Из Америки — с любовью

Вашингтон, округ Колумбия, ночь с 28 на 29 сентября 1979 года, пятница – суббота. Кейтлин Тернер

Я до сих пор не могла прийти в себя. Меня трясло, словно в лихорадке, а когда я попыталась привести себя в порядок, то едва не прищемила палец захлопнувшейся косметичкой.

Подумать только! Анджей, этот милый, чуть застенчивый паренек со своими шуточками, которому я вообще вначале дала на два года меньше, чем на самом деле, за пару секунд расправился с четырьмя головорезами из Комитета и вел себя после этого так, словно ему это – раз плюнуть.

Просто кошмар какой-то. Я припомнила все страшные истории, которые рассказывали про сибирских егерей после Аляски. Тогда я считала, что все эти ужасы – обычный треп проигравших вояк, которые сочиняют небылицы исключительно для того, чтобы оправдать собственное поражение. Теперь же, повидав одного из этих егерей в деле, я решила, что истории эти, наоборот, сильно преуменьшены.

– Куда поедем? – спросила я с истерическим спокойствием.

– Думаю, вначале в гостиницу, – ответил Щербаков. – Заберем наши вещи. Потом к вам.

– Опять решили ночевать на кухне? – попыталась пошутить я.

Щербаков шутки не принял.

– Если нас один раз ждали в отеле, то могут дождаться и во второй, – ответил он. – Сейчас нас попросту недооценили.

– Ладно, – покорно согласилась я. – Потом ко мне. Переночуете, а утром пойдем в полицию.

К моему изумлению, оба русских расхохотались.

– В какую полицию, Кейт? – ласково поинтересовался Заброцкий.

– В нашу! В вашингтонскую! – отрезала я. – В конце концов, на нас совершено нападение.

– Простите, мадемуазель, – перебил меня Щербаков, – по-моему, вы еще не оправились от потрясения.

– Это вы к тому, что я… как это у вас… лика не завязываю?

– Лыка не вяжете? – понял Заброцкий. – Нет, просто вы не привыкли к подобным фортелям.

Ну просто здорово! Можно подумать, у них в России каждый день на полицейских нападают бандиты, переодетые агентами охранки.

– И что прикажете делать? – поинтересовалась я.

– Думаю, как только наш пленник освободится, – ответил Щербаков, – на нас начнется крупномасштабная охота.

Я помотала головой, пытаясь разогнать наплывающий туман.

– Если Комитет готов был пойти на убийство, чтобы заткнуть нам рты, – пояснил Заброцкий, – то ничто другое их не остановит. Нас будут выслеживать, искать и находить.

Логично, черт побери! Главное, никуда не денешься. Никто не станет разбираться, что Кейтлин Тернер приставили к этим русским в качестве шпика и переводчика – сгребут вместе, вместе и пристрелят. Или отравят. Здорово-то как!

– Так что я, – Заброцкий азартно потер руки, – предлагаю уйти в подполье.

– Это начинает походить на бульварный роман, – брезгливо прокомментировал Щербаков. – Лично я бы предпочел отсидеться в посольстве, но, во-первых, едва ли мы протащим с собой офицера Тернер, а во-вторых…

Тут они с Заброцким перешли на французский, и я выключилась из беседы минуты на две.

– И сколько, по-вашему, у нас времени? – поинтересовался вдруг Анджей на более понятном русском.

– Если эти типы, – Щербаков указал подбородком на дверь, за которой скулил и топотал ножками стула капитан Брант, – пошли на подобный маскарад, они не могли не учитывать шанса, что обман вскроется. Кейт, вы лучше знаете здешние процедуры – как, по-вашему, за какой срок мистер Брант переселится в каталажку?

– Ну, – я замялась, – заявление, ордер… к понедельнику, пожалуй.

– Значит, до понедельника, – пожал плечами Щербаков. – Это если мы достаточно их напугали. Тогда они нарушат все планы, но успеют, покуда все их делишки не всплыли.

– О чем это вы? – Я просто переставала понимать, о чем эти двое болтают.

– По-нашему выходит, – любезно объяснил Заброцкий, – что в Арлингтонской лаборатории, которую вы нам показывали, ведутся какие-то очень секретные разработки. Такие секретные, что всех, проявивших к ним интерес, завозят на конспиративную квартиру и поят спецраствором «си».

– Вы хотите сказать, – я уже давно догадалась, что он хочет сказать, но верить в это отчаянно не хотела, – что вся эта кутерьма из-за вашего нелепого расследования?

– Не такое оно и нелепое, – резонно возразил Щербаков, – если мы добились настолько впечатляющих результатов.

Русский агент посмотрел на часы.

– Еще десяти нет, – сообщил он. – Давайте поторопимся, у меня есть одна идея, которую стоит осуществить не позднее одиннадцати.

Если бы мы ехали на моей малолитражке, то, конечно, не успели бы, но господа из МММ оставили нам свой «Форд».

Даже два, но забрать оба было никак невозможно – ключи от второго остались у Бранта на столе, а подниматься за ними обратно мы не стали. Да и на кой черт нам две машины?

Ко мне домой мы приехали даже быстрее, чем хотел Щербаков. В багажнике «Форда» лежали поспешно сложенные чемоданы. Каким взглядом одарил меня мистер Миттбауэр из «Саншайн Инн», когда мои русские выселялись, передать не могу!

– А не угонят машину-то? – забеспокоился Заброцкий, когда мы вылезли. – Вы так старательно оборонялись…

– Не успеют, – авторитетно заявил Щербаков. – Мы тут надолго не задержимся.

Просто ничего не понимаю.

– Тогда зачем мы сюда явились? – поинтересовалась я, отпирая дверь.

– Во-первых, забрать ваши вещи, – резонно заметил Щербаков. – Вы же не станете скрываться от коллег в своем лучшем платье.

– Бывшем лучшем платье, – мрачно поправила я. Черт, мало того, что на нем пыли осело в этой, с позволения сказать, конспиративной квартире – я, кажется, рукав порвала! Ну что за невезение мне с этими русскими!

– Пусть так, – миролюбиво согласился агент. – А во-вторых, стоит отсюда позвонить.

– Кому? – Пропустив Заброцкого вперед, я захлопнула двери и методично принялась запирать их изнутри.

– Сенатору Аттенборо, кому же еще? – удивился Щербаков.

Час от часу не слаще.

– Зачем? – взвыла я.

– Приказ о нашем задержании отдал некий мистер Эберхарт, – пояснил Щербаков. – Тот же, что стоит с сенатором на снимке в кабинете и чьи визитки Андрей нашел в бумажнике своего шпика. На мой взгляд, многовато совпадений. Я хочу узнать, насколько в курсе событий сам сенатор.

– И вообще – пусть он нервничает! – с энтузиазмом поддержал Заброцкий. – Не нам одним!

– Да вы с ума посходили! – вспылила я. – Не буду я никуда звонить!

– Екатерина Ивановна, – убеждающе произнес Щербаков. – Вы единственная среди нас чисто говорите по-английски.

– Не буду! – упрямо повторила я.

Заброцкий повернулся ко мне, решительно отстранив своего старшего коллегу плечом.

– Кейт! – умоляюще выговорил он. – Я вас очень прошу. Это правда нужно.

Я гневно глянула на него… и осеклась. Анджей очень внимательно смотрел на меня. Не на лицо, не на фигуру, не на должность. На меня И ему было вовсе не все равно, что я думаю и что я чувствую. Щербаков хотел меня уговорить, а Заброцкий – убедить.

– Черт с вами! – рявкнула я, досадуя на свою минутную слабость. – Позвоню!

Я рванула телефонную трубку с такой силой, что чуть не оборвала провод.

– Спокойно, Кейт, – сказал Щербаков. – Набираете номер, если, паче чаяния, подходит сенатор, бросаете трубку.

Я подарила ему очередной взгляд из серии «умри на месте» и крутанула диск телефона.

– Халло? Приемная сенатора Аттенборо? Соедините меня с сенатором.

– По какому вопросу?

«Дура ты набитая», – хотела я крикнуть секретарше. Сначала спрашивают: «Кто звонит?», а уж потом «Зачем?»

– Передайте, что звонят от полковника Бранта, – заявила я, зажмурившись. – По поводу тех двоих.

Голос на том конце провода изменился словно по волшебству.

– Знаете, господина сенатора нет на месте.

– А где он?

– А он, как всегда, отбыл в свой загородный дом, в Манассас. Но просил сообщить ему немедля, как только что-то станет известно. Его телефон…

– Спасибо, мы знаем, – отрезала я и положила трубку. Русские вопросительно уставились на меня.

– В приемной его уже нет, но он просил сообщить, как только будут сведения, – сказала я.

– А где он? – полюбопытствовал Анджей.

– В своем доме в Манассасе. Это миль сорок от Капитолия.

– Значит, часах в полутора. – Щербакову, похоже, не давали покоя лавры Эйнштейна, и он перевел расстояние во время.

– Торопиться некуда, – сказал Анджей. – Подъедем часам к двум-трем ночи и…

– Ну что вы, Андрей? – возразил Щербаков. – Разве можно врываться к человеку, да еще сенатору, в три часа ночи? В десять – еще куда ни шло, но никак уж не позже полуночи.

Заброцкий удивленно уставился на него и пожал плечами.

– По-моему, глухой ночью проще, – сказал он. – А в принципе, мне все равно. Хоть среди бела дня.

Слушая этот разговор, я начала потихоньку раздумывать, кто из нас сошел с ума – я или эти двое.

– Постойте! – не выдержала я. – Вы что, серьезно собрались явиться ночью домой к сенатору Аттенборо, чтобы задать ему пару вопросов?

– Да, – подтвердил Щербаков. – А что вас так удивляет?

– Но ведь там будет охрана!

– Ну и что?

– Какая охрана? – переспросил одновременно с ним ухмыляющийся Заброцкий. От этой его ухмылочки меня передернуло. Сразу вспомнились его палаческие ужимки, от которых бедняга Брант трясся осиновым листом. А только что был такой милый парень…

– Вы что, собираетесь…

– Ну что вы! – Щербаков подозрительно покосился на Заброцкого. – Мы же не бомбисты какие-нибудь. Мы спокойно зайдем, зададим наши вопросы и так же спокойно уйдем. В конце концов, один раз мы уже имели с ним беседу.

Ага, и это вам сошло с рук? Положительно, эти русские все чокнутые. И то сказать, разве может нормальный человек выжить в Сибири?

– Кстати, Кейт, – спросил вдруг Анджей, – у вас случайно японского кухонного набора нет?

– Что? – не поняла я.

– Японский набор кухонных ножей, – пояснил Заброцкий. – Такие, знаете, симпатичные ножики. Штук двадцать. Бездна восторга для любой хозяйки.

– Н-нет. А зачем они вам?

Заброцкий удивленно посмотрел на меня.

– Вилла. Ночь, – начал он с видом человека, объясняющего ребенку, почему луна на небе круглая и не падает. – В парк вокруг дома выпускают собак. Минимум три, максимум семь – берем пять. В моем швейцарском перочинном много чего полезного, но против ротвейлеров с ним выходить как-то бледновато. Ладно, пойду посмотрю, может, на вашей кухне найдется что-нибудь подходящее.

– С чего вы взяли, что там будут собаки? – чуть не взвыла я.

Заброцкий замер в дверях кухни.

– Я видел сенатора, – сказал он на своем резаном английском. – Видел его кабинет. Он дурак. Значит, и загородный дом у него стандартный – большой, в английском стиле. Вокруг дома парк, вокруг парка – ограда. Ночью в парк выпускают собак.

С этими словам он скрылся на кухне, откуда вскоре донесся грохот выдвигаемых ящиков.

Несколько секунд я тупо взирала на опустевший дверной проем, затем перевела взгляд на Щербакова.

– Вообще-то Андрей иногда чересчур прямолинеен, – признал Щербаков. – Но в данном случае он скорее всего прав.

Мне страшно захотелось запустить в него чем-нибудь тяжелым.

– Но ведь там будет сигнализация.

– Да ну, – донесся из кухни голос Заброцкого. – Это же не ракетная база. Спорим на пять долларов, что эту сигнализацию я за десять минут расковыряю?

Это было уже слишком. Я вскочила и бросилась на кухню. Заброцкий, распахнув настежь дверцу холодильника, изучал содержимое нижней полки – полный, ничем не нарушенный вакуум.

– Консервов у вас, я так понимаю, тоже нет? – жалобно поинтересовался он.

– Да что вы себе вообще позволяете? – заорала я на него. – Явились тут, впутали меня черт знает во что, да еще в моей квартире все вверх дном переворачивают. Вы хоть на секунду задумываетесь о том, что вы делаете?

– Мы, – глазом не моргнув, ответил Анджей, – делаем свою работу. Так же, как и вы свою.

Я посмотрела на этого милого паренька с внешностью студента и выучкой профессионального киллера, вздохнула и присела на корточки рядом с ним.

– Так за каким чертом вам понадобились консервы?

– Я их есть буду, – ответил нимало не смущенный Заброцкий. – Когда найду.

– Не найдете, – простонала я, присаживаясь на край стола. – Доставайте яичный порошок и зовите своего босса, пусть готовит.

– Вообще-то он мне не начальник, – с обидой произнес Анджей, поднимаясь с колен. – Я у него во временном подчинении, это другое дело. А где у вас порошок, я забыл?

– Не надо, я сама достану. – Я попыталась дотянуться до полки, но не смогла – в прошлый раз так далеко упихнула, что самой неловко. Заброцкий сунулся было помогать, я отстранила его, шагнула на табурет, ухватила злокозненный пакет за угол, и туг табуретка решила показать норов. И взбрыкнула ногой.

Томительную секунду я изображала родео на табуретке, а потом ухнула вниз, успев подумать только, что на тот свет прибуду в виде омлета из порошковых яиц. Однако удара об пол не последовало. Меня подхватило, как в балете, аккуратно поставило на пол и отобрало пакет.

– Ну что же вы, Кейт, – укорил меня Анджей. – Я бы достал, чес-слово!

Левой рукой он все еще держал меня за талию. Рука была горячая, точно грелка. Я с ужасом ощутила, как меня начинает трясти. От напряжения, от облегчения, от… черт его разберет, отчего, но я стояла перед этим парнем, онемев и окаменев, и только тепло его ладони снимало этот знобкий паралич.

– Да что с вами? – забеспокоился Заброцкий. Вот же скотина бесчувственная! Плохо мне, понимаешь, нет?

– Садитесь, – Анджей решительно развернул меня спиной и так надавил на плечи, что у меня коленки подкосились, и я совсем не грациозно плюхнулась на проклятую табуретку. Горячие руки аккуратно и мягко принялись массировать мне плечи.

Я хотела сказать, что нашла в Андрее неожиданный талант, но язык меня не слушался. Откуда-то из-под ложечки – нет, ниже, определенно ниже – накатывали жаркие волны, отнимавшие всякое соображение. Да что это со мной? Слава богу, не девочка уже, но никогда… Впрочем, убить меня тоже никогда не пытались. Это все посттравматический шок. Держись, Кейт, держись, нечего гормонам поддаваться. Даже если хочется поддаться и не сдерживать эти волны, а пропустить через себя и растаять от их жара, как тают плечи…

– Господа, вы не заснули там? – донесся из комнаты голос Щербакова. – А то смешно – мы четыре часа как из ресторана, а я есть хочу зверски.

Анджей отдернул руки, точно обжегшись.

– С…пасибо, – выдавила я. – Очень… помогло.

– А консервов у вас точно нет? – спросил Заброцкий, явно чтобы сменить тему.

– Нет, – отрезала я, поднимаясь. В голове кружилось что-то мутно-розовое.

– Жалко, – вздохнул Анджей. – А я бы из крышек сюрикэн нарезал.

– Кого? – изумилась я. Слово было определенно нерусское.

– Сюрикэн, – повторил Заброцкий. – Метательные звездочки. Японцы их придумали вместо метательных ножей.

Нет, я все-таки прирожденная неудачница. У всех парни как парни, а как мне, так достался маньяк-оружейник.

Вашингтон, округ Колумбия, ночь с 28 на 29 сентября 1979 года, пятница – суббота. Сергей Щербаков

Готовить ужин пришлось мне.

Когда Андрей и Кейт вышли из кухни, оба показались мне какими-то взъерошенными, но задавать лишних вопросов я не стал. Мало ли что там случилось. Может, мои спутники просто поругались. С кем не бывает. Хотя меня не оставляло подозрение, что я присутствую при зарождении урагана таких страстей, что Шекспир отравился бы от зависти.

– Каков план действий? – поинтересовался Андрей, за обе щеки уминая яичницу с салом.

Пока я жарил этой славной парочке яичницу, у меня было время поразмыслить над этим.

– Плана пока нет, – ответил я. – Но я предложил бы посетить лабораторию, и как можно скорее.

– А я бы предложил посетить сенатора, и как можно скорее, – возразил мой коллега.

– Зачем? – поинтересовался я.

– Если кто-то и знает о Проекте все, так это он, – резонно ответил Заброцкий. – Кроме того, не факт, что Проект связан именно с этой лабораторией. Вдруг это лишь «крыша». А сами работы ведутся где-то в глухом лесу, куда даже наши орбитальные зеницы не заглядывают.

– Н-не думаю, – протянул я. – Понимаете, Андрей, вся эта эпопея отдает любительщиной. Все-таки Комитет, при всей его силе, – это добровольческий кружок, без четкой структуры и организации, без опыта реальной работы. Не знаю, за что они взялись, но что бы это ни было, им недостанет опыта и умения спрятать настоящую лабораторию, а напротив Белого дома возвести поддельную. Вдумайтесь, даже место выбрано с умыслом – по другую сторону реки от столицы, на самом виду. Чистой воды показуха. Нет, прятаться они не станут, не в их характере. А что касается сенатора, по-моему, он не знает главного для нас – технических деталей этого Проекта. Я был бы не прочь увезти их из этой негостеприимной страны.

– Господа шпионы, – возмутилась Кейт, – а вы не забыли, что тут есть я? Я, между прочим, офицер полиции, и я не позволю…

– Екатерина Ивановна, – отозвался я, – мне бы не хотелось выражаться так грубо, но вы не в том положении, чтобы связывать и отпускать. Сейчас мы в одной лодке. Если мы не сможем доказать вину господ комитетчиков и сенатора Аттенборо самое малое в подрывной деятельности и совращении малолетних в придачу, нас самих могут отправить на уран. Так что я бы на вашем месте молился, чтобы мы что-то обнаружили в этой несчастной лаборатории. Я, например, молюсь.

– А я не собираюсь! – огрызнулась наша товарка по несчастью. – Тоже мне, нашлись Джеймсы Бонды.

– Ну, – грубый Андрей развел руками, – если желаете, можете сдаться своим коллегам. А мы не станем.

– А может, я вас просто отвезу в посольство? – чуть помолчав, жалобно поинтересовалась Кейт. – Пусть шпионы играют в свои игры.

Мы с Андреем переглянулись. Как раз этот вопрос мы давеча обсуждали по-французски, чтобы не травмировать чувствительные нервы нашей провожатой.

– Понимаете, Кейт, – проговорил мой товарищ, – мы не можем. Не имеем права.

– Почему? – удивилась она.

– Мы же говорили, – терпеливо пояснил Андрей. – То, что должно случиться, случится до понедельника. В ближайшие два дня. Даже если мы прямо сейчас явимся в посольство со своей душераздирающей байкой, и если нам поверят на слово – настоящие разведчики не успеют. А значит – остаемся мы.

– Это не отвечает на второй вопрос, – отрезала Кейт. – Почему я должна вам помогать?

– Это проще всего, – ответил я. – Совершается преступление. А вы – полицейская.

Казалось, что Кейт очень хочется что-то ляпнуть. Невежливое такое, не по-женски грубое. Но она сдержалась.

– Мы вас убедили? – жадно спросил Андрей, когда пауза затянулась.

– Нет! – отрезала Кейт и, глянув в его печальные глаза, смягчилась: – Однако выбора у меня все равно нет. Идемте, господа русские шпионы.

– А куда? – ляпнул мой товарищ.

– Все-таки в лабораторию, – решил я. – Как бы вам, Андрей, ни хотелось отыграться на мистере Аттенборо за нарушенный отдых, лаборатория – это ключевое звено. Когда мы узнаем, что там творится, тогда сразу поймем, зачем.

– Ладно, – покладисто буркнул Андрей и тут же радостно завопил: – Кейт, а можно тарелки не мыть?

Посуду он, не дожидаясь разрешения, свалил в раковину горкой. Кейт только рукой махнула.

– Вооружаемся, – приказал я.

Андрея упрашивать не пришлось – он попытался присвоить себе аж два «кольта», и я постарался как мог убедить его, что для синематографической стрельбы с двух рук он все же немного не дорос. Кейт заартачилась вначале, долго шумела о ношении оружия без разрешения полиции, на что Андрей посоветовал ей взять свой служебный и не мучиться, а я – выписать нам разрешения и не дурить. В результате наша провожатая надулась и в качестве мелкой мести присвоила капитанский «магнум», который даже мне тяжеловато было удержать одной рукой.

– Все готовы? – для проформы переспросил я, когда мы поделили патроны.

– Нет! – спохватилась Кейт. – Я в последнем приличном костюме не собираюсь ползать по-пластунски.

– Зачем по-пластунски? – не понял я.

– Ну, вы же собирались проникать в охраняемую зону, – саркастически напомнила Кейт. – Так что марш на лестницу!

– Только соберите заодно чемодан с вещами, – напомнил я, выходя. – Дня на два.

Покуда мы точили лясы, на улице разыгрался шторм. Когда мы вышли из квартиры Кейт, ветер упал на нас с неба, пытаясь смять, раздавить и унести с собой. Такой бури я давно не видел – со времен штормов на Беломорье, где волны разбивались о берег с таким грохотом, что чайки от испуга складывали крылья. Мы с Андреем с четверть часа припрыгивали на железных прутьях площадки, покуда третий член нашей сборной команды не соизволила явиться.

При виде ее я сдержанно хмыкнул. Похоже было, что мисс Тернер судила о шпионской работе по похождениям того самого агента бляха 007. Джинсовые брюки, рубаха-размахайка в клеточку и кожаная курточка вроде Андреевой – одеяние, едва ли подходящее для похождений Рокамболя.

– Вы замечательно выглядите, Кейт, – смущенно пробормотал Андрей.

– Слушайте, что вы мне все… как это… «викаете», да? – перебила его Кейт. Слово «выкаете» с ее уст слетало совершенно неузнаваемым. – Давайте перейдем на «ты».

– Давай! – с энтузиазмом согласился Андрей.

– А меня увольте, – развел я руками. – Мне, извините покорно, неловко.

– Как хотите, – бросила Кейт, осторожно спускаясь по скользким от сырости ступенькам.

В «Форде» было почти уютно, хотя остатки тепла выдул из него пробивавшийся в мельчайшие щели ветер.

– В лабораторию? – сухо уточнила Кейт, заводя мотор. На щеках ее горел нервный румянец, да и вся она была какая-то… встревоженная, что ли. Впрочем, у меня не поднялась бы рука бросить в нее камень. Ее мир разбился за эту ночь в мелкие осколки.

– Да, офицер Тернер, – подтвердил я. – Только, если можно, остановите машину на мосту.

– Вообще-то нельзя, – ответила Кейт, бросая «Форд» а рискованный вираж. – Но ночью никто не заметит.

Глуха штатовская ночь. Все же для столицы в Вашингтоне слишком тихо. В Питере, даже если ночь не бела, где-нибудь да кипит веселье до самого утра – не в трактире, так в ресторане, не в кабаке, так в храме. («Не веселие в питии, а питие в веселии!» – наставительно поучал нас полковой священник, отец Николай. Веселый был человек.) А здесь – точно в какой-нибудь Риге или там Нововоронеже. Темные окна и пустые улицы. Редко-редко мелькнет машина, да и то приглядишься – а это черно-белая патрульная.

На мосту через Потомак Кейт остановила экспроприированный нами «Форд».

– Отлично, – пробормотал я, когда визг тормозов перестал звенеть в ушах. – Андрей, пойдемте глянем на эту лабораторию строгого режима.

– Я с вами, – решительно заявила Кейт.

У меня не хватило духу ее остановить.

Со стелившегося над водой моста мы могли увидать не много – плотная ограда защищала территорию даже со стороны реки. Но и этого нам хватило, чтобы понять – проникнуть в лабораторию будет возможно, хотя для этого и придется потрудиться.

И снова, как при первом взгляде, меня охватило странное чувство – не то предвкушение опасности, не то священный ужас, страх божий. Хотя пугаться было вроде бы нечего – за оградой стояло с дюжину белых домиков разного размера, похожих на кубики из одного набора. Только одно здание выделялось. С краю от прочих примостился белый же геодезический купол. Я сделал себе мысленную заметку – первым же делом посетить его. Хотя, возможно, там располагается пост охраны и карцер для излишне хитрых шпионов.

– И как вы намерены туда попасть? – полюбопытствовала Кейт. – Проломить бампером главные ворота и перестрелять охрану?

– Ни в коем случае, – ответил я. – Мадемуазель, как вы думаете, на кладбище есть садовники?

Арлингтон, штат Виргиния, ночь с 28 на 29 сентября 1979 года, пятница – суббота. Анджей Заброцкий

Честно говоря, я только сейчас до конца осознал, насколько домашнюю и нежную личность представляю из себя. Меня так и тянуло забиться куда-нибудь в темный угол и заняться самоокапыванием минут так на полтораста. Или прибегнуть к более часто практикуемым методам снятия постбоевого шока – выпивке, травке. Тьфу, да что ж это я! У меня же есть Кейт! И ей тоже нужно шок снимать! О такой роскоши ни один егерь…

Тут я вспомнил, что бой, собственно, еще и не начинался, и все депрессивные мысли немедленно порскнули прочь.

Итак, Арлингтонские лаборатории. Эх, дорого б я дал, чтобы понаблюдать за ними хотя бы день. Устроиться где-нибудь верстах в трех с хорошей оптикой и спокойно, обстоятельно понаблюдать. Понимающий человек из такого осмотра может вытащить ну, почти все.

Однако, к сожалению, Сергей абсолютно прав. Дня у нас нет. Три-четыре, от силы пять часов. Даже если предположить, что начальство этого кретина Бранта напрочь забудет о нем и суета начнется не раньше, чем бравый капитан разломает стул и доберется до ближайшего телефона.

Так что думай, голова, шапку куплю. Как в той притче: «Говорили дураку – учи пароли, запоминай явки». Кр-ретин.

Что нам известно? А ни х…, в смысле почти ничего. Известно, что вокруг лабораторий идет живая изгородь. Это, в общем-то, понятно – возвести трехметровую бетонную стену и утыкать ее поверху чем-нибудь остреньким они посреди столицы не могли. Другой вопрос, на кой они вообще затеяли это посреди столицы?

Ага, вот я и пришел. Отчего-то добыть нужное мне барахло в скобяной лавке Сергей запретил категорически, несмотря на все мои уверения, что до утра мы все вернем. В крайнем случае оплатим в тройном размере. Иногда у моего спутника бывали очень странные убеждения. Мне даже пришлось давать слово, что лавки я громить не буду. Вместо этого меня послали позаимствовать собственность правительства из сарайчика, где хранили свой нехитрый инструмент садовники при Арлингтонском кладбище.

Пся крев, да смазывают они когда-нибудь этот клятый замок?!

Впрочем, живая изгородь может остановить только розового слоненка, да и то надувного. Скорее всего она просто маскирует настоящую ограду – металлическую. Нет, слишком заметно, скорее всего проволочную. И вряд ли по этой проволоке идет какой-нибудь убийственный вольтаж – тушки ежиков, знаете ли, тоже привлекают нездоровое внимание. Скорее простейший замкнутый контур – дешево и сердито.

А вот внутри… Что может быть внутри, я даже опасался предположить. Все, что угодно! Исключая разве противотанковые мины. Может, бульдозер угнать?

Наконец замок поддался моим усилиям и, лязгнув напоследок, повис на дужке.

Просто удивительно, сколько всякого полезного инвентаря можно найти в обычном сарае! Кроме всего прочего, я обнаружил там металлические прищепки, по поводу которых у меня были наибольшие сомнения. Ну а провода недолго думая добыл из мотора самоходной газонокосилки геркулесовых пропорций.

– Господи! – охнула Кейт, когда я вынырнул из темноты, с трудом выглядывая из-за охапки добычи. – Мы что, кладбище раскапывать собрались?

– Длинная палка, – ответил я очередным перлом штабса Проценко, – лучший друг сапера.

– М-м-да, – неопределенно промычал Щербаков, что, как я успел уже узнать, переводилось примерно: «В самом деле, вьюноша, вы не переусердствовали?»

– Возможно, я и переборщил, – согласился я, прикидывая, как половчее упихать вязанку трофеев в багажник к трем чемоданам. По всему выходило, что торчать ей из окна, если она в это окно пролезет. – Мы, сибиряки, народ запасливый. По мне, лучше уж взять лишнее, чем забыть то, что потом действительно понадобится. По крайней мере, если ты можешь везти все это барахло на железном коне, да еще чужом, а не переть на собственном горбу.

Арлингтон, штат Виргиния, ночь с 28 на 29 сентября 1979 года, пятница – суббота. Сергей Щербаков

Хорошо, что от кладбища до лаборатории езды было меньше пяти минут. Иначе я бы не выдержал соседства с садовым инвентарем, который так и норовил пырнуть меня под ребра. Особенно усердствовали грабли. На каждом ухабе я с замиранием сердца ждал ехидного треска рвущейся материи, знаменующего гибель моего костюма.

Вблизи изгородь лаборатории выглядела совершенно так же, как снаружи.

– Как думаете, Сергей, – поинтересовался Заброцкий с переднего сиденья, – с какой стороны лучше ломиться?

Я пораскинул мозгами. Со стороны дороги – нагловато, тем более там расположены ворота и будка охранников, со стороны реки – не уверен, но с моста мне показалось, что ограда подходит к самой воде. Значит…

– Давайте объедем территорию и подступимся с того краю, – предложил я. – Далековато от купола, зато ворот не видно совершенно.

Кроме того, вдоль дороги там какой-то доброхот высадил в три ряда деревья незнакомой мне породы, и их стволы неплохо заслоняли будущую арену наших действий. Главное, чтобы никакой ретивый полицейский не углядел брошенную машину.

– Там нет… – начала было Кейт, осеклась и со словами: «А, сняв голову…» – вывернула руль. Наш «фордик» вылетел на встречную полосу, оставляя на асфальте жирные черные полосы, как обезумевший карандаш, соскочил с дороги и запрыгал в сторону ограды.

– Кейт, а тебя на танке никогда не катали? – поинтересовался Андрей, вцепившись в сиденье, чтобы не биться теменем о крышу.

Мне было сложнее – я мог держаться только за водительское кресло.

– Нет, – безмятежно отозвалась Кейт. – Но я очень об этом мечтала. Приехали!

Прямо перед бампером выросла черная стена сплошного кустарника.

Арлингтон, штат Виргиния, ночь с 28 на 29 сентября 1979 года, пятница – суббота. Анджей Заброцкий

Срезать изгородь предназначенным для этого секатором, как выяснилось, не в пример удобнее, нежели универсальным ножом. Да и обезвреженную при помощи трех проводов и шести прищепок проволоку он перекусил почти без усилий.

Я досчитал до трехсот – если сигналка все-таки сработала, то уж за пять-то минут какая-то реакция должна последовать.

Конечно, они не решат позволить мышке залезть поглубже в мышеловку. Но сие не есть стандартная реакция охраны на срабатывание внешней сигнальной системы. Мало ли какие пьяные лоси тут шляются – так и позволять им переться в глубь охраняемого объекта?

298… 299… 300! Я глубоко вздохнул и осторожно просунул голову в проделанный проход.

Изнутри ограда не была освещена. Ближайший источник света – болтавшийся на углу строения фонарь, и до отбрасываемого им круга было метров пятнадцать.

Это исключало из игры камеры наблюдения. Разве что тепловизоры, но сие под большим сомнением. Намного проще и надежнее поставить обычные и осветить ограду. Тем более что штуковины эти – по крайней мере, наиболее распространенные типы – габаритов немаленьких и днем довольно легко опознаются. И, кстати, днем, в отличие от обычных, неэффективны.

Я осторожно вытянул вперед правую руку, пропихнул вперед черенок граблей на всю длину, приподнял, нет, ничего. Тогда на полметра вперед.

Вторая линия охраны должна была быть где-то здесь, на этих неосвещенных метрах – в этом я практически не сомневался. Я даже почти чувствовал, что это должно быть. Простенько и со вкусом. Ставить что-нибудь совсем уж сложное бессмысленно – во-первых, сложная техника ломается чаше, а многочисленные ложные тревоги вовсе не добавляют бодрости духа рядовым охранникам, а во-вторых, если сюда захочет пройти серьезная контора, то она пройдет при любом раскладе. Либо задавив местную электронику своей, либо… просто предъявив ордер у ворот. А то и роту автоматчиков. Пуля – она лучший документ.

Следовательно, опасаться надо только равных себе. А против них сгодится… Есть!

На кончике черенка блеснула тоненькая серебряная нить.

Ага. Я осторожно повел черенком вправо-влево. Емкостные детекторы, какая радо… то есть какая гадость! Действительно, просто и со вкусом. Интересно, конечно, насколько параноидально они настроены?

Думай, голова, думай. Папаху куплю, да!

Я прикрыл глаза.

«Принцип действия емкостного охранного извещателя основывается на формировании электростатического поля, – вещал спокойный, сухой голос инструктора, – между параллельно расположенными проволочными элементами специального ограждения. Емкостные чувствительные элементы представляют собой, как правило, провода или полосы и размещаются по периметру объекта. Емкость между проводами будет прямо пропорциональна… Вы что-то хотели, Крачковский?

– Никак нет, господин поручик.

– Записывать все успеваете?

– Так точно, господин поручик.

– Тогда продолжим. Ложные включения сигнализации могут быть обусловлены перемещением животных, воздействием растительности, обледенением элементов заграждения, атмосферными воздействиями или загрязнением изоляторов».

Просто замечательно. Жаль только, что атмосферное воздействие никак не дотягивает до нужного. Зато я вот точно скоро обледенею, если не соображу чего-нибудь. Приманить бы сюда медведя. Или хотя бы стаю жирных потомакских уток. Ути-ути, цып-цып-цип. Да ведь наверняка спят, сволочи, ночью.

А есть у меня лишь куча хлама позади изгороди и полутораметровая палка… палка… шест! Я оглянулся назад. До ограды метра три, какой-никакой разбег взять успею. Вот только «мельница» с шестом никогда не числилась среди моих любимых упражнений. Со стороны, должно быть, это выглядело эффектно. Особенно если прокручивать с замедлением. Да и момент приземления хорош – на ноги, на колени и носом в землю. Если тут есть сейсмические датчики – завоют, как собаки на полную луну. Хотя вряд ли – шоссе рядом, что ж они из-за каждого грузовика по тревоге шарахаются? Нет, моя главная задача сейчас спокойненько встать… А-а, матка боска, больно-то как!

Боль была… ослепительная. Я кое-как отклеился от земли, на негнущихся ногах дохромал до ближайшего датчика. Сел. Открыл зубами ножик и принялся ждать, пока спадет с глаз сияющая багровая пелена.

Когда я подошел к авто, Кейт уставилась на меня, словно на ожившего покойника. Впрочем, в чем-то я, наверно, на него походил – в конце концов, час ерзанья на брюхе, пусть даже на сравнительно ухоженном газоне, чистоте лица и одежды отнюдь не способствует.

– Вот и все, – нарочито небрежным тоном сообщил я. – По трем метрам охранного периметра можно проводить хоть орду Аттилы.

– К-как ты это сделал?

– Элементарно, дорогой мой Ватсон, – усмехнулся я – Дал взятку. Помнится, ты меня уверяла, что в Америке взяток не берут.

– Что?!

– Ну, сунул в датчики по двадцатке долларов, – пояснил я. – Ничего более подходящего под рукой не нашлось.

Щербаков хихикнул.

– Тогда вперед, – скомандовал он.

Арлингтон, штат Виргиния, ночь с 28 на 29 сентября 1979 года, пятница – суббота. Сергей Щербаков

Я огляделся. Казалось странным, что освещена не контрольная полоса вдоль ограды, а дорожки, пересекающие территорию, но, похоже, охрана вполне полагалась на сигнализацию.

– И куда теперь? – прошептала Кейт, согнувшись зачем-то в три погибели.

Вопрос был резонный – отыскать нужное нам среди десятка корпусов, в каждом из которых не одна комната… Тут мы за сутки не управимся.

– Вначале – в купол, – указал я решительно. Когда не знаешь, что делать, главное – не показать этого. – А потом…

– А потом – вон туда, – закончил за меня Заброцкий.

Я проследил за его указующим перстом. В окнах двухэтажного домика, скорей даже дачки вроде той, где убили несчастного фон Садовица, горел свет.

– Потом – туда, – согласился я. – Но вначале в купол.

Андрей кивнул. Вот и хорошо – было бы неловко, начни он сейчас оспаривать мое командование.

Отдельного входа в купол не было – нам пришлось огибать лабораторный корпус, вскрывать дверь и уже оттуда по узкому длинному коридору торопливо шагать обратно. Некрашеные стальные стены смутно отражали наши тени.

Перед дверями коридор делал резкий поворот – вероятно, так было задумано эффекта ради. Открывшееся зрелище и без того выглядело необычайно, а открывшись внезапно, оно и вовсе потрясало.

Жестяной купол накрывал массивную платформу добрых полусотни сажень в поперечнике. Помню, я даже удивился мимоходом, как такое внушительное сооружение не обратило на себя внимания наших разведчиков.

А в центре платформы, опутанное силовыми кабелями и стальными растяжками, громоздилось чудовище технологии.

Сердцем установки было, несомненно, сиренево мерцающее ядро, однако разглядеть его подробно я не смог. Позднее и Андрей, и Кейт сознались, что и у них не хватало духу смотреть на это противоестественное свечение долго. Трудно описывать не имеющее подобий в обычном мире, но я постараюсь рассказать, что эта зона (за неимением лучшего слова буду звать ее так) делала со взглядом. Свечение создавалось пятью массивными катушками, укрепленными на титановых балках. Так вот, вопреки всем законам геометрии катушки располагались в углах правильного многогранника, и при этом балки оставались прямыми, не изгибаясь. Если вы можете себе это представить, я готов уступить вам лавры Лобачевского. Что же до меня, то это зрелище наградило меня головной болью и жутким головокружением.

Установка была совершенно симметричной, за исключением одной детали – со стороны входа в зал к ней присобачили, явно позже, нечто вроде самолетного трапа. Сейчас выдвижная кишка была втянута, но легко можно было представить себе, как она, расправленная, уходит далеко в зону сиреневого света.

И тут я понял, почему чувство сверхъестественного ужаса преследовало меня всякий раз, как мы приближались к Арлингтону. Источник его находился здесь, в этом зале. Действие установки не ограничивалось созданием зоны света. Оно распространялось на многие версты вокруг, и мое шестое, а может, седьмое чувство улавливало эту страшную перемену.

– Что это? – прошептала Кейт.

– Думаю, то, что мы искали, – ответил Андрей. Я позавидовал его бесшабашному юношескому спокойствию. Эх, молодость, куда ты ушла от меня?

– Да, но ЧТО это? – повторила Кейт.

– Тут, мадемуазель, мы знаем не больше вашего, – ответил я.

– Не знаю, как вам, – пробормотал Андрей, – а мне так очень хочется этот фонарик сломать.

– Ни в коем случае! – тихо взвыл я. – Вы представляете, что тут начнется через пять минут?

– А если тихо? – не отступал Андрей.

– Тихо не получится, – вздохнул я. – Видите?

– Что?

– Кабели. – Я широким жестом обвел погруженные в масло массивные медные шины, фарфоровые изоляторы, похожие на вставные челюсти, прочую машинерию. – Кажется, эта установка потребляет уйму электричества. Если она внезапно отключится, тут будет в некотором роде фейерверк.

– Тогда что же нам делать? – переспросил мой товарищ.

– Проверить, кого тут мучит бессонница, – ответил я. – А если мы и там ничего не узнаем – я признаю, что вы были правы и надо было сразу мчаться к сенатору. Мы увидели, чем тут заняты комитетчики, и это нам совершенно ничего не дало.