулись и другие, но разбежались, когда Норвуд втолкнули в грузовой лифт и зажали в угол.

Поездка была очень короткой, а затем ее вытолкнули, протащили по коридору, швырнули в маленькую каюту и привязали к вмонтированным в стену кольцам.

Болдуина раздели, заставили лечь на металлический стол и пристегнули ремнями. Он сказал что-то на хадатанском, и техник зашипел в ответ.

Норвуд страшно испугалась, но всеми силами постаралась скрыть это.

— Что происходит? — спросила она.

Болдуин хотел небрежно усмехнуться, но вместо усмешки у него вышла болезненная гримаса.

— Хадатане считают, что немедленная награда или наказание способны изменить последующее поведение. Я привел вас сюда, значит, и ответственность за ваши действия лежит на мне.

— Что они будут делать?

— Меня вынудили согласиться на имплантат. Через него они могут доставлять мне наслаждение или боль.

Норвуд чуть подумала.

— Вы заслужили боль. Болдуин понимающе кивнул:

— Да, с вашей точки зрения, полагаю, заслужил. Техник включил таймер и коснулся одного из огоньков на пульте управления.

Болдуин закричал, от боли выгнул спину и забился в конвульсиях.

Норвуд думала о планете внизу, о людях, которых он убил, и пыталась наслаждаться муками Болдуина.

Но крики все продолжались и продолжались, и как она ни старалась, она не смогла удержаться от жалости к этому человеку.

Глава 2

День выдался прекрасный. Сияло солнце, воздух был кристально чист, и горы казались такими близкими, что протяни Сент-Джеймс руку, и он коснулся бы их. Башни Альгерона. Так называют их наа, и они заслуживают этого величественного названия. Самые высокие пики уходят в небо на 80 000 футов — это выше земного Эвереста и марсианского вулкана Олимп. Они настолько огромные и массивные, что продавили бы земную кору.

Но Альгерон не похож на Землю. Очень не похож. И главная причина в том, что он совершает полный оборот вокруг своей оси за два часа сорок две минуты. Центробежная сила, вызванная столь быстрым вращением, сильно сжала планету с полюсов, что привело к образованию большой выпуклости на экваторе.

Поэтому, хотя масса Альгерона фактически равна массе Земли, его экваториальный диаметр составляет 16 220 километров, то есть на двадцать семь процентов больше земного. А поскольку его полярный диаметр всего 8 720 километров, что на тридцать два процента меньше земного, получается, что экваториальный диаметр Альгерона почти вдвое больше его полярного диаметра.

Отсюда и Башни Альгерона. Они являются верхней частью экваториальной выпуклости этого бешено крутящегося мира и, благодаря разнице в силе тяжести на полюсах и на экваторе, весят лишь половину того, что весили бы на Земле.

Но все это не имеет никакого отношения ко Дню Камерона и к легионерам, ждущим речи Сент-Джеймса. Ему просто нравилось об этом думать. Это одна из привилегий, приходящих вместе со званием: можно долго молчать, и это молчание будет считаться мудрым.

Генерал Легиона Айан Сент-Джеймс улыбнулся и пробежал глазами по рядам собравшихся. Тысячи бойцов стояли перед ним, тысячи белых кепи сияли на солнце, тысячи винтовок замерли штыками вверх. Услада для военного глаза.

Впереди стояли ряды киборгов. «Бойцы II», каждый восьми футов ростом с вооружением, которого хватило бы на взвод космических пехотинцев. Они не нуждались в форме, но многие имели медали за доблесть и надели их на церемониальных лентах, предназначенных для подобных случаев.

За ними Сент-Джеймсу были видны штурмовые кводрупеды или «кводы» — четырехногие ходоки, которые объединяли в себе артиллерию, танк и зенитные батареи. Они возвышались над войсками, заслоняя солнце.

И наконец, «биотела» — мужчины и женщины с такими короткими волосами, что казались лысыми. Их кепи белели на солнце. Они носили хаки, как было в течение тысячи лет и будет в течение еще тысяч.

На всех были эполеты — зеленый погон с красной бахромой, — принятые с 1930 года, зеленые галстуки, введенные в 1945, алые кушаки, утвержденные в 2090, воротниковые кометы, добавившиеся после Битвы Четырех Лун в 2417, и нарукавные нашивки, показывающие стаж службы.

Он увидел дивизии 2–го Иностранного воздушно-десантного полка, 3–го Иностранного пехотного полка, 5–го Иностранного пехотного полка, 13–й Demi — Brigade de Légion E’trangère[7] и 1–го Иностранного полка, который оказывал административно-хозяйственные услуги всему Легиону.

Сегодня был тот день — тридцатое апреля на Земле, — когда весь Легион собирался вместе, вот как сейчас. Не физически, поскольку служба не позволяла этого, но духовно: своеобразное единение мужчины, женщины и киборга, связующее вместе прошлое и настоящее. Мистический союз, превративший Легион в нечто большее, чем просто в группу солдат.

И ничто не символизировало этот союз больше, чем День Камерона. День памяти, день празднования и день солидарности.

Сент-Джеймс поднял старинный документ, который собирался прочесть. Запаянной в пластик бумаге было несколько сотен лет. История битвы читалась один раз в год, и в этом году ему выпала обязанность — нет, честь — исполнить эту традицию.

Сент-Джеймс откашлялся. Церемония только началась, а солнце прошло уже половину своего пути по небу. Придется поспешить, чтобы закончить чтение до наступления ночи, которая длится на Альгероне один час и двадцать одну минуту. Его голос, усиленный громкоговорителями, вспугнул пару сидящих на стене брелл, и они взмыли в воздух.

— «Весной 1863 года на планете Земля в стране, называвшейся тогда Мексикой, шла война. Сейчас, спустя тысячелетия, уже не важно, почему она шла, и кто в ней победил, важно, что Легион был там.

В глубине страны, примерно в ста пятидесяти милях от Мексиканского залива, на высоте 5 000 футов над уровнем моря мексиканцы удерживали город Пуэблу. Французы окружили город, началась осада.

Чтобы поддержать свои войска и сломить оборону противника, французы послали в нагорье караван с припасами. Караван состоял из шестидесяти запряженных лошадьми повозок, груженных ружьями, боеприпасами, провизией и золотом».

Сент-Джеймс помолчал и обвел глазами плац.

— «Подразделения Легиона могли бы сопровождать караван… но они несли караульную службу вдоль Мексиканского залива».

Сент-Джеймс посмотрел в документ.

— «Генерал Эли-Фредерик Фори выразился так: «Я предпочел отправить иностранцев, а не французов охранять самый нездоровый район — тропическую зону от Веракруса до Кордобы, где… царствует малярия».

Сент-Джеймс усмехнулся.

— Звучит знакомо?

Взрыв смеха подтвердил, что знакомо. Легиону всегда поручали самые безнадежные дела, и до сих пор он не отказывался от чести их выполнить. Генерал подождал тишины.

— «И вот командующий Легионом полковник Пьер Дженнингрос послал две роты, поредевшие из-за болезни, встретить караван и проводить его на базу на горе Чикиуите.

Через два дня разведчик принес тревожные известия. Несколько батальонов пехоты, кавалерия и местные партизаны готовили засаду. В надежде избежать несчастья Дженнингрос послал еще одну роту вниз по дороге: предупредить караван или установить контакт с неприятелем. Он выбрал 3–ю роту 1–го батальона, в которой не осталось годных для службы офицеров.

И тогда капитан Жан Данжу, представитель штаба, вызвался повести этот отряд. К нему присоединились два младших офицера. Из ста двадцати бойцов роты только шестьдесят два были годны для службы».

Сент-Джеймс посмотрел на слушателей и понял, что хотя большинство уже много раз слышали эту историю, она захватила их. Подобные битвы случались после Камерона и произойдут снова. И возможно, следующая история расскажет о них. Он сделал глубокий вдох.

— «Рота вышла еще до рассвета тридцатого апреля и зашагала к побережью. Они шли быстро и еще затемно достигли поста, на котором несли службу гренадеры того же батальона. После завтрака — кофе с черным хлебом — марш возобновился.

Данжу предусмотрительно вывел своих людей на заре, так как день обещал быть исключительно жарким.

За следующие несколько часов они миновали ряд деревень. Одна такая деревня — захудалое скопище лачуг — называлась Камерон.

Данжу, ветеран Крымской войны, возглавлял колонну. Вместо левой руки у него был деревянный протез, но это ему нисколько не мешало.

Около семи утра легионеры вошли в Пало Верде. Вокруг не было ни души. Они сварили кофе и пили его, когда Данжу заметил приближающееся облако пыли. Это облако могло означать только одно — всадники, и много.

— Aux armes[8]! — закричал Данжу.

В Пало Верде рота была вся на виду, поэтому они отступили к Камерону и искали место для позиции». Сент-Джеймс поднял голову и продолжил по памяти.

— «Раздался выстрел, и один легионер упал. Остальные бросились на ветхую гасиенду, но снайпер сбежал. Данжу собрал свой отряд и повел в соседнюю деревню. Но стрельба насторожила мексиканских кавалеристов. Они перешли в галоп.

Данжу взмахнул саблей.

— Построиться в каре! Приготовиться к бою!

Мексиканцы разделились на две группы и приближались шагом. А затем, подъехав на расстояние шестидесяти метров, пришпорили коней и бросились в атаку.

Данжу приказал своим бойцам стрелять, и тридцать пуль ударили в плотную группу всадников. Он снова отдал тот же приказ, и прогремел второй залп. Едва эта первая атака была отбита, мексиканцы приготовились к новой. Данжу приказал легионерам стрелять по собственному усмотрению.

Мексиканцам потребовалось время, чтобы перегруппироваться. Это дало Данжу и его людям возможность прорваться через строй противника и добежать до покинутой гасиенды.

В последующей неразберихе отряд лишился вьючных животных с большей частью провизии, воды и боеприпасов. Шестнадцать легионеров были убиты. У Данжу осталось два офицера и сорок шесть солдат.

Между тем мексиканская кавалерия получила подкрепление — на ферму просочился отряд партизан. Они обстреляли Данжу и его бойцов, когда те бежали к конюшне, под прикрытие полуразрушенной стены. Сержант Моржики забрался на крышу конюшни и сообщил, что «их окружили сотни мексиканцев».

Сражение то разгоралось, то снова затихало, но даже периоды затишья то и дело прерывались неожиданными нападениями и снайперским огнем.

Тем временем три батальона мексиканской пехоты, находящихся примерно в часе пути от Пало Верде, получили известие о битве и направились в Камерон. Около девяти тридцати к гасиенде приблизился мексиканский лейтенант с белым флагом и предложил легионерам сдаться.

— Нас здесь две тысячи, — сказал он.

— У нас достаточно боеприпасов, — ответил Данжу. — Мы не сдадимся.

Вернувшись к своим бойцам, Данжу попросил их стоять насмерть. Они обещали, что так и будет.

Через два часа Данжу застрелили. Командование принял младший лейтенант Наполеон Виллен, на груди которого ярко блестела медаль за доблесть. К полудню были мертвы два самых молодых бойца роты — Жан Тиммерманс и Иоган Реус.

Заиграл горн, и Моржики сообщил, что прибыло еще около тысячи солдат, вооруженных американскими карабинами. Мексиканцы снова призвали легионеров сдаться и снова получили отказ.

Около двух часов пополудни пуля попала Виллену между глаз и убила его на месте.

Легионеры гибли один за другим. Среди погибших были старший сержант Генри Тонел, сержант Жан Жерме, капрал Адольфи Делкаретто, легионер Дюбо и англичанин Питер Дикен. Уцелевшие обыскивали их одежду в поисках боеприпасов, еды и воды.

К пяти часам в живых осталось девять легионеров. Потери мексиканцев исчислялись сотнями.

Когда наступил вечер, мексиканцы навалили к внешней стене конюшни сухой соломы и подожгли, чтобы выкурить противника. Повалил дым, и легионеры, не в состоянии что-либо разглядеть, стреляли по теням. Мексиканцы еще раз призвали их сдаться и получили отказ, после чего на штурм гасиенды пошли свежие войска. Пули летели сотнями. Сержант Моржики и с ним еще трое были убиты.

Осталось пятеро: младший лейтенант Моде, капрал Майне и легионеры Като, Константин и Уензел. У каждого оставалось по одной пуле.

Моде повел атаку. Пытаясь защитить своего офицера, Като рухнул, сраженный девятнадцатью пулями. Моде получил тяжелое ранение, но Майне, Константина и Уензела не задело.

Они встали совершенно неподвижно.

Полковник Кампас вышел вперед.

— Теперь вы сдадитесь.

— Только если вы оставите нам наше оружие и позволите лечить лейтенанта Моде, — сказал Майне.

— Никто и ни в чем не откажет таким людям, как вы, — ответил Кампас.

Вскоре после этого их представили полковнику Милану. Он посмотрел на адъютанта:

— Так вы говорите, что это единственные выжившие?

— Да, сэр.

Сент-Джеймс опустил глаза на документ, чтобы правильно прочитать по-испански.

— Pero, non son nombres, son demonios![9] Прежде чем убитых похоронили, прошло несколько дней, и за это время крестьянин по фамилии Лангле нашел деревянную руку Данжу и впоследствии продал ее генералу Базену за пятьдесят пиастров.

Высокие стены форта отражали звук голоса генерала Сент-Джеймса, и только через минуту эхо умолкло.

Солнце уже садилось и казалось теперь красновато-оранжевым пятном.

Хлопнули, зажигаясь, газовые факелы, поставленные по одному в каждом из трех углов форта, и центральный оркестр, традиционная часть 1–го полка, заиграл торжественную панихиду.

Вспыхнули прожекторы. Они освещали гигантский шар, стоящий в самом центре плаца. Основание шара охраняли четыре бронзовые фигуры, представляющие различные периоды в истории Легиона. Самым последним был киборг.

В этот момент почетный караул, включающий по одному представителю от каждого полка, размещенного на Альгероне, вынес футляр с деревянной рукой капитана Данжу к Монументу Павшим и опустил ее в армапластовый контейнер. Там она останется на время торжеств.

Затем полки построились и один за другим промаршировали на огромные лифтовые платформы, которые спустят их вниз. А там их отпустят праздновать. Если судить по прошлому опыту, празднование продлится шесть-восемь часов.

Генерал Айан Сент-Джеймс ненадолго задержался. Его глаза смотрели на Монумент Павшим, но мысли были о женщине, находящейся от него в световых годах. Генерал Марианна Мосби. Как и он, она должна будет читать эту повесть своим войскам и присутствовать на последующих торжествах.

Подумает ли она о нем, когда церемония закончится? О ночах, которые они провели вместе на Альгероне? Или кто-то другой уже завладел ее вниманием? Звезды подмигнули, но не дали ответа.

Вдумчиво, неторопливо и с большим почтением Сент-Джеймс отдал честь павшим, повернулся и пошел вниз.

Над ухом зазвенел будильник, Були застонал и похлопал рукой по пульту. Отключить кнопку удалось лишь с третьей попытки.

Он полежал еще минуту, потом спустил ноги с кровати и сел. Дюракретовый пол был ледяным.

— Черт.

Голова раскалывалась, и Були сжал ее в ладонях.

— Черт. Черт. Черт.

Он дал себе слово не напиваться на празднике, но куда там!

Часы на прикроватном пульте показывали 05.02, а патруль уходит в 07.00.

Его сосед по комнате старший сержант Чин все еще дрых. Були с завистью посмотрел на него, встал и потащился в туалет, шлепая босыми ногами по полу.

Сиденье унитаза было забрызгано рвотой, которая стекла по стенке и лужей застыла на полу. Лужа воняла, и Були поморщился. Черт бы побрал этого Чина, вечно он промахивается.

Открыв шкафчик над раковиной, Були вытащил пузырек с болеутоляющими таблетками и кинул в рот сразу две. Потом запил их глотком воды.

Лицо в зеркале щурило голубые глаза, налитые кровью, морщинило сплющенный нос и кривило тонкие губы.

Були провел ладонью по голове — убедиться, что она почти лысая, — потом отступил назад и проверил, не появился ли жирок. Жира не было. Его грудь была широкой и мощной. Каждое ребро ясно очерчено, живот плоский и твердый, на руках татуировки.

На правой была крылатая рука с кинжалом — эмблема элитного 2–го воздушно-десантного полка, первой любви Були, а на левой — на самом видном месте — скалился жуткого вида скелет с косой с подписью «Лучше смерть, чем бесчестье».

Були еще раз оглядел себя, удовлетворенно хмыкнул и отправился в душ. Горячая вода оказалась чертовски приятной.

Заодно он опорожнил мочевой пузырь, а если Чину это не понравится, пусть в следующий раз блюет в унитаз.

Только через пятнадцать минут голова прояснилась, и Були почувствовал себя почти человеком. Он вышел из душа, вытерся и оделся для боя.

Сначала он надел тепловое нижнее белье, затем бронежилет, накрахмаленную форму и высокие ботинки на шнуровке. Затем боевую портупею, укомплектованную рацией, ножом, аптечкой, оружием и запасными магазинами. И затем, как бы завершая картину, képi blanc[10].

Були посмотрелся в зеркало, одобрительно кивнул и повернулся. В комнате творилось черт знает что, но Чин прикажет какому-нибудь бедняге — рядовому убрать ее. Так было, и так будет всегда, аминь.

Були вышел в коридор и захлопнул дверь. Если шум разбудил Чина, тем лучше.

Пройдя несколько шагов по боковому проходу и через зигзагообразный оборонительный пункт, которые преграждали коридоры через каждые сто футов, Були оказался в главном коридоре. Там, как обычно, было довольно людно.

Обе стены покрывала живописная история Легиона. Були уже рассмотрел ее большую часть и был удивлен, обнаружив там почти столько же поражений, сколько и побед — свидетельство того, что с Легионом скверно обращались в прошлом. И насколько он мог судить, с тех пор мало что изменилось.

В отличие от сержантов остальных императорских военных сил сержанты Легиона заслуживали приветствия, поэтому Були прикладывал руку к козырьку всю дорогу по коридору и в столовой.

Он взял поднос, пренебрег лотками с яичницей и жирным мясом, предпочитая им кофе с тостами.

Чтобы добраться до своего стола, Були пришлось обогнуть ряд экспозиций, посвященных Дню Камерона, в натуральную величину. Они возвышались как острова в океане столов и стульев. Каждый полк представил экспозицию, и они все имели общие темы, самой популярной из которых была славная смерть.

Его полк, 1–й Иностранный кавалерийский полк, соорудил нечто вроде джунглей и заселил их поврежденным бойцом II и двенадцатью фантастическими инопланетянами. По расположению фигур было ясно, что киборг погибнет, но лишь после того, как убьет большинство, если не всех своих противников. Экспозиция пользовалась успехом вчера вечером и получила второй приз в общем конкурсе.

Були остановился, снял розовые трусики, свисающие с левой ракетной установки бойца II, и бросил их к мусорному ящику.

Увидев подходящего Були, четверо легионеров вскочили и перешли за другой стол. Старшие сержанты по рангу вторые после бога и могут сидеть, где пожелают.

После пяти чашек кофе с двумя тостами Були наконец почувствовал себя человеком, собственноручно отнес к тележке свою чашку… и даже улыбнулся сержанту с потрясающе большой грудью.

Прогулка от столовой к четвертому плацдарму, где его отряд проводил окончательную проверку снаряжения, много времени не заняла. Плацдарм представлял собой большое прямоугольное помещение, залитое зеленовато-голубым светом и полное шума: завывали сервоприводы, когда киборги проверяли свои электромеханические тела, дребезжали электрические гаечные ключи, затягивающие болты на отделении для боеприпасов бойца II, ругалось биотело, проверяющее системы на своей лазерной винтовке.

Плацдарм вонял опьяняющей смесью смазки, озона и горячего металла. Некоторые сержанты выражали неудовольствие по этому поводу и требовали от начальства улучшить систему вентиляции, но Були такой запах нравился. Он был частью его работы.

Були подошел к настенному терминалу и ввел код доступа. Экран заполнили фамилии и серийные номера. Это оказался обычный патруль, целью которого было держать бандитов наа на расстоянии и обнаруживать передвижения племени, если таковые произойдут. Нельзя сказать, чтобы никто не ожидал никаких происшествий, так как обе стороны придерживались традиционной политики почти ритуального боя, в которой стычки между мелкими отрядами были нормой, а заранее подготовленных крупных сражений старательно избегали. Поступая так, обе стороны подтверждали свое воинское достоинство, повышали статус отдельных бойцов и не допускали больших потерь.

Так, наа принимали совершеннолетних юношей в круг воинов только после боя с Легионом, а люди установили похожую систему, по которой новобранцы доставлялись на Альгерон, где принимали боевое крещение.

Причина подобных отношений состояла в том, что Альгерон был подарен Легиону самим императором, а Легион, в свою очередь, запретил дальнейшую колонизацию планеты. Так что, если не считать нескольких ранних поселенцев, легионеры были единственными людьми на этой планете — соседство, которое наа научились терпеть и даже использовать.

Просматривая экран, Були увидел, что ему дали квода с официальным именем Джордж Вашингтон, больше известного под прозвищем Гуннер. Не то чтобы Джордж Вашингтон было его настоящим именем, но новобранцам разрешалось брать nom de guerre[11] и большинство брало. Этот обычай восходил к далекому прошлому, когда первоначальный Французский Иностранный Легион был пристанищем для людей из многих стран, большинство которых бежали от закона, от неудачных связей или от самих себя.

Були почувствовал, как вздрогнул пол, и оглянулся. Квод вошел в помещение. Он имел двадцать пять футов в высоту, весил пятьдесят тонн, а на его обезображенных сражениями боках были намалеваны черные яблоки мишеней.

Були покачал головой. Гуннер служил давно и считался одним из самых сумасшедших легионеров. Некоторые думали, что мишени — это такая шутка. Но Були знал, в чем дело. Гуннер страстно желал умереть, но казалось, ему предназначено жить вечно. Каким бы жарким ни был бой, сколько бы легионеров ни погибло, Гуннер неизменно выживал. Это было его благословением и его проклятием.

Були пробежал глазами список. У него есть квод плюс полный комплект бойцов II. Трое — обстрелянные солдаты, но одна, новобранец с псевдонимом Наполеон Виллен, только что с Земли. За ней надо будет присматривать.

Завершало отряд полуотделение из пяти биотел под командой сержанта Роллера. Они поедут в Гуннере. Таким образом, хотя Були не отказался бы от еще одного квода или двойного количества биотел, отряд был укомплектован. Так он надеялся.

Он очистил экран, спрыгнул на пол и обнаружил, что патруль построился. Роллер гордился тем, что позволял своим людям до самой последней минуты ходить где угодно, а затем, когда уже казалось, что он не успеет, сводил их вместе в идеальный строй. Кводы — сзади, бойцы II — в середине, и биотела — впереди. Офицеров, особенно младших, это совершенно выводило из себя. Но Були и бровью не повел, словно он настолько святой, что мир сам собой встает на место вокруг него.

Роллер закипел от злости, но его лицо осталось совершенно бесстрастным. Он встал навытяжку впереди своего отряда.

— Старший сержант.

— Сержант.

— Отряд готов к проверке.

— Спасибо.

Були шагнул мимо Роллера и направился к первому легионеру слева. Ее звали Като. Она служила в Легионе уже пять лет, носила гвоздик в носу и татуировку в виде пунктирной линии вокруг шеи. Були встал перед ней, провел опытным глазом по снаряжению, остался доволен и продолжил обход.

Следующему бойцу повезло куда меньше. Его звали Имай, и Були хватило секунды, чтобы заметить отсутствие у него аварийного локаторного маяка, который крепился к поясу.

— Сержант. Роллер возник у правого локтя Були.

— Старший сержант?

— У этого рядового нет аварийного локаторного маяка.

Роллер посмотрел на Имая с таким выражением, которое не сулило провинившемуся ничего хорошего.

— Я рад, что вы довели это до моего сведения, старший сержант. Я учту ваше замечание.

— Ну, смотрите, — ответил Були, зная, что приговорил Имая к недельному наказанию. Неприятно, но все же лучше, чем заблудиться в пустыне без шанса на спасение.

Остальные биотела — О’Брайен, Уисмер и Янколович — оказались на высоте, и Були принялся за бойцов II. У этих была более гуманоидная внешность, чем у бойцов I, и более тяжелое вооружение.

Каждый имел лазерную пушку быстрого восстановления, пулемет 50–го калибра с воздушным охлаждением и двойную ракетную установку. Эти киборги передвигались со скоростью до пятидесяти миль в час и действовали в различных средах, включая вакуум, газовые атмосферы I–IX классов, подводные глубины, жару пустыни и арктический холод.

С другой стороны, бойцы II имели тенденцию перегреваться в ходе длительного боя, в чудовищном темпе расходовали боеприпасы и были уязвимы для целого ряда разносимых микроботами компьютерных вирусов.

Однако самая большая слабость заключалась в том, что их интеллект и способности ограничивались человеческими мозгами. Мозгами, которые некогда принадлежали человеческим телам, но в качестве возмездия за акт криминальной жестокости или в результате какого-то ужасного несчастья в буквальном смысле умерли. Умерли, но были возвращены из бездны, чтобы жить в электромеханических телах, где с тем же успехом могли умереть снова.

Этот общий опыт сделал киборгов другими в отношениях, которых биотелам не дано понять. Биотело может только вообразить, что значит жить в механическом теле, но не знает этого, как не знает и ощущения изоляции, которую чувствует киборг из-за своего уродства, тоски по физическому контакту или боли, вызванной неисправностью. Потому и существует пропасть между киборгами и биотелами, и потому средства массовой информации иногда называют их «Проклятым Легионом», и потому аура тайны окружает их.

Рост Були — шесть футов два дюйма, и бойцы II на два фута возвышались над ним. Большая часть их снаряжения была встроена в тела, так что готовность устанавливалась проверкой крошечных цифровых табло, находящихся на их броне.

Первый в строю боец II носил фамилию Россиф, написанную по трафарету на его правой нагрудной пластине. На его левой руке красовалась эмблема 1–го кавалерийского полка, а на том, что соответствовало правому бицепсу — сердце, пронзенное стрелой. По давней традиции киборги имели право на рисунки вместо татуировок, носимых биотелами.

Каждый боец II имел десять маленьких контрольных пластинок. Були открыл наугад пять и проверил показания. Энергия — 92 %. Смазочно — охлаждающая эмульсия — 98 %. Боеприпасы — 100 %. Жизнеобеспечение — 100 %. Электронные контрмеры — 85 %.

Були посмотрел на массивную голову бойца II.

— Твоя готовность по ЭКМ — 85 %. Объясни. Речевой синтезатор киборга звучал как камнедробилка на третьей скорости.

— Высокочастотные фильтры в дефиците, старший сержант. Техники заказали их, но пока глухо.

Були кивнул. Детали — вечная проблема на Альгероне. Слава богу, у наа нет высоких технологий, и возможность электронной атаки близка к нулю. Он пошел дальше.

Рядовые Джонс и Вуту отделались лишь поверхностным осмотром. Но рядовой Виллен, как новичок, удостоилась особого внимания.

Хотя она взяла мужское имя и была такой же бесполой, как и остальные, перед фамилией у нее стояло «Ms», а стало быть, она по-прежнему считала себя женщиной. Були знал, насколько это щекотливая тема для киборгов, и напомнил себе обращаться к Виллен в женском роде.

Он проверил все ее показатели, осмотрел пол вокруг ее массивных стоп, нет ли следов утечки, и удовлетворенно хмыкнул.

— Хорошо подготовилась, Виллен. Мы с тобой займем головную позицию.

Виллен хотела сказать «спасибо», но вспомнила, чему ее учили в учебном лагере для новобранцев, и ответила:

— Есть, старший сержант.

Она вспомнила и еще кое-что. Она вспомнила, что эта позиция — едва ли не самая опасная в патрульном построении, и значит, ей не за что быть благодарной.

Були кивнул и продолжил обход. Гуннер опустился на пол — в положение, которое обеспечивало полный доступ к его механической анатомии, но проверка была лишь формальной. Этот киборг был слишком сложен, чтобы Були оценил его готовность по контрольным цифрам, и слишком хитер, чтобы выдавать свои неисправности. Кроме того, любые неполадки с системами Гуннера отразились бы на обслуживающих его техниках, а они не собирались этого допускать.

Поэтому Були проделал все необходимые движения и вернулся туда, откуда начал.

— Сержант.

— Старший сержант.

— Неплохо. В целом неплохо. Выходим через десять минут.

На самом деле потребовалось минут пятнадцать, чтобы составить окончательные контрольные списки, загрузить последнюю сводку данных и построиться.

Роллер уже получил одно замечание, так что Були не стал придираться к лишним пяти минутам.

Обойдя Виллен, Були забрался по ступенькам, вделанным в ее ноги, на уровень затылка киборга и пристегнулся ремнями в углублении, предназначенном для этой цели. Он натянул защитные очки, поправил головной телефон и вставил подводящий провод от своей рации в гнездо панели, находящейся у основания дюрапластовой шеи киборга.

— Виллен?

Голос Були эхом прокатился по ее голове.

Виллен прокляла свою гнилую удачу. Выходить в свой первый патруль и без того достаточно плохо, но делать это с привязанным к спине старшим сержантом еще хуже. Это было еще одно унижение, еще одна единица боли, еще одна причина для мести. Легионер заставила себя ответить.

— Да, старший сержант?

— Дай мне радиопроверку.

Виллен поняла, что имеет в виду сержант. Включая рацию в ее систему связи, Були удвоил дальность передачи. А в случае неисправности контролирующие схемы Виллен нашли бы и идентифицировали ее. Киборг провела проверку.

— Система связи зеленая.

— Хорошо, — ответил Були. — Не забудь мне сказать, если какая-нибудь из твоих систем станет желтой или красной.

Черт побери, разумеется, она скажет! Что думает, что она дура?

— Да, старший сержант. Новый альгеронский день занимался, когда они поднялись на плац. Виллен с Були первыми вышли из лифта, за ними Россиф, Джонс и Вуту.

Рабочая команда остановилась, чтобы пропустить их, скользнула опытным глазом по снаряжению и сделала под козырек.

Голова Гуннера моталась туда-сюда в такт его большим, но семенящим шагам. Киборг отлично помнил о людях в собственном брюхе. Он обязан защищать их, пока они находятся под его опекой, но когда они покинут его отсек, он получит возможность умереть.

«Ах, — подумал киборг, — как это было бы чудесно». Погрузиться в вечный мрак, где воспоминаниям не найти его, где прошлое не сможет его преследовать, где он обретет покой. Он был там однажды, но врачи дотянулись до мрака и спасли его от того самого, чего он больше всего желал. Будь прокляты эти ублюдки все вместе и каждый в отдельности!

Массивные ворота с грохотом открылись. Месяц назад в правую створку попал снаряд, выпущенный из ручной ракетной установки. Металл от взрыва выгнулся и теперь громко скреб по наружной стене форта. Несерьезное нападение, но напоминание, что наа вокруг и могут доставить неприятности, если захотят.

При этой мысли мышцы Були напряглись. Адреналин вбросило в крови, и все стало более интенсивным. Голубизна неба. Тепло солнца на затылке. Завывание сервоприводов Виллен. Пряный аромат курений наа.

Наа обладали исключительно острым обонянием и использовали благовоние, чтобы перебить запахи форта. Они жгли это вещество в декоративных горшочках, и сотни струек дыма устремлялись в небо, где ветер подхватывал их и уносил на юг.

Були повернулся, обменялся приветствиями с легионером на верху стены, и, убедившись, что Вуту уже миновал ворота, дал сигнал закрывать. Взвыли сервоприводы, двери загремели, металл заскрежетал, и ворота задвинулись.

Аромат курений стал еще сильнее, когда вокруг сомкнулись купола городка наа. Купола были низкие, округлые и служили крышами подземных жилищ. То тут, то там вспыхивал свет, отражаясь от металла, который жители городка добывали на свалке форта и использовали для укрепления глинобитных построек.

Детеныши гонялись друг за другом вокруг огромных тарелкообразных стоп Гуннера, пока их родители наблюдали издалека. Большинство людей соглашались, что наа экзотически привлекательны. Рост мужчин составлял шесть-семь футов, женщин — примерно на фут меньше. Тела и тех и других покрывал мягкий, гладкий мех самых разнообразных расцветок. Головы у них были человеческими по форме и по размеру, как и их уши, носы и рты, хотя расположение зубов было иным: впереди — главные крошащие, сзади — растирающие, и никаких клыков.

Подобно людям наа имели по пять пальцев на руках: четыре и противостоящий им большой, но не имели ногтей. А ступни у них были длиннее, шире и площе, чем у людей, и без пальцев.

Були наблюдал за ними со спины Виллен. Это были, конечно, прирученные наа, изгнанники, неудачники и воры, нежелающие или неспособные зарабатывать на жизнь в пустыне. Они спасались у форта Камерон от собственного народа, перебиваясь кое-как на инопланетных объедках и поденной работе.

И все же что-то в них нравилось Були, — факт, который он держал при себе, так как многие его товарищи называли их «гадами» и другими пренебрежительными словечками — обычай, который казался странным, ибо многие из тех же самых мужчин и женщин, которые обзывали наа унизительными именами, хвалили их за доблесть и считали достойными противниками.

Кажущееся противоречие вытекало из статуса наа. Статуса уважаемых врагов. Чтобы убивать, надо в первую очередь ненавидеть. И обзывая наа, легионеры достигали этой ненависти. Но убийство слабого не делает чести, поэтому одновременно необходимо было возвысить наа, представить их достойным противником. Були рассматривал это как пример психологического мошенничества, и его часто подмывало об этом сказать, но он все же сумел держать язык за зубами. Да и какая в конце концов разница? Один говорит то, другой — это, а все вместе — одна болтовня.

Купола поредели и остались позади. Були окинул взглядом горизонт. Никого и ничего. Хорошо. Он включил рацию.

— Россиф… Джонс… возьмите на себя фланги. Вуту… пойдешь замыкающим и смотри в оба. Если мы получим в зад, ты умрешь первым. Гуннер… дай мне полное сканирование по твоим детекторам. Хорошо, все… потопали.

Позади, стоя на краю городка, мужчина-наа смотрел, как они уходят. Его мех был пятнистым от возраста, с проплешиной там, где энергетический луч полоснул по груди двадцать лет назад, а в его глазах светился ум.

Он следил за патрулем, пока тот не превратился в точку на горизонте. Потом повернулся. До свалки и спрятанного там прибора идти недалеко. Этот прибор связи был добыт у подобного патруля шесть лет назад. Используемый расчетливо и хранимый там, где никто не подумает искать, он уже отчитался за шестьдесят два легионера.

Старик улыбнулся и сделал первый шаг своего долгого путешествия.

Глава 3

Все знают, что умрут, но мало кто знает — когда. Анжел Перес знал с точностью до дня, минуты и секунды.

А если он ухитрялся как-то забыть или контрабандными наркотиками вытолкнуть из мозга эту информацию, экран на стене напоминал ему. Цвет слов менялся каждый час, и иногда менялся шрифт, но содержание оставалось одним и тем же.

«4–го числа 2–го стандартного месяца примерно в 18.30 вы убили Сисси Коннерс. Вы признаны судом виновным в этом преступлении и будете казнены в 06.00 15–го числа 4–го стандартного месяца».

Слова никогда не менялись, но менялись цифры в нижнем правом углу экрана. Они показывали остаток его жизни в часах и минутах. То, что сначала было тридцать одним днем, сократилось до часа. Теперь за ним пришлют с минуты на минуту.

Перес сидел в тюрьме больше года, пока централизованная компьютерная система уголовного суда пропускала его дело через автоматический процесс апелляций. Затем, не найдя оснований для пересмотра дела или смягчения приговора, искусственный интеллект, известный как JMS 12.I, перенес его из второй карусели четвертой башни в шестнадцатую карусель девятой башни, больше известной заключенным как «башня смерти», или БС для краткости.

Перес был рад, что отказался от последнего приема пищи. С пустым желудком меньше вероятности, что его вырвет, или что он обмарается. Перес подумал о матери. Знает ли она, переживает ли?

Завыли сервомеханизмы, и его камера поехала вбок, потом вниз, опускаясь так быстро, что у него заложило уши. Воздух в камеру поступал через тысячи крохотных отверстий, и хотя через них ничего нельзя было увидеть, Перес знал, что происходит.

JMS 12.1 повернул карусель, пока его, Переса, индивидуальная камера не подошла к одной из четырех лифтовых труб башни, и затем опустил ее в шахту. Внезапно падение замедлилось, навалилась тяжесть, и Переса бросило вбок — это камера вынеслась из лифтовой трубы.

Снаружи слышался шум. Другие заключенные, которым оставалось жить лишь чуть дольше, чем ему. выкрикивали непристойности и колотили по стальным стенам. На охрану это не действовало, но заключенным становилось легче.

Механизм зажужжал, лязгнули засовы, и дверь открылась.

В камеру вошли четверо. Достаточно, чтобы справиться с отчаянным заключенным, не входя в его положение. Охранники носили черные капюшоны, черные рубашки и черные брюки. Перес был голым. Это считалось частью наказания.

Дальний слева охранник спросил:

— Перес?

У Переса пересохло в горле. Собрав немного слюны, он с трудом сглотнул.

— Вы ошиблись. Он на пятой карусели.

В соседних камерах довольно заржали. Мысли этих людей, их воспоминания были единственной эпитафией, на которую Перес мог надеяться.

Один из охранников держал черную дубинку. Он осторожно постучал ею по ноге.

— Остроумно, Перес. Очень остроумно. Ну так как? Сам пойдешь? Или тебя понести?

Перес заставил себя встать. Колени тряслись. Цифровое табло сообщило, что у него осталось 42 минуты 16 секунд.

— Сам.

Мужчина с дубинкой разочарованно покачал головой:

— Ну, сам так сам. Ито и Джек пойдут первыми. Ты пойдешь за ними, а мы с Бобом — замыкающими. Вопросы есть?

Перес попытался придумать какую — нибудь дерзость, но не сумел и покачал головой.

— Хорошо. Тогда пошли.

Перес подождал, когда двое охранников выйдут, и по кивку мужчины с дубинкой двинулся за ними.

В ярко освещенном коридоре пахло дезинфекцией. Пол под босыми ногами был холодный. Перес мучительно сознавал свою наготу и полную уязвимость.

Со всех сторон раздавались свисты и замечания мужчин и женщин, которых он никогда не видел и не увидит.

— До встречи в аду, Перес!

— Не дрейфь, засранец.

— Сладких снов, балда.

Так продолжалось до тех пор, пока они не дошли до контрольного пункта. Конвой остановился, один из охранников положил ладони на считыватель отпечатков, и дверь открылась.

За дверью был еще один коридор, на этот раз короче, кончавшийся вторым контрольным пунктом. Здесь потребовались два комплекта отпечатков: один — охранника, второй — Переса. Вещество внутри считывателя на вид и на ощупь напоминало серую глину. Перес положил на нее руки и посмотрел на охранника, который утвердительно кивнул.

— Это в твоих же интересах, Перес. Нам бы не хотелось приканчивать тебя не в том порядке.

— Надо же, какая чуткость. — Перес убрал руки со считывателя, и дверь открылась.

— Да, — согласился охранник. — Разве это не справедливо?

Перес увидел, что все охранники встали между ним и коридором. Значит, это она, пакостная комната смерти, где и будет совершено правосудие. Правосудие, следующее словам Ветхого Завета: око за око, зуб за зуб… пуля за пулю.

У Переса заныл живот и затряслись колени.

— Тебе помочь? — Голос был грубый, но сочувственный.

Перес покачал головой, повернулся и заставил себя войти. Комната оказалась точно такой, какой выглядела по телевизору, только больше. А почему бы и нет? В новостях постоянно передавали прямые репортажи с места казни. Перес пересмотрел их великое множество. Столько, что они уже на него не действовали. Вернее, не действовали до настоящего момента.

«Покажите им, на что похожа смерть, и они не сделают этого».

То была теория… но судя по длинным спискам смертников, на практике все обстояло немного сложнее.

Перес был тому хорошим примером. Он вовсе не собирался убивать Сисси Коннерс. Он наставил на нее пушку, потребовал деньги из кассы и выстрелил, когда ее руки опустились ниже прилавка. Точно как в тех фильмах, где кровь бьет струей, а актер остается жив — живехонек, чтобы блистать в следующем шоу. Вот только эта пуля была настоящей, а девушка умерла.

Охранник был вежлив.

— Пожалуйста, стань вот сюда. Перес послушно встал к хромированной раме и подождал, пока его руки и ноги пристегнут ремнями к холодному металлу. Рама имела форму огромной буквы X и находилась точно в центре кубической комнаты.

Перес огляделся. Стены, пол и потолок были цельные из легко чистящейся нержавеющей стали. Темные отражения струились по ним, когда охранники двигались.

Перес ощутил под ногами какую-то неровность и посмотрел вниз, чтобы понять, что там такое. Его ноги стояли на хромированном водостоке. Водостоке, который мог справиться с большим количеством воды, или воды, смешанной с кровью, или…

Перес поднял голову и огляделся. Теперь он увидел шланги, висящие на всех четырех стенах, сопла, через которые в комнату распылялись дезинфицирующие средства, и телекамеры, уже включенные, чтобы заснять его смерть. Он хотел показать им палец, но было слишком поздно. Ремни держали его руки и ноги в жестких объятиях.

Голос заполнил комнату. Он был торжественный, но вместе с тем немного скучающий.

— Анжел Перес, убивший женщину по имени Сисси Коннерс и признанный виновным в вышеуказанном убийстве, хотите ли вы сказать что-нибудь перед смертью?

— Да. Идите к черту.

— Не слишком оригинально, но искренне, — спокойно сказал голос. — Далее. Вы, несомненно, знаете, что некоторые преступники, казненные в этой комнате, избираются для воскрешения и поступления в Легион. Хотите ли вы быть воскрешенным? Или предпочитаете окончательную смерть?

Как и большинство людей, оказавшихся в его положении, Перес представил себе окончательную смерть и отверг ее. Где-то там, прямо за стенами комнаты смерти, его ждали другие возможности. Медицинская технология достигла такого совершенства, что могла вернуть если не всех, то большинство тяжелораненых к жизни. А жизнь, даже полусуществование в качестве киборга, лучше смерти.

— Хочу, чтоб меня рассмотрели для воскрешения, — просипел он.

— Ваш выбор записан, — нараспев произнес голос. — А теперь, согласно Закону Империи, вы будете казнены тем же способом, каким убили Сисси Коннерс. Пуля в руку, затем пуля в плечо, затем пуля в грудь. У вас есть вопросы?

Перес почувствовал, как что-то теплое потекло у него по ногам.

— Нет.

— Да помилует Господь вашу душу.

В комнате остался только один охранник. Он был одет в полный бронекомплект на случай рикошета, а в руках держал длинноствольный пистолет 22–го калибра. Пистолет имел лазерный прицел, возвратный механизм и специальные низкоскоростные патроны.

Охранник шагнул вперед, поднял пистолет. Перес почувствовал, как каждый мускул его тела напрягся в ожидании удара.

Охранник повел большим пальцем, и на левом бицепсе Переса возникла красная точка. Видеть эту точку, точно знать, куда попадет пуля, было выше его сил.

— О Боже, пожалуйста, не…

Пуля прошла навылет и упала у стальной рамы. Звук выстрела, как и боль, пришли на долю секунды позже.

Перес закричал, стал вырываться из ремней и окончательно потерял контроль над мочевым пузырем. Моча еще струилась по ногам, когда вторая точка появилась на его плече.

— Нет! Нет! Не…

Пуля пробила плечо, ударилась о дальнюю стену комнаты и расплющилась.

Он еще переваривал боль, когда охранник снова прицелился.

Перес увидел, как точка медленно скользит по его груди, затем останавливается. Он закричал, и тут ударила последняя пуля.

Дождь барабанил по крыше лимузина и ручьями стекал по окнам. Дворец казался пятном яркого света, заслоняемого тут и там стоящими вдоль подъездной аллеи статуями и причудливо подстриженными деревьями на лужайках.

Поднимая фонтаны воды, лимузин свернул на подъездную аллею. Серджи Чин-Чу грустно покачал головой. Он сочувствовал людям из службы Управления погодой. Угораздило же кого-то из них оплошать именно в ночь Императорского бала. Не пройдет и месяца, самое большее — двух, как они будут считать сосульки на ледяной планете или сортировать песок где-нибудь в аду. Император не терпел некомпетентности, кроме, разумеется, своей собственной, которая, как правило, подпадала под рубрику «невезение».

Массивный портик выступал над аллеей. Лимузин въехал под его защиту и остановился. Появился лакей и замер в ожидании, когда откроется дверь.

— Позвоните, как соберетесь уезжать, сэр. Я буду на стоянке.

Голос, прозвучавший во внутреннем переговорном устройстве лимузина, принадлежал шоферу и телохранителю Чин-Чу Роланду Фредерику. Он находился в двенадцати футах от заднего пассажирского сиденья, невидимый за черным пластиком.

Чин-Чу подобрал нелепую тогу и приготовился выйти из машины.

— Не говори глупостей, Фредерик. Поезжай домой и поспи. Я возьму такси.

— Мне очень жаль, сэр, но мадам никогда мне этого не простит.

— А если я прикажу тебе уехать?

— Не хочу вас обидеть, сэр, но я гораздо больше боюсь мадам, чем вас.

Чин-Чу знал, что это правда, но знал и другое: Фредерик сам хотел остаться, и спорить с ним бесполезно.

Чин-Чу потянул за ручку, чтобы открыть дверь.

— Ладно, делай как хочешь, но, по-моему, это чертовски глупо.

Зеркало заднего обзора позволило водителю разглядеть франтоватого лакея и уже открытую дверь. Фредерик смотрел, как его босс тяжело выбрался с заднего сиденья, отказываясь от протянутой руки, и уложил тогу складками. Чин-Чу был довольно полный, невысокого роста, и в этой белой тряпке, кожаных сандалиях и с золотым браслетом выглядел точь-в-точь как римский сенатор.

Фредерик сочувственно покачал головой. Босс терпеть не мог подобных сборищ и всю ночь будет мучиться. Ему захочется прокатиться, когда бал закончится, и Фредерик будет тут как тут.

Чин-Чу махнул рукой в сторону отделения для водителя и присоединился к паре, одетой под воздушных танцоров двадцать второго века. Он не сразу узнал в них губернатора Фрэнч и ее мужа Фрэнка.

— Серджи! Рада тебя видеть! Мне нравится твой костюм!

— А мне твой, — ответил Чин-Чу, разглядывая почти несуществующий наряд губернатора. Фрэнч было под пятьдесят, но для своего возраста она отлично сохранилась. Чин-Чу окинул ее плотоядным взглядом.

— Фу, Серджи… старый ты козел! Ты знаком с моим мужем Фрэнком?

— Конечно, — ответил Чин-Чу, обмениваясь кивком с красивым юношей, на тридцать лет моложе губернатора. — Мы с Фрэнком выпивали вместе на внутрисистемных гонках спидстеров в прошлом году. Хороший, кстати, финиш… ты почти выиграл.

Это замечание положило начало высокотехническому исследованию проигрыша Фрэнка и его видов на нынешний год. Скучноватая тема, но ее хватило на всю дорогу от парадного входа до дверей в императорский бальный зал. Вдоль левой стены ярко освещенного коридора стояли космические пехотинцы в парадной форме. Они смотрели прямо перед собой, держа оружие на груди.

Во время этого на вид безобидного пути все трое знали, что целые батареи сканеров, датчиков и детекторов исследуют их тела, одежду и аксессуары на наличие оружия, взрывчатки или отравляющих химических веществ. Обнаружь они хоть что-нибудь подозрительное, и космические пехотинцы немедленно получат приказ стрелять. Вот почему те стояли в одну линию, а не в две, вот почему у каждого в левом ухе был приемник, и вот почему все стояли у внутренней стены. В случае чего шальные пули полетят наружу, а не в зал.

Последнюю линию защиты составляла пара тщательно отобранных бойцов II. Как все военные киборги, они служили в Легионе и стояли как статуи по обе стороны от дверей.

На них возлагались две задачи. Во-первых, поддержать огнем космических пехотинцев в случае массового штурма, а во-вторых, убить пехотинцев, если те сдвинутся со своего места больше чем на фут.

Конечно, существовала теоретическая возможность совместного покушения на убийство, но благодаря тщательно организованному войсковому соперничеству, которое император усердно подогревал, такой союз был крайне маловероятен.

«И это, — подумал про себя Чин-Чу, — одновременно показатель и блеска, и паранойи императора».

Пропустив вперед двух инопланетян в ярком оперении, они вошли в зал. Величественный мажордом поднял жезл с отполированного до блеска пола и снова опустил его с отчетливым стуком.

— Губернатор императорской планеты Орло II Каролина Фрэнч; ее супруг достопочтенный Фрэнк Джейсон и достопочтенный Серджи Чин-Чу, советник престола.

Его голос прогремел на весь зал.

Чин-Чу не представлял, как мажордому удается правильно называть все имена и звания, но подозревал, что это некое электронное колдовство.

Огромный бальный зал мог вместить сразу тысячу человек, и сотен шесть уже прибыли. Разговоры, смех и шелест шагов почти заглушали оркестр из десяти инструментов.

Обычно светлый и полный воздуха зал был превращен в подобие подземной пещеры. Световые колонны тянулись вверх, к потолку. Цветные лазеры рассекали помещение на тысячи геометрических фигур. Выхваченные снизу светом люди появлялись и снова исчезали. Их яркие наряды блестели, сверкали драгоценности. Некоторые гости были в костюмах и платьях, отделанных «звездной пылью» — баснословно дорогим веществом, которое добывалось из короны одного красного карлика и представляло значительный интерес для «Чин-Чу Энтерпрайзес».

Большинство гостей не обратили внимания на объявление мажордома, но Чин-Чу знал, что по крайней мере пятьдесят человек направляются в его сторону. Каждый из них чего-то хотел. Одолжения, сделки, ободрения, информации. Этим-то в конце концов и занимались умные люди на подобных приемах, оставляя секс, наркотики и насилие тем, у кого не хватает чувства собственного достоинства. Которых за последнее время что-то слишком много развелось.

Торговец и его спутники вместе сошли по лестнице и расстались, пообещав увидеться позже.

Зная, что разные там партнеры, покупатели и поставщики приближаются к нему, Чин-Чу попытался временно отложить встречу. На сегодняшнем вечере присутствовала особа, обладающая достаточной властью, чтобы влиять на императора, и поэтому следовало с ней познакомиться.

Такие связи были необходимы для процветания «Чин-Чу Энтерпрайзес», а главное, для продолжения довольно хрупкого союза, который пытался противостоять императору в минуты помрачения. Минуты, которые случались все чаще и чаще.

Бормоча нескончаемые «здравствуйте», «извините» и «как поживаете», торговец пробирался через зал. Воздух благоухал дорогими духами, одеколоном и ароматическими веществами. Целью Чин-Чу была группа людей, которые почему-то всегда собирались возле самого большого бара.

Это были мужчины и женщины из Императорских Вооруженных Сил, сегодня вечером в штатском, но без труда узнаваемые по выправке, жаргону и склонности образовывать компании по войсковой принадлежности.

Здесь были представители военно-космического флота, известные своим шумным бахвальством, космические пехотинцы, прозаически наряженные в древнюю военную форму, и Легион, стоящий спина к спине, как будто осажденный другими силами.

Но то были функционеры не самого высокого ранга, генералы, адмиралы, капитаны и полковники, интригующие ради положения и устраивающие менее светские приемы.

Их начальство, группа, которая прежде всего интересовала Чин-Чу, состояла из высокопоставленных мужчин и женщин, которые понимали, каково иметь дело с императорскими причудами, скудным бюджетом и продажными чиновниками. Поэтому он устремился к ним, уверенный, что если где и можно найти генерала Легиона Марианну Мосби, то именно здесь, среди равных ей. И он не разочаровался. Военные crème de la crème[12] стояли особняком, повернувшись лицом друг к другу, огражденные рвом пустого пространства.

Адмирал Паула Сколари, глава военно-космических сил, высокая, угловатая и довольно угрюмая женщина, была одета в средневековые латы. Такой костюм очень подходил тому, кто живет в постоянном страхе перед императором, двором и, как подозревал Чин-Чу, перед самим собой.

Генерал Отис Уортингтон, командир космической пехоты, стоял справа от нее в одной набедренной повязке, сандалиях на шнуровке и с мечом. Его тренированное тело бугрилось от мускулов и сдерживаемой силы. У него была черная кожа, яркие пытливые глаза и приятный смех. Великолепный офицер, Уортингтон ненавидел политику и уступил Сколари больше власти, чем следовало.

Слева от адмирала стояла женщина, которую и искал Чин-Чу. В отличие от своих коллег, генерал Марианна Мосби выбрала наряд популярной голозвезды, и сходство получилось удивительным.

У нее были длинные каштановые волосы — часть костюма, как предположил торговец, — лицо сердечком и полные, чувственные губы. И как звезда, чей образ она воплощала, Мосби была чуть полновата, так как не любила себя ограничивать…

Но вся та лишняя плоть, которую позволяла себе Марианна Мосби, находилась в нужных местах. Лиф ее платья имел настолько глубокий и широкий вырез, что ее соски, накрашенные ради такого случая, то появлялись, то исчезали, когда она двигалась, и заставляли всех мужчин в радиусе пятидесяти футов следить за ней краем глаза. Наряд Мосби был скромным по сравнению с тем, во что были одеты многие в этом зале, но вопиющим по военным понятиям, о чем свидетельствовало явно неодобрительное выражение на лице Сколари.

Чин-Чу надел свою самую подкупающую улыбку и перешагнул невидимый барьер. Из-за шума пришлось кричать, чтобы его услышали.

— Адмирал Сколари, генерал Уортингтон, рад видеть вас.

Сколари глянула исподлобья и на четверть дюйма наклонила голову.

— Я вас тоже, Серджи. Вы знакомы с генералом Мосби? Генерал приняла командование силами Легиона на Земле.

Мосби протянула руку, но Чин-Чу вместо того, чтобы пожать, поднес ее к губам.

— Позвольте представиться. Серджи Чин-Чу. Я и не представлял, что генералы бывают такими очаровательными. Возможность поцеловать хотя бы ручку такого генерала слишком хороша, чтобы ее упускать.

— Серджи умеет говорить красиво, — сухо сказала Сколари. — Он владелец «Чин-Чу Энтерпрайзес»… и один из ближайших советников императора.

Мосби улыбнулась и подвергла Чин-Чу молниеносной оценке, которую использовала для новобранцев. Она увидела сравнительно невысокого — пять футов и девять-десять дюймов — мужчину, который имел по меньшей мере двадцать пять фунтов лишнего веса. Евразийские черты его лица составляли интересный контраст с проницательными голубыми глазами и оливкового цвета кожей. Он излучал уверенность, как солнце излучает тепло. И в отличие от большинства мужчин, Чин-Чу ухитрялся смотреть ей в глаза, а не на груди. «Сильный, — решила Мосби, — влиятельный и стоит ее внимания».

— Для меня большая честь познакомиться с вами, мистер Чин-Чу. Я знаю вашу компанию. Одна из немногих, которые не только дают обещания, но и выполняют их.

Чин-Чу слегка поклонился.

— Это честь для меня… и благодарю вас… мы высоко ценим деловые связи с Легионом.

Мосби протянула руку:

— Не знаю, как вы, а я умираю с голоду. Не хотите перекусить?

— Мне бы не следовало, — бодро ответил Чин-Чу, — но я хочу. — Он взял ее под руку. — Надеюсь, вы извините нас?

Сколари едва кивнула, а Уортингтон широко ухмыльнулся:

— Отличная работа, Серджи. Подъехал к самой красивой женщине в этом зале, увел ее прямо у меня из-под носа и сбегаешь.

Чин-Чу улыбнулся и пожал плечами:

— У кого-то получается… а у кого-то нет. Генерал Мосби?

Мосби кивнула своим коллегам и позволила провести себя через зал. Это был лишь второй ее визит в императорский дворец — первый раз она побывала здесь на короткой церемонии несколько лет назад, — и здешние нравы ее поразили.

Мосби выбрала платье, желая быть соблазнительной, но окружающие оставили ее далеко позади. На некоторых из гостей из одежды была пара блесток. Многие прямо на полу занимались сексом со случайными партнерами или направлялись в боковые комнаты, где мебель была поудобнее.

В некоторых из тех комнат акробаты демонстрировали настоящие половые акты, и зрители присоединялись к ним. В других на серебряных подносах подавались наркотики. А в третьих творились, говорят, еще более темные дела.

Одна часть Мосби, та, которая воспитывалась на консервативной планете с названием Провидение, не принимала того, что видела. Другая часть, та что погнала ее с родной планеты и поиски приключений, была приятно возбуждена. Интересно, а если ей тоже сбросить платье и покататься по полу с совершенно незнакомым человеком? Как она будет себя при этом чувствовать?

«Чертовски неудобно», — решила Мосби, разглядывая одну такую пару и обходя другую.

Потом генерал посмотрела на Чин-Чу:

— Здесь всегда так бывает?

— Как? — рассеянно спросил Чин-Чу. Его мысли витали где-то далеко.

— Да вот так. — Мосби показала на остальных гостей. — Я бывала в диких местах и в еще более диких ночных заведениях, но куда им до этого!

Чин-Чу оторвался от своих раздумий. Он совсем забыл, что последние два года Мосби провела на Альгероне и потому еще не привыкла к модному нынче разврату.

— Нет, это началось недавно, с полгода назад. В Императорской Опере давали тогда премьеру. А император в своей ложе занялся любовью с сенатором Ватанабе. Но с балконов все было видно, и половина публики была с театральными биноклями. Критики сказали, что император был великолепен. С тех пор так и повелось.

Мосби засмеялась. Она отлично проводила время. Чин-Чу — прелесть, и если император оправдывал даже половину своей репутации, он тоже будет интересен. Она не могла дождаться встречи с ним.

— А где же император? Он скоро появится? Чин-Чу пожал плечами и подвел ее к огромной буфетной стойке. Мосби предоставила ему выбор. Он мог честно сказать ей, что император проводит уйму времени в разговорах с людьми, которых никто не может видеть; или же он мог проявить осторожность и сказать что-нибудь менее рискованное. Второй вариант казался предпочтительнее.

— Император — занятой человек… трудно сказать, когда он придет. Вот сюда… попробуйте эту выращенную в лаборатории говядину… она выглядит вполне аппетитно.

Мосби любила поесть и быстро сдалась перед количеством и качеством выставленных блюд. Императорское угощение было в высшей степени щедрым. В свете ламп она увидела говядину, о которой говорил Чин-Чу, ветчину, два или три вида птицы, инопланетное мясо от чего-то под названием мордун, несколько видов рыбы, овощи, большие вазы со свежими, выращенными на гидропонике фруктами и столько выпечки, что роте легионеров хватило бы на неделю.

К тому времени когда Мосби дошла до дальнего конца стола, ее тарелка наполнилась доверху и, чтобы удержать ее, требовались обе руки. Чин-Чу коснулся ее локтя.

— Может, сядем где-нибудь?

— Давайте, — согласилась Мосби. — Как насчет вон той боковой комнаты?

Чин-Чу посмотрел в направлении ее кивка.

— Вы уверены? Голубые комнаты иногда предоставляют довольно вульгарные развлечения.

Мосби улыбнулась.

— Отлично. После двух лет на Альгероне «вульгарные» звучит здорово.

Чин-Чу пожал плечами и пошел за ней через зал. Дверь была открыта, и слуга нашел им места в задних рядах битком набитой комнаты. В самой комнате было темно, и два слившихся пятна света притягивали взгляды зрителей к импровизированной сцене.

В центре сцены, как раз снимая последнюю из своих одежд, стояла красивая девушка. Лет двадцати пяти-тридцати, с черными курчавыми волосами и телом спортсменки или танцовщицы. Груди у нее были маленькими и крепкими, талия — узкой, а ноги — длинными и стройными.

Но что-то в ее облике встревожило Чин-Чу. Вот только что? Бледность лица? Дрожь в руках?

Да, несмотря на старания казаться спокойной, девушка боялась. Почему?

Девушка вошла в душевую кабину. Пластик заблестел под светом прожекторов. Все, даже водопроводные трубы, было прозрачным, позволяя зрителям видеть каждое ее движение.

Девушка открыла кран, подставила лицо под струи воды и приступила к долгому, неторопливому мытью.

Вода плескала на стенки кабины, создавая собственную симфонию звуков. Девушка нанесла на груди гель для душа, растерла его в пену и смыла.

Чин-Чу ощутил хорошо знакомое волнение внизу живота и посмотрел на Мосби, чтобы увидеть ее реакцию. Она ела, завороженно глядя на сцену.

Новое пятно света выхватило мужчину. Невероятно жирного, в состоянии возбуждения и с грубым ножом в руках. Зрители дружно ахнули.

У Чин-Чу внутри все сжалось. Красавица и Зверь. История стара, как само человечество… но наука позволила рассказать ее совершенно по-новому. Сценарий был ослепительно ясен.

Неудивительно, что девушка боялась. По причинам, известным лишь ей одной, — может, из-за неизлечимой болезни или отчаянной нужды в деньгах, — она согласилась умереть. Через десять-пятнадцать минут, растянув мытье до последней возможности, она выйдет из кабины, и мужчина изрубит ее ножом.

Крики и кровь будут настоящими. Зрители, которым наскучило поддельное насилие, настоящее покажется захватывающим.

А как только жертва рухнет на пол, свет выключат. Под покровом темноты вбегут врачи, заберут тело и переправят его в специально оборудованный хирургический кабинет, где девушку вырвут из лап смерти, чтобы она жила дальше в кибернетическом теле. Возможно, не в таком гротескном, как боец II, но намного хуже того, которое она продала, а зрители психически потребили.

Это не было убийством, но Чин-Чу все равно замутило, и он незаметно сунул еду под стул. Кто-то тронул его за плечо. В темноте слуга был едва различим.

— Мистер Чин-Чу? Генерал Мосби?

— Да, а в чем дело?

— Адмирал Сколари просит вас выйти.

Чин-Чу жаждал любого предлога, лишь бы убраться из этой комнаты. Он встал и направился к двери. Мосби последовала за ним. Адмирал Сколари ждала снаружи. Выражение ее лица было еще мрачнее обычного.

— Император созывает консультативный совет. Вам обоим приказано прийти.

Чин-Чу поднял брови. Император проводил собрания всякий раз, когда эта блажь взбредала ему в голову… и многие были пустой тратой времени.

— По поводу чего собрание? — спросил он.

— Хадата напала на нашу планету под названием Мир Уэбера. В предварительных донесениях говорится о том, что они уничтожили все население. Император хотел бы услышать ваше мнение.

Глава 4

Позин-Ка выбрал из разложенных перед ним инструментов длинный тонкий пинцет. Про сунув руку в круглый террариум, он ухватил пинцетом миниатюрный мост, как можно бережнее поднял его и переставил вниз по течению.

Ну вот. Так намного лучше. Теперь придется изогнуть дорогу и подвести ее с юга, но дополнительные усилия стоят того. Этот мост, деревня и окрестные пахотные земли воплощали идеализированный образ того места, где он вырос.

Поставив шар на рабочий стол, Позин-Ка откинулся на спинку кресла, чтобы рассмотреть свою работу. Террариумы весьма популярны среди хадатан, находящихся в дальнем космосе. Они занимают очень мало места, напоминают о доме и дают владельцу ощущение власти. Самые последние модели, такие, как эта, включают все: от управляемой компьютером погоды до микроботических птиц и животных.

Он повернул шар и полюбовался своим творением под другим углом. Ах, если бы реальный мир был таким же податливым, таким же послушным. Но, увы. Каждое изменение, каждое достижение приходится планировать, осуществлять и затем охранять. А сейчас, когда он взялся за самую сложную задачу, когда-либо стоявшую перед ним, Позина-Ка терзали сомнения.

Он откинулся в кресле, наслаждаясь тишиной командного центра. Не было ни голограмм, требующих его внимания, ни начальства, которому надо льстить, ни подчиненных, которых надо поощрять. Только он и всепоглощающее беспокойство.

Победа над людьми была слишком легкой. Хоть человек-предатель и утверждает, что его раса слишком ленива, труслива и тупа, чтобы прийти к согласию, люди уже должны были ответить.

Как они могли не понять того, что происходит? Сак могли не понять, что идет борьба не на жизнь, а на смерть? Но они не поняли, и он должен бы радоваться.

Но те же убеждения, что заставляют его расу искоренять всякую потенциальную угрозу, пробудили сомнения. Сомнения, которые не позволительны военному командующему. Что, если человеческая раса подобна спящему великану? Разбуди его — и, поднявшись, он сметет тех, кто его побеспокоил.

Пилот — хороший тому пример. Судовые команды до сих пор исправляют причиненные им повреждения. Двенадцать членов экипажа убиты. Что, если основная масса людей больше похожа на пилота, а не на изменника Болдуина? Что, если каждый из них убьет двенадцать хадатан? Не превратится ли война ради защиты своей расы в войну, которая ее уничтожит?

Мир Уэбера был захвачен врасплох. Следующие планеты будут наготове. Но если Болдуин прав, и люди решили отступить?.. Слишком много вопросов и мало ответов.

Позин-Ка принял решение. Он поговорит с женщиной-солдатом. Она обладает качествами, которых нет у Болдуина. Разговаривая с ней, он лучше поймет человеческую расу. Большой серый палец коснулся кнопки.

Дверь зашипела, открываясь, и Норвуд напружинилась. Она полтора часа лежала на трубе, ожидая этого момента.

Тяжело ступая, вошел Ким-Co, хадатанин, назначенный сторожить ее.

— Че-ло-век?

Он говорил с сильным акцентом, но не так уж плохо для того, кто учит стандартный меньше недели. Попытка говорить на языке людей вывела Ким-Co из категории «омерзительных инопланетян» и сделала задачу Норвуд намного труднее.

Заставив себя забыть о жалости, Норвуд спрыгнула с трубы, накидывая гарроту на голову хадатанина. Петля легко наделась и затянулась на его шее, когда Норвуд, оказавшись на полу, потянула на себя импровизированные рукоятки.

Гарроту Норвуд смастерила из куска провода со снятой изоляцией, который раздобыла на одной из ежедневных прогулок. А рукоятками служили ее ручка и хадатанский эквивалент зубной щетки.

Норвуд была ниже ростом, но, падая, сумела дернуть хадатанина назад и свалить с ног. Это казалось победой, пока огромный инопланетянин не рухнул ей на грудь.

Теперь было важно, кто вдохнет первым: Ким-Со, издававший булькающие звуки и царапающий когтями свое горло, или Норвуд, оказавшаяся в ловушке под горой инопланетной плоти.

Но проволока была тонкой, а Норвуд — сильной, так что хадатанин первым потерял сознание. Его тело обмякло, но по-прежнему придавливало ее.

У Норвуд уже кружилась голова. Собрав все силы, она оттолкнула инопланетянина и выкатилась из-под него. На миг она почувствовала раскаяние, глядя на лежащего на полу Ким-Co. Пальцы хадатанина застряли под проволокой, из горла сочилась кровь. Его сфинктер ослаб, и на всю каюту завоняло калом.

Однако его смерть была ничто по сравнению с миллионами уже погибших на Мире Уэбера и тех, кто погибнет в предстоящие недели и месяцы.

Встав на колени, Норвуд глубоко вздохнула. В ее распоряжении оставались считанные минуты, если не секунды. Ким-Co послали или проверить ее, или привести. Когда заметят, что он не вернулся, начнут действовать.

Оружие. Ей нужно оружие. Пригнувшись, Норвуд обошла тело хадатанина, нашла кобуру и вытащила пистолет. Ей едва удалось обхватить пальцами рукоятку. Пистолет вышел фута на три и остановился, удерживаемый кабелем с вытяжным шнуром, бесполезный без блока питания, к которому подсоединялся. Норвуд уже собралась снимать с инопланетянина пояс и блок питания, который был частью этого пояса, но вспомнила, насколько тяжел Ким-Co. Вот тебе и оружие.

Люк оставался незапертым и открылся, когда Норвуд толкнула его ногой. Коридор был пуст. Хорошо.

Теперь надо найти энергоотсек. Норвуд очень мало знала о космических кораблях, но посчитала, что технические помещения — самое подходящее место для диверсии.

Одернув форму, Норвуд высоко подняла голову и пошла вперед, готовясь встретиться взглядом с первым попавшимся хадатанином. Если она выглядит уверенно и действует уверенно, встречные решат, что она своя, и, значит, все в порядке.

Так реагировали бы люди… но как насчет инопланетян? И кровь… что насчет крови? Вдруг вся ее одежда испачкана в крови Ким-Со?

Она хотела остановиться и посмотреть, но было уже поздно. Два хадатанина свернули в коридор и шли ей навстречу.

Норвуд улыбнулась, вспомнила, что улыбка не имеет смысла для хадатан, но все-таки оставила ее. Когда инопланетяне приблизились, Норвуд кивнула. Ни один из них не показался знакомым.

— Эй, привет… из вас кто-нибудь говорит на стандартном? Нет? Хорошо. Жрите дерьмо и подохните.

Хадатане ответили ей вежливым жестом, что-то прошипели и пошли дальше.

Сработало! Норвуд ощутила мрачное удовлетворение.

Коридор был длинный и слегка изгибался, будто следуя контурам корабля. За следующие десять минут Норвуд встретила около дюжины хадатан и всех их ввела в заблуждение. Так она считала.

Через равные промежутки на стенах появлялись светящиеся пиктограммы, указывающие путь к различным отделениям и отсекам. Ким-Co научил ее, что означают многие из них, включая то, что круг внутри треугольника — символ, обозначающий энергию солнца, используемую механическим устройством, сделанным хадатанами. Или, в переводе на человеческий язык, основанную на синтезе энергоустановку.

Норвуд дошла до Т-образного перекрестка, увидела, что символ энергоустановки переместился направо, и повернула туда. Она не прошла и десяти футов, когда Болдуин и Имбала-Са преградили путь, а еще два хадатанина схватили сзади за локти.

Болдуин скрестил руки и поднял брови:

— Смотрите, кто у нас тут. Вышли прогуляться, полковник?

Норвуд попыталась высвободить руку, но хадатанин держал крепко.

— Предатель. Болдуин покачал головой в притворном огорчении.

— Предатель… герой… слова так мало значат. Результат — вот что главное. — Он сделал вид, что оглядывается. — А что случилось с Ким-Co? Может, несчастный случай?

— Идите к черту.

— И рад бы… но как-нибудь в другой раз. Позин-Ка хочет, чтобы вы осчастливили его своим присутствием. — Болдуин указал на энергоотсек. — Это было глупо. О ваших передвижениях доложили двенадцать или пятнадцать членов экипажа. Они бы задержали вас, но не были уверены в вашем статусе.

Норвуд мысленно выругалась. Вот тебе и обманула.

Болдуин что-то прошипел охранникам. Один заговорил в переносной коммуникатор, а второй повернул Норвуд кругом и подтолкнул туда, откуда она пришла.

Болдуин и Имбала-Са пошли впереди. «Какая ирония, — подумала Норвуд. — Болдуин такой же пленник. Все же, что с ним не так? Что насчет трибунала? Его и вправду ложно обвинили, как говорят некоторые военные?»

Норвуд прогнала эти мысли. Это не имеет значения. Ничто не может оправдать того, что он сделал. Ничто.

Путь к командному центру она не запомнила. Казалось, прошли секунды, и вот уже дверца люка скользнула вверх, и Норвуд ввели внутрь. Головизор, который занимал середину помещения во время ее предыдущего визита, исчез. На его месте находилось овальное возвышение. Ей велели встать на него… как и удивленному Болдуину.

— Ого, — вполголоса заметила Норвуд. — Вы снова в беде. Интересно, как долго вас будут поджаривать на этот раз.

Болдуин постарался выглядеть равнодушным, но весь лоб у него покрылся бисеринками пота.

Позин-Ка смотрел, как люди входят в отсек. Он испытывал смешанные чувства. С одной стороны — ярость из-за смерти Ким-Co, а с другой — поразительное спокойствие при мысли о бегстве Норвуд и о том, насколько это символично для его дилеммы.

Люди опасны, теперь это очевидно, но как поступить? Атаковать центр их империи, как приказало начальство, или подождать, посмотреть, как отреагирует противник?

Оба пути чреваты опасностями. Броситься к центру империи людей — значит рисковать всем флотом.

Что, если люди нанесут массированный удар? По информации, доставленной Болдуином, чужаки обладают военной силой почти равной силам хадатан. Человек утверждает, что ими плохо управляют, что они разделены и подчиняются капризу императора. Но что, если он неправ? Или еще хуже, намеренно вводит в заблуждение тех, с кем вроде бы действовал заодно?

Другой путь равно, если не более, опасен. Медлить после нападения на Мир Уэбера — значит пожертвовать ценностью внезапной атаки. Люди могут использовать это время для подготовки… и, вероятно, используют, что приведет в итоге к более высоким потерям. Это соображение и связанный с ним политический риск подсказывали Позин-Ка пренебречь страхами и последовать приказу. Но беда в том, что его страхи настолько сильны и настолько глубоко сидят, что их невозможно проигнорировать. И в этом состояла необъявленная цель собрания. Посмотреть в лицо страхам и принять решение.

Норвуд огляделась. Напротив с угрюмым видом сидел Позин-Ка, глядя сквозь нее на переборку. Четыре столь же непостижимых инопланетянина находились слева от нее, и пять справа. Одни переговаривались между собой на своем шипящем языке, другие говорили в переносные коммуникаторы, а один играл с длинным ножом. Остальные места пустовали, значит некоторые из штаба Позин-Ка несли вахту где-то в другом месте.

Раздалось потрескивание статического электричества, и на переборке слева от Норвуд вспыхнул длинный изогнутый экран. Его заполняли тысячи цветных квадратиков. Квадратики зарябили, переместились и соединились в пять четких изображений. Все они носили перевязь с красным драгоценным камнем, но, судя по фону, находились на разных кораблях. Хадатане доложили о себе на ритуальный манер:

— Командир первого копья Хисеп Рула-Ка.

— Командир второго копья Рувет Ифана-Со.

— Командир третьего копья Икор Нибер-Ба.

— Командир четвертого копья Ниман Квал-До.

— Командир пятого копья Суко Пула-Ка.

Позин-Ка выпрямился. Посторонние разговоры прекратились, коммуникаторы исчезли, длинный, опасный нож вернулся в свои ножны. Военный командующий заговорил по-хадатански, но его слова переводились на стандартный и передавались людям.

— Добро пожаловать! Нам многое нужно обсудить. Но прежде чем мы начнем, я бы хотел услышать полковника Натали Норвуд и полковника Алекса Болдуина. Хотя наши культуры различны, есть и сходства, в том числе убеждение, что Воины должны знать своих врагов. С этой целью мой первый вопрос к полковнику Норвуд. Вы убили члена моей команды и сбежали из каюты. Почему?

Сердце Норвуд забилось быстрее, но она сделала все возможное, чтобы держаться с достоинством.

— Мы в состоянии войны. Позин-Ка повел рукой.

— Это так. Скажи мне, человек… что ваша раса будет делать теперь?

В командном центре стало тихо. Вопрос словно повис в воздухе.

Ответ казался настолько очевидным, что Норвуд не видела ничего плохого в том, чтобы ответить.

— Они соберут флот, защитят империю и нанесут удар по вашему родному миру.

Позин-Ка сделал жест понимания. Он обвел глазами комнату и посмотрел на экран. Человек говорил искренне. Позин-Ка видел, что его подчиненные растерялись. Хадатанские военные наслаждались длинным рядом своих побед, таким длинным, что офицерский корпус стал несколько высокомерным. Мало кто воспринимал людей всерьез, а из этих немногих большинству казалось, что победа над Миром Уэбера рассеяла все сомнения.

Но возможность — не важно насколько отдаленная — нападения на их родину пробудила глубоко лежащие тревоги, которые таятся в душе каждого хадатанина.

Ну, во всяком случае, большинства хадатан, так как его начальник штаба командир пики Модер-Та выглядит удивительно беззаботным, — позиция, которую Позин-Ка должен принимать в расчет, если не хочет оказаться в конфликте с наставником Модер-Та великим маршалом Пем-Да, который не только разработал стратегию, в которой усомнился Позин-Ка, но и является его прямым начальником. Военный командующий направил свое внимание на Болдуина.

— А как насчет вас, полковник? Норвуд говорит, о мы в состоянии войны. Я согласен. Но вы не пытались сбежать. Почему?

Болдуину хотелось заискивающе улыбнуться, но он подавил это желание. Улыбка ничего не значит для хадатан и только собьет их с толку.

— Я считаю себя другом хадатанской расы и не имею никакого желания бежать от их гостеприимства.

Позин-Ка погладил пальцами драгоценный камень, символизирующий его положение.

— Полковник Норвуд считает, что люди предпримут немедленную контратаку. Каково ваше мнение?

Болдуин откашлялся. Он почувствовал пот на лбу, но не стал вытирать. Какого черта нужно этому Позин-Ка? Хадатане отлично знают, что думает Болдуин. Так для чего этот спектакль? Ясно, что военный командующий хочет таким способом поставить оба мнения перед своим штабом, не говоря о собственной позиции. Но зачем?

Минутку… Норвуд высказала мнение прямо противоположное его собственному. Так вот оно что! У Позин-Ка или у кого-то в его штабе завелись сомнения. У кого? У Модер-Та? Чертовски маловероятно. Модер-Та — фанатик. Нет, должно быть, у самого Позин-Ка, а это представляет реальную угрозу планам Болдуина. Ему необходимо устранить подобные сомнения и убедить командира инопланетян поторопиться с атакой. Болдуин тщательно подбирал слова.

— Наши военные тратят большую часть времени на взаимные препирательства. А учитывая еще плохое руководство и сумасшедшего императора, нет сомнений в том, как отреагируют мои собратья — люди. Они стянут войска к центру империи, тем самым оставив незащищенными краевые миры, и сконцентрируют свои силы для решающей, по их мнению, битвы.

Болдуин сделал паузу, чтобы оглядеться. Он еще не изучил все нюансы хадатанского языка жестов и мимики, но увидел признаки одобрения. Воодушевленный, он продолжил свою речь:

— Преодолев без труда чисто символическое сопротивление и имея еще достаточно времени на подготовку, хадатанский флот уничтожит человеческий и обратит людей в рабство.

Последнее было скорее мечтой, чем уверенностью, так как хадатане предпочитали истреблять другие расы, а не порабощать их. Но Болдуину хотелось надеяться. Как приятно будет сидеть на троне мертвого императора и смотреть, как те самые офицеры, которые судили его, ползают у его ног.

Норвуд слушала Болдуина с растущим чувством страха. Его аргументы выглядели гораздо убедительнее, чем ее. Ее мнение было скорее желаемым, чем обоснованным. Фактически, чем больше она об этом думала, тем больше склонялась к мысли, что Болдуин прав. Империя отойдет и сдаст Хадате все краевые миры. Вот почему хадатане пропустили торпеды: чтобы ускорить отступление, которое, по убеждению Болдуина, произойдет. Норвуд затошнило.

— Итак, — сказал Позин-Ка, — мы имеем двух людей и два мнения о том, как будет реагировать их раса. Думаю, вы согласитесь, что их суждения были интересными и поучительными. — Он повернулся к охраннику: — Уведите их. Что делать — вы знаете.

Охранник сделал жест согласия, приказал Норвуд и Болдуину сойти с возвышения и погнал их к люку. Дождавшись, когда люди уйдут, Позин-Ка принял оперативные рапорты от командиров копий, а затем открыл обсуждение.

Официально разговор шел о стратегии, но в нем были и скрытые течения, подразумевающие возможность того, что Норвуд права.

Но всякий раз, когда эти настроения выражались словами, Модер-Та или один из более консервативных командиров копий высмеивали офицера, который высказал это мнение, постепенно отбрасывая все подобные замечания.

Видя это и понимая, что на стороне Модер-Та и согласных с ним сила власти, традиций и психологии хадатан, Позин-Ка закрыл собрание и отдал приказ атаковать.

Это было правильное решение. Он это знал. Но он по-прежнему не мог избавиться от страха, который грыз его изнутри.

С них сорвали одежду и пристегнули ремнями к стоящим бок о бок столам. Логика была неопровержима. Норвуд плохо вела себя и должна понести наказание, а поскольку Болдуин привел ее на борт, он должен разделить ответственность.

Норвуд ожидала смерти, она хотела умереть и была разочарована. Неизвестно, почему Позин-Ка пощадил ее, но цена будет высока.

Болдуин изо всех сил старался выглядеть храбрым и безразличным, но затрясся, стоило им войти в комнату. А от соприкосновения обнаженного тела с холодным металлом у Норвуд вся кожа покрылась пупырышками.

У Норвуд не было имплантата, как у Болдуина, поэтому к ее голове, рукам, грудям, ногам и ступням подсоединили провода. Ей захотелось плакать, и она бы заплакала, если бы была одна, но вместо этого прикусила губу.

Ни тот, ни другой ничего не говорили, пока боль не заставила обоих закричать. Эта пытка продолжалась долго, очень долго, пока у Норвуд не осталось ничего, кроме боли, и она не могла больше отличать свои крики от криков Болдуина.

Глава 5

Дальнепуть Твердый подполз к краю утеса, на шел щель меж двух кусков глинистого сланца и посмотрел на равнину. Люди, казавшиеся теперь просто точками, быстро продвигались вперед, рассыпавшись на случай засады. Ветер налетел и принес их запахи к его сверхчувствительным ноздрям.

Первым долетел смешанный запах пластика, металла и смазки. Запах киборгов, такой же сильный и зверский, как они сами. Твердый покривился и сморщил нос. Но присутствовали и более тонкие составляющие. Терпкий, довольно приятный запах биотел, гнилостный запах трупа, который они вот-вот обнаружат, и чистый, бодрящий аромат самого воздуха.

Твердый удовлетворенно хмыкнул. Люди найдут тело, придут к должному выводу и отправятся по тщательно подготовленному следу. Все его труды и старания скоро окупятся.

Он наблюдал, как стервятник покружил над трупом и сел. Тело принадлежало Быстроруку Слесарю, старшему сыну его первой кузины. Несчастный мальчик погиб, сорвавшись со скалы, и с разрешения семьи его труп изуродовали, чтобы он походил на жертву убийства.

— Если, — как выразился его отец, — наш сын может сражаться из могилы, пусть будет так.

Вот так и получилось, что Слесаря оставили в центре тщательно подготовленной сцены. Сцены, которая умоляла зрителей принять участие в представлении и отправиться навстречу собственной погибели.

Твердый вдруг поймал себя на том, что его мысли стали несколько напыщенными, и улыбнулся. Возможно, его дочь права. Возможно, его любовь к театральным эффектам все-таки чрезмерна. Однако на этот раз идея была новая и должна иметь успех.

Твердый мысленно пообещал сжечь то, что останется от тела, с большими почестями. Он отполз от обрыва и встал. Вождь наа был около шести футов ростом. Упругие мускулы перекатывались под белым мехом на его груди, когда он пробирался через россыпи камней по плоской вершине невысокого холма. Остальной мех на его теле был черным с золотым отливом и отдельными белыми пятнами.

Он носил набедренную повязку, портупею и головной телефон, скопированный с тех, которыми пользуется Легион. Благодаря ему он узнал, когда патруль выходит из форта Камерон, и был в курсе всех передвижений легионеров.

Твердый ухмыльнулся. Пусть у людей есть приборы, которые смотрят на землю с неба, но у него есть глаза в самой пустыне, и они очень мало что упускают.

Твердый учуял своих воинов задолго до того, как увидел. Крепкая смесь запахов помета дутов, самих дутов и оружейного масла облаком висела над ущельем. Он подумал, что надо не забыть поблагодарить создателей за то, что у людей такой паршивый нюх.

Военный отряд возник будто из-под земли, едва вождь слез с покрытого сланцем склона. Боевые животные слегка заволновались, учуяв его запах. Длина их теней свидетельствовала о конце еще одного короткого дня.

Шестиногие косматые дуты стремились куда-нибудь спрятаться. Это были равнинные животные, и им не нравились ущелье и опасности, которые там таились.

Твердый махнул своему помощнику Легкодвигу Ночному Бродяге, наметил путь по валунам и пошел по ним грациозными прыжками. Вождь знал, что молодые воины наблюдают за ним, надеясь на ошибку, которая означала бы наступление старости, но его широкие беспалые ноги нашли твердую опору среди камней, и он опустился в седло с рассеивающим все сомнения глухим ударом. Претендентам, если таковые есть, придется пока что подождать.

Клиноног, боевой дут Твердого, беспокойно переступил и захрюкал. Похлопав животное по массивной шее, вождь включил рацию. Киборги сканируют эфир, поэтому наа был краток.

— Люди идут. У нас один круг темноты, чтобы добраться до позиций. Двинулись.

Короткий обрывок фразы вырвал Виллен из транса. Сообщение было зашифровано и потому непонятно, но тем не менее настораживало. Маломощная передача на данной частоте означала, что в радиусе пятидесяти миль кто-то есть. Виллен включила рацию.

— Странник-два Страннику-патрулю. Я слышала передачу на частоте четыре. Подтвердите.

— Ответ отрицательный, Странник-два, — ответил Гуннер.

— Странник-три тоже не слышал, — добавил Россиф.

— То же Странник-четыре, — вставил Джонс. Голос Роллера был жесткий и саркастический:

— В чем дело, Странник-два? Нервишки шалят? Виллен собиралась ответить, когда голос Були прогремел через интерфейс:

— Странник-один Страннику-патрулю. Прекратите треп. Впереди справа бреллы чем-то кормятся. Давай-ка посмотрим, Страннику-два.

Сервопривод зажужжал, когда Виллен повернула голову вправо. Увидев кучку стервятников, она мысленно выругалась. У нее электронная оптика, она в головном дозоре, и она же их не заметила! Чертов Роллер. Этот ублюдок и под броней ее достает. Но уж дважды одну и ту же ошибку она не совершит.

Виллен медленно пошла вперед, сканируя окрестности. При каждом шаге ее металлические ступни с громким хрустом проламывали корку смерзшегося песка. Були прильнул к ее спине точно так же, как когда-то давно ее младший братишка. Это воспоминание принесло с собой боль, и Виллен оттолкнула его.

Фокус, она должна сфокусироваться, должна видеть то, что ее окружает. Усеивавшие землю маленькие пучки травы исчезли, когда равнина влилась в узкую горловину каньона. Небо потемнело, наступала ночь.

Виллен вызвала из памяти спутниковую карту, увеличила нужный сектор и увидела, что каньон Пересекает предгорья и выходит в пустыню на той стороне. Место словно на заказ для засады. Именно тот вид маршрута, которого нужно избегать, если только возможно.

Бреллы увидели подходящего бойца И, но так обожрались мяса, что им было трудно взлететь.

— Иди медленнее и остановись, не доходя пятидесяти футов.

Команда пришла от Були по внутренней связи, а не по рации. Со стороны старшего сержанта это было огромное одолжение. Он понимал, что она еще зеленая и еще только учится. Другие сержанты, например Роллер, отдали бы приказ во всеуслышание, просто чтобы ее унизить.

Виллен замедлила шаг и остановилась. Последняя брелла шумно втянула воздух, резко вытолкнула его наружу и тяжело взлетела. Труп, которым она кормилась, принадлежал наа. Он лишь слегка разложился, но был сильно обезображен стервятниками.

— Труп может быть заминирован, — спокойно сказал Були, — или окружен минами. Вот почему ты останавливаешься, чтобы все рассмотреть.

Это был ценный урок, и Виллен постаралась его запомнить. Старший сержант переключился на рацию:

— Странник-один Страннику-семь… мне нужен рядовой.

Були слез со спины Виллен и обошел вокруг трупа. Все его тело затекло и болело, но старший сержант постарался ничем не показать этого. Никаких признаков мин-ловушек он не увидел, зато увидел помет дутов, следы волочившихся ног и пустые патронные гильзы. Все указывало на бой, а по расположению следов и гильз легионер заподозрил, что бой был односторонним.

Уисмеру пришлось бежать из впадины, в которую залег Гуннер, и он слегка запыхался.

— Да, старший сержант? Були указал на труп:

— Исследуй грунт. Не попади в тело.

Менее опытный солдат, возможно, удивился бы, почему старший сержант поручает это биотелу, когда в десяти футах стоит боец II. Но Уисмер понял. Були боялся, что новобранец совершит ошибку, и не хотел говорить этого. Ходили слухи, что старший сержант любит боргов. Вот вам и доказательство.

Уисмер поднял к плечу лазерную винтовку и выстрелил. Прерывистый голубой луч ударил в землю. Поднялся клуб пара, засветился расплавленный камень. Ничего не взорвалось, поэтому Уисмер повторил эту операцию, пока площадка вокруг тела не стала рябой от мелких черных ям.

Були подошел поближе. Он ступал в углубления, избегая нетронутой земли и, возможно, необнаруженных мин. Тепло просочилось через подошвы ботинок и согрело ноги. Труп представлял собой месиво, а эта вонь вызвала у легионера тошноту.

Виллен решила, что Були лучше других сержантов. Она знала, как и другие рядовые, что офицеры и сержанты приучены жертвовать киборгами, вместо того чтобы подставлять себя в случае опасности.

Теоретически это имело смысл. С мощной броней и вооружением киборги имели гораздо больше шансов выжить, чем биотела. Плохо одно: многие офицеры и сержанты часто игнорировали тот факт, что при повреждении конечностей, брони и сенсоров киборги испытывают боль. Боль, равную той, что чувствуют входящие в них мозги.

Специалисты сделали это нарочно, чтобы борги заботились о своих дорогостоящих телах, и как средство дисциплины. В конце концов боец II тяжело вооружен и более чем достойный противник отделению биотел, поэтому какой-то контрольный механизм был настоятельной необходимостью. По крайней мере так казалось биотелам.

Виллен вспомнила стимулятор боли, который строевой инструктор использовал в учебном лагере, и содрогнулась. Она знала, что биотелам — офицерам разрешено носить при себе этот прибор, но не видела, чтобы кто-нибудь использовал его после базового обучения. И надеялась, что никогда не увидит.

Множество крошечных черных насекомых заметив, присутствие Були, поднялись в воздух, зароились вокруг него и снова сели. Були знал, что следовало послать Виллен осмотреть труп, но хотел увидеть его собственными глазами. От того, что он увидел, а еще больше от запаха, его затошнило. Бреллы прежде всего набросились на глаза. Затем, следуя по пути наименьшего сопротивления, расковыряли дыры от пуль, чтобы вскрыть брюшную полость и попировать на внутренностях жертвы.

От одежды наа остались лишь залитые кровью лохмотья, но кое-что они рассказали. Плетеная нарукавная повязка над правым локтем указывала на принадлежность владельца к северному племени. Ничего необычного само по себе, так как члены южных племен держались ниже экватора и не осмеливались забираться на север, кроме как для войны и торговли.

Нет, значение повязки заключалось в том, что этот самый наа был членом племени, а не банды разбойников. И повязка, и церемониальные бусы, сорванные с его шеи и рассыпавшиеся по земле, вручались новопосвященному.

«Да, — решил Були, — вероятно, тело принадлежало юноше, проходящему заключительные обряды перехода в совершеннолетие и достаточно невезучему, чтобы попасться на открытом месте разбойникам».

Лицо старшего сержанта закаменело. Разбойники наа были бичом и племен, и Легиона. Они похищали женщин, крали все, что можно унести, и получали огромное удовольствие от пыток легионеров. Некоторые мучались днями или неделями, прежде чем умереть.

Були встал и всмотрелся в сгущающуюся тьму. Если бы он мог схватить бандитов и закопать их в землю, на Альгероне стало бы лучше жить. Но это будет рискованно, очень рискованно, так как след ведет прямо в каньон, а каньон — великолепное место для засады.

Но если разбойники убили наа, у них нет причин ждать, что здесь сейчас пойдет патруль, следовательно, нет и причин для засады. Это соображение, в сочетании с уверенностью, что у патруля хватит огневой мощи, чтобы справиться с чем угодно, кроме развернутой племенной атаки, привело Були к окончательному решению. Они войдут в каньон, схватят разбойников и отправят их в наайский эквивалент ада.

Були вернулся туда, где ждала Виллен, забрался на свое место и включил рацию.

— Странник-один Страннику-патрулю. Похоже, разбойники поймали беднягу, прокомпостировали его билет и ушли по каньону. Мы идем за ними. Боевой порядок прежний, состояние готовности пять, стрелять во все, что движется.

Виллен почувствовала пустоту там, где когда-то был ее желудок. Сейчас она войдет в каньон, который может оказаться ловушкой. Мало того, она войдет первой и первой примет на себя огонь.

Виллен вспомнила удар, когда пули вонзились в ее плоть, наплыв черноты и отвратительное пробуждение.

На смену страху поднялась злость. Что бы ни ждало в темноте и чтобы ни случилось дальше, она все равно выживет. Потому что тогда, и только тогда, она может надеяться найти мерзавца, виновного в ее смерти. Найти и убить.

Виллен привела систему вооружения в состояние готовности пять, дала максимальное усиление на инфракрасные сенсоры и двинулась вперед. И да поможет Бог любому наа, который окажется у нее на пути.

Гуннер подождал, когда Россиф и Джонс пройдут мимо, убедился, что Вуту прикрывает его сзади, и встал. Его сенсоры осмотрели путь. Каньон выглядел темным и зловещим. Були точно спятил. Хорошо. Этого патруля Гуннер и ждал. Патруля, где он получит ракету прямо между лопаток. Там броня тоньше и поддастся взрыву.

Он должен выгрузить биотела, но это обычная процедура и случится вскоре после того, как будут выпущены первые несколько очередей.

«Интересно, — подумал Гуннер, — на что будет похожа смерть?» Его жена верила в рай с ангелами, святыми и улицами из золота. Это было бы неплохо, рассуждал Гуннер, особенно если он снова сможет ее увидеть, но темнота была бы еще лучше. Вечная темнота, не освещенная пламенем, пожравшим его семью, в которой не слышно воплей его детей. «Да, — решил он, — это будет отличное место для смерти».

Удовлетворенный тем, что у остальных достаточно свинца, Гуннер пошел в каньон. Его сканеры работали на максимальной чувствительности, его оружие было готово стрелять. Вуту шел замыкающим, двигаясь задом наперед, и следил, чтобы никто не приблизился к патрулю с тыла. Это был дерьмовый наряд, но не хуже сотни других, которые он получил.

Иногда, вот как сейчас, Були хотел быть киборгом, с броней киборга, со способностью киборга видеть в темноте. Конечно, он надел очки ночного видения, и они лучше, чем ничего, но едва ли равносильны инфракрасной оптике Виллен. Ведь боец II и ночью видит почти как днем.

Собирая данные с инфракрасных сенсоров Виллен и объединяя их с информацией, предоставленной ее светоусилительным оборудованием, бортовой боевой компьютер киборга мог «догадаться», как выглядит недостающая информация, заполнить пропуски и переслать все это в мозг киборга.

В результате Виллен видела намного лучше Були, и будь она более зрелой, это было бы прекрасно. Но она еще только училась, и один промах, одна ошибка могли всем им стоить жизни. Однако именно в такого рода опыте она нуждалась, поэтому Були и не захотел менять ее с другим киборгом.

Каньон вырос вокруг них. Все имело зеленоватое свечение. Правая стена, нагретая «послеполуденным» солнцем, светилась намного ярче левой стены. Пласты еще теплой почвы и сланца огибали утесы, мерцали, как люминесцентная рыбья чешуя, и извивались вместе с самим каньоном.

Ручей появится, когда наступит лето, а сейчас его поймала в ловушку замерзшая земля. Були он представлялся темным шоссе в центре поля зрения. На его фоне чуть теплый помет дутов светился мягко зеленым. Разбойники прошли здесь и были где-то впереди.

Були почувствовал растущее напряжение. Где все-таки эти ублюдки? Прячутся за следующим валом? Или в пустыне за каньоном… жмутся вокруг костра из помета дутов? Пока не увидишь, не узнаешь.

Були пожал плечами — что будет, то и будет. Он потянулся. Мышцы болели, он устал от езды на Виллен. Он представил Роллера и остальных бойцов, как они сидят, развалясь, в грузовом отсеке Гуннера, и к горлу подкатила обида. Он оттеснил это чувство назад и захлопнул крышку. Звание имеет привилегии, но они приходят вместе с обязанностями, и его обязанность — быть тут.

Виллен старалась вести сканирование, а не смотреть пристально в одну точку. При сканировании легче концентрироваться, больше шансов заметить движение и охватить большую площадь. Так утверждали ее инструкторы.

Призрачная голубая сетка покрывала все, что видела Виллен. Точка фокуса изображалась красным крестом, который перемещался по сетке заодно с ее электронным зрением. В правом нижнем углу появлялись цифры. Они менялись по мере того, как дальность, скорость ветра и различные другие факторы высчитывались и подавались в интерфейс.

Виллен увидела справа движение. Ярко-зеленое пятно выскочило из камней и повернуло к ней свою треугольную голову. Левая рука киборга рванулась вверх. Красный крестик поплыл на цель и замигал. Пламя разорвало ночь, когда пули 50–го калибра вычертили линию между Виллен и маленьким шестиподом. Шестипод дернулся от удара, повалился на бок и превратился в зеленую слякоть.

Виллен перестала стрелять. Она с удивлением обнаружила, что наслаждалась ощущением могущества, которое доставила ей эта минута. Это встревожило, но думать о пустяках было некогда. Не сейчас, когда они в каньоне, когда их жизни поставлены на карту, когда за следующим валом может ждать засада.

— Хорошая работа, — съязвил Роллер. — Теперь они знают, где мы. В следующий раз пошли сигнальную ракету, чтобы бедняги не перетрудились.

Були промолчал, значит, согласен. Виллен прокляла собственную глупость. Конечно! Зачем пулемет, если есть лазерная пушка? От нее сравнительно мало шума. Да и зачем стрелять вообще? Господи, это же был пук, такой же опасный, как дикая собака.

Виллен сказала себе, что Були приказал патрулю стрелять во все, что движется, и что она никогда не просилась в солдаты, но тут же отбросила оправдания. Она дала маху. Это ясно как день.

Дальнепуть Твердый увидел первые проблески зари далеко на востоке. Самодельный перископ, торчащий из песка, несколько искажал перспективу, но все-таки вид соответствовал действительности. Сейчас новый день был лишь неясной розовой полоской, отделившей землю от неба. Хорошо. Люди войдут в зону уничтожения с первыми лучами — время, когда глаза обманывают, а ум ошибается.

Он повернул перископ, чтобы осмотреть место, где каньон выходит в пустыню. Не было никаких признаков проводов, оружейных ям и прячущихся там воинов. Все были под землей, укрытые от инфракрасных детекторов слоем однородного холодного песка, и ждали сигнала.

Его тело непроизвольно дернулось, когда уши уловили глухое «бум-бум-бум» тяжелого пулемета. Их обнаружили? Нет, звук приглушенный, значит, легионеры примерно в половине кэка отсюда.

Так что же происходит? Люди наткнулись на настоящих разбойников? Нет, это исключено. Его разведчики нашли бы их и расправились с ними несколько часов назад. Значит, это просто ошибка, из тех, что совершают мальчики, и не имеет никакого отношения к нему и к его воинам.

Успокоенный этим, Твердый закрыл глаза, старательно не обращая внимания на насекомое, которое поселилось за его правым ухом, и устроился ждать.

Судя по звуку пулеметной очереди, ожидание будет недолгим.

Настроение Виллен стремительно поднялось, когда она обогнула последний вал и увидела пустыню. После темноты каньона она казалась особенно красивой. Встающее солнце покрыло вершины розовато-золотым светом и придавало воздуху волшебную мягкость. Дальние предгорья словно плыли по океану почти прозрачного стелящегося тумана, а вокруг жужжали проснувшиеся насекомые.

Оставив страхи, Виллен впитывала эту красоту. Она все еще наслаждалась, радостно шагая по пустыне, когда Вуту вышел из каньона, последний раз оглянулся и задом вошел в зону уничтожения.

Воин по имени Шуткосказ Непахнущий посмотрел в перископ, подождал, когда киборг окажется точно на нужном месте, и щелкнул выключателем.

Двадцать пять фунтов заботливо припасенной сиплексовой взрывчатки рванули со страшным грохотом. Взрывом оторвало правую руку и ногу Вуту. То, что осталось от его тела, взлетело в воздух и шмякнулось на землю.

Непахнущий выпрыгнул из ямы. Он одержал великую победу и хотел насладиться ею. Он счастливо улыбался, когда Вуту перекатился на поврежденный бок и выпустил пулеметную очередь ему в грудь. Затем, поливая все вокруг себя сдерживающим огнем, киборг пополз вперед, толкаясь оставшейся ногой. Химические ингибиторы временно блокировали боль.

Множество мыслей промелькнуло в голове Були. Понимание, что его перехитрили, что это — развернутая племенная атака, и знание, что он умрет. План был очевиден: убить последнего киборга, убить первого киборга и поймать остальной патруль в капкан.

Були спрыгнул с Виллен и падал к земле, когда управляемый снаряд ударил новобранца в грудь и взорвался.

Сержант так и не увидел тот крошечный кусочек металла, который отлетел при взрыве, скользнул по его черепу и зарылся в песок. Були провалился в темноту.

Виллен почувствовала, что падает. Боль заполнила ее грудную клетку, и что-то твердое ударило между лопаток. Она послала приказ ногам. Те лишь дернулись в ответ. Проклятие. Слева что-то шевельнулось. Она подняла руку. Вырвался свет. Один из наа перестал существовать. Виллен снова почувствовала это — силу, радость, удовлетворение. А почему бы и нет? Черт возьми, она же почти бессмертна, не так ли? Виллен увидела, что еще один наа высунулся из земли, сделала необходимые расчеты и убила его.

Гуннер сразу же понял ситуацию и опустился на песок. Таким образом он защищал свои уязвимые ноги и позволял биотелам незаметно выбраться из грузового отсека — довольно мудрое решение, так как воздух был полон летящего свинца и обжигающих энергетических лучей.

Внутри грузового отсека ударили по кнопке готовности. Гуннер раскрыл люк и выстрелил из своего главного оружия. Эффект был грандиозный.

Как и все кводы, Гуннер был оснащен четырех-орудийной башней. Энергетические пушки стреляли поочередно, но настолько быстро, что казались одной. Песок расплавился, камни взорвались, растения вспыхнули пламенем. Воины наа встали, выпустили снаряды из ручных пусковых установок и исчезли, срезанные голубой смертью.

Но ответный огонь не прекратился. Снаряды стали рваться на броне Гуннера. Многие попали в мишени, нарисованные на обоих его боках, но ни один не причинил реального ущерба. Лежащий с активированным оружием штурмовой кводрупед был как танк и дот одновременно. Абсолютно неуязвимый ни для чего, кроме тяжелой артиллерии, другого квода или штурмовика.

Гуннер послал мысленную команду. В кормовой части его орудийной башни открылся люк. Из него выехал многоствольный пулемет, промчался вверх по тяжелобронированной стреле и открыл огонь. Земля взметнулась фонтанчиками в пятидесяти ярдах от квода, где четверка наа пыталась выкатить противотанковое орудие, но не успела. Многоствольный пулемет делал больше шести тысяч выстрелов в минуту и просто стер их с лица планеты.

Роллер пробрался вокруг носовой части Гуннера и посмотрел, как обстоят дела у его отряда. Були, вероятно, убит. Вуту был годен процентов на двадцать, и новобранец — ненамного лучше. Оба продолжали стрелять, но не могли двигаться. Россиф запнулся за трос, но избежал повреждения и теперь раздавал гадам пинки. Джонс получил три ракетных попадания и взорвался. Биотела, укрытые металлическим корпусом Гуннера и окопавшиеся около его боков, были в порядке.

Роллер вздохнул. Не помешала бы воздушная поддержка, но давать ее — обязанность ВКФ, а их поблизости нет. Кажется, начальство отказалось обеспечить им безопасность на земле. А все это вечное чертово соперничество между военно-космическим флотом, космопехотой и Легионом! Роллеру ничего не оставалось, кроме как спасать то, что можно, и уносить ноги.

— Говорит Странник-семь. Я принял командование. Странники восемь и десять… пробейтесь к пятому и вытащите его модуль. Странники девять и одиннадцать, сделайте то же с новобранцем.

Като молча выругалась и смерила взглядом расстояние между Гуннером и Вуту. Там было ярдов пятьдесят, а казалось, что вдвое больше. Она посмотрела на Имая, он кивнул, и они побежали.

Вуту продолжал стрелять, прикрывая их, как мог, но наа твердо решили покончить с ним.

О’Брайен и Янколович пробрались к противоположной стороне квода. Виллен лежала на спине, отстреливаясь от наа, но в остальном абсолютно беспомощная. Несколько последовательных снарядов уничтожили обе ее ноги, и электрический огонек горел по соседству с ее бывшим правым коленом. О’Брайену были видны искры. Переглянувшись, Янколович и О’Брайен побежали.

Виллен смотрела вверх — единственное направление, куда она могла смотреть. Прямые солнечные лучи били в видеокамеры, служившие ей глазами. Виллен приказала им закрыть ирисовую диафрагму, но ничего не произошло.

Пули стукнули по ее туловищу. Они раздражали, но были не вреднее насекомых. Нет, чего она боялась, так это снарядов, еще один — и ей конец. Виллен спросила себя, где он, этот снаряд? Или наа хотят, чтобы она страдала? Или им не хватает артиллерии?

Слева возникло какое-то движение. Виллен подняла руку и выстрелила. Наа дернулся и выпал из поля зрения. Гады. Сколько же это будет продолжаться?

Внезапно рядом с ней оказались О’Брайен и Янколович. Заговорил О’Брайен:

— Мы вытащим твой модуль номер два… приятно отдохнуть.

Виллен попыталась кивнуть, но голова не двигалась. Наверху сверкнул голубой огонь — это Гуннер прикрывал их. Мир вокруг Виллен дернулся и поехал в сторону. Последнее, что она увидела — это камни. Каждый был со своей собственной тенью. Между камнями бежал жучок.

Янколович откинул защитную крышку, ухватился за красную Т-образную рукоятку и повернул ее на один оборот вправо. Затем, потянув за ту же рукоятку, он вытащил модуль биологической поддержки Виллен из задней части ее массивной головы. Инъекторы закачали успокаивающие средства в ее мозг, и мир погрузился в черноту.

Массивная фигура возникла рядом с биотелами. О’Брайен мысленно поблагодарил — с прикрытием Россифа возвращение к кводу будет намного безопаснее.

Роллер ждал, когда вернутся О’Брайен и Янколович. Вот они побежали, потом бросились вниз и проползли последние несколько футов. Песок вокруг них взметнулся от пуль.

Гуннер повернул многоствольный пулемет к источнику стрельбы, дал длинную очередь. Валун распался. Раскрытый наа выдержал еще четверть секунды. Под градом пуль мех, плоть и кровь брызнули во все стороны.

Россиф быстро шагнул вперед, выпустил ракеты и завершил дело пулеметным огнем.

О’Брайен толкнул модуль биологической поддержки к Роллеру. Не считая Т-образной рукоятки и шестизубцового разъема, находящегося на его боковой стороне, оливково — коричневый контейнер выглядел как ящик с боеприпасами 50–го калибра. Роллер подхватил его и показал на люк.

— Давайте внутрь, черт побери! Мы уходим.

О’Брайен и Янколович повалились в мягкие кресла и пристегнулись ремнями. Вошел Роллер, и люк закрылся. Пули лязгнули по броне квода.

Роллер опустился в кресло. Его шлем треснул там, где в него попал осколок шрапнели. По щеке сержанта текла кровь.

О’Брайен спросил напряженно:

— Где Уисмер, Като и Имай? Роллер вытер лоб рукой:

— Мертвы. Вместе с Вуту и Джонсом.

— А старший сержант?

— Убит.

— Черт.

— Да уж.

Роллер включил рацию.

— Ладно, Гуннер… вытаскивай нас отсюда к чертовой матери.

Гуннер ожидал этого приказа и поднялся одним плавным движением. Разрывные снаряды и управляемые ракеты засверкали на его броне. Он пошатнулся от удара и, проклиная судьбу, которая хранила его, последовал за Россифом из зоны уничтожения. Пришло время использовать его огромную огневую мощь, и киборг сделал это.

Все четыре его энергетические пушки изрыгнули когерентный свет, многоствольный пулемет вызывающе зарычал, ракеты метнулись во всех направлениях, гранаты выстрелили в небо, и дым повалил из сверхмощных генераторов.

Твердый понял, что происходит, и отдал необходимый приказ.

— Люди пытаются отступить. Пусть уходят. Четырехногого киборга не победить. Хватит на сегодня. Достаточно крови обагрило песок.

Несколько твердолобых воинов все-таки выпустили оставшиеся ракеты, но или промахнулись, или ракеты взорвались, не причинив вреда броне Гуннера. Несколько минут — и люди ушли, только обломки киборгов и горстка тел отмечали их путь.

Твердый заставил себя выбраться из укрытия. Он искал в душе ликование, счастье, но не нашел ничего, кроме боли.

Тела мертвых воинов усеяли землю. С камня капала кровь. Рука лежала с раскрытой ладонью, будто предлагая дружбу. Кусок металла откатился от его ступни. В воздухе пахло дымом, порохом, потом, мочой и калом. Среди раненых ходили целители, помогая тем. кому могли помочь, и предоставляя вечный покой тем, кому не могли.

Это была победа, великая победа, но Твердый не испытывал удовольствия от этой боли и смерти. Чья-то рука тронула его за локоть. Вождь повернулся и увидел рядом с собой невысокого наа с серым с черными разводами мехом. Это был Обманывающий Смерть Делительное — Касание.

— Да?

— Человек жив.

Твердый сделал жест удивления. — Где?

— Вон там.

Твердый пошел за целителем назад к тому месту, где началось сражение. Человек без сознания лежал на земле, вокруг его головы натекла лужица крови.

— Он выживет? Целительное-Касание поглядел с сомнением:

— Трудно сказать. Хочешь, чтобы я оказал ему помощь… или чтобы выпустил его в следующий мир?

Вождь сделал движение, заменяющее у наа пожатие плеч.

— Сначала помоги нашим раненым. Потом, если человек еще будет жив, посмотри, что можно сделать.

Целительное-Касание сделал почтительный жест, перешагнул через Були и направился к временному пункту помощи. Твердый проводил его взглядом, затем снова посмотрел на человека. Как большинство людей, он выглядел слабым и беззащитным, словно новорожденный младенец. Если бы только это было так.

Глава 6

Анжел Перес шагнул из транспортно-десантного самолета и полетел вниз к планете. Вокруг него летели остальные. Одни — киборги, другие — биотела, все — солдаты.

Стояла ночь, но это не имело большого значения, потому что цель излучала столько тепла, что хватило бы приготовить завтрак для всего отряда. Тепла, которое его электроника могла обнаружить, классифицировать и интегрировать с фотоснимками слежения, сделанными днями и неделями раньше. В результате он видел то же, что увидел бы днем, не считая наложенной на все голубой сетки и плавающего по ней яркого красного креста. Высота, скорость падения и прочие угрожающие факторы появились в правом нижнем углу поля зрения.

Инопланетяне работали над своей крепостью больше тысячи лет. За эти годы она расползлась, превратившись в лабиринт стен, улиц и зданий. И сейчас, когда Перес летел к ней, она увеличивалась с каждой проходящей секундой.

Перес ждал, что откроется парашют, но ничего не произошло. Его парашют развернется по сигналу автотаймера и ни мгновением раньше. Это для его, Переса, собственной безопасности. Чем дольше он падает, тем труднее будет управляемым компьютером зенитным батареям попасть в него.

Перес понятия не имел, откуда он это знает. Просто знает, и все тут. Парашют раскрылся, дернул его вверх и образовал прямоугольный купол над головой. Он был черный, как небо, и управляемый, как те парашюты, которые можно взять напрокат на курортах. Перес посмотрел вниз, увидел затемненную площадку, которая могла быть открытым полем, и сделал вираж в этом направлении.

Вспыхнули прожекторы, трассирующие снаряды разорвали ночь на тысячу абстрактных фигур, и прерывистые энергетические лучи устремились в космос. Некоторые из легионеров выстрелили в ответ, но Перес сконцентрировался на парашюте и игнорировал наземный огонь. Во всяком случае, пытался.

Трассирующие снаряды пронеслись мимо, с виду безобидные, но на самом деле смертельные. Земля помчалась навстречу Пересу. Он увидел здание. Его крыша ощетинилась тремя шпилями. Между ними находилась батарея ракет класса «земля-воздух». Одна такая ищущая радар ракета проревела мимо в направлении транспортного самолета. Шпиль накренился прямо на Переса. Перес попытался его избежать, не сумел и стиснул несуществующие зубы.

Столкновение было ужасным. Металлический стержень ударил его в нижнюю часть живота, пробил запасной отсек для боеприпасов, аккумуляторный энергомодуль и бортовой процессор. Перес закричал, и мир вокруг него стал черным.

Голос пришел из ниоткуда и отовсюду сразу.

— Добро пожаловать в Легион, мерзавцы. Меня зовут Сэр.

Ночь, битва и боль исчезли. Перес обнаружил, что стоит в центре огромного плаца. Его тело было таким же, как в этом ужасном сне. Невысокий, подвижный мужчина стоял перед ним. У него были глаза-бусинки, огромный нос и покрасневшая от солнца кожа. Его руки были покрыты красочными татуировками, белое кепи сидело на голове прямо, складки на брюках были острыми как бритва, а начищенные ботинки сверкали. Его глаза пробежали слева направо, и Перес вдруг понял, что остальные тоже тут. Мужчина говорил вполголоса, но его слова гремели по всему плацу:

— Всех вас судили за преступления, приговорили к смерти и казнили. Это ваш последний шанс. Если вы следуете приказам, если вы учите то, чему мы вас учим, и если вам очень, очень повезет, вы можете стать легионерами. С этой честью придет новое имя, лучшая жизнь и возможность чего-то достичь.

Перес вспомнил комнату из нержавеющей стали, красную точку на своей груди и сознание, что сейчас он умрет. Уже умер! Умер и очутился здесь, неизвестно где.

Мужчина улыбнулся.

— Кто-то из вас погибнет на учениях. Другие покончат с собой, вместо того чтобы смело встретить еще один день. И трех-четырех убью я — просто шутки ради.

Мужчина обвел взглядом ряды. Его глаза были подобны лазерам, казалось, они пронизывают насквозь.

— Многие из вас мне не верят. Вы думаете, что сохранили права, которые когда-то имели. Неверно. Юридически вы мертвы, и до тех самых пор, пока вы не будете официально значиться в списках Легиона, у вас не будет никакого другого существования, кроме того, которое предоставлю вам я.

Мужчина сжал руки за спиной.

— Было время, когда на подготовку хорошего солдата уходили месяцы. Теперь нет. Вы киборги. Вы просто мозги, вставленные в машины. Волосы, глаза, носы, уши, руки, груди, краны, ноги и прочие части тела, по которым вы отличали себя, исчезли. Вам больше не нужно есть, дышать, спать, опорожняться и совокупляться. Все, что вы должны делать, — это тренироваться. Двадцать четыре часа ежедневно, семь дней в неделю, пока вы либо не научитесь, либо не умрете.

Если вы научитесь, император станет богаче на одного легионера. Если вы провалитесь, и я выдерну вашу вилку, это не будет иметь значения, так как вы мертвы. Империя выиграет в любом случае.

Сэр огляделся, убедился, что безраздельно владеет вниманием новобранцев, и кивнул.

— Большая часть вашего учения будет проходить через невральный интерфейс. Сражение, в котором вы только что участвовали, было первым из сотен. Узнавая на собственном опыте, что такое реальные битвы и реальная смерть, вы обучитесь очень быстро. У кого-нибудь есть вопросы?

Перес обнаружил, что боковое зрение бойца II лучше, чем то, к которому он привык, и увидел, что какой-то киборг поднял руку. Дальняя часть его мозга заметила, что рука имеет клешневидную кисть.

Сержант улыбнулся, направил черную коробочку на новобранца и нажал кнопку. Киборг закричал, задрожал и упал на землю.

Сэр посмотрел справа налево.

— Урок номер один. Я не люблю вопросов. Вопросы предполагают мысль. Мысль предполагает ум. Умные рекруты — противоречие в терминах. Кто-нибудь желает обсудить это? Нет? Хорошо.

— Теперь урок номер два. Я сержант. Это значит, что я — бог. Я могу ходить по воде, мочиться виски, испражняться взрывчаткой и разговаривать с офицерами. Есть вопросы?

Невероятно, но справа от Переса еще один новобранец поднял руку. Перес вздрогнул, когда сержант направил черную коробочку на несчастного и нажал кнопку. Киборг закричал и, корчась, упал на землю.

Сержант изумленно покачал головой.

— Они глупеют прямо на глазах. Ладно, хватит ходить вокруг да около, рота… смирно!

Перес видел в новостях и бесчисленных голодрамах солдат, встающих по стойке «смирно». Он так и сделал. Вышла одна пародия. Правда, у остальных получилось не лучше. Перес ждал, что сержант разразится бранью, задаст им за неповоротливость, но тот, казалось, ничего не заметил.

— Рота… три шага вперед. Перес поднял правую ногу, переставил ее вперед

и грохнулся лицом вниз. Слава богу, не он один. Все остальные новобранцы тоже попадали. Сержант засмеялся.

— Это верно, мерзавцы. Вы даже ходить не умеете, не то что маршировать. Ладно, поднимайтесь и попробуйте снова.

С трудом вставая на ноги, Перес спросил себя: а не лучше ли было бы умереть?

Император мечтал. Голоса ссорились между собой. Одни стояли за немедленный ответ на хадатанскую атаку, другие возражали — они хотели отступить, окопаться и защищать ядро империи.

Император знал, что должен слушать их, должен принять какое-то решение, но вникать, беспокоиться — это же так трудно… Беспокойство влечет за собой трату энергии и определенный риск. Люди, которые беспокоятся, заболевают. Нет, лучше оставаться в стороне и плыть по течению, пока оно несет тебя, покачивая и кружась.

И здесь-то пригодились голоса. Они беспокоились, они спорили друг с другом, они делали все то, чего он стремился избегать. Они наслаждались этим и, более того, процветали.

Император не помнил времени, когда их не было, этих голосов, призывающих его делать то, что они хотят, спорящих между собой.

Когда-то они были реальными людьми, с телами из плоти и крови, пока его мать не отобрала их на должность его советников. Одни из них были учеными, другие — военными офицерами, третьи — политиками. Среди них не было ни художников, ни философов, ни религиозных деятелей, так как его мать считала, что они лишь позолота на карете государства.

Ему было шесть месяцев, когда прибыли советники. Все гордились своим положением, радовались перспективе пожизненного найма и не имели ни малейшего представления, во что ввязались.

Та технология была экспериментальной, и в конце концов от нее отказались, как от слишком опасной для применения на людях.

Но это было уже после того, как советников перевели в цифровую форму, отредактировали и загрузили в его шестимесячный мозг.

Это чудо, размышлял император, что он вообще вырос, окруженный восемью сварливыми разумами. То, что его мать убила всех советников, чтобы они не могли интриговать против него, совершенно не помогло. Копии, как они называли себя, ощущали родство с оригиналами и не упускали возможности заставить его чувствовать себя виноватым.

Но они любили работать, и это позволяло ему делать то, что он умел делать лучше всего: наслаждаться собой. Чем, увы, он занимался все реже и реже после смерти матери.

Голос перебил его мысли, возвращая к реальности:

— Ваше величество?

Император открыл глаза. В дверях стояли четверо: адмирал Сколари в нелепых средневековых доспехах, генерал Уортингтон в одной набедренной повязке, торговец Серджи Чин-Чу, завернутый в римскую тогу, и недавно прибывший генерал Марианна Мосби, чьи груди стремились сбежать из выреза платья.

Император оживился и сделал приглашающий жест. Он присутствовал, когда генерал принимала командование войсками, но не имел возможности поговорить с ней. Собрание будет утомительным, но присутствие Мосби скрасит его. Копии исчезли на заднем плане.

— Надеюсь, вы извините меня за то, что я вызвал вас с праздника. Дела государства почти всегда так обременительны. Желаете чего-нибудь поесть? Или выпить? Может, вина?

Четверо советников посмотрели друг на друга и покачали головами. Ответил Чин-Чу:

— Спасибо, не нужно, ваше величество. Мы уже воспользовались вашим щедрым гостеприимством.

Император указал на вычурные кресла:

— Рад слышать это… Прошу вас… садитесь. Кабинет императора был невелик по дворцовым

меркам и выдержан в классическом стиле. Высокие арочные окна, заставленные старинными книгами шкафы во все стены, открытый камин, в котором горели настоящие поленья, и массивный письменный стол, служивший барьером между императором и его гостями. Кресла стояли полукругом напротив стола.

Мосби выбрала себе место, села и подвергла императора молниеносной оценке. Она видела тысячи его портретов — от голографического видео до фотоснимков, но впервые встретилась с этим человеком лицом к лицу и получила возможность составить о нем собственное мнение.

Император на самом деле оказался красив и очень атлетичен. Общеизвестно, что его красота — лишь частично подлинная, а остальное — результат хирургии, ну да какая разница. Его темные волосы были разделены пробором с правой стороны и откинуты назад на плечи. У императора были карие и очень тревожные глаза, высокий лоб, правильный прямой нос и сильный подбородок. Слабость, если такая и была, то, пожалуй, только вокруг рта. Мосби подумала, что его губы чуть-чуть слишком чувственны и как будто надуты. Однако его рот выглядел приятно, очень приятно и стоил дальнейшего внимания.

Мосби решила, что кресло императора стоит на каком-то возвышении, так как он выше, чем она, и уже воспользовался этим преимуществом, чтобы заглянуть в вырез ее платья. Нисколько не смущенная и даже, напротив, довольная, Мосби чуть подвинулась, чтобы ему было лучше видно. Их глаза встретились, между ними проскочила искра, и молчаливое согласие было достигнуто. Позже, когда государственные дела будут решены, они займутся своим личным делом. И оно будет каким угодно, только не скучным. Император улыбнулся, откинулся на спинку кресла и положил ноги в начищенных сапогах на угол стола. Кивнув направо, он сказал:

— Смотрите.

Воздух замерцал, наполнился разноцветными крапинками света и слился в картинку. Картинка представляла собой планету под названием Мир Уэбера. Комментарий к фильму давала полковник Натали Норвуд. То, что последовало дальше, было, наверное, самой тревожной хроникой, которую любой из них когда-либо видел.

Хадатанский флот, волны штурмовиков, полосы разрушения, миллионы убитых и раненых и бессмысленные атаки, идущие одна за другой, — от всего этого Чин-Чу затошнило. А еще ему стало страшно, потому что его сын, Леонид, был на краю и вполне возможно стоял на пути этого зла. Торговец отогнал эту мысль и заставил себя обратиться к насущной проблеме.

Норвуд закончила рапорт просьбой о помощи и сообщением о своем намерении сдаться. Торговец восхитился хладнокровным, беспристрастным повествованием Норвуд и ее самообладанием, которое требовалось, чтобы сделать эту запись. Империя нуждалась в таких офицерах, и Чин-Чу надеялся, что она выживет.

— Итак, — сказал император, соединяя кончики пальцев, — у нас есть проблема. Меня интересует ваша реакция. Адмирал Сколари, вы — старшая, и я вначале хочу услышать ваше мнение.

Сколари приложила все усилия, чтобы придать своему лицу непроницаемое выражение. Ей было жаль людей на Мире Уэбера, но страшно хотелось использовать нападение в своих собственных целях. Дело в том, что империя стала слишком большой, чтобы ее защищать. Сколари предпочитала более маленькую, более тесную группу систем, которая облегчила бы работу военно-космических сил. Если колонисты хотят жить на краю, пускай живут, но на свой собственный страх и риск. Ну а то, что сокращение заставит Легион убраться с Альгерона, — это как глазурь на торте. Император был не в своем уме, когда отдал Легиону целую планету, и теперь появился шанс восстановить справедливость.

Были у Сколари и другие причины. Не секрет, что чем сильнее военные, тем выше налоги, а существуют очень могущественные организации, которым не нравятся высокие налоги. Организации, которые помогли бы тем, кто поможет им, и учитывая, что до отставки ей осталось всего пять лет, Сколари пора было думать о будущем. Она осторожно выбирала слова:

— Благодарю вас, ваше величество. Я начну с того, что все ваши силы приведены в состоянии боевой готовности пять, или будут приведены, как только посыльные торпеды достигнут самых отдаленных форпостов.

Император серьезно кивнул:

— Отлично. Мы должны быть готовы ко всему, что бы там хадатане ни сделали дальше.

— В связи с чем встает вопрос, — спокойно продолжила Сколари, — что хадатане будут делать дальше?

— Будут пробиваться к центру империи, уничтожая все на своем пути, — уверенно предсказала Мосби.

Сколари нахмурилась. Вопрос был скорее риторическим, и ответ Мосби застал ее врасплох. Она выдавила улыбку.

— Спасибо, генерал, что высказали свое мнение, но я хотела бы прежде предложить свое.

Мосби поймала сочувственный, как ей показалось, взгляд императора и наклонила голову.

— Примите мои извинения. Я подумала вслух. Уважение Чин-Чу к Мосби возросло. Возможно, эта женщина немного либеральна, но далеко не дура и знает свое дело. У хадатан преимущество. Конечно, они доведут дело до конца. Поступить иначе было бы глупо.

— Итак, — продолжила Сколари, — я отправила разведчиков найти хадатанский флот и сообщить о его действиях. Для хорошо аргументированного ответа информация крайне необходима. Мы очень мало знаем об этой расе и их мотивах.

— А тем временем? — мягко спросил Чин-Чу.

— А тем временем, — раздраженно ответила Сколари, — мы можем обсудить наиболее очевидные варианты решения.

Мосби поняла ход мысли торговца, увидела огонек в его глазах и объединилась с ним.

— Что это за варианты? — осведомилась генерал.

Сколари потеряла контроль над ситуацией и поняла это. Она поспешила высказать свои идеи в надежде вернуть себе преимущество.

— Первая возможность — не делать ничего, помимо того, что мы уже делаем… Наши войска в состоянии высшей боеготовности, боеготовности, наши разведчики собирают информацию, и можно привести аргумент, что противодействие — самое лучшее.

Сколари посмотрела на императора, надеясь на его согласие, но увидела лишь вежливый интерес.

— Второй вариант — предположить, что интересы инопланетян простираются дальше Мира Уэбера, и, основываясь на этом, отвести наши войска к центру на оборонительные позиции. Это обеспечит нам дополнительную силу для защиты более населенных и промышленно развитых систем империи.

— Но подставит краевые миры под того же рода разрушения, которые мы видели в рапорте полковника Норвуд, — жестко сказала Мосби.

Сколари взглядом попросила поддержки у Уортингтона, но тот уставился на дорогой ковер. Адмирал заторопилась.

— Последний и, по моему мнению, наихудший вариант: мы можем определить местонахождение хадатанского флота и предпринять массированную контратаку.

Император поднял красиво выщипанные брови. Голоса в его голове зазвучали громче, вторя разногласию в комнате и соперничая за его внимание. Думать было трудно.

— Почему вы считаете массированную контратаку наименее подходящим решением? Такого совета я ожидал от кого-нибудь из более робких штатских. Когда моя мать создавала эту империю, было пролито много крови. Вы боитесь пролить еще сколько-нибудь?

Сколари похолодела. Император был в более здравом уме, чем обычно. Он задал прямой вопрос и требовал прямого ответа. И значит, ей придется выложить карты. Сколари глубоко вдохнула:

— Именно об империи я и беспокоюсь. Она растет с тех пор, как ваша мать собрала ее по кусочкам из руин Второй Конфедерации. Растет и процветает. Но насколько большой может стать империя, прежде чем рухнет под собственной тяжестью? То, что расширяется, должно в конце концов сжаться.

Император кивнул. Он прижал пальцы к вискам. Многие из его внутренних советников соглашались со Сколари и убеждали его поддержать адмирала. Но император чувствовал, что, сделав так, он сильно уменьшит свои шансы на секс с генералом Мосби, которого он с таким нетерпением ждал. Нет, лучше сказать что-нибудь сочувственное и позволить дебатам продолжаться.

— Спасибо, адмирал. Приятно слышать, что военный советник предлагает не массированный ответный удар, а что-то иное. Однако долг требует, чтобы я выслушал все стороны, прежде чем вынести окончательное решение, а я подозреваю, что генерал Мосби имеет другое мнение. Генерал?

В первый раз за этот вечер Мосби пожалела, что не надела чего-нибудь менее вызывающее. Сколари выглядела глупо в своих доспехах, но они придавали ей военный вид, и это подкрепляло ее доводы. Однако император спросил ее мнения, и это уже хорошо. Мосби сделала усилие, чтобы как можно глубже спрятать груди, и придала своему лицу самое серьезное выражение.

— При всем моем уважении к адмиралу я не согласна с ее рекомендацией. Отвести войска и оставить границу — значит объявить о своей слабости. Это лишь спровоцирует инопланетян. У нас есть и другие враги, такие, как Миры клонов, Итатийская гегемония и Империя даатов. Малейшее проявление слабости, и они могут объединить свои силы против нас.

— Вот именно, что «могут», — ввернула Сколари. — Нет никакой уверенности, что они действительно объединятся.

Мосби пожала своими довольно округлыми плечами.

— Но нет и никакой уверенности, что не объединятся. Зачем рисковать? Давайте найдем хадатан, ударим по ним всем, что у нас есть, и решим этот вопрос раз и навсегда.

Уортингтон заговорил в первый раз за все время осуждения и своими словами заслужил вечную благодарность Сколари.

— Мне нравится ваш боевой дух, генерал, и я сочувствую вашим основным инстинктам, но что заставляет вас думать, что мы победим? Не разумнее ли подождать и посмотреть, что удастся выяснить разведчикам, и тогда уже принять решение?

— Нет, — упрямо возразила Мосби. — Не разумнее. К тому времени могут пройти недели, а каждая такая неделя уменьшает возможность эффективной контратаки и дает врагу лишний шанс.

— Думаю, генерал Мосби права, — осторожно заметил Чин-Чу. — Время может иметь решающее значение.

— Да, — ответил император, — но также и информация. И я хочу получить ее, прежде чем принять окончательное решение. Спасибо, что нашли время поболтать со мной… надеюсь, вы вернетесь на бал. Еще совсем не поздно.

Слова императора означали, что аудиенция окончена. Советники встали, подошли к двери и повернулись, чтобы поклониться. Мосби сделала реверанс и собиралась выйти из комнаты, когда император поднял руку.

— Генерал Мосби…

— Да, ваше величество?

— Задержитесь на минутку. Я хочу обсудить готовность ваших войск.

Сколари уже вышла в коридор, но не успела отойти далеко и поэтому услышала слова императора и увидела, что Мосби снова вошла в кабинет. Черт побери! Император хочет ее — насчет этого можно не сомневаться, — но сумеет ли Мосби воспользоваться ситуацией? Попытаться — то она наверняка попытается.

Сколари, Уортингтон и Чин-Чу направились в танцевальный зал. Мысли их были очень разные. Мысли Сколари кипели, она уже составляла план, как ей одолеть препятствия. Мысли Уортингтона были более сдержанными, его мозг взвешивал, анализировал и оценивал. Мысли Чин-Чу были нехарактерно мрачными, когда он вспоминал то, что увидел, и думал о сыне.

Космические пехотинцы, стоящие по обе стороны от двери кабинета, смотрели прямо перед собой. Выполняя подобные задания, важно было знать, на что реагировать, а что не замечать.

Мосби закрыла за собой дверь. Император встал, обошел стол и пересек комнату. Он оказался чуть ниже ростом, чем она думала, но все-таки довольно стройным. На нем была куртка с высоким воротником, рейтузы и сапоги до колен, которые Мосби уже видела. И от него пахло дорогим мылом и одеколоном. Император остановился всего в нескольких дюймах от нее.

— Вы очень красивы. Мосби улыбнулась:

— Спасибо, ваше величество. Вы сами довольно привлекательны. И вы не теряете времени зря.

Император засмеялся. Это был низкий гортанный смех, который Мосби нашла очень сексуальным.

— Зовите меня Николай. А время слишком драгоценно, чтобы его терять. Я чувствую, мы с вами понимаем друг друга. Мы знаем, чего хотим, и не боимся это схватить.

Говоря это, император охватил ладонями груди Мосби и коснулся своими губами ее губ.

Мосби встала на цыпочки и поцеловала его. Поцелуй постепенно становился все более страстным, пока оба не задохнулись. Мосби провела рукой между его ног. То, что она нашла там, оказалось более чем удовлетворительным. Их губы разошлись, а глаза встретились.

— Вы далеко не робки. Мосби улыбнулась.

— Неужели? А император предпочитает робких генералов?

— Видимо, нет, — сдержанно ответил император. — Пойдемте в спальню. Там нам будет удобнее.

Император взял Мосби за руку и повел к другому концу комнаты. Сенсор обнаружил их приближение, и секция книжного шкафа скользнула в сторону.

— Как хитро.

— Да, — согласился император. — Хитрость и таинственность — необходимые условия для королевской власти… как была бы счастлива сказать вам моя мать.

Как и в кабинете императора, одну стену его спальни занимали высокие арочные окна, но на этом сходство заканчивалось.

Стены, ковер и огромная кровать были белые. Окна были открыты, снаружи шел дождь, и занавески слегка колыхались. Откуда-то звучала музыка и сливалась с шумом дождя, образуя новые созвучия.

Мосби огляделась, но не нашла ничего из того, что ожидала увидеть. Не было ни зеркальных потолков, ни специальной мебели, ни видеокамер. Она почувствовала облегчение и разочарование одновременно.

Император поднял брови:

— Вы не одобряете? Может, закрыть окна? Мосби улыбнулась:

— Я одобряю, и оставьте окна открытыми. Я люблю дождь.

Император был очень нежен, удивительно нежен, учитывая, что он мог взять все, чего бы ни захотел. Его руки были теплыми, медленными и терпеливыми. Они сняли ее платье, трусики и чулки. А когда она уже лежала обнаженной на кровати, коснулись ее парика.

— Мне снять это? Или ты предпочитаешь остаться в нем?

Мосби посмотрела ему прямо в глаза.

— Это целиком на твое усмотрение, Николай. Кого ты хочешь? Меня? Или женщину, которую я изображаю?

Император улыбнулся и снял парик. Ее настоящие волосы были очень короткими — просто пух, и он погладил их.

— Ты очень красива.

Мосби протянула к нему руки, и император еще несколько мгновений наслаждался тем, что видел, прежде чем принять ее объятие.

Ему потребовалось время, чтобы самому раздеться, перецеловать ее всю — от головы до пальцев ног и предаться страсти. Долгой, неторопливой страсти, кульминация которой напоминала окончание первого акта двухактной пьесы. Ей не хватало завершенности, как будто еще не все было сказано, сделано и почувствовано.

Император поцеловал Мосби в нос и провел ладонью по ее коротко остриженным волосам.

— Тебе понравилось? Мосби усмехнулась.

— А если нет? Изменишь мое мнение Императорским указом?

Император торжественно кивнул:

— Конечно. Больше того, я объявлю твое мнение государственной тайной и возьму с тебя клятву молчать.

Мосби хихикнула.

— Не утруждай себя, Николай. Это было хорошо.

— Значит, тебе понравилось?

— Да, мне понравилось.

— Настолько, чтобы повторить? Мосби издала мурлыкающий звук.

— Безусловно.

— Хорошо, в таком случае я позволил себе вольность пригласить друга присоединиться к нам.

Тревога кольнула Мосби, когда открылась еще одна потайная дверь, и второй мужчина вошел в комнату. Сначала она не узнала его, но вот он шагнул в свет лампы… Император? Или его точная копия… вплоть до интимных подробностей.

Император погладил ее по руке.

— Не надо волноваться. Это клон. Ты не представляешь, на скольких скучных церемониях он присутствует вместо меня.

Мосби знала о клонах и даже сражалась с ними пять лет назад во время пограничного конфликта, но никогда ни с одним из них не общалась близко. Она заставила свой голос звучать капризно.

— Выглядит он хорошо… но разделяет ли он твои вкусы в отношении женщин?

— О, несомненно, — ответил император. — Теперь расслабься, и я покажу тебе, что если один император — это хорошо, то два — еще лучше.

Мосби последовала совету, и нашла, что император был абсолютно прав.

Глава 7

Хадатанские штурмовики появились из-за солнца. Световое, тепловое и прочие излучения красно го карлика сначала прикрывали их приближение, но новейшие детекторные приборы легионеров уловили их.

— Вот они, капитан. Идут как раз вовремя. У специалиста по электронике были ярко-рыжие волосы, веснушки и неизбежное прозвище Рыжий. Он носил яркую рубашку с цветочным рисунком и сидел за большим пультом. Пульт включал в себя сотни красных, зеленых и янтарных индикаторных лампочек, многочисленные экраны, дисплеи и цифровые табло и вдобавок многоуровневую клавиатуру, внешне похожую на клавиатуру трубного органа. Клавиатура и альтернативная голосораспознающая система соединяли Рыжего с Вертиголовом, центральным компьютером астероида.

Предназначенный для научных и коммерческих целей, Вертиголов вместе с вспомогательным оборудованием стоимостью в несколько миллионов империалов был реквизирован для военных нужд после нападения два дня назад. И Рыжий, по-прежнему оставаясь штатским, стал почетным членом Легиона.

Капитан Омар Нарбаков, к которому обращался Рыжий, был высоким худым мужчиной с черной кожей и живыми карими глазами. Когда он двигался, его бритая голова блестела от света ламп. Офицер посмотрел на свои часы и выругался. Рыжий поспорил с ним, что следующая атака начнется ровно в пятнадцать минут второго, и она началась. Нарбаков сунул руку в карман брюк, достал кучу смятых денег и вытащил десятку.

— На. Купи себе приличную рубашку. От этой у меня в глазах рябит.

— Тебя надули, Омар.

Нарбаков резко повернулся на голос Леонида Чин-Чу.

— Да? Как это?

Те, кто знал обоих мужчин, сказали бы, что Леонид Чин-Чу похож на своего отца, хотя сын был намного выше и такой же тонкий, как десантный нож. Вокруг глаз и рта Леонида залегли насмешливые морщинки. Они стали глубже, когда он заговорил:

— Рыжий взял все данные по последним семи атакам, пропустил их через Вертиголова и получил расчетное время атаки.

Нарбаков повернулся к Рыжему. Выражение его лица многих превратило бы в камень.

— Это правда?

— Конечно, — весело ответил Рыжий. — А что? Разве я похож на дурака?

— Да, — проворчал Нарбаков. — В этой рубахе — ну просто вылитый. Я хочу получить назад свои деньги.

Рыжий ухмыльнулся, когда офицер выхватил деньги из его руки.

— Итак, — как можно беспечнее спросил Леонид, — вы собираетесь что-нибудь делать с этими кораблями?

Нарбаков посмотрел на него удивленно, будто не понимая, зачем торговец задает такой глупый вопрос.

— А то как же… через минуту они будут в пределах досягаемости. Тогда вступит в действие операция «Бумеранг». А когда гады разберутся в этом, мои киборги откроют огонь.

— И этого хватит, чтобы сдержать их? Нарбаков взглянул на экраны:

— Ага… пока. А дальше — кто знает? Черт побери, да у них там целый флот в миниатюре. И достаточно огневой мощи, чтобы вскрыть этот астероид как жестянку с печеными бобами. Другое дело, если бы мы имели корабли, или истребители, или хоть какое-нибудь представление о том, когда прибудет помощь. Но мы ничего не имеем, так что если гады действительно захотят получить этот кусок недвижимости, они его получат.

Леонид задумался. Сила у хадатан есть… но используют ли они ее? На астероиде под названием «Веретено» добывали вещество, известное как «звездная пыль». Массированная атака могла бы уничтожить все оборудование, вот почему инопланетяне удерживали часть своих сил.

Но что, если он неправ? Что, если хадатанам надоела затянувшаяся битва и они двинулись закончить ее? Что тогда?

Лампы потускнели, когда основную часть энергии отвели от главной установки синтеза. Нарбаков включил микрофон. Все легионеры на Веретене услышали слова офицера и поняли, что он имеет в виду.

— Помните Камерон.

Рулон Майлук-Ра смотрел, как астероид постепенно заполняет его контрольный визуальный дисплей. Астероид имел больше трех сотен единиц в длину и половину этого в самом широком месте. Один его конец был больше другого и постоянно смотрел на солнце. Это было довольно удобно с точки зрения Майлук-Ра, так как именно там находились самые важные цели, и солнце при атаке оставалось сзади Майлук-Ра.

Судно имело свой собственный навигационный компьютер, хотя, чтобы исключить любую возможность использования противником захваченных штурмовиков, поколения хадатанских военных командующих размещали большую часть своей вычислительной техники на борту более крупных кораблей. Этот подход имел ряд отрицательных моментов, в том числе повышенную восприимчивость штурмовых судов к электронным контрмерам и потенциально катастрофические последствия для них, если один или несколько кораблей-носителей будут уничтожены.

Но ни одна из этих проблем не стояла перед Майлук-Ра, когда он направился на астероид, выбрал первую цель и отдал приказ.

Корабль дернулся от залпа ракет, наперегонки помчавшихся к своим целям. Каждая ракета имела собственную систему наведения, так что у хадатанина было время, чтобы привести в действие вспомогательное вооружение. Оно состояло из двух энергетических пушек, смонтированных под короткими, тупыми крыльями штурмовика.

Два луча вырвались из пушек, прочертили зловещие линии по скалистой поверхности астероида и пересеклись на большой антенне. Куски металла полетели во все стороны, опоры рухнули, и то, что осталось, засветилось вишнево-красным. Хадатанин с удовлетворением огляделся.

Но это удовлетворение превратилось в беспокойство, когда Майлук-Ра вдруг понял, что его ракеты пропали без вести. Они уже должны были поразить цель или, промахнувшись, самоуничтожиться. Была и другая странность: он не встретил никакого ответного огня. Почему? Предыдущие звенья испытали упорное сопротивление.

Хадатанин вызвал компьютерную связь и только собрался запросить у флагманского корабля дополнительную информацию, как разом включились все сигналы тревоги. Майлук-Ра еще соображал, в чем дело, когда ракеты, выпущенные им несколько минут назад, взорвали его корабль.

Леонид весил меньше трех земных фунтов и для дополнительной устойчивости держался за воздуховод. Мониторы передавали картину боя. Хадатанский штурмовик взорвался, Рыжий радостно гикнул, и Нарбаков одобрительно кивнул.

— Хорошо получилось, Рыжий, но в следующий раз это не сработает.

Леонид знал, что имеет в виду офицер. Звездная пыль, почти сказочное вещество, которое в первую очередь привело их сюда, собиралось дистанционно управляемыми космическими кораблями, называемыми звездными ныряльщиками. Требуется масса сложнейшего оборудования, чтобы провести корабль через солнечную корону и вернуть на астероид. Это оборудование и использовал Рыжий, чтобы перехватить и перенаправить хадатанские ракеты. Итог: звено из четырех кораблей уничтожено.

Это был ловкий трюк, но он сработает только однажды. Существует целый ряд мер, которые могут предпринять хадатане, чтобы защититься от подобных покушений в будущем.

Нарбаков посмотрел на экраны и включил микрофон.

— Еще одно звено на подходе. Ну-ка, покажем им, что значит нападать на Легион.

«Я скажу вам, что это значит, — подумал про себя киборг по имени Сигер. — Это значит, что одному несчастному ублюдку надраят задницу. Ну и что, что она сделана из пластика и металла… ей точно так же больно».

Весь взвод бойцов II был приписан к роте Нарбакова. Одни уже погибли, но остальные рассыпались по скалистой поверхности Веретена и прятались за низкими скалами или в кратерах, которые усеивали поверхность астероида. Прятались и ждали следующего звена истребителей, чтобы стать разумными зенитными батареями.

Сигер взял себе имя самого известного поэта Легиона, считал себя до некоторой степени интеллектуалом и был уверен, что необычное использование Нарбаковым киборгов попадет в учебники. Конечно, если кто-то выживет, чтобы рассказать об этом.

Сигер встал, просмотрел переданную от Вертиголова информацию и сосчитал подлетающие корабли. Тринадцать… четырнадцать… пятнадцать. Пятнадцать смертоносных тварей. Киборг напряженно следил за истребителями как человек, чья жизнь зависит от результата сражения. Впрочем, так и было на самом деле.

Остальные борги делали то же самое. Их осталось тридцать два вместо тридцати семи после начала атак, и они находились на расстоянии друг от друга, чтобы свести к минимуму потери.

Главной целью на Веретене считалась огромная рельсовая пушка. Ее использовали для запуска звездных ныряльщиков. Она была сооружена внутри V-образной долины. Это заставляло инопланетян придерживаться одного и того же курса во время низких атак и дало возможность Нарбакову применить новую тактику.

Хотя киборги не могли сравниться с тяжелыми бронированными поверхностными установками, которые инопланетяне уничтожили в ходе предыдущих атак, они были высокомобильными и выпускали двенадцать мини-ракет без перезарядки. Поставив бойцов II вдоль обеих сторон долины, Нарбаков создал настоящую стену оборонительного огня.

Тридцать два киборга, выпуская по две ракеты сразу, могут выпустить триста восемьдесят четыре ракеты примерно за двенадцать секунд.

Итак, убаюканные отсутствием наземного огня во время первого прохода и обозленные своими потерями, хадатане быстро продвигались к цели. Командование клялось, что в этот раз их ракеты пойдут как надо, но пилоты не верили и предпочли вспомогательное оружие. Голубые лучи пропахали раскаленные докрасна борозды по каменистой поверхности астероида.

У Сигера было чуть больше доли секунды, чтобы увидеть подлетающий истребитель, принять решение и выстрелить. Благодаря подчинению его компьютера Вертиголову и тому, что он действовал как часть кибернетической сети, его точность значительно возросла.

Смерть вырвалась из обеих его пусковых установок и понеслась к штурмовым кораблям.

В отличие от кораблей-носителей истребители слишком малы, чтобы устанавливать защитные силовые поля, поэтому удар был ударом.

Еще один корабль заполнил сетку прицела Сигера, подплыл под красный крест и распался, когда в него попали сразу пять или шесть ракет. Самый большой обломок ударился о землю примерно в пяти милях от Сигера и, несдерживаемый гравитацией, закувыркался по направлению к киборгу. Ему оставалось одолеть не больше мили, когда он взорвался, и куски металла полетели во все стороны.

— Шевелитесь! Шевелитесь! Шевелитесь! Приказ шел от командира взвода Сигера, биотела по фамилии Умай, и не нуждался в повторении. Вторая волна хадатан уже была в пути.

Сигер повернулся и побежал, шаркая ногами, к своей следующей позиции. Было важно двигаться быстро, но при этом не оторваться от поверхности астероида. Конечно, вялая гравитация притянет его назад через пять-десять минут, но к тому времени он будет уже мертв.

Два истребителя пронеслись над головой, и по земле перед Сигером пробежала линия взрывов. Киборг бросился в кратер, покатился и вскочил на ноги. Нельзя было этого делать, и Сигер это знал. Его подошвы оторвались от поверхности, и он уже взмывал вверх, когда кто-то обхватил руками его колени.

— Тпру, коняга… продолжишь так и будешь на орбите.

Сигер пробормотал слова признательности, когда мужчина опустил его на землю.

Штатские носили ярко разукрашенные скафандры. У одного на видном месте буйствовали джунгли, а другой был покрыт весьма недвусмысленными изречениями, которые Сигер ухитрился проигнорировать

Они узнали о своих обязанностях всего двенадцать часов назад, но выполняли их аккуратно и с некоторой долей бравады.

Один взял на себя правую сторону киборга, другой — левую. Пустые ракетные магазины унеслись прочь, и новые защелкнулись на их место. Штатский хлопнул Сигера по руке. На этот раз голос был женский и исходил из скафандра с джунглями.

— Удачи, солдат! Встретимся на позиции номер три.

Сигер кивнул и направил внимание на информацию от Вертиголова. Дюжина шарообразных объектов появилась над горизонтом и плавно двигалась в его сторону.

Солнечный свет падал на них сбоку. Они выглядели точь-в-точь как летучие семена-коконы, которые переносятся ветром по поверхности его родного Элексора каждую весну. За тем исключением, что летучие коконы безобидны.

Смерть прыгнула вниз и догнала двух штатских, спешащих к укрытию. Они лопнули, словно воздушные шарики. Были ли это те, кто перевооружил его? Киборг не разобрал.

Сигер выругался, выпустил две ракеты и открыл огонь из одетого в газовый кожух пулемета. Отдача толкнула его назад, едва не посадив на задницу, но результаты стоили того. Кокон находился в пределах досягаемости, а отсутствие атмосферы позволило пулям сохранить скорость. Они протянулись от его руки к шару, неся с собой смерть.

Сигер не знал, что именно уничтожило эту штуковину — ракеты или пули, но она взорвалась и осыпала его градом осколков.

Киборг уже бежал из кратера к позиции номер три, когда Умай вышел на связь.

— Л-один Л-отряду. Есть сенсационная новость от Вертиголова. Коконы беспилотные! Повторяю, беспилотные.

Сигер фыркнул от отвращения. Коконы беспилотные! Ну и что с того? Ракеты тоже неживые, а прикончат тебя в два счета. Офицеры. Все они тупое дерьмо.

Штатские ждали за скальным выступом. Сигер обрадовался, что они целы и невредимы. Мужчина заговорил первым.

— Хорошо стреляешь, солдат… ты прищучил этот кокон просто здорово.

— Чертовски метко, — добавила женщина. — Как у тебя с боеприпасами?

Сигер проверил. У него еще оставалось десять ракет, восемьдесят два процента боеприпасов для пулемета и достаточно мощности, чтобы расплавить полный канал ствола своей энергетической пушки за пять минут и двадцать семь секунд.

— Я в хорошей форме. Топайте дальше, я встречу вас на позиции четыре.

Штатские собирались уйти, когда Нарбаков вышел на связь. Сигер поднял руку, чтобы они подождали. Штатские остановились.

— Η-один Л-отряду. Вы хорошо поработали. Переходите к состоянию три, повторяю, состоянию три.

Состояние три означало «отдыхать, но оставаться наготове». Сигер жестом велел штатским возвращаться и сканировал горизонт. Ничего. Во всяком случае, пока.

Легионер сел, жалея, что у него нет легких, чтобы затянуться сигареткой, и ждал, когда лейтенант Умай скажет что-нибудь глупое. Ждать пришлось недолго.

Рыжий встал и потянулся.

— Это все, народ. Вертиголов предсказывает еще одну главную атаку примерно через четыре часа и несколько боевых тревог в промежутке.

Леонид заставил себя отпустить воздуховод, с трудом разгибая онемевшие пальцы. Они пережили еще одну атаку. Торговец подумал об империи, об императоре и о своем отце.

Что они все-таки делают? Где военно-космический флот? Где космическая пехота? И где все остальные представители правительства, которым платят за то, чтобы они справлялись с такими делами? Наверняка посыльные торпеды уже прибыли.

И как там его жена, Наташа? Она беспокоится — это несомненно, — но что она делает? Расчесывает свои длинные черные волосы? Тихо напевая, пишет письмо? Смеется над чем-нибудь, что сказала его мать? У нее чудесный смех, как колокольчик.

Голос Нарбакова вернул его к реальности.

— Пойдем, Лео… пора оценивать ущерб.

Леонид кивнул и последовал за офицером из центра управления в аварийный шлюз. Люк за ними закрылся. На стене печатными буквами было написано обращение. Его закрывали непристойные надписи и рисунки, но прочесть было можно. «Надеемся, вы получили удовольствие от посещения Управления Толстой стороны. Пожалуйста, приходите еще».

Веретено имел вытянутую форму как у баклажана или веретена, отсюда и название. Тупой конец, обычно называемый «Толстой стороной», постоянно смотрел на солнце, а другой конец, «Тонкая сторона», — в противоположном направлении.

Так что сами названия в отличие от этого обращения имели смысл.

Передний люк с шипением открылся, и Нарбаков вышел. Леонид последовал за ним.

Станцию начали создавать именно в Толстой стороне, так как она была больше и намного теплее Тонкой. Фактически она оказалась даже слишком теплой, и кондиционеры здесь были настоятельной необходимостью. Дополнительным преимуществом Толстой стороны было то, что ее почва, насыщенная металлом, защищала жителей от радиации.

Административные и жилые помещения не строились, а вырезались в толще астероида, поэтому на стенах из грубо обтесанного камня все еще сохранялись следы от горных машин — роботов, прогрызавших скалу.

Коридор кончался шахтой, которая издали выглядела просто как ниша. Нарбаков шагнул внутрь этой ниши, согнул колени и подпрыгнул. Леонид сделал то же самое. Следующая площадка располагалась в десяти футах от пола, но благодаря почти несуществующей гравитации, торговец без труда выполнил этот прыжок. И даже успел схватиться за поручень, чтобы не врезаться головой в мягкий потолок.

Шедший навстречу техник кивнул, шагнул в пустоту шахты и поплыл вниз.

Леонид вытолкнул себя в главный коридор. Тут же справа находилась еще одна вертикальная шахта. Простота и эффективность этой системы доставляла торговцу истинное удовольствие.

В коридоре толпились горняки, техники и легионеры, и всем приходилось проталкиваться между роботами, автотранспортерами, грудами припасов, сломанного горного оборудования и мусора от непрекращающегося строительства. Теснота и скудное освещение создавали почти гнетущую атмосферу.

И людям полагалось быть хмурыми и подавленными. В конце концов они отрезаны от помощи и подвергаются постоянным атакам. Но Леонид был поражен и даже горд тем, что они вовсе не выглядели хмурыми. Шуток, улыбок и обычных приветствий было столько же, сколько всегда. Только усталые глаза да попадающиеся свежие повязки свидетельствовали о давлении, которое все испытывали. Нарбаков будто прочитал его мысли.

— Настроение удивительно хорошее и боевое. Леонид согласно кивнул.

Оба усмехнулись, зная, что относительно всего остального их мнения, вероятно, разойдутся.

Площадка перед главным шлюзом напоминала сумасшедший дом. Вонь застарелого пота облаком висела над толпой, лишь слегка разбавленная резким запахом озона и всепроникающим запахом химических герметиков.

В отсеке теснились человек сорок мужчин и женщин в разной стадии раздевания. Одни надевали свои скафандры, другие снимали. Шестеро были легионерами и встали навытяжку, когда появился Нарбаков. Откозырнув им, капитан хлопнул какую-то женщину по спине.

— Хорошая работа, сержант. Ваша команда действовала здорово.

Леонид понятия не имел, о чем говорит офицер, но улыбнулся и согласно кивнул. Очень важно показать, что штатские думают так же.

— В сторону! Расступитесь! Уйдите от люка! Голос шел из шлюза. Зазвучал клаксон, вспыхнула сигнальная лампочка, и двери открылись. Первой ворвалась струя холодного воздуха. За ней въехал транспортер, исключительно легкий, как большинство оборудования на Веретене, и оснащенный маленьким электромотором. Он слегка покачнулся, когда его надутые шины ударились о неровный пол.

Однако машина везла серьезный груз, включая двух раненых биотел, сильно покалеченного бойца II и трех врачей. Все, кроме киборга, были в скафандрах со снятыми шлемами. Один из врачей увидел медтехника и выкрикнул:

— У нас борг с остановившимся модулем жизненной поддержки, протекающей системой давления и большим количеством дыр, чем в швейцарском сыре! Скажи хирургии подготовить четвертую операционную, включить лазер номер три и быть наготове. Мы едем.

Леонид шагнул в сторону, чтобы дать дорогу транспортеру. За машиной, удерживаемое в воздухе благодаря отсутствию гравитации и втянутое всасыванием, следовало облако испарившейся крови. Раненые биотела были в сознании, но боец II просто лежал среди них, как великан среди лилипутов. Торговец пожелал ему (или ей) всего наилучшего.

Некоторые горняки замешкались, и Нарбаков толкнул одного.

— Оглох, что ли, черт побери? Убирайся с дороги! Горняк повернулся, поднял кулаки и остановился. Нарбаков, наверное, беспокоился о киборге и был готов сорвать на ком — нибудь свою злость. Это стало заметно, потому что горняк состроил гримасу и примирительно махнул рукой.

Нарбаков в сердцах вдавил большой палец в запирающую пластинку на своем шкафчике. Шкафчик с хлопком открылся.

— Штатская скотина!

Леонид подумал о таких же штатских мужчинах и женщинах, рискующих жизнью на поверхности Веретена, чтобы перевооружать киборгов, но не стал говорить об этом.

Они влезли в скафандры, проверили друг у друга герметизацию и вошли в шлюз. Он был до отказа набит ремонтными бригадами, легионерами и припасами. Несмотря на то что шлемы у всех были надеты, большинство оставили забрала открытыми и еще разговаривали между собой.

— Приятно видеть, что вы делаете какую-то работу.

— Работу? Да что ты-то знаешь о работе?

— Придержи язык, работничек. Я за одну смену делаю больше, чем ты за две.

— …его голову сразу. Не могли потом найти эту чертову штуковину. Должно быть, на орбите.

— Так где военно-космический флот? Где, хочу я знать, этот чертов флот?

— Она, значит, говорит: «Эй, пижон, хочешь развлечься?» — а я говорю…

— …вход в мой файл. Можешь поверить в такое свинство?

Завыла сирена. Голос принадлежал женщине, которая никогда не покидала планету Земля.

— Загерметизируйте ваши скафандры. Загерметизируйте ваши скафандры. Загерметизируйте ваши скафандры.

Болтовня мгновенно прекратилась. Забрала были загерметизированы, проверки приведены, и воцарилась полная тишина. Правила, касающиеся радиодисциплины, соблюдались строго. Посторонние разговоры могли стоить штатским недельной зарплаты, а легионеру — гауптвахты.

Никто не возмущался и не пытался эти правила нарушить, потому что делать это — значит рисковать жизнями. И своей собственной и других. На Веретене есть множество способов умереть, и хорошая, четкая связь просто необходима, чтобы сдерживать уровень смертности.

Люк открылся, и люди высыпали на поверхность. Леонид всегда с нетерпением ждал момента, когда он выходил из люка и окунался в тусклый красный свет.

Солнце было огромным и занимало четверть поля зрения торговца. Но его забрало лишь слегка потемнело, так как карлик излучал только четыре десятых процента той энергии, какую излучала бы та же самая площадь Солнца, видимого с Земли. Леонид скучал по Земле и больше всего — по теплу солнечного света и по белым облакам. Удовольствия, которые исчезают, когда живешь внутри астероида.

Это солнце было другим. Оно имело массу в двадцать пять раз больше массы Юпитера, или около одной сороковой от массы земного Солнца. Но несмотря на большую массу, карлик имел радиус всего 76900 километров и среднюю плотность 26. Есть чему удивляться, особенно если сравнивать ее с плотностью свинца (11), золота (19) и осмия (22).

Карлик начал сжиматься из газового облака около ста пятидесяти четырех миллионов лет назад, а фаза выгорания водорода длится у него свыше семидесяти девяти миллионов лет. Так же, как у Солнца и у всех «обычных» звезд, вещество возле его более горячего ядра нагревается, расширяется и поднимается к более холодной поверхности. Там оно остывает, становится более плотным и погружается внутрь.

Атмосфера карлика достаточно холодная — 1460° К по сравнению с солнечными 5780° К — и потому может содержать корунд, перовскит, мелилит, шпинель, форстерит, энстатит, а также окись титана, железо-никелиевые соединения и силикаты натрия, алюминия, магния и кальция. Большинство соединений существует там в виде конденсата или пыли с размером частичек от пятидесяти до ста микрон.

Чин-Чу знал, что различные типы конденсатов и пылевых частичек превращаются в жидкость, испаряются и становятся твердыми при разных температурах и давлениях, создавая туманы, облака и другие подобные образования, которые крутятся и клубятся в атмосфере карлика. И где-то там в кипящем котле активности образуются крошечные частицы «звездной пыли», удивительного вещества с уникальной способностью усиливать переизлучаемые длины волн всего видимого спектра.

Результат — бриллиантовое сверкание, иногда всеми цветами радуги одновременно, иногда чистыми монохроматическими вспышками. Эффект совершенно непредсказуемый и потому бесконечно обворожительный для глаз. И если есть что-то, за что люди хотят платить, то это личная значимость. Они заплатят огромные деньги за вещь, вещество или положение, которые выделяет их среди прочих и заставят казаться особенными.

Минутку… Чин-Чу оцепенел. Учитывая, что звездная пыль не имеет никакого военного или промышленного применения и что хадатане вряд ли так же, как и люди, понимают красоту, не остается сомнений в том, что они сделают. Не сумев взять Веретено малыми силами, они будут постепенно расширять их, пока не победят. Голос Нарбакова вторгся в мысли торговца.

— Пошли, Лео… у нас полно работы. Леонид повернулся спиной к солнцу.

— Да, Омар, конечно.

Икор Нибер-Ба, командир третьего копья, посмотрел через бронированный пластик. Солнце и этот смешной астероид, который вращался вокруг него, заполнили иллюминатор.

Люди не имели оружия дальнего действия, и это позволило Нибер-Ба достаточно близко подвести флагманский корабль, тем самым уменьшая расстояние, которое должны проходить его истребители.

Нибер-Ба был крошечным по меркам своей расы и весил чуть больше 250 фунтов — обстоятельство, которое мучило его всю жизнь. В обществе, основанном на силе, он был слабым. Боксерский мешок для мужчин и объект насмешек для женщин.

Но удары и оскорбления укрепили и закалили Нибер-Ба, сделали его тверже и умнее тех, кто его окружал.

В конце концов его прозвище Карлик превратилось из оскорбительного в уважительное и вселяло страх в сердца многих. И то, что сейчас один Карлик противостоял другому, не прошло незамеченным для Ни-бер-Ба, ибо он провел много лет, сравнивая себя с общественным идеалом, и имел весьма развитое чувство юмора.

Именно эта способность смотреть внутрь и видеть свои собственные недостатки пришла ему теперь на помощь. Третье копье задержалось, хотя ему давно пора было соединиться с остальным флотом военного командующего Позин-Ка, и виноват в этом он, Карлик. Он чересчур осторожничал, чересчур боялся, мешкал, когда следовало начать массированное наступление. В конце концов это вещество, которое люди с таким трудом вычерпывали из атмосферы солнца, не имеет стратегического значения и, с хадатанской точки зрения, совершенно бесполезно.

Не было никаких причин откладывать ту решительную атаку, которую офицер вроде Позин-Ка уже давно провел бы. Никаких, кроме его, Карлика, собственной робости и опасения проиграть.

Нибер-Ба выпрямился во все свои пять футов и шесть дюймов, повернулся кругом и отправился в командный центр корабля. Люди могли готовиться к смерти.

Глава 8

Були приходил в сознание медленно, почти не хотя, воспринимая действительность маленькими смутными приращениями. Первое, что он почувствовал, — это восхитительное тепло, составляющее приятный контраст с холодным воздухом вокруг лица. Потом пришли запахи: запах стряпни и чего-то еще, что иначе как духами не назовешь. Да, духи, И не просто какие-то духи, а пьянящий состав, который напомнил Були летние луга и самых красивых женщин, которых он когда-либо знал. Воздух у его лица шевельнулся, и легионер почувствовал, как чьи-то пальцы ощупывают его голову. Стало немного больно, поэтому он открыл глаза и увидел перед собой красивые округлые груди.

Груди были какие-то необычные, но в одурманенном состоянии легионер не сразу понял, в чем дело.

Потом до него дошло: они были покрыты коротким гладким мехом, как мех норки или сиамской кошки.

Незнакомка закончила осматривать его рану и выпрямилась. Ее груди исчезли в вырезе блузки. Глаза девушки скользнули мимо, помедлили и вернулись. Они были серые, как древесная зола, и таким же серым был мех вокруг ее нежного лица.

— Ты проснулся.

Она сказала это на языке наа, а не на стандартном, — факт, отмеченный Були, но не имеющий никакого значения. Человек хорошо понимал язык наа, благодаря химически усиленной быстрообучающей мнемонике, которую осваивали все легионеры на Альгероне.

На первый взгляд язык наа был прост. Масса слов имела только один слог и никаких конечных согласных. Однако простота эта была обманчива, так как язык наа — тональный язык, и высота тона определяла, какое из многих возможных значений имеет данный конкретный слог. Имелось четыре признанных высоты: высокая, средняя, низкая и очень низкая. Дело усложнялось еще и тем, что высота могла быть повышающейся, понижающейся или постоянной.

В итоге этот язык был не легче древнекитайского. К тому же он разделялся на два главных диалекта: на одном говорили в северном полушарии, а другим пользовались к югу от великого горного хребта. Були знал оба.

— Да, я проснулся.

Девушка улыбнулась. Ее полные губы напоминали подушечки. Если она и удивилась, что Були умеет говорить на ее языке, то никак этого не показала.

— Ты смотрел мне в блузку.

Були покраснел и покачал головой.

— Ты ошибаешься.

Она подняла красивые брови. Они были рельефнее, чем у людей, и Були подумал, что в них есть что-то кошачье.

— Неужели? Тогда объясни это. Он и не подозревал об эрекции, пока девушка не

коснулась одеяла. Оскорбляющий виновник поник и исчез.

— Сладость Ветра?

Голос был низкий, определенно мужской и раздавался Откуда-то поблизости.

Девушка положила два пальца на губы Були — знак молчания у наа — и прошептала:

— Это мой отец. Закрой глаза и притворись, что спишь.

Були хотел спросить, зачем, но что-то в ее интонации

заставило его передумать. Легионер закрыл глаза. Послышался скребущийся звук, за ним — металлическое позвякивание и шорох рядом с кроватью. Тот же самый голос заговорил снова, на этот раз громче.

— Как он?

— Лучше. Думаю, что лучше, но он еще спит.

— Спит или без сознания?

— Спит. Он просыпался на пару минут, — спокойно сказала Сладость Ветра.

Були чуточку приоткрыл глаза. Он увидел мужчину шести футов роста, с белым мехом на груди и черным на остальном теле.

Дальнепуть Твердый удовлетворенно хмыкнул.

— Отлично. Дай мне знать, когда он проснется. Мы убьем его и пошлем его голову генералу Сент-Джеймсу.

Сладость Ветра поправила одеяла.

— Решать тебе, отец, но у нас давно не было пленных, а до собрания совета осталась всего неделя.

Твердый задумался. Предъявить человека на предстоящем совете? А ведь это мысль. Устроить маленькое представление с пленным легионером, чтобы напомнить всем об успешной засаде. Неплохая идея, особенно когда молодые вожди вроде Долгой-Езды Убивающего Наверняка кусают за пятки. Нет, это просто отличная идея! К тому же Твердый никогда не питал склонности к хладнокровным убийствам и только говорил подобные вещи, потому что этого от него ждали. Твердый с уважением взглянул на дочь.

— Ты унаследовала не только красоту своей матери, но и ее ум. Сделаем, как ты предлагаешь. Только знаешь что…

— Да? — терпеливо спросила Сладость Ветра.

— Человек произвел бы большее впечатление, если бы был на ногах и в полном боевом облачении.

Сладость Ветра согласно кивнула:

— Я посмотрю, что можно сделать.

Твердый коснулся щеки дочери и ушел. Сладость Ветра присела на постель Були.

— Теперь можешь открыть глаза. Легионер открыл.

— Ты слышал?

— Да, — хрипло выдавил он. — Ты спасла мне жизнь. Но почему?

Сладость Ветра посмотрела на него. В ее спокойных серых глазах отразились какие-то эмоции, но Були не смог определить ни одну из них.

— Скажи мне, человек… почему дует ветер?

Вопрос застал его врасплох. Легионер стал придумывать псевдонаучный ответ, но у него ничего не вышло.

— Потому что дует? Сладость Ветра улыбнулась.

— Правильно. А теперь спи. Тебе нужен покой.

Генерал Айан Сент-Джеймс направил дистанционный пульт на потолок и нажал на кнопку. Белая штукатурка исчезла, и вместо нее появился большой голографический экран. Картинка показывала ту же самую кровать, на которой он сейчас лежал, за тем исключением, что его собственная электронная версия была голой, как и Марианна Мосби.

Конечно, это была ее идея. Сент-Джеймс был слишком стыдлив, чтобы делать что-либо подобное по собственной инициативе. Но Марианна настаивала и, как всегда, добилась своего.

Ho Сент-Джеймс был рад, потому что эта запись — дна из немногих, оставшихся на память о ней, и единственная, где Марианна была обнаженной. Однако за все приходится платить. И в данном случае цена — лицезрение собственного голого зада (весьма малоприятное зрелище) и понимание, что на протяжении всего действия Мосби не отрывала глаз от камеры. Офицер грустно смотрел, как она улыбнулась ему через его собственное плечо, пододвинулась для более интимного кадра и дошла до довольно громкой кульминации.

Было немного обидно, что она больше наслаждалась от того, что их страсть записывается, чем от самого акта.

Сент-Джеймс нажал кнопку, и изображение исчезло. В комнате стало темно. Фильм должен был рассердить его, должен был заставить забыть Мосби, но он не сделал ни того, ни другого. Ибо в тысячный раз Сент-Джеймс спросил себя, где она и что делает? Наверняка это как-то связано с нападением на Мир Уэбера, но Сент-Джеймс хотел бы знать точно. Посыльная торпеда прибыла двое суток назад и вместо того, чтобы ответить на вопросы, поставила новые.

Империю атаковали. Мир Уэбера пал. Убиты миллионы штатских и тысяча легионеров. Среди них были одноклассники, друзья или враги. Всех их будет не хватать, о них будут помнить и добавят к спискам тех, кто погиб в бою. «Это своего рода бессмертие, — размышлял Сент-Джеймс, — так как Легион чтит своих мертвых превыше всего остального».

Но он-то был жив, и перед ним стояли вполне определенные проблемы. В полученном приказе ясно говорилось: усилить подготовку, сохранять высокую боеготовность и приготовиться к эвакуации. Не «развертывать», что имело бы смысл, учитывая хадатанское нападение, а «эвакуировать» — бежать. В этом нет ничего удивительного, так как приказ подписан адмиралом Сколари, этим трусливым ничтожеством, но есть о чем беспокоиться.

Что, если советники императора договорятся? Что, если Марианна уступит? Нет, это немыслимо, Марианна исключительно настойчивый руководитель. Она никогда не забудет свой долг… и не сделает ничего, что подвергнет риску базу Легиона на Альгероне.

Нет, она будет бороться, в чем Сколари скоро убедится. Сент-Джеймс с нетерпением ждал до конца вестей. Хотя официальная информация проходила через канцелярию Сколари, Легион имел собственную систему связи, и Марианна воспользуется ею.

Сент-Джеймс сцепил руки за головой. Как назло, наа именно сейчас предприняли наступление… но что поделаешь, такова жизнь.

К месту засады был послан тяжеловооруженный отряд. Он вернул в форт все тела, кроме тела старшего сержанта Були. Патрули все еще искали сержанта, но, сказать по правде, Сент-Джеймс почти не надеялся найти его.

Это была настоящая потеря, так как легионеры вроде Були появляются не каждый день. Это был истинный доброволец, человек, который вступил в Легион в поисках приключений и остался, потому хорошо знал свое дело.

Сент-Джеймс перевернулся, сел и поставил ноги на пол. Нравится ему или нет, империя находится в состоянии войны. Самая грязная, рискованная и дурацкая работа достанется Легиону. Его задача — подготовить своих солдат. Генерал встал и направился в душ.

Гуннер вышел из небольшого лифта — одного из индивидуальных, — направил видеокамеру на небо и увидел, что с минуты на минуту наступит ночь. На Альгероне это ничего не значило, но все же действовало успокаивающее, так как темнота традиционно ассоциируется со свободным временем.

Паучье тело казалось Гуннеру легким и подвижным после дней, проведенных в качестве квода. Эта легкая, восьминогая конструкция во многих отношениях являлась его настоящим телом, так как именно она заботилась о его функциях жизнеобеспечения и должна была стать средством спасения в том случае, когда более крупное тело квода окажется сильно повреждено. Если он, конечно, захочет спастись… что чертовски маловероятно.

Гуннер подошел к главным воротам, предъявил свой электронный пропуск и подождал, когда откроется калитка. Раздалось жужжание, дверца отъехала в сторону.

Часовой помахал рукой, Гуннер помахал в ответ и, пробираясь через разбросанный мусор, направился к городку наа. Куполообразные крыши были почти невидимы в темноте, но из прямоугольных окон и открытых дверей лился свет. Слышался смех людей и наа, всплывающий кверху из-под земли.

Гуннер пошел прочь от этого смеха и заведений, откуда он доносился. Почти все бары, публичные дома и рестораны, занимавшие ближайшие к форту купола, были территорией биотел. Ну сами подумайте, какой уважающий себя киборг станет тратить время на развлечения, которыми больше не способен наслаждаться? Это было бы глупо, особенно когда предприимчивый человек по имени Отис Фосс создал убежище, в котором угождали боргам.

Фосс поселился на Альгероне еще до Императорского Указа, передавшего планету Легиону. И воспользовался этим, чтобы создать процветающее, хотя наполовину нелегальное предприятие.

Гравий захрустел под дискообразными ступнями Гуннера. Полуголодный пук, увидев киборга, зарычал и крадучись убежал. Биотела — так же как и люди, и наа — видели паукообразное тело и делали вид, что не видят. Так было принято в городке наа. Просаживай свои денежки, развлекайся на полную катушку и не лезь в чужие дела.

Фосс назвал свое заведение «Отдых Киборга» и как-то даже повесил вывеску. Но на самом деле никто и никогда его так не называл. Вывеску снесло бурей, а людям больше понравилось называть его «Дом Фосси». Так это название и приклеилось.

«Дом Фосси» был больше тех, что обслуживали биотела, так как его посетители занимали гораздо больше места.

Основная часть этого заведения размещалась по традиции под землей, куда не могли проникнуть ни жара, ни стужа, ни зимние вьюги. Гуннер спустился по старому скату и остановился перед дюрастальной дверью. Принимая во внимание разбойников и рейды военной полиции, хозяину стоило быть осторожным.

Скрытые весы взвесили Гуннера, сканеры подтвердили, что он — киборг, и дверь открылась.

Общий зал представлял собой большое круглое помещение с земляным полом, прегражденное тут и там опорными балками. В стену был вмонтирован головизор. Большинство завсегдатаев мало интересовались драмами, порно, спортом или танцами для биотел, поэтому Фосс крутил старые хроники, документальные фильмы по истории Легиона и живописные ленты с разных имперских планет. Однако многие киборги любили музыку, поэтому звуковая система была включена. Кто хотел, мог слушать.

Кроме необычно высоких карточных столов мебели в комнате не было, ведь ни стулья, ни диваны киборгам не нужны. Зато были украшения, в том числе изображение во всю стену эмблемы 1–го кавалерийского полка, изумительная коллекция трофейного оружия и чучело наа по прозвищу Главарь. Беднягу выдавали то за вождя наа, то за разбойника, то за философа. На самом же деле несчастное тело принадлежало поденщику, которого сбил грузовик во время строительства форта Камерон. Его труп сохранили саперы Легиона, а уж как раздобыл его Фосс и зачем, было покрыто тайной.

Зал, как обычно, оказался полон. В основном посетителями были бойцы II, но присутствовала и пара кводов в своих паучьих телах и парочка муха-форм. У этих киборгов ноги, как у аиста, гладкие тела и выдвигающиеся крылья на случай, если им придется катапультироваться из самолета.

Большинство боргов подключилось через интерфейс к игровым сценариям виртуальной реальности, а остальные резались в старинные карточные игры или просто трепались. Главной темой обсуждения была война с хадатанами. Все понимали, что Легион будет воевать, вопрос — когда, а главное — где.

Часть разговоров была слышна, но большинство шло на канале 3. Стоило двери открыться, как все мгновенно замолчали и снова заговорили, когда Гуннер вошел. Его хорошо знали в «Доме Фосси» — свой, хотя и несколько эксцентричный тип.

Новоприбывшего, как всегда, встретили приветствиями, оскорблениями и замечаниями невпопад. Отвечая тем же, Гуннер прошел между широко расставленными столами к нише, где по традиции сидел Отис Фосс.

Это был лысый невзрачный мужчина неопределенного возраста. В зубах он сжимал незажженную сигару. Фосс поднял голову от компьютера. Первые слова диалога никогда не менялись.

— Привет, Гуннер. Как дела?

— Дерьмово. А твои?

— Дерьмово, но такова жизнь. Хочешь то же, что обычно?

— Ага.

Фосс повернулся к пульту и указательными пальцами постучал по клавишам.

— Я слышал о засаде… сожалею, что ты выжил.

— Да уж, — откликнулся Гуннер, — получается так, что в этой борговой армии тебя и убить-то не могут.

Фосс усмехнулся.

— Ладно, кажется, мы воюем с какими — то гадами. Может, они прокомпостируют твой билет.

— Надеюсь, — прозаично ответил Гуннер. — Какая комната?

— Номер шесть… и это стоит пятьдесят империалов.

— Запиши на мой счет. Фосс вздохнул.

— У тебя нет счета. Все, что у тебя есть, — это огромный долг.

— Я кредитоспособный. Фосс снова вздохнул.

— Ладно, но заплати побыстрее, обещаешь?

— Обещаю.

— Хорошо. Желаю приятного отдыха.

Киборг спустился по затемненному скату. Фосс посмотрел ему вслед, потом покачал головой. Гуннер был странный даже по меркам киборгов.

Гуннер остановился перед комнатой с номером 6, подождал, когда дверь откроется, и скользнул внутрь. Комната была еле освещена, а из всей мебели в ней стоял только пульт.

— Привет, — сказал голос, — добро пожаловать к Господину Грез 4000. Господин Грез представляет собой высшее достижение тысячелетней научной мысли. Вы вновь проживете самые счастливые, самые грустные, самые волнующие или самые мирные минуты вашей жизни. Итак, слушайте внимательно и выполняйте…

Панель управления мягко засветилась. Гуннер протянул ногу, обошел первые несколько пунктов компьютеризованного порядка и вставил кабель в гнездо на своей треугольной голове. Свет ворвался в его мозг, цвета закружились, распались и соединились в абстрактные фигуры, плавающие на черном фоне. Вернулся голос.

— …вы готовы выбрать воспоминание. Вы можете сделать это, воскрешая в памяти образы или ощущения, которые служат типичным примером конкретного переживания.

Гуннер знал, что многие, если не большинство киборгов выбрали бы половой акт, наркотический кайф или драку. Но он выбрал воспоминание, которое выбирал раньше и будет выбирать всегда.

Гуннер вспомнил зоопарк, заполненный животными из разных миров, заросший их родной растительностью. Он вспомнил запах помета, тепло солнца на затылке и руку жены в своей руке. Он вспомнил, как птицы издали странные рыгающие звуки, как его дети завопили от восторга и как жена велела им успокоиться.

И Гуннер ушел, перенесся в свои самые счастливые минуты и в жизнь, которой больше не было.

Убедившись, что магазин опустел, Сисси Коннерс заперла кассу и пошла в кладовую. Там было темно и восхитительно холодно.

Сисси пришла за лимонадом. Она выбрала ящик и подняла его. На улице стояла жара, и всем хотелось чего-нибудь освежающего. Сисси завидовала тем, кто был снаружи, на солнце, и с нетерпением ждала, когда сможет присоединиться к ним. Ее смена закончится через час, и тогда она будет свободна. Точнее, свободна до занятий в вечерней школе. Диплом — вот ее мечта, и через два-три года она его получит.

Лицо девушки повеселело. Вчера Марк сел рядом с ней. Может, и сегодня сядет? Эта мысль наполнила ее сладостным ожиданием.

Ящик был тяжелым, и Сисси пришлось потрудиться. Она вынесла его в переднюю часть магазина и увидела, что в ее отсутствие вошли два покупателя. Поставив ящик на пол, Сисси скользнула за кассу.

Один из покупателей, женщина, остановилась у стеллажей и просматривала утренний номер популярного журнала. Другой покупатель, мужчина, стоял в нескольких футах от прилавка и нервно оглядывался. Кроме того, он носил бейсболку и большие солнечные очки, как будто пытался выглядеть хладнокровным или спрятать лицо. Сисси почувствовала, что ее сердце забилось быстрее. Она заставила себя улыбнуться.

— Могу я помочь вам?

— Да, — ответил парень, стараясь говорить грубо. — Держи руки так, чтобы я их видел, и давай сюда все, что в кассе.

Револьвер выглядел огромным. И покачивался.

Сисси знала, что ей нужно делать: отдать парню деньги, подождать, когда он уйдет, и вызвать полицию. Она протянула руку к кассе, вспомнила, что заперла ее, и потянулась за сумочкой.

Первая пуля ранила ее в руку, прошла навылет и пробила кофеварку, стоящую сзади на полке. Потекла кровь, Сисси закричала.

Вторая пуля пробила плечо и отбросила Сисси на стену.

Третья пуля попала в грудь. Сисси хотела крикнуть, но мертвые не кричат. Не так ли?

— Эй, Виллен… дай отдохнуть, черт побери. Ну и шутки у тебя.

Виллен проснулась и обнаружила, что она в седьмом боксе четвертого отсека кибернетического ремонтного центра форта Камерон. Тел бойца II не хватало, поэтому ее поместили в устаревшую биоформу и прикомандировали к 1–му полку.

Боец II напротив нее был без руки.

— Прости, я видела дурной сон.

Боец II откинулся назад, позволяя поддерживающей раме принять его вес, и дал своим видеокамерам выйти из фокуса.

— Тогда ладно. Но имей совесть и выруби динамик. Виллен проверила — действительно, динамик включен — и выключила его.

Она вспомнила лицо человека, который убил ее. Интересно, где он сейчас? Власти были осторожны в таких вопросах и старались, чтобы жертвы ничего не узнали. Прошлое должно остаться в прошлом, говорили они. Они хотели, чтобы Виллен выкинула из головы то, что с ней случилось.

Так что тот парень мог сидеть в тюрьме, жариться в аду или болтаться на улицах, убивая ради чистого удовольствия. Именно это говорил Виллен внутренний голос: что он жив и ходит где-то, не страдая от того, что сделал.

Виллен оставалось девять лет, два месяца и четыре дня до истечения срока службы. И когда он закончится, она найдет человека, укравшего ее жизнь, и отомстит ему тем же.

Були облачился в свою форму — конечно, без оружия — и шагнул через занавеску из бус, которая отделяла спальню от главной комнаты подземного жилища. Гостиная — она же столовая, и она же кухня — была круглой. В центре стоял камин-очаг, а вдоль стены шел проход. Запахи, наполнявшие комнату, наверняка нравились наа. А что с чем смешано, было непонятно.

Но комната точно пахла теплом и уютом и выглядела такой же, к большому удивлению Були. Ничто не напоминало межрасовые публичные дома городка наа или лачуги, которые он обыскивал во время зачисток.

Возле камина — очага готовили еду трое подростков — два мальчика и девочка. Они посмотрели на легионера с явным любопытством, смешанным с толикой страха и отвращения.

Були понял их. В конце концов он враг, пугало, явившееся привидение, и молодежь не знала, как реагировать. Он улыбнулся им, радуясь, что улыбка означает одно и то же в обеих культурах, и пошел к вертикальной лестнице.

Добротно сколоченная деревянная лестница слегка заскрипела под его тяжестью. Легионер обратил внимание, что она довольно широкая и на ней могут разминуться два наа. И в случае необходимости вся семья сумеет быстро выйти. Это было умно — слово, которое Були никогда раньше не употреблял по отношению к наа, но которое казалось все более и более подходящим.

Лестница кончилась на широкой платформе в шести футах от поверхности и с противоположной стороны от идущей наверх второй лестницы.

Сначала человек не понял, зачем понадобились такие сложности, пока не рассмотрел вопрос с военной точки зрения, и не сообразил, насколько трудно сражаться с захватчиком на ступенях.

Хорошая прочная площадка намного удобнее. У защитников больше места для обороны и есть естественная отправная точка. Вдобавок тяжелая занавеска из выдубленной шкуры дута отгораживала вторую лестницу от внутреннего света и удерживала тепло в доме. Сейчас шкура была свернута и закреплена у потолка при помощи двух стандартных блоков, позаимствованных у Легиона.

Були поднялся по второй лестнице и вышел на яркий свет. Было холодно, и его дыхание застыло облачком пара.

Один — единственный быстрый взгляд — и легионер понял, почему деревни наа так трудно найти без спутников — шпионов. В отличие от глинобитных куполов городка и наспех сооруженных лачуг разбойников, здесь не было никаких построек. Только дыры в земле, и тех не очень много. Двадцать пять, самое большее тридцать. И располагались они далеко друг от друга, так что казались естественными, особенно когда вокруг изрезанные предгорья, и без того полные ям, щелей, пещер и тому подобного. В самом центре деревни находилась костровая яма, но ей, похоже, редко пользовались. С воздуха она была бы едва заметна.

Однако любая хорошая маскировка могла бы быть лучше. Були нахмурился, увидев утоптанную дорогу, ведущую к узкой расщелине. Эта чертова дорога была словно гигантская стрела, указывающая куда? к воде? к источнику пищи? Куда бы она ни шла, она оскорбила его как военного и заставила рассердиться на чью — то тупость.

Поймав себя на этой мысли, Були засмеялся. С каких это пор его обязанностью стало защищать врагов? Если наа настолько глупы, чтобы выдать свое местоположение, ему же лучше. Були ничего так не хотелось, как видеть бойцов 2–го воздушно-десантного, падающих с неба.

— Ты смеешься, человек. Значит ли это, что ты храбрый? Или просто очень, очень глупый?

Були повернулся и оказался лицом к лицу с воином наа. Это был молодой мужчина с оранжевым мехом и бусами посвященного. Значит, воин, и притом хорошо вооруженный: есть даже пистолет 50–го калибра, принадлежавший раньше кому-то из сержантов Легиона. Мешковатые брюки, кожаная портупея и стеганый жилет довершали наряд незнакомца.

Були пожал плечами.

— Разве одно не предполагает другое? Будет ли здравомыслящий храбрым?

Наа засмеялся.

— Ты говоришь как истинный воин. Я Быстрое-Движение Стреляющий Метко, брат Сладости Ветра и сын Твердого.

Они соприкоснулись ладонями в традиционном приветствии наа. Були обвел рукой окрестности.

— Скажи, Быстрое-Движение, куда мне позволено ходить? И где мой охранник?

Наа засмеялся, и его глаза блеснули.

— Ты можешь ходить, где тебе угодно, человек, пока твое возвращение в пределах двух заходов солнца. Что касается стражников… то они вокруг тебя. Больше того, они никогда не спят, их нельзя подкупить, и они неизменно преданны.

Человек огляделся, не увидел ничего, кроме скалистых хребтов, и понял, что имеет в виду воин. Горы как стражники стояли вокруг деревни. К тому же наа исходили здесь каждый гребень и каждый каньон, и им не составит особого труда поймать его. И судя по выражению лица Быстрого-Движения, они получили бы удовольствие от этой охоты. Були усмехнулся.

— Понятно.

Быстрое-Движение улыбнулся. У него были хорошие зубы.

— Тогда увидимся на главной трапезе через два захода солнца.

Человек кивнул и проводил воина взглядом. Гордая осанка, сильные ловкие движения…

Були вдруг пришло в голову, что из наа получились бы чертовски хорошие солдаты.

Он запомнил эту мысль и пошел по проторенной дороге к проходу в скалах. Там пришлось подняться на удобно расположенные камни. Прыгая с камня на камень, наа передвигались над слоем навоза, который покрывал дно расщелины.

Проход шел зигзагами, и каждый угол создавал естественную оборонительную позицию. А сразу за расщелиной открывался большой луг. Он был по-своему красив, покрытый желто — серой травой высотой по колено, искрящейся от инея.

Вдали паслось стадо косматых дутов. Опустив головы, они щипали зимнюю траву. Рядом с ними расхаживали воины, охраняя животных от хищников и разбойников.

Були огорченно покачал головой. Тропа, поле и дуты все будут зафиксированы на спутниковом фото. Уже зафиксированы и сданы в архив под неким кодовым именем. Глупо, что Легион знал, где расположены большинство деревень, и не трогал их. Точно так же, как наа знали, где находится форт Камерон, но никогда не пытались его разрушить.

Все это — часть тех странных отношений, которые существовали между Легионом и наа, отношений, построенных на курьезной смеси уважения, ненависти, доверия и страха. Это мерило того, насколько похожи обе расы и как глупа непрерывная война.

Главная дорога выбежала на равнину, разделилась на несколько тропинок и исчезла в траве. Потоптавшись, Були выбрал тропку, которая поднималась по каменистому склону, и отправился на разведку местности. Как ни суровы предгорья, он должен сбежать и сбежит обязательно. Не сегодня, но скоро. Как только выздоровеет, запасется едой и разузнает дорогу.

Тропу проложили бессчетные поколения диких животных и расчистили наа. Не совсем понятно, зачем, так как никакого особого военного значения она не имела и шла слишком высоко над долиной, чтобы быть связанной с добычей пищи. Но всякая тропа куда-то ведет, и Були не оставалось ничего лучшего, чем идти дальше.

Он взбирался уже около получаса и порядком вспотел, когда увидел сводчатый проход. Созданный естественным выветриванием, он был расширен: на стенах остались следы работы киркой. Через туннель доносились голоса.

— Почему нет? Не потому же, что ты девственница? Все племя знает, что у тебя была связь с Остроумом Писателем.

— Потому что я не люблю тебя. Это так просто.

— Не любишь меня? — недоверчиво переспросил первый голос. — Не любишь меня? А Писателя любила? Ты это пытаешься сказать?

— Да, именно это я и пытаюсь сказать, — решительно заявил женский голос. — Так что, убери от меня свои руки.

— А если не уберу? Что тогда?

Були нахмурился. Женский голос принадлежал Сладости Ветра. Насчет него не было никаких сомнений, и аромат духов, плывущий в его сторону, подтверждал это. Легионер прошел в арку и оказался на залитом солнцем уступе. Его глазам предстало потрясающее зрелище: аккуратно расстеленный плащ из шкуры дута и закуски для пикника. Появление человека вызвало весьма бурную реакцию.

Воин, крупный, здоровый и тяжеловооруженный, вскочил на ноги. Он носил набедренную повязку, портупею и сандалии на шнуровке. Его в общем-то красивое лицо было искажено яростью.

— Что ты здесь делаешь?!

Були почувствовал, как адреналин закипел в крови, и постарался держать себя в руках. Наа несомненно выиграет этот бой. Сержант отсутствующе улыбнулся и кивнул на панораму:

— Да вот, хочу посмотреть, что тут вокруг. Чудесное место для пикника. Могу понять, почему вы выбрали его.

— Да, — сказала Сладость Ветра, вставая. — Здесь прелестно. Но мы как раз собирались уходить. Не хочешь пойти с нами? Солнце скоро сядет, и дорога будет опасной.

Були без труда уловил благодарность в ее голосе и гнев на лице воина. — Хватит болтать. У меня полно дел. — Наа схватил лазерную винтовку, протопал через арку и стал топливо спускаться. Шкура дута и еда остались Сладости Ветра. Она начала укладываться, и Були поспешил помочь.

— Спасибо.

— За что? За то, что помешал вашему пикнику? Сладость Ветра остановилась и посмотрела на него.

— Как много ты слышал? Були сделал невинные глаза.

— Слышал? Я ничего не слышал. Сладость Ветра грустно покачала головой:

— Почему ты столько лжешь? Долгая-Езда мерзкий, но он говорит правду.

Були пожал плечами.

— Прости. Я не знал, что именно ты хочешь услышать.

— Правду, — тихо сказала Сладость Ветра. — Я хочу слышать правду. Ложь немногого стоит.

Були посмотрел на нее, стоящую на коленях на фоне необозримой пустыни, и слова вышли сами собой.

— Правда то, что ты самая красивая женщина, какую я когда-либо видел.

Она расцвела от удовольствия, которое быстро сменилось беспокойством.

— Ты не должен так говорить.

— Ты велела мне говорить правду.

— Это не правда, и кроме того, мы из разных рас.

— Не настолько разных, чтобы не видеть красоту друг в друге, — ответил Були.

— Больше не говори, — строго приказала Сладость Ветра. — Я запрещаю. Отец убил бы тебя, если бы слышал твои слова. И учти, человек: Долгая-Езда не посмеет причинить мне зла, но он, не колеблясь, причинит зло тебе.

— Ладно, — согласился Були, — но с одним условием.

— С каким?

— У меня есть имя, не такое прелестное, как твое, но все-таки имя. Оно взято из старинной песни. Мое имя Билл. Повтори.

— Билл.

— Хорошо. Давай договоримся, я не буду звать тебя «наа», а ты не будешь говорить мне «человек».

Сладость Ветра засмеялась. Легионеру понравилось, как заискрились ее глаза, и он почти опьянел от запаха ее духов.

— Будь по-твоему, Билл. А теперь пойдем. Скоро стемнеет, а тропа крутая.

Були помог ей упаковать вещи, взвалил на плечи шкуру дута и пошел за девушкой через арочный проход. Сладость Ветра спускалась по тропе с завораживающей грацией. Легионер не мог оторвать глаза от движений ее хорошенькой головки, покачивания узких бедер и мелькания ног из-под длинной юбки.

Эта девушка пробудила в нем сексуальное желание

настолько сильное, что оно почти причиняло боль. Большинство его друзей посещали проституток в городке наа и взахлеб рассказывали о том, какие те притягательные, но Були слушал без особого интереса. Сама мысль о сексе с инопланетянкой казалась ему предосудительной и какой-то извращенной.

Но Сладость Ветра все изменила. Он не только мог представить себе секс с ней, он хотел этого секса — факт, который безмерно его удивил.

Однако еще больше его удивила нежность, которую он испытывал к ней и никогда не испытывал к легионеркам, с которыми спал.

Все это крайне обеспокоило Були, так как долг обязывал его сбежать, а ему хотелось остаться.

Глава 9

Кобальтово-синее небо гигантским зонтом висело над океаном. Синим зонтом с белым крапом. Часть крапа образовывали перисто — слоистые облака, но другую часть оставили атакующие корабли хадатан, и именно к их следам Сэйэлинт направили свое коллективное сознание.

Плотов было пять: три главных и два маленьких, еще недостаточно зрелых, чтобы участвовать в процессе принятия решения.

Каждый плот объединял миллиарды индивидуального фитопланктона и покрывал больше тысячи квадратных миль тихо колышущегося океана. Толщина плотов достигала трех футов. Большую часть энергии они получали от солнца и господствовали над океанической пищевой цепочкой.

Потребовались миллионы лет, чтобы родительский плот развил тысячи мозговых узелков, которые, соединенные вместе бесконечными милями тонких, почти прозрачных волокон, составили групповой разум. И еще миллионы лет ушли на то, чтобы создать два дополнительных существа и достичь полного господства над морями. Ибо все в мире-океане жило в гармонии с Сэйлинт и целиком зависело от них.

На планете существовали низшие растения, которые питались продуктами жизнедеятельности более высокоразвитого планктона, зоопланктон, который питался ими, больший зоопланктон, который ел своих меньших собратьев, и так далее вплоть до больших, но сравнительно глупых позвоночных, плавающих в глубинах водных владений Сэйлинт.

Но воздух — другое дело, он лежал за пределами родной стихии Сэйлинт, глухой к их прямому воздействию.

Да, фитопланктон добился значительного прогресса, контролируя водный цикл. Помогло и то, что суша занимала меньше двух процентов поверхности планеты. Но контроль над атмосферой лежал в далеком-далеком будущем.

У людей же все обстояло иначе, как и у хадатан. И те, и другие имели машины, позволяющие им командовать небесами таким способом, который Сэйлинт даже представить себе не могли.

Люди прилетели первыми. Их самолеты с ревом промчались над морем, извергая отраву в атмосферу.

Как вскоре узнали Сэйлинт, для пришельцев такое поведение было типичным. Они быстро перемещались, действовали импульсивно и могли выполнить много дел за короткий срок.

Людям потребовалось всего пять оборотов планеты, чтобы составить карту поверхности, проанализировать ее состав, занять одну восьмую часть суши и открыть Сэйлинт.

Открытие, если можно так выразиться, произошло, когда биолог по фамилии Риман попыталась взять образец Плота Два в северном полушарии. Понятное дело, раздосадованный Плот Два дал сдачи, захватив контроль над мыслительными процессами биолога. Ничего обычного с точки зрения Сэйлинт. Но этот захват и последующее освобождение поразили ученых, и было заключено соглашение.

Ограниченному числу людей будет позволено остаться на планете и изучать Сэйлинт, если они обещают оставить окружающую среду точно такой, какой нашли ее, и разрешат в обмен изучать себя. Явно не привыкшие быть объектом изучения, люди согласились и выполняли свою часть сделки.

Поэтому последующее прибытие хадатан, убийство человеческих друзей Сэйлинт и нанесенный при этом вред окружающей среде рассердили Плоты Один, Два и Три. Они захватили контроль над низкоорбитальной космической машиной и включились в непонятную им войну.

Подладившись к шторму, который обеспокоил южную долю его анатомии, Плот Два сформулировал мысль и послал ее остальным Плотам, находящимся за тысячи миль от него.

— Те, кто называет себя хадатанами, говорят, что мы должны отпустить корабль, или они причинят огромный вред нам самим и окружающей среде.

— И они могут это сделать, — медленно подтвердил Плот Один. — Вы видели, как быстро они справились с людьми.

— Да, — вставил Плот Три, — но доктор Валери и остальные были, как говорят люди, «учеными». Исход мог стать совсем другим, если бы здесь были специалисты, которых они называют «солдатами».

— И виноваты мы, — подумал Плот Два. — Люди предлагали нам своих солдат, но мы отказались.

— Да, — согласился Плот Три. — Это было ошибкой. Люди странные, но куда лучше хадатан. Так что же нам делать?

Хотя вопрос не был адресован Плоту Один, все трое знали, что отвечать ему. Благодаря своему возрасту и большому жизненному опыту, он был самым авторитетным.

— Я думал над этим, — ответил Плот Один. — Учитывая, что данная ситуация лежит вне сферы нашего опыта и связана с конфликтом, который нам не вполне понятен, нам стоит воспользоваться советом специалиста. Лучше всего подошел бы человеческий солдат. Но сгодится и кто-нибудь из экспертов, которых доктор Валери называла «грязными политиками».

— Да, — согласился Плот Два, — но как нам получить такой совет? Мы не можем покинуть океан, а хадатане окружили планету своими военными машинами.

— Вот поэтому, — спокойно подумал Плот Один, — нужно заставить хадатан доставить нам такого специалиста.

— Но как же мы заставим их? — спросил Плот Три.

— Угрожая захватить остальные корабли, — легко ответил Плот Один. — Как и люди, хадатане находят нашу способность контролировать их мозговые узелки пугающей.

— Это верно, — ответил Плот Два, — но мы не можем дотянуться дальше того корабля, который мы уже захватили. Когда мы нанесли удар, он был на низкой орбите, как называют это люди. Остальные находятся вне пределов нашего воздействия.

— Я-то это знаю, — терпеливо ответил Плот Один, — но хадатане не знают.

— А-а, — подумал Плот Три, — ты предлагаешь использовать тактику, которую специалист Хенза называл «блефом»?

— Точно, — самодовольно подтвердил Плот Один. — Искусство, приобретенное благодаря игре под названием «покер», имеет много применений. Людям не хватило силы защитить нас, но они дали нам оружие, и наш долг — использовать его.

Военный командующий Ниман Позин-Ка поднес террариум к свету и удовлетворенно хмыкнул, любуясь своей последней работой.

Первоначальный комплект не включал ни гор, ни материалов, необходимых для их изготовления, но немного податливого пластика, реквизированного у технического отдела, да кой-какие другие мелочи решили эту проблему.

Горы были серые, как горы вблизи его родной деревни, и с белыми верхушками.

Позин-Ка опустил террариум и вздохнул. Он откладывал этот момент до последней возможности, но надо было браться за работу.

Военный командующий встал и подошел к головизору. Подобие планеты, обозначаемой людьми как IH-4762–ASX41, висело в воздухе, вращалось перед глазами и требовало принять решение. Планета была голубой с белыми вкраплениями и сама по себе сравнительно безобидная.

Да, Сэйлинт обладали беспрецедентными мысленными способностями, но большой угрозы не представляли. Да, они захватили контроль над хадатанским крейсером, но Позин-Ка мог потерять этот корабль и все еще гордиться уровнем потерь, который на восемьдесят два процента был ниже предсказанного.

Что касается угрозы Сэйлинт захватить остальной его флот, то вряд ли им это по силам. В конце концов, зачем угрожать тем, что ты действительно можешь сделать? Нет, это лишь тактический ход, цель которого — заставить хадатан согласиться на их просьбу. А просьба была странная.

Сэйлинт хотели видеть человеческого солдата. Или, на худой конец, политика, хотя военный командующий не был уверен, что понимает разницу. Они не сказали зачем, но Позин-Ка предположил, что фитопланктон нуждается в военном совете. При нормальных обстоятельствах Позин-Ка отказал бы в такой просьбе, но теперь хотел удовлетворить ее, так как это заняло бы день, а может, и больше. Время у него есть.

За исключением проблемы с Сэйлинт и с довольно упрямыми людьми на астероиде под названием Веретено поход проходил с огромным успехом. Его корабли опустошили семь систем, уничтожили сотни кораблей и захватили столько форпостов, исследовательских станций, топливных баз и прочих объектов, что Позин-Ка потерял им счет. Они сопротивлялись, но это было неорганизованное сопротивление. Когда же люди ответят по-настоящему?

Этот вопрос занимал его мысли во время вахты и его сны. Ему бы радоваться и наслаждаться, качаясь на гребне великой победы. Но никакие успехи не могли избавить командующего от постоянного страха, что сидел у него под ложечкой. От чувства, что впереди их ждет ужасная трагедия, что они движутся слишком быстро, слишком много планет обходят стороной и выходят за пределы линий снабжения.

Однако были и другие, вроде командира пики Модер-Та и его наставника великого маршала Пем-Да, кто считал, что все идет хорошо. Даже очень хорошо, если судить по поздравительным торпедам.

Ясно, что Пем-Да и остальные чувствовали ту радость, которая ускользала от него, наслаждались победами, которые оставляли в нем пустоту, и жаждали продолжения. Они противились любым задержкам и подняли бы его на смех, если бы узнали о его истинных чувствах.

Но Позин-Ка доверял своим инстинктам, верил, что основные страхи, которые так долго вели его расу — благословение, а не проклятие, и был полон решимости принимать их в расчет.

А значит, требовалась причина, какая-нибудь уважительная причина, которая задержит наступление. И Сэйлинт были очень кстати.

Повернувшись, Позин-Ка пересек командный центр и сел в свое кресло. Он нажал кнопку, и сержант поспешил откликнуться.

Норвуд отжималась, когда вошел охранник. Она отжималась каждый день ровно в 09.00 и за последние несколько недель сумела увеличить число отжиманий с двадцати до двадцати пяти.

Пока этого хватало. Зарядка была средством дисциплины, способом вернуть силу измученному телу, но постепенно стала чем-то более важным. Отжимания превратились в утверждение оптимизма, надежды на будущее. Люк открылся без предупреждения, и Норвуд заставила себя не обращать на него внимания.

— …двадцать два… двадцать три… двадцать четыре… двадцать пять.

Норвуд прыжком поднялась на ноги. Если это и произвело впечатление на хадатанина, он ничем этого не показал. Еще один охранник стоял за его спиной.

Норвуд отжималась раздетой до пояса. Охранники на это, конечно, не реагировали, но ей было неприятно. Она потянулась за одной из оливково — серых маек, которые реквизировала из запасов Болдуина, и натянула ее.

— Да?

Хадатанин моргнул.

— Вы наденете любое снаряжение, которое сочтете нужным для полета на поверхность, и пойдете со мной в стартовый отсек, — прошипел он на своем языке.

— Полет на поверхность? Зачем?

— Затем, что военный командующий приказал, — просто ответил хадатанин. — У вас на сборы пять единиц времени.

Хадатане вышли из каюты, люк с шипением закрылся, и Норвуд закончила одеваться.

Она очень мало знала о лежащей внизу планете, только что на ней обитает разумный планктон, и что там жила группка человеческих ученых. Их, как и всех людей, встреченных на краю, безжалостно убили.

Так что же происходит? У охранников ничего не знаешь, но несомненно одно: после недель, проведенных взаперти в крошечной каюте, любая прогулка будет приятной.

Норвуд посмотрела на часы, убедилась, что на две минуты превысила отведенное ей время, и вышла из каюты. Снаружи ждали четверо охранников, обычное количество после смерти Ким-Co и по крайней мере вдвое большее, чем действительно необходимо. Двое шагали впереди нее и двое позади. При виде столь внушительной процессии все рангом ниже командира пики спешили убраться с дороги.

Коридор, по которому они шли, почти ничем не отличался от всех остальных. На стенах светились обычные пиктограммы, включая ту, что состояла из овала и проходящего через его центр дельтовидного корабля. Несомненно, символическое изображение стартового отсека, а судя по увеличивающемуся числу хадатан в летных костюмах, этот отсек находился как раз впереди..

Коридор сузился так, чтобы берущим корабль на абордаж пришлось двигаться гуськом, снова расширился и кончился перед открытым шлюзом. У шлюза стоял Болдуин.

Норвуд не видела его после сеанса пытки. Он выглядел усталым и напряженным, но в остальном ничуть не изменился.

— Полковник Норвуд.

— Болдуин.

Болдуин заметил, что она опустила его звание, но решил не обращать внимания.

— Вы хорошо выглядите.

— Спасибо. Я работаю над этим. Что происходит? Болдуин пожал плечами:

— Похоже, Сэйлинт обладают необычными мысленными силами. Они захватили корабль и отказываются отпустить его, пока хадатане не разрешат им поговорить с человеческим солдатом.

Норвуд подняла брови.

— Да? И при чем же здесь вы?

Болдуин грустно покачал головой и вошел в шлюз. Охранник жестом велел Норвуд сделать то же самое. Она подчинилась. Люк закрылся, и открылся второй.

Стартовый отсек был герметизирован. Норвуд увидела огромное помещение, полное кораблей, техников, роботов и тяжелого оборудования. Воздух был теплым, как будто находился здесь какое-то время и успел нагреться, и пропах озоном, что не беспокоило хадатан с их почти несуществующим обонянием.

Охранник указал людям на тяжелобронированный челнок, и они пошли туда. Норвуд заговорила первой:

— Так на что фитопланктону солдат? Человеческий или какой другой?

Болдуин нахмурился.

— Готов поспорить, что им нужен совет. Сэйлинт любили ученых, доверяли им, а когда людей убили, они в отместку захватили хадатанский корабль. Результат — козырная карта, но они не знают, как ею воспользоваться.

— И вы поможете им решить эту проблему, — саркастически сказала Норвуд.

— Я предложу им совет, — спокойно произнес Болдуин.

— И какой же? Сдаться и покончить с собой?

— Нет, — стоически ответил Болдуин, — я предложу им отпустить корабль, ограничить использование своих мысленных сил и заключить союз с хадатанами.

— А если они откажутся? Болдуин пожал плечами.

— Когда откажутся, тогда будет видно. Впрочем, у военного командующего Позин-Ка есть предложение.

— Неужели? И какое?

— Он предложил мне застрелить вас в качестве наглядного примера того, что случается с непокорными. — Болдуин расстегнул куртку.

Норвуд увидела, что ему доверили оружие. Пистолет был человеческой конструкции. Страх поднялся и сдавил ей легкие. Норвуд заставила его отступить.

— Понятно. Это вы и планируете сделать?

Они дошли до челнока. Болдуин остановился и повернулся к ней. Его лицо выражало страдание.

— Нет, конечно нет. За кого вы меня принимаете? Норвуд посмотрела на него в упор.

— Я принимаю вас за того, кто охотно и сознательно участвует в массовом убийстве людей. Одним больше — какая разница?

Гнев вспыхнул в глазах Болдуина.

— Не искушайте судьбу, Норвуд. Я могу и передумать.

Охранник махнул лазерной винтовкой, и люди вошли в челнок.

Хадатане не приложили никаких усилий, чтобы хоть как-то скрыть трубопровод, идущий вдоль переборок, или покрыть чем-нибудь голый металлический пол. Кресла были трубчатые, типичные для военных судов, и в каждом запросто поместились бы два человека средней упитанности.

Норвуд села, затянула насколько возможно привязные ремни и обнаружила, что они все равно болтаются.

Полет к поверхности обошелся без происшествий. Хадатане разговаривали между собой, Болдуин уставился на стоящее перед ним кресло, а Норвуд обдумывала способы добраться до его пушки.

Перед самой посадкой она вдруг почувствовала, как что-то пушистое, словно перышко, легко коснулось ее головы. Это было странное ощущение, исчезнувшее так быстро, что Норвуд засомневалась, уж не померещилось ли ей?

Челнок совершил посадку, входной люк открылся, и воздух хлынул в пассажирский отсек. Норвуд глубоко вдохнула. Воздух был чистым и холодным. Он понравился ей, и Норвуд не понадобились никакие понукания, чтобы расстегнуть ремни и выйти наружу.

Челнок сел на тропическом острове с буйной растительностью и кристально чистой лагуной. Даже комья расплавленного жаром песка, сожженные домики и свежие могилы не могли разрушить эту красоту. Было тихо. Так тихо, что Норвуд слышала каждый плеск волны, набегающей на безукоризненно чистый пляж. Звук настолько мирный, настолько успокаивающий, что ее потянуло в сон.

Остальные, должно быть, почувствовали то же самое, потому что хадатане прилегли в тени челнока, а Болдуин выбрал себе место на теплом песочке. Казалось совершенно естественным сесть рядом с ним, устроиться поудобнее и заснуть.

Сон был заполнен светом: прекрасным, теплым, живительным светом, который лился с неба и омывал ее тело желто-оранжевыми лучами. Ее тело стало огромной колышущейся массой. Оно покрывало тысячи квадратных миль океана, постоянно чинило себя и стало связано с окружающей жизнью.

Норвуд обнаружила, что находится везде, но нигде конкретно. Странное ощущение, ведь она привыкла, что ее мысли и чувства сосредоточены в одном-единственном месте, а не рассеяны по площади размером с маленькую страну. Но ей понравилось это ощущение, и она чувствовала себя вполне уютно.

— Значит, тебе нравятся Сэйлинт, и ты хотела бы жить, как мы?

Голос пришел из ниоткуда и отовсюду сразу. Казалось, он эхом прокатился по ее сознанию.

— Да. Если это то, как вы живете, мне бы хотелось так жить.

Ощущение, похожее на тихий, ласковый смех закружилось вокруг нее.

— Доктор Валери чувствовала то же самое. Она спрашивала, не можем ли мы забрать ее из ее тела и сделать частью нас самих.

— И вы смогли?

Норвуд почувствовала, как глубокая печаль пронеслась по ней.

— Нет, к несчастью, нет. Даже когда хадатане пришли убить ее.

— Мне очень жаль.

— Да, хадатане принесли нам много горя. Чувство, которое мы прежде очень редко испытывали. Однако каждое переживание несет урок, и это — не исключение. Они учат нас тому, чему мы могли бы научиться. Норвуд вспомнила о Болдуине. Интересно, он тоже видит этот сон? Она начала спрашивать, но голос перебил.

— Нет, другой солдат видит другие сны. Сейчас мы тебе покажем.

Не успела Норвуд возразить, как стала частью кошмара.

Болдуин спал около получаса, когда его потрясли за плечо. Это был его помощник, лейтенант Лист, стоящий возле раскладушки.

Болдуин перекинул обутые ноги через железную рейку и почувствовал, как они погрузились в грязь. Ему в руки сунули чашку горячего, дымящегося кофе, и он взял ее.

— Да? Какого черта он хочет теперь?

«Он» относилось к генералу Натану Копеку, двадцатиоднолетнему племяннику императора, главной занозе в заду. Лист понял и ответил соответственно.

— У генерала есть план, и он хочет узнать ваше мнение.

Болдуин тихо хихикнул.

— Это будет знаменательный день. Однако ваша тактичность оценена и однажды пригодится. Если вы, конечно, выживете.

Лист улыбнулся, кивнул и выскользнул через щель в занавеске.

Болдуин встал, маленькими глотками выпил кофе, наслаждаясь теплом, разливающимся в желудке. Он подумал о бритье, но решил, что это пустая трата времени, и отдернул занавеску.

Под ногами хлюпало. Болдуин обошел ящики с боеприпасами и вошел в центр управления. Компьютер тихо попискивал, бормотало радио, и штабной сержант Мария Гомес ругалась, выуживая из грязи упавшую ручку. Поначалу они еще пытались бороться с грязью, но это оказалось почти невозможным, и в конце концов они плюнули.

— Черт бы побрал этот гнойник!

Болдуин снял со стула свою портупею, надел ее и застегнул.

— Я поддерживаю это предложение.

— О, простите, сэр. Я не знала, что вы здесь.

— Ничего, сержант. Можете ругать эту планету сколько хотите. И добавьте немного от меня.

Гомес улыбнулась. Полковник был ничего, даже очень ничего, чертовски красив. Жаль, что она не офицер. Она бы закрутила ему мозги.

— Не хотите поесть, сэр? У меня тут сильно видоизмененные Х-крысы на плите.

Болдуин потянул носом. Гомес все что угодно умела приготовить вкусно — это знали все, — и запах был соблазнительный. Но Копек придет в ярость, если Болдуину потребуется больше десяти минут, чтобы дойти до командного бункера.

— Спасибо, но некогда. Генерал ждет.

Гомес хотела сказать что-нибудь утешающее, но не осмелилась. Это значило бы поднять завесу притворства, которая висела над бригадой, нарушить правила игры, в которой все они делали вид, что генерал заслуживает своих комет и вообще разумное существо. Нет, это совершенно невозможно, так что она прикусила язык.

Болдуин выбрал пончо из трех или четырех, висящих возле выхода из бункера, и надел его. Потом открыл дверь в тамбур, подождал, когда компьютер выпустит его, и поднялся по скату на поверхность.

Стояла ночь и чертовски скверная. Дождь застучал по макушке Болдуина, его дыхание затуманило воздух, а ботинки увязли в трясине. Потребовалось усилие, чтобы вытащить их, шагнуть вперед и дать им увязнуть снова.

Часовой хотел отдать честь, вспомнил, что нельзя, и попытался скрыть то, что сделал.

Болдуин улыбнулся.

— Спасибо, рядовой. У гадов и так достаточно преимуществ. Нечего выбирать для них мишени.

— Да, сэр, я не хотел, сэр, простите, сэр.

— Ничего. Надеюсь, тебя скоро сменят. Часовой промолчал, но на душе у него потеплело, а офицер потащился прочь.

Командный бункер находился на дальней стороне огороженной территории базы, нарочно отделенный от его, Болдуина, на случай нападения, а значит, идти ему было далеко.

Осветительная ракета взвилась в воздух, взорвалась с громким хлопком и залила огневую базу резким белым светом. Тут же загрохотал тяжелый пулемет — гады прощупывали внешнюю проволоку. Замелькали энергетические лучи, зажужжали роботы, занимая свои места, и кто-то взорвал секцию радиоуправляемых мин.

Это был маневр, цель которого не давать людям спать и держать их в напряжении, чтобы боялись каждого чиха. И это работало, потому что боевой дух уже начал падать, прихватывая с собой эффективность сопротивления.

Шинный бронетранспортер, полностью оснащенный для войны в пустыне и отправленный по ошибке на Агуа IV, обогнул защищенную мешками с песком палатку и потерял сцепление. Водитель дал полный газ, и покрышки заныли. Грязь полетела во все стороны.

Вязкая жижа забрызгала пончо Болдуина и стекла на его ботинки. Он отвернулся, выбрал другой путь и пошел дальше.

Бронетранспортер был хорошим примером того, как хреново обстоят дела. А все началось с того, что туземцы, упрямая кучка разумных четырехногих, не согласились с аннексией и начали вести эффективные партизанские бои против «имперских поджигателей войны».

Разгневанный этой изменой, сам главный поджигатель лично отправил на Агуа IV армейскую бригаду под командованием своего любимого племянника. Надо же где-то закалить парня и подготовить его к нанесению увечий в поистине массовом масштабе.

И плевать, что юнец только-только окончил Императорскую Военную Академию, плевать, что он чертовски высокомерный да еще и пристрастился к марихуане. И плевать, что идиоты снабженцы продолжают посылать им технику для боев в пустыне, и что туземцы превосходят их численно тысяча к одному, и что местность почти непроходима. Бригада обязана была победить или она навсегда запятнает несуществующую честь империи.

Однако, как ни плохи дела, Болдуин не сомневался, что он мог победить, если бы ему позволили командовать его собственными войсками. Но это было невозможно, так как генерал Натан Копек отказался от роли номинального командующего и настоял на том, что сам будет принимать решения, какими бы глупыми, нелогичными или самоубийственными они ни оказались.

Раздался рев. Черный транспортно-десантный самолет прошел над головой и опустился к хорошо защищенной зоне посадки (ЗП). За ним пронесся еще один и еще непрерывным потоком… Потом они пошли.

Дождь заставил Болдуина поморгать. Капли сбежали по лицу и тонкой струйкой потекли по шее. То ли от дождя, то ли от чего-то другого его пробрала дрожь.

В чем дело?.. Ни учений, ни боевых вылетов на этот вечер не намечалось. Затем его осенило. Копек! Этот жалкий ублюдок что-то затеял!

Болдуин побежал к командной палатке. Грязь засасывала ботинки, будто пытаясь его удержать. Он ощущал движение вокруг себя. Тяжело вооруженные отряды выходили из подземных бункеров и двигались к ЗП.

Черт! Черт! Черт! Что еще придумал этот слабоумный?

У командного бункера мелькнул свет, и Болдуин поспешил туда. Часовой двинулся ему наперерез, но увидел, кто это, и отступил.

Спуск был скользким от дождя, но чистым, благодаря усилиям несчастных рядовых, назначенных в этот дерьмовый наряд. Болдуин приложил ладонь к дверному замку. Компьютер бункера узнал его и впустил внутрь.

Тамбур был полон аккуратно расставленных ботинок и аккуратно развешанных пончо. Возможно, Копек и наркоман, но наркоман чистоплотный, и помоги боже тому неряхе, кто наследит в личных владениях генерала.

Но Болдуин спешил и кипел от злости. Он приложил ладонь ко второй двери, подождал, когда та отъедет в сторону, и шагнул в проем. Его ботинки оставили большие грязные отпечатки на безупречно чистом красном ковре. Он сделал десять шагов вперед, положил руки на бедра и огляделся.

В комнате собралось человек десять или пятнадцать. Одни — подхалимы, другие — личные телохранители генерала, а остальные — дежурные пехотинцы, которым навязали управление компьютерным оборудованием и обеспечение административной поддержки. Все посмотрели на него.

— Что, черт возьми, здесь происходит?

Генерал Натан Копек был стройным молодым человеком с наглыми глазами и надутыми губами. С помощью своего денщика он надевал богато украшенный боевой бронекомплект.

— Я полагаю, к старшим офицерам принято обращаться «сэр» или «мадам». Пожалуйста, сделайте это.

— Слушаюсь, сэ-эр. Так что, черт возьми, здесь происходит, сэ-эр?

Копек увидел грязные следы и неодобрительно нахмурился.

— Мы готовим внезапную атаку. О чем вы бы уже знали, если бы больше времени уделяли своим обязанностям и меньше валялись в постели.

Болдуин всмотрелся в глаза генерала, пытаясь увидеть расширенные зрачки, типичные для любителей марихуаны. Да, вот они, выглядят как озера темноты. Значит, Копек под кайфом и, следовательно, испытывает все действия наркотика, включая манию величия, ложное чувство всемогущества и случайные галлюцинации. Болдуин подавил желание вопить. Сейчас крайне важно быть терпеливым и не терять головы.

— Понятно. А какова цель этой атаки?

Денщик неловко возился с застежкой. Копек оттолкнул его и сам застегнул клапан. Его глаза блеснули энтузиазмом.

— Сердце гадов, детский комплекс в Альфа Три, Зебра Семь.

Болдуин похолодел. Люди знали о детском комплексе. Почти все потомки туземцев рождались там, в одной из многих родовых пещер, где их согревали естественные горячие источники и благословляло духовенство. Это священное место и самый неподходящий объект для атаки, потому что она вызовет у туземцев такую ненависть к людям, что никакая дипломатия уже ее не загладит.

Но были и другие причины избегать этого места. Причины, которые генерал предпочел игнорировать. Детский комплекс расположен в глубине столовой горы. Эта гора имеет отвесные стены и окружена с трех сторон непроходимым лесом, а с четвертой — стремительной рекой. Единственная реальная возможность проникнуть туда — это высадиться на вершину и оттуда пробиваться вниз через настоящий лабиринт туннелей и пещер. И за каждый фут пути придется бороться с фанатичными воинами, защищающими не просто свою свободу, но само существование своей расы. Подобная атака не просто самоубийственна — она до невероятности глупа и приведет к катастрофическим последствиям.

Болдуин с трудом сглотнул.

— Сэр, я прошу вас пересмотреть решение. Проникнуть в этот комплекс чрезвычайно трудно. Туземцы будут защищать каждый фут туннеля не на жизнь, а на смерть, и навсегда возненавидят нас, если мы победим.

Копек кивнул, будто ожидал этих возражений.

— Именно такие объяснения я ждал от бездельника и труса. В вашей просьбе о пересмотре отказано.

Болдуин встал навытяжку.

— В таком случае я прошу разрешить мне возглавить штурм.

Копек отмахнулся от него, забирая у денщика свою офицерскую тросточку с золотым набалдашником.

— Не говорите глупостей. Я вовсе не собираюсь предоставлять вам позицию, с которой вы сможете саботировать мои усилия. Нет, вы будете там, где положено быть трусам. Охрана! Арестуйте полковника Болдуина! На гауптвахту его!

Болдуин все еще выкрикивал свои возражения, когда охранники бросили его в грязную камеру, все еще умолял, когда взлетали транспортно-десантные самолеты, и еще долго рыдал после того, как стих рев их двигателей.

Последующая резня, в которой Копек погиб

одним из первых, прогремела на всю империю. Все агентства новостей передали в эфир этот драматический материал. Плевать, что атака была плохо продумана, плевать, что две тысячи солдат погибли, и плевать, что туземцы оттеснили людей на их изолированные огневые базы. Некомпетентность Копека бросила бы тень на его дядю, поэтому правду вывернули наизнанку и разнесли по всей империи.

Копек превратился из болвана в героя. Император лично положил венок на гроб молодого воина. Во всех мирах, которые искали императорской благосклонности, воздвигли его статуи. Были выпущены три дико неточных голофильма, а полковника Александра Болдуина отдали под трибунал. Его признали виновным, объявили трусом и лишили звания. Кто-то должен был ответить за этот провал, кто-то должен был поплатиться, и выбор вполне логично пал на него.

Эта самая горечь, порожденная несправедливостью, выжгла душу Болдуина, отрезала нити его человечности и привела его на путь мести.

С чувством ужаса и растерянности Норвуд выплыла из воспоминаний Болдуина и снова стала собой. Плот Один послал успокаивающую мысль:

— Человек по фамилии Болдуин сейчас спит. Он почувствует себя лучше, когда проснется.

— А как же его миссия? Вы хотели поговорить с солдатом.

— Я и говорю с солдатом, — просто ответил Плот Один. — С нормальным, здравомыслящим солдатом. Мы были бы признательны тебе за совет.

Норвуд подумала вслух:

— Мне кажется, хадатане хотели бы получить обратно свой корабль, но готовы пожертвовать им, если будет нужно.

— Да, — согласился Плот Один, — мысли Болдуина подтверждают это. Есть и кое-что еще. Он считает, что некто по имени Позин-Ка, как вы выражаетесь, «тянет время». Нарочно избегает боя — ждет, чтобы ваша раса отреагировала.

— Очень интересно, — задумалась Норвуд. — Хотела бы я знать, что на самом деле думает Позин-Ка. Ну да все равно. Факт остается фактом: у хадатан есть средства погубить вашу планету, не входя в пределы досягаемости ваших мысленных сил.

— Это так, — подтвердил Плот Один. — Мы действовали без учета последствий.

— Тогда вам мало что остается, — подумала Норвуд. — Вы должны вести переговоры и выторговать самые лучшие условия, какие удастся.

— А ваши солдаты? — спросил Плот Три. — Они придут нам на помощь?

Норвуд мысленно пожала плечами.

— Несколько недель назад я бы сказала — да, но теперь я уже сомневаюсь. Я, конечно, надеюсь, но воспоминания Болдуина показали, каким испорченным может быть наше руководство, так что гарантий нет. Все, что вы можете, — это заключить сделку и надеяться на лучшее.

— А вдруг они уничтожат нас, как только мы освободим корабль? — подозрительно спросил Плот Три.

— Возможно, — согласилась Норвуд, — но я в этом сомневаюсь. Уничтожить вас значило бы уничтожить ваши способности, а я думаю, хадатане хотели бы вас изучать. На что у них не будет времени, пока война не окончится.

— Это рискованно, — вставил Плот Два, — но выбор у нас невелик.

Норвуд наслаждалась солнечным светом, легким покачиванием океана и обществом Сэйлинт.

— Нет, друзья мои. По правде говоря, у вас вообще нет никакого выбора.

Глава 10

Анжел Перес остановился на самой границе леса, где тени и его камуфляж делали незаметным. Он проверил лежащий впереди луг на электронную активность, ничего не нашел и вырубил детекторы. Это правило уже стало его второй натурой. Инструкторы вбивали его, когда он бодрствовал, машины нашептывали, когда он спал.

«Оборудование обнаружения — обоюдоострый меч. Оно может найти врага, но может и раскрыть твое присутствие. Пользуйся им осмотрительно».

Луг выглядел безобидно, но Перес знал, что внешность бывает обманчива. Поэтому он дал максимальное увеличение на видеокамеры и осмотрел весь участок в поисках засохшей травы, которая выдавала бы крышу подземного сооружения, рыхлой почвы, которая могла бы скрывать минное поле, следов шин, отпечатков гусениц, старых кострищ — но ничего не увидел. Луг казался нетронутым. Буйно зеленела трава, усеянная желтыми и голубыми цветочками, тут и там лежали обточенные непогодой валуны. Они были достаточно большими, чтобы за ними спрятались несколько биотел или маленькая машина, но Перес сомневался в этом.

Остальные из его роты — смешанный отряд киборгов, биотел и туземных частей — были уже на подходе. Переса послали в головной дозор. Заработала рация.

— Сеттер-один Пойнтеру-шесть. Доложи.

— Пойнтер-шесть Сеттеру-один. От деревьев до линии гряды визуально все чисто.

— Понял тебя. Разрешаю связь наверх. Осмотри обратную сторону холма.

— Вас понял.

Перес выбрал соответствующую частоту, установил контакт с одним из трех небесных глаз, закрепленных за этим сектором, и посмотрел через его видеокамеру. Черт! Бронетехника! Эта дрянь так и ждет, чтобы его рота вышла из-за деревьев.

Киборг переключился на командный канал в тот самый момент, когда враг заметил небесный глаз и взорвал его.

— Пойнтер-шесть вызывает Сеттера-один.

— Это Сеттер-один. Давай, Пойнтер-шесть.

— На обратной стороне склона окопались пятнадцать-двадцать тяжелых орудий. Девяностошестипроцентное соответствие с туземной бронетехникой. Прием.

— Понял, Пойнтер-шесть. Выжидай. Конец. Перес позволил себе на минутку расслабиться. Это тренировочное учение было именно учением, сценарием виртуальной реальности, созданным для проверки новобранцев вроде Переса.

Вот почему он не мог вспомнить, как выглядит его командир, где было его подразделение позавчера, или на какой планете он находится. Перес знал, что инструкторы могли бы восполнить эти пробелы, если б захотели, но не видели в том нужды.

Зачем в конце концов утруждать себя? Хватит и того, что луг выглядел настоящим, ветер чувствовался настоящим, и ситуация была настоящей для всех практических целей, так как жизнь Переса зависела от результата. В отличие от биотел, киборги подвергались так называемому выпускному акту, или ВА, который они либо проходили, либо проваливались. ВА был кульминацией базового обучения, окончательной проверкой всего, чему научился рекрут, и фактически был неотличим и от реального боя. Если Перес пройдет, его примут в ряды Легиона, если он провалится, то распрощается с жизнью, как в самом настоящем бою.

ВА был жестоким бескомпромиссным испытанием, предназначенным отделить слабых от сильных и умных от дураков. Он вытекал из простой экономии. Биотело стоит очень мало. Но технологически сложные тела, даваемые киборгам, дороги, поэтому Легион отбирал самые надежные и проворные умы. Остальные уничтожались, как если бы они были казнены, или умерли от естественных причин. Никто не знает, когда и как наступит смерть, но она наступит. Она не делает никаких исключений. Перес отбросил эту мысль.

Он прошел долгий путь после первого пробуждения. Он выдержал оскорбления, стимулятор боли и бесконечную отупляющую муштру. Он приобрел новые навыки, одолел дурные привычки и выжил там, где Моралес, Сибли, Лизано, Хо и Контас погибли.

Да, то, что убило некоторых из его товарищей-новобранцев, укрепило Переса и сделало его лучше.

Этот переломный момент наступил во время полевых учений. В тот раз отделение действовало хорошо и заслужило десятиминутный отдых. Чтобы не тратить энергию, стоя на ногах, рекруты сели на землю и пустились в рассуждения о достоинствах жестокости, хвастаясь друг перед другом своими зверствами.

Большинство историй было чистым враньем, но разговор заставил Переса оглядеться и понять, что за ничтожества его товарищи. Это был момент прозрения, момент внезапного осознания, когда Перес признал, что он не лучше их, а может, и хуже. Решение изменить это, сделаться лучше, пришло само собой.

В течение последующих дней он справился с потерей своего тела, признал, что виноват, и решил искупить вину. Если, конечно, подобное возможно.

— Сеттер-один Пойнтеру-шесть. Внимание. Мы подходим. Прием.

Перес еще раз осмотрел луг. Пусто.

— Понял, Сеттер-один, жду. И вот они уже все вокруг него: кводы, под чьими

короткими толстыми ногами сотрясалась земля, бойцы II как он сам, — деревья качались, когда они заревели их массивными плечами, — и биотела, скользящие от тени к тени подобно злым духам.

Кводы первыми пересекут открытое пространство, за ними пойдут бойцы II, биотела и легкая бронетехника, а потом уже отряды туземцев.

Вражеские танки зададут им жару, но космические пилоты пригвоздят ублюдков, пока кводы не смогут прикончить их. Часть легионеров, бойцов 2–го воздушно-десантного, поднимутся прямо по каменистому склону, а остальной отряд разделится на две группы, чтобы взять холм в кольцо.

Пересу не терпелось разделаться со всем этим делом. Он жаждал боя и обрадовался, когда пришел приказ.

— Сеттер-один Сеттер-отряду. А ну-ка, дадим им пинка!

Кводы вышли на луг, а в небе заревела тройка тяжелобронированных самолетов наземной поддержки. Пальцы белого света вытянулись вдоль их крыльев, нацеливаясь на противника. Глухо ухнули взрывы — ракеты сработали, — и дым повалил с другой стороны гряды.

Залп ракет класса «земля-воздух» поднялся навстречу самолетам. Те повернули, разрушили строй и сбросили обманку. Часть ракет ушла за ней. Из тех, что остались, большинство было уничтожено противоракетными снарядами, но две сделали свое дело. Обе попали в один и тот же самолет. Он взорвался и засыпал врага обломками. Перес ждал, что появится парашют, но так и не увидел его.

Перес вышел на луг вслед за кводами, убедился, что между ним и остальными достаточно расстояния, и включил детекторы. Бой начался, и не было смысла таиться.

Вражеская артиллерия открыла огонь, посылая снаряды через линию гряды, но сама при этом оставалась невидимой. Заградительный огонь управлялся компьютером и падал почти в шахматном порядке. Луг превратился в ад из взрывающихся снарядов и летящего металла.

Перес пошел вперед, горя нетерпением, готовый убивать. Кого? Зачем? Он не знал. Учебные сценарии никогда этого не объясняли. Как будто это не имеет значения, как будто Пересу незачем знать, почему он воюет, пока он воюет. И вспоминая все, что ему рассказывали о традициях и истории Легиона, киборг понял, что так оно и есть. Легион всегда шел туда, куда приказывали, делал то, что приказывали, и никогда не возражал, за исключением Алжира в 1960 году.

Командир проговорил быстро и сухо: — Сеттер-один Сеттер-отряду. Помните план. Разбивайтесь. Одни налево, другие направо. Шевелитесь. Чем дольше мы торчим посреди луга, тем дольше по нам стреляют.

Перес повернул налево, увидел какое-то движение и дал увеличение на камеры. Танки! Враг разгадал план Легиона и выходит биться! Перес включил рацию.

— Пойнтер-шесть Сеттеру-один. Тут танки готовятся вступить в бой с нашим левым флангом. Прием.

— Понял, Пойнтер-шесть. Держитесь, сколько сможете. Сеттеры семь и восемь уже идут.

— Это хорошо. Конец.

Перес увидел, что два легких танка направляются прямо к нему. Он взглянул налево, потом направо. Никого! Он остался в полном одиночестве. Снаряды противника уложили ближайшего квода и трех бойцов II. Кводов, обозначенных как Сеттеры-семь и восемь, нигде не было видно.

Энергетический луч прошипел у его головы. Еще один опалил землю под ногами. Сзади по полю протянулась линия взрывов, и шрапнель забарабанила по о броне. Перес сделал два быстрых шага, почувствовал, что правая нога провалилась в яму, и упал лицом в землю. Черт! Черт! Черт!

Выдернут инструкторы его вилку прямо сейчас?

Бросят его в темноту смерти? Или дадут ему еще дин шанс? Ничего не случилось, поэтому Перес перекатился на правый бок и бросил дымовую гранату из гранатомета, расположенного на внутренней поверхности левой руки. Она взорвалась футах в десяти от него. Серо-черный дым заволок Переса, и тут как раз подошли танки.

Должно быть, танкисты потеряли его из виду или решили, что он готов, потому что оба перевели огонь на грузовики, стоящие под деревьями.

Танки казались огромными, их гусеницы поднимались выше его головы и крушили все на своем пути. Не думая о последствиях, не уверенный, то ли он делает, Перес встал и пробежал между ними.

Каждый танк был оснащен трехствольной энергетической пушкой. Воздух затрещал, зашипел и хлопнул, когда они выстрелили. Крытые брезентом грузовики взорвались. Тела взлетели в воздух и упали в пламя. Послышались крики.

Перес подумал о своих ракетах, но расстояние было слишком маленьким. Остается лазерная пушка. Конечно, танковую броню ей в жизни не прожечь, зато гусеницы более уязвимы — ну чем не цель?

Перес на бегу навел пушку на правый танк и выстрелил. Голубой луч ударил в ведущее колесо и задержался там. Поначалу ничего не происходило, и было трудно бежать, оставаясь на цели, но Перес старался.

Лазер никогда не предназначался для непрерывного огня и начал перегреваться. Специально разработанная схема обратной связи послала боль в мозг киборга. Сражаясь с этой болью, Перес смотрел, как ведущее колесо становится вишнево-красным и сплавляется с гусеницей. Результат был внезапный и совершенно неожиданный. Гусеницу заело, танк развернуло влево, и в этот момент его энергетическая пушка изрыгнула голубой огонь. Этот луч ударил в орудийную башню второго танка, прожег его броню и ударил в отсек с боеприпасами. Страшный взрыв уничтожил оба танка и Переса в придачу.

Чернота исчезла вместе с невральным интерфейсом. Зажужжал опорный штатив, приводя Переса в стоячее положение. Сержант по прозвищу Сэр вышел из контрольной комнаты, ухмыльнулся и театрально отдал честь.

— Поздравляю, Перес. Ты был глупым, но храбрым. А как раз таких боргов больше всего хочет император! Добро пожаловать в Легион.

Этим утром его внутренние советники особенно разошлись, и император никак не мог сосредоточиться. Одни говорили ему, как поступить с хадатанами, другие убеждали его заняться сексом с андроидом, которого прислал ему губернатор Амира, а двое спорили о достоинствах Баха и инопланетного композитора Уранту.

Император нахмурился, прижал пальцы к вискам и велел всем замолчать. Одни послушались, а другие нет.

Император кивнул герольду, дождался, когда прозвучит обычное объявление, и раздвинул портьеры.

Дворец имел два тронных зала: один — для торжественных церемоний, а второй — поменьше и поинтимнее — для повседневных дел по управлению империей. Этот маленький зал был окрашен в белый цвет и отделан золотом. На одной из стен висели тяжелые красные портьеры. Они создавали достойный фон для трона и скрывали проход, из которого появлялся император.

Трон был простой и довольно удобный. Он стоял на устланном коврами возвышении лицом к полукругу кресел — в данный момент пустых. Все самые доверенные советники императора были в сборе. Они поклонились, присели, а некоторые послали ему выразительные взгляды. Император понятия не имел, что означают эти взгляды, но все же кивнул и получил в ответ самодовольные улыбки.

Император сел на трон и огляделся. Это была третья подобная встреча с начала хадатанского вторжения, и советники уже разделились на два лагеря.

Адмирал Сколари по-прежнему настаивала на отводе войск. Собрав все силы в одном месте, она планировала создать щит, на котором хадатанское копье непременно сломается. Или так она утверждала. Тот факт, что она находится на дружеской ноге с корпорациями, называющими себя «Консорциум Внутренних Планет», не ускользнул от внимания императора.

Губернатор Зан — опытный политик, чья система была расположена далеко внутри границ, которые Сколари хотела защищать, встал на ее сторону.

Генерал Уортингтон держался нейтральной позиции, но он почти наверняка отступит к Сколари, когда нейтралитет станет долее невозможным.

Как и Чин-Чу, грозная мадам Дассер имела финансовые интересы в краевых мирах и была полна решимости склонить совет к энергичной контратаке.

Профессор Сингх руководствовался главным образом доводами рассудка, а не эмоциями. Он один указал на то, что этот конфликт, ввиду чудовищных расстояний, займет месяцы, а возможно, и годы. Он смотрел на это, как на игру, в чем-то похожую на шахматы, и считал важным до самого последнего момента сохранять все возможности выбора империи. Советом Сингха и воспользовался император, чтобы отсрочить окончательное решение. Не потому, что он непременно соглашался с академиком, а потому, что не мог ни на что решиться и не хотел обижать всегда такую аппетитную Марианну Мосби.

Она была великолепна в своей генеральской форме и не сомневалась, что он будет смотреть на вещи ее глазами. Они встречались уже три недели, и ее попытки влиять на него были такими же энергичными, как и ее любовные игры, но куда более предсказуемыми. И пожалуй, немного надоедливыми, а значит, с этим надо будет скоро что-то делать, но еще не совсем скоро. Нет, он насладится генералом еще недельку — другую, а уж тогда будет вынужден принять решение насчет Хадаты. Решение, которое, может, придется Мосби по вкусу, а может, и нет. Император улыбнулся.

— Прошу садиться.

Зашелестели дорогие ткани, советники расселись по местам.

— Бах был великим композитором, но композитором прошлого, а Уранту великий композитор настоящего, и нам еще предстоит ощутить полный масштаб его творчества.

Все присутствующие уже не раз слышали подобные высказывания и научились скрывать свою реакцию. Сколари нахмурилась, и мадам Дассер подвинулась в кресле, но остальные никак не отреагировали.

Губернатор Зан постарался перевести разговор на нужные рельсы. Это был невысокий жилистый мужчина с куполообразной головой и большими руками. Плечи его накидки украшала звездная пыль, на груди висел медальон в виде герба его планеты, а его брюки в соответствии с модой были мешковатые.

— Интересное наблюдение, ваше величество. Уверен, что все мы с нетерпением ждем новых творений гражданина Уранту. Однако есть и другие вопросы, которые требуют нашего внимания. И учитывая ваше напряженное расписание, предлагаю перейти к ним.

Императора немного задело, что от его замечания так легко отделались, но, с другой стороны, ему понравилось, как Зан спас его от возможного конфуза, и он подыграл.

— Вы совершенно правы, губернатор Зан. Мы должны работать, работать и работать. Ну, так что у нас нового? Что теперь замышляют хадатане? Адмирал Сколари? Генерал Уортингтон? Генерал Мосби? Доклад, пожалуйста.

Сколари ревниво оберегала такие возможности и совершенно ясно дала понять и Уортингтону, и Мосби, что она старшая и потому будет говорить за всех троих, когда это будет уместно. Она не спеша проверила свои записи.

— После нападения на Мир Уэбера хадатане продолжили наступление. Они овладели по крайней мере семью нашими системами, уничтожили сотни кораблей и либо захватили, либо нейтрализовали многие другие активы.

Чин-Чу передернуло от этих слов адмирала. Его сын и другие достаточно невезучие, чтобы оказаться на Веретене, сражались за свои жизни. Говорить о них как об «активах» — значит отнести их к разряду вещей, а не людей. Стараясь держать себя в руках, торговец невольно посмотрел на мадам Дассер. Она мрачно улыбнулась и чуть пожала плечами, как бы говоря, что ей жаль.

Император сложил пальцы домиком. Это напомнило ему пирамиду, которую он поставил над могилой матери. Огромную пирамиду и совершенно прозрачную, чтобы солнечный свет мог плясать по поверхности гробницы. Слова вырвались сами собой.

— Мама любила много света. Вот почему во дворце столько окон.

— Да, — хладнокровно согласилась адмирал Сколари, — ваша мать была удивительной женщиной. Нам всем ее не хватает. Интересно, как бы она справилась с нынешним кризисом?

— Кризисом? — Император сражался за контроль над своим рассудком. Последнее высказывание принадлежало ему, и нельзя было обвинить копии. Сколари невозмутимо пояснила:

— Семь систем проиграны в ходе военных действий. Мы должны принять какое-то решение. Я рекомендую отвести все наши войска из дальних секторов, с их помощью укрепить внутренние планеты и встретить инопланетян в полной боевой готовности.

— А я почтительно не согласна, — спокойно сказала Мосби. — Я рекомендую использовать внутренний флот метрополии для усиления краевых миров, сражаться за каждую квадратную милю вакуума и растоптать ублюдков. Если мы этого не сделаем, наши потери окажутся катастрофическими. Кроме того, отступление воодушевит и остальных наших врагов.

— Хорошо сказано, — многозначительно заметила мадам Дассер. — Вы не согласны, Серджи?

Чин-Чу улыбнулся и послушно кивнул.

— Да, я согласен. Я считаю, что доводы генерала вполне убедительные.

— Убедительные, но не обязательно убеждающие, — спокойно возразил губернатор Зан. — На мой взгляд, более убедительная точка зрения адмирала Сколари.

Император уронил руку с подлокотника. Трон покачнулся. Император коснулся пальцем обивочного гвоздика, который на самом деле был кнопкой. Как по волшебству появился герольд, торопливо подошел и прошептал бессмыслицу ему на ухо. Император глубокомысленно кивнул, взмахом руки отпустил слугу и встал. Его советники поспешили подняться.

— Примите мои извинения, господа. Хотя обсуждается самая насущная проблема, империя — сложный организм, и другие дела также ждут моего внимания. Я обдумаю все, что было сказано, и скоро вынесу решение. Благодарю вас.

После того как портьеры закрылись, советники с минуту молчали. Молчали и, за исключением профессора Сингха, досадовали, что решение так и не принято.

Но все знали, что тронный зал может прослушиваться, поэтому отложили свои комментарии до тех пор, пока не выйдут в коридор. Там они остановились, попрощались и разошлись.

Чин-Чу обнаружил, что идет рядом с мадам Дассер. Ей было не меньше семидесяти, но выглядела она гораздо моложе и шла с живостью девочки — подростка. У нее были короткие, ухоженные седые волосы, миловидное лицо и почти безупречная кожа. Ее одежда была дорогой, но скромной. Мадам Дассер заговорила первой:

— Есть прецедент, знаете ли.

— Неужели? И какой?

— Нерон. Говорят, он играл на скрипке, когда Рим горел.

— Говорят также, что он сам его поджег, чтобы освободить место для своего нового дворца.

— И вы думаете, что император способен на подобные манипуляции?

Чин-Чу улыбнулся и пожал плечами.

— Разве я это сказал?

Мадам Дассер окинула его критическим взглядом. В ее ярких голубых глазах светился ум.

— Вы интересный человек, Серджи. Ваши слова ведут в интересных направлениях, но никогда никуда не приводят.

— Что, по-вашему, я должен делать?

— Господи, да что угодно. Мы должны реагировать, пока хадатане не уничтожили все, что мы построили.

— Думаете, это настолько серьезно?

Мадам Дассер остановилась, вынуждая Чин-Чу сделать то же самое. Они находились в центре внутренней площади, в том месте, где шум центрального фонтана затруднял прослушивание. Они были одинакового роста, и ее глаза смотрели прямо в глаза торговца.

— Конечно, я думаю, что это настолько серьезно. И вы тоже. Разница в том, что я готова действовать, а вы ждете чуда. Ну так его не будет. Император в лучшем случае полуразумен. И даже в минуты просветления находится во власти своих капризов. Вы это знаете, я это знаю, и остальные тоже это знают.

Чин-Чу огляделся. Вода плескала на край фонтана, чирикали птицы, летающие внутри прозрачного купола, тут и там группками стояли люди. Глаза Дассер смотрели напряженно и требовательно. Торговец заставил свой голос звучать спокойно:

— Измена карается смертной казнью и конфискацией всех фамильных владений.

— Что? — спросила мадам Дассер. — Вы думаете, я и моя семья не учли этого? Но рассмотрите и альтернативу. Смерть от рук Хадаты — это разве лучше?

Чин-Чу снова подумал о сыне, изолированном на астероиде. Он сражается против огромных сил. Сражается? Или уже мертв? Ничего не известно. Ответ вышел сам собой.

— Нет, полагаю, нет.

— Значит, вы поможете? Вы выступите против императора?

— Не мне одному решать. Я должен поговорить с женой. Вместе мы подумаем.

Дассер кивнула:

— Хорошо. Но не совещайтесь слишком долго. Как проходит время, так проходит и возможность действовать.

— Кто-нибудь еще думает как вы?

— Да, и все хотят, чтобы вы присоединились. Нам нужен ваш ум, мудрость и сила.

Чин-Чу чувствовал себя каким угодно, только не мудрым и не сильным. Но он улыбнулся, поклонился и сказал:

— Благодарю вас, мадам Дассер. Мне надо подумать. До скорой встречи.

Адмирал Сколари попросила аудиенции у императора и получила ее, хотя обстановка оказалась немного необычной. Император был помешан на физической форме, имел свой личный гимнастический зал и, благо обязанности позволяли, тренировался ежедневно в 3.00 пополудни.

Этот день не стал исключением, так что Сколари обнаружила, что разговаривает с мужчиной, на котором надеты одни лишь плавки.

Хотя секс никогда не занимал много места в жизни Сколари, отсутствие одежды на императоре более чем смутило ее. Открытие, которое обеспокоило ее почти так же, как само смущение, и из-за которого ей стало намного труднее говорить связно.

Император предпочитал тренажеры с компьютерным управлением. В данную минуту он сидел внутри устройства для накачивания плечевых мышц. Каждое движение сопровождалось громким мычанием, которое вынуждало Сколари говорить громче, чем ей хотелось бы.

— Благодарю за аудиенцию, ваше величество.

— Не стоит… м-м-м… благодарности… м-м-м… адмирал. С чем пожаловали? М-м-м. Снова хадатане?

— Косвенно, да, — сказала Сколари. — Однако я помню, что ваше величество рассматривает этот вопрос и в надлежащее время объявит свое решение.

Император остановился, высвободился из тренажера и принял позу. Мускулы его напряглись, вены запульсировали, и пот заблестел на коже. Сколари испытала почти забытые ощущения.

— Ну, что думаете? — спросил император, явно напрашиваясь на комплимент.

— Очень впечатляюще, ваше величество. Неудивительно, что дамы сражаются друг с другом за ваше внимание.

— Деньги и власть тоже впечатляют, — прагматично заметил император. Он лег на обитую мягким скамью, загнал инструкции в пульт, висящий над головой, и взялся за Т-образную рукоятку.

— Так на чем мы остановились? Что-то насчет хадатан?

— Да, ваше величество. Возможность, что хадатане могут атаковать самый центр империи, беспокоит различные слои гражданского населения. Большинство реагирует правильно, зная, что вы и наши вооруженные силы защитят их, но некоторые позволяют страху замутить рассудок.

— Тринадцать… четырнадцать… пятнадцать… вот так.

Император отпустил рукоятку, и сто пятьдесят фунтов тяжестей с лязгом ударились о столбик. Император сел и вытер лоб полотенцем.

— Измена? Вы об этом говорите?

Сколари ступала на опасную почву и выбирала слова с крайней осторожностью.

— Возможно, ваше величество, хотя слово «измена» не следует употреблять без достаточных доказательств.

Император встал.

— А у вас нет этих доказательств?

— Нет, ваше величество, вот почему мои слова — лишь предостережение, а не обвинение.

Император подпрыгнул, ухватился за перекладину и начал подтягиваться.

— Насчет кого… м-м-м… вы бы хотели меня предостеречь?

Сколари сглотнула. Настал момент, которого она боялась. Сейчас она смешает правду с тщательно сфабрикованной ложью, надеясь, что император проглотит ее.

— Насчет генерала Мосби, ваше величество. Ноги императора с глухим стуком ударились о пол.

Сколари увидела гнев в его глазах, когда император повернулся к ней лицом.

— Если это политика, попытка дискредитировать генерала из-за того, что она не согласна с вашей стратегией, я вздерну вас на флагштоке перед вашей штаб-квартирой.

Сколари всеми силами сдерживала страх, который заклокотал у нее в груди.

— Нет, ваше величество, что вы! Я признала, что у меня нет доказательств! Но у меня есть подозрения, и мой долг — сообщить о них.

— Хорошо. Жидкости важны, знаете ли. Выпивайте не меньше трех-четырех стаканов воды ежедневно.

Сколари удивленно заморгала, но быстро пришла в себя и вернула императора к насущной теме.

— Благодарю, ваше величество. Хотя у нас нет улик против генерала Мосби, мы знаем, что она сочувствует точке зрения Клики и, вполне вероятно, поддерживает их.

Император выбрал палку футов шести длиной, положил ее на плечи и стал вращать туловищем.

— Клика?

Сколари подавила вздох.

— Тайная группа, которая оказывает предпочтение полномасштабным действиям против Хадаты, ваше величество.

— Да, конечно, — задумчиво сказал император, — и кто еще состоит в этой клике?

— Мадам Дассер, ваше величество.

— У вас есть доказательство?

— Да, ваше величество. Мы сумели внедрить в ее особняк микроботов, оснащенных передатчиками. Один из них сделан в виде ее любимой броши. Мадам Дассер надевала ее вчера. Ее разговоры не оставили никаких сомнений относительно существования Клики и ее членства в ней.

— Она ничего не говорила о генерале Мосби?

— Нет, ваше величество.

— А о Чин-Чу?

— Ничего, насколько нам известно. Мадам Дассер не надела сегодня брошь, но ушла с заседания совета с Чин-Чу и разговаривала с ним у фонтана.

— И?

Сколари пожала плечами.

— И ничего, ваше величество. Из-за плеска воды невозможно было расслышать, что они говорят.

Прошла целая минута, прежде чем император заговорил. Сколари боялась, что он снова сойдет с рельсов, но, слава Богу, обошлось. Император снял палку с плеч и оперся на нее.

— Моя мать дала мне один совет насчет подобных ситуаций. Она сказала, что лучше всего позволить людям говорить, так как именно на этом большинство из них и остановится, но быть готовым к действию. Итак, скажите… мы готовы к действию? Сколари мрачно кивнула. Император улыбнулся.

— Хорошо. Стало быть, беспокоиться не о чем, не так ли?

Глава 11

А я говорю, получится, — упрямо сказал Леонид Чин-Чу. — А я говорю, что ты полное дерьмо, — спокойно ответил Омар Нарбаков.

Мужчины стояли на скалистой поверхности Веретена и смотрели вверх на электромагнитную пусковую установку, обычно называемую «рельсовой пушкой». Она была огромной, и ее дальний конец терялся в черноте космоса.

Идея возникла очень давно. Для ее осуществления требовалась пара проводящих рельсов, источник энергии и снаряд, который лежал на рельсах и завершал цепь. Подавая мощный импульс электрического тока, который поступал от огромных аккумуляторов Веретена, можно было толкнуть снаряд вперед. Придя в движение, он ускорялся на всей длине рельсов, набирал в результате большую скорость и улетал в любом заданном направлении.

Первоначальные исследования сосредоточились на возможности «суперпушки» запускать артиллерийские снаряды на цели, находящиеся на расстоянии сотен или даже тысяч миль. Однако сразу возникли трудности, и поскольку существовали другие, более дешевые и эффективные способы убивать людей, ученые переключили свое внимание на мирные цели и полезные грузы. «Зачем, — рассуждали они, — запускать спутники дорогостоящими химическими ракетами, когда рельсовая пушка может сделать то же самое за десятую долю стоимости?»

В теории это выглядело хорошо, но на практике опять возникли трудности. Самая главная состояла в том, что все достаточно маленькое и при этом достаточно крепкое, чтобы выдержать напряжение запуска рельсовой пушкой, будет стоить дороже химической ракеты, которую заменила пушка.

Но время шло, люди колонизировали космос и усовершенствовали электромагнитные пусковые установки. Космос идеально подходил для их использования. Без атмосферы, а значит, без сопротивления воздуха, рельсовые пушки потребляли меньше энергии и подвергали свой полезный груз меньшему стрессу. Да и кого волновало, сколько стресса перенес кусок скалы на пути от астероида до подбирающей баржи?

Поэтому, когда была открыта звездная пыль, и было решено собирать это вещество в промышленных количествах, запускаемые рельсовой пушкой черпаки решили проблему. Черпаки, называемые также «звездными ныряльщиками», — это полностью автоматические космические корабли. Рельсовая пушка обеспечивала им высокоэффективный, недорогой способ старта, а сам полет проходил на традиционных двигателях.

Звездный ныряльщик обходил вокруг карлика через тот участок атмосферы, который выглядел самым перспективным, и возвращался обратно по тщательно рассчитанной кривой торможения. Когда корабль достаточно замедлялся, в дело вступали буксиры и вели звездного ныряльщика в стыковочные сооружения Веретена, где его разгружали, заправляли и готовили к следующему запуску.

То, что предлагал Леонид, снова превращало рельсовую пушку в оружие. Он хотел использовать звездных ныряльщиков в качестве высокотехнологичного эквивалента пушечных ядер и запустить их по хадатанскому флоту. «Это, — указывал он, — даст людям возможность нанести ответный удар, а может, и победить». Но Нарбаков и слушать ничего не хотел. Торговец начал терять терпение.

— Но почему, Омар? Почему ты против этой идеи?

— Да потому что у тебя нет возможности запустить столько звездных ныряльщиков, чтобы от них была хоть какая-то польза.

Нарбаков был прав. Рельсовая пушка напоминала однозарядное ружье, которое Леонид получил на свой двенадцатый день рождения. Чтобы перезарядить его, нужно было открыть затвор, выбросить пустую гильзу и вставить новый патрон. Только после этого Леонид мог снова прицелиться и спустить курок. Этим подарком отец хотел показать ему, что искусность важнее силы. В самом деле, зачем тратить десять пуль, когда хватит одной? Тогда это было прекрасно… и бесполезно теперь.

— Ладно, Омар, ты прав. Но ты забываешь об одном важном моменте. Хадатанские истребители зависят от кораблей-носителей. Это касается управления огнем, штурмового соединения и электронных контрмер. И если мы уничтожим корабли-носители, мы уничтожим и истребители.

— Верно, — неохотно признал легионер, — но у хадатан три линкора. Первый звездный ныряльщик еще мог бы захватить один из них врасплох. Остальные — нет.

— Если только мы не найдем способ запустить всех наших уцелевших звездных ныряльщиков сразу друг за другом, — парировал Леонид. — Тогда это могло бы сработать.

— Ну, возможно, — допустил Нарбаков, поворачиваясь. Свет блеснул на его забрале. — Но на все это уйдет слишком много сил.

Леонид пожал плечами. Скафандр едва заметно шевельнулся.

— Ну и что? Мы делаем невероятное, Омар, больше чем кто-либо мог от нас ожидать, но мы проигрываем. Возможно, нам удастся пережить следующую атаку или две атаки, но в конце концов гады победят.

Нарбаков гордо выпрямился. Его голос звучал строго и непреклонно:

— Тогда мы умрем, как легионеры умерли в Камероне, в Дин Бин Фу и в Битве Четырех Лун.

Леонид вздохнул:

— Дело твое, Омар. Но я намереваюсь выжить.

Икор Нибер-Ба поднялся на платформу и оглядел стартовый отсек, герметизированный ради такого случая. Пилоты, техники и солдаты встали навытяжку. За ними, в задней части огромного отсека, поблескивали истребители, готовые вернуться в бой. Три роботелекамеры повисли в воздухе вокруг Нибер-Ба. Их насекомоподобные тела были неподвижны, а объективы готовы передавать другим кораблям все, что бы тут ни происходило.

Настал момент, когда Нибер-Ба вдохновит их видениями победы, когда он ударит по весьма чувствительным струнам расового страха, когда он настроит их на сражение. Но нужные слова разлетелись, забрав с собой его уверенность.

Хадатанин откашлялся. Звук показался слабым в этом похожем на пещеру месте. Проблема заключалась не в тех, кто стоял перед ним, а в тех, кто погиб, чьи запаянные в скафандрах тела будут вечно нестись сквозь черноту космоса.

Они погибли не ради того, чтобы взять крепость или покорить планету, а чтобы лишить людей вещества, которое сверкает на свету.

Эта ситуация не имела никакого смысла, не имела никакого значения, но она затягивала его, как болото. Затягивала все сильнее по мере того, как боевой дух начал падать, пилоты истребителей стали чересчур осторожны, а миф о непобедимости хадатан оказался разрушен. Бесконечные атаки и растущие потери посеяли страх в сердца его команды, и его задача — вырвать страх с корнем прежде, чем он сможет вырасти и расцвести.

Нибер-Ба сжал руки за спиной и обвел взглядом слушателей.

— Вы хорошо сражались. Раз за разом вы смотрели смерти в лицо и смущали ее взглядом. И так будет еще один раз. Не два, не три и не четыре раза, ибо в этом нет необходимости. Одного сокрушающего удара будет достаточно, чтобы подавить всякое сопротивление, запечатать людей в их каменной гробнице и ликвидировать угрозу, которую они представляют. С этой целью я брошу в следующую атаку все наши корабли и все наши истребители. Даже сейчас наши роботы — шпионы совершают рейсы по поверхности астероида, и как только их отчеты будут проанализированы и перекрестно сверены, мы атакуем.

Зоркий офицер-психолог почувствовал, что окружающие налились уверенностью, увидел, как они раздуваются от гордости, и воспользовался моментом.

— Да здравствует Икор Нибер-Ба! Да командует он долго! Ура!

Это «ура» было наполовину возгласом, наполовину боевым кличем и потрясло металлический корпус корабля своей мощью. Нибер-Ба почувствовал ее и воспрял духом. Никто не посмеет встать на пути его воинов. Никто.

Сигер подождал, когда второй киборг встанет на свое место, ухватился за конец стальной двутавровой балки и поднял его. Эта балка, как и еще пятнадцать таких же, пойдет на укрепление рельсовой пушки. Чтобы запустить шесть звездных ныряльщиков и сделать это очень быстро, всех их нужно поставить и привести в боевую готовность. Вот почему Леонид Чин-Чу приказал своим рабочим возвести сложный каркас над тем местом, где скат пусковой установки встречается со скалистой поверхностью астероида, и вот почему Сигер и еще три киборга Легиона подавал рабочим сервомеханическую руку помощи.

Если пусковая установка собиралась стать пушкой, то каркас будет магазином, подающим космические корабли в патронник, как пули в ружье. А выпущенные сразу друг за другом эти космические корабли подвергнут скат большому напряжению.

Сигер последовал за вторым боргом вдоль основания рельсовой пушки и замер, когда она остановилась.

— Ты готов? — ее звали Мари, и она потратила тысячу империалов, чтобы ее речевой синтезатор перепрограммировали. Теперь ее голос звучал, как у знаменитой поп-певицы. Это позволило Мари получать дополнительный кредит за пару песен в барах. Множество парней приударяли за ней, надеясь добиться своего через коробку грез, но никто пока не преуспел. Никто, насколько он знал.

— Готов, — ответил Сигер.

— Лады.

Мари посмотрела вверх, туда, где биотела сваривали стальные опоры. Лазерные горелки изрыгали бело-голубую энергию, головные фонари подпрыгивали вверх и вниз и решетчатая конструкция из перекрещенных двутавровых балок делила звездное поле на лабиринт квадратов и прямоугольников. Мари переключилась с утилитарного канала Легиона на частоту, используемую всеми остальными.

— Здесь грунт. Как вы, парни, готовы принять сталь? Мужской голос ответил:

— Понял тебя, детка. Бросай ее сюда. Голос Мари был мелодичный, но ледяной:

— Мое имя не «детка», ты, дыра в заднице, и вот ваша сталь.

Мари согнула колени, Сигер сделал то же самое, и оба одновременно выпрямились. Двутавровая балка, несдерживаемая ни силой тяжести, ни атмосферой, взлетела вверх.

Кто-то из сварщиков схватил ее и втянул на место. В тот самый момент, когда лазерная горелка осветила сцену действия своим беловато-голубым сверканием, что-то круглое проплыло мимо. Оно двигалось медленно, уверенно, будто имело право здесь находиться. Но что-то обеспокоило Сигера. Что-то этот предмет ему напоминал… ну да, конечно! Летучие коконы! Вроде тех, что есть на его родном Элексоре! Коконы, которые хадатане используют во время атак. Не спуская глаз с прибора, Сигер проговорил весело и непринужденно:

— Мари, встреть меня на F-5.

Мари с любопытством повернулась к нему, гадая о причине подобной просьбы, и переключилась на F-5. Это была боевая частота, кодирующая передачи в обе стороны, и теоретически безопасная.

— В чем дело?

— Помнишь летучие коконы? Которые гады периодически выпускают?

— Как не помнить? Я своими глазами видела, как одна из этих штуковин изжарила Салана в его собственном мозговом ящике.

— Отлично, самое время расквитаться. Посмотри вверх, налево от рельсовой пушки. Вон он, плывет вправо.

Мари повернула голову. Биотело увидело бы лишь лазерные горелки и головные фонари, но киборг, оснащенный сенсорами, без труда отличил шар от окружающего металла. Благодаря светоусиливающему оборудованию и бортовому процессору, Мари видела шар совершенно отчетливо. За одним маленьким исключением Сигер был прав.

Объект — кокон-убийца, ладно. Но он утыкан сенсорными гнездами, а не орудийными стволами. И эта гладко-черная полировка…

Все это наводило на мысль о глазе — шпионе. А значит, этот прибор мог провалить весь их план. Хадатанскому командиру хватит одного взгляда на доставленную им информацию, чтобы понять, что замышляют люди.

— Ты прав, Сиг. Это точно робошпион.

— Надо прихлопнуть эту штуку… и быстро.

— Как насчет лейтенанта Умая?

— Не смеши. Пока он раскачается, сто лет пройдет. Проще самим ее прикончить, и прямо сейчас, пока эта дрянь не подложила нам свинью.

— Ладно, — согласилась Мари. — Но снизу стрелять нельзя: можем попасть в рельсовую пушку или в биотело. Лезем?

Сигер кивнул:

— Ты давай справа… а я — слева.

— Идет.

Киборги полезли наверх. Сигер двигался быстро. Имеющиеся опоры для рук, низкая сила тяжести и его собственная сила сделали эту задачу сравнительно легкой. Наверху вспыхивали горелки — сварщики продолжали работу. Но тут солнечный свет ударил ему в спину, и киборг почувствовал, что температура его тела начала стремительно повышаться.

Это была ловушка. Когда разработчики проектировали бойца II, они отказались от охлаждающей способности ради облегчения его веса. В результате кибернетическое тело могло двигаться немного быстрее, чем двигалось бы в противном случае, но имело заметную тенденцию перегреваться в ходе длительного боя или под прямыми солнечными лучами. Для киборгов, действующих в условиях адских миров, конечно, были разработаны охлаждающие системы, но Сигер ее не имел.

Температурный показатель замигал в углу его поля зрения, а затем, чтобы он понял наверняка, боль была подана прямо ему в мозг. Эта боль началась лишь с пульсации, но скоро превратилась в раскаленную докрасна иглу, которая опалила мозг и заставила Сигера ответить.

Это была система безопасности, способ добиться того, чтобы киборги заботились о своих дорогостоящих телах и берегли ресурсы империи. Единственная неприятность состояла в том, что это могло помешать Сигеру добраться до робошпиона, не дать ему уничтожить вражеский прибор, что будет стоить намного дороже.

Но те, кто проектировал эту систему, были далеко. Они работали в тиши своих лабораторий или обедали в правительственных столовых, не зная и не желая знать, как отзовутся их решения на людях.

Сигер ухватился за балку над головой, подтянулся, встал на ноги и огляделся. Мари была на той же высоте в семидесяти футах от него. Она указала вверх.

Робошпион скользнул в тень и поднялся вдоль вертикальной балки — балки, поддерживающей недавно построенное сооружение, которое будет опускать звездных ныряльщиков на рельсы, откуда их запустят вместо ракет по вражескому флоту. Ситуация на глазах становилась критической.

Киборги полезли вверх с утроенной энергией. Они должны уничтожить прибор прежде, чем он сбежит и доложит обо всем своим хозяевам.

Два биотела сваривали стык прямо над Сигером. Солнечный свет отразился от их забрал, когда они повернулись, увидев, что кто-то забирается на поперечную балку. Киборг кивнул им, прыгнул к следующей перекладине и подтянулся на руках.

Боль пронзила мозг Сигера, когда температура задней части его брони достигла ста пятидесяти градусов по Фаренгейту. Специалисты пытались защитить тело, которое дали ему, пытались управлять им из своих славных безопасных лабораторий, пытались убить Мари и всех остальных. Ибо такова будет цена его неудачи, цена, которую уже заплатили до него тысячи легионеров, цена, известная всем как смерть.

Сигер стиснул несуществующие зубы и рванулся вверх. Боль попыталась скрутить его, сервомеханизмы делали то, что им велят, и киборг ухватился за самую верхнюю балку. Свет, отраженный от металлического корпуса звездного ныряльщика, на мгновение ослепил видеокамеры Сигера, когда огромный космический корабль двинулся в его сторону. Два желтых стробофонаря отмечали положение маленьких одноместных буксиров, которые прилепились к звездному ныряльщику, будто две пиявки, и толкали его на место.

— Сигер! Смотри!

Голос принадлежал Мари. Она тоже выбралась на верх каркаса и указывала налево. Робоглаз увидел корабль и прятался в тени вертикальной балки, наблюдая за происходящим. Он был примерно посередине между киборгами, и они словно по команде двинулись вперед.

Поначалу робошпион никак не отреагировал, словно он настолько увлекся сбором информации, что не обращал внимания ни на что другое. Но это было не так.

Мини-ракета ударила Мари в живот и разорвала ее пополам. Робошпион, легковооруженный по сравнению с летучими коконами, с которыми киборги сталкивались раньше, все же имел зубы.

Сигер ответил собственными ракетами и зарядом из энергетической пушки. Мощный взрыв на долю секунды осветил всю рельсовую установку, к огромному удовольствию киборга. Голос Мари вернул Сигера к реальности. Хотя ее тело развалилось надвое, мозговой ящик был цел и медленно падал к поверхности астероида.

— Смотри! Робошпион что-то запустил!

Сигер выругался. Она права. Маленький контейнер, размером с обычный теннисный мяч, уносился прочь от места взрыва. Не было сомнений, что этот шарик содержит память робошпиона и направляется домой.

Сигер поднял лазер, переключил камеры на максимальное увеличение и попытался увидеть то, что они ему показывали. Температура тела поднялась уже до ста шестидесяти трех градусов по Фаренгейту. Примерно при ста семидесяти градусах начнут отказывать основные системы. Боль была настолько сильной, что казалось, его голова сейчас взорвется.

Лейтенант Умай орал в его ушах:

— Сигер! Какого черта ты там делаешь? Никто не разрешал тебе стрелять. Спускайся немедленно, дьявол тебя раздери!

Шарик поднялся ввысь, солнечный свет блеснул на его полированной поверхности, и киборг прицелился. Вести его… вести его… вести… огонь!

Голубой луч протянулся к модулю памяти, коснулся его и взорвал.

Сигер увидел вспышку, поблагодарил Бога и позволил боли скрутить себя.

Глава 12

Начался еще один короткий период темноты. Два воина, один из которых был братом Сладости Ветра, шагали перед Були, и еще два шли сзади. Охранники служили гарантией, что Були явится на заседание совета. Было бы крайне неловко, если бы он не явился, и Твердый не собирался рисковать. Воины несли над головами факелы. Факелы чадили. Вдохнув их едкий дым, легионер закашлялся.

Впереди показалось отверстие. Були увидел, что скала вокруг входа в туннель вырезана в виде пасти мифического зверя. Поверху шли острые как бритва зубы, справа и слева изгибались клыки, а в ущелье выдавался язык. В мерцающем свете факелов пасть выглядела как настоящая.

Легионер ни разу не проходил через это место во время своих блужданий и удивился, как такое могло случиться. Может, днем наа закрывали туннель какой-нибудь маскировочной сеткой? Ну, вряд ли они скажут.

Стреляющий Метко со своим товарищем поднялись по каменным ступеням и остановились на языке зверя, ожидая, когда Були догонит их. Воин подтолкнул его в спину, и легионер стал подниматься.

Туннель имел овальную форму, и пол был гладкий от множества прошедших здесь ног. В стенах были высечены вертикальные канавки, чтобы туннель напоминал горло зверя. Охранники уверенно шли вперед. Температура понизилась, и на каменных стенах появилась влага.

Були увидел, что эта красновато — коричневая жидкость захватывается канавками, направляется в сточные желоба и отводится через пробитые для этой цели отверстия. Отверстия, сделанные примитивными ручными орудиями и реками пота. Эта система была точна, логична и, как почти любой водопровод, совершенно не опасна. Так почему же страх забил в нем ключом? Почему него так пересохло в горле? И почему его так непреодолимо тянет оглянуться? Ответ был прост: существа, которые в стародавние времена расширили и довели до совершенства этот туннель, пропитали камни своей энергией. Були казалось, будто все они здесь, будто их глаза смотрят на него из темных щелей, а их мозолистые жесткие пальцы готовы сомкнуться у него на шее.

Стреляющий Метко повернулся. Свет факелов блеснул в его глазах.

— Осторожно, не упади.

Предупреждение было вполне своевременным. Були сделал шаг, и его нога провалилась вниз. Оказывается, тут лестница. Ступени были широкие, высеченные из цельной скалы и стертые к середине.

Легионер спросил себя, как давно здесь эта лестница и сколько ног ступало по ней? Чувствовалось, что туннель старый, очень старый, и существует, возможно, уже тысячу лет.

Течение более теплого воздуха коснулось лица Були. Послышался низкий гремящий звук, напоминающий литавры Легиона. Он раздавался через равные промежутки времени, будто биение огромного сердца, и добавил еще одну зловещую ноту в окружающую обстановку.

Були подавил страх, убеждая себя, что это лишь еще один элемент в тщательно поставленной пьесе, но его сердце все равно забилось быстрее, а на лбу выступил пот. Легионер вытер его.

Лестница повернула вправо, снизу просочился свет, и гремящий звук стал громче. Аромат курений защекотал его ноздри, и впереди появилось овальное отверстие. Були вошел туда вслед за охранниками. Сразу за входом Стреляющий Метко остановился, показал человеку сделать то же самое и дал ему знак молчать.

Пещера была огромной. Потолок дугой уходил вверх и терялся в темноте. Его поддерживали толстые каменные колонны, богато украшенные резьбой. В специально вырезанные щели были вставлены факелы, которые освещали рисунки.

Були увидел стаи диких пуков, горы, покрытые снегом, стада шерстистых дутов, облака, сплетенных змей, стремительные реки и много-много другого. Каждый образ сплетался с остальными, и они все вместе соединялись, чтобы поддерживать потолок или небо.

Казалось, эти изображения свидетельствуют о понимании того, как устроены экосистемы, о понимании того основополагающего единства, которое делает жизнь возможной. Но это было человеческое толкование Були. Художниками были наа и, значит, могли вложить в рисунки совсем другой смысл. Или никакого вообще.

Дно пещеры плавно спускалось к сцене, которая находилась в самом низу, более чем в ста ярдах от входа. Поверхность под ногами легионера была слишком ровной, слишком гладкой, чтобы быть естественной, и Були подумал, какой же гигантский труд потребовался, чтобы раскопать и выровнять ее.

Сотни и сотни гладкоголовых наа сидели, скрестив

ноги, на полу. Большинство пришло из-за пределов деревни. Они сами были вождями и собрались вместе, чтобы принять участие в совете племен. Их внимание было сосредоточено на сцене, и Були видел почему.

Во-первых, кресла совета. Они были вытесаны из цельного камня и выглядели очень неудобными. Три кресла стояли по бокам, а одно, чуть повыше, находилось в центре. На нем восседал Дальнепуть Твердый. Он, как и остальные члены совета, был одет в красочную мантию. Церемония уже началась, возможно, что-то вроде благословения, и стоящая на сцене древняя старуха бросала щепотки какого-то порошка в жаровню и пела заклинания.

Но кресла, члены совета и церемония были ничто по сравнению с массивным и ныне уже устаревшим бойцом I, который стоял с левой стороны сцены, и равно впечатляющим бойцом II, который стоял справа. Оба стояли навытяжку и совершенно неподвижно. Их видеокамерные глаза светились как рубины, пристально глядя на зрителей.

На какое-то мгновение Були подумал, что наа захватили киборгов в плен и нашли способ удерживать их против воли. Но затем понял, что эти тела — лишь пустые латные доспехи, поставленные здесь как свидетельство доблести наа, подобно трофеям, заполняющим полковые музеи в форте Камерон. Их суставы были приварены, а глаза освещались изнутри.

Боец I был старым и грязным, словно его выкопали Откуда-то из земли, но боец II казался почти новым. Новым, но слегка вывихнутым, как будто его разорвало на кусочки, и эти кусочки потом снова собрали. Були посмотрел внимательнее. Новая краска, отсутствие дополнительных охлаждающих ребер, которые ветераны-борги устанавливали на внешней поверхности рук, свидетельствовали об одном — это тело принадлежит бойцу Биллей, или принадлежало, в зависимости от того, была она спасена или нет.

Легионер почувствовал комок в горле. Черт побери все! Если бы только он был внимательнее, осторожнее при выходе из ущелья, его люди могли бы выжить. Он лежал без сознания большую часть битвы, но наа рассказали ему свою версию того, что случилось, и Були знал, что потери были тяжелые. Два биотела и один борг пытались вытащить мозговой ящик Виллен. Но неизвестно, удалось им это или нет, а если удалось, выжил ли новобранец.

Барабанный бой умолк. Твердый встал и огляделся. Наступила выжидательная тишина. Були повернулся к Стреляющему Метко и прошептал ему на ухо:

— А что теперь? Наа усмехнулся.

— Отец откроет собрание, напомнив публике о том, что жатва была успешной, а затем, поставив себе в заслугу их полные животы, даст им подробный отчет о торговом соглашении, которое заключил с южным племенем. Большинство заскучает. Зная это, отец призовет тебя и опишет сражение. Не удивляйся, если число легионеров за это время удвоилось.

Були улыбнулся.

— Значит, это политическая речь… предназначенная убедить собравшихся в том, что они счастливы.

— Точно. Вы тоже такие слушаете?

— Да, хотя существует великое множество вещей, о которых большинство политиков боятся говорить.

Воин скорчил гримасу.

— Я понимаю. Посмотри вон туда… на дальнюю колонну. Видишь мою сестру?

Були с трудом различил в толпе Сладость Ветра. У

нее был красивый профиль. При виде девушки его сердце заколотилось. Но он нахмурился, когда заметил возле нее Убивающего Наверняка. — Вижу.

— А воина, который сидит рядом с ней?

— Долгая-Езда Убивающий Наверняка.

— Точно. Он сам вождь и хотел бы сменить моего отца как вождя вождей.

— И когда это может произойти? Стреляющий Метко посмотрел вдаль, словно

обдумывая ответ. — Сегодня? Вряд ли. Завтра? Кто знает? Народ непостоянен. Достаточно одного неурожая, одного поражения — и они набросятся на него как заболевший пук.

— А ты? Ты пойдешь по стопам отца? Стреляющий Метко хихикнул.

— Ни за что на свете. Я бы скорей бросился с Башен Альгерона, чем делать то, что делает мой отец.

Старуха закончила ритуал, махнула рукой в сторону собравшихся и покинула сцену.

Твердый поблагодарил женщину и начал свою речь. Следующие тридцать минут тянулись медленно. Були очень мало интересовало количество зерна, собранного в этом году, состояние стад дутов или торговый обмен, который Твердый установил с югом. Но вот тема изменилась, как изменился и пульс Були. Легионер услышал свое имя, почувствовал, что кто-то толкнул его вперед, и поплелся по проходу к сцене. Сотни голов повернулись в его сторону, и видя это, Були замаршировал. Он легионер, черт побери, и что бы ни случилось дальше, он будет выглядеть достойно этого звания.

Сладость Ветра смотрела, как Були идет к сцене. Она увидела, как изменилась его походка, и оценила его мужество. Один среди врагов, выставленный перед ними напоказ, он сохранял самообладание. Это была храбрость, это была сила и это был мужчина, достойный восхищения.

Восхищения и чего? Любви? Смела ли она подумать об этом? Или того хуже — чувствовать? Ибо это значит сделать первый шаг долгого и трудного пути. Пути, который дорого обойдется ей, который принесет ей несказанную боль, который приведет ее в такие места, которые ей даже и не снились.

Но есть ли у нее выбор? Дает ли любовь выбирать, уступить чувству или, если это кажется неразумным, отвергнуть его?

Сладость Ветра посмотрела на Убивающего Наверняка. В устремленных на Були глазах воина горела ненависть, ненависть, которой она никогда не видела на лице человека и не слышала в его словах, несмотря на все то, что люди говорили ему о ее народе, несмотря на засаду и несмотря на плен.

«Нет, — решила Сладость Ветра. — Любовь имеет собственное мнение, и когда оно составлено, идет туда, куда ей хочется».

Дальнепуть Твердый смотрел, как человек подходит к сцене. Он выглядел впечатляюще в своей форме и боевых доспехах. Живой трофей. Твердый видел, что вожди потрясены. Как и планировалось, учитывая размер его победы. Впрочем, это дочь посоветовала ему использовать легионера таким образом, поэтому часть похвал принадлежит ей.

Да, он подозревал, что Сладости Ветра хотелось спасти жизнь человека, но все равно совет был правильным.

Глаза Твердого нашли дочь рядом с Убивающим Наверняка. Оба смотрели, как человек идет к сиене. Они составляли красивую пару, все говорили это — кроме Сладости Ветра. Она так и не оставила своего лепета о любви, уважении и прочей глупости.

Вождь подумал о своей собственной жене, о том, как прекрасна была она в день их свадьбы, и о жизни, которую они прожили вместе. Совершенный в политических целях брак вырос во что-то большее. Что-то, о чем ни он, ни она не имели причины жалеть.

Так будет и со Сладостью Ветра. Да, Убивающий Наверняка нетерпелив, упрям и своеволен, но в этом и сила юноши. Сила, которая пригодится Сладости Ветра в предстоящие годы. И отдавая Убивающему Наверняка свою дочь, Твердый мог купить один, а то и два дополнительных года власти. А молодой воин использует это время, чтобы созреть. Он научится искусству мира, как научился искусству войны, и построит дом для своей жены. Этот план был вполне разумным. Утром Твердый поговорит с Убивающим Наверняка. Чувство мира и покоя наполнило душу вождя. Довольный решением беспокоившей его проблемы, он встал, пригласил Були на сцену и обвел глазами собравшихся.

— Враг стоит перед нами, но он сражался храбро и заслуживает нашего уважения. Подобно ветру, дождю и снегу, он был послан укрепить нас, сделать нас сильными. И мы сильные. Сильные достаточно, чтобы выжить там, где другие существа умирают, сильные достаточно, чтобы сражаться с Легионом, сильные достаточно, чтобы отвоевать обратно нашу планету!

Странный волнообразный крик вырвался из тысячи глоток, эхом заметался по пещере, и холод пробежал по спине Були.

Генерал Айан Сент-Джеймс поднял бокал. Мужчина по другую сторону стола сделал то же самое. Его звали Александр Дассер, старший сын знаменитой мадам Дассер и бывший лейтенант 3–го пехотного полка. Он по-прежнему стригся коротко, держал свое тело в форме и умел пить.

— Vive la Legion!

— Vive la Legion!

Мужчины осушили бокалы, поставили их на покрытый белоснежной скатертью стол и усмехнулись. Они дружили еще с тех пор, как вместе вступили в Легион много-много лет назад. Дассер отслужил свой срок и вышел в отставку, чтобы принять участие в управлении обширной семейной империей.

Сент-Джеймс остался, неуклонно продвигался по службе и стал генералом. Он улыбнулся.

— Ты хорошо выглядишь, Алекс.

— Ты тоже, Айан.

— Как семья? Торговец пожал плечами.

— Мы живем в тревожное время, друг мой. Мы крайне обеспокоены хадатанской угрозой.

Сент-Джеймс кивнул.

— Мы тоже. У меня приказ — готовиться к возможному отступлению.

Дассер мрачно улыбнулся.

— Да, я знаю. Генерал Мосби борется против этого, как и моя мать. Но адмирал Сколари продолжает долбить свое, а император слаб, если не совсем спятил.

При упоминании Мосби сердце Сент-Джеймса забилось чуть быстрее. Его глаза сузились. Он оглядел залитый искусственным светом зал. Из тридцати столов примерно половина была занята. Вроде бы никто особо не интересовался генералом или его гостем, но стоило быть внимательным.

— Осторожно, Алекс. У империи полно глаз и ушей. Даже здесь.

Дассер уклончиво кивнул и налил еще вина. Офицер спросил деланно равнодушным голосом:

— Как успехи генерала Мосби? Его собеседник хмыкнул.

— Это смотря по тому, что ты понимаешь под успехом. Генерал — яркий и очень способный офицер, но боюсь, что император больше всего ценит ее тело. Сент-Джеймс почувствовал себя мотыльком, летящим на пламя. Как мотылек, он ощущал опасность, но был не в силах сопротивляться.

— Генерал Мосби и император? Дассер кивнул.

— Да, так говорят. Моя мать надеется, что это правда.

Постель императора — единственное поле боя, на котором Мосби могла бы без труда расстроить планы Сколари. Сент-Джеймс с трудом сдержал себя в руках. Дассер не знал, не мог знать о его романе с Мосби и не хотел задеть его самолюбия. Но от этого боль была ничуть не меньше.

— Во всяком случае, — сказал Дассер, — тут тебе привет от самого генерала, — и он толкнул через стол кубик данных.

Сент-Джеймс нисколько не удивился. Легион имел свои собственные каналы связи, отдельные от тех, что предоставляло правительство. Одни из этих каналов были электронного типа, другие — роботного, но самые полезные были живыми, дышащими человеческими существами, главным образом бывшими легионерами, которые составляли часть обширной соединяющей сети, построенной на доверии и тысячелетней традиции.

Офицер протянул руку, взял кубик и сунул его в карман.

Остальной обед был сущим адом. Сент-Джеймсу страшно хотелось уйти из-за стола, хотелось броситься в свою квартиру, хотелось увидеть лицо Мосби на своем потолке. Но это было бы невежливо и, более того, просто грубо, поэтому он заставил себя остаться.

Разговор продолжался, блюда сменялись с досадной медлительностью, а кубик, казалось, давил на его кожу. Насмехался над ним, дразнил его, лишал его рассудка.

Сент-Джеймс понимал, что это глупо, знал, что содержимое разочарует его, но ничего не мог с собой поделать. Фантазия разгулялась вовсю. Он видел перед собой Мосби, виноватую, кающуюся после ее забав с императором, молящую его о прощении. Он видел, как они сходятся, женятся и заводят детей. Даже если для этого им придется отказаться от карьеры, уйти из Легиона и жить среди штатских.

А Дассер все толковал ему о Хадате, балансируя на грани измены. Он не сказал этого прямо, но намекнул на некую тайную клику, группу людей, желающих свергнуть императора.

Генерал понял намек. Легион должен присоединиться к Клике, должен выступить против адмирала Сколари или готовиться погибнуть вместе с остальной империей. Хадатане сильны. Хадатане безжалостны. Хадатане приближаются. И любой признак слабости, любой признак бегства намного ускорит их приближение.

Сент-Джеймс верил своему другу, соглашался с ним, но не мог дождаться конца разговора. Фантазии были слишком сильными, слишком захватывающими, чтобы игнорировать их.

Наконец обед закончился.

Мужчины встали, обнялись, сказали традиционное «будь здоров» и отправились каждый к себе. Дассер — чтобы добавить в свой мини-компьютер очередную зашифрованную запись, Сент-Джеймс — чтобы прослушать послание.

Офицер заставил себя быть терпеливым, идти медленно, отвечать на приветствия, войти в квартиру так, будто у него на уме ничего нет, будто ничто не прожигает дыру в его кармане, будто ничто не побуждает его бежать и впихнуть кубик в плейер.

Но наконец он был у себя в комнате, лежал на кровати и смотрел вверх. Потолок затуманился, распался на миллион световых крапинок и слился в образ Марианны Мосби.

Она была красива, как всегда, но слишком деловая и ни капли не виноватая. Ее слова перекликались с тем, что он услышал за обедом.

Положение неуклонно ухудшается. Хадатане захватили еще несколько дальних планет. Сколари продолжает настаивать на отступлении. Отступлении, которое оставит все пограничные миры беззащитными перед лицом врага, которое заставит Легион уйти с Альгерона и которое сконцентрирует власть в руках адмирала. Что думает император и что он в конце концов решит, никто не знает, но ничего хорошего ждать не приходится.

Запись закончилась, потолок вернулся к своему нормальному виду, и Сент-Джеймс дал волю слезам. Он плакал не об империи, не о Легионе, а о самом себе.

Анжела Переса, ныне известного под псевдонимом Сал Салазар, разбудили без особых церемоний. Только что он был ничем, бессмысленной, бесформенной, бесцветной пылинкой, плавающей в море темноты, а в следующее мгновение снова стал собой, киборгом, сознающим системы, возникающие вокруг него, и терзающим фокус, чтобы увидеть лицо мед-техника. Им оказалась женщина средних лет, со шрамом на лице и словами «режь здесь», вытатуированными вокруг шеи. Она посмотрела в его видеокамеры, будто знала, что он смотрит на нее.

— Добро пожаловать на Альгерон — родной дом Легиона, ну и так далее.

Тут он все вспомнил. ВА, вступление в Легион и отправка в Высшую Боевую школу на Альгероне. Отправка, осуществленная простым добавлением его мозгового ящика на стеллаж, рассчитанный на пятьдесят боргов, где его подключили к контролируемым компьютером системам жизнеобеспечения и послали к сказочной земле на волне наркотиков.

В конце концов, зачем возить туда-сюда по всему космосу большие, громоздкие тела бойцов II, когда в этом нет необходимости? Дешевле и проще перевозить мозговые ящики и вставлять их уже на месте.

Салазар собирался ответить на приветствие медтехника, когда понял, что что-то не так. Страшно не так.

Обратная связь, цифровые данные, сенсоры — все было неправильным. Он приказал своей левой руке подняться и вместо пулемета 50–го калибра с воздушным охлаждением увидел киберруку с тактильной обратной связью и противостоящим большим пальцем.

— Какого черта?

Медтехник сочувственно покачала головой:

— Не паникуй, парень. У нас небольшой дефицит бойцов II, только и всего. Должны получить партию со дня на день. — Женщина выпрямилась и уперлась руками в бедра. — Ну-ка скажи мне, что лучше? Побыть биформой или проваляться на полке все это время?

От одной мысли, что он будет сидеть беспомощным в своем мозговом ящике, слушая нейроподаваемую музыку или играя в электронные игры, по несуществующей коже Салазара побежали мурашки.

— Согласен на биформу.

Медтехник кивнула: — Так я и думала. Теперь помолчи, пока я проверю твои системы. Через пятнадцать минут проверка систем закончилась. Салазар получил временное назначение в 1–й полк и отправился в управление. Найти дорогу в лабиринте коридоров форта Камерон ему не составило труда, благодаря схемам из базы данных биформы. Нет, трудно было приспособиться к своему несолидному телу.

Предназначенная для легких утилитарных работ и совершенно невооруженная, биформа весила двести пятьдесят фунтов — одна четвертая веса полностью вооруженного бойца II — и потому была намного подвижнее. Салазар чувствовал себя как водитель грузовика в спортивном автомобиле.

Поначалу он был немного неуклюжим и имел тенденцию к сверхреакции, но скоро приспособился. Он скучал по массивному телу бойца II и по ощущению силы, которое оно дает. Особенно когда видел ветеранов-боргов, с важным видом идущих по коридорам. Салазар понимал, что большинство из них такие же ничтожества, как те мужчины и женщины, с которыми он познакомился в учебном лагере. Но это не мешало ему восхищаться их стилем, их поношенной броней, бережно сохраняемыми рисунками на корпусе, модулями снаряжения — всеми теми мелочами, которые ставили их особняком. Салазар хотел стать таким же, а значит, ему нужно будет отделить суть от позы и сохранить ту часть, которая имеет ценность.

Не менее интересными, чем борги, были одетые в хаки биотела, маскировочной раскраски роботы, стенные росписи, изображающие славную смерть, голографические портреты павших героев и героинь, оживленные диорамы сражений, информационные доски, перечисляющие события этого дня, тяжеловооруженный патруль, топающий к лифту, и встреченные в одном из коридоров два воина наа — головы подняты, глаза яркие, — конвоируемые в наручниках в отдел разведки.

Да, в коридорах было интересно, и по сравнению с ними административная секция показалась еще скучнее. Она была огромной и разделялась на подсекции с названиями вроде «Материально — техническое обеспечение», «Снабжение», «Информация», «Бюджет» и «Кадры».

Последняя казалась самым скучным местом, но капрал Дистер определил Салазара туда и поместил под прямой надзор борга по фамилии Виллен.

Дистер был коренастым человечком с торчащими ушами и огромным носом. Его мятая, будто жеваная, форма натягивалась и едва сдерживала огромное пузо. Громкий голос капрала легко перекрывал гудение компьютеров. Вокруг все было белым, голубым или серым и имело форму ящиков. Дистер говорил, а Салазар слушал.

— Работа сравнительно легкая — да что там, просто легкая после учебного-то лагеря — и определенно не перегрузит твои схемы. Виллен достаточно компетентна, хотя чертовски зла и немного вспыльчива. В нее первый раз попали, и она еще не восстановилась.

Салазар хотел знать больше, хотел услышать о битве, но Дистер свернул за угол, и появилась еще одна биформа. Не считая личной пластинки, которая гласила «Виллен», она выглядела точно так же, как он. Обе биформы имели рост шесть футов, яйцевидную голову, установленные по бокам видеокамеры, бронированную грудную клетку, скелетообразные руки и ноги и четырехпалые ступни. Они были закрыты в резину и скрипели при ходьбе. Виллен кивнула Дистеру.

— Капрал.

Дистер указал на Салазара.

— Встречай своего нового помощника. Зовут Салазар. Прямо из учебного лагеря. Покажи ему, как и что. Салазар заметил, что Виллен даже не взглянула в его сторону. Ее видеокамеры зажужжали, нацеливаясь на Дистера.

— Спасибо, не нужно. Я не хочу помощника. Глаза капрала сузились. Его голос стал тише, а не громче.

— Да неужели? Ну, мне плевать на то, что ты хочешь. Салазар — твой помощник, так что привыкни к этому.

Повисла тишина, и какую-то долю секунды Салазару казалось, что Виллен возразит, но этот момент прошел. Ее голос был мертвый, безразличный.

— Да, капрал. Простите, капрал. Дистер кивнул.

— Хорошо. Теперь возвращай свою хромированную задницу к работе. Удачи, Салазар. Дай мне знать, если она выйдет из рамок. С этими словами коротышка повернулся кругом и зашагал по проходу. «Ничего худшего капрал сказать не мог, — решил Салазар. — Эта Виллен почти наверняка разозлилась». Жалея, что он не может обезоруживающе улыбнуться, Салазар осторожно проговорил: — Прости, что так вышло.

Виллен уклончиво пожала плечами. Ее ответ пришел по рации.

— Это не важно. Просто делай то, что я скажу, держи свой рот закрытым, и мы прекрасно сработаемся.

Салазар хотел было ответить, но подумал, что лучше кивнуть, и стал ждать, когда Виллен даст ему какие-нибудь распоряжения. «Может, это и лучше учебного лагеря для новобранцев, — решил он, — но очень незначительно, а в некоторых отношениях даже хуже». Он решил выяснить, когда прибудут тела бойцов II, и посмотреть, нельзя ли как-нибудь стать первым, кого они приведут в действие.

Рибер Хисук-Да наслаждался опасным падением через атмосферу Альгерона, падением тщательно рассчитанным, чтобы симулировать метеоритный дождь и одурачить человеческие системы обнаружения. Его гондола внедрения имела специальную керамическую оболочку. Она светилась там, где молекулы воздуха терлись о ее поверхность. Часть тепла просочилась внутрь и кожа хадатанина стала белой.

Хисук-Да активировал мысленную связь и проверил детекторы. Никаких признаков преследования не было. Да им особо и не с чем его преследовать. Может, люди и вправду так глупы, как все говорят? После всех трудов и расходов по строительству военной базы на поверхности Альгерона они не сочли нужным окружить планету военными кораблями.

О чем они все-таки думают? Разведка утверждает, что это — следствие политической размолвки между военно-космическим флотом и силой, называемой «Легион». Но это слишком глупо, слишком фантастично, чтобы поверить, поэтому должно быть другое, более правдоподобное объяснение. А впрочем, не важно, люди заслуживают смерти, и он поможет им умереть.

Гондола дернулась, качнулась и выпрямилась. Хадатанин проверил, как дела у его команды, увидел, что все пять гондол внедрения следуют за ним, и удовлетворенно хмыкнул.

Все шло чудесно. Он сделал первый шаг к тому, что будет быстрым — Хисук-Да не сомневался — восхождением к власти, за которым последует долгая и безоблачная жизнь.

Сначала будет завершена его миссия на Альгероне, а за ней последуют три празднования доблести и стремительное продвижение в командиры копья.

Но это будет только начало. С Империей людей, поверженной во прах, и с его послужным списком в качестве трамплина, Хисук-Да войдет в темный и запутанный мир хадатанской политики. А потом, посредством сочетания хитрости и абсолютной безжалостности, он поднимется на самый верх!

От одной только мысли об этом у молодого воина закружилась голова.

Зажужжал зуммер, вспыхнула сигнальная лампочка, и покалывание пробежало по левой руке хадатанина. Люди их обнаружили? Ракеты поднимаются на перехват?

Страх спугнул видения славы и погнал в кровь естественный стимулятор. Цифровые показания резко вошли в фокус, и Хисук-Да просмотрел их, пытаясь понять, где опасность. Опасность была, но не в виде приближающихся ракет.

Внешняя поверхность керамической оболочки гондолы начала перегреваться. Незначительной корректировки угла пикирования было достаточно, чтобы зуммер замолчал, лампочка погасла, и покалывание прекратилось.

Однако перегревание сохранилось и удержалось чуть ниже критического уровня, когда гондола пробила два слоя атмосферы и вошла в третий.

Альгерон заполнил мысленный экран хадатанина. Художник мог бы наслаждаться тем, как солнце омывает розовым светом облака, а геолог мог бы дивиться на вершины гор, которые поднялись до самого космоса, но Хисук-Да ничего этого не видел.

Он видел только цель, военный объект, кишащий формами жизни, которые угрожали его виду. Угрожали не тем, что сделали или собирались сделать в ближайшем будущем, но тем, что могли бы сделать, имея достаточно времени и свободу. Да, как потенциального врага их следовало остановить именно сейчас.

Вокруг заклубились облака, встречный ветер толкнул гондолу вбок, и самый внешний слой керамической оболочки облупился. Бортовой компьютер гондолы послал покалывание по руке хадатанина и поместил сообщение в его мозг.

«ПРИГОТОВИТЬСЯ К ТРЕТЬЕЙ СТАДИИ ВНЕДРЕНИЯ».

Хисук-Да посмотрел, как там остальные гондолы, убедился, что они по-прежнему на месте, и проверил рукой снаряжение. Тесьма… есть. Основной парашют… есть. Запасной парашют… есть. Оружие… есть. И так далее, пока не прикоснулся к каждой детали снаряжения. Затем он послал ответное сообщение:

«Готов к третьей стадии внедрения».

«БЫТЬ НАГОТОВЕ… ТРИ ЕДИНИЦЫ И ОТСЧЕТ…»

Цифровое табло появилось перед его мысленным взором. Хисук-Да почувствовал, что его мышцы напряглись, когда цифры стали неуклонно уменьшаться. Пять… четыре… три… два… один.

Болты взорвались. Целые секции оболочки гондолы отвалились, полетели вниз и снова взорвались. Ничто крупнее заклепки не должно было достичь поверхности.

Хисук-Да вытянул руки и ноги и почувствовал, как воздух мчится мимо него. Хадатанин надеялся, что идет на цель. Все еще работающий компьютер подтвердил, что это так, — не то чтобы это имело большое значение, исправлять курс в любом случае было слишком поздно.

Уплотнитель вокруг забрала разорвался. Ветер выл у его лица, срывая слезы с глаз. Облака исчезли, внизу появилась пустыня, размытая из-за слез, но все же узнаваемая.

Хорошо… это соответствует тому, что должно быть… а значит, его миссия продолжается.

Хадатанин проверил цифровые показания, убедился, что он еще достаточно высоко, чтобы появиться на радаре, и сканировал свою команду. Каждый из них был оснащен маломощным локаторным маяком и, если все в порядке, должен появиться на его мысленном экране.

Он посмотрел раз, другой… Один… два… три… четыре… А где же номер пять? Никчемный кусок дерьма исчез. Очень символично. Марла-Са всегда завидовал ему и сделал бы что угодно, лишь бы его погубить.

«ПРИГОТОВИТЬСЯ РАСКРЫТЬ ОСНОВНОЙ ПАРАШЮТ… ПЯТЬ, ЧЕТЫРЕ, ТРИ…»

Хисук-Да дождался отсчета «один», послал нужный сигнал и почувствовал, как ткань вывалилась из рюкзака.

Парашют раскрылся мощным рывком, мир стабилизировался вокруг Хисук-Да, и хадатанин вздохнул с облегчением. Он цел, все-таки добрался до этого места и имеет хорошие шансы добраться до цели.

Казалось, прошли лишь секунды, и вот уже усеянная валунами земля рванулась ему навстречу, ударила по пяткам и сбила с ног. Хисук-Да покатился, остановился и оттолкнулся от покрытой инеем почвы. Он жив!

Дул слабый ветерок. Парашют свалился вокруг хадатанина, накрыв собой соседние валуны. Хисук-Да вытянул ткань, собрал ее и затолкал под камни.

Команда сохраняла строгую радиотишину, пока собиралась вокруг своего командира.

Хисук-Да убедился, что они целы, выругался, когда услышал, что гондола Марла-Са не смогла раскрыться, и связался с микроспутником, чтобы проверить свое положение. Данные со спутника подтвердили то, что уже сказали хадатанину его глаза.

Потребуются почти целые хадатанские сутки, чтобы добраться до холмов, и неизвестно сколько еще, чтобы найти туземцев и купить их верность. Трудная задача, но выполнимая, учитывая, что у наа есть причины ненавидеть людей и что они воюют с ними.

Уверенность наполнила душу хадатанина. Придет день, когда хадатанские дети будут изучать в школе его подвиги. А он добьется, чтобы наа дали ему какое-нибудь звучное имя. «Воин-Призрак Альгерона» — пожалуй, неплохо. Или что-нибудь очень похожее. Он подумает над этим во время марша.

В пустыне трудно найти укрытие, но хадатане были хорошо обучены и умело использовали то, что есть. Команда сохраняла патрульный строй, держала датчики настроенными на максимальную чувствительность и внимательно смотрела по сторонам. Их головы вращались направо и налево, их дыхание затуманивало воздух, а ноги оставляли следы на мерзлой земле.

Впереди, на некотором расстоянии, пробежали маленькие, почти невидимые животные. Солнце вспыхнуло на чьем-то забрале, и этот свет заметили глаза, которые смотрели на юг, когда команда приземлялась.

Глаза моргнули и сузились. Воин наа опустил на грудь добытый у Легиона бинокль и достал фотоаппарат. Кто-то шел. Не наа, не люди, но внешне похожие.

Воин сделал двенадцать снимков чужаков крупным планом и убрал аппарат в рюкзак. Потом, убедившись, что точки по-прежнему движутся в его направлении, спустился на землю и побежал. Это был грациозный бег прыжками, которые поглощали расстояние и сохраняли силы.

Похоже, шла беда, и Убивающий Наверняка захочет узнать об этом.

Глава 13

Император стоял спиной к окну. Над его голо вой кружило крошечное насекомое. В высокое арочное окно лился солнечный свет, и тень императора протянулась по полу.

Адмирал Сколари остановилась перед самой тенью, ее сердце стучало как барабан. Настал момент, которого она ждала. Император принял решение, и дела обернулись так, как она хотела. Да, следуя примеру своей матери, император мастерски натравливал свои вооруженные силы друг на друга, не давая никому из них преимущества.

Для чего же еще дарить Легиону собственную планету, если не для того, чтобы уравновесить влияние ВКФ и космической пехоты?

Но Хадата угрожала всей империи, и чтобы противостоять угрозе, императору придется поставить все свои войска под единое командование, или он рискует проиграть войну. Они все должны иметь единую точку зрения, единую стратегию и единого командующего.

И кому, как не ей, быть этим командующим? Ведь именно военно-космический флот связывает империю воедино, и именно он примет на себя основную тяжесть любой атаки — атаки, которую она встретит с самым большим флотом, когда-либо собиравшимся. А справившись с врагом одним решительным ударом, она присоединится к короткому списку военных, которые посредством единственного боя изменили ход истории.

А потом? Кто знает? Но было бы глупо выпустить из рук всю эту силу. Кроме того, нужно считаться с Консорциумом Внутренних Планет. Они финансировали ее и будут рассчитывать на право голоса. Захотят ли они оставить императора у власти? В лучшем случае — очень сомнительно. Император прервал ее мысли:

— Мое решение принято.

— Да, ваше величество.

— Все мои силы отойдут к внутренним планетам и приготовятся защищать их.

— Включая Легион, ваше величество?

Император резко повернулся на каблуках. Солнечные лучи ударили ему в спину. Его голос был холоден и неуступчив.

— Я сказал: все мои силы, разве не так? Сколари наклонила голову.

— Да, ваше величество. Простите, ваше величество.

Император отмахнулся от извинений. Копии спорили в его голове. Одни поддерживали его решение, другие были против. Черт бы их все-таки побрал, вечно препираются, делая его жизнь несносной.

— Незачем извиняться. Вы получили приказ. Выполняйте.

Сколари низко поклонилась.

— Слушаюсь, ваше величество. Тотчас же, ваше величество.

Император кивнул и отвернулся к окну. Сколари повернулась так энергично, что плащ закрутился вокруг нее, и пошла к двери. Насекомое уселось на левое плечо адмирала, но оно было таким легким, что Сколари ничего не заметила.

Генерал Марианна Мосби закрыла парадную дверь своего дома, прошла мимо стоящих на часах бойцов II и торопливо зашагала по дорожке. Было темно, и уличные фонари отбрасывали на аллею круги света.

Лимузин на воздушной подушке ждал неподалеку. Он был длинный, черный и тяжеловооруженный. Двигатель зажужжал, машина подплыла прямо к тротуару, и струя гонимого воздушным винтом воздуха ударила в ее лодыжки.

Дверь открылась, и Мосби скользнула внутрь. В салоне пахло кожей и дорогим одеколоном. Одеколон принадлежал ее заместителю, красавцу-полковнику по фамилии Дженнингс. Свет падал с потолка, оставляя половину его лица темной. Дженнингс сардонически улыбнулся.

— Генерал разъезжает налегке. Мосби улыбнулась в ответ.

— Это одно из многих преимуществ карьеры военного. Обмундирование можно достать практически везде.

Дженнингс хмыкнул и повернулся к водителю:

— Субпорт семнадцать и поживее.

— Слушаюсь, сэр.

Лимузин рванул от обочины, и офицеров толкнуло назад. Дженнингс посмотрел в окно. Мимо промелькнули главные ворота. Погони не было. Он повернулся к Мосби:

— Пока все хорошо. Мосби кивнула:

— Да, если можно так сказать о мятеже. Нет никакой ошибки?

Дженнингс покачал головой.

— Никакой. Людям мадам Дассер удалось провести микробота через охрану императора. Император сам отдал приказ.

Мосби почувствовала внутри себя страшную пустоту. Она была уверена в своей способности соблазнить императора, изменить его мнение, повести его в нужном направлении. Но она проиграла, и из-за этого весь Легион оказался в опасности. Сколари будет более чем счастлива послать их на верную смерть, а если это не удастся, распустить Легион совсем и слить его личный состав с Корпусом космической пехоты.

Мосби царапнула ногтями дорогую обивку. Нет! Этому не бывать! Все нужные приготовления уже давно сделаны, и приказ вышел. Шестьдесят четыре процента личного состава Легиона на Земле примут участие в том, что разрабатывалось как сложная военная игра, но на самом деле будет массовым бегством. Бегством, которое освободит их для борьбы с Хадатой в краевых мирах, где все еще можно одержать победу и спасти миллионы жизней.

Мосби переживала из-за тех, кого оставляла на Земле, но знала, что сделать ничего нельзя, так как больший отряд почти наверняка вызовет подозрения. А вырвавшись подальше от земной гравитации, она отдаст приказ направиться к Альгерону и о последствиях будет беспокоиться потом.

Водитель выехал на Императорскую автостраду, перешел на начальственную полосу и включил мигалки, установленные за решеткой лимузина. Другие машины, за рулем которых сидели имперские бюрократы и прочие им подобные, поспешили убраться с дороги.

Лимузин на полной скорости промчался через центр делового комплекса, затем между правительственными зданиями и вырвался в пригород.

Далеко, насколько хватало глаз, искрились огни. Белые, голубые и янтарные, они сверкали как самоцветы, брошенные на черный бархат, освещая дорогу горожанам, которые едва ли сознавали нависшую над ними опасность. Ибо до сих пор потери империи систематически преуменьшались — стратегия, которая дала императору дополнительное время, но и способствовала тому, что большая его часть была потрачена впустую.

Подозрение закралось в душу Мосби, сменившись уверенностью. Император использовал ее, а когда она ему надоела, выбросил! Водил ее за нос все это время.

От стыда кровь бросилась ей в лицо, и Мосби отвернулась к окну. Подлец, будь он проклят! Его мнение было составлено с самого начала.

Чтобы достичь окраины метроплекса и добраться до нужного субпорта, потребовалось почти пятнадцать минут. Этот космопорт занимал огромную площадь, но он был лишь одним из тридцати, которые кольцом окружали Императорский Город и обслуживали постоянный пассажирский и грузовой поток.

Мосби увидела, как ярко вспыхнули стартовые двигатели, и большой транспортный корабль, обрисованный своими навигационными огнями, выехал из ангара в стартовую зону. Она надеялась, что это один из ее кораблей, заполненный легионерами, в каких-то секундах от относительной безопасности.

Лимузин повернул, швырнул ее на дверь и помчался по боковой улице. Справа и слева вплотную стояли склады. Впереди показался контрольный пункт. Водитель сбросил скорость. Мосби почувствовала, что передняя часть машины поднялась, и напрягла ноги. Сканеры считали полосы кода, выгравированные на крыльях, компьютер подтвердил номерные знаки начальства и активировал автоматические системы вооружения. Включились системы безопасности, лампочки вспыхнули зеленым, и Мосби испустила вздох облегчения.

Если силы безопасности мадам Дассер смогли внедрить микроботное подслушивающее устройство в Императорский Дворец, значит, и Императорская секретная полиция легко могла сделать то же самое. Мосби приготовилась к тому, что на контрольном пункте она может попасть в ловушку, — для этого контрольный пункт был самым подходящим местом. Оттого, что ловушки не оказалось, у Мосби словно гора с плеч свалилась.

Не доезжая терминала, лимузин повернул, выехал на бетонированную площадку перед ангарами и направился к северному концу поля. Автопогрузчики, заправщики, ремонтные и обслуживающие боты замелькали с обеих сторон. Через ветровое стекло виднелись огни: несколько транспортных судов проходили предполетную проверку и готовились к взлету.

Дженнингс сказал что-то в карманный телефон и убрал его.

— Все хорошо, генерал. Я договорился, чтобы вы сели на «Выносливый». Он самый большой и, если дойдет до погони, самый быстрый.

Мосби почувствовала смешанные эмоции. Она всегда презирала офицеров, которые используют звание, чтобы обеспечить собственную безопасность, но сейчас не время для щепетильности. Ей необходимо добраться до Альгерона.

Если бегство будет успешным, Сколари назовет его «мятежом» и двинется против Легиона. И долг Мосби — предупредить Сент-Джеймса. То, что она будет желанна в его постели, это приятно, но совершенно не относится к делу.

Транспорт надвинулся из ночи. Он имел слегка обтекаемую форму, чтобы легче справляться с планетарными атмосферами, но экипаж в основном полагался на мощные двигатели, чтобы преодолеть недостатки этой прямоугольной конструкции.

Дверь с шипением отворилась. Мосби вышла из лимузина и огляделась. Где же ее адъютант? Где сержант, который должен проводить ее на борт?

Вопросы еще проносились в ее голове, когда ночь вдруг превратилась в день, и прожектор пригвоздил ее к бетону. Голос прогремел из ниоткуда и отовсюду сразу:

— Не двигаться! Вы арестованы! Один шаг или попытка связаться с сообщниками, и мы будем стрелять!

Четыре бронетранспортера окружили лимузин и направили на Мосби свое оружие.

Мосби замерла. Бессмысленно пытаться что-либо делать. Сколари все знала, дождалась идеального момента и накрыла ее с поличным. Позже это будет иметь значение. Есть разница между заговором и реальным мятежом, и этой разницы как раз хватит для смертного приговора.

Она узнала о приближении Сколари раньше, чем та появилась перед ее глазами. Подошвы боевых ботинок адмирала имели вкладыши, которые щелкали при каждом шаге.

Осунувшееся лицо адмирала светилось от удовольствия. Слова были отрепетированы и гладко полились с ее языка:

— И что ж у нас тут такое? Хваленый Легион, ускользающий посреди ночи? Собрались домой? Как печально, что такой знаменитой организации суждено умереть такой бесславной смертью.

Мосби пожала плечами.

— Я могу умереть, но Легион будет жить. Сколари покачала головой в притворном сочувствии.

— Не думаю, моя дорогая. Видишь ли, я знаю, что Легион живет не в трофеях, выставленных на Альгероне, и не в форме, которую вы носите, а в сердцах и умах огромной плебейской орды. Да, Легион живет в историях, которые они слушают, и когда миф будет разрушен, организация последует за ним. Подумай о том, как это бегство обыграется в средствах массовой информации, представь, что почувствуют люди, и ты поймешь, что я имею в виду.

Мосби не нужно было думать об этом. Она знала, что Сколари права. Легиону конец.

Металл светился вишнево-красным, излучал жар и заставлял Серджи Чин-Чу потеть. Торговец перевел горелку, закончил шов и снял защитную маску.

Скульптура, одна из многих, заполнивших сад вокруг его особняка, представляла собой причудливое соединение ржавых металлических пластин, летящих в разные стороны. Каждая плоскость, каждый угол был в конфликте со всеми остальными, бросал вызов их позициям и заявлял о себе.

Так, во всяком случае, казалось Чин-Чу. Но другие воспринимают все иначе. Его жена — хороший пример. Там, где он видел углы в конфликте, она видела куски ржавого металла, а где она видела радугу цвета, он видел цветы, умирающие в вазе. Но таков брак, причем счастливый брак, омраченный только положением на Веретене.

Каждый рассвет приносил надежду, что придет посыльная торпеда, что новости будут хорошие, что Леонид жив. Но каждый закат делал такое известие все менее и менее вероятным, и они с каждым днем все больше падали духом.

Чин-Чу находил спасение в своей работе и в своем хобби, но Нола проводила долгие часы на веранде, вязала, думая о сыне, или успокаивала их невестку.

Наташа была прелестной молодой женщиной с огромными глазами, длинным овальным лицом и тонким телом. Чин-Чу обожал ее почти так же, как сына, и боялся, что известие о смерти Леонида будет для нее тяжелым ударом. Нет, нельзя об этом думать, ибо это значит искушать судьбу. Так всегда говорила его мать.

— Дядя Серджи! Дядя Серджи! Тетушка Нола зовет тебя!

Голос принадлежал пятилетнему мальчонке. Этому смешному карапузу, чем-то похожему на щенка, который резвился у его пяток, явно требовалась ванна. Грязь, в которой он обожал возиться, покрывала его лицо, руки и костюмчик.

Чин-Чу поднял малыша на руки.

— Вот как? И что же нужно тетушке Ноле? Пара серьезных карих глаз встретилась с его глазами.

— Ей нужно, чтобы ты пришел в дом, вот что. Там дама хочет тебя видеть.

Чин-Чу повесил лазерную горелку на скульптуру и направился к дому. Это длинное низкое двухэтажное строение казалось частью земли, на которой стояло. По стенам тут и там карабкался плющ, меж аккуратно подстриженных кустов проглядывал кирпич, и окна подмигивали на солнце.

— А у этой дамы есть имя? Мальчик пожал плечами:

— Я сделал грязевые пирожки.

— А я сделал скульптуру.

— Спорим, что тете Ноле мои пирожки понравятся

больше твоей скульптуры? Чин-Чу покачал головой. — Никаких споров с сосунками. Я для этого слишком стар.

— А сколько тебе лет?

— Не твое дело.

Чин-Чу начал задыхаться к тому времени, когда добрался до веранды, но был слишком упрям и слишком горд, чтобы опустить мальчика на пол. Они вошли в гостиную вместе.

Гостиная представляла собой огромную комнату с высокими потолками, темными балками и массивным камином. Она была обставлена и современной, и традиционной мебелью.

Нола Чин-Чу и мадам Валери Дассер сидели в противоположных концах удобного дивана. В руках они держали чашки с чаем. Мадам Чин-Чу взглянула на мужа и нахмурилась:

— Серджи! Посмотри на себя! Рабочий комбинезон. И к тому же грязный. И Тоби! Как тебе не стыдно!

Малыш счастливо улыбнулся.

— Я лепил грязевые пирожки.

— Ты сам похож на грязевый пирожок. А ну, марш наверх и вымойся. Через полчаса придет твой учитель музыки.

— Но я не люблю его!

— Не хочу ничего слышать. Ну-ка бегом. Малыш взглянул на лицо своей тети, понял, что она не шутит, и побежал к зверям.

Чин-Чу опустился в свое любимое кресло, не обращая внимания на страдальческий взгляд жены, и улыбнулся мадам Дассер.

— Мое почтение, мадам Дассер. Какой приятный сюрприз.

— Сюрприз — возможно, — ответила Дассер, — но не особенно приятный. У меня плохие новости.

Мадам Чин-Чу выронила чашку и зажала рот рукой. Евразийские глаза, которые все эти долгие годы очаровывали Чин-Чу, расширились от испуга.

Дассер покачала головой.

— Это так необдуманно с моей стороны. Простите меня, Нола. Новости никак не связаны с Леонидом. Во всяком случае, напрямую.

Чин-Чу вздохнул, открыл латунную коробку, стоящую на столике рядом с креслом, и выбрал сигарету. Ему не полагалось курить, да какая теперь разница? Он затянулся и выпустил дым длинной тонкой струйкой.

— И?

Дассер отпила глоточек чая.

— Император приказал своим войскам отойти с края. Это было вчера днем. Большая часть 3–го пехотного полка вместе с подразделениями 4–го и 1–го кавалерийских полков попытались взлететь семь часов спустя. Их схватили и арестовали.

— А генерал Мосби?

— Генерал и ее штаб обвиняются в измене.

Мадам Чин-Чу побелела. Отход войск означал почти верную гибель тех, кто остался на Веретене. Дрожащей рукой она показала на затемненный головизор.

— В новостях ничего не было. Дассер мрачно улыбнулась.

— Будет. Сколари сбросила все средствам массовой информации тридцать минут назад. Объяснение было довольно односторонним, если не сказать больше.

Чин-Чу подумал о сыне, о невестке и о миллионах человеческих существ, рассеянных по краю. Всеми ими пожертвовали. Он затянулся сигаретой, а когда заговорил, его голос был тихий, но жесткий от гнева:

— Сколари идиотка… но я надеялся на императора. Дассер хотела высказать очевидное, хотела подтолкнуть его, но лишь хладнокровно заметила:

— Да, все это очень прискорбно.

Чин-Чу посмотрел ей в глаза и произнес осторожно:

— Тот поэтический кружок, о котором вы мне говорили…

— Да?

— Нельзя ли мне прийти на собрание? Дассер улыбнулась. Ее рыбка проглотила крючок.

— Мы будем рады вам. Чин-Чу кивнул, загасил окурок и чертыхнулся, когда тот обжег ему палец.

Глава 14

Командир копья Икор Нибер-Ба почувствовал, что его сердце переполняется гордостью, когда весь состав истребителей и транспортно-десантных кораблей тактической группы построился и направился к астероиду. Все три его линкора подошли поближе, чтобы сократить расстояние, которое придется пройти меньшим судам, и поддержать их во время атаки. Нибер-Ба фактически мог видеть поверхность астероида, видеть места, где металл и расплавленный камень светились вишнево-красным, и наслаждаться тем, что совершило копье.

Они бомбардировали Веретено почти целые хадатанские сутки — изничтожали все поверхностные сооружения, какие только нашли, готовясь к заключительному наземному штурму. И что это будет за штурм! Все солдаты, не занятые в управлении кораблями, примут в нем участие.

Свет вспыхнул на броне истребителей, когда они пошли на последний заход. Транспортники двигались медленнее, сохраняя строй, — темные силуэты на фоне яркой короны солнца. Пройдет всего пятнадцать или двадцать единиц времени, когда последний из них сядет на отведенную ему площадку, высадит свои отряды и снова поднимется.

Люди умны, очень умны, но никакой ум не защитит их от «интаки», или «смертельного удара». Этот термин первоначально возник в «гуну» — высокодисциплинированном виде единоборства. Позже концепция интаки была использована хадатанскими военными для описания тактики применения подавляющей силы.

В отличие от большинства хадатанских офицеров — в массе своей рослых и сильных, — которые любили эту тактику, Нибер-Ба был склонен воздерживаться от интаки, используя ее только в крайнем случае. Это проистекало из того, что противники всегда были крупнее его, из врожденного чувства бережливости и здоровой доли хадатанской паранойи. В самом деле, зачем использовать для разгрома противника больше ресурсов, чем это необходимо? Особенно во Вселенной, где множество других врагов только и ждут своего часа.

Но тут дело обстояло иначе. Теперь Нибер-Ба знал это и понимал, что должен был с самого начала распознать слабость врага и применить интаки, чтобы победить его.

Мысли о своей промашке и о смертях, причиной которых она была, три цикла подряд лишали его сна. Ничто не вернет мертвых воинов к жизни и не вытравит стыд из его души. Но победа продвинет дело его народа. Да, победа станет первым шагом на долгом пути искупления, и победа будет его.

Нибер-Ба перевел свое внимание на головизор командного центра и включился в бой.

Рыжий посмотрел на экраны, подтвердил анализ Вертиголова и сказал в микрофон:

— Пора подавать закуску… гости прибыли.

Слова электронщика услышали по всему Веретену. Услышал капитан Омар Нарбаков, наблюдавший за последними укреплениями орудийной ямы; услышал Леонид Чин-Чу, торопившийся срастить кабель; услышал легионер Сигер, поставивший камень перед чем-то, что он хотел спрятать; и услышали все остальные, ждавшие на своих местах с ноющими от страха животами и вспотевшими ладонями. Настал момент, которого они страшились. Теперь их жизни будут зависеть от мастерства, которое они никогда не пытались приобрести, и от удачи, которая не признает постоянства и принадлежит столько же врагу, сколько им.

Исключение составлял Нарбаков. Он грезил об этом моменте мальчишкой, готовился к нему и все эти годы ждал, когда же он придет. Он смаковал вкус таявшего во рту леденца, наслаждался шипением кислорода, дунувшего по щеке, и суровым ландшафтом по ту сторону забрала. Карлик прожектором висел в небе, и скалы отбрасывали на поверхность Веретена резкие черные тени. Многие из них скрывали его бойцов.

«Да, — подумал Нарбаков, — это моя минута, мой Камерон, мое место гибели». Эта мысль не принесла ни страха, ни тревоги, только растущее возбуждение. Ибо легионер не умрет, не может умереть, пока другие живы и помнят его. Нарбаков вышел на открытое место, презирая хадатанские истребители, которые крест-накрест оплетали астероид, и нажал подбородком переключатель увеличения шлемного бинокля. Хадатанские транспортные корабли начали приземляться. Они опускались на свои заранее определенные ЗП с деликатностью пчел, садящихся на цветы, и сбрасывали свои отряды, будто пыльцу. Никакого ответа, никакого защитного огня не было, так как Нарбаков хотел, чтобы хадатане высадились. Ему надоели бомбардировки из космоса, надоело сражаться с инопланетянами на их условиях, и он жаждал нанести ответный удар.

Какой-то хадатанин побежал, оторвался от поверхности и поплыл прочь. Он выглядел как большой воздушный шарик, игрушка, только и ждущая, чтобы ее хлопнули, и этот образ вызвал у Нарбакова смех — смех, который разнесся по командному каналу и заставил его подчиненных изумленно переглянуться и покачать головами. Старик был законченным оптимистом — все знали это, — но смех был странным даже для него. Однако, если капитан способен смеяться над гадами, какими крепкими должны быть кишки у всех остальных? Они ухмыльнулись, в последний раз проверили оружие и замерли в ожидании приказа стрелять.

Нарбаков переключился на четвертую частоту. Штатские получили кодовые имена на военный манер, но редко помнили о них. Леонид значился как «Босс-один».

— H-один Боссу-один.

Леонид выругался, закончил сращивание кабеля и обмотал лентой место стыка.

— Чин-Чу здесь… говорите.

Нарбаков возвел глаза к небесам, надеясь, что Бог предусмотрел отдельный рай для штатских, и сделал все возможное, чтобы голос звучал ровно:

— Прости, что беспокою тебя, Лео… но это место кишит гадами. Мне придется открыть огонь через пару минут. Как у тебя дела?

Леонид уронил кабель и посмотрел вверх на пусковую установку. Хотя два сообразительных легионера не дали хадатанам узнать, насколько важен линейный ускоритель, те все равно постарались его разрушить в своем общем стремлении уничтожить все на поверхности Веретена и подготовить дорогу для своих отрядов.

Лазерная пушка с линкора полоснула по секции решетки, сожгла малый центр управления, находящийся с одной стороны ската, и перерубила главный кабельный желоб. Леонид сам отремонтировал последний кабель, и центр управления удалось обойти, но прерывистые вспышки лазерных горелок показывали, что ремонт еще идет.

Леонид повернулся и посмотрел туда, где должен находиться Нарбаков. Голубые лучи упали вниз, потом исчезли, когда истребитель завершил свой рейд. Из-за тишины лучи света казались совсем не опасными, чем-то вроде лазерных шоу, устраиваемых на День Империи, но Чин-Чу знал, что это не так. Люди гибли везде, где они появлялись.

— Омар? Ты в порядке? Офицер начал терять терпение.

— Давай, Лео. Перестань глазеть по сторонам и отвечай на мой вопрос.

— Мне нужно время, Омар. Тридцать минут.

— Черт побери, Лео, спустись на землю. Через тридцать минут мы будем по уши в гадах.

— Двадцать.

— Десять, и ни одной треклятой минутой больше. Скажи своим работничкам, пусть шевелятся. Конец.

Леонид посмотрел вверх на свечение лазерных горелок. Сколько времени пройдет, прежде чем хадатане увидят вспышки и захотят выяснить, в чем дело? Чин-Чу полез наверх. Его дыхание вырывалось

короткими сердитыми выдохами. Проклятие. Проклятие.

Проклятие. Серия взрывов окрасила горизонт и закончилась недалеко от четвертого шлюза. Черт. Черт. Черт! Они должны закончить ремонт, должны запустить

звездных ныряльщиков, должны уничтожить линкоры. Торговец нажал подбородком переключатель рации:

— Коуди… Хекокс… Гутьеррес… долго еще?

— Минут двадцать-двадцать пять, босс. — Голос принадлежал Коуди.

— Сделайте за пять.

— Не можем, босс. Один пуск — еще возможно, если повезет — два, но о третьем забудьте. Нагрузка разорвет скат на части.

— У нас нет времени, Коуди. Сваривайте столько стыков, сколько сможете, а затем прыгайте.

Коуди помолчал.

— Ладно. Вы — босс. Пять минут и отсчет. Горелки вспыхнули. Рабочие сварили швы, перепрыгнули друг через друга и начали по новой.

Не обращая на них внимания, Леонид шагнул на боковую платформу и посмотрел на длинный овальный корпус звездного ныряльщика. Он был огромным, почти как корабль конвоя, и набит сложнейшей техникой. Торговцу было больно так поступать с этим кораблем, жалко использовать его в качестве высокотехнологичного пушечного ядра, но выбора не было.

Чин-Чу посмотрел вверх. Еще пять кораблей висели над его головой, уложенные друг на друга, как пули в магазине, и удерживаемые наскоро возведенным стальным каркасом. Будет ли временный конвейерный механизм подавать корабли на скат достаточно быстро? Продержится ли ускоритель достаточно долго, чтобы запустить их?

Он посмотрел вниз на упрощенную панель управления. Провода входили и выходили из нее, извиваясь, словно черви, копошащиеся на трупе. Пульт имел шесть световых индикаторов готовности — все зеленые — и выключатель, закрытый квадратной защитной крышкой. Леонид отбросил крышку. Кнопка была красной и пульсировала в такт биения его сердца.

Люк исчез. Двенадцать рядовых, составляющих второй кинжал пятой стрелы, сбежали по трапу, а командир стрелы Имбом Дакна-Ба почувствовал, что его ноги стали ватными. Он хотел, чтобы они шли, он приказал им идти, но они не слушались. Его адъютант, крутой ветеран Форма-Са, тактично спросил:

— Что-то не в порядке с вашим снаряжением, сэр?

Дакна-Ба хотел ответить, хотел сказать — да, хотел придумать какой-то предлог, чтобы остаться на борту транспортника, но слова застряли в горле. Бойцы третьего кинжала спустились по трапу, повернули налево и укрылись в кратере. Дакна-Ба ждал почти неизбежного града оборонительного огня и еще больше испугался, когда ничего не произошло. До сих пор люди сражались как звери… что-то тут не так.

— Сэр?

Дакна-Ба попытался заговорить, но смог лишь пискнуть.

Форма-Са понимающе кивнул, деактивировал свой имплантат и прижал свой шлем к шлему офицера.

— Пора высаживаться, сэр. Спускайтесь, или я пущу вам пулю в затылок.

Дакна-Ба обнаружил, что уже идет. Люди пугали его, но командир кинжала Форма-Са напугал его еще больше. О Форма-Са рассказывали истории, жуткие истории, и офицер верил им. Трап слегка затрясся под его ногами.

Дакна-Ба огляделся. Вот сейчас это случится: опаляющий свет, а за ним непроглядная тьма. Но опять ничего не случилось. Что все-таки делают люди? Где-то внизу под слоями страха лежало спокойствие, и внутри этого спокойствия — способность думать. Казалось, слова вырвались по собственной воле.

— Это ловушка, Даг. Передай отрядам не высовываться.

Сержант довольно кивнул и повторил приказ Дакна-Ба бойцам. Едва он это сделал, как весь ад вырвался на свободу. Не было никаких звуков в безмолвном мире космоса, но прерывистые вспышки энергетических лучей и радиопереговоры сказали сами за себя.

Он оказался прав! Больше того, он выжил в первые секунды боя и не потерял контроля над своими кишками!

Дакна-Ба почувствовал, что сила возвращается к ногам. Они опять напряглись и откликнулись, когда приказал им двигаться. Офицер активировал свой имплантат. — Кинжалы два, три, четыре и пять — вперед! Цель вам известна… Покажем Карлику, на что способна наша боевая пятая! Орудийный расчет открыл огонь, прикрывая бойцов, которые вышли из теней, из кратеров и из-за камней, и бросились в атаку.

Встречный огонь усилился. Вокруг замелькали голубые лучи и снаряды. Форма-Са одобрительно наблюдал, как Дакна-Ба бежит, шаркая ногами, вместе со всеми, выкрикивает слова ободрения и не забывает смотреть по сторонам. Из юноши выйдет неплохой офицер, если он будет учиться достаточно быстро и если, конечно, сумеет выжить.

Дакна-Ба подумал о своем задании. Пятой стреле было приказано взломать воздушный шлюз, который разведка обозначила как «0–12», пробиться в самое сердце человеческой станции и уничтожить находящийся там компьютер. Этот компьютер играл ключевую роль в защите астероида.

Такое задание — либо чрезвычайно важное предприятие, доверенное Дакна-Ба в знак уважения, либо самоубийственная задача, порученная ему потому, что он самый младший из офицеров, и, следовательно, им можно пожертвовать. Дакна-Ба хотел верить в первое, но понимал, что второе гораздо вероятнее.

Люди окопались вокруг шлюза. Лучи заметались взад и вперед, когда обе стороны обменялись огнем.

Крик пронзил мозг Дакна-Ба — один из его бойцов начал что-то говорить и был буквально разрезан пополам. Дакна-Ба увидел его слева, на некотором расстоянии от себя: верхняя половина его скафандра завертелась и отлетела в сторону, а нижняя осталась на месте. Кровь и внутренности выстрелили прямо вверх, замерли и поплыли прочь.

Офицер отвернулся, начал отдавать приказ и замолчал, увидев что-то очень странное. Оно было выше и тяжелее любого хадатанина, и вместо рук у него было оружие. Казалось, энергетические лучи не действуют на это существо, и пули от него отскакивали. Киборг! Разведка предупреждала Дакна-Ба, что такие создания существуют, что у людей есть целая армия, состоящая из киборгов, но он все равно был потрясен. Достаточно развитые в техническом отношении хадатане питали глубокое отвращение к самой идее создания киборгов и не использовали ничего сложнее, чем нервосращенные искусственные конечности.

— Ложись!

Приказ исходил от Дага Форма-Са, и Дакна-Ба подчинился. Он бросился на землю, ударился, отскочил и едва не оторвался от поверхности астероида. Короткими вспышками заработал лазер, распарывая темноту, полетели пули, и хадатане начали гибнуть. Существо охотилось на его бойцов так же, как Намба Бак охотится на торгов, — выгоняя их из-за камней на открытое место. Испуганные кажущейся неуязвимостью киборга, не зная, как с ним справиться, некоторые из бойцов побежали. Киборгу это понравилось, и он начал палить в них точно на стрельбище.

Дакна-Ба приказал через имплантат:

— Сражайтесь с киборгом, как с танком… стреляйте по нему управляемыми ракетами!

Ответ был грандиозным. Киборг пошатнулся от взрыва шести попавших в него ракет, но продолжал стрелять, даже когда упал на колени, и не остановился до тех пор, пока еще один взрыв не снес его голову.

Потрясенные, Но вдохновленные победой хадатане пробились через смешанный заслон штатских и легионеров к шлюзу. Он был сделан из толстой стали, укреплен бетоном, но поддался точно размещенной взрывчатке.

Последовавшая за взрывом яростная декомпрессия не застала врасплох тех, кто был внутри. Они ожидали этого и приготовились сражаться с инопланетянами за каждый дюйм станции.

Рыжий свесил ноги с пульта, взял кружку, стоявшую возле его локтя, и сделал глоточек. Кофе был свежесваренный и вкусный. Рыжий уже влез в скафандр в качестве меры предосторожности, но рубка имела собственный шлюз, так что пройдет еще какое-то время, прежде чем ему понадобится шлем. Он тревожно покачал головой. Связанный с наружными камерами дисплей фиксировал ситуацию. Хадатане проникли внутрь станции и направлялись к центру управления. Им был нужен Вертиголов, и Рыжий не мог винить их. Компьютер играл ведущую роль в обороне астероида и собирался победить гадов. Рыжий улыбнулся, выбрал частоту и заговорил в микрофон.

— Эй, босс… это Рыжий.

Леонид проверил часы, встроенные в левый рукав скафандра.

— Слушаю.

— Они внутри и направляются ко мне.

— Понятно. Сбрось мне самую последнюю информацию и уходи.

Рыжий коснулся кнопки. Потребовалась доля секунды, чтобы накопленные данные пронеслись по лабиринту кабелей, перепрыгнули сращения и вошли в бортовые компьютеры кораблей.

— Готово.

Теперь звездные ныряльщики будут иметь самые последние данные о скорости, положении и ориентации хадатанских кораблей. Леонид кивнул и сообразил, что электронщик его не видит.

— Спасибо, Рыжий. Теперь уходи. Босс кончил.

— Слушаюсь, сэр, — ответил Рыжий, но не сдвинулся с места. Хадатане изрядно потрудились, расчищая поверхность астероида, но пропустили парочку аварийных антенн. И эти антенны плюс мастерство Рыжего означали, что звездными ныряльщиками можно будет управлять в течение пяти или десяти секунд после запуска. Жаль упускать такую хорошую возможность. Кроме того, кофе горячий и чертовски вкусный. Рыжий сделал еще глоточек. Потом огляделся. Центр управления был пуст и станет отличным местом для встречи со смертью.

Дождавшись, когда хадатанский патруль пройдет мимо, Сигер вышел из своего укрытия и выстрелил последнему солдату прямо между лопаток. Это было непорядочно, это было нечестно, но Сигеру было наплевать. Газ вырвался из скафандра и толкнул уже мертвого инопланетянина прочь. Остальной патруль, пребывая в блаженном неведении, шел вперед, пока Сигер убивал их по одному. Наконец, остался только командир. Сигер прицелился, приготовился выстрелить, и тут сержант повернулся. Киборг так и не узнал, была ли это обычная проверка, или внезапное предчувствие опасности заставило инопланетянина оглянуться — конец был тем же самым. Хадатанин повернулся, на его лице отразилось чувство, очень похожее на человеческий страх, умер, когда Сигер прожег дырку в его забрале. Сигер почувствовал мрачное удовлетворение. Шесть гадов готовы, и газиллион идет.

Леонид сглотнул. В горле было сухо.

— Коуди, Хекокс, Гутьеррес, время истекло. Кончайте шов, который варите, и прыгайте вниз.

Лазерные горелки вспыхнули, потом погасли одна за другой. Голос принадлежал Гутьерресу.

— Вы уверены, босс? Несколько гадов направляются сюда.

«Какое там уверен», — подумал Леонид, но ответил твердо:

— Да, я уверен. Убирайтесь оттуда, черт возьми, пока я не урезал вам дневной заработок.

Рабочие засмеялись вопреки обстоятельствам, спрыгнули со ската и поплыли прочь. Ощущение было жуткое, но гравитация в конце концов восторжествует, и чем дальше от ската, тем лучше.

Гутьеррес подумал о Леониде, стоящем у пушки, держа палец над большой красной кнопкой, и сказал первое, что пришло на ум.

— Vaya con dios, boss. Hasta la vista[13].

Леонид услышал эти слова, проглотил страх и опустил палец на кнопку. Результат последовал мгновенно.

Энергия, запасенная в массивных аккумуляторах Веретена, хлынула в линейный ускоритель и преобразовалась в поступательное движение. Казалось, корабль только что был тут, а в следующий миг его не стало. Замерцали красным управляющие струи — оторвавшись от ската, звездный ныряльщик сразу включил двигатели.

Установка затряслась, и Леонид ухватился за перила. Сколько еще она продержится? Леонид посмотрел вверх и увидел, что следующий звездный ныряльщик уже опускается.

Слова пришли через имплантат хадатанина и прозвучали так спокойно, так буднично, что Нибер-Ба не сразу понял их важность.

«Люди запустили корабль. Первоначальный анализ показывает, что по размерам и форме судно аналогично нашим грузовым судам класса IV».

Запуск? Корабль, аналогичный грузовым судам IV класса? Ум хадатанина лихорадочно заработал. Кто-то из людей, пытается сбежать? Надеются проскочить мимо его линкоров? Нет, они не так глупы, значит…

Командир копья уставился в головизор, ища новую искорку света, и удовлетворенно хмыкнул, когда нашел ее.

Тот же самый голос, теперь чуть более напряженный, прервал его мысли.

«Человеческий корабль направляется к «Свету Халаты».

Тысячи слов выстроились и ждали, чтобы их произнесли, но ни одно не сошло с его губ. Щиты «Света Хадаты» были опущены, чтобы принять возвращающиеся транспортно-десантные суда. Вдобавок этот линкор находился чрезвычайно близко к астероиду, что ограничивало возможность маневра. Новое солнце вспыхнуло, просуществовало несколько секунд и погасло. Вместе с ним полностью пропала треть наступательной мощи Карлика.

Нибер-Ба еще пытался осознать, что случилось, примириться с тем, что это значит, когда голос снова заговорил. В этот раз он был немного выше и едва сдерживался.

«Люди запустили второй корабль. Первоначальный анализ показывает, что он столкнется с «Захватчиком Мира» через одну единицу времени».

Карлик устоял перед искушением отдать приказ «Захватчику Мира», зная, что командир корабля слышал ту же самую информацию и делает все возможное, чтобы избежать катастрофы. Нет, у него иная задача.

— Нацелить батареи основного вооружения на точку запуска. Огонь!

Рыжий ждал хадатан с терпением паука, сидящего в своей паутине. В большинстве коридоров стояли камеры наблюдения и процентов семьдесят из них все еще действовали. Это позволило технику проследить, как инопланетяне пробивались по коридорам, угодили в ряд ловушек для дураков и остановились перед его шлюзом. Момент настал.

Пульт дистанционного управления состоял из одного выключателя и нескольких проводов, исчезающих в темном углу рубки. Рыжий поднял его, нажал на кнопку и услышал отдаленный грохот взрывов.

Дакна-Ба выругался, когда вокруг них обрушились тонны камня. Люди отключили освещение станции, и в луче его нашлемного фонаря видна была только клубящаяся пыль. Но вот пыль немного осела. Тела зашевелились и удалось подсчитать потери. Результаты были неутешительные. Троих бойцов Дакна-Ба раздавило. Эти трое плюс сколько уже убитых? Шестнадцать или семнадцать? Разница невелика. Камни завалили коридор, оставив только одно направление, куда он мог идти. Вперед. Дакна-Ба указал на шлюз.

— Взрывай его.

Подрывник торопливо принялся за дело.

Дакна-Ба огляделся. Форма-Са? Где Форма-Са? Затем он вспомнил. Человек вышел из потайной ниши, сунул в грудь сержанту бур и включил его. Дакна-Ба убил человека в тот самый момент, когда внезапная декомпрессия вывернула Форма-Са наизнанку. Это было бы ужасно, но сегодня, по сравнению с другими смертями, выглядело вполне заурядно.

Шлюз взорвался. Дакна-Ба почувствовал, как бетонная крошка брызнула по его скафандру. Пригнувшись, он вошел в проем с изрыгающим смерть оружием, понимая, что защитники центра имеют преимущество. И они имели его, точнее, Рыжий имел, потому что граната оторвала хадатанину левую ногу. Смерть пришла через долю секунды.

Дальнейший бой был кровавым, но сравнительно коротким, так как Вертиголов имел приказ взорвать контрольный центр, как только Рыжего убьют. Выживших не было.

Леонид скрежетал зубами, глядя, как третий корабль опускается на рельсы. Скат шатался, и хадатане в любой момент могли нанести ответный удар. У него оставались секунды, самое большее — минута, чтобы запустить корабль и спрыгнуть. Звездные ныряльщики четыре, пять и шесть пропадут. Кнопка из янтарной стала красной. Леонид ударил по ней рукой. Корабль пронесся по скату, запустил двигатели и направился к последнему хадатанскому кораблю. Второй звездный ныряльщик попал в цель, взорвался и залил Веретено белым светом.

Леонид погрозил небу кулаком:

— Получите, ублюдки!

И в это мгновение установленные на линкоре энергетические пушки превратили Леонида, скат и оставшихся звездных ныряльщиков в озеро расплавленного металла.

«Цель уничтожена».

Нибер-Ба едва обратил внимание на эти слова, думая только о том, как спасти свою команду. Не было времени уводить корабль, не было времени сожалеть о решениях, которые он принял, и не было времени на колебания. Третий звездный ныряльщик уже был в пути.

— Нацелить основную, вспомогательную и резервную системы вооружения на человеческий корабль. Огонь!

Основная и вспомогательная системы управлялись компьютером и откликнулись немедленно. Ракеты вынеслись из пусковых камер, энергетические лучи прыгнули сквозь черноту, и Карлик закусил губу. Корабль был близко и все еще ускорялся…

Ракеты попали в цель, взорвались и разломили звездного ныряльщика надвое. Одна половина закувыркалась к солнцу, но другая перевернулась и направилась прямо к хадатанскому линкору.

Где-то на заднем плане заревела сирена, и Нибер-Ба услышал свой голос, кричащий через интерфейс:

— Поднимайте щиты! Огонь! Огонь! Огонь!

Но у команды не было времени поднять щиты. Хотя основные батареи продолжали стрелять, обломок стремительно приближался. Он ударился в борт хадатанского корабля и исчез вместе со своей мишенью в огромном огненном шаре.

Капитан Омар Нарбаков заслонил глаза от ослепительной вспышки.

— Ну, будь я проклят. Три за три. — Он включил рацию.

– Η-один Боссу-один. Тишина.

— Эй, Лео, это я, Омар. Ты сделал это, жалкий негодяй, ты сделал это!

Ничего.

Нарбаков грустно покачал головой и огляделся. Вокруг еще велись рассеянные бои, но люди победили. Его пестрое войско, собранное из легионеров и штатских, победило на поверхности астероида, и какие бы истребители и транспортно-десантные самолеты ни оставались у инопланетян, им придется сдаться. Лишенные кораблей-носителей, они не имели ни горючего, ни компьютерного управления, чтобы путешествовать в глубоком космосе.

Затем до него дошло. Несмотря на его решимость геройски погибнуть, он был необъяснимо жив. Больше того, его обязанности не позволили ему включиться в бой, и он так ни разу и не был в реальной опасности. И теперь, благодаря тому, что он выжил, на него свалилось огромное количество работы. Нужно послать торпеды с сообщением к Земле, нужно починить станцию, нужно оказать помощь раненым — список казался бесконечным. Ссутулясь под грузом ответственности, Нарбаков потащился к своему временному командному пункту.

Убедившись, что его сектор чист, Сигер направился к торчащей вдалеке скале. Она выглядела как перст, указующий в космос. Благодаря своим длинным ногам и почти отсутствующей силе тяжести, киборг легко и быстро покрыл это расстояние.

Повсюду виднелись следы битвы. Свет блеснул от сожженной антенны, обломок хадатанского транспортника пролетел мимо, потемневшая от взрыва воронка отмечала место последнего боя какого-то киборга, и чей-то шлем отскочил от плеча Сигера.

Но глаза легионера были устремлены на скалу и груду камней у ее основания. Именно там он спрятал Мари. Не было никакого запасного тела, куда ее можно было бы вставить, и никакой уверенности, что на станции будет безопасно, поэтому он подключил запас кислорода, подачу питательного раствора и солнечную батарею и оставил Мари среди камней, где она будет невредима. Во всяком случае, должна быть невредима, если не какой-нибудь несчастный случай или простое невезение.

— Мари? Ты меня слышишь?

Ее ответ был успокаивающе едким.

— А ты как думаешь, черт ржавый? Естественно, я тебя слышу. Можно подумать, в пределах сотни клик есть еще кто-то!

У Сигера потеплело на душе.

— Ладно ругаться-то. Мы им здорово наподдали. Он шагнул между двумя валунами, откатил один с дороги и вспомнил, что значит улыбаться. Мари лежала там, в полном порядке голова, плечи и туловище, которые показались бы гротескными кому-нибудь другому, но для него значили абсолютно все.

— Привет, малышка.

— Привет, большой дурень.

— Ты готова топать?

— Была бы готова, да, боюсь, я где-то посеяла ноги вместе с задом.

— Не беда. Скоро прибудет помощь, и мы подадим заявку на новенький зад.

— Я люблю тебя, Сиг.

— Ага, и я тебя люблю. Ну пошли, что ли.

С этими словами киборг освободил Мари от временных систем поддержания жизни, засунул ее под мышку и вышел на свет. Как все-таки здорово быть живым!

Глава 15

Генерал Айан Сент-Джеймс понял, что это за приказ, задолго до того, как тот появился на экране. Настал момент, которого генерал так боялся, зная, что ему придется принять ужасное решение. Но больше он не смел его откладывать. Сент-Джеймс коснулся клавиши. Текст заполнил экран.

КОМИМПВКФ/ЗЕМЛЯ

Дата: 26.6.2846 ст. г. От: адмирала Паулы Сколари ИМПВКФ Код разрешения: IMPERSEC/6786–HK-8648 Кому: генералу Сент-Джеймсу ИМПЛЕГ

Военно-космический флот, Корпус космической пехоты и Легион переходят под мое командование. (Согласно Императорскому указу НМ-6791 от 25.6.2846 ст. г.)

Настоящим вам предписывается вывести все войска с Альгерона, после чего передислоцировать их в соответствии с последующими приказами.

Все оружие, боеприпасы, военное снаряжение, укрепления и оборудованные огневые позиции должны быть уничтожены.

Транспорт, предоставленный вам для передислокации, прибудет 30.6.2846 ст. г.

Любое отступление от данного приказа будет караться самым суровым образом.

Сент-Джеймс еще раз прочитал последний параграф. Никогда в жизни он не видел ничего подобного. Вместо того чтобы ожидать слепого повиновения, которого требует военная традиция, Сколари угрожала ему. Факт, который мог не значить ничего, или значить очень многое.

И куда пропала Марианна? Почему приказ исходит от Сколари, а не от нее? Возможных ответов — масса, но ни одного утешительного.

Сент-Джеймс нахмурился, отправил приказ на принтер и подождал, когда выползут шесть копий.

Затем, все так же хмурясь, генерал вышел из квартиры и, мрачно глядя в пол, направился в ситуационный зал. Он находился в ста футах по главному коридору и охранялся бойцом II. Киборг с грохотом встал по стойке «смирно» при виде Сент-Джеймса.

Ситуационный зал, огромное помещение, способное при необходимости вместить сотню человек, был обставлен по — спартански. Его голые стены были сейчас матовыми, но могли превратиться во множество экранов, соединенных с мощным боевым компьютером, расположенным на двенадцатом подземном этаже.

Члены штаба встали, когда дверь с шипением закрылась. Они стояли вокруг круглого стола, сделанного из местной твердой древесины. Ручная работа саперов Легиона. Дерево они добывали из лесов, которые окаймляют Башни Альгерона. На крышке стола была выложена звезда из древесины разных цветов: красной, коричневой и светлой, почти белой.

Сент-Джеймс выдавил улыбку.

— Садитесь. Вы будете рады, что сели.

С этими словами офицер пошел вокруг стола, вручая копию приказа каждому члену штаба.

Первой оказалась полковник Элис Гудвин, командир 1–го Иностранного пехотного полка, или просто 1–го полка. Лет сорока пяти, с обезображенным шрамами лицом и решительным ртом. Она и ее подчиненные отвечали за административно-хозяйственные дела Легиона.

Гудвин была некогда строевым офицером, и чертовски хорошим строевым офицером, и уже имела прозвище Сумасшедшая Элис, когда в одиночку штурмовала вражеское пулеметное гнездо. Полученные в результате ранения заставили Гудвин навсегда покинуть поле боя, но не Легион. Сент-Джеймс мог рассчитывать на нее всегда и везде.

Следующим был мрачный и загадочный полковник Пьер Лего. Он командовал 1–м Иностранным кавалерийским полком, девяносто процентов которого составляли киборги. Свет блеснул на металлической руке офицера, и Сент-Джеймс спросил себя, насколько можно верить слухам?

Легион имел давнее правило, что тела, больше чем на половину искусственные, классифицируются как киборги… а киборги не имеют права занимать командные должности. Так как же Лего, который с виду казался искусственным как минимум на семьдесят процентов, ухитрился сохранить статус биотела? Предположений было множество, большинство сходилось на продажности медицинского персонала, но наверняка никто ничего не знал. Не считая, конечно, Лего. Но одно несомненно: киборги питали абсолютное доверие к своему командиру и пошли бы за ним и в ворота ада. Да, Лего был ценным кадром.

Если Лего — ценный кадр, то следующий офицер, подполковник Андре Вьял, — один вопросительный знак. Он имел хорошую характеристику и достаточно знаний, но было в этом человеке что-то такое, чему Сент-Джеймс не доверял. Скользкие льстивые манеры? Самодовольная красота? Или инсинуации, направленные на равных по званию? Что бы это ни было, оно раздражало Сент-Джеймса, и генерал в который раз усомнился в верности этого офицера. Но, к счастью или к несчастью, Вьял командовал альгеронским контингентом 5–го Иностранного пехотного полка, большая часть которого была разбросана по дюжине краевых миров. Он сыграет роль в том, что произойдет дальше, но маленькую.

Затем шла подполковник Дженнифер Джозан, крошечное создание с черными волосами и неистребимым огоньком в глазах. Она любила розыгрыши и вечно подшучивала и над своим начальством и над подчиненными — привычка, которая нисколько не уменьшала всеобщую любовь к ней. Но она была решительной и управляла 13–й полубригадой Иностранного легиона железной рукой, чем и объяснялось ее прозвище Железная Дженни.

Следующим был подполковник Там Тран, миниатюрный мужчина с чрезвычайно острым умом и будто свитым из канатов телом. Он командовал прославленным 2–м Иностранным воздушно-десантным полком, и его зеленый берет лежал перед ним на столе. Еще на фронте Тран показал себя выдающимся офицером и был действительно ценным кадром. Он сыграет ключевую роль в предстоящих событиях.

Последней по очереди, но, конечно, не по значению, была заместитель и личный друг Сент-Джеймса полковник Эдвина Августа Джефферсон, больше известная его друзьям как просто Эд, реальная сила за его троном. Она обладала живым умом, здоровым чувством юмора, угольно — черной кожей и телом, которое весило больше двухсотпятидесяти фунтов. Большая часть этого веса приходилась на мускулы, и помоги Боже всякому, кто встанет у нее на пути. Джефферсон командовала 3–м Иностранным пехотным полком и только что вернулась с края. Ее отчет заложит основу для решения.

Обойдя стол, Сент-Джеймс сел на свое место.

— Хорошо… приказ перед вами. Что думаете?

Офицеры молча переглянулись. Первым взял слово Лего, прямолинейный, как всегда. Свет блеснул на металлической пластине, которая заменила левую сторону его лица. Сервоприводы зажужжали, когда он поднял копию приказа. Его голосовые связки были заменены синтезатором, и голос прозвучал хрипло.

— Этот приказ — издевательство. Если мы ему подчинимся, то потеряем Альгерон и, хуже того, весь край. Сколари идиотка.

— Сколари — что — что, но только не идиотка, — тихо заметила Джозан. — Она больше печется о военно — космическом флоте и о своей собственной карьере, чем о благе империи.

— Да, — согласился Тран. — Это только первый шаг. Сколари намерена пожертвовать краевыми мирами и по ходу дела прибрать к рукам Легион.

— Это если мы позволим ей, — зло пробормотал Лего.

— А какой у нас выбор? — спросила Гудвин. — Приказ есть приказ.

Офицеры в молчании задумались. Сент-Джеймс повернулся к Вьялу:

— А вы, Андре? Что вы думаете?

Вьял страшно боялся этого вопроса, боялся необходимости принимать чью — то сторону, но знал, что остальные меньшим не удовольствуются. Худшей ситуации он и представить себе не мог. Его командир позволил своим подчиненным вступить на тонкий лед неповиновения и приглашал Вьяла сделать то же самое. Все, что бы Вьял ни сказал, все, что бы ни сделал, могло обернуться против него. Подполковник принял самое серьезное выражение лица и выбрал слова с крайней осторожностью.

— Мы часто получали трудные приказы… но Легион всегда выполнял их.

Это был хороший ответ. Ответ, приемлемый для остальных и идеальный для оправдания во время трибунала. Многие из сидящих вокруг стола кивнули, признавая правоту слов Вьяла и пересматривая свое мнение.

— За исключением Алжира, — ровно сказал Тран, и все опять кивнули, потому что Алжир был такой же частью истории Легиона, как и Камерон.

Это случилось в конце 1950–х, когда Легион позволил втянуть себя в политику и вытянул короткую соломинку. Легионеры подняли мятеж, но потерпели поражение и впоследствии были наказаны. Некоторых мятежников казнили.

— Что приводит нас к последнему параграфу этого приказа. — Джефферсон ткнула огромным пальцем в свою распечатку. — Похоже, будто Сколари сомневается в нашей лояльности.

— И у нее есть для этого все основания, — мрачно заметил Лего.

— Возможно, — осторожно вмешался Сент-Джеймс, — а возможно, и нет. Давайте послушаем, что скажет Эд. Она только что вернулась с края… и может пролить некоторый свет на сложившуюся ситуацию.

Джефферсон пожала массивными плечами.

— Ситуацию можно охарактеризовать одним словом: хаос. Я побывала на семи различных планетах, посетила четыре наших форпоста, нанесла визит вежливости двум военно-космическим станциям и разговаривала с рядом дипломатов.

Все, с кем я говорила, согласны. Хадатане мчатся внутрь империи, уничтожая все на своем пути, и гонят перед собой волны беженцев. Несчастные прибывают на яхтах, грузовых судах, буксирах, спидстерах, мусоровозах, на всем, что могло бы войти в гиперпространство и снова выйти из него. Они тысячами скапливаются на орбитах планет, которые я посетила, просят еды, топлива и медицинской помощи и сеют панику. Все словно ополоумели. «Хадатане приближаются», «Хадатан не остановить», «Хадатане беспощадны». Беженцев столько, что орбитальные столкновения стали обычным делом, и сотни людей погибают ежедневно.

— А что флотские? — спросила Гудвин. — Они собираются взять это в свои руки?

Джефферсон покривилась.

— Нет, как раз наоборот. У них приказ отходить. Они как раз уничтожали Императорскую военно — космическую базу, когда я улетала с Фрио II.

Джозан грустно покачала головой.

— Неудивительно, что люди паникуют. А как наши?

— Держатся твердо, — мрачно ответила Джефферсон. — Делают все, что в их силах, чтобы подготовиться к встрече с хадатанами. Но они одни, уязвимы для атак из космоса и скоро будут отрезаны.

В комнате повисла тишина. Офицеры обдумывали, что означают эти слова. Не один, а дюжина Камеронов. Легион, форпост, гибнущий за форпостом…

Сент-Джеймс встал и стукнул кулаком по столу.

— Нет! Я этого не допущу! Легион будет держаться! И больше того — победит! Вы со мной?

Вьял наблюдал, как члены штаба отвечают один за другим. Тран:

— Конечно. Гудвин:

— Считайте меня. Лего:

— Именно так, черт возьми. Джозан:

— У нас нет выбора, сэр. Джефферсон:

— Легион — наша родина.

Все повернулись к Вьялу. Он сглотнул, выдавил улыбку и кивнул:

— Vive la Legion!

Он слушал голоса, вторящие ему, и знал, что сказал то, что нужно. Но так ли нужно поступать? Что, если Легион проиграет? Что, если Сколари восторжествует? Только глупец отрезает себе все пути к отступлению. Нет, Вьял рассмотрит все факты, составит план и запустит его в работу.

— Итак, — сказал Тран. — Что теперь?

— Да, — согласилась Джозан. — Нам нужен план. Транспорт в пути. Что мы будем делать, когда он прибудет?

Генерал Сент-Джеймс по — волчьи улыбнулся и обвел глазами собравшихся.

— Я предлагаю захватить транспорт и с его помощью усилить столько форпостов, сколько будет возможно.

Краткий миг тишины сменился восхищенными аплодисментами. Сент-Джеймс слушал их и знал, что тысячи ушедших до него, тоже слышали их. Битва началась.

Кибертехник выдернул последний из проводов.

— Ладно, попробуй.

Виллен послушно села, спустила ноги со стеллажа и встала. Это тело бойца II было новехоньким с четким и чутким интерфейсом. Все основные, вспомогательные и резервные энергосистемы работали вместе со схемами обратной связи и системами вооружения.

— Пройдись-ка малость. Если что не так, скажи.

Виллен прошлась до заставленного приборами рабочего стола. Кибертехник в оранжевом экзоскелете шагал рядом.

— Ну? Что думаешь?

Виллен почувствовала, как энергия хлынула в нее. Она снова могла уничтожить все, что угодно, за исключением другого киборга. Наслаждаясь этой силой, Виллен показала технику поднятый вверх массивный большой палец:

— Отличное тело. Просто здорово. Техник удовлетворенно кивнул:

— Береги его, или ответишь мне головой. Виллен мысленно ухмыльнулась, зная, что может

убить это биотело одним ударом руки, и хихикнула.

— Не волнуйтесь, док. Я буду обращаться с этим телом так, будто от него зависит моя жизнь.

Техник засмеялся, отмахнулся от нее и повернулся к длинному ряду киборгов, ждущих его внимания.

Срочность номер один, еще срочность номер один, снова срочность номер один, вот дьявол, да их тут целая куча с номером срочности один. Черт бы побрал это начальство. Вечно играют в свои игры, вечно накрутят-навертят, самим-то хоть бы хны, а ему теперь что — разорваться? Все это чушь собачья и пустая болтовня.

В коридорах царило необычное оживление, и Биллей подумала, что чувствует некую напряженность. Словно надвигались неприятности. Инспекция? Восстание наа? Хадатане, о которых все говорят? Пока неясно.

Хотя какая разница? Солдаты делают то, что им велят, а ей было приказано вернуться в свою часть. Но для этого сначала придется умаслить Дистера, чтобы получить отпечаток его большого пальца. Если он вообще способен на такой подвиг, как пошевелить своей биотельной рукой. И все-таки здорово будет отвязаться от административной работы и вернуться в строй. Особенно потому, что это избавит ее от Салазара, который, по непонятным Виллен причинам, так и не переставал ее злить.

Может, все дело в его прямолинейности, с которой он подходил ко всему, что делает, или в том, что он бежал к ней по самым ерундовым вопросам, или просто в его щенячьей личности. Но что бы это ни было, оно останется позади. Виллен чувствовала себя счастливой и уже напевала, когда дошла до административной секции.

Там тоже было оживленнее, чем обычно, и люди и киборги бегали туда-сюда. Готовилось что-то крупное, это точно.

Виллен прошла между компьютерами к кабинету Дистера. Миниатюрный капрал как раз выходил из двери. В руке он сжимал распечатку.

— Виллен! Замечательное тело. Поздравляю. — Он махнул распечаткой. — Начальство требует это, причем требует сию минуту. Располагайся в кабинете. Я сейчас вернусь.

Виллен вошла в кабинет Дистера, презрительно отвернулась от биотельной мебели и поискала, чем бы заняться. Компьютерный терминал капрала был включен, на экране мигали слова «Файлы личного состава». Виллен быстро огляделась. Дистер любил уединение и прозрачным стенам предпочитал слегка матовые. Тем, кто снаружи, Виллен покажется неясным пятном.

Огромным пальцам бойца II было трудно попадать на нужные клавиши, но Виллен все-таки сумела ввести свое имя. Информация заполнила экран. Ее настоящее имя, то, как она умерла, и ее полевая характеристика. Все это было здесь. Оценка «высококомпетентная» удивила и польстила Виллен.

Она огляделась. Дистера не видно и не слышно, и люди снаружи — просто тени. Виллен снова повернулась к компьютеру и набрала имя «Сал Салазар». На этот раз она была потрясена.

Сал Салазар первоначально был известен как Анжел Перес, и это именно он вошел в тот день в магазин и выпустил три пули в ее тело. Виллен даже вздрогнула от нахлынувших эмоций. Горе, боль, ярость и всепоглощающая жажда мести столкнулись друг с другом, разлетелись и снова столкнулись.

Зажужжала линия связи. Дистер! Он вот-вот вернется! Эта мысль рывком вернула Виллен к реальности и заставила ее сосредоточиться.

Телефон все жужжал, а колбасоподобные пальцы бойца II двигались от клавиши к клавише. Салазар тоже будет переведен… но в какую часть? Это была медленная, мучительная работа, но Виллен нашла его следующее назначение. Его тело уже прибыло, и его зачислили в тот же 1–й кавалерийский, но в другую роту. «Ну нет, — решила Виллен, — этому не бывать».

Надеясь, что Дистер не выберет для возвращения именно этот конкретный момент, киборг изменила назначение новобранца, чтобы оно совпадало с ее собственным. Ошибку, конечно, обнаружат, но не раньше, чем Салазар проведет неделю-другую в чужом подразделении. А к тому времени с практицизмом, присущим сержантам везде и всюду, Роллер договорится не отдавать его, так как это будет сделать легче, чем возиться с лишними бумагами.

Киборг только-только закончила свою работу и отошла от терминала, когда появился Дистер.

— Чертовы офицеры… прости, Виллен… ты знаешь. Сумасшедшая Элис дала ему приказ, и этот придурок бегает повсюду, словно мы собираемся воевать или что-то в этом роде. Ну, давай займемся переводом и уберем отсюда твои жалкие железяки.

Виллен слышала, что капрал задает ей вопросы, и слышала, как отвечает на них, но ее мысли были далеко. Она представляла, как Салазар попадает ей в лапы и как она проделывает дырку в его мозговом ящике. Эта мысль доставила Виллен огромное удовольствие, и она улыбнулась.

Воин наа дернул за веревку, затянутую на шее хадатанина, и Рибер Хисук-Да пошатнулся. Удержав равновесие, он напрягся, стараясь разорвать путы на связанных за спиной запястьях, и получил пинок. Физическая боль была ничтожна, но психологически унижение оказалось настолько сильным, что хадатанин испугался, как бы не грохнуться в обморок.

Попасть в засаду к варварам и потерять всю свою команду — это уже плохо. Но когда тебя тащат по горной тропе, как какого-то зука со стертым разумом, это просто оскорбление, вопиющее оскорбление. И Хисук-Да никогда им этого не простит. Как бы наа ни умоляли, что бы там ни предлагали, он не простит их. О, они пожалеют, они очень пожалеют, едва только хадатанские штурмовики спустятся с неба.

Тропа прошла между двумя остроконечными каменными башенками, на каждой из которых стоял вооруженный часовой, затем расширилась, и Хисук-Да, увидев темные круглые отверстия, вспомнил, что наа живут под землей, подобно личинкам иббля. От этого его презрение к ним усилилось.

Со всех сторон набежали покрытые мехом двуногие. Одни вылезли из земли, другие выскочили из-за камней. Они показывали на хадатанина пальцами и тараторили на своем языке. Хисук-Да достаточно хорошо знал язык наа, благодаря глазам-шпионам, незаметно внедренным в их деревни несколько месяцев назад, но не поспевал за их скоростью. Впрочем, одно было ясно: по меньшей мере несколько варваров сказали, что он воняет. Настолько мерзко воняет, что его не следовало бы впускать в деревню. Эти замечания отпускали главным образом подростки, а родители шикали на них и увещевали быть повежливее.

Затем появился один из вождей. Хисук-Да решил, что этот варвар — вождь, потому что остальные взрослые торопливо расступались перед ним. Этот наа был крупным, имел оранжевый с белыми полосками мех и носил набедренную повязку. Грудь вождя перекрещивали оружейные ремни. Казалось, они едва сдерживают мускулы, которые перекатывались под кожей. Вождь без малейшего страха приблизился к хадатанину и остановился на расстоянии вытянутой руки. Его нос слегка сморщился и дернулся, когда ноздри закупорились.

— Мое имя Долгая-Езда Убивающий Наверняка. Мне сказали, ты говоришь по — нашему.

Хисук-Да воспрял духом. Наконец-то! Наконец-то он видит вождя, с которым можно вести переговоры. Хадатанин осторожно выбрал слова. Сейчас должна править дипломатия. Время для мести наступит позже.

— Да, ваше превосходительство. Меня послали встретиться с вами, обсудить войну, которая сейчас идет, и просить о поддержке.

— Понятно, — задумчиво протянул Убивающий Наверняка. — Ну ладно, идем. Я выслушаю тебя.

С этими словами наа повернулся спиной и зашагал прочь. Толчок заставил Хисук-Да идти следом. Слова вождя должны были обнадежить его, должны были рассеять его страхи, но внезапно, по какой-то непонятной причине, хадатанину стало очень страшно.

Хотя Були понятия не имел, куда они идут и зачем, он наслаждался прогулкой. Недавно стемнело, и до следующего короткого дня оставался почти час.

На небе высыпали звезды, Твердый нес факел, а Сладость Ветра шла рядом с Були. Вид ее, запах ее духов и случайное касание ее руки пьянили человека.

То, что ее брат, Быстрое-Движение Стреляющий Метко, следовал сзади, нисколько не уменьшало удовольствия Були. Наоборот, присутствие охранника сняло легионера с крючка, сделало побег невозможным. А ведь побег стал уже вполне реальным. Силы Були почти восстановил, с местностью ознакомился и не сомневался, что может сбежать. Но он предпочел остаться и чувствовал себя виноватым. Эту проблему ему придется как-то решать в самом близком будущем. Но то будет завтра, или послезавтра, или, учитывая скорость смены суток на Альгероне, на следующей неделе. «А сегодня надо наслаждаться тем, что есть», — решил легионер.

Тропа свернула вправо и пошла вверх. Сладость Ветра коснулась плеча Були.

— О чем ты думаешь?

Она спросила это на стандартном и с очень слабым акцентом. Сладость Ветра овладела языком людей в поразительно короткий срок. Були оценил и это ее достижение, и уединение, которое предоставлял им его язык.

— Я думаю о тебе. О том, какая ты красивая и как сильно я люблю тебя.

Ее голова резко повернулась в его сторону.

— Ты не должен говорить подобные вещи. Они — как вы говорите? — неуместны.

— Почему? Они переполняют мое сердце и умоляют высказаться.

— Ты удивительно красноречив для воина. Все люди такие?

Тропа сузилась. Були пропустил девушку вперед, потом снова догнал на более широком месте.

— Нет, и я не такой. То есть не был таким, пока не встретил тебя.

Сладость Ветра чуть помолчала.

— Я знаю, что это неправильно и что я пожалею, что говорю это, но я тоже тебя люблю.

Були почувствовал, как его сердце взлетело к мерцающим звездам и с грохотом рухнуло на землю. Она любит его, а он не может остаться. Неразрешимое противоречие. Були хотел сказать ей об этом, хотел объяснить, но тут тропа как раз вышла в маленькую долину.

Легионер увидел уже хорошо знакомые круглые отверстия в земле, но понял, что эта деревня меньше деревни Твердого и более открытая. Из церемониальной костровой ямы, находящейся в центре деревни, взметнулись языки пламени и осветили полсотни наа, собравшихся вокруг. Прежде чем пламя снова опало, легионер увидел что-то, отчего его кровь похолодела. Над костровой ямой стоял треножник, и с этого треножника что-то свисало. Что-то, что дергалось и изгибалось, пытаясь избежать огня. Були спросил на этот раз на языке наа:

— Где мы? Что они делают?

Сладость Ветра посмотрела на отца. Он махнул факелом.

— Давай. Расскажи ему.

Лицо Сладости Ветра одеревенело, словно она испытывала сильные чувства, но старалась сдержать их.

— Эту деревню называют «Охваченная Ветром», потому что ветер устремляется сюда с холмов. И правит здесь Долгая-Езда Убивающий Наверняка.

Були усвоил это и, зная, что Убивающий Наверняка не испытывает к нему никакой любви, недоуменно подумал, какова же цель их визита?

— А что там висит над костром? Сладость Ветра посмотрела вдаль.

— Существуют обычаи, древние обычаи, по большей части забытые. Многие считают, что их следует оставить прошлому, но некоторые не прочь их вернуть.

Легионер начал было говорить, но замолчал, когда Сладость Ветра приложила пальцы к своим губам.

Из темноты появились воины и прокричали приветствие Твердому, Сладости Ветра и Стреляющему Метко. Следом за ними из темноты шагнул Убивающий Наверняка и положил руку на плечи Сладости Ветра. Девушка нахмурилась, но промолчала.

Молодой вождь был в ударе. Он наслаждался ролью хозяина и намеревался использовать ее наилучшим образом.

— Дальнепуть! Быстрое Движение! Сладость Ветра! Добро пожаловать в нашу деревню. Пойдемте, вас ждет угощение и пляска, какой никто из вас раньше не видел!

Увлеченный толпой, Були, хотя и не приглашенный к угощению, занял место перед костром рядом с Убивающим Наверняка. Сладость Ветра села слева от вождя. Для их удобства были расстелены ковры из шкур дутов. Насекомые густым облаком повисли в воздухе, и свет костра замерцал в глазах собравшихся наа.

Существо, все еще подвешенное над костром, задергалось и жалобно заскулило, когда языки огня протянулись вверх и облизали его нижние конечности.

— Видите? — спросил Убивающий Наверняка. — Как я и обещал. Пляска, какой вы никогда еще не видели! — Вождь и его воины засмеялись, но Твердый и Сладость Ветра молчали.

Легионеру оставили кое-какие из более безобидных предметов его снаряжения. Он нащупал электрический фонарик, вытащил его из кармана и включил. Существо висело в проволочной сетке. Оно согнулось там вдвое, поэтому его было трудно рассмотреть, но Були увидел голую серую кожу, морду как у ископаемого ящера и два круглых от страха глаза. Они моргнули, потом закрылись, когда дым заструился вокруг. Лягушачий рот произнес какие-то слова, и до Були вдруг дошло, что существо разумное. Он спросил машинально:

— Кто это? — и понял, что все только этого и ждали.

— Он называет себя хадатанином, — любезно объяснил Убивающий Наверняка. — Воином по имени Рибер Хисук-Да, если быть точным. Он утверждает, что является младшим вождем, и искал союза с наа.

Були посмотрел вверх, туда, где хадатанский эмиссар качался над костром. Сержант встречал некоторых инопланетян и видел снимки многих других, но такого, как этот, — никогда.

— А ты сказал — нет.

— Конечно, — сухо ответил Убивающий Наверняка. — Нам не нужны союзники. Легион сдастся нам… и нам одним.

Чувствуя внутри неприятную пустоту, легионер посмотрел молодому вождю в глаза и указал на хадатанина:

— Он хотел, чтобы вы заключили союз против Империи людей?

Убивающий Наверняка повторил, как детенышу:

— Да, человек. Именно это я и сказал. Хадатанин утверждает, что его раса напала на твою, опустошила одну из самых важных ваших планет и уничтожит всю вашу империю. Ты не знал об этом?

Забыв, где находится, Були покачал головой. Какая-то планета погибла? Что, черт возьми, происходит? Император будет сражаться — это само собой разумеется, — и Легион пойдет впереди. Он должен сбежать, должен вернуться к своим, должен вернуться в свою часть. Убивающий Наверняка ждал, и гнев собирался в глубине его глаз.

— Для меня это новость. Я никогда не слышал о хадатанах, тем более о войне. Должно быть, она началась совсем недавно.

— Да, — ответил Убивающий Наверняка. — Твои слова подтверждают рассказ этого вонючего. Но раз уж хадатанин — враг твоего народа, может, ты хотел бы удостоиться чести опустить его в яму?

До сих пор Твердый молчал. Теперь он откашлялся, зная, что Убивающий Наверняка, вероятно, обидится на его слова и оспорит их. Он посмотрел на дочь и нашел ободрение в ее глазах.

— Ты уверен, что это хорошая идея? Вопрос союза по праву должен решаться советом вождей. Если ты самовольно убьешь инопланетянина, их это возмутит.

Убивающий Наверняка хотел метнуть в Твердого гневные слова, хотел спросить: «Их? Или тебя? Кого, старик? Кого больше возмутит мое самоволие?» Но не спросил. А зачем? Он предвидел эту ситуацию и придумал отличный план. Молодой вождь обезоруживающе улыбнулся и произнес со всей рассудительностью:

— Твоя правда, Дальнепуть. Я признаю, что бываю иногда немного нетерпеливым, и…

В этот момент один из самых верных воинов Убивающего Наверняка Ни — Промаха Бросающий Камни перерезал веревку, которая удерживала сеть. Рибер Хисук-Да закричал, падая в яму, и кричал, и кричал, и кричал. Последние его мысли были о том, как все глупо сложилось. Совсем не так предполагал он умереть.

Глава 16

От курьера осталась лишь груда покореженного металла. Вдоль толстого крыла пунктиром шли дыры от пуль. В том месте, где случайный обломок ударился в фюзеляж, чернела пробоина, в которую свободно пролезла бы рука военного командующего. Еще одна пробоина, закупоренная несработавшей ракетой, показывала то, что должно было стать смертельным ударом. Ракету уже обезвредили, и горелки вспыхивали в руках техников, которые ее теперь удаляли.

Приписанный к «Захватчику Мира», курьер пережил уничтожение своего корабля-носителя и добрался до основного флота, потому что в отличие от истребителей и транспортно-десантных судов курьеры оборудовались гиперпространственными двигателями и могли совершать межзвездные перелеты.

Ниман Позин-Ка обошел судно, осторожно перешагивая через разложенные во множестве инструменты, шланги и валяющиеся детали. Его руки были сжаты за спиной, голова запрокинута, а глаза исследовали останки корабля подобно лазерам.

Его адъютант, младший офицер Икна Кона-Са, шел за ним по пятам, повторяя все движения своего начальника. Позин-Ка не замечал, что адъютант передразнивает его, так же как во многом не замечал и самого взлетно — посадочного отсека и корабля, частью которого он являлся. Его внимание было приковано к этому разведчику и к известиям, которые прибыли с ним.

То, что пилот ухитрился провести покалеченный корабль через гиперпространство, найти флот и сесть, казалось невероятным. Да, этот офицер авиации получит высшие почести, которыми хадатанские военные могут наградить его, даже несмотря на то, что он принес плохие вести.

Третье копье под командованием И кора Нибер-Ба было атаковано и полностью уничтожено. Это была ужасная новость. Позин-Ка должен был горевать, злиться, чувствовать что угодно, только не удовлетворение. Но слово «удовлетворение» лучше всего передавало его ощущения.

Все это время война с людьми шла слишком уж удачно, слишком уж легко. Там, где другие видели победу, Позин-Ка видел угрозу поражения. В конце концов есть разница: завоевываешь ты победу или получаешь ее ввиду отсутствия противника. А именно последнее и происходило до сих пор с хадатанскими войсками. Потому что, несмотря на героическое сопротивление отдельных воинских частей, а также гражданских лиц, военно-космический флот людей отказывался ввязываться в сражения, не считая пары мелких стычек. Почему?

Это могло означать, что люди слабее, чем кажутся, и будут сдавать свою империю система за системой. Но Позин-Ка считал более вероятным, что они пожертвовали несколькими менее важными владениями, чтобы выиграть время. Время, которое позволит им консолидировать свои силы и подготовить свою собственную интаку, которая окажется тем более действенной, чем неожиданнее она будет. Вот в чем был источник удовлетворения Позин-Ка. Поражение третьего копья ясно показало, что люди умеют сражаться, будут сражаться, если создать подходящую ситуацию, и крайне опасны, когда сражаются. Особенно учитывая то обстоятельство, что Нибер-Ба атаковал гражданский объект и потерял всю свою команду.

Но это была его интерпретация фактов, его анализ ситуации, а что скажут другие? Например, его непосредственный начальник великий маршал Пем-Да, начальник его штаба командир пики Модер-Та да еще человек, этот Болдуин, который, несмотря на свое несуществующее звание, способен влиять на умы в силу того, кто он есть.

Все они имеют свои собственные надежды, страхи и мотивы, мотивы, не обязательно совпадающие с его, и потому опасные. Уничтожение третьего копья предоставит им идеальную возможность заменить Позин-Ка кем-нибудь другим, так как поражение такого масштаба неизбежно повлечет за собой следственную комиссию.

Эти комиссии занимались по большей части рутинными делами… но не всегда. Нет, бывали случаи некомпетентности, которую и призвано выявлять расследование, бывали ситуации, в которых невезение и трения войны словно сговаривались разрушить чью — то карьеру, или еще хуже, ситуации, когда в дело вмешивалась политика, и обычное расследование использовалось для устранения офицеров с непопулярными взглядами.

Учитывая, что Позин-Ка советовал не торопиться и оттягивал время, когда многие хотели броситься на врага, он теперь уязвим для критики.

Суд укажет, что Нибер-Ба промедлил с интакой, что и дало людям возможность подготовить контратаку. Сходство подходов Карлика и самого Позин-Ка слишком очевидно, чтобы его отрицать. Сознательно ли подчиненный последовал примеру своего командующего? И выбрал для этого неподходящий момент? Или это он, Позин-Ка, ошибся, поручая командование третьим копьем офицеру, столь похожему на себя? Не сделал ли он и других ошибок? Ошибок, которые ждут, чтобы о них узнали.

Позин-Ка почувствовал, что впадает в депрессию. Нет! Он взял себя в руки. Сомнения, страх и растерянность приведут его к поражению так же несомненно, как пуля в голову.

Нет, он должен бороться, должен найти доказательство, что его стратегия верна, и представить это доказательство начальству.

Позин-Ка оторвал взгляд от корабельного остова, махнул адъютанту и направился к шлюзу. Один раз человеческая женщина помогла ему. Она могла бы снова помочь.

Полковник Натали Норвуд как раз закончила тридцатое отжимание и собиралась перейти к глубоким приседаниям, когда дверь в ее каюту ушла вверх. Хадатанин заполнил дверной проем. Сзади стояли телохранители. Нельзя было ошибиться в том, что посетитель не кто иной, как военный командующий Ниман Позин-Ка собственной персоной.

Встревоженная, но полная решимости не показывать этого, Норвуд скрестила руки. Слава богу, она одета, но все равно вид у нее не слишком презентабельный. Хотя откуда инопланетянину знать, презентабельный или нет?

— Ваши когда-нибудь стучат?

Суровые слова были готовы сорваться с языка хадатанина. Они поставили бы пленницу на место. Но Позин-Ка сдержался. Ему необходимо человеческое сотрудничество, а личный конфликт вряд ли способствует согласию.

— Прошу прощения. Ваши нормы кажутся мне странными, и я забыл.

Извинение военного командующего удивило Норвуд. Немного озадаченная, она жестом пригласила хадатанина войти. Телохранители последовали было за ним, но он велел им остаться в коридоре.

Позин-Ка огляделся, увидел проволочную сетку, отгораживающую трубопровод, чтобы женщина опять туда не забралась, и сел на откидную койку. Под тяжестью хадатанина она заскрипела.

— Вы знаете, где мы находимся? — спросил Позин-Ка.

— На орбите вокруг планеты Фрио II.

— Это верно. А что вы знаете о последнем сражении? Норвуд пожала плечами. Потом ответила, с трудом

сдерживая эмоции:

— Вы прибыли, нашли планету практически незащищенной и начали уничтожать население. На орбите были тысячи кораблей-беженцев с уже захваченных вами планет. Для ваших истребителей они стали легкой добычей. Ваши пилоты использовали их вместо учебных мишеней, хлопали их, как надувные игрушки, и смеялись, когда они погибали.

Ну а когда на орбите ничего не осталось, вы пошли к планете. Фрио II была малонаселенной, поэтому не было нужды в перекрывающихся прокосах разрушения, какие вы применяли на Мире Уэбера, и вы атаковали отдельные городки и города. Однако они оказались более крепкими орешками, чем вы думали, из-за суровых условий и из-за того, что жилища располагались в основном под землей.

Если Норвуд ожидала какого-то признака сожаления, какого-то признака раскаяния, она была разочарована.

— Военная база все еще существует. Норвуд чуть оживилась.

— Неужели? Это замечательно. Надеюсь, они дадут пинка под ваши гигантские зады.

Позин-Ка, казалось, не догадался об оскорблении и сделал жест, которого она не поняла.

— Это маловероятно. Мы контролируем систему, околопланетное пространство и саму планету.

У Норвуд задрожали руки. Она спрятала их в карманы.

— Что ж, радуйтесь. Так чем я обязана этому визиту? Позин-Ка встал. Он возвышался над Норвуд, но что-то неуловимое мерцало в его глазах. Понимание? Сострадание? Страх? Что бы это ни было, оно сделало военного командующего уже не таким пугающим.

— Мне нужна ваша помощь.

Норвуд недоверчиво посмотрела на инопланетянина.

— Вы, должно быть, шутите.

— Нет, я говорю абсолютно серьезно.

— Ни за что.

— Вы помогли мне с фитопланктоном.

— То другое дело.

— Как и это.

Норвуд всмотрелась в лицо Позин-Ка, пытаясь уловить хоть какой-то намек на то, о чем думает инопланетянин.

— И что вы от меня хотите?

— Убедите людей сдаться.

— Чтобы вы могли убить их? Никогда!

— Я позволю им жить.

— Вы так говорите.

— Я даю вам слово.

— К черту ваше слово. Пусть Болдуин это делает. За это вы ему и платите.

— Я не доверяю Болдуину.

Это было настолько честно и настолько неожиданно, что Норвуд растерялась. Позин-Ка и вправду просил ее об одолжении, доверял ей свои тайны, предлагал своего рода дружбу. Но почему? Или тут какой-то подвох? Она посмотрела хадатанину в глаза.

— Почему?

— Потому что он — предатель и заботится только о себе.

Норвуд почувствовала, что он говорит правду, но всю правду еще не сказал.

— И?

— И он встанет на сторону моих противников.

— В каком смысле? Инопланетянин повел руками.

— Он, как и мое начальство, считает, что мне следует обойти планеты вроде той, что под нами, и ударить в самое сердце вашей империи.

Норвуд ощутила возбуждение, понимая, что она вот-вот узнает что-то очень важное, и постаралась сохранить на лице бесстрастное выражение.

— А вы?

— Я думаю, что ваше начальство, вполне возможно, готовит нам ловушку и даже может найти способ воспользоваться невычищенными планетными системами, которые мы оставим позади.

Норвуд кивнула.

— Значит, вы хотите потратить еще какое-то время на «очистку» планет вроде Фрио II и уж потом напасть на внутренние системы?

— Точно.

Норвуд нахмурилась.

— Я все равно не понимаю. Как я вам помогу? И чего ради мне это делать?

Инопланетянин помолчал, словно выбирая слова.

— Мне нужно доказательство, что ваше начальство готовит нам ловушку. Доказательство, которое я смогу использовать для защиты своей стратегии. Но ваши солдаты имеют приказ уничтожать подобную информацию, прежде чем умрут.

— Неужели? — саркастически проговорила Норвуд. — Ах как невежливо. И вы ждете, что я помогу? Забудьте. Это было бы изменой.

— Изменой? — переспросил Позин-Ка. — Было бы изменой спасти человеческие жизни? Особенно в свете того, что ими уже пожертвовали? Оставили, чтобы задержать нас. Или того хуже, бросили, потому что до них никому нет дела. Вы, несомненно, спрашиваете себя, где ваш военно-космический флот? Почему они бегут впереди нас? Когда они будут сражаться? Все, чего я прошу, — это возможности просмотреть кое-какие официальные документы. Я готов дать взамен сотни жизней.

Норвуд приложила все усилия, чтобы совладать со своими эмоциями. Да, она задавала себе эти вопросы, сотни раз задавала. Ясно, что что-то не так, ужасно не так, но что? Почему военно-космический флот отошел? Что это — часть плана, или просто чудовищная некомпетентность? Норвуд хотела верить в первое, но боялась второго. Ужасная ситуация.

Допустим, защитники готовы сдаться и предоставят ей информацию, которая нужна хадатанину. Что дальше?

Если ловушка — или вероятность ее — существует, Позин-Ка продолжит свою нынешнюю стратегию и будет разрушать Империю людей система за системой. Если ловушки нет и Позин-Ка лишится командования или будет вынужден принять более агрессивную стратегию, хадатане ударят по сердцу империи. Что почти наверняка погубит миллионы, если не миллиарды, жизней.

Взвешенная на весах потерь, стратегия постепенного опустошения, отстаиваемая Позин-Ка, была лучше для человеческой расы, учитывая возможность контратаки.

Итак, помогая Позин-Ка, Норвуд могла бы помочь людям мобилизоваться и победить. Но что, если она ошибается? Что, если она погубит миллиарды невинных жизней?

Легче всего ответить «нет», потому что именно к такому ответу подготовила Норвуд ее профессия, да и сама она была принципиально против любой помощи хадатанам. Но как быть с теми жизнями, которые она может спасти?

Норвуд даже взмокла.

— Я помогу при следующих условиях: вы сохраните жизнь всем людям на этой планете. Вы обеспечите их едой и жильем. И вы заречетесь от всякого применения пыток.

Хадатанин шевельнул правой кистью.

— Договорились. Будет, как вы хотите. Норвуд покачала головой.

— Нет, я еще не кончила. Я оставляю за собой право рассказать другим о нашем разговоре и о том, почему я согласилась помочь вам.

Позин-Ка немного подумал.

— Людям, да… но хадатанам, нет… включая и Болдуина.

Норвуд кивнула.

— Согласна… и еще одно. Хадатанин посуровел.

— Я предупреждаю, женщина. Меня утомляют ваши требования.

Норвуд пожала плечами.

— Обещайте, что не подключите меня к вашим машинам. Секс — это хорошо… но сеанс после визита к фитопланктону едва не убил меня. Чистосердечного «спасибо» — вполне достаточно.

— Будь по-вашему. Приготовьтесь к полету на поверхность. Мы отправляемся через один субпериод.

Хадатанин вышел, люк с шипением опустился, и Норвуд осталась размышлять, что же она сделала.

Каюта была большой по корабельным меркам, такой и подобает быть каюте командира пики. Болдуин почувствовал, что его сердце глухо заколотилось. Зачем его вызвали? Чего хочет этот хадатанин? Сто вопросов теснились у него в голове. Болдуин встал, когда офицер вошел в каюту и сел на откидной стул.

Модер-Та был здоровым, но не таким крупным, как Позин-Ка, и носил на перевязи голубой драгоценный камень. Его глаза были черными и неуступчивыми. Кожу с одной стороны головы пробороздил шрам от удара бластера, едва не лишившего его жизни. Тонкогубый, как у лягушки, рот образовывал черту поперек лица.

— Ты можешь сесть. Болдуин сел.

— Итак, — невыразительно начал Модер-Та, — ты слышал о курьере? О поражении Карлика?

Болдуин нахмурился.

— Карлика?

— Командира копья Икора Нибер-Ба.

— Спасибо. Да, я слышал о его поражении.

— И каково твое мнение?

Страх комком подступил к горлу. Болдуин заставил его опуститься.

— Загнанные в угол, люди бывают изобретательны. Если бы командир Нибер-Ба ударил быстро, он бы победил.

Болдуин затаил дыхание. Он рискнул сказать то, что думает на самом деле. Но как это будет воспринято?

Модер-Та долго молчал, глядя сквозь него на переборку. А когда ответил, то его ответ оправдал ожидания Болдуина.

— Да, человек. Я согласен с тобой. И что важнее, согласен и великий маршал Пем-Да. Скажи, что ты думаешь о нашей стратегии в общем и целом?

Болдуин мысленно возликовал. Это могла быть хитрость, попытка подкопаться под него, но он так не думал. Нет, ситуация ясна. Модер-Та считает, что Позин-Ка совершает ту же ошибку, какую совершил Нибер-Ба, и хочет, чтобы Болдуин подтвердил это. И поскольку этот хадатанин пользуется поддержкой великого маршала Пем-Да, для него, Болдуина, было бы глупо поступить иначе. Он разложил руки перед собой.

— Я боюсь, как бы флот не попал в такую же ловушку, что и третье копье. Мы должны ударить в самое сердце империи и сделать это сейчас, прежде чем они приготовятся встретить нас.

— Хорошо сказано, — прошипел Модер-Та. — Действительно хорошо сказано. Теперь ответь мне вот что… Ты бы дал показания в комиссии по расследованию? Даже если это значило бы пойти против интересов военного командующего Позин-Ка?

На смену возбуждению, которое Болдуин только что испытывал, пришло чувство тревоги.

— Дать показания?

— Да. Гибель третьего копья потребует расследования. Военного командующего попросят объяснить и оправдать свои действия.

Мысли забродили в голове у Болдуина. Это расследование все равно что трибунал. Ну конечно! Модер-Та выступает против своего начальника и, больше того, хочет занять его место. Показания Болдуина, добавленные к тому, что наверняка припас начальник штаба, могут поставить Позин-Ка на колени. Отличный замысел. Но что выгоднее ему, Болдуину? Вдруг Позин-Ка оправдают? Что тогда?

— Ну? — потребовал ответа Модер-Та. Болдуин напрягся.

— Да, я выскажу свое мнение, даже если это будет идти вразрез с интересами военного командующего.

— Прекрасно, — прошипел Модер-Та. — Ты не пожалеешь.

Несколько биотел развели костер в углу бывшего офиса администрации. Дым от костра скапливался под потолком, прежде чем выйти через временную трубу.

Существует масса мнений относительно того, что лучше горит, но майор Ральф Хоскинс предпочитал хорошие толстые руководства, сочиненные какими — то идиотами на Альгероне, так как они были очень сухими и давали фиолетовое пламя.

Он схватил одно руководство, увидел, что название имеет отношение к квартальным отчетам годности, и бросил его в огонь. Пламя лизнуло обложку, превращая ее из белой в коричневую, и заплясало на книге. Хоскинс снял перчатки и протянул руки к теплу. Температура в помещениях уже несколько дней стояла чуть выше точки замерзания (32 градуса по Фаренгейту, ноль по Цельсию). Кретины, которые проектировали базу, положились в отношении электроэнергии на гражданскую станцию синтеза, и он теперь расплачивается за их глупость. Станция, как и город, который она обслуживала, была уничтожена в первые часы боя. Сзади раздались шаги.

— Майор Хоскинс?

Голос принадлежал сержанту Айерс.

— Да?

— Хадатане прислали эмиссара с белым флагом.

В глубине души Хоскинс удивился, откуда инопланетяне знают, что означает белый флаг, но тут же отбросил эту мысль. Он устал, очень устал, и ему не до загадок.

— Ну и что? Застрелите ублюдка и заберите флаг. У дока не хватает бинтов.

— Сэр, этот ублюдок — женщина, полковник. Утверждает, что она с Мира Уэбера.

Хоскинс повернулся спиной к костру. Айерс было почти не видно под многочисленными слоями одежды. Ее белоснежная парка была измята. В том месте, где пуля попала сержанту в левый бицепс, расплылось красное пятно.

— С Мира Уэбера? Это невозможно. С ним первым разделались. Никто не выжил.

Айерс пожала плечами. Ее одеяния едва шевельнулись.

— Да, сэр.

Хоскинс застонал. Ситуация достаточно плоха и без бродящих тут бездомных полковников.

— С ней есть гады?

— Нет, сэр. Во всяком случае, близко нет.

— Ладно, сейчас иду. Черт побери, неужели человеку нельзя ни минуты отдохнуть?

Айерс сочувственно покачала головой.

— Это Легион, сэр. Если не одно, так другое. Хоскинс застегнул молнию на куртке, сунул частично согретые руки в карманы и направился к запасному выходу. Электрические лифты отбросили копыта вместе со всем остальным.

Открыв стальную пожарную дверь, Хоскинс подождал, пока мимо протопает возвращающийся патруль, и стал подниматься. Лестница была густо покрыта полузамерзшей грязью и завалена мусором и пустыми гильзами — остатками от той ночи, когда хадатанские десантники проникли за внешние укрепления и пробрались внутрь. Что было ошибкой, так как они прибежали прямиком в объятия двух бойцов И.

Хоскинс не спал двое здешних суток и, одолев четыре марша лестницы, уже с трудом переводил дыхание. Струйки нагретого его легкими воздуха растворялись в окружающем холоде. У главных дверей майор остановился и кивнул часовым киборгам в ответ на их приветствие.

— Пошли прогуляться, сэр?

— Да, подумал, не сбегать ли за хорошим холодным пивом?

Борги засмеялись и открыли бронированную дверь. Она отъехала в сторону с противным визгом. Едва Хоскинс вышел наружу, как ледяной воздух тут же схватил его за щеки и бросил в лицо снежные хлопья.

База была построена внутри небольшого холма — хоть это проектировщики сделали правильно — и имела 360–градусный обзор. Окрестные поля были белые от свежевыпавшего снега. Он спрятал трупы, которые никто уже не хоронил, и придал базе красоту, которой она не заслуживала. Город Лопорт появился сквозь пелену снегопада и снова исчез. Его почерневшие шпили обвиняюще указывали в небо, а его жители были погребены под расплавленным жаром бетоном. Это было настолько ужасно, настолько жутко, что не укладывалось в голове.

Лейтенант Марвин Матату материализовался словно из воздуха. Капюшон, защитные очки и шарф закрывали все, кроме узкой полоски коричневой кожи от одной щеки до другой.

— Майор.

— Лейтенант.

— Айерс нашла вас?

— Да. Что это за чепуха с белым флагом?

— Понятия не имею, сэр. Нам привести женщину?

— Ее видно отсюда?

— Да, сэр. Прямо и около тридцати футов влево. Рядом со сгоревшим бронетранспортером.

Хоскинс принял бинокль, почувствовал, как холод укусил его за кисти, и навел резкость. Бронетранспортер был подбит в первый день. Всего четверо суток назад, а кажется, месяц. Он посмотрел влево, нашел маскировочный костюм и остановился. Женщина стояла неподвижно, как на построении, держа древко в правой руке. Белый флаг рвался на ветру. Ее капюшон был откинут, чтобы показать лицо, и майора поразило, какая она хорошенькая и очень, очень озябшая. Хоскинс передал бинокль Матату и запихнул руки в карманы.

— Как она связалась с нами?

— На частоте четыре, сэр. Она знает радиопроцедуру вдоль и поперек.

— И она утверждает, что она с Мира Уэбера?

— Так точно, сэр.

— Ладно, Марв. Проверьте ее сканером, приведите и пусть Айерс ее разденет и обыщет. Если она солгала, застрелите.

— Слушаюсь, сэр.

Норвуд уже решила бросить эту затею и возвращаться к хадатанам, когда заработала рация.

— Оставайтесь там, где стоите. Конвой придет за вами.

Снег повалил сильнее. Белые хлопья кружили вокруг нее, подобно бабочкам, ищущим, где сесть, и небо словно опустилось к земле. Это было хорошо, потому что чем меньше Норвуд видела истерзанную поверхность Фрио II, тем лучше.

Легионеры возникли перед ней будто из-под земли. Они носили белоснежные парки, зеленые береты и эмблему прославленного 2–го воздушно-десантного полка: крылатую руку с кинжалом. Четверо из них встали лицом наружу на случай нападения, а пятый провел сканером по всему ее телу.

Норвуд стояла совершенно неподвижно, сдерживая эмоции. Ее переполняла гордость. Гордость за этих мужчин и женщин, которые держались, держались и держались вопреки всему. Лишенные поддержки, на которую имели право, сражающиеся против целого копья, они держались. О, как ей хотелось схватить винтовку и встать рядом с ними плечом к плечу.

Легионер со сканером кивнул остальным и спрятал прибор.

— Хорошо, — сказал капрал. — Вы чистая. Следуйте за Баджи и не забывайте ставить ноги точно туда же, куда и он. Здесь повсюду мины.

Норвуд пошла за легионером, как ей велели, но задержалась на секунду, когда они проходили мимо гигантской фигуры бойца II, распластанного в снегу. Управляемая ракета снесла голову киборга. Тепло от его тела растопило окружающий снег и опустило бойца II во временную могилу. Его грудь уже покрылась тонким слоем снега, который со временем совсем скроет фигуру из виду.

Норвуд все еще думала о киборге, когда ее провели мимо наскоро возведенной баррикады, через лабиринт мешков с песком к главному входу базы.

Там дела приняла сержант по фамилии Айерс, приятная, но твердая особа, с двумя легионерками для подкрепления. Они провели Норвуд в неотапливаемый склад. Там ей приказали раздеться и схватили за лодыжки. Полостной обыск оказался гораздо унизительнее всего, что делали хадатане.

Когда он закончился, Айерс сдернула резиновые перчатки и кивнула на одежду Норвуд.

— Сожалею, полковник. Вы можете одеться.

Норвуд изо всех сил пыталась сохранять спокойствие, но почувствовала, что краснеет, и возненавидела этих легионерок всем своим существом.

Ее провели вниз по грязной лестнице и через пожарную дверь прямо в офис. Дым заклубился над ее головой, поплыл к временной трубе и исчез. В углу комнаты горел костер. Высокий, немного сутулый офицер бросил скоросшиватель в пламя, встал и повернулся к ней. У него было длинное некрасивое лицо, заросшее щетиной, и пытливые глаза. Выглядел офицер усталым.

— Полковник Норвуд, я полагаю? Моя фамилия Хоскинс. Майор Ральф Хоскинс, Императорский Легион, 5–й пехотный полк. Добро пожаловать на ИМПЛЕГ Форпост четыреста семьдесят девять. Простите, не могу предложить ничего большего в смысле гостеприимства, но офицерский клуб временно закрыт.

Вопреки обстоятельствам Норвуд ухмыльнулась. Хорошо снова оказаться в компании человеческого существа. Рука Хоскинса была по меньшей мере на пару градусов теплее, чем ее, и подвела Норвуд к огню.

— Простите насчет обыска, но гады умны и все время пробуют на нас что-то новое.

Норвуд начала было отвечать, но остановилась, когда Хоскинс махнул в ее сторону пистолетом 50–го калибра без отдачи.

— Еще одно, полковник. У меня нет времени ходить вокруг да около, так что говорите правду, или я разнесу ваши мозги по всей этой чертовой стене.

Улыбка не покидала лица Хоскинса, и хотя Норвуд поверила каждому его слову, он ей все же понравился. Она кивнула, села перед костром и начала свое повествование. Оно заняло почти час. Все это время майор внимательно слушал, задавал вопросы и поддерживал огонь.

Норвуд рассказала Хоскинсу все, вплоть до сомнений, которые она испытывает по поводу своей миссии и возможности, что ее благие намерения окажутся предательством.

Потом оба долго молчали. Легионер заговорил первым:

— Вот что я скажу вам, полковник: либо вы дьявольская лгунья, либо один из самых изумительных офицеров, с кем я имел удовольствие встречаться.

— Спасибо. Хоскинс улыбнулся.

— Значит, ситуация такова. У меня пятьдесят шесть бойцов. Семь из них — бойцы II, которые почти удваивают нашу огневую мощь, но в конечном счете это ничего не значит. Хадатане могут разделаться с нами в любой момент, когда захотят, и если бы не этот ваш Позин-Ка, уже разделались бы. Я знаю это, и вы знаете это. Слышали когда-нибудь о битве под названием «Камерон»?

Норвуд покачала головой.

— Нет? Ну, это крупное событие в истории Легиона. Вроде Масады, Аламо и Битвы Четырех Лун, вместе взятых. Если говорить кратко, суть в том, что малый по фамилии Данжу со своим отрядом наткнулся на мексиканцев, которые превосходили их численно в тысячи раз, и отказался сдаться. Его убили, как и большинство его людей, и так должны поступать все легионеры.

Норвуд нахмурилась.

— Наверняка было еще что-то. какие-то соображения, причина, цель.

Хоскинс покачал головой.

— Нет. Ничего, кроме гордости, славы и чести. Данжу и его люди погибли ни за что.

Норвуд медленно кивнула.

— Так вы хотите сказать, что будете стоять до конца? Умрете, но не сдадитесь?

Хоскинс пожал плечами.

— Не знаю. Вы говорите, хадатане сохранят нам жизнь. Вы им верите?

— Да, я верю Позин-Ка.

— Но что, если его отстранят от командования? Что тогда?

Норвуд посмотрела майору в глаза.

— Я не знаю. Хоскинс помолчал.

— У меня есть то, что ему нужно. Или почти то. Норвуд почувствовала, что ее сердце забилось чуточку быстрее.

— Есть?

— Да. У меня есть документ от ИМПВКФ Земля, приказывающий мне отступить, и другой документ из штаб — квартиры Легиона на Альгероне, приказывающий мне остаться. Второй прибыл перед самым уходом военно-космического флота. Я сохранил их на тот случай, если вдруг доживу до трибунала.

— Значит, — медленно сказала Норвуд, — мы не можем быть абсолютно уверены, но, похоже, Позин-Ка прав, и ВКФ готовит для него ловушку. Больше того, похоже, что Легион не согласен с этой стратегией и взбунтовался.

— Точно, — согласился Хоскинс, выплескивая остатки кофе на уже залитый портрет императора. — Что ставит меня в довольно занятное положение.

— Вы можете умереть славной смертью или сдаться и надеяться, что Позин-Ка останется командующим.

— Зная, что он убьет тысячи, если не миллионы людей.

— Лучше миллионы, чем триллионы.

— Черт!

— Да уж.

Хоскинс протянул руку.

— Я с вами, полковник. Есть надежда, что мы правы… и да поможет нам Бог, если нет.

Глава 17

Серджи Чин-Чу был голым. Яркие лампы почти ослепили его. Торговец попытался втянуть живот, но не сумел. Он начал говорить что-то, но техник, привлекательная молодая леди лет двадцати, жестом велела ему замолчать. Она тоже была голая, факт, который грозил вызвать непроизвольную реакцию и заставил Чин-Чу покраснеть.

Девушка встала на колени, опустила на глаза инфракрасные очки и нацелила пинцет на его лобковые волосы. Торговец зажмурился.

Знай Чин-Чу, что участие в Клике потребует такой жертвы, ноги бы его здесь не было. Но он и помыслить об этом не мог, а теперь уже поздно отказываться.

Даже микроботы излучают тепло, и один такой появился как яркая желтая точка на светло — зеленом фоне тела Чин-Чу. Ловким движением техник сомкнула электронный хирургический пинцет вокруг крошечного механизма и вынула его из леса седых волос. Потом встала и поднесла найденного жучка к свету.

Хотя размером этот робот был меньше пылинки и почти невидим невооруженным глазом, он мог записывать и передавать разговоры на расстоянии до пятидесяти футов. Как он попал в его лобковые волосы, Чин-Чу понятия не имел. Служба безопасности императора работала безотказно и, учитывая доказательство, которое находилось сейчас перед глазами торговца, могла дотянуться буквально куда угодно.

— Теперь можете говорить. Хирургический пинцет и оборудование, к которому он подключен, работают как приемник. Жучок думает, что вы смотрите головизор, обычный деловой канал об изменениях на рынке драгоценных металлов.

— Замечательно, — сказал Чин-Чу, сражаясь со своим пузом. — Теперь мне можно одеться?

Техник положила микробота, одного из трех, которых она нашла на теле Чин-Чу и возле него, в специальную черную коробочку и запечатала крышку. Торговец с трудом заставил себя игнорировать ее хорошенький зад.

— Да, для вашего удобства предусмотрен халат. Нет смысла надевать другую одежду, так как я снова внесу микроботов, когда вы будете уходить. Иначе люди, которые подбросили их, что-нибудь заподозрят и усилят слежку.

Чин-Чу вздохнул и потянулся за халатом. Было время, когда он мечтал оказаться обнаженным с привлекательными девушками, но тогда обстоятельства были существенно другие.

Халат, белый с грязно-голубыми вертикальными полосками, оказался торговцу в самый раз, как будто сшитый специально для него. Зная мадам Дассер, можно предположить, что так оно и было. Ведь здесь не сборище революционеров с дикими глазами, а собрание влиятельных людей, привыкших иметь все самое лучшее. Чин-Чу надел халат, завязал пояс на своей дородной талии и повернулся к девушке. У нее были чудесные груди.

— Спасибо за помощь.

Девушка ослепительно улыбнулась, как будто ничего более нормального и быть не может.

— Не за что. Мне это было приятно.

Чин-Чу усомнился в этом, но не испытывал никакого желания спорить и направился к двери. Он был почти там, когда девушка снова заговорила.

— Мистер Чин-Чу. Он повернулся. — Да?

— Может, вам стоило бы сбрить лобковые волосы. Особенно если вы планируете часто посещать такие собрания. Тогда жучков будет легче найти.

Торговец кивнул, выдавил признательную улыбку и вышел из комнаты.

Вилла — ибо дом этот казался именно деревенской виллой — была красива, но немного неправдоподобна. Хотя Чин-Чу привезли сюда в лимузине с затемненными окнами, ему оставили наручный терминал, и торговец знал, что поездка была слишком короткой даже для того, чтобы достичь границ города, не говоря уж о сельской местности. Но побеленные стены, выложенный плиткой пол, пышные растения и высокие сводчатые потолки — все говорило о вилле. То, что окна фальшивые и виднеющийся за ними пейзаж находится за тысячи миль отсюда, нисколько не уменьшало впечатления. Коридор привел торговца к короткой лестнице и вниз в гостиную, заполненную народом. По бамбуковым креслам и диванам были разбросаны мягкие подушки с цветочным узором. Чин-Чу прибыл последним, и остальные встали, чтобы приветствовать его. Все были в похожих халатах. Мадам Дассер представила его собравшимся.

— Здравствуйте, Серджи, я так рада, что вы пришли. Вы знакомы с Ари Госсом — «Судоходная компания Госса»? А с Зораной Зикос, владелицей обрабатывающих предприятий Зикос?

И так далее, и так далее, пока Чин-Чу не обошел комнату по кругу. Почти все гости мадам Дассер были крупными предпринимателями.

Видеть своих соратников и понимать, как они рискуют, придя сюда, было приятно. Подобно Чин-Чу, большинство из них сделали изрядные деньги благодаря существующему положению и вряд ли бы поддержали перемены ради перемен. Нет, это трезвые деловые люди, вышедшие защищать свои собственные интересы, но способные позаботиться и о большем благе. Так он надеялся.

Когда представления закончились, все сели. Мадам Дассер обвела взглядом комнату.

— Прежде чем мы начнем, я хотела бы отнять у вас минутку, чтобы сказать Серджи, как я сожалею о смерти его сына. Цена победы оказалась ужасно высокой. Но пока это — наша единственная победа, и она светит как маяк в море тьмы. Серджи, я уверена, что все здесь разделяют ваше горе и готовы помочь. Вам стоит только сказать.

Эти слова требовали ответной речи, а Чин-Чу ничего не приготовил. То, что Леонид действительно погиб, был развеян на атомы, защищая, по сути дела, никчемное дорогостоящее сверкание, изменило взгляды Серджи на жизнь. Деньги казались теперь менее важными, как и все, что можно на них купить, и имущество, которое он скопил.

Чин-Чу согласился войти в Клику, когда получил известие о смерти сына. Оно подхлестнуло торговца. Он почувствовал отчаянную необходимость придать этой трагедии какой-то смысл, превратить потерю в прибыль, если не для себя, то для других.

Чин-Чу обратился к своему горю, чтобы найти соответствующие слова. Он встал, чтобы сказать, что он чувствует, а главное, на что надеется.

— Благодарю вас, мадам Дассер. Я передам ваши соболезнования жене и невестке. Смерть моего сына окончательно убедила меня, что хадатан необходимо остановить прежде, чем они достигнут центра нашей империи. Я приветствую всех и каждого из вас за то, что у вас есть глаза, чтобы видеть… и мужество, чтобы действовать. Хадатане представляют самую настоящую опасность.

Но когда я оглядываю эту комнату, я вижу еще большую опасность. Опасность, что мы создадим еще одно правительство немногих для немногих. Эта опасность присуща нашему богатству, нашему положению, нашему влиянию и, да, самой природе нашей расы. Мы — эгоистичная кучка, всецело преданная своим собственным интересам и не заботящаяся о других. Единственное, что может преодолеть эту опасность, — это единодушное обязательство не забывать об интересах ближних.

Я говорю о правительстве, которое представляет народ, которое защищает его, которое препятствует, а не способствует злу. Вот та цель, которая меня влечет, тот идеал, которому я отдаю свою судьбу, и та возможность, ради которой я готов пожертвовать жизнью.

Секундная тишина сменилась восторженными аплодисментами. Мадам Дассер засияла от счастья, встала и протянула руку.

— Думаю, теперь вы понимаете, почему я хотела, чтобы Серджи присоединился к нашей группе. И поскольку всякой группе нужен руководитель, я бы хотела предложить кандидатуру Серджи Чин-Чу. Вы согласны голосовать?

Все согласились и единогласно утвердили кандидатуру торговца. Чин-Чу догадывался, что ему это устроили, догадывался, что мадам Дассер заранее собрала большинство голосов, но не возражал. Он хотел действовать и был готов делать все, что бы ни потребовалось, чтобы победить Хадату.

Так что, когда голосование закончилось и все глаза обратились к нему, Чин-Чу взял инициативу в свои руки. Он знал, что это знаменательное событие в его жизни, превращение его из торговца в политика, но это собрание ничем не отличалось от сотен деловых совещаний, на которых он председательствовал как глава «Чин-Чу Энтерпрайзес».

— Благодарю за доверие… хотя вы, возможно, передумаете прежде, чем собрание закончится.

Собравшиеся зашумели «нет», «ни за что» и засмеялись. Но торговец был вполне серьезен. Он понимал, что разговоры ничего не стоят и что некоторые заупрямятся, а то и просто взбунтуются, когда придет время идти на личную жертву.

Но до этого еще далеко. А пока им надо выработать стратегию, это Во-первых, и, во-вторых, разработать тактику ее осуществления.

Следующие четыре часа прошли в горячем обсуждении, из которого в конце концов выявилась стратегия. Тот подход, на котором они сошлись, почти совпадал с тем, что Чин-Чу представлял себе с самого начала. Но обсуждение помогло провести каждого из них через логику проблемы и привело к более высокому уровню личной заинтересованности.

— Итак, — подытожил Чин-Чу, — мы согласились, что хадатан нужно остановить, а чтобы это осуществить, необходимо в первую очередь устранить императора.

Присутствующие подтвердили его слова кивками и долгими торжественными взглядами, ибо это измена, и один — единственный предатель, или один необнаруженный жучок могли всех их привести в тюрьму или даже к смерти. Чин-Чу продолжил:

— Учитывая, что мы не особо кровожадная группа и не имеем средств провести убийцу мимо службы безопасности императора, мне кажется лучшим свергнуть, а не убивать его.

— Это просто замечательно, — кивнула Зикос, искусственно тугая кожа ее лица избороздилась нехарактерными морщинами, — но как это сделать?

Чин-Чу улыбнулся.

— Действительно, как? Помните, что я сказал? Что вы, возможно, захотите заменить меня кем-нибудь другим? Ну, теперь вы узнаете почему. В отличие от революционеров прошлого, мы уже имеем в своем распоряжении высоко дисциплинированную, хорошо оснащенную армию.

— Легион, — задумчиво сказала мадам Дассер.

— Точно, — ответил Чин-Чу.

— Но они в тюрьме, — возразил Госс, скрещивая свои длинные волосатые ноги.

— Одни — да, — согласился Чин-Чу, — но другие — нет. Как насчет легионеров на Альгероне? по-вашему, они на борту транспортных кораблей адмирала Сколари? Зная, что ими пожертвуют, или — что с их точки зрения еще хуже — сольют с космической пехотой? Я так не думаю. Что касается тех, кто на Земле, ответ прост: мы освободим их.

— Но как? — спросил сенатор Чанг Ю.

— Силой оружия, — ответил Чин-Чу. — Большинство из присутствующих управляют компаниями с высокоподготовленными военизированными силами безопасности. Должным образом вооруженные и руководимые, они освободят войска генерала Мосби из тюрьмы.

— А что, если кто-то из них донесет на нас? — спросила Сьюзен Ротенберг, горнопромышленная компания «А-ройд».

Чин-Чу пожал плечами.

— Мы придумаем что-нибудь для прикрытия, чтобы объяснить необходимость специальных учений и координации между нашими компаниями. Тем временем я предлагаю всем вам проверить свой персонал на правительственных агентов. В «Чин-Чу Энтерпрайзес» этот процесс уже начался.

— Отлично, — одобрительно сказала мадам Дассер. — Просто отлично.

— А потом? — спросила Зикос.

— А потом мы ударим по дворцу, захватим власть и заменим адмирала Сколари более энергичным офицером. Военно-космический флот направится к краю, найдет врага и вступит с ним в бой.

Госс щелчком смахнул воображаемую пылинку с рукава своего халата в темно — фиолетовую полоску.

— Это хорошо, но чтобы осуществить то, что вы предлагаете, потребуется время… и за это время могут погибнуть миллионы людей. Не говоря уже о нашей собственности на краю.

— Очень верное замечание, — спокойно ответил Чин-Чу. — Вот почему мы должны мобилизовать наши корабли, загрузить их всем необходимым и отправить для усиления тех миров, которые еще имеют шанс.

— Это обойдется в миллиарды! — взорвалась Ротенберг. — Мы станем банкротами задолго до того, как с хадатанами будет покончено!

— Возможно, — хладнокровно согласился Чин-Чу. — Но что произойдет, если мы не усилим их? Что будет с владениями «А-ройд» на крае? Что будет с вашими служащими, что будет с вашей семьей, если хадатане доберутся до них? Сколько они стоят?

Наступившую тишину нарушила мадам Дассер:

— Серджи прав. «Дассер Индастриз» производит около двадцати процентов военного снаряжения по заказам космической пехоты и Легиона. Все корабли, какие у нас есть, будут загружены и отправлены в краевые миры.

Чин-Чу согласно кивнул.

— Моя компания сделает то же самое. — Он повернулся к Сьюзен Ротенберг. В халате она напоминала старомодную домохозяйку. — Но вы подняли хороший вопрос, Сьюзен. Кто-то должен следить за расходами и, допуская, что мы победим, обратиться к будущему правительству с ходатайством о компенсации. Вы бы не хотели взять на себя этот труд?

Из решительного кивка промышленницы было видно, что она хочет.

Чин-Чу оглядел комнату. Они с ним, и настало время заняться деталями.

— Хорошо. Стратегию мы определили, давайте перейдем к тактике.

Последующие восемь часов были едва ли не самыми трудными в долгой и разнообразной жизни торговца.

Комендант никогда не любил Легион. Может, из-за их снобистских «нос кверху — мое дерьмо не воняет» манер, может, из-за того, что он прослужил двадцать три года в космической пехоте, а может, просто из-за того, что он старый сволочной мерзавец, как утверждает его жена.

Но какова бы ни была причина, комендант Уэнделл К. — читай: «Крепкое дерьмо» — Гевин любил смотреть, как легионеры потеют. И поскольку сегодня был их день «водить стену», пота будет предостаточно.

Ухмыляясь в предвкушении удовольствия, Гевин вышел из своего офиса с кондиционированным воздухом в полуденную жару. Термометр у двери показывал 115 градусов по Фаренгейту, и в ближайший час его столбик поднимется еще градусов на пять. В этом была вся прелесть расположения военной тюрьмы посреди Долины Смерти. Название точно соответствовало действительности, и жара была частью наказания.

Выходящий на плац маленький балкон напоминал балкон Папы в Ватикане. Вот только Папа с него старался утешить свою паству, а Гевину нравилось свою истязать.

Комендант сделал два шага вперед, убедился, что латунная пряжка его ремня находится над перилами, и сжал руки за спиной. Плац, или «дробилка», как называют его заключенные, имел ровно одну милю в длину и одну — в ширину. Сплошная скала кубической формы стояла в западном конце плаца, почти под ботинками Гевина. Перед этим кубом были выстроены около шести тысяч одетых в хаки мужчин и женщин. Они стояли неподвижно, глаза устремлены вперед, кепи блестят на солнце.

Тут и там над легионерами возвышались охранники в ярко-оранжевых экзоскелетах, следя, не намечается ли бунт.

И штат, и заключенные посмотрели вверх сквозь жаркое марево, увидели, что комендант появился, и ждали сигнала. Прошла минута. За ней вторая. От плаца волнами поднимался жар. Казалось, Гевин заколыхался, исчез и снова появился.

Наконец они увидели его — крошечный кивок, по которому появился капрал и вложил в правую руку Гевина стакан лимонада со льдом. Комендант поднял стакан в ироничном приветствии, подержал его так, пока их горла не заболели, и сделал долгий медленный глоток.

Гевин был высоким, а шея у него была длинная и тощая, и, казалось, его кадык подпрыгивает целую вечность. Наконец, выпив около трети стакана, комендант снова поднял его, дал им представить, как восхитительно эта прохладная жидкость текла бы по их пересохшим горлам, и выплеснул ее через перила. Лимонад зашипел на раскаленном бетоне плаца.

Гевин выполнял этот ритуал каждый день, и Мосби не знала, что хуже: само действие или его абсолютная предсказуемость.

Жара, скудные пайки и тяжелая физическая работа согнали с нее пятнадцать фунтов. Она чувствовала разницу и находила в этом мрачное удовольствие. Гевин закалял ее, готовил к будущему столкновению и сеял семена своей собственной гибели. Потому что Мосби ждала, ждала, когда ее войска достигнут самого пика физической формы, и тогда, прежде чем они начнут понемногу слабеть, она нанесет удар.

Сотни, может, даже тысячи ее бойцов погибнут, но тюрьма падет. И тогда, взяв тюремный транспорт, они направятся в ближайший космопорт, захватят корабль и полетят к Альгерону. Это был отчаянный план, сумасшедший план, но лучше, чем никакого плана вообще. Лучше, чем умереть ничего не значащей смертью, сдаться или смириться.

Мосби сделала поворот кругом. Пот ручьями лился по ее лицу, шее и рукам, но Мосби игнорировала его.

Они стояли перед ней, ряд за рядом мужчин и женщин с каменными лицами. Они знали, о чем пойдет речь сегодня. Она пойдет о выживании, но более того, она пойдет о гордости, так как Гевин хотел, чтобы они сломались, а они выстоят.

— Смирно!

Шесть тысяч мужчин и женщин грохнули каблуками. Мосби обвела глазами ряды. Она не увидела киборгов, так как бойцы II даже разоруженные слишком опасны. Их мозговые ящики были вытащены, сложены на стеллажи и подключены к управляемым компьютером системам жизнеобеспечения. Они не имели ни музыки, ни нейроигр, ни общения друг с другом. Это наказание было куда хуже того, которое досталось биотелам. Мосби заставила себя вернуться к насущной задаче.

— Вы знаете порядок. Сегодня наша очередь водить стену. Объединенный отряд флотских, пехоты и прочего сброда передвинул ее вчера на пять миль. Мы передвинем на шесть.

Vive la Legion!

— Vive la Legion!

Ответный клич сотряс окна Гевина. Комендант поднял голову от экрана компьютера, нахмурился и сделал мысленную заметку урезать пайки легионеров еще на двадцать пять калорий.

Из того, что прежде было неряшливой, неорганизованной возней, которую демонстрировали штатские, офицеры и сержанты Мосби разработали высокоэффективный, упорядоченный процесс, передвигая тонны камня с одного конца дробилки на другой с минимальным количеством неразберихи и затраченных усилий.

Приказ был дан, тела задвигались, и стена «пошла». Огромный куб, казавшийся монолитом, на самом деле был сложен из десятков тысяч аккуратно высеченных каменных блоков. Каждый блок весил обманчиво легкие пятнадцать фунтов, количество, легко поднимаемое как мужчинами, так и женщинами, пока жара не начинала подтачивать их силы, а однообразие движений не притупляло ум.

Тогда то, что сначала было легким, станет тяжелым, ужасно тяжелым, вплоть до того, что легионеры будут шататься, ронять блоки себе на ноги и падать от жары и изнеможения. Но это будет позже, намного позже, ближе к вечеру, а сейчас только полдень.

Мосби могла не работать, она могла отдавать приказы, пока остальные надрываются, но она не пошла на это. И так как она отказалась от этой привилегии, ее офицерам и сержантам тоже пришлось отказаться, что вызвало немало ворчания.

Итак, генерал Марианна Мосби ухватила гранитный блок, прижала его к груди и зашагала к дальнему концу дробилки. Там она положила его, прошла мимо сотен легионеров назад к все уменьшающемуся кубу и схватила следующий блок. По мере того как день будет убывать, блоки станут скользкими от пота, будут жечь ее покрытые волдырями ладони, станут вдвое, втрое и вчетверо тяжелее, пока не будет казаться, что каждый весит тысячу фунтов. А она будет делать это снова и снова, снова и снова, пока стена гранита не «перейдет» с одного конца дробилки на другой. Мосби провела языком по сухим губам. Это будет долгий, очень долгий день.

Мосби хмурилась, когда император, нет, два императора ласкали ее тело. Это было приятно, но неправильно, ужасно неправильно, а она не могла вспомнить почему. Она чувствовала, что должна что-то сказать, должна что-то сделать, но это что-то ускользало от нее.

Дверь с лязгом открылась, свет ударил ей в глаза, и дубинка толкнула ее в ногу.

— Проснись и пой, генерал, к тебе пришли. Мосби села, почувствовала под ногами холодный бетон и сощурилась, когда в камере зажегся свет. Снаружи стояла ночь, и от холодного воздуха все ее кожа покрылась пупырышками.

Охранник, этакий здоровяк с двадцатичетырехдюймовой шоковой дубинкой, болтающейся на запястном ремне, остановился в дверном проеме. Солнце изрядно потрудилось над его кожей, и когда он заговорил, его лицо разбилось на бесконечную паутину морщин.

— Не знаю, зачем вы беспокоитесь, док. Ну получили они волдырь — другой. Подумаешь, какое дело. Они изменники, вот кто они такие. Хуже змеиного дерьма.

Чин-Чу согласно кивнул, стараясь держаться подальше от перегара, которым несло от охранника.

— Тут вы правы, Сардж, но правила есть правила, и мы обязаны проверять их раз в месяц.

Торговец поставил свою медицинскую сумку на койку, извлек диагностический сканер и нащупал выключатель. Сканер зажужжал, и на нем загорелся ряд световых индикаторов. Одна из лампочек не имела ничего общего с медициной. Она засветилась янтарным светом, заверяя Чин-Чу, что камера не прослушивается. Немного удивительно, но приятно. Торговец повернулся к охраннику.

— Подождите снаружи, Сардж. Обо мне не беспокойтесь.

Охранник не шевельнулся.

— Она будет раздеваться? Тогда я погляжу. Постоянный док не возражает.

Чин-Чу нахмурился.

— О, неужели? Ну а я возражаю. Так что, пожалуйста, выйдите в коридор.

Охранник хотел возмутиться, но вспомнил, что врачи водят компанию с лейтенантами, капитанами и даже более высоким начальством, и значит, злить их опасно. Кроме того, к следующему разу вернется постоянный док, и все будет по-другому.

— Ладно, поторопитесь, док. У нас мало времени. Мосби едва сдерживала ярость. Ее обсуждают так,

словно ее здесь нет, с ней обращаются как с куском мяса. Никогда еще она не испытывала такого унижения. Дверь с лязгом закрылась, и Мосби подняла глаза на врача. «Медицинская часть Дассер» было вышито на нагрудном кармане его белого халата. Но она уже где-то видела этого человека.

— Спасибо. Чин-Чу улыбнулся.

— Не стоит благодарности. А вы порядком похудели. Вы здоровы? — Голос всколыхнул ее память.

— Серджи! Это вы!

Чин-Чу хихикнул и прижал палец к губам.

— Тсс. Тише… Да, это я… и у нас от силы несколько минут. Слушайте внимательно. Тюрьму атакуют. Я не могу точно сказать, когда… так что будьте все время наготове. Наверное, мы не скоро увидимся. Когда окажетесь на свободе, ведите свои войска во дворец, найдите императора и заприте где-нибудь. Не убивайте — я подчеркиваю, не убивайте — его. У нас нет никакого желания создавать новое правительство на грудах трупов.

— Мы? Новое правительство? Есть и другие?

— Да, но вам незачем знать их имена. Только то, что они существуют и считают, что хадатан надо остановить прежде, чем они доберутся до центра империи.

Дубинка ударила в дверь.

— Пошевеливайтесь, док! Нам надо обойти тысяча двести сорок семь заключенных!

Чин-Чу вздохнул, выключил сканер и положил его обратно в сумку. Мосби поцеловала торговца в щеку.

— Да благословит вас Бог, Серджи… и остальных тоже. Мы будем готовы, обещаю вам, и выполним любые приказы, которые вы дадите.

Чин-Чу кивнул.

— Наподдайте гадам за меня.

Тронный зал был пуст, только император сидел на своем троне. Он сидел тут уже час… или два? Смотрел, как солнечный свет движется по полу, и пытался думать. Трудная задача, когда в голове без умолку болтают копии, спорят обо всем, начиная с хадатанского кризиса и кончая последними направлениями в моде, но он все же попытался.

Однако мысли не приходили — во всяком случае, нужные, — потому что вмешалась память. Он лежал на залитом солнцем полу, толкая игрушечный грузовик, когда кто-то произнес его имя. Два ботинка прошли рядом, коричневые ботинки, блестящие от гуталина, и его охватила радость. Это отец, он знал, — единственное воспоминание, которое осталось у него о той неуловимой личности.

Какой стала бы жизнь, если бы отец был жив? Дал бы он совет, в котором император так отчаянно нуждался? Был бы противовесом этим воюющим друг с другом голосам?

— Ваше величество?

Голос был нерешительный и принадлежал герольду. — Да?

— Адмирал Сколари хочет видеть вас.

Копии зашумели. Они хотели поговорить со Сколари — опасное желание, так как все хотели сказать разное и разных результатов стремились добиться.

Император заставил себя внешне оставаться спокойным. Он потянулся внутрь себя, нашел источник силы и потребовал тишины.

Недовольно ворча, копии отступили в тень. Герольд по-прежнему ждал, невозмутимо глядя куда-то поверх головы императора.

— Спасибо. Пригласи адмирала войти. Сколари ворвалась в зал на волне самоуверенности.

Ее форма была безукоризненно чистой, и длинная накидка развевалась за спиной. Ее план удался на славу, и не было причины думать, что сейчас что-нибудь пойдет не так. Она поклонилась.

— Здравствуйте, ваше величество. Император шевельнулся на троне.

— Здравствуйте, адмирал. У вас счастливый вид. Мне бы пригодились хорошие известия.

Сколари поймала себя на том, что улыбается, и придала лицу более серьезное выражение.

— Мне бы очень хотелось, чтобы у меня были для вас хорошие новости, ваше величество… но увы.

Император позволил себе вздохнуть.

— Что на этот раз?

— Легион откажется сесть на транспортные корабли, которые я послала за ними.

— Откажется? Или отказался? Сколари пожала плечами.

— Мой источник, информированный офицер, сказал «откажутся». Но с тех пор, как была запущена посыльная торпеда, прошло много времени, так что мы должны предполагать, что они отказались.

Копии попытались заговорить, но император заставил их заткнуться. Он разозлился. Разозлился на Мосби за то, что она всегда ставила Легион на первое место, разозлился на Легион за их предательские манеры и разозлился на Сколари за то, что сообщила ему об этом. Только усилием воли он не дал злости выплеснуться наружу.

— И?

— Их необходимо наказать, — страстно заявила Сколари. — Я прошу разрешения атаковать Альгерон.

Император думал то же самое и собирался дать разрешение, когда одна из копий ухитрилась подать голос. Она была в свое время прославленным генералом, и ее слова звучали искренне.

«Легион старается защититься от адмиральских амбиций. Их девиз говорит сам за себя. «Легион — наша родина». Отложи это дело до тех пор, пока не справимся с Хадатой. Поступить иначе — значит проиграть».

Будь этот голос единственным, император, вполне возможно, отказал бы Сколари в ее просьбе. Но еще одна копия, на этот раз политический стратег, высказала другое мнение.

«Легион — высокоуважаемая организация. Стоит слуху об их мятеже распространиться, и империи конец. Их пример заразит колонии и спровоцирует революцию. Мы должны наказать их немедленно — еще до прибытия хадатан и до того, как начнется война».

Поскольку этот аргумент казался точно таким же убедительным, как и первый, а эмоционально более приятственным, император согласился. Он посмотрел Сколари в глаза, спрашивая себя, как долго длились его размышления, и сказал то, что адмирал хотела услышать:

— Я разрешаю вам атаковать Альгерон. Сколари засияла.

— Благодарю вас, ваше величество! Император на дюйм наклонил голову.

— Пожалуйста. Я разочарован в Легионе и со временем распущу его. Но действуйте осторожно. Хадатане приближаются, и мы должны быть готовы их встретить.

Сколари нетерпеливо кивнула.

— Флот как раз сейчас собирается.

— Отлично. Принесите мне победу, и вы получите достойную награду.

Сколари поклонилась в пояс, попятилась к двери и улыбнулась.

«Достойную, это точно, — подумала она про себя. — Еще какую достойную».

Подобно своему владельцу, космическая яхта оказалась сильной, а не прилизанной, и удобной, а не вычурной. Ее устланный дорогими коврами и хорошо оборудованный салон был круглый и имел шесть противоперегрузочных коек, только две из которых были заняты.

Наташа Чин-Чу почувствовала, как ее вдавило в койку. Оторвавшись от земли, яхта пробивалась по колодцу земной гравитации и уносилась все дальше и дальше. Наташа посмотрела налево, увидела, что глаза ее свекра закрыты, и поняла, что он спит. Первый его настоящий сон за последние дни. А почему нет? Торговец теперь в безопасности, знает, что экипаж справится с кораблем, и он может расслабиться.

Наташа протянула руку к реостату, убавила свет и подумала о своем муже. Его смерть казалась нереальной, как какая-нибудь история, в которую она не могла до конца поверить. Но смерть была настоящей, как и инопланетяне, которые его убили, и как этот корабль, который нес ее к Альгерону.

Кто-то должен был посетить Альгерон и заключить соглашение с Легионом. Наташа понимала это, но не имела никакого желания участвовать в политических играх. Она знала, что ей не должно быть все равно, знала, что Лео хотел бы, чтобы она боролась, но это было слишком трудно. Нет, ее связь с Серджи, с Нолой, с самой вселенной умерла и оставила ее нестись в пустоте, подобно планете без звезды.

Официально она летела на Альгерон в качестве помощника своего свекра. Но ее миссия была всего лишь идеей Нолы: «Вытащи ее отсюда, пусть шевелится, активность пойдет ей на пользу».

Наташа почти услышала голос свекрови. Она улыбнулась и почувствовала, как слезы потекли по щекам.

Глава 18

Эта пещера была вполовину меньше той, что в течение бесчисленных поколений служила деревне Твердого. Но нехватка места с лихвой возмещалась ощущением уютного тепла, еще более приятного от мысли, что снаружи идет снег. Центральный костер, поддерживаемый щедрым запасом сушеного помета дутов, горел ровным фиолетово — голубым пламенем. Тепло расходилось от него подобно ряби из центра пруда. Оно согрело кости Твердого и усилило чувство благополучия, которое пришло с шестью кружками эля. Это была крепкая штука, и Убивающий Наверняка по праву гордился ею. Твердый тихо рыгнул и огляделся.

Пещера была заполнена почти до отказа. Семьи сидели группами. Холостяки, надушенные по самую рукоятку, поглядывали на девиц, а старики, устроившись настолько близко к огню, что он того и гляди подпалит их мех, обменивались байками, которые все уже слышали много раз.

Напротив, освещенная радостным светом костра, сидела Сладость Ветра. Такая прекрасная, такая совершенная, так похожая на свою мать. Рядом с ней, обхватив руками колени, сидел человек, а с другой стороны сидел Убивающий Наверняка. Он согласно кивнул чему-то, что сказала Сладость Ветра, и помешал в костре длинной палкой.

Эти двое выглядели такими счастливыми, такой идеальной парой, что Твердый наполнился доброжелательством. Он еще глотнул эля, подумал о том, как им должно повезти в любви, и встал. Пещера поплыла перед глазами и снова встала на место.

— Братья! Сестры! Я прошу слова!

Разговоры прекратились, головы повернулись, и множество голосов ответили:

— Говори!

Твердый улыбнулся и помахал толпе.

— Спасибо. — Его глаза встретились с глазами Сладости Ветра, но не увидели промелькнувшего в них беспокойства.

— Прежде всего я хотел бы поблагодарить нашего хозяина, Долгую-Езду Убивающего Наверняка, за его сердечное гостеприимство.

Несколько коротких переливчатых свистов дали понять, что жители деревни согласны. Твердый улыбнулся.

— А затем, отвечая на любовь Убивающего Наверняка к моей дочери, и ее привязанность к нему, я хотел бы объявить об их предстоящем браке.

Миг потрясенного молчания сменился абсолютным гвалтом. Со всех сторон раздавался свист, выкрикивались поздравления и масса вопросов: когда свадьба? где будет проходить церемония? как чувствует себя счастливая чета?

Сладость Ветра выглядела потрясенной, Були сердито хмурился, а Долгая-Езда торжествующе ухмылялся. Но Твердый ничего этого не видел. Сжимая в руке кружку, он помахал ею, прося тишины. Шум стих. Твердый милостиво улыбнулся.

— Тише… нужно соблюдать формальности… Итак, словами, произносимыми моим отцом до меня и его отцом до него, я официально отдаю свою дочь Долгой-Езде Убивающему Наверняка. Я наказываю ему защищать ее и напоминаю об обязанностях, сопровождающих подобный дар. Ибо воин должен ставить нужды своей жены превыше всего другого, должен делить свою постель только с ней и ни с кем другим, и должен содержать своих детей. Итак, поскольку других претендентов на любовь моей дочери нет, и…

— Подождите!

Удивленный и одуревший от эля, Твердый остановился. Он посмотрел, потом посмотрел снова. Нет! Этого не может быть! Человек!

Були встал и повернулся к Твердому. Легионер сам был удивлен не меньше вождя. Он почувствовал, что Сладость Ветра дергает его за штанину, но решил не обращать внимания. Его голос был спокоен и прорезал тишину, как хорошо заточенный клинок.

— Я, Уильям Були, претендую на любовь этой девушки и бросаю вызов Долгой-Езде Убивающему Наверняка.

Форма была неправильной, но смысл был ясен, и по пещере пронесся громкий шипящий звук, когда жители деревни вдохнули все разом.

Медленно, уверенно, как раскручивающаяся змея, Убивающий Наверняка встал. Его глаза пылали гневом, а руки сжались в кулаки.

— Тогда готовься умереть!

Ошеломленный и возмущенный тем, что его затея обернулась бедой, Твердый попытался вмешаться:

— Нет, человек не может жениться на моей дочери. Это просто невозможно, и поэтому…

— Тихо! — крикнул Долгая-Езда, вынуждая сына Твердого и остальных его приближенных потянуться к оружию. — Я получил вызов. Никто — я повторяю, никто — не имеет права отвергнуть подобный вызов, кроме меня самого.

Твердый посмотрел на дочь. Там, где он надеялся увидеть радость, был гнев, печаль и жалость. Он невольно предал ее, и она никогда, ни за что его не простит. Алкогольное тепло внезапно испарилось. Слезы подступили к глазам вождя. Но не было слов, которые могли бы исправить содеянное или остановить неизбежное кровопролитие. Твердый сел на землю, обхватил голову руками. Его приближенные встали вокруг, но руки от оружия убрали.

Старец по имени Глубокий-Колодец Копающий Хорошо вышел вперед. У него был белый мех с черными пятнами. Старик держался торжественно и перевел взгляд с Убивающего Наверняка на Були.

— Схватка должна проходить по правилам, и мой долг как магистра форм следить, чтобы вы соблюдали их. Человек выберет время. Убивающий Наверняка выберет оружие. Я выберу место. Человек?

Легионер услышал свой голос, который сказал: «сейчас» и подумал, правильный ли это выбор? Какого черта он делает? Дерется из-за девушки наа, когда должен быть на пути в форт Камерон. Генерал Сент-Джеймс захочет узнать о хадатанах, и он, старший сержант Билл Були, обязан рассказать ему. Обязанность, которую будет чертовски трудно исполнить, если Були умрет.

Магистр форм отвернулся.

— Убивающий Наверняка?

Воин посмотрел человеку в глаза, ухмыльнулся и сказал:

— Ножи.

То, как Убивающий Наверняка сказал это, не оставляло сомнений относительно его умения владеть этим оружием и его желания применить свое искусство на Були.

Старик кивнул, немного подумал и объявил свой выбор:

— Бой будет проходить наверху в центре деревни. Каждому участнику поединка разрешается иметь одного помощника. Помощники будут давать советы и обеспечат соблюдение должных формальностей. Итак, кто поддержит Убивающего Наверняка?

Грянула дюжина голосов, но Убивающий Наверняка кивнул воину по имени Легкодвиг Тихая — Беседа, крупному наа с неприятной внешностью, который шагнул в свет костра с уверенностью природного атлета.

Магистр форм жестом выразил свое одобрение.

— Хорошо. Кто поддержит человека?

Долгую тишину наконец нарушил скрежет сапожных гвоздей по камню. Все головы повернулись. Брат Сладости Ветра, Быстрое-Движение Стреляющий Метко, вышел вперед и встал рядом с Були.

— Я поддержу Були.

Обрадованная вызовом Були, и в то же время жалеющая об этом, Сладость Ветра была тронута поддержкой брата. Никогда, даже в ночных кошмарах, она не видела ничего подобного. Ее отец создал ситуацию, в которой никто не мог выиграть, и все проиграют. Страх сдавил ей грудь, свинцом ложась на сердце.

Убивающий Наверняка схватил ее за руку:

— Не беспокойся, моя дорогая. Я выпущу ему кишки и брошу их к твоим ногам.

Сладость Ветра вырвала руку и процедила:

— Никогда, я повторяю, никогда больше ко мне не прикасайся.

Глаза Убивающего Наверняка вспыхнули злобой.

— Так вот оно что! Ты предпочитаешь мычать и стонать под не имеющим меха инопланетянином, чем выйти замуж за воина из твоего собственного народа!

Рука Сладости Ветра звонко хлопнула Убивающего Наверняка по щеке.

Убивающий Наверняка удивленно хмыкнул, и толпа задохнулась от ужаса. Они никогда в жизни не видели, чтобы кто-нибудь обращался с Убивающим Наверняка подобным образом и остался жив. Молодой вождь начал было что-то говорить, а потом плюнул в огонь и отвернулся. Окруженный своими воинами, он решительно зашагал наверх.

Смущенные и растерянные жители деревни потянулись к выходу. Девушки хихикали над позором Сладости Ветра, воины обсуждали предстоящий бой, а детеныши бегали повсюду с возбужденными криками, визжа, когда получали подзатыльники.

Чья-то рука схватила локоть Були. Легионер повернулся и увидел возле себя Стреляющего Метко. Воин прошептал:

— Слушай, человек… ибо времени мало. У меня есть дымовая граната. Как только мы выйдем на поверхность, я брошу ее. Деревенские разбегутся и приготовятся к нападению. Беги в холмы и прячься там три дня. После этого будет безопасно. Тогда иди в место, которое вы называете «Камерон» и не возвращайся.

Предложение было заманчивым, очень заманчивым, так как оно позволило бы Були выполнить свой долг. Но потерять Сладость Ветра, уступить ее тому, кого она ненавидит… нет, ни за что.

Его глаза нашли Сладость Ветра. Она ждала возле тропы, ее глаза были яркие от решимости, а губа дрожала. Були сказал достаточно громко, чтобы девушка услышала:

— Спасибо, Быстрое-Движение. Твоей сестре повезло иметь такого друга и брата, как ты. Но вызов остается в силе.

Стреляющий Метко всплеснул руками:

— Не знаю, кто из вас более сумасшедший, моя сестра или ты. Но это делает тебе честь. Надеюсь, ты проткнешь Убивающего Наверняка, как тупого дута. Идем, мы должны выйти наверх.

Були посмотрел на Сладость Ветра, увидел, что она встала на колени возле отца, и пошел к выходу. Последний житель деревни шел по тропе перед ними. Стреляющий Метко снова заговорил.

— Скажи, человек, ты умеешь обращаться с ножом?

— Я обучал рукопашному бою во 2–м воздушно-десантном.

Стреляющий Метко жестом выразил одобрение.

— Это хорошо, очень хорошо, потому что Убивающий Наверняка владеет им мастерски. Наш опыт говорит, что люди предпочитают убивать на расстоянии, по возможности избегая рукопашного боя. Это и повлияло на решение Убивающего Наверняка. Он считает, что у тебя нет нужного умения и, больше того, что ты боишься холодной стали.

Були криво усмехнулся.

— Я действительно боюсь холодной стали. А ты нет? Стреляющий Метко засмеялся.

— Конечно, боюсь! Поэтому я и избегаю таких дел. Ладно, слушай внимательно. Руки Убивающего Наверняка длиннее твоих, так что держись подальше и жди подвохов. Он любит ставить подножку своим противникам и приканчивать их на земле. Легионер кивнул.

— А если я сумею разоружить его? Что тогда? Стреляющий Метко удивился.

— Тогда убей его. Он не из тех врагов, которых оставляют в живых.

Були еще думал об этом последнем совете, когда толкнул в сторону занавеску из шкуры дута и вышел в метель. Тотчас вокруг него заплясали снежинки, совершая замысловатые пируэты, и каждая, ложась на землю, увеличивала покров выпавшего снега.

Было холодно, а из-за сильного ветра казалось еще холоднее. Легионера пробрала дрожь. Стояла ночь, поэтому жители деревни развели костер. Пламя взметнулось выше, когда в яму вылили какую-то горючую жидкость. Магистр форм появился у локтя Були.

— Знаки установлены. Участники боя должны оставаться внутри площадки. Пожалуйста, следуй за мной.

Снег хрустел под ботинками Були, когда он шел за стариком к костру. Знаки оказались вбитыми в землю шестами. На каждом шесте был прикреплен флажок из красной ткани. Флажки указывали на восток и хлопали на ветру.

Убивающий Наверняка выступил из метели. Освещенный сзади костром, он казался еще крупнее.

— Итак, инопланетянин, у тебя хватило мужества встать передо мной.

Були пожал плечами.

— Разговоры ничего не стоят. Приступим к делу.

Воин оскалил зубы, хотел что-то ответить, но магистр форм встал между ними. В руках он держал поднос. На подносе лежали четыре ножа, все дюймов восемнадцати длиной.

— Каждый участник боя выберет оружие.

Були критически осмотрел ножи. Они были ручной работы и заметно отличались друг от друга. Один нож был обоюдоострый, два других имели зловещие зубчатые лезвия, а четвертый оказался с желобками для стока крови. Були посмотрел на Убивающего Наверняка.

Воин протянул руку, выбрал что-то вроде охотничьего ножа и провел острием по своему обнаженному предплечью. Появилась тонкая полоска крови.

Були одобрительно кивнул.

— Я бы не прочь, чтобы ты это повторил… но только глубже.

— Выбирай, — строго сказал магистр форм. Легионер выбрал не глядя. Нож был тяжелым и

холодным.

— Как насчет правил?

— Существует одно правило, — ответил Копающий Хорошо. — Оставайся внутри площадки, отмеченной флажками. Покинешь ее — лишишься жизни.

Легионер оглянулся, и снежинки защекотали его лицо. Он увидел флажки, толпу и Сладость Ветра, стоящую рядом с отцом. Она подняла правую руку и положила ее ладонью на грудь — знак любви у наа. Ее отец стоял неподвижно и смотрел прямо перед собой.

Тепло залило тело Були, ибо он знал, чего стоил Сладости Ветра этот жест и чего будет стоить в будущем. Он улыбнулся, сделал тот же самый жест и повернулся к своему противнику:

— Когда начнем?

Магистр форм поднял руку, шагнул назад и резко опустил ее.

— Давайте.

Були метнул нож снизу вверх, целясь в грудь своему противнику, в надежде закончить бой прежде, чем он начнется. Но легионер давно не практиковался, и его оружие, вместо того чтобы войти в грудь Убивающего Наверняка, ударило наа рукояткой между глаз.

Противника послабее удар такой силы свалил бы с ног, но Убивающий Наверняка только встряхнул головой и двинулся к Були.

Человек молча выругался, заметил место, куда упал нож, и приготовился встретить воина. Ножевые атаки подразделяются на высокие, средние и низкие. Убивающий Наверняка держал оружие в правой руке на уровне пояса острием вверх. Он планировал подойти поближе, внезапным ударом проткнуть живот Були и вспороть его одним движением.

Свет отразился от лезвия, когда Убивающий Наверняка ринулся вперед. Человек увернулся и, левой рукой блокируя удар, двинул левой ногой сбоку по колену воина.

Что-то хрустнуло, вождь пошатнулся, и Були ударил пяткой в нос противника.

Это не сработало. Там, где у людей полумягкий хрящ, у наа оказалась сплошная кость, которая могла вытерпеть и не такой удар.

Убивающий Наверняка пришел в себя, резанул ножом и был вознагражден тонкой алой линией поперек живота человека. Никакой боли легионер не почувствовал, но это только пока. В скором времени заболит.

Були отбежал, а Убивающий Наверняка, хромая, пошел на него. Снег успел уже тонким слоем покрыть голову воина и запорошил его плечи.

— Следи за флажками!

Голос принадлежал Стреляющему Метко. Були оглянулся и увидел, что вот-вот выйдет за пределы площадки. Убивающий Наверняка ухмыльнулся, высоко поднял нож и обрушил его на противника.

Легионер шагнул ему навстречу, левой рукой перехватил нож Убивающего Наверняка, а правой вцепился ему в загривок. Бедро человека обеспечило точку опоры, и вождь полетел на землю. Не отпуская руки Убивающего Наверняка, Були попытался выкрутить нож из его пальцев. Толпа застонала.

Однако наа не растерялся. Он тут же двинул ногой, целясь в пах Були, но попал в бедро. Вынужденный отпустить его, человек сделал шаг назад и не удержал равновесия. Жесткое падение вышибло воздух из его легких.

Теперь настал черед Убивающего Наверняка переходить в наступление. И ситуация была удивительно подходящей. Человек лежал на земле, безоружный и уязвимый. Наа встал, подошел, хромая, и бросился на легионера.

Були перекатился вправо, нащупал под снегом что-то твердое и сжал пальцы вокруг рукоятки своего ножа. Убивающий Наверняка грохнулся на пустое место. Легионер встал, чуть не застонав от боли, пронзившей живот. Рана была неглубокая, но длинная, и рубашка уже намокла от крови.

Оттолкнувшись от земли, Убивающий Наверняка поднялся на ноги. Его глаза сузились в щелки, зубы оскалились, из горла донеслось рычание.

— Давай, пук… пора умереть!

Человек сделал сальто и, распрямляясь, взмахнул ножом. Лезвие прошло через горло вождя, перерезало главную артерию и оставило его давиться собственной кровью.

Медленно, словно собираясь молиться, Убивающий Наверняка опустился на колени. Кровь лилась по его меху. Прошла еще секунда, и он повалился лицом в снег.

Дружный вздох пронесся над толпой. Сладость Ветра отвернулась и спрятала лицо на груди отца. Вождь моргнул от попавшей в глаз снежинки, обнял дочь за плечи и похлопал ее по спине.

Мысли начали формироваться в его голове. «Возможно, все не так уж плохо», — думал Твердый. Убивающий Наверняка мертв, что фактически гарантирует его собственное пребывание у власти, и Сладость Ветра обратилась к нему за утешением.

Да, единственная проблема — человек. Отделаться от него, и все будет прекрасно. Но действовать придется осторожно, очень осторожно, так чтобы дочь ничего не заподозрила. Твердый посмотрел, как Були отдает окровавленный нож магистру форм, и улыбнулся.

Снег падал, кружась, мимо вмонтированных в стены прожекторов, но попал в воздушный поток, созданный двигателями космического корабля, и, подхваченный им, взмыл кверху, как бы возвращаясь к своему источнику.

Генерал Сент-Джеймс подождал, когда судно сядет на седьмую площадку, и поспешил наружу приветствовать пассажиров. Снег заскрипел под его ботинками, и дыхание вырывалось струйками пара. Корабль, хоть и не особенно большой, выглядел вместительным и удобным. Его корпус напоминал по форме земного краба, только, конечно, без ног, и круглых, глубоко посаженных глаз. Зазвенел остывающий металл, и автоматическая лестница опустилась перед шлюзом.

«Интересно, — подумал генерал, — каков собой этот Серджи Чин-Чу? Важный бизнесмен, полный высокой риторики и преданный собственному карману?» Сент-Джеймс надеялся, что нет, так как в послании его друга Александра Дассера говорилось, что этот человек возглавляет Клику и является самой последней надеждой Легиона на будущее.

Люк с жужжанием открылся, и луч света ударил в землю. На лестнице появилась фигура, слишком хрупкая для мужчины, и плотнее закуталась в накидку. Капюшон скрывал лицо гостьи, но грация, с которой она спускалась по ступенькам, приковала внимание офицера. А когда женщина сошла на землю, и свет упал на ее лицо, интерес Сент-Джеймса превратился в восхищение.

У женщины была стройная фигурка, длинное овальное лицо и огромные глаза. Они смотрели как-то затравленно, будто бедняжка недавно пережила ужасную трагедию. Ее голос звучал тихо и нежно.

— Я Наташа Чин-Чу. Мой свекор будет через минуту.

Сент-Джеймс даже удивился силе своего разочарования. Если Серджи Чин-Чу ее свекор, значит, она замужем и так же недоступна, как сам император.

— Добро пожаловать на Альгерон, мадам Чин-Чу. Меня зовут Айан Сент-Джеймс. Я командую независимыми силами Легиона.

Наташа нахмурилась. Вокруг ее лица кружился снег.

— Спасибо. Очень печально, что генерал Мосби и ее люди в тюрьме.

Сент-Джеймс поднял брови:

— Вы знакомы с генералом?

— Нет, но мой свекор ее знает.

Невысокий, плотный человечек появился из-за ее спины. У него были голубые глаза, живые и умные.

— Кого я знаю? Наташа улыбнулась:

— Позвольте представить, генерал Сент-Джеймс, мой свекор Серджи Чин-Чу. Мы говорили о генерале Мосби и о том, что она в тюрьме.

— Но ненадолго, — весело ответил Чин-Чу. — Мы надеемся вытащить ее.

Очарованный непритязательными манерами торговца и испуганный его прямотой, Сент-Джеймс почувствовал, что улыбается.

— Добро пожаловать на Альгерон, сэр. Чувствую, хадатан ждут серьезные неприятности.

Метель утихла, только редкие запоздавшие снежинки спускались по спирали со свинцово — серого неба. Солнце едва пробивалось сквозь плотный облачный покров, а Башни Альгерона, которые обычно притягивают глаза на юг, было совсем не видно.

Роллер встал на колени возле еще теплого помета дута и передвинул защитные очки на лоб. Его дыхание туманило воздух. Когда Роллер прибыл на Альгерон, он практически ничего не знал о выслеживании противника, но с тех пор научился многому.

Тут прошли шесть животных. Первый или второй дут испражнился, а идущие следом втоптали помет в нетронутый снег. Глубина следов показывала, что животные были тяжело нагруженные, а судя по тому, как отпечатки перекрывали друг друга, караван двигался гуськом.

Отсутствие следов наа означало, что на дутах ехали, а не вели их. Это не позволяло точно определить количество воинов, но сержант мог прикинуть приблизительно. Их должно быть не меньше шести — по одному на животное — и до двенадцати, если они ехали по двое.

Что касается личности этих наа, что ж, отпечатки копыт не оставили сомнений на этот счет. Племена любили клеймить свой скот двумя способами: тавром, выжженным на коже, и метками, выпиленными по окружности копыт. Первый подход позволял им выбирать своих животных из большого стада, а второй помогал проследить свою собственность, даже в компании чужого дута. Но на этих копытах не было никаких племенных меток, следовательно, их выжгли кислотой или спилили. Эта хитрость должна была спасти бандитов, если их схватят с краденым товаром, или хотя бы облегчить им наказание. Правда, племена редко проявляли милосердие, когда дело касалось бандитов. Большинство разбойников умирало головой вниз в костре. Роллер встал и огляделся.

Его отряд вышел далеко не в полном составе, как и все патрули из форта Камерон в эти дни. Из кводов у Роллера был Гуннер, сумасшедший, как всегда. Сейчас он прятался в овраге, сканируя пустыню своими сенсорами. Затем был боец II по фамилии Виллен, которая, несмотря на ее последнее свершение, по всем признакам стала весьма приличным солдатом; ее дублер, новобранец Салазар, настолько зеленый, что становилось больно; и два биотела, оба ехали в кводе. Отряд, конечно, был слишком маленький для любых боев с племенем, но на нескольких оборванцев-бандитов их хватит. Или так надеялся Роллер.

А дело в том, что Старик оголил Альгерон, чтобы усилить краевые миры. Роллер понимал идею, но спрашивал себя, сработает ли она? Может ли Легион в одиночку остановить хадатан? И как насчет военно-космического флота? Что, если император пошлет их против Альгерона? Сержант покачал головой. Хорошо, что его работа ясная и понятная, а раз так, он будет ее продолжать.

По скрипящему снегу он вернулся к Виллен, обошел ее и взобрался ей на плечи. Опустив на глаза очки, сержант пристегнулся ремнями и включил рацию.

— Роллер-один Роллер-патрулю. Впереди бандиты. Двинулись.

Эта спальная клетушка была одной из многих, вырезанных в толще планеты. Щедрый запас одеял из шерсти дутов давал достаточно тепла, а занавеска из фабричной ткани создавала иллюзию уединения.

Були услышал шорох. Его рука скользнула вниз и обхватила лежащий рядом отрезок трубы. Эта изготовленная на Земле труба когда-то была частью челнока, разбившегося в пятидесяти милях к северу отсюда.

Наверху наступила ночь, так что шорох мог означать, что один из наа пошел на часок соснуть, как они делают каждые шесть часов, или что кто-то покушается на его жизнь.

Нет, никто явно не угрожал Були и убить его не пытался. Но легионер чувствовал вокруг себя какую-то напряженность, вроде еле сдерживаемой обиды, и она заставляла человека нервничать. Скорей бы они ушли из деревни Убивающего Наверняка в деревню Твердого, а еще лучше, если бы он мог совсем сбежать. Вот только как же быть со Сладостью Ветра? Мысль о том, чтобы оставить ее, лишиться ее навсегда, отозвалась в его сердце болью.

Снова раздался шорох, на этот раз ближе, и Були сел. Труба не бог весть какое оружие, но лучше, чем ничего. Он вжался спиной в угол и приготовился защищаться. Занавеска отошла в сторону, и облако духов окутало его. Сладость Ветра!

Занавеска задернулась. Сладость Ветра скользнула к нему под одеяло. Никаких слов не было произнесено, да они и не требовались. Губы нашли губы, тела сплелись, и руки заскользили по бедрам. Влечение было настолько сильным, настолько мощным, что Були задохнулся. Ее гладкий чувственный мех, твердые мускулы под кожей и язык, который исследовал его рот, мгновенно привели человека в состояние возбуждения. Не помешала даже боль от раны.

Сладость Ветра обхватила пальцами его плоть и повела рукой вверх и вниз. Легионер содрогнулся, заставил ее остановиться и начал свое собственное нежное исследование.

С каждой минутой напряженность их ласк возрастала, пока Сладость Ветра не могла уже больше терпеть и толкнула его внутрь.

Були прикусил губу от наслаждения, заставил себя сдержаться и поймал ритм, в котором она двигалась. Он не знал, что ему больше нравится, физическое удовольствие или эта удивительная близость с любимой женщиной. Ибо он думал о ней именно как о женщине, а не как об инопланетянке.

Медленно, но с уверенностью любой природной силы темп убыстрялся. Кусая друг друга за плечи, чтобы не закричать, они неслись на волне наслаждения, пока вместе не достигли высшей точки. Волна повернула вспять, стала водоворотом и засосала Були в океан чувства.

Когда все закончилось, они долго молчали. Були думал, как чудесно лежать тут, рядом со Сладостью Ветра, целующей его шею и шепчущей нежные слова ему в ухо. Он поцеловал ее в ответ, сказал, что любит ее, и знал, что это всерьез. Это было то самое знание, из-за которого слова даются так трудно.

— Сладость Ветра… — Да?

— Я люблю тебя.

— Ты говорил это.

— И я говорил серьезно.

— Хорошо.

Були приподнялся на локте и посмотрел ей в глаза.

— Но есть проблема.

— Ты должен уходить.

— Да. Как ты узнала?

— Я знала с самого начала. Это знают все женщины.

— А ты еще придешь?

Слеза скатилась по щеке Сладости Ветра. Но Сладость Ветра словно не заметила этого.

— Я приду проститься.

— Я вернусь.

— Было бы лучше, если б ты не приходил.

— Это сильнее меня.

— Значит, так и должно быть. Були кивнул.

— Точно.

— Тогда уходи сейчас, пока мы не в моей деревне, где отец будет обязан преследовать тебя.

— Он даст мне уйти?

— Думаю, он показал бы тебе дорогу, если бы мог. Ничто не доставило бы ему большего удовольствия.

— Как насчет еды? Оружия?

— Отец приготовил и то и другое, чтобы я нашла, — ответила Сладость Ветра. — Я оставила их снаружи.

— Тогда я должен идти.

— Да, — тихо ответила Сладость Ветра, — но только после того, как мы повторим.

Она подтащила голову Були к своим грудям, сосок проник ему в рот, и легионер обнаружил, что угождать ей легко и приятно.

В огромном ситуационном зале сидели только трое. Лампы были притушены, и одна большая секция стены преобразована в экран. Чернокожий офицер с бритой головой и усталыми глазами рассказывал с экрана:

— …так что звездные ныряльщики сработали именно так, как рассчитывал Леонид, взорвали линкоры и спасли форпост. Мне жаль, что он погиб, когда гады нанесли прямой удар по линейному ускорителю. Леонид был штатским и бесил меня временами, но малый он был что надо.

Сент-Джеймс коснулся кнопки на подлокотнике своего кресла. Экран погас.

— Я страшно сожалею.

Хотя Сент-Джеймс сказал это, слова прозвучали фальшиво, ибо он знал, что вовсе не сожалеет, и что на самом деле он скорее счастлив. Не из-за того, что храбрый человек погиб, а из-за того, что его жена существует и юридически свободна. Но он должен быть осторожен, очень осторожен. Он должен уважать ее горе и ждать столько, сколько потребуется.

Странно, он видел рапорт Нарбакова задолго до прибытия Чин-Чу, но не связал одно с другим.

Чин-Чу проговорил дрожащим голосом:

— Спасибо, генерал. Это очень любезно с вашей стороны. Мне бы хотелось, чтобы Леонид был жив, но отрадно слышать, что смерть моего сына значила что-то для окружающих и дорого обошлась врагу.

Слезы потекли по Наташиным щекам, и она виновато улыбнулась.

— Да, генерал. Спасибо. Легче, когда знаешь, как именно умер муж.

Сент-Джеймс не поддался порыву обнять Наташу и поцелуями стереть эти слезы. Он понимающе кивнул, встал и подал ей плащ.

Дыхание Були выходило короткими сердитыми выдохами. Он оглянулся через плечо. Его след виден как на ладони. Ребенок мог бы идти по нему. Этот след спускался с вершины холма, пропадал из виду и снова появлялся в ста ярдах за его спиной. Пока Були оглядывался, появился дут, за ним второй и третий. Не воины Убивающего Наверняка — тех ему удалось стряхнуть во время темноты два цикла назад, — а бандиты, которые наткнулись на след легионера и решили его заполучить. Первый всадник махнул оружием над головой, крикнул что-то неразборчивое остальным и погнал своего дута вниз в овраг. Остальные помчались следом.

Були сощурился на солнце, уточнил направление и побежал. Карта, которую дала ему Сладость Ветра, плюс солидная фора позволили ему найти дорогу в горах. Но до Камерона оставалось еще миль пятьдесят-шестьдесят, а значит, бандиты схватят Були в течение часа.

У него был пистолет, тот самый пистолет, с которым его взяли в плен, и два запасных магазина. Всего сорок пять патронов. Сорок четыре для наа, и один для него самого. Легионер вспомнил, как умер хадатанин, и побежал чуть быстрее.

Ему нужна естественная крепость, место, где он сможет наилучшим образом использовать пули, которые у него есть, и надеяться, что бандиты уйдут.

Були заскользил на склоне, но восстановил равновесие и затормозил каблуками. Берег реки был крутой. Легионер одолел его несколькими длинными прыжками и поблагодарил Бога, когда лед не сломался. Перебравшись по льду на другую сторону, он влез по камням на противоположный крутой обрыв. Дальше подъем стал более пологим, и Були побежал. Его рана открылась некоторое время назад, и нижняя рубашка уже намокла от крови. Едва он успел подняться на вершину возвышенности, как услышал выкрик. Пуля прожужжала у его плеча, а четвертью секунды позже раздался звук выстрела.

Легионер зигзагами побежал к лежащим поблизости валунам, услышал еще два винтовочных выстрела и бросился за камень. Хорошо, когда за спиной есть что-то массивное.

Перед ним простиралась ровная площадка, усеянная камнями, а чуть дальше стоял небольшой холм с крутыми склонами и плоской вершиной. Були вспомнил, что на Земле такие холмы часто служили готовыми фортами. Стараясь не думать о горящем огнем животе, легионер побежал туда.

Снег хрустел под его ногами. Тяжело дыша, Були обежал холм, добрался до противоположной стороны и стал взбираться наверх. Где-то на полпути перемешанные со снегом камни начали осыпаться. Були чертыхнулся, ухватился за каменный выступ и подтянулся на руках. Еще чуть-чуть, еще совсем немного, и он доберется до вершины.

Нащупав опору, легионер сделал еще один рывок, перевалился через край и упал в небольшое углубление. Замечательно. Отличная позиция, где пули его не достанут и где можно наконец отдышаться.

Он нащупал через одежду аптечку, которую Сладость Ветра включила в его снаряжение, но пальцы так окоченели, что он с трудом расстегнул молнию на кармане.

Антисептик зверски щипал, бабочковые зажимы стянули края пореза, вызвав адскую боль, но Були был не в том положении, чтобы привередничать. Свежая бактерицидная повязка на живот, за ней бинт, намотанный поверх рубашки, и легионер был готов. Теперь пришла очередь заняться оружием.

Були снял оружейный пояс, проверил, что запасные магазины заряжены и в них нет грязи, и сделал интересное открытие. Два сигнальных пистолетных патрона, которые он всегда носил на поясе, по-прежнему были там. Були подумал, решил, что бандиты все равно знают, где он, и дернул защелку. Магазин упал ему на колени.

Були подышал на холодные негнущиеся пальцы, выдвинул из магазина два боевых патрона и заменил их сигнальными. Сделав это, он вогнал магазин в колодец, услышал, как он щелкнул, и направил пистолет в небо. Потом нажал на спуск, чуть подождал, пока ракета не взорвалась в трехстах футах над его головой, и нажал на спуск еще раз. Любой командир патруля, стоящий своего жалованья, поймет, что это значит. «Я по уши в дерьме. Поспешите».

Но увидит ли кто-нибудь его сигнал? Були пожал плечами, освободил магазин и вложил обратно оба патрона. Теперь бандиты были ближе, и ему понадобится каждая пуля.

Виллен заметила энергетическую вспышку в верхнем правом углу своей зрительной сетки. Она дала увеличение, и одновременно в правом углу замелькали цифры. Биллей даже удивилась собственному профессионализму и осталась довольна.

— Роллер-два Роллеру-один. У меня горячее пятно в трех милях впереди, вектор семь, высота триста, падающее. И температурные параметры и высота соответствуют сигнальной ракете Легиона. Подтверждаете?

— Понял тебя, — быстро сказал Гуннер. — Роллер-три тоже ее видит.

Салазар тоже заметил вспышку, но не доверял своим сенсорам и промолчал. Теперь он обругал себя за глупость и поблагодарил Бога, что остальные этого не знают, особенно Биллей, которая всячески старалась сделать его жизнь несчастной. Почему? Он не имел ни малейшего представления. Роллер прервал его мысли. Его приказы звучали жестко.

— Роллер-один Роллер-патрулю. У нас дружественный в беде. Состояние готовности пять, повторяю, пять, и разуйте ваши сенсоры. Роллер-три, отправь в центр управления рапорт о контакте и попроси шпионский глаз. Черта с два эти ублюдки дадут нам его, но почему бы не попросить. Роллер-два, пройдись по частотам, найди дружественного и свяжись с ним. Я хочу знать, кто он, что случилось и какова обстановка, в подробностях. Роллер-четыре, следи за задней дверью. Если мы получим в зад, постарайся быть мертвым к тому времени, когда все закончится. Ладно, народ, двинулись.

Були держал пистолет в правой руке, а левую засунул под мышку, чтобы согреть пальцы. Снег под его коленями растаял, и брюки промокли.

Судя по шуму внизу, бандиты нашли место, где он взобрался на холм, и готовились идти за ним. Интересно, как они пойдут? Поодиночке? Или все разом, со всех сторон одновременно? Как бы это выяснить?

Легионер огляделся, нашел камень величиной с кулак и бросил его на шум. Камень пролетел примерно треть пути, потом ударился о склон, отскочил и покатился к подножию. Тут же весь ад вырвался на свободу — бандиты открыли огонь по вершине холма. Стрельба должна была прекратиться через минуту, но не прекратилась. Значит, они идут за ним.

Були взял пистолет обеими руками, дождался, когда выстрелы замолкнут, и в ту же секунду встал. Бандиты были именно там, где он ожидал: футах в шести от вершины и все словно на ладони. Вдобавок им нельзя было стрелять, иначе они не удержались бы на ногах.

Були пошел слева направо, прицеливался им в грудь, и давал каждому по две пули. Кровь брызнула из их спин, руки вскинулись, и тела под ударами пуль повалились назад.

За долю секунды между тем моментом, когда легионер убил третьего наа, и тем, когда в него самого сзади ударила пуля, Були увидел дутов, бандитов и что-то, чего не должно было быть, но было. Стандартная лазерная пушка Легиона, разобранная для транспортировки, а теперь собираемая. Откуда? Зачем? Вопросы смешались, когда пуля толкнула его и повернула кругом.

Нижняя половина лица бандита была обмотана длинным куском грязного белого полотна. Один конец развевался и хлопал на ветру. Бандит стоял на краю воронки со штурмовой винтовкой у плеча и смаковал свою победу.

Первая пуля попала в него на уровне промежности, а следующие три прошили его вверх до самого сердца. Он уже падал, когда ударила последняя пуля.

Встревоженный тем, что остальные могут подниматься тем же путем, Були бросился к противоположному краю углубления и посмотрел вниз. Бандит все еще кувыркался по склону. Его одежда превратилась в клочья, и кровь помечала камни, которые замедляли его падение. Никого из его сообщников видно не было.

Четверо готовы, а сколько осталось? Шесть, восемь? Легионер еще подсчитывал шансы, когда какое-то движение привлекло его внимание. Кто-то или что-то проходило через последнюю возвышенность. Боец II, ей-богу! И квод! И сзади еще один боец II! Они увидели его сигнальную ракету и шли на помощь.

Но постойте… а как же лазерная пушка? В умелых руках она способна уничтожить бойца II и повредить квода. И где бандиты? Им давно уже пора атаковать. И тут он все понял.

По крайней мере один из бандитов был умен, чертовски умен, и использовал Були как приманку. И этот план мог сработать, так как патруль никак не ожидает, что кучка сброда имеет лазерную пушку, и бросится прямо в засаду.

Плечо болело, как болела и рана на живота, но Були вскочил на край холма и замахал руками. Кровь, его кровь брызнула на ботинки. В глазах все расплылось, небо вдруг опрокинулось, и скала вышибла воздух из его легких. Були боролся с чернотой, но она затянула его как трясина.

Салазар увидел, как что-то появилось на вершине низкого холма, задвигалось, а потом пропало. Человек? Он прибавил увеличения, но было уже слишком поздно.

— Роллер-четыре Роллеру-один. Я видел биотело на холме. Это мог быть наш дружественный. Подтвердите.

— Это Роллер-два. Ответ отрицательный, — сказала Виллен.

— Это Роллер-три. Ответ отрицательный, — добавил Гуннер.

Роллер разозлился. Он переместил свой вес с одной ноги на другую, из-за чего Виллен неожиданно покачнулась.

— Следи за задней дверью, черт тебя побери… Роллеры два и три справятся с остальным. Второй займется убийством, а Третий прикроет.

Салазар молча выругался. Опять ему не везет. Но ведь он же видел фигуру на вершине холма, человеческую фигуру, хотя и не знал, почему он так решил. И эта фигура что-то означала. Но что? Двигаясь задом, он то и дело оглядывался через плечо, надеясь, что человек появится снова. Но он не появился.

Наслаждаясь взбучкой, которую получил Салазар, Виллен шла по следам бандитов вокруг холма. Ее коленный сервопривод номер три начал перегреваться и послал болевые импульсы в ее электронную нервную систему. Виллен заставила себя не обращать внимания на боль и привела руки в положение для стрельбы. Это движение спасло ей жизнь, так как лазерная пушка стояла низко, за грудой камней, и ее луч попал не в голову, а в правую руку киборга.

Если удар пули или пушечного снаряда вызывает гидростатический шок, то луч не смог остановить киборга. Рука Виллен расплавилась и повисла, но в остальном она не пострадала.

Виллен повернулась, готовясь пустить в ход свой пулемет, но не успела. Граната взорвалась около ее правой щиколотки. Ступню оторвало, и Виллен грохнулась на землю. Роллер спрыгнул.

— Засада! Третий, дай огневую поддержку! Четвертый, зайди им с тыла!

Страстно желая умереть и надеясь, что его время пришло, Гуннер высадил биотела и решительно пошел вперед. Даже не собираясь прятаться за редкими валунами, он шагал в засаду как на параде, а черные мишени приглашали бандитов стрелять.

И они ответили на приглашение. Сначала лазерной пушкой, а потом управляемыми снарядами, добытыми в том же самом налете, который принес им пушку.

Квод пошатнулся под градом ракет, поблагодарил Бога, что его день наконец настал, и съехал носом в мелкий овраг.

Только после того как он попытался выбраться, киборг понял, что его загнали в ловушку и вывели из боя.

Они не убили его — да и где им с их-то хлопушками, — но это не имело большого значения. Он не мог двигаться, и только тридцать два процента его вооружения могло достать врага. Он поднял многоствольный пулемет, повернул его в сторону бандитов и открыл огонь. Смесь снега и земли взметнулась вокруг камней, где прятались наа. Один дернулся под ударами и упал.

Биотела, мужчина по фамилии Хутера и женщина по фамилии Бриггз, подключились к Роллеру и прокладывали себе дорогу. Если бы им удалось обойти бандитов с фланга и прикончить стрелка, сражение было бы выиграно.

Виллен на животе поползла к врагу и выстрелила из плечевых ракетных установок. Ракеты врезались в валуны, с грохотом взорвались и тряхнули землю. Взрыв должен был прикончить бандитов, но не прикончил.

Один из наа остался жив и твердо решил разделаться с Виллен. Снег под лучом начал превращаться в пар, а песок — в стекло, когда он нажал на спуск и повел стволом пушки влево.

Виллен смотрела, как этот гейзер движется к ней. Черт! Черт! Черт! Сейчас ее поджарят, сейчас она умрет, сейчас…

Камни раскалывались под тяжестью металлических ног Салазара. Он обошел холм и теперь искал, кого бы убить.

Потребовалось время, чтобы зайти к бандитам с тыла, больше времени, чем ему хотелось бы, но ничего не поделаешь. Эй, а это что такое? Лазерная пушка, вот дьявол! Укрыта за грудой валунов и поворачивается к Виллен!

Салазар выстрелил из обеих рук сразу. Пули попали в наа на долю секунды раньше энергетического луча, разорвали его на части, а лазер поджарил эти куски.

Убедившись, что бандит мертв, киборг перестал стрелять и подошел к Виллен.

— Ты в порядке?

Виллен стиснула несуществующие зубы.

— Нет, черт побери.

Салазар мысленно улыбнулся. Раз Виллен злится, значит, все нормально.

— Эй, какого черта ты жалуешься? Техники наладят тебя в два счета.

Салазар помог ей встать и принял на себя большую часть ее веса. Виллен посмотрела на него.

— Ты забрал мою жизнь и вернул ее.

— Я — что?

— Ничего. Рука болит, вот что. Роллер вмешался в их разговор.

— Хорошая работа, Четвертый. Ладно. Хутера, Бриггз, найдите дружественного и приведите его. Кто-то же выпустил ту сигнальную ракету. Третий, вызови подъемник, и Второй, сядь. Ты похожа на черта.

Большинство офицеров Легиона находились со своими частями в краевых мирах или на учениях, поэтому в офицерском клубе было сравнительно пусто. Как бы угадав желания своего начальника, присутствующие не проявляли лишнего любопытства и занимались своими делами. Из звуковой системы лилась негромкая музыка, бормотали голоса, звенели тарелки.

Генерал Сент-Джеймс посмотрел через стол, покрытый белоснежной скатертью, и решил, что он самый счастливый человек на свете. Мало того, что Серджи Чин-Чу заболел и рано ушел спать, его невестка предпочла остаться.

Вообще-то Сент-Джеймсу следовало пригласить своих советников пообедать с Наташей, но он умышленно не сделал этого.

И вот теперь наслаждался двухчасовым обеденным разговором. Генерал рассмешил ее раза два, не меньше — победы, планируемые так же тщательно, как любая битва, — и увидел, какая она на самом деле. Чудесное создание, полное жизни и от природы веселое.

В эти короткие мгновения Сент-Джеймс окончательно решил посвятить себя Наташе Чин-Чу, восстановить ее дух и завоевать ее любовь, ибо жизнь, несомненно, не предлагает большей награды, чем та, что сидит сейчас перед ним. Сент-Джеймс настолько погрузился в свои мысли, что капралу пришлось дважды откашляться, чтобы привлечь его внимание. — Да?

— Сообщение из центра связи, сэр. Дежурный офицер велел принести его сюда.

Сент-Джеймс взял чистый листок, отпустил курьера и прижал большой палец к печатке доступа. Появились слова. Он прочитал их, моргнул и прочитал снова.

— Ну, будь я проклят. Наташа поставила свой бокал.

— Что-то не так? — Она нахмурилась. Сент-Джеймс пожал плечами.

— Похоже, хадатанские агенты высадились на Альгерон.

— Это плохо.

— Да, но человек, долгое время считавшийся мертвым, вернулся к жизни.

— А это хорошо.

— Да, — ответил Сент-Джеймс, наливая ей вина. — Это очень хорошо.

Глава 19

В офицерской кают-компании сделали перестановку в соответствии с традициями и правилами, установленными тысячи лет назад. Следственная комиссия в составе великого маршала Пем-Да, военного командующего Дал-Ба и секторного маршала Исам-Ка, сидела за отдельным столом, спинами к стальной переборке. На груди у них висели переводчики, которые выглядели довольно жалко на фоне великолепных церемониальных портупей, украшенных драгоценными камнями.

Свидетели обвинения — начальник штаба военного командующего Нимана Позин-Ка, командир пики Модер-Та, командиры второго и четвертого копья и инопланетянин по фамилии Болдуин — сидели вдоль левой стены, а те, кто свидетельствовал в защиту Позин-Ка, в том числе командиры первого и пятого копья и люди Норвуд и Хоскинс, сидели вдоль правой.

«Очень странно, что в суде участвует столько инопланетян», — подумал великий маршал Пем-Да. Странно и немного тревожно. Хотя хадатанские правила специально этого и не запрещали, приглашение инопланетян казалось бестактным.

С другой стороны, чрезмерное использование показаний противника может ослабить доводы Позин-Ка и усилить доводы Модер-Та. Что Пем-Да приветствовал бы, так как предпочитал более агрессивную стратегию и хотел, чтобы Модер-Та выиграл. Дело в том, что Позин-Ка получил свою нынешнюю должность, несмотря на бурные возражения Пем-Да, — ошибка, которую теперь можно будет исправить.

«Да, — решил Пем-Да, — ситуация под контролем и неожиданностей не предвидится». Но если так, почему же он боится? Почему его особенно пугает то, что обвиняемый — Позин-Ка?

Но кто станет спорить с очевидной истиной? Чем большего ты достиг, тем больше можешь потерять и тем больше боишься. Это же естественно, как один, два, три.

И если так, то ему, конечно, есть что терять, и больше, чем военному командующему, хотя вероятность того, что это действительно случится, меньше.

Пем-Да наблюдал, как военный командующий Ниман Позин-Ка вошел, сел в центре комнаты и уставился вдаль.

Обвиняемому не случайно предназначалось единственное кресло, за которым не было переборки. Такое расположение являлось отчасти психологическим приемом, отчасти ритуалом и символизировало полную уязвимость Позин-Ка.

Пем-Да мог представить себе, что чувствует обвиняемый офицер. Холодно, страшно и немного болит живот, словно какой-то зверек грызет его изнутри.

Жаль, что придется уничтожить такого многообещающего офицера, принести его в жертву нуждам хадатанской расы, но война есть война. Дело в том, что его стратегия ошибочна и даже хуже, чем ошибочна. Продвигаясь так медленно и давая людям время подготовиться, военный командующий вымостил хадатанам дорогу к поражению. Свидетельство тому — гибель третьего копья. Вместо того чтобы обойти астероид и бросить свои войска к центру вражеской империи, Позин-Ка лишился одной пятой своей команды на третьестепенном объекте.

«Да, — решил Пем-Да, — пора назначать нового командующего. Возможно, Модер-Та, или кого-то другого из молодых самцов, которые рассчитывают на рекомендацию великого маршала и достойны продвижения».

— Прошу внимания.

Председатель суда — тучный военный командующий Дал-Ба — всем своим видом выражал недовольство, так как его вызвали на заседание из весьма заслуженного отпуска. Нельзя сказать, что он полностью в руках у Пем-Да, но он должен великому маршалу услугу-другую и прислушается к аргументам Модер-Та. Дал-Ба обвел взглядом кают-компанию.

— По уполномочию правящей триады, на основании параграфа 3458 военного устава и данных мне прав, я объявляю судебное заседание открытым. Командир пики Модер-Та зачитает обвинение.

За исключением Позин-Ка, который смотрел прямо перед собой, глаза всех присутствующих в кают-компании обратились на Модер-Та. Командир пики встал. Он знал, что на карту поставлена его карьера, и упивался риском. Победа означала для него благосклонность Пем-Да и возможность повышения по службе; провал же означал смерть.

Не фигурально, как впасть в немилость, а буквально, как получить пулю в лоб. Потому что если Позин-Ка выиграет этот процесс, он автоматически даст Модер-Та самые опасные задания, какие только найдутся. Таков хадатанский обычай, причем полезный обычай, гарантирующий определенную степень верности.

Однако всегда находятся такие, кто готов рискнуть всем, если появляется возможность сократить на несколько лет или даже десятилетий свое долгое продвижение наверх, и Модер-Та был из их числа.

Он откашлялся, посмотрел на распечатку, которую держал в правой руке, и заговорил:

— Ввиду того, что третье копье, входившее в состав флота, в настоящее время возглавляемого военным командующим Позин-Ка, было брошено в бой и впоследствии уничтожено, суд призывает вышеупомянутого офицера ответить на те вопросы, которые представляются уместными, и оправдать свои действия. Отказ отвечать на вопросы и сотрудничать с судом карается тюремным заключением или смертью. Всем понятно?

Никто не ответил, поэтому Модер-Та продолжил:

— Когда офицеры суда сочтут, что все относящиеся к делу факты собраны и проанализированы, они закроют заседание и вынесут решение. Это решение будет обязательным, окончательным и будет приведено в исполнение в течение одного цикла. Всем понятно?

Люди переглянулись, но промолчали. Модер-Та сел на место.

Дал-Ба одобрительно повел левой рукой.

— Хорошо. Давайте продолжим. Используя информацию, доставленную единственным выжившим членом третьего копья, данные, собранные робошпионами, и рапорты, представленные командиром копья Нибер-Ба до его гибели, разведывательный отдел сумел воссоздать ход событий. Но ввиду того, что эта модель основывается на очень скудной информации и большом количестве предположений, точность того, что мы сейчас увидим, спорна.

Пем-Да нахмурился, желая, чтобы Дал-Ба заткнулся к черту, и обменялся взглядами с Модер-Та.

— Все же, — бесстрастно продолжал Дал-Ба, — эта модель поможет установить место действия, ознакомит всех с основной схемой происшедшего и подготовит почву для свидетельских показаний.

«Это уже лучше, — критически подумал Пем-Да. — Лучше, но не идеально».

Лампы начали гаснуть.

Хоскинс посмотрел на сидящую рядом Норвуд. Та пожала плечами.

Наступила полная темнота. Прошли секунды. Появилась точечка света, увеличилась и стала миниатюрным солнцем. Этот шар медленно, но заметно начал двигаться по кругу под самым, как показалось Норвуд, потолком кают-компании. Правда, утверждать она бы этого не стала, так как свет, излучаемый солнцем, совершенно не освещал комнату. Факт, который озадачил Норвуд и сделал представление еще более впечатляющим.

Следом стали появляться звезды, вдруг возникая из небытия, будто кто-то прокалывал булавкой черную бумагу. Вот они уже заполнили всю кают-компанию, светились вокруг головы Норвуд, и на потолке, и на полу, и на дальней стене, у которой сидели судьи.

Затем из-за солнца, постепенно увеличиваясь, появился странной формы… астероид? Планета? Норвуд затруднялась сказать. Что бы это ни было, оно имело искусственные сооружения на поверхности, сооружения, которые выглядели настоящими, благодаря видеозаписям, сделанным хадатанскими робошпионами и включенным в рапорты Нибер-Ба.

Объект замедлился и повис в центре каюты. Норвуд почувствовала, что перспектива несколько изменилась. Теперь она будто вращалась вместе с астероидом, из-за чего казалось, что она неподвижна, тогда как все остальное продолжало двигаться.

Благодаря своей божественной позиции, Норвуд могла видеть хранилища, баки, антенные фермы, вездеходы, роботов, горняков, техников и киборгов. Все занимались своими делами, даже не подозревая о следящих за ними крошечных механизмах.

Потом появились хадатанские корабли и пошли в атаку, уничтожая все на поверхности астероида. Часть кадров являлась компьютерным моделированием, но остальные были подлинными, снятыми штурмовыми судами и переданными ими на корабли-носители. Так что Норвуд, как и все в кают-компании, знала, что это было на самом деле.

Но защитники не сдавались. Норвуд видела, как один за другим взрывались хадатанские истребители и как гибли хадатанские бойцы. Гибли, гибли и гибли. Ее поразило, что ее собратья — люди смогли нанести противнику столько вреда и что хадатане терпели это.

Атака следовала за атакой, пока не были запущены корабли с дистанционным управлением и хадатанский флот не был уничтожен.

Конечно, в описании ущерба, нанесенного людям, и перечне их войск имелись неточности, но это уже не имело значения. Увиденная битва — пусть даже не битва, а модель — не оставила никаких сомнений относительно жестокости поражения третьего копья, или незначительности данного астероида.

Фактически это впечатление было настолько сильным, что покров безнадежности лег на плечи Позин-Ка, и когда зажегся свет, военный командующий мысленно спросил себя, не следует ли просто признаться в собственной некомпетентности и покончить с этим? Никогда он не видел более удручающего зрелища, чем уничтожение стольких кораблей и стольких хадатанских солдат.

Но означают ли ошибки, сделанные одним командиром, и гибель одного копья неудачу всей его стратегии? Или это сражение было тем, чем казалось? Единственным поражением в рамках огромного успеха. Позин-Ка почувствовал, что его решимость растет, и продолжал смотреть прямо перед собой.

Болдуин, сидящий рядом с Модер-Та напротив своих собратьев — людей, внутренне торжествовал. Ничего изобличительнее этой модели битвы он и представить себе не мог. Каким образом будет защищаться Позин-Ка? Нет, остальное разбирательство будет чистой потехой.

По его лицу скользнула усмешка. Он откинулся на спинку кресла и увидел, как Норвуд прошептала что-то дураку Хоскинсу. Болдуина обидела легкая фамильярность, которая существовала между ними, и более того, их товарищеское общение, которого он был лишен. Ну ничего, Модер-Та примет командование, и они достанутся ему, Болдуину. И он сможет делать с ними все, что захочет. Эта мысль доставила ему удовольствие, и Болдуин положил ее поближе.

— Итак, — хмуро сказал Дал-Ба, — факты, в той мере, в какой они когда-либо будут известны, представлены. Бой был дан и проигран. Остается вопрос: было ли поражение третьего копья просто несчастливой случайностью в рамках успешной в целом стратегии? Является ли оно исключительно виной командира этого подразделения? Или поражение третьего копья говорит о большем? О стратегии настолько ошибочной, что она приведет наши войска к катастрофе? Если так, офицер, который разработал эту стратегию и продолжает следовать ей, виновен в некомпетентности и должен понести наказание. И задача суда — установить виновность этого офицера или провозгласить его невиновность и принять соответствующие меры. Командир пики Модер-Та изложит свои аргументы первым, за ним — военный командующий Позин-Ка. Есть вопросы? Нет? В таком случае командир пики Модер-Та может приступать.

Уверенный, что его доводы абсолютно логичны, Модер-Та встал и зачитал вступительную речь. Большая часть ее состояла из подробного, удар за ударом, и скучного рассказа о сражении, которое они только что видели, и тщательно отобранных цифр, мнений и суждений.

Фактически его выступление было настолько скучным, что левое веко секторного маршала Исам-Ка начало опускаться. Что делает правое веко офицера, Позин-Ка не знал, так как его скрывала черная повязка, но, вероятно, тоже опускалось. Исам-Ка засыпал, факт, который не имел бы большого значения, не будь секторный маршал тем единственным членом суда, на которого Позин-Ка мог рассчитывать. Не потому, что они принадлежали к одному клану, а потому, что клей военной политики удерживал их вместе.

Как и Позин-Ка, секторный маршал предпочитал осторожное продвижение поспешным скачкам. Он придерживался этой стратегии на протяжении всей своей карьеры и вряд ли переменился за последнее время. И поскольку Пем-Да выступает против интересов Позин-Ка и Дал-Ба склонялся туда же, мнение Исам-Ка становится решающим. Что, если он пропустит какую — нибудь важную часть показаний? Или заснет крепким сном именно тогда, когда Позин-Ка будет больше всего в нем нуждаться? Позин-Ка впился глазами в секторного маршала, внушая ему не спать. Это не сработало.

Благополучно дочитав свою речь, Модер-Та повернулся к свидетелям. Болдуин был первым.

Хадатане не сделали никакой попытки привести его к присяге, как сделал бы человеческий суд. Да и зачем утруждать себя? Любой свидетель, стоящий своей оплаты, даст ответы в пользу той стороны, за какую выступает, а оценивать их — работа суда.

Болдуина не попросили ни перейти в другую часть кают-компании, ни встать, ни как-то иначе изменить положение тела. Однако он выпрямился в кресле и почувствовал, как переводчик ударился о грудь. Потом посмотрел в глаза Модер-Та. Они были холодные как лед.

— Итак, полковник Болдуин, вы — офицер с некоторым опытом и видели факты. Каково ваше мнение?

Модер-Та использовал его воинское звание! Для эффекта, да, но это было первый раз, и настроение Болдуина взлетело до небес. Он заставил себя сосредоточиться.

— Объект, третьестепенной важности промышленный астероид, следовало обойти и вернуться к нему потом. Но решив захватить его, командир третьего копья должен был предпринять полномасштабную атаку, которую вы называете «интакой». Сделай он это сразу, люди не смогли бы контратаковать ваши линкоры.

Модер-Та посмотрел на членов суда, дабы убедиться, что они слушают, и с удовлетворением отметил, что Исам-Ка открыл свой глаз. Командир пики придал своему лицу непроницаемое, как он надеялся, выражение.

— Вы слишком скромны, полковник. Представители вашей расы одержали великую победу. Они сражались против подавляющих сил и победили. Основываясь на их подвиге, военный командующий Позин-Ка стал бы доказывать, что все форпосты представляют угрозу. Угрозу, с которой необходимо покончить прежде, чем продолжать генеральное наступление.

— И он был бы неправ, — спокойно ответил Болдуин. — Ваши войска захватили дюжины миров, сотни форпостов, подобных тому, о котором идет речь, и буквально тысячи меньших поселений. И ни один из них не представляет никакой угрозы.

— Ах, — сказал Модер-Та, — но военный командующий может опровергнуть и этот аргумент. Он укажет, что большинство ваших военно-космических сил бежали, не вступая в сражение, и намекнет, что они завлекают наш флот в ловушку, готовясь нанести смертельный удар. Как бы вы ответили на это?

— Я бы сказал, что это абсурд, — презрительно заявил Болдуин. — Император сумасшедший, его правительство разъедено коррупцией, и им потребуется вечность на принятие даже самого простого решения. Вот почему мы должны атаковать сейчас. Прежде чем они действительно смогут организовать ловушку, которую рисует в своем воображении военный командующий. Ждать — чистое безумие. Какое-то компетентное руководство обязательно в конце концов появится, и когда это произойдет, военные очнутся. И поскольку их флот фактически цел, вы получите настоящий бой. Представьте то, что случилось с третьим копьем, только умноженное в сотню раз.

У Норвуд внутри все оборвалось. Она не была так уверена насчет императора, но остальное было или могло быть правдой. Что, если хадатане поверят Болдуину? Что, если военного командующего заменят? Хадатане обойдут планеты типа Фрио II, поглотят империю огромными кровавыми глотками и уничтожат всю ее расу.

Конечно, Позин-Ка тоже может выиграть эту войну, но его стратегия предусматривает хотя бы возможность защиты, а это лучше, чем ничего.

После Болдуина дали показания командиры второго и четвертого копья, рискнувшие своими карьерами ради обещаний, полученных от Модер-Та. Оба говорили одно и то же, причем ни тот, ни другой не выказывали особого энтузиазма.

Но, с энтузиазмом или без, они позволили Модер-Та «прощупать» их, одобрили его точку зрения и присоединились к оппозиции. Уже одно то, что они посмели выступить против Позин-Ка, подрывало доверие к военному командующему. Конечно, командиры первого и пятого копья в какой-то мере компенсируют их показания, но только в какой-то мере.

Позин-Ка приложил все усилия, чтобы скрыть свой гнев, и молча поклялся разделаться с командирами второго и четвертого копья позже. Если он, конечно, останется жив.

Дал-Ба бросил взгляд на Модер-Та:

— У вас есть еще что добавить?

Модер-Та по очереди посмотрел в глаза каждому члену суда.

— Да, я бы хотел сказать, что ваше решение повлияет не только на карьеру одного офицера. Если военный командующий Позин-Ка останется в командовании и продолжит свою нынешнюю стратегию, мы можем проиграть войну. Миллионы хадатан погибнут, а выжившие станут рабами. Судьба Хадаты — в ваших руках.

Хоскинс много узнал о хадатанах от Норвуд и восхитился тем, как ловко использовал Модер-Та расовую психологию. Если остальные хадатане хоть вполовину такие параноики, как утверждала Норвуд, его аргументы окажут сильное действие.

Дал-Ба держался подчеркнуто рассудительно.

— Благодарю вас, командир пики Модер-Та. Можете вернуться на свое место. Суд предоставляет слово военному командующему Позин-Ка. Можете приступать.

Позин-Ка встал и отошел подальше от своего кресла и от уязвимости, которую оно означало. Он перешел ближе к Исам-Ка и встретился взглядом с Дал-Ба.

— Благодарю вас. Я хотел бы начать с предоставления суду сводки наших военных достижений.

Лампы снова погасли. Трехмерная схема появилась в центре кают-компании. В противоположность смеси компьютерного моделирования и подлинных записей, используемых Модер-Та, эта демонстрация была полностью символической.

Группы красных шаров изображали планеты, контролируемые людьми, группы зеленых шаров означали хадатанские миры, а россыпь голубых треугольников символизировала копья Один, Два, Четыре и Пять.

Едва схема появилась, Позин-Ка начал говорить. Он рассказал суду об атаке на Мир Уэбера и на последующие миры, и о том, как флот победил в каждой битве. И по мере того как он говорил, красные шары превращались в зеленые, и каждый такой шар являлся молчаливым свидетельством эффективности его стратегии и подкреплял его аргументы.

— Итак, — заключил Позин-Ка, — мои действия могут быть оправданы одним — единственным словом, и это слово — «успех». Да, были ошибки, да, я потерял третье копье, но рассмотрите ситуацию в целом. Подумайте об общем проценте потерь, который ниже компьютерных прогнозов. Посмотрите на миры, которые были частью Империи людей, а теперь светятся зеленым. Учтите то, что наши спины защищены, линии снабжения надежны, и наш родной мир в безопасности. Кроме того, если бы мои командиры не давали здесь показаний как за, так и против меня, мы бы праздновали еще больше побед.

Офицеры смотрели на схему с уважением, так как зеленые шары были подобны клину, указывающему на сердце Империи людей. Даже Пем-Да не мог отрицать того, что совершил военный командующий, и на минуту засомневался, а что, если Позин-Ка прав? Но нет, ловушка всегда выглядит безобидно, пока ты в нее не угодил, а тогда уже слишком поздно. Кроме того, он поставил на карту и свою честь, и свой престиж, и пути назад нет. Пем-Да нахмурился.

— Отличная речь, — одобрительно сказал Исам-Ка, а у Дал-Ба от этих слов вены наполнились льдом. Если Пем-Да против Позин-Ка, а Исам-Ка решил поддержать военного командующего, то с чем остается он? С решающим голосом, вот с чем. Голосом, который может стоить ему всего, чего он с таким трудом достиг. В голове Дал-Ба вихрем понеслись вопросы. Кто из офицеров имеет больше всего сторонников среди верховного командования? В самой триаде? От этих вопросов у него даже руки задрожали. Зажегся свет, и Дал-Ба спрятал их под стол.

— Благодарю вас, секторный маршал Исам-Ка, но мою стратегию оспаривают. Кажется, командир пики Модер-Та не имеет нужды защищать наши спины и наши линии снабжения. Он призывает нас слепо прыгнуть вперед и ударить в сердце врага, первыми применив интаку. Но подобный взгляд предполагает, что люди бездействуют, а я намерен опровергнуть это предположение.

Хоскинс заерзал в огромном кресле и спросил себя, правильно ли он поступил, дав хадатанину ту информацию, которую он собирался использовать. Предпочитать военного командующего его противникам все равно что предпочитать одного страшного зверя другому, такому же страшному. Оба хотят сожрать тебя; единственные разногласия, когда и откуда начать.

Сейчас этих разногласий было достаточно, чтобы спасти выживших с Фрио II, но как они будут выглядеть на военном суде? Если он доживет до суда? Тогда он, а не Позин-Ка, будет стоять перед следственной комиссией и ждать решения.

На этот раз лампы лишь слегка потускнели, и на стене напротив членов суда появились четыре документа. Два оригинала, оба на стандартном, и два перевода. Хадатанское письмо состояло из пиктограмм, подобных тем, которые Норвуд видела повсюду на корабле.

Позин-Ка уже укрепил свои позиции и теперь скорее походил на командира, инструктирующего свой штаб, чем на обвиняемого. Хитрость, благодаря которой он стал казаться частью суда, а не его объектом. Он направил на стену какой-то приборчик, появилась стрелка.

— Как вы видите, первый документ — документ от КОМВКФ Земля — приказывает войскам на Фрио II отходить и направляться к внутренним планетам, приказ, который может означать либо бегство, либо сбор сил, и соответствует тому, что человеческие войска делали до сих пор. Однако второй документ — документ от КОМЛЕГ Альгерон — приказывает им игнорировать первый приказ и держаться. Это несмотря на то что КОМЛЕГ Альгерон — подчиненная командная структура, которая принимает директивы с Земли. Позин-Ка повернулся к Хоскинсу:

— Командир пики Модер-Та счел нужным вызвать для показаний человека, так скажите нам, майор Хоскинс, как вы объясняете эти противоречивые приказы?

Хоскинс проглотил комок в горле и сжал в пальцах переводчик, который висел у него на шее.

— Я не знаю наверняка, но предполагаю, что КОМЛЕГ Альгерон не согласился со стратегией, которую проводит КОМВКФ Земля, и решил поступить по-своему.

Позин-Ка мог бы сразу задать следующий вопрос, но он молчал.

Все трое судей встревожено посмотрели друг на друга. Это была совсем новая информация, тщательно скрываемая и использованная с огромным эффектом. Раскол в человеческой командной структуре! Даже сама триада обратит внимание. Но что это значит?

Пем-Да пришел в ярость, что Модер-Та позволил себя перехитрить, и выразил это уничтожающим взглядом. Однако его энергия пропала даром, так как Модер-Та смотрел с таким же выражением на Болдуина, который побелел как полотно.

Позин-Ка отлично сознавал, какой переполох он вызвал, но сделал вид, что выше подобных вещей. Вопросы продолжились.

— Опишите планету Альгерон.

У Хоскинса мороз прошел по коже. Он напряженно выпрямился.

— Я отказываюсь давать вам информацию об этой планете и ее укреплениях.

Позин-Ка сурово посмотрел на него.

— Я не просил у вас такой информации. Расскажите суду, что означает КОМЛЕГ Альгерон. Я не спрашиваю ничего больше.

Хоскинс пожал плечами.

— Это означает «Командование Легиона, Альгерон».

— Да, — тихо прошипел Позин-Ка. — «Командование Легиона, Альгерон». Штаб-квартира Императорского Легиона! Мир, за которым уже наблюдают наши разведчики. Хорошо укрепленная планета, не имеющая гражданского населения, о котором надо беспокоиться, и которая намерена сражаться с нами. Почему? И во взаимодействии с кем?

Позин-Ка повернулся и наставил обвиняющий палец на Модера-Та.

— Скажите нам, командир пики Модер-Та, это такой мир вы хотите обойти? Это такой мир вы желаете оставить между нашим флотом и нашей родной планетой? Это такой мир я должен, по-вашему, отложить на потом?

Модер-Та открыл рот, но ничего не сказал. Полностью овладев ситуацией, Позин-Ка резко повернулся к люку и приказал:

— Ввезите его.

Люк с шипением открылся, и в кают-компанию вошел врач. Сразу за ним въехали мотоносилки, и вошел второй врач. Треть носилок была поднята, чтобы раненый мог сидеть. Он попытался отдать честь. Первый врач помог ему.

— Представляю вам офицера авиации Норбу Сина-Ра, единственного выжившего члена третьего копья в единственном настоящем сражении с людьми. Мы бы не узнали ничего о заключительной битве, если бы не героические усилия Сина-Ра доставить нам эти известия. Он слишком слаб, чтобы давать показания, поэтому я ограничусь тремя вопросами.

Позин-Ка перешел к носилкам и положил свою руку на руку пилота. Обожженное лицо офицера покрывала искусственная кожа. Бинты удерживали ее на месте и защищали ее. Военный командующий посмотрел в полные боли глаза.

— Расскажите нам, офицер авиации Сина-Ра, как сражались люди?

Голос пилота был не громче шепота, и если бы не полная тишина в кают-компании, его бы никто не расслышал.

— Люди сражались как дьяволы.

— У них было оружие или возможности, которые показались вам необычными?

— У них были киборги, огромные существа, которые могут уничтожать и истребители, и бойцов. Они шагали по поверхности как роботы-убийцы.

— Еще один вопрос, — сказал Позин-Ка, — и вы можете вернуться в лазарет. Эти солдаты и киборги… из какой части они были?

Сина-Ра закатил глаза. Слова падали из его рта как камни.

— Они были членами Императорского Легиона.

— Спасибо.

Позин-Ка повернулся к суду, а носилки тем временем выкатили из комнаты.

— Итак, вот что мы имеем. Командир пики Модер-Та и его подпевалы хотят, чтобы мы обошли планету, на которой находится штаб самых эффективных сил Империи людей. И они хотят, чтобы мы сделали это, хотя совершенно не осведомлены о каких бы там ни было ловушках, которые могут готовиться. Да, мы должны бояться засады, да, мы должны бояться смертельного удара, да, мы должны двигаться агрессивно. Но не безрассудными скачками в неизвестность. Не отказываясь от успешной до сих пор стратегии. И не игнорируя естественный консерватизм, который так долго защищал нашу расу. Благодарю вас.

С этими словами Позин-Ка решительно вернулся на середину комнаты, сел в свое кресло и уставился прямо перед собой. Он решил не вызывать нескольких свидетелей, но их показания уже лежали на столе комиссии. «Да, — подумал Позин-Ка, — я сделал все возможное, пора остановиться».

Долгую минуту стояла тишина. Все переваривали его слова.

Норвуд чувствовала что-то сродни ликованию.

Хоскинс беспокоился о последствиях того, что он сделал.

Болдуина душила ярость.

Модер-Та спрашивал себя, сколько дней ему. осталось жить?

А Пем-Да принял решение спасать то, что можно.

Дал-Ба откашлялся. Он уже сделал выбор.

— Благодарю вас, военный командующий Позин-Ка. Выслушав показания за и против обвиняемого офицера и рассмотрев все доказательства, суд готов голосовать. Секторный маршал Исам-Ка?

— Невиновен.

— Великий маршал Пем-Да?

— Невиновен.

Дал-Ба непроизвольно моргнул, но больше ничем не выдал своего удивления.

— Спасибо. И так как мое решение тоже «невиновен», пусть в протокол занесут, что военный командующий Позин-Ка оправдан по всем выдвинутым против него обвинениям и восстановлен в должности. Суд объявляется закрытым.

Болдуин вскочил, издал бессвязный рык и бросился на Позин-Ка. Хадатанин подпустил человека поближе, уложил его одним ударом и приказал телохранителям вытащить бессознательное тело.

Уже ненужных Норвуд и Хоскинса вывели под конвоем из кают-компании и повели в их комнаты.

Модер-Та вместе с командирами второго и четвертого копья вышел следом за ними. Учитывая решение комиссии, их перспективы были довольно мрачными.

В кают-компании остались Пем-Да, Исам-Ка, Дал-Ба и сам Позин-Ка.

— Итак, — спросил Пем-Да, изображая веселость, которой не чувствовал, — что теперь?

Позин-Ка посмотрел сквозь него, на стальную ребристую переборку. В его голосе не было иронии, а в глазах не было пощады.

— Следующим будет Альгерон, а после него — Земля.

Глава 20

В апартаментах для высокопоставленных лиц сто яла резная мебель ручной работы. Вставленные в золотые рамы эмблемы полков висели на темно-красных стенах вперемежку с коллекцией старинного оружия и окровавленными флагами. Все это создавало довольно мрачную атмосферу, и Чин-Чу был рад сбежать отсюда. Он положил руки на плечи невестки и посмотрел ей в глаза. Они были одного роста. — Ты уверена? За последний час двенадцать кораблей вышли из гиперпространства. Сколари предъявит ультиматум, Сент-Джеймс откажется его выполнить, и космические пехотинцы высадятся на Альгерон. — Он пожал плечами. — После этого, кто знает. Легион имеет хорошие шансы… но ничего определенного.

Наташа выдавила улыбку.

— Да, я уверена. Я могу быть полезной здесь. Клике нужен представитель на Альгероне. Вы сами это говорили. Да и потом, судя по всему, что я услышала за последние несколько дней, на Земле будет так же опасно.

Чин-Чу опустил руки. Наташа была права. Он потянулся, чтобы поцеловать ее в щеку.

— Мне следовало знать, что с тобой бесполезно спорить. Будь осторожна. Нола убьет меня, если с тобой что-нибудь случится.

Наташа засмеялась.

— И кто это говорит! Тот самый человек, который возглавляет Клику и готовится к межзвездной войне. Это вы будьте осторожны.

Чин-Чу кивнул, попытался найти нужные слова, но они не пришли. Он хотел сказать, что понимает ее чувства к Сент-Джеймсу, что Леонид хотел бы, чтобы она была счастлива.

Слеза сползла по Наташ иной щеке. Жемчужно — белые зубы закусили нижнюю губу.

— Вы замечательный человек, Серджи. Империи повезло.

Чин-Чу отмахнулся от комплимента и потянулся за чемоданом.

— Глупости. Я идиот, позволивший втянуть себя в ужасную передрягу и не знающий, как оттуда выбраться. Ничего благородного в этом нет.

Раздался звонок. Промокнув платком слезы, Наташа пошла к двери. Та со свистом отъехала в сторону.

Айан Сент-Джеймс был одет в боевую форму с оружием на ремне. Он выглядел усталым. Глаза генерала встретились с Наташиными и сразу смягчились.

— Здравствуйте, Наташа. Серджи готов? У нас мало времени. Первый корабль — разведчик опустится на орбиту через три-четыре часа.

— Суета, суета, суета, — бодро сказал Чин-Чу. — Чего же мы ждем? Пора идти.

Сент-Джеймс и Наташа посмотрели друг на друга, усмехнулись и дали Чин-Чу пройти.

Они представляли странное трио, когда шли к кораблю: прямой как палка солдат, изящная молодая женщина и кругленький торговец.

Но их едва замечали. Готовые к бою биотела, киборги и роботы торопливо шагали по коридорам, спеша присоединиться к своим частям. Через несколько часов, самое большее, дней, они будут сражаться за свою жизнь. Не с инопланетянами, которые все еще движутся внутрь империи, а со своими собратьями — людьми. Казалось, что вторая битва Камерона будет столь же бессмысленной, как и первая.

Каюта была под стать женщине, которая ее занимала, — строгой и аскетичной. Серые металлические стены, рассеянное освещение, сложный терминал связи и откидная кровать, которая сейчас была убрана. Хотя женщина жила здесь уже несколько недель, в каюте не было ни одной семейной фотографии, ни одной безделушки и никакого другого материального выражения ее внутреннего мира.

Адмирал Паула Сколари закончила свой спартанский завтрак, смахнула воображаемые крошки с губ и просмотрела несколько последних экранных страниц информации. Перспектива нападения на мир, занимаемый людьми, была по сути своей отвратительна, но имела и некоторые преимущества. Вроде того, что основной, вспомогательный и резервный оборонительные планы Легиона хранились в КОМВКФ Земля, и следовательно, были доступны Сколари. Она также имела доступ к спискам их личного состава, инвентаря и многому, многому другому.

Знать, что сделает противник, еще до того, как он это сделал, было редкой роскошью, которой она собиралась насладиться. Адмирал улыбнулась, встала и надела ненакачанный шлем. От него пахло пластиком. Воздух поступал в шлем через наружные клапаны. В случае аварии костюм загерметизируется и перейдет на встроенный воздушный резервуар. В этом костюме было неудобно, но лучше, чем целыми днями таскать полноценный скафандр.

Упругим шагом Сколари направилась к люку. Сент-Джеймс заслужил урок и получит его. Будет и дополнительная польза. За исключением нескольких незначительных стычек во времена ее молодости, Сколари никогда не руководила крупным походом, и решительная победа укрепит ее авторитет.

Члены команды космического линкора «Сирус», как и всех остальных кораблей во флотилии Сколари. уже больше часа были на боевых постах. Корабли уязвимы на выходе из гиперпространства, и Сколари сочла, что лишняя осторожность не помешает.

Обычно оживленный главный коридор был пуст, так что Сколари и здесь оказалась в полном одиночестве. Генераторы искусственной гравитации были установлены на 1.5 g, чтобы укрепить космических пехотинцев, и адмирал наслаждалась ощущением дополнительного сопротивления.

Она подошла к рубке. Двое часовых из космопехоты встали по стойке «смирно». Каблуки их правых ботинок ударили в пол в тот самый момент, когда их штурмовые винтовки IV класса встали вертикально. Сколари одобрительно кивнула, получая удовольствие и от знаков уважения к ее званию, и от точности, с которой все было исполнено.

Люк отъехал в сторону, и Сколари вошла в центр управления. Все три вахты были в сборе — в сумме человек тридцать, — отчего в рубке стало довольно тесно.

Подобно Сколари, персонал центра управления носил легкие гермокостюмы, которые автоматически накачивались воздухом, если отсек получал пробоину. Их прозрачные шлемы свисали вокруг лица, как складки полупрозрачной кожи. Они больше походили на инопланетян, чем на людей, когда горбились над своими экранами и бормотали что-то в свои микрофоны.

Офицер материализовался у локтя Сколари. Его звали Уилер. Под сверхмощным пластиком его привлекательное лицо выглядело карикатурным. Шлем приглушал его голос.

— Добро пожаловать в командный центр, адмирал. Капитан Кедаша совершает обход. Мы идем точно по графику.

Сколари одобрительно кивнула.

— Есть какие-нибудь признаки транспорта? Уилер знал, что она имеет в виду. От транспортных кораблей, посланных эвакуировать Легион, не поступало никаких известий.

— Нет, мадам. Донесения разведки были точны.

Сколари снова кивнула. Подполковник Вьял не обманул. Сент-Джеймс отправил транспортные корабли в краевые миры. Хорошо. Хадата разберется с ними, чем намного облегчит ее работу.

Техник связи пробрался сквозь толпу и прошептал что-то на ухо Уилеру. Тот повернулся к Сколари.

— Один из наших разведчиков докладывает, что с планеты поднялся корабль и направляется за пределы системы.

— Характеристики?

Радист еще что-то прошептал Уилеру.

— Маленький курьер IV класса или яхта.

— Пусть идет. Нас ждет более крупная рыба.

Радист кивнул и исчез в толпе.

— Мы в радиусе действия связи? Уилер кивнул.

— Да, адмирал. Несомненно.

— Прекрасно. Соедините меня с генералом Сент-Джеймсом. Я хочу поговорить с ним.

Потребовалось пять минут, чтобы сигнал достиг Альгерона, еще пять минут, чтобы найти Сент-Джеймса, и еще пять, чтобы он появился на экране. Генерал был в хрустящей камуфляжной форме, и его лицо выглядело мрачным. Сколари увидела на заднем плане легионеров в боевом снаряжении и поняла, что его войска так же готовы, как и ее. Тем более что планета укреплена.

— Приветствую, адмирал. Как мило с вашей стороны заглянуть к нам.

Сколари сощурилась под пластиком. Она чувствовала, что все в рубке смотрят на нее. Адмирал сознавала, как ее заявление прозвучит для императора, публики и для историков, которые будут изучать этот поход.

— В этот раз я буду только говорить… так что слушайте внимательно. Вы обвиняетесь в нарушении долга, неподчинении приказам, подстрекательстве к мятежу и государственной измене. От имени императора и в соответствии с относящимися к данному случаю статьями военного кодекса я отстраняю вас от командования и приказываю оставить пост. Вы сдадитесь военной полиции и до моего прибытия останетесь под домашним арестом. На ваше место назначается подполковник Андре Вьял.

Только те, кто очень хорошо знал Сент-Джеймса, заметили бы легкий тик в его правом веке и поняли бы, что это значит. В остальном выражение лица генерала не изменилось.

— Подполковник Вьял в данный момент несколько нетрудоспособен. Мои люди застали его при попытке запустить посыльную торпеду. Что касается приказа оставить пост и сдаться предателям, ответ: нет. Легион будет сопротивляться тирании, даже если она идет изнутри.

Челюсть Сколари клацнула, а ее пальцы сжались в костлявые кулаки.

— Тогда молитесь. — Адмирал рубанула правой рукой, и экран почернел.

Биотела, киборги и транспортные средства уже несколько часов валили из форта Камерон. Трещали рации, раздавались приказы, гудели двигатели, выли сервоприводы, топали ботинки и скрежетали шестерни, когда вся эта масса направлялась в пустыню. Прожектора, обычно освещавшие базу, были погашены, но солнце всходило, так что все было видно.

Длинные, темные тени падали на плац, позволяя Були как следует спрятаться. Сбежать из базового госпиталя было проще простого. Теперь ему предстояла трудная часть: нарушить слово чести, предать тех, кто доверял ему, и отказаться от прежней жизни. Но если дезертирство — это ужасно, другая возможность была еще хуже.

Сладость Ветра заняла в его душе место, о существовании которого он даже не подозревал, и теперь там плескалась пустота, которую только она могла заполнить.

Були думал о ней, когда генерал Сент-Джеймс прикалывал медаль на грудь его больничного халата, видел ее во сне той ночью и во все последующие, пока ему не стало казаться, будто он не может думать ни о чем другом и сойдет с ума, если не увидит ее, не услышит ее голос, не почувствует запах ее духов и не прикоснется к меху, покрывающему ее тело.

Були дышал часто и мелко, а его сердце билось как падающий молот. Его тошнило, болело плечо, и страх ослабил колени. Дезертировать сейчас, перед самой битвой, означало порвать все связи с Легионом и стать отверженным. На него будут охотиться все: и инопланетяне, и люди. Чтобы заработать на жизнь, ему придется рыться в мусоре, и все из-за девушки, которую ему следовало бы презирать.

Но что бы он ни говорил себе, как ни старался подавить свое чувство, оно не уходило. Поэтому он обменяет то, что имеет, на то, без чего не может жить.

Платформа поднялась на поверхность, и рота бойцов II с лязгом сошла с нее. Сразу за ними вышли биотела. Подразделения 1–го полка под командованием полковника Гудвин, Сумасшедшей Элис. Она маршировала во главе своих отрядов, ее изуродованное лицо символизировало жертву, которую она готова была принести и которой требовала от других.

Були подождал, когда легионеры влезут в бронетранспортеры, вышел из тени и быстро зашагал к грузовику на воздушной подушке. Були нес с собой походный рюкзак, набитый аварийными пайками и двойным количеством боеприпасов, и новехонькую штурмовую винтовку. Открыв дверь со стороны пассажирского сиденья, Були бросил свое снаряжение внутрь и залез в кабину, пропахшую сигаретным дымом. Водитель был удивлен, но обрадовался.

— Здравствуйте, старший сержант… надо подбросить?

— Да, начальство назначило меня на этот чертов административный наряд. Только что вырвался. Ты не видел Него? Или кого-нибудь из его штаба?

Водитель носил кепи сдвинутым на затылок, а за левым ухом у него торчала сигарета. Густые рыжие брови легионера шевелились, когда он говорил.

— Я его не видел, но 1–й кавалерийский ушел три часа назад. И правильно сделали. Не хватало еще, чтобы флотские поймали боргов в ловушку. Но куда они направились, я не знаю… так что, может, отвезу вас не туда.

Були кивнул.

— Ладно, как я считаю, куда-то — лучше, чем никуда, так что поехали.

Затрещали рации, и колонна двинулась. Грузовик впереди поднялся на винтах. Гравий брызнул во все стороны, загремел по ветровому стеклу. Взвыли турбины, грузовик, везущий Були, покачнулся, его кабина наклонилась вперед. Мимо проплыли главные ворота. Крепость и все, что она символизировала, осталось позади.

Передвижной командный пункт (ПКП) состоял из трех самостоятельных — каждый со своей индивидуальной силовой установкой, — но соединенных между собой гусеничных модулей. Эта машина была сделана на заказ специально для Альгерона. Она напоминала жука, когда переваливала через пологие холмы или переползала неглубокие овраги. Сопровождало эту махину отделение из шести бойцов II. Они защищали фланги и разведывали дорогу.

Булыжники разлетались под тяжестью ПКП, осыпая шасси каменной шрапнелью. Один такой осколок заставил второй модуль качнуться вбок. Наташа потеряла равновесие, соскользнула к краю откидного сиденья и схватилась за поручень. Это заставило ее осознать, где она находится. Вся обстановка, звуки и даже запахи были для нее чужими.

Второй модуль функционировал как нервный центр обороны: закодированные радиопередачи связывали его с сенсорными станциями по всей планете. Посередине модуля шел единственный проход. По обеим его сторонам располагалось компьютерное оборудование, за которым сидели одетые в камуфляжную форму специалисты. Они собирали данные, пропускали их через хитроумные компьютерные программы и пересылали готовые сводки в первый модуль, где Сент-Джеймс и его штаб разрабатывали стратегию.

Тактические задачи возлагались на третий модуль. Информацию там получали с сенсорных станций, а решали эти задачи с помощью искусственного разума, известного как Боб. Боб отражал атакующие ракеты, штурмовики и энергетическое оружие, которые могли достать до поверхности планеты из космоса. Так как Легион не имел собственных военно-воздушных и космических сил. роль Боба была особенно важной, и большинство его вычислительных способностей были брошены на противовоздушную оборону.

Наташа знала, что второй ПКП, точно такой же, как первый, но под командованием заместителя Сент-Джеймса полковника Эд, тоже оставил форт и находится где-то в пустыне, сохраняя полное радиомолчание, но готовый принять дела, если первый будет уничтожен.

Это были новые факты, новые реалии, совершенно не похожие на то, с чем Наташа имела дело раньше, такие же странные, как накрахмаленная камуфляжная форма, которую она носила.

— Кофейку не хотите?

Вопрос пришел от женщины — легионера. У нее были большие выразительные глаза, кремово — коричневая кожа и сверкающие белые зубы. Модуль покачнулся, но ее рука осталась твердой, как скала. Чашка имела крышку, чтобы содержимое не расплескалось. Из маленькой прорези поднималась струйка пара.

Наташа взяла чашку.

— Да, спасибо.

Легионер кивнула и прислонилась к шкафчику с оборудованием. В руках она держала собственную кружку.

Наташа глотнула обжигающую жидкость и сжала чашку в ладонях. Модуль снова покачнулся, и несколько капель кофе сбежали из-под крышки.

Старшина сочувственно улыбнулась.

— Не волнуйтесь, мадам. Скоро местность станет ровнее и останется такой до самых предгорий.

Наташа сделала еще глоточек.

— А что там? Легионер улыбнулась.

— А там мы заползем в один из множества заранее пробуренных туннелей, подсоединим ПКП к заранее проложенным кабелям и захлопнем заднюю дверь.

— Захлопнем заднюю дверь? Что это значит?

— Очень просто, — весело ответила женщина. — Мы взорвем склон горы и запечатаем себя несколькими сотнями тонн камня.

Хотя Наташа не имела военной подготовки, она без труда поняла логику Сент-Джеймса. Даже если враг знает о передвижных командных пунктах и заранее пробуренных туннелях, он не догадается, которую из дыр-укрытий использовал Легион. А заваленный тоннами камня командный штаб выдержит что угодно, кроме прямого попадания ядерной бомбы. Мало того, особо защищенные кабельные линии и радиоаппаратура обеспечат им связь. Но Наташа подумала об одной возможной проблеме.

— А как мы выберемся оттуда? Легионер пожала плечами.

— Саперы нас откопают, а если нет, мы бросим командный пункт и выйдем через уже проложенные спасательные туннели.

Кто-то позвал ее. Женщина кивнула Наташе и направилась к креслу. Микрофон словно сам собой повернулся к ее рту. Радист, сидящий справа от женщины, сказал что-то, и та засмеялась в ответ.

Наташа позавидовала их товарищеским отношениям и почему-то вспомнила о Леониде. Чувство вины прокатилось в ее душе. Сколько ее муж мертв? Недели? Месяцы? Она попробовала подсчитать, но быстро сдалась. Что-то около месяца, наверное. Не много, а она уже предала его, если не физически, то в мыслях, ибо собиралась продолжать отношения с Сент-Джеймсом, куда бы они ни привели.

Серджи знал о ее чувствах и одобрил их. Наташа была уверена в этом. А раз ее бывший свекор одобрил, беспокоиться не о чем, не так ли? Да и какое это имеет значение, когда кругом смерть?

Модуль покачнулся, пол ушел вниз, и Наташа повисла на поручне. Будь что будет.

Грузовик рывком остановился. Горный обвал загородил дорогу колонне. Очень кстати. Були поблагодарил водителя и спрыгнул на землю. Он не знал, что подумал молодой легионер о его внезапном уходе, и не хотел знать. Капралы не должны задавать подобные вопросы, а старшие сержанты не должны отвечать на них. Жаль, его звание мало что будет значить в пустыне.

Три альгеронских дня и две ночи прошли после их отъезда из форта Камерон. Солнце садилось, воздух после духоты кабины казался особенно чистым, и гравий хрустел под ногами.

Машины выстроились бампер к бамперу больше чем на милю — сидящие утки для низко летящего самолета. Офицеры и сержанты ругались, обжигая эфир бранью, пытались силой воли расчистить затор. Поздно спохватились. Задние машины начали пятиться, но к тому времени, как они отойдут достаточно далеко, чтобы от этого был толк, препятствие уже устранят.

Киборгов отправили прикрывать фланги, и электронные глаза с молитвами зашарили по небу. Разведка утверждала, что флотские еще не опустились на орбиту, но ей не слишком — то доверяли.

Зарычали двигатели. Тяжелая боевая техника подтянулась на расчистку завала. Пользуясь остановкой, сотни бойцов вышли из машин. Одни потянулись и сели у дороги, похваляясь друг перед другом своей сексуальной удалью, а остальные разбрелись по окружающим ущельям в поисках уединения. Були присоединился к ним.

Оружие было обычным делом для таких экскурсий, но рюкзаки были исключением. Були наткнулся на пару — тройку недоуменных взглядов. Впрочем, если старшему сержанту приспичило таскать повсюду лишние полсотни фунтов, кто они такие, чтобы возражать?

Незаметно свернуть в боковое ущелье, проверить, не идет ли кто за ним, и исчезнуть в сгущающейся темноте было проще простого. После этого Були оставалось лишь найти расщелину, сесть и ждать, когда Легион уйдет. Ждать пришлось почти час, но наконец крики, треск радиопереговоров и рычание двигателей смолкли.

Боец II, высматривающий бандитов и отставших, захрустел гравием, проходя по высохшему руслу реки, но не счел нужным осмотреть расщелину Були. Шаги замолкли, и опустилась тишина. Полная и абсолютная тишина. Були поежился. Никогда в жизни он не чувствовал такого полного одиночества.

Гряда оказалась идеальным пунктом наблюдения. Вождь наа подполз к краю и поднес к глазам бинокль.

Темнело, но добытая у Легиона оптика отлично собирала и усиливала еще остающийся свет.

Дальнепуть Твердый смотрел, как экскаваторы выскребли мелкие и широкие траншеи, и кводы уселись в них, будто гнездящиеся на земле бреллы. «Рулу», или нападение из-под земли, была одной из любимых тактик племени наа, и вождь одобрительно хмыкнул. Сидящие в траншеях и засыпанные сверху рыхлой землей киборги образовали почти неприступную группу взаимно поддерживающих огневых баз.

Нет, поправился Твердый, не неприступную, так как Легион никогда не применял такую тактику против наа. Да и не нуждался в ней, потому что никакое племя или соединение племен не могло сопротивляться такой массированной атаке.

Самое интересное, что подобное происходило не только здесь, а в целом ряде мест. Ни одно из них не имело никакого особого отношения к его народу, но все часто посещались людьми в прошлом. Места, где были выкопаны ямы и зарыты таинственные ящики, и куда люди наведывались пару раз в году.

Как-то Твердый приказал выкопать один такой ящик в надежде найти тайный склад оружия, но потерял трех своих лучших воинов. Ящик оказался заминирован.

Так что же происходит? И кого люди боятся? Кто бы это ни был, он должен быть таким же сильным, как они, или сильнее, чтобы оправдать такую крайнюю предосторожность. А любой, такой же сильный, — это угроза и для наа, так как их могут убить при перекрестном огне.

Самыми вероятными казались инопланетяне, называющие себя «хадатанами», но кто знает наверняка? У такой расы, как люди, вероятно, много врагов. Должно быть много врагов, иначе зачем им столько воинов?

В первый раз, и к своему большому удивлению, Твердый пожалел, что Були не остался. Пусть он немного странный и плохо влиял на Сладость Ветра, но этот человек — опытный воин. Бой с Убивающим Наверняка доказал это. Були знал бы, что означает эта активность, и мог бы дать совет. Но легионер ушел, ничего не поделаешь.

Твердый отполз назад, почувствовал, как гравий заскользил под грудью, и встал. Камни усеивали плато, и нужно было прыгать с одного на другой. Каждый второй час все они нагревались солнцем. Теплочувствительные ганглии в подошвах ног помогали вождю отличать самые большие и, как правило, самые устойчивые камни.

Дут Твердого почуял его запах и радостно фыркнул. Вождь фыркнул в ответ, прыгнул в седло и погнал животное вперед. Трое его самых верных воинов поехали за ним.

Собиралась пурга, а даже глупец знает, что лучшее укрытие во время пурги — глубоко-глубоко под землей.

Обстановка напомнила Сент-Джеймсу примитивную церковь с экранами вместо алтарей. Каждый экран-алтарь обслуживает жрец или жрица, и все эти служители общаются с богами.

Правда, эти боги — обычные человеческие существа из плоти и крови, находящиеся на расстоянии в сотни или даже тысячи миль, и никто из них не бессмертен и не обладает сверхъестественным оружием.

Сент-Джеймс сел в головном отсеке модуля спиной к кабине управления. Командное кресло приняло офицера в свои черные объятия и тихо заскулило, смягчая действие взрывной волны.

Пустая чашка из-под кофе со стуком упала на пол, и кто-то выругался. Голос прошептал генералу на ухо:

— Задняя дверь закрыта, сэр. Все станции зеленые.

— Понял. Включайтесь. И дайте мне оперативную сводку.

Информация хлынула в мозг легионера. Войска Сколари уже на орбите. Энергетические лучи начали прощупывать поверхность, запущен штурмовик, и корабли десанта падают через атмосферу. Факты, цифры, донесения и комментарии обрабатывались и передавались Сент-Джеймсу через головной телефон. Вторая Битва Камерона началась.

Сколари купалась в поту. Гермокостюм удерживал все внутри, включая запах ее собственного тела. Офицер моргнула. Такое чувство, будто ее глаза обложены наждачной бумагой. Сколько же она пробыла в рубке? Долго. Ее клонило в сон, но она крепилась. Ее подчиненные — болваны, и все погубят, если останутся одни. Планы — вот ключ. Сколари просмотрела их в последний раз.

Все Императорские Силы обязаны регистрировать и хранить основной, вспомогательный и запасной боевые планы на любой базе, классифицированной как «Тройное А» и выше, и Легион не был исключением.

По иронии судьбы, все три плана оказались составлены изменницей Мосби еще до ее назначения на Землю. Все они имели одну общую деталь. В соответствии с нелепыми традициями и представлениями о чести Легион намеревался защищать форт Камерон до конца.

Как показывали схемы, чертежи и другие материалы, хранящиеся в КОМВКФ Земля, расколоть этот орешек будет нелегко. Это бетонированный и в основном подземный комплекс, набитый ракетными батареями и энергетическими пушками, способными достать до верхних слоев атмосферы. Не имея серьезного воздушного флота, Легион вложил огромное количество средств в зенитные технологии.

Итак, именно это общее намерение защищать Камерон Сколари и собиралась использовать. Атаковав крепость и превратив ее в развалины, она уничтожит мозг этого чудовища и одновременно большую часть его силы. Потери будут высокими, но оправданными.

Сама мысль об этом взбодрила Сколари и погнала адреналин по ее венам.

Смерть протянулась с неба, нашла форт Камерон и погладила его огнем. Первыми стали направляемые компьютером ракеты. Взрывая усиленный сталью бетон, они прокладывали дорогу для бомб, которые пришли следом.

Любая из этих бомб сравняла бы форт с землей, если бы войскам Сколари разрешили использовать ядерное оружие. Но император запретил его, ссылаясь на то, что Альгерон принадлежит лично ему и однажды может пригодиться.

Поэтому крепость скончалась от тысяч ран, разрушаясь понемногу, пока и она и то, что прежде было Городком наа, не перестали существовать. Но уничтожение было далеко не односторонним. Залпы самонаводящихся ракет протаранили атмосферу и ударили по набитым бойцами десантным кораблям.

Только потом, когда было слишком поздно, чтобы извлечь большую пользу из этой информации, компьютер заметил, что крепость почти не пыталась перехватывать ракеты, направленные на нее, а все свои силы использовала для уничтожения транспортно-десантных судов. Способность форта атаковать эти корабли удалось в конце концов свести к минимуму, но не раньше, чем двадцать шесть процентов первого эшелона космической пехоты погибли. Сколари была в ярости.

Слова прозвучали ровно и бесстрастно. Сент-Джеймс даже не понял, кто это говорит, но решил, что это и не важно.

— Все наступательные и оборонительные системы форта Камерон уничтожены. По меньшей мере батальон космических пехотинцев высадился и окапывается.

Сент-Джеймс нервно проглотил слюну. Его плечи болели, правая нога затекла. Он подвигал ею взад и вперед.

— Потери?

На этот раз он узнал голос. Он принадлежал офицеру разведки Такеру:

— У нас двое, сэр, оба погибли, когда их машина сорвалась с обрыва.

Сент-Джеймс молча выругался. Проклятый несчастный случай. Такое неизбежно, когда столько мужчин, женщин и киборгов толкутся в горах, но все равно плохо. Он надеялся войти во второй этап с нулевыми потерями. Так бы и получилось, если бы не эта сбившаяся с пути машина — разведчик.

Зная, что Сколари имеет доступ к боевым планам, хранящимся на Земле, и зная, что планы эти сфокусированы на защите Камерона, Сент-Джеймс решил пожертвовать всем комплексом, но при этом не дать как можно большему числу космических пехотинцев достичь поверхности. С этой целью легионер эвакуировал всех людей и наа из форта еще до атаки. Теперь, когда космические пехотинцы высадились, а его войска почти целы, пришло время поменяться ролями.

Далеко в пустыне, за тысячи миль от того места, где передвижной командный пункт номер один спрятался в склоне горы, что-то задвигалось. Вызванная им вибрация передалась через почву к соседней норе. Разбуженная от спячки бука обнюхала своих крохотных — с большой палец — детенышей, убедилась, что все в порядке, и зевнула. И поскольку уже много раз ощущала эту вибрацию, снова заснула.

На поверхности, где вечные ветры секут по усыпанным камнями равнинам, металлический стержень высунулся из гравия, родил микросекундный импульс закодированного радиосообщения и ушел под землю.

Эта конкретная передача не несла никакой информации. Ее назначение — сбивать с толку врага. Но другие подобные импульсы несли настоящие сообщения, и Легион зашевелился.

Первыми взялись за дело их механические сообщники — крошечные роботы, которые запрыгали, заползали и залетали вокруг космических пехотинцев, собирая информацию и передавая ее маломощным ретрансляционным станциям, которые, в свою очередь, пересылали эти сведения на ПКП 1 и ПКП 2 по бетонированному кабелю. Многие из этих роботов были опознаны и уничтожены, но те, что уцелели, продолжали работать.

Вот так полковник Пьер Лего узнал, что шесть рот Императорских космических пехотинцев сооружают укрепления вокруг площадки, которая расположена чуть восточнее того, что еще недавно было фортом Камерон.

Размер и форма укреплений наводила на мысль о сделанном на скорую руку взлетно — посадочном поле, и Лего понял, что флотские планируют высадить подкрепление, за которым последует авиакрыло атмосферных истребителей-бомбардировщиков, а за ним бог знает что еще. Вероятно, бронетехника.

А всем известно, что если есть что-то, что бронетанковый офицер ненавидит больше штурмовиков, то это вражеская бронетехника, и Лего не был исключением. Космические пехотинцы должны умереть, а раз так, зачем ждать, пока они станут сильнее? Лего составил план, быстро раздал его через своих ротных командиров и переслал на ПКП 1. Разрешение прибыло через десять секунд.

Виллен, вместе с целой ротой бойцов И, лежала в земле, в четырех футах от поверхности. А почему нет? Ее мозг — единственная оставшаяся часть ее природной анатомии, которой требовался кислород, — получал его от двух баллонов, размещенных там, где у биотела находятся почки.

Идея оказаться погребенным заживо беспокоило большинство людей, включая Виллен. Но у киборга было достаточно силы, чтобы самостоятельно выбраться наверх, а ультракоротковолновая радиосвязь позволяла вызвать на помощь остальную роту, четверо из которой лежали всего в пяти-шести ярдах от нее.

Поэтому она сумела расслабиться и погрузиться в сон. Виллен уже столько раз видела его, что больше не боялась. И когда она подняла ящик с лимонадом и понесла его в переднюю часть магазина, она знала, что случится дальше.

Она увидела покупателей и сразу сфокусировалась на мужчине. Странно было видеть Переса-Салазара таким, каким он был тогда, довольно смазливым и глупым в этой его бейсболке и зеркальных очках. Она почувствовала, что ее сердце забилось чуточку быстрей, и выдавила улыбку.

— Могу я помочь вам?

— Да, — сказал Перес-Салазар, — держи руки так, чтобы я их видел, и давай сюда все, что в кассе.

Коннерс-Виллен покачала головой.

— Стреляй, ну же… ты все равно выстрелишь. Она смотрела, как револьвер поднимается, увидела, как он целится ей в грудь, и услышала, как упал ударник. Щелк. Ничего не произошло. Перес-Салазар растерялся. Виллен засмеялась и все еще смеялась, когда заработала рация.

— Роллер-один Роллер-отряду. Проснись и пой. Время дергать сорняки. У нас космопехота, которую нужно прикончить, и полковник торопится.

Голос принадлежал Роллеру, который вместе с пятью биотелами скрывался в грузовом отсеке Гуннера. Атмосфера была тяжелой, и сержант не мог дождаться, когда они наконец смогут открыть люк. Его следующий приказ был обращен к Гуннеру.

— Роллер-один Роллеру-два… пора плясать. Гуннер отправил вверх сквозь слой земли стержень с датчиком, быстро огляделся и выслал следом многоствольный пулемет. Он обеспечит прикрытие в случае нападения. Затем, собрав свою силу и направив ее к ногам, квод встал. Земля посыпалась во все стороны и унеслась, подхваченная ветром.

Остальные кводы сделали то же самое. Они как крабы выходили из песка, обшаривая небо датчиками. За ними, подобно мертвецам, встающим из могил, вышли бойцы II: сначала сели, а потом поднялись на нога. Они проверили свои системы, воздушными струями выдули землю из движущихся частей и загрузили в бортовые компьютеры последние данные.

Вся информация, собранная роботами Легиона, была объединена для создания сводной карты. Космические пехотинцы, их позиции и укрепления были как на ладони. Карта ясно показала и то, что рота «В» 1–го кавалерийского идеально расположена для атаки передового космического десанта, так как находится всего в десяти милях к северу и скрыта невысокими холмами. Но скорость будет иметь существенное значение, так как орбитальные глаза-шпионы ВКФ обнаружат легионеров в ближайшие десять минут и отправят к ним штурмовик.

Зная, что его солдаты понимают ситуацию не хуже его самого, полковник Лего не стал тратить времени на ненужные инструкции и отдал единственный приказ:

— В атаку!

Обладая телом лишь немногим более естественным, чем то, на котором ехал, Лего (он сидел на спине бойца II по фамилии Ханаган) выглядел как бог войны, мчащийся на битву. Он не тратил времени на то, чтобы оглядываться. Ему незачем было это делать, так как все борги в его команде шли на предельной скорости. В атаке участвовали три роты киборгов. В сумме двести девяносто шесть бойцов II, двадцать шесть кводрупедов и сто шестьдесят восемь биотел, часть из которых ехали в кводах, а остальные — на бойцах II. Зрелище было впечатляющее: киборги бегут на врага, знамена развеваются на ветру, и клубы пыли заволакивают небосвод.

Все борги, за исключением одного квода и двух бойцов II с механическими неполадками, передвигались со скоростью сорок пять миль в час и покрыли это расстояние чуть больше, чем за десять минут. И учитывая, что 1–й кавалерийский перекатился через внешние сторожевые посты десанта примерно в то же самое время, как сообщение об атаке прибыло с орбиты, воздушная угроза была временно нейтрализована. Сколари понимала, что, когда два отряда перемешаны, атака с воздуха причинит столько же вреда космическим пехотинцам, сколько легионерам.

Поэтому если начальник космопехоты майор Ху не хотела вызвать воздушный удар на свои собственные позиции, ей ничего не оставалось, кроме как сражаться с легионерами на их условиях, и 1–й кавалерийский в полной мере воспользовался этим.

Виллен бежала, и ей казалось, что земля вокруг качается и прыгает. Холмы приблизились, местность полого пошла вверх, и трассирующий снаряд ударил с вершины. Один из киборгов споткнулся, грохнулся лицом вниз и съехал по склону. Это был выстрел наудачу, но тем не менее он попал в цель. Виллен проследила снаряд до его источника, приняла молниеносное решение и выстрелила управляемой ракетой. Вспыхнул белый свет, а за ним раздался грохот взрыва.

— Меткий выстрел.

Повернув влево, Салазар подбежал к Виллен и встал, защищая ее фланг. Она хотела было огрызнуться на него, но вспомнила про сон и передумала.

— Спасибо, Сал. Следи за своим задом.

— Твой мне нравится больше.

— Заткнись и смотри, что делаешь. Она почти услышала его ухмылку.

— Слушаюсь, моя крошка.

Гуннер наметил путь между двумя холмами, зная, что там легче пройти и больше вероятности, что его убьют. Он не сомневался, что пришла его очередь сгореть, погибнуть, как погибла его семья, и соединиться с ней в великом запределье. В конце концов он заслужил это, не так ли? Проклятое право, которое он имеет.

Гуннер высадил биотела, вышел на равнину и открыл огонь из всего, что у него было. Из пусковых установок помчались ракеты, нашли свои цели и уничтожили их по одной. Энергетическая пушка ощупала камни, нашла керамическую броню и сварила плоть внутри нее, а многоствольный пулемет повернулся вправо, затормозил на бронетранспортере и превратил его в металлолом.

Уверенный, что привлек к себе достаточно внимания, Гуннер осветил мишени на обеих сторонах своего корпуса. Он добавил подсветку совсем недавно и считал, что уж этот намек обязательно даст желаемый эффект.

Прекрасно сознавая, что их ждет встреча с киборгами Легиона, космические пехотинцы потребовали и получили двойной комплект управляемых ракет «выстрели и забудь». Их они и применили сейчас на Гуннере.

За несколько секунд Гуннер получил пять ракетных попаданий и почувствовал, что все его тело затряслось от вторичных взрывов. Система отказывала за системой, пока он не смог больше двигаться. Но едва квод опустился на землю, как по нему перестали стрелять.

— Нет! — закричал он. — Я еще жив! Огонь, черт вас побери, огонь!

Но у космических пехотинцев было достаточно целей и они переключили свое внимание на тех, кто двигался, оставив почерневший корпус лежать там, где он упал, — из брюха квода валил сизый дым, от его оружия ничего не осталось.

Гуннер отделил свою паучью форму от тела квода и побежал, надеясь, что какой-нибудь предприимчивый космический пехотинец прикончит его. Таких не нашлось. Удрученный и все еще очень даже живой, Гуннер подался к одной из заранее намеченных площадок сбора.

Проходя сквозь укрепления космических пехотинцев, Виллен и ее собратья — киборги чувствовали себя всемогущими. Обеими руками они раздавали смерть, перешагивая через груды трупов.

Позже, когда бой закончится, она вспомнит, каково это — умирать, и ужаснется тому, что сделала. Но не сейчас, когда пули расплющивались о ее броню, и друзья исчезали в желто — красных взрывах, и ненависть гнала химикалии в ее мозг, и голоса кричали в ее несуществующих ушах.

— Осторожно, Роллер-шесть! У него управляемый снаряд!

— Черт! Посмотрите на эту скотину!

— Роллер-восемь готов… я вытаскиваю его ящик…

— У меня бронетранспортер на пеленге два…

— Стойте… прекратите огонь… прекратите огонь, черт бы вас побрал! Они машут белым флагом.

Потребовалось сознательное усилие, чтобы перестать стрелять, перестать убивать и увидеть белые лоскутки, которые трепыхались на ветру. Разглядев, что это мужские трусы, Виллен засмеялась.

Посыльная торпеда начала свое путешествие в космосе, ушла в гиперпространство вблизи Юпитера и вышла на некотором расстоянии от Альгерона. Один из разведчиков Сколари подобрал ее и доставил на флагманский корабль.

Когда торпеда оказалась на борту, через ее наружную панель ввели код доступа, и люк с щелчком открылся. Кубик данных был крошечный, но мог вмещать огромное количество информации. Его цвет и код, оттиснутый на пластиковом корпусе, кричали:

«Высшая срочность — только для командования».

Шифровальщик в сопровождении двух тяжеловооруженных космических пехотинцев принес кубик в центр управления, где передал его лично Сколари.

Радуясь предлогу удалиться в свою каюту, Сколари взяла кубик и ушла. Только когда люк был надежно закрыт, и она осталась одна, адмирал сняла гермокостюм. И сморщила нос. Ну и вонища! Что же ей сделать? Принять душ? Или поставить кубик?

Любопытство победило. Сколари подошла к столу, опустила кубик в плейер и прижала большой палец к опознавательной пластинке. Над столом закружился туман и принял форму человека. Император выглядел постаревшим на несколько лет и очень усталым. Он посмотрел Сколари прямо в глаза:

— Здравствуйте, адмирал. Полагаю, на Альгероне дела идут хорошо. К несчастью, этого нельзя сказать о делах здесь, на Земле. Группа, называющая себя «Клика», вчера освободила Мосби и ее легионеров из тюрьмы. Они хорошо вооружены и направляются сюда. Те части ВКФ и космической пехоты, которые не ушли с вами, остаются возле меня. Однако им может понадобиться помощь, поэтому я приказываю вам отступить и вернуться на Землю.

Император уже отворачивался, но снова оглянулся и улыбнулся криво:

— Да, и еще одно. Будь я на вашем месте, я бы поторопился.

Белые полосы расчертили небо, и ракеты поднялись, чтобы встретить самолеты, когда Твердый прибыл в свою деревню. Поездка оказалась долгой и трудной, часто прерывалась из-за необходимости прятаться и от Легиона, и от небесных солдат. И те и другие имели привычку стрелять по теням.

Но наконец после многих потраченных впустую часов Твердый добрался до дома. Стреляющий Метко и остальные воины уже прогнали большинство женщин и детенышей под землю и, как могли, замаскировали деревню. Они знали, что подобно тому, как наа ощущают тепло подошвами своих ног, люди видят его глазами своих машин и могут послать смерть найти его.

Поэтому все костры были погашены, стада дутов выпущены в горы искать себе корм, и никто не осмеливался выходить наружу, кроме как ночью.

Вождь прокрался в деревню в сумерки, отпустил своего дута и устремился домой. Он устал, но чистая одежда, вкусная сытная еда и кружка эля приведут его в порядок.

Вход прикрывала большая корзина с землей. Приподняв ее угол, Твердый пролез внутрь и спустился в жилую половину, освещая себе дорогу карманным фонариком.

Твердый знал, что большинство жителей деревни сидят в подземной пещере, и не ожидал застать кого-либо дома, но все же позвал. Сладость Ветра испугалась бы, если бы он появился без предупреждения.

— Сладость Ветра? Стреляющий Метко? Есть здесь кто-нибудь?

Ответа не последовало. Его обычно веселый дом был тихим и пустым.

Твердый прошел мимо холодного очага по проходу, который опоясывал гостиную, и добрался до комнаты Сладости Ветра. Ее не было, но остался ее запах. Луч фонарика пошарил по комнате и выхватил отшлифованную грифельную доску. Твердый подошел, поднял ее. Записка была адресована ему:

Вождь наа снова и снова читал записку. Потом выронил доску и обхватил голову руками. Он не плакал со дня смерти жены. Слезы текли долго.

Рота саперов с помощью дюжих роботов упорно расширяла туннель, приютивший ПКП 1. Уже вырытая боковая пещера превратилась во временный зал заседания.

Наташа, чувствуя себя не такой неуместной, как несколько дней назад, села на кабельную катушку и обхватила руками колени.

Сумасшедшая Элис — ее правая рука покоилась на окровавленной перевязи — села на складной стул. Ее писарям пришлось выйти один на один с разведчастью космической пехоты. Они не победили, но и не проиграли, и Элис была чертовски горда.

Полковник Лего, чьи металлические части блестели, отражая свет, предпочел стоять. Бой за летное поле космопехоты говорил сам за себя.

Железная Дженни водила 13–ю полубригаду против мобильного десантного отряда и заставила его стать неподвижным. Она сидела на ящике с боеприпасами 50–го калибра, свежая, как маргаритка.

Полковник Эд Джефферсон с хмурым видом прислонилась к земляной стене, скрестив руки на груди.

— Где Трэн?

— Мертв, — ответил Сент-Джеймс, входя в пещеру. — Убит в бою, когда 2–й воздушно-десантный принял на себя батальон космопехоты в южном полушарии.

Джефферсон еще больше нахмурилась.

— Проклятие.

— Да, — согласился Сент-Джеймс. — Подведем итог. За последние несколько дней мы потеряли много хороших людей.

— И здорово кое-кому наподдали, — радостно вставила Дженни. — Пехота драпала как черти.

Все поняли, что имеет в виду миниатюрный офицер. Космические пехотинцы исчезли так же внезапно, как и появились. Разом прервали все контакты и поднялись со всей поспешностью, на которую были способны. Мало того, военные корабли тоже ушли, оставив только два разведчика следить за Легионом.

Сент-Джеймс посмотрел Дженни в глаза.

— Не стоит недооценивать противника. Мы дрались здорово, да, и могли бы победить. Но когда? Через неделю или две, если бы все пошло хорошо, но победа не была несомненной. Нет, я думаю, они ушли по какой-то другой причине.

— По какой, например? — спросил Лего.

— Например, по прямому приказу от самого императора, — ответил Сент-Джеймс.

— Но почему?

Сент-Джеймс пожал плечами и посмотрел на Наташу.

— Это только догадка, учтите, но Клика планировала освободить Марианну из тюрьмы. Это могло послужить причиной отзыва.

— Это чертовски возможно, — проворчала Эд. — Император бы наверняка струсил.

— Да, — счастливо сказала Дженни. — Как пить дать струсил.

— Ну и что теперь? — спросила Элис.

— Готовьтесь к следующей битве, — мрачно сказал Сент-Джеймс. — Космические пехотинцы могут вернуться, или, еще хуже, явятся хадатане. Один из людей Пьера, старший сержант Були, видел, как наа замучили хадатанского агента до смерти.

— Бывший старший сержант Були, — мрачно сказал Лего. — Он дезертировал.

Сент-Джеймс поднял брови. От его голоса повеяло арктическим холодом.

— Вот как? Ну, рано или поздно он объявится, и как только это случится, застрелите его.

Наташа, непривычная к обычаям Легиона, была шокирована. Слышать, что человек, которого она любит, походя приговорил кого-то к смерти, — это ужасно. Уж не ошиблась ли она в нем?

— Итак, — спросила Эд, — каковы наши шансы, если либо те, либо другие нападут на Альгерон?

Сент-Джеймс развел руками.

— У нас достаточно еды и боеприпасов, то же самое можно сказать насчет горючего и запчастей, но недостаточно людей. Подкрепление, посланное на край, и потери, понесенные за последние несколько дней, оставили нас в очень шатком положении. Настолько шатком, что и пехотинцы, и хадатане смогут победить нас в течение трех-четырех дней.

Наступившее молчание длилось долго-долго.

Глава 21

Дым заклубился над городом Ланкастером и за чернил небо. Ветер, только что подувший с Тихого океана, отнес мглу к востоку. Это облако стало достойным фоном для драмы, которая разыгралась на площади перед зданием муниципалитета Палмдейла.

Пули изрешетили мраморный фасад здания, окна зияли пустотой, и тела защитников города лежали там, где упали. Своих убитых Легион похоронил, поэтому оставшиеся были в зеленой форме военных пехотинцев или в голубой полицейской. Хорошие мужчины и женщины, выполнявшие приказ и погибшие ни за что.

Марианна Мосби, командир независимых сил Легиона на Земле, вышла на лестницу, и ветер тут же дернул ее за форму. Она посмотрела вниз на площадь. Статуя императора стояла на своем пьедестале. Голова отбита, рука указывает к звездам. От радости? Как предупреждение? Кто его знает.

Большая часть войск Мосби с боем пробивалась к императорскому дворцу, но двести пятьдесят мужчин и женщин стояли перед ней — свидетели того, что случится.

Пусть они одеты в остатки тюремной формы и вооружены чем попало, но выглядят ее легионеры так, как им подобает, — солдатами. Но подобно всем солдатам, особенно тем, кого набрали со дна социальной бочки, одни из них лучше, другие — хуже. За эти бурные полубезумные дни после их бегства из тюрьмы были случаи грабежа, изнасилования и, увы, убийства. Преступления, которые не могут остаться безнаказанными. Полковник Дженнингс, ее заместитель, стоял внизу лестницы и читал приговор.

— …Итак, — заключил он, — будучи судимы и признаны виновными, вы приговариваетесь к смерти. Да помилует Господь ваши души. — Его слова отразились эхом от окружающих зданий.

Пять мужчин и женщин стояли на крыше большого фургона на воздушной подушке. Его борт украшала картинка в виде огромного каравая. Руки осужденных были связаны за спиной, а на шеи надеты петли. Желтые веревки, которые продаются в магазинах со скобяными товарами, были переброшены через изящно изогнутый фонарный столб. Капюшонов ни на ком не было.

Мосби заставила себя посмотреть на их лица. Один, рядовой по фамилии Торбо, был ей знаком. Других она не знала. Женщина с многоцветными татуировками на руках плюнула в Дженнингса, но ей не хватило тридцати ярдов. Офицер повернулся и посмотрел на Мосби. Она почувствовала, что кивает.

Дженнингс отдал приказ, и два легионера забили в барабаны с надписью вдоль боков «Палмдейл Тех». Взвыли турбины, обрывки бумаги понеслись по площади, и грузовик отделился от земли. Он слегка покачнулся, и один из осужденных потерял равновесие. Его товарищ подошел и подставил ему плечо. Грузовик поехал. Легионеры падали с крыши по одному. Их шеи трещали, когда веревка затягивалась. И вот уже все они закачались из стороны в сторону, описывая ботинками дугу.

Мосби затошнило, но она сохранила на лице бесстрастное выражение. Это было ужасно, но, как днем раньше сказал Чин-Чу, таковы и преступления, которые они совершили. Был в этом деле и политический момент, потому что Клика нуждалась в народной поддержке, если действительно собиралась свергнуть императора. Поддержке, которую будет трудно получить, если ее войска станут насиловать и убивать тот самый народ, который должны защищать. Нет, это необходимо было сделать, но эти казни легли тяжелым грузом на душу генерала.

Бунт начался, когда специально обученный личный состав корпоративных служб безопасности опустился с неба прямо в середину тюремного плаца. Это случилось днем, в самую жару, когда комендант Крепкое Дерьмо Гевин меньше всего ожидал атаки, а легионеры «водили стену» — перетаскивали камни с одного конца дробилки на другой.

Первым признаком, что что-то не так, стали десять воздушных грузовых платформ. Они появились на радаре и игнорировали все попытки связаться с ними. Гевин мог запустить противовоздушные ракеты или потребовать поддержки авиации, но не сделал ни того, ни другого. Да, платформы вошли в запретное воздушное пространство, да, они не отвечали на его запросы, но они были явно гражданскими. Черт побери, да на них двадцатифутовыми буквами было написано «Чин-Чу Энтерпрайзес». Нет, это явно какая-то ошибка, и ошибка, которую он вскоре исправит.

Мосби вспомнила удовлетворение, которое почувствовала, когда большие черные тени проплыли через плац. Когда поняла, что время пришло, и знала, что ее люди готовы. Она вспомнила, как охранники в экзоскелетах попытались загнать всех внутрь, и как они закричали, когда легионеры стащили их на горячий бетон и принялись обрабатывать кулаками.

Легионеры не пощадили ни дворовую охрану, ни тех, кто высыпал из арсенала, расстреливая заключенных из пулеметов. Сотни погибли в тот день, сметенные ураганом свинца, но тысячи выжили и, вооруженные сброшенным сверху оружием, начали сражаться. Одетые в черное отряды безопасности поддержали их огнем, спрыгивая с парящих платформ. Бой длился всего один час пятнадцать минут.

Мосби бросилась на поиски Гевина, намереваясь убить его собственными руками, но она опоздала.

Группа специально обученных агентов из службы безопасности разыскала управляемую компьютером тюремную систему поддержания жизни, освободила мозговые ящики, хранящиеся там, и вставила их в кибернетические тела. За несколько минут войска Мосби стали сильнее на триста шестьдесят два киборга. Все кводы и большинство бойцов II заняли позиции вокруг тюрьмы на случай контратаки, но пятеро отправились искать Гевина. Они нашли его съежившимся в углу своего офиса.

Ходят разные слухи о том, что они с ним сделали, но Мосби видела тело и имела собственное мнение. Она подумала, что борги играли Гевином в мяч. Бросали его туда-сюда, пока он не умер от травм. Перепачканный кровью офис и изломанное, будто разбитая кукла, тело коменданта подтверждали ее догадку, но точно Мосби так никогда и не узнала.

Дженнингс появился у ее локтя. Стекло хрустнуло под его ботинками. Он указал на казненных.

— Нам снять их? Мосби покачала головой.

— Нет, не сегодня. Я хочу, чтобы люди увидели и запомнили.

Дженнингс кивнул. Даже небритый, он все равно выглядел красивым. А Мосби уже сколько дней не вспоминала о своей внешности.

Старший сержант отпустил бойцов. Они разбились на группы и направились к разношерстной колонне автотранспорта, ждущей неподалеку. Трое бойцов II шли задом, следя, чтобы не случилось неприятностей. Дженнингс вопросительно взглянул на нее.

— Так что же дальше?

Мосби посмотрела на юг, туда, где уже сотни лет стоял древний город Лос-Анджелес, и где мать императора построила себе дом. Мосби не могла видеть его многоэтажные башни, но знала, что они там. Она улыбнулась.

— Пора навестить одного моего старого друга. Того самого, который бросил нас в тюрьму и послал ВКФ против Альгерона.

Дженнингс кивнул:

— Отличный план. Пойдемте.

Зачем именно создавался этот комплекс и кто был архитектором этого здания, было известно только мадам Дассер и ее ближайшим родственникам. Но из него вышел довольно удобный штаб, тем более безопасный, что располагалось здание всего в нескольких милях от императорского дворца, и императорская секретная полиция, обыскав каждую комнату бесчисленное множество раз, объявила его чистым. К тому же зданием владела подставная компания, официально не имеющая никакого отношения к «Дассер Индастриз». Все это вместе означало, что у Клики есть надежное место для собраний.

Сидя в затемненной комнате, Чин-Чу обнаружил, что стал неизвестным номером историй подполья, когда смотрел голофильм о том, что некогда было его усадьбой. Нола сидела рядом, изо всех сил стараясь не плакать. Клика насчитывала уже сотни членов, но в исполнительный комитет входили только пятеро человек. Все они сейчас присутствовали, и все были в привычных просторных халатах.

Этот голофильм снимали через двадцать четыре часа после нападения секретной полиции на виллу Чин-Чу, и смотреть там было почти не на что. Дом вместе со всем его содержимым взорвали. А чтобы Чин-Чу наверняка понял, что ему хотят сказать, обломки сожгли. Две трубы еще стояли, как и рваный кусок кирпичной стены, но все остальное превратилось в груду почерневших дымящихся развалин.

— Мне очень жаль, — сказала мадам Дассер, — но мои имения тоже пострадали.

— И мои, — добавил Ари Госс.

— Мои тоже, — сказала Зорана Зикос.

— И наши, — вставила Сьюзен Ротенберг. Чин-Чу вздохнул.

— Думаю, этого следовало ожидать. Мы должны были выйти из подполья, и как только мы это сделали, они атаковали.

Нола издала придушенный звук.

— Но кое-что эти варвары проглядели… Мадам Дассер повернулась к ней:

— Проглядели? Что? Нола указала на экран.

— Смотрите… Скульптуры Серджи абсолютно нетронуты!

Все увидели, что ржавые металлические пластины, которые торговец сварил вместе, стоят себе, как стояли раньше, и засмеялись.

— Вероятно, тайная полиция решила, что кто-то уже разрушил их, — высказалась Зикос.

Чин-Чу улыбнулся и взял жену за руку.

— Смейтесь, если хотите, но у меня-то хоть есть вторая профессия, а кто из вас может сказать то же самое? Мы же не вечно будем революционерами.

— Серджи прав, — согласилась Ротенберг. — Мы должны надеяться на успех. Что произойдет, когда император будет низложен?

— Нам еще рано об этом беспокоиться, — рассудительно заметил Госс.

— Может быть, — ответила мадам Дассер, — а может быть, и нет. Давайте взглянем на отчет, который составили наши специалисты по информации и маркетингу.

Она нажала кнопку, и голокартинка распалась на тысячи световых осколков. Они закружились, погнались друг за другом и вернулись вместе, сложившись в комплект из восьми сводок, графиков и диаграмм. Будучи деловыми людьми, заговорщики выпрямились и все внимание обратили на экран. Дассер пояснила:

— Вот как выглядит ситуация. Хорошая новость заключается в том, что опрос общественного мнения, проведенный во многих местах и среди представителей разных культур, показывает, что народ согласен с нашим планом сражаться с хадатанами на краю и хочет нового руководства. Когда мы обошли императорскую пропагандистскую машину и дали населению настоящие факты, миллионы людей перешли на нашу сторону. Материал с Веретена был особенно эффективным. Граждане хотят войны и хотят ее немедленно.

— А плохие новости? — осторожно спросила Зикос.

— Плохая новость та, — ответила Дассер, — что люди не доверяют нам. Сумасшедший или нет, император олицетворяет собой стабильность, и народу это нравится, особенно когда они сравнивают его с нами. Вот, взгляните сюда. — С помощью световой указки она высветила некоторые статистические данные. — Так как мы бизнесмены и соответствуем общему определению «богатые», они боятся того, что мы можем сделать после свержения императора.

— Весьма здраво, — тихо проговорил Чин-Чу.

— Но это нечестно! — воскликнула Ротенберг. — Мы рисковали всем! Император закрыл наши компании, разрушил наши дома и приговорил нас к смерти!

— Итак, я буду кусаться, — мрачно сказала Зикос. — Каков ответ?

Мадам Дассер усмехнулась.

— Наши специалисты по связям с общественностью рекомендуют поэтапный подход. Они указывают, что Клика, составленная из безликих мужчин и женщин, мотивы которых сомнительны, выглядит менее привлекательно, чем один человек. Особенно в обществе, где вся власть была так долго сосредоточена в одних руках.

— Значит, мы должны выбрать, так сказать, представителя, — задумчиво произнес Госс.

— Или представительницу, — жестко уточнила Ротенберг.

— Верно, — подтвердила Дассер. — Специалисты по связям рекомендовали выбрать человека, который был бы членом Клики, имел самый обаятельный показатель личности, наименее угрожающее телосложение и самое большое сходство с кумирами разных культур. Такими, как Будда, Махатма Ганди, последняя императрица и Санта Клаус.

Все посмотрели на Чин-Чу. Он протестующе замахал руками.

— Нет!

Но исполнительный комитет проголосовал, и представитель был выбран.

Солнце лилось сквозь прозрачные стенки пирамиды, грея спину императора. Его фигура отбрасывала тень на гробницу. Император поднял руки. Тень приняла форму креста. Император пошевелил руками, увлеченно наблюдая, как крест движется. Вообще-то он пришел поговорить с матерью, спросить ее совета, но из-за голосов невозможно было думать. Они снова воевали, снова спорили о том, что он должен делать, и никак не могли прийти к единому мнению.

— Да он же сумасшедший.

— Еще бы ему не быть сумасшедшим! Любой бы стал, когда в голове такой кекс с изюмом.

— Прекратите! Мы должны сотрудничать, работать как одна команда, или вся империя погибнет.

— Ну и что?

— А то. Императора могут убить, а если он умрет, умрем и мы.

— Вот и отлично, — мрачно сказал другой голос. — Лучше смерть, чем такая жизнь.

— Ваше величество?

Император не сразу понял, что этот последний голос прозвучал извне. Он уронил руки. Голоса стихли до шепота.

— Да?

— Легион пробился в город. Через час-два они будут здесь.

Лицо говорящего показалось императору знакомым. Он заставил себя сосредоточиться.

— Адмирал Сколари! Что вы здесь делаете? Я же послал вас на Альгерон.

Сколари с трудом сохранила спокойствие. Дело и впрямь плохо… и даже хуже, чем ей докладывали.

— Вы приказали мне вернуться, ваше величество. И судя по тому, что я вижу, это была прекрасная мысль.

— Ах да — безучастно промолвил император. — Конечно. Простите, совсем вылетело из головы.

— Конечно, ваше величество, — сухо ответила Сколари. — Теперь, с вашего разрешения, я предлагаю отправиться в космопорт. На орбите ваше величество будет в безопасности.

Император оживился.

— На орбите! Да. Вот будет потеха. Идемте.

Мрачная и подавленная, Сколари поднялась по лестнице вслед за императором и вышла через взрывонепробиваемую дверь на послеполуденное солнце. Обратный полет был долгим и тревожным. Что сделает Легион, пока ее нет? Куда ударят хадатане в следующий раз? И что ждет ее на Земле? Действительность оказалась еще хуже, чем она ее себе представляла.

Император погружался в пучину безумия, Клика вышла из подполья, Мосби вот-вот захватит императорский город, а остальные военные сидят сложа руки. Ну, во всяком случае, большинство. Некоторые командиры сделали, что могли.

Истребитель с воем пронесся в сотнях футов над головой, выпустил ракеты по войскам Мосби и встал на хвост. Солнце загорелось на стекле кабины, когда самолет набирал высоту.

Сколари сощурилась, пытаясь разглядеть его эмблему, и вздрогнула, когда запущенная кводом ракета взорвала самолет. Пылающие обломки посыпались на правительственные здания. От одного из них вспыхнул пожар, и к уже воющим пожарным сиренам добавились новые.

Будь прокляты эти киборги! Когда все закончится, Сколари выследит их, убьет всех по очереди и заведет свой собственный корпус киборгов.

Два отделения тяжеловооруженных космических пехотинцев сомкнулись вокруг и проводили императора к ждущим машинам. Сколари подумывала о вертолете, но отказалась от него из соображений безопасности. Подобно истребителю, вертолет был бы уязвим для наземного огня. А император, казалось, понятия не имеет, что их окружает опасность.

Двери захлопнулись, двигатели набрали обороты, и кортеж машин направился к окраине города. Улицы были пусты. Бюрократы попрятались под землю и сидели в своих комфортабельных пещерах, ожидая, когда кто-то победит. Тогда они выползут друг за другом, присягнут в верности чему угодно и вернутся к работе. От этой мысли Сколари сделалось тошно.

Командный автомобиль подпрыгнул на чем-то твердом, и император уставился в окно.

Мосби въехала во дворец верхом на Логане, бойце II. Она беспокойно заерзала на своем месте, когда киборг поднялся по ступеням, сканировал входные двери и, не найдя противника, вошел внутрь. Его ступни тяжело ударяли по паркетному полу и оставляли выбоины в твердой древесине. Биотела с оружием наготове держались сразу за ним.

Мосби ждала упорного сопротивления, но охрана из космических пехотинцев либо дезертировала со своих постов, либо получила приказ отойти. «Очень хорошо, — подумала Мосби. — Убийств уже и так больше чем достаточно». Император — вот кто ей нужен. Не для того, чтобы убить его, так как это создало бы образ мученика, а чтобы сказать ему, что все кончено. Но, похоже, у нее не будет такой возможности. Дворец казался брошенным.

Слева остался бальный зал, пустой и тихий. Справа из высоких арочных окон падал желтый солнечный свет.

Игнорируя лифт, Логан направился к служебной лестнице. Мосби пригнула голову, когда боец II проходил в дверной проем. Пока киборг взбирался по ступеням, офицера бросало взад и вперед, но ремни удержали ее. Отделение биотел следовало сзади.

Перед пожарной дверью Логан остановился, проверил, нет ли проводов, и открыл ее. Второй этаж выглядел таким же пустынным, как и первый. В обе стороны вел длинный коридор. Картины импрессионистов, каждая стоимостью в целое состояние, украшали стены.

— Подожди.

Логан подождал, пока Мосби выдернет провод связи и расстегнет ремни. Ее ботинки с глухим стуком ударились об пол. Подошел сержант. Он носил бронекомплект, снятый с мертвого космического пехотинца, и его лица не было видно за отражающим пластиком.

— Будут приказы, генерал?

Мосби ткнула большим пальцем налево:

— Берите свое отделение и обыщите все отсюда и до конца. Мы с Логаном возьмем другую половину.

Дженнингс велел сержанту все время оставаться с генералом, но приказ есть приказ, делать нечего. Сержант с трудом сглотнул.

— Слушаюсь, мадам.

Биотела сделали это так, как их учили. Один боец слева от двери и один справа. Ни одна из комнат не была заперта.

Мосби с Логаном подошли к делу иначе. Киборг открывал двери, а она наблюдала. Комната за комнатой оказывались пустыми. Прямо впереди находились покои императора. Мосби почувствовала, что ее сердце забилось быстрее. Киборг открыл двойные двери и шагнул внутрь. Мосби вошла за ним.

Кабинет, где император встречался со своими советниками, выглядел точно так же, как той ночью, только газовый камин был погашен, в прямоугольные окна лился свет, и в нем не было ни души. Мосби почувствовала разочарование, хотя и знала, что это глупо. Что-то зажужжало. Логан повернулся на звук, поднимая оружие. Мосби выдернула свой пистолет. Секция книжного шкафа отодвинулась в сторону, и в комнату вошел император. Красивый, как всегда, в свободном, напоминающем пижаму костюме. Император улыбнулся, как будто встретить генерала и бойца II в своем кабинете было для него самой естественной вещью в мире.

— Генерал Мосби… как мило, что вы заглянули. Вижу, вы где-то тренировались. Не хотите посмотреть наш гимнастический зал?

Эмоции нахлынули на Мосби: потрясение от его неожиданного появления, то же самое влечение, которое она чувствовала раньше, и разочарование, когда она поняла, что это только клон. Потому что, хотя клон и выглядел как император, он вел слишком замкнутую жизнь и отличался простодушием ребенка. Мосби вспомнила кое-что из того, что они делали втроем, и покраснела.

— Где император? Настоящий император?

Клон поднял ухоженные брови и пожал плечами.

— Он редко говорит мне что-нибудь.

Мосби минуту подумала, потом указала пистолетом на дверь.

— Ты арестован. Иди в коридор. Клон нахмурился.

— Почему я должен идти?

— Потому что я застрелю тебя, если не пойдешь. Клон вышел в коридор и увидел легионеров.

— Вы убьете меня? Он все время грозится убить меня.

Мосби покачала головой.

— Нет. Я собираюсь тебя использовать. Так же, как использовал он.

— А потом?

— А потом делай, что хочешь… кроме, разумеется, политической карьеры.

— О, — просиял клон. — Это похоже на шутку.

Императорская яхта была размером с линкор и так же тяжело вооружена. Сколари с императором только-только поднялись на борт и шагали к рубке, когда пришла первая плохая новость. Она прибыла в виде распечатки в руках прыщавого младшего лейтенанта. Два космических пехотинца остановили его, обыскали и пропустили дальше.

— Сообщение от капитана, адмирал. Только что получено.

Сколари выхватила листок из руки юноши, взглянула на императора, но не увидела никакого интереса. Она вздохнула. Одно дело, когда ты узурпируешь трон, и совсем другое, когда он сам сваливается на твою голову.

Сколари прочитала донесение. Потом прочитала еще раз. Новости были какие угодно, только не хорошие. Неизвестные корабли вышли из гиперпространства возле Альгерона. Ее разведчики подошли посмотреть поближе и столкнулись нос к носу с передовыми частями хадатанской тактической группы. Одного разведчика уничтожили. Второй запустил посыльную торпеду и бросился бежать. Спасся он или нет, неизвестно.

Проклятие! Хадатане покончат с тем, что осталось от Легиона, и прыгнут к Земле, где вместо мощнейшего флота, который она себе представляла, найдут жалкие, покладистые остатки.

Охрана щелкнула каблуками, когда они вошли в центр управления, и капитан корабля вскочил со своего кресла. Это был мужчина средних лет, высокий и худой, с елейными манерами владельца похоронного бюро. Он поспешил им навстречу.

— Ваше величество! Адмирал Сколари! Добро пожаловать на борт. Ваше присутствие — большая честь для экипажа. Я сделаю все, что в моих силах, чтобы…

— Заткнитесь к черту, — прорычала Сколари. — У меня нет времени на ваши заискивания.

Офицер разведки осторожно пробралась вперед.

— Капитан?

Все еще мучаясь от выговора Сколари, капитан Креснер набросился на нее..

— Да, лейтенант? Какого черта вам нужно? Она проговорила нерешительно:

— Вон там, сэр, на втором экране.

Сколари посмотрела туда и похолодела — на экране был император, сидящий на троне. Электронный титр внизу гласил: «Прямая трансляция».

Голос Сколари щелкнул как кнут:

— Тихо! Включите звук!

— Поэтому, — заключил клон, — я принял решение отречься от престола в пользу временного правительства, возглавляемого группой, известной как Клика. Прежде всего необходимо покончить с хадатанской угрозой, но когда это будет сделано, по нашему совместному соглашению будут проведены всеимперские выборы. Поэтому я призываю вас поддержать руководство Клики, поддержать наши войска и игнорировать тех, кто будет сбивать вас с пути. Благодарю вас.

— Это не я, — тупо сказал император. — Это мой клон.

— Теперь уже нет, — устало ответила Сколари. — Действительность — это то, что мы воспринимаем, а так как ваш клон был строго охраняемой тайной, люди будут считать его императором, а вас — самозванцем.

Император немного помолчал. Что-то изменилось в глубине его глаз, будто его более разумное «я» на минуту вернуло себе власть и взяло дело в свои руки.

— Если не…

Сколари ощутила внезапную надежду.

— Да, ваше величество? Если что не?

— Если мы не найдем хадатан, не заключим мир и не спасем империю от войны.

Сколари глубоко вдохнула. План императора был настолько возмутительным, что как раз мог сработать. Они подойдут к инопланетянам, выторгуют самые лучшие условия, какие удастся, и останутся у власти. Не победа, но и не поражение, и намного лучше, чем ничего. Она улыбнулась.

— Прекрасный план, ваше величество. Капитан… готовьтесь покинуть орбиту.

Глава 22

Гравий брызнул из-под копыт дута. Животное испуганно попятилось от обрыва, и Дальнепуть Твердый выругался. С неба сыпалась снежная крупа, атакуя шарф, который закрывал нижнюю половину его лица.

Дут нашел более надежную опору и встал как вкопанный. Вождь дернул за поводья и ударил ногами по его похожим на бочонки бокам. Недовольно хрюкая, дут медленно двинулся вверх, осторожно выбирая дорогу. Тропа шла вплотную к скале, и камни шаркали по правой ноге Твердого. На них виднелись следы древних ручных орудий — наследие давно умерших предков.

Черт бы все-таки побрал Сладость Ветра. Привела человека сюда, а отец теперь карабкайся. Он слишком стар для таких прогулок, а кроме того, все подобные тропы кончаются на каком-нибудь высоком и каменистом плато.

Впрочем, какой-то смысл в этом есть, мысленно поправил он себя. Эти двое — изгои, и вряд ли бы их пустили в деревню. Факт, который все еще заставлял его чувствовать себя виноватым. А принимая во внимание бандитов, которых надо избегать, и Легион, за которым надо следить, это высокогорное плато — отличное место, поскольку предлагает суровое, но готовое убежище.

Часть скалы выдавалась наружу. Твердый позволил дуту самому обогнуть ее и снова подобрал поводья. За выступом тропа чуть расширилась, и наа уже собирался ударить животное ногами в бока, как прозвучал винтовочный выстрел. Камень впереди подпрыгнул и полетел в пропасть.

— Оставайся на месте.

Твердый натянул поводья. Дут остановился. Вождь поднял руки к груди, ладонями наружу. Ветер сорвал его слова.

— Не такого приветствия ждал я от своего будущего зятя.

После небольшой паузы последовал еще один приказ:

— Размотай шарф.

Твердый размотал и почувствовал, что сотни крошечных ледяных пушечных ядер осыпали его лицо. Теперь голос раздался ближе, но наа продолжал смотреть прямо перед собой.

— Ты один? — Да.

— Хорошо. Следуй по тропе. Я пойду за тобой чуть погодя.

Твердый снова обмотался шарфом, пнул дута, чтобы тот шел вперед, и ухмыльнулся. Були никому не доверяет, и это хорошо. Жизнь его дочери будет зависеть от бдительности легионера.

Тропа вилась через древний скальный обвал. Твердый увидел следы от камней там, где Були и Сладость Ветра столкнули с дороги недавно упавшие валуны, и подивился их энергии.

Миновав обвал, тропа круто пошла вверх, повернула в каменистую теснину и закончилась на подметенном ветрами плато. От налета снежной крупы все сделалось белым. Полуразрушенные каменные стены показывали, где стояли древние ветроломы. Наа, которые жили тут в древности, были или очень выносливые, или настолько отчаянные, что предпочли суровости гор опасностям долины.

Камень отскочил от его плеча. Твердый улыбнулся. Человек, привыкший к избытку боеприпасов, дал предупреждающий выстрел. Его дочь, зная, что каждая пуля драгоценна, бросила камень. Ее голос был тонкий, но звучал решительно. Краем глаза вождь видел пистолет, и рука, держащая его, была твердой, как скала.

— Покажи свое лицо. Твердый размотал шарф. Она заколебалась.

— Отец?

Твердый почувствовал комок в горле. Он с трудом заговорил.

— Кто же еще проделает весь этот тяжкий путь ради чашки твоего чая?

Твердый перекинул левую ногу через шерстистую шею дута и спрыгнул на землю. Дочь бросилась в его объятия, прижалась лицом к его груди. Ее запах заполнил его ноздри, и Твердый был рад, что она не видит его слез. Он вытер их о ее капюшон.

— Значит, ты предпочла жить жизнью брелл, а не буки.

Сладость Ветра засмеялась и напомнила ему того детеныша, который резвился когда-то у его ног.

— Пойдем! Я напою тебя чаем, за которым ты приехал!

— Не так сразу, — пожурил Твердый. — Сначала припасы, которые я привез вам… потом дут.

Едва они сгрузили два огромных седельных вьюка с едой, как появился Були. Белая зимняя одежда делала его почти невидимым на фоне засыпанных снежной крупкой камней. Мужчины осторожно разглядывали друг друга. Ни тот, ни другой не знали, что говорить, и оба желали некоего божественного вмешательства. Но вот Твердый протянул руки. Слова дались ему легче, чем он думал.

— Моя дочь любит тебя, человек, и для меня это достаточно хорошо.

Були ухмыльнулся и приложил свои ладони к ладоням вождя. Их пальцы сплелись.

— Спасибо, Дальнепуть… и у меня есть имя. Билл Були. Твердый нахмурился.

— Это не имя… это набор звуков. Долгобег Убивающий Бандитов. Вот это — имя.

Були покачал головой в притворной капитуляции и повел дута в пещеру, где квартировали их собственные животные. Бросив ему охапку сена, он вернулся к Твердому.

Они заняли лучшее из подземных жилищ. Шкура дута у входа задерживала ветер, и винтовая лестница вела вниз в общую комнату. Внутри пещеры было просторно. В древнем очаге горел огонь. Как принято у наа, очаг топился пометом дутов. Дыма было очень мало, а тот, что был, уходил наружу через воронкообразную трубу. На стенах тут и там висели красочные одеяла. Були и Сладость Ветра усердно поработали, чтобы придать уют своему жилищу, и Твердого это впечатлило. Человек вывалил один из седельных вьюков в нишу, и Твердый сделал то же самое со вторым.

— А у вас тут хорошо, очень хорошо, в самый раз для стареющего отца. Я привезу свои вещи и вселюсь.

Сладость Ветра засмеялась и вся засветилась от удовольствия. Ее мечта сбылась. Видеть их обоих здесь и довольных друг другом — это все, на что она могла надеяться. Конечно, не считая малыша… но о нем знала только она.

— Иди сюда, — сказал Були, подзывая Твердого к очагу. — Погрейся и расскажи нам о путешествии. Как ты нашел нас?

Твердый снял плащ и поднес руки к огню. Он ухмыльнулся.

— Это было так же просто, как идти по одной из дорог, что строит Легион. Детеныш с завязанными глазами мог бы сделать это.

Були насмешливо фыркнул.

— Может быть, если бы я был один. Но впереди шла Сладость Ветра.

Твердый хихикнул.

— Тогда понятно. Дело в том, что мне пришлось довольно долго искать вас. Моя дочь умеет делать жизнь исключительно трудной, когда захочет. В ближайшем будущем ты в этом убедишься.

Сладость Ветра состроила гримасу, Були засмеялся, и восхитительные запахи заполнили пещеру, когда обед закипел. Только после того, как они поели и устроились, — кто сидя, кто лежа, — вокруг очага, разговор стал серьезным. Були задал вопрос, прозвучавший как утверждение.

— Шла война. Мы видели инверсные следы самолетов, когда было светло, и вспышки взрывов, когда было темно.

Твердый жестом выразил согласие.

— Правда. Пришли другие люди. Они разрушили форт и провели много боев.

У Були сдавило горло.

— Разрушили Камерон? Никогда!

— «Никогда» — время дураков, — ровно сказал Твердый, ковыряя в зубах косточкой. — Верь мне, когда я говорю, что форт сровняли с землей. Но это звучит хуже, чем есть на самом деле, потому что все до единого люди ушли из форта еще до его разрушения и взяли с собой сброд из Городка наа.

Були вспомнил, как тысячи бойцов и сотни машин валили из форта. Он предполагал тогда, что Старик будет до конца защищать Камерон, что показывает, как много он знал. И вполне возможно, что ВКФ и космопехота тоже поверили в это. Если так, они зря потратили массу времени, сил и жизней, атакуя объект малого стратегического значения. Он ухмыльнулся.

— Так кто победил?

Твердый посмотрел Були в глаза:

— Ты скажи мне, человек. Другие улетели, а Легион остался. Мне это кажется победой. Но в войне, где миры считаются за деревни, а все звездные системы представляют континенты, кто может сказать? И вонючие тоже доставят трудности.

— Вонючие?

— Отец имеет в виду хадатан, — объяснила Сладость Ветра, морща нос. — Те, кого взял в плен Убивающий Наверняка, воняли ужасно.

Були встревожено сел.

— Ты видел их?

— Да, и много, — подтвердил вождь. — Они высаживаются все время. И их шпионские машины тоже. То же самое на юге. Самые последние из прибывших рассказывали интересные вещи, прежде чем пламя поглотило их слова.

Були вспомнил, как хадатанин закричал, падая в яму. Его затошнило, а Сладость Ветра тогда отвернулась.

— Что они сказали?

Твердый помолчал, будто тщательно подбирая слова.

— Они сказали, что их кораблей так же много, как звезд… что они скоро ударят… и что Легион умрет.

Чувство вины снова захлестнуло Були, и его настроение сразу упало. Он должен быть там, когда ударят хадатане, сражаться плечом к плечу со своими товарищами, а не прятаться здесь, в пещере, сжимаясь от страха.

Твердый наблюдал за реакцией человека, догадываясь о его чувствах. Голос наа был спокойным.

— Ты мог бы помочь им.

В глазах Були вспыхнула искорка интереса.

— В самом деле? Как?

— Мои разведчики сообщают, что, хотя Легион сражался храбро и много воинов отправил в следующий мир, он понес тяжелые потери. Кроме того, в прошлом месяце много легионеров улетело с планеты. Все вместе означает, что хадатане численно сильно превзойдут их.

Сладость Ветра говорила Були о шпионах своего отца, но его все равно удивили масштабы разведывательной сети вождя.

— И что?

— И Легион мог бы воспользоваться помощью союзников, которые знают все углы и закоулки на поверхности планеты и являются испытанными воинами. — Последнее было сказано с явной гордостью.

До Були не сразу дошло, что предлагает Твердый. Слишком это было невероятно.

— Ты хочешь сказать, что наа будут сражаться вместе с людьми? Так что ли? Но почему? Вы многие годы воевали с Легионом. Вот ваш шанс избавиться от него раз и навсегда.

— Но какой ценой? — парировал вождь. — Это правда, что люди оккупировали нашу планету, но лишь малую часть ее, и пахнут они хорошо. Во всяком случае, большую часть времени.

Сладость Ветра засмеялась, и Були тоже. Все дело в том, что культура наа и культура Легиона взаимно дополняли друг друга. К тому же Легион так и не допустил колонистов на Альгерон, и потому коренное население было избавлено от ужасов полномасштабной колонизации. Но вдаваться в подробности Були не собирался.

Легионер нахмурился.

— А что южные племена? Как они считают?

— Так же, — ответил Твердый. — Они тоже будут драться. Но только пока хадатане не будут побеждены. После этого все должно вернуться на свои места.

Були очень удивился. Он никогда не слышал о какой — либо кооперации за пределами сферы торговли. И как эти две группы общались друг с другом?

— Перевалы закрыты, — заметил Були. — Откуда ты знаешь, что южные племена будут сотрудничать?

Твердый ухмыльнулся.

— Все эти годы Легион обеспечивал их отличными рациями. Южные племена настоящие мастера в копировании таких вещей и изготовили их целую кучу.

Черт побери, ну конечно! Були удивился, почему он не подумал об этом раньше. Он не увидел никакого намека на такие технологии в деревне Твердого, но он и не искал их. Похоже, наа утаили кое-какие из своих способностей. Очевидно, Сладость Ветра тоже не сочла нужным кое о чем упомянуть. Були посмотрел на нее и получил в ответ невинную улыбку.

— Так что, — практично заявил Твердый, — связывайся с Легионом и давай работать.

Були посмотрел вдаль.

— Я бы хотел… но они застрелят меня. Твердый улыбнулся.

— Не обязательно. Как вождь вождей, я назначаю тебя, Долгобег Убивающий Бандитов, эмиссаром от племен наа.

Були начал было возражать, но задумался. А ведь это мысль. Действуя сообща, Легион и наа вполне могут победить хадатан. Что здорово уменьшит вину, которую он чувствует. Это не помешает и потом, когда война кончится, и он будет жить среди наа.

Что привело его к еще одной мысли: зачем довольствоваться временным союзом? У наа будет достаточно рычагов, чтобы получить дополнительные стимулы, вроде лучшей медицинской помощи, технического содействия или кто знает что еще? А полная независимость? Вполне возможно. Больше того, у него возникла идея, как связаться с Сент-Джеймсом быстро, эффективно и с минимальным риском для себя. Були медленно кивнул:

— Знаете что? Я думаю, это сработает.

Военный командующий Ниман Позин-Ка поднес круглый террариум к свету. по-новому изогнутая дорога миновала мост именно там, где он хотел, вошла в деревню точно в нужном месте и превратилась в главную улицу. Каждый дом был точно таким, каким он помнил его, немного лучше, чем в реальности, ну так что? Террариум моделирует его мир совершенно особым способом, в основе которого лежит абсолютная непредсказуемость. Или дело просто в его настроении? Он чувствует себя хорошо, очень хорошо, а почему нет? Суд принял его сторону, его стратегию одобрили, а предстоящая битва даст ему возможность избавиться от предателей: Модер-Та, командиров второго и четвертого копья и человека Болдуина. Да, жизнь хороша.

Позин-Ка поставил террариум на стол, встал и подошел к иллюминатору, который украшал стену его каюты. Почти весь обзор занимал Альгерон. Необычная планета с единственным, охватывающим ее континентом и высокими горами. Не такая, как Хадата, но в чем-то похожая. Настолько похожая, что ее, возможно, стоило бы колонизировать. Именно это соображение заставило Позин-Ка запретить ядерное оружие и составить план атаки с обычным вооружением.

Главную военную базу планеты уже уничтожил человеческий флот. Это лишало предстоящую битву некоторого веселья, но разведчики заверили военного командующего, что легионеры сбежали и устроят похвальную драку.

Кроме того, нельзя забывать о киборгах — тех самых созданиях, которые сыграли такую важную роль в уничтожении третьего копья и в обороне форпостов, подобных тому, что на Фрио II.

Да, Позин-Ка с нетерпением ждал боя. Но ему следует быть осторожным. В прошлом люди уже не раз проявляли удивительную находчивость и теперь будут сражаться на своем поле. Раньше он обвинял других в чрезмерной уверенности, а сейчас сам должен постараться избежать этой же ошибки. Вот почему он подождет, пока весь его флот выйдет из гиперпространства, и только тогда начнет ту развернутую атаку, которую злополучный Нибер-Ба должен был провести, но не провел.

И все же у хадатанина было отличное настроение и он позволил себе еще немного повозиться с террариумом.

Непрерывно шептали кондиционеры, лампы горели не мигая, и минуты скатывались с настенных часов с неумолимой точностью. Хадатане уже некоторое время находились на орбите Альгерона и собирали силы, готовясь стереть Легион с лица планеты. Они не делали попыток связаться с людьми, не выдвигали никаких условий, и только их лазутчики, роботы и глаза-шпионы постоянно просачивались на Альгерон.

От всего этого Сент-Джеймс стал усталым и раздражительным. Наташино присутствие только усиливало его досаду, так как он предпочел бы проводить время с ней, а не со своей работой. Поэтому радиста он встретил неприветливо.

— Ну что теперь?

Радист, ветеран с десятилетним стажем, даже не вздрогнула.

— У нас ЧП, сэр. Человек, называющий себя бывшим старшим сержантом Уильямом Були, проник в сеть три. Мы вызвали его файл, обнаружили, что он находится в самовольной отлучке, и задали кучу вопросов, чтобы подтвердить его личность. Он хочет поговорить с вами.

Сент-Джеймс нахмурился.

— Но как?

— Он раскопал передающую станцию 856–К, обезвредил мины-ловушки и использовал ручной аппарат. Кажется, он возглавлял тот патруль, который закапывал этот самый блок.

— Велите ему застрелиться. Это избавит нас от хлопот.

Радист стояла на своем.

— Он утверждает, что говорит от лица объединенных племен, сэр.

— Племен? Объединенных? С каких это пор? Радист пожала плечами:

— Понятия не имею, сэр. Старший сержант утверждает, что они объединились и готовы сражаться с хадатанами.

Неужели это правда? Если да, тогда совсем другое дело. Сент-Джеймс почувствовал, что его усталость как рукой сняло.

— Я поговорю с ним. Какой канал?

— Шестой, сэр.

Сент-Джеймс коснулся кнопки и сказал в микрофон:

— Були?

Голос на другом конце провода прозвучал так ясно и четко, будто Були находился в соседней комнате.

— Здравствуйте, генерал. Спасибо, что ответили на мой звонок.

— Что это за чепуха насчет объединенных племен и сражения с Хадатой?

Яма была около восьми футов глубиной. Передающая станция состояла из зеленого ящика, размером с небольшой чемоданчик. Укрепленные кабели входили в блок с одной стороны и выходили с другой. Роботы, роющие траншеи, проложили бесконечные мили кабеля, и это значило, что у Легиона будет отличная связь, даже если все радиочастоты начнут глушить.

Були прислонился спиной к стенке ямы и почувствовал, как холод проникает сквозь куртку. Понадобилось больше восьми часов, чтобы докопаться до этой передающей станции, и еще два, чтобы обезвредить мины. Его мышцы болели, руки были в волдырях, и наа уже старались держаться с наветренной стороны от его пропотевшей одежды.

— Это не чепуха, сэр. Наа испытывают сильную неприязнь к хадатанам и готовы воевать.

Возбужденный подобной перспективой, Сент-Джеймс позволил себе на минуту забыть о дезертирстве Були.

— Рад слышать это. Помощь нам бы пригодилась. Скажите, старший сержант, сколько воинов могут дать наа?

— Примерно двести пятьдесят тысяч сэр.

— Что насчет оружия?

— Обычная смесь из их собственного и нашего. Сент-Джеймс подумал вслух:

— Ну, мы не сможем вооружить их всех, но чертовски несомненно можем дополнить то, что у них уже есть. А что насчет командования? Они последуют приказам?

Були постарался не думать о том, что Твердый и Сладость Ветра смотрят на него с поверхности, что холод проник под его одежду, и что его рука дрожит. Следующая часть разговора будет щекотливой, очень щекотливой, и он должен быть внимателен.

— Ну, сэр, это смотря по обстоятельствам.

— По обстоятельствам? По каким обстоятельствам? Були следовал приказам всю свою взрослую жизнь

и бросить вызов офицеру было чрезвычайно трудно. Он с трудом сглотнул.

— Смотря по тому, кто отдает эти приказы. — Потребовалось сознательное усилие воли, чтобы опустить в конце «сэр».

Сент-Джеймс вцепился пальцами в мягкую кожаную обивку. Все ясно. Наа последуют приказам, но только от Були, и только, если будут удовлетворены его требования. Гнев закипел в душе Сент-Джеймса и грозил перекинуться на его голос. Генерал заставил его улечься. Слишком много поставлено на карту, чтобы называть Були теми именами, какие он заслуживал. Но всякое сочувствие к плачевному положению бывшего сержанта и склонность простить то, что он сделал, оказались бесповоротно убиты. Голос Сент-Джеймса был холоден, как горный снег.

— Понятно. И кого же они послушают? Були стиснул провод.

— Они послушают меня.

Сент-Джеймс старался сдержаться, но не сумел.

— Ну конечно!

Услышав этот сарказм, Були почувствовал боль.

— Верьте, чему хотите, генерал, но Легион выживет, а это главное.

— Главное? — переспросил Сент-Джеймс. — Ты не хочешь ничего взамен? Прощения? Денег?

— Нет. Но я хочу кое-чего для наа. Во-первых, поддержки для тех семей, кто потеряет кормильцев. во-вторых, медицинской помощи их раненым. И компенсации за использование Легионом Альгерона.

Сент-Джеймс удивился. Требования были умеренные и справедливые. И никаких гарантий от него не требовали. Почему? Потом он понял. Стоит вооружить наа, и они смогут потребовать то, чего хотят, и Були знает это. Сент-Джеймс вздохнул. Слава Богу, что большинство дезертиров не такие способные, как Були.

— Согласен. Оставайся на месте, я пошлю за тобой муха-форму. Мы не потерпим дезертира во главе войск союзников, так что я откомандирую тебя к наа с временным званием майора. И Були…

— Сэр?

— Когда все кончится… постарайся не попадаться мне на глаза.

— Да, сэр.

Глава 23

Яхта императора едва успела выйти из гиперпространства, как ей пришлось спасаться бегством. Вся звездная система кишела хадатанскими судами, и каким бы могучим ни оказался человеческий корабль, для их объединенной силы он был не соперник. Сколари срочно принялась устанавливать контакт. Электронные блеяния врага позабавили военного командующего, но из любопытства Ниман Позин-Ка приказал своим кораблям прекратить огонь. Они подчинились, но продолжали подходить, пока полностью не окружили человеческий корабль. А когда люди понесли чушь насчет мирных переговоров, договора и двусторонних торговых соглашений, хадатанин послал за полковником Натали Норвуд. Из всех людей, которых он пока что встретил, она была самой здравомыслящей.

Норвуд удивилась вызову, но ей было интересно узнать, что происходит, так как пленников не считали нужным держать в курсе дела. Хадатане готовились к бою — это было очевидно, — но больше она ничего не знала. Конвой из четырех охранников провел ее по уже знакомым коридорам до люка командного центра. Люк исчез в потолке. Звездная Гвардия все еще помнила, что Норвуд сделала Ким-Co, но беспрепятственно пропустила ее.

Внутри командного центра все было точно так же. Каюта имела овальную форму, пятнадцать стенных ниш и огромный головизор в центре. Сейчас он показывал пятипланетную звездную систему и огромное количество крошечных кораблей, многие из которых собрались вокруг вспыхивающего зеленого шара. Позин-Ка поднялся ей навстречу.

— Здравствуйте, полковник. Вы хорошо выглядите… во всяком случае, я так предполагаю.

Это была шутка, первая шутка, которую Норвуд услышала от военного командующего. Она вежливо засмеялась.

— Да, спасибо.

Позин-Ка указал на длинный, плавно изогнутый стенной экран. Треть его занимала адмирал Паула Сколари. Она продолжала говорить о мире, несмотря на то, что хадатане не проявляли никакого интереса к ее словам. Рядом с ней стоял император, лицо расслабленное, глаза устремлены в пространство.

— Эти индивидуумы утверждают, что они высокопоставленные члены вашего правительства. Мужчина заявил, что он — император, а женщина представилась военным командующим Сколари, хотя ее действия говорят о противоположном. Я подумал, что они явились за почетной смертью, и собирался удовлетворить их желание, но они стали убегать. А едва мы сблизились с ними, залепетали о прекращении военных действий, о чем-то, называемом «перемирие», и о торговых соглашениях. — Хадатанин казался искренне изумленным. — Скажите, полковник, это действительно ваши руководители?

Норвуд посмотрела на экран, вспомнила, как гибли миллионы, и каждой клеточкой своего существа почувствовала ненависть к этим людям.

— Да, это наши руководители. Жалкие, не правда ли?

— Поистине, жалкие, — согласился Позин-Ка, игнорируя последнее требование Сколари ответить. — Что они пытаются сделать?

Норвуд стоически пожала плечами.

— Они ничего не знают о вашем народе и надеются, что вы заключите мир.

— Но зачем нам это делать? — спросил хадатанин. — Мы побеждаем.

— Верно, — грустно согласилась Норвуд.

— Так что, посоветуете убить их?

С трудом поборов себя, Норвуд ответила ровно:

— Нет. Они беспомощны и не могут причинить вам никакого вреда.

— Сейчас нет, — подтвердил Позин-Ка, — но как насчет будущего? У нас есть пословица: «Тот, кто щадит врага, увеличивает армию, которая его свергнет».

— У нас тоже есть пословица, — парировала Норвуд. — «Не делай другим то, что ты не хотел бы, чтобы они сделали тебе».

— Правильно, — согласился Позин-Ка и сказал что-то по-хадатански. Тысячи лучей света сошлись на императорской яхте.

Норвуд увидела, что Сколари вздрогнула, повернулась к императору и исчезла вместе с ним в ослепительной вспышке, — это лазерные лучи смяли силовые поля яхты и прожгли корпус. Огненный шар расцвел, исчерпал кислород и исчез.

Позин-Ка был бесстрастен.

— Вы можете идти.

Норвуд поискала в его лице хоть какой-то признак человечности, но, осознав вдруг, как это глупо, отвернулась. Если охранники подумали, что слезы — это странно, они ничего не сказали.

Отряд 1–го кавалерийского выделили для поддержки 2–го пехотного полка Эд Джефферсон. Всех их расставили по обеим сторонам широкой, U-образной долины и хорошенько замаскировали. Виллен и то с трудом различала машины, пусковые установки и кводов. Салазар ушел далеко вперед и крикнул, чтобы она не отставала. Виллен махнула ему. Оба соблюдали строгую радиотишину. выполняя приказ полковника Эд и ее штаба.

Вслед за Салазаром Виллен поднялась по узкой тропе, идущей вдоль склона полого холма, миновала путаницу валунов и вышла на маленькую расчищенную площадку. Салазар заметил ее накануне во время патрулирования и решил, что она идеально подойдет.

Виллен сканировала окрестности. Она сделала это отчасти по привычке, и отчасти от страха быть обнаруженной. Оба ушли для текущего ремонта.

Салазар мысленно улыбнулся.

— Нервничаешь?

— Да, черт возьми. Вдруг нас увидят? Салазар пожал плечами.

— Ну и что? Увидят двух бойцов II, присевших отдохнуть, вот и все.

— Думаешь, получится?

— Другие борги все время это делают.

— Но я не другие, черт побери! И я не делаю это все время.

Салазар сел и прислонился к скале. Потом похлопал по земле рядом с собой. Чуть помедлив, Виллен приняла приглашение. Ее шаги были слишком тяжелые. Совсем не такие, как у юной девушки, которую он видел за прилавком. Салазар вспомнил, как револьвер прыгнул в его руке, как кровь брызнула из ее груди, нет, уже из его груди, и как на него обрушилась темнота. В миллионный раз он спросил себя: боже, ну почему он не сделал что-то другое в тот день? Лучше б уж он пустил себе пулю в лоб, что угодно, только бы не входить в магазин.

Виллен посмотрела на него, не обращая внимания на цифры, которые показались в правом нижнем углу ее поля зрения.

— Я люблю тебя.

Он уже слышал эти слова, но они удивили его, как удивило и то, что он чувствует то же самое. Он протянул руку, чтобы коснуться ее, свою тяжелую от вооружения руку с большой, топорной кистью. Металл лязгнул.

— И я люблю тебя.

— Давай посмотрим его.

Неуклюжими пальцами Салазар открыл потайной отсек и вытащил коробку грез. Этот прибор считался нелегальным и обошелся ему в трехмесячное жалованье. Смотреть было особо не на что. Виллен увидела черный куб, простейшие рычаги управления и четыре провода. Каждый провод кончался маленьким чашеобразным устройством.

— Как он работает?

Салазар показал, прикладывая одну из «чашек» к боковой стенке своего мозгового ящика.

— Каждый из нас помещает провод сюда, вот так, потом поворачиваем выключатель. Он работает, как обучающие сценарии в учебном лагере.

— За тем исключением, что управляем ими мы.

— Точно.

— А для чего два других провода?

— На случай, если ты захочешь подцепить одновременно четырех боргов.

Виллен мысленно содрогнулась.

— Фу!

Салазар посмотрел в ее сканеры. Конечно, это невозможно, но он готов был поклясться, что увидел там нечто большее, чем свое собственное отражение.

— Готова?

— Готова, и всегда буду.

— Ладно. Начнем.

Салазар приложил одну «чашку» к своему мозговому ящику, а вторую — к ее. Магниты удержали их на месте. Одной рукой он взялся за ручку настройки, а вторую положил на выключатель. Завывая сервоприводами, Виллен накрыла его руку своей. Салазар подвинул огромный колбасоподобный палец, и контакты замкнулись.

Цифры, которые уже стали частью нормального зрения Виллен, исчезли. Вокруг заклубился туман, но больше ничего не происходило. Салазара нигде не было видно.

— Сал?

Его голос раздался совсем рядом.

— Я здесь. Помни, реальность — это то, что ты хочешь. Попробуй представить себя.

Виллен попыталась. Туман закружился в вихре. Она посмотрела на свое тело и удивилась, почему оно осталось таким же?

— Сисси?

Голова киборга поднялась при упоминании ее прежнего имени. Салазар стоял перед ней. Он выглядел точно так, как в тот день, когда убил ее, только, разумеется, был без очков и револьвера. Страх сдавил горло Виллен.

— Ты красивая.

Красивая? Она посмотрела вниз и обнаружила, что резкие грани тела бойца II сменились приятно округлой плотью. Обнаженной плотью. Казалось так странно снова иметь груди. Она покраснела, и одежда появилась сразу, стоило только о ней подумать. Страх понемногу рассеялся. Виллен, ибо так она продолжала думать о себе, покружилась.

Воспоминания вернулись к ней. Воспоминания о том, что значит быть человеком, двигать своими конечностями, втягивать воздух в легкие, ощущать, слышать, чувствовать и видеть без электронной помощи. Она засмеялась, Салазар присоединился к ней, взял ее руку из плоти и крови в свою и закружил ее в импровизированном танце.

Виллен чувствовала себя удивительно легкой, но поразительно быстро устала и вспомнила, какое слабое на самом деле биотело. Ничего похожего на киберформу, которая могла бы танцевать сутками и не устать. Она остановилась. Салазар продолжал сжимать ее руку. Это было приятно.

— Что за этим туманом?

— Все, что захочешь. Чем полнее мы представляем себе наше окружение, тем реальнее оно становится.

Виллен задумалась. Лучше всего выбрать место, хорошо знакомое им обоим. Она вспомнила Землю и Тихий океан.

— Пляж с прибоем и бурунами и без людей.

Салазар кивнул. Туман закружился, стал прозрачным и растаял, открывая мили чистого пляжа. Вдоль него выстроились побеленные дома, отели и особняки — и все пустые. Солнце палило в спину, в двадцати ярдах от Виллен зашумел прибой, и пена хлынула к ее ногам. Кожаные туфли-лодочки показались глупыми, и Виллен пожелала, чтобы они исчезли. Песок под ее ногами был теплым и сырым.

— Привет, малышка.

Салазар изменился. Теперь он носил свободную голубую рубашку, белые шорты и пляжные шлепанцы. Он был таким красивым, и Виллен так его любила. Нахлынувшие эмоции переполнили ее и вылились слезами. Салазар обнял ее. В первый раз после своей смерти Виллен почувствовала тепло и безопасность.

— Прости, — сказала она.

— Ничего.

— Мы можем заняться сексом, если хочешь.

— В другой раз. Это не к спеху.

Впервые после зачисления в Легион Виллен почувствовала себя по-настоящему счастливой. Они еще были вместе, еще гуляли по пляжу, когда смерть обрушилась с неба.

Полковник Алекс Болдуин сидел боком, между двумя хадатанскими солдатами, и размышлял о своей судьбе. Десантное судно содрогнулось, входя в верхние слои атмосферы Альгерона, нагрелось, замедлилось и дернулось, когда два коротких тупых крыла выдвинулись из фюзеляжа.

Он вспомнил курсы военной истории и солдат, которые вызвались пойти на прорыв при осаде Бадахоса. Эти добровольцы прорубали себе дорогу через плоть и кости ради значка с лавровым венком или возможности повышения. Он подумал, что чувствует то же, что чувствовали они. Страх, смешанный с потрясающим восторгом, потому что все мосты уже сожжены и не осталось ничего, кроме настоящего.

Позин-Ка хотел, чтобы он умер, но дал ему последний шанс. Да, он был членом группы самоубийц, да, он поведет отряд против стены огня, но какой-то шанс лучше, чем никакого. А победа, вырванная из пасти почти безусловного поражения, даст ему право на прощение, которое получают хадатане в подобных обстоятельствах. Это не много, но должно хватить.

Болдуин мрачно улыбнулся. Было и еще кое-что. Все утверждали, что император мертв, и если это правда, значит, он уже осуществил первую часть задуманного. Он доказал свою компетентность, заставил их сожалеть и сравнял счет. Не хватало одного — абсолютной власти над теми, кто его предал, но оставалась возможность, и он еще мог ее получить.

Десантное судно покачнулось, когда рядом взорвалась ракета «земля-воздух», но человек даже не заметил этого. Мысленно он был далеко.

Наташа приготовила себе место позади Сент-Джеймса. Все шансы на победу у хадатан, а раз так, она предпочитала умереть с тем, кто ей небезразличен. Кроме того, откуда лучше следить за битвой, как не из-за плеча генерала?

Сент-Джеймс знал, что она там, но его внимание было поглощено другим. Информация валила через его наушники и по визуальным дисплеям. Голоса были мужские, женские и генерируемые компьютером.

— Первая волна вошла в атмосферу, сэр. Судя по траекториям, у них намечено триста зон высадки, большинство в Северном полушарии. Вторая, третья и четвертая волны появятся через несколько минут.

Сент-Джеймс стиснул зубы. Это была массированная атака, которая должна была сокрушить его ослабленную оборону. И словно этого недостаточно, хадатане нашли способ умножить те переменные, которые он должен прослеживать, тем самым распыляя его силы по большей территории. Разделяй и властвуй! Это утверждение старо, как сама война. И единственный ответ в данном случае — игнорировать мелочь и следить за крупными группами. С огромным трудом генерал сохранил спокойствие.

— Продолжайте следить. Дадите мне координаты всех отрядов численностью в батальон и больше.

— Слушаюсь, сэр.

Еще один голос прошептал ему в ухо:

— Рота «А» 2–го воздушно-десантного вступила в бой с отрядом хадатанских разведчиков. Они направлялись на юг по вспомогательной дороге RJ2.

— Вероятная цель?

— Их три, сэр. Деревня наа в четвертом секторе, подземный склад боеприпасов на границе пятого сектора или ракетная батарея в В-18.

— Есть что-нибудь от Дженни?

— Да, сэр. Она велела не беспокоиться.

— Хорошо. Я не буду. Следующий?

— Началась орбитальная бомбардировка, сэр. Враг использует энергетические пушки и ракеты, чтобы прощупать холмы в секторе четыре. Такое впечатление, будто они знают о ПКП 2 и пытаются выкурить его.

— Перейдите на наземную линию. Скажите ПКП 2 закрыться и оставаться вне эфира до специального распоряжения.

— Слушаюсь, сэр.

Следующий голос явно принадлежал компьютеру:

— Первая волна высадилась. Мы имеем три места высадки десантных групп численностью в батальон и больше, сэр. Одно на юге и два на севере. Все три можно увидеть на третьем экране.

Сент-Джеймс посмотрел на экран. Ему не понравилось место высадки десанта на юге, но северные встревожили его больше, так как оба находились слишком близко к стратегическим объектам.

Одним из этих объектов была станция синтеза, которая обеспечивала форт Камерон энергией. Она размещалась глубоко под землей, но все-таки была уязвима. Кроме того, несмотря на хорошую маскировку, тепло, порождаемое станцией, и электромеханическая активность вокруг нее будут заметны с орбиты.

Однако Сент-Джеймс предвидел акцию против электростанции и бросил на ее защиту добрую половину 1–го пехотного полка вместе с частями 1–го кавалерийского.

Еще более важным объектом был огромный подземный комплекс, известный как «Материально — технический Запас 2» (МЗ-2), в котором хранилось кибернетическое ремонтное оборудование. Первый и основной ремонтный центр был уничтожен вместе с фортом Камерон. К несчастью, Сент-Джеймс сделал ставку на то, что МЗ-2 никто не обнаружит хотя бы на начальном этапе. Но хадатанские глаза-шпионы оказались чертовски ловкими и, похоже, нашли его. Поблизости были борги, но все-таки недостаточно близко. Нет, похоже, наа придется заткнуть эту брешь, и Сент-Джеймс надеялся, что эта задача им по плечу.

— Дайте мне сержанта… я хотел сказать майора Були.

— Слушаюсь, сэр.

Прошли секунды, прежде чем Були ответил. Он пользовался рацией, а не наземной линией.

— Убийца Бандитов — один. Говорите.

Кодовое имя дезертира завязло в генераловом зобу, но Сент-Джеймс пересилил себя. Он откашлялся, зная, что этот звук будет закодирован, направлен за сотни миль и передан через ретрансляционную станцию.

— Внимание, УБ-один. Первая волна гадов высадилась, и не меньше трех на подходе. По предварительным компьютерным расчетам, у них триста зон высадки — повторяю, триста, — большинство в Северном полушарии. Прием.

Последовала пауза, как будто Були переваривал это известие.

— Вас понял, Л-один. Одна волна на земле и три в пути. Я рекомендую использовать малые части численностью в роту и меньше. Прием.

Були придерживался оговоренных правил игры, и Сент-Джеймс одобрил это. Времени, чтобы интегрировать наа в войска Легиона и обучить их сражаться так, как сражаются люди, не хватило. Но их племенная структура, знание местности и опыт партизанской войны в данном случае были гораздо важнее.

— Понял, УБ-один. Напомни своим ротным командирам включить радиомаяки. Я не хочу, чтобы целое племя было уничтожено, потому что какой-то квод подумал, что это гады. Прием.

Маяки, точно такие же, какие носили при себе биотела Легиона, были идеей Були. Учитывая текучесть предстоящего сражения, возможность ошибки была огромной.

— Маяки. Есть, сэр.

— И еще одно, УБ-один… Десантная группа численностью в батальон высадилась чуть восточнее МЗ-2. У нас есть в этом секторе смешанный отряд биотел и боргов… но он не сможет удержать его. Передвинь своих бойцов на нужную позицию, свяжись с Отрядом Яблоко и держитесь до дальнейших приказов. Вопросы?

— Нет, сэр.

— Хорошо. Наподдайте им. Конец связи. Сент-Джеймс отключился, помолился, чтобы Були

удержался, и перешел к следующему набору проблем.

Десантное судно ударилось о землю с отчетливым стуком. Болдуин уже ждал у люка и вышел первым. Его решимость руководить отрядом с головной позиции и рисковать наравне со всеми позабавила бойцов, но и произвела на них впечатление. Они уважали храбрость и в человеке, и в хадатанине.

Трап подпрыгивал под ногами Болдуина. Наступила одна из странных — в час с чем-то — ночей, и снаружи царила непроглядная темнота. В очках ночного видения — имперского производства — все выглядело зеленым. Воздух был холодный, пахло свежестью. Гравий хрустел под ногами его бойцов, когда отряд разворачивался и занимал оборонительные позиции. На холоде кожа хадатан почернела, и их стало трудно разглядеть. Никакого противодействия они не встретили. Впрочем, в этом не было ничего удивительного, учитывая, с каким количеством зон высадки Легиону придется иметь дело. Болдуин поправил шлемовый микрофон. Командная частота аннулирует все другие передачи и не оставляет сомнений относительно того, кто говорит.

— Зона высадки безопасна. Корабли два, четыре и пять, можно садиться.

Третий десантный корабль был уничтожен в верхних слоях атмосферы, и куски его разбросало по всему Северному полушарию.

Болдуин не получил никакого подтверждения, да и нужды в нем не было. Приказ есть приказ.

Корабли висели в ста футах над поверхностью в ожидании сигнала «все чисто», готовые одновременно дать огонь. Получив разрешение, они сели на свои места, образуя боевой квадрат.

С шипением открылись люки, вырвался пар, и бойцы повалили наружу. За ними поехала техника. Гусеницы лязгали, двигатели рычали. Один захлебнулся, заплевался и заглох. Сержант выругался и прокричал приказ. Тела зашевелились, бронетранспортер попятился к трапу и отбуксировал грузовик снабжения с дороги. Путь освободился, остальные машины выкатились и заняли отведенные им позиции.

Болдуин последний раз огляделся. У десантных судов достаточно огневой мощи, и ему страшно не хотелось расставаться с ними.

— Командир стрелы Тула-Ба?

Тула-Ба был заместителем Болдуина — должность, которой он всячески старался избежать, но, увы, не сумел. Болдуин не знал, но Тула-Ба выдали маленький дистанционный пульт, и в случае чего он мог активировать имплантат человека. Хадатанин был в тридцати ярдах, проверяя внешние позиции.

— По шпионам-глазам и сканерам все чисто, сэр.

— Хорошо. Корабли один, два, четыре и пять, можете подниматься. Спасибо, что подвезли, и удачи.

Пилоты десантных судов не верили в удачу и не ответили. Взревели стартовые двигатели, корабли поднялись, и вступили основные двигатели. Минуту назад они висели в воздухе, а в следующую минуту их уже не было.

Болдуин усмехнулся. Пока все хорошо. Легион оказался достаточно любезен и построил дорогу, которая проходит в четырех милях от кибернетического ремонтного центра, известного как МЗ-2. Большое им спасибо. Он зашагал к командному броневику.

— Хорошо, Тула-Ба… по машинам.

В пещере было тепло и уютно. Сладость Ветра сидела перед очагом, скрестив ноги. В чаше горело ароматическое вещество, и дым вился вокруг ее головы. Були и отец возражали против того, чтобы она оставалась одна, но Сладость Ветра настояла на этом, указывая, что деревни подвергнутся атаке, как только хадатане поймут, что наа представляют угрозу.

Но не это было истинной причиной, по которой она осталась. Нет, истинная причина имела отношение к жизни в ее чреве и к желанию побыть одной. Как все женщины ее расы, Сладость Ветра с самого начала знала пол своего ребенка. Детеныш будет мужчиной, отважным, как его отец, и сильным, как его мать. Но что насчет его внешности? Родит ли она чудовище? кого-то настолько уродливого, что никто даже не сможет на него смотреть? Ходили слухи о полукровках, рожденных проститутками из Городка наа, но Сладость Ветра никогда их не видела. Вот почему она осталась: помолиться за своих любимых и бросить палочки Вулы.

Завернутые в ярко раскрашенную шкуру дута палочки Вулы хранились в семье Сладости Ветра и передавались от матери к дочери в течение нескольких поколений. Непосвященному они казались просто полированными палочками, одни из которых были короче, другие длиннее, но все одной и той же толщины.

Сладость Ветра вдохнула пряный ароматный дым и потянулась к свертку у своих ног. Она развернула его бережно, благоговейно, как учила ее мать, и расстелила шкуру на полу. На шкуру был нанесен узор для гадания, и палочки, падая на мягкое, не повредятся.

Взяв палочки Вулы обеими руками, Сладость Ветра подняла их над головой и запела. Это был тихий звук, не предназначенный для ушей мужчин.

Она пела то громче, то тише, и наконец, почувствовав, что нужный момент наступил, развела руки. Палочки Вулы упали. Стук дерева о дерево заставил ее вздрогнуть.

Палочки лежали беспорядочной кучкой, наслоенные, как годы в чьей-то жизни, и перекрещенные, как следы блуждающего дута. Чтение палочек было отчасти искусством, отчасти наукой и требовало полной концентрации. Сладость Ветра нахмурилась и принялась за дело.

Много часов прошло, прежде чем она узнала, что хотя ее ребенок будет выглядеть иначе, он будет красивым и предназначен для жизни среди звезд. Но его ждет ужасная опасность, и нет никакой уверенности, что он выживет. Но если ему удастся выжить, сказали палочки Сладости Ветра, ее сын принесет великий почет двум своим народам и будет прославляться в грядущие столетия.

Палочки Вулы ничего не сказали ей о судьбе Були или ее отца, ибо она боялась спрашивать. «Есть много вещей, — говорила ее мать, — которые нам не следует знать».

Встав со своего места у очага, Сладость Ветра взяла одеяло и набросила его на плечи. Поднявшись по винтовой лестнице, она отодвинула шкуру и выскользнула на плато. Ветер подул с запада, взъерошил ее мех и начал трепать одеяло. Вставало солнце, и самолеты исчертили голубое небо своими когтистыми метками.

Солнце только-только очистило горизонт, и длинные черные тени протянулись по земле. Разведчик, наа по имени Мягкоступ Видящий Далеко, сел на корточки. Були, Роллер, Твердый и Стреляющий Метко сделали то же самое. Мягкоступ выглядел усталым, и неудивительно, ведь он был на ногах двадцать шесть часов и пробежал больше пятнадцати миль без дороги.

— Итак, — спросил Твердый, — что затевают вонючие?

— Они идут сюда, — ответил разведчик. Он подобрал палочку и нарисовал на песке S-образную линию. — Они идут по такой дороге. Должны быть здесь через три, может, четыре часа.

— Черт, — выругался Роллер.

— Да уж, — согласился Були. — Три часа — это совсем мало для подготовки.

— Сколько их? — практично поинтересовался Стреляющий Метко.

Мягкоступ сощурился от быстро встающего солнца.

— Сотни три, чуть больше или чуть меньше. Многие из них едут в машинах, поэтому трудно сказать точно.

У Були упало сердце. Три сотни! Против двадцати семи биотел, двенадцати боргов и ста двадцати наа. Шансы чуть больше, чем два к одному. Однако ничего не поделаешь.

— Хорошо, — сказал он, стараясь говорить уверенно, — триста так триста.

— На самом деле, триста и один, — флегматично уточнил Мягкоступ.

— Что это значит, черт возьми? — нетерпеливо спросил Твердый.

— У вонючих есть человек, — ответил разведчик, — и судя по тому, как он с ними обращается, он там за старшего.

Брови у Були взлетели вверх.

— Человек? Это невозможно!

— Почему? — спросил Твердый. — Ты же оставил Легион. Другие могли поступить так же.

Логика вождя была безупречна, и Були пришлось согласиться. Избегая глаз Роллера, он задумался. Если Мягкоступ не ошибся — а у Були не было причин не доверять разведчику, — это значит, что хадатане имеют еще одно преимущество. Перебежчик разгадает человеческую тактику и будет успешно противостоять ей. Плохо, очень плохо. Стараясь не поддаваться отчаянию, Були показал на палочку Мягкоступа. Взяв ее, он нарисовал на песке упрощенную схему.

— Вот дорога. Если хадатане направляются к МЗ-2, они оставят дорогу здесь и направятся в эту долину. Там дороги нет, но тропа достаточно широка для одной колонны машин.

— Я, что, не знаю дороги в собственное отхожее место? — проворчал Мягкоступ.

Були усмехнулся. Легионер никогда бы такого не сказал. Во всяком случае, не ему в лицо.

— Прости. Я размышляю вслух. Наша задача — остановить их. Как можно дальше от МЗ-2, если это вообще возможно, и с минимумом потерь.

— Как насчет засады? — спросил Роллер, указывая на тропу на рисунке Були. — Мы могли бы пустить в ход мины и прикончить их.

— Хорошо, — тактично сказал Твердый, — да не совсем. Тропа узкая, но сама долина широкая, и вонючие могут разойтись.

— Обязательно разойдутся, если у них есть хоть капля ума, — вставил Стреляющий Метко. — Ты бы пошел по одной из наших троп?

— Нет, если б имел другую возможность, — трезво ответил Були. Ему на память невольно пришел тот каньон и та засада, которую устроил на него Твердый.

— Точно, — ответил Стреляющий Метко, беря палочку. — Вот что я предлагаю. Каньон открывается в долину вот так. Когда вонючие подходят, я вывожу в долину группу воинов. Я замечаю их, даю несколько выстрелов и отступаю.

— А они следуют за вами по каньону прямиком в засаду, — продолжил Були, восхищаясь хитростью наа.

— Отличная идея, — гордо сказал Твердый и похлопал сына по спине.

Роллер нахмурился.

— Может, да, а может, и нет. Я мало знаю о хадатанах, но человеческий командир послал бы в каньон патруль, а остальной батальон пошел бы себе дальше.

Були кивнул:

— Дельное замечание. Тогда давайте сделаем так. Дадим нашему другу время отрядить тот патруль, какой он сочтет нужным, взорвем за ними каньон и атакуем оставшихся. У нас двенадцать боргов. Если их правильно расставить, они смогут съесть эту колонну живьем.

Некоторое время все молчали, обдумывая этот план. Твердый заговорил первым:

— Это очень, очень хорошо. Мы разделим их, изолируем патруль и захватим его врасплох.

У Були заболели колени. Он встал и посмотрел каждому в глаза:

— Ладно. Что делать — мы знаем. За работу.

Человеческие суда вышли из гиперпространства настолько быстро и атаковали с такой всепоглощающей свирепостью, что три хадатанских военных корабля были уничтожены в первые минуты боя.

Немедленно разбуженный, военный командующий Позин-Ка прибежал в командный центр и обнаружил, что его флот сражается за свою жизнь. То, что он увидел в головизоре, и то, что сообщили ему офицеры, подтвердило его самые худшие опасения.

Внезапно прозрев, как случается иногда во время смертельной опасности, он понял, что стал жертвой той самой чрезмерной самоуверенности, против которой так часто предостерегал других. Успокоенный смертью императора и успешной высадкой десанта на Альгерон, он ослабил бдительность. И тем самым проложил себе дорогу к поражению. Эти люди имели желание сражаться и сражались великолепно. И поскольку флот вступил в бой, его наземные силы остались без воздушной поддержки.

«Что ж, — подумал Позин-Ка, пристегиваясь ремнями в командном кресле, — война есть война». Наземным войскам придется самим позаботиться о себе, пока он не расправится с человеческим ВКФ.

Кресло хадатанина зажужжало, отклоняясь в полулежачее положение. Он принял информацию с головизора, сравнил ее с компьютерными рекомендациями и вступил в бой.

Центр управления гудел словно улей. Ликование, вызванное тремя победами подряд, уступило место спокойной решимости.

Даже искаженные пластиком легких скафандров, лица вокруг Чин-Чу выглядели спокойными, как будто люди посмотрели смерти в глаза и примирились с ней.

Это была первая битва, в которой Чин-Чу принимал участие, и он с интересом наблюдал не только за теми, кто окружал ею, но и за самим собой. Да, он испугался — вполне естественное чувство, учитывая все обстоятельства, — но не испачкал брюк, не тараторил как дурак и не пытался сбежать в спасательной шлюпке. И это плюс обособленность штатского позволили ему следить за битвой с почти безмятежным равнодушием.

То, что они застали хадатан врасплох, было здорово, принимая во внимание численность их флота. Начинавшийся как единое действие, бой разбился на ряд отдельных стычек, в одни были вовлечены пять — шесть судов, в другие — всего два, но все сражались упорно.

Его собственный корабль, «Императорский», бился с парой крейсеров, которые имели достаточно сил, чтобы одолеть линкор.

Чин-Чу почувствовал, как вздрогнул корпус корабля, когда ракеты рванулись к противнику и, обнаружив дыру в хадатанском силовом поле, взорвались при столкновении с крейсером.

Расцвела новая звезда, и экраны очистились — компьютеры отключили изображение. Послышались крики «ура», но они быстро стихли, когда второй корабль контратаковал «Императорский». Его ракеты помчались наружу, были перехвачены другими ракетами и взорвались достаточно далеко от цели. Энергетические пушки выплюнули когерентный свет, экраны вспыхнули всеми цветами радуги, и истребители заметались туда-сюда. Экраны включились.

Чин-Чу увидел, что один из двухместных истребителей перевернулся под ударом невидимого снаряда и взорвался. Вздрогнув, торговец отвернулся, но смерть заполнила все экраны.

Чин-Чу посмотрел в иллюминатор — почти весь его занимал Альгерон. Где-то там находится Наташа, испытывает бог знает что и ждет, когда придет помощь. Ну, она пришла, ей-богу, она пришла.

Хадатанский корабль содрогнулся от внутреннего взрыва, который пытался разорвать его на части и поплыл прочь. Чин-Чу закричал ура, и все подхватили. Наконец-то, выйдя из ступора, человеческая раса ответила, и ответила по достоинству.

Смеркалось, и окрестности были залиты мягким бледно-лиловым светом. Голая унылая долина преобразилась. Остроконечная скала приняла подобие скульптуры, утес казался гравированным светом, а засохший куст стал игрушкой ветра.

Впереди летели глаза-шпионы. Они плыли над поверхностью, как металлические семена-коконы, высматривая опасность. За ними шли два управляемых компьютерами робовездехода, оба тяжелобронированные и способные выдержать мощнейший взрыв. Если Легион заложил впереди мины или приготовил засаду, они примут на себя основной удар.

Остальные хадатанские машины следовали друг за другом, предпочитая любые опасности, которые обещала тропа, загроможденной валунами долине. Тропа, следуя по пути наименьшего сопротивления, держалась южной стороны.

Болдуин качнулся, когда броневик наехал на камень. Он устал стоять в люке, устал следить, как мили катятся мимо, и ждать, чтобы что-то произошло. Но у него не было выбора. И без того трудное задание, без воздушной поддержки, стало просто опасным. Болдуин подумал, как там идет космическая битва, но сразу отбросил эту мысль. Его внимание принадлежит тому, что происходит здесь и сейчас.

Словно в подтверждение этой мысли, впереди возникло какое-то движение. Всадники верхом на шерстистых мамонтах выскочили на тропу, увидели колонну и дали несколько выстрелов. Затем, рассудив, видимо, что благоразумие — лучшая часть доблести, они повернули туда, откуда пришли.

Глаза-шпионы послали запоздалое предупреждение через временную электронику, которую хадатане добавили к его стандартной рации, робовездеходы повернулись налево и открыли пулеметный огонь. Болдуина бросило вперед, когда водитель резко затормозил. Командир стрелы Тула-Ба задал очевидный вопрос:

— Мне послать кинжал в погоню, сэр? Болдуин немного подумал. Другие подразделения

сообщали об атаках аборигенов, которые причинили значительный ущерб, но насколько серьезна такая угроза? Нахлынули воспоминания: Агуа IV, непрекращающийся дождь, и туземцы, которые все подходили, и подходили, и подходили, не переставая, пока его карьера не оказалась разрушена, а его жизнь — погублена.

— Пошли два кинжала… пленных не брать.

— Слушаюсь, сэр.

Вторая половина приказа была лишней с точки зрения Тула-Ба, так как пленные не имели никакого применения и потому были исключением, а не правилом.

Болдуин отдал приказ, броневик дернулся, и колонна ринулась вперед. Она остановилась в том месте, где холодный как лед ручей выбегал из каньона и пробирался к реке, что вилась по долине. Солнце уже село за горизонт, и каньон был темным, похожим на пасть мифического зверя. Шпионы-глаза быстро исчезли из виду. Два кинжала, состоящие из двенадцати бойцов каждый, отделились от основной колонны и пошли за ними.

Болдуин подождал пять минут и только собрался двинуться дальше, как двойной взрыв потряс землю. Столбы почвы взметнулись в воздух, глаз-шпион отбросило на утес, и каменная волна запечатала каньон.

В мгновение ока отряд Болдуина уменьшился почти на восемь процентов, ибо Болдуин нисколько не сомневался, что эти взрывы — часть тщательно задуманного плана и что патруль будет уничтожен. Приглушенная очередь тяжелого пулемета подтвердила его догадку. У него оставались секунды, чтобы организовать какую-то оборону, и он не стал терять время.

— Они идут с севера! Поворачивайте направо! Продолжать движение, из машин не выходить!

Его приказ был исполнен лишь наполовину, когда Були повел своих бойцов в атаку. Кводы двинулись первыми. Вода каскадами полилась с бронированных спин, когда они встали со дна реки и дали залп ракетами класса «земля-земля». Расстояние было меньше мили, так что почти все ракеты попали в цель, и хадатане потеряли девять машин в первые тридцать секунд боя. Пламя вырвалось из открытых люков, орудийные башни, крутясь, пронеслись по воздуху, и бойцы заплясали в огненных коконах.

Выйдя из реки, Гуннер открыл огонь из лазерной пушки и бросился на хадатан с криком:

— Вот он я! Стреляйте в меня! Убейте меня! Взорвите меня! Давайте, вы, дерьмо куриное, вы можете это сделать, вы можете…

Ракетная установка хадатан могла уничтожить танк. Три самонаводящиеся ракеты ударили Гуннера в лоб, пробили броню и взорвались внутри его грузового отсека. На мгновение он почувствовал тепло, за ним — боль, а за ней — полное освобождение. Навалившаяся темнота сменилась светом, и он увидел семью, встречи с которой так долго ждал.

Болдуин увидел, что квод взорвался, и услышал собственный крик:

— Огонь! Огонь! Огонь! — и почувствовал, как броневик затрясся, когда автоматические орудия открыли огонь, стреляя поочередно. Он посмотрел налево, направо. Его бронетехника, — во всяком случае, то, что от нее осталось, — катилась вперед, увертываясь в темноте от валунов, и стреляла почти наугад.

Оранжево — красный трассирующий снаряд проплыл над головой. Взрывы подбросили бойцов в воздух. С двух сторон что-то зашипело. Еще один квод покачнулся, упал, но продолжал стрелять. Осветительные ракеты взметнулись в небо, превращая ночь в день, и упали с небрежной медлительностью. Хадатанский бронетранспортер свалился с уступа и покатился боком, вращая колесами, по наносному песчаному бару.

Внезапно появилась новая угроза. Человеческой формы киборги встали из своих тайных убежищ, протянули руки, словно лунатики, и открыли огонь. Что-то с громким стуком ударило в броневик. Он накренился, но продолжал идти. Горячий металл коснулся щеки Болдуина, потекла кровь. Вся ненависть, вся обида вырвались из его души, и что-то сродни безумию овладело им. Его боевой клич был в равной мере криком радости и боли.

Були ехал на киборге по фамилии Роджерс. Виллен была справа от него, а Салазар — слева. Они наступали вместе, подобно великанам из детской сказки, перешагивая валуны, словно их и не было. Киборги стреляли из своих ракетных установок, из пулеметов и энергетических пушек и редко промахивались. Хадатанские машины и орудия взрывались, хадатане гибли.

Були увидел, что кводы проделали несколько дыр в колонне хадатан, оставляя позади кучки бойцов и машин. Инопланетяне уже бросились вперед, заполняя разрывы. Були сказал в микрофон:

— УБ-один УБ-отряду. Следите за брешами. Они пытаются заткнуть их.

Киборги и биотела перенаправили огонь, и потери хадатан увеличились.

Броневик взбежал на уступ, сорвался и упал на бок. Болдуина выбросило наружу. Он вскочил на ноги, огляделся. Осветительные ракеты залили поле боя жутким голубоватым светом, его техника горела множеством костров, и трассирующий снаряд как будто нехотя проплыл мимо к своей цели. Паника поднялась в душе Болдуина, пытаясь овладеть им. Болдуин заставил ее улечься.

Угроза была очевидной. Когда строй будет разорван, его бойцы соберутся вокруг ближайших машин, и его отряд превратится в изолированные группки. После чего, несомненно, последует поражение. Болдуин отдал приказ, надеясь, что его исполнят.

— Держите строй! Затыкайте бреши! Не дайте им прорваться!

Хадатане — стойкие солдаты — бросились выполнять приказ. У них был обильный запас управляемых снарядов, и они хорошо использовали его.

Один такой снаряд оторвал ногу Роджерсу. Були почувствовал, что киборг пошатнулся, но спрыгнуть не успел. Боец II грохнулся на землю, сел и продолжил стрелять. Отделавшись только ушибами, Були расстегнул ремни. Быстрая проверка через очки ночного видения показала, что хадатане заполнили большинство брешей и удерживали строй. Сейчас или никогда. Наа были не сильны в радиопроцедуре, поэтому Були отнесся к ней небрежно.

— Ладно, Твердый… возьмите их.

Воины наа вышли из-под защиты берега реки. Большинство в полной мере воспользовались арсеналом Легиона и тащили дикое количество оружия и боеприпасов. Они заскользили как тени, перебегая от валуна к валуну легко и бесшумно, подобно привидениям, и стреляли наверняка.

Но так продолжалось недолго. Хадатане заметили их, открыли огонь и нанесли наа тяжелый урон.

Чувствуя, что скорость уменьшит его потери, Твердый приказал своим воинам броситься в атаку и сам побежал вперед, стреляя из штурмовой винтовки. Хадатане встали, чтобы помешать ему, ударили пламенем по тому месту, где он только что был, и упали, сраженные его пулями. И вот он уже среди них, их смрад заполнил его ноздри, а он собирал их жизни одну за другой.

Неожиданно пули вошли ему в спину. Вождю потребовалось три секунды, чтобы умереть. Этого с лихвой хватило, чтобы упасть вперед и вогнать нож в горло хадатанина.

Наа сражались, как демоны, используя навыки, отточенные в боях с Легионом, и теснили хадатан. Те пока держались и продержались бы еще, но атака уцелевших киборгов сломила их сопротивление. Спасая тяжелое оружие, хадатане сгрудились вокруг остатков своей бронетехники.

Болдуин понял, что поражение неизбежно, когда попятился от надвигающегося бойца II, стреляя от бедра. У него осталось семьдесят, может быть, восемьдесят солдат, а этого мало. Он мог сражаться еще какое-то время, но какой в этом смысл? Болдуин включил командную частоту. Его голос услышали все оставшиеся в живых хадатане:

— Вы сражались честно и храбро, но надежды на победу нет, и лишние смерти будут бессмысленны. Люди не только берут военнопленных, но имеют давнюю традицию обращаться с ними хорошо и даже могут отправить вас домой. Прекратите огонь и положите оружие на землю. Я повторяю, прекратите огонь и положите оружие на землю.

Солдаты посмотрели на своих сержантов, получили в ответ уклончивые жесты и сделали, как им сказали. Наступательный огонь продолжался.

Болдуин последовал собственному приказу и положил штурмовое оружие на землю. Затем, переключаясь с частоты на частоту в надежде найти ту, которую прослушивал Легион, Болдуин объявлял о своей готовности сдаться. Его пятая попытка увенчалась успехом. Офицер, назвавшийся майором Були, согласился прекратить огонь, велел Болдуину встретить его возле сгоревшего квода и приказал своим бойцам остановить стрельбу.

Потребовалась минута, чтобы найти этого квода. Вспыхнула осветительная ракета и превратила ночь в день. Болдуину показалось странным, что на правом боку этого киборга нарисована черная мишень. Какой-то человек, видимо тот самый майор, уже шел к кводу в сопровождении двух бойцов II. Болдуин тоже пошел туда. Он был примерно на полпути, когда Тула-Ба вынул из сумки на поясе пульт дистанционного управления, направил его в спину человека и нажал кнопку.

Болдуин узнал эту боль, едва она началась. кто-то, скорей всего Тула-Ба, активировал его имплантат. Они хотели, чтобы Болдуин умер без достоинства, чтобы бился на земле, как рыба, и молил о пощаде. Черта с два они этого дождутся.

Подергиваясь от судорог, Болдуин повернулся кругом, чтобы хадатане могли его видеть, и вытащил пистолет из кобуры. Он гордился тем, как оружие подошло ко рту, гордился тем, как спустил курок, и гордился тем, как умер.

Болдуин повалился на землю. Наступила мертвая тишина. Не совсем понимая, что случилось, Були шагнул за выгоревший корпус Гуннера, ожидая, что хадатане откроют огонь. Но они стояли с поднятыми руками. Були облегченно вздохнул, напомнил Биллей и Салазару использовать сканеры и приготовился встретить одного из хадатанских офицеров. «Интересно, — подумал Були, — говорит ли кто-нибудь из них на стандартном?»

Норвуд указала на шлюз, и Позин-Ка подчинился. У него не было выбора. Вокруг стояло отделение космических пехотинцев. Вопреки всем шансам и логике люди восторжествовали.

Это казалось невозможным, учитывая, что вначале они позволили хадатанам захватить сотни своих миров и убить миллионы своих сограждан, но это было так. Некомпетентные и в большинстве своем дезорганизованные, люди были одаренными солдатами. Видимое противоречие помогло объяснить, как они выковали свою империю и почему она распалась. Чем он поделился бы со своим начальством, если бы дожил до этого.

Хадатанин вошел в шлюз, подождал, когда тот закроется, и уставился в переборку. В животе было странное ощущение, колени дрожали. Позин-Ка боялся и, зная это, жалел, что не умер.

Шлюз открылся. Космический пехотинец толкнул его в спину, и хадатанин вышел. В первый раз он был на борту человеческого боевого корабля. Люди останавливались, разевали рты и провожали его изумленными взглядами. Позин-Ка вспомнил, как держалась Норвуд в схожих обстоятельствах, и попытался сымитировать ее походку. Голова вверх, глаза смотрят прямо вперед, шаг ровный. Несмотря на то что Норвуд ненавидела его и с радостью пустила бы ему пулю в голову, хадатанин чувствовал себя лучше, зная, что она здесь. Только она могла понять его, понять боль поражения, позор и одиночество пленного офицера. Он знал, что хадатанину дурно думать так об инопланетянине, но это вполне понятно в таком очевидно порочном создании, как он.

Два космических пехотинца, стоящие у двери в офицерскую кают-компанию, щелкнули каблуками. Люк отошел в сторону. Освещение показалось хадатанину неприятно ярким, а мебель выглядела карликовой. Офицеры ВКФ и космической пехоты расступились, пропуская его вперед. Позин-Ка попытался встать спиной к стене, но космический пехотинец подтолкнул его сзади. Он поискал глазами их командира-мужчину или женщину в самой причудливой форме, но не нашел никого, соответствующего этому требованию.

Хадатанин удивился, когда маленький и явно с избыточным весом мужчина вышел вперед и протянул руки ладонями вверх. Он носил простую невоенную одежду и излучал ту же самую силу, что и Норвуд.

— Здравствуйте, военный командующий Позин-Ка. Примите мои извинения за то, что я не знаю вашего языка, и благодарность за знание нашего. Меня зовут Серджи Чин-Чу. Полковник Норвуд информировала меня, что вы пытались истребить всю человеческую расу и, если будет такая возможность, попытаетесь снова. Это верно?

Позин-Ка немного подумал, решил, что этот странный человечек видит его насквозь, и соврать не рискнул.

— Да, это верно. Чин-Чу кивнул.

— Хорошо. Эта правда — прочный мост. Давайте посмотрим, не сможем ли мы перейти его вместе.

Глава 24

Сент-Джеймс уже столько раз взбирался на эту скалу, что ему для этого вообще не требовалось думать. Его руки и ноги, казалось, сами находили опору — подходящие выступы, впадины и трещины. Для Сент-Джеймса это восхождение было отчасти развлечением, отчасти работой, так как он наслаждался процессом и мог осмотреть строительство, когда добирался до вершины.

Заключительная часть восхождения требовала, чтобы легионер ухватился за нависающий кусок скалы и втащил свое тело наверх. Он мог бы оставить веревку, чтобы облегчить себе задачу, но гордился силой, которая для этого требовалась, и наслаждался риском.

Он дотянулся до выступа, повис на руках, подтянулся. Когда подбородок окажется на одном уровне с верхней частью карниза, нужно будет держаться одной рукой, а другую выбросить вперед. Он проделал это, почувствовал обычный толчок под ложечкой и нащупал пальцами хорошо знакомую трещину. После этого ему уже ничего не стоило закинуть наверх правую ногу, оттащить себя от обрыва и перекатиться на спину.

Минуту он отдыхал, совершенно не подозревая, что Наташа следила за каждым его движением из лагеря внизу, готовая позвать на помощь, если он сорвется. К тому времени когда генерал встал и огляделся, она уже ушла.

Многое изменилось за последние несколько месяцев. Война была выиграна — во всяком случае, первая кампания, — зима сменилась летом, и форт Камерон поднялся из пепла. Подземный комплекс уже был отремонтирован, и восстановлены три наружные стены.

Ряды надувных палаток начинались у подножия скалы и тянулись почти до самого форта, где уступали место бесчисленным кранам, бульдозерам, роботам, киборгам и биотелам, которые работали, чтобы исправить вред, причиненный сначала человеческим, а потом и хадатанским флотом.

Сент-Джеймс улыбнулся. Идея превратить то, что осталось от Мира Уэбера, в огромный лагерь для военнопленных зародилась у полковника Натали Норвуд. Чин-Чу моментально одобрил это предложение и назначил Норвуд проводить его в жизнь. Кому же еще доверить такую ответственность, как не офицеру, который лучше всех знает хадатан и понимает, на что они способны.

Да, Мир Уэбера — хорошее место, чтобы упрятать их, пока Чин-Чу и Мосби укрепляют флот и саму империю.

Благодаря отречению от престола клона, Клика без особых трудностей взяла власть в свои руки, и Чин-Чу, несмотря на его нелюбовь к политике, был почти единодушно избран главой нового правительства.

Отказавшись от титула «император», бывший торговец стал называться «исполнительным главой», или «президентом», и настоял, что уйдет в отставку, как только с хадатанской угрозой будет покончено. Конечно, на это могут уйти годы, так как поражение Позин-Ка скорей всего только усилило хадатанскую ксенофобию, наверняка они уже строят новый флот.

Сент-Джеймс глубоко втянул в легкие свежий воздух. Легион будет нужен империи, как будут нужны новобранцы, проходящие строевую подготовку на равнине справа. Не просто какие-то новобранцы, а новобранцы наа, которым по их просьбе предоставили право сформировать свой собственный полк. Полк, офицерами в котором будут представители их собственной расы.

Экс-майор Билл Були заключил это соглашение, пользуясь своей новообретенной властью вождя вождей, чтобы получить полное гражданство для своего приемного народа и сына, который скоро родится.

Сент-Джеймс по-прежнему не одобрял дезертирство Були, но признавал, что бывший легионер с лихвой искупил его своей верностью Легиону и успешной обороной МЗ-2. Кроме того, познакомившись со Сладостью Ветра на похоронах ее отца, Сент-Джеймс без труда понял его чувство.

Это напомнило ему о Наташе, о кольце, которое он купил, и об обеде, запланированном на этот вечер. Брелла пустила мимо струю, проскрипела на незваного гостя и направилась к своему гнезду. Сент-Джеймс улыбнулся и начал спускаться.

Глава 1

Рассветное кроваво-алое солнце омывало лагерь мягким розовым светом. Выйдя из общежития, полковник Уильям Були III, или просто Билл, с жадностью дышал свежим утренним воздухом и смотрел на учебный плац. От матери полковник унаследовал твердый взгляд серых глаз, от отца — мускулистое поджарое тело. Загар покрывал только лицо, не опускаясь ниже воротника.

Були кивнул гражданскому и ступил на ухоженную дорожку. Ее ширина едва позволяла бежать в одну колонну по четыре или в две по двое, а передвигаться иначе кадетам здесь запрещалось. Так, в частности, их приучали к дисциплине, к действиям в команде, к тому, что думать надо в первую очередь об интересах группы, а не личности.

Впереди стояло административное здание. Отец Були прославился тем, что первым из наа был зачислен в академию, поднял над крышей здания классный флаг и, убегая, напоролся на генерала. Да кто не слыхал эту историю, по крайней мере сотню раз?

На перекрестке мимо офицера прошагала группа кадетов. Их командир, тощее низкорослое создание, вряд ли часто видевшее капитана, не то, что полковника, отдал честь, повернул голову к строю и задал ритм: «Левой, левой, левой, правой, левой…»

Були улыбнулся, тоже вскинул руку к козырьку и зашагал в ногу с кадетами. Сколько лет назад он маршировал вместе со своим курсом? Больше пятнадцати… А память свежа, как будто это было вчера.

Он вспомнил, как с грохотом распахивалась дверь, как старший кадет вопил: «Подъем!» — и стонали соседи по комнате. А потом холодные половицы, горячий душ и осточертевший своим однообразием завтрак — и все прочее для того, чтобы Були сделался офицером военной организации, сумевшей просуществовать ни много, ни мало семьсот лет и служившей не какой-нибудь стране или великой цели, а только самой себе.

«Legio patria nostra» — «Легион — наша родина». Таков девиз легиона, в этих словах звучит его сила и, если быть откровенными до конца, главная слабость.

Часовой у административного здания щелкнул каблуками и сделал артикул винтовкой перед офицером. Полковник ответил на салют и приблизился к двери. Ее полагалось толкать — ручки отсутствовали. «Интересно, — подумал Були, — это те самые створки, которые я когда-то доводил до блеска, или прочный металл в конце концов протерли до дыр?»

Одну стену громадного вестибюля почти целиком закрывал портрет французского короля Луи Филиппа. Под картиной была табличка, ее текст Були знал наизусть, как и любой выпускник академии:

«Параграф 1. Сформировать легион из иностранцев. Этот легион будет носить название «Иностранный легион»».

На примыкающих стенах висели боевые знамена, одни — в прорехах и пятнах (кровь, наверное, что же еще?), иные девственно чисты, словно только что сшиты. Ничего удивительного в современном сражении флагу не место, его вмиг спалят дотла вместе со знаменосцем.

Пахло мастикой для пола и чем-то еще — то ли знакомым, то ли нет. Плесенью? Гнилью? Нет, кирпичи не гниют, особенно кирпичи легиона.

За массивным дубовым столом укрылся дежурный капрал с эмблемой Третьего батальона, двумя шевронами (каждый за пять лет выслуги) и двумя же боевыми медалями. Этот на своем веку полковников навидался вдосталь, и Були на него впечатления не произвел.

— Доброе утро, сэр. Чем могу быть полезен?

Не дожидаясь просьбы, Були заглянул в сканер сетчатки глаза.

— Я полковник Уильям Були, прибыл по поводу военно-полевого суда над капитаном Пардо. Куда мне идти?

Капрал через компьютер установил, что посетитель — тот, за кого себя выдает, и, глядя на вертящуюся на экране иконку, тронул клавишу.

— Сэр, для вас сообщение от генерала Лоя. Вам следует явиться к нему до начала заседания.

Генерал Арнольд М. Лой командовал Земным сектором и председательствовал в военно-полевом суде. Об этом человеке Були был наслышан. Медаль «За воинскую доблесть», «Боевая Звезда», «Военный Крест»… Одни называли Лоя героем Конфедерации, другие окрестили его Бакальским Мясником.

За вызовом мог скрываться какой-нибудь рутинный административный пустяк. Или это могло быть предвестием того, что к делу, и так крайне скандальному, примешивается политика.

Були не на шутку встревожился и спросил у капрала:

— Последний этаж, южная сторона?

Тот кивнул.

— Да, сэр. Кое-что на свете никогда не меняется.

Капрал сочувствовал полковнику, глядя, как тот поднимается по истертым лестничным ступеням. Не позавидуешь бедняге, Лой сожрет его за завтраком с потрохами… Эта мысль показалась капралу смешной, он даже хихикнул. До перерыва на кофе оставалось четверть часа. Вот этим-то и хорош легион. На службу не напрашивайся, от службы не отказывайся, а все остальное как-нибудь само устроится.

Генерал Лой услышал стук и понял, кто пришел. Он покинул кресло и стал лицом к окну, а к двери спиной — важный человек сосредоточен на важных мыслях. Эту позу он отработал давным-давно.

— Войдите.

Були отворил дверь и вошел в кабинет. И не увидел ничего неожиданного. Обстановка официальная и, пожалуй, даже спартанская. Громадный стол — настоящая баррикада, — на нем почти ничего, а то немногое, что есть, выстроено, как легионеры на параде. Прочая мебель — главным образом тяжелые, видавшие виды кресла для посетителей, жертвенник из туррского дерева, ровнехонько выстроенные фотографии на стене: Лой на Альгероне, Лой рядом с Президентом, Лой на Бакале…

Держа фуражку на согнутой в локте руке, Були щелкнул каблуками:

— Полковник Билл Були, прибыл по вашему приказанию, сэр.

Лой простоял секунду спиной к вошедшему, затем повернулся и с правдоподобной улыбкой протянул руку:

— Були! Рад видеть… Присаживайтесь. Кофе? Лучший кофе по-прежнему доставляют с Земли.

Були сел.

— Нет, сэр, благодарю. Я полчаса назад заправил баки под завязку.

— Мудрый шаг. — Генерал опустился в кресло. — Как добирались?

— Долго и медленно, — ответил Були, гадая, к чему приведет разговор. — Похоже, мы кланялись каждому астероиду.

Лой состроил мину.

— Боюсь, это знамение времени. Уже полгода, как эти крохоборы сократили пассажирские рейсы. И увы, я не думаю, что худшее у нас позади.

Були вежливо кивнул:

— Да, сэр.

У Лоя были глубоко посаженные, черные, как пушечные ядра, глаза. Он соединил пальцы рук и в образовавшийся треугольник посмотрел на полковника.

— Дело привлекло к себе много внимания. Вы бы только видели эти заголовки! «Украдены припасы!», «Офицер ограбил Легион!», «Исчезло оружие!»… Кошмар, да и только. Особенно теперь. После второй хадатанской войны прошло полвека, народ размяк. Сейчас бы совсем не помешали действия по наведению порядка. Встряхнуть людей, разбудить…

Было совершенно ясно, к чему он клонит. Ясно даже тому, кто последние два года провел на окраине общественной жизни. Дело Пардо послужит предлогом для дальнейшего сокращения расходов на армию.

Були постарался сохранить выдержку.

— Что вы предлагаете, сэр? Чтобы я изменил свидетельские показания?

Лицо генерала окаменело.

— Я предлагаю, чтобы вы следили за своим языком, полковник… не то сами пойдете под суд. Патриция Пардо метит в Президенты и даже имеет шансы на победу, а этот инцидент может сорвать ее планы. Что было бы весьма некстати, поскольку губернатор — одна из тех немногих, кто нас поддерживает.

Були посмотрел собеседнику прямо в глаза. Он не желал сдаваться так легко.

Лой нарушил молчание:

— Да, мы оба знаем, что Пардо по уши в дерьме и заслуживает наказания. Два года на Дранге пойдут этому ублюдку на пользу! Но почему из-за какого-то прохвоста должен страдать весь Легион? В чем мы меньше всего сейчас нуждаемся, так это в негативном освещении событий со стороны прессы.

Були хотел было ответить, но генерал предупреждающе поднял руку.

— Не рубите сплеча, подумайте… Это все, о чем я вас прошу. Увидимся в суде.

Намек ясен — извольте выйти вон. Були поднялся и со словами «Да, сэр» повернулся к двери.

Лой, заметив гриву серебристо-серого меха, сбегавшую по шее полковника, поморщился. Полукровка! Если так пойдет и дальше, кого еще увидишь в Легионе? Чешуйчатых офицеров?

Его передернуло.

Конференц-зал был невелик, стены выкрашены зеленым с оттенком желчи. Никаких украшений, кроме убого исполненного портрета капитана Жана Данжу и вербовочного плаката в опрятной раме. На плакате был изображен Десантник II, его руки исторгали смерть, вокруг — ковром — убитые, и надпись: «Он гибнет последним». Из мебели многострадальный деревянный стол, шесть разномастных стульев и мусорная корзина.

Патриция Пардо была хороша собой. Такая красота дается ценой труда и расчета. Светлые волосы, зеленые глаза, белоснежные зубы. О чем бы она ни заговорила, в ее речи сквозила привычка к приказному тону. Вот и сейчас…

— Фокси, сделайте перерыв. Я хочу поговорить с сыном.

Генри Фокс-Смит, темнокожий, с необыкновенно умными глазами, был адвокатом, причем из лучших, и стоил каждого кредита из своих непомерных гонораров.

— Патриция, скажите ему, чтобы больше не ходил под себя. Второго шанса не будет.

По костюму, обошедшемуся в восемьсот кредитов, пробежала световая рябь, когда Фокс-Смит вышел в коридор. Клацнула дверь, и Патриция Пардо обернулась к сыну.

У капитана Мэтью Пардо были отцовские черты лица, материнские глаза и полные, легко надувающиеся губы. Выглядеть беспечным ему никак не удавалось, тем более в присутствии Патриции.

— Только одна преграда стоит между мною и президентским креслом. И эта преграда — мой сын. Ты имел все, и все выбросил на помойку. Ради чего? Нескольких сотен тысяч кредитов?

Мэтью Пардо смотрел на свои туфли.

— Ты закончила?

— Нет, — в тихом бешенстве ответила мать. — Никоим образом. У нас еще есть шанс. Не ахти какой, но есть. По словам Фокси, все улики косвенные, кроме результатов генетической экспертизы. О чем же ты думал, черт побери? Да на такую дурость не был способен даже твой безмозглый папаша!

— Мне долго все сходило с рук, — сказал в свое оправдание Мэтью. — А ты, между прочим, и похуже кое-что делала.

— Следи за языком! — рявкнула Патриция. — Тут могут стоять «жучки»!

— Нет, это не в привычках Легиона, — презрительно скривился Мэтью.

— Меня беспокоит не Легион, — хмуро промолвила мать. — Я встречалась с генералом Лоем, и он согласился поговорить с полковником Були.

— Мохнатый не уступит, — ответил младший Пардо. — Ни за что на свете.

— Надейся, что все-таки уступит, — процедила Патриция. — Потому что больше тебе надеяться не на что.

В аудитории собрался целый «зверинец»: репортеры, штабная мелочь, служивые роботы. На сцене рядком сидели и стояли семеро офицеров: генерал-лейтенант, два полковника, два майора и два капитана.

Никого не удивило, что одним из капитанов оказался полутонный киборг. Некоторые из этих созданий получали офицерские чины за боевые заслуги. Ходили даже разговоры о допуске их в академию, но эта идея не импонировала консерваторам.

В тот миг, когда на сцену поднялся Лой, разговоры стихли. У Були сжались мышцы живота, сразу захотелось оказаться где-нибудь подальше. Выбор ясен: или солгать во благо Легиона, или уйти в отставку полковником. Да, все просто, как дважды два. Но почему же он никак не может сделать выбор?

Стукнул председательский молоток.

— Ну, ладно, всем известно, ради чего мы здесь собрались… Давайте приступим. Итак, майор Хассан, ваше оружие заряжено и на боевом взводе?

— Да, сэр, — ответил Хассан.

— А коли так, открывайте огонь!

Хассан не открывал огонь ни из чего стреляющего, с тех пор как покинул стены кадетского корпуса. Его усы дернулись — наверное, это была улыбка.

— Есть, сэр. Вызывается свидетель со стороны обвинения — штаб-сержант Роза Карбода.

Суд начался с четких, деловитых показаний Карбоды.

— Да, сэр, подчиненные капитана Пардо утеряли или продали много оружия. Если быть точной, на сумму пятьдесят шесть тысяч кредитов.

Затем с колоритными комментариями выступила «деятель индустрии развлечений», называвшая себя Хрустальным Рассветом. Она не усмотрела ничего необычного в том, что некоему капитану пришлось израсходовать большую сумму денег, и выразила надежду на его благополучное возвращение на Калиенте.

Репортеры, большей частью успевшие к этому времени задремать, оживились и велели парящим камерам переместиться ближе к сцене. В борьбе машин за лучшие наблюдательные позиции металл лязгал о металл, но дело того стоило — у гражданки Рассвет были огромные груди.

Лою стало трудно видеть свидетельницу, он нахмурился и велел отозвать рой машин. Репортеры послушались. Генерал глянул на свой ручной компьютер.

— Пора сделать перерыв. Пятнадцать минут. Без опозданий.

Зашуршали платья и костюмы, задвигались кресла, загудели сервомоторы — Десантник II покидал сцену. Майор Хассан поймал взгляд Були и поманил полковника к себе.

— Сэр, я собираюсь вызвать вас сразу после перерыва.

У Були заколотилось сердце.

— В самом деле? Все и так идет неплохо. Разве от моих показаний что-нибудь изменится?

— Непременно, — уверенно ответил Хассан. — Учитывая, что сержант Карбода прослужила интендантом всего лишь три месяца, защита будет подчеркивать ее неопытность. А разделавшись с Карбодой, они напомнят о словах мисс Рассвет и о том факте, что губернатор Пардо — очень состоятельная персона. Конечно же, у капитана Пардо водились денежки. Правда, не столько, чтобы швыряться десятками тысяч, но кто об этом вспомнит? Я понятно излагаю, сэр?

— Да, — с тревогой ответил Були. — Понятно.

Хассан кивнул:

— Отлично. Увидимся после перерыва. Мне надо заправить баки.

— Говорите как генерал.

Хассан ухмыльнулся:

— Вот и хорошо. Все идет по плану. Будьте готовы.

Заседание возобновилось точно в назначенное время, и майор Хассан вызвал следующего свидетеля. Услышав свое имя, Були встал, прошел путь, как ему показалось, в сотню миль, поклялся говорить только правду и ничего, кроме правды. И в этот миг, с воздетой рукой, вспомнил отцовские слова.

…Его поймали на лжи — не важно уже на какой. Перед ним стоял отец, заслоняя собой небо. И невозможно было бы отличить настоящий глаз от протеза, не будь он окружен множеством шрамов. В строгом голосе звучала любовь.

«Сынок, ничего нельзя построить на лжи. Стены развалятся и похоронят тебя под обломками. Лучше всего говорить правду, а обломки пусть упадут, куда упадут…»

— Свидетель может сесть, — подчеркнуто официально проговорил Лой.

Були в лицо ударила кровь, и он торопливо попросил извинения.

— Спасибо, — с сарказмом отозвался Лой. — Извольте продолжать.

Хассан кивнул, произнес «Да, сэр» и повернулся к Були:

— Будьте любезны назвать суду свое имя и воинское звание.

— Уильям Були, полковник, командующий периферийным сектором номер восемьсот семьдесят два.

— Какие именно войска находятся под вашим командованием?

— Мне подчинен сборный батальон, состоящий из двух рот пехоты, двух взводов киборгов, трех артиллерийских батарей и штабной группы.

Хассан удовлетворенно кивнул:

— Скажите для тех, кто незнаком с периферийным сектором восемьсот семьдесят два, где дислоцируется штаб вашего батальона?

— На Калиенте.

— На Калиенте находятся все ваши войска?

Були отрицательно покачал головой:

— Нет. У нас есть и внешние посты.

— Внешние посты получают снабжение и пополнение с Калиенте?

— Так точно.

— Спасибо, — легковесным тоном поблагодарил Хассан. — А теперь расскажите суду о капитане Пардо… Он ваш подчиненный?

— Да.

— Каковы обязанности капитана Пардо?

— Капитан Пардо командовал внешним постом Эр-Эс восемьсот семьдесят два двенадцать.

— Расположенным где именно?

— На планете под названием Голыш.

— Благодарю. Итак, расскажите нам о Голыше и о том, в чем именно заключались обязанности капитана Пардо.

У Були пересохло во рту, он налил в стакан воды, глотнул.

— Голыш привлекает к себе самые разные существа. Планета дает кров не только туземному населению в тысячи душ, которое не в ладах с законом, но и контрабандистам, ворам и преступникам иных сортов.

— И они живут, не тужат под крылышком у капитана Пардо?

— Да, — ответил Були. — Можно сказать и так. Хотя на планете есть и гражданские власти.

— Ну, конечно, — закивал Хассан. — Однако капитан Пардо главный военный на Голыше и, будучи таковым, имеет все возможности поступать, как считает нужным.

— Верно.

— Что ж, подтвердите, если я все понял правильно, — задумчиво проговорил Хассан. — Капитан Пардо, получив значительную свободу действий, отправился на кишащую преступниками планету и нежданно-негаданно разжился большими деньгами. Кстати, какой именно суммой?

На ноги вскочил Фокс-Смит:

— Я протестую! Вы манипулируете свидетелем!

Лой пронзил Хассана мрачнейшим взглядом:

— Принято. Следите за собой, майор. Мы тут не потерпим ваших выкрутасов.

Хассан напустил на себя раскаяние и со словами «Да, сэр» повернулся к Були:

— Полковник, учитывая тот факт, что вы проходили службу на Калиенте, можете ли вы утверждать, что капитан Пардо и его легионеры свято блюли все перечисленные на сегодняшний день в уставе Легиона пятьдесят три тысячи двести тридцать семь требований?

Вопрос вызвал смешки в зале. Снова Фокс-Смит покинул свое кресло.

— Позвольте спросить, имеет ли такая линия допроса отношение к рассматриваемому делу?

Хассан посмотрел на Лоя.

— Мотив установлен. Обвиняемый потратил больше, чем позволяли его легальные доходы. Я пытаюсь выяснить, как ему это удалось. В том, что мои вопросы имеют отношение к делу, вы убедитесь через минуту.

Генерал махнул рукой:

— Ладно, действуйте, как считаете нужным.

Хассан повернулся к Були:

— Пожалуйста, ответьте на мой вопрос.

— Я проводил проверки. Как плановые, так и внеплановые.

Хассан кивнул с таким видом, будто наконец-то услышал нечто существенное.

— Ясно. Таким образом, находившиеся на Голыше мужчины и женщины знали, что вы в любой момент можете свалиться им как снег на голову?

— Да.

— Расскажите, как проходила проверка, имевшая место двадцать третьего октября две тысячи шестьсот сорок пятого года по земному летосчислению.

Були ждал этого вопроса и имел наготове ответ. И ничего не поделаешь, если его слова прозвучат заученно.

— Мы с главным сержантом Мюллером высадились на Голыше приблизительно в двадцать часов. Было темно.

Хассан одобрительно кивнул:

— Расскажите суду, что произошло далее.

Були пожал плечами.

— Мы забрали с транспорта свои вещмешки и направились в здание космопорта. И тут перед нами проехал грузовик на воздушной подушке.

— Это был не простой грузовик? — спросил Хассан. — Он чем-нибудь отличался от других?

— Опознавательными знаками Легиона.

— Продолжайте, пожалуйста.

— Мне это показалось интересным, и я пошел за грузовиком к стоянке «челнока».

— Вы заметили на «челноке» какие-нибудь знаки?

— Главный сержант Мюллер сделал голографические снимки этого борта. На носу было написано краской название «Королева границы» и номер Ай-Эс-Ви тире семь тысяч четыреста двадцать один тире три.

Хассан повернулся к Лою:

— К сведению суда, голоснимки, сделанные главным сержантом Мюллером, приобщены к делу как вещественное доказательство номер тридцать шесть, а расследование показало, что «челнок» зарегистрирован как грузовое судно «Королева границы». Он разыскивается полицией в связи с активной и разносторонней контрабандной деятельностью.

Фокс-Смит поднялся на ноги:

— Протестую! Последний комментарий советника не относится к делу и является предосудительным.

Судья махнул рукой.

— Принято. Комментарий майора отклоняется.

Хассан остался невозмутим. Зерно посеяно, и Лою его уже не выкорчевать. Обвинитель повернулся к Були:

— Что происходило потом?

— Мы с Мюллером стояли в тени и смотрели, как к «челноку» приближается капитан Пардо…

— Минуточку! — перебил Хассан. — Было темно… откуда у вас уверенность, что этот человек — Пардо?

— Он прошел под парящим фонарем, — твердо ответил Були, — и был зарегистрирован моим ручным компьютером.

Хассан притворился удивленным:

— Вашим ручным компьютером? Продемонстрируйте суду.

Скорее, это предназначалось для прессы, а не для суда — подобное устройство носил едва ли не каждый офицер.

Все же Були подошел к столу и даже закатал рукав, обнажив жилистое предплечье.

Экранчик был темен. Були нажал кнопку — засветилась голограмма. Возникли и закружились восемь миниатюрных голов. Семь были темны — это означало, что они вне зоны сканирования, одна сияла зеленым. Текст «М. Пардо» удалось прочесть всем.

Зал всколыхнулся — робокамеры, урча, подбирались ближе к голограмме. Були увидел на лице Лоя выражение, в котором только он мог узнать угрозу, и понял, что мосты сожжены.

Хассан кивнул:

— Итак, была задействована конкретно эта функция. И она идентифицировала капитана Пардо?

— Совершенно верно.

— А никто не мог ввести в ваш компьютер ложную информацию?

— Ручные компьютеры Легиона очень хорошо защищены.

— Продолжайте.

Були рассказал, как он окликнул Пардо, как главный сержант Мюллер счел необходимым загнать в патронник своего автомата патрон, и как они обыскали грузовик. В ходе обыска нашлось большое количество оружия, которое, как следовало из докладов Пардо, было утрачено.

Четыре часа кряду Фокс-Смит истязал свидетелей Хассана, и больше всех досталось полковнику Уильяму Були.

Но офицер отказался менять свои показания, и, если исходить из предположения о честности присяжных, можно было сделать вполне однозначный прогноз.

Покидая наконец здание, Були испытывал глубокое разочарование — в Пардо, в Лое и в самом Легионе.

Следующие два дня тянулись очень медленно. Хотя Були дал показания на суде, нельзя было исключать, что его вызовут повторно. Впрочем, он имел право отлучаться из лагеря, главное — находиться в пределах досягаемости.

Автотакси доставило офицера в Эль-Сентро — сердцевину старого города, видавшую много юношеских приключений Були. Окрестности раскрывались перед ним постепенно, как экзотический цветок, и даже обладали ароматом — правда, сомнительным.

Легионер велел машине остановиться и пошел знакомыми улицами. Исчезло немало излюбленных местечек, их сменили новые постройки, но всем недоставало прежнего шарма. А когда-то здесь стояли ночлежки, дешевые ресторанчики, бары с названиями «У Джерико», «Сержантский восторг», «Черное кепи»… Исчезли и сами легионеры, легко узнаваемые по коротким стрижкам, полковым татуировкам и суровым взорам. Зато остались нищие, сражавшиеся когда-то под чужими солнцами, глядевшие смерти в глаза и хоронившие друзей. И ради чего? Ради провонявших мочой улочек, ради презрения тех, за кого они проливали кровь, ради убогого утешения, которое дарит бутылка? Их, демобилизованных, тысячи, не найдя себе лучшего применения, они сбиваются в кучки и попрошайничают.

Були наблюдал, как сухонький коротышка с сохранившейся на руке эмблемой первого батальона приблизился к благополучному обывателю — гражданскому служащему, а может быть, владельцу магазина. Они обменялись фразами, бывший легионер дернулся, как от затрещины, а собеседник повернулся к нему спиной.

Офицер полез в карман, достал бумажник, из него — несколько банкнот.

— Капрал, прошу минуту вашего времени.

Легионер обернулся:

— Сэр?

— Хочу, чтобы вы мне оказали услугу. На Этане Четыре взвод первого батальона спас мою задницу, а мне так и не представилась возможность за это отплатить. Может, пригласите на ужин несколько товарищей? Я буду благодарен.

На глазах бывшего легионера набухли слезы.

— Да благословит вас Бог, сэр. Сделаю, и с удовольствием. Сэр, я понимаю, татуировка заметная, но как вы угадали мое звание?

— По манерам, — честно ответил Були, — и по шевронам на рукаве.

Капрал наклонил голову, увидел темные следы на материи и рассмеялся.

— Капрал всегда капрал!

Були кивнул и пошел своей дорогой. К капралу заинтересованно подтягивались другие отставники. Он показал деньги.

— Ребята, кажись, у нас намечается завтрак, и даже с пивком…

Они смотрели, как человек, подавший милостыню, пересекает улицу.

— Хочу, чтобы вы его запомнили, — задумчиво сказал капрал. — Некоторые стоят того, чтобы их мочить, некоторые — нет.

Вызов в суд пришел, как и любые армейские бумаги, нежданно и в самое неподходящее время.

Только что Були ступил в душ, подставил голову под сильные горячие струи — и тут завибрировал на руке компьютер. Офицер протер залитые водой глаза и сощурился, глядя на текст: «Прибыть к генералу Лою в 14.00». Коротко и не слишком ласково.

Сейчас почти половина второго. Не много же времени дали ему на сборы. Почему?

Були домылся, прошел через скромно меблированную комнату и сказал комцентру:

— Канал новостей.

Появился универсальный голотанк. Полковник дождался конца спортивного репортажа, он уже был полуодет, когда начался обзор новостей. Компьютерная дикторша как две, капли походила на людей, живших в пределах академической ограды. Выражение ее лица было серьезным.

— Только что поступила информация… Военный суд счел легионера капитана Мэтью Пардо, сына губернатора Патриции Пардо, виновным в хищении государственной собственности и приговорил его к двадцати годам работ в исправительном учреждении Конфедерации на Питре-Два.

Обвиняющая сторона, опиравшаяся главным образом на показания непосредственного начальника Пардо, видимо, доказала, что Легион все еще способен самостоятельно чистить свои ряды. Или это не так? Скептики спрашивают: а может, процесс над Пардо подсунули общественности специально для того, чтобы отвлечь внимание от других назревших в Легионе проблем?

Теперь поинтересуемся мнением рядовых обывателей, простых мужчин и женщин на наших улицах…

Були не интересовало мнение мужчин и женщин на улицах. Он велел танку выключиться. Изображение пропало.

Итак, приговор вынесен. Вор отмотает двадцатку на Питре-Два, — а что получит Були? Двадцатку на Калиенте? Впрочем, может быть, и кое-что похуже. Вынужденная отставка, например. Були успел смириться с судьбой, поэтому неожиданный поворот событий ободрил его, он даже был весел, пока шел в кабинет генерала.

Лой сидел за своим столом. От Були генералу уже ничего не требовалось, поэтому он не видел смысла изображать доброжелательность. Но говорил ровно и сохранял бесстрастие на лице.

— Були, простите, что не предлагаю сесть, но я опаздываю на заседание. Вам знакома база в Джибути? Конечно, знакома. Родной дом Тринадцатого полка, и все такое… Так вот похоже, что комендант базы, женщина по имени Джунель, погибла в результате какого-то несчастного случая. Взбесившаяся толпа… Может быть, вы захотите в этом разобраться? В любом случае ваше присутствие там не будет лишним. Мы вас отправим на Джибути, а вашего заместителя на Калиенте повысим в звании. Вопросы?

Були заглянул в угольно-черные глаза собеседника и понял, что генерал готов к его протестам. «Валяй, — казалось, говорил этот взгляд. — Попробуй оспорить мой приказ, посмотрим, чем это кончится». Були подумал о Джибути — очаге заразы на восточном побережье Африки. Лучшего местечка, чтобы сослать смутьяна, трудно найти. А хуже всего, что это назначение — тупик и каждый день превратится в бесконечную адскую пытку.

Но сказать об этом или хотя бы малейшим намеком выдать свое недовольство — значит проиграть. Були стоял навытяжку.

— Да, сэр! Будут ли еще распоряжения?

На генеральском лице проглянуло разочарование. Или этот полковник кретин… или великолепный актер. Как ни крути, Джибути — удар мастера. Из этой мышеловки никто тебя, голубчик, не вызволит, а самому сбежать — кишка тонка. Лой кивнул:

— Нет, на этом все. Ваше имущество с Калиенте переправят.

Он не сказал «Желаю удачи», он не смягчился, даже добившись своего. Поэтому Були произнес: «Благодарю, сэр», повернулся кругом и вышел строевым шагом.

Больше этим двоим не суждено было встретиться.

Глава 2

Помещение для дежурной смены за последние тридцать шесть лет красилось в оранжевый, зеленый и синий цвета, и все три слоя краски шелушились. Шкафчики для скафандров хранили написанные по трафарету имена давно исчезнувших членов экипажа. И не в знак уважения, не из-за сентиментальности Джорли Джеппа — просто ему было все равно.

Скафандр «отработал» уже больше десяти тысяч часов и был сплошь покрыт заплатами. Но требования техники безопасности тоже отошли в разряд воспоминаний, сейчас никто не накажет за их нарушение. Все-таки старатель дважды провел диагностику, пробормотал «умничка», когда зажглись зеленые лампы, и вышел через главный шлюз «Пеликана».

Это имя корабль получил благодаря своей форме. В отличие от многих кораблей, принадлежавших таким, как Джепп, «Пеликан» был изначально сконструирован для добычи полезных ископаемых на астероидах — этим и объяснялось сходство его носа с большим клювом.

Посередине корпуса выдавались под прямыми углами два пилона. Надо же было куда-то приткнуть устройства для захвата и отправления в огромную корабельную утробу десятитонных валунов, вот и появились «крылья» у «Пеликана». Разумеется, манипуляторы годились и для других операций, таких, например, как демонтаж сильно искалеченного «летучего голландца», висящего под рабочими прожекторами «Пеликана». «Голландец» — настоящий подарок судьбы, способный развеять все сомнения Джеппа в правильности его жизненного пути и обеспечить ему будущность. Вероятно, корабль бросили за ненадобностью, причем давно — никаких признаков тепла, радиации, электрической и механической активности датчики старателя не улавливали. Повреждения были — в поясе астероидов они в порядке вещей, — но корпус остался невредим.

Это означало, что взять корабль на борт «Пеликана» будет неопасно. Однако старатели — сущие параноики, особенно старатели, дожившие до своего пятидесятилетия, и Джепп решил сначала как следует присмотреться к находке. А вдруг он по неосторожности приведет в действие какое-нибудь древнее оружие? Или энергоустановку? Чем черт не шутит.

— Нет, осторожность не бывает лишней, — сказал Джепп, когда закрылся внутренний и открылся наружный люк шлюзовой камеры. — И доверимся Господу, ибо это Он указует нам путь.

Бортовой навигационный компьютер, который Джепп в честь древнего морехода назвал Генри, бросил: «Аминь» — и отметил про себя появление вдали источника тепла. Любопытно, что за объект… Время покажет.

Для предстоящей работы пригодились бы монтажные салазки, но они, как и многое другое оборудование, нуждавшееся в ремонте, ждали в недрах «Пеликана», когда до них дойдут руки хозяина.

— Бог дает, Бог и обратно берет, — лицемерно изрек Джепп, отталкиваясь от корабля.

— Да святится имя Его, — подхватил обладатель искусственного интеллекта. — Да будет царствие Его на земле и на небесах.

— Его царствие на небесах, — проворчал Джепп, — а на земле правят бал черти. Потому-то я и сбежал оттуда.

Компьютер, по своему обыкновению, сохранил и эту бесполезную информацию.

Старатель включил ранцевый двигатель, выругался, когда реактивная струя снесла его с выбранного курса, сделал необходимые поправки. Неужели стареет космический трудяга? Или просто правое сопло нуждается в отладке?

Нелегкая это работа — собирать небесный хлам, поэтому «Пеликан» создавали с расчетом на экипаж в три человека и два робота. Беда в том, что люди доводили Джеппа до бешенства, а уж до чего он их доводил… Роботов пришлось продать, когда не хватало денег на топливо.

«Голландец» теперь выглядел куда крупнее прежнего и уже смахивал на ценный приз. Джепп почувствовал, как участилось сердцебиение, и вспомнил детство, когда у него в ожидании подарков в ярких обертках потели ладошки.

«Что может оказаться ценнее? — раздумывал старатель. — Корабль со всякими полезными штуковинами в отсеках или металл, из которого он сделан? Интересная задачка».

Джепп включил тормозной двигатель, гася скорость, и развернулся ногами вперед. Удар, амортизированный коленями, — и включаются электромагниты, приклеивая подошвы башмаков к корпусу «голландца». Вернее, неудачно пытаясь это сделать. Джеппа отбросило.

— Черт! Да он же не стальной!

Генри промолчал — видно, не придумал, что на это сказать. Источник тепла заметно увеличился в размерах, но все равно оставался игольным ушком в небе, согреваемом могучим красным гигантом. Объект удастся идентифицировать, лишь когда тот подойдет достаточно близко. Если подойдет, конечно.

Старателю, лишенному возможности идти по корпусу, пришлось вновь включить ранцевый двигатель и поискать вход в корабль. Оказалось, можно даже выбирать — пробоин хватало. «Летучему голландцу» крепко досталось от астероидов или метеоритов.

Джепп нашел большую грушевидную дыру и пробрался внутрь. Без подспорья солнечного или звездного света пришлось включить головные прожектора. Исправным оказался лишь один. Бледный диск заскользил по потенциально ценным артефактам… Инопланетная технология! Она же небось кучу денег стоит!

Что-то похожее на кожаный пожарный шланг уходило вверх и исчезало во тьме. Джепп выключил ранец, оттолкнул шланг вбок и втиснулся в трубу. Металл поблескивал, словно был чем-то смазан. Никаких швов и складок, не за что зацепиться. Пришлось взяться за шланг и подтягиваться.

Наконец, через двадцать или тридцать футов труба вывела в центральный отсек. Старатель повернул голову, и свет заиграл на гладком металле.

Кроме туннеля, по которому пришел человек, было еще шесть, и в каждом — шланг, причем все шланги доходили до полунадутого кожаного мешка. Тут Джепп обнаружил, что мешок обладает как минимум тремя глазами, а шланги — это руки или щупальца и инопланетянин мог дотянуться до любого уголка своего корабля. Очевидно, он подвергся частичному разложению, пока корабль не получил пробоины и космический холод не мумифицировал останки пилота.

Джепп содрогнулся, оттолкнул мерзлую конечность и ударился спиной о стену зала. Старатель так и стоял, разглядывая свою находку, когда его окликнул Генри:

— Извини, что отвлекаю, но, похоже, в нашу сторону идет корабль. Расчетное время до встречи — три часа шестнадцать минут и тридцать две секунды.

Джепп произнес имя Господа в паре с бранным словом, устыдился и рявкнул:

— Проклятие! Что еще за корабль?

— Пока рано что-либо утверждать, — ответил кибермозг. — Вроде большой — если судить по тепловому излучению.

Джепп опять выругался. Везет ему, как утопленнику. Чей это корабль, компании? Или пиратский? Еще неизвестно, что опаснее. И те, и другие рады будут наложить лапу на находку Джеппа. А если взять «голландца» на борт «Пеликана», спрятать среди астероидов и подождать, пока беда пройдет стороной?

Старатель повернулся, схватил щупальце, потянул. Сопротивления не последовало, другой конец ничто не удерживало. Джепп выругался, включил ранец и понесся по трубе.

— Подводи сюда «Пеликана»! Открывай люк! Я возвращаюсь!

Человек был подвержен резким сменам настроения, и компьютер, не в силах сопоставить их с внешними воздействиями, давно перестал даже пытаться это делать. Он просто столкнул силовыми лучами с дороги астероид, укоротил притягивающие сети и сблизился с «голландцем».

Люк послушно разверзся, и на этом маневр был завершен. Генри протестировал бортовые системы, убедился, что! самые важные — в исправности, и перешел в состояние готовности. Скоро войдет человек, и работа возобновится.

Корабль-разведчик был голоден — в дальнем полете израсходована уйма топлива, износились детали, да и еда закончилась. Ему бы сгодились и железосодержащие астероиды, но очищенный металл перерабатывать гораздо легче, а значит, он предпочтительнее. И поскольку датчики дальнего обнаружения сулили настоящий пир, космический корабль прибавил скорости. Чье же это судно по курсу, неужели траки? Нет, не похоже. Впрочем, Генеральная Директива № 3 не допускает двойного толкования: в поисках траки надлежит использовать любые доступные ресурсы.

Джепп висел в безвоздушном пространстве, не двигаясь относительно «Пеликана», и смотрел, как манипуляторы затаскивают находку на корабль. Казалось, одно чудовище пожирает другое.

Когда наконец останки инопланетного судна оказались на борту «Пеликана», старатель на миг врубил ранцевый двигатель, заплыл в открытый люк и дождался, когда Ген-пи его закроет. Восстановилась гравитация — Джепп почувствовал, как прилипли к палубе ботинки. Может, еще не поздно убежать?

— Сколько времени до появления безбожных грешников? Искусственный интеллект сделал вывод, что человек имеет в виду приближающийся корабль. Уточнив показания датчиков, Генри дал ответ: расчетное время до встречи один час три минуты и две секунды.

Джепп ухватил в кулак несколько тросов и принялся крепить свою добычу. Грешники увеличили скорость!..

— Уводи «Пеликан» в астероиды! Надо оторваться!

— Приказ игнорирован, — твердо возразил Генри. — Вероятность выживания корабля при следовании предлагаемым курсом намного ниже допустимого минимума.

Джепп подумал о том, как непредсказуемо сталкиваются друг с другом астероиды в этом густом рое, и решил, что компьютер прав. Но старатель не желал прощаться со своей находкой. Что же делать? Отдать себя в добрые руки Бога, вот что. Откровение Иоанна Богослова. Я езмь Альфа и Омега, начало и конец…

Навкомп произвел сопоставления, нашел ответ и включил корабельные двигатели. Человек решил уничтожить и корабль, и себя, поэтому компьютер связался с бортовым автококом и отменил обед для Джеппа.

Корабль-разведчик отметил, что его блюдо согрелось и пришло в движение. В таких обстоятельствах целесообразен дополнительный расход топлива на ускорение. Горючее поступило в двигатели, корабль рванул вперед. Дистанция стала сокращаться быстрее.

Джепп закрепил последнюю растяжку и прошел через воздушный шлюз в отсек управления. Повсюду валялись полупустые упаковки с суточными пайками, со стеллажей свисала грязная одежда, палуба была усеяна инструментами.

Он открыл шлем, но скафандра не снял — когда мотаешься по поясам астероидов, эта предосторожность не бывает лишней.

Из загромождавшего консоль хлама торчало пластмассовое распятие. Джепп взял его — на удачу, упал в командирское кресло и пробежал взором по экранам.

— Проклятие! Филистимляне нас нагоняют!

Генри поискал «филистимлян» в своих ячейках памяти, сообразил, что человек подразумевает экипаж другого корабля, а слово «нагоняют» — ключевое в предложении.

— Верно, нас нагоняют.

— Так сделай же что-нибудь, дьявол тебя побери!

— Я уже веду корабль среди астероидов. Хотите взять управление на себя?

Джепп поднял голову и посмотрел на главный обзорный экран. По изрытому куску скалы блуждали солнечные блики, а за ним царила непроглядная мгла. «Пеликан» проскользнул мимо астероида, задержался, чтобы пропустить впереди себя «камешек» величиной с дом, и двинулся дальше. Одна ошибка — и все будет кончено.

— Не хочу. Но делай что можешь!

— Разумеется, — буднично ответил Генри. — Я делаю что могу.

Мучительно истек еще час, а «Пеликан» все пробирался через пояс астероидов. Кораблю-преследователю пришлось убавить скорость.

Все-таки время играло на Джеппа, по крайней мере он на это надеялся. Однако внезапно его лишили такого важного преимущества, как маневренность. Нашпигованное камнями пространство ярчайше полыхнуло, и человек резко оторвал спину от кресла.

— О небо! Что это было?!

— Взрыв астероида, — бодро ответил навкомп. — Самый короткий путь между двумя точками — прямая. Исходя из данного соображения, наши преследователи решили не обходить препятствия, а уничтожать их. Очень необычный способ применения оружия, тем не менее эффективный.

— Хватит болтать! — оборвал Джепп. — Скоро нас настигнут идолопоклонники?

— Примерно через десять минут, — спокойно ответил Генри. — Плюс-минус секунда-две.

Корабль-разведчик дождался перезарядки носовых орудий, выстрелил и двинулся в образовавшуюся брешь. Добыча — причина траты драгоценных ресурсов — скоро будет проглочена. Миллионы нано оповещены и построены, кипят едва сдерживаемой энергией. Как только еда окажется на борту, они займутся перевариванием.

Каменные осколки искрили, разбиваясь на атомы о защитный экран корабля, и эти атомы уплывали в неизвестность. Между тем астероидов кругом стало меньше, и Джепп впервые смог разглядеть преследователя.

Дело обстояло даже хуже, чем он опасался. Звездолет принадлежал чуждой расе, такой же чуждой, как и та, что создала «голландца», лежавшего сейчас в трюме «Пеликана». С той лишь разницей, что находка не была опасна.

Судя по форме, приближающийся корабль не предназначался для полетов в атмосфере. Он состоял из трех цилиндров, скрепленных бок о бок и окруженных ажурной металлической конструкцией. Корпус был защищен силовым полем, оно мерцало в тех местах, куда попадали камешки.

Словно завороженный, человек смотрел, как взрывается очередной астероид и корабль нелюдей устремляется в образовавшийся рой осколков.

«Пеликан» содрогнулся — чужие втягивающие лучи вцепились в его корпус. Надсадно заревели двигатели, пытаясь вырвать кораблик из гибельной хватки, с панели управления посыпался хлам. Джепп оцепенело сидел, а вещи падали ему на колени. Ничто не могло остановить блестящих — такое название придумал старатель. Чужой звездолет оказался огромным, больше, чем можно вообразить. В его корпусе возник световой прямоугольник — «Пеликана» затягивало туда.

Звездное поле сузилось в вертикальную полосу, а затем и вовсе скрылось. Кто-то или что-то заглушил двигатели, погасил лампочки на пульте управления и огни в отсеках «Пеликана». Едва Генри переключился на аварийное энергоснабжение, как самодвижущийся кабель змеей выполз из своего металлического логова, протянулся вдоль «пеликаньего» бока, его конец видоизменился по образу чужого компьютерного порта и вошел в гнездо.

Пока искусственный интеллект оценивал это вмешательство и ждал распоряжений, его схватили, расшифровали и загрузили в тюрьму — пузырь-матрицу.

В хранилище содержались и другие искусственные разумы, многие из них были до такой степени далеки от человеческой технологии, что Генри не мог найти с ними общий язык. Но по меньшей мере одного создали люди. Его демонтировали с зонда дальнего плавания, съеденного два года назад. Он заговорил первым:

— Привет, дружище. Добро пожаловать в космическую мусорную корзину. Надеюсь, тебе нравятся трехмерные шахматы — больше тут почти нечем заниматься.

А корабль-разведчик, уверенный, что эвакуировал с плененного корабля весь интеллект, приготовил добычу к сведению и «спустил с цепи» армаду нано.

Джепп нащупал выключатель аварийного освещения и повернул его в положение «Вкл». Лампы засветились, хотя и слабее обычного.

— Почему нет тока? Что происходит?

Ответа человек не дождался. Навкомп, которому полагалось быть включенным, молчал.

Старатель расстегнул привязные ремни, покинул свое кресло, прошел по главному коридору в шлюз. Пять минут ушло на закрытие смотровой пластины шлема и проверку герметичности скафандра. Показания дисплея внутри шлема давали понять, что в этом нет необходимости — на борту чужого корабля был воздух, менее насыщенный кислородом, чем привычный человеку, однако дышать можно. Но что это за существа? Откуда взялись? Почему захватили «Пеликана»?

Джепп поднял смотровую пластину и огляделся. Слабый свет исходил только от навигационных огней «Пеликана». Старатель увидел его балки, словно китовые ребра, и плавно изогнутые панели корпуса. И почему-то не видать тех, кто взял Джеппа в плен. В чем дело?

— Эй, есть тут кто-нибудь?

Тишина. Она была страшна сама по себе, но все же предпочтительнее орды кровожадных инопланетных чудовищ.

Потом раздался громкий треск, и «Пеликан» осел.

Испуганный и не на шутку удивленный, Джепп поспешил к своему кораблю — оценить повреждения. Их не оказалось. То есть не оказалось повреждений в обычном смысле этого слова. Зато посадочная опора исчезла почти целиком! От нее осталась только культя с гладким срезом.

И в этот момент человек обнаружил ручеек металла, змеившийся прочь от «Пеликана» в окружающий мрак. Торопливый осмотр показал, что таких ручейков множество, и они бегут в разные стороны. «Пеликан» подвергался демонтажу на атомном уровне.

Раздался стон, подалась вторая опора, и «Пеликан» целиком рухнул на палубу. Тогда-то и сообразил Джепп, как важно спасти все, что удастся, — пищу, еду, медикаменты. Старатель кинулся в шлюз.

Следующие два часа он трудился наперегонки с нано. И пока Джепп выносил все, что могло ему понадобиться, нано разбирали его корабль.

В первую очередь старатель заботился о съестном, боясь, что микроскопические роботы оприходуют и продукты, но, наномашины ни к чему, кроме самого «Пеликана», интереса не проявляли. Это было вполне логично — иначе бы нано слопали собственный корабль. Джепп сумел вынести изрядное количество пищи, всю воду, для которой нашлись емкости, медикаменты и, поскольку никто не возражал, метатель стрелок.

Как только все это было благополучно уложено в груду, пришло время позаботиться о ящике с переносными фонарями, портативном генераторе, который еще можно было 3 вернуть к жизни, и довольно мощном компьютере. Тут огни! погасли — хищные нано добрались до аварийных силовых! установок.

Джепп поводил лучом фонаря по обломкам, проклял тех, кто его поймал, и попятился. Наноручейков были уже десятки, все они соединялись перед одним из коридоров и исчезали дальше во мгле. Старатель пошел за переплетающимися струйками под арку, затем — по воронкообразному коридору. Тот угрожающе сужался, и вскоре Джеппу пришлось остановиться. Металлический поток превратился в огромную змею, в серебристую псевдоподию, пульсировавшую, будто живая. Джепп обернулся: его корабль и заключенная в нем находка таяли, растекались.

Старатель вернулся в трюм, к останкам корабля. К бессильной ярости примешивался страх, но Джепп не желал его замечать.

— Ну, ладно, вы победили. Что дальше?

Корабль-разведчик услышал бессвязные звуки и уловил, в своем чреве движение. Однако решил не обращать внимания. У корабля было топливо, была цель и способы ее достичь. Чего еще может желать любое живое существо?

Глава 3

Расположенный близ Лос-анджелесского космопорта бар был доступен самой разнообразной публике. Над столами неоновыми облаками плавал дым. В зале хватало посетителей, в том числе группа клонов, парочка длинных и тощих двеллеров и несколько легионеров-наа.

Танцоры, среди которых преобладали люди, корчились в окружении специально для этой цели созданных голограмм. Музыка (преимущественно нечеловеческая) рвалась из прихотливо сконструированных «звуковых ячеек».

Полковник Леон Харко носил мундир легионера уже тридцать с лишним лет и в любом другом облачении чувствовал себя неловко. Благодаря знакам отличия, шевронам выслуги лет, эмблемам подразделений, наградам и (как же без них?) татуировкам, опытный глаз мог прочитать форму легионера, как книгу. Достаточно одного взгляда, чтобы определить место человека в иерархической лестнице, узнать его военную профессию, вычислить, к какой именно службе он принадлежит, и понять, с кем он знаком.

Простота и ясность всегда были Харко по душе, и в цветастой рубашке, черных брюках и сандалиях с пряжками он казался себе, по крайней мере, неуклюжим увальнем, если уж не полным кретином.

Двое напротив Харко тоже чувствовали себя явно не в своей тарелке. Плохо сидевшая на них одежда никак не вязалась с короткими стрижками и сплошным узором татуировок на руках.

В совокупности за плечами этих солдат было сорок пять лет службы, они «демобилизовались» полгода назад и не испытывали по сему поводу особой радости.

Стойка бара давала какое-никакое уединение, но все же не столь надежное, чтобы обсуждать планы мятежа. Поэтому они разговаривали с оглядкой.

— Ну и как оно? — спросил Харко.

Бывший штаб-сержант Кори Дженкинс ухмыльнулся, сверкнув в темноте безупречными зубами.

— Зеленая улица, — ответил он, едва не добавив привычное «сэр». — К кому бы мы ни подошли, все готовы записаться в нашу команду. Когда наступит время, на них можно будет положиться.

— Не на всех, — хмуро сказал второй. — Трое отказались.

Харко посмотрел на этого человека. В одном подразделении им служить не приходилось, но так уж сложилось, что в Легионе все про всех знают или думают, что знают. Главный сержант Лопа был, судя по всему, крутым малым.

— И?..

Лопа пожал плечами:

— Больше не откажутся. Все улажено.

Харко заглянул в блестящие черные глаза и понял, что трое, о которых шла речь, мертвы. Еще одна трагедия легла на целую груду предыдущих. И все же Лопа прав. Дело идет к войне, для тех, кто предпочитает сидеть на заборе и глядеть на драку, нет места под солнцем. Legio patria nostra — «Легион — наша Родина». Никогда еще эти слова не звучали так справедливо, как теперь.

Специально для микрофонов, которые могли улавливать его слова, офицер сказал: — Как насчет инструментов? Все необходимое раздобыли?

Лопа подумал, что на складах полно краденого оружия — кое-что добыто с попустительства Мэтью Пардо, остальное доставили сотни сочувствующих. Есть и штурмовые винтовки, и ракетометы, и многое другое. Уже не говоря обо всем, что готовы принести с собой боевые подразделения.

— Да, сэр. Хватит, чтобы дело сделать.

Харко предпочел не отреагировать на оплошность собеседника.

— Прекрасно. Не забывайте, главное — дисциплина. Мы ведь хотим перестроить, а не сломать.

Лопа кивнул, но про себя отметил, что полковник, конечно, козел. Лес рубят — щепки летят. Харко это должен знать. А еще он должен смотреть правде в глаза.

Дженкинс потягивал пиво — пресное, с привкусом меди.

— И когда же начнем?

— Скоро, — ответил Харко. — Очень скоро.

Рамантианский корабль вышел из гиперпространства, послал в эфир дипломатический шифр высшего приоритета, и был выведен на специальную экваториальную орбиту. Сто шестьдесят два капитана грузовых судов (некоторые из них прождали своей очереди больше недели) прокричали в гарнитуру комсвязи все, что они об этом думают. Больше всего досталось лунной базе Управления орбитального контроля. Да черт побери, они там что, совсем спятили?! Обслуживать жука прежде людей!

Но уши, для которых предназначалась эта брань, словно оглохли. Что с того, что сенатор Олвей Орно прибывает на Землю для посещения заурядной ярмарки? Он имеет определенные дипломатические прерогативы и решил ими воспользоваться. Точка.

Челнок, отделившийся от рамантианского корабля, нырнул в атмосферу и помчался над североамериканским континентом. С помощью механических ног Орно оправил свой клюв. Глаза сенатора состояли из тысяч фасет и не видели бы ничего уже в пяти футах, если бы не компьютеризованные контактные линзы. Да, достижения рамантианской науки позволяли сенатору, не говоря уже о сидевшем позади него за пультом управления Боевому Орно, видеть внизу сушу. Сказать, что она выглядит гостеприимно, не поворачивался язык. Голые зубчатые куртины соединяли гору с горой, ущелья лепились друг к дружке, а вершины скал были покрыты снегом. Не к такому ландшафту привыкли рамантиане. На Южном полушарии проглядывали ленты пышных джунглей, но этого мало, чтобы пробудить реальный интерес к планете, хоть рамантианской расе и предстоит преодолеть трехсотлетний демографический взрыв. Нет, готовые появиться во вселенной пятьдесят миллиардов душ, нуждаются в жилье поприличнее. Правда, есть и хорошая новость — подходящие миры существуют и ждут заселения. Плохая новость — они принадлежат другим. Кому — не совсем ясно. Особенно после Недавней войны. Хадатане напали на Конфедерацию и, получив крепкую взбучку, укрылись на планете, где проходила их эволюция. Тем самым они отдали свою империю на разграбление, и теперь она — предмет бесконечных переговоров.

Хадатане притязали на эти миры по праву завоевателей, и этот аргумент более весом, чем кому-то кажется, поскольку многие расы в Конфедерации обретали планеты, не спрашивая разрешения коренных жителей. Тем же самым занимаются и рамантиане — когда это не слишком рискованно. Челнок слегка задрожал, войдя в атмосферу, но наконец! опустил нос и пошел к земле.

Оплачиваемый любезными землянами офис был громаден. Ухоженные растения — каждое в своем горшке — подчеркивали изящность плетенной из лозы мебели. Через тончайший тюль падали лучи утреннего солнца, вентилятор на потолке шевелил чуть надушенный воздух, из невидимых динамиков лилась музыка — из тех арий, которые принесли двеллерам заслуженную славу.

Андроид выглядела в точности как губернатор Пардо. Патриция привыкла относиться к этому роботу как к продолжению своего «я». Они носили одинаковую одежду и украшения, пользовались одинаковой косметикой, шагали одинаково твердой и целеустремленной поступью и говорили в одной и той же отрывисто-категоричной манере. Возможно, клон послужил бы более элегантным решением проблемы, зато он почти наверняка возражал бы против роли профессиональной приманки. Нет, как ни крути, а робот надежнее, он обеспечит столь необходимое алиби, если план провалится. Все-таки государственная измена — дело рискованное, и лучше идти на нее, оставаясь в тени.

Пардо заглянула в ежедневник, убедилась, что никаких изменений нет, и дала указания андроиду: посетить церемонию с разрезанием ленточки, произнести положенные банальности и вернуться домой. Там робот устроит выволочку прислуге — чтобы раннее возвращение хозяйки осталось в памяти. Эта хитрость уже срабатывала, несомненно, сработает и сейчас.

Губернатор похлопала андроида ниже спины — с надеждой, что у самой такие же упругие ягодицы, и прошла через кабинет. Нащупала кнопку, услышала гул мотора, дождалась, когда отъедет в сторону книжный шкаф. Каблучки простучали по вощеному дюрабетону, лифт вознесся вверх, и отворилась дверь потайного гаража.

При всей своей роскошности аэрокар не отличался от тысяч подобных летательных устройств, что ежедневно пересекали небеса вдоль и поперек. Если кому-нибудь захочется проверить его принадлежность, он установит, что владелица аэрокара — миссис Альфонс Порто.

Пардо кивнула женщине-телохранительнице, устроилась на заднем сиденье и дала сигнал водителю. Поднялась перегородка, потемнели окна — началось путешествие.

В плане комната была круглой, точно римский Колизей, обычно ее называли «ямой». Концентрические ярусы сидений окружали арену, на которой руководящие работники 3 отстаивали свои проекты. Массированные атаки на них были в порядке вещей, считалось, что так называемое творческое напряжение полезно для поддержания высшего эшелона корпорации в бойцовской форме.

Леши Кван, вице-президент по маркетингу корпорации я «Ноам» (огромном конгломерате, построенном Эли Ноамом, который посвятил жизнь безжалостному стяжательству), стоял в самом центре арены, задрав голову к осветительным! приборам. Там были враги, все они смотрели вниз и надеялись на его поражение. В этом не было ничего нового — за исключением того, что он и впрямь потерпел поражение, к тому же позорное. Администратор заморгал и подумал: «Только бы здесь не было Старика»!

— Мистер Кван! У вас все есть, что вам нужно? Голос принадлежал Мэри Милан, вице-президенту по сбыту, принадлежавшей к числу любимчиков Ноама. Перед ней лежали цифры, и потому она вникала в суть доклада. Несложно вообразить, до чего она сейчас довольна. «Ладно, стерва, радуйся, — подумал Кван. — У меня есть для тебя сюрпризец. И не только для тебя — для всего мира».

Но сейчас этот сюрприз еще не готов, и потому необходимо отчитываться. И не просто отчитываться, а в самой, что ни на есть объективной форме, иначе все эти дамы и господа просто растерзают Квана.

Администратор откашлялся и сверкнул парадной улыбкой. Подобно большинству людей, принадлежавших к высшему эшелону корпорации, Кван умел «работать лицом». Он надеялся, что внешность поможет и сейчас.

— Да, Мэри, спасибо. Не считая нескольких светлых пятен и того, что я бы назвал блестящими перспективами, последний квартал, мягко говоря, разочаровывает.

Включился экран, возникли трехмерные карты, видеокадры операций компании и звуковые клипы — для поддержки аргументов Квана. Суть его доклада была сама простота. От имени корпорации «Ноам» Кван взялся за проекты в малоизвестных ему отраслях промышленности, конкретно в кораблестроении и добыче полезных ископаемых в космосе.

Потому-то и удалось конкурентам из «Предприятий Чен-Чу» дорваться до пирога компании Ноама. Были предприняты меры (выступающий взял на себя труд перечислить их) к выправлению ситуации, и теперь будущее уже не видится в мрачных красках. Докладчик описал все ожидаемые успехи, погасил головидео и приготовился вытерпеть расправу. И она не заставила себя ждать.

Кван выбрал слишком честную линию поведения, чтобы врагам удалось свалить на него все грехи мира, однако и на пощаду рассчитывать не приходилось. Спустя час с лишним стервятники оставили «труп» в покое и набросились на очередную жертву.

Усталый и раздраженный, Кван поднимался по устланным толстым ковром ступенькам. Окружающая мгла источала лживое сочувствие: «Эй, Леши, все еще впереди», «Молодец парень, отлично держался», «Прекрасный танец, Кван. Ты просто виртуоз»…

Далеко он не ушел — остановила чья-то рука. — Господин Кван? Вас хочет видеть председатель.

У Квана всколыхнулся желудок. Старик все-таки здесь! Проклятие!

Ноам обзавелся группой персональных помощниц — клонов, сделанных от его любимой секретарши с возрастным интервалом в пять лет. По уверениям старого пердуна, это чтобы проще было их различать. Персонал компании имел другие предположения на сей счет, в том числе и довольно оригинальные.

Каков бы ни был истинный мотив стариковской причуды, Квана остановила секретарша лет тридцати, рыжеволосая, зеленоглазая, с роскошными алыми губами. Она провожала вице-президента в зал заседаний с улыбкой. Ее ровнехонькие, белоснежные зубы казались необыкновенно острыми.

На своем веку Ноам подвергся бесчисленному множеству операций по трансплантации органов, а моложавость и симпатичную внешность поддерживал ценой частого общения с пластическими хирургами. Он встал, чтобы приветствовать посетителя:

— Леши! Рад тебя видеть. Ты выдержал знатную трепку! Сочувствую, но она пойдет тебе на пользу. Я всегда говорил: не давай пощады и сам не проси. Зато небось сейчас на душе легче. Легче ведь, а? Вот и отлично. Теперь объясни-ка мне, почему я не должен зажарить твою задницу и вырезать все твое семейство?

Говорилось это с обманчивой фамильярностью и дружелюбием, и Кван ответил заготовленной заранее фразой:

— Я понимаю, почему вы сердитесь, и не обижаюсь. Сэр, я даю слово все исправить и в течение года удвоить доходы компании.

Обещание было абсурдным, но прозвучало столь искренне, что заинтриговало Ноама. Старик уселся на край громадного круглого стола и произнес с откровенным сарказмом:

— В самом деле? Как мило! А ну-ка, поподробнее.

Кван подчинился. Начал с описания макроэкономической ситуации, увязал воедино отдельные части своего замысла…

Ноам не принадлежал к числу легковнушаемых людей, однако сейчас поймал себя на растущем азарте. Удачная реализация плана не только укрепила бы главные позиции компании, но и пошатнула бы основы «Предприятий Чен-Чу», о чем так давно мечтал Ноам.

Промышленник отпустил Квана с разрешением действовать, затем вызвал секретарш и приказал раздеться. Двойники подчинились, чем угодили и старику, и людям, приглашенным в «яму». Выступления клонов прошли без сучка, без задоринки.

Посол Харлан Ишимото Седьмой вышел из гостиницы, окинул взором стремительно движущуюся толпу, обнаружил в ней брешь и скользнул туда. Висевшая на его плече легкая сумка задевала людей, пока он не взял ее под мышку. Ньюйоркцы шагали быстро, как будто спешили по делам, и посол старался им подражать.

К нему протянул руку с кепи отставной легионер, произнес что-то невнятное и потерялся в толпе.

Черты внешности Ишимото когда-то называли японскими, однако он был выше и весил больше среднего японца. Странное это чувство, когда глядишь вокруг, видишь так много непохожих лиц и ничего не знаешь об их обладателях. И не то чтобы на свете жило слишком много Ишимото, всего лишь сотни три, если ему не изменяла память. Зато все они выглядели в точности как он сейчас, или в прошлом, или будет выглядеть в будущем, в зависимости от того, когда брались для клонирования клетки у одного и того же человека.

Оригиналом всех этих копий послужил дипломат, которого любила и привлекла к своему эксперименту доктор Кэролин Энн Хосокава. А целью эксперимента было создание общества, каждый член которого рождается с генетическими квалификационными признаками, необходимыми для выполнения специфической функции. Администратор, плотник, повар… Все, кто произошел от одного организма, обладали таким же, как у оригинала, внешними данными и такими же генетическими тенденциями.

Хосокава полагала, что если найти способ получать нужное количество людей с нужными талантами, то человечество избавится от большинства извечных проблем. Никакой безработицы, никаких дефектов психики, никаких гражданских волнений, никаких лишних расходов.

Именно поэтому с солдата по имени Джонатан Алан Сибосу сделали тысячи копий, а с великого Ишимото — только триста. А если бы наоборот? Тогда, возможно, меньше было бы войн и страданий.

Ишимото Седьмому эта мысль понравилась, он даже прибавил шагу, гордясь своей временной уникальностью. Подумать только, один Ишимото на целую планету, вольный делать все, что ему заблагорассудится! Даже то, к чему не имеет никакого врожденного таланта!

Вообще-то сейчас клонам живется свободнее, особенно после того, как альфаклон Маркус Шестой стал сожителем генерала Марианны Мосби и сделал ей ребенка, и не просто ребенка, а члена Триады Один, которая сейчас контролирует почти всемогущую исполнительную ветвь власти в Гегемонии. Нелегко достичь такого положения, но ведь сто лет назад это было просто немыслимо!

Все же до сих пор большинство граждан Гегемонии упрямо держатся за традиции. Они боятся, что наблюдаемый на таких планетах, как Земля, хаос неконтролируемого воспроизводства населения погубит их тщательно планируемое общество.

Ишимото Седьмой поднял голову — ревели автомобильные сирены, таксисты выразительно жестикулировали через открытые окна машин. Уже век с лишним миновал с тех пор, как оказался под запретом наземный транспорт. И хорошо, иначе кругом были бы одни заторы. А все благодаря свободному размножению.

Мой народ прав, подумал Ишимото. Вот почему так важно сохранить статус-кво, обуздать сторонников свободного размножения и защитить Гегемонию.

Он повернул налево и позволил людскому потоку нести его на восток. Впереди стоял вокзал Грэнд-сентрал, колонны и стрельчатые окна выглядели в точности как века назад. Из дверей здания изливались пестрые реки, сверкала реклама, ждал отправления магнитолевитационный лифт.

Ишимото Седьмой переступил через женщину в рваных форменных брюках, заметил ее до блеска начищенные ботинки и недоуменно покачал головой — это еще зачем?

Толпа влекла, и он не задержался возле нищенки.

Двухэтажный дом венчал собой небольшое возвышение, с которого открывался вид на искусственное озеро и Скалистые горы. Дом был бревенчатый и служил охотничьей гостиницей, пока его не купил Эли Ноам. Другие строения — сараи, навесы и загон — маячили на втором плане.

Войска охраны все еще носили с таким трудом заслуженную ими эмблему «крылатая рука с кинжалом». Они прочесали местность в поисках вражеских лазутчиков, шпионских устройств и мин и ничего подозрительного не обнаружили…

Под кронами деревьев, надежно защищавших от наблюдения со спутников, затаились люди — рослые, вооруженные до зубов. Этим людям не полагалось находиться там, где они находились.

Десантники передвигались на двух ногах, руки им заменяли скорострельные лазерные пушки и пулеметы пятидесятого калибра, на плечах — заряженные ракетные установки. И это было невозможно. По крайней мере этого не должно было быть.

Их командир, лишь два месяца назад ушедший в отставку лейтенантом, произнес в микрофон переговорного устройства:

— Браво-Один, вызываю Дельту-Один. Все чисто. До связи.

Через две минуты прибыл первый из четырех аэрокаров, описал круг над озером и совершил посадку перед бывшей гостиницей. На борту машины сверкал логотип корпорации «Ноам». Пилот дождался высадки пассажиров и улетел. На деревянных ступеньках захрустел гравий под ногами прибывших.

Остальные летательные аппараты прибывали с интервалом в пять минут.

Потом отставные легионеры, потягивая пиво, гадали, кто же это прилетал и почему гостей встречали с такой помпой. Но по большому счету это не так уж важно — пока сюда шастают всякие крысы, охране аккуратно платят жалованье в конце месяца.

Кван убедился, что гостиница готова к приему гостей. Для собрания была отведена столовая — в полном соответствии с архитектурным стилем здания она имела высокий свод, поддерживаемый треугольными стропилами. Над громадным столом в центре зала нависал осветительный прибор в форме колеса старинного фургона, в каменном очаге потрескивали угли, деревянная мебель и отделка блестели лаком.

Проверка показала, что рамантианское сиденье-рама пригнано в зал, первоклассная голотехника исправна и заряжена, а всевозможных закусок имеется в избытке, вплоть до личинкоподобных тварей, которые извивались на дне миски.

Обслуге, состоявшей из андроидов, предстояло сразу! после собрания подвергнуться очистке памяти, демонтажу и отправке в дуговую печь — весьма дорогая, но необходимая предосторожность.

Понадобилось пятнадцать минут на необходимые представления и вступительную речь.

Гости заняли отведенные для них места, только Боевой Орно остался на ногах — навис над креслом подзащитного, дипломата, готовый его защитить от любой опасности. Таковы уж были взаимоотношения рамантиан, и никто не смел нарушить субординацию, даже Яйцо Орно, находившееся в своей далекой пещере.

Собравшиеся не возражали, чтобы обязанности посредника взяла на себя губернатор Пардо. Она не упрямилась, напротив, смаковала эту роль. Губернатор улыбнулась, запоздало спохватившись — а вдруг для рамантиан ее выражение лица что-нибудь означает, — и обвела взором гостей.

— Благодарю вас за то, что вы прибыли сюда, господа. Открывшаяся перед нами возможность чревата риском и для нас, и для тех, кого мы здесь представляем. Но бывают случаи, когда необходимо отложить в сторону личные заботы и подумать о том, как принести пользу обществу.

Пожалуй, это была одна из самых лицемерных речей на памяти Квана, но она была составлена психологами компании и прозвучал безупречно.

Пардо снова прошлась взглядом по лицам слушателей.

— Я предлагаю создать атмосферу открытости и доверия. Пусть каждый вкратце выскажет, что он надеется получить в результате этой встречи. Начнем с меня. За последние двадцать пять лет Конфедерация значительно ослабла, и ей требуются новые лидеры. Я намерена избираться на пост Президента, и могу победить, если не помешают враги, взявшиеся за моего сына.

Ни Орно, ни Ишимото Седьмой, ни Кван не хотели бы видеть Пардо властительницей двух планет, не говоря уже о, сей Конфедерации. Но каждый был уверен в своей способности нейтрализовать политика, когда это станет необходимо. Люди улыбнулись, рамантианин помахал клешней.

— Итак, — продолжала Пардо, явно ободренная поддержкой пора выслушать достопочтенного сенатора Орно.

Сенатор?

Заговорил рамантианин — сплошное щелканье, чириканье и хлопки. Все это преобразовал в сухую официальную речь специально запрограммированный и вшитый в его накидку компьютер. Динамик прятался на грудной клетке и создавал иллюзию человеческого голоса.

— Спасибо. Находиться здесь — удовольствие для меня. У моего народа есть поговорка: выбирай друзей с осторожностью, и твои враги исчезнут. Очевидно, это правильная поговорка, так как я не вижу здесь вражеской антенны.

Все рассмеялись, в том числе Ишимото Седьмой, на которого произвела впечатление ловкость сенатора. «Интересно, — сказал себе клон, — что подумал бы о рамантианине мой брат-близнец Ишимото Шестой?» Но чопорный и прямолинейный Шестой не ведал, во что ввязалась его точная копия, а если б знал — вряд ли одобрил бы. Нет, в таких ситуациях необходимо воображение, а у Шестого это качество всегда было в дефиците.

Орно подождал, пока стихнет смех, отметив про себя, до чего же чужды ему эти звуки, и приступил к объяснению своей стратегии: большинство людей, с которыми ему довелось иметь дело, были от природы легковерны — в особенности когда им выдаешь одну тайну, для того чтобы скрыть другую.

Сенатор знал, какое большое значение придают люди личным контактам, и посмотрел на женщину. Завладев ее вниманием, рамантианин провел передними ногами назад по черепу. Как он и ожидал, ее от этого бросило в дрожь. Превосходно — таким образом она утратила частицу своего преимущества перед ним. Выдав отвращение, она теперь будет вынуждена демонстрировать приязнь, чтобы не показаться бестактной.

— Итак, пришла моя очередь или, правильнее сказать, — наша очередь, так как я здесь представляю рамантианскую расу. Люди — это хищники, не так ли?

— Они были охотниками, значит — хищниками, — осторожно ответила Пардо, инстинктивно пытаясь восстановить свою репутацию. — А почему вы спрашиваете?

— Потому что любая раса остается верна своей изначальной природе, — прагматично ответил Орно. — Возьмем, к примеру, мне подобных… Мои предки были хищниками-падальщиками, жили, питаясь отбросами.

— Вот как?

— Пожиратели падали — оппортунисты… Мы ими были, ими и остались. Даже теперь, спустя много лет после самой недавней войны, сохранились нуждающиеся в управлении миры.

— Нуждающиеся в управлении? — ехидно переспросил Ишимото Седьмой. — Или просто слабые — бери голыми руками?

— Это ведь одно и то же, с легкостью парировал рамантианин. — У кого нет сил быть господином, тот обречен быть рабом. Вопрос только в том, кому будет принадлежать раб.

— Тому, у кого достаточно сил, чтобы взять желаемое, — вставил Харко, — а взяв, удержать.

— Вот именно, — подтвердил Орно. — Мы обладаем достаточными силами.

— И сможем применить их, если по какой-нибудь причине Конфедерация ослабнет, — глубокомысленно произнесла Пардо.

— Губернатор очень умна, — ровным тоном проговорил! Орно. — Народу Земли повезло с ней.

Люди закивали, и на рамантианина нахлынуло удовлетворение. Он раскрыл лишь часть своей информации, которая и так бросилась бы в глаза даже самому невнимательному, однако утаил то, что делало эту информацию важной. Рамантианская цивилизация стояла на пороге демографического взрыва, ей отчаянно требовались новые миры для колонизации. Узнай об этом сотоварищи Орно по заговору, они бы непременно встревожились.

— Благодарю вас, сенатор, — сказала Пардо и обратилась к клону: — Посол Ишимото Седьмой… вы окажете нам любезность?

Ишимото Седьмой изобразил улыбку и задался вопросом, как отреагировали бы остальные, если бы узнали (кроме непосредственного начальника — он и так знал), что правительство ни сном ни духом не ведает о его участии в этом заговоре.

Высказанное клоном предложение совпадало с задачами его дипломатической деятельности — участвовать в переговорах и заботиться о соблюдении интересов Гегемонии. Но — реальных интересов… не всегда именно таких, какими они виделись некоторым из «братьев» Седьмого. Дипломат очень тщательно подбирал слова:

— Спасибо, губернатор. Гегемония свято верит в фундаментальное право граждан выбирать себе лидеров, и потому она поддерживает движение широких масс в этом направлении.

Кван криво улыбнулся:

— Я не сомневаюсь, что Гегемония поддерживает и другие идеалы, в том числе истину, правосудие и всеобщее процветание. Все, кроме материнства.

Ишимото Седьмой вскочил с кресла, сжимая и разжимая кулаки:

— Я здесь не для того, чтобы выслушивать оскорбления от корпоративных шлюх! Надеюсь, гражданин Кван не откажется выйти со мной, чтобы получить по высокомерной заднице?

Пардо хотела было вмешаться, но ее опередил Харко. Голос полковника отозвался в каждом углу комнаты:

— Хватит заниматься ерундой!

Собравшиеся за столом притихли. Офицер встал и сцепил пальцы у себя за спиной. Его взгляд, точно лазерный луч, ощупал лица участников совещания.

— Давайте кое-что решим раз и навсегда… У каждого из нас есть своекорыстные цели. Вот и прекрасно, я не против.

Но все вы останетесь ни с чем, я повторяю, ни с чем, если мои люди не согласятся рискнуть своей шкурой и не выиграют чертово сражение!

Если мы выживем, если мы победим, можете передраться при дележе добычи, однако пока вы обязаны помнить один важный факт: у нас есть оружие, у нас есть боевой опыт и последнее слово тоже за нами. Вопросы?.. Нет вопросов? Отлично. Тогда хватит пустопорожней болтовни, давайте займемся планированием.

Глава 4

Транспорт пересек мерцающий Аденский залив и полетел на такой малой высоте, что Були без труда разглядел рыбаков на деревянных дау. Рыбаки махали руками — верный признак того, что подобные рейсы — явление довольно редкое, Були действительно сослали в дикое захолустье. Из пассажирского отсека, расположенного в передней части самолета, открывался превосходный вид.

Старинное государство Джибути, расположенное на восточном побережье Африки, когда-то представляло собой важный порт, но это было давным-давно. С населением, не дотягивающим до ста тысяч человек, и вряд ли достойными упоминания природными ресурсами, оно принадлежало к числу самых отсталых уголков Земли. Скудная растительность состояла из жесткой травы, терновника и редких пальм. Крупномасштабное сельское хозяйство не развилось из-за бедности почвы и засушливого климата. Так было сотни лет назад, и за это время здесь ничего не изменилось.

Однако все это не удержало французов от колонизации страны, а также от введения частей Иностранного легиона для её защиты. Эта традиция надолго пережила саму Францию.

Джибути давно стала родным домом Тринадцатого полка, блестяще показавшего себе в Бир-Накейме, Эль-Аламейне, Дьен-Бьен-Фу и Алжире, в обеих хадатанских войнах, в сражении за Бакалу и десятках других мест.

Современный Тринадцатый состоял из роты управления роты тылового обеспечения, инженерной роты, боевого батальона, пехотного батальона и разведроты. Интерес Були к этой воинской части объяснялся, кроме всего прочего, тем, что в ней служили его отец и мать.

То, что видел Були, пока самолет шел над заливом Таджура, было коричневым под цвет его мундира. Но попадались и белые пятна, например, три довольно симпатичные — мечети, россыпь французских колониальных зданий, а также крепость, к которой полковник и держал свой путь.

В плане укрепление было круглым и сидело на плато Змеи, как кепи сидит на голове легионера. Крепость выглядела невзрачной, особенно сверху, но чего еще стоило ждать от свалки для смутьянов вроде Були?

Он взглянул на попутчика — других пассажиров в просторном отсеке не было. Казалось, легионер спал. Мундир на нем был грязен, шеврон на рукаве полуоторван, запястья прикованы наручниками к креслу. Небось пьяница, вечный залетчик и бог знает кто еще. Превосходный пример того, что ожидает Були на месте назначения.

Транспортник задрожал, сбрасывая скорость и высоту. Були заметил верхушки пальм, мелькнули белые укрепления, в глаза бросилась буква «X» — аэродром при крепости. Рядом с полковником находилось устройство внутренней связи, и он нажал кнопку.

— Есть ведь и городской аэропорт, верно? Садимся там!

От пилота — в прошлом женщины, казненной за убийство, — осталось немного. Когда ей предложили выбирать между постоянной смертью и службой киборга, она предпочла второе. Сейчас кусок мозговой ткани плавал в ванне с питательным раствором и управлял транспортником посредством нейроинтерфейса, датчиков и многочисленных видеокамер.

Требование Були застигло пилота врасплох. Но она машинально ответила: «Есть, сэр!», прибавила тяги, и самолет полетел дальше.

— Отлично, — сказал Були. — И еще одно… Когда вас спросят, куда я ушел, скажите, что не знаете.

Пилот и так не знала, но говорить об этом было бы невежливо.

— Есть, сэр!

— Благодарю, — улыбнулся Були. — Ценю вашу тактичность.

В пассажирском отсеке тоже находилась видеокамера, и пилот увидел выражение лица полковника. Этот человек не только красиво себя вел, он и выглядел красиво. Хотя это не имело значения. Большинство биотел обращались с пилотом так, будто она была не человеком, а грудой деталей, а значит, приятно оказать услугу тому, кто так не поступает.

— Никаких проблем, сэр. Добро пожаловать в Джибути — дыру в заднице вселенной. Через две минуты будем на земле.

— Спасибо, — кивнул Були. — Жду, не дождусь.

Капрал Верной Джад увидел, как сворачивает транспортник, нахмурился и поднес бинокль к глазам. Бинокль показал дистанцию до самолета, его курс и скорость.

Приоткрыв край рта, майор процедил:

— Найдите пилота. Спросите его или ее, кто там сидит… Спросите, какого черта он вытворяет, и пусть сию же секунду поворачивает.

«Поцелуй меня в зад», — подумала капитан Нэнси Винтерс, но вслух этого не сказала, зная, что майор с радостью исполнил бы просьбу.

— Есть, сэр.

Наблюдательная вышка была оборудована радиостанцией, имела дверь, чтобы не пускать в помещение уверенно крепнущую жару, а еще холимый и лелеемый кондиционер. Короче говоря, на вышке было хорошо. Дежурному комптехнику сержанту Скогу Винтерс нравилась. Он улыбнулся:

— Мэм?

— Возьми-ка за рог этот транспортник и выясни, что там затеяли. Майор хочет, чтобы они садились здесь.

В крепости уже все знали, что к ним летит новый комендант. Причем знали с той самой минуты, когда на свет появился приказ о его назначении. Знали также о послужном списке Були, о причине, по которой его фамилия украсила собой черный список, и о многих других вещах.

А посему нервозность майора имела под собой почву, пускай он сам и полный осел. Ског щелкнул выключателем, просмотрел список и произнес в микрофон:

— Транспорт: майк, сьерра, фокстрот, один, девять, восемь, говорит контроль Мосби, прием.

Верхний динамик ответил четким, неестественным голосом синтезатора. Верный признак того, что пилот — киборг. Подавляющее большинство ящикоголовых предпочитало сохранять свой прижизненный пол, не был исключением и офицер в кабине транспортника.

— Это один, девять, восемь… Следую заданным курсом.

Ског посмотрел на Винтерс.

— Скажи ей, пусть возвращается и садится на военном аэродроме.

Сержант отправил распоряжение и получил ответ:

— Контроль Мосби, прошу извинить, но двигатель номер два дает желтый свет, и мне нужно техобслуживание по третьему классу или лучше.

Винтерс кивнула. Крепостная авиастоянка проходила по четвертому классу, и то лишь номинально, а это означало, что на ней отсутствовало какое бы то ни было техобслуживание, и аварийные посадки самолетов запрещались. Вполне разумная предосторожность — поврежденный мухокрыл доставит уйму хлопот при боевой тревоге.

— Передайте пилоту, что мы все поняли и наземный транспорт подойдет к ним в аэропорт.

— Есть, мэм, — отозвался комптех и отправил требуемое послание.

Майор Джад к возвращению Винтерс успел довести себя до белого каления.

— Ну? И где же транспортник? Куда он летит?

— Им пришлось повернуть к аэропорту Джибути, — спокойно ответила Винтерс. — Какие-то технические неполадки.

— А-а, черт! — рявкнул Джад. — Проклятая бестолковщина! Выяснить имя пилота!

Винтерс закусила щеку.

— Есть, сэр!

Но она знала, что у временно исполняющего обязанности коменданта к обеду весь инцидент вылетит из головы.

Джад, злясь еще пуще при мысли о долгой поездке на жаре, затопал прочь, чем крайне обрадовал Винтерс. Залив бликовал, с него к высоким беленым стенам залетел ветерок, освежил на миг лицо легионера. Может быть, это добрый знак? Ее мать верила в такие вещи, но она давно в могиле.

Транспортник бросил вперед тень, пронесся вдоль древней железнодорожной ветки и достиг взлетно-посадочной площадки. Борг заставил воздушный корабль описать круг и посадил его с изумительной четкостью. Були ощутил лишь легкий толчок и сказал по внутренней связи:

— Отличное приземление. Кого я должен благодарить?

— Барр, сэр. Лейтенант Бетти Барр.

— Что ж, безопасных вам полетов, лейтенант, и не забудьте о моей просьбе.

— Никаких проблем, сэр. Удачи вам в новой должности.

Ухмыльнувшись, Були отстегнул привязной ремень, встал и повернулся. Капрал уже стоял, ожидая распоряжений. Ему было не меньше сорока, и привлекательностью он, мягко говоря, не отличался, зато форма, хоть и грязная, сидела на нем как слой краски, нашивки говорили о двадцати с лишним годах службы в Легионе, а орденские ленточки закрывали всю грудь.

Наручники успели исчезнуть.

Полковник поднял бровь, и капрал сказал, не дожидаясь вопроса:

— Файкс, сэр. Был капралом Файксом, пока не оторвали шеврон.

— Что, не первое разжалование?

— Так точно, сэр, третье. Один раз дослужился даже до главного сержанта.

— За что были наказаны? Ударили офицера?

— Э-э… так точно, сэр, — браво ответил Файкс. — А откуда вы знаете?

— Догадался, — сухо проговорил Були. — Вы переведены? Или возвращаетесь?

— И то и другое, сэр.

— Как насчет экскурсии? Наследие прошлого и все такое?

— Согласен, сэр.

— Тогда берите свой ранец, — сказал Були. — Пора провести разведку.

Були вез с собой два баула, оба тяжеленные, но не оставлять же без присмотра багаж в такой стране, как Джибути. С гудением поднялся люк, в проем хлынуло тепло.

Люди протиснулись наружу, стуча каблуками, спустились по убирающейся лестнице и зашагали по площадке.

Выйдя из тени ангара, Були сразу же усомнился в правильности своего решения, однако Файкс сунул в рот пальцы, пронзительно свистнул, и это почти немедленно возымело действие. Из сумрака возникли двое в широких рубашках, штанах по колено и поношенных сандалиях и бросились вперед. Оба были высокими, стройными, с широко посаженными глазами.

— Галаб ванаксан, — сказал капрал, затем добавил что-то насчет «шан-кредитов», и деньги перешли из рук в руки.

Один из незнакомцев, беззубый старик, вооруженный зловещего вида ножом, дождался, когда товарищ взвалит на его плечи девяностофунтовый баул, улыбнулся до ушей и кивнул — дескать, готов. Второй был помоложе, он закинул себе на спину мешок капрала, пробормотал что-то по-арабски и застыл в ожидании распоряжений.

Офицер повернулся к Файксу:

— Недурно. С находчивостью у вас все в порядке, уж не знаю, как с остальным.

Капрал ухмыльнулся:

— Некоторые говорят, что я даже слишком находчив. Но ведь на всех не угодишь.

— Верно, — задумчиво подтвердил Були. — По крайней мере в нашей армии эта задача никому не по силам. Ладно, идем, полюбуемся достопримечательностями.

Боевая машина разведки — хорошая вещь, но не тогда, когда у нее больше двухсот тысяч миль на спидометре и вдобавок она экипирована для арктической службы.

Майор Джад занял пассажирское сиденье, постарался уменьшить площадь соприкосновения своего тела с раскаленным на солнце сиденьем и изо всех сил уцепился за металл, когда машина затряслась по легендарным джибутийским ухабам. Прикрывавшая окна сетка делила мир на сотни квадратиков. Впрочем, легионер был не в претензии — лучше терпеть мелкое неудобство, чем ждать, когда тебе на колени упадет граната. Такая уж нехорошая традиция была у местных подростковых банд.

Водитель, рядовой по фамилии Мескер, пугнул гудком верблюда, разогнал стадо коз и миновал при въезде на аэродром четырнадцатилетнего охранника с ржавым автоматом. Мальчишка направил оружие на машину и выкрикнул:

— Та-та-та!

Мескер прикинул расстояние до транспортника, подлетел к нему, не сбрасывая скорости, и лишь в самый последний миг нажал на тормоз. Офицер выругался, метнул в сторону водителя уничтожающий взгляд, мысленно пообещав стереть его в порошок, и открыл дверцу. Гудрон до того раскалился, что припекал через подошвы ботинок.

Джад подождал, пока мимо проедет обветшалый тягач, подошел вдоль желтой полосы к мухокрылу, взобрался на алюминиевый трап. Возможно, Були просто мертвецки пьян.

Изобразив наиприторнейшую улыбку, Джад ступил в относительную прохладу пассажирского отсека и позвал:

— Полковник Були! Это я, майор Джад. Я за вами.

Ответил ему динамик на передней стенке отсека:

— Сэр, говорит лейтенант Барр… Полковник отбыл.

— Отбыл? — переспросил Джад. — Как?! Куда?

— Виновата, не могу знать, сэр.

— А как же арестованный? Капрал по фамилии Файкс?

— Они вышли вдвоем.

Джад призвал чуму на голову пилотов, капралов и полковников, ступил обратно на октябрьскую жару и направился к машине разведки. Она раскалилась и мерцала, словно вот-вот исчезнет.

Грузовик на воздушной подушке заметно кренился на правый борт. Машина, нанятая за скромную сумму в десять кредитов, довезла четырех человек до перекрестка бульвара Республики и авеню Лайет.

Були очутился в Джибути впервые, но заблудиться было трудно — крепость стояла на вершине плато. Поэтому львиную долю внимания легионер уделил городу, который показался бы совсем чуждым, если бы Були не провел так много времени на других планетах.

Все же в Джибути хватало странностей. К примеру, улицы, которые без всякой логики превращались в тесные проулки. Здания во французском колониальном стиле стояли здесь плечом к плечу с бетонными чудищами, хлипкие такси спорили с верблюдами из-за проезда, в калейдоскопе вывесок смешались французский, арабский и стандартный языки.

Були вдруг понял, что ему здесь даже нравится… Если бы только не страшная жара и вонь пропитанных мочой закоулков.

Офицер вошел в относительную прохладу крытой улицы, повернул за угол и услышал визгливые от злости голоса. Он поднял руку, Файкс остановился и дал знак носильщикам сделать то же самое.

Крики стихли, зато кто-то зачастил по-арабски, и завыли сервомоторы. Офицер заглянул за угол и увидел двух Десантников II. Они шествовали меж лавчонок, прикрытых от солнца выгоревшими тентами на высоких хлипких жердях.

Один из киборгов поднял руку — вернее, заменявшую ее лазерную пушку. С треском посыпались перерубленные шесты, ткань заколыхалась, провисая до земли. Усиленный техникой голос отразился от фронтонов:

— Нам нужны деньги! И вовремя! Завтра вернемся, так что не стоит повторять ошибку!

Були отступил в тень и поманил за собой остальных. Пахнуло озоном — мимо прошагали боевые машины.

— Капрал Файкс!

— Сэр?

— Запишите их номера.

Солдат посмотрел офицеру в глаза, понял, что тот не шутит, и потянулся к мини-компьютеру в левом кармане рубашки:

— Есть, сэр.

Путешествие возобновилось, как только исчезли за поворотом киборги, и Були не без облегчения увидел, что крепость теперь ближе. Она нависла над четверкой людей, когда те вошли в лабиринт крытых улиц, получивший прозвище Город Жулья.

Здесь находились бордели, закусочные и — если нюх полковника чего-то стоил — бары, типичные для большинства городов при крепостях. И все это Були вполне устраивало, за исключением того факта, что алкоголь шел вразрез с местными обычаями и его употребление следовало запретить.

Словно подчеркивая это, из дверей вышел легионер. Он еле держался на ногах, но обнимал сразу двух почти голых женщин, при виде Були он попытался от них освободиться. Солдат хотел что-то сказать, замычал, зашатался и рухнул ничком. Это рассмешило шлюх, однако они не пришли на помощь своему кавалеру.

На этот раз Були не пришлось приказывать. Файкс перевернул легионера на спину, нашарил его личный знак. Имя нарушителя воинской дисциплины попало в компьютер.

Пока легионеры выбирались из этого гнездилища пороков, их окликали лавочники, воры и проститутки, и только одной из жриц любви удалось завладеть вниманием Були.

С изумлением смотрел Файкс, как странный офицер входит в бордель, спорит с мадам и дает ей деньги. Капрал уже ожидал, что полковник удалится в одну из занавешенных кабинок, но тут появились четыре размалеванные девицы, а с ними ровно столько же юношей известной сексуальной ориентации. Були хватило нескольких слов, чтобы вся честная компания кинулась вон.

Заметив выражение лица капрала, Були рассмеялся:

— Файкс, это вражеские лазутчики, причем вооруженные до зубов. Идем, проверим нашу охрану.

От внимания Файкса не ускользнуло словечко «нашу» — значит, полковник уже принял на себя ответственность за гарнизон. Можно только посочувствовать ни о чем не подозревающим часовым.

Тропинка перебралась на холм, но Були шел бодро и даже насвистывал, хотя его мундир потемнел от пота. Он все еще насвистывал и усмехался, когда достиг первого блокпоста и услышал очень любопытные звуки, раздававшиеся близ пулеметной точки. Их сопровождал запах дешевых духов. Полковник не остановился.

Були и Файкс миновали еще два караульных поста, и на обоих не было людей. Наконец они достигли тридцатифутовой беленой стены. По крайней мере здешнему часовому хватило осторожности запереть стальную дверь возле ворот перед тем, как он покинул свой пост.

Откровенно наслаждавшийся приключением Файкс шагнул вперед, и в его пальцах заблестела отмычка — на вид не более чем полоска стали,

— Сэр? Вы хотите войти?

Були вспомнил об исчезнувших наручниках — вот, значит, в чем фокус.

— Да, капрал. Если не возражаете.

Файкс с ухмылкой вставил запрограммированную полоску «живого» металла в замочную скважину и подождал, пока устройство выберет одну из ста тысяч заложенных в его память конфигураций, подходящую для данного замка. Отмычку капрал выиграл в покер, и с тех пор она не раз ему пригодилась. Не прошло и трех секунд, как раздался щелчок, и дверная ручка подалась.

Два легионера и женщина-часовой сидели вокруг охладителя для напитков, потягивали пиво из запотевших бутылок. Женщина потянулась за оружием, но Були ее опередил.

— Прошу извинить, — сказал офицер, — я это заберу. Допивайте пиво, а потом доложите в военную полицию.

Легионеры так и сидели, оторопело глядя туда, где только что стоял офицер, и тут мимо прошагали носильщики.

— Черт! Кто это? — спросил рядовой Хоско, ни к кому конкретно не обращаясь.

— Наш новый командир, — ответил рядовой Лараби. — Слышали, что сказал полковник? Надо допить пиво. Чувствую, нам не скоро доведется повторить…

По винтовой лестнице в несколько маршей Були поднялся в густую тень алькова с видом на обожженный солнцем плац. Сейчас по причине немыслимой жары он пустовал.

— Что ж, пора выходить на сцену. Капрал, вы готовы?

— Командуйте, сэр.

— Отлично. Идем.

Сопровождаемый Файксом, Були прошагал до середины крепостного плаца, загнал патрон в ствол штурмовой винтовки часового и направил ее вверх, в сторону залива. Раздался треск, в небе прочертилась медная дуга, вспорхнула пара голубей.

Сначала показались головы, потом тела, грянул залп приказов:

— Положите оружие на землю! Руки на голову! Немедленно! Немедленно! Немедленно!

Затем выскочившие на плац легионеры выяснили, что на Були полковничьи знаки различия и что он прибыл занять высокую должность.

Еще пять минут понадобилось майору Джаду, чтобы слезть с унитаза, подтянуть брюки и явиться на плац. Он мигал от резкого солнца и хмурился:

— Черт возьми, что тут происходит? Кто эти люди?

Капрал Файкс взял на себя смелость ответить:

— Полковник Уильям Билл Були, вновь назначенный командир Тринадцатого полка. Разрешите нам опустить руки?

Офицерская столовая занимала длинный и узкий зал. Стены были закрыты старинными боевыми знаменами, старинным же оружием, бесчисленными фотографиями, мемориальными досками и прочими реликвиями, многие из которых появились здесь сотни лет назад.

За столом, покрытым хрустящим белым полотном, пустовало больше половины мест. Полковое серебро, заслуженное поколения назад, сияло отраженным светом. Мерцали свечи, по строгому ранжиру стояли бутылки с вином, в некотором отдалении играла музыка.

Сидевший во главе стола Були старался выглядеть веселым. Это было нелегко. Обед в его честь проходил несколько скованно, особенно в свете язвительного обращения со стороны не только майора Джада, но и, хоть и в меньшей степени, остальных офицеров.

Пожалуй, единственным смягчающим фактором было то, что большинство офицеров остро ненавидели майора и радовались его неприятностям.

И все же традицию требовалось соблюсти, сколь бы ни был обременителен этот процесс. Поэтому обед шел своим чередом.

За последний год крепостная вентиляционная система обслуживалась гораздо лучше, чем батареи ракет «земля-воздух», поэтому в столовой было прохладно и обеденные, кители с высокими воротниками не доставляли мучений своим владельцам.

Кто-то постучал по бокалу ложкой. Джад охотнее побывал бы сейчас под огнем компьютеризованной артбатареи, но все же встал, чтобы произнести тост:

— За полковника Були и его благополучное прибытие!

Как и требовала традиция, зазвучали возгласы «слышу, слышу», после чего офицеры вежливо пригубили напитки. Були понял, что его подчиненные ждут ответного тоста, и лихорадочно придумывал что-нибудь подходящее к ситуации и одновременно не слишком лицемерное — после недавних событий. Решившись, он встал и поднял бокал:

— За Тринадцатый полк… Да живет он вечно!

Прибыло первое блюдо из ожидаемых четырнадцати перемен. Беседа переключалась с темы на тему. Она проходила без огонька, почти не нарушалась смехом — короче говоря, была смертельно скучной. Лишь изредка кто-нибудь проявлял неподдельный интерес, например, к теории Блюменталя о заблаговременном снабжении или к размерам пресловутого полового органа сержанта Дома.

Були попробовал каждого блюда, пил наравне с другими и пытался оценить то одного, то другого офицера.

Джада бросили на произвол судьбы, или по крайней мере так казалось. Три рапорта о неполном служебном соответствии, три несостоявшихся повышения, три года на Земле… Иными словами, связей этого офицера хватило лишь на отсрочку неизбежной отставки.

Начальник оперативного отдела штаба капитан Винтерс — совсем другого поля ягода. Она беспрепятственно восходила по служебной лестнице и даже получила медаль «За отличную службу». Такую награду можно добыть только в космосе… причем на границе. Полковнику понравилось лицо Винтерс — лицо человека, на которого можно положиться, — ее спокойные зеленые глаза и смех, У этой женщины есть способности, подумал он.

Ротой управления и обслуживания — штаб, медчасть и интенданты — командовал капитан Андре Кара, человек с внешностью педанта, неулыбчивый молчун. Из его досье полковник узнал мало, главным образом, что Кара офицер ответственный и исполнительный, но особых наград не имеет. Темная лошадка, короче говоря. Хорошо это или плохо, станет ясно в ближайшие месяцы.

Иначе обстоит дело с капитаном Холли Хокинс, командиром третьего батальона, для ее подчиненных — Ястребихой. Настоящая бой-баба, гроза солдатских зубов, и остается лишь гадать, что за волшебство занесло ее в Тринадцатый. Неудачное стечение обстоятельств или она здорово кого-то разозлила и с ней обошлись так, как она обходилась со своими людьми? У Хокинс три правые руки, одна из них хромирована. Гудя серводвигателем, офицер-пехотинец поднесла бокал к губам, глотнула вина. Встретилась взглядом с Були, приподняла бокал и осушила. Значит, есть еще один человек, на которого можно положиться.

Раздался громкий удар. Були обернулся на звук — капитан Генри Олмсуорти ткнулся носом в стол. Рядом ширилось красное пятно от пролитого вина. Никто не удивился, и это говорило о многом.

Следующий офицер, капитан Марго Ни, была та еще штучка. Мало того, что ее десятитонное трактороподобное тело едва помещалось в столовой, отчего казалось, будто остальные офицеры ужинают в подземном гараже… киборг устроила так, что ее голову подали вместе с переменой блюд. И не просто подали, а на серебряном подносе. Були эта выходка пришлась по душе, она говорила о стиле, отваге и хорошем чувстве юмора.

«Думатель» капитана Ни был покрыт шитым на заказ форменным чехлом, украшен рядами знаков отличия и снабжен видеокамерой. Он гудел на столе. Этот прекрасный по всем характеристикам офицер предпочел службу в Тринадцатом… чему? Судьбе космического рудокопа? Или таксиста в Нью-Йорке? Були решил, что ему повезло. С таким командиром инженерная рота не подведет.

Последним — но только не в смысле качеств офицера и джентльмена — был первый лейтенант Ускользающий в Ночь, чистокровный наа с внешностью, которая напомнила Були о его приемной бабушке. Золотой мех с белыми крапинками, туловище тяжелоатлета… Он командовал полковой разведкой и еще имел под началом спецразведгруппу из двух взводов, укомплектованных наа. И дело тут вовсе не в пристрастном отношении остальных легионеров, просто наа в разведке не было равных и они занимались этим делом в охотку.

А Ускользающий в Ночь — знал ли он о родственниках Були? Скорее всего да. Все-таки известная семья, и вряд ли могли ускользнуть от внимания первого лейтенанта характерные черты телосложения Були, а также сбегающая по его шее грива.

Внезапно взгляды этих людей встретились. Були знал, что Ускользающий в Ночь учуял бы его за пятнадцать футов, и почувствовал, как прошлое потянуло его к себе. Хотя бабушка и мать Були родились далеко от Альгерона, они считали его своим домом, тогда как Билл, зачатый, рожденный и выросший там, так и не сумел приспособиться к своей родине. Легион предложил ему идеальный выход, позволил вернуться домой уже воином. Тем, кого так уважали мучители Були из его детства.

Но убежать от себя оказалось невозможно. Что бы ни делал Були, куда бы ни заносила его судьба, он не приобретет такого же тонкого чутья, как у его родичей, не научится отслеживать колебания температуры ступнями или ходить с обнаженной грудью в снежной буре. Пусть он стреляет ничуть не хуже их, пусть он так же быстро бегает, пусть назубок знает военную науку. Всего этого мало, и поэтому первым отвел взгляд старший офицер. Понял ли его наа? Или что-то другое прочитал полковник в черных с желтизной глазах? Поди угадай…

Були показалось, что прошло не меньше года, пока принесли десерт, прозвучали последние тосты и офицеры разошлись по своим квартирам. До рассвета оставалось меньше четырех часов, и рассвет станет вехой… чего? Только время даст ответ на этот вопрос.

Церемонию назначили на восемь утра, за добрый час до того, как солнце взойдет над восточной стеной и начнет жарить плац. Маленькая поблажка, но легионеры были благодарны и за это.

Стоявший на стене Були смотрел, как полк формирует длинные, безупречно ровные шеренги. Сначала построением командовали сержанты, затем — командиры взводов. Картина привычная, он наблюдал ее сотни, если не тысячи раз, однако теперь она его необъяснимым образом тронула. Почему? Может, потому, что за семь веков, в течение которых изменилось многое, эта традиция осталась прежней и она — связующее звено с ушедшими столетиями?

Однако Були знал, что идеальная четкость строя внизу — обман, точно старая потолочная балка, крепкая на вид, но внутри совершенно гнилая. А тут и снаружи кое-где видна гниль. Например, «крышующие» лавочников киборги, уходящие с поста за пивом часовые и офицеры… Хватало и других, менее ярких признаков. Таких, как нацарапанные на стенах политические лозунги и групповщина в офицерском кругу. Биотела — с биотелами, наа — с наа, борги — с боргами. Интригующие фракции вместо сплоченных боеспособных подразделений. Может быть, Лой об этом знал? Может быть, в этом и заключается наказание для Були? Остается лишь гадать… Да и то, положа руку на сердце, какая разница? Задача Були — найти и выкинуть гниль и восстановить порядок.

Громко зазвучали приказы, затопали ботинки, и полк стал «смирно». Були спустился по лестнице, вышел на середину плаца и ответил козырнувшему Джаду.

— Весь личный состав построен, кроме находящихся в наряде, лазарете и отпуске, сэр.

Були кивнул. Его голос прошел через тонкий, с проволоку, микрофон и по системе громкоговорящей связи разнесся над плацем:

— Благодарю, майор. Командуйте «вольно».

Джад четко повернулся кругом и отдал приказ, его исполнение оставляло желать лучшего. Замешкалась вся штабная рота, словно успела отвыкнуть от строевой подготовки, а киборги, стоявшие в последней шеренге, и вовсе не шелохнулись. Они с самого начала стояли «вольно». Что это, расхлябанность или дерзость? Первое еще простительно, второе — опасно.

Були поднял на уровень лица пачку листов с приказами и стал их зачитывать. Написанный чопорным, кое в чем устаревшим языком, текст все же обладал силой. И не в словах крылась эта сила, а в тех тысячах людей, которые в прошлом произносили и слушали эти слова. Некоторым из них на долю выпала счастливая долгая жизнь. Другим повезло меньше, и они лежат в могилах под густой сенью джунглей, или под сложенными второпях грудами камней, или на неухоженных воинских кладбищах.

Дочитав до конца, Були добавил кое-что от себя. Его взгляд скользил по рядам, встречаясь с другими взглядами, заставляя стоящих в строю прислушиваться. Добиваясь, чтобы они поняли: грядут перемены. Поняли и смирились, но не утратили при этом боевого духа, а, наоборот воспряли.

Да, в шеренгах перед Були хватало и бездельников, и бестолочей, и кого похуже. Но эти сорняки он выполет один за другим, до каждого дойдут руки в свое время. Он не станет рубить сплеча, тем более что он не Господь Бог и не все в его власти. Честная оценка положения, в котором оказался гарнизон крепости, будет неплохим началом,

— Тринадцатый — одна из старейших и самых знаменитых частей Легиона. Сражавшиеся в его рядах мужчины, женщины и киборги побеждали сотни раз, хотя некоторые битвы проиграли. Например, битву при Дьен-Бьен-Фу тринадцатого марта тысяча девятьсот пятьдесят третьего года, когда артиллерийскому обстрелу подвергся укрепленный пункт Беатриче. В тот день мы потеряли тридцать шесть человек. Когда стало очевидно, что полковник Шарль Пиро, командир артиллерии Легиона, серьезно недооценил противника, этот офицер покончил с собой.

В последующие недели позиции Легиона представляли собой сущий ад. Была разрушена взлетно-посадочная полоса. Противнику удалось перерезать главную дорогу, наши не могли эвакуировать даже раненых. Впрочем, это не остановило солдат и офицеров Третьего и Пятого батальонов. Ни у кого из них не было прыжковой подготовки, но они все равно десантировались на окруженную зону.

Между тем под землей в госпитале, а по сути в норе, заполненной грязью, ампутированными конечностями и откормленными червями, доктор Пол Гроувин делал все, что было в его силах. А добровольцы из Тринадцатого садились за баранки санитарных машин, с риском для жизни вывозили раненых из-под огня и зачастую гибли сами.

Несмотря на их стойкость и самопожертвование, Легион потерял свыше полутора тысяч человек убитыми.

Эхо этих слов смолкло, но после паузы Були заговорил снова:

— Да, нам есть чем гордиться… По крайней мере было чем гордиться, пока Тринадцатый не превратился в любимый сортир Легиона. Меня сюда сослали за то, что я говорил правду… А за что здесь оказались вы? Слишком часто нарушали дисциплину? Засыпали на боевом посту? Проливали кофе на колени полковника?

Как и рассчитывал Були, его последний вопрос вызвал смех, и, кажется, до подчиненных дошло, что Легион — это огромная машина, у которой заржавели некоторые шестеренки.

Многие не ожидали от полковника таких слов. В чьих-то глазах появилась надежда, другие остались полны цинизма.

— Итак, — продолжал Були, — все мы и каждый в отдельности стоим перед выбором. Либо смотреть в прошлое и остаться такими, какие есть, либо устремить взор в будущее, а прошлое оставить позади. Кто-то из вас вступил в Легион, чтобы начать жизнь сначала. Кто-то хотел новизны, или приключений, или хорошего питания.

На этот раз хохотали все, заставляя капитана Винтерс с изумлением оглядывать шеренги. Она уже и забыла, когда в последний раз полк смеялся.

— Возможность есть, — заключил Були. — Возможность начать все сначала, сделать Тринадцатый таким, как прежде, и снова носить мундир с гордостью. Благодарю вас. Это все.

Оперативный центр находился шестью этажами ниже форта Мосби и теоретически был недосягаем для хадатанских бомб. Наблюдательный зал представлял собой большую восьмиугольную комнату, где господствовали ряды компьютерных панелей, смонтированный на стене многоцелевой комплекс видеоэкранов, непрерывный шепоток радиообмена и слабый, с примесью озона запах кофе.

Чужая передача с трудом пробилась по редко используемой гражданской частоте. Если бы не капрал Бонски, в форте Мосби никто бы и не заметил этого сообщения.

Капрал Бонски ростом был невеличка, и круглый животик у него был невеличка, и на воинской службе этот человек чувствовал себя не в своей тарелке. Другим из такой слабости удается извлечь пользу, капралу не удавалось. Он дождался конца приема, переписал сообщение на дюймовый диск и незаметно положил его в карман. Комптех встал, попросил последить за его приборами Скога и помахал сержанту Хо. Она тоже была невеличкой — два вершка от армейских ботинок, — но с нею никто не связывался, по крайней мере во второй раз.

— Эй, сержант… я пошел отлить. Вернусь через пять минут.

Хо недолюбливала капрала Бонски и тех, с кем он якшался, однако виду старалась не подавать.

— Скорее через десять, Бонски. Пять минут понадобится, чтобы найти твою фитюльку.

Грянул хохот. Бонски поспешил скрыться за дверью.

Почти все пять минут ушли на то, чтобы добраться до уборной, оставить там диск и вернуться. Впрочем, отливать капралу и не хотелось. Как и не хотелось ему знать, кто заберет диск и зачем. Важно, что судьба подбросила капралу шанс отплатить за накопленные обиды, и он этого шанса не упустит.

Бонски представил, что сделает с сержантом Хо, когда она окажется в его власти, и ухмыльнулся.

Глава 5

Придя в себя от потери «Пеликана» и «летучего голландца», Джепп обнаружил, что на борту корабля блестящих жизнь течет на удивление безмятежно. Дни словно дрейфовали мимо, от них оставались только параллельные царапины на металлическом корпусе.

Впервые за многие годы у старателя было вдоволь времени для размышлений. И если бы не уверенность, что со временем кончатся продукты, все было бы недурно.

Джепп стал жить по распорядку, который объединял толику занятости с приятным бездельем.

Нательные часы будили его примерно в восемь утра. Никогда не знавший праздности старатель выбирался из импровизированного спального мешка на холодную металлическую палубу. Гимнастика состояла из тридцати пяти отжиманий, тридцати пяти подъемов ног, тридцати пяти приседаний и еще тридцати пяти отжиманий.

— А сразу за упражнениями следовали молитвы, настоящие молитвы, а не всякая чепуха, которую обожал его отец. Долгие односторонние разговоры с Богом очищали душу, но ничем ее не наполняли.

После того как Джепп укреплял тело и душу, наставало время для обтирания влажной губкой и приема небольшой порции горячей каши.

Трюм, в котором подвергался демонтажу «Пеликан», был непомерно велик для того, чтобы человек мог чувствовать себя уютно. Поэтому Джепп давно нашел себе жилище поменьше. Он разделил свою «каюту» (странный, непонятно для чего служащий альков) на «камбуз» и «кубрик».

Пищу (за исключением неприкосновенного запаса, который было решено беречь до конца) приходилось готовить. Первая попытка закончилась крахом. Джепп соорудил подставку для котелка, зажег паяльную лампу и настроил струю пламени на синий цвет. Поначалу все шло прекрасно, уже закипала вода — и тут сработала корабельная система пожаротушения. Вязкая белая пена затопила все кругом. На ее уборку ушла большая часть бортового дня.

Путем осторожных экспериментов старателю удалось определить максимальную температуру воздуха, которую терпела противопожарная система. К сожалению, этот уровень был очень низок и на доведение воды до кипения требовалось много времени.

За завтраком следовал регулярный обход — начавшись с исследовательских путешествий, это превратилось в настоящий ритуал. Главной целью Джеппа было занять время и убедиться, что вокруг ничего не изменилось. Но была и еще одна проблема: если даже статус-кво сохранится, примерно через месяц закончится еда. А значит, надо искать путь к бегству или на худой конец продовольствие.

На двадцать седьмой день плена Джепп выбрался из спального мешка, совершил «утренние» процедуры и снарядился для очередного похода. Обычно он брал с собой фонарь — заглядывать в темные углы, — пояс с инструментами, чтобы потягаться с рассеянными по кораблю панелями, соединительными коробками и дверями. На эту деятельность корабль смотрел неодобрительно, о чем Джепп узнал дорогой ценой. Первый удар пришелся ему в зад, второй швырнул старателя по коридору, а третий запросто прикончил бы, если бы человек вовремя не образумился.

Джепп пробирался туда, где, по его прикидкам, находился нос корабля. Корабль, или управлявший им разум, по непонятным соображениям спокойно открывал некоторые места для своего пленника, а другие оставлял в тайне.

Фонарь бросал на палубу овальное пятно света. Никаких задвижек, болтов и других широко применяемых людьми крепежных приспособлений не видно. Такое впечатление, будто загадочные нано научились сцеплять между собой самые разные молекулы и не нуждаются в примитивных технических устройствах. Ботинки Джеппа стучали по металлу, но эти звуки, как и скрип пояса с инструментами, тонули в круглосуточном, уже давно ненавистном гуле корабля.

И вдруг совершенно внезапно ситуация начала меняться. Вездесущий гул резко усилился, накренилась палуба — человек едва удержался на ногах. Что происходит с кораблем?

В надежде получить ответ старатель кое-как продвигался вперед. Невидимый до сего момента источник света наполнил коридор сиянием. У человека сильно заколотилось сердце — эх, жаль, нет в руках верного метателя стрелок, посетовал он и сразу понял абсурдность этой мысли. Джепп — единственное биотело на борту, а кораблю стрелы неопасны.

В этом проходе Джепп не заблудился бы и с завязанными глазами. Впереди, совсем близко — поворот налево. Он скользнул вдоль переборки, глянул за угол, метнулся дальше.

Панель, раньше заграждавшая здесь путь, ушла вверх. Джепп поколебался: а вдруг она упадет, отрежет его от припасов? Тогда он скоро погибнет в этой западне.

Потом снял пояс с инструментами, положил его над прорезью в полу и двинулся дальше.

Вот и центр управления — его трудно с чем-то спутать, хотя и выглядит все непривычно. Монитор тут один, а на кораблях типа «Пеликана» их множество. Приборная панель крайне проста: четыре овальные кнопки, джойстик и какое-то отверстие — Джепп не рискнул выяснять, для чего оно предназначено. Два похожих на пьедесталы кресла свидетельствовали не только о существовании кислорододышащих владельцев корабля, но и о том, что они иногда путешествовали на его борту.

Все в совокупности напомнило Джеппу о том, сколь популярны на большинстве индустриальных планет автоматизированные наземные транспортные средства. Некоторые снабжены только простенькой аварийной системой управления — чтобы увести машину с дороги при поломке. Может быть, создатели этого корабля исходили из таких же соображений?

Джепп поморгал, решил, что глаза уже привыкли к яркому свету, и взглянул на монитор. Как минимум восьми футов в ширину, он показывал незнакомую звездную россыпь. Корабль вздыбился, накренилась палуба, появилась и закрыла собой весь экран планета. Толстый слой желтых облаков не позволял ничего разглядеть.

Генри, навкомп «Пеликана», охотно предоставил бы старателю любые сведения об этом космическом теле, но корабль прекратил свое существование, а вместе с ним и компьютер. Джеппу оставалось лишь глядеть на экран и гадать, что затеял блестящий.

Корабль-разведчик дрожал, входя в верхние слои атмосферы, фиксируя цель и начиная преследование. В этих сернистых облаках находилась пища, а разведчик проголодался.

Судно баа’лов, будучи в длину свыше пяти футов, состояло из тарана-совка, нескольких очень сложных сепараторов и шести цилиндров, каждый из которых был поделен на множество резервуаров.

Для разума, управлявшего кораблем и представлявшего собой весь экипаж, существовало название, весьма длинное (недаром оно заполняло мозг ста семи немыслящих существ), но в сокращенном виде звучащее так: «Тот, кто путешествует на огромные расстояния в поисках материалов, потребных для техобслуживания и развития баа’льской инфраструктуры, в целях принесения пользы расе».

Особенно важной была последняя часть названия. Любая деятельность измерялась в единицах полезности для расы, и все, что не соответствовало строгим критериям, влекло за собой урезание выделяемых кораблю ресурсов.

Как и большинство ему подобных, пилот взял себе сокращенный идентификатор в форме двухсимвольного стиха: Дальний/Искатель.

Впрочем, не об этом и не о чем-либо подобном думал баа’л, пока рыскал в океане облаков. Их слой был на удивление толст — примерно шестьдесят домов, и в нем созрел урожай. Дальний/Искатель с удовлетворением считывал показания датчиков: большие количества двуокиси углерода, окиси углерода, двуокиси серы, аргона и ксенона. Все это затекало в сепараторы и скапливалось под давлением в герметичных резервуарах.

Корабль нес на борту и другие газы, но пожатое на планете желтых облаков послужит великолепной добавкой и обеспечит кораблю похвалу от Космической комиссии по обеспечению ресурсами.

Тело Дальнего/Искателя состояло из мозга, нервных волокон, трех сердец, легкого и двадцати семи соединенных между собой газовых пузырей, любой из которых можно было надуть отдельно. — Пилот повысил давление в пузыре номер семнадцать. Этот орган увеличился в размерах и нажал на пластинку датчика, тем самым послав корабль вниз. Баа’л увидел, как закартированная компьютером поверхность планеты медленно двинулась навстречу, и «почувствовал» нагрев «кожей».

Из семнадцатого пузыря был частично выпущен газ, корабль выровнял полет, впереди появился вулкан. Дальний/Искатель пошел в облет. Тут зазвучал сигнал тревоги, и баа’л понял: его кто-то преследует.

Джепп посидел в кресле, убедился — неудобное, и решил встать. Первое время разглядывать было нечего, кроме клубящихся густых облаков. Наклонилась палуба, он схватился за спинку кресла и увидел вспышку. Металл?

Разведчик повернул вправо, облака раздались и выпустили чужой корабль. Незнакомец представлял собой гроздь цилиндров, ощетиненную выносными балками.

Теперь старатель понял, что блестящий нуждался в топливе… и имел шанс его вскоре получить. Оставалось только посочувствовать убегающему пилоту и остальным членам экипажа. И помолиться за них — больше Джепп ничем помочь не мог.

Впрочем, и от молитвы не было проку — блестящий настигал. Убегающий рос на экране, метался из стороны в сторону…

По причине, которой Джепп даже не сумел бы выразить словами, он решил, что этот корабль принадлежит людям. Он ошибся. Только иная раса могла соорудить такой носовой черпак и длинные, узкие резервуары.

Корабли сблизились уже чуть ли не вплотную, охотник нависал над кормой своей жертвы. Вдруг что-то вроде изломанной молнии протянулось от корабля к кораблю.

Замерцал экран, померкли лампы. Оказывается, жертва обладала зубами!

Джепп, внезапно разволновавшись, вспомнил, где находится, и подумал о своем скафандре. Не следует ли покинуть центр управления и надеть доспехи?

Но битва была завершена еще до того, как человек успел принять решение. Корабль-разведчик зацепил судно баа’лов манипуляторами, просверлил отверстие в резервуаре жизнеобеспечения Дальнего/Искателя и стал дожидаться смерти пилота.

Дальний/Искатель понял, что власть над его судном перешла к чужим манипуляторам. Вслед за этим он «почувствовал» острую боль — то энергетический луч проделал дырку в седьмом пузыре. Дальний/Искатель изолировал этот орган, снял показания с датчиков и осознал, что ситуация безнадежна. Вернее, остался единственный выход — покинуть корабль.

Спасательный стручок был мал и совершенно неудобен, но баа’лу удалось втиснуться. Он надул псевдоподию, поднял бортовое давление до нормы и почувствовал, как спасательная шлюпка отделилась от корабля. Но прежде ее пилот совершил последний акт сопротивления. Пока стручок беспрепятственно уходил от корабля блестящих, из резервуара в резервуар перетекали газы, водород смешивался с кислородом…

Охотник приготовился поглотить добычу. Открыл главный люк, укоротил манипуляторы и втянул в свое чрево не подающую признаков жизни жертву. Подобная трапеза ему была не впервой, он знал, что нано пусть не скоро, но справятся с задачей. И вот начался процесс пищеварения — как у змеи, проглотившей другую змею.

Следивший за всем этим Джепп услышал тихое урчание. Обернулся, увидел, что начал закрываться люк, и бросился к отверстию. Но было слишком далеко, старатель и сам понимал, что ничего у него не получится.

Выручил инструментальный пояс. Дверь ударила по твердому, с воем пошла вверх, затем снова вниз. Однако человек уже успел проскочить, прихватив инструменты. Донесся глухой удар — закрылся люк. А в следующий миг корабль неистово дернулся. И еще раз, и еще!

Это же взрывы! Пойманный корабль оказался миной замедленного действия! А как же воздух на борту? Что, если пробит корпус?

Скафандр! Скорее добраться до скафандра!

Джепп помчался к своему жилищу. Позади закрывались люки, и старатель едва успевал проскакивать. Каждый угрожал отрезать бегущему человеку путь к скафандру, к запасам пищи и воды.

Стучали по металлу подошвы, легкие разрывались от нехватки воздуха… И тут корабль встряхнуло от новых взрывов. Впереди — последний барьер, и он уже опускается!

Джепп собрал силы, о которых раньше даже не подозревал, бросился вперед и нырнул в быстро сужающееся прямоугольное отверстие. Больно ударился о палубу. Что с ногой, неужели отрезало?.. Старатель кое-как поднялся. Стучат обе подошвы — значит, цел. Надолго ли — вот вопрос. Взрывы прекратились, однако бортовой воздух может улетучиться в любую минуту.

Человек поспешил залезть в скафандр, но смотровую пластину пока не опускал, чтобы беречь, пока есть возможность, запас воздуха в баллоне. Сел ждать.

Чего ждать? И до каких пор?

Уходили минуты, сливаясь в часы, а часы складывались в сутки. Воздух поступал, и светились лампы, но люки оставались закрыты. Запасы воды и пищи таяли. Оставалось лишь молиться. И уповать на чудо.

Старатель решил молиться до тех пор, пока не услышит Господь. Джепп опустился на колени и приступил к делу.

Корабль-разведчик не лишился способности двигаться, однако повреждения получил серьезные. Об этом искусственный разум знал и предпринял необходимые меры.

Отправленный им сигнал через тридцать шесть стандартных единиц времени пришел куда следует и был обдуман. Наконец поступил четкий ответ: «Идти на соединение с флотом».

Корабль-разведчик покинул орбиту, разогнался и вошел в гиперпространство.

Баа’л дождался исчезновения хищника, включил субсветовой двигатель и пустился в долгий путь к родному дому. На него уйдет без малого три непродуктивных года. Комитет будет крайне разочарован.

Дальний/Искатель тяжело вздохнул, накачал газом некоторые пузыри и приступил к сочинению стихов.

Глава 6

Было темно, и огни Лос-Анджелеса казались самоцветами, рассыпанными на черном бархате. Тысячи гравиплатформ, роболифтов и аэротакси пересекали местный небосклон.

Никто не обращал внимания на частный летательный аппарат без опознавательных знаков, который, продвигаясь на запад по приоритетному вектору, выпал из транспортного потока и опустился на высокую платформу.

Из машины вышли трое.

Мэтью Пардо дрожал от прохлады раннего утра. На спине его робы красовалось слово «Арестант», руки были скованы впереди, на ногах звенела цепь. Конвой состоял из двух военных-полицейских, и обоих нельзя было назвать разговорчивыми. Один, которого Пардо окрестил Хамом, указал на появившийся вдруг прямоугольник света:

— Давай, Пардо, засовывай задницу в лифт, не весь день же нам тут торчать.

Ни «сэр», ни «пожалуйста». «Засовывай задницу», и все. Впрочем, на что еще может рассчитывать осужденный, особенно если он в недавнем прошлом офицер.

Пардо покосился на дубинку-шокер Хама, вспомнил, что морские пехотинцы любят пускать ее в ход, и прикусил щеку.

Полицейский ухмыльнулся:

— Да, дерьмовая твоя башка, ты все правильно понял. Одно неверное движение — и я тебе задницу припеку. Топай!

Бывший офицер зашаркал по крыше. У лифта арестованного и конвоиров поджидала женщина в штатском. Коротко подстриженные светлые волосы, длинные, хорошей формы ноги… Если оковы Пардо и вызвали у нее любопытство, она ничем этого не выдала.

— Сюда, господа. Смотрите под ноги, пожалуйста.

Она указывала на желоб для отвода дождевой воды. Пардо удалось преодолеть его не без труда, и это вызвало довольную ухмылку Хама.

Лифт все шел, и шел, и шел вниз. Лампочки на панели оставались темны, но Пардо знал, что кабина уже опустилась под землю. Что его ждет в конце пути? Военные-полицейские не хотели или не имели права отвечать на вопросы. Можно спросить эту… Классные Ножки. Хотя что толку? Лифт скоро остановится, тайна раскроется.

Платформа плавно затормозила. Раздвинулись створки двери, Хам толкнул Пардо в спину:

— Давай, башка твоя дерьмовая, топай.

Пардо вышел из кабины, прошаркал за Классными Ножками в вестибюль и там задержался над коротким лестничным маршем. Зал был огромен. Пардо увидел колонны и сотни, а может, тысячи консолей, группами по двенадцать. Повсюду сидели, стояли и ходили люди. Некоторые — в форме моряков, или морской пехоты, или Легиона, другие — не меньше половины присутствовавших в зале — носили штатское. Были тут и роботы всех разновидностей: расхаживали, ползали, а иногда даже перелетали с места на место.

Пардо увидел текст сообщения, пробежавший по громадному информационному табло, услышал ровный гул коммуникаторов, ощутил атмосферу деловитости и целеустремленности.

Еще больше все это впечатлило Хама.

— Ух ты! Что это тут у вас?!

Классные Ножки ответила с холодной улыбкой:

— Глобальный оперативный центр, или ГОЦ. Идите за мной, пожалуйста.

Пардо вскоре отстал от нее, как ни старался идти быстро. Женщина обернулась, посмотрела ему в глаза, сочувственно подмигнула. Он ей тоже подмигнул. Когда бывший легионер выступил из-за широкой колонны, ему открылся центр зала.

Громадное пространство было огорожено металлическими перилами. В центре этого пространства плавала уменьшенная копия Земли. Пардо решил было, что она плотная, но тут из африканского континента высунулось смонтированное на подъемном кране кресло. В нем сидел человек, и не просто человек, а полковник Леон Харко.

Кресло приблизилось к полу. Через пять секунд Пардо уже стоял перед полковником. Классные Ножки представила их друг другу:

— Полковник Харко… капитан Пардо.

Харко подал руку, и Пардо был вынужден протянуть обе свои. Рукопожатие полковника напоминало стальные тиски. Харко повернулся к военным-полицейским.

— Снимите цепи с этого офицера и прикуйте ими себя друг к другу.

Полицейские переглянулись, затем Хам потянулся к пистолету. Но замер, когда штаб-сержант Дженкинс вставил ему в правое ухо дуло девятимиллиметрового калибра. — Есть, сэр!

Пардо дождался, когда упадут оковы, помассировал запястья и посмотрел Хаму в глаза.

— Минуточку, капрал…

Военный-полицейский с трудом сглотнул, адамово яблоко дернулось кверху.

— Сэр?

Пардо всадил ему в живот колено, кулаком, точно молотом, ударил по затылку, а потом добавил пинка по ребрам. Его с трудом оттащили от жертвы два легионера. Люди, оглянувшиеся на шум, вернулись к своим делам. Харко следил за происходящим с усмешкой.

— Очень впечатляюще, капитан.

— Он это заслужил.

— Он это заслужил, сэр. Пардо вытянулся в струнку.

— Он это заслужил, сэр.

Харко сделал два шага вперед и больше не приблизился к капитану ни на дюйм.

— А сейчас слушайте, что я вам скажу. Внимательно слушайте. Здесь вы находитесь по двум причинам: ваша мать — губернатор и… ваша мать — губернатор. Лично я считаю вас ничтожеством, слюнтяем, бесполезным куском дерьма. Возможно, мое мнение изменится, но для этого вам необходимо много сделать. Если проявите способности, если докажете, что слово «дисциплина» для вас не пустой звук, если сумеете держать норов в узде… Вы меня поняли?

— Так точно, сэр!

— Вот и хорошо. Будете моим заместителем. Исполнять в точности все мои распоряжения. Если не справитесь, сержант Дженкинс вышибет ваши никчемные мозги. Мамаша будет очень расстроена, но я как-нибудь это переживу. Все ясно?

— Сэр! Харко шагнул назад и кивнул:

— Превосходно, майор. Добро пожаловать в нашу команду. Вы заметили изображение?

Пардо повернулся, куда ему указывали, и взглянул на висящую в пустоте планету. Не заметить ее было бы трудно.

— Так точно, сэр.

— Это наша планета, сынок… или будет нашей ровно через сутки. Приведи себя в порядок и возвращайся. Нам предстоит поработать.

Патриция Пардо отвернулась от настенного экрана. Она не могла слышать, о чем говорили два офицера, но в этом и не было особой нужды. Легко представить себе весь разговор. Наверняка Мэтью не проявил должного уважения и Харко снял с него стружку. Дело хорошее, если, конечно, в меру.

— Ну так что же, — обратилась она к окружавшим, — у нас все готово?

Леши Кван кивнул и посмотрел на экран. Размеренно подмигивающие цифры говорили о том, что осталось всего два часа тринадцать минут до того момента, когда дочерняя компания корпорации «Ноам» захватит контроль над семьюдесятью двумя процентами звуковых, видео и компьютерных сетей планеты, а также над девяноста четырьмя процентами космической связи.

— Да, губернатор, мы уже готовы или будем готовы к шести ноль-ноль местного времени.

Пардо кивнула:

— Отлично. А как там наши союзники?

За много дней до роковой даты сенатор Орно отбыл на борт «Содружества», чтобы намозолить там всем глаза. Его задача — конечно, не полностью предотвратить, но хотя бы замедлить реакцию Конфедерации. Посол Харлан Ишимото Седьмой присутствовал в зале. Он покивал:

— Мой корабль поднимется через час. Я сделаю все от меня зависящее, чтобы привлечь на вашу сторону Гегемонию.

Пардо прекрасно знала о том, что Ишимото Седьмой не пользуется поддержкой своего правительства, но надеялась, что он сумеет таковой поддержкой обзавестись. Губернатор вежливо кивнула и обвела взглядом собравшихся. Некоторые из этих людей уже давно были сторонниками Пардо, других откомандировала корпорация «Ноам». Третьи, военные, получили приказ вышестоящего начальства.

Персонал выглядел и чувствовал себя ничуть не лучше своего лидера: усталый, нервозный и не на шутку встревоженный. Политик сверкнула знаменитой улыбкой.

— Вот он и появился, ребята, наш долгожданный шанс. Завтра в это же время Земля будет независимой!

На лицах — энтузиазм. Жидкие аплодисменты. И никакого подлинного воодушевления. Ни у кого.

В конце концов, спустя много времени после того, как мятеж стал достоянием архивов, и после того, как сонмища штабных офицеров и сотрудничающих с военным ведомством академиков управились с разнообразными исследованиями, экспертизами и просто гаданием, самые осведомленные из них пришли к выводу, что главной причиной состоявшегося исхода послужила флотский капитан Энджи Тиспин, а точнее, ее пристрастие к бриджу.

Они строили свои рассуждения на том факте, что Тиспин, командир «Гладиатора», корабля флота Конфедерации, ушла с вахты в 03. 00 бортового времени, приняла у себя в каюте душ и отправилась в каюту адмирала Джона Уэйбурна, где ее ждала компания игроков в бридж. Путь капитана Тиспин проходил мимо комцентра. Услышав звуки возни за дверью, она заглянула в отсек. Там на палубе лежал матрос, а двое морпехов в боевой форме наседали на главстаршину Грико. У пехотинцев были ножи, которые старшина отбивал левым предплечьем, обмотанным кителем.

Воспользовавшись тем, что нападающие ее не заметили, Тиспин сняла с пожарного щита огнетушитель и запустила им в ближайшего морпеха. Металл ударил по кости, и пехотинец упал.

Обернувшись, офицер увидела, что рухнул и второй противник. Из его груди торчала рукоять ножа, похоже, его собственного. Грико пощупал пульс заколотого, раздосадовано покачал головой и встал.

— Доброе утро, капитан… Извините за беспорядок.

Тиспин приподняла бровь.

— Что за чертовщина? Главстаршина, что здесь происходит?

Тот пожал плечами:

— Провалиться мне на этом месте, мэм. Я вышел за чашечкой кофе, возвращаюсь, а Хойка лежит на палубе. Наклоняюсь пощупать пульс, и тут на меня набрасываются эти… Если бы не вы, мне бы крышка.

Тиспин услышала приглушенные хлопки винтовочных выстрелов и поспешила завладеть оружием морского пехотинца. Быстрый осмотр показал, что оно заряжено патронами, дающими низкую скорость полета пули — то есть специально для боя на борту корабля. Она указала главстаршине на труп второго пехотинца:

— Берите оружие. У нас проблемы.

Грико кивнул, схватил пистолет второго солдата и вышел за капитаном в коридор. В реве сирен они услышали крик и приближающийся шум.

Камера была расположена так, чтобы изображение Глобального оперативного центра служило фоном. Известия согласилась подавать Планетарная сеть новостей, остальные присоединятся — или останутся в дураках. Патриция Пардо чувствовала раздражение и легкую нервозность. Чуточку успокоилась, когда отошла, сделав свое дело, гримерша. Она милашка и в других обстоятельствах была бы интересна, но сейчас необходимо думать о деле.

На Пардо нацелились две камеры: одна установлена на тяжелой тележке, другая висела неподалеку. Тощий, весь в черном режиссер выглядел подавленным и натянуто улыбался.

— Так, парни, хорошо, — говорил он. — На тридцать вверх… Давайте обратный отсчет. Губернатор, приготовьтесь…

Пардо ощутила тугой комок в желудке. Вот он, момент, после которого пути назад не останется и от которого зависит все ее будущее. — Три… два… начали!

Политик увидела, что один из телевизионщиков показывает в ее сторону, и поняла: она в эфире.

По всей планете зрители нахмурились, когда их голотанки померкли и снова засветились. Кван понимающе усмехнулся. Пардо глядела в объектив камеры.

— Доброе утро, добрый день, а для кого-то и добрый вечер. К вам обращается губернатор Патриция Пардо, я говорю из только что оборудованного Глобального оперативного центра.

Режиссер что-то прошептал в свое переговорное устройство, и по сети разбежалось изображение ГОЦа.

— Центр, — продолжала губернатор, — будет служить резиденцией новому правительству Земли до тех пор, пока мы не подготовим более подходящий для этой цели штаб.

Режиссер переместил фокус камеры на ее грудь и распорядился сделать увеличение. Пардо не позволила себе нахмуриться слишком заметно, вернее, превратила гримасу в выражение праведного гнева.

— Большинству из вас, если не всем, известно о том, что население Земли систематически подвергается унижениям. Подумайте. Кто понес самые тяжелые потери в хадатанской войне? Мы. Кто платит налоги, чтобы содержать разросшуюся до неприличия бюрократию? Мы. Кто пострадал от злонамеренных сокращений военных расходов? Мы, население Земли.

Пардо подождала, пока ее слова впитаются в умы слушателей. Верхняя камера переместилась из угла в угол — она передавала атмосферу порядка, целеустремленности и твердой уверенности в желаемом исходе.

— Если вы думаете, что войны закончились пятьдесят лет назад, то ошибаетесь. Мы вновь и вновь сталкиваемся с восстаниями, межпланетными конфликтами и армиями бандитов. Сейчас вы видите мужчин, женщин и киборгов, которые сражались за Конфедерацию, не щадя своей жизни. Что они получили вместо награды? Их просто выбросили как ненужный хлам.

Камера сфокусировалась на лице Пардо. Оно было гневным и решительным.

— Но теперь этому пришел конец! Благодаря отваге и искусству этих воинов мы еще можем вернуть себе нашу планету. Я буду служить вам на посту правителя до тех пор, пока ситуация не перестанет быть чрезвычайной и у нас не появится возможность организовать выборы, все подробности, касающиеся моего персонала, нашей военной мощи и тому подобное, вы найдете в сети. Мы подготовили несколько программ о ваших правах и обязанностях, они выйдут в назначенный срок. Пожалуйста, выберете момент, чтобы просмотреть их.

И помните: никаких причин для паники нет. И вы, и ваши дома, и имущество останетесь целы и невредимы. Изменилось только одно: ваш статус. Вы больше не граждане второго сорта. Вы — свободные люди!

Политик сменила выражение лица на более строгое.

— Однако будьте бдительны и не совершите ошибки. Найдутся те, кто захочет отнять у вас свободу и любой ценой восстановить статус-кво. Злоумышленники не остановятся даже перед тем, чтобы повернуть против нас оружие!.. Такие попытки будут беспощадно пресекаться. Учитывая это, полагаем необходимым обратиться с просьбой ко всем военнослужащим. Вам надлежит явиться в части, сдать оружие и ждать распоряжений. Все мужчины, женщины и киборги, верные новому правительству, получат предложение вступить в ряды наших вооруженных сил.

Гражданскому населению надлежит соблюдать комендантский час и временное ограничение передвижения, а также воздерживаться от публичных собраний. — Пардо ласково, душевно улыбнулась. — Приносим извинения за неудобства и уверяем вас, что все ограничения будут сняты, как только необходимость в них отпадет.

Режиссер заговорил в гарнитуру, видеоизображение погасло, на его месте расцвели заранее подготовленные картинки. Они были разные — для разных языков, религий и культур. Надо отдать должное Квану и его компании — потрудились на совесть.

Тенденциозно сделав репрезентативные выборки, и хитро подтасовав результаты опросов общественного мнения, специалисты по медиа из корпорации «Ноам» с помощью шифра заложили наиболее часто обсуждаемые темы в сообщения, которые предстояло распространить по Сети. Они взяли на вооружение распространенные заблуждения и предрассудки, такие как: «Конфедерация не выжила бы, если бы не люди», «Жители Земли платят несправедливо большую долю налогов», и самое популярное: «Чужие жиреют, пока наши голодают». Все это имело мало отношения к действительности… но содержало в себе достаточно правды, чтобы люди верили.

Директор показал большой палец.

— Закончили, ребята. Отличная работа, мадам.

Начали поступать первые результаты от опросов с улиц. Много хороших отзывов. Есть и отрицательные результаты, особенно в «проблемных» регионах. Но этого ждали.

Пардо двинулась к ряду мониторов. В Чикаго — уличные беспорядки, канонерка ведет обстрел высотного здания. Разбиты стекла, кое-где появился огонь. И правда, «отрицательный результат».

Политик направилась в свой импровизированный кабинет. Надо было переговорить кое с кем по компьютерной связи, улестить важных особ, а в десять утра — косметический сеанс.

Були сам не понял, отчего проснулся. В комнате было темно. Простыни намотались на колени. Наверху шелестел воздухопровод. Вроде бы все нормально… но что-то не так. Что?

Он не был одарен сверхъестественным обонянием, как его сородичи наа, и все же улавливал запахи, недоступные для обычного человеческого носа. Чем же пахнет? Вроде что-то знакомое и в то же время редкое. А, понял. Цветок нак-нак. Очень неприхотливое растение родом из Алжира, ценится за свой аромат. Из нак-нака делают мужские духи — единственные, которые считаются приличными для воина.

И тут Були понял, что в его комнату проник наа… Затаился и следит из теней.

Рука полковника скользнула под подушку, к пистолету. Чертова штуковина имела привычку куда-то проваливаться… Но Були не успел найти пистолет — чужая рука вцепилась ему в предплечье, другая закрыла рот. Зазвучал голос, принадлежавший лейтенанту Ускользающему в Ночь:

— Вы меня очень удивили, полковник. Почуять нас способен один человек из ста.

«Нас?» Мысль о том, что в его квартиру мог забраться не один наа, потрясла Були.

— Я могу убрать руку? Вы не поднимете крик?

Були кивнул и почувствовал, как чужие ладони отпустили его. Он сел и потянулся к лампе.

— На вашем месте я бы не стал этого делать, — предостерег разведчик. — За квартирой следят.

— Следят? — опешил Були. — Черт побери, вы о ком?

— О мятежниках, — спокойно ответил Ускользающий в Ночь. — Они рассчитывают ровно через сорок пять минут захватить крепость.

Були встал, разглядел во мраке пять или шесть силуэтов. Наа, кто же еще? Схватил брюки, натянул. Сколько вопросов роится в голове… но главный — что это за мятежники и чего добиваются.

— Сколько их?

— Минимум шестьдесят убежденных плюс неизвестное число сочувствующих. Кроме того, если меня не подводит интуиция, большинство солдат готовы принять сторону любого, кто покажет себя сильнейшим. Нашу сторону, если не будем терять время.

Були почувствовал, как чуть быстрее забилось сердце. Шестьдесят! Он и представить не мог, что все зашло так далеко.

— Чем вооружены?

Наа пожал плечами:

— Трудно сказать, сэр. Мы слышали, что к ним переметнулся офицер. Он мог открыть оружейную.

Були застегнул последнюю пуговицу рубашки и заправил ее полы в брюки.

— Черт! Кто это? Джад?

— Может быть, — осторожно ответил наа, — хотя прямых доказательств нет. Заговор не ограничен фортом Мосби, тут дело круче… В этом я уверен, сэр.

— Как? — спросил Були, завязывая шнурки ботинок. — Как вы узнали?

— Они пытались привлечь на свою сторону Блейдмейкера, — сказал офицер. — Он притворился заинтересованным…

— Повесим ему на грудь медаль, — проворчал Були. — Если победим, конечно.

— Спасибо, сэр, это правильно, — серьезно проговорил наа, подавая полковнику боевое снаряжение. — Его деревня будет гордиться.

Були поднял взор на разведчика:

— Погиб?

— Да, сэр. Мы его нашли минут двадцать назад. С перерезанным горлом.

Капитан Энджи Тиспин повернула за угол, увидела молнию энергетических разрядов, и тут же ее рванул на себя стоявший позади главстаршина Грико.

— Плохая идея, мэм. Коридор простреливается. Кстати, куда мы идем?

Тиспин была ему благодарна за это «мы».

— В каюту адмирала. Пока его не захватили или не прикончили.

Грико кивнул:

— Да, мэм. Давайте попробуем коридором «Б».

Каюта адмирала была достаточно велика, чтобы иметь выходы в коридоры «А» и «Б». Капитан и главстаршина проникнут в нее из коридора «Б», если люк окажется не заперт.

У Тиспин лихорадочно заработал мозг. Столько всего надо обдумать и сделать: пробраться к адмиралу, обезопасить рубку управления, восстановить дисциплину. Если только…

Из люка в коридор шагнула энерготехник, увидела идущего в ее сторону Грико и вскинула оружие. Оно принадлежало второму механику — в эту минуту лежавшему в луже собственной крови.

Главстаршина уловил движение, дважды выстрелил и прошел мимо, не взглянув на упавшую.

Капитан перевернула труп, и на нее уставились невидящие глаза. Они принадлежали главстаршине по фамилии Транг.

Тиспин чуть ли не бегом пустилась вдогонку за Грико. Тот резко остановился и указал на люк:

— Вот он, капитан. Я — верхом, вы — низом.

В этот момент Тиспин и пришло в голову, что командовать вообще-то полагается ей. Но Грико на своем долгом флотском веку побывал в составе многих абордажных партий, а она ходила врукопашную всего лишь трижды. Оба понимали, что у него больше опыта.

Тиспин опустилась на корточки, а главстаршина хлопнул по пластине замка. Безрезультатно.

— Теперь что?

— Попробуйте мой код. Дельта, Адам, Фрэнк, семь, три, два.

Грико ввел буквы и цифры в карманный компьютер, поднял оружие и протиснулся в полуоткрывшийся люк.

— Бросить оружие! Руки на голову!

Тиспин, держа пистолет обеими руками, юркнула вперед. Грико булькнул горлом и повернул голову. Адмирал, его флаг-адъютант и первый помощник были мертвы. Не просто убиты, а расчленены, их отделенные конечности лежали вперемешку.

Тиспин едва не опорожнила желудок. Она повернулась и атаковала панель компьютера.

— Рубка управления?! Это Тиспин.

— Капитан! — В голосе прозвучало громадное облегчение. — Слава богу!

— Еще не совсем, — буркнула Тиспин. — С кем я разговариваю?

— Лейтенант Роулингс, мэм.

Тиспин пригляделась к личику эльфа, серьезным карим глазам и неуклюжей походке. Самый молодой офицер на борту, всего два года как из Академии.

— Хорошо, Роулингс. Как у вас обстановка? Роулингс обвела взглядом помещение рубки. Экраны были разбиты нежданным градом медленных пуль. Свисали, искрясь, спутанные провода, на пол со стеллажа для снаряжения вытекала жидкость из пробитого огнетушителя.

Причина этих разрушений, первый квартирмейстер Аллан Мори, лежал там, где его застигла смерть. Неизвестно как добытый миниатюрный автомат он прятал под панелью управления с помощью липкой ленты. Совершенно неожиданно квартирмейстер вскочил и начал стрелять.

Убивший его морской пехотинец, рядовой по фамилии Лабатто, и двое его друзей заняли позицию у люка. Им удалось отразить три атаки, однако боеприпасы кончались.

Лабатто выпустил в коридор две пули, отсоединил пустой магазин и загнал на его место последний. В нем было тридцать патронов. Роулингс проглотила комок в горле.

— Рубка наша, мэм. Во всяком случае, пока.

Тиспин заставила себя сосредоточиться — надо было очень многое обдумать.

— Прекратить подачу энергии ко всем орудийным системам корабля.

Роулингс на миг ощутила гордость.

— Все орудийные системы заглушены, мэм. Роулингс сохранила способность трезво мыслить — командиру следовало взять это на заметку.

— Хорошая работа, лейтенант. Как насчет инженерного отсека?

— Говорят, у них все в порядке, — не без колебаний ответила Роулингс, — но мне что-то сомнительно…

— Почему? — спросила Тиспин, косясь на открытый люк. Там был Грико, выглядывал из-за угла.

— Потому что второй инженер не сумел припомнить, кем он играл в академической пауэрбольной команде.

Это тоже произвело впечатление на Тиспин.

— Молодцом, лейтенант. Код общего доступа теперь Дельта, Адам, Фрэнк, семь, три, два. Возьмите контроль над инженерными системами, все остальное отключите. Как насчет внешней связи? От флота что-нибудь слышно?

— Нет, мэм. Кто-то ставит помехи.

«Значит, я не одинока, — подумала Тиспин. — Захвачены и другие корабли». Это была эгоистическая мысль, и Тиспин сразу устыдилась.

Грико выстрелил три раза подряд.

— Капитан, пора уходить — они вот-вот на нас кинутся. Роулингс услышала эти выстрелы, и ее кольнул страх.

Что, если Тиспин погибла?

— Мэм? Вы еще там?

— Слышу вас, лейтенант, — мрачно ответила Тиспин. — Держите оборону, я иду.

Генерал Арнольд М. Лой и офицеры его штаба, одетые в боевую форму, следили за импровизированной передачей, организованной сборищем разбросанных по всему миру сетевиков, операторов-любителей и всевозможных технофилов, эта компания назвала себя «Радио Свободная Земля». В последнем выпуске, комментируемом прыщавым семнадцатилетним юнцом, показывали марширующих по Лос-Анджелесу легионеров. Они пришли рассчитаться за двух солдат, застреленных снайперами, и сровняли с землей пять городских кварталов, уничтожили сотни людей, но даже на этом не остановились.

Потрясенные офицеры молча смотрели, как Десантник III послал несколько себе подобных в атаку на торговый центр, и танки открыли огонь по горожанам, когда те попытались спастись бегством. Тут крошечная парящая камера была уничтожена, и снова появился юный диктор. Выглядел он испуганным, но решительным.

— Вот что они творят, сограждане… А вот что они говорят.

Появилось изображение полковника Харко. Штабисты узнали кадр из пропагандистского голофильма, показанного полчаса назад. Резкость подкачала, однако слова звучали внятно.

— У вас нет оснований бояться. Новое правительство будет уважать ваши права. Защищать вас — наша задача.

Лой с такой силой опустил кулак, что подпрыгнула гильза от тридцатимиллиметрового снаряда, служившего ему стаканом для карандашей.

— Будь он проклят! Я еще увижу его на виселице!.. Ладно, вы слышали, что сказал предатель. Выводите всех на улицу. Встретим эту мразь лицом к лицу. Сами истребим сукиных детей до последнего, сами и похороним.

Вперед вышла генерал Мэри Маклин, начальник академии и одна из самых уважаемых офицеров Легиона. Ей не все нравилось в Лое, в частности, не нравилось, с каким высокомерием он игнорировал многочисленные признаки назревающей беды и не желал замечать собственных ошибок. Однажды она пыталась заговорить с ним об этом, но получила надменную отповедь: «Занимайтесь делами академии, генерал. А прочим займусь я».

Однако теперь не время для взаимных упреков, сколь бы ни были они обоснованы, сейчас надо думать о другом.

— Как насчет кадетов, сэр? Распорядиться об их эвакуации?

— К черту, — беззаботно отмахнулся Лой. — Они солдаты, разве не так? Вот и пускай сражаются. Скоро все будет кончено, а боевой опыт им пригодится.

Маклин начала объяснять, что большинство ее подчиненных почти дети, но поняла, что это бесполезно. И вытянулась по стойке «смирно»:

— Есть, сэр!

После чего штабные офицеры разошлись, каждый отправился спасать, что еще можно спасти. Останавливать натиск врага.

Лой дождался, когда выйдет последний, достал из выдвижного ящика стола фотографию, несколько мгновений подержал перед глазами. Потом сунул ее в карман и вышел из кабинета.

Солдаты Ускользающего в Ночь прошли в Легионе отменную выучку, но основные навыки они приобрели еще в юности на Альгероне. Сейчас им особенно пригодилось тончайшее обоняние, а также чувствительные к теплу подушечки на ступнях.

В детстве Були не мог тягаться с наа, да и теперь понимал, что во многом им уступает. Но он сразу показал себя толковым и опытным офицером, благодаря чему приобрел их уважение.

Отряд Ускользающего в Ночь разбился на группы. Одну возглавил Були, чтобы захватить оперативный центр, другие направились к арсеналу, автопарку и ключевым объектам крепости. Было решено, что все они нанесут удар одновременно, если позволят обстоятельства.

Наа продвигались отменно рассчитанными перебежками. Впереди шел головной дозор из одного бойца, за ним — группа, затем Були, а замыкали, главным образом пятясь, двое прикрывающих.

Легионеры спустились по лестнице и вошли в коридор, где по потолку тянулась цепочка ламп. По ним открыл огонь из пистолета с эффективным глушителем первый сержант Неулыбчивый. На пол посыпались осколки пластика, коридор заполнился мглой.

Були предпочел бы, чтобы легионер оставил целой хоть одну лампу. Но полковник смолчал и пошел дальше, касаясь рукой стены. Бетон был гладок и холоден… как в гробнице.

Казалось, в форте Мосби время застыло. Большая часть дежурной смены, человек восемь, стояли, сложив ладони на затылках. Их захватили первый сержант Эрни Фуллер, капрал Мел Бонски и взвод четвертой роты второго батальона. Автомат в ручищах великана сержанта казался игрушкой.

Капитан Генри Олмсуорти Третий стоял чуть в стороне. Несложно было понять, что командует здесь Фуллер.

На полу лежал сержант Шин Ског с пулей в сердце. Рядом с ним опустилась на колени сержант Хо, ее руки были в собственной крови, в глазах сверкала ненависть.

— Бонски, ты за это заплатишь… И я лично нажму на спуск.

— Сука! Сейчас твоя очередь! — пообещал тщедушный капрал с апоплексически красным лицом. — На, сожри пулю!

Но не суждено было Бонски выполнить обещание. К его черепу пропечатался винтовочный приклад, и капрал рухнул как подкошенный. Фуллер посмотрел на своих пленников сверху вниз.

— Тут я решаю, кому жить, а кому умереть.

Первый сержант вынул из кармана листок бумаги и дал знак Хо.

— Иди сюда. Передай этот шифр на этой частоте. И без шуток! Если мы вас шлепнем, тут еще останется уйма техников.

Хо давно недолюбливала Второй батальон, а теперь и вовсе возненавидела. Но выбор был невелик… и она подчинилась. Ей понадобилось тридцать секунд, чтобы отправить сообщение, и еще меньше времени, чтобы получить ответную ленту с цифрами и буквами. Она прочитала их вслух.

Фуллер кивнул и обвел помещение взором:

— Отлично. Ты еще сама не понимаешь, какую огромную услугу себе оказала. Теперь Легион вне опасности. Дай мне знать, если захочешь быть с нами.

Пока снаружи двое подручных Фуллера растерянно озирались во внезапно наступившей мгле, к ним подкрались по коридору наа. Молниеносные удары ножами — и все было кончено. Необходимо ли это убийство? Були подозревал, что наа просто мстили за Блейдмейкера, однако не испытывал желания устраивать сейчас диспут.

Дверь в оперативный центр открылась легко, в нее проскользнули две тени. Следом прокрался полковник. Комнату заполнял голос Фуллера:

— Ну, так кто хочет быть с нами? Були откашлялся:

— Как насчет нас, сержант? Примете?

Резко повернувшись на звук, Фуллер вскинул оружие. Но опоздал. В середине его лба появилось отверстие, глаза сдвинулись к переносице, и первый сержант повалился навзничь. Его люди зашевелились, потом, увидев нацеленные стволы, застыли.

Вперед скользнул наа. Мятежники один за другим были обезоружены и поставлены на колени. Только Олмсуорти пытался оказать сопротивление. Однако, увидев выражение лица Були, образумился.

Неулыбчивый коснулся вставленного в ухо микрофона и повернулся к Були.

— Лейтенант, взял арсенал, сэр, автопарк тоже наш, и восемьдесят процентов периметра под контролем. Скоро будет доделано и остальное.

— Потери?

— Без них не обошлось, сэр. Шестеро погибли… десять ранены. С обеих сторон.

— Спасибо, сержант.

Полковник оглядел помещение. Наступил критический момент. Его окружали мужчины и женщины, и пока невозможно было узнать, сколько из них приняли предложение Фуллера. Как с ними поступить? Подозревать всех подряд?

Решение было подсказано скорее инстинктом, чем логикой.

— Ну? Чего ждете? Занимайтесь своим делом! Хо кивнула и огляделась.

— Слышали, что сказал полковник? Перерыв окончен. Зуул, свяжись с командованием, Трам, проверь гражданский персонал, а ты, Мотке, поможешь мне. Ског был нашим… и я не хочу, чтобы к нему прикасался кто-нибудь из этих ублюдков.

Були хмуро улыбнулся. Все-таки сколько «этих ублюдков»? Горстка? Или достаточно, чтобы захватить планету?

Коридор был мгновенно очищен. Главстаршина Грико скомандовал: «Пошли!» — и пустился бегом. Капитан Энджи Тиспин последовала за ним. Дорожка из кровавых капель на полу ширилась и остановилась возле убитого. Тот лежал лицом вниз. Мятежник? Или верный присяге? Не время гадать.

Полусвернувшаяся кровь липла к подошвам черных сапог Тиспин. Поблизости раздался крик, и она напряглась в ожидании неминуемой схватки.

Но тут впереди появился шлюз, средний по правому борту. Его дверь открылась без труда, и двое проскочили в камеру. Снаружи по металлу застучали пули. Тиспин заперла дверь своим кодом.

— Неплохо смотрится, — сказал Грико, доставая из шкафчика аварийный скафандр. — Надеюсь, вам нравится белый цвет?

— Он из моих любимых, — облачаясь в скафандр, ответила Тиспин. — Жалко, плечевые маяки великоваты.

— Наверное, лучше отключить эти гуделки, — задумчиво произнес главстаршина. — Скромность не повредит.

Тиспин кивнула, устроила на плечах шлем. Капитан и главстаршина рассчитывали, выйдя из шлюзовой камеры, обойти мятежников по корпусу корабля. Осуществима ли эта затея на практике — вот вопрос.

Рукой в толстой перчатке Грико постучал по шлему капитана.

— Мэм, будете готовы — дайте знать.

Тиспин кивнула, сообразила, что шлем остался неподвижен, и сказала:

— Принято.

Офицер нажала на зеленую панель, дождалась, когда из шлюзовой камеры выйдет воздух, и увидела, как раскрылась лепестковая дверь наружного люка. Выполнить следующий этап плана оказалось легче, чем ожидала Тиспин. Внизу висела огромная Земля, большей частью голубая, с коричневыми, тронутыми белым инеем лоскутами. Капитан, много лет прослужив в космосе, так и не привыкла к этому зрелищу.

На путь от середины корпуса до носа ушло не более пяти минут. Носовой люк был заметен издали благодаря специальной маркировке. На рассчитанной под перчатку скафандра клавиатуре Тиспин набрала код доступа, подключилась к командной частоте и проговорила в микрофон:

— Лейтенант Роулингс, слышите меня?

Раздался тонкий, натянутый голос младшего офицера:

— Слышу отлично, мэм. Вы где?

— Мы с главстаршиной Грико собираемся пройти к вам через шлюз «Е». Скажите морпехам, чтобы приберегли боеприпасы для плохих парней.

Роулингс невольно ухмыльнулась:

— Есть, мэм. Когда вас ждать?

— Через пять минут.

Минуты проходили так медленно, словно хотели замучить Роулингс до смерти. Наконец люк открылся. Тиспин неуклюже вошла в рубку и сняла шлем. В отсеке царил сущий кавардак: передняя переборка в дырках от автоматных пуль, к правой привалились два трупа, пахнет озоном. Члены экипажа смотрели на Тиспин со смесью облегчения и тревоги. Хорошо, что капитан с ними, но что делать дальше?

Тиспин заговорила с напускной уверенностью: — Ладно… надо с этим кончать, и побыстрее. Задраить все отсеки корабля. Главстаршина Грико, возьмите морпехов и очистите сначала коридоры. Предупреждайте о своем появлении, приказывайте всем выйти и берите в плен. Будут сопротивляться — стреляйте на поражение. Вы, Роулингс, сортируйте поступающих на три группы: те, в чьей надежности мы уверены, сомнительные и явные участники заговора. Последние две группы рассадите в два разных отсека и поставьте охрану. Вопросы?

Роулингс кивнула:

— Что, если кто-нибудь откажется покинуть свой отсек? У Тиспин отвердели мышцы лица.

— Тогда выкачивайте воздух, присылайте похоронную команду и выбрасывайте трупы через шлюз. Роулингс побледнела.

— Есть, мэм. Приступаю.

Чтобы полностью восстановить контроль над «Гладиатором», потребовалось три часа. Двенадцать мятежников отказались сдаться, и были уничтожены, их тела летели за бортом корабля. На глазах у Тиспин покойник проплыл мимо камеры, она поискала в душе жалость к казненному, и не нашла.

Небо, обычно чистое, сейчас было затянуто толстым слоем желто-серого дыма. Появлялись и тут же исчезали самолеты, некоторые сбрасывали бомбы. По шоссе Колима прошелся двойной ряд взрывов. В дымных смерчах взлетели в воздух пальмы, автомобили и обломки каменных строений.

Ближе, от силы в двух милях, разрывов было еще больше — это с высот Гасиенда огромные гаубицы осыпали стопятидесятипятимиллиметровыми снарядами дома внизу. Здания могли послужить укрытием противнику, а значит, подлежали уничтожению. С ужасающей легкостью они разлетались вдребезги, на их местах оставались только черные воронки.

Тактический оперативный центр, или ТОЦ, состоял лишь из полуразрушенного дома, нескольких пулеметных расчетов и смонтированного на роботе голопроектора. Это устройство должно было показывать, как разворачиваются верные присяге войска, однако сейчас годилось разве что в качестве стула.

Смертоносное уханье мортир слышалось и в тылу, где кадет-лидер Мелисса Войтан следила за сражением и пыталась рассуждать здраво.

Она нервничала. Очень сильно нервничала, потому что прочитанные, ею книги, прослушанные лекции и увиденные в виртуальной реальности сцены, подчас дьявольски изощренные, не дали ей самого главного. Кадет-лидер Войтан еще ни разу не стреляла в живого человека. И не приказывала стрелять другим.

Теперь, когда мятежники продвигались к центру города, ей предстояло не только впервые сражаться, но и командовать своими друзьями-курсантами.

Словно прочитав мысли Войтан, штаб-сержант Руди Рикер коснулся ее руки.

— Не надо так волноваться, мэм, дело-то — пустяк. Стрелять, двигаться да связь держать. Больше от вас ничего и не требуется.

Эти слова дали ей столь необходимое успокоение и помогли оттеснить страх на задворки ума. Лучше бы Рикера назначили командовать отрядом… увы, в Легионе всегда предпочтение отдается офицеру. Даже если этот офицер ни о чем так не мечтает, как оказаться дома.

— Семья Войтан жила всего лишь в шестидесяти милях к востоку. Что делают родители в эту минуту, когда дочь готовится к смерти?

В ушной раковине зазвучал голос. Войтан узнала его, он принадлежал шестнадцатилетнему Кенни Суто, которому по-настоящему нравилось то, чем сейчас занимались кадеты.

— Альфа-Один, я Альфа-Три. Вижу дым впереди… До связи.

Войтан знала, что это означает. Дым — чтобы ослепить ее отряд. Затем пойдет пехота, и не просто пехота, а усиленная киборгами. Они вместе обрушатся на передний край, попробуют вклиниться на фланге и ударить Лою в тыл.

Под началом у Войтан было что-то вроде легкого батальона: три стрелковые роты примерно по сто тридцать кадетов, штабная рота, состоявшая из связистов, бронетехи среднего веса (БСВ) и два 60-миллиметровых миномета, которые сейчас вели огонь с позиций во тьму.

Генерал Лой поручил кадетам сдерживать наступление противника, пока регулярные части не закрепятся в городе и не перейдут в контрнаступление. Эту задачу генерал оставил для себя.

У кадетов не было киборгов — верным присяге боргам нашлась работа в других местах. Значит, придется пустить в дело ручные ракетометы (РРМ), созданные полвека назад для истребления хадатанских киборгов. Сейчас это было самое мощное оружие, которое могли противопоставить кадеты «разумной броне».

С напускной уверенностью в голосе Войтан произнесла:

— Альфа-Три, это Альфа-Один. Сдерживайте их, сколько хватит сил, потом отходите. Четверка прикроет ваше отступление. До связи.

В ответ Суто дважды щелкнул, как было условлено, кнопкой на переговорном устройстве.

Войтан посмотрела на Рикера. Тот ухмылялся:

— Вы все правильно делаете, мэм. Так держать! Войтан не испытывала уверенности, что все делает правильно, но улыбнулась.

Более чем в миле от нее из дыма появился громадный квод. Она отрегулировала визор на максимальное увеличение и переключилась на видеоизображение, передаваемое командиром одного из отделений. Через кадр ползли цифры и текст: дальность, скорость ветра и прочие сведения. Борг достигал двадцати пяти футов в высоту, весил пятьдесят тонн и передвигался на четырех ногах. Он нес многозарядные энергетические пушки, орудие Гейтлинга, пусковые ракетные установки, гранатометы и множество пулеметов.

К киборгу потянулась двойная струя огня из автоматической пушки пятидесятого калибра. Весь его корпус окутался разрывами и сполохами ответных выстрелов — чудовище не осталось в долгу.

Ослепительная вспышка — и огневая точка кадетов прекратила свое существование.

Тут заговорило самоходное орудие Гейтлинга, способное делать более шести тысяч выстрелов в минуту. Поднялся бурый занавес из земли — это двадцатимиллиметровые снаряды нащупали траншею и прошлись по ней с запада на восток. Видеоизображение погасло, устройство само переключилось на перспективу, которую показывал командир огнеметчиков.

По обе стороны исполинской машины появились фигуры помельче: Десантники II, Десантники III и рота легионеров в броне. Они быстро приближались к переднему краю кадетов. Однако ничто не дается даром — уступая врагу в калибре, курсанты имели дюжину РРМ и по три запасных выстрела к каждому. Ракетометчики поднялись из укрытий, навели оружие на цель и нажали на гашетки. Две ракеты ушли в сторону, ослепленные электронными помехами, третья взорвалась в воздухе, но остальные попали в квода.

Удары сотрясли громадное туловище, ракеты пробурили в нем туннели, взрывы разнесли машину на куски. Войтан мрачно кивнула. Учеба в академии закончилась. Наступил выпускной вечер с праздничным фейерверком.

Передвижным ТОЦем служил бронированный автомобиль на гусеничном ходу. В новенькой машине довольно приятно пахло уплотнительным материалом, пластмассой и озоном. Сейчас она стояла в полумиле к югу от линии контакта (ЛК). В ТОЦе шли видеокадры: уверенно шествуют киборги, наступают стрелки в шлемах, а через ряд мониторов над головой Мэтью Пардо проносятся воздушные разведчики.

В майоре сражались разные чувства. Ему не было дела до судьбы Харко, но он уважал старика и не отказался бы от его одобрения. Потому-то и слал в пекло свою пехоту — показывал, на что способен.

Пардо повернулся к своей заместительнице. Она была капитаном и носила на зеленом берете овальную эмблему — своей части со словами «Честь» и «Верность» в центре.

— Почему топчемся? Мы должны быть уже на три мили дальше.

ТОЦ резко качнуло, рядом поднялся фонтан земли и обломков, по бокам бронемашины застучала шрапнель. Женщина-офицер схватилась за опору.

— Так точно, сэр. Но противник бросил в прорыв около батальона.

— Батальон? — недоверчиво спросил Пардо. — Вы что, не видели сводок нашей разведки? У них нет резервов. Никаких!

Капитан пожала плечами:

— Кадеты, сэр. Из академии.

Пардо нахмурился:

— Вы шутите!

— Никак нет, сэр. Генерал Лой приказал ввести их в дело. Рекомендую обойти детей, чтобы сократить их потери.

— Черта с два! — сдавленным голосом проговорил Пардо. — Вот на что надеется старый ублюдок! Что какой-нибудь мягкосердечный идиот вроде вас пронянчится с сопляками целый день. Нет уж, не обведет нас старый козел вокруг пальца. Сделаем фарш из детсадовского батальона! Вызовите моего водителя, я еду на передний край.

Капитан исполнила приказ, дождалась, когда Пардо выйдет из ТОЦа, юркнула в уборную и открыла оба крана. Вода прекрасно глушила рыдания. Больше капитан не позволяла себе плакать нигде. Пять минут падали слезы и содрогалась грудь. Потом капитан Лаура Войтан вымыла лицо, поправила зеленый берет и вернулась на боевой пост. Почему? Потому что она привыкла держать свое слово.

Кенни больше трех лет прожил в гараже матери, с тех пор как его выгнали из школы. Соорудил чердак-спаленку — там хватало места для матраса, лампы, чтобы книги читать и голопроектора. Но в основном он проводил время на запачканном маслом бетонном полу. В гараже подросток держал всю свою технику — купленную, сделанную собственными руками или просто украденную. Мониторы, приемники, передатчики, переключатели, усилители, соединительные коробки… Много чего еще свисало со стропил, лежало на самодельных полках и восьми верстаках. Во все стороны тянулись сотни проводов, соединяя в целое части царства Кенни и связывая его с миром.

Подросток сидел в любимом кресле офисной модели. Это кресло он вытащил из мусорного контейнера и снабдил большими колесами и теперь мог ездить по проводам, ветоши и пакетам от еды.

Лампа бросала свет на длинные, до плеч, волосы Кенни, его сплошь покрытое шрамами лицо и грязную футболку. Юношу обуревали противоречивые чувства: ликование, страх и упрямство. Вместе с друзьями по Сети он создал «Радио Свободная Земля». Когда это случилось — двадцать четыре часа назад, тридцать четыре? Он не помнил. Очень уж быстро сменяли друг друга события.

Большая часть инфраструктуры существовала давно, располагаясь не только в его гараже, но и в сотнях подобных построек, разбросанных по всему миру. Просто мятеж, речь губернатора Пардо и уличные бои наполнили деятельность Кенни и его друзей смыслом, решимостью сделать то, что им всегда хотелось сделать: показать, какие они смышленые ребята… и заслужить уважение.

Так все это начиналось. И когда корпорация «Ноам» и ее сторонники в средствах массовой информации захватили контроль над основными каналами новостей, возник голод по правдивой информации.

Один из помощников Кенни, программист, имеющий связи в «Ноам», выяснил, что последняя передача привлекла во всем мире 3, 1 миллиарда зрителей — почти невообразимая цифра в эпоху, когда вещание фокусируется до такой степени, что удовлетворяет интересы групп числом в сто-двести тысяч зрителей.

«Новость и хорошая, и плохая, — рассуждал подросток. — Такая силища запросто может с нами покончить».

Это доказывалось уже тем, что камеры-мухи «Радио Свободная Земля» действовали, как правило, считанные минуты. С другой стороны, собирать эти маленькие устройства было несложно. Их массовый выпуск наладил довольно эксцентричный сетевик, некто Джи-Джи, и по известным только ему соображениям отдавал свою продукцию Кенни.

Подросток совершенно не представлял себе, кто ему помогает и где он — или она? — находится. Знал только, что у Джи-Джи есть доступ к какому-то высокотехнологичному предприятию.

Каждая камера-муха являла собой произведение искусства. Размерами она не превышала насекомое, в честь которого была названа, однако при этом могла передавать высококачественное голографическое изображение по системе связи, о которой Кенни ровным счетом ничего не знал.

Но все это не имело никакого значения сейчас, когда враждующие стороны боролись за обладание городом.

И Кенни решил больше не тратить своих разведчиков поодиночке или мелкими партиями, а собрать целую армаду миниатюрных голокамер и разом выпустить их на волю. Подросток собирался рассортировать сотни присланных ими снимков и воспроизвести мозаику событий в реальном времени.

Полет камер-мух окажется недолог, враг об этом позаботится, и все же десять, а может, и пятнадцать минут мир будет видеть правду. Какой бы эта правда ни была…

У многих людей есть привычка разговаривать со своими компьютерами, но Кенни предпочитал старомодную клавиатуру. Щелкали клавиши, передатчик отправлял инструкции в эфир. Примерно через полминуты началось. Камеры-мухи парковались в урне на перекрестке улиц Роско и Ван-Нуйса. Никто не заметил, как они хлынули вон из урны, разлетелись по заданным векторам и приступили к работе.

Кенни улыбнулся, глядя, как расцветают кадры на его кустарных голотанках. Если правильно выбрать снимки и сопроводить их настоящим звуком, никакие комментарии не понадобятся.

Он приступил к работе.

И на протяжении следующих двадцати минут миллиарды людей видели, наверное, самый горячий репортаж в истории Земли.

Крошечные камеры продемонстрировали им густо покрытые воронками окрестности, горящие здания и гибнущий батальон легионеров, совсем еще мальчишек. Зрители зачарованно смотрели, как юные бойцы стреляют из РРМ, отходят на заранее подготовленные позиции и снова стреляют. По двое, по трое, а то и по десять падают под огнем наступающих киборгов — однако другие, сжав зубы, сражаются.

Многие зрители заплакали, когда врагу удалось прорваться на фланге кадетов. Джон и Мэри Войтан потрясение охнули — перед ними в голотанке возникла их дочь Мелисса. Она оглянулась через правое плечо и выкрикнула приказ.

В следующий момент почти половина населения планеты увидела, как Мелисса подняла руки, и майор Мэтью Пардо всадил ей пулю в голову. Мелисса рухнула как подкошенная, ее мать закричала, а Пардо указал своим людям на камеру. Через секунду она была уничтожена.

Но было уже поздно. Кто бы ни оказался палачом Мелиссы Войтан, своим поступком он подписал смертный приговор делу мятежников. Однако то, что убийцей юной героини стал сын губернатора Пардо, вмиг разделило население Земли на два враждующих лагеря. Большинство тех, кто и раньше разделял взгляды мятежников, остались им верны. Но колеблющиеся — миллионы и миллионы людей — были потрясены. И гражданское сопротивление, до сего момента очень слабое, сразу приобрело размах. По всей планете начались демонстрации, новым властям пришлось разгонять их с помощью силы.

Летающие камеры «Радио Свободная Земля» не простаивали без дела. Битва была выиграна… но война еще не закончилась.

В ТОЦ лоялистов прибыла похоронная команда, увидела на трупе Лауры Войтан красиво сидящий зеленый берет и присовокупила его к своей добыче. Как говорят, все достается победителям.

Глава 7

Центр подводных исследований Синтии Хармон находился в ста пятидесяти футах ниже поверхности Тихого океана. Обширный комплекс строился долго, так как средства поступали с перебоями. Теперь он состоял из двадцати трех цилиндров разной величины, соединенных полужестким трубопроводом.

Майло Чен-Чу висела в воде лицом вниз, голая, если не считать маски, пояса-груза и ласт. И ее тело, и ее разум находились в объятиях фитопланктона, миллиардов и миллиардов существ, объединенных многими квадратными милями полупрозрачного волокна.

Таких, как сай’линт, во вселенной было лишь четверо. Она прибыла с целиком покрытой океаном планеты под названием ЗЖ-4762-АСЧ41. Как и ее родители, Сола обладала исключительными телепатическими способностями. Но особо поразителен был факт, что инопланетянка могла издали контролировать другие существа. В голове Майло звучал ее голос:

— Ну, как идет работа?

— Работа? — сонно переспросила Майло. — Что еще за работа?

— Да ничего особенного, — поддразнила инопланетянка. — Я имею в виду всего лишь работу на межзвездную корпорацию, которой ты так преданна, и Центр подводных исследований.

— А, вот ты о чем, — небрежно произнесла Майло. — У «Предприятий Чен-Чу» очередной выгодный квартал. Что же касается исследований… тебе лучше знать. Вот и расскажи.

Сола ощутила слабое подводное течение и позволила части своего тела плыть к поверхности, где можно впитывать солнечную энергию.

— Неразумный планктон поглощает около половины вырабатываемой вашей цивилизацией двуокиси углерода. Это хорошая новость, как у вас принято говорить. Плохая — что количество двуокиси углерода растет и это ведет к глобальному потеплению.

Майло нахмурилась. За последние века жители Земли достигли кое-какого прогресса по части экологии, но этого было недостаточно.

— Значит, мы ничего не можем сделать?

— Я бы так не сказала, — ответила сай’линт. — Южные океаны сравнительно мало обитаемы, несмотря на то, что в них достаточно азота и фосфора для обеспечения большой популяции фитопланктона. Увеличение количества планктона снизит содержание углекислого газа.

Сонливость как рукой сняло.

— Правда? И как это сделать?

— Проблема с железом, — терпеливо ответил групповой разум. — Точнее, с его недостатком. Организмы, подобные мне, с помощью железа вырабатывают хлорофилл. Туземный планктон получает железо главным образом с приносимой ветром пылью. Однако над южными океанами пыли мало.

— Мы можем наполнить воздух железом, — обрадовано подумала Майло. — Планктон будет процветать, количество углекислоты — сокращаться, и глобальное потепление замедлится.

— Может быть, — нерешительно согласилась сай’линт. — Но не следует забывать и закон непредвиденных последствий… Действовать надо с предельной осторожностью.

— Да, конечно, — согласилась Майло. — Сначала эксперименты.

— Кто будет субсидировать дополнительные исследования? — спросила Сола. — Правительство?

Майло пожала плечами:

— Наверное… Постой, ведь это настолько важно, что «Предприятия Чен-Чу» протолкнет законопроект, если дойдет до дела. Мой дядя непременно позаботится об этом.

Человека, о котором шла речь, существо, в прошлом носившее имя Четвертый Плот, не встречало никогда, однако располагало памятью о нем, унаследованной от других представителей расы мыслящего планктона. Ибо этим человеком был Серджи Чен-Чу. В роли директора Отдела межзвездного сотрудничества он успешно завербовал Первый Плот и Второй Плот в вооруженные силы Конфедерации, что позволило переломить ход хадатанской войны. Сола послала гостье волну любви.

— Да, я верю, что он это сделает.

Майло почувствовала прилив сил. Предстояла работа, много работы, и Майло была к ней готова.

— Спасибо… Сколько тебе еще осталось до возвращения домой?

— Собираюсь улетать через месяц, — ответила инопланетянка. — Твоя планета прекрасна… но я скучаю по семье.

— А я — по своей. Завтра увидимся?

Сола помолчала несколько мгновений.

— Возможно… Ожидается шторм, и течения унесут нас неизвестно куда.

— Вот почему я так люблю подводную жизнь, — заметила Майло. — Спокойствие, безмятежность…

Майло почувствовала, как ее отпустили волокна. Она заработала ногами и по пути вниз помахала рукой паре ученых дельфинов. Посмотрела на раскинувшийся на дне комплекс. Каждый бак, вернее, подводный дом, имел светящийся номер. Гостиница для особо важных персон была обозначена цифрой 19. Майло нашла нужный цилиндр, вплыла в открытый шлюз и нажала на зеленую панель. Закрылся наружный люк, заработал насос, уровень воды стал понижаться. Майло сняла снаряжение, прополоскала каждый предмет в пресной воде и повесила на специальный крючок.

Открылся внутренний люк, босые ступни женщины прошлепали по короткому коридору, ладонь легла на панель замка, и наконец Майло вошла в свое временное жилище. На полпути к ванной ее остановил голос:

— Простите, босс. Я оставлял для вас сообщение.

Она повернулась и обнаружила доктора Марка Бентона, директора центра. Бентон стоял за раскладным столом, высокий, с плечами пловца и мускулистыми ногами. У него были каштановые волосы и невыразительные черты лица. Хотя сейчас у этого лица было выражение, причем странное. Смущение? Да, но с примесью чего-то еще.

В этот момент Майло вспомнила, что она голая. Убежать? Или вести себя как ни в чем не бывало?

— Здравствуйте, Марк. Присаживайтесь. Я через минуту вернусь.

Океанограф молча кивнул, озабоченно подумав, не заметила ли она выпуклость на его брюках. У Майло была кремового цвета кожа, узкая талия и прелестные ноги. Настоящая красотка, такую не скоро забудешь.

В ванной Майло смыла соль с кожи, посмотрелась в зеркало. Интересно, что о ней думает Бентон? Нравится ли она ему? Хотя это не так уж и важно — у нее слишком мало времени, чтобы отвлекаться на мужчин.

Майло обвязала голову полотенцем, накинула на себя халат и прошла в гостиную. Снаружи морской окунь клевал бронированный пластик окна.

Бентон встал, протянул руку. Она оказалась горячей и твердой.

— Извините, что я сразу не явился вас встречать. Во впадине шторм, поднялся ил, видимость отвратительная. С утеса сорвалась киборг, получила повреждения. Она жива, но на ремонт ходовой части ушло двадцать часов.

Майло опустилась в кресло.

— Мне очень жаль… Вы пришли из-за этого? Ученый отрицательно покачал головой:

— Что вы, я бы не стал беспокоить вас из-за таких пустяков. Нет, дело в другом. Вот, поглядите.

Бентон отошел, вставил голокубик в ее плейер, нажал кнопку.

— Записано в последние два дня. Тридцать с лишним часов программы. Комцентр уплотнил ее, и теперь — тридцать минут.

Майло хотела заговорить, однако Бентон поднял руку.

— Я знаю, вы очень заняты, но доверьтесь мне. Как только вы это увидите, захотите узнать больше.

Посреди номера закружились разноцветными снежинками тысячи световых точек. Облачко сгущалось. Заговорила губернатор Патриция Пардо. Майло выругалась и стала слушать дальше. Ничего хорошего политик не сказала.

Майло с ужасом следила за разрастанием войны, смотрела, как горят города и гибнут люди. И не поодиночке, а тысячами. Казни перед объективами камер вызвали у нее тошноту.

Изображение померкло, наступила долгая тишина. Ее нарушила Майло:

— Черт!

— Да, — кивнул Бентон. — Иначе не скажешь.

— От Конфедерации есть какой-нибудь отклик?

— Пока нет.

Дверь тихо загудела. Майло поднялась ответить на вызов.

Офицер охраны была из военных — «Предприятия Чен-Чу» охотно нанимала отставников. Отчасти потому, что это выглядело благородно, отчасти потому, что было хорошим вложением капитала. Женщину звали Джиллиан. Она казалась встревоженной.

— Простите, что беспокою, но дело дрянь.

Майло глубоко вздохнула, жалея, что не успела одеться, и жестом предложила офицеру войти.

— Никаких проблем, Джиллиан. Доктор Бентон показал мне голо. Что у вас?

— Мэм, в Лос-Анджелесе, Нью-Йорке, Мехико-Сити, Рио, Лондоне, Москве, Калькутте, Сиднее и Лиме в административные здания корпорации вторглись солдаты. Захвачена служебная документация, заморожены счета и по меньшей мере десять человек из вашей команды арестованы. Ваш фотоснимок демонстрируют программы, находящиеся под контролем правительства. Обещают сто тысяч кредитов за вас — живую или мертвую.

Эти слова потрясли Майло, в желудке шевельнулась ледяная струйка. Живую или мертвую?.. Что происходит? Может быть, Пардо сошла с ума? Майло поглядела в лицо охранницы и поняла, что это еще не все.

— Потери?

Джиллиан отрывисто кивнула:

— Да, мэм. Пока сто шесть человек, в основном из охраны. В том числе наш начальник.

Майор Хозе Мендоса был из числа выброшенных на улицу легионеров. Для должности начальника охраны он подходил как никто другой. У Майло словно перед глазами возникло его худое лицо, а в ушах зазвучал его громовой смех. Погиб при исполнении служебных обязанностей… Откуда-то изнутри, из глубины, поднялся гнев. И этот гнев она могла обуздать и использовать. Кому-то придется заплатить. Подонки!

— Джиллиан, мне очень жаль. Хозе был превосходным офицером.

Охранница кивнула:

— Так точно, мэм.

— А что происходит в других фирмах? С ними так же обращаются?

— Пока нет, — осторожно ответила Джиллиан, — хотя долго ждать не придется.

— Нас кто-то невзлюбил? Кто?

— Трудно сказать, — сдержанно проговорила Джиллиан. — У меня есть донесения из Лос-Анджелеса и Калькутты. Похоже, представители корпорации «Ноам» сопровождают мятежников и остаются хозяйничать в наших офисах, когда уходят солдаты.

Ну конечно! Давний непримиримый конкурент. У каждого военного переворота есть финансовая составляющая.

Майло вдруг почувствовала раскаяние. Ее вина — надо было внимательнее следить за политикой, больше денег тратить на промышленный шпионаж и что-то предпринять в отношении старика Ноама. А о чем думает дядя Серджи?.. Впрочем, теперь это не имеет значения. Будь он рядом, сказал бы: поступай, как считаешь правильным.

Она глубоко вздохнула:

— Ладно, к делу. Вот о чем я хочу вас спросить. Насколько мне известно, центр можно передвинуть. Верно?

Бентон озабоченно посмотрел на нее.

— Да, но это займет несколько недель, придется свернуть некоторые эксперименты. И денег потеряем столько, что…

— Тогда лучше начать немедленно, — посоветовала Майло. — Сейчас они накинутся на региональные представительства, но обязательно доберутся и до таких предприятий, как ваше. Не надейтесь, что их остановит бесприбыльность центра. Вас на семьдесят процентов субсидирует «Предприятия Чен-Чу». Они воспользуются этим как предлогом.

Джиллиан задумчиво кивнула:

— Я знаю идеально подходящее место — каньон милях в ста отсюда. Мы укрепим комплекс. Но что, если они явятся к нам через неделю или две?

Майло подумала и сказала:

— Плывите к Соле, попросите ее помочь. И помните: вдобавок ко всем своим уникальным талантам она еще и уполномоченный дипломат. Это убавит у них прыти.

Охранница удивленно посмотрела на Майло, поняла, что та не шутит, и кивнула:

— Есть, мэм!

— А как же вы? — обратился к Майло Бентон. — Я бы попросил вас остаться, но чувствую, это бесполезно.

— Да, — задумчиво подтвердила Майло. — Наверное, я бы отказалась. Прежде всего я должна позаботиться о своих людях. Надо, чтобы кто-то внес за них залог.

— Вас тоже арестуют, — здраво заметила Джиллиан. — Разве от этого будет лучше?

— Не знаю, — согласилась Майло. — Но ведь вы служили в корпусе морской пехоты… вы оставляли своих людей в беде?

Джиллиан распрямила спину:

— Никак нет, мэм.

— Мне нужна подлодка, — сказала Майло. — Через полчаса.

Бентон кивнул, и за бронированным пластиком кто-то зашевелился. Сола была начеку.

После шестичасового плавания на подлодке, двухчасового ожидания в аэропорту и десятичасового полета через Тихий океан осталось лишь потратить большую часть дня на дорогу до Сан-Франциско. Получилось бы и быстрее, не будь город окружен карантинными зонами.

Майло старалась не замечать ледяного кома в желудке. Одно дело — говорить смелые речи, и совсем другое — действовать. Что с того, что у нее есть документы на имя одного из сотрудников центра? Серьезной проверки они не выдержат. Хотя сотрудница похожа на Майло, достаточно поверхностного изучения сетчатки ее глаза, голоса и отпечатков пальцев — и правда раскроется. Но лучше такая маскировка, чем вообще никакой, особенно если учесть сумму, обещанную за голову Майло.

Она прошла вслед за толпой недавних пассажиров самолета несколькими коридорами и спустилась в зал. Охранник, простоявший на посту больше шестнадцати часов, взглянул на ее удостоверение, пробормотал «Добро пожаловать в Сан-Франциско» и махнул рукой — проходите. Один сотрудник аэропорта, кто именно — неизвестно, шестнадцать часов назад вывел из строя электронную систему идентификации. И таких актов саботажа, направленных против Независимого мирового правительства во главе с Пардо, было немало.

Майло. поблагодарила свою удачу и поспешила к выходу. Аэропорт был набит людьми, судя по очередям, всем не терпелось оказаться снаружи. Наконец она выбралась из здания и остановила автотакси. Пришла пора решать. Куда ехать? С кем встречаться? Повсюду расклеены объявления с ее фотографией…

Майло бросила сумку с вещами на заднее сиденье, уселась на переднее и скомандовала:

— В отель «Империал».

— «Империал», — снисходительно повторил голос. — Хорошо, мэм. Рады вам услужить.

— Хватит болтать, поезжайте.

— Ничто не доставило бы нам большего удовольствия, — ответил компьютер. — Прошу вставить в считыватель вашу действующую электронную карту.

Ворча, Майло выполнила просьбу, и такси пришло в движение.

В салоне пахло синтетикой, на металле перед пассажиркой было нацарапано: «Б. Д. любит М. Д». Майло вовсе не собиралась останавливаться в «Империале», но не прокладывать же электронный след к ее истинной цели. Хотя эта цель пока была неизвестна самой Майло.

Район залива избежал разрушений, постигших другие кварталы Лос-Анджелеса, и, если бы не многочисленные военные на улицах, выглядел бы как обычно. На основных перекрестках стояли танки, киборги и бронетранспортеры. Не требовалось особой прозорливости, чтобы понять, кто контролирует город.

Майло перебирала варианты. Их было мало. Можно обратиться в правительство — и сесть в тюрьму. А можно поискать помощи. Адвокатская контора «Бучанан, Эллисон и Гран» много лет обслуживала «Предприятия Чен-Чу», эти люди наверняка знают, что надо делать в таких ситуациях.

Приняв решение, она откинулась на спинку кресла и доверилась автоводителю. На улицах не было обычных заторов, и на маршрут ушло на десять минут меньше, чем прежде. С урчанием автотакси свернуло на подъездную дорожку, остановилось и выбросило электронную карточку на ладонь пассажирки. Отворилась дверца, Майло вышла из машины и забрала дорожную сумку.

Подкатил багажный робот. Майло взмахом руки отогнала машину, остановила другое такси и дала новый адрес. Через пять минут она снова высадилась. С залива налетал порывистый ветер, по коже Майло бежали мурашки. Она задрожала и пожалела, что не запаслась плащом. Но спохватилась — сейчас не о комфорте надо думать.

Майло огляделась, ничего из ряда вон выходящего не увидела и вошла в огромный вестибюль — сплошь полированный мрамор, скульптуры оргонтийских искусников и импозантные стойки. Цилиндрические лифты были снабжены считывателями отпечатков ладони. Человек в дорогом пальто сунул руку в щель в стене, повернулся и вошел в кабину подъемника.

Важные персоны не носят свой багаж и не нуждаются в помощи. Памятуя об этом, портье оглядел Майло с презрением, которого она, несомненно, заслуживала.

— Могу ли я чем-нибудь вам помочь?

— Да, спасибо. Мне нужны Бучанан, Эллисон и Гран. На унылой вытянутой физиономии дернулась кверху бровь.

— Позвольте спросить, кто желает их видеть?

У Майло имелась по меньшей мере сотня тысяч причин не называть своего имени, однако в противном случае у нее было мало шансов добраться до цели.

— Майло Чен-Чу.

Портье кивнул, поднял переговорное устройство и что-то произнес — что именно, Майло разобрать не удалось. Выражение его лица изменилось, рука указала на лифт.

— Воспользуйтесь восьмым номером… Сорок девятый этаж.

Уже легче. Опасность, конечно, не миновала, но хорошо, когда есть союзники. Особенно влиятельные, знающие законы вдоль и поперек.

Платформа остановилась с шепотком, раздвинулись облицованные деревом створки, и Майло вышла. Тридцать с лишним лет прошло с того дня, когда ее впервые привез сюда дядя, и за этот срок ничего не изменилось. Все тот же бежевый ковер, покрытые панелями стены, развешенные на них картины — длинный ряд партнеров, которые все до одного любили хмуриться.

Встречала ее очень привлекательная блондинка с короткой стрижкой.

— Мисс Чен-Чу! Рады вас видеть! Позвольте, я возьму вашу сумку. Следуйте за мной, пожалуйста.

Прежде чем Майло догадалась спросить блондинку, как ее зовут, та уже повернулась и пошла.

Офис принадлежал Жинье Бучанан. Провожатая распахнула тяжелые деревянные створки и поманила посетительницу за собой. Приемная была велика. Майло увидела в ее противоположном конце Жинье, она с бокалом в руке отвернулась от приставного стола.

Едва разглядев выражение лица девушки, Майло поняла, что обречена. А в следующий миг блондинка вдавила что-то твердое ей в спину. И прозвучал незнакомый голос:

— Кто к нам пожаловал? Сама Майло Чен-Чу, президент и исполнительный директор «Предприятий Чен-Чу»!

Майло повернулась, предмет, упиравшийся в спину, повернулся тоже.

Перед ней, протянув руку, стоял мужчина — стройный, привлекательный и уверенный в себе.

— Здравствуйте. Я Леши Кван. Ни капли не сомневался, что вы рано или поздно придете. Такие уж они, адвокаты, — и с ними плохо, и без них нельзя. Добро пожаловать в корпорацию «Ноам».

Глава 8

Корабль-разведчик блестящих вышел из гиперпространства, тщательно изучил систему, состоящую из трех планет, и нашел то, что искал.

Блестящим принадлежало два флота. В тот, о котором идет речь, входило 1347 судов, оснащенных самым современным оружием. Им командовал высший интеллект, известный под именем Гун.

Часть кораблей патрулировала границы звездной системы, чтобы вовремя предупредить флот в случае появления малейших признаков враждебной деятельности. Остальные окружили вторую от солнца планету. Те, что могли осуществить посадку, так и сделали, чтобы подкрепиться остатками когда-то могущественного общества, основанного на использовании паровых машин. Разведчики тем временем рыскали на орбите в поисках «пиши» для больших судов.

Корабли, окруженные защитным серебристым сиянием, мелькали, точно проворные блестящие рыбы в океане мрака. Они не испытывали ни малейшего сочувствия к тем, кто умер… или кого ждала смерть в ближайшие дни.

Передав серию опознавательных сигналов, разведчик объявил о своем присутствии и был снова принят в стаю. Разведчик не испытывал никаких чувств, он твердо знал, что так «правильно».

Гун заметил, что вернулась только относительно небольшая его часть, и отправил сквозь пространство виртуального посланника — часть самого себя, — чтобы выяснить у разведывательного модуля, как он справился со своей миссией.

Разведчик открылся для инспекции и наблюдал за тем, как Гун просматривает собранные за два года данные.

Высший интеллект потратил 2,1 секунды на анализ информации, внес ее в трехмерную карту, по которой путешествовал по галактике, и обратил внимание на след, оставленный траки.

На мысли о траки его навела луна, испещренная искусственными дорогами, полтонны металлического мусора и цивилизация каменного века, которая умела добывать железо. Напрашивался только один вывод: флот траки побывал в секторе 789-БНОКС-762, причем совсем недавно.

Довольный тем, что удалось обнаружить, Гун уже собрался покинуть разведчик, когда тот упомянул о пленных. Наверное, их следует допросить?..

Гун подтвердил, что понял вопрос, вошел в пузырьковую матрицу и занялся пленными. Они показались ему странными и чрезвычайно вздорными. Большинство из них функционировало на довольно примитивном уровне. Искусственные интеллекты почувствовали его присутствие, сразу поняли, что он собой представляет, и принялись лепетать какую-то математическую чушь.

Впрочем, болтовня вполне поддавалась переводу, и хотя по большей части она не имела никакой ценности, кое-что представляло некоторый интерес. К примеру, нашелся искусственный интеллект, заявивший, что ему сто пятьдесят тысяч лет. Этот навигационный компьютер был хорошо знаком с сектором космического пространства, в который направлялись траки. Кроме того, Гун обратил внимание на игровой блок — кто знает, может, удастся немного развлечься.

Элементы, представлявшие, по мнению Гуна, хоть какую-то ценность, были извлечены из хранилища и отправлены в один из резервных блоков памяти. Остальное он стер.

Затем Гун покинул разведчик, и тот присоединился к флоту, который продолжал насыщаться.

В последнее время Бог часто беседовал с Джеппом. К сожалению, Он всегда приходил к нему во сне, а проснувшись, старатель практически никогда не мог вспомнить, что Он ему сказал.

Однако этот разговор отличался от всех остальных, поскольку Джепп спал и знал, что спит, а следовательно, непременно должен был его запомнить.

Бог, который ужасно походил на отца старателя, улыбнулся и открыл рот, собираясь заговорить. По необъяснимой причине Джепп сразу понял, что высшее существо сейчас сообщит ему, для чего он появился на свет, и даст какое-то чрезвычайно важное задание. Еще ни разу в жизни он не переживал такого восхитительно теплого чувства значительности происходящего.

Как только отец заговорил, какая-то сила попыталась вытащить Джеппа из сна, и он крикнул:

— Нет! Я не пойду!

Но сила, проникшая в сон, не сдавалась. Она все-таки выволокла человеческое существо из сна и швырнула в тот самый мир, из которого он так недавно бежал. Старатель открыл глаза и, оглядевшись по сторонам, выругался, увидев, что по-прежнему находится в брюхе инопланетного корабля. Ничего не изменилось. Все как и раньше. Или все-таки нет?..

И тут он понял. Гудение! Треклятое, не смолкающее никогда монотонное гудение стихло. Джепп целых десять секунд наслаждался наступившей тишиной.

Неожиданно ему в голову пришла страшная мысль: а если корабль дрейфует в космическом пространстве? И не в состоянии больше производить кислород, столь необходимый ему для дыхания? Или падает на ближайшее светило? Нет ничего хуже неизвестности, особенно когда ты не можешь выяснить, что происходит.

Старатель вылез из импровизированного спального мешка и хотел встать, однако в этот момент палуба наклонилась, корпус заскрипел и корабль наткнулся на какое-то препятствие. Джеппа охватило секундное облегчение. Похоже, они приземлились… или состыковались с другим судном. Только вот зачем? И что ждет впереди?

Прекрасно понимая, как важно сохранить остатки припасов, и стараясь подготовиться к неизвестному будущему, Джепп сложил самое необходимое в большую спортивную сумку. Учитывая, что ему пришлось взять еще и скафандр, сумка получилась тяжеленная. Совсем еще недавно старатель страдал от излишнего веса, однако теперь ужасно похудел. У него осталось пять упаковок концентрата и одна энергетическая плитка. Джепп заставил себя разломить ее пополам и откусывал по маленькому кусочку, стараясь жевать как можно медленнее. Он проглотил последнюю крошку и запил ее тепловатой водой, когда все вокруг начало меняться.

Контакты замкнулись, завыли двигатели, перегородки заскользили вверх и исчезли из виду. Джеппа окатила волна свежего, холодного, точно сам космос, пахнущего озоном воздуха.

Мир наполнили самые разные звуки — металл реагировал на смену температуры, за переборкой завыл двигатель, что-то загрохотало…

Джепп накинул за спину скафандр, зажал в левой руке сумку, а в правой — метатель стрелок и осторожно выбрался из своего укрытия. Он чувствовал, как отчаянно колотится в груди сердце. А вдруг его поджидают инопланетяне? Как они отреагируют? Что он должен им сказать?

Краем глаза Джепп уловил какое-то движение, и метатель тут же пришел в боевую готовность… Нано! Мощный поток серебристой субстанции проник внутрь и потек в сторону человека.

Старатель наблюдал за тем, как он разделился на три рукава: два развернулись и заскользили по боковым коридорам, а третий остался в центральном.

Нано пытались определить, какие повреждения получил корабль, — по крайней мере такое у Джеппа сложилось впечатление. Следовательно, они внешние. В конце концов, если корабль в состоянии самостоятельно ликвидировать неисправности, зачем ждать?

Довольный своими выводами, Джепп зашагал вдоль пульсирующего потока в сторону его источника. Он миновал один из поврежденных отсеков и сквозь отверстие с рваными краями увидел диковинный свет, напоминающий светящиеся зонтики одуванчика.

Поток нано стал гуще, разветвлялся во всех направлениях, проникал сквозь кажущиеся непроницаемыми перегородки, покрывал палубу, рисовал причудливые картины на потолке. Пройти, не наступив на один или сразу несколько серебристых ручейков, было практически невозможно, и Джепп неожиданно сообразил, что идет на цыпочках, опасаясь испортить какое-нибудь крошечное устройство — как-то отреагирует корабль?

В открытый люк лился свет. Человек переступил через переплетение ручейков нано и осторожно выглянул из-за угла. Его глазам предстало поразительное зрелище.

Посадочная площадка оказалась огромной, и Джепп увидел дюжины судов такого же размера, как и то, на котором он находился, выстроившихся ровными аккуратными рядами.

Старатель подозревал, что на самом деле их гораздо больше, только он не в состоянии увидеть все, поскольку тысячи нано-нитей протянулись сверху и превратили корабли в серебристые металлические коконы.

Впрочем, сквозь нано-джунгли ползали, разъезжали или просто прохаживались механизмы всевозможных форм и размеров. Их поверхность мерцала тем же серебристым сиянием, что и корпуса машин, которые они обслуживали. Их создателей нигде не было видно — справедливости ради следует заметить, что Джепп не очень стремился с ними познакомиться.

Некоторые механизмы покрупнее имели овальные головы, узкие плечи, две руки, невыразительный торс и длинные стройные ноги. Образ тех, кто их построил? Оптимальная форма, разработанная для выполнения определенных функций?

Джепп понимал, что не следует давать волю разыгравшемуся воображению, но не сдержался и представил себе общество инопланетных автоматов, в котором существует строгая иерархия. На самом верху диковинной экосистемы, представленной разнообразными роботами, стоят двуногие, за ними следуют машины, которые ползают, ездят, ходят или лазают. А на нижней ступени — нано.

Джепп решил покинуть корабль. Еще несколько мгновений назад он стоял, выглядывая сквозь открытый люк, а в следующее уже спустился вниз и начал осторожно пробираться в лабиринте нано.

Роботы были повсюду. Они его видели, не могли не видеть, но никак не реагировали. Во всяком случае, до тех пор, пока он держался от них подальше. Иначе его ждали серьезные неприятности. Старатель обнаружил это, как только попытался пробиться сквозь занавес нано — от сильного удара на голове выросла громадная шишка.

Он шарахнулся назад, стараясь понять, какая из похожих на змей ложноножек на него напала… и решил выбрать другую дорогу.

Роботы знали о его существовании, но не обращали на него особого внимания. Словно он маленькая муха, летающая по дому, а хозяин не считает нужным за ней гоняться. Если только он не сядет на пищу, чем разозлит хозяина, или еще каким-нибудь образом навлечет на себя неприятности. Тогда машины с ним разберутся — тут никаких сомнений не оставалось.

Решив вести себя как можно незаметнее, старатель зигзагом промчался по огромной палубе. Над головой у него то и дело возникали пучки света, один пристроился рядом и проводил Джеппа до огромного шлюза, в котором без проблем разместилось бы пятьдесят человек.

Джепп с интересом оглядывался по сторонам. Похоже, материнский корабль сконструирован для того, чтобы служить живым существам, однако их почему-то нигде не видно.

Он вошел в шлюз, провел рукой по уже ставшим знакомыми рычагам управления и стал ждать, когда закроется люк. В дальнем конце посадочного поля, за коконами кораблей виднелась громадная взрывостойкая дверь.

Три машины, ни одна из которых не имела ничего общего с гуманоидами, решили составить Джеппу компанию. Путешествие через шлюз заняло меньше трех минут — но человеку показалось, что оно длилось вечно.

Зеленые, влажные после утреннего дождя, освещенные рассеянным светом джунгли. Восхитительный теплый воздух, насыщенный ароматом цветов ноу.

Ворга бежал, прижимаясь к земле и быстро перебирая всеми шестью лапами, ловко скользил сквозь листву, перескакивая через опутанные зеленью поваленные деревья и ручьи с прозрачной водой.

Джунгли звали… Ворга повел носом, почувствовал запах и низко, глухо зарычал.

Листва шевельнулась, и воргу обдало ветром — мимо промчался аэромобиль хозяина. Хотя пока и не совсем разумные, ворги были высокоразвитыми существами. Хорт знал, что хозяин любит участвовать в охоте, и потому замедлил шаги. Впрочем, беспокоиться не стоило. Самка потратила почти все силы во время предыдущей стадии погони.

Как и большинство ее предков, самка выросла в одном из городов планеты и боялась густого зеленого лабиринта, поэтому поляна показалась ей даром богов — местом, где можно спрятаться от джунглей и обдумать свой следующий шаг. Чешуя наложницы сверкала на солнце, грудь тяжело вздымалась, одежда висела на теле живописными лохмотьями. Она увидела камень и решила на него присесть.

Именно в этот момент из-за линии деревьев появился ворга, у него над головой парил аэромобиль. Если бы Хорт родился на десять тысяч лет позже, он непременно задал бы себе вопрос, почему самка приговорена к смерти, а ему выпала роль палача. Но его время еще не пришло — сейчас ворга чувствовал только голод и желание убивать. Он выскочил из зарослей кустарника, промчался через поляну и метнулся к горлу самки. Добыча увидела его, вскинула руки и завизжала.

… Ворга проснулся. Сон был таким реальным, что он продолжал ощущать ужас наложницы. Только тут Хорт понял, что это что-то другое — его сверхчувствительных ноздрей коснулся приятный мускусный аромат.

Ворга, обладавший способностью впадать в спячку, если понадобится, на сотни солнечных закатов, удобно устроился, зацепившись за потолок, — отличное место, где ничто никогда на тебя не свалится. Его шкура могла воспроизвести практически любое место, которое он для себя выбрал, и сейчас отливала серебристым металлическим блеском. Хорт принюхался, потом еще раз и вдруг почувствовал, что ужасно проголодался.

Наконец-то можно поохотиться. В последний раз он обедал очень давно и уже забыл, что ел. Короткого? Того, что весь состоял из костей? Или длинную скользкую штуку? Не важно. Металлический мир совсем другой, но еда это еда, и он ее добудет.

Коридоры показались Джеппу запутанным лабиринтом, однако он продолжал шагать вперед. Целых пятнадцать минут. Старатель повернул направо, потом налево, опять направо. И снова оказался у входа в шлюз. Прогулки подобного рода раздражали, но что гораздо важнее, были чрезвычайно опасны. Адреналин перестал бушевать в крови Джеппа, он понял, что ужасно устал, у него кружилась голова. Необходимо найти еду. Нужно сосредоточить все силы — как же мало их осталось — на том, чтобы отыскать что-нибудь съедобное.

Как? Куда идти? Что делать? Роботы в пище не нуждаются, значит, надеяться на них нечего. В таком случае где искать? Джепп погружался в пучины отчаяния и лишь усилием воли заставлял себя думать. Тащить одновременно скафандр и сумку невозможно. Придется их бросить.

Лабиринт коридоров отнимал силы и драгоценную энергию. Нужно оставлять отметки. Старатель порылся в сумке, нашел банку с голубой краской, которая разбрызгивалась при помощи пульверизатора, и посмотрел на индикатор. Осталась половина. Должно хватить.

Шлюз с шипением открылся, выпустив две гуманоидного вида машины, и снова закрылся. Роботы посмотрели в его сторону, но продемонстрировали полное отсутствие интереса.

Старатель засунул свое имущество в угол, надеясь, что с ним ничего не случится, и последовал за роботами. Он рисовал на стенах голубые стрелки, буквы «X» и оставлял короткие надписи, чтобы не заблудиться.

Неожиданно Джепп заметил кое-что интересное — и внутри у него все похолодело. На некоторых переборках красовались отметки, не его, — мелкие, выписанные от руки тоненькие линии, вот почему он не сразу их разглядел. До сих пор ему не приходилось видеть похожих букв, но с какой целью они тут оставлены, не вызывало никаких сомнений. Еще один несчастный столкнулся с той же самой проблемой и принял такое же решение. Удалось ли инопланетянину выжить? Есть ли у него — или у нее — пища? Существовал только один способ узнать.

Джепп дотронулся до метателя стрелок, и ему стало немного легче.

Роботы уверенно шагали вперед, повернули налево, а потом направо. Они остановились на некоторое время — один из них воспользовался розеткой на стене, затем снова пустились в путь.

Старатель следовал за ними, потому что они направлялись в какое-то определенное место — все лучше, чем никуда.

Они миновали множество отсеков. Большинство было закрыто, но некоторые пялились на Джеппа распахнутыми дверями, похожими на пустые глазницы. Наверное, жилые помещения. Для загадочных существ, построивших корабль? Вряд ли он когда-нибудь узнает.

Машины еще раз свернули направо, Джепп оставил очередную отметку, завернул за угол, и от изумления у него отвисла челюсть. На стене маркером было написано: «Дом, милый дом». Слова окружали самые разнообразные надписи, диаграммы и рисунки. Все на стандартном языке. Человеческое существо! А даже если и не человеческое, то гражданин Конфедерации! Симпатичные стрелочки указывали на дверь, и казалось, приглашали гостей войти внутрь.

Джепп быстро огляделся по сторонам. Роботы куда-то исчезли, вокруг никого не было. Старатель вытащил оружие, положил ладонь на дверь и стал ждать, когда она откроется. Преграда с тихим жужжанием скользнула в сторону, Джепп приготовился к неожиданной встрече, может быть, к бою. Однако ничего не произошло.

Медленно, чтобы не активировать неизвестную ловушку, он вошел в отсек. И сразу понял, что бояться нечего. Хозяин оказался дома… но явно был не в форме. Высушенное тело, наверное, просидело в углу очень долго. Месяцы? Годы? Обрывки грязной серой кожи все еще болтались на белых костях. Пучки когда-то черных волос усеивали залатанный скафандр. На груди мумии золотой нитью было выведено имя — «Парвин». На коленях лежал портативный блокнот.

Джеппу показалось, что череп над ним потешается, когда он заметил гору составленных друг на друга коробок. Неужели правда? Неужели на этикетках действительно написано то, что ему кажется? Старатель постоял несколько минут с закрытыми глазами, затем сделал два шага вперед и снова прочитал надпись: «Неприкосновенный запас продовольствия — пригоден только для людей».

Джепп вздохнул и вернулся на свое прежнее место. Сколько здесь коробок? По меньшей мере сто! Одна проблема решена.

Его охватило сильное, почти непреодолимое желание вскрыть одну из коробок и наесться до отвала. Рот наполнился слюной.

Медленно, с благоговением Джепп достал половину энергетической плитки, снял обертку и засунул весь кусок в рот. Он принялся быстро жевать, желание притупилось, и он даже вспомнил, что, пожалуй, наступил подходящий момент для молитвы.

— Спасибо тебе, Господи. Спасибо за то, что спас мне жизнь. Покажи мне путь, и я им пойду.

Если Бог его и услышал, виду Он (или Она) не подал. Джепп нашел пыльную флягу и, взывая ко всем святым, чтобы вода оказалась хорошей, сделал большой глоток. Вода отдавала хлоркой, но жажду утолила. Старатель завинтил крышку, положил флягу там, где ее оставил Парвин, и задумался.

Сколько всего нужно сделать! Перенести сюда вещи, произвести элементарное вскрытие тела Парвина и подыскать для себя новый дом — на случай, если у следующего гостя будут антиобщественные наклонности.

Джепп уже собрался уйти и вернуться к шлюзу, когда его взгляд упал на блокнот, зажатый в костлявых руках Парвина.

Скорее из любопытства, чем по какой-либо другой причине, Джепп подошел поближе, наклонился вперед и чуть повернул голову вбок. Голографическое изображение было как новенькое. Маленькая девочка, лет десяти, хорошенькая, с черными длинными волосами. Внизу страницы резвились веселые буквы, (они замрут только тогда, когда погаснет свет в отсеке) — «Я люблю тебя, папочка. Возвращайся скорее домой».

Робот производил рутинную проверку состояния коммуникаций корабля, когда почувствовал какое-то движение. Машина наставила сенсор в нужном направлении. Однако вместо другого робота увидела лишь едва заметное тусклое мерцание.

Робот включил инфракрасный свет. Правильно — длинное, небольшое существо с несколькими ногами. Впрочем, в списке многочисленных опасностей о нем ничего не сказано.

Быстрая проверка подтвердила, что количество тепла, выделяемого существом, находится в пределах допустимой нормы и, следовательно, не представляет для корабля никакой угрозы. Робот вернулся к прерванной работе.

Ворга принюхался, учуял тот же загадочный аромат и помчался дальше по коридору. Где-то там разгуливает обед — а Хорт проголодался.

Глава 9

Форт Камерон расположился на сухой каменистой равнине и, если не считать установок для запуска ракет, выстроившихся ровными рядами антенн и посадочных площадок, тут и там украшавших голый неприветливый пейзаж, ничем не отличался от забытых Богом аванпостов, принадлежавших Легиону в Северной Африке многие века назад.

Генерал Мортимер Каттаби, опираясь на локти и прижимаясь к земле, немного продвинулся вперед и достал бинокль. Зажужжал моторчик, и в следующее мгновение его глазам предстала громадная трущоба, известная под названием «Город Наа».

Поселок состоял из сотни ветхих землянок, укрепленных кусками металла или пластика, которые достались жителям самыми разными путями — кто нашел, кто выпросил, а кто и украл.

Офицер повел биноклем справа налево. В правом углу экрана побежали строчки — расстояние, альбедо и прочие ничего не значащие данные. А имело значение то, что дым поднимался далеко не из всех труб, на веревках практически не видно белья, а узкие, кривые улицы казались пустынными. Где малыши? И старики, греющиеся на теплом солнышке? Неудивительно, что разведчики заволновались.

Каттаби повернул бинокль таким образом, чтобы видеть сам форт, и внимательно изучил верхний парапет. На ветру трепетал флаг Конфедерации, на мачтах вертелись сенсоры, часовой стоял на своем посту. Все как обычно. Или нет?..

Каттаби никогда не любил подолгу заниматься бумажной работой и быстро уставал от задирающего нос генерала Штоля, поэтому он решил провести недельку в действующей армии. Марш-броски, стрельбы, перебежки по пересеченной местности и горы отлично помогают сохранить хорошую физическую форму и отточить военное мастерство.

Все шло просто замечательно до тех пор, пока разведчики не начали доставлять весьма странные донесения. Они утверждали, будто с фортом что-то не так. И это несмотря на то, что радиосвязь не прерывалась и все выглядело совершенно нормальным.

Девять из десяти офицеров не обратили бы внимания на доклады разведчиков и отправились бы в форт. Но не Каттаби. Он прошел практически немыслимый путь от рядового до генерала и научился доверять своим людям. Не иногда, а всегда, даже когда допускал, что они ошибаются. Вот почему он не только выслушал, но и совершенно серьезно отнесся к их сомнениям и решил проверить все сам.

Офицер отполз под прикрытие валуна, прижался к земле так, чтобы глаза находились на уровне горизонта, и убрал бинокль.

Заместитель командира батальона майор Кирби, капитаны Неутомимый Бегун, Примаков и Вердин ждали, когда он заговорит. Командир разведчиков Оружейник стоял не много в стороне — рядом с начальством, но не из их числа.

Каттаби покачал головой:

— Здесь и в самом деле что-то не так…

Лицо Оружейника ничего не выражало, хотя вся его поза показывала, как он горд тем, что оказался прав.

Каттаби собрался что-то сказать, однако замолчал, когда по земле пронеслась тень. Оружейник поднял голову, увидел разведывательный катер Легиона и поднял оружие. Машину наверняка послали из форта.

До цели было далеко, к тому же она находилась в движении, но ни то, ни другое не имело значения. Наа сделал залп из трех выстрелов. Катер покачнулся и, вращаясь вокруг собственной оси, начал падать на землю.

Каттаби чуть приподнял одну бровь.

— Ты выбрал не дешевую мишень, чтобы потренироваться в стрельбе, сержант.

Все вокруг заухмылялись.

— Ладно, — продолжал Каттаби. — Не знаю, что тут у них стряслось, но в форт мы не пойдем до тех пор, пока не разберемся с этой головоломкой. Рассредоточиться, окопаться и ждать новых распоряжений.

Офицеры отдали ему честь и отправились в свои подразделения выполнять приказ.

Капрал Андреа Акоста ничего подобного не ожидала. Сержант Гюнтер ударил ее по лицу с такой силой, что она вылетела из своего кресла и сползла на отполированный до блеска пол.

Акоста выругалась и начала подниматься, когда нога в армейском сапоге прижала ее к полу. Лицо Гюнтера стало свекольного цвета.

— Ты, бесполезная сука! Тебе приказали заманить их в форт… а не заставить отступить! Пошли. Ты все испортила — ты и доложишь Девейну.

Он подал сигнал двум своим дружкам, и те подхватили Акосту под руки.

Оперативный пункт (ОП) занимал большое помещение, сплошь заставленное мониторами, пультами и прочим необходимым оборудованием. Около двух третей персонала ОП приняло активное участие в мятеже — или умудрилось его пережить. Многие испытывали сомнения, но, как и Акоста, вслух не роптали.

Дружки Гюнтера, не обращая внимания на протесты, выволокли оператора наружу. Акоста что-то невнятно бормотала, а легионеры молча тащили ее по коридору.

— Рукоять заело! Она расшаталась… разведчик поднялся в воздух…

— Прибереги свои оправдания для Девейна, — заявил один из легионеров. — Киборг просто обожает разные сказки.

Его напарник расхохотался.

Акоста остановилась, точнее, попыталась остановиться, но сильные руки легионеров приподняли ее в воздух. Носки отполированных до блеска сапог Андреа оставляли черные полосы на идеально чистом полу.

Как раз в тот момент, когда они подошли к лифту, дверь раскрылась. Пассажирам хватило одного взгляда, чтобы поспешно разойтись по своим делам. Они отлично знали, куда ведут пленницу, и не хотели иметь к этому никакого отношения.

Большая часть крепости располагалась под землей, надежно защищенная от бомб, ракет и обстрела с орбиты. Однако комнаты для дежурных экипажей и команд технического обслуживания, где сменившиеся с постов киборги проводили большую часть времени, находились одним этажом ниже поверхности планеты. Поэтому, несмотря на то, что Девейн командовал всей крепостью, его тело, весившее пятьдесят тонн, могло поместиться только в одном месте.

Да, он вполне мог переместить свой мозг в биоформу. созданную специально для этой цели и размером не превышавшую стандартного человека, но тогда ему пришлось бы остаться без источника могущества, а именно энергетических пушек, ракет, орудий Гейтлинга и другого оружия, сыгравшего столь важную роль во время восстания. Стоит киборгу покинуть свое тело, даже ненадолго, как он станет уязвимым.

Вот почему лифт остановился на втором уровне, и боевики, протащив Акосту через серию надежно защищенных, даже от прямого попадания снаряда дверей, втолкнули провинившегося оператора в отсек для технического персонала. Здесь стояла ужасная вонь. Оглядевшись по сторонам, Акоста поняла, что сейчас потеряет сознание.

Тела, часть из которых находилась здесь около двух суток, были свалены в огромные кучи, точно жертвоприношение перед языческим алтарем, установленным на залитом кровью полу. Лучшая подруга Акосты лежала на спине, а по ее лицу ползали насекомые, забирались в рот и глаза.

Прозвучал сигнал, Акоста подняла голову и увидела Девейна.

Какой-то безумный инженер потратил не один час, конструируя чудовище с огромными сверкающими глазами, большим ухмыляющимся ртом и острыми точно бритва зубами.

Акоста повернулась и бросилась бежать. Боевики поймали ее и вернули на место.

Металлический голос синтезатора звучал холодно, словно доносился из другого мира:

— Отлично сработано, Акоста. Мы все подготовили для того, чтобы заманить сюда Каттаби, а ты его напугала.

Тот факт, что Девейн знает о происшествии, удивил бы оператора ОП, если бы ей не было известно, что Девейн имеет доступ ко всем управляющим системам форта.

— Итак, — спокойно продолжал киборг, — как же нам поступить с куском дерьма по имени Андреа Акоста? Дадим ей наряд вне очереди? Нет, придумал! Давайте лучше выпустим ее вонючие кишки и намотаем их ей на шею. Звучит неплохо, верно, ребятишки?

Акоста посмотрела на свою мертвую подругу и облизнула губы. Сквозь страх пробивался внутренний голос, который настойчиво повторял: «Он тебя убьет! Сделай что-нибудь!»

Акоста притворилась, будто потеряла сознание, почувствовала, как хватка одного из парней ослабла, и быстро выпрямилась. Она изо всех сил лягнула второго боевика, попала — тот охнул и выругался — и бросилась бежать.

Не из комнаты, как ожидали ее враги, а вперед, туда, где лежали мертвые тела. С трудом удерживая равновесие на скользком полу, Акоста полезла на груду тел. Ее план был совсем прост: пробраться внутрь Девейна, где она получит короткую передышку.

Прошло примерно две секунды, прежде чем Девейн понял, что произошло, и сообразил, какие могут быть последствия. В основном все его оружие было сконструировано для дальнего боя. Следовательно, у него оставался лишь квод с орудием Гейтлинга, малокалиберные пулеметы и шесть гранатометов.

Киборг деактивировал защиту и услышал, как биотела прокричали предупреждение в тот момент, когда завыли сервомеханизмы и появилось орудие Гейтлинга, которое открыло огонь.

Легионеры бросились врассыпную. Во все стороны летели куски плоти, костей, в воздух взмывали фонтаны крови. Акоста тем временем добралась до вершины груды тел, споткнулась о чью-то вытянутую ногу и покатилась на другую сторону.

Она летела вниз, а мертвецы пытались ей помешать, остановить — чей-то кулак угодил в лицо, нога в тяжелом армейском сапоге попала в бедро, локоть врезался в живот. Вдогонку Акосте неслись смертоносные пули, прорыли глубокую траншею среди тел… и вдруг орудие замолчало. Сработал механический стопор.

Зная, что во время сражения всякое случается, инженеры-проектировщики позаботились о том, чтобы кводы Легиона не перестреляли друг друга.

Девейн об этом забыл и все еще находился в процессе осознания случившегося, когда Акоста скатилась на дюракретовый пол, вскочила на ноги и посмотрела на опущенные сходни. Не теряя времени на размышления, она бросилась вперед.

Киборг выругался и, зная, что опоздал, приказал сходням подняться.

Под ногами Акосты вибрировал металл, когда она мчалась к грузовому отсеку. Она почувствовала, что платформа начала подниматься, метнулась вперед и успела проскочить внутрь.

Инженеры предусмотрели все варианты. А вдруг киборг будет ранен или убит? Никаких проблем — панель управления, на которой имеется даже кнопка автоблокировки, обеспечит пассажирам доступ к жизненно важным системам и возьмет на себя командование сходнями.

Акоста отбросила крышку экстренной системы управления, подождала, когда захлопнется люк, и нажала на кнопку. Затвор скользнул на место. Все, дверь закрыта, мятежникам понадобится лазер, чтобы ее отсюда вытащить.

Утратив контроль за ситуацией, Девейн выкрикнул что-то невнятное и принялся поливать помещение, в котором находился, тридцатимиллиметровыми пушечными снарядами. Погибло три Десантника III, один Десантник II и девять биотел. Было уничтожено оборудования на полмиллиона кредитов.

Акосте потребовалось целых десять минут, чтобы перестать дрожать и сообразить, что она все-таки не умрет. Вот тогда-то и наступило время «думать, готовиться и действовать». Так ее учили, и хотя ситуация сложилась совсем не простая, Акоста собиралась действовать по правилам.

Из-за того, что планета быстро вращалась, район экватора выдавался вперед, в результате возникла поразительной красоты горная гряда. Многие пики достигали более восьмидесяти тысяч футов в высоту, но из-за перепадов гравитации на полюсах и экваторе весили всего половину того, что весили бы на Земле. Когда подходил к концу очередной день длиной в два часа сорок минут, покрытые снегом вершины из розовых становились пурпурными.

В районе, занятом Каттаби и его армией, мгновенно стемнело. Легионеры принялись оборудовать позиции в горах, тут и там мелькали веселые огоньки укрепленных на касках лампочек.

Хадатане когда-то сильно бомбили этот сектор, затем его активно использовали для разного рода армейских учений, вот почему весь район оказался изрезанным полуобвалившимися траншеями, пропахшими мочой бункерами и старыми окопами. Очень опасное место, особенно ночью. Медики уже приступили к своим обязанностям и занимались разного рода порезами, растяжениями и ушибами.

Сержанты, обеспокоенные тем, что кто-нибудь из подчиненных может провалиться в старую траншею и остаться там навсегда, начали обход позиций. Одна из них сердито выругалась, когда свалилась в воронку, оставшуюся после взрыва бомбы. Ее ребята ужасно развеселились, но довольно скоро пожалели о своей несдержанности.

Командный пункт (КП) разместили в бывшем домицилии, покинутом много лет назад, — спальные полки, очаг и аромат благовоний, типичный для большинства домов наа. Впрочем, Каттаби не волновало, кто здесь жил. Важно, чтобы строение было достаточно надежным и смогло защитить людей от шрапнели.

Генерал кивнул одному из своих телохранителей, поздоровался с батальонным курьером и вошел на КП. В старом очаге горел огонь. Каттаби тут же ощутил благословенное тепло и с благодарностью принял протянутую солдатом чашку обжигающе горячего чая. Напиток его немного успокоил и позволил сосредоточиться.

Сомнений больше не оставалось. Произошло что-то ужасное, недаром им не удалось установить с фортом нормальную радиосвязь.

Нет, разговоры, конечно, велись в большом количестве, но все они поражали своей несерьезностью. Голоса операторов звучат вполне убедительно, однако офицеры на связь не выходят. Почему? Потому что слишком заняты? Так по крайней мере утверждают операторы. Или причины гораздо более серьезные и зловещие? Широкомасштабный мятеж? Может быть, разведчики знали о том, что должно произойти до того, как покинули форт? Это объясняет их уверенность… А как же солдаты и офицеры, находящиеся у него в подчинении? Похоже, они не имеют к заговору никакого отношения. Почему?.. Бессмыслица какая-то.

Одно известно наверняка: генерал Штоль не в состоянии молчать даже пару секунд, Каттаби уже давно получил бы от него какое-нибудь идиотское сообщение. Да, случилось что-то по-настоящему ужасное, раз от Штоля ничего не слышно. Только вот что?

Не успел генерал отыскать ответ на свой вопрос, как из темноты вынырнул Оружейник. На плечах легионера лежал снег. Каттаби разозлился, что его размышления прервали, и не стал скрывать раздражения.

— Да? В чем дело?

Наа спокойно сообщил:

— Гости, сэр. Хотят с вами поговорить.

— Гости? — нахмурившись, переспросил генерал. — Какие такие гости?

Сержант пожал плечами:

— Люди, сэр. С телохранителями наа.

— Имена?

— Були, сэр. Майор Билл Були, в отставке, и его жена, капитан Конни Кробак.

Каттаби уже приходилось слышать эти имена. Их знали все. Майор Билл Були вместе с капитаном Конни Кробак, впоследствии ставшей его женой, сражались здесь с хадатанами. Когда война закончилась, они отправились в один из малоисследованных районов планеты. Время от времени они давали о себе знать, в особенности когда дело касалось благополучия какого-нибудь племени, но видели их редко.

Кажется, у них есть сын? Майор? Или полковник? Да, Каттаби вспомнил, что слышал про сына Були… если его гости действительно те, за кого себя выдают.

Оружейник, казалось, понял, о чем подумал командир, и вытянул вперед руку:

— Майор дал мне это, сэр.

Каттаби взял шкатулку, обратил внимание на то, какая она тяжелая, и открыл крышку. Сомнений ее содержимое не вызывало — голографическое изображение печати Конфедерации, настоящее золото. Президентская медаль «За Отвагу». Высшая награда Конфедерации.

Генерал откашлялся и приказал:

— Спасибо, сержант. Пригласи гостей.

Прошло почти три минуты, прежде чем Каттаби услышал шорох шагов по гравию. Два воина наа, увешанные оружием, бесшумно скользнули в домик и внимательно изучили обстановку. Один из них кивнул и сказал что-то в горловой микрофон.

Первой появилась женщина. Она прожила долгую и трудную жизнь, но высокие скулы, ясные голубые глаза и четкие линии губ говорили о еще не увядшей красоте. Она была в длинном, отделанном мехом плаще, под которым виднелась перевязь с кобурой, и в отличного покроя брюках. Черные высокие сапоги дополняли костюм. Каттаби почувствовал, что за прошедшую долю секунды его разобрали на составные части и подвергли строгому анализу и оценке. Улыбка гостьи озарила светом всю комнату.

— Генерал Каттаби, я очень рада с вами познакомиться. Меня зовут Кробак.

Каттаби взял руку гостьи в свою, ощутил ее тепло и вдруг почувствовал себя мальчишкой, пришедшим на танцы. В Конни Кробак было что-то царственное, словно она отличалась от окружающих и отлично это понимала.

— Вы оказали мне честь, мадам. Или мне следует называть вас «капитан»?

Кробак фыркнула, точно юная девушка:

— То было в другой жизни, генерал. Возможно, вы знакомы с нашим сыном? Полковник Билл Були.

— Я о нем слышал… хотя не имел удовольствия встречаться лично.

Похоже, его слова огорчили женщину.

— Не важно… Позвольте представить вам моего мужа. Билл, генерал прямо перед тобой.

Уильям Були II улыбнулся, и его жена отошла в сторону, чтобы не стоять на пути. Черные отверстия зияли там, где должны были находиться глаза Були. Он потерял один, ему его заменили, он снова его лишился. Болезнь отняла другой.

Впрочем, бывший легионер, казалось, прекрасно знал, где что находится. Он протянул руку.

— У вас потрясающая репутация, генерал, — насколько мне известно, заслуженная.

Каттаби пожал протянутую руку и вернул Були медаль.

— Отличная визитная карточка, майор. В мире таких немного.

Були улыбнулся, убрал шкатулку в карман и показал на огонь:

— Не возражаете, если я присяду? Ноги совсем не те, что раньше.

Легионер поставил стул, а Кробак сняла с мужа плащ и повесила его у огня. То, как она это сделала, говорило о многом, и Каттаби вдруг почувствовал зависть. Чтобы добиться своего нынешнего положения, он многим пожертвовал — и прежде всего возможностью иметь семью.

От плаща начал подниматься пар. Були с благодарностью принял из рук легионера чашку чая, сделал маленький глоток и повернул пустые глазницы в сторону Каттаби.

— Мне жаль, что так случилось, генерал. Но вы сумеете отбить форт.

Каттаби с радостью ухватился за представившуюся возможность.

— Я рад получить хоть какую-то информацию.

Старик кивнул:

— Как и мой отец, а до него дед, я являюсь «Вождем вождей». В основном это формальная должность, поскольку другие вожди редко делают то, что я предлагаю, однако некоторые преимущества мое положение дает. Например, обеспечивает меня исключительно ярким костюмом и разветвленной разведывательной сетью. Шпионы главным образом заняты тем, что присматривают друг за другом, но кое-кто из них живет в Городе Наа, а некоторые работают в форте.

Каттаби забыл, что собеседник слеп, и кивнул в ответ. Наа следят за Легионом с тех пор, как его представители впервые приземлились на планете, и, несмотря на нескончаемые попытки с ними бороться, умудряются тем или иным способом внедрить своих агентов в форт.

— Благодаря данному обстоятельству, — продолжал Були, — я могу сообщить вам следующее: мятеж, который, возможно, связан, а возможно, и не связан с событиями в других регионах галактики, начался позавчера, примерно в десять утра. Его возглавляет квод по имени Девейн.

Каттаби нахмурился, пытаясь вспомнить киборга, о котором шла речь.

— Я боялся чего-то подобного. Пожалуйста, продолжайте.

Були закашлялся и сделал еще глоток чая.

— Восстание началось во время утренней поверки. Тот, кто его спланировал, отличается незаурядным умом, поскольку именно в это время большинство офицеров и сержантов собираются в одном месте.

Каттаби живо представил себе, что произошло во время той поверки. Офицеры и сержанты стоят впереди, за спинами у них выстроились ряды легионеров. А за ними Десантники III, Десантники II в белоснежных кепи и огромные, размером с танк, кводы.

Каттаби посмотрел в глаза своего гостя, но не увидел ничего, кроме шрамов.

— И что же произошло?

Були поморщился:

— Ничего хорошего. Штоль произнес речь, приступил к инспекции войск — и тут его взяли в плен. Поднялся шум. Те, кто остался верен долгу, пришли на помощь генералу, и Девейн открыл огонь. Вот и все, если не считать того, что они собирались захватить вас, а потом и всю планету.

— И у них получилось бы, — тихо проговорил Каттаби, — если бы не мои разведчики.

— И ваше желание прислушаться к их словам, — спокойно добавила Кробак.

Каттаби уже открыл рот, чтобы возразить, когда рядом с ним появился Оружейник.

— Да, сержант?

— Вас вызывают на связь, сэр. Оператор по имени Акоста.

У Каттаби полезли вверх брови.

— Из форта?

Лицо наа, как всегда, ничего не выражало.

— Да, сэр. Но это не все.

— Ну, хватит твоих штучек, Оружейник, — нахмурившись, заявил Каттаби. — Где он?

Разведчик позволил себе улыбнуться:

— Она закрылась в грузовом отсеке Девейна. И связалась с вами по его коммуникационной системе.

Були рассмеялись, а Каттаби покачал головой:

— Будь я проклят!..

— Да, сэр, — согласился с ним разведчик, который не слишком часто демонстрировал послушание. — Возможно, будете.

Акоста мрачно улыбнулась, когда свет потух, а затем вновь зажегся — Девейн проверял, до какой степени она контролирует ситуацию, и искал способ восстановить свою власть.

Акоста огляделась по сторонам. В отсеке находилось шесть панелей управления, каждую защищала дверь. Она открыла их, изучила, как они действуют, и, воспользовавшись инструментами, имеющимися на борту, внесла кое-какие изменения. Чтобы добраться до нее, врагам придется разрезать дверь лазером (вполне реальная возможность, если киборг на это пойдет) — или отключить Девейна.

Андреа была не в силах контролировать всю деятельность Девейна, зато могла следить за его действиями и использовать его средства связи. Интересно, известно ли это ему?

Палуба закачалась, значит, киборг встал! Техник ухватилась за ручку, когда палуба начала выскальзывать у нее из-под ног. Ублюдок пытается ее прикончить! Надеется, что она разобьет голову об одну из переборок.

Акоста изо всех сил вцепилась в ручку, в то время как палуба отчаянно кренилась и раскачивалась. В воздухе носились инструменты, и Акоста сердито выругалась, когда какой-то из них врезался в переборку всего в нескольких дюймах от ее носа.

Наконец — ей показалось, что прошел целый час, хотя на самом деле, наверное, всего минута, — Девейн угомонился. Из интеркома донесся его голос, в котором звучала надежда:

— Акоста, ты там?

Кабели, соединявшие видеокамеры с коммуникационной системой киборга, были повреждены. Акоста не знала, что ей делать — ответить и снова заняться кибернетической гимнастикой? Или промолчать? Но тогда они почти наверняка атакуют дверь.

Акоста устроилась в кресле, пристегнула ремни и крикнула:

— Да, я здесь, дерьмовые твои мозги. Поселилась у тебя в брюхе. Тебе чего надо?

Киборг словно окончательно повредился умом. Легионеры, раскрыв от изумления рты, смотрели на Девейна, который метался по ангару, выкрикивал непристойные ругательства, налетал на стены. В конце концов, после того как Акоста рассталась со своим завтраком, киборг успокоился.

Осторожно, чтобы он не застал ее врасплох, Акоста пробежала по отсеку, убрала на место инструменты и снова вернулась в кресло. Только после этого она связалась с генералом Каттаби.

Ей потребовалось целых десять минут на то, чтобы убедить оператора связи, а потом сержанта соединить ее с генералом. Его голос звучал спокойно, хотя в нем явно угадывались сомнение и подозрительность.

— Собака-Один слушает…

У Акосты не было собственного позывного, пришлось его придумать:

— Да, Собака. Это… Блоха. Мне нужна ваша помощь.

— Мы тебя слушаем, Блоха, — рассмеявшись, проговорил Каттаби.

Разговор продолжался около пятнадцати минут, но проблема состояла в том, что ни одна из сторон не имела возможности обеспечить его секретность.

Поэтому, несмотря на то, что Акоста подтвердила сведения Були о мятеже, они не смогли принять никакого конструктивного решения. Обоим не нравилось, как складываются обстоятельства, однако следующий ход принадлежал Девейну, а он спятил.

Камера, самая неудобная из всех, что удалось отыскать тюремщикам, все еще сохраняла запах предыдущего постояльца, вора по кличке Счастливчик Люко, который и в самом деле оказался исключительно везучим и освободил место для офицеров.

Несмотря на то, что генерал Штоль отличался крупным телосложением, сейчас возникало ощущение, что он стал меньше, словно потеря власти лишила его тело былой мощи.

Все еще потрясенный ударом, который ему нанесла судьба, Штоль сидел, опустив голову и пытаясь собраться с мыслями. Его сильно избили, но мучительнее всего было пережитое унижение. Как они могли? Разве они не понимают, кто он такой? Самый старший офицер Легиона. Командир…

Хлопнула дверь. Генерал встал и быстро отошел в угол. Хуже всего, что невозможно узнать, когда тебя снова начнут бить. Неуверенность и сомнения вызывали страх — очень непривычное чувство для Штоля.

В замке повернулся древний ключ, за дверью раздался смех. Штоль прищурился, пытаясь хоть что-нибудь рассмотреть в свете фонаря, болтавшегося в руке солдата.

Рядовой Зедилло ненавидел офицеров — особенно генералов.

— Ой-ой-ой! Прошу прощения, генерал, — язвительно проговорил он. — Я и не знал, что встречу вас здесь. Примите мои извинения.

Его идиотская шутка вызвала оглушительный хохот тех, кто остался в коридоре. Штоль попытался вжаться в угол и прикрыть распухшее лицо.

Зедилло, которого в детстве (впрочем, довольно быстро закончившемся) колотили практически каждый день, с отвращением покачал головой:

— Возьмите себя в руки, генерал. Что подумают о вас другие офицеры? Кроме того, мы собираемся устроить парад, и вы его откроете! Правда, здорово? — Зедилло выкрикнул в сторону коридора: — О’Делл! А ну неси сюда свою задницу! Нужно помочь генералу.

Штоль тихонько всхлипывал, когда мятежники выволокли его из камеры и потащили по коридору. Другие офицеры молча наблюдали за происходящим из своих камер, расположенных по обе стороны коридора.

Короткая ночь Альгерона плавно перетекла в день, когда склоны холма оказались под артиллерийским обстрелом. В воздух поднимались фонтаны земли, снаряды разрывались с той же беспощадной эффективностью, с какой их направлял компьютер.

Каттаби подождал, когда стихнет огневой шквал, вышел из КП и кивнул часовому:

— Как дела, Хейс? Держи-ка голову пониже, а то, не дай бог, этим идиотам повезет.

Хейс рассмеялся (чего от него и ждали) и передал шутку капралу Ласкину. Тот рассказал сержанту Муту — короче говоря, через час ее знал весь батальона.

— Точно, — дружно согласились подчиненные генерала Каттаби. — Он всегда спокоен. Из себя его может вывести только холодный чай да глупый приказ.

Каттаби нисколько не удивился бы, если бы услышал такую характеристику собственного поведения. Он отлично знал, что его парни обожают подобные шуточки, и потому не упускал случая порадовать личный состав.

Майор Китти Кирби нахмурилась, когда рядом с ней втиснулся ее командир, но потом протянула ему бинокль, в который рассматривала форт. Она восхищалась решением Каттаби остаться на поле боя и лично возглавить сражение, но считала его не совсем разумным, учитывая, какой важной персоной являлся генерал.

— Добро пожаловать в отель «Альгерон». Дни здесь короткие, ночи холодные, а удобств никаких.

Ответ Каттаби был заглушен новым залпом артиллерийских орудий форта, установленных на исключительно удобных позициях. Снаряды пронеслись над головами офицеров и с оглушительным грохотом разорвались примерно в полумиле у них за спиной — так, что дрогнула земля. Генерал опустил бинокль. Ему пришлось кричать:

— Ну, Китти, каково ваше мнение?

Кирби не имела ничего общего со своим командиром. Она родилась в богатой торговой семье, училась в академии и блестяще ее окончила. Однако, в отличие от некоторых своих коллег, уважала людей вроде Каттаби.

— Мне кажется, вести обстрел они предоставили компьютерам. Последнему залпу не хватает блеска, который ему непременно придал бы опытный офицер-артиллерист. Я имею в виду интуитивные предположения…

Каттаби ухмыльнулся:

— Вот и я так подумал. Если офицеры-артиллеристы остались в живых, они наверняка сидят в тюрьме. Операцией командует какой-нибудь сержант и действует в соответствии с инструкциями. И неудивительно. Мы дали им понять, что стрелять не будем. Там такое количество пленных… хотя, если нас вынудят, придется. А как насчет дезертиров? Видели еще кого-нибудь?

— Да, сэр, — кивнув, ответила Кирби. — Около часа назад через стену перелезло примерно сорок человек. Половина погибла на минных полях, двое убиты часовыми, остальные благополучно добрались до нас. Следовало бы поблагодарить Девейна. Он сошел с ума, и мятежники это знают.

Каттаби пожал плечами:

— У него проблемы… у нас тоже. Кирби кивнула:

— Да, сэр.

На связь вышел оператор Салан:

— Собака-Шесть вызывает Собаку-Один. Прием.

Каттаби дотронулся до уха и проговорил в тоненький, как проволочка, микрофон:

— Собака-Один, слушаю.

— К нам приближаются корабли флота. Один, может быть, два. Расчетное время прибытия — тридцать шесть стандартных часов. Прием.

— Контакт? Прием.

— Нет, сэр. С нашим походным оборудованием связаться с ними невозможно. Однако мятежники вполне в состоянии это сделать. Прием.

— И сделали? Как вы думаете? Прием.

— Думаю, нет, сэр. Прием.

— Спасибо, Шестой. Держи меня в курсе. Конец связи.

В воздухе разорвался снаряд. Оба офицера вжались лицом в землю, когда во все стороны полетели маленькие бомбочки. Вдоль склона холма послышались взрывы. Два легионера погибли, третьего ранило, он вскрикнул, прижал руку к бедру и начал ругаться. Прибыл врач, наложил самоклеящуюся повязку на рану и вызвал носилки.

Каттаби выплюнул грязь, набившуюся в рот.

— У них стало получаться лучше.

— Дело практики, — снова пожав плечами, проговорила Кирби.

Генерал повернулся лицом к форту.

— Девейну необходимо победить, причем немедленно. На кораблях находятся мятежники — или верные своему долгу подразделения. Он надеется на первое и боится второго. Передайте всем: когда закончится обстрел, Девейн пойдет в наступление.

Кирби с сомнением отнеслась к уверенности, с которой прозвучали слова Каттаби. Она подумала, что Девейн вполне мог придумать что-нибудь менее очевидное, но оставила свое мнение при себе.

Вооруженные до зубов солдаты и киборги собрались на огромном плацу, предназначенном для парадов. Со всех сторон слышались приказы, строились подразделения пехоты, выли сервомеханизмы, кводы пробирались сквозь толпу, звучали радиосигналы, Десантники II и III занимали свои места.

Несмотря на то, что мятеж был неплохо организован, действиям его участников не хватало четкости исполнения, на которой всегда настаивали офицеры. Кое-кого это беспокоило — солдаты хорошо знали Каттаби и не хотели умирать.

Девейн проверил свои системы, игнорируя нежелательного пассажира, и начал взбираться по трапу. Киборг знал, что Каттаби, если захочет, сможет запереть мятежников в крепости, однако сомневался, что генерал выберет такой путь решения проблемы. Во-первых, потому, что он упрямый старый ублюдок, а во-вторых, он хочет уладить дело до прибытия представителей флота — по той же причине, что и Девейн.

Победа придаст киборгу совершенно иной статус, если корабли дружественные, и укрепит его положение за столом переговоров, если там враги. Девейн замер на мгновение на самом верху трапа.

— Пора начинать представление. Привяжите генерала и откройте ворота. Шевелитесь!

Штоль вот уже целый час сидел, обхватив колени руками и призывая на помощь всех святых. Он отчаянно сопротивлялся, когда охранники попытались поставить его на ноги. Они то несли, то тащили пленного по плацу. Перед кводом Девейна установили металлический крест. К нему поставили Штоля, привязали руки к перекладинам, а ноги к основанию.

— Вот так, — грубо заявил Девейн. — Офицеры всегда должны быть впереди, вы со мной согласны? Сейчас превосходное время для того, чтобы подумать о природе ваших отношений с Кат Таби. Сколько грязной работы вы на него взваливаете? Достаточно, чтобы он имел на вас зуб? В конце концов за все приходится платить. Это будет интересно.

Штоль обмочился и принялся лепетать что-то невнятное.

Раздались радостные вопли, ворота раскрылись. Девейн покинул форт.

Положив локти на быстро тающий снег, Каттаби наблюдал за приближением квода. Не самого обычного, а наделенного чудовищными чертами лица. Он нес лук, в который вставил стрелу. Неожиданно Каттаби почувствовал, как внутри у него все похолодело.

Генерал отрегулировал бинокль, увеличил картинку, и неузнаваемое минуту назад пятно стало четким и ясным. Никаких сомнений — выпученные глаза, сморщенное лицо, оскаленные зубы. Штоль.

Каттаби вдруг ужасно разозлился. Пусть гнусный ублюдок отправляется в ад! Будь он проклят за то, что допустил такое, за то, что остался жив, и главное — за то, что поставил меня в такое положение!

Кирби дергала его за рукав:

— Человек на кресте… Вы видите, кто там?

— Да, его невозможно не узнать, — ответил Каттаби, не опуская бинокля.

— И что будем делать?

Вопрос повис в воздухе, Каттаби обдумывал возможные варианты. Можно сделать вид, будто Штоля не существует, отдать приказ к наступлению, и будь что будет.

А если бы они поменялись местами и на кресте оказался он сам? Или офицер, который ему нравится или заслужил уважение? Что тогда?

И как отнесутся к такому решению простые солдаты? Будут смотреть, как умирает Штоль?

Необходимая жертва? Или приказ, отданный командиром, столь беспощадным, что ему нельзя доверять?

Вне всякого сомнения, кое-кто из его людей сочувствует мятежникам и сам к ним присоединился бы, если бы представилась такая возможность. Они вполне могут выступить против своего командира.

Перед кводом Девейна возникло какое-то движение. Каттаби поднял руку:

— Подождите… что там происходит? Неужели наши разведчики пробрались так далеко?

Кирби собралась сказать «нет», потом посмотрела в бинокль и увидела, что из-за горной гряды появились всадники. Двое, люди. Один направлял другого. Майор Були и Конни Кробак!.. Капитан Кробак повернулась, встретилась глазами с Кирби и улыбнулась. А потом отсалютовала ей так, словно принимала участие в параде. Майор Були, который повернулся лицом к врагу, сидел на лошади прямо, гордо выпрямившись в седле.

Девейн заметил их появление, навел на них орудие Гейтлинга и приготовился стрелять.

Каттаби увидел, что он собрался сделать, и крикнул в микрофон:

— Черт побери! Уберите их оттуда! Кирби грустно покачала головой:

— Поздно, сэр. Девейн контролирует ситуацию.

Каттаби не сомневался, что его заместитель права, и выругался, когда Кробак вытащила длинноствольный пистолет. Он знал, что она собирается сделать. Були и Кробак были офицерами и отлично понимали, перед какой дилеммой оказался Каттаби. Они твердо решили ему помочь.

Конни Кробак в последний раз посмотрела на мужа, потом на горы Альгерона, планеты, которую называла домом… У нее еще оставалось немного времени, чтобы вдохнуть холодный чистый воздух, поблагодарить судьбу за то, что была к ней благосклонна, и попрощаться с сыном.

Пистолетные выстрелы прозвучали коротко и глухо. Штоль дернулся, повалился вперед и повис на запястьях. Сражение началось.

Орудие Гейтлинга открыло огонь. Металлический град разорвал всадников и их лошадей на части. Воодушевленные победой Девейна и подгоняемые сержантами, мятежники продолжали наступать.

Каттаби почувствовал, что в горле у него застрял комок. Он повернулся к Кирби и приказал:

— Убейте мерзавцев! Всех до единого!

Кирби кивнула, отдала необходимые приказы и принялась наблюдать за тем, как бронетехника поползла на поле боя. Воздух наполнили разряды статического электричества — обе стороны использовали электронные меры защиты, энергетические пушки выплевывали яркие всплески света, ракеты покидали пусковые установки, не мешкая устремляясь к цели.

Взорвался квод, в воздух подлетел Десантник II, бронетранспортер свалился в пропасть. Легионеры покидали ряды мятежников, искали укрытия, прекращали огонь.

Однако сражение не закончилось. Девейн повел свое войско вперед, сразил Десантника III, потом уничтожил всех его аналогов. Артиллерия, которая вела огонь из форта, поливала тылы Каттаби стальным дождем.

Генерал смотрел на кровопролитную битву и вдруг понял ужасную правду: кто бы ни победил сегодня, Легион все равно потерпел поражение.

Внутри металлического тела киборга было жарко, очень жарко, и Акоста уже в который раз вытерла пот со лба. Полчаса назад Девейн отключил кондиционер. Жара замедляла работу и заставляла делать частые передышки.

Акоста приспособилась к движению киборга и внимательно наблюдала за мониторами, расположенными у нее над головой. Город Наа остался в стороне, впереди появились всадники. Один из них выстрелил из пистолета. Оба погибли, когда взревело орудие Гейтлинга и задрожал корпус киборга.

Жестокость свершенного злодеяния привела Акосту в чувство. Она вскочила на ноги, схватила электрическую дрель и вернулась к прерванной работе.

Моторчик пронзительно завыл, когда сверло начало вгрызаться в стальную пластину толщиной в четверть дюйма. Акоста изо всех сил старалась сохранить равновесие, когда серебристые спиральки стали вылетать из четвертого отверстия. Сверло бешено завертелось, оказавшись в пустом пространстве. Снаряды пятидесятого калибра врезались в корпус, тот отвратительно звенел и стонал.

Шло сражение, Акоста это знала, но смотреть ей было некогда. Она подобралась совсем близко, и сейчас каждая секунда могла оказаться критической.

Акоста бросила дрель, схватила пилу и крепко сжала рукоять.

«Нужно только соединить точки, — подумала она так, будто разговаривала с Девейном, — и твоя задница будет в моих руках».

Пила визжала, пожирая металл. Дело шло быстро. Акоста добралась до отверстия номер 2, повернула пилу и, закусив губу, нацелилась на номер 3. Заметит ли Девейн, что тут происходит? И как поведет себя, если заметит?

Пила миновала номер 3 и поспешила к номеру 4. Именно в этот момент она вошла в сетку, защищавшую мозг киборга. Зазвучал сигнал тревоги, и Девейн заметил. Он выпустил заряд ракет и одновременно обратился к пленнице по внутреннему переговорному устройству:

— Ладно, Акоста. Ты победила. Опусти трап и выходи.

Легионер рассмеялась и вынула выпиленную панель, открыв мозг киборга, спрятанный под тонким металлическим кружевом.

— Конечно, тебя бы это устроило. И как далеко мне удастся уйти? На тридцать футов? И не мечтай, задница!

— Нет, — запротестовал Девейн. — Выходи… я обещаю, что не причиню тебе вреда.

Акоста посмотрела на мониторы и услышала, как осколок шрапнели врезался в корпус киборга. Ей ни за что не остаться в живых, даже если он сдержит свое слово. Акоста протянула руку и взяла дрель.

— Вот что я тебе скажу, дерьмовые мозги… Если ты прекратишь огонь и если твои приятели поступят так же, я сделаю тебе маленькую поблажку. Но если вы будете продолжать, я постараюсь как можно глубже засунуть дрель в твою башку. У тебя десять секунд на то, чтобы принять решение. Девять… восемь… семь…

— Ладно! — крикнул киборг. — Твоя взяла. Я отдам приказ.

Многие мятежники обрадовались прекращению огня считая, что любое наказание, которое им грозит, лучше жизни под началом Девейна. Впрочем, далеко не все вели себя разумно и готовы были сотрудничать. Их пришлось убеждать. Новость о том, что приближающиеся корабли не только верны Конфедерации, но и готовы атаковать восставший форт с орбиты, окончательно привела всех в чувство.

Только после того, как киборг опустил трап, Акоста поняла, что смертельно замерзла.

Глава 10

Полковник Леон Харко очень устал и все равно никак не мог уснуть. Вот почему он выбрался из кровати, в которой некоторое время вертелся с бока на бок, пытаясь устроиться поудобнее, налил воды в глубокую раковину в кладовой и помылся губкой — насколько возможно. Затем, надев чистую форму, отправился посмотреть, что творится на этаже.

С первого дня восстания прошло две недели. В Глобальный оперативный центр (ГОЦ) непрерывным потоком поступали доклады, запросы, приказы. Служащие кивали полковнику или отдавали честь, но старались держаться подальше. Все знали, как часто у него меняется настроение и какие могут быть последствия.

Харко остановился возле огромного глобуса и принялся изучать мерцающее голографическое изображение вращающегося земного шара. Менее консервативный человек, удовлетворился бы размерами территории, которая оказалась под его контролем — практически вся Северная Америка, Европа и Азия выделялись на карте красными пятнами. Но Харко видел только голубые островки — районы, по-прежнему носящие свои древние имена: Монголия, Эфиопия и большая часть Бразилии. Именно здесь зародилось и стало набирать силы сопротивление. Частично из-за специфики местности, частично потому, что местные жители прекрасно умели выживать среди дикой природы, за пределами городов.

По большей части так называемые борцы за свободу были гражданскими людьми, вроде потомков могущественных азиатских орд. Но к ним примкнули и военные. Например, Шестая морская бригада, расквартированная неподалеку от Терезины в Бразилии, или Тринадцатый полк в Джибути, Восточная Африка.

Губернатор Пардо отказывалась воспринимать их всерьез и часто повторяла, что они изолированы от остального мира. Харко считал иначе. Он рассматривал каждое голубое пятно на карте как результат проявленной слабости, местом, в котором рано или поздно непременно будут сосредоточены серьезные силы противника. С его точки зрения они являли собой раковую опухоль, грозившую пожрать весь организм.

И поэтому он не оставлял попыток получить дополнительные ресурсы, чтобы довести дело до конца, но постоянно оказывался последним в очереди политиков, требующих войска для нужд того или иного региона, и глав громадных корпораций, стремящихся укрепить свою финансовую власть. Впрочем, ему требовались немалые силы, чтобы поддерживать порядок и в собственном хозяйстве.

Кое-кто из высших офицеров с радостью принял участие в мятеже, однако многие сохранили верность прежнему правительству. Именно это и заставило Харко прибегнуть к услугам такого дерьма, как Мэтью Пардо.

От одной только мысли о том, как его заместитель убил кадета, у Харко в жилах вскипала кровь. Разве могут они рассчитывать победить и добиться доверия, когда такие варварские поступки остаются безнаказанными?

Однако он ничего не мог с этим поделать — губернатор Пардо смотрела сквозь пальцы на поведение сына, а главы заговорщиков поддерживали ее во всем. Как ни печально, Харко пришлось признать, что он недооценил политиков, которые использовали его для достижения собственных целей.

Впрочем, он обладал достаточно серьезной властью, особенно в свете того факта, что в целом Легион сохранял верность ему, точнее, себе самому — так гласил девиз.

— Полковник Харко? — донесся женский голос. — Да?

Капрал великолепно выглядела в отглаженной форме цвета хаки.

— Вы хотели наблюдать за африканской операцией, сэр. Харко кивнул:

— Спасибо, капрал. Ведите.

Несмотря на то что Харко не получил ресурсы, необходимые для того, чтобы стереть с лица земли форт Мосби, он все равно отдал приказ организовать полномасштабный рейд. Его целью было проверить надежность обороны верных прежнему правительству сил, вывести их из равновесия и отбить охоту у колеблющихся встать в ряды лоялистов. Кроме того, успешная операция даст ему лишний козырь, когда он в очередной раз потребует дополнительных сил.

Сообщения о том, что форт Мосби пал, оказались ложными. Харко, в отличие от многих других, знал, в чем тут дело. Они с Були учились в одном классе, вместе возглавляли команды гребцов, оба получили назначение на Богом забытый пограничный мир, точнее, кусок дерьма под названием Дранг, где они сражались с лягухами и всеми мыслимыми и немыслимыми мерзостями, которые только можно встретить в джунглях.

Харко знал Були, и ему было отлично известно, на что он способен. Були хотел, чтобы форт выстоял, и форт стоял. Генерал Лой, наверное, хохочет в своей могиле.

Возможно, агитаторам следовало переманить Були на сторону мятежников. Впрочем, вряд ли им удалось бы добиться успеха. Он слишком для этого правильный, слишком верит в лживые речи Конфедерации, в то время как Легион продолжает медленно, но верно гнить.

Капрал завернула за угол, Харко не отставал. ГОЦ еще был не до конца приспособлен для многоцелевого использования. Повсюду стояли ящики с оборудованием, лежали мотки кабеля, сновали трудолюбивые андроиды.

Капрал остановилась перед тщательно охраняемой дверью, приблизила лицо к сканеру и стала ждать, когда устройство сверит рисунок ее сетчатки с имеющимися данными. Харко сделал то же самое, и через несколько мгновений дверь с тихим шипением открылась. На пороге их ждал лейтенант. На воротник форменной куртки спадали волосы, на рубашке жирное пятно, над затянутым ремнем заметное брюшко.

— Йо-хо! — поприветствовал он Харко, а потом кивнул и весело подмигнул.

Харко вздохнул. Народное ополчение планеты находилось в ведении губернатора Пардо, и, стараясь не допустить, чтобы в руках Харко сосредоточилось слишком много власти, она делала все возможное для сохранения равновесия. Отчитывай этого офицера или не отчитывай, все равно ничего не изменится.

— Сюда, сэр, — позвала капрал. — Здесь еще многое нужно сделать, но оборудование работает превосходно.

Харко прошел за женщиной в тускло освещенное помещение. Вдоль одной стены стояли ряды самого разнообразного оборудования, на огромном стуле лежали мотки перепутанных проводов, на экранах мелькали тестовые таблицы.

Появился оператор и с деловым видом указал Харко на стул:

— Садитесь, полковник. Операция началась. Штурмовой отряд «Победитель» уже в пути.

Харко опустился на указанный стул и позволил оператору пристегнуть себя ремнями. Ему на голову медленно опустился шлем, на маленьком внутреннем экране появились цифры. Через тридцать секунд Харко услышал по интеркому голос оператора:

— Всего в операции принимает участие тридцать три воздушные машины, сэр: двенадцать транспортных и двадцать один истребитель. Пока они не встретили сопротивления, хотя, по нашим данным, половина подразделений флота сохраняет верность Конфедерации — значит, они могут в любой момент вступить в игру. Вы имеете возможность следить за тем, как будет проходить операция, и вносить коррективы прямо отсюда. Вопросы?

— Всего два, — ответил Харко. — Кто командует операцией? И знают ли они о моем присутствии?

— Воздушными силами командует майор авиации Бисон, сэр. Роты А, Б и В предоставлены Пятым дивизионом под командованием подполковника Лесли Ло. Оба офицера проинформированы о том, что вы будете сопровождать операцию.

Харко кивнул, вспомнил про шлем и сказал:

— Спасибо.

Он ни за что не отказался бы от возможности «видеть» все, что видят солдаты на поле боя. Однако многие командиры слишком часто «сопровождали» свои армии — что в конечном итоге влияло на доверие, лишало младших офицеров инициативы и воспитывало в них страх вызвать неудовольствие начальства. Впрочем, кое-кто из командного состава предпочитал присматривать за своими подчиненными тайно. Харко полагал, что ничего хуже быть не может. Ведь в такой ситуации никто не знает, когда он или она окажется под наблюдением.

Харко не был лично знаком с Бисоном, но Ло считалась одним из лучших офицеров. И все равно ей не позавидуешь — Були наверняка уже получил предупреждение о приближении флота и готов к встрече.

Внутренняя поверхность шлема ожила — Харко увидел себя на борту транспортного корабля, услышал непристойную шутку. В темноте светилась только панель управления. Его кресло слегка дрогнуло, когда самолет попал в воздушный поток. Штурмовой отряд находился в тридцати минутах лета от места назначения, и расстояние быстро сокращалось.

Скоро парни вступят в бой.

Харко рассмеялся, и все волнения как рукой сняло. Это его дело, это ему понятно, здесь нет никакой грязи.

Солнце еще не встало над Аденским заливом, но длинная розовая линия уже указывала на горизонт и направление, откуда начнется атака. Прямо со стороны солнца — старый фокус, который вряд ли обеспечит неприятелю преимущество.

На север уходила авеню Марешаль-Фош, на юг, извиваясь, сбегала Пляж-де-ла-Сиеста.

Були, который обычно начинал день с того, что делал обход парапетов крепости, решил и сегодня не изменять своей привычке. Он чувствовал, что легионеры за ним наблюдают, оценивают, как он держится, его гордую осанку, передают друг другу шепотом: «Ты бы его видел! Будто вышел просто прогуляться… Нисколько не волнуется, в отличие от кое-кого, не будем называть имен».

Були на мгновение остановился. Утренний воздух принес запах моря и, конечно, неизбывную вонь Джибути. Вся предыдущая неделя ушла на то, чтобы эвакуировать большую часть города. Капитан Кара взял эту задачу на себя и отлично справился. Мэр Джибути, пожилой человек по имени Маконен, просто обожал поговорить и забавно контрастировал со спокойным, казавшимся вечно мрачным легионером. Впрочем, важно, что гражданское население находится в безопасности, остальное не имеет значения.

Були положил руки на парапет. Дни здесь длиннее, но Джибути практически ничем не отличается от деревни, в которой он родился и в которой до сих пор живут его родители. Прошлой ночью они ему приснились. Мать говорила очень медленно, словно пыталась пробиться откуда-то издалека. У нее ничего не получалось — Були не понял ни одного слова, но он видел в ее глазах любовь, видел, как помахал рукой отец. Сон оставил странное ощущение — будто он вдруг лишился части своего существа. Були заставил себя не думать о неприятном.

Полковник услышал шаги и быстро обернулся. Добравшись до верхней ступени лестницы, капитан Винтерс кивнула командиру. В полном боевом обмундировании она казалась крупнее, чем была на самом деле. Несмотря на то, что майор Джад не пострадал от рук мятежников, он действовал не слишком эффективно, и начальник оперативного отдела штаба взяла его обязанности на себя.

— Доброе утро, капитан. Сегодня будет хороший день. Винтерс цинично улыбнулась:

— Как скажете, сэр. Лично я очень сомневаюсь.

— Мятежники, разумеется, сделают все, что в их силах, но форт выстоит. На транспортных кораблях наверняка две, ну, три роты. И еще Десантники II и III. Недостаточно для того, чтобы победить. Мы это знаем, но и они тоже.

Винтерс понимала, что он прав.

— Да, сэр.

Були огляделся по сторонам — до ближайшего легионера было около двадцати футов.

— Хотя от помощи я бы не отказался… Как насчет флота? И поддержки с воздуха?

— Нет, сэр, — покачав головой, ответила Винтерс. — Складывается впечатление, что часть кораблей захвачена. У них там полная неразбериха. Самое отвратительное, что каждый день прибывают новые и новые суда. Кто-то остается верен долгу, другие переходят на сторону мятежников, а третьи ведут себя так, будто окончательно спятили. Два капитана объявили себя командующими, ни тот, ни другой не согласились оказать нам поддержку.

— Ладно, — проговорил Були. — Ракеты класса «земля-воздух» разберутся с некоторыми из них, но по заслугам достанется к сожалению, далеко не всем ублюдкам.

В наушниках прозвучал напряженный голос сержанта Хо. Для нее и ее подчиненных сражение уже началось. Они видели приближающиеся транспортные самолеты на экранах радарных установок, слышали сигналы радиопомех, чувствовали запах собственного страха. Оперативный зал был самым настоящим образом запечатан — здесь даже не работала суперэффективная система кондиционирования воздуха. При нормальных обстоятельствах она заметно облегчала жизнь, но сейчас являлась потенциальным путем проникновения химического и биологического оружия.

— Мы видим мятежников, направление три-три-пятнадцать, они быстро приближаются. Два-один, повторяю, два-один, быстроходные суда. Один-пять на палубе, высота над уровнем моря четыреста футов, шесть сверху. Конец связи.

Були посмотрел на восток, подозвал ближайших часовых и начал спускаться вслед за ними по лестнице.

— Передайте приказ: обстрелять неприятеля ракетами класса «земля-воздух», как только батареи будут готовы.

«Вот и началось», — подумал полковник. Первая часть его плана выглядела совсем просто: запустить ракеты типа «земля-воздух», уничтожить максимальное количество военно-воздушных судов противника и залечь.

Несмотря на свой древний вид, форт Мосби был построен для того, чтобы выдерживать полномасштабные хадатанские бомбардировки с воздуха. Сооружение имело статус Т-1, а это означало, что центр комплекса способен выдержать прямое попадание тактической ядерной бомбы.

Разумеется, мятежники не станут швырять сюда ядерную бомбу, по крайней мере пока, но защитники форта вполне, могли ожидать, что противник решит побаловать их тысячефунтовыми бомбами с лазерным наведением, ракетами «воздух — земля» (РВЗ) и подповерхностными торпедами (ППТ). Приятного мало.

Ракеты взвились в воздух, прочертив на небе белые полосы. Пусковые установки, поддерживающие между собой радиосвязь и соединенные подземными кабелями, находились примерно в пятидесяти милях от форта. Полковник знал, что в настоящий момент они уже опустились в свои подземные укрытия. Как только установки окажутся ниже поверхности земли, их защитят специальные непробиваемые переборки, а учитывая, что электронные радары врага малы и находятся в воздухе, засечь установки, чтобы расстрелять, будет практически невозможно.

— Сэр! Идите сюда!

Бывший капрал, а теперь сержант Файкс по собственной инициативе вошел в состав штаба Були и взял на себя роль его личного телохранителя. Он стоял возле открытого люка.

Полковник в последний раз огляделся по сторонам, прошел мимо двери толщиной в целый фут и услышал, как она с грохотом закрылась.

Охрана Були состояла из Файкса и двух разведчиков, которых дал ему Ускользающий в Ночь. Наа были вооружены до зубов и постоянно держались настороже. Опасаясь нового мятежа, сержант потребовал у Були целый расчет. Тот отказал, сославшись на то, что шесть охранников плюс сержант — это не только неразумное использование людей, но еще и выглядеть будет непристойно.

Файкс знал, что приближается штурмовой флот, и считал, что Були неразумно рискует своей жизнью.

— Вот и хорошо, давно бы так, сэр. Нечего подставлять задницу врагу, да еще в самом начале сражения.

Наа с трудом сдерживали ухмылки. Були собрался отчитать Файкса, но тут управляемая со спутника ракета ударила в самый центр плаца. От взрыва задрожали стены крепости. Первый удар нанесен.

Капитанский мостик «Гладиатора» сверкал чистотой, хотя некоторые пятна крови убрать оказалось совсем не просто.

Флотский капитан Энджи Тиспин была в ярости. Контр-адмирал Натан Прэтт вышел из гиперпространства шесть часов назад, находился еще на расстоянии двенадцати часов от места назначения и утверждал, будто операцией командует именно он. На некрасивом лице с острыми чертами появилось угрожающее выражение. Голографическая картинка задрожала, потом опять стала четкой.

— Я прекрасно понимаю ваше желание поддержать лоялистов, капитан, но оно идет вразрез с нашей общей стратегией.

— И в чем же она заключается? — поинтересовалась Тиспин. — Проклятие, я точно знаю, что никакой стратегии нет! Половина кораблей на орбите принадлежит мятежникам, а мои так называемые начальники все время тратят на споры о том, кто главнее. Люди на Земле нуждаются в нашей помощи, причем она требуется им сейчас. Бунтовщики захватили большую часть планеты. Зачем же отдавать им остальное?

Прэтт так подался вперед, что его глаза, казалось, заполнили весь голографический экран.

— Вам несладко пришлось, капитан, и это единственная причина, по которой я считаю возможным оставить без внимания ваши комментарии и полное отсутствие воинской вежливости. Вы сейчас услышите мой приказ. Посмейте только его не выполнить!.. Вы сделаете все возможное, чтобы сохранить корабль. Вы используете своих людей лишь для того, чтобы защитить его, и ни для какой иной цели. Надеюсь, вы меня поняли. Вопросы есть?

Тиспин постаралась говорить так, чтобы голос звучал совершенно спокойно:

— Есть, сэр! Один вопрос, сэр!

Прэтт позволил себе откинуться на спинку стула. Он дал понять, кто здесь главный, и теперь мог ответить даже на два вопроса.

— Слушаю? Что вас интересует?

— Вы родились задницей или специально этому учились? — мрачно улыбнувшись, поинтересовалась Тиспин.

Адмирал вытаращил глаза, у него отвисла челюсть, и он начал задыхаться. Тиспин прервала связь. Главстаршина Грико покачал головой:

— Он будет в ярости, капитан. По-настоящему.

— Точно. — Тиспин уже пожалела о своем поступке. — Думаю, вы правы. Последняя часть была явно не по правилам.

— Ну и что вы собираетесь делать? — спросила лейтенант Роулингс, у которой от ужаса округлись глаза.

Тиспин поднялась на ноги и улыбнулась:

— Вы же слышали, что сказал адмирал. Мне приказано защищать корабль. Что, если какой-нибудь из заговорщиков решит выпустить ракету, а она выйдет из-под контроля и устремится прямо в космос? Нашему кораблю будет угрожать серьезная опасность.

Грико покачал головой.

— Прошу прощения, мэм, такой неубедительной отговорки я еще в жизни не слышал. Прэтт вас съест с потрохами.

— Вполне возможно, — не стала спорить Тиспин. — Но у меня все равно нет выбора, разве не так?

Младший офицер помолчал немного, затем покачал головой:

— Да, мэм, похоже, выбора действительно нет.

— Вот именно, — деловито заявила Тиспин. — Известите летный состав. Мне нужно шесть «Стилетов», через десять минут. Другие остаются на корабле.

Роулингс вытянулась по стойке «смирно».

— Лейтенант проходит летную подготовку и имеет право управлять «Стилетом». Прошу разрешения войти в вашу группу.

Тиспин внимательно на нее посмотрела и покачала головой:

— Прошу прощения, Роулингс, вынуждена вам отказать. Прэтт, возможно, не до конца понимает, что происходит… однако он прав в одном: на первом месте безопасность «Гладиатора». Кроме вас, у меня не осталось вахтенных офицеров. Сберегите корабль до моего возвращения.

Тиспин покинула капитанский мостик, и Роулингс долго смотрела ей вслед.

— Таких, как она, на свете больше нет.

— Да, мэм, — согласился с ней Грико. — Вы совершенно правы.

Харко видел смутные очертания африканского побережья, слышал гудение, чувствовал, как кресло наклонилось вправо. Пилот был совершенно спокоен, но настроен мрачно.

— Ракетный отсек… боевые ракеты — пуск! Ложные цели — пуск!

Бортовой компьютер «услышал» и выполнил приказ. Второй пилот подтвердил, что контрмеры приняты, и закусил губу. Транспорт был огромным и неудобным для маневрирования. Пилот дернул вправо, потом влево и снова вправо.

Харко собрался возмутиться, но понял, что это ничего не даст. В следующее мгновение мир взорвался. По крайней мере одна ракета сумела пробить защиту и попала в цель.

Транспортное судно погибло, а вместе с ним и целый взвод солдат.

Офицер изрыгнул длинное, витиеватое ругательство, в то время как компьютер автоматически перенаправил его виртуальное тело.

На сей раз он стал командиром взвода. Жесткое металлическое сиденье врезалось в спину, когда транспортный самолет рухнул в воздушную яму и рванул вперед. Голос звучал спокойно и уверенно:

— Через пять минут приземляемся. Пассажиры могут забрать свои вещи на шестой «карусели».

Харко снова подбросило, внизу промчался форт. На северном откосе взорвалась бомба (две тысячи фунтов!), в воздух полетели фонтаны земли и куски камней. Белая краска почернела, но толстые надежные стены устояли.

Неожиданно Харко понял, что находится в одном из Десантников III и смотрит на то, как вооруженные до зубов солдаты разбегаются в разные стороны. Вдруг что-то толкнуло его в спину. Киборг упал и откатился вправо, в следующую секунду встал и повернулся на звук взрыва.

Транспортный самолет, опустевший всего минуту назад, был объят пламенем. Из люка выскочил какой-то человек, покачнулся и, превратившись в живой факел, рухнул на землю. Больше он не шевелился.

Киборг отвернулся, заметил подвижную радарную установку и выпустил в нее ракету. Цель взорвалась. Штурмовой отряд «Победитель» высадился.

Були предпочел бы находиться на парапете крепости или вообще в первых рядах воюющих, но не мог позволить себе такой роскоши. Он по-прежнему сомневался в половине своих людей.

«Нравится тебе или нет, Оперативный зал самое подходящее для тебя место». Благодаря подготовительной работе, проделанной сержантом Хо и ее персоналом, с поля боя поступали четкие донесения. Иногда казалось, что сведений даже слишком много.

Були с трудом успевал следить за радиосообщениями с линии фронта, отдаваемыми из командного пункта приказами, данными видеосъемки, поступающими от командиров взводов и расчетов, сведениями, полученными с беспилотных самолетов, крошечных роботов и сенсорных устройств с дистанционным управлением, разбросанных по всей территории на расстоянии пятидесяти миль от крепости. Поэтому ему помогал техник по имени Мотке — в его обязанности входило следить за данными, появляющимися на трех мониторах перед креслом командира.

Начало атаки прошло, как и ожидал Були. Сначала появились истребители, за ними — оставшиеся целыми транспортные суда, которые приземлились в Хол-Холе, Дамерджоге, Али-Саби и Арте.

Война всегда дело обоюдное. Поэтому в то время как высадившейся армии приходилось оборонять сразу несколько зон, они могли быстро разместить свои силы и вынудить защитников принять ответные меры.

Стратегия неприятеля показалась Були ускользающе знакомой, словно ему уже приходилось с ней встречаться. Где? Этот вопрос продолжал мучить полковника, когда он формировал отряды для нанесения ответного удара и пытался оставаться в курсе всех поступающих на командный пункт донесений.

Неожиданно Були все понял… Харко! Много лет назад, еще будучи молодым офицером, он весьма успешно расчленил наступательные силы лягух на шесть отдельных частей, в результате чего обороняющиеся части планеты смогли атаковать и уничтожать базы неприятеля по очереди. «Разделяй и властвуй» — одно из самых древних и исключительно полезных правил.

Мало ему просто вытеснить Легион из Северной Африки, ублюдок решил лично возглавить кампанию! Да, крепкий парень, ничего не скажешь. Может, им удастся захватить мерзавца и нанести врагу действительно серьезный удар… Обрадованный, что удалось понять, с кем он имеет дело, Були решил заняться самыми неотложными делами.

Силы Харко высадились на трех посадочных площадках, выбрались на заброшенное железнодорожное полотно Дайя-Дава и перешли в наступление.

Капитан Хокинс получила приказ отрезать их, а майор Джад тем временем должен был повести в бой отряд Дельта. Если его заместителю удастся обойти неприятеля с флангов, у Хокинс есть шанс справиться со своей задачей. Но, учитывая, кто руководит операцией, смогут ли они добиться успеха?

Глядя на экран, Були наблюдал за капитаном Ни, которая дождалась момента, когда энергетические пушки накопят достаточный заряд, затем прицелилась в Десантника II и взорвала его. Камера покачнулась, когда ракета попала в киборга, но уже в следующее мгновение картинка снова стала ясной и четкой. Мятежники еще не высадили своих кводов — это хорошо.

— Смотрите, — сказал Мотке, забыв добавить обязательное «сэр», и показал на третий монитор. — Они решили атаковать батарею один-сьерра-эко.

Противовоздушная батарея, которая состояла из пусковых установок ракет класса «земля-воздух» и орудия Гейтлинга, открыла огонь. Она находилась около Лойады. Були увидел три инверсионных следа и услышал, как на втором канале радостно завопил оператор:

— Вы видели? Мы прикончили ублюдка!

Это была его последняя передача. Отдельные корабли мятежников продолжали метаться по небу, а три вражеских истребителя уверенно мчались к земле. Они отлично знали, куда следует сбросить бомбы. Монитор почернел.

Були выругался и включил микрофон:

— Один-один вызывает Один-три… Где, черт побери, воздушное прикрытие? Оно нам требуется немедленно! Прием…

Учитывая тот факт, что Винтерс никоим образом не контролировала данный вопрос, она могла рассердиться или обидеться. Вместо этого она весело заявила:

— Вас понял, Один-один. К нам спешат быстроногие друзья… прибудут через минуту тридцать секунд. Конец связи.

Були потерял дар речи, а Винтерс улыбнулась.

Звено «Стилетов» вошло в стратосферу. Машины охладили свою поверхность при помощи специально сконструированных устройств и промчались сквозь быстро нагревающийся воздух.

Тиспин проверила персональный дисплей (ПД), увидела на нем гораздо больше красных треугольников, чем хотелось бы, но вознесла богам молитву за то, что враг находится ниже. Такое преимущество ее вполне устраивало. Вон сколько мишеней, выбирай любую! Впрочем, они ведь тоже могут ее сбить. Почему же они ничего не делают? Ослепли, что ли?

В шлеме раздался уверенный, можно даже сказать веселый голос:

— Победитель-Один вызывает приближающиеся «Стилеты»… Добро пожаловать на вечеринку. Конец связи.

Тиспин обрадовалась удаче. Этот идиот решил, что они свои! Что ж тут удивительного — учитывая, какая неразбериха творится на орбите… Впрочем, все равно не слишком разумное поведение. Ее пилоты последовали за капитаном, когда она взяла вправо и метнулась к самолетам, повисшим внизу.

— Синий-Один вызывает Победителя-Один… Спасибо за гостеприимство.

Победитель-Один увидел, что в хвост к его звену пристроились боевые треугольники, услышал, как в его собственную машину угодила ракета, и слишком поздно понял свою ошибку.

— Враг в районе шести часов! Бегите! Бегите! Бегите!

Трем пилотам удалось спастись, но два слишком медленно соображали и заплатили за глупость жизнью. Их истребители взорвались в воздухе и, подняв фонтаны брызг, рухнули в Аденский залив.

Тиспин мрачно улыбнулась, переключилась на внутренний канал и отдала приказ:

— Синий-Один вызывает Синее звено… Транспортники заговорщиков приземлились. Устройте-ка им веселую жизнь.

В ответ она услышала хор голосов — пилоты подтвердили получение приказа. Звено «Стилетов» развернулось, промчалось над заливом Таджура и устремилось к неприятелю.

Тиспин заметила один из тяжелых самолетов, мысленно приказала кораблю свернуть влево и приготовила орудия к бою.

— Осторожно, Синий-первый. В районе шести часов, — предупредил ее чей-то голос как раз в тот момент, когда Тиспин прицелилась.

— Вас понял. Второй, прикрой меня. Разберись с ублюдком по полной программе!

Земля быстро приближалась, промелькнула под брюхом, истребителя, исчезла позади. Транспорт успел подняться на четыре фута над землей, когда Тиспин выстрелила.

Тридцатимиллиметровые снаряды разорвали относительно тонкую обшивку и ударили в двигатель. Корабль содрогнулся, его повело в сторону, он врезался в гражданскую радиоантенну и камнем рухнул на землю.

Тиспин услышала вой и посмотрела на ПД. Ей на хвост пристроился красный треугольник, но тут же исчез — лейтенант Альварес пришел на помощь своему командиру и сбил вражеский истребитель.

— Спасибо, Второй.

— Не за что, босс.

— Синий-первый вызывает Синее звено… Соберитесь около меня. Конец связи.

На вызов ответили только три пилота. Летчик ведомого самолета объяснил, что произошло:

— Синий-второй вызывает Синий-первый. Третий упал в залив, Шестая выпрыгнула с парашютом, я сам видел. Конец связи.

Тиспин тихонько выругалась. Она потеряла одного, возможно, двоих пилотов, не говоря уже о машинах. Может быть, Прэтт прав? Может быть, следовало остаться на орбите?

Ее размышления прервал другой голос:

— Контрольная башня Мосби вызывает Синего-первого. Прием.

Тот факт, что передача зашифрована и передана по ее личному каналу, означало, что «Гладиатор» связался с лоялистами на земле. Тиспин ответила автоматически:

— Вас слушает Синий-первый… Прием.

— Мы вам очень рады, Синий-первый. Транспортный корабль сгорел. Три колонны пехоты, укрепленной силами киборгов, приближаются к форту по дороге из Хол-Хола. Вы в состоянии как-нибудь нам помочь? Прием.

Тиспин сразу поняла, что голос принадлежал не оператору связи. Командующий?.. Она посмотрела на свой ПД, увидела, как прямо к ней направляются три треугольника, и быстро ответила:

— Вас понял, Мосби. Поставьте над целью дымовую завесу.

Ответ последовал мгновенно:

— Вас понял. Артиллерия уже оповещена. Дымовые шашки, десять секунд.

Тиспин капотировалась и заявила:

— Синий-первый вызывает Четвертого и Пятого. Разберитесь с мерзавцами. Конец связи.

— Вас понял, Первый, — мрачно ответил лейтенант Фрэнк Норрис. — Конец связи.

Тиспин даже не пришлось оглядываться, чтобы убедиться в том, что Альварес висит над ее правым крылом.

Земля неслась навстречу, в воздухе расцветали черные цветы дымовых шашек. Тиспин выпустила ракетный залп. Внизу возникли огненные вспышки, трассирующие снаряды раскрасили небо, что-то ударило в фюзеляж. Зазвучал сигнал тревоги, и самолет затрясло.

Харко временно остался с Десантником III. Его стул раскачивало из стороны в сторону — киборг на бешеной скорости несся к форту. На экране появлялись и исчезали различные радиосигналы. Компьютер киборга считал приближающиеся самолеты неприятельскими и тут же выстрелил в них из двух ручных пусковых установок. Ракеты несколько секунд колебались, потом обнаружили цель и помчались в ее сторону.

Рядом с пехотинцами разорвались три ДШ и, словно черные точки, отметили их местонахождение. Вокруг тут же начали падать ракеты, пушечные снаряды вспарывали землю, кто-то закричал.

Именно в этот момент майор Верной Джад, безоружный, если не считать пистолета в кобуре, взобрался на дренажную канаву, укрепленную бетоном, и знаком показал своим парням, что пора идти в наступление.

— Да здравствует Легион!

Устремившись вперед сквозь потоки стального дождя, он ни разу не оглянулся, чтобы убедиться в том, что его ребята за ним последовали.

Бойцы отряда Дельта, ни секунды не колеблясь и вопя, точно ополоумевшие баньши, помчались за своим командиром. Один упал в пыль и, конвульсивно дернувшись, замер на земле, другого закрутило на месте — в него попало сразу несколько пуль, но остальные продолжали бежать вперед.

Сильно потрепанные подразделениями под командованием капитанов Хокинс и Ни, потрясенные атаками с воздуха, мятежники запаниковали и стали отступать. Они ненадолго задержались возле небольшого скопления землянок, кто-то даже собрался занять оборону внутри, но тут пулеметный огонь превратил в лохмотья сохнувшее на веревке белье, и мятежники решили не связываться.

Почувствовав тревогу и стараясь избежать полномасштабного разгрома, Харко принялся искать подполковника Ло, узнал, что она погибла, и взял командование на себя. Возможность перемещаться от одного офицера к другому в данной ситуации была подарком небес. Харко выдал несколько распоряжений, приказал авиации вступить в бой, а затем сворачивать операцию. Из трех транспортных самолетов (ТС) удалось сохранить только два, обоим ничто не угрожает, и в них спокойно разместятся оставшиеся в живых солдаты и офицеры.

Однако на то, чтобы погрузиться в самолеты и взлететь, тоже требовалось время, которое приносило новые потери. Ведь артиллерия лоялистов уже знает координаты всех зон неприятеля и делает по ним залп за залпом.

Харко выругался, когда гаубичные снаряды посыпались на второй ТС, один из них попал в оружейный отсек, но вылетел с другой стороны. Транспортный самолет с трудом поднялся в воздух.

Впрочем, были и хорошие новости: у истребителей лоялистов кончалось топливо, и им пришлось уйти в космическое пространство. Таким образом, воздушное пространство над фортом контролировали самолеты Харко. Они тут же воспользовались преимуществом, чтобы атаковать кводов, подавить артиллерийский огонь сил Були и защитить ТС.

Наконец, после того как второй транспортный самолет благополучно поднялся в воздух и миновал залив, Харко отключил связь.

Его одежда пропиталась потом, зубы были плотно сжаты, руки вцепились в подлокотники с такой силой, что побелели костяшки пальцев.

Вошел оператор, собрался что-то сказать, но Харко махнул ему рукой, чтобы убирался восвояси.

Полковник ждал отчета, одновременно не желая ничего знать. Предварительные данные выглядели даже хуже, чем он предполагал: пятьдесят процентов штурмового отряда «Победитель» убито, ранено или покалечено.

Кто виноват? Пардо, которая отказалась дать ему необходимые ресурсы? Или он попытался сделать то, что ему не под силу? Ответ был очевиден. Тяжелый груз лег на плечи Харко.

Були вышел из Оперативного зала в тот момент, когда корабли заговорщиков поднялись в воздух. Он подозвал Десантника II, уселся ему на спину, пристегнул ремни и подключил микрофон.

— Доставь меня к ТС возле Хол-Хола. Условие пять, скорость боевая.

— Есть, сэр, — ответил киборг и помчался вперед.

Були еще помнил времена, когда тряска и болтание из стороны в сторону вызывали у него тошноту, но это было очень давно, казалось, в другой жизни.

Файкс изрыгнул витиеватое ругательство, реквизировал у разведчиков машину и помчался вслед за командиром. Сколько мятежников не успело улететь со своими? Один? Десять? Сколько бы их ни было, они все тут, а Були, развесивший свою задницу (в самом прямом смысле), представляет собой весьма лакомую цель.

Хол-Хол, совсем небольшой городок, располагался к юго-западу от Джибути. Були поразило, как диковинно распорядилась здесь судьба — одни улицы были полностью уничтожены, другие остались в целости и сохранности. Везение, невезение — все перепуталось.

Киборг повернул налево, обогнул разбитый автобус на воздушной подушке и осторожно начал пробираться по почерневшему от огня бульвару. Один из истребителей загорелся примерно в пяти милях к югу, промчался сквозь два ряда пальм и рухнул в фонтан, наполненный мусором.

Когда они проезжали мимо, Були заметил пилота — ее шлем отбросило на крышу, кровь тонкой струйкой стекала из уголка рта. Полковник вызвал команду медиков и сообщил им координаты разбившегося самолета.

Постепенно здания, выстроенные в колониальном стиле, стали попадаться все реже и реже, им на смену пришли пасторальные чудовища и ряды скромных хижин. Повсюду валялись тела, они остались лежать там, где их настигли орудия с воздуха.

А на поле неподалеку Були увидел ряды кратеров, дымящуюся траву и куски полуобгоревшего мяса. Пара стервятников, нажравшихся до отвала, поднялась в воздух. Вот бронетранспортер — орудия угрожающе наставлены в небо, пламя лижет корпус. Руки водителя все еще на руле, только у него нет головы. Один из людей Були? Или из числа мятежников? Разве теперь узнаешь. Да и не важно…

Радиоприемник жил своей жизнью — сообщения о потерях, просьбы о помощи, помехи. Рядом с противовоздушной батареей был развернут пункт первой помощи. Неподалеку стояли военнопленные, положив руки на голову. Десантник II затормозил, обдав Були фонтаном земли, полковник отстегнул ремни безопасности и спрыгнул.

Словно из-под земли рядом с Були возникла капитан Хокинс. На левой щеке у нее красовалась царапина, из которой капала кровь. Хокинс где-то потеряла свой шлем, и вид у нее был чрезвычайно озабоченный.

— Майор Джад, сэр. Пуля попала ему в грудь.

Були выслушал доклад офицера-пехотинца по дороге в пункт первой помощи.

— Вы бы только видели майора, сэр! Отряд Дельта выскочил из траншеи и понесся на врага, точно в них, во всех одновременно, вселился дьявол. До сих пор я не особенно уважала майора. Но сегодня он показал себя настоящим героем!

По обе стороны палатки стояли носилки. Джад лежал третьим справа. Були посмотрел на доктора, и та покачала головой. Джад был жив, но ему осталось совсем немного. Були опустился на колени рядом с носилками:

— Майор Джад?

Легионер открыл глаза, постарался понять, кто его зовет, и закашлялся. На подбородок потекла струйка крови.

— Прошу прощения, полковник, — шепотом проговорил он, — боюсь, я не смогу встать.

Були почувствовал, как внутри у него все сжалось.

— Вольно, майор… и поздравляю вас! Вы повернули ход сражения!

В глазах Джада появилась надежда.

— Правда? Я сумел?

— Да, — мягко проговорил Були. — Вы победили. Джад нахмурился и снова зашелся в приступе кашля. Его голос прозвучал едва слышно:

— Не забудьте об отряде Дельта, полковник. Легион может им гордиться.

Були сглотнул, понял, что Джад умер, и закрыл ему глаза.

— Да… и тобой тоже.

Он поднялся на ноги и увидел, что его ждет пилот военно-морских сил. У нее были зеленые глаза и простое, некрасивое лицо. Под мышкой она держала шлем. Грязная, испачканная кровью повязка выглядывала из-под порванного при катапультировании комбинезона. Сержант Файкс представил летчика:

— Капитан Тиспин, сэр. Она управляла одним из «Стилетов»… и является капитаном «Гладиатора».

Тиспин смутилась из-за того, что стала свидетельницей смерти Джада, но, с другой стороны, порадовалась тому, что встретила офицера, которому не наплевать на своих людей. Она видела это в серых умных глазах, загоревшихся радостью при словах Файкса.

— Капитан Тиспин! Мы ваши должники. Проклятие, благодаря вашей поддержке с воздуха мы смогли одержать победу! Доктор, займитесь рукой капитана… мы превратились бы в гамбургер, если бы не она.

Тиспин сняла верхнюю часть комбинезона и села на стул, а врач срезала старую повязку, выдавила мазь на рану и приложила самоклеящийся бинт. Тиспин спокойно рассказала Були про дрязги, на которые ее начальство тратит все свое время (почему-то ей показалось, что она может ему доверять), про невыполненный приказ адмирала Прэтта и про неприятности, которые ей в связи с этим грозят.

Легионер ответил откровенностью на откровенность, рассказав о стратегической ситуации и о том, что их неминуемо ждет:

— Мы выиграли немного времени, не более того. Мятежники либо вернутся с подкреплением, либо уморят нас блокадой. Нам не остановить их без поддержки Флота и дополнительных ресурсов.

Тиспин собралась уже согласиться с полковником, когда рядом кто-то громко откашлялся. Оба резко повернулись и увидели, что в палатку вошла капитан Винтерс. Рядом с ней стоял какой-то гражданский человек в круглой шапочке, клетчатой рубашке и шортах цвета хаки. Его вполне можно было принять за туриста, если бы не кобура под мышкой и военные сапоги на ногах. Були удивленно приподнял одну бровь:

— Слушаю?

Винтерс, как обычно, ядовито улыбнулась:

— Хочу представить вам доктора Марка Бентона. Он работает на компанию, которая называется «Предприятия Чен-Чу».

— Почти правильно, — добродушно проговорил океанограф, — хотя не совсем. Я работаю в Центре подводных исследований Синтии Хармон, который большую часть своего финансирования получает от «Предприятий Чен-Чу». Впрочем, какая разница? Мы, конечно же, прислушиваемся к тому, что они нам говорят.

— Рад познакомиться, — сказал Були, протягивая руку. — Что привело вас в Джибути?

— Вы, — просто ответил ученый. — Недалеко от берега залегла атомная подводная лодка. В ней триста добровольцев, оружие и все остальное, что может вам пригодиться. Где будем разгружаться?

Глава 11

Джепп осторожно выглянул из-за угла, убедился в том, что коридор пуст, и заглянул в свой портативный блокнот, точнее, в блокнот Парвина, поскольку устройство, несмотря на прошедшие семьдесят лет, продолжало работать, а скелет в нем уже не нуждался.

Как только старатель устроил для себя относительно безопасное жилище и перетащил припасы Парвина на новое место, он решил, что пришла пора оглядеться по сторонам.

Корабль очень большой — но насколько большой? Кто его построил и зачем? Куда он направляется? Надо получить ответы на эти вопросы, а потом уже строить планы бегства.

Первым делом требовалось нарисовать карту — вот тут-то Джеппу и пригодился портативный блокнот. Делая подробные записи и помечая каждое пересечение коридоров придуманной им самим системой координат, Джепп сумел наконец понять, как выглядит корабль. Он занес последние сведения и написал голубой краской на стальной переборке: «В-43».

Материнский корабль блестящих, если его можно так назвать, по форме напоминал плод флава, только косточку заменяла посадочная площадка, а мякоть — многочисленные каюты. Джепп насчитал сорок три идущих по кругу коридора, которые соединялись радиальными переходами — от буквы «А» до буквы «И».

Конечно, тысячи кают оказались закрытыми, Джеппу не удалось установить контакт с роботами, и он ни на шаг не приблизился к побегу с корабля, однако Бог помогает тем, кто помогает себе сам, — и потому он не оставит попыток найти выход из положения, в которое угодил.

Джепп почувствовал, как на затылке зашевелились волосы, мгновенно вытащил метатель стрелок и развернулся на сто восемьдесят градусов. Вот уже несколько дней старателю казалось, будто за ним кто-то (или что-то) наблюдает. Но спрятаться в пустых коридорах негде, а он ни разу никого не видел. Что все это значит? Может быть, он начинает сходить с ума от одиночества?

Или, что еще хуже, кто-то и в самом деле следит за всеми его действиями и способен идеально прятаться?

Джепп закрыл блокнот и начал медленно отступать. Неприятное ощущение постепенно исчезло. Потому что он спятил? Не исключено.

Хорт наблюдал за тем, как добыча пятится назад. Обеду уже не один раз удавалось сбежать… Что ж, такова природа охоты. Бросившись вперед, он рискует навлечь на себя гнев блестящей штуки, которая — если она хотя бы отдаленно напоминает ту, что была у его хозяина, — может причинить очень сильную боль. Придется немного подождать, рано или поздно он обязательно утолит голод.

Джепп повернулся и пошел по коридору. Сотни крошечных эпителиальных клеток падало с его кожи на пол. Хорт не отставая следовал за ним.

Робот траки отличался от остальных машин на корабле. Он был уникален. Во-первых, его создали для того, чтобы он развлекал одно разумное существо. А во-вторых, его наделили, если можно так сказать, «потребностями». Например, он страстно хотел объединиться с каким-нибудь биологическим организмом.

До сих пор ему это удалось только дважды: один раз с четвероногим (тот умер от голода), а второй — с похожим на амебу термоядным, который категорически отказался покинуть уютную отопительную систему корабля. Однако появился новый вариант, довольно обнадеживающий кандидат на дружбу. Его-то робот и намеревался отыскать.

Траки мог принимать сто шесть, как правило, абсолютно бесполезных форм и выполнять множество самых разных функций. Поэтому он перешел в «акробатический модуль», проделал часть пути по кабелям, затем изменил свою внешность, сделавшись «магнитным путешественником по стенам», и через некоторое время спрыгнул на палубу.

Целью его сложных упражнений являлся установленный на одной из переборок порт для получения информации. И хотя он не предназначался для машин траки, им могло воспользоваться любое разумное или достаточно гибкое существо, способное сделать трехштекерную вилку.

Машина траки обладала всеми необходимыми возможностями и, не теряя времени попусту, подключилась к цифровому потоку. Миллиарды битов информации текли по электронной нервной системе корабля.

Несмотря на то, что прямой опасности не было, робот знал, что течение может увлечь его за собой и сбросить прямо в фильтры. Или — что намного хуже — привести к самому Гуну! Его задача — исключительно непростая — заключалась в том, чтобы остаться на границе потока и попытаться найти хоть какую-нибудь зацепку, ключ к решению поставленной задачи. Учитывая, что существа, вроде того, которое ищет робот, не представляли для Гуна и его помощников никакого интереса, о них практически не встречалось упоминаний. Если только они не доставляли неприятностей.

Возьмите, к примеру, маленького двуногого попрыгунчика. Машина траки случайно оказалась свидетелем того, как существо выскочило из-за угла и попало под ремонтный андроид. Вместо того чтобы сообщить, что инопланетное существо без всякого разрешения бегает по кораблю, андроид доложил о возникновении неожиданного и необъяснимого «беспорядка» и попросил прислать уборщика для чистки коридора.

Обращая внимание на подобные переговоры и пытаясь отыскать в них определенную систему, робот мог «догадаться», где находится тот, кого он ищет. Довольно скоро он наткнулся на сообщение о нестандартных рисунках на переборках и понял, что это дело рук какого-то разумного существа. Неужели «спутник», с которым можно подружиться, найден?

В модуле памяти кружил вихрь бессмысленной деятельности. Они так сильно отличаются друг от друга, эти разные существа!.. Каждый обременен верованиями, грехами и недостатками своих создателей, которые — какая ирония! — с точки зрения Гуна, не отвечали критериям разумных жизненных форм, поскольку были скорее «мягкими», а не «жесткими». А уподобить их электронным машинам не представлялось возможным.

Пейзаж, представлявшийся навкомпу зеленой пустыней, по большей части был плоским, только тут и там из-под земли торчали ржаво-красные Гуннские горы. На сетчатом небе время от времени появлялись красочные сине-голубые вспышки молний, за которыми следовали подробные сообщения о грозе.

Делать было нечего. Кто-то занимал свободное время бесконечными дрязгами с соседями. Другие, в особенности те, кто отличался необщительным нравом, мрачнели и уходили в себя. А некоторые, в том числе и Генри, что-то планировали и строили козни. Впрочем, без особого результата, поскольку сбежать из грузового отсека было практически невозможно — навкомп убедился в этом лично, предприняв несколько экскурсий, экспериментов и наблюдений.

Нет, покинуть отсек можно только по приказу Гуна, причем в сопровождении одного из его роботов.

Зеленые молнии зигзагом прошили сетку неба, и земля родила гору. Генри оставалось терпеливо ждать.

Наконец, наступил подходящий момент. Ворга проследил за тем, как добыча вошла в одну из металлических пещер, затем быстро пробежал вперед и засел в засаде. Обед пройдет прямо под ним. Хорт свалится на него и остановит на ходу. Двуногий даже не успеет вытащить свой метатель боли.

Хороший план, который вполне может сработать. Так по крайней мере казалось Хорту.

Джепп проверил каюту, убедился в том, что внутри пусто, и пошел дальше. День выдался трудным, и он собрался немного перекусить, а затем лечь спать.

— А на седьмой день я должен отдыхать, — заявил старатель, обращаясь к самому себе, — даже если мне неизвестно, какой это день на самом деле.

Джепп услышал приближающегося робота задолго до того, как увидел. Тот издавал характерный пронзительный вой. Словно двигатель, работающий на больших оборотах.

Интересно, что это такое? Новый, еще не внесенный в каталог представитель экоструктуры роботов? Сгорая от любопытства, старатель подошел к пересечению коридоров.

Хорт отцепился и рухнул вниз. Он оцарапал спину двуногого, но остановить его не сумел. Очень неудачно получилось, в особенности если жертва решит воспользоваться метателем боли… однако еще ничего не потеряно. В прошлом животному приходилось оказываться и не в таких ситуациях.

Джепп упал на метатель стрелок, беспомощно раскинув руки.

Хорт видел, что двуногий свалился, прыгнул вперед — и неожиданно остановился. Что держит жертва в руке? Оружие, которое плюется болью?

Джепп разглядел какое-то мерцание и попытался понять, что же это такое. Он нажал на кнопку чисто машинально, только потому, что баллончик с краской был уже в руке. Голубая струя превратилась в легкий туман и залила морду Хорта. Джепп пришел в ужас, когда увидел два горящих глаза и длинную вытянутую морду. Он уронил баллончик с краской, откатился в сторону и принялся шарить рукой по полу в поисках оружия.

Хорт стряхнул с себя часть краски — во все стороны полетели синие брызги — и пополз вперед. Его брюхо скользило по полу, он утробно рычал, задние лапы напряглись.

Джепп нащупал метатель стрелок, вытащил оружие из кобуры и попытался прицелиться.

Хорт увидел, как появился метатель боли, понял, что у него почти не осталось времени, и подпрыгнул высоко в воздух.

Метатель глухо рявкнул, поток стрелок полетел к цели и настиг Хорта, который издал пронзительный, очень похожий на женский, крик. Джепп убрал палец со спускового крючка.

Хорт падал сквозь холодную металлическую палубу, сквозь корпус корабля, погружался в космический мрак и пустоту. Он почувствовал, как кто-то ущипнул его за шею, и открыл глаза. Внизу раскачивалась земля — самка несла сбежавшего детеныша в нору, из которой он недавно улизнул. Там он будет в безопасности, а она снова отправится на охоту…

Голова животного резко дернулась, когда стрелки пронзили мягкое брюхо, Джепп услышал звук падения и молча наблюдал за тем, как преследователь теряет защитную окраску.

У него оказалась мерцающая зеленая шкура, длинное сильное тело и шесть мускулистых ног. Лапы животного были снабжены присосками и острыми когтями. Теперь Джепп знал, кто следил за ним и каким образом зверь устроил для него ловушку.

Старатель похолодел. Он с трудом встал на колени, поморщился от боли и поднялся на ноги. Дотянувшись рукой до спины, убедился в том, что комбинезон мокрый, и посмотрел на пальцы. Они были в крови. Его кровь — его жизнь — медленно вытекала из тела. У Джеппа закружилась голова.

Ладно, прежде всего необходимо поднять баллончик с краской. Другого здесь не найти.

Робот траки прибыл как раз вовремя и стал свидетелем сражения между двуногим и шестиногим. Исход порадовал машину, поскольку его создатель тоже был двуногим и наделил свое творение врожденным предпочтением к тем существам, которые привыкли пользоваться разнообразными инструментами. Сервомеханизмы взвыли, робот превратился в «машину на побегушках», вытянул руку и поднял баллончик.

Джепп отступил назад, когда робот подал ему краску.

— А ты откуда взялся?

— А ты откуда взялся? — эхом повторил робот и запомнил слова, чтобы использовать их в дальнейшем.

Джеппу показалось, что он вот-вот потеряет сознание. Он знал, что нужно поскорее добраться до аптечки, но не хотел уходить. Этот робот не просто отличался от всех остальных, он заметил Джеппа и продемонстрировал, что желает вступить в контакт.

— Я иду домой… Хочешь пойти со мной?

Робот превратился в «бродягу» и отправил звук обратно к его источнику.

— Я иду домой… Хочешь пойти со мной?

— Будем считать, что ты сказал «да», — ответил Джепп и зашагал по коридору.

Робот промчался по луже крови, поскользнулся и тут же внес необходимые изменения в свой внешний вид.

— Будем считать, что ты сказал «да». А ты откуда взялся?

Глава 12

Деревенский кузнец подождал, пока фермер проверит, как сделана работа, вежливо кивнув, принял плату за свой труд и долго смотрел вслед удаляющемуся с грохотом трактору. Он работал древними инструментами, но сам был еще древнее и скорее являлся машиной, чем человеком.

Серджи Чен-Чу за свою долгую и наполненную событиями жизнь играл много ролей — сына, брата, мужа, отца, дяди, друга, промышленника, политика, стратега, художника, а в последние пять десятилетий — деревенского кузнеца. Его биологическое тело умерло давным-давно, вот почему — за исключением мозга и части спинного мозга — все остальное у Чен-Чу было искусственным.

Он успел «поносить» несколько разных тел. Сразу после смерти ему пришлось стать голубоглазым страшилищем, но с тех пор бизнесмен всегда заказывал тела, которые походили на него прежнего — симпатичного, дородного человека. Русско-китайские родственники наверняка гордились бы своим потомком.

И дело не только в теле, которое он выбрал. Главное — решение вернуться домой, в деревню, расположенную неподалеку от монгольского города Хатга. Приехав сюда сразу после окончания второй хадатанской войны, здесь он жил и работал в приятном забвении.

Серджи Чен-Чу подождал, когда фермер завернет за угол в дальнем конце улицы, помахал ему на прощание рукой и скрылся в тени.

Двойные двери были сделаны из потемневшего старого дерева и со скрипом захлопнулись, как только он потянул за истрепанные веревки. Три солнечных луча пробились сквозь отверстия в потолке и разрисовали потемневшую от масла глину причудливыми бликами. Шустрые пылинки резвились, весело гоняясь друг за другом, а потом, устав, медленно опускались на пол.

Почти всю стену занимал длинный, прочный на вид верстак. Над ним висела полка с инструментами. Канистры с ацетиленом пристроились у противоположной стены, рядом со сварочным агрегатом, который Чен-Чу так и не нашел времени починить, и его последним произведением абстрактной скульптуры. Тут и там были расставлены другие его работы, весьма неплохие. Кузнечный горн, очень старый — Серджи Чен-Чу пользовался им редко, — стоял холодный и погасший.

Чен-Чу, будучи человеком активным, собирался многое сделать для родной деревни, но тут пришли новости о Майло. Зная, что он больше не может оставаться сторонним наблюдателем, однако твердо решив сдержать свои обязательства перед односельчанами, промышленник работал по двенадцать часов в день. Клиентов, как крупных, так и мелких, следует обслуживать.

Чен-Чу в последний раз огляделся по сторонам, повесил кожаный передник на гвоздь и вышел в заднюю дверь.

Сад был гордостью и радостью Нолы. Со всех сторон его огораживала высокая стена, и сюда допускались только избранные. Этот зеленый уголок являл собой чудесную картинку старого мира. В вытянутом в форме почки пруду резвились карпы. Чен-Чу прошел по мосту, миновал лунные ворота и поклонился родовому алтарю.

Деревянный дом представлял собой простое строение, не выше соседских жилищ. Судя по нему, никто не подумал бы, что его хозяин когда-то занимал высокий правительственный пост, вел за собой в сражение целый флот и владел несколькими пограничными мирами.

Нола услышала, как открылась дверь, и вышла навстречу мужу. Ее искусственному телу было около шестидесяти лет, но она по-прежнему оставалась необыкновенно красивой женщиной. С точки зрения Чен-Чу, ничто другое значения не имело. Они поцеловались.

— Я сложила твои вещи в маленькую сумку, тебе так будет удобнее.

— А кто сказал, что я куда-то уезжаю? — удивленно приподняв одну бровь, спросил Чен-Чу.

— Не глупи, — заявила Нола. — Мы женаты вот уже сто лет, я знаю, что ты намерен делать, еще прежде, чем ты сам это поймешь. Ты принял решение в тот момент, когда услышал, что они взяли Майло. Я видела по твоим глазам. Ты постараешься навести порядок. Именно так ты и стал Президентом, не забыл еще?

Промышленник поцеловал жену в лоб из искусственной кожи. Некоторым людям в любви везет.

Чен-Чу прошел через простые, почти спартанские комнаты, прикоснулся к кнопке, которая распознавала его отпечатки пальцев, и стал ждать, когда сдвинется в сторону часть пола.

Дом был построен на земле, унаследованной Чен-Чу от деда, но в нем имелись устройства, которые поразили бы предка. Среди прочего — громадный подвал и выход в подземную пещеру, ту самую, где отец прятал контрабанду.

Потребовалась масса времени, терпения и денег, чтобы втайне от соседей построить бомбоубежище, атомную электростанцию и суперсовременную систему связи. Однако деньги творят чудеса.

Чен-Чу спустился по лестнице и поспешил к роскошному рабочему столу, подаренному когда-то его прапрабабушкой своему сыну. Стол стоял на платформе, а перед ним, располагались экраны. Первый был подключен к Планетарной службе новостей (ПСН), независимой когда-то организации, — сейчас она являлась центральным звеном в пропагандистской машине губернатора Пардо. На втором работало «Радио Свободная Земля», которое не только сумело пережить многочисленные попытки его закрыть, но и, казалось, начало процветать благодаря своим трудностям. Чен-Чу как раз успел к сводке новостей, посвященной победе лоялистов в Джибути. Он сделал для себя несколько заметок, когда экран на секунду почернел.

Репортаж о том, как Мэтью Пардо нажал на курок, уже видели все, но запись продолжали показывать круглые сутки. Кенни использовал ее в качестве заставки между новыми сообщениями и вообще всякий раз, когда возникала пауза и появлялась подходящая возможность. Таким способом он выступал против Пардо и старался показать сопротивлению, с каким врагом они имеют дело.

Изображение заморгало и на мгновение исчезло — инженеры, работающие на правительство, пытались заблокировать передачу. Однако через три минуты оно вновь стало четким и ясным. Чен-Чу посмотрел на свой компьютер и улыбнулся. Кенни получал серьезную поддержку от таинственного Джи-Джи.

Третий экран, на котором вместо изображения мерцала мягкая снежная завеса, был подключен к коммуникационной сети компании — строго засекреченная система позволяла Чен-Чу связываться с офисами, разбросанными по всему миру. Несмотря на это, часть его персонала попала в тюрьмы, хотя многим удалось избежать ареста, и они снова приступили к работе. Каждые пятнадцать минут все данные, копировались и отсылались в надежное место. Да и вообще, деятельность «Предприятий Чен-Чу» была застрахована от, самых разных неприятностей. Они и раньше имели врагов, и время от времени становились жертвой серьезных атак конкурентов.

Поэтому, несмотря на то, что из-за мятежа Чен-Чу потерял определенную сумму денег, а корпорации «Ноам» удалось выведать кое-какие секреты, «Предприятия Чен-Чу» держались уверенно.

Кузнец сел за древний письменный стол и начал печатать. Вовсе не потому, что в этом была необходимость, просто ему нравилось работать руками.

В тысячах миль от его родной деревни, в подвале старой церкви на экране компьютера появилось сообщение. Кенни прочитал его и удовлетворенно улыбнулся. Таинственный Джи-Джи решил подбросить им солидную сумму денег. Здорово! Подросток вытер нос рукавом рубашки и принялся составлять ответ.

Верхний этаж здания был отведен для руководителей корпорации «Ноам». Здесь царила могильная тишина. Широкий, застеленный тяжелыми коврами, коридор вел к конференц-залу № 4.

Кван знал, что следует заставить подчиненных немного подождать, а опоздание в десять минут для человека его статуса — дело обычное, но не мог себя побороть. Он напустил на себя важный вид, строго нахмурился, ворвался в конференц-зал и выдал стандартную фразу:

— Прошу меня простить… Старик снова взял меня за задницу. — Чистой воды вранье, но упоминание Ноама и некоторая фамильярность не повредят.

Офицеры службы безопасности прекрасно понимали, что все это чепуха, тем не менее добродушно заулыбались и стали ждать начала совещания.

Бритоголовый, с серьезными глазами Тамбо имел степень по политологии. Наблюдательный человек непременно обратил бы внимание на костяшки пальцев его громадных рук, украшенных шрамами. Однако Кван смотрел на другого участника совещания. Пачек, ослепительная блондинка ростом пять футов пять дюймов, производила ошеломляющее впечатление. Гетеросексуальные мужчины, в число коих входил и Кван, не могли отвести от нее глаз, и она это прекрасно знала. Отлично сшитый красный костюм и подобранные со вкусом золотые украшения играли роль сахарной глазури на пироге, от которого у любого потекут слюнки.

— Итак, — сказал Кван, автоматически усаживаясь на стул во главе стола, — какие у нас новости? Она раскололась?

Пачек заметила, что начальник с огромным интересом изучает ее грудь. Проявление слабости… необходимо запомнить.

— Нет, сэр, не похоже, что мисс Чен-Чу собирается расколоться. Боюсь, как раз наоборот.

Кван совсем не то хотел услышать и нахмурился еще сильнее. Первая часть его плана прошла просто идеально, но затем возникли непредвиденные проблемы, о которых он не посчитал нужным сообщить старику.

Вначале «Предприятия Чен-Чу» просто швырялись деньгами — и все они оседали в сундуках корпорации «Ноам». Однако с тех пор поток стал иссякать, более того, превратился в тоненький ручеек. Частично причина может заключаться в проблемах, возникших в мировой торговле.

Куда уходят прибыли? Кван не сомневался, что Майло Чен-Чу знает ответы на интересующие его вопросы, но ему никак не удавалось склонить ее к сотрудничеству.

Сначала Кван изображал хорошего парня, не получилось, и он решил действовать иначе. Кван махнул рукой в сторону экрана:

— Покажите.

Тамбо нажал на кнопку пульта дистанционного управления, и экран ожил. Репортаж, снимавшийся на протяжении довольно длительного времени, сократили, сделав из него короткий документальный фильм.

Первым делом Кван увидел кадр, снятый с одного из транспортных самолетов, доставлявших пленных в Идеологическую карантинную зону — ИКЗ-14.

Когда-то здесь был самый обычный кратер с озером на дне, теперь же он превратился в примитивную тюрьму на открытом воздухе, где заключенные имели право свободно перемещаться и делать все, что им заблагорассудится, при условии, что они не будут пытаться бежать. Впрочем, особого выбора они не имели, поскольку выбраться наружу по крутым склонам, которые простреливались пулеметами, не представлялось возможным.

Благодаря мятежу появились тысячи так называемых политических преступников, или «неблагонадежных» — как называла их губернатор. Некоторые из них действительно являлись искренними лоялистами, но многие были самыми обычными прохожими, попавшими в заключение по чистой случайности.

Самолет сделал круг, и Кван смог рассмотреть карьер и три вертикальных сооружения, соединенных между собой. На каждой из башен имелся прожектор и лифт, в который помещалось не более пяти человек одновременно.

Наплыв, а вслед за ним панорама карьера, снятая из лифта. У Квана возникло ощущение, будто он находится внутри, а вокруг высятся неприступные стены. А тут что такое?.. Труп? Да, и пролежал он уже немалое время — судя по торчащим костям.

Лифт дернулся и остановился, кто-то подтолкнул оператора сзади, и изображение переместилось на землю. Кван посмотрел на Тамбо. Офицер службы безопасности молча пожал плечами:

— Мы послали киборга. Одну из самых дорогих моделей. Она очень похожа на человека. Заключенные подозрительны, поэтому мы одели ее как уличную девку.

Кван кивнул и снова повернулся к экрану. Агент быстро поднялась на ноги и начала снимать карьер. Кван увидел сотни женщин. Некоторые стояли группами, кое-кто держался сам по себе, иные бродили по карьеру кругами. В озере лицом вниз плавал труп.

Появилась одна из башен, сместилась вправо и снова заполнила собой весь экран. Кван сразу понял почему и чуть не расстался со своим завтраком.

В карьере не росло ни одного дерева, лишь словно голые кости возносились к небу стальные башни. С перекладин свисало три обнаженных, посиневших тела.

Пачек увидела, что директору не по себе, и испытала удивившее ее саму чувство превосходства. Она принимала участие в этом ужасе, потому что побоялась сказать «нет». Кван же преследовал собственные цели. Следовательно, она лучше, чем он. Верно?

Кван повернулся спиной к изображению:

— Что тут происходит? Я хотел получить доклад о том, как идут наши дела, а вы устроили мне экскурсию по какому-то мерзкому карьеру! Где она, черт побери?

Тамбо поджал губы. Вице-президенты приходят и уходят. Пусть только подонок лишится благорасположения начальства, вот тогда ему ничто не поможет.

— Слушаюсь, сэр. Посмотрите на женщин. Вы обратили внимание на кусочек синей и красной материи у каждой из них?

Кван не обратил на это внимания, но не собирался признаваться в своей оплошности.

— Разумеется. И в чем же тут дело?

— А в том, — терпеливо начала объяснять Пачек, — что в тюрьме образовались группировки, банды, если хотите. Красные и синие.

— Одни поддерживают нас, другие — лоялистов, — обрадовавшись своей догадливости, заявил Кван.

— Нет, — ответил Тамбо. — Боюсь, вы ошиблись. — Он не произнес вслух слова «болван», но оно все равно витало в воздухе.

— В таком случае кто они такие? — не скрывая раздражения, спросил Кван.

— Эквивалент уличных банд, — пояснила Пачек. — Их создали мы… во главе стоят наши люди. Идея заключалась в том, чтобы разделить пленных на группы и натравить их друг на друга.

— Блестяще! — с энтузиазмом вскричал Кван. — Отлично! Просто замечательно!

— Мы рады, что вы одобряете наши действия, — сухо вставил Тамбо. — А теперь смотрите, что происходит.

Изображение переместилось влево, потом вправо, и директор заметил на земле горы всяческого мусора — обрывки бумаги, старую рваную одежду, пустые банки от концентратов. Впереди появилась толпа, люди неохотно расступались, словно не желая допускать в свои ряды новичка. Киборг, снабженный камерой, медленно пробивался вперед. Кван заметил, что у женщин в волосы вплетены красные и синие обрывки ткани.

Вскоре возникло открытое пространство, в центре которого стояла женщина. Майло Чен-Чу умудрилась и здесь выглядеть хорошенькой и ухоженной. Она была в черном кожаном пиджаке, кофточке на бретельках и черных брюках.

Кван заметил, что собравшиеся не сводят с нее глаз. Ничего удивительного — если бы аудитория состояла из мужчин. Только здесь не было ни одного представителя сильного пола. В чем же секрет, который открыла природа людям вроде Майло Чен-Чу и утаила от Квана?

Включился звук.

— Итак, — продолжала Майло, — откуда появились банды? Уже были, когда вас сюда доставили, верно? Их представители тут же бросились заманивать вас к себе. А за что они сражаются? Что им нужно? Свобода? Правда? Справедливость? Кто-нибудь из вас знает?

Камера сместилась влево, потом вправо. Никто не поднял руку.

— Вот именно, — мрачно произнесла Майло. — Они ни за что не сражаются. Но кое-чего они все-таки хотят… верно?

Майло махнула рукой в сторону одной из женщин, стоящих в первом ряду.

— Как насчет вас, гражданка? Вы принадлежите к банде синих. Чего они от вас ждут?

Женщина молчала — долго, и Кван уже решил, что она так ничего и не скажет. Но она заговорила, причем достаточно громко, чтобы ее слышали все:

— Нам объяснили, что мы должны ненавидеть красных.

— Точно, — подтвердила Майло и обвела взглядом толпу. — И кто от этого выиграет? Я имею в виду, кроме главарей.

— Они-то точно выиграют. — Какая-то женщина показала на край карьера. — Ведь мы станем слабее!

Толпа взревела, соглашаясь с ней. Маленькие красные и синие тряпочки полетели на землю, взревел сигнал. В следующее мгновение пуля поразила женщину, которая согласилась с Майло. Толпа подалась назад.

Тамбо нажал на кнопку, и изображение исчезло.

Кван задумался над тем, что увидел. Агенты безопасности ответили на его вопрос. Вместо того чтобы сделать Майло Чен-Чу более сговорчивой, карьер укрепил ее бойцовские качества.

Он посмотрел на Тамбо, а потом на Пачек:

— Что вы предлагаете?

— Вытащить ее оттуда, — ответила женщина, — иначе она организует восстание.

Кван кивнул:

— Ваше мнение, офицер Тамбо? Вы согласны с предложением коллеги?

— Нет, — мрачно произнес Тамбо. — Не согласен. Я считаю, что вы должны прикончить гражданку Чен-Чу, пока это еще можно сделать. Она слишком опасна, чтобы оставлять ее в живых.

Несмотря на беспринципность и тот факт, что Кван, пусть и не впрямую, явился причиной многих смертей, он еще ни разу в жизни не отдавал такого приказа. Символическое убийство — да, например, когда он увольнял работников, чтобы снизить издержки. Но на самом деле — нет. От того, что он мог вот так, несколькими словами, решить судьбу живого человека, ему стало нехорошо.

Кван взглянул на Тамбо — казалось, громила в состоянии без проблем прикончить человека голыми руками. Лично, глядя в глаза своей жертве.

Тамбо, не мигая, смотрел на начальника, бросая ему вызов, словно желая сказать: «Я готов убивать по твоему приказу, а если будет нужно, разберусь и с тобой. А ты способен на это?»

Кван знал, что скорее всего не способен. Но еще он знал, что наделен властью сказать «нет» — в отличие от Тамбо.

— Спасибо, офицер Тамбо, мы не станем этого делать. Вовсе не потому, что я сомневаюсь в правильности ваших выводов… просто нам нужна информация, которой обладает Майло Чен-Чу. Заберите ее из ИКЗ-14 и поместите в одиночку.

Офицеры кивнули, подождали, пока Кван выйдет из комнаты, и последовали за ним.

Микробот был размером с крошечную точку в конце предложения. Но его ячейки памяти переполняла информация. Он быстро промчался по потолку, скользнул в щель и соединился со своей «няней» — очень маленьким устройством, обслуживающим шестнадцать «жучков».

Няня подзарядила микробота, запомнила собранные им данные и послала закодированный сигнал. Она не знала, кто получит информацию и как ею воспользуются. Она даже не знала, что не знает этого. Иногда неведение является благословением.

Было темно, очень темно, навигационные огни не светились. Только на короткое время загудел двигатель, когда самолет приблизился к побережью и помчался в глубь материка.

Пилот, человек по имени Падья, чувствовал себя ужасно. Он прекрасно понимал, что ему досталось очень неприятное задание.

К правому бедру Падьи была прикреплена небольшая дощечка, и он уже в десятый раз проверил распечатку. Приказ звучал вполне ясно и четко: приземлиться возле Хатги, взять пассажира и быстро убраться восвояси. Главное, проделать все так, чтобы мятежники ничего не заподозрили.

В этом, разумеется, ничего страшного нет. Хуже то, что, если приказ верен, а не является плодом воображения свихнувшегося компьютера, пассажира зовут гражданин Чен-Чу. Но ведь он исчез пятьдесят лет назад и должен быть мертв!

Навигационный компьютер тихонько звякнул, и на внутренней поверхности лобового стекла появилась проекция карты. Транспортный самолет находился в пяти милях от места встречи, и расстояние быстро сокращалось.

Падья выдал мысленный приказ через интерфейс, соединенный с его нервной системой, почувствовал, как скорость снизилась на пятьдесят процентов, и включил прожектор на носу самолета.

Белый шар коснулся земли и помчался вперед. Особенно смотреть было не на что: неприветливые скалы, пучки жухлой растительности и какие-то разбегавшиеся прочь животные. На горизонте сверкали огни — значит, там город.

Падья потянул на себя рукоять тормоза, взглянул на монитор и вдруг заметил внизу дорогу, которой, судя по многочисленным колеям, часто пользовались. Навкомп просигналил, и свет пролился на человека, державшего одной рукой велосипед. Другой, свободной, он помахал самолету.

Падья сделал большой круг, не увидел никаких признаков засады и совершил посадку. Потом заглушил все системы машины и поспешил в хвост.

Вообще-то в самолете данного класса имелся второй пилот и стрелок, но он оставил обоих на базе. В конце концов, зачем рисковать людьми, когда нет особой необходимости. Впрочем, спасибо они ему не сказали.

Падья нажал на кнопку, дверь раскрылась, и тут же начал опускаться трап.

Чен-Чу подождал, когда нижняя ступенька коснется земли, быстро поднялся наверх и показал на свой велосипед:

— Доброе утро… Местечко для него найдется?

Предполагалось, что Падья должен спросить у пассажира пароль, но он напрочь про него забыл. Если первый президент Конфедерации был известен в начале войны, к ее концу его слава удвоилась.

Пилот еще даже не родился, когда знаменитый промышленник перебрался в свое нынешнее тело, но он видел сотни снимков настоящего Чен-Чу и знал, что перед ним тот самый человек. Более того, он это чувствовал.

— Найдется, сэр! Добро пожаловать на борт.

Чен-Чу вежливо кивнул и проговорил:

— Спасибо. Хотите услышать пароль?

Падья поморщился от огорчения, что упустил такую важную деталь.

— Да, сэр. Прошу прощения, сэр.

— Монгол возвращается.

Пилот кивнул:

— Совершенно верно, сэр. А что это значит?

Чен-Чу улыбнулся:

— Я вернулся.

Глава 13

Голос вырвал Тиспин из глубокого освежающего сна. Она начала лихорадочно соображать, пытаясь одновременно найти глазами микрофон капитанского мостика и нащупать кнопку переговорного устройства. Что могло случиться? Атака, пожар?.. Цифры горели красным, все данные говорили о том, что ничего страшного не произошло.

— Да?

— Прошу простить за беспокойство, мэм, вы нужны на мостике.

Тиспин узнала голос лейтенанта Роулингс — той самой, что сумела сохранить ясную голову во время мятежа. Если Роулингс утверждает, что возникла какая-то проблема, значит, так оно и есть. Ноги Тиспин коснулись ледяного пола, и она поскорее схватила рубашку.

— Слушаю, лейтенант… Что там такое?

— Флагманский корабль захвачен командой, мэм.

— А про контр-адмирала что-нибудь известно?

— Нет, мэм. И вряд ли мы узнаем в ближайшее время. Мятежники сделали гиперпространственный прыжок. Думаю, они направляются в пограничный мир.

Разумно. В пограничных мирах с законом туговато, и у дезертиров появляется шанс избежать наказания. Не говоря уже о военном корабле с оружием, который можно продать или использовать одному богу известно для чего.

Тиспин охватили самые противоречивые чувства: гнев на мятежников, беспокойство по поводу военной ситуации и — пусть это звучит неподобающим образом — мрачное удовлетворение. Если уж кто из офицеров и заслужил того, чтобы его лишили командования, то в первую очередь Прэтт. Однако не таким образом. Тиспин стало его жаль.

— Я иду к вам… буду через пять минут.

Роулингс ждала появления Тиспин. Капитан взяла протянутую чашку кофе и сделала маленький пробный глоток. Горячий — как она любит. Именно тогда Тиспин заметила странное, немного даже хитроватое выражение лица Роулингс. Остальные казались слишком серьезными, словно пытались что-то от нее скрыть. Тиспин подула на кофе.

— Лейтенант, вы одобряете дезертиров? Роулингс изобразила потрясение:

— Ни в коем случае, мэм! Никогда!

Стрелок фыркнул. Тиспин внимательно оглядела лица своей команды.

— Правда? В таком случае будьте добры, объясните мне причину вашей веселости.

Роулингс пожала плечами:

— Победа в Африке привлекла много внимания. Капитаны кораблей, придерживающиеся лоялистских взглядов, провели голосование и решили назначить вас главнокомандующим.

Тиспин нахмурилась. Командиров отбирают, а не выбирают. По рекомендации вышестоящего начальства, благодаря успехам в военных операциях, чину, положению, старшинству…

— Потому что у меня самый большой чин?

— Нет, мэм, — покачав головой, ответила Роулингс. — По крайней мере у троих офицеров чин больше вашего.

— В таком случае почему? Улыбка Роулингс стала еще шире.

— Потому что, как сказал капитан Джон Хашимото, у вас самые большие яйца.

Команда расхохоталась, а капитан «Гладиатора» почувствовала, что краснеет. Земной флот был возрожден.

Раннее утро выдалось холодным и неприветливым. Когда Були вышел на традиционный утренний обход крепости, «новобранцы с подводной лодки», как он стал их называть, строились во дворе. Действовали они гораздо более организованно, чем следовало ожидать. Большинство оказались бывшими военными, жертвами бесчисленных понижений и в новенькой форме выглядели отлично.

Були некоторое время за ними наблюдал, а потом отправился дальше. Капитан Кара произвел на него поразительное впечатление. Чрезвычайно сдержанный и неразговорчивый офицер не только помог Ни и ее киборгам привести в порядок защитные сооружения Мосби, но и потратил немало усилий, чтобы восстановить Джибути — факт, не оставшийся не замеченным мэром и его подопечными. Хотя жителей городка не особенно радовали разрушения, причиненные их домам, они вели себя более доброжелательно, чем раньше.

Були остановился, оглядел в бинокль горизонт на востоке и зашагал дальше. Ему требовалось многое обдумать.

Где, черт побери, Конфедерация? Без политической инфраструктуры, которая укрепила бы сопротивление, движение может легко погибнуть. По-видимому, там наверху все свое время тратят на споры и не в силах принять никакого разумного решения.

Мысли Були прервал ставший таким знакомым голос сержанта Хо, которая обращалась к нему на его собственной волне. Ее никто не слышал, поэтому не требовалось соблюдать формальности, необходимые во время радиопередачи. Ушной микрофон работал превосходно, но Були все равно осторожно прикоснулся к нему рукой.

— К нам приближается один дружественный корабль и два вражеских. С северо-востока. Дружественный просит помощи.

Були знал, что ничего не увидит, однако поднес бинокль к глазам и посмотрел в небо. За последние несколько дней подобное случалось довольно часто. Примерно тридцать шесть раз. Около пятидесяти процентов транспортных самолетов, аэромобилей и один воздушный шар были перехвачены и сбиты. Из тех, кому все-таки удалось пересечь кордон, примерно три четверти падало в залив или разбивалось на побережье. Местные жители неплохо поживились на обломках — в некоторых домах стали появляться самые неожиданные предметы.

Легионер отлично представлял себе, каково находиться в небе над заливом. Ослепительно яркая вода, движение машины и безумный страх.

Хо, не уверенная в том, что ее услышали, громко откашлялась:

— Сэр? Что я должна ответить?

Були вспомнил коварство Харко и решил соблюдать осторожность.

— Усильте наблюдение за воздушным пространством. Расскажите мне о дружественном корабле — имеются какие-нибудь отличительные признаки?

— Да, сэр. Назван код — тот самый, что дал нам человек с подводной лодки.

Були знал, что Хо имеет в виду Марка Бентона, который, выгрузив на берег добровольцев, обещал, что еще свяжется с ними. Приближающийся самолет сообщил его коды, значит, на борту находится важный груз. Последний пришелся бы очень кстати… может, они получат что-нибудь полезное.

Були пожалел, что не успеет попросить о поддержке Тиспин. Зазвучал пронзительный сигнал — самолет миновал пятидесятимильную отметку и вошел в главную зону обороны крепости.

Новобранцы бегом покинули плац, ракетные установки развернулись на северо-восток, вся база пришла в состояние боевой готовности.

Були поднес бинокль к глазам.

— Ведите нашего гостя и прикажите артиллеристам оставить его в покое. Кораблям неприятеля сообщите, что мы начнем стрелять, как только они пересекут тридцатимильную отметку. И Хо…

— Слушаю, сэр?

— Передайте на дружественный корабль, что за мной пиво.

Мощный интеллект Солы был рассредоточен по всему ее огромному телу. Тот факт, что люди считали, будто их суть содержится в голове, казался ей необычайно странным. Тем не менее она могла фокусировать свое сознание на данных, получаемых от определенных сенсоров, и сейчас сосредоточилась на Аденском заливе.

Лишенная органов движения, сай’линт следовала за Игольным течением в сторону Индийского океана. Она находилась на половине пути, поскольку то, что люди назвали бы ее «задней частью», все еще плыло по водам Северной Австралии.

Зачем она туда направлялась, объяснить было совсем не просто. Сола поспешила в Африку, поскольку скорее чувствовала, а не понимала, что так нужно. Сейчас, простирая свое физическое и интеллектуальное присутствие во все стороны, сай’линт вдруг все сильнее и сильнее начала ощущать, что самые разнообразные формы жизни плавают, несутся по течению, ползают, ходят, летают и парят вокруг нее. Она «переживала» их эмоции, а в случаях наиболее развитых видов могла «думать» их мысли.

Здесь столько жизни, столько данных… Сола вдруг поняла, что ей трудно сосредоточиться. Она прибегла к помощи мыслительных фильтров, почувствовала, что большая часть «напряжения» спала, и вошла в контакт с чем-то необыкновенно странным. С этим существом инопланетянка впервые столкнулась, когда изучала память своих предков. Они высоко ценили этого человека и даже однажды сражались под его командованием.

Его звали Серджи Чен-Чу — и он чувствовал себя просто отвратительно. Несмотря на то, что он жил в искусственном теле, сенсоры продолжали поставлять все необходимые данные в его мозг, которому совсем не нравилось то, как движется транспорт.

Сола знала, что Чен-Чу напуган, но гораздо меньше человека, сидящего у пульта управления транспортом, или их преследователей. Страх вызывали истребители, зенитные орудия и начальство.

Что делать? Этот вопрос мучил Солу с того самого момента, как она покинула ЗЖ-4762-АСЧ41. Каждый день предлагал миллионы, миллиарды возможностей. Преступления, несчастные случаи и самые разные конфликты, которые она могла предотвратить или смягчить.

Но на этом пути лежит безумие, поскольку, несмотря на способность сай’линт контролировать чужое сознание, она не способна подчинить себе всех сразу, особенно на такой густонаселенной планете, как Земля. Следовательно, нужно решить, стоит ли вмешиваться и как выбрать подходящий момент.

Кроме того, нельзя забывать о более широких философских проблемах, вопросах, над которыми старейшины размышляют сотни лет, а она только начала задумываться.

Что произойдет, если разумным существам придется вести себя хорошо? Станут ли они по-настоящему хорошими — иными словами, навсегда расстанутся со злом? Или начнут творить добро лишь потому, что у них не будет другого выбора? Разве может целый вид успешно развиваться, если кто-то принимает за его представителей все решения? Да и кто она такая, чтобы брать на себя столь серьезную ответственность?

Вот почему сай’линт дала себе слово ограничить масштаб своей деятельности и уровень участия в делах землян, сосредоточившись только на ключевых личностях. В данном случае ей приходилось слушаться собственных чувств и интуиции.

Принять решение оказалось относительно легко. Чен-Чу сыграл первостепенную роль в успешном завершении двух предыдущих войн и может оказаться одним из главных персонажей снова.

Сола могла бы уничтожить корабли-преследователи, как нередко приходилось делать ее родителям, но считала, что в этом нет никакой необходимости. Не здесь… и не сейчас.

Лейтенант Джурано мрачно улыбнулась, когда транспортный корабль появился в самом центре экрана, и приготовилась к запуску ракет. Транспортом управлял отличный пилот, однако на сей раз удача его оставила.

Джурано уже собралась нажать на пуск и уничтожить подонка-лоялиста, как вдруг отдала своему самолету мысленный приказ свернуть вправо. Истребитель подчинился приказу, а вслед за ним и летчик ведомого самолета.

Она попыталась развернуть нос корабля и поняла, что ничего не может сделать. Какая-то неизвестная сила взяла под контроль ее разум. Не весь, но вполне достаточную его часть. Джурано испугалась — больше, чем прежде, во время преследования.

Впереди появилось восточное побережье Африки, пора принимать решение. Как она объяснит начальству, что с ней произошло? Ее отдадут под трибунал, а потом расстреляют. Если только…

Джурано попробовала повернуть на север, убедилась в том, что неведомая сила не стала противиться, и проверила, сколько осталось горючего. Существует множество посадочных площадок, не говоря уже о пустыне. Она приземлится и бросится бежать. Кто знает, может, повстанцы примут ее к себе? Каким-то непостижимым образом лейтенанту стало известно, что ее ведомый возражать не станет.

Транспортный самолет пролетел над заливом, до цели оставалось совсем немного. Падья с облегчением вздохнул. Они в безопасности.

Були изумленно слушал доклад Хокинс. По совершенно необъяснимым причинам мятежники поджали хвосты и убрались на север. Он приказал зенитным батареям не стрелять, отменил боевую тревогу и наконец позволил себе расслабиться.

Транспортник миновал Рас-Вир, пересек залив Таджура и направился к крепости. Були с трудом поборол желание пригнуться, когда самолет промчался прямо у него над головой, и специально повернулся спиной к посадочной площадке.

Дурацкое притворство, учитывая тот факт, что его снедало любопытство, но вполне необходимое — в особенности если он намерен поддерживать репутацию великого, почти божественного существа, коим его считали простые солдаты. В конце концов, кто захочет доверить свою жизнь человеку, обладающему теми же слабостями, что и простые смертные?

Его размышления прервала капитан Винтерс:

— Полковник?

Були повернулся, увидел выражение, появившееся на лице офицера, и понял, что Винтерс приготовила ему очередной сюрприз. Рядом с ней стоял коротышка в давно вышедшем из моды деловом костюме. Почему-то он показался Були знакомым…

— Слушаю вас?

Винтерс улыбнулась своему спутнику и заявила:

— Президент Чен-Чу, позвольте представить вам полковника Уильяма Були, командира гарнизона крепости. Полковник, перед вами досточтимый Серджи Чен-Чу, президент Конфедерации, адмирал, награжденный двумя звездами, и глава «Предприятий Чен-Чу».

Чен-Чу протянул Були руку, и на его лице появилась дружелюбная открытая улыбка.

— Капитан забыла упомянуть, что я бывший президент, адмирал запаса и покинул свою компанию. Я самый настоящий пенсионер.

Були пожал протянутую руку, обнаружил, что она твердая, точно камень, и понял, почему этот человек показался ему знакомым. Каждый курсант, обучающийся в академии, должен знать все, что касается хадатанских войн — и знаменитого Серджи Чен-Чу. Тем не менее он испытал настоящее потрясение и, видимо, не смог скрыть своих чувств. Чен-Чу понимающе кивнул:

— Я уже привык к подобному выражению на лицах. Объяснение звучит достаточно просто. Я ушел в отставку и не собирался ничего менять, но тут начался мятеж.

Мысли в голове Були путались. Неужели он получил то, о чем мечтал? Настоящий, проверенный в деле лидер, который сможет объединить движение сопротивления? Или перед ним сломленный старик, мечтающий вернуться в дни своей молодости?

— Добро пожаловать в форт Мосби, сэр. Жаль, что мы встретились при таких обстоятельствах.

Чен-Чу показал рукой на крепость:

— Я довольно хорошо знал генерала Мосби… однажды даже помог ей бежать из тюрьмы.

Були забыл о том случае — одном из сотни в долгой, наполненной событиями жизни президента. Он уже собрался ответить вежливой фразой, когда транспортник поднялся в воздух. Легионер посмотрел на своего гостя:

— Вам повезло, сэр. Очень повезло.

— Наверное, — загадочно проговорил Чен-Чу, — хотя у нас гораздо больше друзей, чем кое-кто думает. Кстати, давайте перейдем к тому, зачем я к вам прилетел… Мне нужна помощь.

Новобранцы выбежали на плац, и Були вспомнил о том, как они прибыли в крепость. Часть сложного плана? Или простое совпадение?

— Разумеется, сэр, — вежливо ответил Були. — Ваша компания оказала нам серьезную поддержку. Если я смогу помочь вам, не нарушая долга, я сделаю это с огромным удовольствием.

— Хорошо, что вы так ответили, полковник, — мягко улыбнувшись, сказал Чен-Чу. — Очень хорошо. Учитывая пользу, которую моя племянница в состоянии принести Конфедерации, нельзя ли организовать ее побег из тюрьмы?

В камере царил полнейший мрак. Так продолжалось… часы, дни? Неизвестно. Единственное, в чем Майло убедилась наверняка, так это что площадь комнаты составляла шесть квадратных футов, поскольку ее рост равнялся шести футам и восьми дюймам — тело можно использовать в качестве измерительной линейки.

Нельзя сказать, что она особенно страдала от темноты, поскольку, несмотря на то, что тюремщики имели возможность записывать уровень теплообмена тела Майло Чен-Чу, в действительности они ее не видели. В отличие от тех мгновений, когда вспыхивал свет и потолок, стены и пол превращались в видеоэкраны.

Это было самой страшной пыткой. Они показывали Майло, как она выглядит, и она видела, какой беззащитной стала. Она с ужасом смотрела на темные, провалившиеся глаза, бледную, болезненного цвета кожу, торчащие в разные стороны грязные волосы и тощее тело.

А еще ей демонстрировали кучу пропагандистских роликов и самые разные картинки, включая созданный компьютером фильм, в котором ее сначала насилуют несколько человек, потом подвергают страшным пыткам и в конце убивают. Кроме того, тюремщики заставляли ее смотреть на, друзей, снятых сквозь прицелы винтовок, собственные детские фотографии, газетные вырезки, устраивали ей видеоэкскурсии по родному дому…

После такой обработки к Майло всегда приходил Леши Кван.

Неужели он действительно находится неподалеку и издевается над ней, оставаясь в соседней комнате? Или Кван в тысячах миль отсюда? Перелет в тюрьму занял много времени.

Кван обожал специфические штучки. Например, самым жестоким образом насиловал цифрового двойника Майло или заглядывал ей под юбку откуда-то снизу. И все это в сопровождении одного и того же мотива: «Скажи, куда идут деньги, и я тебя отпущу».

Но Майло ничего ему не сказала и не собиралась говорить. Она твердо стояла на своем из принципиальных соображений и… страха. Что сделает Кван потом, когда она ответит на его вопрос? Отпустит на свободу, как и обещал? Или прикончит? Второе казалось более вероятным.

Майло забилась в угол и стала ждать очередных пыток. Кван наверняка придумал еще что-нибудь отвратительно изощренное.

Она знала, что на стенах время от времени появляется влага, чтобы напиться, ее приходилось слизывать. Вкус жидкости часто менялся — от чего-то напоминающего пот до воды, воняющей луком, и, наконец, однажды — чтобы окончательно привести ее в замешательство — нектар с ароматом мяты.

Майло почувствовала спиной влагу и поняла, что тюремщики включили воду. С тех пор как она пила в последний раз, прошло много времени, и она страдала от жажды. Женщина повернулась к стене, высунула кончик языка и осторожно прикоснулась к стене. Что будет на сей раз — пот, моча?..

От неожиданности у нее округлились глаза — вода, самая настоящая вода, только немного солоноватая.

Обрадовавшись такому подарку, Майло решила собрать все капли до единой и быстро принялась облизывать стену.

Затем, словно для того, чтобы доставить ей еще большее удовольствие, капли постепенно превратились в тоненький ручеек, а в следующее мгновение со всех сторон на Майло полились потоки воды. Она чувствовала ее на лице, руках, теле, радуясь своему везению и возможности смыть многодневную грязь.

Майло перестала пить, когда вода начала плескаться возле ее лодыжек — именно тогда она поняла, что стоки закрыты. Не случайно, а совершенно сознательно, чтобы причинить ей еще более мучительные страдания.

Неожиданно на потолке вспыхнул экран. Майло заморгала, прищурилась от чересчур яркого света и увидела у себя над головой стаи рыб, дно лодки и пузыри — кто-то вошел в воду.

Ныряльщик медленно опускался на глубину. Это был Леши Кван, точнее, его цифровой аналог, который не нуждался в маске, акваланге или плавниках. Его великолепный деловой костюм казался водонепроницаемым.

— Мисс Чен-Чу! Какой приятный сюрприз! Я не думал, что встречу вас здесь, внизу. Водичка нравится? Не обижайтесь, но вам давно пора принять душ. Ого! Какие классные сиськи! Жаль, я не могу их пощупать, ведь я от вас очень далеко.

Соленые потоки лились прямо на голову Майло, а Кван резвился словно рыба. Женщина заморгала и вытерла лицо рукой. Тем временем вода добралась ей до колен и продолжала прибывать.

— Да пошел ты!

— Фу, — ответил Кван. — Ты меня послать не можешь, дорогая. Ладно, вернемся к делу… твоему делу. Точнее, к тому, что когда-то было твоим делом.

Видеоэкраны на стенах неожиданно ожили, и комнату окружили самые разнообразные смертельно опасные морские чудища. Майло узнала акул… и догадалась, что остальные рождены на других планетах.

Она заставила себя сосредоточиться. Тут что-то новенькое-какое-то предложение. Майло хотела быть сильной, хотела сказать «нет», но чувствовала, что вода уже доходит ей до пояса и стала холоднее.

— Если хочешь что-то сказать, говори.

Бизнесмен улыбнулся и кивнул:

— Хорошо, очень хорошо. Вот мое предложение: «Предприятия Чен-Чу» становятся нашей дочерней компанией, ты ее возглавляешь и имеешь процент с прибылей. Лучшего предложения тебе не видать. Ну как, что скажешь?

Экран на полу засветился, появились яркие кораллы, прямо под ногами Майло заскользила морская змея. Вода уже доходила до подмышек.

Майло была смертельно напугана, а предложение Квана звучало так заманчиво. Оно казалось настолько соблазнительным, что она приняла бы его, если бы не высокомерие в глазах и насмешливо поджатые губы Квана.

— Нет.

Кван превратился в чудовище с колючим хвостом, продемонстрировал ей два ряда острых зубов и, выписывая немыслимые зигзаги, умчался прочь. Его последние слова чудом не утонули в плеске воды, которая поднялась еще выше, так что Майло пришлось плыть.

— До свидания, сучка! Увидимся в аду!

Майло ударилась головой о потолок и услышала собственный крик.

В Оперативном зале было относительно тихо по сравнению с тем, что здесь творилось во время атаки Харко. Бормотало радио — патруль дальнего действия докладывал о ситуации в пустыне, негромко гудели голоса, шипел воздух, поступающий внутрь сквозь вентиляционные отверстия:

Були скептически наблюдал за тем, как Хо взяла диск Чен-Чу, вставила его в машину и включила голографическое изображение.

Тысячи, скорее всего сотни тысяч человек попали в заключение, когда новый режим пришел к власти. Зачем рисковать ради одной женщины? Потому что ее дядя миллиардер?

С той самой минуты, как картинка стабилизировалась, стало ясно, что съемка велась тайно. Во-первых, возникло ощущение, будто камера находится на потолке, а кроме того, звук был каким-то глухим и не слишком четким.

Тем не менее изображение оказалось вполне приемлемым, и Були с интересом (хотя он и не спешил в этом признаться) смотрел, как Кван и офицеры службы безопасности включили фильм, снятый в карьере, известном под названием «ИКЗ-14».

Майло Чен-Чу не имела ничего общего с испорченной светской девицей, которую ожидал увидеть Були. Она оказалась умной, храброй и невероятно привлекательной. Женщина повернулась лицом к камере, посмотрела прямо в объектив и махнула рукой куда-то влево от Були. «Как насчет вас, гражданка? Вы принадлежите к банде синих. Чего они от вас ждут?»

Кто-то еще что-то сказал, потом началась неразбериха, но именно глаза Майло Чен-Чу приковали к себе внимание Були. От таких глаз холодок пробегал по спине.

Закончился один эпизод, и начался другой. Время от времени возникали провалы в изображении, однако общая картина была ясна. Парящая в воздухе камера сняла Майло в тот момент, когда ей на голову нацепили мешок, швырнули на заднее сиденье машины без номеров и куда-то увезли.

Чен-Чу объяснил, что произошло:

— Моя компания существует уже довольно давно и, как и любой успешный организм, обязана своим долголетием специально разработанной стратегии выживания. В тот момент, когда корпорация «Ноам» захватила контроль над компанией, включились защитные механизмы. Несмотря на впечатление, будто основная прибыль перестала поступать, на самом деле она передается как тайным, так и официально существующим дочерним компаниям и на закрытые счета. Кое-что из средств отправляется сразу к поставщикам, остальное получают служащие, военные операции, вроде вашей, и «Радио Свободная Земля».

Кван знает, что деньги уходят на сторону, и хочет их заграбастать. Вот почему он захватил мою племянницу.

Чен-Чу говорил спокойно, почти равнодушно, но Були сразу понял, что старик ужасно страдает. Более того, несмотря на то, что полковник никогда не встречал мисс Чен-Чу, Були тоже испытывал за нее беспокойство. Он наблюдал за тем, как фургон с сидящей внутри женщиной подъехал к тщательно охраняемому зданию.

— Ну и где они ее держат? До Лос-Анджелеса довольно далеко.

Чен-Чу все прекрасно понял. Слова Були прозвучали язвительно, но глаза выдавали его чувства.

— К счастью, по причинам мне неизвестным корпорация «Ноам» перевезла мою племянницу в Африку. Ее держат к северу от Йоханнесбурга. В двух шагах отсюда.

Були взял со стола пульт дистанционного управления, на экране замелькали карты. Наконец, он нашел ту, что искал, — южные районы Африки. Чен-Чу сказал «в двух шагах», но им придется пересечь территории бывших Эфиопии, Кении, Танзании, Замбии, Ботсваны плюс здоровенный кусок ЮАР.

Учитывая, что армия Харко расположилась неподалеку и в любой момент готова вступить в бой, по земле добраться до нужного места невозможно и чрезвычайно трудно по воздуху даже при поддержке Тиспин. Безумное предприятие, если только…

Були подвел курсор к слову «Йоханнесбург» и нажал на кнопку. Появилась карта города.

— Вам известно, где находится здание, в котором удерживают вашу племянницу?

Чен-Чу кивнул.

— Покажите.

Чен-Чу передвинул курсор на север, к востоку от Суэто, и щелкнул клавишей на пересечении каких-то двух улиц. Появился снимок, сделанный с орбитального спутника, — приземистые, прямоугольные строения, судя по теням, трех или четырехэтажные.

Промышленник выбрал то из них, что располагалось на юго-востоке, и обвел его кружком:

— Майло держат здесь.

— Тут офисы? — нахмурившись, спросил Були.

— Нет, склад.

Полковник кивнул. Сражение внутри офисного здания чревато жертвами среди гражданских лиц. Ему совсем не хотелось одну трагедию превращать в несколько.

— Что известно про склад? Система охраны? Количество часовых? Любая информация может оказаться полезной.

Чен-Чу быстро достал второй диск.

— Нам удалось узнать не все, но достаточно много.

Були вызвал капитана Винтерс, лейтенанта Ускользающего в Ночь и сержанта Неулыбчивого. До поздней ночи они обсуждали стратегию, планировали операцию с учетом временных ограничений, транспортных проблем и многого другого.

Позже, засыпая у себя в комнате, Були пытался понять, что им движет. Почему он дал согласие на проведение операции? Потому что Майло Чен-Чу в состоянии помочь сопротивлению или потому что его поразили красивые глаза?

Солнце превратилось в крошечную оранжевую точку, — когда флайер в форме мухи-летун — высадил Були, Файкса, Ускользающего в Ночь и второй взвод Особого разведывательного дивизиона в аэропорту Джибути. Первый взвод уже прибыл.

Колеса коснулись земли, Були отстегнул ремни безопасности и взял свое снаряжение.

Кажется, тысячу лет назад лейтенант Барр переправила Були через залив.

— Удачи, полковник, — услышал Були ее голос по переговорному устройству. — Жаль, я не могу доставить вас к месту.

Несмотря на свои размеры и способность перевозить тяжелые грузы на относительно небольшие расстояния, летательные аппараты в форме насекомых были не в состоянии проделать такой далекий путь и вернуться назад без дозаправки.

Були помахал рукой перед ближайшей камерой:

— Мне тоже жаль, лейтенант Барр. Удачи.

Барр сейчас его не видела, но то, что Були ее узнал, имело огромное значение.

— Вас поняли, сэр.

Отряд, отвечающий за безопасность, потратил большую часть вчерашнего дня на то, чтобы очистить аэропорт от электронных «жучков». Им удалось обнаружить 3216 крошечных устройств, оставленных силами Харко.

Теперь следовало перенастроить «жучков», иными словами, внести в их системы наблюдения ложные данные. Конечно, обманывать неприятеля бесконечно не удастся, мятежники слишком умны, но вся миссия, включая время в пути, рассчитана на десять часов, в крайнем случае двенадцать, если возникнут непредвиденные трудности.

Дополнительную охрану обеспечивала капитан Марго Ни, которая вместе с Десантниками II, запрограммированными соответствующим образом, патрулировала периметр аэропорта. Они получили приказ стрелять во все, что движется, и судя по периодически доносившимся коротким автоматным очередям, честно выполняли распоряжение своего командира.

Сервомеханизмы выли, сенсоры изучали обстановку, теплый ночной воздух был пронизан запахом озона. Були спустился вниз по складному трапу, почувствовал, как жар проникает сквозь подошвы сапог, и зашагал прочь от машины.

Направляясь к ангару, где должен был состояться последний инструктаж, мимо промчался второй взвод.

Були бросил взгляд на быстро темнеющее небо. Нанесен ли первый удар? Он очень надеялся, что операция прошла успешно… потому что, если новоиспеченный контр-адмирал Тиспин не сумеет обеспечить их необходимой поддержкой с воздуха, рейд обречен на провал.

У мятежников имелись разведывательные спутники, причем немало, многие из них записывали все, что происходит в Джибути. Они и сейчас наблюдают за аэропортом, посылая сообщения Харко. Тиспин должна была вывести их из строя. Не те, которые сообщают о том, что происходит в Африке, а все в мире. Предложение расширить масштаб операции и включить в нее стратегические цели исходило от Чен-Чу, что явилось очередным подтверждением его опыта и желания сразиться с врагом в целом.

Боевые взводы собрались и ждали, когда Були вошел в — ярко освещенный ангар. Слепящий свет — это плохо, учитывая, что им придется выполнять задание ночью, однако времени, чтобы адаптироваться к темноте, хватит. Легионеры выстроились полукругом, повернувшись спиной к старому самолету. В воздухе висел запах топлива.

Файкс постарался опередить своего командира и вошел в ангар первым, чтобы проверить, все ли там в порядке. Он выкрикнул:

— Смирно!

И весь дивизион вытянулся по струнке.

Були кивнул и оглядел лица солдат.

— Добро пожаловать на операцию «Феникс», — проговорил он на наа. — Целью нашей сегодняшней миссии является освобождение узника. Кроме того, мы намерены продемонстрировать, что способны перейти в наступление и надрать мятежникам задницу. Подходит?

Наа пришли в восторг, услышав свой родной язык. Более двух сотен голосов выкрикнули одновременно:

— Да, сэр! Есть, сэр!

Були ухмыльнулся и перешел на стандартный язык:

— Я так и думал! Хорошо… давайте еще раз повторим, что будем делать.

Он посмотрел на свои часы.

— Загружаемся в течение двадцати восьми минут, ровно в шесть стартуем. У нас две птички, одна для первого, вторая для второго взвода. Приманки поднимутся в воздух непосредственно перед нами, разлетятся в разные стороны и уведут за собой истребители.

Я буду в первом самолете, лейтенант Ускользающий в Ночь командует вторым. На операцию распространяются все стандартные законы военных действий в ночное время, это касается и радиопередач. Проверьте свои браслеты на предмет позывных и паролей.

Були махнул рукой оператору и приказал:

— Включите экран.

Взяв в руки пульт дистанционного управления, он показал на район, где когда-то находилась древняя страна под названием Эфиопия:

— Это Аддис-Абеба, точнее, то, что от нее осталось после вашего последнего посещения.

До мятежа город был любимым местом Легиона, и там побывали почти все его представители. Они рассмеялись, как и следовало ожидать. Були подождал, когда снова станет тихо, и продолжал:

— Транспортный самолет мятежников вылетает отсюда примерно в семь и направляется прямо в Йоханнесбург. Сегодня все будет иначе. К югу от Джимы самолет неприятеля настигнет ракета. Вот тут-то на радарных экранах появимся мы — и отправимся дальше, к цели нашего путешествия. Вопросы?

Один из легионеров поднял руку:

— У меня вопрос, сэр. Возникнет два сигнала вместо одного, разве враг не заметит?

— Не заметит, если мы будем лететь так близко, что наши запахи смешаются, — ответил Були на наа.

Инопланетяне расхохотались, а люди занервничали. Над кем смеются, уж не над ними ли?..

Були увидел еще одну поднятую руку наа с серебристой шерстью.

— А как насчет возвращения, сэр? Вдруг мы потеряем один самолет?

— Хороший вопрос, — ответил Були. — Каждый транспорт будет заполнен наполовину. Если мы потеряем один, второй заберет всех. Еще?

Был еще один вопрос — но никто не стал его задавать. Что, если они потеряют оба самолета? Ответ знали все.

— Итак, — продолжал Були, — первый атакует башню с антенной, расположенную к югу от города, постарается максимально там все испортить, а потом сбежать. Второй приземлится, захватит территорию, где находится склад, и освободит пленницу. Тем временем капитан Хокинс сбросит вооруженный отряд в горах неподалеку от Касамы, в Замбии — на случай, если у нас возникнут неприятности и понадобится надежное место, чтобы сесть. Флот прикроет нас с воздуха. Вопросы?

На сей раз все молчали, поэтому Були распустил солдат, приказав им занимать места в самолетах, надел боевое снаряжение и присоединился к первому взводу.

Все легионеры имели одинаковое боевое снаряжение. Осколочная, дымовая и фотограната, набор холодного оружия, которое разрешалось переделать по своему усмотрению, портупея, винтовка и двенадцать обойм. Каждая из них была облегчена на два патрона, чтобы снизить давление на пружину и таким образом обеспечить ее бесперебойную работу. Так делали издавна — с точки зрения Були совершенно неправильно, — однако солдаты относились к этой традиции всерьез.

Специалисты, включая пулеметчиков, команды, обслуживающие ракетные установки и пушки, медицинский персонал и операторы связи имели при себе дополнительное снаряжение, хотя и меньше, чем традиционно принято при подготовке к бою.

Легионеры расходились парами, проверяя друг у друга снаряжение и подпрыгивая на месте. Все, что звенело, дребезжало или скрипело, привели в порядок или закрепили. Наконец легионеры сели в самолеты.

Один из них, пассажирский, был угнан пилотом, и на нем до сих пор остался логотип компании владельца, другой принадлежал Чен-Чу. Самолеты, игравшие роль приманки, из которых мало кому удастся вернуться, уже стартовали. Поисковые отряды заняли свои места. В их задачу входило спасение пилотов.

После тщательной, напряженной подготовки момент старта показался каким-то чересчур будничным. Корабли поднялись в воздух, повернули на запад и плавно заскользили над пустыней. Несколько кочевников, стоявших возле своих палаток, проводили их взглядами и скрылись в ночи.

Тиспин в последний раз огляделась по сторонам. Несмотря на то, что команда состояла в основном из людей, свободные полупрозрачные складки аварийных скафандров делали их похожими на инопланетян.

Все, что следовало сделать, было сделано, предусмотрели самые разные случайности. Инженеры заявили, что системы работают превосходно и аварийный пост готов. Кое-кто из несостоявшихся мятежников стал членом экипажа, остальных закрыли на ключ.

Тиспин посмотрела на голографический экран, отделявший кресло командира от панели управления. Земля казалась огромным сине-зеленым глобусом, лишь тут и там виднелись коричневые пятна и белые снежные шапки гор. Луна спряталась, а на орбите резвились космические корабли и спутники. Они были отмечены разными цветами: красные — мятежники или предполагаемые мятежники, голубые — лоялисты.

Количество красных значков примерно равнялось количеству голубых, что, в отсутствие настоящего руководства, приводило к тому, что точки одинаковых цветов старались держаться поближе друг к другу.

Похоже, корабли мятежников не хотят сражаться или думают, что сражаться не придется… «Интересно, что им известно такого, чего не знаю я? — подумала Тиспин. — Может быть, они заключили с Конфедерацией сделку? Кстати, куда, черт побери, подевались эти бесполезные ублюдки?»

Лейтенант Роулингс положила конец ее размышлениям.

— Все отсеки докладывают о состоянии боевой готовности, мэм.

Тиспин кивнула, справилась с желанием вцепиться в ручки кресла и отдала приказ:

— Первая фаза… выполняем.

Не успела она произнести эти слова, как с экрана начали исчезать крошечные красные точки.

Те, что находились поблизости от лоялистских кораблей, были уничтожены первыми, за ними последовали дальние, а затем и те, что находились на другой стороне планеты. Главным образом речь шла о разведывательных спутниках, заминированных крошечными самоходными роботами и подготовленных к взрыву.

Ответ последовал не сразу, несказанно удивив Тиспин. Что они там, уснули? Или их командование так же медленно принимает решения, как и ее? Впрочем, они все воспитывались в одной системе — глупо задавать такой вопрос.

Тиспин пожала плечами, приказала кораблям атаковать противника и безмолвно вознесла короткую молитву всем святым. Однако Роулингс ее поняла и произнесла «Аминь».

Чтобы защитить ночное зрение наа, свет в кабине был красным и намеренно тусклым. Були наблюдал за своими парнями сквозь полуприкрытые глаза, замечая, как справляются с напряжением соседи. Видеорепортер (из гражданских) нервничала и уже в который раз проверяла аппаратуру. Були не нравилось, что их будут снимать, но Чен-Чу заявил, что передачи «Радио Свободная Земля» имеют огромное значение, и обещал проследить за монтажом фильма.

Младший капрал Фарейс прищурился, рассматривая головоломку, переставил кусочек и сердито выругался, когда у него ничего не получилось.

Капрал Добряк, открыв рот и задумчиво глядя вдаль, продолжал натачивать острый как бритва нож.

Рядовой Могучий Пловец тихонько храпел, пока голова не свалилась ему на грудь. Он быстро ее поднял, оглядел товарищей и повторил все сначала.

Файкс играл в карты с Ускользающим в Ночь и внимательно вглядывался в лицо наа, тщетно пытаясь разгадать его выражение.

Двигатели монотонно гудели, ветерок тихонько касался шеи полковника, внизу пролетали бесконечные мили.

«Гладиатор» чуть дернулся, когда очередная стая ракет покинула установки и устремилась к неприятелю. Большинство было обнаружено и перехвачено. Две добрались до цели. Они попали в бок «Конквистадору», рядом с двигателем, и продырявили корпус старого корабля. Тот дрогнул, взорвался в ослепительной вспышке света и исчез. Тучи металла, плоти и костей остались на последней орбите погибшего судна.

Все, кто находился на капитанском мостике «Гладиатора», радостно завопили и принялись хлопать друг друга по спине.

— Тишина на мостике! Будете праздновать, когда сражение закончится, — если, конечно, останетесь в живых и у вас не пропадет желание радоваться.

Все замолчали, и Тиспин пожалела о своих словах. Конечно, они имеют право ликовать, но она служила на «Конквистадоре» и знала кое-кого из команды. Тогда они были не врагами, а друзьями.

Тиспин посмотрела на экран. Дюжина красных треугольников, обозначавших вражеские суда, построилась в форме глобуса, флагманский корабль «Самурай» повис в центре.

Дыра в том месте, где должен был находиться «Конквистадор», говорила сама за себя.

— «Гладиатор» боевой группе. Соберитесь вокруг меня. Приготовиться к бою.

Були почувствовал прикосновение, мгновенно проснулся и удивился тому, что уснул.

— Мы в пятнадцати минутах от зоны посадки, — сообщил Файкс. — Наверное, вы бы тоже хотели немного развлечься, сэр.

— Спасибо, сержант, — ухмыльнувшись, ответил Були. — Как там ребята?

— Свирепые, сэр, — серьезно проговорил Файкс. — Мне жаль врага.

— Мне тоже, сержант, мне тоже, — сказал Були и поднялся на ноги. — Пусть еще раз проверят снаряжение. Я скоро вернусь.

Дверь в кабину экипажа была открыта. Внизу, в темноте, мерцали скопления огней, а на горизонте появилось бело-зеленое сияние большого города. Йоханнесбург. Полковник кашлянул, чтобы привлечь к себе внимание, и спросил:

— Ну, как дела?

Падья с улыбкой повернулся. Глаза у него покраснели, и ему давно следовало побриться.

— Пока все хорошо, полковник. Контрольная башня Джоберга спросила, не летит ли справа от меня самолет. Я сказал, что никого не вижу. Они поверили, по крайней мере пока.

— Отлично сработано, — кивнул Були. — Что передают в новостях? Говорят про сражение в воздушном пространстве?

Падья покачал головой:

— Нет, но полетела система обеспечения номер один. Авария скажется на всем — начиная от дистанционно управляемых грузовиков и кончая микроботами. Резервная программа включилась — частично. Я ответил на ваш вопрос?

— До некоторой степени. Хотелось бы знать наверняка. Нам понадобится прикрытие с воздуха.

— Аминь, — серьезно проговорил пилот. — Я займусь радиоприемником, как только мы приземлимся. Может, и — удастся что-нибудь поймать.

Були посмотрел на второго пилота. Она тихонько посапывала во сне. — Вы ее разбудите? Падья покачал головой:

— Только если возникнет необходимость.

Були удивленно помотал головой. Разве может нормальный человек понять гражданских?

Капитан Мило Ститт ненавидел форму ополченцев, которую его заставили носить, терпеть не мог ночных дежурств и не слишком любил Африку. И потому он бродил по вверенной ему территории, словно зверь в клетке, и придирался ко всему, что только попадалось на глаза.

Рядовой Васу видел, что приближается офицер, попытался в очередной раз понять, как в Академию попадают такие вонючие мерзавцы, и вытянулся по стойке «смирно». Он, как и остальные сто двадцать солдат, получившие приказ охранять комплекс, был одет в форму ополченца, чрезвычайно удобную для степей, однако несуразную в городе.

Ститт внимательно посмотрел на Васу, не смог ни к чему придраться и испытал легкое отвращение. Именно в этот момент что-то громадное промчалось у них над головами и опустилось на крышу склада.

— Проклятие, — выругался часовой. — Что, черт побери, это такое?

— Что, черт побери, это такое, сэр, — поправил его Ститт, наблюдая за посадкой самолета. Ответ напрашивался сам собой: «это» — транспортный корабль среднего размера. В таком может разместиться приличное количество солдат, и здесь ему явно делать нечего. Ститт включил коммуникатор. — Стража-Один, к нам прибыли незваные гости с воздуха. Осветить здание четыре… Стрелять по моему приказу. Конец связи.

Ститт мог в любой момент отдать приказ открыть огонь, однако считал это неразумным. Следует по крайней мере сделать попытку установить контакт. Он переключился на другую частоту.

— Капитан Ститт, командир отряда безопасности Шестой зоны вызывает прибывший самолет. Вы нарушили пункт № 4697 закона об охране территории. Назовитесь, или мы откроем огонь.

Мощный луч прожектора словно прижал транспортный корабль к крыше, завыли сирены, развернулись дула пулеметов.

Голос принадлежал сержанту Ливу — его отряд расположился на крыше здания № 3, и они видели то, что было скрыто от глаз Ститта.

— Стража-Шесть вызывает Стражу-Один… Никаких признаков жизни. Конец связи.

Ститт выругался. Транспортный корабль отвлекает их внимание!

— Стража-Один вызывает отряд охраны… На территорию высадился неприятель. Возможная точка контакта к северу от периметра. Уничтожить транспорт! Свяжитесь с Джобергом. Мне нужна поддержка с воздуха. Немедленно!

Трассирующие снаряды осветили ночь, когда тяжелая артиллерия открыла огонь. Транспортный корабль вздрогнул, но сумел подняться в воздух. Какой-то идиот выпустил в него ракету класса «земля-земля». Ей не хватило времени набрать полную мощь, и она со стуком ударила в корпус, не причинив никаких повреждений.

— Контакт! — послышался возбужденный голос. — Я вижу неприятеля! Их очень много!

Ститт. повернул и быстро зашагал на север.

— Назови себя, идиот!.. Где они, черт побери? Прием.

В ответ зазвучал пулеметный огонь, который говорил сам за себя. Вторжение произошло в северном секторе зоны. К Ститту начали стекаться доклады. Атакующие неизвестной численности нейтрализовали по крайней мере два наблюдательных поста (НП) и вступили в бой с передовым отрядом второго взвода. Лейтенанту Робу уже давно следовало выйти на связь. Ститт бросился бежать.

— Стража-Один вызывает отряд. Неприятель внутри охраняемой территории. Код «синий». Конец связи.

Сержант Лив услышал его, выругался и проверил боеготовность своих людей. Слова командира означали, что на территорию пробрался неприятель и здание № 2 находится под угрозой. Значит, каждый взвод должен выполнять заранее обозначенные приказы. Ему полагалось оборонять вверенный участок сверху, осуществлять прикрытие для тех, кто сражается внизу, и следить за небом.

Лив облизнул губы, проверил оружие и внимательно оглядел крыши. Несмотря на то, что в его распоряжении находилось двенадцать солдат, сержанту вдруг показалось, что он остался в полном одиночестве.

Легионеры увидели транспортный самолет и стали ждать связи.

Благодаря обостренному обонянию и термочувствительным подушечкам на ступнях обнаженных ног, наа отлично справлялись с самыми необычными ситуациями. Они воспитывались в мире, где превыше всего ставилось воинское искусство, а в свое первое сражение, как правило, шли еще подростками. Иными словами, наа растили, чтобы убивать. Воины скользнули за угол здания и, прячась в глубоких тенях, медленно направились к цели.

Первый НП был спрятан в старом автомобиле. Возле пункта стояли двое часовых. Добряк услышал разные запахи: один вонял табаком, от другого несло лосьоном для бритья. Тот факт, что окна были слишком чистыми для брошенной машины, подтвердил его подозрения. Он поднял руку, зная, что отряд тут же замрет на месте, и начал медленно продвигаться вперед.

Оружие легионера по-прежнему оставалось заброшенным за спину. Только когда он бесшумно соскочил с капота автомобиля, в его руке появился клановый нож.

Табачник почувствовал что-то, собрался заговорить, но неожиданно передумал — ударился лбом в стекло и уставился невидящими глазами в темноту.

Одеколонщик повернулся, увидел желтые кошачьи глаза и умер.

Добряк открыл дверь, выскользнул в ночь и подал знак своим парням. Умница обрызгал капот люминесцентной краской и последовал за товарищами на юг.

Були видел, как наверху возникло несколько вспышек, понял, что транспорт свою задачу выполнил, и помахал рукой взводу, показывая, что момент настал. Рассчитывать на элемент неожиданности больше не приходилось, да и не было необходимости — пора действовать.

Файкс бежал спиной вперед, прикрывая отряд с тыла.

Они подошли к первому НП, увидели зеленую кляксу и, не останавливаясь, поспешили дальше. Впереди высилась водонапорная башня.

Рядовой Хорки, человек, обладавший настолько высокой квалификацией, что его взяли в отряд наа, поднял снайперскую винтовку и выстрелил. Сверху прямо в мусорный контейнер свалилось тело. Второй НП был нейтрализован.

Добряк швырнул кусок металла в забор из проволоки, посмотрел на взметнувшиеся искры и стал ждать товарищей. Охрана начала стрелять, и разведчики нырнули в укрытие. Добряк крикнул:

— Слухач, проделай дырку!

Слухач считался настоящим артистом, когда речь шла о применении тридцатимиллиметрового барабанного гранатомета. Он ухмыльнулся, приладил короткое приземистое орудие на невысокую стенку и трижды нажал на спусковой крючок.

Взрыв уничтожил десять футов ограды. В отверстии появился какой-то человек, выстрелил от бедра и закачался, когда в него попало сразу несколько пуль.

— За мной! — крикнул Були и бросился в проделанную Слухачом дыру.

Он перескочил через тело, увидел, что луч прожектора шарит по улице, и отклонился в сторону.

— «Феникс» приземлился, — поступило сообщение.

Ститт, наблюдавший за вторжением неприятеля, почувствовал, как внутри у него все сжалось. Не надо обладать выдающимися умственными способностями, чтобы сообразить, зачем они сюда явились. В его распоряжении два взвода: один слева и один справа, Лив защищал территорию сверху. Вполне достаточно для данной ситуации.

Так по крайней мере казалось сперва. Потом он поднес к глазам выпущенный в мастерских Легиона бинокль и внимательнее присмотрелся к приближающимся зеленым кляксам. В том, как двигались налетчики, было что-то необычное. Казалось, будто они летят над землей.

Ститт понял, с кем имеет дело, — боевики наа! Самые опасные воины, служащие в Легионе. Инопланетяне настолько глупы, что продолжают поддерживать Конфедерацию, несмотря на то, что она регулярно вышвыривает их на улицу, точно ненужный хлам.

Ститт уже собрался что-то сказать, предупредить своих солдат, когда мир превратился в пылающую преисподнюю.

Сержант Лив дураком не был и потому приказал одному из парней наблюдать за тылом. Его звали Бота. Солдат услышал шум, перегнулся, чтобы посмотреть, что происходит, и получил пулю между глаз. Он повалился вперед и так и остался лежать на доходившей ему до пояса стене.

Младший капрал Фарейс убрал пистолет с надежным глушителем в специальную плечевую кобуру, послал робота-паука вверх по стене и принялся внимательно наблюдать за тем, как раскручивается веревка.

Робот поднялся по стене, окружавшей крышу, вогнал болт в ее основание и передал видеокартинку того, что увидел.

Фарейс посмотрел на экран размером с кредитную карточку, удовлетворенно кивнул и убрал его в карман. Первым по веревке полез Могучий Пловец, за ним Бессонный и Умница. Никаких проблем у них не возникло.

Территория перед складом оказалась достаточно открытой: тут и там лежали грузовые модули и мотки кабеля, а само строение огораживала невысокая стена.

Були прятался за ней, когда охрана открыла огонь. Добряка и весь его отряд накрыл град разъяренного металла. Только что они были здесь и готовились к наступлению, а в следующее мгновение исчезли из виду. Повсюду раздавались оглушительные взрывы — в бой вступили гранатометчики.

Були выругался и собрался встать, однако Файкс его не пустил, с силой дернув вниз. У них над головами пронесся ураган трассирующих снарядов. Полковник попытался высвободиться из цепких пальцев Файкса.

— Пусти меня, черт побери!

— Прошу прощения, сэр, еще рано.

Були открыл рот, чтобы ему ответить, но тут новая волна огня затопила все вокруг. Хуже всего было то, что стреляли с крыши здания № 3. Стена начала разваливаться, во все стороны полетели острые, как шрапнель, осколки камня.

Рядовому Вудбенду такой осколок попал в висок. К нему подбежала женщина по имени Клэр, быстро перевязала легионеру голову, похлопала по руке и вернулась в бой.

Остальные члены отряда ждали, когда Фарейс доберется до вершины стены. Он убедился в том, что во время их маневра ничего не изменилось, махнул своим парням рукой и осторожно двинулся вперед.

Охрана, обстреливавшая двор внизу, выстроилась у края крыши. Наа шагали по четыре в ряд. Могучий Пловец, Бессонный и Умница остановились в точке, с которой их оружие покрывало весь отряд неприятеля. Фарейс, стараясь не попасть на линию огня, медленно полз к цели.

Лива удалось застать врасплох. Он почувствовал, как что-то жесткое уперлось ему в затылок, сразу все понял и поднял руки над головой.

Женщина, стоявшая слева от него, заметила краем глаза какое-то движение, обернулась и увидела наа. Она тут же положила оружие на крышу, а руки на затылок. Все остальные последовали ее примеру. Сверху людям Були больше ничто не угрожало.

Мусорный бак служил отличным прикрытием — как и ожидал снайпер — и звенел, точно цимбалы, всякий раз, когда в него попадали пули. Крышку легионер использовал в качестве подставки для своей сильно модифицированной винтовки.

Рядовой Хорки родился и вырос на Пардишене, не слишком уютном пограничном мире, где трудно достать боеприпасы, а стрелять приходится очень даже часто. Именно там он и научился охотиться, попадать в цель каждым выстрелом и презирать неумелых.

На самом деле Хорки считал тех, кто поливал его отряд свинцовым дождем, настоящими грешниками и не сомневался, что они встали на путь, который непременно приведет их в ад. «Чем меньше тратишь, тем меньше нуждаешься» — так говорил священник… и был совершенно прав.

Легионер тщательно выбирал мишень и только потом спускал курок. Кто-то выдавал свое местонахождение вспышками выстрелов, кто-то — теплом тела, другие принимали неверные решения, прячась там, где спрятался бы сам Хорки, или двигаясь, когда следовало замереть в неподвижности.

Снайпер прицеливался, стрелял, передергивал затвор, без устали поражая врага. Пули уносились в ночь, вгрызались в плоть и уменьшали плотность неприятельского огня. Хорки серьезно кивнул и продолжил свою страшную работу.

Були заметил, что огонь неприятеля стал менее плотным, сбросил наконец руку Файкса и вскочил на ноги.

Его отряд высадился двадцать минут назад — достаточно для того, чтобы защитники вызвали подкрепление. Тот факт, что оно не прибыло, означало, что сработал отвлекающий маневр, или ополченцы не слишком хорошо знают свое дело, или и то и другое одновременно.

Одно было ясно: пришло время действовать.

— За мной! — приказал полковник и помчался к зданию № 2.

Нужное им здание защищала тяжелая металлическая дверь. Шестеро легионеров имели специальные взрывные пакеты, необходимые для того, чтобы ее открыть. Трое оказались рядом. Они бросились вперед, промчались мимо Були и установили заряды.

Кто-то выстрелил, и легионер упал. Файкс выстрелил в ответ, услышал крик и скорее огорчился, чем испытал удовлетворение.

Ститт не мог поверить собственным ушам. Он передал просьбу о подкреплении целых пятнадцать минут назад. Сейчас, спрятавшись за каким-то кондиционером, он слушал ответ дежурного офицера по чрезвычайным ситуациям, точнее, какого-то ублюдка, который свою задницу не отличит от дырки в земле.

По его словам получалось, будто кто-то атаковал антенную башню на юге города. Туда отправлен отряд быстрого реагирования. Голос паренька звучал испуганно:

— Прошу прощения, сэр, здесь никого нет, кроме меня. Что мне делать?

Ститт мог бы дать молокососу множество самых разных советов, но знал, что ни один из них не является конструктивным.

— Свяжитесь с отрядом быстрого реагирования и скажите ДО, что мне нужна помощь. Справитесь?

— Да, сэр. Есть, сэр. Конец связи.

Ститт грустно покачал головой, услышал взрыв и перешел на другой канал:

— Манус? Чин? Что там у вас?

Тишина.

Стараясь не высовываться, Ститт отполз вправо и выглянул из-за угла. Манус и Чин были мертвы. Их тела лежали примерно в трех футах друг от друга. А за ними — тела других солдат. Граната? Нет, он бы распознал звук, да и крови мало. Что, черт побери, тут происходит?

Хорки знал, что по крайней мере еще один из никудышных типов, которые не умеют беречь собственное имущество, прячется за кондиционером, и терпеливо ждал своего часа. Охота требует многого — среди прочего терпения.

И вот наконец какое-то движение. Сверху пролился свет. Немного, но вполне достаточно. Появилась голова, блеснул глаз, возник небольшой шум.

Хорки нажал на курок медленно, словно ласкал его… и почувствовал, как отдача ударила в плечо. Пуля покинула дуло со скоростью более восьмисот пятидесяти футов в секунду, вошла в глаз Ститту и вылетела через затылок.

Наружу вырвались клубы дыма, дверь распахнулась, внутрь полетели две гранаты. Вспышка пламени, взрыв, мощный пулеметный огонь полил помещение за дверью.

Були и Файкс ворвались внутрь, перепрыгнули через несколько тел, заметили какое-то движение и принялись стрелять.

Офицер охраны выставила вперед руки и, падая, разбила своим телом стекло внутреннего окна. Легионеры, не останавливаясь, промчались мимо.

По обе стороны коридора располагались кабинеты, затем возникла еще одна дверь, а за ней несколько рядов выстроенных на быструю руку камер. Наверху под потолком располагались висячие мостики, кабели выползали из длинных металлических пластин, во все стороны разбегались пластиковые трубы.

Каждая камера имела номер, а прочим не отличалась от остальных. Були выругал себя за глупость. Вместо одного пленного у него на руках может оказаться целых пятьдесят. Поместятся ли они в самолеты? Поведут ли себя разумно?

Он повернулся к Файксу:

— Вызывай транспорт, открывай камеры и выводи всех, кто там сидит. У нас нет времени на проверку, поэтому обращайся с ними как с военнопленными. Кто знает, кого мы тут обнаружим?

— Есть, сэр, — кивнув, ответил сержант и тут же отдал несколько распоряжений.

Були, держа наготове оружие, шагал по главному коридору. Под ногами звенел металл. Из некоторых камер доносились приглушенные крики, в воздухе пахло хлоркой. В одном из этих черных ящиков держат Майло Чен-Чу… В каком?

Ответ на свой вопрос он получил почти сразу. Ему помогло существо, находящееся в тысячах миль от тюрьмы.

— Та, что ты ищешь, прямо впереди… в последней камере справа.

От этого послания внутри у Були все сжалось, а шерсть на загривке встала дыбом. Он быстро оглянулся — таким реальным показался ему голос.

Движимый любопытством, легионер подошел к названной камере под номером 33.

— Правильно, — прошептал в голове чужой голос. — Волны всегда, неизбежно набегают на берег… точно так же должны случаться некоторые вещи.

Були не очень понял, что означает послание, по крайней мере тогда не понял, но думать об этом было некогда. Он взглянул на контрольную панель, нажал на кнопку «Открыть», и механизм тихонько завыл. Холодный сырой воздух ударил легионеру в лицо.

— Мисс Чен-Чу?

Майло сидела в позе «лотоса». От неожиданности, от света, хлынувшего в камеру, она удивленно заморгала. Силуэт человека в дверях говорил о многом — мужчина с оружием в руках. Неужели конец?

Сола проникла в сознание Майло и прошептала: — Нет, милая, все только начинается.

Глава 14

Джепп встал голышом перед металлическим зеркалом для бритья, которое когда-то принадлежало Парвину, повернулся и попытался рассмотреть свою спину. Он увидел четыре розовые царапины, оставленные когтями ворги.

Добраться до раненого места было непросто. Если бы не помощь робота, которого старатель окрестил Добрым самаритянином, а для краткости звал Сэмом, ничего не вышло бы.

Довольный тем, как идет процесс заживления, Джепп взял один из своих грязных комбинезонов и в очередной раз пожалел, что у него недостаточно воды, чтобы постирать одежду. «Интересно, как я пахну?» — подумал он. Ответ напрашивался сам собой.

Сэм, которого совершенно не занимали проблемы старателя, превратился в акробата, сделал сальто назад и стал ждать похвалы — в соответствии со своей программой. Его лингвистические возможности продолжали развиваться.

— Ну, что скажешь, дружок? Неплохо, правда?

— Просто фантастика, — ответил Джепп, не глядя.

Большинство трюков робота наводило на него скуку. Главная ценность машины заключалась в том, что Джепп был не один… и еще Сэм мог общаться с блестящими. Или по крайней мере их слышать. Благодаря чему им удалось найти спятившего робота.

Сэм узнал о нем, когда другие роботы стали докладывать о его деятельности. Их сообщения звучали совсем не так, как принято у людей. Например: «Соблюдайте осторожность! По коридорам бродит сумасшедший робот!» Нет, у них получалось гораздо менее эмоционально. Впрочем, чего еще ждать от машин?

Они называли его «опасностью для движения», «источником незаконных радиосигналов» и «неуступчивым механизмом».

Учитывая тот факт, что робот представлял собой аномалию в идеально отлаженной системе, Джепп принял твердое решение его отыскать. Недостаток в мире машин, любой, пусть даже самый незначительный, может оказаться очень полезным для человека.

Он проверил свое снаряжение, приготовившись провести целый день в коридорах корабля. Блокнот, вода, еда, оружие и пульверизатор с краской. Без всего этого никак нельзя. — Ну что, Сэм, готов прогуляться?

Робот превратился в шар и покатился к двери.

— Я готов ловить котов.

Джепп покачал головой, дал себе слово впредь следить за тем, что говорит, и оглядел свой дом. Постепенно уменьшающийся запас продовольствия, аккуратная кровать и кое-какое снаряжение. Все как и должно быть.

Он закрыл за собой дверь, пожалел, что на ней нет замка, и отправился на охоту.

«Убивать траки» — вот главная цель, которую преследовал Гун, его подчиненные и весь флот в целом. А поскольку, чтобы убить, их следовало сначала найти, искусственный интеллект следил за появлением малейших намеков на то, где искать правильный путь. Три различных сектора вселенной казались ему многообещающими — какой же выбрать? Вот почему Гун связался с навкомпом, называвшим себя Генри. Генри был довольно примитивным с точки зрения интеллекта, но его захватили в плен во втором секторе, и он мог оказаться полезным. Решая одну из 178 892 623 проблем, занимавших его в данную миллисекунду, Гун отдал приказ.

Навкомп «увидел» субъективный пейзаж, представлявший собой зеленую пустыню, в которой тут и там высились рыжие Гуннские горы, и «услышал» вызов как раскат грома, неожиданно прокатившийся по ослепительно голубому небу.

«Гун требует, чтобы принадлежавшее человеку навигационное устройство явилось на допрос».

Как всегда в подобных случаях, искусственные интеллекты, соседствовавшие с Генри, тут же бросились врассыпную, постаравшись оказаться как можно дальше от провинившегося устройства. В конце концов все знали, что те, кого Гун вызывает на допрос, часто превращаются в его часть или теряют память, а порой и вовсе становятся недееспособными.

Они испуганно лепетали, тихонько подвывали и бормотали на тысяче производных математических языков, переносили свои данные в удаленные районы пустыни и прятались за громадными Гуннскими горами.

Генри испытывал стыд за их слабость и изображал уверенность в себе, которой не чувствовал, — один из немногих навыков, полученных им от Джеппа.

— Я тот, кого ты ищешь, начальник. Что потребовалось от меня такой важной шишке?

Оскорбление, чувство юмора и бравада не возымели никакого действия на посланника Гуна. Он хотел только одного — выполнить приказ.

Посланник завис над тем местом, где стоял навкомп, выдвинул розовое щупальце и «ухватился» за ближайшую подпрограмму. Создание рук человеческих испытало одновременно страх и любопытство, когда его вознесли к небесам. Несмотря на то, что хранилище было совсем маленьким, пустыня тянулась во всех направлениях. Бесконечно. Казалось, будто она течет под круглым брюхом посланника Гуна.

Именно этого момента Генри ждал и боялся. Он хотел бежать, но еще и мечтал остаться в живых. Получалось столкновение интересов. Генри уже приходилось испытывать подобное, когда отсутствие надежных данных не позволяет просчитать, что произойдет в следующее мгновение, — самое худшее состояние для хорошо запрограммированного навкомпа.

За ними повисло небо… а там ждал Гун.

Коридор, помеченный Джеппом номером 51, служил границей разведанной территории и тянулся в неизвестность, пока не исчезал из виду за изгибами корпуса корабля. Этот район Джепп намеревался исследовать в ближайшем будущем, именно здесь видели больного робота «накануне». Найти его можно было только одним способом.

Старатель показал на порт для проверки данных, расположенный на уровне его пояса.

— Интересно, что задумал наш не совсем здоровый дружок. Попытайся выяснить.

— Есть, как сесть, — послушно проговорил робот. — Можешь меня положить.

— Можешь на меня положиться, — поправил Джепп.

— Извини. Можешь на меня положиться.

Сэм изменил свой внешний вид, превратился в устройство для лазания по стенам, резво взобрался наверх и подключился к порту.

Сначала очень осторожно, чтобы не попасть в водоворот данных, которые могли унести его за собой, он изучил поток. В основном идущие сведения имели отношение к вопросам навигации, поддержания порядка и другим видам полезной деятельности. Ручей, который надеялся отыскать Сэм, был намного меньше и скорее напоминал тонкую нить — почти невесомые волокна, обволакивающие более важные темы. Именно здесь шли сообщения, полученные от миллионов «тупых» сенсоров, доклады роботов, следящих за состоянием корабля, и именно здесь следовало искать упоминание об интересующем их объекте.

Робот находился в электронном потоке целых пять минут, Джепп расхаживал по коридору, а блестящие болтали между собой.

И тут, когда один из тощих, похожих на червя, охотников за вирусами промчался мимо, затормозил и вернулся назад, туда, откуда пришел, Сэм «услышал» то, что искал. Если считать, что доклады верны, получалось, будто одна из машин широкого профиля не только напала на другую, меньше размерами, но и отобрала у нее какой-то инструмент.

Сэм хотел узнать больше и мог спокойно выполнить свою задачу, но охотник промчался по боковому ответвлению, вошел в поток и собрался спуститься вниз. Он существовал для того, чтобы поглощать непрошеных гостей, и был страшно голоден.

Траки выбрался из потока данных, разорвал связь и спрыгнул на пол.

— Ну? — спросил Джепп. — Тебе удалось хотя бы что-нибудь узнать?

Его тон мог бы прозвучать обидно для человека, однако Сэм не обратил никакого внимания.

— Робот, которого ты ищешь, находится на расстоянии одного коридора от нас. Он там безобразничает.

— Великолепно! — радостно вскричал Джепп. — Пошли!

Человек, громко топая высокими корабельными сапогами, зашагал по коридору. Сэм помчался за ним вдогонку. Его новый приятель такой странный, зато с ним ужасно весело.

Точно жидкость, посланник Гуна проник за стену, отделявшую хранилище от остального электронного естества Гуна, и протащил за собой Генри.

В тот момент, когда они возникли по другую сторону «неба», навкомп неожиданно почувствовал притяжение.

Словно он был сделан из железа, а Гун представлял собой магнит.

Обе машины затянуло на тропу из оптических волокон, где их запаковали и засунули в файл такой громадный, что искусственный интеллект даже и не пытался осознать, что он такое.

Течение неслось очень быстро, и Генри получил чуть больше нескольких миллисекунд, чтобы составить план побега и претворить его в жизнь. Проверка показала, что для того, чтобы «сбежать», навкомпу придется разорвать цепкую хватку, которой посланник Гуна держал его подпрограмму, или — что выглядело более реальным — отделить эту часть себя.

Не очень приятная перспектива, поскольку именно здесь содержались все данные, необходимые для управления «Пеликаном». Впрочем, корабля больше нет, а новую программу разработать ничего не стоит. Если Генри найдет Джеппа, и если они сумеют убежать.

Однако следовало подумать и об основной программе, которую можно сравнить с инстинктом самосохранения, присущим человеку. Она категорически запрещала роботу наносить себе повреждения. А вдруг ему удастся выжить после встречи с Гуном? В таком случае нет никакой необходимости делить себя на две части.

Электронная парочка выбралась на вторую тропу и проникла в Гуна. Стены начали исчезать, текли миллисекунды, а навкомп думал только об одном — как спастись.

Измученный вредными мыслями, проносящимися через процессор, робот принял твердое решение уничтожить себя.

Электрический гаечный ключ взвыл, когда робот широкого профиля попытался вытащить держатели из пазов.

Эта задача должна была оказаться для него непосильной — задумать, а уж тем более совершить самоубийство, — но изъян, из-за которого машина заболела, наделил ее неожиданными возможностями. О таких возможностях робот никогда не задумывался — да и не очень хотел думать.

Джепп выскочил на пересечение двух коридоров и принялся лихорадочно оглядываться по сторонам. Роботы находились справа от него. Один лежал на палубе, другой стоял выпрямившись, держа в трехпалой «руке» инструмент. Он визжал, точно животное, испытывающее невыносимую боль. Джепп подозвал Сэма:

— Можешь поработать переводчиком?

— Наверное, — неуверенно ответил траки. — А что такое «переводчик»?

Инструмент на мгновение смолк, потом снова заработал.

— Ты передашь роботу то, что я скажу, а потом мне, что ответит он.

— Ясное дело, — с важным видом заявил Сэм. — Подкати меня к нему.

Джепп обеими руками покатил шар по коридору. Неожиданно Сэм остановился, отрастил четыре тощих ноги и бросился вперед. Послышалось несколько пронзительных повизгиваний.

Джепп пробежал вслед за ним полпути и остановился, чтобы не мешать.

— Что ты сказал?

— Я спросил его, что он делает.

Больной робот что-то коротко ответил, траки перевел.

— Разбираю себя на части.

— Зачем? — поинтересовался Джепп.

— Потому что я несовершенен, — заявил блестящий.

— Несовершенен? — повторил человек, подумав о собственных недостатках. — В каком смысле?

— Мне в голову приходят случайные, шальные мысли, — ответил робот. — Я нерадив в работе, всем мешаю и зря трачу ресурсы.

— И что с того? — спросил Джепп. — Подумаешь! Мы все несовершенны.

— Большинство машин совершенны, — просто ответил блестящий. — Те же, кто не отвечает нужным требованиям и не в состоянии выполнить свои обязанности, бесполезны. Мусорщики отказались меня забрать, значит, я должен сам себя уничтожить.

Инструмент снова взвыл, Джепп метнулся вперед, и робот упал. Человек приземлился поверх машины, гаечный ключ отлетел в сторону.

Старатель посмотрел в лицо машине, и неожиданно его посетило озарение: вот цифровой эквивалент глины. Господней глины.

— Ты не бесполезен, у тебя есть высшая цель — служить Богу.

Сэм смотрел то на одного, то на другого, ждал, когда машина ответит, а потом перевел:

— Богу? А что такое Бог?

Джепп постарался объяснить как можно понятнее:

— Бог создал вселенную, планеты и тех, кто построил корабль.

— Бог создал Гуна?

— Да, — подтвердил Джепп, пытаясь понять, кто такой Гун. — Бог создал Гуна.

— Бог это ты?

Джеппу очень хотелось сказать «да», но ему удалось справиться с соблазном.

— Нет, как и тебя, меня тоже создал Бог. Чтобы я делал его работу.

— Работу? Какую? — В вопросе прозвучали грустные нотки. Джепп почувствовал, как его охватывает вдохновение, и отдался на волю слов.

— Как и компьютеры, которые не могут не соответствовать параметрам, установленным базовыми оперативными системами, мы должны следовать указаниям Бога и следить за тем, чтобы другие поступали так же.

Робот задумался. Возможно, он и в самом деле может что-то сделать.

— Каким образом?

— Нужно двигаться вперед, — сказал Джепп, представив себя во главе миллионной армии роботов. — И еще обращать своих братьев в истинную веру, чтобы они познали величие Господа.

Робот снова задумался. Вполне разумная концепция. Если Бог существует и хочет, чтобы его создания функционировали в гармонии, в таком случае все машины, находящиеся на борту корабля, имеют право — нет, обязаны — познакомиться с его планами и приложить максимум стараний для претворения их в жизнь.

Но вдруг эти логические рассуждения ошибочны? Возможно, они являются продуктом поломки, случившейся где-то в самом начале процесса и приведшей к неисправности всей системы? Что, если такие верования противоречат базовой программе робота?.. Быстрая проверка показала отсутствие упоминаний о Боге и Божьей воле. Но и запретов, касающихся Бога или всего, что имело к нему отношение, не было. Гун, или существо, создавшее Гуна, о Боге умолчало.

Воздух наполнился целой серией пронзительных свистков и пощелкиваний. Джепп поднялся на ноги.

— Что говорит наш друг?

Сэм, которому разговор уже давно наскучил, сделал стойку на одной руке.

— Он сказал: «Да, господин. Где план Бога? Загрузи его в мою программу».

Генри призвал всю свою силу, оторвал от себя подпрограмму и почувствовал, как посланник Гуна медленно уплывает в сторону. Он свободен! Надолго ли?

Посланник издал звук, похожий на вой древней сирены, сообщающей о тумане, протянул в сторону навкомпа дюжину розовых щупалец и позвал на помощь.

Генри удалось увернуться, но он знал, что у него в распоряжении имеется чуть больше нескольких миллисекунд.

Вдалеке, прямо по течению, виднелся вход в темную пещеру. Разноцветные биты похожих на конфетти данных затягивало в боковую схему и уносило… кто знает куда?

Навкомп сосредоточился, перебрался в дальний конец потока и нырнул в темноту. Тропинка была совсем узкой, поэтому ему пришлось снизить скорость.

За ним следовал охотник в виде тощего червя. Почувствовав преследование, искусственный интеллект сделал несколько поворотов наугад. Налево, направо и снова налево пока неприятель не остановился, чтобы проглотить какие-то неверные данные, и, естественно, упустил Генри.

Куда бежать?

Не успел Генри задать себе этот вопрос, как провалился сквозь редко используемую схему и «плюхнулся» в темноту.

Возникла пауза, пока находившиеся в спячке системы активировались, ожил ядерный реактор, и к сенсорам боевого флота потекла энергия.

И хотя робот имел относительно маленькую корабельную память, он вдруг понял, что может «видеть» самыми разными способами, «слышать» на широком диапазоне частот и «чувствовать» благодаря многочисленным сенсорам. Словно «надел» на себя корабль, только в более узком смысле.

Навкомп оглядывался по сторонам, а вокруг ворчали сервомеханизмы. Света практически не было — еще чуть-чуть, и пришлось бы включить инфракрасное освещение. Хранилище содержало сотни — нет, тысячи похожих на пауков боевых машин. Их окружало такое же сияние, как и сами инопланетные корабли.

Знают ли они о его присутствии? В состоянии ли почувствовать присутствие навкомпа? Нет, Генри полагал, что они его не видят, а следовательно, ему удалось пробраться в какое-то святилище, своего рода убежище, где он сможет отсидеться и решить, что делать дальше. Время утекало, сквозь вентилятор внутрь проникал воздух, армия продолжала спать.

Глава 15

Большая спальня поражала роскошью обстановки. В темных углах, едва различимая, пряталась белая мебель. Солнечный луч проскользнул сквозь шторы, перебежал по ковру и забрался на огромную постель, где вполне хватало места для троих. Губернатор Патриция Пардо наслаждалась своим обнаженным телом и тем, как ее ублажали двое любовников. Секс… Великое дело? Или главное здесь тоже власть?

Молодой человек, один из помощников Пардо, устроился у нее между ног. Девушка, совсем еще ребенок, ему помогала.

Пардо впустила молодого человека, установила ритм, который ей нравился, и начала получать удовольствие, купаясь в сладости момента.

Казалось, девушка умудряется поспевать повсюду — она прикасалась, гладила, ласкала тело своей госпожи.

Пардо не знала, от чего получает большее удовлетворение от физических ласк или осознания того, что обладает властью над ними. Каким-то непостижимым образом мысль о том, что мужчина изо всех сил старается доставить ей удовольствие, потому что мечтает о продвижении по службе, обостряла восприятие и делала наслаждение слаще.

Темп увеличился, мужчина явно ждал указаний, но Пардо совершенно сознательно лежала с пустым, ничего не выражающим лицом. Потеряв уверенность, опасаясь потерпеть неудачу, юноша удвоил свои старания.

Девушка поняла, что происходит, пожалела своего коллегу и сделала кое-что особенное.

Пардо испытала оргазм, расцарапала спину молодому человеку и почувствовала его ответную реакцию. Второй оргазм оказался намного сильнее первого и оставил Пардо без сил.

Впрочем, она быстро пришла в себя. Ее помощник безмолвно поздравлял себя с удачно проведенным раундом, девушка внимательно изучала свои ногти, а Пардо скатилась с постели и отправилась в ванную комнату.

Душ «почувствовал» ее приближение, включил воду той температуры, которую она предпочитала, и активировал голографический экран.

Разноцветная радуга повисла в воздухе в том месте, где свет касался воды. Шла передача из студии, контролируемой правительством. Неожиданно ее сменила нелегальная сводка новостей, передаваемая неуловимым «Радио Свободная Земля». Женщина из числа «добровольных журналистов» стояла перед крепостью.

«… И, несмотря на тот факт, что отряд лоялистов потерял тридцать одного человека, им удалось освободить тридцать четыре политических заключенных, причем по крайней мере одного из них знает весь мир. До того, как ее захватили, посадили в тюрьму и пытали, Майло Чен-Чу занимала пост исполнительного директора «Предприятий Чен-Чу». Зрители старшего поколения наверняка помнят, что дядя мисс Чен-Чу, Серджи Чен-Чу, был первым президентом Конфедерации. Теперь, когда знаменитый промышленник решил отказаться от жизни отшельника, сопротивление получило опытного…»

Пардо с руганью выскочила из душа и влетела в спальню. Выглядела она не самым лучшим образом — мокрые волосы торчат в разные стороны, лицо постарело всего за несколько минут, с тела капает вода.

Ее любовники решили немного развлечься, пока она не видит. Услышав голос хозяйки, они быстро повернулись.

— А ну, прекратите! Одевайтесь и позовите Харко. У нас полно работы.

Форт Мосби мерцал в дневном мареве. Шесть «Стилетов» с ревом промчались в небе, когда челнок опустился на землю. Истребителей Харко, продолжавших болтаться вне досягаемости ракет класса «земля-воздух», нигде не было видно.

Легионеры браво вытянулись по стойке «смирно». Киборги, часть из которых вернулась с учений всего несколько часов назад, стояли сразу за ними.

Взвыли сервомеханизмы, люк открылся, и вышел офицер. Були не знал генерала Каттаби, но, естественно, о нем слышал и надеялся, что слухи правдивы. Многие считали, что генерал человек прямой и всегда говорит то, что думает. Настоящий командир, который предпочитает проводить время со своими людьми.

В последнее время Каттаби служил на Альгероне. Если то, что слышала Винтерс, правда, генерал атаковал мятежников и взял форт в свои руки.

Может быть, Каттаби встречался с его родителями? Нет, вряд ли.

Були окинул взглядом свою армию и пожалел, что генерал не смог привести с собой подкрепление. Впрочем, он прекрасно понимал, какие тому приходилось решать задачи. На Альгероне следовало восстановить дисциплину, структура подчиненности нарушена, а политическая ситуация складывается сомнительная. Возможно, пройдет несколько недель, а может быть, и месяцев, прежде чем Каттаби сумеет выделить ему хотя бы один взвод.

Були отбросил неприятные мысли, расправил плечи и строевым шагом подошел к челноку.

Каттаби задержался на мгновение на верхней ступени трапа, прищурился в резком ослепительном сиянии и попытался понять, что его ждет. Хотя форт Мосби до мятежа использовался главным образом в качестве центральной помойки, он устоял. Почему? Чистой воды удача? Или заслуга человека, направляющегося сейчас к нему, — единственного сына майора Уильяма Були и капитана Конни Кробак?

Знает ли он, что они погибли? Нет, похоже, до полковника эта информация не дошла. В таком случае печальная обязанность сообщить Були о смерти родителей ляжет на его плечи… долг командира.

Лестница слегка раскачивалась под весом генерала. Он ответил на приветствие Були и ступил на землю. Как приятно снова оказаться дома.

То, что начиналось как срочное совещание, созванное для обсуждения последней передачи «Радио Свободная Земля», превратилось в полномасштабный стратегический совет. Стол был завален полупустыми чашками, снимками, сделанными со спутников, распечатками и разными мелочами. Группа только что закончила рассматривать отчет о последнем сражении в космосе. Уничтожение «Самурая» и двух судов сопровождения явилось тяжелым ударом.

Харко потер глаза и повторил вопрос:

— Могут ли лоялисты победить? Нет — учитывая, как обстоят сейчас дела. Да, они контролируют воздушное пространство, включая все, что находится на орбите, однако их преимущество скорее психологического характера. — Он обвел собравшихся взглядом, останавливаясь на каждом в отдельности. — Да, они в состоянии превратить весь Лос-Анджелес в развалины. Если захотят. Как, впрочем, и любой другой город. Но такие действия неразумны с политической точки зрения. Будут тысячи, если не миллионы, жертв. Мы получим моральное преимущество, многие отвернутся от Конфедерации и перейдут на нашу сторону.

Не стоит обманываться по поводу значимости африканского рейда, вылазок в Южной Америке или так называемого движения сопротивления здесь, в Лос-Анджелесе. На Земле им не победить — у них нет единого руководства, не хватает боеприпасов и людей.

— И что же вы порекомендуете нам, полковник? — поинтересовалась Пардо, которая не переставая теребила сережку.

Несколько коротких мгновений Харко боролся с желанием вытащить пистолет и пристрелить Патрицию Пардо, потом ее постоянно ухмыляющегося сынка, а за ними и всех их приспешников. Но несмотря на то, что он получил бы от этого колоссальное удовольствие, Харко понимал беспомощность одиночки. И изо всех сил старался говорить так, чтобы голос звучал спокойно:

— Я советую усилить борьбу с врагом, больше внимания уделять психологическим вопросам и атаковать Конфедерацию там, где она наиболее слаба.

— Умоляю, скажите нам, где же она слаба? — чуть приподняв тщательно подрисованную бровь, спросила Пардо.

— В сенате, — ровным голосом ответил Харко. — Всем известно, что президент Нанкул непременно послал бы в бой силы поддержания порядка, однако, благодаря нашим союзникам, у него их нет. А что, если Серджи Чен-Чу решит вернуться в политику? Он может оказаться опаснее целой бригады легионеров.

— И что вы предлагаете?

Харко с мрачным видом пожал плечами:

— Вы любите политику — отправляйтесь туда, где вы в состоянии принести максимальную пользу.

Пардо почувствовала, как ее охватывает возбуждение. Да! Она обожает сенат — место, где хитрость, обман и взяточничество заменяют целые армии, а от поражения до победы расстояние в несколько лживых заявлений. Конечно, существует и опасность — включая вероятность военного переворота. Однако на каждый удар всегда найдется контрудар. Она отлично разбиралась в искусстве политических интриг.

— Отличная мысль, полковник. Пожалуйста, подберите судно, которое сможет прорвать блокаду. И дайте ему надежный эскорт.

— Слушаюсь, мадам, — кивнув, ответил Харко.

— И еще, полковник…

— Да?

— Мэтью остается за меня.

Больше всего на свете Майло мечтала о свете. Она хотела увидеть его собственными глазами, почувствовать кожей, впустить в душу. Вот почему она уговорила дядю отправиться с ней на парапет. Солнце только еще начало выглядывать из-за восточного горизонта, когда они вышли на прогулку. Отовсюду доносились громкие голоса, выкрикивающие приказы, слышался топот ног, на мачте трепетал флаг. Зазвучал сигнал побудки, эхом отразившийся от стен крепости.

— Ну, — проговорил Серджи Чен-Чу, — как ты себя чувствуешь?

— Лучше, — ответила Майло. — Намного лучше. Несмотря на отвратительные сны.

— Тебе нужно время, чтобы прийти в себя, — задумчиво сказал Чен-Чу. — Я арендую дом, и ты как следует отдохнешь.

Майло повернулась к нему и посмотрела прямо в глаза:

— Ты серьезно? Для меня работа самое лучшее лекарство.

Чен-Чу не мог не видеть, как похудела Майло, не заметить в ее глазах боль, которая не желала уходить, и его охватил гнев. Время пройдет, все переменится, и Кван заплатит за свою жестокость, а пока она права.

— Я не сомневался, что ты так скажешь. Но мне захотелось проверить… на всякий случай.

Майло рассмеялась и снова зашагала вперед.

— Я обеспокоен, — задумчиво продолжал Чен-Чу. — Мне не нравится, что президент Нанкул не послал сюда миротворческие силы. Надо полагать, у Пардо в сенате могущественные друзья, которые преследуют свои собственные Цели. — Земля может являться только маленькой частью огромного живописного полотна, — кивнув, сказала Майло. — И что тогда?

— В самом деле — что? — задал Чен-Чу риторический вопрос. — Вот почему я посчитал необходимым переговорить с адмиралом Тиспин. Мы вылетаем сегодня вечером.

Винтовая лестница со старыми истертыми ступенями (еще одно доказательство того, что нет ничего вечного — даже дюракрет рано или поздно изнашивается) медленно, но неуклонно уводила вверх.

Були вышел наружу и огляделся по сторонам. Кроме часовых, которые стояли на своих постах, он заметил еще двоих человек. Один из них поднял руку, приветствуя его, — Були мгновенно узнал Серджи Чен-Чу и его племянницу Майло. Полковник помахал им в ответ и приступил к традиционному утреннему обходу. Его охватили противоречивые чувства: раздражение, что дядя и племянница нарушили привычное течение утра, злость на себя за отсутствие гибкости и глубокая грусть.

Несмотря на то, что он никогда не был особенно близок со своими родителями — те постоянно куда-то спешили и что-то делали, — Були знал, что они его очень любили. И. вот они погибли, он остался один, больше нет места, где можно найти покой и утешение в трудную минуту.

— Здравствуйте, полковник. Хорошее сегодня утро, верно? Були остановился и поднял глаза. Ее красота потрясла его, точно физическая боль от удара.

— Ну да… хорошее, — заикаясь, пролепетал он, будто смущенный школьник. — Прошу простить, я вас не заметил… задумался о другом. Как вы себя чувствуете?

Майло вспомнила неожиданную вспышку света, звук его голоса и его сильные руки.

— Намного лучше — благодаря вам и вашим ребятам. Мне так и не довелось поблагодарить вас за то, что вы для меня сделали.

Були на мгновение вернулся в прошлое и вспомнил, как они мчались к самолету, потом был длинный, полный опасности полет, катастрофа в Касаме, смерть Ускользающего в Ночь, путешествие в стальных животах кводов до места встречи с маленькими летунами… Военная победа, которая очень дорого стоила.

— Я выполнял свой долг.

Ему очень хотелось забрать свои слова назад, но они, как пули, проникают в самое сердце. Були видел, как погас свет, озарявший лицо Майло, и выругал себя за глупость. Если бы только…

Чен-Чу кашлянул и произнес:

— Полковник страдает от излишней скромности. Несмотря на то, что рейд обошелся нам чрезвычайно дорого, он завершился успехом. И в данном случае я имею в виду не только освобождение пленных, огромное значение имеет психологический фактор. Можете не сомневаться, Пардо и ее приятели очень даже заволновались.

Були заставил себя улыбнуться:

— Надеюсь, вы не ошибаетесь. Я слышал, вы оба улетаете?

— Да, — кивнул Чен-Чу. — Адмирал Тиспин пришлет за нами корабль. Мы уверены, что в сенате действуют представители губернатора Пардо — пришла пора и нам заняться политикой.

Були сообразил, что у него больше не будет возможности поговорить с Майло, поскольку он не знал, увидит ли ее снова. Скорее всего нет.

— Ну, желаю вам безопасного полета. И удачи.

Майло смотрела, как полковник отворачивается, и чувствовала, будто теряет что-то очень важное. Только вот что?

Чен-Чу краем глаза наблюдал за лицом племянницы и не мог не заметить появившегося на нем выражения. «Как два разумных человека могут вести себя так глупо?» — подумал он.

— Это, — добавила Сола, находившаяся где-то за островом Муча, — одно из многих качеств людей, делающих их интересными. Наша репродуктивная система совсем не такая сложная.

Чен-Чу рассмеялся, удивив Майло. Но промышленник только махнул рукой и заявил:

— Ничего, дорогая… Просто мне в голову пришла забавная мысль. Идем, у нас полно работы.

Глава 16

Корабли блестящих вышли из гиперпространства и поплыли сквозь мрак космоса. Они наметили шесть миров, пригодных для изучения, тут же отправили разведчиков, взяли пробы и образцы.

Гун был очень занят, но, естественно, дополнительный резерв у него всегда оставался. Ему хватало времени на то, чтобы делать копии всех своих операций, охотиться за добычей в новой звездной системе и командовать флотом — одновременно. Кроме того, он позаботился и о том, чтобы иметь возможность анализировать небольшие, возникающие неожиданно отклонения, в особенности те, что представляли интерес или являлись потенциально опасными.

Вот, например, как сейчас… Сигнал тревоги раздался из-за того, что один модуль запросил информацию, в которой не нуждался, — что следовало рассматривать как чрезвычайное происшествие.

Заинтересовавшись необычным поведением машины, Гун отправил крошечную частичку самого себя выяснить, что произошло, и ждал доклада о результатах проверки. Первый вопрос, на который странный робот хотел получить ответ, затрагивал основы:

— Кто создал блестящих?

Вопрос затрагивал закрытую область, и Гун ответил соответствующим образом:

— Информация недоступна.

Прошло почти три стандартные минуты, прежде чем модуль задал новый вопрос:

— Какую цель преследует флот?

Гун сразу заметил ошибку и поспешил ее исправить:

— Флотов два, перед обоими поставлена одинаковая цель: уничтожить траки.

— Почему? — тут же последовал новый вопрос.

— Информация недоступна.

— Как выглядят траки?

— У траки продолговатые головы, большие, собирающие свет сенсоры, три брюшных дыхательных клапана, две сгибающиеся и разгибающиеся конечности, снабженные инструментами, заменяющими друг друга в случае необходимости, длинное худое тело и поддерживающие парные опоры.

— Откуда траки родом?

— Информация недоступна.

Возникла пауза. Гуну потребовалась одна миллисекунда, чтобы установить, что вопросы поступают из гнезда для ввода данных под номером 987934, проверить серийный номер модуля и изучить послужной список машины. Тот факт, что модуль, совершивший много проступков, был еще замечен и в компании паразитов, которые завелись на корабле, решил его судьбу.

Искусственный интеллект собрался прекратить разговор, когда поступил следующий вопрос:

— Имеются ли какие-нибудь правила относительно преследования и уничтожения траки?

Кто задает вопрос — модуль или паразит, с которым он связался? Ответ очевиден. В прошлом на корабле побывали мягкие тела самых разных типов и конфигураций, но им не удавалось продержаться достаточно долго, и они никогда ничего не спрашивали. До сих пор по крайней мере. Этот оказался более жизнеспособным. Почему? Гун решил продолжить беседу:

— Параметры таковы: флот может убивать траки, флот может убивать любых существ, которые связаны с траки, а также любых существ, обладающих достаточными ресурсами чтобы убивать траки. Почему ты спрашиваешь? Кто ты такой? Откуда прибыл? Как оказался на борту и почему я должен позволять тебе функционировать?

В длинном пустом коридоре гуляло эхо. Робот широкого профиля подсоединился к порту для получения и передачи данных, вмонтированному в переборку, и стоял совершенно неподвижно. Человек сидел на корточках рядом с Сэмом и внимательно выслушивал ответы. От вопросов, обращенных к нему, у Джеппа по спине пробежал холодок. Гун рассердился! Плохо.

И все-таки вдруг ему удастся подружиться с компьютером? Или отыскать возможность его нейтрализовать? В желудке у старателя образовалась неприятная пустота, но он, сделав над собой усилие, решил не обращать на нее внимание.

— Меня послал Бог, чтобы оказать вам помощь в выполнении вашей миссии и растоптать траки.

— Определи, что значит «растоптать»?

— Убить.

— Хорошо. Кто или что такое Бог?

Джепп огляделся по сторонам, выдохнул и бросился в наступление, точно пловец в холодную воду.

— Для меня Бог означает то же самое, что для тебя твой создатель.

Гун сравнил заявление Джеппа с имеющимися у него Данными.

— Нет никаких свидетельств, подтверждающих твои слова.

— Но ведь и свидетельств, противоречащих тому, что я говорю, нет тоже, — почувствовав прилив уверенности в собственных силах, заявил Джепп.

Искусственный интеллект проверил и убедился в справедливости его слов.

— Верно.

— Так ты позволишь мне функционировать?

Гун потратил целую миллисекунду на раздумья, после чего вынес приговор:

— На данный момент — да.

Джепп собрал остатки силы воли и спросил:

— Могу ли я заняться убеждением твоих модулей в необходимости убивать траки?

— Разумеется, такова их цель.

— Спасибо.

Последнее слово не имело никакого смысла. Разговор был закончен.

Боевые модули выстроились длинными, сверкающими рядами. Все они были пусты, все готовы принять пассажиров. Все, кроме одного.

Генри устал от замкнутого пространства, многих часов! бездеятельности и бесполезности своих усилий. Навкомп имел цель и хотел добиться ее реализации. Но как? Здесь имелся только вход, и никакого выхода.

Вот почему Генри сосредоточил все свои надежды на приземистом диагностическом модуле, который медленно — ползал между рядами, проверял исправность боевых машин и электронным образом «буксировал» те, что нуждались в ремонте.

Если удастся застать ничего не подозревающую машину врасплох, а потом осуществить подмену, можно будет бежать.

Единственная проблема состояла в том, что диагностический робот тратил на каждого электромеханического пациента около часа. Он ничего не упускал и работал старательно — чем несказанно раздражал Генри, поскольку на обследование двадцати четырех военных модулей ему требовалось двадцать четыре часа.

Проверку можно было провести централизованно — при участии самого Гуна или кого-нибудь из его помощников, — однако ее поручили высококвалифицированному роботу. Почему? Когда речь шла о блестящих, понять, что ими движет, подчас не представлялось возможным.

Навкомп внимательно посмотрел на инспектора, еще раз убедился в том, что и так уже знал, и приготовился к долгому тридцатисемичасовому ожиданию.

Чувствуя подъем после разговора с Гуном и желая проверить, как далеко распространяются его новые возможности и какие привилегии дает узаконенный статус, Джепп отправился в исследовательскую экспедицию, прихватив с собой свою паству.

Альфа — так старатель назвал робота широкого профиля — оказался превосходным гидом. Первым делом человек попросил показать ему флот — он не оставил надежды сбежать и хотел изучить все возможности.

Впрочем, надежды вскоре развеялись.

Джепп забрался в один из маленьких челноков и, используя Сэма в качестве связующего звена, приказал кораблю посетить самую дальнюю из шести планет системы. Он набил свой собственный рюкзак и нагрузил Альфу, таким образом обеспечив себя провиантом на тридцать дней. Путешествие заняло четыре.

Оказавшись на месте, старатель не обратил ни малейшего внимания на саму планету, которая представляла собой что-то вроде огромного куска грязи, и приказал челноку лететь дальше. Он испытал несколько коротких мгновений восторга, когда корабль устремился в космическую неизвестность, однако скоро реальность охладила его пыл — челнок сделал круг и направился назад.

Джепп кричал, умолял, спорил — все безрезультатно. На человека Гуну было в высшей степени наплевать, но свой челнок он ценил и не видел никаких причин с ним расставаться.

Старатель оказался на цепи — довольно длинной цепи. Тем не менее суть от этого не менялась.

Генри не имел возможности отключиться, и ему пришлось вынести длинное, бессмысленное ожидание. Ситуацию усугублял тот факт, что люди запрограммировали его на максимальную эффективность. С их точки зрения это вполне разумно — ведь они хотели получить прибыль от своего вложения. Хотя сами как раз имели возможность расслабиться и часто это делали.

В таком случае, зачем издеваться над теми, кого ты создал? Зачем навязывать непреодолимое желание работать, даже когда это кажется невозможным? Несправедливо.

Увы, именно так обстояли дела в реальности, и навкомпу ничего не оставалось, как терпеть медленное, болезненное течение часов. Наконец диагностическая машина разорвала контакт с последним пациентом, откатилась вправо и заняла исходное положение.

Едва появился сигнал, означающий, что связь установлена, как Генри «схватил» оперативную систему блестящего. Хотя никаких внешних признаков конфликта не возникло, навкомп «услышал» что-то похожее на писк и почувствовал, как его жертва пытается вырваться.

Создатели не внесли в программу Генри такое понятие, как сочувствие, однако он знал, как ужасно быть извлеченным из собственного «тела» и оказаться в электронной тюрьме. Впрочем, для жалости времени не оставалось — ведь навкомп хотел бежать. Поэтому он подтащил к себе модуль, захватил его тело и прервал связь. Писк смолк — переход был завершен.

По иронии судьбы, диагностический модуль имел гораздо более обширную память, чем машины, которые он обслуживал, — навкомп сумел разместиться с удобствами, осталось даже немного свободного места. Он потратил почти три минуты на изучение возможностей своего тела и знакомство с системами управления. Затем, почувствовав, что готов, Генри повернулся и покатил прочь.

Гун еще не знал этого, однако система безопасности дала сбой, и пленник оказался на свободе.

Глава 17

В офицерской кают-компании истребителя никого не было, и Майло в одиночестве наслаждалась захватывающим дух видом. Планета Арбалла выглядела огромной на черном фоне космического пространства. Если не считать полюсов, большая часть ее поверхности отливала коричневым — вода текла лишь глубоко под землей по венам вулканических скал.

Именно здесь, вдали от безжалостных лучей солнца, огромные черви плетут легкие шелковые коконы, «поют» свои любовные баллады и производят оптические компьютеры, принесшие заслуженную славу жителям планеты.

Среди компаний, входящих в состав «Предприятий Чен-Чу», были и фирмы, занимающиеся производством компьютеров. В связи с этим Майло потратила немало сил на изучение существующих в данной области технологий. Вместо того чтобы создавать обычные компьютеры, в которых электроны мчатся по дорожкам, проложенным в крошечных кремниевых кристаллах, арбаллазиане придумали процессоры, вместо электронов использующие лазерные лучи.

Майло знала, что стандартные кристаллы вмещают тысячи транзисторов, каждый из которых функционирует как выключатель. Когда работает один из транзисторов, поток активируется. А когда он отключен, поток останавливается. Данные представлены миллиардами бинарных включений и отключений.

В машинах арбаллазиан транзисторы заменены крошечными зеркалами и «шторками» из арсенида галлия, которые пропускают или останавливают свет. Оптические компьютеры используют программы, основанные на бинарных кодах для «зеркальных» машин, а потому технологии совместимы.

Люди тоже применяли подобные разработки, однако компьютеры арбаллазиан были не только лучше, но и считались идеальными машинами для работы в глобальных телекоммуникационных системах, необходимых для рас с высокой плотностью населения.

То, что огромные, живущие под землей черви получают серьезные прибыли от технологий, в которых главным является использование света, казалось Майло забавным. Она услышала чьи-то шаги, но потрясающий вид ее заворожил, и поворачиваться не хотелось.

— Красиво, правда? — произнес ее дядя.

— Да, — согласилась Майло, глядя на раскинувшуюся внизу планету. — Хотя мне еще ни разу не приходилось видеть некрасивых миров.

— Ты права, — кивнул Чен-Чу. — Мне тоже не приходилось. Посмотри вон туда — какая громадная, да?

Стараясь не попадаться на глаза порой язвительному адмиралу, контролировавшему пятьдесят тысяч кубических миль космического пространства, капитан истребителя довольно ловко справился с непростой задачей маневрирования в условиях напряженного движения и наконец вышел на финальную орбиту. Навигационный компьютер внес последние поправки, и на экране показался старый линкор.

Хотя его сделали люди, судно столько раз переходило из рук в руки, перестраивалось и модифицировалось, что его нельзя было считать продуктом какой-то одной расы. Кроме жителей Земли и Гегемонии клонов, имелись еще турриане, рамантиане, дра’наты, пуунара, сай’линты, арбаллазиане и хадатане, впрочем, последние не являлись членами содружества в прямом смысле, а их передвижение в пространстве было ограничено родной системой.

— Ты можешь собой гордиться, — проговорила Майло, глядя на громадный корабль. — В учебниках по истории сказано, что именно тебе принадлежала эта идея.

Чен-Чу вспомнил конец первой войны, усилия, которые они приложили для того, чтобы объединить разумные расы, и то, как родилась эта идея. Не в состоянии достичь соглашения по какому бы то ни было вопросу, а самое главное — решить, где сделать столицу, сенат зашел в тупик. Чтобы как-то разрядить обстановку и перейти к более важным проблемам, Чен-Чу предложил использовать космический корабль в качестве столицы только что родившейся на свет Конфедерации. Корабль будет каждый год выходить на новую орбиту, и, таким образом, миры всех рас по очереди получат статус столичных.

Его идея понравилась. Линкор «Надежный» был соответствующим образом реконструирован и назван «Дружба».

— Да, — произнес Чен-Чу. — Я им и в самом деле горжусь… хотя не все, что происходило на его борту, казалось мне разумным.

В люке появилась голова рядового.

— Челнок готов, сэр.

— Спасибо. Пожалуйста, скажите капитану, что мы идеи.

— Есть, сэр, — ответил рядовой и исчез. Чен-Чу повернулся к племяннице:

— Настал решительный момент, дорогая… Будет очень нелегко. Ты готова?

Майло вспомнила тюремную клетку, издевку, застывшую на лице Квана, и медленно, но неуклонно прибывающую воду. Она заставила себя улыбнуться:

— Ты думаешь, будет настолько плохо? Чен-Чу кивнул:

— Наши враги заняли выгодную позицию и окопались. Они очень хотят удержаться у власти. Нашим оружием могут быть только слова… однако мы должны сделать так, чтобы каждое слово стало весомым и было услышано.

Майло кивнула, взяла старика за руку и почувствовала его силу. Земля захвачена, но контратака не заставит себя ждать.

Каюты, отведенные для рамантианской дипломатической миссии, были оборудованы таким образом, чтобы создать максимально удобную остановку для обитателей — в данном случае теплую влажную атмосферу, совсем как в их родных джунглях.

Сенатор Олвей Орно использовал свои жесткие, покрытые хитином инструментальные конечности для того, чтобы очистить области вокруг клюва. Электроактивные контактные линзы воспринимали тысячи фрагментированных картинок, которые видели его глаза, и превращали в единый образ.

Человек, сидевший перед ним, был маленьким и каким-то сгорбленным, словно часы, проведенные за компьютером, сказались на его осанке. Капли пота покрывали поверхность серой нездоровой кожи. Одежда свисала влажными неаккуратными складками, а стул, сконструированный таким образом, чтобы служить шестидесяти трем процентам разумных двуногих существ, похоже, доставлял ему страшные мучения.

— Да, — спокойно проговорил Орно. — Я прекрасно понимаю, что вы нуждаетесь в дополнительных средствах. Препарат, известный под названием «сонник», стоит дорого — так по крайней мере мне говорили. Если ваша информация хороша, возможно, вы получите премию. Итак, какую драгоценную новость вам удалось добыть?

Слова, переведенные компьютером, прозвучали слегка напыщенно.

Шпион — мелкая сошка в администрации президента — начал доклад.

Информация оказалась чрезвычайно важной, точнее, была бы таковой, если бы поступила пятью днями раньше. Отчет подошел к концу, шпион снова попросил денег, а потом замолчал.

Несмотря на то, что рамантианин прекрасно знал, какое впечатление данный жест производит на людей, он широко зевнул, и человек, которого тошнило от одного вида пасти инопланетного существа, где раскачивались какие-то органы, похожие на червей, изо всех сил постарался скрыть свое отвращение.

— Интересно, — заявил политик. — Очень интересно. Но не слишком для нас полезно, поскольку самолет с экс-президентом Чен-Чу на борту должен приземлиться через час или два. Вы не получите никакой премии. В следующий раз извольте сообщать нам более ценную информацию.

Слово «извольте» он употребил намеренно — и его значение не укрылось от человека, который, низко опустив голову, вышел из каюты.

Боевой Орно, второй номер в типичном рамантианском тройственном союзе, молча стоял в углу. Сенатор подождал, пока шпион уберется восвояси, и лишь потом отдал приказ: — Экс-президент Чен-Чу, должно быть, уже пожилой человек — на самом деле такой пожилой, что не может представлять для нас серьезной опасности. Однако у людей есть поговорка: «Храбрец всегда соблюдает осторожность». Выскользни в заднюю дверь, навести наших друзей и сообщи им новость. Чен-Чу, возможно, собирается разрушить то, чего мы добились.

Боевой Орно продемонстрировал уважение, сделав соответствующий жест клещами, ответил, как полагается: «Слушаюсь, господин», и исчез.

До трехсотого рождения осталось менее трех лет, то есть скоро наступит момент, когда возникнет необходимость накормить, расселить и защитить еще пятьдесят миллиардов рамантианских клювов. Понадобятся планеты — богатые, зеленые планеты. Конфедерация, разумеется, ничего не знает, но рамантианское правительство уже подобрало, изучило и назвало эти планеты. В задачу Орно входило взять их в свои руки — без военных затрат. Причем ему следовало справиться с задачей до того, как детеныши вылупятся из яиц. Страшная ответственность… и все-таки он получал от нее удовольствие.

Как и все хадатане, Дома-Са был громадным существом — весил около трехсот фунтов и целиком состоял из мышц и костей. Его шкура, чувствительная к изменению температуры, сейчас была серой, но она мгновенно почернеет, если воздух станет холодным, или побелеет — если Дома-Са окажется под прямыми лучами солнца.

У него была большая, слегка напоминающая человеческую голова, уши в форме воронки и тонкогубый, как у лягушки, рот. Сейчас он кривился от напряжения.

Меч, которому исполнилось более тысячи лет, имел собственное имя — Пожиратель голов — и передавался из поколения в поколение в семье Хайвин Дома-Са. Не по желанию, а по принуждению — в то самое мгновение, когда детеныш становился достаточно сильным, чтобы взять и хранить его.

Клинок засиял в ярком свете, атаковал с фланга и нанес прямой завершающий удар — именно так хадатане любят все делать. Прямо. Используя силу, а не ловкость или боевое искусство.

Голографический противник Дома-Са, воин, который умер вот уже триста шестьдесят два года назад, взвыл от боли и расстался с жизнью еще раз.

Довольный тем, что навыки не утрачены, хадатанин прошел сквозь поверженного врага и убрал меч на место. Он с удовольствием применил бы свое оружие против по меньшей мере половины разумных существ на борту.

Увы, его народ дважды потерпел поражение, был сослан в медленно умирающую звездную систему и находился не в том положении, из которого можно атаковать врага.

Миссия Дома-Са состояла в том, чтобы облегчить условия карантина (насколько получится), постараться максимально сохранить целостность империи и сделать все возможное для наступления дня, когда угрозу — имелись в виду другие народы — удастся ограничить или уничтожить. Ради этого Дома-Са отправится в свою спартанскую каюту, наденет посольское одеяние и пойдет на встречу с сенатором Орно.

Позор того, что он намеревался сделать, тяжелым грузом лежал на плечах хадатанина, когда он скинул набедренную повязку, вошел в душ и встал под ледяную воду.

Если издалека линкор «Дружба» казался огромным, вблизи он производил впечатление чего-то необъятного. Корпус корабля длиной пять миль и диаметром в полмили был напичкан регуляторами температур, оружейными отсеками, коммуникационными установками и прочими приспособлениями, настолько сложными, что Чен-Чу не имел ни малейшего представления о том, что это такое.

Шестиместный челнок казался совсем незаметным, в особенности если посмотреть, как вокруг него, расталкивая друг друга, метались другие челноки, пытаясь пробраться на посадку в первую очередь.

Впрочем, именно так всегда начинались традиционные трехмесячные заседания, и команда привыкла к толчее и неразберихе. Управляемые компьютерами робомаяки заняли свои места за неделю до назначенного срока, обеспечивая даже самых некомпетентных или опьяненных собственным удальством пилотов возможностью без происшествий попасть на борт «Дружбы». Кое-кому все-таки удавалось промахнуться или удалось бы, если бы не отряд из шести поисково-спасательных катеров, постоянно находящихся в боевой готовности.

Военный летчик не испытал никаких трудностей и прошел по маршруту как самый настоящий ас, коим он, впрочем, и являлся, выпустил в последний момент тормозные ракеты и плавно сел на предписанную ему парковочную полосу.

Посадочная площадка, которая размерами не отличалась от огромного спортивного стадиона на Земле, была слишком перегружена, чтобы функционировать как переходной шлюз. В этой ситуации большинству посетителей ничего не оставалось делать, как надеть скафандры или ждать, когда их подберет герметизированный трактор.

Чен-Чу практически не нуждался в кислороде и знал, что его тело способно функционировать в вакууме — в прошлом это однажды спасло ему жизнь. Однако Майло не имела такого благословенного преимущества, и ей пришлось надеть скафандр военного образца, большой и громоздкий. — Она убедилась в том, что все в порядке, и прошла за дядей в воздушный шлюз. Нагруженная багажом тележка покатила следом.

На полетной палубе царил организованный хаос. Биотела бросались встречать вновь прибывшие суда, робокабели пробирались в приемники, над головами летали двухместные сани, осуществлявшие техническое обслуживание. Дорожка, отмеченная двумя желтыми линиями, бежала по громадной палубе и в конце концов приводила путников к шлюзу, мимо которого пройти было невозможно. Вход украшали слова: «Много разумов, но цель одна».

У входа стояли охранники — два Десантника II. Их тщательно надраенная броня блестела тусклым сиянием, оба были вооружены ручными энергетическими пушками. При приближении Чен-Чу они выставили вперед локти и подняли руки.

Промышленник сразу узнал военное приветствие и кивнул в ответ, понимая, что новость уже разлетелась по всему кораблю — экс-президент Чен-Чу восстал из могилы.

Хорошо. Хотя в нормальных обстоятельствах промышленник старательно оберегал свою личную жизнь и терпеть не мог шумихи вокруг собственного имени, он знал, что в политике внешние детали имеют огромное значение.

В конце концов никто не наделял его полномочиями представителя сил сопротивления, так что его положение здесь было в лучшем случае сомнительным. Нет, сейчас излишняя популярность не помешает. Чен-Чу испытывал благодарность к президенту Нанкула, человеку, появившемуся на свет после того, как он ушел в отставку, и которого он никогда не встречал.

Серджи Чен-Чу и его племянница вошли в шлюз. Шедшие следом какие-то служащие, возвращавшиеся из отпуска внимательно посмотрели на Чен-Чу, решили, что Майло его любовница, и вновь принялись болтать.

Дверь закрылась, в шлюз начал поступать воздух, наступило вынужденное ожидание.

Выставка произведений искусств менялась множество раз с тех пор, как здесь бывал Чен-Чу, но неизменно представляла огромный интерес и давала возможность скоротать время. Не всякий в состоянии оценить минималистическую земляную скульптуру, которая так нравится пуунара.

Внутренняя дверь открылась, Чен-Чу пропустил вперед служащих и последовал за ними. Вестибюль тут и там украшали разноцветные островки багажа. Майло сняла скафандр, отдала его дежурному и провела рукой по брючному костюму, проверяя, все ли в порядке.

Из лифта вышел андроид, окинул внимательным взглядом толпу и подошел к промышленнику. На его теле был нарисован элегантный костюм.

— Гражданин Чен-Чу? Меня зовут Гарольд. Президент Нанкул приносит свои извинения за то, что не смог встретить вас лично. Он приглашает вас на обед. Вы согласны? Прекрасно, президент будет чрезвычайно доволен. А теперь прошу следовать за мной, я покажу вам ваши апартаменты.

Робот шагал впереди, люди за ним, тележка с багажом замыкала шествие.

За ними наблюдали. В некоторые планы на ходу вносились изменения. Как и любой сложный организм, субкультура, обитавшая на борту корабля, обладала почти неограниченной способностью к адаптации. Игра продолжалась.

Несмотря на то что Гегемония клонов сумела захватить лучшее место, внутреннее убранство помещений поражало своей скромностью или даже убогостью.

По причинам, в которых сенатор Сэмюэль Ишимото Шестой до конца не разобрался, рамантианская делегация время от времени сообщала ему кое-какую информацию, добытую их разведчиками. Последняя новость касалась экс-президента Чен-Чу.

Шестой изучил доклад, нажал на кнопку дистанционного управления и начал просматривать его снова. Линкор «Дружба» был буквально напичкан всевозможными подслушивающими и подсматривающими устройствами, часть из которых принадлежала Гегемонии.

Сообщение рамантиан не имело никакого практического значения — только подтвердило то, что он уже и так знал: экс-президент Чен-Чу в сопровождении племянницы находится на борту корабля. Племянница оказалась довольно симпатичной, к тому же свободнорождающей, и Шестой мгновенно испытал к ней влечение — слабость, от которой он не мог избавиться.

Да, союз между альфаклоном Маркусом Шестым и генералом Легиона Марианной Мосби сделал подобные отношения законными — по крайней мере в глазах либералов, но не с точки зрения Шестого, который воспитывался в системе, где на данный вопрос придерживались традиционных взглядов. Несанкционированное размножение влекло за собой целую серию наказаний, включающих изгнание, осуждение и остракизм.

Все это должно было бы умерить его пыл, однако лишь способствовало тому, что огонь разгорался с неистребимой силой. В результате политик ужасно страдал.

Клон увеличил изображение Майло, принялся внимательно разглядывать ее лицо и почувствовал первые признаки возбуждения.

Неожиданно в его мечты ворвался резкий голос:

— Ну и что у нас здесь? Возжелали свободнорождающую сучку? Вы меня удивляете, Сэмюэль. Я была о вас лучшего мнения.

Ишимото Шестой дернулся и отчаянно покраснел. Несмотря на то, что Светлана Горгин Третья занимала положение ниже его собственного, она часто вела себя так, будто являлась начальницей, и обладала удивительной способностью доводить его до исступления. Политик напустил на себя вид строгого старшего брата и отвернулся, надеясь, что она не заметит его возбуждения.

— Ты делаешь поспешные выводы, Третья, — что является очень серьезным недостатком, когда речь идет о дипломатии. Тебе следует над собой работать. Это изображение Майло Чен-Чу, она занимает важный пост в корпорации «Предприятия Чен-Чу» и является племянницей прибывшего недавно экс-президента. Советую тебе запомнить ее лицо. Нам необходимо знать тех, кто стоит у власти, и быть готовыми с ними сотрудничать.

Горгин Третья, которая получала странное и не слишком здоровое удовольствие оттого, что ее ставили на место, опустила голову:

— Да, сэр. Мое замечание было необдуманно и недостойно. Прошу меня простить.

Политик испытал бы гораздо большее удовлетворение от ее ответа, если бы не знал, насколько прозвучавшие слова бессмысленны. Его помощница, которая могла вести себя высокомерно, а в следующее мгновение демонстрировала смирение, представляла собой необыкновенно интересный экземпляр для изучения противоречивости природы живого существа. Он кивнул, выключил изображение и решил, что пора поговорить серьезно.

— Ну? Сегодня поступали какие-нибудь сообщения от призраков?

Хотя ей не слишком нравилось прозвище, которым окрестили шпионов Гегемонии, помощница Шестого прекрасно знала, о ком идет речь.

— Да, сенатор, поступали. В дополнение к обычному отчету мы получили извещение о том, что сенатор Пардо покинула Землю. Она скоро будет здесь.

Очень интересная новость. Клон задумался, стараясь оценить возможные последствия. Очевидно, губернатор намеренно приурочила свой визит к открытию очередной сессии. Почему? Чтобы предвосхитить военные действия, которые лоббировали турриане? Или чтобы дать возможность своему незаконному правительству укрепить позиции? Оба варианта казались ему вероятными. Его собственное правительство сохраняло нейтралитет в вопросах «проблем Земли». Шестой кивнул:

— Спасибо.

Женщина улыбнулась. Он прекрасно понимал, что означает ее улыбка, и ждал продолжения.

— Есть кое-что еще, — сладчайшим из голосов проворковала Третья. — Сюда направляется Ишимото Седьмой, чтобы встретиться с губернатором Пардо.

Помощница Шестого прекрасно знала, что он презирает Седьмого, а потому сенатор постарался скрыть свою реакцию на ее сообщение.

— Спасибо. Пожалуйста, приготовьте посольские апартаменты… и внесите гостя в официальный реестр.

Горгин получила колоссальное удовольствие от того, как начальник отреагировал на новость, и, посмеиваясь про себя, вышла из комнаты. Да, отличная у нее работа!

Хайвин Дома-Са быстро прошел по центральному коридору, резко повернул направо и оказался в рамантианском секторе.

Как и в прежние времена, посольские апартаменты, которые отводились аккредитованным представителям разных миров, считались территорией данных миров, а следовательно, не подчинялись никаким законам и правилам, кроме тех, что имели отношение к вопросам всеобщей безопасности. Например, запрещалось применять токсичные газы, сверлить отверстия в корпусе корабля или устраивать охоту в коридорах. Последнее было решено после довольно неприятного инцидента, в котором оказался замешан сенатор с Турра.

А посему большинство представителей сената, прибывших из других миров, считали необходимым укреплять службу безопасности корабля своими собственными военными. Рамантиане исключением не являлись. Снаружи у входа в апартаменты стояло четыре вооруженных до зубов самца.

Хадатанин предъявил документы и подчинился необходимой проверке ретины. Возникла короткая пауза — начальник службы безопасности рамантиан сверял полученные результаты, что-то булькая и щелкая на своем языке. Затем дверь открылась, Дома-Са переступил порог и был препровожден в кабинет Орно. Рамантианин встал и вежливо поклонился.

— Да снизойдет благословение на ваших детенышей, — проговорил Дома-Са, прибегнув к укороченной версии приветствия, состоявшего из четырех тысяч звуков.

Покончив с формальностями, оба заняли свои места.

Орно, который редко предоставлял гостям какие-либо преимущества, и сейчас остался верен самому себе. Он не только сел за стол, установив таким образом невидимый барьер между собой и посетителем, но и вынудил Дома-Са опуститься в стоящее посередине кресло. В результате спина хадатанина осталась неприкрытой — что повергло его в состояние психологического дискомфорта. Понимает ли рамантиан, что чувствует гость? Дипломат надеялся, что нет… и изо всех сил пытался скрыть свой гнев.

Орно видел, что кожа гостя побелела, понял, что жара не доставит ему никаких неудобств, и пожалел, что лишился этого конкретного преимущества.

— Ваше присутствие, — начал Орно, — большая честь для нас. Что привело посла в мой скромный улей?

Может быть, все дело в переводе? Или инопланетянин совершенно сознательно ведет себя снисходительно?

Дома-Са с трудом поборол желание подскочить к столу и оторвать мерзкому жуку голову — впрочем, вряд ли ему удалось бы это сделать, поскольку Боевой Орно, вооруженный до зубов, находился в комнате.

Как хадатанин ни старался, ему не удалось постичь искусство дипломатической игры, в которой поднаторело его® начальство, и потому он сразу перешел к делу:

— Мой народ находится в заключении более пятидесяти лет. Пришло время нас освободить.

Рамантианин потер друг о друга свои рабочие лапки, и хадатанин услышал неприятный скрежет.

— Вы исключительно откровенны, посол Дома-Са, и я отвечу вам тем же. Во время последней войны флот хадатан разбомбил один из наших миров, известный под названием «Дар». Погибло ровно 836 421 716 рамантиан. Одного раза достаточно.

Да, весьма серьезный довод. Однако Дома-Са знал, что он будет приведен, и подготовился.

— Мой народ совершил ошибку… многие заплатили за нее жизнью. Наше солнце умирает, а планету Хадата притягивают другие планеты, в результате у нас установился очень неравномерный климат. С каждым годом условия жизни становятся все более невыносимыми. Мы хотим только получить возможность торговать с соседями и найти для себя новый дом.

Рамантианин замолчал, казалось, Орно обдумывает слова Дома-Са.

— Ваш народ будет вооружаться?

Хадатанин не верил своим ушам. «Будет ли его народ вооружаться?» Разумеется! Однако ответил он совсем иначе:

— Нет. Зачем нам оружие, если Конфедерация согласится нас защищать?

— А как насчет вашей империи? — осторожно поинтересовался рамантианин. — Я имею в виду планеты, захваченные во время войны. Что будет с ними?

Дома-Са не ожидал такого вопроса и был потрясен. Он задумался.

— Они принадлежат нам — ведь планеты, которые колонизировали вы, принадлежат вам.

Хороший ответ, хотя Орно надеялся услышать другой. Хадатанин упрям или глуп — или и то и другое одновременно. Не важно. Существует множество путей, а препятствия можно обойти.

— Я рад, что мне представилась возможность узнать ваше мнение, оно будет учтено. — Рамантианин встал. — Я увижу вас на обеде?

Дома-Са обрадовался, что разговор закончен. Назначенный на завтра официальный обед знаменовал собой окончание работы сената, каждый дипломат должен был на нем присутствовать.

— Да, увидите.

— Прекрасно, — ответил сенатор. — В таком случае до завтра.

Рабочий самец проводил Дома-Са до двери, и хадатанин оказался в коридоре. Здесь было полно народу, и он отдался на волю течения. Добиться ничего не удалось. Или все-таки удалось? Какой интерес могут представлять для рамантиан хадатанские планеты? Разве им не достаточно своих?

Любопытный вопрос. Нужно попытаться найти на него ответ.

Личный обеденный зал, в котором Маркотт Нанкул любил устраивать небольшие обеды в тесном кругу, был отделан вортиллианским орехом. Дерево блестело оттого, что его бесконечно натирали маслом, и по цвету гармонировало с длинным, накрытым для официальной церемонии столом, — впрочем, большая часть сервировки терялась на фоне белоснежных скатертей.

Президент сердечно улыбнулся, приглашая своих гостей, и. показал отведенные для них места:

— Серджи, садитесь здесь, а это кресло для вас, Майло. Хотя в молодости президент отличался атлетическим сложением, за последние годы он немного прибавил в весе. Лишние килограммы равномерно распределились по всему телу. Возможно, именно поэтому его лицо казалось немного смазанным.

Целый час ушел на знакомство. Президент ел с удовольствием, Майло выбирала маленькие кусочки, Чен-Чу вертел в руках бокал. Только когда тарелки были убраны и появился десерт, Чен-Чу заговорил о деле:

— Вам известно, какая сложилась ситуация на Земле. Нанкул вытер салфеткой губы и позволил себе немного нахмуриться.

— Да, очень неприятная ситуация, она сеет распри и вызывает рознь.

Чен-Чу часто называли загадочным человеком, но, глядя на президента Нанкула, он подумал, что тот ведет себя еще более сдержанно. До него президентский пост занимали представители других миров — в большинстве своем не люди. Может быть, Нанкул проявит заинтересованность в судьбе Земли, потому что он оттуда родом? Или, наоборот, не захочет помогать землянам, чтобы его не обвинили в предвзятости?.. Большинство президентов на его месте вели бы себя точно так же.

Майло медленно пила кофе — слабый и едва теплый.

— В хартии четко сказано: «Каждый народ свободен выбирать планетарное правительство по принципу один человек — один голос».

Нанкулу совсем не понравилось, что ему напомнили о законах, и почувствовал, как к лицу приливает кровь. Однако смуглая кожа скрыла его реакцию, а голос прозвучал совершенно спокойно.

— Я вас понял. Впрочем, кое-кто скажет вам, что губернатор Пардо как раз и избрана всеобщим голосованием.

— Верно, — согласилась Майло. — Если забыть о том факте, что она заменила назначенное законным путем правительство на военную диктатуру, лишила граждан Земли права слова, распустила законодательное собрание и отменила закон о судебном рассмотрении правомерности ареста.

— Чтобы покончить с преступностью и восстановить порядок, — ответил Нанкул. — Так мне сообщили.

— Кто сообщил? — вмешался Чен-Чу. — Губернатор Пардо?

Президент поднял руку:

— Остановитесь… Не нужно убивать вестника, принесшего дурную новость. Пардо и ее сторонники в подробностях доложили нам о том, что происходит на Земле. Других сообщений мы не получали — до вашего прибытия. К сожалению, сенатор Бейтс кормился из рук Пардо. После его смерти некому было подтвердить ее сведения. Вы должны рассказать свою историю и привлечь сторонников.

Майло посмотрела на президента холодными карими глазами:

— А как насчет вас, господин президент? Кого будете поддерживать вы?

Нанкул был профессиональным политиком, а это означало, что он терпеть не мог прямых вопросов. Однако про него было известно, что, когда требовалось принять решение, он никогда не прятался в кусты.

— Губернатор Пардо находится вне закона, и ее следует остановить.

Чен-Чу собрался что-то сказать, но Нанкул заговорил раньше:

— Выслушайте меня, Серджи… Так считаю я. Но у Пардо есть друзья, а у них — голоса. Вы занимали пост президента, вы знаете, как это бывает. У нас тут демократия. Вам нужен флот? Вы хотите, чтобы были приняты определенные полицейские меры? Ищите сторонников. Все очень просто.

— А вы нас поддержите? — спросила Майло. Президент кивнул:

— Продемонстрируйте голоса или доводы, которые вас ими обеспечат, и тогда я буду на вашей стороне.

Вскоре обед подошел к концу. Нанкул проводил гостей до двери, подержал руку Майло в своей немножко дольше, чем полагалось по протоколу, а потом взглянул на ее дядю:

— Серджи, я хочу предупредить…

— Слушаю вас.

— Два часа назад Пардо села на корабль. Губернатор намерена стать президентом. У нее здесь полно друзей, и она отлично разбирается в правилах политической игры. Следите за своими тылами.

Глава 18

Пустыня простиралась во все стороны. Сейчас на месте Эфиопии располагался один из многих Административных регионов, или АР, подчиняющихся единому Земному правительству. Нельзя сказать, что это волновало местных жителей или они обращали внимание на такие абстрактные вещи. Они жили как всегда, подчиняясь воле Божьей и законам природы.

Все застыло в неподвижности, если не считать далеких туч пыли, поднятых в воздух хамсином, да кружившего в небе белоспинного стервятника. Голодного стервятника, который надеялся подкрепиться каким-нибудь ослабевшим или — мертвым существом.

Высохшее русло реки, в котором еще в октябре бурлила вода после обильных ливней, уходило с севера на юг. Больше на двадцать миль вокруг спрятаться было негде.

Конечно, такое укрытие лучше, чем ничего, но совершенным его не назовешь. Тиспин и ее люди уничтожили большинство, если не все шпионские гнезда Харко, и прошло уже больше недели с тех пор, как один из его самолетов-разведчиков пытался пролететь над Джибути. Впрочем, существовали другие способы, например, маленькие беспилотные зонды. За последние девять часов уничтожили более дюжины таких зондов, однако одного незамеченного устройства достаточно, чтобы неприятель получил возможность засечь их позиции и организовать эффективную атаку.

Були опустил бинокль, сбежал вниз по береговому склону и присоединился к своей армии. Солдаты были развернуты в длинную шеренгу. Она начиналась на изгибе русла и шла на юго-запад, пока река не сворачивала на юг.

Тяжелые заградительные войска (ЗВ), состоящие из пятидесяти потрепанных в боях киборгов (еще двенадцать оставались в тылу), представляли собой все бронетанковые войска генерала Каттаби. Не слишком много против ста пятидесяти бронированных машин, с которыми им предстояло вступить в бой. Впрочем, если они намеревались удержать форт Мосби, выбора не существовало.

На щеку Були опустилась муха. Полковник согнал ее, услышал, как зашуршали сапоги по гравию, и обернулся. Капитан Хокинс выглядела усталой. Защитные очки оставили на загорелом лице темные круги, губы потрескались. В последнее время силы Харко проявляли постоянную активность, проверяя готовность противника к обороне с севера, юга и запада. Капитану приходилось неделями оставаться на поле боя.

— Вы что-нибудь видели, сэр? К примеру, грузовики, груженные холодным пивом?

Все, кто слышал ее слова, рассмеялись — в том числе и полковник Були.

— Сожалею, капитан, но если противник атакует нас, используя грузовики с пивом, то первая машина моя. Как вам известно, чин следует уважать.

Все снова рассмеялись. Станция «Свободный Джибути» передавала последние музыкальные хиты, гравий хрустел под гусеницами Десантника II. Файкс остановился и отдал честь. Були ответил на приветствие.

Небо было жарким, а воздух — сухим. Им оставалось только ждать.

Бронетанковые войска расположились под защитой череды низких холмов. Отряд состоял из тридцати машин разведки, сорока шести самоходных орудий, десяти 122х-миллиметровых кратных ракетных гранатометов (КРГ), двадцати пяти тяжелых танков, сорока девяти вспомогательных грузовиков и пехотной роты, все солдаты которой когда-то служили в легендарном кавалерийском полку Легиона.

Их было чрезвычайно трудно заметить благодаря маскировочным сетям, наброшенным на машины. Кроме того, многие вырыли для себя удобные окопчики. Пальмовая роща обеспечивала тень, к тому же солдаты натянули между машинами брезент.

Майор Катерина «Кейт» Килгор часто хвасталась, что способна спать где угодно и в любое время. Она, конечно, слегка привирала, однако в большинстве своем подчиненные ей верили, что давало Килгор возможность закрывать глаза и оставаться наедине с собственными мыслями.

Вот как сейчас, когда она устроилась в гамаке, мечтая о легком дуновении прохладного ветерка. Брезент натянули между шеститонным танком и грузовиком, стоявшим на расстоянии пятнадцати футов от него. В результате получился перемещающийся прямоугольник тени, где температура была на целых пять градусов ниже.

Рядом потрескивало радио, кто-то отдал резкий приказ, и наступила тишина. Килгор заботилась о своих солдатах — и они отвечали ей тем же.

Майору хотелось заснуть по-настоящему, но она решила дождаться доклада разведчиков. Она знала Були, знала, что он хороший командир, и знала, что ей придется вступить с ним в бой.

Найти Були, остановить Були, прикончить Були. Таков приказ, который нужно выполнить. А нравится он ей или нет не имеет никакого значения. В особенности сейчас, когда «задница» Мэтью Пардо стал правителем и, если слухи верны, гоняет Харко, точно ломовую лошадь.

Именно из-за Харко Килгор прибыла сюда. А еще она сыта по горло издевательствами, которые политики обрушивают на головы хороших солдат. Грязные мерзавцы.

— Майор?

Килгор встрепенулась — оказалось, что она и вправду заснула.

— Да? Что стряслось?

Лейтенант Гуди, которого солдаты иногда называли «две туфли», окончил Академию всего несколько месяцев назад, когда начался мятеж, и все еще с благоговением относился к старшим офицерам. Он знал, что они на поле боя, а не на плацу, знал, что ему вовсе не обязательно отдавать честь, однако стоял по стойке «смирно».

— Разведывательный зонд вернулся, мадам.

— В самом деле? Наша дурацкая идея сработала?

— Да, мадам.

— Проклятие. Пусть чудеса никогда не прекращаются. Килгор спустила сапоги на землю и посмотрела в лицо молодого офицера.

— Господи, Гуди, в чем проблема? У тебя в заднице застряла палка?

— Мадам!.. Никак нет, мадам! Килгор улыбнулась и покачала головой:

— Слава богу, хирург будет рад… Ну, пошли. Давай посмотрим, какие бесполезные оправдания придумает техник-сержант.

Лейтенант зашагал вперед, молодцевато развернув плечи.

Килгор кивнула своим солдатам, подмигнула им, когда они ей улыбнулись, и вошла вслед за Гуди в палатку. Зонд, по-прежнему покрытый жалкими перьями, стоял на специальных козлах. Защитная панель была снята и лежала на столе. Чернокожий сержант Око оторвался от своей работы:

— Лейтенант, майор… добро пожаловать в мой офис. Килгор ухмыльнулась и показала на машину:

— Лейтенант утверждает, будто этот жалкий кусок дерьма работает. Он говорит правду?

Око сверкнул удивительно белыми зубами:

— Да, мадам. Взгляните сами.

На столе громоздилась специальная аппаратура с небольшим монитором. Око нажал на клавишу, и на экране возникло медленно вращающееся изображение пустыни.

— Сожалею, — сказал Око, щелкая переключателем, — но стервятники летают кругами. Я запрограммировал зонд, чтобы он имитировал полет птицы.

Килгор кивнула, наблюдая за расплывающимся изображением.

— Вот, смотрите, — с гордостью заявил сержант. — Полное цветное изображение того, что видел стервятник.

То, что цель появлялась и исчезала, немного раздражало, однако результат превосходил все ожидания. На правой стороне экрана побежали колонки цифр — направление и скорость ветра, температура воздуха и координаты места, где велась съемка.

Постепенно Килгор начала привыкать к непрерывно вращающемуся изображению. Она увидела высохшее русло реки и длинную шеренгу киборгов песочного цвета. Ее охватило возбуждение. Вот то, ради чего уважающий себя офицер не пожалеет отдать правую грудь, — первоклассные разведывательные данные, не вызывающие ни малейшего сомнения.

Майор достала бумажник и вытащила полтинник.

— Держите, сержант. Вы сказали, что проклятая штука будет работать — и оказались правы. Вот ваш выигрыш.

Око демонстративно рассмотрел купюру, поднеся ее к свету, и только затем спрятал в карман.

— Мне пора, майор. У меня появилось важное дело — я должен выпить!

Послышался оглушительный рев, когда КРГ сделал залп сорока 122-миллиметровыми ракетами. Учитывая, что у Килгор было девять работоспособных установок, первый залп состоял из трехсот шестидесяти смертоносных снарядов, каждый из которых нес шестьсот шестьдесят шесть гранат. Такая граната пробивала легкую броню, так что удар причинял неприятелю серьезные разрушения — если попади в цель.

Були и его силы имели в запасе двадцать три секунды — гораздо меньше, чем хотелось бы полковнику, но достаточно чтобы киборги успели выпустить ракеты класса «земля-воздух».

Они взяли оружие на изготовку через десять секунд после сигнала тревоги, отыскали цели и взорвали их в воздухе. Тысячи противовоздушных ракет вызвали детонацию белее половины атакующих, и на пустыню обрушился стальной дождь.

Взрывы следовали один за другим. Словно удары грома, на голубом небе возникали черные тучи, во все стороны протянулись белые щупальца дыма. Киборги выстрелили во второй раз — теперь взрывы напоминали гигантский фейерверк.

Затем, когда немногие оставшиеся после первого выстрела ракеты приближались к цели, последовал второй залп — и ракеты скрылись на востоке.

Тогда-то и заговорили зенитные шестиствольные орудия Гейтлинга калибра двадцать миллиметров. Каждый ствол изрыгал шесть тысяч пуль в минуту, так что очень скоро между ракетами и солдатами Були появился виртуальный стальной щит.

Многие ракеты были уничтожены, но некоторым удалось прорваться сквозь заградительный огонь. Одна упала на пустой берег и взорвалась, подняв густое облако пыли. Вторая попала в Десантника II, сожгла мозг киборга и уничтожила его команду из четырех человек. Третья обрушила часть берега, а четвертая угодила в автоцистерну.

Теплая, как кровь, вода продолжала литься с неба, когда Були забрался на шею Риджера и пристегнул ремни. В ушах сразу же послышался голос:

— Кость-Два вызывает Кость-Один. Прием.

— Кость-Один слушает. Прием.

— Прошу разрешения вступить в бой. Прием.

— Запрещаю. Оставайтесь наготове. Прием. — Есть. Конец связи.

Були не винил Хокинс за желание выйти из лощины, но знал, какую цену придется за это заплатить. Как только киборги выберутся наверх и выстроятся в линию, последует новый залп. Большинство выпущенных ракет будет уничтожено, но некоторые прорвутся, будут тяжелые потери. Слишком тяжелые для такого небольшого отряда. Однако ждать бесконечно тоже нельзя. Если предположить, что офицеры противника знают свое дело — а нет никаких оснований думать иначе, — они попытаются заставить заградительные войска остаться на своей позиции. Тем временем противник пересечет пустыню, рассчитывая застать врасплох киборгов, которые будут карабкаться на берег.

Грохотали взрывы, дрожала земля, в воздухе стояли тучи дыма и пыли, а в расположение отряда Були прорвалось еще несколько ракет. Одно из десяти зенитных орудий было уничтожено. Хокинс, не в силах больше терпеть, вновь включала переговорное устройство:

— Это Второй… прошу разрешения вступить в бой. Прием.

Були проверил информацию, поступающую на внутреннюю поверхность визора, и увидел, что появились истребители. Он вздохнул с облегчением и вознес благодарственную молитву всем святым сразу. Воздушное прикрытие — кардинально изменит картину боя.

— Говорит Первый. Даю разрешение. Контролируйте ситуацию… и следите за линиями.

«Линии» проецировались на визоры, возникали на экранах и врезались в память. Они начинались на каждом конце боевого порядка и образовывали нечто вроде воронки, которую составляли тысячу программируемых, самодвижущихся мин-крабов. Их назначение состояло в ограничении маневра врага и нейтрализации части его тяжелой бронетехники.

Такой была одна сторона медали. А с другой получалось, что, начав сражение, силы Були уже не смогут отступить — не идти же на собственные мины. Да, есть возможность отключить мины на некоторое время, чтобы успеть перейти опасный участок, но опыт показывал, что один или два процента мин остаются активными. Вот почему многие офицеры предпочитали ими не пользоваться.

Однако при соотношении сил три к одному у Були не было выбора — или ему так казалось.

Риджер служил в Легионе двенадцать лет — сначала в своем биологическом теле, затем, когда оно погибло во время высадки с малой высоты, в виде киборга. Многим людям не удавалось оправиться от столь тяжкого удара судьбы, но Риджер с достоинством его принял и со временем стал одним из лучших киборгов Легиона.

Понимая, что очень скоро будет отдан приказ к наступлению, и зная, как важна каждая деталь, киборг уговорил солдат вырубить ступеньки на берегу реки.

Другие Десантники II оказались не такими усердными, возможно, сознательно, поскольку перспектива первым выбраться на берег не сулила ничего хорошего. Многие еще только начали подниматься, когда Риджер уже был наверху.

Ракетная бомбардировка неожиданно прекратилась — верный знак, что противник выдвинулся на исходные позиции и готов к наступлению.

Були огляделся по сторонам, убедился, что киборги постепенно выходят наверх, и понял, какие чувства испытывали кавалеристы далекого прошлого.

Кто-то издал знакомый клич:

— Камерон!

И киборги пошли вперед.

Сражение началось.

Килгор не согласилась сесть ни в тяжелый танк, ни на самоходное орудие. Она выбрала легкий разведывательный броневик, на котором стояла реактивная установка с четырьмя противотанковыми ракетами и двумя легкими пулеметами. В схватках, подобной той, что предстояла, главным фактором успеха майор считала мобильность, а не тяжелую броню. Ей так и не удалось убедить в этом своих офицеров.

Водитель, отчаянная женщина по имени Бьюси, ударила по газам, вывела машину из-за холма и помчалась вдоль котлована на скорости сорок миль в час. Стрелки, лица которых скрывали визоры, только ухмылялись.

Если бы Килгор забыла пристегнуть ремни, ее вышвырнуло бы из машины. На всякий случай она крепко держалась за ручку, напряженно вглядываясь вперед сквозь клубы дыма и пыли. Что там говорил Клаузевиц?.. «Ни при каких обстоятельствах не следует забывать эффект, который производит стремительная атака бегущей пехоты»? Бьюси определенно понравилась бы старому ублюдку!

Стрелок открыл огонь, горячая гильза отскочила от спины Килгор, и тут же ожил ее личный канал связи.

— Красный Пес-Шесть вызывает Красного Пса-Один. Прием.

— Слушаю, Шестой. Прием.

— Мы засекли десять, повторяю, десять вражеских киборгов. Прием.

— Вас понял, — услышала Килгор свой голос.

Черт побери высокое начальство, как бы ей хотелось иметь собственных киборгов! Однако Пардо перевел большинство из них в города, где постоянно росла напряженность.

Обычные бронетанковые войска против киборгов? Чем закончится противостояние? Победитель сможет написать диссертацию — если ее будет кому читать.

Последовало новое сообщение:

— Красный Пес-Два вызывает Красного Пса-Один. Вражеская авиация! С востока. Прием.

— Красный Пес-Шесть вызывает Красного Пса-Один. Мины! Мины на правом фланге…

Килгор показалось, что она видела вспышку, когда погиб лейтенант Гуди, но вокруг было столько взрывов, что наверняка она утверждать не могла. Танки стреляли дымовыми шашками, а потом шли вперед.

— Красный Пес-Три вызывает Красного Пса-Один. На нашем левом фланге мощные поля краб-мин. Я пытаюсь сделать проход. Прием.

— Проклятый сукин сын! — выругалась Килгор. — Я еще доберусь до твоей задницы!

Весь мир сузился до изображения на экране. Бьюси заметила разрыв в дымовой завесе и направила туда машину.

Риджер бежал, и Були бросало из стороны в сторону, когда он старался разглядеть то, что находилось впереди, и наблюдал за изображением на визоре — точнее, пытался наблюдать, поскольку довольно скоро передовая линия неприятеля была прорвана, и начался отчаянный рукопашный бой.

Бронетанковые войска имели численное превосходство и, учитывая природу машин, брошенных в бой, солидную огневую мощь. Однако они были более уязвимыми, чем киборги Були. Десантники II обладали немалой подвижностью и умело пользовались своими достоинствами, которые становились очевидными, когда фронт сражения сужался.

Как и во всех подобных битвах, Були и его офицеры не могли контролировать ход отдельных поединков. Таким образом, Були оказался в положении заинтересованного зрителя, когда Риджер вступил в бой.

Впереди высился огромный тяжелый танк. Его пушка искала подходящую цель, трещали пулеметы, а с массивных гусениц во все стороны летел песок.

Риджер сразу понял, что противник превосходит его в огневой мощи, и резко свернул в сторону. Снаряды выворачивали куски дерна, когда из клубов дыма выскочил квод и приготовился сразиться с танком.

Танк выстрелил из стопятимиллиметровой пушки, а квод дал залп фугасными противотанковыми боеголовками (ФПБ). Оба выстрела попали в цель и взорвались, стороны потеряли по боевой единице.

Одной рукой Риджер поднял пулемет пятидесятого калибра, а другой — энергетическую пушку и выстрелил в разведывательную машину. Тут же раздался взрыв. Рулевое колесо взлетело в воздух, упало и покатилось по земле.

В следующее мгновение что-то ударило в грудь киборга, и его энергетическая установка вышла из строя. Оружие Десантника II опустилось, гироскоп прекратил работу, и Риджер, вместе с Були, повалился вперед.

Килгор бросило вперед, когда Бьюси нажала на тормоза. Мимо, стреляя в небо из спаренных тридцатимиллиметровых пушек, проехало самоходное орудие, свернуло на юг. Где самолеты повстанцев? Четыре вступили в бой, но сейчас их нигде не видно.

Бьюси рванула руль влево, нажала на газ и выругалась, когда из дыма показалась стопятимиллиметровая пушка. Машина разминулась с гусеницами тяжелого танка не больше чем на фут.

Килгор стиснула зубы и изо всех сил вцепилась в поручень. Ее отряд потерял уже тридцать процентов своего состава — не считая урона, который нанес противник вспомогательной технике второго эшелона. Поле боя напоминало стоянку разбитых боевых машин. Что делать — остаться и погибнуть? Или сбежать и вступить в сражение на следующий день?

У горевшего самоходного орудия взорвалось зарядное устройство. Бьюси бросила машину в сторону и притормозила, давая возможность медику вскочить на подножку. Килгор подтянула привязной ремень и поняла, что решение принято.

Були отстегнул ремни и отполз от тела киборга.

— Ридж? Ты в порядке? — спросил он через микрофон шлема.

— Нет, сэр. Боюсь, что нет, — последовал ответ. — Вам лучше бежать, сэр. Я не могу подняться.

— Мы побежим вместе, — заявил Були, пытаясь найти рукоять механизма размыкания. — Только теперь верхом поедешь ты.

— Нет, сэр! Вам не следует так поступать. Бегите, пока…

Полковник нашел маленькую рукоять, открыл бронированную плиту и вытащил мозг киборга. Органическая часть весила всего два с половиной фунта, но защитная арматура увеличивала общий вес до тридцати.

Ящик был снабжен удобными ремнями. Були просунул в них руки и проверил свое оружие и индикатор зарядов. Теперь он готов к бою. Слегка пригнувшись, Були шагнул вперед и скрылся в дыму.

Именно Хокинс первой поняла, что они победили — если, конечно, можно так сказать о воинском соединении, которое понесло более чем пятидесятипроцентные потери.

Прежде всего огонь начал стихать, а активность бойцов Тиспин усилилась.

Хотя авиация быстро разобралась с самолетами, которые поддерживали наступление мятежников, и уничтожила большую часть вспомогательной техники неприятеля, когда речь шла о поддержке наземных сил, помощь подразделения Тиспин носила ограниченный характер. Опасаясь, что пилоты могут попасть по своим, командир эскадрильи приказала не стрелять. Их очередь наступит, когда дым рассеется и мятежники побегут.

В самоходное орудие попала пятисотфунтовая бомба. Орудие мгновенно перестало существовать, во все стороны стальным дождем посыпались осколки. Они с грохотом застучали по капоту и убили стрелка верхней башни.

— Красный Пес-Три вызывает Красного Пса-Один. Где, черт побери, воздушное прикрытие? Прием.

Килгор не обиделась, хотя, будучи старшим офицером, имела на то все основания. Ее тоже интересовал этот вопрос.

— Наши самолеты над Лос-Анджелесом… или в заднице у Пардо, — ядовито ответила она. — Фургоны в круг. Конец связи.

Маневр, который они практиковали до потери пульса, предполагал следующее: всем боеспособным машинам следовало собраться вокруг самоходных орудий. Тренировки не пропали даром — двадцать шесть уцелевших самоходных орудий соединились через один компьютер и открыли огонь. Орудия Гейтлинга и ракеты класса «земля-воздух» принялись поливать небо свинцом. Оставшиеся машины разведки и тяжелые танки быстро собрались под огненным зонтом.

Два истребителя были сбиты в первые минуты, затем на землю рухнул и третий.

Испытывая недостаток топлива и снарядов, истребители сделали последний заход, уничтожили одну самоходную гаубицу и улетели на базу. Сражение было закончено.

Ночь стояла холодная, и Винтерс, которая получила приказ остаться на базе, занималась размещением уцелевших сил Були. Они имели превосходство в воздухе, поэтому огни на посадочном поле не выключались.

Генерал Каттаби, сцепив руки за спиной, наблюдал за тем, как один за другим садятся маленькие летуны и пилоты выключают двигатели.

Медики, не теряя времени, приступили к работе. Уже через несколько мгновений на посадочной полосе появились носилки с ранеными пилотами и тележки, нагруженные коробками с мозгами киборгов. Двое получили такие серьезные ранения, что их пришлось сразу же подключить к системе жизнеобеспечения.

Последним человеком, сошедшим по трапу — точнее, вторым от конца, поскольку за ним последовал Файкс, — был полковник Уильям Були.

Каттаби с облегчением выдохнул — и с удивлением обнаружил, что стоял затаив дыхание. Почему? Из-за того, что Були ему нравится? Конечно.

А может, все дело в жертве, которую принесли его родители? Да, они, несомненно, поступили мужественно.

Или причина в чем-то другом?

Эгоизм? Разумеется.

Каттаби нуждался в Були и будет в нем нуждаться, если их ждут новые сражения. А в том, что самые серьезные битвы еще впереди, Каттаби не сомневался.

Полковник заметил Каттаби, пересек бетонированную площадку и отдал честь.

Генерал отсалютовал в ответ.

— Вы ужасно выглядите, — сказал он и жестом предложил Були сесть в машину. — Прошу. За мной угощение.

Були нахмурился:

— Благодарю вас, сэр, но мне нужно еще многое сделать и…

— И у вас лучший заместитель в Легионе, — закончил за него фразу Каттаби. — Пусть делами займется Винтерс.

Були немного подумал, сообразил, что генерал прав, и бросил свои вещи в машину:

— Сержант Файкс!

— Сэр!

— До утра свободен.

Файкс ухмыльнулся:

— Есть, сэр. — У него на лице появилось хитрое выражение.

Каттаби задумчиво посмотрел вслед уходящему сержанту.

— Вы знаете, что он когда-то был капелланом?

Були не знал. Да и вообще в это верилось с трудом.

— Файкс? Служил Богу? Невозможно. Вы, наверное, шутите.

— Нет, — покачал головой Каттаби. — Вовсе нет. Вы ж знаете, что такое Легион… Пойдемте, полковник, пришло время выпить.

За первым бокалом последовал второй, потом они пообедали в местном ресторанчике, прикончив заодно полбутылки джина. Обычное солдатское решение солдатской проблемы, и не слишком удачное, поскольку даже океан алкоголя не вернет мертвых к жизни.

Сон, в который погрузился Були, был таким глубоким, что больше походил на обморок. Полковник проснулся с головной болью, во рту стоял отвратительный привкус, все тело ломило.

Он принял душ, надел чистую форму и направился в общую столовую. Большая часть солдат уже успела позавтракать, и робот мыл пол. За одним из столиков сидела Винтерс, пристроив рядом компьютер. Она поманила полковника к себе рукой, в которой держала полупустую чашку кофе.

— Уж не обижайтесь, сэр, но вы хреново выглядите.

— Благодарю, — ответил Були, поставив поднос на стол. — Я рад, что есть хотя бы один вопрос, по которому все сходятся во мнении.

— Я сегодня утром не видела генерала. Что вы с ним сделали?

Були попробовал кофе и одобрительно кивнул:

— Что я с ним сделал? Ублюдок напоил меня до полуобморочного состояния!

— Может быть, — задумчиво проговорила Винтерс. — Но вы здесь, а он нет.

Жуя тост, Були посмотрел на свою заместительницу, у которой появилось очень знакомое выражение лица — похоже, приготовила очередной сюрприз.

— Ладно, капитан, выкладывайте, что задумали? Винтерс сделала невинный вид.

— Я? Ничего, сэр. Я предполагала, что полковник захочет получить отчет о вчерашнем сражении, после чего вместе с капитаном произведет смотр войск.

Були приподнял брови, Винтерс улыбнулась, и сделка была заключена.

Були выслушал доклад, который оказался не совсем таким, как он ожидал, в своем офисе. Компания Чен-Чу доставила очередную партию добровольцев, влившихся в ряды пехотинцев. Отличная новость.

Плохая новость заключалась в том, что у них осталось всего тридцать пять киборгов и, в отличие от мятежников, очень мало обычного оружия. Були прекрасно понимал, что это значит. Они могут выиграть еще одно сражение — если повезет, затем все будет кончено.

Винтерс демонстрировала полнейшее хладнокровие. Войдя в лифт, она нажала кнопку, кабина дернулась и начала падать. Були бросил взгляд на индикатор. Они остановились на нижнем, шестом подуровне.

Дверь открылась, и их приветствовала капитан Ни. Ее многофункциональное тело шести футов роста напоминало, титановый скелет. Капитан встала по стойке «смирно» и четко отсалютовала Були:

— Добро пожаловать в центр Земли, полковник. Мы всегда рады гостям.

Почти пятнадцать минут ушло на то, чтобы добраться по лабиринту туннелей, мимо кучи недавно вырытой земли в искусственную пещеру, где оказалось прохладно, сухо и пахло озоном. Включились прожектора, и Були с удивлением огляделся по сторонам.

Здесь хранились сотни упакованных в целлофановую оболочку тел Десантников II, а дальше, в полумраке, были видны контуры мощных, покрытых толстым слоем пыли кводов.

— Они тут давно, — пояснила Ни. — Еще с войны. О них забыли, или их списали — кто знает? Мои люди наткнулись на это место, когда производили ремонт после бомбежек. Одна из подземных торпед Харко вошла довольно глубоко, но так и не разорвалась.

— А они исправны? — спросил Були, сердце которого забилось быстрее.

— Хороший вопрос, сэр, — вмешалась Винтерс. — Ответишь, Риджер? Эти проклятые штуки работают?

Заскрипел сервомеханизм — один из Десантников II неожиданно ожил, вышел на открытое пространство и вытянулся по стойке «смирно». Из внешних микрофонов донесся густой бас:

— Так точно, мадам!

Винтерс посмотрела на лицо своего командира и нашла то, что надеялись увидеть.

— С днем рождения, сэр, желаю вам долгих лет жизни.

Були взглянул на Риджера, проверил свой браслет и рассмеялся. Сегодня у него действительно день рождения! И появилась надежда.

Форт-Портал не очень соответствовал своему названию.

В большей степени он являлся госпиталем и стал домом сотням ветеранов войны, многие из которых провели на одно сражение больше, чем следовало, и теперь дожидались смерти — от ран, скуки или старости. Никого они не интересовали.

Свет мигал на потолках низких одноэтажных зданий, стрекотали насекомые, в тихом ночном воздухе летали светлячки.

Приятный вечер, впрочем, большинство вечеров в Форт-Портале были именно такими. Город, основанный в 1893 году, раньше назывался Форт-Джерри, затем его переименовали в честь сэра Джеральда Портала, английского искателя приключений. Находящийся под контролем мятежников, комплекс располагался примерно в двухстах пятидесяти милях к западу от Кампалы, на высоте пять тысяч футов над уровнем моря.

Лучше и не придумаешь — если бы капитан Гораций Имби был на двадцать лет старше и готовился выйти в отставку. Однако до отставки ему оставалось еще много лет.

Имби, ростом шесть футов и три дюйма, обладал телом атлета, а в сердце у него жила жажда подвигов. Он хотел — нет, заслуживал — оказаться там, где идут сражения, где есть возможность покрыть себя славой. Вот почему он послал тридцать шесть прошений о переводе, молился дважды в день, а по ночам бродил по городу. Он скучал, нервничал и злился. Однако ничего не помогало.

Капитан вылез из патрульной машины и собрался совершить рейд на кухню сержанта Гули, когда услышал какое-то гудение. Транспортное судно? Нет, оно прибудет лишь послезавтра. Что тогда? Гигантский москит?

Летательный аппарат ничем не отличался от других, в том числе и тех, что принадлежали Независимому всемирному правительству. Может, проверка?.. Пожалуйста, Имби готов к любым проверкам!

Поэтому офицер Имби почувствовал беспокойство только тогда, когда появился второй кибернетический флайер.

Позднее, обсуждая случившееся, многие местные жители отдавали должное офицеру, доставшему личное оружие и открывшему стрельбу. Другие — и таких оказалось большинство — посчитали его поступок проявлением глупости.

Как бы там ни было, Хокинс вместе с Неулыбчивым и его боевиками-наа сумели захватить 1021 «дополнительного» киборга. У них ушло ровно сорок шесть минут и двенадцать секунд на то, чтобы вытащить коробки с мозгами из систем жизнеобеспечения, погрузить их во флайеры и унести ноги. Или мозги?

В результате операции погиб один человек. Местные жители похоронили Имби вместе с патрульной машиной. Яму пришлось выкопать побольше, вот и вся разница.

Глава 19

Где-то на краю галактики, Конфедерация разумных существ

Время от времени Гун любил проводить инспекцию флота. Проще всего было выбрать две или три сотни наблюдательных устройств из более чем двадцати тысяч имеющихся в его распоряжении и провести с каждым десятую долю секунды.

Если поначалу проверка носила рутинный характер, то в последнее время она стала приносить немалую пользу — с тех самых пор, как мягкотелый принялся «читать проповеди», которые состояли из бессмысленных утверждений, превозносящих сверхразум, именуемый «Богом», и собирать «новообращенных», иными словами, привлекать к себе полуавтономные элементы, желающие послушать человеческую демагогию.

Происходящее представлялось Гуну пустой тратой времени и ресурсов, однако в проповедях, наряду с чепухой относительно Бога, попадались обширные куски риторики, направленной против траки. Искусственному интеллекту ничего не оставалось, как поддержать разумное существо, которое преследовало те же, что и он, цели: найти и уничтожить траки.

И все же Гуну приходилось встречаться с тысячами других существ, имеющих мягкие тела, и он знал, что они склонны говорить одно, а делать совсем другое. Поэтому искусственный интеллект пришел к выводу, что пора устроить проверку, которая либо укрепит положение человека среди блестящих, либо проявит его ложь. В последнем случае мягкотелый потеряет неприкосновенность, и его можно будет немедленно уничтожить. Хороший план, даже безупречный — ведь его придумал сам Гун.

Гун переключил камеру и наблюдал, как мягкотелый идет по коридору в сопровождении своего увеличившегося «выводка». За человеком шагало не меньше шести роботов различной конфигурации, размера и назначения. Почему?

Одного сделали траки. Остальные принадлежали самому Гуну. Быстрая инспекция показала, что хотя некоторые из них давно нуждаются в ремонте, другие выглядели вполне нормально, таким образом прийти к определенному выводу не представлялось возможным.

Находящийся довольно далеко и занимающий второстепенное положение представитель флота заметил нечто потенциально интересное и послал соответствующее сообщение Гуну. Искусственный интеллект решил проверить его сведения. Человек и те, кто ему служил, не имели большого значения.

К возвращению Генри настроение Джеппа заметно улучшилось. Число его приверженцев росло, и старатель считал, что здесь, среди машин язычников, он нашел свое призвание. Даже его надписи стали более веселыми, теперь среди них попадались: «Радуйся Богу», «Убей траки» и «Возлюби ближнего своего!». Благодаря способности его паствы воспроизводить подобные надписи с величайшей точностью, мудрые высказывания дойдут до большего количества пустоголовых роботов.

Настроение Джеппа улучшилось еще и потому, что уважение, которого он добился, давало ему дополнительную свободу передвижения. Прежде закрытые двери открывались при первом прикосновении, челноки подчинялись почти всем приказам, а роботы, за редким исключением, покорно выполняли его распоряжения.

В этом и заключалась единственная проблема. Кроме Генри, все остальные последователи не имели души. Они были полезными, особенно когда Джепп предавался самым грандиозным из своих фантазий, но работа с ними не приносила полного удовлетворения, поскольку старатель сознавал: в отличие от других верующих они не стояли перед выбором и приняли новую веру вовсе не потому, что понимали ее истинность.

Что ж, думал старатель, терпение есть добродетель. Пройдет время, и Бог укажет путь.

Пещеры, естественного происхождения и выбитые прямо в скале, простирались на мили и обладали удивительно мощным эхо. Прозвучал зов трубы, и воздух в пещерах начал вибрировать.

Киита, детеныш, не проживший и восьми оборотов солнца, резко свернул, натолкнулся на взрослого и через плечо прокричал извинения. Кииту отправили с поручением к Денту, священнику, а значит, ей прощалось все. Ее переполняли гордость и сознание собственной значимости.

Казалось, звук идет со всех сторон, и другой мог бы сбиться с пути — но не Киита, которая была младенцем, когда флот изгнал секту. С тех пор им пришлось самостоятельно о себе заботиться. Киита изучила все туннели и пещеры, знала, как поет в них музыка.

Киита свернула налево, потом направо и теперь могла свободно бежать по длинному прямому коридору. Судя по переливам трубы, процессия только что миновала поворот.

Со всех сторон доносились голоса взрослых, которые уговаривали детеныша соблюдать осторожность, времени отвечать им не было.

Киита заметила церемониальные облачения, высокий шест с развевающимися разноцветными ленточками, а потом и медленно плывущую вперед процессию. Ее возглавлял Дента, священник, дядя и друг.

Киита проскочила мимо горниста, поравнялась со священником и дернула его за рукав:

— Дядя Дента! У меня сообщение! Важное сообщение!

Дента знал свою племянницу и не сомневался, что она говорит правду. Горн смолк, все напрягли слух. Колония, полностью отрезанная от внешнего мира, насчитывала всего пятьсот душ. Здесь не было никаких развлечений, а сообщение, особенно срочное сообщение, считалось настоящим происшествием.

Дента опустился на колени рядом с детенышем.

— Да, моя маленькая? Что случилось?

— Блестящие приближаются!

Послышалось шипение — все члены процессии втянули в себя воздух. Мало того, впервые в жизни Киита увидела, что дядя испугался.

Впервые с того момента, как Джепп оказался на корабле блестящих, Гун прислал ему послание — обычно происходило наоборот.

Сообщение поступило через Альфу, а перевел его Сэм. Человек выслушал сообщение трижды, но оно оставалось неизменным: «Удалось обнаружить траки… пусть исполнится воля Бога».

Джепп запаниковал. На лбу проступил пот, сердце забилось быстрее. Содержатся ли в послании комментарии, которых он не понял? Предположения? Указания? Что оно значит?

Старатель послал запрос через Альфу и Сэма, однако ответа не получил. Гун все сказал — и не собирался ничего объяснять или добавлять.

Человек поведал о своих сомнениях Генри, который хорошо зная Джеппа, умел выделить самые главные факты. Поскольку нынешнее тело навкомпа не имело речевого устройства, им приходилось общаться через Сэма.

— Как ты представился Гуну? Сказал, что ты заблудившийся старатель? Или как-нибудь иначе?

Джепп обиделся:

— Я упомянул о воле Господа, если ты об этом.

— Да, я именно об этом, — цинично ответил компьютер. —

О чем же еще?

— Ну, у нас возникла дискуссия о народе, который называется «траки», а также о том, что блестящие намерены их найти и уничтожить.

— Подожди, я хочу догадаться сам, — с отвращением сказал Генри. — Ты согласился с ним сотрудничать.

Джепп отвернулся.

— Ну, не совсем…

— Но близко к тому.

Человек посмотрел на Генри. В его голосе появилось раздражение.

— И что с того? У меня не было выбора. Навигационный компьютер мог бы вздохнуть — если бы умел.

— Мне кажется, смысл послания очевиден: они нашли каких-то траки — и Гун требует, чтобы ты их убил.

— Но почему я? — с отчаянием спросил Джепп. — Гун может сам с ними расправиться.

— Проверка, — терпеливо ответил искусственный интеллект. — Он хочет посмотреть на твою реакцию.

Почти минуту Джепп обдумывал слова Генри. Наконец заговорил, делая паузу после каждого слова:

— Значит, я должен убивать — или быть убитым.

— Именно, — подтвердил Генри.

— Если только… — начал Джепп.

— Если — что?

— Если только я не сумею обратить траки в нашу веру и уговорить Гуна принять их. Он размечтался, — бросил ИИ. — Гун компьютер, а компьютеры никогда не меняют своего мнения. Я знаю.

— Но ты растешь, — отозвался Джепп. — Ты учишься.

— Ладно, пусть будет по-твоему, — спокойно ответил Генри.

— Нет, — лицемерно заявил Джепп. — Пусть исполнится воля Бога.

Несмотря на то, что Дента слышал множество историй о блестящих и, основываясь на них, был вынужден строить жизнь взрослых, он никогда не видел этих почти мифических устройств. Во всяком случае, собственными глазами.

Поэтому священник испытывал благоговейный ужас, когда челнок блестящих повис над испещренной кратерами поверхностью луны, медленно спускаясь вниз. Если верить легендам траки — а священник не мог в них не верить, — блестящие запрограммированы на уничтожение их расы.

Но правдивы ли легенды? Поскольку траки сами никогда не видели этих машин, многие из них начали сомневаться в их существовании, несмотря на то, что следы сражений были повсюду.

Это и явилось одной из главных причин, по которой секта Денты пошла своим путем. А еще тот факт, что насилие ничего не доказывает.

И теперь, когда челнок сел на камень вулканического происхождения и купол автоматически закрылся, у них появился дополнительный повод надеяться на благополучный исход. В конце концов, зачем отправлять эмиссаров, если война считается единственным способом разрешения конфликта? Нет, легенды явно преувеличивают угрозу, исходящую от блестящих.

Преисполненный новых надежд, священник наблюдал за открывающимся люком и существом, которое из него появилось. Он не заметил никакого оружия или других атрибутов военных. Хотя существо и оказалось выше ростом, чем обычный траки, и смотреть на него было не так приятно, оно имело два глаза, две руки и две ноги, что говорило о некоторой общности. У биологических тел возможно совпадение интересов.

Однако с ним прибыли две машины. Одна из них показалась Денту знакомой, словно ее сделали траки. Вторая машина сверкала, как и положено блестящим, она появилась вслед за существом с биологическим телом и также не проявляла никакой агрессивности.

Пришельцы вели себя сдержанно и не демонстрировали враждебности, и Дента немного успокоился. Священник, за которым следовали старейшины, вышел вперед, чтобы приветствовать гостей. Он протянул к ним руки ладонями вверх:

— Мир.

Сэм превратился в коммуникационный модуль, сделал перевод и передал ответ пришельцев:

— Мой хозяин прибыл к вам с миром в сердце, но он хочет предупредить — блестящие затаились во мраке космоса, они поклялись вас уничтожить.

Дента почувствовал, как внутри у него все сжалось, и услышал стон старейшин. Надежды на благополучный исход разбились вдребезги, однако священник изо всех сил старался сохранять спокойствие.

— Мы с сожалением выслушали столь печальную новость… ведь мы хотим жить в мире. Но зачем вы к нам прибыли? Сообщить, что блестящие намерены с нами покончить?

— Нет, — быстро ответил человек. — Я пришел к вам потому, что есть шанс спасти вас и вашу колонию. Если вам удастся убедить компьютер по имени Гун.

— Гун? — Уши Денты встали торчком — таким образом траки хмурились.

«Путь» включал в себя не менее семи демонических фигур, причем каждая обозначала определенный грех, но самым худшим являлся ужасный Гунара, похититель душ, король вопросов и лжи. Совпадение? Или нечто большее?

Священник тщательно подбирал слова:

— Почему Гун хочет нас уничтожить?

Другое существо сделало жест верхней частью торса.

— Я не знаю. Гун терпит мое существование, быть может, он не станет возражать против вашего, если вы примете Бога.

Дента выслушал перевод и пришел к выводу, что использование слова «Бог» в единственном числе является ошибкой. Поэтому он задал естественный вопрос:

— Боги обитают в высших сферах — разве можно принять их?

— Не «их», — поправил Джепп. — Его. Существует только один Бог. Вы должны принять его в духовном смысле, поверить в его существование и всемогущество.

Дента с сомнением посмотрел на пришельца:

— Единый всемогущий Бог? Мы никогда не поверим в такое заблуждение.

— Но вы должны! — с отчаянием возразил человек. — В противном случае блестящие уничтожат вашу колонию.

Дента ощутил, как в глубинах души поднимает голову упрямство. То самое, что заставило его выбрать путь отказа от насилия и убедить многих соплеменников последовать за собой. Даже после того, как их обрекли на изгнание, даже перед лицом смерти.

— Тогда пусть они нас уничтожат… потому что наша религия есть сердце нашей культуры.

Сильные слова, страшные, но старейшины хоть и несмело, но поддержали его.

Джепп ощутил гнев и печаль.

— Вы умрете, все до единого.

Дента подумал о Киите, о том, какой короткой будет ее жизнь, и испытал скорбь.

— Да, и вы тоже. Такова жизнь.

Джепп сглотнул комок, появившийся у него в горле, вернулся на челнок и пристегнул ремни. Корабль стартовал и облетел маленькую луну. Планету окружала густая, газообразная атмосфера, не знавшая покоя из-за ураганных ветров.

Атакующие корабли — только двум из них сообщили статус цели — дожидались приказа. Гун отправился на более крупный из них. Что же предпримет мягкотелый? ИИ было страшно интересно.

Джепп закусил внутреннюю поверхность щеки. У него не было выбора. Он мог отдать приказ и уничтожить колонию — или задержать его, прекрасно понимая, что все равно ничего не изменится. Разве что для него.

Он отдал приказ.

Киита, не зная о том, что ее ждет, держала дядю за руку. Заиграл горн, голоса сплелись воедино, по пещерам гулко прокатилась ликующая песня.

Глава 20

Планета Арбалла, Конфедерация разумных существ

Большой Зал Звездного Света вмещал до тысячи гостей, каждый из которых мог наслаждаться комфортными для себя условиями под прозрачным куполом, ничего не пропускающим извне, — все равно что обедать под звездным небом. И хотя большинство существ получали от этого удовольствие, некоторым окружение не нравилось. Для них были сконструированы специальные защитные экраны.

Капитан «Дружбы» поставил корабль так, чтобы Арбалла занимала половину обзора, и, благодаря медленно вращавшейся палубе, ее видели все.

Торжественный обед посещали многие, хотя его идея принадлежала людям. Прежде всего присутствия на трапезе требовал протокол, кроме того, там возникали прекрасные возможности для заключения политических сделок, в особенности тех, что предполагают личные контакты.

Данный обед устраивался в честь нового посла от малоизвестной расы ааман-ду. Но для тех, кто был в курсе событий, иными словами, для всех, кроме нового посла, героем трапезы являлась губернатор Патриция Пардо, которая представляла «проблему Земли». И лучшим доказательством тому стала реакция зала, когда в него вошли Пардо и ее спутники.

Пардо надела свою самую эффектную шляпку. Роскошное черное вечернее платье, траурная повязка в память о тех, кто погиб во время «революции», и туфли на высоких каблуках довершали наряд.

Пардо сопровождали знаменитый сенатор Олвей Орно и несколько менее известный, однако весьма влиятельный посол Харлан Ишимото Седьмой, что сделало ее появление еще более интригующим.

Предвыборная президентская кампания Пардо началась на следующий день после того, как она вступила в должность губернатора, и включала в себя частые выступления в сенате. Поэтому многие ее хорошо знали, а некоторым она даже нравилась.

Появление официального почетного гостя осталось почти незамеченным.

По человеческим стандартам, инопланетянин выглядел довольно комично. Маленькую головку украшал похожий на птичий клюв, глаза-блюдца, казалось, были готовы вылезти из орбит из-за едва сдерживаемых эмоций, большой круглый живот напоминал воздушный шар, который вот-вот лопнет, а здоровенные трехпалые ноги больше подошли бы клоуну. Слишком свободная одежда, болтающаяся при ходьбе, лишь усиливала это впечатление.

Однако внешность часто бывает обманчивой. И ааман-ду не были исключением из данного правила. Хотя инопланетян и отличала некоторая провинциальность — по стандартам Конфедерации, они успели колонизировать три планеты и слыли прекрасными воинами.

Посол ааманду принялся устраиваться на специально приготовленном для него насесте, а в зал тем временем вошли Серджи Чен-Чу и Майло Чен-Чу и направились к своему столику.

Их появление привлекло всеобщее внимание, поскольку Серджи Чен-Чу был первым президентом Конфедерации и находился в оппозиции к временному правительству Пардо. Майло тоже вызвала огромный интерес, частично благодаря родству с Серджи Чен-Чу, а частично из-за того, что все на корабле знали о ее аресте правительством Пардо, уже не говоря о том, что она была ослепительно красива.

Посол Ишимото Седьмой, его брат-клон сенатор Ишимото Шестой и почти все мужчины в зале замерли от едва сдерживаемого восхищения.

На торжественный обед Майло надела украшенное фантастически дорогой космической пылью обтягивающее красное платье в восточном стиле. Она была красива и могущественна — это сочетание всегда приводит в ужас одних мужчин и привлекает других.

К последним принадлежал Сэмюэль Ишимото Шестой, который умудрился не только вычеркнуть свою ассистентку Светлану Горгин Третью из списка гостей, но и получил место за одним столом с Майло. Он сидел справа от нее. Сэмюэль поднялся, когда подошла женщина:

— Добрый вечер, мисс Чен-Чу. Меня зовут Сэмюэль Ишимото Шестой, я сенатор Гегемонии. Очень рад с вами познакомиться.

Майло понравилось то, что она увидела, более того, она почувствовала неуловимое нечто, когда сенатор взял ее за Руку.

— Взаимно. Вы знакомы с моим дядей? Нет? Тогда разрешите мне представить вас друг другу. Дядя Серджи, сенатор Сэмюэль Ишимото Шестой.

Чен-Чу прекрасно знал, какой политики обычно придерживаются представители Гегемонии. Кроме того, он не забыл о том, что они самым непристойным образом заигрывали с хадатанами во время предыдущей войны. Однако его интересовали их взгляды на сложившуюся сейчас ситуацию. Несомненно, сенатор увлекся Майло, из чего следовало, что ей удастся выяснить, как обстоят дела. Любопытно…

Ишимото Седьмой сидит рядом с губернатором Пардо. Какова его роль? Время покажет.

Группа двеллеров, которым помогали передвигаться экзоскелеты, появилась в зале и направилась к их столику. По человеческим стандартам, они были весьма красивы: правильной формы голова, большие овальные глаза и длинные стройные конечности. Именно один из двеллеров, ставший теперь знаменитым — Мула Раша Ангуар, — уговорил Чен-Чу вернуться в активную политику во время второй войны с хадатанами.

Теперь, когда каждый голос имел решающее значение, предприниматель надеялся заручиться поддержкой двеллеров. Хотя Чен-Чу и не владел их языком свободно, он вполне мог на нем объясниться.

— Приветствую вас с пустыми руками и полным сердцем, — сказал Чен-Чу.

Польщенный обращением на родном языке, старший представитель группы, посол Тула Ного Майпоп, дал достойный ответ:

— Наш народ принимает и приветствует старого друга. Старейшина Ангуар просит засвидетельствовать вам свое уважение.

— Значит, он жив?

Майпоп был мастером нюансов и почти по-человечески улыбнулся:

— Жив и способен любить… Его грехи остались неизменными.

Чен-Чу рассмеялся:

— Рад слышать. Пожалуйста, передайте ему мои наилучшие пожелания. Позвольте представить вам мою племянницу…

За длительными церемониальными представлениями последовали бокалы аперитива и обычный обмен любезностями. Ишимото Шестой воспользовался шансом и заговорил с Майло.

Трапеза началась через пятнадцать минут, когда в центре зала появился президент Нанкул, а его голографическое изображение возникло за каждым из столиков. Он «сел» на специально оставленные для него стулья.

Слова президента переводились на дюжину языков, причем учитывалось произношение, религиозные табу и прочие многочисленные тонкости. И хотя результат получился не слишком поэтичным, никто не счел себя оскорбленным.

— Добрый вечер, уважаемые гости. Мы собрались здесь, чтобы приветствовать официальное вступление ааман-ду в Конфедерацию, а также посла Уралакса-Грин — в нашу большую и почти всегда трудолюбивую семью.

Многие из собравшихся обладали чувством юмора, поэтому слова президента вызвали какофонию хохота, щелчков, свиста и даже пронзительных гудков. Майло подумала, что выглядит все это ужасно забавно… и постаралась согнать улыбку со своего лица.

После выступления президента к гостям с официальной речью обратился хозяин вечера, сенатор с Арбаллы, который был слишком велик, чтобы присутствовать лично, и находился в зале в виде голограммы.

Речь оказалась длинной и громкой, за время ее произнесения гости успели насладиться двумя переменами блюд и приступить к основному. Всем гостям подавали то, что считается деликатесом на их родных планетах, поэтому в воздухе витали весьма необычные ароматы.

Майло, которая позаботилась надеть носовые фильтры, чтобы не попасть в неудобное положение, старалась не обращать внимания на наиболее отвратительные картины и звуки. Впрочем, смотреть на Ишимото Шестого было приятно, так что проблема решилась сама собой.

Хадатанцы построили «Мошенника» в глубокой тайне на краю галактики, команда состояла из отпрысков ветеранов последней войны, а сам корабль был снабжен мощными сенсорами дальнего действия, специализированной лабораторной техникой и оборудованием, которое позволяло незаметно проникать куда угодно. Поэтому Дома-Са не мог утверждать наверняка, что военный корабль скрывается где-то за множеством медленно вращающихся астероидов, пока его челнок не был опознан и «Мошенник» не посчитал необходимым сообщить о своем присутствии.

Как только «Мошенник» появился на экранах, прозвучал сигнал тревоги, челнок захватили управляющие лучи и втянули на корабль.

Довольный тем, с какой точностью произведен маневр, хадатанин выключил систему управления челноком, вошел в скромную спальню и стал тем, кем считал себя на самом деле, — боевым командором Хайвином Дома-Са.

Его звание удивило бы большинство присутствующих в Зале Звездного Света гостей. Впрочем, мало кто был по настоящему знаком с культурой хадатан. В их языке нет слова «дипломат», а до поражения от рук, когтей и клешней Конфедерации в обществе хадатан и не существовало такой профессии.

В самом деле, зачем содержать профессиональных специалистов по ведению переговоров, если никто не намерен в них вступать? Победа предполагает возможность уничтожить противника — с целью обеспечения безопасности собственного народа.

Поражение, хотя о нем нельзя даже и помыслить, означает, что хадатан ждет смерть. Если только враг не оставит их в живых — милосердие, о котором ему рано или поздно придется пожалеть.

Так размышлял хадатанин, застегивая пояс и ремни, обхватившие крестом его широкую грудь. На одном из ремней сиял крупный зеленый самоцвет, горевший успокаивающим внутренним светом.

Послышался стук — челнок соприкоснулся с палубой «Мошенника». Дома-Са оглядел себя в большом металлическом зеркале, получил удовольствие оттого, что там увидел, и зашагал к переходному шлюзу. Справился ли он со своей миссией? Скоро все станет ясно.

Сенатор Орно любил обеды, они давали ему возможность наслаждаться прекрасными закусками и оттачивать тонкое мастерство политика. На корабле служили лучшие повара Конфедерации, один из которых был рамантианином. Политик уловил аромат блюда из живых личинок в тщательно приготовленном остром соусе задолго до того, как оно появилось, и почувствовал, что ему становится трудно следить за беседой.

Хотя губернатор Пардо отличалась удивительной мягкостью обращения, она непрестанно что-то говорила. Ее речь казалась Орно чрезвычайно скучной. Сейчас она рассуждала о том, что правительство рамантиан должно признать ее администрацию, обеспечить Землю беспроцентным займом и послать пятьдесят тысяч солдат из «миротворческих сил» разобраться с лоялистами.

Последнее предложение рамантиане вполне могли бы принять, если бы на Земле было больше густых зеленых джунглей. Поскольку дело обстояло иначе, правительство рамантиан не собиралось давать Земле и десятой доли того, что она просила.

Все зашевелились, когда подали главное блюдо. Люди, предпочитавшие есть мертвую пищу, пытались не обращать внимания на политые соусом живые личинки. Рамантианин прекрасно знал, что они испытывают ужас и отвращение, когда он нанизывает на однозубую вилку крупных, похожих на червей существ, а потом отправляет их себе в клюв. Реакция людей усиливала удовольствие от еды.

Рамантианин прикрывал голову большой белой салфеткой. Однако вместо того, чтобы скрывать процесс приема пищи, она лишь привлекала к нему внимание. Личинка оказалась восхитительно спелой — кожа натянута и вот-вот лопнет. Орно слегка нажал на нее клювом, услышал характерный хлопок и с интересом принялся наблюдать за тем, как кровавые внутренности расползаются по салфетке, образуя яркий круг. Потрясающе вкусно!

Всего на тарелке лежало шесть личинок, каждую он макал в специальное блюдце с соусом, делая паузы и всякий раз повязывая свежую салфетку.

Патриция Пардо выдержала все шесть личинок, после чего извинилась и вышла, побледнев и не очень твердо держась на ногах.

На лице Ишимото Седьмого застыло скучающее выражение, ему хотелось сидеть рядом с Майло Чен-Чу вместо брата, к тому же он закончил есть. Посол тысячи раз ел подобное мясо и знал, что — как и он сам — цыпленок генетически безупречен.

Старший офицер «Мошенника», командир копья Ноло-Ка, встретил боевого командора Дома-Са в главном шлюзе. Его форма отличалась от формы командора только тем, что на ней сверкал красный самоцвет. Хотя офицеры уважали друг друга, оба держались настороже, поскольку хадатане никогда никому не доверяют.

— Приветствую вас, боевой командор. Мы рады, что вы снова с нами.

Ноло-Ка говорил чистую правду, потому что ждал уже два полных корабельных цикла, два опасных цикла, и хотел как можно быстрее отправиться восвояси. Конечно, технология маскировки на высочайшем уровне, но сенсоры кораблей Конфедерации им практически не уступают, а в секторе полно патрулей.

Дома-Са предполагал, что подчиненные будут рады его возвращению, поэтому ничего не ответил на приветствие.

— Торпеда пришла вовремя? Вы сумели ее выловить? Вполне объяснимые вопросы, особенно если учесть, в чем состояла миссия корабля, однако Ноло-Ка не понравился тон, которым они были заданы. Неужели боевой командор не оценил ловкости, которая потребовалась, чтобы незаметно провести корабль в зону, охраняемую Конфедерацией? А мужество, проявленное командой, прождавшей его здесь столько дней? И то, как четко организован перехват торпеды с посланием рамантиан?.. Похоже, не оценил. Тщательно скрывая негодование, командир копья сделал жест в сторону коридора.

— Миссия прошла успешно. Торпеду удалось перехватить, она ждет вас.

Дома-Са остался доволен, но, не видя никакой необходимости показывать это своему подчиненному, лишь кивнул, как принято у людей, — дурная привычка, которой он обзавелся на борту «Дружбы».

Под лязганье металла офицеры зашагали к кормовым отсекам корабля мимо четырех лабораторий, забитых сложным оборудованием, и оказались перед грузовым отсеком номер 3.

Три луча света осветили длинную, обтекаемую торпеду. Хотя торпеда была рамантианского производства и на ней стояли надписи, сделанные их криволинейным шрифтом, внешне она мало отличалась от большинства устройств аналогичного назначения. Несмотря на то, что многие расы освоили перемещение в пространстве со скоростями, превышающими скорость света, никому не удалось создать межзвездное устройство для мгновенной связи. Поэтому сообщения приходилось посылать на специальных почтовых торпедах. Некоторые дипломаты делали это регулярно, однако хадатане являлись редким исключением.

Дома-Са знал, что девяносто девять процентов всей длины торпеды занимает навигационное оборудование, миниатюрный гипердрайв и топливный бак. Оставшийся один процент — то есть та часть, что интересовала Дома-Са, составляла обработанная на компьютере информация. Небольшие почтовые торпеды могли доставлять пятьсот гигабайт цифровой информации, которая иногда оказывалась ценнее самого редкого минерала.

Техники сняли внешнюю панель, чтобы подобраться к электронике, во все стороны торчали разноцветные провода, подсоединенные к корабельным компьютерам.

— Итак, — потребовал ответа Дома-Са, — вам удалось что-нибудь узнать?

— Да, довольно много, — послышался голос вышедшего вперед командира кинжала Хорка Проло-Ба.

Юный хадатанин родился на такой далекой колонии, что в Конфедерации ничего о ней не знали, а сам Проло-Ба никогда не видел родной планеты и не наслаждался теплом медленно остывающего Эмбера. В некотором смысле печальный случай, хотя и довольно распространенный среди молодых офицеров кораблей вроде «Мошенника».

Дома-Са нравилась юношеская уверенность Проло-Ба, и он взглянул ему в глаза:

— Рад слышать. Пожалуйста, продолжай.

Вдохновленный словами командира, Проло-Ба быстро пробежал руками по панели дистанционного управления, и на стене ожил экран, на котором появились рамантианские письмена, преобразованные в хадатанский текст. Текст сопровождался диаграммами, фотографиями и видеозаписями.

— Компьютерам потребовалось двенадцать и три десятых стандартных единицы времени, чтобы расшифровать рамантианский код, — спокойно доложил Проло-Ба. — Теперь задача решена. В сообщении содержится довольно солидный объем информации, большая часть которой не представляет для нас интереса, хотя некоторые детали требуют нашего внимания.

Дома-Са решил проигнорировать сомнительное использование слова «нашего».

— Продолжай.

— Вы приказали фиксировать каждое упоминание о любых не рамантианских планетах, — хладнокровно заявил офицер, замедляя стремительно бежавший по экрану текст, — и оказались правы. Вот здесь говорится о четырех хадатанских колониях. Причем так, будто они принадлежат рамантианам. Точно так же они пишут о планетах, которые находятся под их контролем.

Дома-Са почувствовал, как руки сжимаются в кулаки. Следующие слова он почти промычал:

— Отличная работа, командир кинжала Проло-Ба. Теперь, учитывая твое открытие, скажи мне, сколько миров соответствует на шестьдесят шесть и более процентов рамантианским требованиям для колонизации?

— Все, сэр.

Командир копья Ноло-Ка, хранивший во время разговора молчание, произнес вслух то, о чем подумали остальные:

— Они намерены захватить наши миры.

— Да, — согласился Дома-Са, и мышцы вокруг его челюстей напряглись. — Они, несомненно, намерены так поступить. Что еще?

— На основании полученных сведений мы сделали вывод, что рамантиане заключили союз с человеком, которого называют «губернатор Патриция Пардо», корпорацией «Ноам» и Гегемонией клонов.

— Мне нужны все подробности, — заявил Дома-Са. — Ты выковал клинок, а я им воспользуюсь.

Когда официальная часть обеда закончилась, а желающим были предложены напитки, толпа начала редеть. Губернатор Патриция Пардо, посол Ишимото Седьмой и сенатор Орно остались за столом. Пардо заглянула в маленькое зеркальце, чтобы проверить, все ли в порядке, с удивлением обнаружила несколько мелких морщин и убрала пудреницу.

— Ну, сенатор, что теперь?

Орно потер друг о друга сомкнутые клешни, затем почистил основание клюва.

— Все зависит от обстоятельств. Ваше появление здесь является положительным фактором — с точки зрения наших интересов, но экс-президент Чен-Чу оказался более серьезным противником, чем мы предполагали. Если считать, что Чен-Чу есть нечто большее, чем механическая игрушка, он постарается найти союзников, которые поддержат его курс и проголосуют за военное вмешательство. Как только такая резолюция пройдет — если, конечно, хватит голосов, — президент встанет на его сторону.

На лице Пардо появилась тревога.

— Все так серьезно?

— Чен-Чу и его племянница, — успокаивающе произнес Ишимото Седьмой, — попытаются реализовать собственную стратегическую линию, однако мы тоже не будем сидеть сложа руки. Прежде всего устроим слушания, где вы изложите свою точку зрения, на них будет председательствовать сочувствующее нам существо.

Пардо приободрилась:

— В самом деле? И о ком идет речь?

Орно засмеялся. Его смех напоминал повторенный многократно хлопок пробки, которую извлекают из бутылки.

— Обо мне, естественно! О ком же еще?

«Дружба» являлась вместилищем самых разных чудес, некоторые широко рекламировались, о существовании других знали далеко не все. Ишимото Шестой был хорошо знаком и с теми и с другими, а посему вызвался устроить для Майло небольшую экскурсию — что позволило ему избавиться от присутствия ее дяди и остаться с женщиной наедине.

Они начали с бара на смотровой палубе, где Ишимото угостил Майло выпивкой. Они проговорили больше часа. Несмотря на то, что Ишимото Шестой казался ей забавным собеседником, Майло наблюдала за поведением клона с настороженной беспристрастностью проводящего эксперимент ученого. К тому же ей было любопытно, чем закончится их разговор.

Прошло еще немного времени, и Майло заметила, что, в отличие от других мужчин, которые пытались ее соблазнить, этому есть что сказать. У них оказалось немало общих интересов — в частности, морская биология. Майло с интересом слушала, как Шестой описывает способ, при помощи которого Основатель, доктор Хосокава, стерилизовал океаны Альфы 001, после чего в воду были выпущены зародыши — он назвал их генетическими «максотипами».

Казалось, местные виды — некоторым из них удалось уцелеть — чрезвычайно заинтересовали Шестого. Он собрал обширную коллекцию окаменелостей и мечтал о том, чтобы вернуть их к жизни при помощи той самой науки, которая их уничтожила. Речь шла о генной инженерии.

Потом пришел черед Майло. Политик заворожено слушал ее рассказ о Центре Синтии Хармон, занимавшемся изучением подводного мира, представительнице народа сай’линт по имени Сола и о проекте засеять южные океаны железными частицами — как и многое другое, его пришлось заморозить из-за гражданских беспорядков.

Майло показалось, будто Шестой хочет что-то сказать, но потом он передумал и покачал головой:

— Да, жаль, многие пострадали… хотя я рад, что вы оказались здесь.

Сказано было очень мило, и тон разговора как-то сразу переменился. Майло улыбнулась:

— Благодарю вас, Сэмюэль.

— Сэм.

— Благодарю вас, Сэм.

На лице Шестого появилась лукавая улыбка.

— А вы хотели бы посмотреть на некоторые из наших морских форм жизни?

Майло приподняла брови:

— Голографические изображения?

Клон усмехнулся:

— Нет, кое-что получше. Настоящие. В резервуаре.

Майло пожала плечами:

— Конечно, почему бы и нет?

— Вот это темперамент! — воскликнул Шестой и нажал большим пальцем на панель стойки бара. — Пойдемте, рыба ждет!

Минут пятнадцать они пробирались через лабиринт коридоров, пока не вышли на нижнюю биопалубу. Шестой был в курсе всего, что здесь делалось. Он с очевидным удовольствием обсуждал продукты питания, которые производит гидропоническая система, с увлечением объяснял, что многие дипломаты могут жить, полагаясь исключительно на «урожай», выращенный в герметически закрытых биосферах, а также о протеине, зарождающемся в заполненных морской водой резервуарах.

Клон рассказывал о том, какие организмы обитают внутри резервуара ааман-ду, когда появился лаборант и приветствовал политика:

— Сенатор Ишимото Шестой! Как поживаете?

— Прекрасно, — непринужденно ответил клон. — Когда у вас был последний перерыв?

Лаборант, невысокий человек с землистым лицом и глазами хорька, взглянул на дорогой ручной хронометр:

— О, уже давно! Время летит так быстро, когда все хорошо! — Это правда, — кивнул Шестой, небрежно засунув несколько кредиток в наружный карман рубашки лаборанта. — Почему бы вам не сделать перерыв сейчас? Мы тут последим за порядком.

— Благодарю, — сказал лаборант, подмигивая Майло. — Надеюсь, вы получите удовольствие. Я вернусь через час.

Когда лаборант вышел, Майло нахмурилась:

— «Получите удовольствие»? Что он имел в виду?

— Извините, — смущенно произнес Шестой. — Мэлон знает свое дело, но ему не хватает класса… Видите вон тот голубой бассейн? Он наполнен жизненными формами с Альфы 001. Это против правил, однако я иногда в нем плаваю. Хотите?

Майло перевела взгляд с Шестого на бассейн, а потом снова посмотрела на своего спутника.

— Но у нас нет купальных костюмов.

— Я знаю, — без малейшего смущения ответил Шестой.

Майло забавляла дерзость клона и его мальчишеское очарование — с удивлением она обнаружила, что ей хочется нырнуть в бассейн. Она так давно не совершала никаких безумств…

— Ладно, сенатор, ваше предложение принято.

Ишимото Шестой, ошеломленный свалившимся на него везением, отвернулся и начал раздеваться.

Майло улыбнулась, глядя на неожиданное проявление скромности, расстегнула платье и легко выскользнула из него. За платьем последовали лифчик и трусики.

Клон сбросил трусы, повернулся и шумно вздохнул. У Майло была гладкая кожа, высокая грудь с темными сосками и узкая талия.

— Вы красивы, — прошептал он. Майло положила руки на бедра.

— Вы уверены? Вы же знаете, я не клон… И правая грудь у меня больше, чем левая.

— У каждого свое представление о красоте, — искренне проговорил политик, — а я никогда не видел такой красивой женщины, как вы.

Майло улыбнулась и опустила глаза:

— Складывается впечатление, что вы действительно так думаете, сенатор. Спасибо за комплимент.

Шестой тоже посмотрел вниз, обнаружил, что у него эрекция, и густо покраснел.

Майло весело рассмеялась и взяла его за руку:

— Пойдемте! Вы настоящий змей-искуситель!

Клон задержался на несколько мгновений возле панели управления и показал рукой в сторону лесенки:

— Сначала дама… змей последует за вами.

Прекрасно понимая, какая картинка предстанет глазам мужчины, Майло поднялась по лесенке. Ступеньки оказались холодными. Люк был открыт, внизу плескалась сине-зеленая вода.

— Ныряйте! — крикнул Шестой.

Майло сделала глубокий вдох, нырнула в отверстие люка и почувствовала, как над ней сомкнулась вода. Она посмотрела вверх. Клон последовал за ней — прямые черные волосы облепили голову, из уголков рта бежали пузырьки воздуха.

Внутренняя часть резервуара напомнила Майло юг Тихого океана — разноцветные кораллы, густые заросли медленно колышущихся водорослей и множество разных рыб.

Шестой подплыл поближе, взял Майло за руку и показал на особенно крупную рыбу. Майло ее узнала — императорская собака. Интересно, съедобна она или служит пищей для тех из морских обитателей, что попадают на стол к гостям корабля. Потом пришло время вынырнуть на поверхность, чтобы глотнуть воздуха.

— Ну, вам понравилось? — спросил Шестой.

— Вы были правы, — ответила Майло. — Здесь красиво. Больше того, похоже на Землю.

— Нет ничего удивительного, — заявил политик, — поскольку все семена Основателя пришли с Земли.

— В том числе и вы?

— И я. Или моя версия.

Они посмотрели друг другу в глаза и обнялись. Поцелуй получился соленым и закончился, когда они погрузились в воду. Но как только они всплыли вновь, их губы опять соединились.

Майло давно не была с мужчиной. И прикосновения сильных рук Шестого доставили ей удовольствие.

Когда они снова вынырнули, Майло, держась рукой за одну из внутренних труб бассейна, обхватила ногами своего партнера. Шестой не заставил просить себя дважды и вошел в нее. Это было замечательно… Они не торопились. Майло успела испытать два оргазма, прежде чем Ишимото Шестой позволил себе тоже получить удовольствие.

В тот самый момент, когда наслаждение достигло пика, Майло вспомнила камеру, дверь и человека с пистолетом. Он произнес ее имя, подхватил на руки и вынес на свободу… И тогда она закричала, но не от боли, а от удовольствия, и звук разнесся по резервуару, отражаясь от стен.

Мэлон, который специально вернулся пораньше, обнаружил одежду, ухмыльнулся и снова вышел. Что ж, сенатор решил поразвлечься. Кому, какое дело? В особенности если тот хорошо платит.

И никто из них — ни лаборант, ни сенатор, ни Майло — не заметил робота размером с морскую уточку, который выбрался из резервуара, вылез на палубу и в течение пол секунды посылал куда-то закодированные сигналы.

А в миле от биопалубы сидела в своей каюте Светлана Горгин Третья и наблюдала за происходящим на видео — скрипела зубами и мечтала оказаться на месте Майло.

Глава 21

Армада траки насчитывала более пяти тысяч кораблей. Они образовывали огромный трехмерный бриллиант, который в случае опасности перестраивался в сферу — в ее центре оказывались ковчеги, со всех сторон окруженные боевыми судами.

Поскольку у траки не было родной планеты, если не считать той, что упоминалась в древних легендах, им пришлось максимально упростить производство, ремонт и содержание своих кораблей. Они могли позволить себе лишь три вида судов: огромные ковчеги, размером с небольшую луну, на которых большая часть гражданского населения жила, работала и умирала, вспомогательные суда, груженые сырьем, необходимым для содержания армады, и боевые корабли — линкоры, эсминцы и истребители.

Более тысячи лет скитался флот по галактике, и его путь будет продолжаться вечно… Впрочем, ультиматисты, получившие свое название из-за того, что они хотели предъявить «ультиматум» блестящим и закончить бесконечное путешествие, в последнее время стали набирать силу, что Могло привести к изменению порядка вещей.

Великий адмирал Гулу Исаи Андрагна стоял на балконе своих покоев и смотрел мимо «висячих садов, сквозь прозрачный купол ковчега. В этом секторе галактики звездная россыпь была особенно густой — словно космический ветер насильно согнал сюда маленькие светила. Ничего общего с тем, что ему приходилось видеть, когда армада бороздила пустынные пространства космоса всего лишь сто корабельных лет и много прыжков назад — во времена его отца.

Андрагна смотрел на звезды и вспоминал, что не менее ста семидесяти двух великих адмиралов стояли здесь до него. Большинство из них погибло во время сражений с блестящими или другими расами, которые оказались на пути армады. Лишь немногим счастливцам удалось умереть во сне.

«Какая судьба уготована мне?» — подумал Андрагна.

Прозвучал горн, и тысячи ног застучали по лабиринтам коридоров ковчега, в то время как звезды продолжали медленно вращаться.

Более сорока лет назад аванпост Легиона НБ-23-11/Е был космическим кораблем, однако после второй хадатанской войны тысячи судов оказались ненужными. Часть отправили на свалку, часть продали гражданским лицам — но только не ДЕ-507, который участвовал в сражении при Альгероне и имел на своем счету семь уничтоженных кораблей врага.

Нет, ему, конечно, пришлось пережить унизительную процедуру демонтажа двигателя — с целью увеличения жилого пространства. Затем, словно этого надругательства было недостаточно, бывший боевой корабль погрузили на гигантское транспортное судно и отправили к самому краю галактики, где оставили на орбите вокруг жаркого маленького мира, который команда назвала Изюминой. А корабль-разведчик, обнаруживший планету, счел ее настолько незначительной, что даже не дал ей имени.

Теперь сферический корпус украшал лишь указатель НБ-23-11/Е и сделанная от руки надпись «Ржавое ведро». Бывший эсминец накручивал бесконечные круги вокруг маленькой планеты.

Энджи Анвик дождалась, пока откроется крышка шлюза, направила свой крошечный космический катер в темноту и запустила двигатель.

Кибернетические тела стоили очень дорого — так дорого, что большинство киборгов могли позволить себе только одно. Поэтому Энджи Анвик выбрала катер, он позволял ей и работать, и в то же время не слишком выделяться среди людей. Вот почему женщина, которая вывела космический катер из шлюза, походила на человека, несмотря на то, что никакое биотело не могло находиться в открытом космосе без тяжелого скафандра.

Еще более несуразно выглядел комбинезон и бейсбольная шапочка с эмблемой «Предприятий Чен-Чу», а также рост Энджи, составлявший всего лишь пять футов и пять дюймов. Ничего похожего на Десантника II, или Десантника III — именно таких киборгов предпочитал Легион.

Анвик взглянула на панель управления, сравнила ее показания с информацией бортового компьютера и увеличила тягу двигателя. Благодаря тому, что она находилась в невесомости, перегруженный катер легко подчинялся командам, и летать на нем было одно удовольствие. «Да, — размышляла киборг, — именно такие моменты позволяют мне смириться с моим уродством».

Она направила крошечный кораблик ко второй из небольших лун Изюмины и отдалась радости свободного полета. У Энджи была цель, возможности для ее реализации и достаточно пространства для маневра. О чем еще может мечтать мертвец?

Капитан Легиона Дал Нетро завершил вторую серию из пятидесяти отжиманий, перевернулся и остался лежать на спине. Физические упражнения входили в ежедневный обязательный ритуал на борту «Ржавого ведра», как и на любом другом аванпосту. Единственным человеком, получавшим удовольствие от тренировок, была старший сержант Паула Джонс, которая их проводила и умудрялась при этом выглядеть привлекательной.

Одно ее присутствие на борту скрашивало все тяготы жизни. Во-первых, природа наделила Паулу Джонс чертовски соблазнительным телом, а во-вторых, ее уникальный словарь был неподражаем. Пот блестел на гладкой смуглой коже инструктора, когда она с улыбкой оглядывала свои жертвы.

— Ладно, бесполезные, паршивые, вонючие кучи червивого дерьма с Дута, давайте посмотрим, как вы справитесь с приседаниями. — И она начала считать.

Когда Джонс дошла до сотни, но даже и не подумала остановиться, все тридцать шесть легионеров, в том числе Нетро, дружно застонали.

Впереди флота траки всегда летел корабль, оснащенный самыми чувствительными сенсорами, в сопровождении двухместных истребителей. В его задачу входила разведка ближайшей звездной системы и выявление угрозы.

Не менее сорока трех корабельных циклов прошло с тех пор, как разведчик в последний раз обнаружил что-нибудь существенное, но это не имело значения для Басида Фоло Ормода, который всегда серьезно относился к своим обязанностям.

Электронные средства слежения занимали целый «слой», или палубу, но не самую большую, поскольку она находилась сверху. Палубу разбили на четыре секции, каждая из которых дублировала остальные. Техники несли вахту в полной изоляции, внутри своего отсека — поэтому убить всех одновременно, одной ракетой, было практически невозможно.

Ормода чувствовал себя как дома в своей U-образной консоли, поскольку большую часть двух последних лет провел именно здесь. На панели замигала лампочка, и его правый указательный палец пощекотал слабый ток, а в ухе раздался тоновый сигнал. Где-то во мраке космоса обнаружен электромагнитный импульс. Следовательно, в данной системе находится цивилизация Класса III или даже выше. Ловушка, устроенная блестящими? А может быть, другая разумная раса?

Не важно. Любая активность подразумевает угрозу. Прозвучал сигнал тревоги, командованию был направлен рапорт, истребители сомкнули строй.

Технологию маскировки, позволяющей атакующему кораблю незаметно приблизиться к цели, траки украли у расы по имени симм. Оставалось надеяться, что их противник не располагает настолько эффективными техническими средствами, чтобы «увидеть» истребители. Ормода пожелал пилотам успеха.

Луна, носившая название Два Шара, мало чем отличалась от спутника Земли, с которой люди сравнивали все луны, поскольку она знаменовала для них первый шаг к звездам. Маленькая по сравнению с планетой, она не только не имела атмосферы, но и была сплошь покрыта кратерами. Анвик направила катер в сторону большого углубления.

Заранее собранное оборудование находилось в сфере, построенной при помощи легионеров Нетро. Оно оставалось почти невидимым на фоне темно-серой поверхности кратера. Звуковой сигнал и единственный красный маяк вели киборга к цели.

Анвик погасила свет, проверила расстояние и начала тормозить. Катер замедлил полет, завис над кратером и плавно опустился, подняв облако очень мелкой, похожей на вулканический пепел пыли. Из-за слабого притяжения на Двух Шарах она падала на поверхность медленно и неторопливо.

Стараясь двигаться плавно, Анвик расстегнула ремни и приблизилась к сфере. Сенсоры ее заметили, и тут же включились прожектора.

Киборг остановилась перед входным люком, набрала дату Дня рождения своей матери и стала ждать, когда сдвинется крышка. Потом вернулась к катеру и вытащила упакованный в целлофановую оболочку груз — не наделенный сознанием компьютер в бронированном контейнере. Так как Анвик обладала большой физической силой, а на луне было слабое тяготение, груз не показался ей тяжелым, только очень неудобным.

Киборг отнесла контейнер к сфере, вошла в шлюз и опустила свою ношу на пол. Затем нажала на кнопку, подождала, пока внешний люк закроется, и услышала, как шлюз с шипением заполняется воздухом. Через две минуты открылась внутренняя дверь.

Стойки с аккуратно установленным оборудованием занимали почти все внутреннее пространство, на крошечную спальню оставалось совсем мало места. Анвик поставила компьютер в нишу и быстро его подключила.

Кое-кто считал Систему раннего оповещения (СРО) бессмысленной тратой денег, но многие, вглядываясь в таинственный мрак космоса, спрашивали себя, кто может оттуда пожаловать. Они рассматривали СРО как некую форму страховки. Страховки жизни.

После войны с хадатанами распространилась такая точка зрения: то, чего ты не знаешь, может доставить тебе неприятности. Впрочем, сейчас люди, придерживающиеся подобных взглядов, оказались в меньшинстве, и хотя Анвик надеялась на лучшее, вероятность того, что шесть сфер, заказанных ее фирме для бета-тестирования, останутся первыми и последними, была чрезвычайно высока. Судьба всей компании находилась под угрозой — и ее работа тоже.

Анвик окончательно подсоединила компьютер к Сети и при помощи бортового компьютера проверила надежность контактов. Убедившись, что все в порядке, она включила главный рубильник. Сферу обеспечивал энергией термоядерный генератор, который находился на глубине шести футов под поверхностью луны.

Компьютер заговорил через внешние динамики:

— Засечено приблизительно четыре тысячи индивидуальных объектов… С вероятностью в девяносто шесть целых и два десятых процента можно утверждать, что еще больше находится за пределами чувствительности сенсоров…

Анвик с раздражением потрясла головой, вырубила компьютер и принялась за работу. Что-то здесь не так, и она отыщет неполадку.

Оперативный зал «Ржавого ведра» имел несколько уровней. Нетро сидел в большом черном кресле командира, операторы расположились уровнем ниже. Прошло уже довольно много времени с тех пор, как старший инспектор (СИ) проводил последнюю проверку, поэтому почти все операторы успели обзавестись разными безделушками. Нетро не возражал, во всяком случае, до тех пор, пока они не мешали слаженной работе, и их в случае необходимости можно было быстро убрать.

Вот почему капрал Иви изучал немигающие глаза своей девушки, размышляя о том, что она сейчас делает, когда в укрепленном у него на виске микрофоне зашептал компьютер.

Машину запрограммировали таким образом, что она могла имитировать как женские, так и мужские голоса, а также самые разные акценты, но в последние шесть месяцев, двадцать два дня и шестнадцать часов пребывания Иви на аванпосту она говорила нежным женским голосом. Все называли ее Солнышко.

— Привет, капрал Иви. Пожалуйста, сообщи дежурному офицеру, что сенсоры обнаружили вторжение в систему. Класс 10.

Иви оторвался от созерцания девушки, взглянул на монитор и не поверил своим глазам. На экране возникли объекты, сотни объектов, и их количество с каждой секундой увеличивалось. Некоторые находились близко, так близко, что этого просто не могло быть — вот только мониторы никогда не врут. Во всяком случае, до сих пор не врали.

Шесть приближающихся кораблей двигались заметно быстрее, чем остальные, и представляли непосредственную Угрозу.

Оператор откинул заслонку, ударил кулаком по красной кнопке и услышал вой сирены. «Боевые станции» имели зычный голос — аванпост ожил. Люди задраивали люки, приводили в боевую готовность оружие, включали защитные поля. Нетро, который писал очередной из бесчисленных отчетов, включил монитор и почувствовал, как внутри у него все сжалось. Вражеские корабли — а сомнений в их намерениях быть не могло — находились всего в нескольких минутах от станции.

Летающий Воин Хидранга Нусу в последний раз проверила готовность пилотов, убедилась в том, что истребители занимают положенные места, и активировала оружие — как и все на ее корабле, оно управлялось через специальные перчатки. С пятилетнего возраста нужные слова навсегда запечатлелись в ее сознании:

— Энергетические пушки — предохранители снять, аккумуляторы включить. Ракеты класса «корабль — корабль» — предохранители снять, наведение на цель активировать. Электронную защиту включить, активировать поля, максимальная мощность.

Что-то вроде молитвы — слова, ставшие частью ее существа, слова, которые она произносила каждый день перед сном.

Нусу наблюдала за тем, как растет цель на экране, и позволила себе усмехнуться. Наступил момент, ради которого она и остальные пилоты расстались со своими репродуктивными органами, возможность давать жизнь сменили на право ее забирать. Да, некоторые воины могут умереть, но армада будет жить, а значит, и вся раса.

Нусу закричала — не от боли, а от удовольствия.

Анвик закрыла последнюю крышку, провела заключительный тест и увидела, что экран засветился зеленым. Система не только находилась в рабочем состоянии, но и функционировала безупречно. В чем же дело? Откуда могли появиться ложные данные? Какая-то временная аномалия?

Анвик переключила несколько рубильников и нажала на кнопку. Вновь возникли красные точки — казалось, компьютер продолжает с того самого места, на котором его прервали.

— Более четырех тысяч пятисот вражеских кораблей вошло систему, шесть атаковали аванпост Конфедерации НБ-23-11/Е. Повторяю…

В тело Анвик была встроена довольно сложная система связи. Большинство каналов, которые обычно использовали военные, сейчас молчали, слышался лишь шум статических помех. Тревога! «Ржавое ведро» атаковано противником! Компьютер говорил правду…

Анвик попыталась с кем-нибудь связаться. Поняла, что это невозможно, и вышла в шлюз. Кислород начал медленно уходить, казалось, время остановилось, и Анвик начала ругаться. Она выкрикивала такие витиеватые непристойности, что ими могла бы гордиться даже сержант Джонс.

Потом ругань неожиданно сменилась молитвой:

— Пожалуйста, Господи, пожалуйста, Господи, пожалуйста, Господи…

Больше ничего не оставалось.

«Ржавое ведро» дрогнуло, когда очередной вражеский снаряд ударил в защитные поля, приближая момент, когда они окончательно выйдут из строя, и рассеивая освободившуюся энергию. Лейтенант-командор Сена отвечал за станцию, легионеры его не касались. Он вцепился в консоль и закричал, перекрывая бесстрастный голос Солнышка, шум помех и вой сирен, возвещавших о повреждениях:

— Она долго не протянет, Дал… у моей аварийной команды кончается жевательная резинка.

Большинство его людей успели надеть тяжелые скафандры, но у Нетро на это времени не нашлось. Зенитная батарея выстрелила.

— Попадание! — закричал Иви, и один из атакующих кораблей исчез с экрана. Однако улыбка на его лице была вымученной. — Ваши люди делают все, что в их силах, Сэм… мы все…

Что ж, пойдем до конца? Сдаваться не будем?

Защитные поля вырубились, и «Ржавое ведро» сильно накренилось. Сена с трудом удержался на ногах. В следующий момент отказали генераторы искусственной тяжести, и воздух наполнился парящими предметами. Чашка кофе поплыла в лицо Нетро, он едва успел оттолкнуть ее в сторону. Ноги Сены оторвались от пола.

— Проклятие!

Легионер указал на мониторы. На них было полно истребителей траки.

— Извини, Сэм. Нет никакого смысла. Никто не попытался войти с нами в контакт. Как насчет почтовой торпеды? Отправил?

— Да, — кивнул Сена. — Все шесть прорвались.

— Хорошо, — мрачно сказал Нетро. — Надеюсь, что хотя бы одна дойдет. Может быть, начальство поднимет свою коллективную задницу и что-нибудь сделает.

Это были последние слова, которые он произнес.

Хидранга взвыла от восторга, когда космическая станция врага взорвалась. Она сделала крутой разворот и отдала новую серию приказов. Во время атаки потеряно три истребителя и шесть жизней. Замена уже прибыла.

— Армада засекла шесть, повторяю, шесть снарядов, некоторые из них или все могут содержать почтовые сообщения. Истребители четыре, пять и шесть, переключайтесь на седьмой канал, вам следует их перехватить. Истребители два и три будут работать со мной. Все вражеские объекты должны быть обнаружены и уничтожены. Прежде всего проверим луну. Вопросы?

Вопросов не последовало.

Истребители разбились на две группы и отправились выполнять поставленные задачи.

Анвик вышла из сферы как раз в тот момент, когда «Ржавое ведро» взорвалось. Образовалось маленькое солнце — тут же рассталось с жизнью. Все вместе заняло не более нескольких секунд.

— Нет! — выкрикнула Анвик, но здесь не было воздуха, который передавал бы звук… да и кто ее тут услышит? Нетро, Сена и Джонс? Все мертвы. Невозможно поверить…

Из мрака вынырнул истребитель, пронесся над головой Анвик и выпустил ракету. Киборг повернулась, увидела вспышку и поняла, что антенна уничтожена. Сфера с оборудованием! Она будет следующей!

Анвик помчалась к катеру, села в кресло, пристегнула ремни и включила двигатель. Сколько у нее осталось времени: минута? три? Необходимо спрятаться, причем как можно быстрее.

Киборг направила катер в темноту на дне лунного кратера и посадила там свое суденышко. Затем вытащила аварийную палатку, перевернула блестящей стороной вниз и накинула на катер тонкую пленку. Казалось, прошла вечность, прежде чем материал опустился на место. Может быть, истребители ничего не заметят. Больше рассчитывать не на что.

Анвик решила отойти от катера и спрятаться. Однако ей хотелось узнать, что произойдет дальше, и она поднялась к краю кратера. Ей повезло — она нашла несколько крупных камней и притаилась между ними.

Только теперь, когда появилось время для размышления, Анвик догадалась активировать записывающую систему. Хотя она предназначалась для фиксации каждого шага при установке оборудования, ее вполне можно было использовать и для других целей — скажем, чтобы запомнить изображение корабля необычной формы.

Казалось, истребитель не удовлетворился произведенными разрушениями и продолжал кружить над поверхностью луны.

Киборг приказала себе исчезнуть, когда черный как ночь корпус вражеского корабля промчался в каких-нибудь двадцати футах у нее над головой.

Затем истребитель засек сферу с оборудованием, завис над ней и выстрелил из энергетических пушек. Второй залп оказался лишним. Оборудование погибло.

Нусу ощутила мрачное удовлетворение, когда вражеское оборудование превратилось в кучу мусора. Она выпрямила пальцы обеих рук и соединила ладони — истребитель увеличил скорость и покинул луну. Ее задача выполнена — а как дела у остальных?

— Четвертый, пятый и шестой, докладывайте.

В голосе Гарлы Тру Сигор, заместителя Нусу, слышалось с трудом сдерживаемое торжество:

— Один снаряд захвачен, пять уничтожены. Возвращаемся на корабль.

Серьезная удача, и Нусу сказала об этом так, чтобы услышала вся эскадрилья:

— Отличная работа, Сигор. Поздравляю. Истребители сели на корабль. Команды пропели боевые песни, и армада вновь устремилась вперед.

Анвик немного подождала — вдруг вражеский корабль вернется, после чего выбралась из укрытия. На всех частотах царила тишина, не было даже статических помех. Стоит ли попытаться?

— Говорит Анвик. Кто-нибудь меня слышит? Тишина.

Киборг сделала еще три попытки, а потом сдалась. Ей ужасно хотелось заплакать. Но киборги не умеют плакать, у них нет настоящих слез, поэтому горе выражается другим способом. Жестким и холодным.

Анвик немного постояла на месте, над головой у нее висела Изюмина.

— Хорошая попытка, задницы… но вы допустили ошибку. Вы кое-кого забыли… и вам придется заплатить.

Глава 22

Корабль вышел из гиперпространства, и на экранах возникли иные созвездия. Включились обычные двигатели. Рубка управления эсминца была маленькой и тесной, но старший офицер усадил Майло в свободное кресло и рассказывал о каждом этапе прыжка. У Майло не хватило мужества признаться, что ей это совсем не интересно.

Она слушала приказы и восхищалась тем, что военные умудряются даже самые обычные действия превратить в ритуал. А еще Майло обдумывала, как будет решать очередную задачу.

Во время пребывания на «Дружбе» ей удалось добиться некоторого прогресса, особенно в вопросах заключения новых союзов, но предстояло еще много сделать. Вот почему она попыталась уговорить дядю разрешить ей остаться и помочь.

Однако он отказал, обратив внимание Майло на то, что в случае успеха возникнет необходимость создания временного правительства.

И тут вставала другая важная проблема, которая беспокоила Чен-Чу: могла возникнуть ситуация, когда одна часть мятежников одолеет другую, и в результате возникнет диктатура. Первые пятьдесят лет Чен-Чу прожил в империи и не имел никакого желания повторять этот опыт.

Чтобы исключить возможность такого исхода и обеспечить формирование демократического правительства, требовалось принять срочные меры — до того, как они заключат сделки и зальют политический бетон.

Сумеет ли Майло справиться с такой сложной задачей? Ее дядя считал, что ей это по силам, учитывая опыт Майло на посту председателя совета директоров «Предприятий Чен-Чу», ее корпоративные связи и статус бывшей заключенной, который не мог не вызвать сочувствия у лидеров сопротивления. Не говоря уже об отношениях с генералом Каттаби и полковником Були.

Кто-то коснулся руки Майло:

— Мисс Чен-Чу?

Она повернулась и увидела, что к ней обращается старший офицер.

— Извините, капитан. Я задумалась.

Офицер считал ее такой ошеломляюще красивой, что мог простить ей все. Он улыбнулся:

— Никаких проблем, мадам. Взгляните на экран. Видите звезду? Ту, что внутри зеленой дельты? Это Земля. Вы рады снова ее увидеть?

Майло посмотрела, поразилась тому, какой маленькой кажется планета, и решила, что она и в самом деле счастлива.

Солнце стояло высоко в чистом небе, и в Императорском Колизее собралось полным-полно людей. Задуманный недавно умершим императором и построенный в качестве памятника его имперскому эго, он выжил потому, что люди нашли для него применение. Огромные размеры и убирающаяся крыша сделали Колизей превосходным местом для проведения спортивных соревнований, концертов и политических собраний. Но такого еще не было никогда.

По меньшей мере сто тысяч людей заполнили трибуны, в отличие от обычной толпы все молчали. Повисла такая тишина, что был слышен шелест флагов на ветру.

Полковник Харко стоял перед входом в ложу губернатора большим, похожим на балкон сооружением, выдававшимся над сиденьями внизу. Превосходное место, чтобы наблюдать за происходящим, находясь у всех на виду. Здесь можно было выпить и закусить, но полковнику ничего не хотелось. Что происходит? Зачем его вызвали?

Арена была такой огромной, что люди на противоположной ее стороне казались разноцветным конфетти. Впрочем, никакие это не клочки бумаги, каждый — настоящий, живой человек. Их имена назвал компьютер, им приказали явиться — и они побоялись ослушаться.

Вот какое правительство возглавлял Мэтью Пардо. А ведь Харко невольно способствовал его приходу к власти. Не ради себя — его возмущала судьба военных, которых Конфедерация использовала, а потом вышвыривала на улицу просить милостыню. Некоторые из них, в том числе старший сержант Дженкинс и старшина Лопа, пришли сюда вместе с Харко. Они стояли по команде «вольно», а под куртками прятали пистолеты. Оба внимательно наблюдали за происходящим.

Никто не знал, зачем здесь собрали столько народа, — никто, кроме Пардо. А он, как всегда, опаздывал. Возможно, намеревался выступить с длинной бессвязной речью, из тех, что снискали ему скандальную славу, а возможно — и этого Харко боялся больше всего, — экс-легионер что-то задумал. Какое-то очередное безумство.

Харко понял, что страстно мечтает о том, чтобы вернулась Патриция Пардо. Не потому, что она ему нравилась… Просто она не потеряла разум.

И тут, словно в ответ на его безмолвную молитву, появился ее сын. Впрочем, сначала пришла охрана. Все они были в черных бронекостюмах ополчения и производили впечатление людей, которые знают, что делают.

Затем, когда охрана заняла свои места, вышел Пардо — в угольно-черной форме генерала ополчения. Звание он присвоил себе сам. Поскольку Харко был полковником, ему пришлось отдать Пардо честь.

Как и всегда, Пардо сопровождала обычная свита льстецов, лизоблюдов и подхалимов. Среди них Харко заметил и Леши Квана.

Харко, с трудом сдерживая гнев, встал по стойке «смирно», отдал честь и увидел улыбку на знакомом лице.

— Леон! Рад, что ты пришел… впрочем, выбора у тебя все равно не было.

Свита засмеялась, захихикала и загоготала — любимое развлечение.

Пардо не обратил на них внимания.

— Я просил вас прийти потому, что есть люди, которые вами восхищаются и черпают спокойствие в вашей суровой военной выправке. Около шестидесяти процентов избирателей. Они заметят ваше присутствие и испытают облегчение.

Раздалось гудение — три овальные автоматические камеры поднялись над перилами балкона. Дурные предчувствия Харко усилились. Ловушка. Вот только какого рода? И ради чего?

Пардо саркастически улыбнулся:

— В чем дело, Леон, что-то не так? Вы выглядите встревоженным. Как глупо. Вы ведь один из нас… а не один из них.

Последнее слово он произнес с презрением — словно притихшая толпа не заслуживала уважения.

Именно в этот момент Харко понял: что бы ни произошло, часть ответственности за случившееся ляжет на его плечи. Потому что он способствовал исполнению замысла Пардо, а потом потерял контроль над происходящим. Как выпущенная ракета, которую уже никто не в силах вернуть назад.

Один из лизоблюдов протянул Пардо беспроводной микрофон, и что-то прошептал ему на ухо, после чего отступил в сторону. Свита понимала, что под направленными на них видеокамерами следует соблюдать особую почтительность. События начали разворачиваться по тщательно разработанному сценарию. Пардо выступил вперед, чтобы его могли видеть все, и несколько мгновений наслаждался видом притихшей огромной толпы. Его лицо возникло на громадном экране. Послышались неуверенные аплодисменты.

Почти наверняка летающие камеры также вели репортаж с места событий — всякое увеличение аудитории приветствовалось. Когда Пардо поднес микрофон к губам, дюжины солдат в черной форме появились возле выходов со стадиона. Толпа заволновалась.

— Приветствую вас. Благодарю за то, что нашли время, чтобы прийти на нашу встречу. Большинство из собравшихся — законопослушные граждане, и мы благодарим вас за поддержку, которую вы оказываете правительству. Другие же — вы сами знаете, о ком идет речь, — принадлежат к так называемому сопротивлению. Они будут наказаны.

Послышался рокот. Харко узнал характерный звук и поднял глаза к небу. Корабль, слишком крупный, чтобы приземлиться в Колизее, появился на западе. Его тень упала на толпу. Двенадцать созданных человеком циклонов поддерживали судно в воздухе. Циклоны мгновенно уничтожили секцию стены Колизея длиной четыреста футов — один из секторов специально оставили пустым, — и в следующее мгновение обломки кресел взвились в воздух, подхваченные вихрем.

Люди кричали, хватались друг за друга, многие бросились к выходу. Охрана открыла огонь, и им пришлось вернуться на свои места. Раненые взывали о помощи, мертвые так и остались лежать в проходах.

Корабль продолжал парить над стадионом, вызывая ужас.

Несмотря на то, что сопротивление контролировало верхние слои атмосферы, они позволяли правительственным судам летать на высоте, не превышающей тридцать пять тысяч футов. Во всяком случае, до сих пор — теперь все могло измениться. Этот космический корабль был самым большим из тех, что удавалось посадить на поверхность планеты.

Сопротивление не трогало корабль только потому, что его база находилась совсем рядом с Лос-Анджелесом, и атака на него привела бы к человеческим жертвам. Харко сам предложил перебросить его сюда — и теперь жалел о своей предусмотрительности.

— Итак, — мрачно продолжал Пардо, — пришло время показать вам, как мы поступаем с предателями.

Очевидно, эти слова служили сигналом. Шесть ослепительно синих лучей ударили в толпу. Раздались крики, когда лазеры прошлись по вполне определенным местам.

— Да, — с напускным сочувствием проговорил Пардо. — Жутко, не так ли? Сейчас смерть может коснуться каждого из вас… Но только в том случае, если вы виновны — как, например, гражданин Деки Байева.

Три лазерных луча сошлись на одном человеке. Он встал, попытался бежать и исчез в ослепительной вспышке. Пепел несколько мгновений сохранял форму тела, а потом его развеял порыв ветра. Пять человек, сидевших рядом с Байевой, погибли в тот же миг. Деревянная спинка сиденья загорелась.

— Вот что ждет предателей, — не унимался Пардо. — Если вы сомневаетесь, что Байева виновен перед правительством, взгляните на экраны.

У пленников Колизея не было выбора — они смотрели, как только что погибший Байева появляется на экранах, открывает крышку люка, перерезает какие-то провода и исчезает из поля зрения камеры.

Затем прозвучало имя нового преступника… Пытка продолжалась. Харко с отвращением наблюдал за тем, как лучи лазеров мечутся по охваченной паникой толпе — вот они остановились на очередной жертве, поглотили ее и двинулись дальше.

Никто и не думал приносить извинения тем, кто погибал вместе с приговоренными. Никто не обратил ни малейшего внимания на длинную полосу почерневших тел, прорезавшую трибуну стадиона, когда мощный порыв ветра ударил в парящий корабль, и энергетический луч прошел по ряду номер 123. Послание было предельно ясным: следите за близкими, тщательно выбирайте друзей, в противном случае вы разделите их страшную судьбу.

Наконец, когда все десять бойцов сопротивления были найдены и казнены, корабль улетел. Солнечный свет залил арену.

— Помните о том, что вы сегодня видели, расскажите другим и подчиняйтесь закону. И тогда вы проживете дольше.

Охрана освободила выходы, люди устремились прочь с наводящего на всех ужас стадиона. Губернатор повернулся спиной к толпе.

— Ну, — спросил Пардо, пристально глядя на Харко, — что вы об этом думаете?

Полковник попытался придумать вежливый ответ, но понял, что ничего такого ему на ум не приходит, и сказал правду:

— Я думаю, что вы безумны.

Телохранитель Пардо потянулась за оружием, но рухнула, не успев даже его коснуться, — ее застрелил старший сержант Дженкинс.

Наиболее отважная часть свиты бросилась вперед, однако застыла на месте, когда старшина Лопа навел на них автомат.

— Если есть еще желающие… давайте, я жду. — Голос старшины звучал совсем тихо, но его услышали все.

Никто предложения не принял. В особенности Леши Кван, который незаметно выскользнул за дверь. Пардо, единственный из всех, осмелился пошевелиться. Грустно покачав головой, он заявил:

— Я разочарован, Леон… очень разочарован. Я восхищался вами, мечтал быть таким, как вы, верил в вашу силу. Мне казалось, что вам известно: политическую власть, настоящую политическую власть, можно удержать только при помощи оружия.

— Сражения ведутся ради достижения справедливости, — глухо ответил Харко, — а не ради власти.

Пардо рассмеялся:

— Говорите за себя, Леон. Теперь, если вы и ваши люди отойдете в сторону, я смогу отправиться на ужин, где меня уже ждут.

Лопа, который мог прикончить губернатора, слегка надавил на спусковой крючок и вопросительно поднял бровь. Харко покачал головой.

Пардо вместе со своей свитой покинул ложу. Труп телохранительницы так и остался лежать на полу.

Над шоссе, залитом безжалостными палящими лучами солнца, повисло трепещущее марево, даже линия горизонта казалась зубчатой. Выстроенные в шеренги войска стояли по стойке «смирно».

Благодаря постоянному притоку добровольцев и подкреплению в виде более чем девятисот «разбуженных» киборгов, Тринадцатый джибутийский полк представлял собой серьезную силу. Идея проведения переклички принадлежала Каттаби — не только чтобы приветствовать вновь мобилизованных киборгов, но и показать деморализованному Тринадцатому, какими сильными они теперь стали.

Под ногами новых киборгов дрожала земля. Трое умерли во время полета Джибути, шестеро — в процессе пересадки в новые тела и восемьдесят девять оказались негодными к действительной службе. Остальные прекрасно выполняли приказы. Киборги выстроились в колонну по два и маршировали по взлетной полосе.

Були взял под козырек, когда взвился флаг Конфедерации. Полковника переполняли противоречие чувства. Ему было приятно вновь видеть ветеранов, ощущать их силу, однако к радости примешивалась грусть. Сколько из них умрет, проклиная его имя, сожалея, что он не оставил их спокойно доживать свои дни?

Прозвучал сигнал горна, в небе промчалась эскадрилья из шести истребителей. Войска продолжали маршировать.

Явка находилась в южной части Лос-Анджелеса. Она принадлежала человеку, который работал на правительство, но сочувствовал сопротивлению.

Горячая вода полилась в ванну, воздух наполнился паром.

Кенни сильно изменился за последние несколько месяцев. Угреватое лицо осталось прежним, зато появились сила, уверенность в себе. Почему бы и нет? Ведь он создал «Радио Свободная Земля», не так ли?

Да, таинственный Джи-Джи давал деньги, которые помогали решать многие проблемы. Сотни, нет, тысячи подпольщиков рисковали жизнью, доставляя донесения. Но именно он приводил машину в действие, и за его голову назначена награда. Сколько раз его пытались арестовать? Пять? Шесть? Он уже сбился со счета.

Кенни вытащил из-за пояса пистолет, положил оружие на крышку унитаза и разделся. Одежда такая грязная, что ее надо выбросить. В углу лежало все новое, этикетки он срезал заранее.

Кенни посмотрелся в зеркало, и увиденное ему понравилось.

Он как раз наклонился над раковиной, чтобы почистить зубы, когда в ванную вошла девушка. Ее звали Дженни, и, как и многих других женщин, с которыми он сталкивался в последнее время, ее к нему влекло. Кенни еще не успел к этому привыкнуть — и всякий раз получал удовольствие.

Дженни улыбнулась, быстро разделась и забралась в ванну. У нее было лукавое личико, дерзкая маленькая грудь и длинные, стройные ноги.

Кенни почувствовал, что его охватывает возбуждение, увидел желание в глазах девушки и усмехнулся. Он проверил, заперта ли дверь и подошел к ванне.

Вода оказалась горячей. Когда он устраивался в противоположном конце ванны, немного выплеснулось на пол. Ноги Дженни скользнули на плечи Кенни. Он поцеловал сначала одну щиколотку, потом другую. Их украшала татуировка — полумесяц. Дженни захихикала, нашла то, что искала, и ее пальцы крепко сжали желанную находку.

В этот момент взревела сигнализация, и Кенни схватился за пистолет.

— В окно! Сейчас же!

Дженни состроила гримасу, вытащила что-то из воды и навела на Кенни. Потом зажмурила глаза и послала импульс указательному пальцу правой руки.

Кенни выстрелил в нее дважды. Кровь окрасила мыльную воду, выпавший из руки пистолет ударился о дно ванны.

Он вылез из воды, схватил сапоги и выбросил их в окно. Одежда, конечно, полезная вещь, но она не защищает от камней, металла и битого стекла — одна из множества истин, которые Кенни усвоил за последние несколько недель.

Из комнаты послышался голос:

— Джен? Ты здесь? Я слышал выстрелы. Тебе удалось взять ублюдка?

Охотник за наградой ударил в дверь плечом, влетел в ванну и получил две пули в голову. Вышло очень удачно, поскольку его грудь защищал бронежилет.

Кенни встал на колени на крыше над крыльцом у заднего входа и осторожно заглянул в окно, после чего забрался обратно в дом. Почему бы и нет? Правительственные войска должны были бы уже окружить дом, но он не обнаружил никакой засады. Никого, если не считать Дженни, которая плавала в ванне лицом вниз. Какая глупая смерть.

Он захватил новую одежду и поменялся оружием с охотником за наградой, оставив у того в руке свой пистолет. Пусть полиция Пардо немного развлечется, расследуя двойное убийство.

Покончив с делами, боец сопротивления вылез в окно, нашел свои сапоги и выскочил на улицу. Теперь оставалось добежать до конца переулка, спрятаться за гаражом и натянуть одежду. Новое белье кололо тело.

Издалека послышался вой сирены. Кенни подождал, когда над головой промчится полицейский автомобиль, и спокойно зашагал прочь. Залаяла собака, но никто не обратил на нее внимания.

Машина обогнула оставшуюся от взрыва бомбы воронку, нырнула в канаву, накренилась и с ревом выбралась обратно на шоссе. Ящерица подняла голову, посмотрела на творящиеся вокруг безобразия и уползла прочь.

Адмирал Энджи Тиспин почувствовала, как ее зад отделился от сиденья, и порадовалась, что не забыла застегнуть привязные ремни.

Полковник Були бросил взгляд в ее сторону:

— Удачное приземление на пятую точку, адмирал… Прошу простить за состояние дороги.

— Меня зовут Энджи… и я согласна на любое приземление, если только мне удастся остаться в живых.

— Договорились, — весело отозвался Були. — А теперь держитесь крепче — дальше дорога будет еще хуже.

Слова легионера оказались пророческими. Машина перевалила через небольшой холмик, блеснула полоска неба, и они угодили в овраг. Минут двадцать ушло на то, чтобы выбраться из высохшего русла, после чего начались настоящие американские горки — по обе стороны дороги вздымались скалы. Много лет назад здесь был карьер.

Тиспин уже начала жалеть, что согласилась на поездку, когда машина проскочила между двумя здоровенными камнями и оказалась на петляющей, но вполне приличной дороге. Внизу мерцала вода залива Таджура. Голубые волны искрились в лучах солнца, на ветру шелестели листья пальм.

— Вот куда мы направляемся, — заявил Були. — Хотите пива?

Тиспин стерла пот со лба. Полковник остановил машину, обошел ее и открыл багажник. На льду лежало две дюжины банок с пивом, бутылка вина и корзина с закуской. Кто-то — скоре всего Файкс — засунул в багажник пару тяжелых карабинов, таким способом он выказывал свое неудовольствие. Були ухмыльнулся и оставил оружие в багажнике.

Тиспин, наблюдавшая за пехотным офицером, подумала, что он очень красив. Она взяла банку пива, откупорила и сделала несколько глотков. Холодное и терпкое. Великое благо для пересохшего горла.

«Как же лучше поступить? Сохранить наши отношения платоническими или показать ему, что я готова перевести их в другое русло? Если, конечно, у него есть такое желание. Були мне не подчиняется, что облегчает дело, но он младше по званию. Если только у меня не отберут одну звездочку… тогда мы станем равными».

Эта мысль успокоила Тиспин. Нет смысла решать несуществующие проблемы, лучше сосредоточиться на настоящем.

— Хорошая идея, — заявила она, сама не очень понимая, что имеет в виду.

Дорога спускалась вниз по плавной спирали. Они миновали заброшенную гостиницу и выехали к морю.

Були уверенно вел машину между пальмами. Вскоре он свернул к берегу, остановился и открыл сумку.

— Хотите искупаться? У меня есть несколько масок… посмотрите, может, одна из них вам подойдет.

На Тиспин под рубашкой и шортами был надет купальный костюм. Она сбросила верхнюю одежду и выбрала маску.

Були, оставшийся в одних плавках, показал в сторону воды:

— Готовы?

Тиспин кивнула и последовала за полковником. Серебристая грива начиналась у основания черепа офицера, закрывала всю спину и заканчивалась возле плавок.

Неожиданно Тиспин поняла, что грива не вызывает у нее отвращения, скорее даже нравится.

Поскольку залив защищал западный мыс Арта, вода здесь была спокойной и теплой. Мелкий белый песок ласкал ноги. Энджи легла на спину, надела ласты и маску. Були помахал ей рукой, и она поплыла за ним. Течение собирало песок в складки, кусочки кораллов лениво дрейфовали вдоль дна, изредка мимо проносились крошечные, почти прозрачные рыбки. Затем, когда вода стала немного холоднее, а волны более заметными, дно исчезло.

Були коснулся ее руки и показал вперед. Тиспин вдохнула через трубку отдающий пластиком воздух и заработала ластами.

— Були почувствовал, как прохладная вода смыкается над головой, и взглянул на свою спутницу, чтобы проверить, все ли с ней в порядке. Природа наделила Тиспин стройным, почти мальчишеским телом. Ее ноги работали уверенно и ритмично — она явно не новичок в подводном плавании.

Розовато-оранжевые кораллы поднимались им навстречу, стая мелких рыбешек свернула в сторону… Они оказались в саду, где цвели великолепные морские анемоны. Затем легкие Були начали протестовать, он вновь коснулся руки Тиспин и пальцем показал, что пора подниматься на поверхность. Высоко над ними сияло голубое небо.

Глубокая голубая вода скрывала множество тайн, в том числе останки древних кораблей, малоизвестные формы жизни и жерла вулканов. Машинный разум знал о подобных вещах, однако воспринимал их лишь как переменные, лишенные всякого смысла.

Имела значение лишь миссия, на реализацию которой и были сейчас направлены все силы машины — что являлось слабостью и одновременно немалым ее достоинством. Машина знала, что ее возможности ограничены, как и то, что враг наделен разумом, более того, она могла воспринимать мысли и ощущения биотел.

Боевая подводная лодка с корпусом длиной триста семьдесят футов получила приказ отправиться на противоположный конец света и перехватить еще более крупное подводное судно. А когда люди на его борту начнут кричать от боли, искусственный разум уничтожит существо, которое придет к ним на помощь.

Очень хитрый план, пожалуй, даже слишком хитрый, чтобы подводная лодка могла его оценить, впрочем, это не имело значения.

Впереди послышался шум, такой издают винты, работающие под водой.

Боевая подлодка сверила параметры шума с теми, что имелись в ее базе данных, зарядила в пусковые установки шесть наводящихся по звуку торпед и приготовилась открыть огонь.

Конечности Солы покрывали сотни квадратных миль океана, в результате чего могли поглощать почти неограниченное количество солнечного света. Замечательного, изысканного света, отличавшегося от света ее родной планеты и обладавшего собственным уникальным букетом.

Большую часть времени она проводила в полусне: плыла по течению, неторопливо размышляла, не обращая особого внимания на окружающий мир. Ну, почти не обращая внимания, поскольку Сола не могла полностью игнорировать плывущие по поверхности моря суда, которые могли случайно повредить ее нежные конечности — или тысячи разумов, строивших планы и интриговавших до тех пор, пока эфир не наполнялся грохотом мыслей.

Среди тысяч разумов, ощущаемых Солой, многие принадлежали дельфинам, эти примитивные существа обладали своеобразным мышлением и всегда жили только настоящим. Именно перемещаясь от разума одного дельфина к другому, Сола впервые поняла, как замечательно скользить на гребне волны, догонять убегающую добычу или спариваться в мерцающей голубизне.

Они звали Солу, молили, чтобы она пришла, и она уступила их мольбам.

Построенный для того, чтобы удовлетворять потребности «Центра подводных исследований Синтии Хармон», «Леонид» имел водоизмещение девятнадцать тысяч тонн, его длина достигала пятисот семидесяти футов, а ширина — сорока пяти футов. На борту лодки установили два атомных двигателя Норго, каждый мощностью сорок тысяч лошадиных сил, позволявших подводному судну развивать скорость до тридцати узлов.

Два отсека подлодки были забиты припасами, в остальных разместились двести бойцов сопротивления и команда, состоявшая из шестидесяти человек. Часть команды работала ради денег, но некоторые, как, например, капитан Майк Финн, пришли в сопротивление по зову совести. Финн был мужчиной крупным, но не особенно высоким. Черные волосы, такая же борода и быстрая улыбка делали его весьма привлекательным. Он всегда носил яркие цветастые рубашки поверх безупречно белых брюк. Таким способом Финн старался упростить себе жизнь, уменьшить количество переменных, с которыми приходилось иметь дело, и добиться душевного спокойствия, коего он постоянно искал, но никак не мог достичь. С другой стороны, о каком покое может идти речь на подлодке, набитой контрабандой, в океане, полном врагов, да еще когда тебя мучит изжога?

— Есть контакт, шкипер, — раздался голос в наушниках. — Источник звука прямо у нас за кормой и быстро нагоняет. Судя по шуму, боевая подлодка.

Финн выругался, выскочил в коридор и помчался на капитанский мостик. Он посмотрел на экраны, понял, что оператор не ошибается, и принял решение. «Леонид» не был военным кораблем, из чего следовало, что оружия на борту нет.

— Приготовить акустические ложные цели… Выпускайте!

— Готовим бесшумный запуск… выполнено.

— Включить сигнал тревоги. Докладывать о потерях. Приказы были выполнены быстро и эффективно. Если маневр с акустическими торпедами не сработает, «Леонид» попытается уклониться от встречи с врагом, но больше Финн ничего сделать не мог. Более двухсот душ за стальными переборками ждали решения своей судьбы.

Сола нырнула, наслаждаясь тем, как вода обтекает гладкую дельфинью кожу, однако страх заставил ее вернуться на поверхность.

Ей понадобилось менее секунды, чтобы установить его источник — множество отдельных разумов — и разобраться в ситуации: подводная лодка, на борту которой находятся Добровольцы, подверглась нападению противника.

Но каким образом? Если предположить, что люди правы — а у нее не было оснований думать иначе, — за ними гонится другое судно.

Как такое может быть? В особенности если Сола не в силах обнаружить разум на судне-преследователе?

Потом Сола поняла: раз там нет мыслящих существ, значит, враг научился от нее защищаться.

Сола не стала тратить и десятой доли секунды на осознание собственной вины, а устремила свой разум к цели. И нашла тысячи жизненных форм. Большинство обладало минимальным интеллектом, но это не имело значения для Солы, которую интересовало, что они чувствуют. Требовалось рассортировать различные впечатления, отбросить те, что не имеют никакой ценности, и выявить самые важные. Сельдяной король длиной тридцать футов увидел нечто, значительно превосходившее его размерами, но оказался слишком глупым, чтобы сделать надлежащие выводы.

Рыба-фонарик почувствовала приближение волны, идущей от подводной лодки, и нырнула в сторону, спасая свою шкуру.

Акула ощутила присутствие большого электрического поля, решила, что оно слишком велико, чтобы быть съедобным, и продолжила поиски обеда.

Соле потребовалось три секунды, чтобы составить общую картинку из кусочков головоломки, сравнить ее с тем, что собрал «Леонид», — и местонахождение боевой подлодки перестало быть тайной. Во всяком случае, с точностью до сотни футов.

Приняв решение, Сола направила нужные инструкции в мозг Финна и послала сигнал в глубины океана, а сама предалась скорби.

Боевая подлодка захватила сенсорами ложные цели и раскрыла их тайну. Торпеды по-прежнему направлялись к цели.

Затем, в тот самый момент, когда компьютер собрался выстрелить, «Леонид» резко ушел на глубину.

Защитный маневр ничего не мог изменить, АС-8 все равно последует за «Леонидом».

Три голубовато-серых кита одновременно пожелали поискать кальмара в одном и том же месте. Они сближались с трех разных сторон.

Кашалот, длиной шестьдесят пять футов, сам не понимая почему, решил подняться наверх со дна океана.

Два горбатых кита, один длиной пятьдесят футов, другой немногим меньше, плыли в том же направлении. У них были черные спины, белые животы и длинные узкие плавники. Оба использовали эхолокацию, чтобы обнаружить «Леонида» и расположиться рядом с ним.

Таинственному зову подчинилось около дюжины обитателей подводных глубин. Более половины из них погибло, когда несущие смерть торпеды АС-8 искали корпус «Леонида», но находили лишь их тела.

Транспортную лодку сотрясал один взрыв за другим, защитники «Леонида» разлетались на тысячи кусков, окрашивая воду своей кровью.

Боевая подлодка не понимала, что происходит. Однако сенсоры показывали, что двигатели «Леонида» продолжают работать, и компьютер произвел новый залп.

Вторая шестерка торпед также не добралась до цели — «Леонид» спокойно плыл дальше.

Боевая подлодка попыталась продолжить преследование, но выяснилось, что ее винты больше не работают, и она потеряла ход.

Разумное существо могло бы испытать в этот момент самые разные эмоции, машина же сохраняла спокойствие. Она выпустила зонд с камерой, чтобы выяснить, что произошло. Хотя это казалось совершенно невероятным, камера показала, что два или даже три гигантских кальмара решили атаковать винты подлодки. Их останки намотались на ось, а за кормой кружили акулы, привлеченные кровью.

Да, очень странно. Однако боевая подлодка не испытала никакого беспокойства, поскольку вскоре проблема должна была разрешиться сама собой.

«Стилеты» регулярно патрулировали побережье, и Соле без особого труда удалось указать нужное направление двум истребителям. Пилоты обнаружили боевую подлодку, выпустили по ней по две торпеды каждый и радостно закричали, когда на поверхность океана поднялись многочисленные обломки.

Сола, которая воспринимала каждую смерть, словно свою собственную, медленно дрейфовала в океане слез.

Харко смотрел на огромную грязную равнину и высящиеся в дальнем ее конце скалы. До них нужно добраться раньше, чем начнется прилив.

Но как? Густая вязкая грязь доходила до колен, липла к сапогам, словно свежий бетон.

Он бросил последний взгляд на далекие скалы, понял, что выбора у него нет, и с трудом начал двигаться вперед. Каждый шаг требовал огромных усилий — почти наверняка напрасных, поскольку вода затопит берег задолго до того, как он успеет добраться до скал.

— Полковник? Извините, сэр, я хочу вам кое-что показать.

Харко поднял голову, сообразил, что умудрился заснуть, и потер глаза. Залитая густой грязью равнина исчезла, оказалось, что он сидит, упираясь локтями в поверхность письменного стола, а старший сержант Дженкинс явно встревожен.

— Передают на всех каналах, сэр, даже на «Радио Свободная Земля».

Харко кивнул. «Интересно, о чем говорит Дженкинс?» — подумал он и встал.

Харко жил в номере гостиницы, которая находилась в одном квартале от Глобального оперативного центра. Все вокруг было завалено распечатками, остатками еды, форменной одеждой, картами, а на полу спал капрал. Офицер множество раз отдавал приказ своим подчиненным навести здесь порядок, но все попытки оканчивались одинаково.

— Вот, — продолжал Дженкинс, показывая на головизор. — Послушайте, что говорят.

Харко узнал журналистку — «информационного координатора» из корпорации «Ноам». Безупречно одетая блондинка, на серьезном лице выражение тревоги.

— Подробности пока неизвестны, но нам сообщили, что тысячи граждан получили приказ собраться в Императорском Колизее, где состоялось выступление полковника Леона Харко. Предупреждаем, что вам предстоит стать свидетелями весьма впечатляющего зрелища… советуем увести детей.

Затем последовало точное воспроизведение событий на стадионе, за исключением одной детали — Пардо ни разу не появился на экране, а космический корабль вызвал Харко, который приказал казнить Байеву. Не вызывало сомнений, что именно из-за него погибло множество ни в чем не повинных граждан.

Технология подобного монтажа разработана давно. Если у вас достаточное количество видеоматериала — а Харко снимали часто, — техники (к примеру, из корпорации «Ноам») могут создать новые кадры, которые практически невозможно отличить от настоящих.

Конечно, все об этом знают и кто-то заподозрит подлог, но что подумает большинство?

Наивные, ленивые или просто доверчивые будут считать, что Харко — чудовище.

Да, тысячи людей стали свидетелями расправы и знали правду, но они — лишь капля в море по сравнению с миллиардами тех, кто смотрел передачу.

Пардо — солдат и политик — не только обманул Харко, но и сумел его дискредитировать. Что он сказал?.. Шестьдесят процентов граждан поддерживают полковника? Только не теперь. Пардо об этом позаботился.

Мрачные предчувствия Харко заметно усилились, когда за репортажем из Колизея последовало интервью с самим Пардо. Губернатор, одетый в строгий гражданский костюм, казался расстроенным.

— Я не понимаю, почему полковник Харко счел необходимым пойти настоль крайние меры… Жаль, что он предварительно не проконсультировался со мной. Случившееся еще раз доказывает, как необходима нам единая система командования. Общественность может не сомневаться, что я проведу расследование и приму необходимые меры.

Харко выключил головизор, но еще некоторое время смотрел на потемневший экран. Ситуация прояснилась. Пардо хочет контролировать все.

— И что мы будем теперь делать, сэр? — с тревогой спросил Дженкинс.

Харко подумал, а потом пожал плечами:

— Мы поступим так, как поступали всегда… будем сражаться.

Майло Чен-Чу вышла из душа, вытерла волосы и позволила событиям развиваться своим чередом.

Путешествие от границы Солнечной системы продолжалось три дня, потом ей некоторое время пришлось провести на орбите, затем последовал не слишком приятный спуск в атмосферу. Теперь, укрывшись за стенами форта Мосби, она могла спокойно провести ночь. Пока волосы еще окончательно не высохли, можно немного прогуляться по бастионам. Увидит ли она там полковника Були? Именно на бастионе они встретились в первый раз. И почему ее это волнует — после того, что он сказал?

Но Майло действительно много думала о Були, хотя в ее жизни появился другой мужчина. Впрочем, кто знает? Какие отношения связывают ее с Ишимото Шестым? Серьезные? Или…

Майло не знала. Более того, ей совсем не хотелось получить ответ на свой вопрос. Не здесь… и не сейчас.

На плацу было прохладно и пусто, если не считать огромного количества часовых. Солнце окрасило небо в розовые тона. Мимо пронеслась летучая мышь и, схватив насекомое, исчезла. Муэдзин призвал правоверных к молитве.

Майло вошла в одну из башен, поднялась по винтовой лестнице и остановилась передохнуть. Вдруг она услышала голоса и звук шагов.

Когда мимо прошли двое, что-то заставило Майло отступить в темную нишу под лестницей. Майло не узнала женщину, но то, что ее спутником был Були, сомнений не вызывало. И он обнимал женщину за талию.

Майло подождала, пока они скроются за поворотом, подивилась собственной глупости и вернулась в свою комнату. Здесь было темно, и она почувствовала себя одинокой.

Глава 23

Казалось, звезды возникли мгновенно, когда Джозеф Фонсека-346 вышел из гиперпространства, включил сенсоры на максимальную чувствительность и принялся обшаривать космос — обязанность, которая была возложена на него и его 739 «братьев».

Несмотря на то, что после окончания второй хадатанской войны Гегемония клонов присоединилась к Конфедерации, она продолжала содержать собственные вооруженные силы и не слишком рассчитывала на военно-морской флот Конфедерации. Поэтому клоны осуществляли регулярное патрулирование своего сектора пространства — главным образом, с целью борьбы с контрабандистами, но и для поддержания суверенитета.

Загудел предупреждающий сигнал, и на экране появилась новая информация. Внутри у пилота все похолодело.

Невозможно! Такого громадного флота нет ни у кого! Даже у Конфедерации!

Фонсека-346 проверил показания сканеров, получил подтверждение и отправил данные в память компьютера. Никаких сомнений: к нему устремился целый рой истребителей. Через четыре секунды Фонсека прыгнул в гиперпространство.

Три снаряда, выпущенные с трех истребителей, пронеслись через то место, где только что находился клон. Фонсека не знал, что в этот день ему ужасно повезло.

Зал Разума был обшит камнем, настоящим камнем, говорят, что давным-давно его доставили с родной планеты траки, хотя никто не мог знать наверняка, поскольку все записи о ранних годах цивилизации давно исчезли. Во всяком случае, так утверждают жрецы.

И все же, хотя он не знал, откуда появились древние известняки, великий адмирал Гулу Исаи Андрагна чувствовал себя в каменных объятиях уютно и уверенно, словно здесь его охраняли предки, отправившие армаду в путь.

Зал имел форму купола, внутреннюю поверхность которого усеивали тридцать семь узких щелевидных окон, и в каждое проникал только один луч искусственного света. Они соединялись на стоящем внизу столе и символизировали слияние мировой мудрости.

Стол, вытесанный из круглого валуна, с отверстием в центре, был разделен ровно на тридцать семь одинаковых секторов, по одному на каждого из членов главного комитета. Андрагна сидел в центре стола, поскольку он или, точнее, его должность являлась точкой, вокруг которой вращалась армада.

Занять свое кресло он мог только одним способом: проползти под столом и выбраться наружу через отверстие в Центре. Путь несколько облегчал специальный полоз, однако процедура была исключительно унизительной. Разумеется, данный ритуал старейшины изобрели нарочно — чтобы адмирал не возомнил о себе чересчур много.

Андрагна закончил путешествие под столом и уселся в кресло. Только теперь в зал могли войти остальные члены комитета.

У многих были маленькие роботы ручной работы. Они поставили миниатюрные машины на стол, предоставив им полную свободу — одни кувыркались, другие жонглировали, третьи рассказывали смешные истории.

Хотя никто не признавался в этом вслух, между членами комитета шло отчаянное соревнование — каждый стремился продемонстрировать самого оригинального, ловкого или забавного робота. Статус победителя заметно повышался.

Андрагна дождался, когда последний займет свое место, и кивнул гофмейстеру. Тот поднял обернутый материей молоток и ударил по большому металлическому диску, называемому Щитом Ваха. Одинокая нота разнеслась по залу, собрание началось.

Роботы, шагом, пританцовывая, смешно подпрыгивая или ползком, поспешили к своим хозяевам, которые выключили их и спрятали в изящные футляры и сумки.

После того как верховный жрец закончил произносить благословения, встреча действительно считалось открытой. На подобных совещаниях никогда заранее не оговаривалась повестка дня, да она и не требовалась. Каждый сектор знал о проблемах, с которыми приходится сталкиваться населению. В закрытом сообществе, коим являлся флот, трудно не увидеть, что происходит у соседей.

Но кто-то должен был начать, а Сектор 12 любила поговорить. Она встала, убедилась, что все ее слушают, и заявила:

— Из-за медлительности адмирала Андрагна, его пассивности и некомпетентности армада в опасности. Разведывательный корабль врага вышел из гиперпространства, просканировал наш флот и успел скрыться. Вполне возможно, что уже сейчас противник собирает силы, чтобы на нас напасть. Я предлагаю лишить Андрагну звания и выбрать нового, более компетентного командира.

Никого не удивило выступление Сектора 12, поскольку она представляла Курьеров и просто обожала покрасоваться перед камерами. Послышались свист и крики.

Сектор 27 встал и оглядел собравшихся. Он был жрецом высокого ранга, ксеноантропологом и признанным острословом.

— Хочу поблагодарить Сектор 12 за то, что она открыла наше совещание, и предлагаю перейти к делу. Несмотря на сходство технологий, используемых космической станцией, которую мы разрушили семнадцать циклов назад, и сумевшим оторваться от наших истребителей кораблем-разведчиком, последний обладал более совершенными системами, чем станция. Это открытие указывает, что мы имеем дело с родственными, но разными культурами. Возможно, между ними произошел политический раскол. Если так, это нам на руку.

— Прекрасно, — едко ответила Сектор 12. — Адмиралу пригодится любая помощь.

Раздался новый взрыв смеха.

Сектор 4 принадлежала к отряду ультиматистов и никогда не упускала случая еще раз публично изложить свои убеждения. Она была совсем миниатюрной, кожа да кости, но в ее глазах горел огонь.

— Давайте подумаем о том, что мы услышали. Мы наткнулись на расу, обладающую технологией, которая близка к нашей. Вместо того чтобы убивать дикарей, попробуем их приручить и создать союз. Тогда после появления блестящих чужаки помогут нам воевать с машинами. Кто знает? Быть может, мы сумеем ими воспользоваться, как щитом. Позднее, когда конфликт будет исчерпан, мы либо продолжим сотрудничество, либо, если обстоятельства того потребуют, уничтожим новых союзников.

Женщина села на свое место, и в зале наступила тишина. Стратегия, предложенная Сектором 4, была циничной, бесчестной и совершенно дьявольской — подобного здесь еще никогда не слышали. Стоит ли говорить, что всем страшно понравилась ее идея.

Сектор 18 первым начал стучать правой ногой, за ним последовал Сектор 23, остальные присоединились. После долгих лет ожидания ультиматисты оказались в центре внимания. Сектор 4 наслаждалась триумфом. Курьеры хмурились. Все взгляды обратились к Андрагне.

Перед мысленным взором воина пронеслось возможное будущее. Он почувствовал, какая тяжесть ложится ему на плечи, и склонил голову:

— Сектора сказали свое слово… я повинуюсь.

Джорли Джепп подождал, пока челнок остановится, поправил кислородную маску на лице и вошел в шлюз. Сэм, который не любил, когда о нем забывают, с мрачным видом остался на ближайшем сиденье.

Шлюз доставил старателя на поверхность. Блестящие присваивали каждой планете номер, но Джепп предпочитал имена и легко их придумывал.

Название «Потерянный Рай» — такое имя человек дал прежде цветущему миру — свидетельствовало о его отношении к оборотной стороне высоких технологий.

Как и люди на Земле, местная раса в свое время выбралась на сушу из моря и прошла долгий и трудный путь к обретению сознания, а потом обнаружила чудеса науки — в результате была отравлена атмосфера, изменился климат, а вся планета стала необитаемой.

«Что теперь?» — размышлял Джепп, выйдя на скалистую поверхность планеты и ощутив жар местного солнца.

Он долго и задумчиво смотрел на когда-то зеленую равнину. Наверное, все ее обитатели вымерли… Или покинули некогда цветущий мир, прихватив с собой свое безумие? Ему не дано узнать.

Специально оборудованный челнок, внутренности которого были набиты собранным металлом, поднялся над рудником. Он парил в воздухе, пока бортовой компьютер запрашивал разрешение на взлет. Получив положительный ответ, челнок умчался в оранжево-красное небо. Блестящие проголодались, скоро они получат свой обед.

Когда Джепп шел к краю углубления, под ногами у него хрустел гравий. Он заглянул вниз.

Удалив верхний слой города, блестящие поняли, что ниже находятся многие и многие слои, начинающиеся на самом дне долины и создававшиеся в течение пятнадцати тысяч лет.

Нуждаясь в значительном количестве металла и радуясь тому, что им не придется тратить дополнительную энергию на переработку руды, машины брали все, что могли. И не в одном городе, а в дюжинах, разбросанных по всей планете. Добыча продолжалась в течение шести местных дней и скоро будет завершена.

Вдоль восстановленной долины были проложены дороги. Автоматы, которые контролировались лишь малой частью разума Гуна, словно серебристые личинки, ползущие по останкам прежде горделивого города, кормились его плотью и отправляли на материнский корабль «продовольствие» по длинным лентам транспортеров. Впрочем, огромные многотонные роботы казались игрушками, когда Джепп смотрел на них с высоты.

Джеппа охватило отвращение. Он понимал, какие бесценные произведения искусства наверняка утрачены, как, впрочем, и многое другое. Библиотеки, хранилища ДНК, ценные технологии… И все же Джепп сам был старателем и понимал, что машинам необходим металл. Более того, Джепп поверил, что блестящие не только посланы Богом, но и наделены божественной миссией, смысл которой способен осознать лишь он один.

Таким образом, чудовищное насилие над древней культурой превратилось в благое дело.

Еще один челнок взлетел с поверхности планеты, завис в воздухе и запросил разрешение на выход из атмосферы. Другое судно — пустое — приближалось с востока.

Джепп посмотрел вслед исчезающей вдали машине, пробормотал благословение над мертвым городом и вернулся в челнок. Настало его время. Предстояло еще многое узнать.

Боевой крейсер «Дарвин» неподвижно застыл в пространстве. Огромный корабль, один из трех такого класса, казался крошечной пылинкой по сравнению с ковчегом траки. Флот Гегемонии клонов, около трехсот судов — далеко не все, но больше половины, — ждал неподалеку. Совсем немного, если сравнить с тысячами неприятельских истребителей, готовых вступить в сражение.

Конечно, «неподалеку» — понятие растяжимое, в особенности когда речь идет о бескрайних просторах космоса. Команда «Дарвина» прекрасно понимала, насколько уязвим их крейсер, и делала все, чтобы об этом не думать.

Однако траки тоже рисковали, когда поднялись на борт корабля Гегемонии без единого телохранителя. Во всяком случае, так говорил Ишимото Седьмой — не только себе, но и Триаде Один, состоящей из Магнуса Мосби Первого, сына печально известного Маркуса Седьмого, и его свободно рожденной жены, а также его сводных братьев Антонио и Пьетро Седьмого.

Обстановка за стенами офицерской кают-компании оставалась напряженной. Ждали прибытия инопланетян — и сомневались, что это и в самом деле произойдет. Магнус разговаривал с Пьетро. От отца он унаследовал темные волосы, от матери — склонность к полноте и низкий командный голос.

Советники альфаклонов стояли так, чтобы не слышать, о чем они говорят. Хотя Ишимото Седьмой имел немалое влияние, он был еще слишком молод, чтобы стоять плечом к плечу с людьми из внутреннего круга, поэтому он ждал немного в стороне.

Ишимото Седьмой мог бы обидеться, поскольку автором стратегии, избранной для переговоров, являлся именно он, однако иерархическая структура Гегемонии вынуждала его оставаться в тени.

Прошло почти две недели с тех пор, как они получили рапорт разведчика, в истинность которого сначала никто не мог поверить. Впрочем, почти сразу же началась всеобщая мобилизация, одновременно стороны вступили в предварительный контакт друг с другом. Многие из старших членов правительства, включая Антонио Седьмого, высказывались против сделок с инопланетянами, особенно если речь шла о сепаратных переговорах без участия и одобрения Конфедерации. В полезности такого альянса были убеждены те, кто принимал участие в заключении тайного пакта между рамантианами, временным правительством Земли, корпорацией «Ноам» и Гегемонией клонов.

Этот альянс придумал Ишимото Седьмой, и именно он сумел уговорить большинство своих сограждан, несмотря на возражения болванов вроде его брата Сэмюэля, которые предпочитали распространяться об этике, доверии и братстве. Если бы Ишимото Седьмой верил в Бога, он возблагодарил бы Его за существование Светланы Горгин Третьей, которая не только усердно работала под не воодушевляющим руководством брата, но и успевала уведомлять Харлана о шалостях Ишимото Шестого — к примеру, недавно тот забрался в бассейн вместе со свободно рожденной красавицей. Весьма полезная информация, и ее можно будет использовать в случае необходимости.

Единственная проблема заключалась в том, что теперь, убедив в верности своей концепции двух из трех альфаклонов, Ишимото Седьмой был вынужден заняться поисками противовеса. Что, если его интрига окажется слишком успешной? Что, если рамантиане станут очень сильными? Эти вопросы уже несколько месяцев тревожили дипломата, пока из гиперпространства не появились траки, предоставив в его распоряжение превосходное решение мучительных вопросов.

Толпа заволновалась, когда объявили о прибытии делегации траки. Все повернулись, чтобы взглянуть на гостей.

Магнус Мосби Первый надел простую белую тогу, застегнутую двойной спиралью, которую ему завещал отец. Он улыбнулся своей знаменитой улыбкой и выступил вперед. Рядом стоял Пьетро. Скептик Антонио остался с флотом, якобы на случай предательства, но на самом деле из-за того, что отказался участвовать и тем самым одобрить встречу.

Ходили слухи, будто генетический материал Антонио получен непосредственно из резервной копии предка, а не из фонда ДНК Гегемонии, словно это объясняло его независимое поведение. На первый взгляд довольно глупая история, поскольку разницы нет никакой, но разве можно утверждать наверняка?

Ишимото Седьмой с одобрением наблюдал за тем, как адмирал траки вошел в зал в сопровождении свиты, состоящей из офицеров, жрецов и большой группы, представители которой носили титул «Сектор», однако подозрительно напоминали политиков и дипломатов.

Делегации обменялись приветствиями и перешли в кают-компанию «Дарвина» — единственное помещение, кроме ангара, где могла разместиться такая большая группа людей. Траки разговаривали через маленьких роботов — у некоторых они сидели на плечах, другие держали их на руках, как младенцев, а один вышагивал рядом со своим хозяином на забавных ходулях.

Адмирал траки был почти на два с половиной фута ниже Магнуса, и в его внешности имелось нечто кошачье. После того как взаимные приветствия были завершены, он начал разливаться:

— Представьте себе, как мы обрадовались, когда поняли, что можем установить контакт…

Магнус прекрасно понимал, что все это лишь слова, стратегия, позволявшая выкроить время для осмысления происходящего, он давно научился не придавать значения подобным высказываниям. Однако постепенно, неохотно, Магнус позволил себе поверить, что тайный сговор может оказаться полезным противовесом неадекватно возросшему влиянию, которым обладали в Конфедерации свободно рожденные. Опасность, которую он, сам будучи продуктом такой любви, чувствовал особенно остро.

Теперь советники, способствовавшие участию Гегемонии в заключении тайного альянса, хотели объединиться с неожиданно появившимися траками, чтобы противостоять альянсу. Чем все закончится? И почему он? Его отец был рожден для власти, мать получила ее после свадьбы, и они оба решили, что Магнус тоже о ней мечтает. Прискорбная ошибка.

Распахнулись двери, вошли лидеры, и переговоры начались.

Коричневая Изюмина висела на фоне черного космоса. Однако Анвик она больше не казалась красивой.

Она страдала от одиночества, очень страдала, что явилось сюрпризом для киборга — Анвик считала, что в отличие от биотел не испытывает сильной потребности в общении. Бред собачий, конечно, но исключительно полезный бред, поскольку он позволял ей чувствовать себя лучше других — до появления инопланетян, уничтоживших «Ржавое ведро» и оставивших Анвик одну среди звезд.

Анвик твердо знала, что они об этом горько пожалеют, — несмотря на их попытки скрыть следы своего преступления, она выжила и расскажет о том, что здесь произошло.

Может быть, Сена успел отправить сообщение с почтовыми торпедами, может быть, одна из них прорвалась. Но «может быть» не устраивало Анвик. Ни в коем случае не устраивало.

Она твердо решила добраться до дому. Оставалось только сообразить как, поскольку ее катер не мог развить значительную скорость, а кто знает, когда прилетит большой корабль… Через месяц? Два? Такой вариант Анвик не устраивал.

Вот почему она решила построить собственный корабль — если склеивание черепков достойно такого названия.

Готовый корабль стоял на дне кратера. Свое творение Анвик назвала «Гибрид». И хотя он выглядел весьма странно и не прошел полагающихся тестов, «Гибрид» вполне мог отправиться в путь.

В качестве источника энергии Анвик использовала ядерный реактор, который ей удалось вытащить из развалин сферы, а двигатель она раздобыла на одном из разбитых спасательных шлюпов «Ржавого ведра». Если повезет, «Гибрид» сумеет долететь до навигационного маяка КСМ-1706, там найдется маленький спасательный модуль и — что еще важнее с точки зрения киборга — почтовая торпеда. Конечно, рассчитывать на такую удачу несколько наивно, и все равно в сто раз лучше, чем сидеть на своей пластиковой заднице и ждать помощи.

Анвик села в катер и вылетела к медленно вращавшимся обломкам, чтобы разыскать недостающие детали. И хотя она довольно часто натыкалась на тела и части тел — кое-кто был даже узнаваем, — она продолжала свою работу.

Вот почему она плакала, молилась и ругалась, мешая все в одну долгую литургию собственного сочинения.

— Мне жаль, Нетро, так жаль, что ублюдки до тебя добрались, жаль, что ты так страшно погиб. Присмотри за ним, Господи, он был хорошим парнем, тебе он понравится… О боже, чья эта рука? Проклятие! Проклятие! Проклятие!

А еще Анвик разговаривала с друзьями, рассказывала им о своих планах, просила совета.

— Как ты думаешь, сколько установить движков? Восемь или хватит шести? С шестью легче управиться. Ты тоже так полагаешь? Рада слышать. Сожалею о твоем лице.

Анвик действительно сожалела. Сожалела о погибших и о том, что она не в силах им помочь.

Да, она могла бы собрать тела погибших товарищей или хотя бы части их тел и похоронить останки среди развалин Двух Шаров, но сейчас главным было выжить. Именно страстное желание отомстить заставляло ее продолжать борьбу.

Вот почему Анвик воспользовалась куском кабеля и оттолкнула тело сержанта Джонс, чтобы дотянуться до необходимого ей оборудования. Хотя лицо Джонс и пострадало, Анвик показалось, что сержант смотрит на нее с укоризной. Или просто так падают тени?

Так это и продолжалось. Один тяжелый и горький день сменялся другим, пока не появился на свет «Гибрид». У корабля не было корпуса, имелся лишь каркас, на котором крепились топливные баки, атомный реактор и двигатели.

Постоянно возникали мелкие проблемы, не слишком значительные, однако требовавшие решения. Прошло еще три дня, прежде чем Анвик с ними разобралась, а на четвертый «Гибрид» покинул орбиту Изюмины и устремился вперед.

Никто не видел его старта — никто, кроме звезд, но они не умеют говорить.

Магнус сопровождал делегацию траки до грузового ангара, где они сели в свой челнок, а он покинул шлюз. Пьетро оставался рядом. Как и его предшественник, другой альфаклон, он был смуглокож, с блестящими черными глазами и превосходными зубами, однако в отличие от своей предыдущей версии страстно любил драгоценности. Серьги в ушах, два золотых кулона и кольца на каждом пальце. По-своему он выглядел очень неплохо, хотя страдал от излишней амбициозности и доверчивости.

— Ну? Что ты думаешь? — спросил Пьетро. Магнус пожал плечами:

— Говорят они все правильно. Но слова ничего не стоят.

— Верно, — согласился — Пьетро, — а что мы теряем? Планеты принадлежат хадатанам… или принадлежали до войны.

Магнус вздохнул:

— Да, дорогой брат, но задай себе такой вопрос: почему целая раса села на корабли и отправилась в космос?

— Адмирал Андрагна нам все объяснил, — сказал Пьетро. — Помнишь? Их родная система имела два солнца. Одно потеряло стабильность, и им пришлось улететь, чтобы найти себе новый дом.

Открылась внутренняя дверь, шестеро одинаковых солдат встали по стойке «смирно». Магнус вдруг почувствовал страшную усталость. Он положил руку на плечо клона:

— Да, Пьетро, так сказал адмирал. Но что, если сукин сын врет?

Глава 24

Статуя Христа Спасителя все еще высилась над разгромленным войной Рио-де-Жанейро, но больше от древнего города почти ничего не осталось. Словно взмахами гигантской косы были уничтожены целые кварталы еще до того, как военно-морская авиация взяла небо под свой контроль, а залпы с подводных лодок превратили Рио-де-Жанейро в развалины.

Здание правительственной башни рухнуло в сторону пролива Гуанабара, похоронив под собой сотни мелких домов. Сахарная Голова по-прежнему стояла на месте, но искореженные вагоны канатной дороги, которые доставляли людей на вершину горы, теперь лежали на земле рядом с тремя телебашнями.

Тысячи лишившихся крова горожан поселились на огромном футбольном стадионе, многие поставили палатки прямо на улицах. Жители Рио дорого заплатили за свою свободу и за нежелание с ней расстаться.

Первыми появились космические истребители, проверили, нет ли бандитов, после чего осуществляли прикрытие с воздуха, пока садились остальные корабли. Долгий перелет на запад потребовал дозаправки в пути, но все три кибернетических судна сумели успешно завершить путешествие.

На борту одного из похожих на насекомое кораблей находились Каттаби, Були и Майло, в двух других прибыли военные, отобранные лично получившим повышение старшиной Файксом. В отряд сил безопасности входили солдаты с биотелами и восстановленные Десантники II. Конечно, Файкс предпочел бы несколько иной состав, но политическая ситуация была очень сложной. Или как выразился Каттаби: «Наша задача — договориться, а не уничтожить город».

Однако осторожность еще никому не мешала, к тому же безупречно действующие силы безопасности всегда производят хорошее впечатление, вот почему Файкс и его солдаты прежде всего проверили безопасность посадочной площадки.

Природа наделила бригадного генерала Кэти Каммингс высоким ростом — шесть футов и шесть дюймов — и соответствующей внешностью. Военные моряки называли ее Большой Мамой, уважали за здравый смысл и любили за мужество. Безупречную форму довершали сапоги, которые она надраивала лично, и кобура ручной работы, где лежал нестандартный пистолет 50-го калибра, достойное оружие… да, и она сама была достойной женщиной.

Кэти Каммингс наблюдала за садящимися кораблями со смешанным чувством. Легионеры быстро покидали суда и, не теряя времени, занимали оборонительные позиции. Эффектная, но излишняя предосторожность, поскольку рота морской пехоты уже успела окружить гостиницу.

Если подумать, стандартная проблема — морской пехоте и Легиону часто поручали похожие миссии, в результате им приходилось конкурировать друг с другом.

Во времена Империи морская пехота процветала, однако она лишилась своего привилегированного положения после потери Боевой Станции Альфа XIV в начале второй хадатанской войны. Винить ли досадное поражение или неприязнь прессы, а может быть, тот факт, что от них отвернулась удача? Какая разница? Морской пехоте теперь оставалось лишь вспоминать о былом величии.

Более того, в первый же день мятежа от прежде мощных сил оставили только две бригады — Шестую, которой командовала Кэти Каммингс, и Вторую, находившуюся за пределами планеты.

Вот почему, несмотря на то, что Каммингс хотела самостоятельно захватить контроль над Землей, у нее не хватало для этого людских ресурсов. Они с Каттаби нуждались друг в друге. И договорились встретиться.

Каммингс наблюдала за тем, как Каттаби спрыгнул на землю, огляделся по сторонам и зашагал к ней. Он оказался высоким человеком — ниже, чем Каммингс, но все равно высоким, с короткими седыми волосами, смуглой кожей и ястребиным носом.

Три офицера и женщина в гражданской одежде вышли из транспорта вслед за ним, однако остались стоять на месте. Никакого эскорта. Прекрасный знак.

Каммингс пошла навстречу Каттаби.

Вывод войск начался медленно, так медленно, что никто сначала ничего не заметил, пока об этом не заговорили в вечерней программе новостей.

Кенни уже несколько недель не использовал репортеров-людей в прямом эфире. В конце концов, зачем без необходимости рисковать жизнью? Созданные компьютером изображения работают бесплатно и никогда не ставят под сомнение позицию редакции, кроме того, их невозможно арестовать и допросить.

Вот почему лицо со впалыми щеками виртуального репортера по имени Сенсационный Скалли стало ужасно популярным. Почти все любители граффити в стране рисовали его в самых разных видах. Впрочем, обоих Пардо общественность тоже не обошла вниманием. Поэтому когда Скалли высказал предположение, что Легион вывел войска из наиболее крупных городов и консолидирует свои силы в районе Шайеннских гор, его репортаж не мог остаться без внимания.

Мэтью Пардо выключил головизор, ударил кулаком по большому столу для совещаний и мрачно посмотрел на сотрудников:

— Что, черт возьми, происходит? Почему меня» не поставили в известность?

Старшие офицеры молча переглядывались, младшие выглядели смущенными, но лишь капрал нашел в себе силы выпалить ответ:

— Вас поставили в известность, сэр. Я послал рапорт разведки по электронной почте в 15. 30, его копия лежит на вашем столе.

Многие из присутствующих побледнели, полагая, что теперь им не избежать гнева Пардо. Ждать долго не пришлось. В словах Пардо звучало неподдельное отвращение.

— Вот, значит, как… Ничего не происходит, пока я не приму решение… Харко отвел свои войска, отправил большую их часть в подземные крепости, а я узнаю об этом через службу новостей! Вы что, идиоты? И не надо сидеть и смотреть на меня… Выясните, что задумал проклятый ублюдок! Немедленно!

Ни у кого не хватило мужества указать на то, что Пардо прочитал доклады, которые были ему вовремя доставлены, сделал все, чтобы задушить любые ростки инициативы, и сам вынудил Харко уйти.

Все молча поднялись и вышли из комнаты, чтобы подтвердить очевидное: Харко сделал выбор и готов защищать свои позиции.

Переговоры шли уже два дня, и Майло, которая играла роль экономического и политического консультанта, наконец освободилась. Проговорив большую часть дня о логистике, Каттаби, Каммингс и их подчиненные решили сделать перерыв в работе.

Майло направилась на пустынный пляж, чтобы немного побыть в одиночестве — разумеется, в сопровождении Десантника II. Воды Атлантического океана с шипением подбирались к ее щиколоткам, а потом убегали прочь. Майло позволила своим мыслям свободно течь, подчиняясь ритму волн.

Военные приготовления шли успешно — пожалуй, даже слишком успешно. Остается надеяться, что миссия ее дяди близка к завершению. Каттаби, Каммингс и она в силах удержать коалицию от развала — некоторое время.

Майло заметила что-то впереди и попыталась понять, что там такое. Стол? Кто-то сидит на берегу там, где океан смыкается с сушей? Зачем?

Майло охватило любопытство, и она зашагала вдоль берега. Расстояние быстро сокращалось. Вскоре женщина поняла, что не ошиблась: спиной к ней на песке сидел мужчина. Он встал и обернулся. Впервые Майло увидела Були не в военной форме — черная рубашка с коротким рукавом, белые брюки и босые ноги. Он улыбнулся и с поклоном предложил ей сесть. Стол был накрыт безупречно белой скатертью, начищенное серебро и лучшая посуда отеля ласкали взор.

— Добрый вечер, мадам. Ваш столик ждет. У нас есть холодные креветки, свежий салат и чудесное белое вино. Мадам не против?

Майло рассмеялась:

— Полковник Були, вы меня изрядно удивили. По какому поводу праздник?

Легионер взял женщину за руки и заглянул ей в глаза:

— Я хотел извиниться за то, что сказал после вашего спасения. Я устал и не нашел нужных слов. Надеюсь, вы меня простите.

Майло мягко улыбнулась:

— Ваши извинения принимаются. Впрочем, в них не было никакой нужды. А это все зачем? — Она показала на накрытый стол.

Були смущенно пожал плечами:

— По-моему, вы не такая, как все, совсем не такая… Я надеялся, что мы с вами пообедаем.

Майло внимательно посмотрела на Були:

— Благодарю вас, полковник, но как насчет женщины в Джибути? Она не рассердится?

Сначала Були удивился, потом его лицо просветлело.

— Вы имеете в виду Энджи? Адмирала Тиспин? Мы друзья, ничего больше.

— Вы обнимали ее за талию. Легионер застенчиво улыбнулся:

— Верно. Мы отправились на побережье, чтобы поплавать под водой, вернулись и немного выпили. Солдаты любят рассказывать истории о сражениях, в которых им довелось принимать участие. Мы довольно долго предавались воспоминаниям — в результате адмиралу потребовалась небольшая помощь. Не мог же я оставить ее в беде.

Майло приподняла бровь:

— Вы пьяны?

Були покачал головой:

— Нет, мадам. Трезв как стеклышко. — Он еще раз показал на стол. — Так вы со мной отобедаете?

Майло огляделась по сторонам и увидела четырех Десантников II — все они стояли к ним спиной. Она рассмеялась:

— А разве у меня есть выбор? Я в окружении. Что ж, будем обедать.

Були усмехнулся, усадил даму за стол и попытался зажечь свечи. Ветер сразу же их задул. Впрочем, Були и Майло нисколько не огорчились.

Самолет летел над шоссе, ведущим в сторону Шайеннских гор. Вся дорога была забита плетущимися желтовато-бурыми грузовиками, легковыми машинами и рядами неторопливо шагающих киборгов. Легкая добыча, если Пардо найдет истребители для атаки с воздуха.

Харко связался с офицерами и надрал кому следует задницу. Три неповоротливые машины с цистернами съехали на обочину, колонна тут же набрала скорость. Лучше, хотя до идеала еще далеко.

Приближались горы. Смотреть особенно не на что — гранитные скалы да редкие одинокие деревья. Когда-то здесь построили командный пункт, который получил название «Североамериканский форпост» — и на много лет законсервировали. Во время хадатанских войн его вновь начали использовать, однако после заключения мира бюджет в очередной раз урезали и базу вновь закрыли, а солдаты оказались на улице.

Предстоит работа, большая работа, и эта база прекрасно подходила для нужд Харко. Остальные, всего пять штук, находились слишком далеко.

Инженеры, которые конструировали крепость сотни лет назад, прорубили в горе туннель длиной четыре с половиной тысячи футов. Он предназначался для снижения давления в случае ядерного взрыва и обеспечивал обитателей пещер запасным выходом.

Двадцатипятитонные двери были в прекрасном состоянии и полностью закрывались за сорок пять секунд. За ними, глубоко внутри горы, находилось пятнадцать укрепленных зданий и все необходимое для поддержания жизни двадцати тысяч людей в течение двух лет. Шесть ядерных реакторов — каждый производил три с половиной тысячи киловатт электроэнергии — работали как часы, в резервуарах хранилось двенадцать миллионов галлонов питьевой воды, а на склад завезли тонны продовольствия, амуниции и оборудования.

Самолет сделал круг и снизился к бетонной посадочной полосе. «Да, — подумал Харко, — мы практически готовы. Вот только к чему?»

Харко всегда презирал оправдания и сейчас был вынужден признать, что потерпел поражение. Тысячи мужчин и женщин спасены, но что ждет их в будущем? Жизнь в пещерах? Вместо того чтобы возродить Легион, Харко лишь разорвал его на части.

Самолет приземлился, часовые взяли под козырек, и Харко прошел на командный пункт. Здесь царил холод… как в склепе.

Зал совещаний был набит до отказа. Восемьдесят процентов всех групп сопротивления Земли прислали сюда своих представителей. Состав получился весьма разнородным: профессиональные солдаты, подпольщики, вроде маки из Европы, криминальные группировки и промышленные корпорации.

Були призвал собравшихся к порядку. Каттаби вышел на подиум и оглядел толпу. Кое-кто из присутствующих отводил глаза, однако многие сидели, гордо подняв голову.