Из Америки — с любовью

Вашингтон, округ Колумбия, 25 сентября 1979 года, вторник. Кейтлин Тернер

Когда мои русские подопечные вышли из участка, я сразу поняла, что общаться с ними и сегодня будет очень и очень сложно. Щербаков был необъяснимо мрачен, Заброцкий, наоборот, лучился нехорошим весельем. Странно все же, как действует на некоторых обыкновенное оформление документов.

– Н-ну, сударыня, – через силу выдавил Щербаков, усаживаясь на заднее сиденье моего автомобильчика. – Вы, помнится, обещали подыскать нам крышу над головой?

– Непременно. – Я жизнерадостно стиснула зубы. – Крышу обещаю. Едем.

Адрес, вытряхнутый мною путем беспардонного охмурежа офицера Голдина, лежал передо мной на приборной доске.

Я еще не заехала за последний поворот, а мои пассажиры уже забеспокоились.

– Э, Кейт, а вы уверены, что мы туда едем? – нервно поинтересовался Заброцкий.

Я не совсем поняла, что значит «туда», но все же ответила:

– Именно туда.

На прячущейся в густой тени вывеске значилось «Sunshine Inn». При взгляде на нее Щербаков, вылезая из машины, хмыкнул; Заброцкий пошевелил губами, переводя про себя, и неуверенно заметил:

– А вам не кажется, что название несколько не соответствует?

– Ничуть, – соврала я.

Щербаков предупредительно отворил мне дверь, пропустил Заброцкого, а потом демонстративно вытер ладонь платком.

Отельчик, конечно, был так себе – во всяком случае, на вид. Фикусы пыльные, окна немытые. А что поделаешь? В таком районе иначе нельзя. И так уже конспирация нарушается дорогими машинами, которые, что ни вечер, паркуются тут под окнами.

Когда мы вошли, портье за стойкой, он же по совместительству и менеджер, даже не поднял глаз от кроссворда.

– Оставайтесь здесь, – шепотом и по-русски предупредила я своих подопечных, – и ничего не говорите. Я все устрою.

– Хозяин – барин, – лаконично ответил Щербаков и одним взглядом отправил напарника изучать засыхающую пальму на предмет отпечатков пальцев.

Я решительно подошла к стойке – каблуки стучали по плитчатому полу, как кастаньеты. Что-то меня на мексиканский колорит потянуло. Обдумав и отбросив несколько планов, я просто брякнула перед портье свой значок. Портье сначала глянул на него из-под газеты, потом, наверное, испугался и вынырнул из бумажной горы, как чертик из коробочки.

– Добрый день, офицер, – выцедил он тоном, в котором расчетливо смещал презрение, раболепство, лесть и ненависть.

– Привет, – я убрала значок. – Моим друзьям, – кивок в сторону пальмы, нужно два номера. На самый край один двухместный.

– Мест нет, – портье попытался было снова закопаться в газету, точно обезумевшая мышь. Я поймала его за пуговицу и вытянула на свет божий.

– Мест, говоришь, нет? – пропела я самым ласковым голосом. Не понимаю, почему люди всегда так неадекватно на него реагируют – ежатся и дрожат? – Так у тебя к вечеру будут места! У тебя к вечеру вся гостиница будет занята исключительно полицейскими. А остальных постояльцев приютят в участке.

– Это шантаж! – взвыл портье, пытаясь отбросить пуговицу, как ящерка хвост. – Это вымогательство!

– Да ну? – картинно изумилась я, поглядывая через плечо, не заметят ли российские гости, чем я тут занимаюсь. – А по-моему, это моя работа, мистер… Вольфганг Миттбауэр, да?

Имя было написано на медной табличке, но меня взяло сомнение – не остался ли этот предмет от предыдущего портье. Или от предыдущих хозяев гнусного притона. Однако портье истово закивал.

– А уж что скажут на это ваши хозяева из гегенхильфбунда, мистер Миттбауэр, меня нимало не волнует, – закончила я.

Удар, конечно, был ниже пояса. Если ребята из хильфбунда узнают, что этот слизняк допустил полицейский рейд во ввереном ему заведении… Ох, не позавидую я ему! Однако Миттбауэр не то был парень крепкого десятка, не то перетрусил до потери соображения.

– А я что? Я ничего не знаю! – заверещал он. – Отпустите меня! Я ничего не сделал! Я буду жаловаться! Я свои права знаю!

Последнее обещание меня взбесило. В основном потому, что портье был прав. Скорее всего ни в чем он лично не замешан, а что творилось в его гостинице – так это по разгильдяйству…

– Ты, падаль, – прошептала я, чувствуя, как глаза мои наливаются кровью, точно у быка на корриде, – думаешь, тебя прижучить не за что? Чистенький, да? Я тебе вот что скажу, умный ты мой, – если хоть кто-то приходит к тебе, найдется тот, кто придет за тобой. Хочешь, чтобы это была я?

Портье сжался в комочек, и я поняла, что победила.

– Ну хорошо, хорошо, – пробормотал он, вытаскивая откуда-то ключи. – Вот, третий этаж, номер двадцать один. Два не дам, и не просите, нету.

– Так-то лучше. – Я лучезарно улыбнулась этой немецкой скотине. – Гораздо эффективнее, герр Миттбауэр. Спасибо за содействие. – И, не меняя тона, добавила: – Если окажется, что ты моих гостей поселил в хлеву, – пристрелю как собаку.

К пальме я возвращалась, пританцовывая на ходу.

– Прошу, господа, – бросила я ключ Заброцкому. – Ваш номер на третьем этаже.

– Ммм, – выразил общее мнение Щербаков. – А что вы сказали этому джентльмену за стойкой?

– Я его шантажировала, – без обиняков ответила я. – Этот отель подчинен хильфбунду, знаете?

– Кому-кому? – переспросил Заброцкий.

– Хильфбунду, – повторила я, точно для малолетних идиотов. Господи, ну почему им все надо разжевывать? – Немецкому преступному сообществу.

– Чему-чему? – переспросил Щербаков.

– Банде! – рявкнула я и тут же пожалела – портье подсматривал за нами из-за газеты.

– А, это притон! – обрадовался Заброцкий. – Какая прелесть! Сергей, давайте устроим тут дебош за казенные деньги… зеркала бить, шампанское пить…

– Цыганок лапать! – оборвал его жандарм. – Не позорьте российскую полицию. А правда, Катерина, э… как вашего родителя звали?

– Джон, – автоматически ответила я. – Джон Дуглас.

– Катерина Ивановна, – тут же переделал Щербаков мое имя на русский лад, – что это за, э, скромный приют?

– Я думала, приюты бывают только сиротские, – удивилась я. – Этот отель управляется бундом. Сюда приезжают вечерами более-менее состоятельные люди, чтобы предаваться противозаконным порокам.

– А что, бывают законные пороки? – Заброцкий фыркнул. – У нас такое называют времяпрепровождением.

– Не придирайтесь к каждому слову! – Для убедительности я топнула ногой и чуть не сломала каблук. Вот поведешься с русскими – один убыток…

– Теперь понятно, – солидно кивнул агент охранки. – А почему, собственно, ваша полиция не прикроет это заведение?

– Я же сказала – хильфбунд, – пожала я плечами. Щербаков прикрыл глаза, точно ему мучительно жали ботинки.

– Катерина Ивановна, – простонал он, – так мы далеко не уедем. Пожалуйста, объясняйте нам самые простые вещи.

– Гегенхильфбунд – это немецкое преступное сообщество, – медленно, по складам выговорила я. – Немцы, живущие в Штатах, вступают в банды, чтобы заниматься… э… – я попыталась перевести на русский слово «business» и застряла, – преступным бизнесом.

– Стоп, стоп! – Щербаков даже оперся о пальму. – Почему банда называется «союзом взаимопомощи»?

– Вначале это было нечто вроде… сберегательных касс, – объяснила я. – Потом оказалось, что контрабанда, бутлегинг и прочее приносят больший доход. И кассы мигом оказались в руках преступников. Те принимают в свои ряды только соотечественников, потому что больше им доверяют, а не… не став американцем, тебе в Америке нечего делать, поэтому молодежь уходит в бунды. Разве у вас в России так не бывает?

Мои русские переглянулись.

– Вы что-нибудь поняли, Андрей? – беспомощно осведомился Щербаков.

– Кажется, да, – неуверенно пробормотал Заброцкий. – У нас во Владивостоке попадались китайские банды. Их еще «тройками» называли почему-то. Немного похоже. Но те были из ханьцев, и с ними быстро справлялись. А тут, похоже, полиция их боится больше, чем они – полицию.

Я переводила взгляд с одного русского на другого и обратно. До меня медленно, с большим скрипом доходило, что они действительно не понимают.

– А как бы вы с ними, простите, боролись? – полюбопытствовала я, просто чтобы подтвердить свою догадку.

– Для начала, – Заброцкий с азартной миной принялся загибать пальцы, – пригнал бы в город терроргруппу… нет, лучше уж сразу пару штурмбатальонов.

– Достаточно, – устало выговорила я. – Спасибо, я поняла.

А что тут не понять? Все проблемы решаются грубой силой. Русский медведь. Отличный образ, кстати.

На лестнице Щербаков принюхался и на минуту остановился, поводя носом, но комментировать не стал, чему я была до слез благодарна – воняло там до небес всем, чем может вонять в таком месте: выпивкой, перегаром, застарелым табачным дымом, потом, блевотиной и еще много чем, сливавшимся в один могучий удар по обонянию.

Однако номер, несмотря на мои недобрые предчувствия, оказался почти шикарным. Неказистый вид из окон надежно скрывали плотные атласные портьеры, широкая, как футбольный стадион, кровать застелена чистым бельем – что еще нужно человеку от гостиницы?

– Что ж, господа, – произнесла я, наслаждаясь эффектом, – устраивайтесь.

Вашингтон, округ Колумбия, 25 сентября 1979 года, вторник. Сергей Щербаков

– Да, – протянул я, – это, конечно, не «Ориент».

Действительно, не «Ориент». Такого аляповатого ало-золотого декора мне не доводилось видеть с тех пор, как меня пригласили в заведение мадам Богачевой (если кому-то будет интересно, то с тех пор я зарекся посещать дам полусвета даже по рекомендациям самых надежных коллег). Впрочем, если тут берут недорого и кормят… Кстати, а как здесь кормят?

– Сударыня, – обратился я к Кейт – называть ее «офицер Тернер» казалось мне глупым, несмотря на все ее заверения в обратном, – я не обратил внимания – где в этой гостинице ресторан?

– Тут нет ресторана, – ответила наша провожатая, критически озирая обстановку. – Только бар.

Заброцкий присвистнул, но говорить ничего не стал, памятуя, очевидно, ночевку на кухне. Нечего привередничать.

Не найдясь с ответом, я засунул свой чемодан под кровать и огляделся снова. Слава всем святым, тут есть хотя бы ванная – я не удивился бы, не обнаружив и ее. Впрочем, что за барские замашки? Соединенные Штаты – держава не из первых; не чудо, что народ здешний живет бедновато. Зато телевизор в номер поставили. Интересно, за каким, простите, чертом? Я всегда думал, что люди ездят из города в город или отдохнуть, или по делам. И в том, и в другом случае убивать время, просиживая перед телевизором, просто глупо.

Мой более непосредственный коллега уже вовсю перебирал кнопки настройки.

– Не ищите, – посоветовала Кейт. – В такой час, да еще по этим каналам, ничего интересного не будет.

– Тогда зачем такое телевидение, которое ничего не показывает? – озлился Андрей, убеждаясь, что говорят ему чистую правду. На мутном экране здоровенный мужик с дубиной в руках подпрыгивал враскорячку на ровненьком газоне. Кажется, это была какая-то местная спортивная игра.

– О, – оживилась Кейт, – Командующий играет.

– Кто? – привычно переспросил я.

– Простите… – Кейт смутилась. – Это наша национальная гордость, один из лучших бейсболистов, Фидель Кастро. У него такое прозвище – Комманданте, по-испански…

– Командующий, – показал эрудицию мой товарищ. – А почему по-испански?

– Он с Кубы, – пояснила Кейт. – Испанский – его родной язык.

Я было хотел спросить, почему испанец Кастро – национальная гордость США, но смолчал: нечего лишний раз обострять отношения с хозяевами. Еще не хватало, чтобы доведенная до отчаяния Катя побежала к начальству в слезах. Полагаю, после этого мы недолго прорасследуем дело фон Садовица. Как раз до следующего рейса на Питер.

Показали Командующего крупным планом, но лица его я так и не увидел – все скрывала кустистая черная борода, как у Шамиля на картинке из учебника истории, – очевидно, фирменный знак игрока.

– Что ж, – проговорил я, – если не будет других идей, я бы предложил вначале пообедать, а следующим этапом приступить собственно к работе. А то мы уже почти сутки в Штатах, а пока еще ничего не сделали.

– Я – за! – отозвался из-за телевизора Заброцкий с таким энтузиазмом, что ясно становилось, насколько его недокормили за завтраком.

– Где предложите нам перекусить на этот раз? – поинтересовался я у Кейт.

Та глянула на меня несколько странно, словно я пытался ее чем-то обидеть.

– Если вы не потребуете лягушачьих лапок, – саркастически промолвила она, – то где угодно, хоть в гостиничном баре.

– Лягушачьи лапки надо есть в Париже, – просветил я ее. – Или в Ницце. Но я думал, бар – это место, где только пьют?

– Пить, не закусывая, – российский обычай, – усмехнулся Андрей, поднимаясь с колен и отряхивая брюки. – Если нам предлагают есть в баре – значит, там есть чем набить желудок. Я верно излагаю, офицер Тернер?

Вашингтон, округ Колумбия, 25 сентября 1979 года, вторник. Кейтлин Тернер

В баре было сумрачно и по случаю дневного времени пусто. Мы с удобствами расположились вдоль стойки – мои подопечные долго устраивались на барных стульях, бормоча что-то о канарейках и курятниках. Я сделала заказ и в ожидании бургеров принялась оглядываться. Не самая гнусная дыра в городе, но Щербаков был на удивление прав – сюда явно приходят не жрать, а надираться. Правда, оба русских решительно отказались и от прохладительного (тут я их понимала – сентябрь в Вашингтоне не самый жаркий месяц), и от пива, чем вызвали презрительную усмешку бармена, а попросили вначале чаю, а потом, после краткого совещания, передумали и согласились на кофе. Когда я спросила, почему, Заброцкий пояснил: «Когда я вижу чайный пакетик, у меня делаются судороги». Щербаков еле слышно промычал нечто насчет растворимого кофе, но тут зажурчала кофеварка, и вопрос отпал сам собой.

– Сразу о делах начнем, – спросила я, осаживая свой разбушевавшийся темперамент, требовавший немедленно закатить скандал в пользу настоящего английского чая, – или подождем еды?

– Сытое брюхо, – поднял палец Заброцкий, – гораздо восприимчивее к учению.

– Так что если это недолго… – вступил Щербаков.

– Уже несут, – перебила я его.

Бармен ловко пристроил перед нами по тарелке. Я вцепилась в свой гамбургер, как кошка в мышь, и с наслаждением откусила. Вкусно, черт побери! Особенно когда сидишь на перманентной безденежной диете. Если русские гости и дальше будут оплачивать мои обеды, я здорово сэкономлю. И еще больше разъемся. Ну ничего, похудеть всегда успеется.

Только одолев свой бургер до половины, я обратила внимание, что гости до сих пор сидят над тарелками.

– А что же вы не кушаете? – спросила я, с сожалением откладывая обкусанный бургер.

– Я пытаюсь понять, – проговорил Щербаков, покручивая завернутый в салфетку бургер в руках, – с какой стороны подступиться к этому… блюду. На мой взгляд, оно больше всего похоже на теннисный мячик.

– Берете, – раздраженно ответила я, – и кусаете. Сбоку. Вот так.

– Так?

Заброцкий, набиравшийся духу, чтобы запустить в благоухающий жареным мясом бургер зубы, решительно разинул рот, и… гамбургер взорвался.

То есть это мне так показалось. Потому что сидела я лицом к парню, и весь соус, весь салат, вылетевшие из сдавленного мощной рукой бургера, оказались на мне. Или почти весь, потому что Заброцкий тоже походил на жертву катастрофы.

Немая сцена.

Я оглядывала свой новенький пиджак, свою белоснежную блузку – знает хоть один из этих мужланов, чего стоит эта белизна, когда краны подтекают ржавчиной? Да я от отбеливателя рак кожи скоро заработаю! И из глаз моих медленно, одна задругой выкатывались крупные, как фасолины, слезы.

– Держите, – выдавила я, снимая с себя лист салата и возвращая его Заброцкому. – Кажется, это ваше.

– Правда, коллега, – высказался в мою поддержку Щербаков. – Вы все же слишком импульсивны.

Сам он явно нашел, как ему казалось, идеальный способ справиться с гамбургером – разделил его на две половинки – одну с котлетой, вторую с салатом – и с удовольствием уплетал их по очереди.

На Заброцкого страшно было смотреть. Я даже плакать перестала – испугалась, что его удар хватит. Так бедняга покраснел, что кетчупа на лице видно не было.

И тут подбежал бармен.

– Желаете заменить? – поинтересовался он как ни в чем не бывало. Словно клиенты тут каждый день вываливают на себя по бутылке «Хейнца».

Заброцкий с трудом перевел взгляд на него.

– Vodka! – прохрипел он.

– Окей, – пожал плечами бармен.

И принялся исполнять заказ.

Я уже забыла о том, что сижу, точно невеста Дракулы, в кровавых потеках. Мне было интересно, чем закончится этот злосчастный обед.

Заброцкий в некотором оцепенении наблюдал за барменом, пока тот не начал наливать водку в рюмку. Дальнейшие его действия были молниеносны и точны. Перегнувшись через стойку, он отобрал у ошалевшего бармена бутылку, утащил стакан для хайбола, держа на уровне глаз, будто заправский химик, налил туда водки – настоящего «Смирнова», безумно дорогая штука – по самый край и, не сводя с меня пристального взгляда, выпил. Не отрываясь. В три глотка.

Я зажмурилась. Потом открыла глаза. Заброцкий все еще сидел прямо. У него даже взгляд не осоловел.

– Spasebo, – произнес он, возвращая бутылку бармену. – Вот так обедают у нас в Сибири. А теперь еще две таких же гранаты.

– Two more burgers, – перевела я автоматически.

Заброцкий достал платок и принялся старательно утирать физиономию. На меня он старался не смотреть. Воцарилось угрожающее молчание.

– Скажите, – робко спросила я, пытаясь реанимировать беседу, – давно хотела узнать, зачем водку наливают в самовар?

Заброцкий поперхнулся.

– Куда?!

– Это делают зимой, – невозмутимо объяснил Щербаков, отправив в рот расчлененные остатки бургера. – И не наливают, а складывают. Дело в том, что зимой в России все, в том числе и водка, замерзает, поэтому покупатель получает ее в виде куска льда, который, придя домой, растапливает… в самоваре.

Я переводила взгляд с одного русского на другого, медленно осознавая, что надо мной в очередной раз подшутили. Нет, все же надо будет их пристрелить. При следующей же выходке. Потому что долго сердиться на этих клоунов невозможно. Даже если вспомнить, что один из них служил в знаменитом Северном полку… Если не врет.

Вашингтон, округ Колумбия, 25 сентября 1979 года, вторник. Сергей Щербаков

Из-за цирка, устроенного моим коллегой в баре, начало продуктивной работы пришлось отложить почти на час – пока Андрей переодевался в номере, а мы ждали его внизу под любопытными взглядами портье, пока ездили на квартиру к Кейт, чтобы та смогла сменить платье. Одним словом, в главное управление полиции города, названного именем одного из самых удачливых мятежников в истории, мы попали ближе к концу рабочего дня.

Как гордо гласила табличка, здание было заложено в 1946 году, но о дате завершения строительства там умалчивалось – полагаю, вполне благоразумно, потому что длилась стройка не один год, если судить по разнобою архитектурных стилей. Похоже было, что начинали возводить нечто в духе немецкой «нойе бауарт», но по ходу дела перекраивали проект то в сторону функционализма, то обратно в социалистический монументализм. В результате перед нами предстал настоящий ублюдок градостроительства – уродливый и жизнестойкий. Над входом тянулась надпись аршинными буквами сусального золота – «Служить и защищать». Неплохой девиз для полиции.

– Еще раз добро пожаловать, коллеги! – с фальшивым весельем возгласила Кейт, выпуская нас из своего маломерного авто.

– Очень приятно, – отозвался я. – Надеюсь, здесь нам не придется толкаться среди просителей?

– Нет! – возмутилась Кейт. – Здесь вы наши товарищи по ремеслу. Пойдем через служебный вход, вон туда.

Из полудюжины стеклянных дверей открыты были только три – одна с правого края, две с левого. При первом приезде мы заходили слева, сейчас пошли направо.

В вестибюле, мрачноватом, несмотря на светло-зеленый окрас голых стен, стоял странный агрегат, который я вначале по недомыслию принял за рекламную тумбу, неизвестно по какой надобности здесь установленную. Наклеен на нее был огромный плакат с картонным стаканом, кажется, пива. Но мисс Тернер, проходя мимо, предложила нам «чего-нибудь выпить».

– Пиво? – немедленно осведомился Андрей – очевидно, плакат глянулся и ему.

Тернер как-то странно на него глянула.

– Коук, – ответила она не совсем понятно.

– Что-что? – переспросили мы хором.

– Кока-кола, – расшифровала наша провожатая. – Вот.

Ее тонкий пальчик безошибочно уперся в тумбу.

– Хочу! – радостно завопил Андрей. – Я слышал, все американцы пьют кока-колу. Ужасно хочется попробовать.

– А вы, Сергей Александрович? – вежливо поинтересовалась госпожа Кейтлин, уделив моему коллеге не слишком добрый взгляд – наверное, припомнила его водочную эскападу.

– Нет, – так же вежливо ответил я. – Спасибо, что-то не хочется.

На самом деле мне довелось попробовать этот так называемый «нектар богов» на Аляске, и воспоминания у меня остались крайне нелестные. Впрочем, пусть Андрей сам убедится, что в чужом дому не медом поят.

А вот насчет рекламной тумбы я ошибся. Вместо того чтобы вести гостей в какое-нибудь заведение – слышал я, что шипучими напитками у них торгуют в аптеках, и не только слышал, а самолично проверил в городе Джуно, – мисс Тернер уверенными шагами подошла к этой самой «тумбе», покопавшись в сумочке, вытащила горсть монет и одну за другой начала бросать в узкую щель где-то между пузырьками на плакате.

– Простите, мисс Тернер, – поинтересовался я, – а что вы делаете?

– А вы никогда не видели… э… коук-машин… это будет…

– Я понял, – любезно избавил я ее от переводческих мучений. – А зачем такая штука придумана, вы не объясните?

Тумба загудела натужно раз, другой, третий. Мисс Тернер прошептала себе под нос что-то забористое, подумала секунду, сняла туфельку и прицельно пнула аппарат. Машина фыркнула и вышвырнула в подставленные руки Кейтлин бутылку с осиной талией.

– Прошу! – с торжеством возгласила наша провожатая, передавая бутылку Андрею. Тот воззрился на нее в недоумении.

– А что вы на нее так смотрите? – спросила Тернер. – Открываете и пьете. Я правильно говорю?

– Правильнее было бы «открывайте и пейте», – заметил я. – Так вы мне не ответили.

– Что, прямо так из горла и пить? – возмутился Андрей. – Это… бескультурье какое, матка боска.

Однако искать стакан он не стал, а, откупорив бутылку складным ножом, приложился к горлышку. Я, затаив дыхание, ждал.

После первого же глотка спутник мой подавился, раскашлялся, изо рта у него пошла коричневая пена, и он поспешно отнял бутылку от губ, чтобы не облиться вконец.

– Тьфу! – с чувством вымолвил он. – Издевательство!

– Вам не нравится? – изумилась мисс Тернер.

Велика сила женских взглядов – Андрей прекратил отфыркиваться, критически оглядел бутылку, сделал еще один осторожный глоток и прислушался к своим ощущениям.

– Ну… наверное, к этому можно привыкнуть, – признал он, но как-то неуверенно.

– Только не пробуйте, – отсоветовал я ему. – А то пристраститесь еще. А фосфорная кислота даже с сахаром для здоровья не очень полезна.

– Тьфу!

Когда Андрей избавился наконец от злополучного национального напитка Америки, я напомнил нашей спутнице:

– Мисс Тернер, вы мне так и не объяснили, для чего эта машина придумана?

– Для продажи кока-колы, – объяснила Кейтлин терпеливо, словно идиоту.

– Это я понял, спасибо, – не отступал я. – А зачем нужна машина для продажи кока-колы? Разве человек не справился бы?

– Но машина же лучше! – Похоже, мисс Тернер просто не понимала вопроса.

– Чем лучше? – переспросил я. – Если я не ошибаюсь, ваша страна страдает от безработицы. Разве не разумней было бы усадить здесь человека, чтобы тот торговал лимонадом, а заодно и всякой галантереей, а вместо машины, которая делает то, что под силу человеку, придумать машину, которая делает то, что человеку не под силу. Ну, хотя бы…

– Хотя бы холодильник для этой кока-колы, – мрачно буркнул Андрей. – Может, холодная она была бы не такая приторная.

Я посочувствовал товарищу. После американского кофе и булочек с котлетой мне тоже хотелось пить. Сюда бы бутылочку «Вод Лагидзе», сливочных, моих любимых. Хотя бывавшие в Тифлисе коллеги уверяли, что бутылочные воды отличаются от разливных, как гербарий от букета.

Кабинет нашей американки располагался в том же убогом коридорчике, где мы ее встретили – или она нас, смотря как поглядеть, – рядом с массивной дверью главы отдела по связям с общественностью. По другую сторону размещалось такое же полное народу помещение, как в утреннем участке, только здесь посторонних не было, а виднелись лишь форменные рубашки и мундиры.

Чтобы разместиться в кабинете Кейт, мне пришлось стащить стул из общего рабочего пространства, наверное, иначе не могу назвать, а для Андрея – высвободить угол стола, заваленного какими-то папками. Мой коллега уверял, что ему так вполне удобно, но я приметил, что всякий раз, поднимая голову, он невольно горбится, опасаясь приложиться головой к навесному шкафчику.

– Что ж, господа, – заученно-приветливо проговорила Кейт, когда мы расселись, – чем же может помочь вам полиция округа Колумбия?

– Позвольте, – я не менее приветливо помахал рукой в сторону своего товарища, – вначале моему коллеге обрисовать вам суть дела, которое мы расследуем.

У Андрея хватило совести уделить мне благодарный взгляд, прежде чем распускать хвост. Впрочем, излагал он кратко и по существу, не отвлекаясь на хвастовство. Когда он закончил, Кейт покачала головой.

– Простите за прямоту, – заявила она, – но вы зря прилетели в Америку.

– Почему? – удивился Андрей.

– Для начала – потому что я не вижу в этом деле ни единой зацепки, – Кейт загнула мизинец. – Потом – вы обратились в полицию. А надо было – в ФБР или АНБ. Сомневаюсь, чтобы эти стали с вами делиться информацией, но есть она разве что там. – Безымянный палец. – И в-третьих – бумаги, которые вы привезли, обязуют к сотрудничеству только полицию округа Колумбия. Стоит вам отъехать от столицы на несколько миль – и они превращаются в… э… бумагу для заметок. – Средний палец.

Мы с Андреем переглянулись. Задача, казавшаяся такой простой, внезапно обернулась неким аналогом подвигов Геркулеса. Всех двенадцати.

– Ну, – начал я, – я бы не смотрел на ситуацию так мрачно. Во-первых, – пришла моя очередь загибать пальцы, – у нас есть кое-какие улики. Во-вторых, большую часть нужных нам сведений можно получить через… – Тут я осекся. Когда живешь в единой стране, начинаешь некоторые вещи принимать как данность. – Ведь у вас есть общий полицейский архив?

– Если я вас правильно поняла, то нет, – ответила Кейт, – но многие сведения хранятся централизованно.

– Вот они нам, думаю, и пригодятся, – я все же загнул палец. – Ну и в-третьих, хотя наши бумаги действительно обеспечивают нам сотрудничество только полиции округа… – какая-то дальняя извилина моего мозга все еще прикидывала, кому мы обязаны столь дивной свиньей. Наверное, фон дер Бакену… Хотя он вряд ли следил за всем самолично. Отдал приказ по своему разумению, не замутненному знакомством с иноземными обычаями. А какой-то служака исполнил, что велено, до буквы. «Столичной полиции» – значит, «столичной полиции», и ни верстой за околицу!

– …Я все же надеюсь, что ваши органы охраны порядка окажут нам содействие, – докончил я.

– Крайне сомнительно, – фыркнула Кейт. – Но попробуйте. А что вы говорили об уликах?

– Ну, для начала у нас есть портрет подозреваемого, – ответил Андрей, примостивший на коленях сумку с бумагами и теперь увлеченно ее потрошивший. – А также серийный номер пистолета, послужившего орудием убийства.

Кейт зажмурилась.

– Господа русские полицейские, – выдавила она, – и что вы намерены делать с такими уликами?

– Искать, – отрубил Андрей. – Я согласен, что просеивать все население Соединенных Штатов в поисках этого липового Гильермо Мартина – занятие неблагодарное. Но найти пистолет…

– Довольно затруднительно в стране, где оружие может носить каждый, вы не находите? – язвительно поинтересовалась Кейт.

– Не нахожу, – ответил Андрей.

– Видите ли, Кейт, – я решил вмешаться и прекратить перепалку, – мы считали, что это простая, чисто механическая задача – отследить, куда попал данный пистолет. Сначала партия, потом – торговая фирма, закупившая ее, потом – магазин, потом – покупатель. Я не верю, что у вас нет контроля за продажей оружия.

– Ну, контроль есть, – признала Кейт. – Чтобы купить оружие, надо получить лицензию в полиции.

– Вы не находите, что это сильно упростит нашу работу? – полюбопытствовал я, не скрывая иронии.

– Ничуть, – Кейт усмехнулась в ответ. – Ну, найдем мы с большими усилиями некоего Джона Доу или даже Джейн Доу, а та нам заявит, что у нее этот пистолет украли. Воры. Полгода назад.

– И она не обратилась в полицию? – усомнился Андрей.

– Обратилась! – фыркнула Кейт. – А полиция ничего не нашла. И что будете делать тогда?

– Я лично подверг бы эту миссис Доу медикаментозному допросу, – ответил я, – но у вас это, кажется, запрещено?

– Категорически, – подтвердила Кейт с каким-то странным выражением лица.

– А кроме того, отрицательный результат – тоже результат, – закончил я. – Значит, организаторы убийства – профессионалы не хуже самого убийцы. Но в этом я сомневаюсь.

– А еще есть рутений, – напомнил Андрей.

– Что-что? Этого слова я не знаю, – пробормотала Кейт.

Мы на два голоса объяснили, что такое рутений и кто его закупал в последнее время.

– «Стадлер» и «Три „Эм“»? – недоверчиво переспросила американка. – Знаете, я всегда подозревала за русскими склонность к мании величия. Вы представляете себе, чего будет стоить просто побеседовать с представителем «Стадлера»?

– А что, они за это берут деньги? – заинтересовался Андрей.

– Я фигурально! – огрызнулась Кейт. – Без ордера с вами просто никто разговаривать не станет.

Мы с Андреем переглянулись.

– С нами – безусловно, а вот с вами… – осторожно предположил я.

– Именно с нами, – подтвердила Кейт.

Мы переглянулись еще раз. Я едва заметно кивнул Андрею – это означало «юноша, расхлебывайте». Мой напарник поджал губы – «сил моих нет»

– Э… – Я прокашлялся. – Тогда предлагаю действовать в трех направлениях. Подать запросы на поиск пистолета и преступника по фотографии.

– Кстати, а откуда у вас фотографии? – поинтересовалась Кейт, явно радуясь возможности не расписываться в своем бессилии перед богатыми мира сего.

– К форме запроса на получение визы прилагается фотокопия паспорта, – блеснул эрудицией Андрей. – Фотокопию этой копии нам прислали из воздушного порта, где этот господин оформлял визу.

– Оформлял в аэропорту при въезде? – без нужды переспросила американка. Андрей кивнул. – А какие еще направления?

– Обратиться за помощью в ФБР и… как вы сказали? Из головы вылетело, – извинился я. – Про ФБР у нас как-то наслышаны, а…

– А-эн-бэ, – продиктовала Кейт. – Агентство национальной безопасности.

– Это вроде нашего УПБ? – радостно предположил Андрей.

– Нет! – возмутилась Кейт. – Ну, то есть да, но все равно нет.

– Не совсем понятно, но допустим, – вернул я беседу в старое русло. – И третье – подходим к проблеме с другого конца.

Этой идеей я с Андреем еще не делился. Собственно, она пришла мне в голову сегодня, покуда он сражался с американской бюрократией.

– Помните, кто нам больше всех помог в Риге? – подсказал я в ответ на его удивленный взгляд. – Профессор Мережинский. Вот я и подумал – не стоит ли переговорить с его американскими коллегами?

– Стоит, – решительно кивнул Андрей.

– Вот таков наш план вкратце, – заключил я. Кейт побарабанила ногтями по столу.

– Пойдемте, – вздохнула она.