Истребитель «17-У»

IX. Гиблое место

Второй перегон перелета через Тихий океан для Лебедева казался увеселительной прогулкой. Море и воздух были спокойны.

«Красная Звезда» шла на небольшой высоте. Развертывалась подвижная карта на роликах, и стрелка показывала одну за другой группы островков. Лебедев читал непривычные названия их: Кахупу, Колоа… Вот промелькнул большой остров Пахаро. Через полтора часа на горизонте опять показалась полоска земли. К стрелке приближался остров Оальни.

Лебедев увидал под собой знаменитый город и порт Гонолулу. Вырисовывалась правильно очерченная углубленная бухта, в которой дымились пароходы. Лебедев вспомнил из географии, что Гонолулу вывозит табак, кофе, сахар и шерсть, и усмехнулся про себя:

— От всей географии у меня в голове остались одни общие фразы. Ну какой южный порт не вывозит табаку и кофе?

Все еще продолжая усмехаться, Лебедев снизился вслед за бельгийцем. Десятки фотографических аппаратов увековечили эту усмешку, которую услужливые репортеры американских газет истолковали как улыбку восхищения перед американской цивилизацией.

Впрочем, Лебедев не читал этих репортерских измышлений. Иначе он послал бы письмо в редакцию газет, что, при всем блеске американской цивилизации, не следует оглушать уставших летчиков шумными встречами и громким джазбандом. Нужно предоставить им не только удобства, но и, главное дело, обеспечить отдых. А то в номере отеля, только что вошли туда уставший Лебедев с Андрейко, вдруг послышалось какое-то щелкание. Оказалось, везде укрыто были поставлены автоматические кино-аппараты. Сквозь крошечные дырки в стенах они начинают снимать того, кто ступит на половицу в расстоянии метра от них. Через несколько часов в кино уже демонстрировалась фильма «Советские авиаторы в интимной обстановке». Андрейко сидел в кино, куда его затащил Шарль, и все время ругался. На экране было представлено, как он меняет белье, штопает носки и пришивает к кальсонам пуговицу. Шарль заливался веселым хохотом. Но потом, когда на экране появилась фильма, рисовавшая «интимность» бельгийцев, прилетевших на «Альберте», то наступил черед Андрейко хохотать. На экране Этербек брился и делал такие ужасные рожи, что зрители визжали от удовольствия. Потом на экране Шарль откупоривал бутылку с вином и пил, выпучив глаза. Андрейко был отомщен, когда услыхал, как Шарль тоже начал ругаться.

В самом веселом настроении вернулся Андрейко в отель. Лебедев лежал на кровати, подложив ладони под голову, и насвистывал. Андрейко принялся рассказывать о своих кино-впечатлениях.

Лебедев не переставал насвистывать. Андрейко обидчиво посмотрел на лежавшего:

— Кажется, тебя это не особенно интересует…

Лебедев свистнул в последний раз и поднял глаза на Андрейко…

— Нравы тут американские. Обычаи международные. Кругом сыск, заметная примесь шпионажа. К услугам американцев все достижения науки и техники. Вот я лежу, а все кажется, что из угла меня на кино-ленту снимают. Вот и сейчас кажется — слышишь, чи-чи-чи?.. Говорю сейчас, — а может быть мой разговор по тайному телефону местное полицейское бюро подслушивает. А то и прямо по радио через океан в Нью-Йорк передается.

Андрейко задумался:

— Действительно, образованность у них… Дальше ехать некуда!

— Ехать-то некуда, а вот насчет перелета… Наклонись-ка ко мне, Андрейко. Я тебе на ухо пошепчу, чтоб никто не слышал. Слухай, товарищ, — такое дело… Французский самолет и американский, которые вылетели из Иокогамы первыми, застряли на острове Пахаро. Кажется, надолго и всерьез. Норвежцы с чехо-словаками отказались. Сейчас здесь, в Гонолулу, только 4 самолета: наш, японский, английский и бельгийский. Я сделал маленькую глупость — высказал кой-какие свои соображения. Теперь на аэродроме настроение, чтобы сидеть здесь и дожидаться неизвестно чего. Начались какие-то разговоры о погоде. А по-моему, просто трусят.

— Как же быть? — прошептал Андрейко.

— Я отступать не намерен. Да и бельгиец, мне кажется, не плохой парень. Его рекорды замечательны. Попробую поговорить с ним. А сейчас пойдем в общий зал ужинать.

За ужином Лебедев наклонился к сидевшему рядом с ним Этербеку:

— На этом острове я не намерен сидеть месяцами. Завтра наша «Красная Звезда» будет готова ко второй половине перелета. А ваш «Альберт» здесь зимовать что ли будет?

— Вы что, издеваетесь, мосье Лебедефф? — прищурился бельгиец. — Вы ведете какую-то подозрительную игру. Сначала вы запугиваете меня, а потом хотите подзадорить.

Лебедев сдвинул брови:

— Я веду честную игру. Я официально известил всех присутствующих за этим столом о моих соображений относительно предстоящей части перелета, но ответ получил неопределенный.

Бельгиец постучал пальцами по столу и медленно встал:

— Господин президент, делаю официальное заявление: мой «Альберт» вылетает вместе с «Красной Звездой».

Этербек повернул лицо к Лебедеву и еще раз подтвердил:

— Я вылетаю вместе с вами.

Лебедев тоже привстал и поднял бокал с содовой водой:

— Покорнейше благодарю. Пью за наши взаимные успехи.

На рассвете Лебедев и бельгиец отделились от аэродрома Гонолулу. «Красная Звезда» шла навстречу восходящему солнцу. Впереди белой точкой тянул «Альберт». Мотор мягко гудел. Лебедев жевал шоколад и посматривал на развертывавшуюся на роликах карту. Никаких признаков островков не было видно на однообразном фоне океанской шири.

Лебедев взглянул на стрелку и насторожился. На развертывавшейся карте показались карандашные пометки, которые Лебедев сделал еще у себя в Москве, когда он разбирал газетные вырезки. Это начинались места, где, он предполагал, имели место интересовавшие его катастрофы на Тихом океане.

— Приближаются гиблые места, — подумал Лебедев. Он то и дело начал переводить взор с летевшего впереди бельгийца на карту. Карандашные крестики подползают к стрелке… Вот они почти коснулись ее… Лебедев не выпускает из глаз бельгийского самолета.

— Андрейко! — кричит Лебедев, и бледнеет…

«Альберт» странно кувыркнулся в воздухе и на глазах Лебедева растаял, как кусочек сахара в стакане горячего чая…