Истории мертвого дома

Станция

На лето родители отправили меня к бабушке в деревню. Это не было нашей семейной доброй традицией, обычно каникулы я проводил в спортивном лагере или на даче, да и бабушка в деревенский дом редко наезжала. А жил там ее сын, мой родной дядя. Дядя Володя был, что называется, неудачным, в семье не без урода, как однажды мама про него сказала. Папа тогда сильно разозлился на нее — брата он любил, несмотря на его беду. Дядя Володя болел шизофренией, иногда ложился в психушку, а по выходу из нее возвращался в свой дом в деревне. Я помнил его плохо, последний раз мы встречались, когда я только-только пошел в первый класс. У меня в памяти отложилось, как он дарил хорошие подарки — недешевые наборы лего, роботов-трансформеров с кучей приблуд, от которых я, сопливый малыш, приходил в восторг. Тогда еще дядя Володя мог работать и много денег тратил на своих племянников, своей-то семьи у него не было. Он очень радовался моей радости и гладил меня дрожащей рукой по голове, пока я нетерпеливо раскрывал коробки. Потом, видимо, обострения у него стали чаще, и на семейных собраниях его уже никогда не было. Я какое-то время спрашивал бабушку о нем, но она отводила глаза и махала рукой.

Дядя Володя умер в психиатрической больнице этой весной от оторвавшегося тромба, и бабуля отправилась в деревню досмотреть дом, разобрать вещи и подготовить его к продаже. А в начале лета бабушка позвонила отцу и предложила привезти «ребенка сюда подышать воздухом», как она сказала. Почему-то я представлял дяди Володин дом как обветшавшую скособоченную развалюху с туалетом на улице и здорово распсиховался. Но с деньгами у нас тем летом было не очень, летний лагерь мне не светил, и мама отправила меня в эти Лисьи броды, как называлась деревенька. К моему удивлению, дядин дом оказался добротной крепкой крестьянской избой, не лишенной сельского уюта. Бабушка настелила везде разноцветных половичков, привезла новое постельное белье, поставила ромашек в пластиковых бутылках, и жизнь в деревне даже начала мне нравиться, хоть и туалет действительно оказался на улице. Но самое замечательное — сюда же на свои студенческие каникулы приехала моя двоюродная двадцатилетняя сестра Настя. Я, будучи младше на шесть лет, видимо, казался ей совершенным ребенком, и она сначала довольно колко подшучивала надо мной. Насте было скучно — интернет здесь был очень плох, хватало, чтобы отправить сообщение в мессенджере и принять мейл, но о том, чтобы посмотреть видюху на ютубе, и речи не шло. Волей неволей пришлось познать простые деревенские радости — мы торчали с ней на речке, ходили в лес по землянику под зорким присмотром бабушки и валялись на пледе посреди кудрявой спутанной травы на поле и неплохо-таки подружились. Сестра иногда заводила разговоры о дяде Володе:

— А ты знаешь, как он умер? Я подслушала, мама говорила, что его нашли на полу в палате, а лицо свело ужасно маской страха. Как будто он чего-то перепугался до смерти.

— Да ну тебя! — я отмахивался от травинки, которой Настя щекотала мой нос, и старался не смотреть на ее маленькие твердые груди под купальником. — Врешь ты все!

— А вот и не вру. Мама говорила, ему виделось часто… всякое.

— Это нормально. Ну, то есть, ненормально конечно, но шизики часто видят галюны. Это вообще не очень-то мистично.

— А бабушка сказала, она после него нашла странные записи.

— Какие записи? Мне она ничего не говорила.

— Потому что ты еще маленький, Егорка, и она боится тебя напугать! — Настя легко рассмеялась и взъерошила мне волосы на голове.

— Какие такие ужасные записи могут быть у чокнутых?

— Ну, например, я читала про одну немецкую сумасшедшую, которую законопатил в психушку ее муж. Она написала ему кучу писем, и в них была только одна фраза: «Любимый, приди». И все. Но самое стремное, что когда у нее заканчивалось место на листе, она писала эти слова поверх других. И так много-много раз, так много, что весь лист был в каше букв.

— Ну и что? Тоже мне мистика!

— Может, и не мистика, но все равно жутковато. И грустно… Слушай, пошли поищем записи дяди Володи? Бабушка свалила его вещи на чердаке. Может, что-то стоящее там найдем!

Идея мне понравилась, и мы отправились с поляны к дому. Бабушка возилась на огороде и не обратила на нас внимания, и мы забрались на чердак незамеченными. Там было очень жарко, пыльно и душно. Вещей оказалось не так много — на полу стояли три больших коробки, отдельно в углу притулился мешок. Настя открыла первую коробку и начала копаться в хламе — она выудила театральный бинокль, стопку советских исписанных открыток, пару будильников, готовальню. Я вынул небольшую пластмассовую коробочку, в которой обнаружилась пластиковая толстая трубка с шнуром на одном конце и железным наконечники из проволоки на другом.

— А это что? — покрутил я странное приспособление.

— Набор для выжигания, — уверенно сказала Настя. — По дереву картины выжигали.

Она открыла другую коробку, вынула толстую растрепанную тетрадь, полистала и воскликнула:

— Смотри, Егор! Это наверняка то, что мы ищем!

Я придвинулся к ней, не вставая с колен, и осмотрел тетрадь. Это была самая обычная толстая тетрадка в клеточку на 96 листов, но на обложку дядя наклеил кусок кожи, нарочито смятый морщинами и обработанный в чем-то вроде лака. Кожа застыла, как кора дерева, а сверху были приклеены кожаные буковки — «Истории мертвого дома».

— Это он такую обложку сделал, чтоб типа криповато смотрелось? — хмыкнул я и расставил пальцы, будто когти чудовища. — Некрономикон!

— Давай почитаем!

На первой странице обнаружились ровные строчки убористого текста, наши головы столкнулись над тетрадью. Настины льняные волосы тронули мою щеку, и я почувствовал, как краснею. Все-таки она была очень красивая, моя сестра.

— Давай, я буду читать вслух, — предложила Настя.

Она произнесла загробным голосом заголовок:

— «Станция». Интересно, тут вся тетрадь про эту станцию? Чокнешься читать…

И дальше она продолжила приятным, хорошо поставленным голосом.

Станция

В зальчике, где располагались пригородные кассы, было уже пустовато — суббота, вечер, дачники давно разъехались. Поздний июньский закат красил небо в персиковые тона, и Даша поторопилась к окошечку. Электричка отходила через пять минут и была последней на сегодня, и если она опоздает, придется выслушивать брюзжание Марка.

— До Мертвого Лога, пожалуйста, — она сунула новенькую сотку в железный ящичек.

Он укатил на дачу еще в четверг, слал Даше фотографии шашлыка и расписывал в сообщениях, как великолепно попарит ее в баньке. С Марком она встречалась полгода, на свою расхваленную дачу он пригласил ее впервые, и сейчас она с удовольствием думала о разморенных негой и ленью выходных на природе. Июнь был пышным, цветущим и на редкость жарким — самое оно для дачи.

Она прошла на нужную платформу, открыла дверь в салон вагона — пассажиров всего ничего, села напротив опрятной старушки, одетой в изящное старомодное платье. Сама электричка словно приехала из прошлого, давно Даша таких не видела. Деревянные желтые сиденья с давно облупившимся лаком, протертый бурый линолеум на полу, мутные немытые окна, какая-то липкая нечистота вокруг. Электричка тронулась, машинист пробурчал в динамики что-то неразборчивое, и Даша закатила глаза — придется считать станции. Марк сказал, седьмая остановка — Мертвый Лог. Она прислонилась головой к стеклу, уставилась на проплывавшие мимо железнодорожные цистерны. Вскоре городской пейзаж сменился зелеными рощицами и полями, освещенным нежно-розовым догорающим летним закатом.

С Марком они сошлись всего через несколько месяцев после ее расставания с последним парнем, и она до сих пор не понимала, любит ли она его. Сейчас Марк действовал на нее, как прохладный подорожник на воспаленную натертую пятку — внутри все еще дрожало от воспоминаний, и он будто подхватил ее в падении, не дал свалиться в глубину полного отчаяния и тоски. Марк был ненавязчиво заботлив, в меру нежен, умел отвлечь хорошими умными шутками и был вообще тем, кого принято называть хорошим парнем. Она знала его, кажется, всю жизнь — еще с сопливого босоного детства, с самой песочницы, и в отношения с ним Даша до сих пор не могла поверить. Страсти с Марком не было, но после того, последнего, от которого еще болело в груди, который бросил ее, так больно ударив во все чувствительные точки мяконького нутра, с ним она ощущала себя спокойно и надежно. Может, немножко не хватало огня в постели, может, она не слишком-то ждала встреч с ним и редко сама писала ему, но кто сказал, что любовь это непременно африканская страсть?

Даша пошевелилась на сиденье, мазнула взглядом по старухе напротив: соломенная шляпка, украшенная цветами из ткани, платье в горошек с пышной юбкой, крупные бусы на жеваной шее, губы в перламутровой помаде. Сидела она прямо, словно проглотила деревянную палку, и смотрела в окно со странным выражением лица — смесью торжественности и грусти. «Куда это она так разоделась, интересно» — улыбнувшись про себя, подумала Даша.

Поезд замедлил ход и вскоре остановился. За короткой бетонной платформой без павильона виднелись заброшенные, разрушенные временем бревенчатые избы. Указатель на платформе гласил: станция «Черный двор». Из состава вышел всего один пассажир с букетом в руках, спустился с высокой платформы и направился по тропинке. Даша высоко подняла брови, когда увидела, как мужчина средних лет зашел в дом без крыши с давно выбитыми окнами и сел на поваленную на бок тумбочку. Он положил цветы на пол и начал что-то говорить, активно жестикулируя.

«Господи боже», — пронеслось в Дашиной голове. — «Чокнутый какой-то».

В этот момент состав тронулся и она, сколько ни напрягала шею, не смогла рассмотреть, что делал этот чудак в заброшенной избе.

Раскрылись двери тамбура, и в вагон вошел бродяга в грязных засаленных джинсах и спортивной куртке, заляпанной засохшими бурыми пятнами. Даша сморщила нос — до нее почти сразу долетел ужасный запах давнишнего перепревшего пота и давно не стиранных вещей. Бомж, старик с длинными седыми волосами, выглядел устрашающе — правый глаз по внешнему уголку зацепил страшный рваный шрам, отчего глаз опустился со скорбным и жутковатым выражением; пары пальцев на левой руке недоставало, на их месте тоже красовались неаккуратные шрамы. Старика будто хотела перемолоть большая мясорубка, да вовремя выплюнула.

Бомж подошел к старухе, сидевшей напротив Даши, и она вынула из сумки большой пакет с пирогами и вареными яйцами, а так же протянула литровую бутылку с водой.

— Спаси Христос! — бомж перекрестился и посмотрел на Дашу.

Та покопалась в кошельке и протянула ему сотенную бумажку. Бомж, протянувший было руку, отпрянул от Даши, забормотал жалобно, тащась дальше по проходу:

— Издеваются… издеваются…

— Ты первый раз едешь? — грустно спросила старуха. — Андрюшу уж тут многие знают. На что ему твои деньги.

Даша смущенно пожала плечами и засунула деньги обратно. Ну да, она едет этим маршрутом первый раз и знать не знает, что некий всем известный бомж Андрюша берет едой, а не деньгами. Но у нее из еды только упаковка жвачки, вряд ли Андрюше она нужна.

— Охохо, не повезло мужику, — снова завздыхала старуха. — А хороший человек. Моряк. Был.

Даша кивнула — ну конечно, не повезло, может, нужно просто меньше бухать? Но вслух она этого не произнесла и только слабо улыбнулась старухе.

— А ты к кому едешь, дочка? Молодая такая…

— К парню, — коротко ответила Даша.

— Надо же, — покачала головой старуха, и крупные янтарные серьги в ее ушах пришли в движение. — Такие молодые…

Что удивительного в Дашиной молодости и ее парня, она не поняла и выяснять не стала — пожилые женщины невероятно словоохотливы, и Даша, закоренелый интроверт, боялась быть втянутой в разговор о внуках, соленьях и артрите.

— А звать тебя как? — не унималась старуха.

— Даша.

— Хорошее имя какое. Сейчас модно так девочек называть. А в мою молодость другие имена то в моде были — Ларисы, Людмилы… А я вот Анна Мироновна.

— Очень приятно, — фальшиво улыбнулась Даша.

Анна Мироновна ей нравилась, веяло от нее уютом и той теплотой, какая бывает только у пожилых добрых женщин. Но вести с посторонними разговоры мимоходом Даша не умела, ей было неловко.

Она уставилась в окно, давая понять попутчице, что продолжать беседу не намерена, и старуха умолкла. Даша вынула телефон, открыла расписание электричек, нашла свою, чья конечная была в провинциальном крошечном городишке Заринске. Пробежалась по списку остановок, но там и в помине не было Мертвого Лога. Вот это новость, она что, села не на ту электричку? Но Даша точно помнила, что Марк несколько раз повторил — направление до Заринска, Мертвый Лог. Она набрала ему, но спустя десяток гудков трубку так и не сняли. Баню наверняка топит, подумала Даша, он обещал приготовить к ее приезду.

— Извините, электричка идет до Мертвого Лога? Боюсь, я не туда села… — обратилась она к старухе.

Та бросила на нее озадаченный взгляд и медленно кивнула. Даша повернулась к окну — нужно внимательно читать названия станций, тогда она не пропустит свою. Поезд сбавил ход, проезжая очередную кудрявую рощицу, тихо вздохнул и остановился. Станция — без платформы, без единого строения — была обозначена одним единственным указателем со странной надписью «Никто», выполненной в типичных для РЖД серо-красных оттенках. Здесь же Даша увидела старое кладбище с деревянными потемневшими крестами. Кресты были самого старого образца, с небольшими крышами-навершиями, и под каждой такой крышей был устроен ящичек с стеклянной дверцей, где мелькали огоньки лампад. Можно было представить, как кто-то зажег одну лампадку, но тут их были десятки. Какой-то флешмоб, съемки хоррор короткометражки? Но погост был пуст. И вдруг Даша вскрикнула и прикрыла рот рукой — на одном из могильных холмиков сидел на коленях труп, привязанный веревкой за шею к кресту. Она слышала о самоубийцах, ухитрявшихся повеситься на батарее или дверной ручке, но всегда плохо представляла, как это возможно. Тело, очевидно, находилось там давно — кожа на черепе превратилась в сухую бурую корку, а рубашка вся выцвела.

— Вы видели? Видели? — крикнула она старухе.

Та пожала плечами:

— Много раз.

Даша ошарашенно посмотрела на нее:

— Почему его не снимут?

— Зачем? Да и здесь давно никто не сходит, некому снимать.

Даша схватила сотовый и набрала Марку, но тот снова не ответил. Даша покрутила головой — никто из пассажиров не отреагировал на труп. Безумие какое-то… Они что тут, в глубинке, настолько ко всему привычные?! Ладно, вот приедет к Марку, и они вместе позвонят в полицию — ее парень не настолько косноязычный и пугливый, как она.

Поезд подъехал к очередной станции, на которой Даша увидела остов многоквартирного дома. Блочный дом в двенадцать этажей зиял пустыми прозрачными окнами прямо посреди зеленой поляны. Домина укоренялся на высоком, явно искусственном насыпном холме, на котором там и сям горели костры. Около одного костра грелся тощий человек в таком ветхом рубище, что просвечивало бледное синеватое бедро и тощее исцарапанное плечо. Он повернул к составу голову, и Даша увидела, что на глазах его бурая повязка из невероятно грязной истлевшей ткани. Он что-то неслышно заговорил, указывая пальцем на вагоны, и Даша помертвела. Это уже было за гранью — немыслимо, совершенно ненормально, похоже на галлюцинацию. Из вагона вышли сразу двое — пожилой мужчина в хорошем плаще и средних лет полная женщина — и полезли вверх по мягкой осыпающейся земле насыпи. Женщина добралась до высотки первая, и Даша вскрикнула, когда увидела движение в окне и вскоре, перегнувшись через подоконник, на пассажирку уставилась девочка лет пяти в розовом платье, измазанном глиной. Один бант на ее голове развязался и повис истрепанными черными концами.

— Что. Здесь. Происходит, — раздельно произнесла Даша.

— Откуда ты узнала про Мертвый Лог? — подозрительно прищурилась старуха. — Тебе должны были сказать, что…

— Что? Что сказать?! Мертвый лог — деревушка, там дача моего парня!

Анна Мироновна уставилась на нее удивленными глазами:

— Мертвый Лог — это не станция, это путь!

— Как это?

Старуха покачала головой:

— Кажется, ты, девочка, влипла, как и наш Андрей. Мертвый Лог — это путь, на котором ты можешь встретить умерших людей, близких твоему сердцу. Если ты спросишь у кассирши билет до Мертвого Лога в определенные дни на убывающей луне, то попадешь на эту электричку. Сходишь на нужной станции и идешь по обозначенной дороге, которую должна заранее узнать. И на этой дороге ты встречаешь того, к кому шла. Я вот еду к Ивану Львовичу, супругу моему дорогому. Он двадцать лет как помер, а не могу я без него, тоскую ужасно. Езжу вот пару раз в год — часто-то тоже нельзя, в поезде день за полгода идет, стареешь быстрее. Посидим мы, он обнимет меня, назовет Нютой, как раньше. Я про детей рассказываю, внуков… Да что ты так смотришь, чей не в виде мертвяка он. Как нормальный живой человек.

— Этого… этого не может быть. Вы просто сумасшедшая!

Анна Мироновна пожевала губами и спросила:

— Это твой парень сказал тебе взять билет до Мертвого Лога?

— Конечно! Я еду к нему на дачу! — Даша так талдычила про свою дачу, будто это могло избавить ее об безумия происходящего.

— Кажется, твой парень просто подлец, — процедила старуха. — Такое нельзя сделать по незнанию. Билет в мертвый Лог может купить только осведомленный человек!

— Ну а вы-то как узнали?!

— Я к гадалке ходила, — важно произнесла старуха. — Кто-то от знающих людей узнает, от ведуний, кому-то это во сне приходит — мертвые посылают вещие сны.

— И зачем моему парню это делать?

— Видимо, он не хочет, чтобы ты вернулась в реальный мир. Отсюда можно выйти только одним способом — мертвец, к которому ты идешь, укажет тебе обратный путь. И никак иначе, сама ты его никогда не найдешь. Свою станцию и дорогу ты не знаешь, так что…

— А если я выйду с вами? Ваш муж может указать мне обратный путь?

Анна Мироновна покачала головой:

— Нет. Это должен сделать знакомый тебе человек. Да и пройти по моей дороге ты не сможешь — вон, посмотри на Андрея. Сначала-то он нормальный был, то, что с глазом и рукой — пытался выйти на станции.

— А Андрей..?

— Тоже случайно попал сюда. Говорит, жена ему подлянку сделала.

— Так вот почему он деньги не берет! — осенило Дашу.

— Конечно. Негде тут покупать.

Даша провела рукой по холодному влажному лбу и схватила телефон:

— Но здесь ловит связь!

— Ловит, да.

— Можно позвонить в службу спасения!

— И чего? — рассмеялась старуха. — Примут тебя за сумасшедшую, да и все. А если кто и поверит, то толку-то… Здесь — запределье. Между мирами живых и мертвых, МЧС сюда не попадет.

Даша снова набрала Марка, прослушала три длинных гудка и на этот раз телефон взяли.

— Марк! Господи, наконец ты ответил! Тут творится полное безумие! За окнами — мертвый мужик! Какая то бабка говорит, что я села на поезд мертвых… То есть к мертвым! Черт, когда эта станция, где мне выходить, где твой чертов мертвый Лог..?!

— А нигде, — спокойным ровным тоном произнес Марк, и у Даши внутри все заледенело. — Мертвый Лог это путь, а не станция. И ты не знаешь свою дорогу.

— Нет, нет, — забормотала Даша. — Это розыгрыш? Если это шутка, то вообще не смешная!

— Не шутка. Ты останешься там, Дашута. Ненадолго, месяца на три-четыре. Там ведь время идет иначе, стареешь за день на полгода. Впрочем, можешь выйти на любой станции — конец наступит быстрее, но будет крайне мучительным. Я б не стал выходить.

— Зачем..? Зачем ты это…

— Помнишь, сколько мы знакомы?

— Всю жизнь, с песочницы.

— Вот всю жизнь я тебя и любил. С песочницы. А тебе наплевать было, ты меня никогда серьезно не воспринимала. У тебя то один парень, то другой. А я — как жилетка, твою мать, всю жизнь, как жилетка, как подружка! — заорал он. — Ты ведь и сейчас со мной просто раны зализать после этого твоего альфа-самца! И свалишь, как только очередной красавчик на горизонте нарисуется!

— Что?! Марк, ты в своем уме?! Мы с тобой только-только сошлись, а ты мне уже мстишь за то, что я тебя якобы брошу?!

Тот хмыкнул в трубке:

— Конечно, бросишь.

— Боже… Я… — Даша запнулась — она совершенно не умела врать.

И хотя она сошлась с ним вовсе не для того, чтобы переждать плохие времена, но Даша все больше убеждалась — то, что между ними, даже близко не любовь. Она хотела сказать, что привязана к нему, но язык словно примерз к небу.

— Вытащи меня отсюда, пожалуйста, — выдавила Даша.

— Даже если б я хотел, то не смог бы, — самодовольно сказал Марк. — Но ты позванивай, пока мобила не сядет. Буду рад услышать.

Мертвой рукой она нажала на значок отбоя. Анна Мироновна покачала головой, с жалостью глядя на Дашу.

— Вот, возьми, — она суетливо пошарила в сумке и вынула пару булочек в пакете. — Сутки хотя бы переможешься.

Даша, чуть помедлив, взяла пакет и положила в рюкзак. Бомж, угнездившийся на лавке около дверей, вдруг сполз на колени на пол и принялся громко читать молитвы, размашисто крестясь.

Поезд в это время сбавлял ход, приближаясь к очередной станции. Здесь был павильон ожидания, даже с кассами. Железные решетки на окошечках покрылись паутиной, в которых запутались сухие листья. На скамье с закрытыми глазами сидели две женщины и молодой парень. Одежда их, старомодная и выцветшая, была спереди густо усыпана дорожной пылью, как и их лица. Даша подумала, что они давным-давно не трогались с места — эти люди выглядели, как забытые манекены. Одна из женщин вдруг открыла глаза, и серая сухая пыль посыпалась с ее век. Она встала и направилась к вагону, остальные двое так и остались сидеть неподвижно.

— О боже! — тихо воскликнула Анна Мироновна и быстро перекрестилась. — Попутчица! Вот не повезло, так не повезло! Ты, Даша, одно запомни — не реагируй на нее никак. Не разговаривай с ней, не смейся, не плачь, чтобы она ни сделала, ни сказала. Оттуда редко кто на поезд садится, но бывает…

Даша кивнула с серьезным видом — она уже поняла, что старуху, бывшую в Мертвом Логе завсегдатаем, следовало слушаться.

Странного вида женщина вошла в вагон и двинулась по проходу, Андрей кинул ей вслед взгляд, полный ненависти. Она остановилась возле них со старухой, подсела к Даше. Даша взглянула на нее опасливым быстрым взглядом — вблизи попутчица выглядела еще более пугающе. Она была вся будто составлена из разрозненных кусков: одна рука крепкая, волосатая, будто мужская, вторая тонкая, девичья, но указательный и большой пальцы пришиты черными грубыми стежками и взяты словно от ребенка — маленькие, нежные, с крохотными розовыми ноготками. Один глаз голубой, с длинными ресницами, второй серый, с гноем в уголках, в паутине мелких морщин. Пахло от нее омерзительно — словно кто-то забыл рыбьи потроха в мусоре на пару дней. Попутчица мычала, не разжимая губ, какую-то тошнотворную песенку, похожую на те мелодии, какие закачивают в дешевые китайские игрушки. Она взяла Дашину руку, осмотрела со всех сторон и вдруг засунула ее указательный палец себе в рот. Даша удержалась в последний момент от вскрика, потому что Анна Мироновна наступила ей на ногу и покачала головой.

Даша зажмурилась и ожидала резкой боли — она была уверена, что попутчица ее укусит, но та принялась грызть ее ноготь. Отгрызенный кусочек женщина засунула за свой ноготь, полюбовалась, напевая все ту же омерзительную песенку, и встала. Напоследок она выдернула у Даши несколько волосинок с головы и пошла дальше по проходу.

— Такие твари… — тихо сказала Анна Мироновна, когда попутчица перешла в тамбур. — Вечно гадость какую-то учинят. Одна радость, что редко в вагон заходят и выходят обычно быстро. Главное — не разговаривать с ними, а то с собой утащут.

Даша вынула носовой платок и отерла с пальца слюни попутчицы.

— Что мне делать… — прошептала она. — Должен же быть какой-то выход!

— Если и есть, я про него не знаю. Я у своей гадалки спрашивала насчет Андрея, она сказала, ничего не поделаешь. В Мертвом Логе он, конечно, мог бы найти умершего родственника, но ведь он не знает к нему путь.

— А ваша гадалка не может ему подсказать этот путь?

— Нет. Я уж уговаривала ее сесть на поезд и встретиться с Андреем, но она отказывается — говорит, для нее это опасно.

Даша посмотрела на пейзаж за окном — пробегали березовые рощицы, зеленые живописные луга. Закат будто замер в одной точке, а ведь они ехали уже не один час, и солнце должно было уже сесть. Она представила, как стареет в пыльном старом поезде, глядя на всю эту обреченность, на мертвецов и адских тварей за окном. Даша поднялась, вышла в тамбур, вынула из рюкзачка вейп. Пустила в потолок ароматный дым, пахнущий виноградом, и тихо заплакала, ударив кулачком в стекло. Сзади послышался звук раздвижной двери, и обернувшись, она увидела Андрея.

— Дай подымить, подруга? Месяц не курил, ломает ужасно.

Даша секунду подумала и протянула вейп старику. К черту гигиену, все равно ей скоро помирать.

— Сколько вам лет? — поинтересовалась она у Андрея.

— Тридцать пять стукнуло.

Даша с ужасом посмотрела на древнего старика, кожа которого больше напоминала древесную кору.

— Что, не похоже? Конечно, не похоже. А тебе сколько?

— Двадцать четыре.

— Красивая ты девка. Ну и что, кто тебя сюда засунул?

— Мой парень, — промямлила Даша, и щеки ее вспыхнули. Почему-то ей было стыдно, что ее обманул самый близкий человек.

Старик прислонился к стене тамбура, задумчиво посасывая вейп, и окинул ее внимательным цепким взглядом.

— Я не могу поверить… Такого же просто не бывает, я не верю в мистику! — крикнула Даша.

Андрей кивнул и снова выпустил колечко ароматного пара:

— Я тоже не верю.

Поезд, трясясь всеми изношенными сочленениями, сбавил ход, сильно дернулся и остановился в чистом поле. Здесь из земли торчала деревянная кривая палка с табличкой «Серые твари». Разъехались с дребезжанием двери, и Даша, повинуясь мгновенному порыву, спрыгнула на насыпь. К черту все, это же просто невозможно! Не бывает никакой мистики, ей просто что-то подлили в воду, это все галлюцинации!

— Стой, дура, стой! — отчаянно кричал ей Андрей в след. — Здесь в траве — серые! Твою мать, вернись!

Даша быстро зашагала по высокой сочной изумрудной траве, не обращая на него внимания. Она дойдет до ближайшей деревеньки или трассы и вырвется из этого безумия. Другие же выходят из поезда, и мало ли что несет эта сумасшедшая старуха!

Что-то мелькнуло на периферии зрения, Даша остановилась и покрутила головой. В траве шло тихое копошение, будто по земле бегали небольшие зверьки. Она сделала пару осторожных шагов, и тут из тонких узких листьев высунул голову ребенок престранного вида. Совершенно серая кожа, круглые глаза с неровными, будто оборванными веками, приплюснутый нос. Существо встало в полный рост, и Даша увидела, что оно едва доходило ей до пояса. Ребенок был гол, и на том месте, где должны были располагаться гениталии, поблескивала совершенно ровная кожа, как у пластикового пупса.

— Дай, — громко и внятно сказало существо.

— Что? Что тебе дать? — прошептала Даша.

Сзади громко зашуршала трава, и кто-то сильно схватил ее за капюшон ветровки и дернул. Она обернулась и увидела Андрея, который держал садовую тяпку наперевес.

— Бежим! — крикнул он.

Трава сильно заколыхалась, и из моря зеленых листьев показались десятки серых существ.

— Дай! Дай! — как галки, загалдели они.

— Бежим, к чертовой матери, пока поезд не ушел! — заорал Андрей и ударил тяпкой существо, которое подползло к ним поближе — передвигались они на четвереньках. Даша с ужасом увидела, как тяпка оставила огромную кровавую рану на лице, но тварь будто не чувствовала боли, она ощерилась и зашипела, показав крепкие длинные зубы.

Серые существа подступили к ним вплотную, и Даша наконец вышла из оцепенения и бросилась обратно к поезду вслед за Андреем. Тот бил тяпкой тварей, которые кидались им под ноги, и подгонял Дашу воплями:

— Быстрей, подруга! Давай быстрей!

Даша вскрикнула — одно из существ вцепилось ей зубами в руку, и Андрей, оглянувшись, сильно ударил его по голове и отбросил подальше в траву. К поезду они подбежали вовремя, когда тот издал пронзительный гудок. Андрей запрыгнул на подножку первый и втащил ее одним рывком в тамбур. Тяжело дыша, они упали на заплеванный пол, и старик схватился руками за грудь.

— Ста… староват я уже для… Для беготни! Вот дура ты! Они б тебя сожрали!

— Простите… — промямлила Даша. — А откуда у вас тяпка?

— В поезде кто-то из дачников забыл, а я прибрал.

Андрей отдышался, массируя грудь, и сказал:

— Пошли-ка поговорим, Даша.

Они вернулись в вагон и сели на первое сиденье. Андрей потер переносицу, в ямке которой скопилась черная грязь и жир:

— А меня сюда женушка определила. Пока я по морям в торговом флоте мотался, любовника завела, на десять лет моложе ее. Я как сюда попал, по первости спать не мог — во сне только и видел, как душу ее, гадину. И ведь ради чего она это все..? Две квартиры у нас и дом загородный хороший, делить не захотела. Цена моей жизни, — усмехнулся он. — Впрочем, не так дешево, кого-то и за гораздо меньшее убивали. Я тут многое передумал, даже почти простил ее. В бога вот веровать начал… А, ладно.

— Неужели нет никакого способа вырваться?

— Что я только не пробовал. И с поезда сигал, вот как ты, глаз вон… — Андрей потыкал в шрам на лице. — И даже вот такую штуку хотел провернуть: мы можем прийти только к близким людям, а узнать путь можем только лично. Но ведь у моего помершего деда не только я близкий родственник, а и мать моя или брат. Позвонил я брату, рассказал вот это все, просил его пойти к знающему человеку и узнать путь к деду, а потом сесть на поезд. Вдвоем с ним мы смогли бы по пройти по пути — он у нас общий. Но брат обматерил меня только из-за того то что я семью бросил. Жена надула им в уши, что я в каком-то порту сошел, забухал и бабу себе нашел. Ну, вот он и подумал, что я до белой горячки допился. Я и матери звонил… Никакого толку!

Даша раскрыла рот, как галка и встрепенулась:

— Об этом способе я не подумала… Если я позвоню маме..!

— То она решит, что ты на чем-то торчишь.

— Я пришлю ей фото!

— Которое не сможешь сделать, на фото эта вся срань не отображается. И даже если твоя мать все-таки поверит тебе, найдет ведунью и сядет на поезд, то пройдет несколько дней, а то и недель. На сколько ты постареешь за это время?

Андрей махнул рукой и затянулся Дашиным вейпом.

— Я вот чего сказать-то хочу… Мне уже плевать на все, помирать скоро. Одно, что меня гложет — сын у меня там остался, четырнадцать лет ему… Не попрощался я с ним толком.

— Хотите позвонить ему с моего телефона? — догадалась Даша.

— Нет, что ты! Разве он поверит в это все? — он обвел руками вагон. — Я помогу тебе выбраться, а ты отнесешь моему сыну письмо.

— Выбраться? Как это?! — подпрыгнула на сиденье Даша.

— Стану мертвецом. Конечно, я не близкий тебе человек, не родственник, но того, что ты меня знаешь, должно быть достаточно. Ты выкинешь мое тело на станции, а там уже Мертвый Лог меня приберет. А дорогу я тебе скажу — я ведь сам ее выберу, и не нужны никакие экстрасенсы, ведьмы и гадалки. Поезд ходит кругами, через пару дней ты вернешься на нужную станцию и сойдешь.

— Вы совершите… само… — Даша не договорила, горло ее сжалось.

— Ну да, — обыденным тоном произнес Андрей, будто они обсуждали, на какое кино сходить.

— Я не… Не знаю. Принять такую жертву…

— Да какая жертва! Посмотри на меня! Даже если б я прямо сейчас вернулся туда, в нормальный мир, сколько б я еще прожил? Ну, год, два, мож быть. Я тут у себя на боку шишку какую-то нащупал, болит, зараза. Рак, может быть. А может, и нет, все равно. Мне уже ничего не светит. А ты молодая девчонка.

— А как… Как вы это сделаете?

— Несложно. Там в тамбуре дверца на стене есть, за ней электрика всякая, и провод висит, искрит. Возьмусь за него, да и …

— О боже… — Даша сжала кулачки на коленях.

— Можем, конечно, подождать, пока я сам помру, недолго уж осталось, я чувствую. Но ты не забывай, и твоя молодость быстро уходит.

— Соглашайся, — прозвучал голос Анны Мироновны за ее спиной. — Я помогу столкнуть тело.

Даша приподнялась на сиденье и порывисто обняла старика, не обращая внимания на невероятную вонь.

Паренька она подкараулила около школы. Белобрысый пацан выслушал ее сбивчивую путаную речь и с опаской взял листок из блокнота, где Андрей описал путь к нему. Даша думала, что он посмеется над ней и выбросит листок, но мальчишка взглянул на письмо, в конце которого старик нарисовал кривого зайца, и вдруг расплакался.

— Это точно папа писал! Папа рисовал мне этого зайца, когда я совсем мелкий был! Вы видели его? Видели папу? Мама сказала, что он бросил нас из-за тетки какой-то… Но я не верю! Он бы никогда так просто не уехал!

— Он тебя не бросал. Сделай так, как написано здесь… И ты увидишь отца.

Даша повернулась и зашагала прочь, не оборачиваясь. В кармане она сжимала то, что дал ей Андрей, вещь, которую она вынесла из мертвого Лога. И сейчас самое важное дело — встретиться с Марком.

Настя отложила тетрадку:

— Ничего себе… Я думала, тут бред собачий, но история вполне связная. Как тебе, достаточно мистичненько?

— По-моему, круто. Но мне бомжа жалко. Крутой он дядька, себя не пожалел, чтобы чужую девку спасти.

— Да уж… А Марк конечно козел…

Я взял тетрадь, пробежался по последним строчкам:

— Жалко, дядя Володя не написал, что такого Андрей дал Даше, как она мстить собралась…

— Ну что, будем читать дальше?

Я положил подбородок на поднятые холмом колени:

— Спрашиваешь. Конечно!