Глава 12 ГАРЕМНЫЕ СТРАСТИ Осень 862 г. Хазарский каганат

Как жаль, что поспешили мы расстаться

(Не о себе забочусь я, прости).

Но женщинам нельзя не ошибаться,

И незачем вставать на их пути.

Эрих Кестнер. «Гостиничное соло для мужского голоса»


Новой своей женой Халисой каган-бек Завулон был очень доволен. Знойная, страстная, красивая и вместе с тем, когда надо — кроткая, нежная, всё понимающая. Ну, право слово, удружил Вергел с дочерью, посмотрим теперь, как удружит его соперник бен Кубрат с обещанной невольницей.

Каган-бек ухмыльнулся, поднялся с ложа. Прильнувшая было к нему Халиса тоже вскочила, преданно глядя на мужа.

— Ступай к себе, красавица, — одеваясь, приказал Завулон. — Завтра жду тебя к ночи… а может быть, и днем зайду. А евнуха сегодня же прикажу высечь!

— Не стоит, — улыбнулась новая жена, пожалуй, одна из красивейших в гареме, да что там «одна из», нет — красивейшая! — Не стоит наказывать Исидара, — снова прильнув к мужу, мягко попросила Халиса.

— Вот как? — изумился каган-бек. — Ты даже знаешь, как его зовут?

— А как же! Ведь это же твой слуга, и он живет в твоем доме. Как верная жена, я должна знать всех. А Исидара, прошу, не наказывай. Он не виновен в том, что вода в пруду оказалась слишком горячей. Это рабы перестарались — пусть он сам их и накажет. Дело ли шада заниматься рабами?

— Да, ты права, наверное… — почесал затылок Завулон. — Что ж, жди меня через три дня.

— Я буду ждать тебя всегда. — Халиса, опустив ресницы, накинула на голое тело тонкий халат. — До встречи, мой повелитель.

Она вышла, грациозно покачивая бедрами, стройная, изящная, с тугой, налитой любовным соком, грудью. Соблазнительная…

Завулон посмотрел ей вослед. Может быть, остановить? Сорвать халат, почувствовать в объятиях нежное молодое тело, осторожно опуститься на ложе… или нет — налететь вихрем, предаться нахлынувшей страсти яростно, словно животное…

Что-то великий каган стал слишком своеволен и лезет уже и в земные дела. Не настал ли срок заменить его другим, более послушным? Да, дела не требовали отлагательств. Но не терпели и спешки: прежде всего нужно прощупать тарханов на предмет возможных союзников. Вот этим-то и собрался сегодня заняться каган-бек. Несмотря на внешний вид (этакий смешной деревенский увалень), Завулон был чрезвычайно энергичным человеком и, если уж чего хотел, всегда этого добивался. На сей раз, после смены кагана, хотелось увеличить размер дани, что платили каганату практически все славянские племена: поляне, северяне, вятичи, кривичи, радимичи, древляне… всех и не упомнишь. И пусть только попробуют не платить! Для чего тогда у кагана войско из наемных мусульман и русов? Вернее, войско только считается у кагана, командует-то им всё равно он, Завулон-шад. И не только наемниками, а еще и настоящим, племенным войском, что собирается, подобно туче, по первому зову тарханов. До сих пор командовал ими Завулон, и вроде неплохо командовал — по крайней мере, присмирели баранджар-печенеги, раньше до невозможности докучавшие своими набегами. Может, присмирели лишь на время и копят силы? Пожалуй, что так. Ничего, настанет и для них время. Каган-бек вышел на обширный двор, легко, словно юноша, вспрыгнул в седло и, нахлобучив на голову поданный расторопным слугой золоченый шлем, рванул с места в галоп. Следом понеслась сотня лариссиев-стражников.


— Благодарю тебя, моя госпожа. — Неслышно, словно бесплотная тень, вошел в покои Халисы Исидар — старший евнух. Расплывшийся, как все евнухи, но не заплывший окончательно жиром и, по-видимому, чрезвычайно сильный. Безволосое лицо Исидара было грустным, темные глаза смотрели печально и строго.

Увидев его, Халиса улыбнулась. Ага, вот уже и доложили о ее беседе с мужем. А во дворце, оказывается, полно тайных соглядатаев! Теперь бы еще больше расположить к себе этого главного управителя гаремом — человека, несомненно, влиятельного в узких кругах.

— Посиди со мной, Исидар. — Красавица подвинулась на своем ложе. — Мне так грустно одной. Ты играешь в шахматы?

— О да.

Халиса достала из сундука фигуры и доску…

Через два часа она знала весь гаремный расклад. И о слабостях Самиды — старшей жены шада, и о распрях между второй и третьей женами, и о наложницах, периодически поддерживающих одну из жен в борьбе за влияние на каган-бека. Подобная информация была для молодой женщины бесценной. И это уже не говоря о расположении самого главного евнуха.

— А Самида… — Халиса словно бы запнулась, нарочно жертвуя слона. — Сильно ли ее любит господин?

— Сказать откровенно, господин ее вовсе не любит и посещает крайне редко. — Евнух двинул вперед ладью. — Но она подарила ему четырех сыновей, ныне знаменитых воинов, и к тому же она из очень знатного рода. Из этого же рода и сам святейший каган.

— Угу… А если так? — Халиса сделала ход конем.

— Но так я заберу твою пешку, госпожа.

— Ну и пусть…

Халиса нарочно проиграла партию. Улыбнулась, скромно потупив глаза. Под конец даже смешно изобразила кого-то из слуг, чем изрядно позабавила всегда грустного Исидара. А под конец игры узнала еще одну важную новость. Оказывается, старый недруг отца купец Ибузир бен Кубрат намерен вскоре подарить каган-беку красивую молодую наложницу.

— Красивую, говоришь? — нахмурилась Халиса.

— Как солнце. Правда, сам я ее не видел.

— Ладно, будем иметь в виду. Ты обязательно заходи ко мне, Исидар, ладно? В шахматы поиграть, да и просто так. Мне так приятно поговорить с умным человеком.

— О, госпожа моя!

Сердце старого евнуха таяло под взглядом красавицы, словно лед под лучами жаркого апрельского солнца. В глазах его читались обожание и признательность. Он так и вышел с выражением благоговения на лице.

— Так. — Халиса цинично усмехнулась. — Этот, похоже, мой. А дорогого муженька не будет три дня. Целых три дня. За это время много можно успеть. — Она повысила голос: — Залима, эй, Залима!

На зов прибежала служанка — молодая девчонка из простых, «черных» людей, такую даже в наложницы брать зазорно. Юркая, смуглокожая, смешливая, правда вот, в отличие от Халисы, ума недалекого, да и болтушка, каких мало встречается даже среди женщин. Именно от нее и узнала Халиса о всех слабостях главного евнуха и о многом, многом другом.

— Залима, ты уже ходила на базар?

— Нет еще, госпожа. Купить побольше хурмы?

— О нет, нет… — Халиса засмеялась. — Вот что, Залима. Знаешь, где дом моего отца?

Служанка кивнула.

— Скажешь привратнику, чтобы позвал старшего приказчика Имата. Передашь ему… — Халиса наклонилась и что-то быстро зашептала девушке на ухо. Выслушав, та закивала.

— Это еще не всё, — остановила ее хозяйка. — Не знаю, правда, сможешь ли ты…

— Конечно, смогу, госпожа! Ты же знаешь, как я тебя люблю.

— Ладно… — Дочь Вергела притворно вздохнула. — У любого слуги в доме моего отца — кроме Имата, запомни это — спросишь, где поселились варяги, это чужеземцы с далекого севера. Их главкому скажешь так… — Халиса снова зашептала. — Смотри только, ничего не напутай.

— Что ты, госпожа, ни за что не напутаю! У меня память хорошая. И вообще, чтоб ты знала, я страсть как обожаю всякие такие дела.

— Какие это «такие»?

— Да так… — Служанка лукаво улыбнулась, показав ровные, ослепительно белые зубы.

«А она симпатичная, — подумала вдруг Халиса. — Не красавица, конечно, — грудь маленькая, и бедра узковаты… Но вполне, вполне… Что там болтал Исидар о тех плотских утехах, которым женщины предаются друг с другом? Ладно, об этом потом…»

— Иди же, Залима. И возвращайся скорей.

— Вот и отлично, — сказала сама себе коварная купеческая дочка, когда служанка ушла. — Имат придет вечером. Для дела. А ночью — варяжский князь Хельги. Для тела. Ха-ха! Ну, и для души, конечно. — Красавица громко рассмеялась.


Дом купца Вергела Залима нашла сразу. Да и как не найти, когда она с детства жила в Итиле? Красивый, двухэтажный, за высокой глинобитной оградой. И с привратником повезло — длинный рыжеватый парень только лишь притворялся строгим и неподкупным стражем, а сам так и норовил ущипнуть девчонку за разные места, пока та не огрела его корзиной.

— Вот тебе! — рассерженно прикрикнула Залима. — В следующий раз будешь знать, как щипаться.

— Ладно, не обижайся, — сквозь смех произнес парень. — Кого, говоришь, тебе позвать?

— Да господина приказчика Имата, сто раз тебе толкую.

— Имата? Да вон же он, сам идет… Имат-хакан, тебя тут просят…

Приказчик свернул к воротам, подозрительно оглядывая Залиму.

— Какая еще служанка? От кого? Ах, от… А ну, пошли-ка к забору…

Переговорив вдали от чужих ушей со служанкой, приказчик широко улыбнулся:

— Передай твоей госпоже, что я всё исполню. — И исчез за воротами.

— Прощай и ты, красавица, — подмигнул Залиме стражник.

— Прощай, — кивнула та, но вдруг задержалась, помотав головой: — Ну, чуть не забыла. Ты случайно не знаешь, где в городе живут варяги-чужеземцы?

— Варяги? — Стражник почесал затылок. — Раньше здесь жили, у купца Вергела. А теперь, даже не знаю… Постой. Они ж к перевозу переехали. Ну да, к перевозу. В чей дом, извини, не знаю. Ну, да там спросишь.

— Конечно, спрошу, — кивнула служанка.

Стражник улыбнулся, а чуть позже, когда маленькая фигурка девушки уже почти скрылась за кустами жимолости, крикнул:

— Эй, тебя хоть как зовут-то? — Девушка обернулась.

— Залима! — ответила она и помахала рукой.

— А я — Самат! — тоже помахал стражник. — Может, и увидимся еще… — с надеждой прошептал он. — Залима…


Пройдя через рынок и пристань, Залима наконец добралась до перевоза. Лодки — с десяток, не меньше — покачивались на волнах реки, широкой, светлой, привольной. Сами лодочники, поджидая желающих переправиться на другой берег, сидели у пристани на длинных, сколоченных из толстых досок скамьях, жгли костер да играли в кости. Слева и справа от перевоза, примерно на одинаковом расстоянии — в пять полетов стрелы, располагались два постоялых двора-конкурента. Оба именовались одинаково оригинально — «У перевоза». Левый, обнесенный выбеленной стеной из необожженного (обожженный был привилегией самого кагана!) кирпича, принадлежал старому Хакиму, правым же, огороженным обмазанным глиной плетнем, владел одноглазый Авраам-лодочник. Кроме оград, ничем иным постоялые дворы друг от друга не отличались — приземистые глинобитные помещения для гостей, открытые кухни, несколько сараев, конюшни.

— Варяги? — Один из перевозчиков обернулся к девушке. — У Хакима, кажись, поселились какие-то чужеземцы.

— Да что ты, Салид?! — перебили его другие. — У Хакима одни болгары селятся, а все остальные чужеземцы — у одноглазого Авраама.

— Да, да, точно там…

— Значит, у Авраама, — кивнула Залима. — А который постоялый двор его?

— Вон. — Лодочник махнул направо. — Тот, что с плетнем.

Поблагодарив, девушка свернула на узкую дорогу, ведущую вдоль реки, и вскоре уже была на постоялом дворе одноглазого Авраама. Благоразумно решив не заходить в дом — мало ли что там может случиться с молодой девушкой, — Залима переговорила с одним из слуг, что сновали от дома к кухне.

— Варяги? — на ходу переспросил тот. — Да, есть такие. Недавно поселились. Позвать их главного? Хорошо, жди… Только смотри, похоже, он не умеет говорить по-нашему. Погоди-ка, есть там у них один человек…

Слуга вошел в дом, откуда доносились звуки трапезы, стук игральных костей, смех и азартная ругань. Залиме пришлось ждать долго. На холодном ветру стоять было холодно, и девушка подошла ближе к открытому очагу, что располагался под навесом неподалеку. Улыбнулась повару — угрюмому толстяку, азартно помешивающему булькающее варево в огромном котле, висевшем над костром на железном треножнике, — протянула озябшие руки к огню. Получив от повара лепешку, поблагодарила и только раскрыла рот, как услыхала голоса сзади.

— Эй, девчонка! Да куда ж ты запропастилась? Вон твои варяги.

Залима обернулась и, не доев лепешку, проворно бросилась к дому, на бегу рассматривая чужеземцев. Честно говоря, они не произвели на нее особого впечатления — упитанный прыщеватый парень, довольно молодой, в дорогом плаще и кафтане, по-видимому, и был главным. Второй — маленький, плюгавый, с круглым, как бубен, лицом и бегающими разбойничьими глазками — вообще вызывал опасения, уж больно с виду был страшен. Ну и вкус у хозяйки. Будь она, Залима, столь красива, уж она бы…

— Чего тебе, девица? — окинув девчонку подозрительным взглядом, спросил плюгавый. Залима быстро заговорила, да так, что собеседник, видимо, не до конца ее понимал, потому что всё время перебивал и переспрашивал.

— О чем она говорит, Истома? — нетерпеливо спросил молодой. Истома лишь морщился, внимательно слушая служанку. Наконец та замолкла.

— Она принесла тебе поклон от какой-то женщины, господин Лейв.

— Какой еще женщины? — Лейв Копытная Лужа недоуменно пожал плечами.

— А я почем знаю? Девчонка сказала, что ее госпожа велела передать молодому варяжскому князю, чтоб тот сегодня ночью, как пропоют последние петухи, ждал у платана, напротив дома какого-то купца Ибузира. Не знаю, где это. Но думаю, об этом знает наш хозяин, кривой Авраам.

— Что это, ловушка? — озаботился Лейв. — Или в самом деле какая-то женщина хочет меня видеть? Но откуда? Ведь я здесь никого не знаю. А девчонка… где девчонка? Схватить ее да пытать…

— Поздно, — махнул рукой Истома. — Сбежала уже девчонка, не видать нигде.

— Эх, жаль… Но что ж это за женщина? Незнакомка?.. Так ведь не бывает.

— Вполне бывает, — уже ближе к вечеру заверил их кривой Авраам. Тощий, с вытекшим левым глазом и большим носом, он походил на какую-то хищную рыбу. — Видели паланкины в городе? Ну, такие закрытые носилки. На них обычно передвигаются знатные женщины, на рынок там или еще куда. И — тайком от мужей — высматривают мужчин. Потом, когда муж в отъезде, присылают за понравившимся мужчиной особо доверенного человека… Эх, в молодости мне не раз так везло! — Авраам прикрыл единственный глаз. — Помнится, весной дело было. Цвела сирень, акации пахли так, словно…

— Значит, говоришь, так бывает? — невежливо перебил хозяина Лейв. — Богатая-то женщина, она и одарить может! Что ж, тогда, пожалуй, схожу! — Он пожал плечами… Вообще-то, ему больше были по душе мальчики, но… — На всякий случай возьму с собой Альва и еще пару крепких молодцов, мало ли.

— Правильно. Это на тот случай, если не сумеешь удовлетворить женщину, — не удержавшись, прокомментировал Истома Мозгляк.

Лейв ничего не сказал в ответ, но затаил обиду. И… еле дождался вечера.


— Ну, где же, где же он? — Халиса, в длинном шуршащем халате зеленого шелка, нетерпеливо металась по своим покоям, что находились на левом краю женской половины дома. Тонкие витые колонны, украшенные золочеными лентами, поддерживали низкий потолок, обитый желтой шелковой тканью. Такого же цвета портьеры из тяжелой парчи покрывали стены и ложе из орехового дерева, широкое, под большим балдахином темно-синего цвета, с вышитыми золоченой нитью узорами. Было уже темно, но еще далеко до настоящей ночи. Где-то за оградой перекрикивались торговцы, шумели, что-то не поделив, нищие, да лаяли бродячие псы. Халиса прислушалась. Наконец-то! На узкой кривой лестнице, ведущей из сада, чуть слышно заскрипели ступени. Скрипнула, отворяясь, дверь:

— Я привела его, госпожа.

— Спасибо, Залима. На месте ли Исидар?

— Да, он в саду. Мне подождать?

— Нет, ступай… Ты знаешь, что делать.

— О да, моя госпожа!

Служанка исчезла, словно неслышная тень, и молодая хозяйка повернулась к гостю:

— Имат. Как я рада видеть тебя!

Приказчик восторженно грохнулся на колени.

— О Халиса, свет очей моих! — зашептал он, обнимая ноги возлюбленной. — Да не сон ли это?

— Нет, не сон, Имат, — опускаясь на ложе, улыбнулась женщина, халат ее, как бы невзначай, чуть распахнулся, обнажив атласное плечо. — Обними же меня скорей…

Не помня себя, приказчик крепко обнял Халису, чувствуя под тонким халатом жаркое гибкое тело. Губы его нашли губы женщины, руки распахнули халат, обхватили восхитительно стройную талию. Имат застонал, не в силах сдерживать свои чувства. Отбросив халат, рука его скользнула к шальварам…

В этот момент снаружи послышались шаги.

— Каган-бек! — стремительно накинув халат, приглушенно воскликнула Халиса. — Тебе придется уйти, Имат.

— Да, да… — Несчастный приказчик не сознавал в этот момент, что для него лучше — уйти или остаться, рискуя навлечь на себя гнев шада и неминуемую мучительную смерть.

— А то оскопят, — подсказала Халиса. — У каган-бека это быстро. Так что лучше иди. И помни, через неделю шад уезжает в Саркел. Вот тогда-то нам никто не помешает!

— О, моя госпожа…

— Да, постой-ка… — Халиса придержала уже собиравшегося уйти Имата за локоть. — У меня к тебе есть просьба.

— Я исполню для тебя всё! — страстно зашептал приказчик. — Хочешь, даже достану луну с неба?

— С луной мы, пожалуй, пока подождем, — усмехнулась женщина. — Сделай лучше вот что: старый ишак Ибузир бен Кубрат, давний отцовский недруг, задумал сгубить меня, подослав каган-беку свою рабыню. Вызнай, что за рабыня, и… Ты знаешь, что делать дальше.

— Она умрет, — мрачно пообещал Имат. — Как и любой, замысливший против тебя зло.

— Ты — мой герой! — обняв приказчика, восхищенно прошептала Халиса. — Ну, теперь иди. Иди же… И постарайся управиться за неделю! — Она выглянула из покоев, жестом подозвав служанку.

— Я громко топала, хозяйка? — не удержавшись, шепотом поинтересовалась та.

— О да, — засмеялась Халиса. — Даже громче, чем нужно. Теперь иди, выпроводи гостя! — громко сказала она, а тише добавила: — И поскорей приведи другого.

Оказавшись в объятиях даже нелюбимого и вполне презираемого ею Имата, Халиса тем не менее почувствовала прилив влечения, да еще какой сильный. Да, управившись с делами, теперь следовало потешить тело…

— Ну, скорей же, — шептала она. — Скорей!


Едва дождавшись ночи, Лейв Копытная Лужа, прихватив с собою трех воинов и Альва, безжалостно нахлестывая коня, рысью понесся к дому купца Ибузира. Оставив в вересковых зарослях Альва и воинов, он спрятался за одним из платанов и принялся ждать. Сказать, что нетерпеливо, значит, ничего не сказать. Его просто распирало от желания. Еще бы! Южная ночь, тайна, жгучая красавица-незнакомка!.. Будет чем хвастать перед дружинниками в усадьбе. Ух, и позавидуют все. Альв Кошачий Глаз вон и сейчас уже завидует. Повезло, говорит, тебе, Лейв, а мне вот… Ага, кажется, кто-то идет!

Тоненькая, закутанная в черное покрывало фигурка, заметив прячущегося за платаном варяга, молча подошла к нему и взяла за руку. Лейв оглянулся… Альв и воины, прячась, следовали за ними. Дом незнакомки, окруженный длинной стеною, оказался не так уж и далеко, почти рядом, и произвел на варягов не очень благоприятное впечатление: простой, одноэтажный — да, похоже, хозяйка-то не очень богата.

Конечно… это же был задний двор. Если б они зашли с главного входа, зимний дворец каган-бека предстал бы перед ними во всем своем великолепии: с мраморными колоннами, привезенными ромейскими купцами, с резными воротами, обитыми золотом, с широкими ступенями из черного полированного базальта, с четкими рядами хорошо вооруженной стражи. Каган-бек нарочно не ставил стражу на женскую половину дома — ага, как же, пусти козлов в огород, — доверял только главному евнуху Исидару и его людям.

Непрост был евнух, его спокойствие и мягкость разительно контрастировали с внешностью громилы. Он и был когда-то громилой. Исидар Головы Прочь — под этим прозвищем знали его те несчастные торговцы, коим не повезло ехать с товарами в степях у Саркела. На совести разбойника Исидара было столько невинных жертв, что он потерял им счет. И только по велению самого кагана ровно двадцать лет назад Исидар попал в засаду, был схвачен и приговорен к казни. В последний момент каган смилостивился, и смерть заменили оскоплением. Вот этому-то человеку и доверял каган-бек Завулон охрану своего гарема, зная, что Исидар ненавидит и мужчин, и женщин. Увы, Завулон не знал, что в последнее время — с появления в гареме красавицы Халисы — даже верный евнух уже ненадежен. Еще бы… В нем, униженном, оскопленном существе, кто-то разглядел человека! И этот «кто-то» — красавица редкостного ума и высочайшего положения. Ну как было не сделать всё для такой женщины? Вот Исидар и делал. Сам и намекнул как-то за игрой в шахматы, что если госпожа вдруг пожелает развлечься, то… Госпожа пожелала. Правда, не сразу, и — не только развлечься…


Ведомый закутанной в черный плащ незнакомкой, Лейв Копытная Лужа взбежал по кривой лестнице… Альв с воинами остались снаружи, что несколько встревожило Лейва, но, по здравом — а вернее, похотливом — размышлении…

Короче, махнул он на них рукой и быстренько проследовал в призывно открытую дверь. Резко пахнуло благовониями и теплом жаровен. Коридор. Длинный, узкий, темный. Какое-то странное шуршание вокруг, словно бы кто-то ходит… Нет, это просто шуршит шелк, коим обиты стены. Вот и покои. Маленькая узкая дверь. Полутьма, чуть разгоняемая единственным светильником. Ложе. На нем обнаженная женщина… на поверку, однако, оказавшаяся не такой уж и обнаженной — высокую грудь прикрывал расшитый золотом лиф, узкие шальвары песочного цвета туго облегали бедра. В ямочке пупка тускло блестела жемчужина.

— О-о-о!!!

Зарычав, словно дикий зверь, Лейв Копытная Лужа протянул руки… нет, не к женщине — к жемчужине!

И тут же получил увесистую пощечину. Красавица — о, да не такая уж она и незнакомка! — вскрикнула и, сбросив незадачливого любовника на пол, проворно выбежала вон. За стеною послышались голоса.

— Похоже, дело плохо, — вмиг сообразил Лейв и, схватив в охапку штаны, живо выскочил наружу.

— Вон он, вон! — заверещал кто-то. — Лови его, держи!

За спиной бегущего варяга замаячили смутные тени. Но Лейв был не из тех, кто дожидается встречи с врагом. Припустил так, что даже если б за ним гнались конные воины — и то б не догнали. Пробежав по саду, неожиданно ухнул в пруд, подняв тучи брызг; вынырнул и, не снижая скорости, метеором пронесся дальше, спотыкаясь о какие-то кувшины. С разбега взобрался на стену… и в этот момент почувствовал, как в задницу его, просвистев, впилась стрела. Застонав от боли и страха, Лейв из последних сил перевалился через стену, прямо в объятия Альва.

— Уходим! — прохрипел он. — Скорей. Где лошади?

Лошади призывно ржали рядом. Все так и помчались гуськом, друг за другом: Лейв Копытная Лужа (в лучшем своем плаще, но без штанов и со сломанной стрелой в заднице; стрелу так и не вытащили, видно, глубоко засела, зараза!), за ним Альв Кошачий Глаз, ну а следом — трое воинов Хакона. Да, ничего не скажешь, хорошую славу приобрел Лейв. Будет что вспомнить долгими зимними вечерами в родном Халогаланде! Если, правда, захочется вспоминать…


Раскрасневшаяся от гнева Халиса обернулась на скрипнувшую дверь. Не успев войти, упала на колени зареванная Залима, рыдая, подползла по полу к хозяйке:

— О, прости меня, недостойную, госпожа!

Простить? Халиса усмехнулась. Это ж надо так «угодить» хозяйке! Перепутать парней, пригласив вместо красавца ярла какого-то прыщавого вонючего урода. Да за такие дела… Высечь ее, что ли? Халиса взглянула на рыдающую девчонку, на ее тонкую талию, изящные руки, волосы — длинные, прямые, темные, загнутые кверху ресницы… не такие длинные, как у самой Халисы, но всё же, всё же…

— Не плачь, Залима, — тихо произнесла жена каган-бека, опускаясь на пол рядом с плачущей служанкой. — Не плачь…

Она погладила девушку по волосам, затем рука ее скользнула за ворот халата служанки…

— Какая ты тоненькая, Залима… — Халиса резко обнажила девичьи плечи и усмехнулась. Ну, за неимением красавца ярла…

Что там говорил Исидар по поводу развлечений?

Загрузка...