Исполнение желаний

Пять дней до Большого праздника. Чистая зона

Корпоративная зона: «Виндзор»

После хаммама и массажа горячими камнями по телу растеклась сонная нега. Эледа Ховерс, завернувшись в уютный махровый халат, лежала на кушетке SPA-салона и наслаждалась приятным мятным чаем, расслабляющей музыкой и весёлым чириканьем собеседницы — Барбары Корнелл. Впрочем, ещё с колледжа Барби никто не называл по имени.

Куколка — так к ней обращались и однокашники, и даже преподаватели. Неудивительно, Барби действительно была похожа на куколку. Ту самую, придуманную в двадцатом веке: зефирно-ванильную, клубнично-сливочную, до невозможности сладкую девочку с большущими глазами, точеной фигуркой, длиннющими ногами, копной светло-русых волос, любовью к розовому цвету и кукольными же мозгами.

Эледа лениво приоткрыла глаз и посмотрела на однокашницу. Та изящно полулежала на своей кушетке, болтала обнажённой ножкой и щебетала без остановки.

Что отличало Куколку от всех прочих знакомых Эледы, так это полная, просто абсолютная безобидность, жизнерадостность и прямо-таки потрясающая наивность. Такое чувство, что Барби прилетела в семейство Корнеллов не иначе как на зонтике одуванчика. А, может, приплыла по весеннему ручью на лепестке розы. Она не запоминала ничего, кроме светских сплетен, была совершенно неспособна к наукам, вечно попадала в глупые ситуации, практически мгновенно забывала обиды и рассыпала вокруг такие флюиды очарования, перед какими теряли волю даже самые крепкие люди. Барби обожали все, и никто не принимал всерьёз.

Долгое время Эледа полагала, будто Куколка в действительности — ловкая притворщица и играет удобную для себя роль кокетливой глупышки. Однако внезапные глупые романы мисс Корнелл, память, как у курицы, а также совершенно абсурдные в своем идиотизме попытки самоубийств из-за несчастной любви то к телохранителю, то к водителю со временем убедили Эледу в полной безопасности Барбары.

Мисс Ховерс долго приглядывалась к однокашнице. Изучала её личность буквально под микроскопом, а потом окончательно утвердилась в том, что Барби — существо абсолютно эфирное, нуждающееся в постоянной опеке, забавное, драматичное и совершенно, просто невообразимо, умилительное.

Родители и братья ее обожали и держали под жёстким контролем. Семья относилась к Барби, как к нежному, ранимому, совершенно бесполезному, но милому питомцу: ее лелеяли, берегли и искали кого-то, кому можно было бы скинуть заботы об этом хлопотном и совершенно безмозглом создании. Надо сказать, желающие в очередь не выстраивались, ведь за спиной зефирно-клубничной Барби стоял мрачный промышленный клан Корнеллов, который в своей сфере давно сожрал всех конкурентов. Приданое у Барби было завидное, но вздеть на руки розово-пушистые кандалы, коими являлась мисс Корнелл, дураков не находилось. Хотя… поговаривали, будто отец Куколки уже лет пять как договорился выдать единственную дочь за своего рано овдовевшего друга и партнера Отто Валмера. Если это было правдой, Барби ждала участь стать мачехой троим дочерям Отто, даже самая младшая из которых вполне годилась ей в матери.

В общем, Эледа с лёгкой полуулыбкой любовалась собеседницей, а та тараторила, захлёбываясь новостями: кто на ком женился, кто объявил о помолвке, кто кому с кем изменил — пикантные сплетни были излюбленной темой Куколки.

— Помнишь Синтию Вэлз? — спросила Барби, нисколько не смущаясь молчанием Эледы. — Такую брюнеточку из параллельного потока в колледже? Ну, ты должна помнить! Она ещё вечно ходила с дурацкой косой, а потом вдруг остриглась и сделала себе дурацкое каре. Воображала такая. Ещё строила глазки Дейву Парсону, но он тогда уже запал на тебя. Ну, вспоминай!

Мисс Ховерс прилежно наморщила лоб, а потом просияла и щёлкнула пальцами:

— Вспомнила! У которой ещё телохранителем был такой здоровенный лысый негрила со шрамом на лице?

— Да-да-да! Ужас что такое! — обрадовалась Барби. — Помнишь тот скандал, который вокруг неё разгорелся года три назад? Не помнишь? Ах, да, тогда ведь этот кошмар случился с Джедом Ленгли… Бедняжка, я просто не представляю, как ты это всё пережила! Так ужасно… — впрочем, Куколка быстро перестала изображать положенные ужас и печаль, которые вряд ли вообще когда-то испытывала, и продолжила кудахтать: — Так вот, мне Анни Роверз, знаешь, что рассказала? К Синтии от СБ было какое-то дело — и, угадай, кого прислали для беседы? Не поверишь, Марио Тассони!

Барби сделала ликующую многозначительную паузу.

— М-м-м… — лениво отозвалась Эледа, которая не знала ни про скандал, ни про Марио Тассони, да и саму Синтию вспомнила с большим трудом.

Куколка подпрыгнула на своей кушетке и просто просияла радостью оттого, что может рассказать собеседнице что-то, чего та не знает, но что давно известно всем.

— Эледа, да ты чего?! Вспомни: Синтия Вилз. Ну?! Она вышла замуж за Рикардо Рамироса — ресторатора! Прямо лет в двадцать выскочила. А не успели они и года прожить, как выяснилось, что у нее роман! И ты не представляешь, с кем! Так романтично вышло… В общем, она в ресторане своего мужа познакомилась с итальянцем, совершенно обыкновенным, — глаза у Барби сияли, словно она рассказывала не об адюльтере, а об авантюрно-шпионском романе.

— Что значит «совершенно обыкновенным»? — уточнила Эледа, не особо интересовавшаяся подноготной человека, которого она даже вспомнить-то не могла толком.

— Он не нашего круга, не из высших, самый обычный. В общем, у них закрутилось, а потом оказалось, что он женат и у него даже есть дети. Но это не всё, потому что вскоре узнал Рикардо. А ты не представляешь, какой он вспыльчивый и ревнивый оказался! — Куколка закатила глаза, словно только и мечтала о таком же муже, о кипучих страстях, жгучей ревности и бурных примирениях.

— Не повезло Синтии, — философски заметила Эледа, снова закрывая глаза.

— Ещё как! Рикардо бы этого итальянчика просто убил, но ты не поверишь, оказалось, что итальянчик-то непростой, а ближайший помощник Герарда Клейна.

Ого! Вот на этих словах мисс Ховерс стала слушать очень внимательно, хотя, разумеется, даже бровью не повела, обозначая свой интерес.

— Да ты что… — по-прежнему без всякого азарта протянула Эледа. — И чем же всё закончилось?

— Я вот даже не предполагала, что Герард на что-то такое способен, — продолжила щебетать собеседница. — От него ведь семья отстранилась, когда он ушел в СБ и…

— Куколка, не отвлекайся, — перебила её Эледа, — дорасскажи, наконец, чем закончилась эта утомительная эпопея с итальянцем.

— Оу… — Барби рассмеялась, словно бы досадуя на то, что перескочила в разговоре с одного на другое. — Так вот, поехал Рикардо к Герарду, просить, чтобы тот ему выдал того героя-любовника. Понятное дело, ходить с рогами… А ведь у Рикардо еще…

— Куколка!

— Ну да, ну да. В общем, они с Герардом поговорили, а потом Рикардо весь ну просто красный от злости уехал. Просто вот, ну, как томат. Это мне подружка Синтии рассказывала, они вместе состоят в одном загородном клубе, и Мирабелла…

— Погоди, — снова прервала её Эледа, которой впервые стало по-настоящему любопытно, — потом про Мирабеллу. Чем закончился роман Синтии с человеком Герарда?

— Да ничем, — пожала плечами Барби. — Герард своего итальянца Рикардо так и не отдал. Несмотря на все связи Рамиросов. Те, конечно, страшно злились, но всё в итоге спустили на тормозах, я не поняла, почему…

Мисс Ховерс усмехнулась про себя. Чего тут непонятного-то может быть? Но Куколка — это Куколка.

— Полагаю, весь латиноамериканский гнев Рикардо обрушился на Синтию? — усмехнулась Эледа.

— Ну да. Он её быстро отвёз в медицинский центр, самый лучший в корпорации, и заделал там тройню. Представляешь? Тройню! Видела бы ты её живот! Она была похожа на автобус! А после родов так сильно поправилась, я встретила, ну просто не узнала. Конечно, сейчас уже три года прошло, она снова в форме, но родить тройню в двадцать лет — это перебор! А Рикардо потом ещё чуть не год держал её на домашнем аресте. Но я думаю, это сплетни, скорее всего, она сама выходить не хотела, возвращала утраченную фигуру…

Собеседница Барби на миг задумалась, а потом осторожно подтолкнула щебетунью в нужную сторону:

— Так почему ты её вспомнила сейчас?

— А! Ну да, — Куколка сделала глоточек чая и продолжила с ещё большим воодушевлением. — В общем, к Синтии у СБ недавно было какое-то дело, что-то про слишком простые шифры, и для беседы к ней прислали того самого итальянца! Бр-р-р, как ужасно… — Барби скривилась. — А Рикардо, мне Анни Роверз рассказывала, был прямо в бешенстве!

С огромным трудом Эледа удержала улыбку. Черт побери, как умно! Рикардо даже не понял, но ведь Герард оказал ему услугу. Впрочем, Рамирос вспыльчивый, однако не дурак ведь, наверное, сейчас уже оценил. Вряд ли его жене, пускай она и вернула себе былые стати, было приятно видеть ошибку юности, из-за которой она теперь, как свиноматка, окружена детьми. Да и итальянца этого Герард тоже изрядно щёлкнул по носу: являться в дом, хозяин которого хочет тебя в лучшем случае придушить — то ещё удовольствие, нервы щекочет, дай боже. Очень педагогичный шаг.

— Ну и чем всё закончилось между итальянцем и Синтией? — спросила мисс Ховерс, уже без малейшего интереса.

Барби ответила, явно разочарованная тем, что такая интересная история завершилась столь банально:

— Представляешь, она сказала Анни: «Боже, какой дурой я тогда была! Что я в нём нашла?» Представляешь? «Дурой»! А теперь родила троих и поумнела будто. Зря Герард не отдал этого итальяшку Рикардо, тогда всё закончилось бы не так скучно.

И Барби недовольно наморщила лобик. Она считала, что пылкие и страстные истории должны завершаться, как в театре: либо свадьбой, либо убийством, поэтому Герард Клейн в её представлении испортил хорошую постановку дурным финалом.

Эледа Ховерс снова откинулась на кушетку и прикрыла глаза. Она-то поняла, что финал у маленькой семейной трагедии Рамиросов вышел более чем благополучный. Вообще, светская жизнь — при всей своей внешней легкости и несерьезности — отличный источник информации, а заодно весьма эффективный инструмент. В первую очередь потому Эледа и продолжала поддерживать контакт с Куколкой.

* * *

Спрос рождает предложение. Достаточно большой куш компенсирует риски и привлекает исполнителей. Так всегда было и так всегда будет.

Когда за периметром для работы против конкурентов корпорациям потребовались не связанные с ними исполнители, из пестрой массы тамошних наемников быстро выделились те, кого впоследствии назвали рейдерами.

По эту сторону периметра в вечной внутрикорпоративной грызне тоже всегда были нужны люди, не связанные явно ни с одним из кланов. И они тоже появились, только здесь их назвали агентами. Довольно быстро определились пределы, до которых их деятельность «не замечала» СБ корпорации. Ну, а службам безопасности кланов на агентов было положить до той поры, пока они не начинали работать против них самих.

В скромном офисе в сто десятом секторе невысокий сутуловатый человечек откинулся в кресле. Человечек был средних лет и самых что ни на есть средних внешних данных. Он не выделялся из толпы. Носил неновый и немодный костюм, дешёвые рубашки и безвкусные галстуки, стоптанные туфли, потёртый дипломат и потасканный коммуникатор.

Когда-то давно человечек был агентом. Весьма, к слову говоря, успешным. Пятнадцать лет в профессии — это много. Человечек очень гордился собой! Но однажды он совершил ошибку — взял заказ на семью Парсонов. И, что характерно, успешно его выполнил, разыграв втёмную Дейва Парсона — младшего отпрыска мелкого клана. Спровоцировал его устроить покушение на наследницу могучей династии — Эледу Ховерс — и подсунул для этой цели нескольких низкоквалифицированных исполнителей. Вполне закономерно после неудачной попытки гнев Ховерсов обрушился на Парсонов подобно лавине. Семья Дейва оказалась размазана и поставлена на колени, превратившись из крепкой корпоративной ячейки в жалкую горстку неудачников, объединенных общей проблемой. Казалось, можно было порадоваться очередной победе и отдыхать. Однако агент недооценил безопасников Ховерсов и их связей с СБ корпорации.

…Спустя полгода совсем в другом секторе человечка взяли под локти прямо на пешеходном переходе. У него забрали потертый дипломат и потасканный коммуникатор, после чего испуганного — с мокрой от пота спиной — доставили к Нейту Ховерсу.

Спасло человечка лишь то, что он был нанят врагами Парсонов, которые при этом совершенно не хотели вредить Ховерсам. Именно отсутствие злого умысла по отношению к наследнице, подтвержденное в первую очередь дурным исполнением «похищения», спасло человечка. Тот факт, что он специально подсунул Дейву Парсону никудышных исполнителей, заведомо неспособных пробить личную охрану Эледы Ховерс, позволил человечку сохранить жизнь. Конечно, только после того, как он подтвердил всё это под химией.

А вот Нейт Ховерс в итоге оказался перед непростым выбором. С одной стороны, человечек не действовал против него, более того, в результате действий человечка Ховерсы остались в выигрыше. С другой стороны, человечек устроил-таки покушение на наследницу клана. Впрочем, Нейт вышел из затруднения с присущим ему остроумием: он принял человечка на работу… Не забыв поставить в долг все затраты, связанные со случившейся по его вине историей.

Это произошло тринадцать лет назад. Шесть лет бывший агент выплачивал долг, отказывая себе во всем. А потом, когда остался последний кред, прекратил выплаты и… продолжил работу. Внезапно выяснилось, что под крылом Ховерсов жить и прибыльней, и безопасней. Удивительно, но это понимали и так поступали очень многие.

И вот сейчас человечек довольно улыбался, глядя в голокуб.

Очередная задача, причём довольно простая. Кто-то искал в Сети данные, загнав в поисковик запрос «Эледа». Закономерно на поиск сработали заранее расставленные триггеры. И задача свалилась к нему. После чего была предельно быстро решена. А неуклюжие попытки искавшего замаскировать свои действия могли только позабавить. Что ж, Джекоб Уайт, тебя уже вычислили. А теперь посмотрим, кто ты, чем дышишь, что вокруг тебя творится и, самое главное, чей ты. Чей ты на самом деле.

* * *

Хотя в подвале заброшенной фабрики снова были люди, на этот раз тишина каменного подземелья не нарушалась ни воплями, ни ударами, ни мольбами о пощаде. Похоже, человек, попавший сюда сегодня, от ужаса начисто потерял и голос, и волю к сопротивлению.

Абигейл Бхаттар — лейтенант внутренней безопасности СБ «Виндзора» сектора сто пятьдесят два мегаплекса восемнадцать — смотрела на трясущегося толстяка патрульного и с тоской думала, что вот такие образцы — весь её кадровый ресурс. Ни одного толкового сотрудника! А ведь как можно было бы развернуться, удайся ей выйти на рейдеров, штурмовиков или хоть карателей! Увы. Предел мечтаний — ГБРовцы, да и с ними-то еще поди, сконтачься, чтоб прощупать на «профпригодность». Вот и приходится терпеть дебилов вроде сегодняшнего.

— Джекоб, меня не интересует, почему ты нарушил все наши правила работы с клиентами, — спокойно сказала Абигейл, отодвигая от себя пластиковый стаканчик с недопитым синткофе. — Меня даже не интересует, кто тебя так обучал информационной безопасности, что ты знать не знаешь о сигналках на запросы… Это ж каким идиотом надо быть, чтобы искать в информационной сети мегаплекса конкретного человека, о существовании которого тебе стало известно чисто случайно? И всё-таки это мне тоже неинтересно. Меня интересует лишь одно: что ты станешь делать, когда за тобой придут представители этой самой Эледы? А ведь они придут, Джекоб. Высшие — это не шутки.

Патрульный взопрел. И без того багровое лицо стало красным, как на пороге апоплексического удара.

— Молчишь? Видит КорпДух, мне жаль, — Абигейл откинулась на спинку офисного кресла и тихо сказала, обращаясь к двоим мужчинам, стоящим у двери: — Утилизация под несчастный случай. С воспитательным эффектом.

Джекоб мелко-мелко затрясся. Обгадится ещё, убирай тут потом. И так кабинетик крохотный… Абигейл вздохнула и хотела встать, но что-то легонько ударило ее в грудь. В ту же секунду Джекоб с ловкостью, какую трудно было заподозрить в его тучном теле, вывернулся, складываясь в коленях. Двое утилизаторов, стоявших по обе стороны от патрульного, повалились на пол, тогда как он неожиданно шустро развернулся к столу и… схватившись за шею, замер. Следующие выстрелы пришлись в живот, заставив патрульного скрючиться и осесть на пол.

Мэм-лейтенант перевела дыхание. Маломощный патрон не давал сильного звука, поэтому в ушах почти не звенело. Женщина сменила магазин и спрятала крохотный (чуть меньше коммуникатора) пистолетик обратно за пояс, после чего осмотрела письменный стол. Возле пластикового стаканчика валялась отскочившая от одежды игла парализатора. Абигейл со вздохом сделала глоток кофе и только после этого вышла из-за своего рабочего места, чтобы присесть рядом с корчащимся Джекобом.

— Внезапно не один ты носишь запасной ствол, — спокойно сказала лейтенант своему бывшему подчиненному. — Мог бы и знать, что у людей с работой вроде нашей форма бывает с защитным подбоем от игольника, — руки у нее всё ещё слегка подрагивали. — Даже интересно, доживешь ли ты до начала утилизации.

С этими словами смуглая высокая женщина резко встала, поправила форменную юбку и, уже не скрывая раздражения, подошла к старшему из утилизаторов. Остановилась возле головы парализованного и спросила мужчину, беспомощно смотрящего прямо вверх:

— Вот зачем я вас держу? Только с подыхающими бабами можете управиться.

Она снова наклонилась, выдернула иглу из бедра подчиненного, изучила цветовую маркировку на хвостике и отошла к висящей на стене аптечке.

— Как очухаетесь, приберитесь здесь. А за свой косяк этого и следующего утилизируете бесплатно, — сказала Абигейл, копаясь в антидотах к парализатору.

Только бы маркировка на игле Джекоба не была обманкой. Три исчезнувших СБшника за один день — это уж точно повод для статтревоги.

* * *

Эледа пришла вовремя. Впрочем, неудивительно. Наследница Ховерсов не могла не понимать разницу между деловым обедом и интимным, поэтому возникла в дверях ресторана ровно в час — собранная, строгая, с двумя шифоньерами за спиной: полуседым амбалом с квадратной физиономией и молодым колоритным арабом.

Официальность встречи, помимо ведомственного ресторана «для своих», подчеркивала официальная одежда — мисс Ховерс поднялась на семьдесят пятый этаж в обеденный перерыв и была облачена, согласно регламенту, в строгую тёмно-синюю униформу агента СБ, которая, надо заметить, необычайно ей шла.

— Мистер Клейн, — сдержанно улыбнулась наследница клана Ховерсов, — спасибо за приглашение.

Она первая протянула руку для пожатия.

— Приветствую, мисс, — встал из-за стола Герард. — Истинную женщину красит даже казённая форма. Присаживайтесь, позвольте представить вам моих личных помощников — Алехандро Домингеса и Марио Тассони.

— Если сшитая по индивидуальному заказу форма не красит, то портному должно быть, как мне кажется, мучительно больно. Рада знакомству, господа, — кивнула Эледа вставшим мужчинам. — Мой телохранитель — Батч Фейн и помощник — Джалиль Вахид.

Сопровождающие мисс Ховерс обменялись рукопожатиями с мужчинами и расселись по стульям.

Возле столика тут же материализовался официант и предложил даме меню. Эледа не стала тратить время на знакомство с местной кухней, сказала:

— Салат и рыбу, — и, не глядя, передала папку мужчинам. — Судя по всему, в ближайшее время нам предстоит достаточно тесно работать, мистер Клейн, но мне пока нечего сказать по существу, так как я только начала подбор сотрудников в свою группу. Поэтому, если вы хотели услышать от меня что-то конкретное… увы, ничего конкретного ещё нет.

— Мисс, — Клейн улыбнулся, — это мои личные, — он подчеркнул это слово, — помощники. При них можно говорить всё, что вы сказали бы мне только наедине. О ваших спутниках даже не спрашиваю. Я ещё в прошлое знакомство понял, как в вашей семье умеют подбирать людей.

Эледа улыбнулась, сбрасывая налет сухой официальности:

— В моей семье, — сказала она, — ещё и считают, что первое впечатление — самое сильное. Как я понимаю, вы не просто так выбрали официальное место и рабочее время для встречи?

— Надо же, перед тем как попытаться пригласить вас куда-то во внерабочее время, понять, будет ли это уместно, — сказал Герард.

Эледа рассмеялась и чуть подалась вперёд:

— Но во внерабочее время с вами ведь не будет помощников?

— Значит, рабочие дела стоит решить сейчас, — улыбнулся он.

— Тогда приступайте, я слушаю, — мисс Ховерс внимательно смотрела на собеседника.

— Итак, мы с вами — полномочные аудиторы, которым предстоит заниматься мониторингом соглашения, заключенного между нашими кланами. И мы же должны защищать это соглашение от сторонних сил. Я свою структуру организую в ближайшее время, вы тоже получили указание создать рабочую группу, которая через год будет реорганизована в самостоятельный отдел под вашим руководством. В свете этого я решил, что стоит возобновить знакомство, обсудить прямые варианты связи и познакомить наших ближайших помощников. Не вовлекая глав обеих семей. Горизонтальные связи зачастую куда эффективней вертикальных, — он положил на стол и придвинул к собеседнице тиснённую золотом визитную карточку. — Мой прямой контакт, не прослушиваемый отцом. Одновременный доступ к возможностям и СБ, и семьи, как ни крути, открывает ряд преимуществ.

Собеседница кивнула, взяла карточку и слегка отстранилась, чтобы позволить вернувшемуся официанту поставить заказ. В этот самый момент негромко тренькнул её коммуникатор, сообщая о входящем сообщении. Эледа не обратила никакого внимания, автоматически нажала на кнопку, выключающую звук, и положила на скатерть перед Герардом свою визитку:

— Мой прямой контакт, прослушиваемый отцом, если это вдруг взбредёт ему в голову. Меня это не беспокоит, а вы… учитывайте. Впрочем, на такие случаи можем договориться о кодовой фразе, — девушка хмыкнула, явно припомнив что-то из прошлого. — Нам вообще стоит проработать кодовые фразы для разных ситуаций. Но это чуть позже. И да, вы представили своих людей, но не сказали, кто они и за что отвечают.

— Рейдер в отставке. За сложные необычные ситуации, — Алехандро приятно улыбнулся.

— Просто контрразведка. В моей компетенции простые и обычные ситуации, но в первую очередь их предотвращение, — кивнул Марио.

— Каратель. Переквалификация, — невозмутимо представился в ответ Батч. — Отвечаю за общую безопасность.

— Всё остальное — на мне как на рейдере, — закончил Джалиль

— И они виртуозно справляются, — заметила Эледа. — Как, думаю, и вы, господа. Ну, так что, джентльмены? Предлагаю выпить за начало продуктивного сотрудничества, которое, совершенно точно, не будет омрачено непониманием и лицемерием.

* * *

На столе Дейва Парсона негромко тренькнул селектор, голос секретарши сообщил:

— Мистер Парсон, к вам начальник лаборатории.

— Пропусти, — коротко ответил Дейв.

А уже через секунду Мейсон Каттер влетел в кабинет руководителя и выпалил с порога:

— Нам расширили лимит био-образцов! Увеличили до двадцати штук в месяц, причем хороших — с историей, не запериметровых. Ты уже знаешь?

Дейв холодно посмотрел на начлаба:

— Разумеется, знаю. Это ведь я попросил у проверяющей помощи для лаборатории. Или думаешь, она ко мне в кабинет приходила, чтобы отчитать без посторонних ушей? Нам поставлена задача. Чтобы её добиться, нужно хорошее обеспечение, о чем я и сказал в приватной беседе. Как видишь, был услышан.

— Но… — Мейсон совсем растерялся. — Куда нам столько? Ты мог, перед тем как пробивать такой лимит, со мной поговорить? Я бы сказал, что нам реально нужно.

— Не мог, — ледяным тоном отрезал Дейв, после чего сухо кивнул, приглашая начлаба присесть за стол так, чтобы посетитель оказался на углу, а хозяин кабинета был вынужден придвинуться к нему, отчего оба оказывались в мертвой зоне камеры. Благо ту в своё время устанавливали исключительно для соблюдения регламента.

— Видишь ли, пока вы там вчера думали, будто работаете, мне здесь объясняли, что со всеми вами сделают, если мы не ускоримся! — сообщил мистер Парсон. — Обрисованные перспективы выглядели не слишком радужными. Поэтому, когда мисс Ховерс уточнила нужды лаборатории для достижения результата в кратчайшие сроки, я попросил то, что сложнее всего получить.

— Да ведь не двадцать же образцов в месяц!!! — Мейсон уселся, куда ему показали. — Нам столько никак не освоить, а значит, первая же проверка — и лабораторию прижмут за необоснованные расходы!

— Хорош истерить, — осадил его Дейв. — Образцы пригодятся в любом случае. Отбраковка, тесты… Будет больше возможностей проработать протектор.

Говоря так, управляющий лабораторией вытащил из ящика простенький плоскостной планшет, стило и быстро нацарапал вопрос: «Сколько освоим? Говори толком!»

Взопревший начлаб чуть подвинул планшет и потыкал: «10».

Вслух же выдал:

— У нас даже боксы не готовы под такое количество…

Тем временем планшет снова перешел к Парсону и тот написал: «10 и используй, ост. для себя юзай».

А для камеры видеонаблюдения строго произнёс:

— Вот и подготовьте.

Мейсон скорчил гримасу и лихорадочно начал отвечать: «Заложат!!! Хотя…»

Вслух же, явно успокаиваясь, ответил:

— Собственно, да. Объем, конечно, велик, но, с другой стороны, будем просто больше работать — образцы есть, опытного материала в избытке. Думаю, справимся. Я ещё прикину, кого чем загрузить.

— Прекрасно, — сказал Дейв и, наконец, решившись, написал: «Можно мне женщ. посимпатичней?»

Собеседник кивнул: «Легко. Прав. слова в заявк. + прав. сумма на прав. счет».

Дейв, довольный, откинулся на спинку кресла, но начлаб дописал: «Оформл. на тебя».

Парсон вскинул брови, мол, почему ещё?

На что подчиненный принялся строчить: «А кто подст. захочет?»

Управляющий усмехнулся, взял стило и крупными буквами вывел: «Сколько?», после чего повернул экран к собеседнику.

Тот расплылся в довольной улыбке и быстро нацарапал ответ: «Дам список. Пробьёшь — будет. Оформл. решу», после чего понес вслух какую-то лютую чушь про достижение цели, важность поставленной задачи и благодарность корпорации за предоставленную возможность.

* * *

В холле семьдесят пятого этажа, Эледа распрощалась с Герардом и направилась к лифту. В кабинке мисс Ховерс достала из кармана форменного пиджака коммуникатор и быстро просмотрела пришедшее сообщение.

— Едем на двадцать третий, — сказала она своим сопровождающим.

— К рейдерам? — оживился Джалиль.

— Да, Винсент просит о встрече. Раз уж меня выдернули сегодня из СПА и пришлось сюда приехать, нужно сразу всё решить. Посмотри, где он там сейчас.

Помощник кивнул, нажал кнопку на дужке визора, входя в меню, и быстро подключился к системе видеонаблюдения здания:

— В комнате отдыха.

— Ну а как же иначе, — хмыкнула спутница. — Я бы удивилась, если бы он находился где-то в другом месте.

Когда двери лифта беззвучно разошлись в стороны и мисс Ховерс с телохранителями вышла из кабинки, Батч сказал:

— Я, пожалуй, останусь здесь. В рейдерском крыле от меня будет больше вреда, чем пользы.

— Не вопрос, — отмахнулась Эледа и повернулась к другому сопровождающему: — В принципе, ты мне тоже не особо нужен. Если хочешь, можешь навестить кого-то из сослуживцев, пока мы беседуем.

Джалиль пожал плечами:

— Дойдем до Винса, там видно будет.

Батч, которого дальнейшее уже никак не касалось, угнездился на диване и, казалось, заснул. Только пальцы слегка подрагивали. Значит, опять читает что-то.

Перед дверями в рейдерский корпус мисс Ховерс отсканировала свой значок, дождалась подтверждения допуска и вошла.

— По коридору налево, — направил её Джалиль. — Третий блок, потом направо вторая дверь.

Эледа уверенно шла вперёд, демонстративно не обращая внимания на заинтересованные взгляды встречавшихся мужчин.

— М-м-м… как тут у вас… — сказала она негромко телохранителю.

— Интересное замечание, — равнодушно заметил он. — И как?

— Взгляд отдыхает, — ответила мисс Ховерс и пояснила: — Такой генофонд!

Джалиль хмыкнул.

— Посмотри, где у них тут есть сейчас свободные помещения для спокойного разговора, — попросила девушка.

Спутник сверился с визором:

— Вторая инструктажная в конце коридора.

— Видеонаблюдение там можно отключить?

— В рейдерском-то крыле? Скажи, что здесь нельзя отключить.

— Прекрасно, — мисс Ховерс явно была довольна услышанным.

— Пришли, — Джалиль толкнул дверь комнаты отдыха, пропуская девушку вперед.

— Добрый день, господа, — лучезарно улыбнулась Эледа находившимся в помещении мужчинам.

Те ответили вразнобой, отвлекаясь, кто от кофе, кто от разговора.

— Мистер Хейли, — повернулась гостья к своему бывшему телохранителю, который, похоже, не ожидал столь стремительного её появления. — Прошу во вторую инструктажную, к вам есть несколько вопросов.

Один из рейдеров, сидевший в кресле и читавший что-то с планшета, сказал на это, не поднимая глаз от экрана:

— Винс, будь мужиком — всё отрицай.

Эледа рассмеялась:

— Это мы ещё посмотрим. У меня и не такие стойкие ломаются.

— Если быстро сдуется, леди, помните: мы рядом, — сказал кто-то из группы молодых ребят, стоявших рядом c буфетом.

— Леди, не слушайте их, эти и пяти минут не продержатся, — весело произнес один из мужчин, которые сидели возле холодильника с прохладительными напитками.

— Спасибо, учту. Идёмте, мистер Хейли, — с деланной суровостью сказала Эледа. — У меня много вопросов, а инструктажная не будет пустовать вечно.

В коридоре Винсент повернулся к спутнице:

— Оперативно ты подтянулась.

— Была здесь на деловых переговорах, — ответила она.

— Скучных?

— Скорее, важных и требующих особенной собранности. Нам надо поговорить наедине, — через плечо сказала мисс Ховерс идущему чуть позади Джалилю. Тот с пониманием кивнул и остался в коридоре.

В инструктажной было миленько: стол, диван, несколько мягких кресел, интерактивная доска на стене, мягкий пуф.

— Ничего себе! — удивилась обстановке мисс Ховерс и повернулась к своему спутнику, — Надеюсь, мистер Хейли, вы готовы к инструктажу?

— Давно дообставились. Думаешь, мы первые, кто здесь инструктажем заниматься будет? — ответил рейдер, притягивая девушку к себе. — Ну, а к инструктажу я всегда готов. Даже к инструктажу, проводимому с особой жестокостью.

Эледа довольно рассмеялась и обвила его шею руками:

— Особую жестокость я не предполагала, но ради вас, мистер Хейли, готова отступить от намеченных планов.

Винсент поцеловал ее, а сам, почти не глядя, взял с узкой полки у входа и бросил в стену маленький шарик слепилки, затем на миг оторвался от девушки, включил небольшой приборчик, врезанный в стену рядом с дверью, после чего вернулся к гостье, которая уже расстегнула строгий форменный пиджак.

— Вы — ценный кадр, мистер Хейли, — сказала Эледа. — Но, как погляжу, тут много таких — организованных и готовых к инструктажу.

— Много, — признался Винс, расстегивая «молнию» на её юбке. — Но я точно — самый лучший.

Мисс Ховерс рассмеялась:

— Для опровержения этого смелого утверждения у меня, пожалуй, недостаточно аргументов. Так, что ты хотел сообщить?

Винсент наклонился к уху собеседницы и прошептал, сдвигая её юбку вверх:

— Что ты дико сексуальна в роли строгой начальницы…

— Ради этого, безусловно, стоило тебя навестить, — ответила девушка, запрокидывая голову, подставляя шею под поцелуи. — А из несущественного?

Рейдер легко оторвал мисс Хверс от пола, усадил на стол и быстро начал расстегивать пуговицы на ее блузке:

— Та программа, которой ты интересовалась, была, как минимум, запущена. Я спрашивал Кару и знакомого тех-лейтенанта, впрочем, он уже капитан. Пять лет назад подопытных искали и среди недокиборгов, и в киберподразделениях. Тогда запрос, конечно, завернули, но их командование должно следить за результатами. Впрочем, выяснение этих подробностей уже вне моей компетенции и доступа.

Эледа мягко опрокинулась на стол, прикрыла глаза и прошептала:

— Не останавливайся, слушала бы тебя и слушала…

— Слушала? — Винс засмеялся, неспешно освобождая собеседницу от лишних деталей одежды.

— Ты отвлекаешься!

…Позже, когда Винсент удобно устроился в кресле, а Эледа, оставшаяся в одних чулках, у него на коленях, она спросила:

— Сколько ты еще пробудешь в секторе?

Рейдер, поглаживая собеседницу по обнаженной спине, ответил:

— Вечером уеду. Контакт один проявился, требует срочной встречи. Так что тебе инфу передал, оформляю выход и за периметр.

Мисс Ховерс улыбнулась:

— Тогда перед выходом еще один инструктаж, мистер Хейли, чтобы отпустить вас подготовленным и со спокойной душой.

Винсент аккуратно пересадил девушку на подлокотник.

— Минуту. Обновлю слепилку, — рассмеялся он, вставая.

* * *

— Получилось? — Герард кивнул Алехандро на стул.

— Разумеется, — помощник сел и придвинул к себе чашку с горячим эспрессо. — На счету мисс Ховерс ровно один убитый. Кстати, три года назад ты к моему умению относился довольно скептически.

— Три года назад за твоим умением стояли лишь слова, которые не было возможности проверить. Зато позже это сделать удалось, и я, скажем так, проникся доверием.

— Ты про то дело, когда я сходу указал, к кому стоит присмотреться?

— Да, — кивнул Герард. — И мой счет ты тоже назвал верно. Кстати, можешь объяснить, откуда вдруг такая особенная точность по Эледе? По мне ты сказал куда расплывчатей.

— Точность вполне обычная, — пожал плечами Алехандро. — Моя обычная. Я однозначно чувствую один и два трупа. Три от пяти не отличу. Десять от пятнадцати — тоже, дальше — по возрастающей.

Герард, с интересом глядя на собеседника, откинулся на спинку стула и попросил:

— Расскажи подробней про своё чутье. Хочу хоть как-то понять, что это такое.

— Собственно, и рассказывать-то нечего, — развел руками помощник. — В зачёт идут только те, в убийстве кого человек принял личное участие. Ну, скажем, вот рейд-группа поставила засаду. Снайпер убил троих. На МОНке легли пятеро. Остальные участники рейда покрошили ещё четверых, и кто там кого — не разберёшь. Командир присутствовал, но сам не стрелял — не потребовалось, только наблюдал, координировал и отслеживал обстановку, однако засаду готовил, душу вкладывал. В таком случае снайперу добавятся трое, саперу, если был там, — пятеро, остальным — по двое-трое. Командиру — все двенадцать. Поставившему задачу — ничего, его там не было.

— Вот это да, — Герард явно был удивлен. — Как-то… баланс не сходится.

— Ну, это же… — Алехандро чуть замялся, — не бухгалтерия и, тем более, не наука, а личное чутье, в которое никто толком не верит. Обобщение моего личного опыта. Кстати, сколько бы артиллерия или РСЗО ни накрошили, расчет ничего не получит — они же просто стреляли откуда-то из-за горизонта. Весь счет достанется корректировщику, если тот, конечно, рядом был, а не издалека работал. Так что со сходимостью всё ещё хуже, чем ты думаешь, — он улыбнулся.

— А вертолетчики? — с интересом спросил Герард.

— Не знаю. Так и не понял. У этих абсолютно непредсказуемо.

— Раз уж вспомнили про твое умение и дело трехгодичной давности, как думаешь, где и как Керро мог набрать сотню тысяч?

— Босс, — Алехандро рассмеялся, — просите, что не уточнил тогда. Но никто ж не видит точной цифры. Есть некое ощущение, причем растущее нелинейно, потом это ощущение калибруется на людях с более-менее известным счетом. А где она могла найти человека с подтвержденным счетом в сто тысяч? Ее сто тысяч на самом деле значили «заметно больше, чем у тебя», ну, то есть у меня. У Керро — тысяч двадцать-двадцать пять, я полагаю. Много, не спорю, но отнюдь не запредельно.

— Вот как? А я-то голову ломал, где один человек столько набрать может, — улыбнулся собеседник.

— Да. И, босс, вы, надеюсь, не пытались искать информацию по этому суеверию?

Герард покачал головой:

— Нет. Перед тем, как это делать, я бы поговорил с тобой.

— И не надо, — с некоторым облегчением сказал рейдер. — Ходят смутные слухи… В общем, я однажды решил проверить… втёмную, развел одного умника и подтолкнул его к исследованиям. Вскоре умник исчез.

Его собеседник выглядел озадаченным и слегка удивленным:

— И ты всё равно поделился со мной и остальными?

— Без объяснения я бы тогда не продвинул свою версию, — ответил Алехандро. — А Зета-центр — куш немалый. Ну и еще, босс, вы вытащили тогда Марио из весьма глубокой задницы. Я решил рискнуть и довериться.

Герард протянул помощнику руку:

— Спасибо. Я рад, что мы друг другу доверяем.

* * *

От привычного треска швейных машин у Памелы сегодня разболелась голова. Пульсация над левой бровью, мешала сосредоточиться на работе. Руки сделались ледяными и неуклюжими, строчка начала петлять, заминать ткань… Пэм прервалась, подняла металлическую лапку над игольной пластиной, осторожно вытянула недошитое изделие. Надо переделать. За брак старший смены оштрафует. Впрочем, за невыполнение нормы — тоже, так что надо ускориться.

Мэнни Рутберг любил штрафовать. Ему нравилось демонстрировать власть. Особенно женщинам, которых у него в подчинении было два десятка. Двадцать безответных, покорных, вечно усталых и виноватых швей.

Хотя, даже не будь Мэнни… Пэм просто не любила работать плохо.

Она взяла распарыватель и начала возиться со швом. Почти управилась, когда услышала громкую ругань с галереи. Там, наверху, стоял, вытаращив глаза, старший смены, а на него орал благим матом менеджер из отдела по работе с клиентами. Памела торопливо отвела взгляд, снова склоняясь над машинкой. Увидит еще Мэнни, что она смотрит, как его отчитывают, потом месяц будет придираться к любой ерунде.

Впрочем, менеджер так орал, что легко перекрывал стрекот швейных машин.

— Ты! Ты откуда такой вообще выродился? Из-за периметра? Из тамошних тупых? Ты чего, отчужденец? Почему размеры не сходятся?! Ни один!!! Отвечать теперь кто будет? Я? Или, может, мой старший? Или Сам?.. — он показал глазами куда-то вверх.

Краем глаза Пэм видела, как менеджер трясет перед носом Мэнни рабочим планшетом. Старший смены открывал и закрывал рот, а потом, видимо, дождавшись, когда начальник сделает вдох перед очередной тирадой, затараторил:

— Мистер Далмон, я всё проверял! Я дважды запрашивал точные размеры! Что я, не понимаю, что для детей не шьют форму, как на здоровых ГБРовцев? Знаю, нет у них таких размеров, но на оба запроса мне пришли именно эти размеры. А в задании сказано: «Размеры получить из инфосети по запросу номер…»

Дело говорит Мэнни. Тогда весь цех удивился, зачем делать одежду для детей от семи до тринадцати лет взрослых размеров. Пэм ещё пыталась представить, как её будут подгонять под ребятишек, и никак не могла. Опять же заказ пришел из интерната для детей работников ядерной сферы. На таких не экономили и прежде не заказывали форму с запасом «на вырост». Но тут совпало всё — качество материала и фурнитуры, дизайн, комплектность… Только размеры оказались какие-то дикие. Мэнни дважды перепроверил — нет ли ошибки. Сказали — нет.

А оказывается, всё-таки что-то наверху перепутали. За последние полгода уже второй раз. По зиме машинки скачали себе новую прошивку, от которой пошли вразнос. В чем причина, выяснили быстро, вот только виноватого не нашли. Техи откатить прошивку не смогли, но и c производителем связываться не стали, наверное, побоялись обвинений в непрофессионализме…

Пришлось швеям регулировать машинки каждые два часа. Перерабатывали тогда страшно — спали прямо в цеху, и всё равно не успели выполнить заказ к сроку. Старшего смены в итоге уволили. Потому Мэнни сегодня и употел с головы до пят. Работа у него нервная. Но хоть прибыльная, лишись такой — мигом спесь растратишь.

Менеджер и старший смены ещё что-то поорали на галерее, то есть менеджер орал, а Мэнни, когда возникали паузы, оправдывался. Голова от них у Пэм разболелась ещё сильнее. А главное, стало совершенно непонятно — работать дальше или нет? Она на всякий случай остановила машинку и сделала вид, что проверяет качество швов.

Мэнни прилетел весь красный после взбучки и сразу начал орать:

— Чего вылупились? Додсон, хватит уже сверхзанятость изображать, подняла свою задницу и пошла к раскройщикам за деталями!

Памела кивнула и с облегчением встала. Уж лучше к раскройщикам. Они, конечно, сейчас будут вопить и ругаться — раскрой-то сделан, а подгонка к пошиву и комплектование ещё, наверняка, не закончились — слишком рано. Потому Мэнни и не хочет идти сам, а посылает Пэм, но какая, в сущности, разница, кто на тебя орёт? Зато там нет грохота машинок. Может, хоть голова пройдет…

Увы, голова не прошла. Вместо этого начало разрастаться чувство глухой тянущей тревоги. Весь остаток дня у Пэм холодели руки, в груди всё мелко-мелко дрожало и во рту постоянно пересыхало.

Когда она вернулась, Мэнни, конечно, на неё сорвался. Да и не только на неё, всем досталось. А приказ о покрытии затрат за счёт виновников спустили к концу смены. Женщины слушали и беспомощно переглядывались. Полгода работать по самому низкому коэффициенту… Зимой за просрочку всего на месяц оштрафовали, а тут… Ну да, дети ядерщиков — не ГБРовцы…

Уставшие и молчаливые швеи оставляли свои рабочие места. Говорить не хотелось. У Сони в глазах и вовсе стояли слезы. Никто не возмущался. Все понимали — результата нет, убыток есть, надо как-то его закрывать, чтобы показатели у фабрики сошлись. И если в прошлый раз техи отделались выговором, то на этот оплату урезали и им. А выговор объявили администрации. Обидно было лишь одно: главные шишки, как обычно, достались швеям.

Вот тогда впервые острая обида на несправедливость поднялась у Памелы горечью к самому горлу. Пэм экономила каждый кред, отказывала себе в малейших, даже самых жалких удовольствиях, но при этом всё равно едва сводила концы с концами! Одно лишь радовало — сын вырос, и уже не требовалось копить деньги на поездки к нему в интернат. Если бы такой бардак царил на фабрике в те времена, она бы при всем желании не смогла позволить себе свидания с Рексом. Даже раз в год! Даже на один день! Сама мысль об этом повергла Памелу в ужас. Сердце снова стиснула тоска.

Да что такое-то? Пэм попыталась успокоиться, взять себя в руки, но эти самые руки были холодными и дрожащими, они даже пуговицы на кофте смогли застегнуть только со второго раза!

— Сегодня снова не пойдешь? — безо всякой надежды спросила Соня, вытирая глаза.

— Куда? — рассеянно уточнила Пэм, закрывая свой шкафчик.

— Так на проповедь к Преподобному… Хоть душой отдохнешь после всего. Идём? — она с надеждой посмотрела на сослуживицу, однако та упрямо покачала головой.

— Нет, в другой раз. Сегодня голова болит.

— Ну, как знаешь, — обиделась Соня.

«Душой отдохнешь».

Пэм брела по серой улице, глядя под ноги. По сторонам она смотреть давно разучилась. Да и не на что здесь было смотреть. Рабочие кварталы не отличались ни красотой, ни уютом. Только функциональностью и простотой. «Казарменная планировка», — говорил про них Рекс. Мать соглашалась, она ведь поездила по миру, в отличие от многих своих коллег, которые даже из рабочего района ни разу не выбирались. Они-то, может, и хотели бы, но отсутствовала веская причина на получение пропуска… а у Пэм вот причина нашлась.

Мир снаружи был очень красивый! Когда Пэм впервые отправилась в интернат к Рексу и выбралась своего района, у нее захватило дух! Из окна монорельсового поезда она видела необыкновенные дома, газоны, скверы, изящные лавочки в тени деревьев, красиво одетых людей, она даже видела девочку, выгуливавшую сразу трёх собак! Собаки бежали вперёд, до предела натягивали поводки, а девочка спешила за ними, уткнувшись носом в коммуникатор. Пэм не понимала тогда всех этих людей: как они могут не смотреть по сторонам, когда их окружает такая красота? Магазины, в которые Памелу никогда не впустят, скверы, парки, да даже просто дома! Такие красивые — с огромными окнами, балконами, отделанные разноцветным камнем, покрытые разноцветными крышами…

Конечно, интернат Рекса находился не в таком удивительном месте — всего лишь на окраине рабочей зоны, но даже там было приличнее и уютнее, чем в кварталах, где жила Пэм. Ну а что? Кварталы кварталам рознь. Это Пэм — всего лишь швея, а есть ведь заводы и фабрики, где труд рабочих более сложный, им и платят больше, и условия жизни у них лучше. Всё справедливо. Про себя она просто радовалась, что сын живет в месте более красивом, чем жил бы с ней.

В квартале Пэм ни о какой эстетике и речи не шло: серые коробки общежитий, стоящие одна за другой, заасфальтированные крохотные дворы, серый госпиталь в двух кварталах от фабрики, серая школа, серый магазин… Только сублиматы на прилавках яркие — в цветастой завлекательной упаковке. Пэм хранила баночки из-под протеиновых коктейлей, складывала в них всякие мелочи: нитки, иголки… Баночки были красивые. Пэм расставляла их по цветовой гамме, чтобы было похоже на радугу. В одной, самой яркой — из-под печенья — Рекс хранил своих солдатиков. Больше-то в их жизни ничего красивого не было. Одежду в магазине и ту продавали только грязноватых тусклых цветов. Это тоже правильно — она более ноская, менее маркая, её реже надо стирать.

Почему Пэм, как ребенок, всё живёт какими-то глупостями? Мечтает то о ярком шарфике, то об оранжевых гардинах, то о кресле бирюзового цвета, которое она бы поставила к окну — смотреть на дождь.

С удивлением Памела поймала себя на том, что, кажется, плачет. Она шла, смотрела под ноги, а перед глазами всё дрожало и двоилось. Вспомнился вдруг Дэвид. Она в последнее время часто о нём думала. Будь жив Дэвид, Пэм не чувствовала бы себя такой одинокой. Она бы не приходила по вечерам в пустую комнату, не садилась одна у телевизора, чтобы заполнить тишину хоть какими-то звуками. Был бы жив Дэвид…

Звук шагов в подъезде прозвучал совсем одиноко, как и короткое чирканье ключ-карты. Комната встретила привычной темнотой и тишиной. Пэм закрыла дверь и, даже не включив света, сползла вдоль по ней на пол. Слёзы текли и текли по лицу, а Памела не могла даже объяснить сама себе — почему. Ну, подумаешь, урезали зарплату! Первый раз, что ли? На еду худо-бедно хватит, да и вполне она может не есть так уж по многу. В её возрасте даже полезно вставать из-за стола с легким чувством голода. Опять же, если станет совсем туго, есть деньги, которые дал Рекс. Да, Рекс. У него тоже всё хорошо. Он на престижной работе, прекрасно зарабатывает. И звонил всего несколько дней назад. Тогда чего она сидит в темноте на полу и плачет? Ведь всё прекрасно!

Но страшная, выматывающая душу тоска никак не отпускала. И тогда Пэм, отчаявшись, решилась на самый последний и самый крайний шаг. Она опустила жалюзи на окне, закрыла дверь на цепочку, включила телевизор, чтобы он бормотал и чтобы соседи не думали, будто Памела с кем-то разговаривает. После этого она перегнулась через спинку дивана и вытащила из тайника главное своё сокровище — коммуникатор, подаренный сыном.

Рекс всегда звонил сам, Пэм не решалась его беспокоить, должна ведь быть у взрослого человека личная жизнь. Опять же, деньги матери на связь перечислял сын, потому тратить их из прихоти Пэм считала неправильным. Да и Рекс всё-таки звонил часто. Но тем не менее…

Памела разблокировала экран, открыла список контактов, в котором значился только один номер, и ткнула пальцем в кнопку вызова.

Прохладный вежливый голос автоответчика сообщил: «Аппарат вызываемого абонента выключен, попробуйте позвонить позже».

Выключен?

Пэм положила коммуникатор на диван и посмотрела на него, как на предателя. Поразмыслила. Рекс говорил, что в рабочих кварталах плохая зона приема. У людей, живущих здесь, нет телефонов, у фабрики — своя вышка, а там, где стоят общежития, покрытие практически нулевое — кому здесь нужна связь? Тут комм-то один на корпус, да и тот стационарный.

Поэтому Памела снова взяла трубку, походила по комнате, глядя на значок сети. Вроде бы нормально всё. Может, ещё раз попробовать?

«Аппарат вызываемого абонента выключен, попробуйте позвонить позже».

Она заварила себе полчашки сублимата, напоминая, что теперь должна экономнее относиться к еде. Нарочно медленно выпила его. Помыла посуду.

«Аппарат вызываемого абонента выключен, попробуйте позвонить позже».

Вдруг Пэм, помимо тоски, стало ещё и очень страшно. Почему комм Рекса выключен? Что-то случилось? Зачем вечером выключать телефон, на который тебе могут позвонить с работы? Зачем вообще его выключать? А если что-то произойдёт с Рексом, ей скажут или нет? Конечно, нет, он ведь уже совершеннолетний. Но у Рекса же есть друзья, если с ним что-то случится, они… Почему она не спросила номер кого-то из его друзей? Или номер его девушки? Почему постеснялась? Хотя хороша бы она была, названивая его приятелям или подружке. Старая выжившая из ума тётка.

«Аппарат вызываемого абонента выключен, попробуйте позвонить позже».

Так, успокойся. Вдруг он в командировке? У него ведь важная, ответственная работа. Или, может, просто коммуникатор разрядился. Да зачем же сразу скатываться в такой психоз?!

Но остановиться не получалось.

«Аппарат вызываемого абонента выключен, попробуйте позвонить позже».

Пэм колотил самый настоящий ужас. У нее тряслись руки, сердце выпрыгивало, желудок завязался узлом, в горле пересохло.

Сыночек, пожалуйста, пусть с тобой всё будет в порядке!

«Аппарат вызываемого абонента выключен, попробуйте позвонить позже».

Она разрыдалась, уткнувшись лбом в прохладный пластик коммуникатора.

Лишь спустя несколько минут Памела усилием воли взяла себя в руки. Голос здравого смысла все-таки смог пробиться через панику: «Может, у Рекса для связи с домом специальный номер, и он включает его, только когда хочет позвонить сам? Успокойся, наконец, старая истеричная дура!!!»

И Пэм послушалась. Убрала коммуникатор обратно за спинку дивана, попила воды и легла спать. Правда, ещё совсем немного поплакала. Просто чтобы стало чуть полегче.

Капитан внешней разведки «Виндзора» Ник Ладингоф в задумчивости стоял над госпитальной койкой. Существо, которое сейчас лежало на казённом матраце, с трудом поворачивался язык назвать человеком, не то что рейдером. В короткой больничной распашонке, под одноразовым одеялом приходил в себя от наркоза испитой, до костей отощавший мужик с одутловатым лицом.

На вид ему можно было дать лет пятьдесят. А то и все шестьдесят. Но рейдеру-резиденту не могло быть больше сорока. Даже и сорок — уже многовато. А значит Одди где-то между… э-э-э… двадцатью семью и тридцатью восьмью. Хотя… пусть уж лучше ему будет за сорок, потому что опуститься так в тридцатник — это даже не полное днище, это… У капитана и матерных слов не нашлось подходящих. Полный абзац.

Ник обошел койку, обставленную аппаратурой, и встал с противоположной стороны. Ничего не изменилось — перед ним по-прежнему лежал тощий опустившийся алкаш с коричневыми кругами под глазами и ввалившимися небритыми щеками…

Бывает же! Сопляк-стажер, в обход правил проскочивший на тестирование для автономной работы, в первые же дни отправляет такую добычу. Теперь главное: понять, действительно ли это — резидент «Амилайта»? Или же просто спившийся псих? Правда, откуда псих мог добыть пачку купюр в банковской упаковке «Амилайта»? Выходит, даже если этот торчок — шизик, с «Амилайтом» он однозначно работал. Так что и в худшем случае тварюшка полезная. А паренёк-рейдер, конечно, ушлый — деньги пленника родной корпорации не передал, прислал только упаковку. Впрочем, учитывая условия тестирования…

— Когда его можно будет минимально допросить? — обернулся Ник к колдовавшему над аппаратурой с показаниями доктору.

— Часа через четыре, — отозвался врач. — И это может быть только беседа. Без химии и воздействий. Половину внутренностей на донорские поменять пришлось. Как он до сих пор не загнулся — не понимаю. В нём сейчас регенераторов больше, чем крови.

— Разверните аппаратуру детектора лжи, — приказал Ник. — Как только с ним можно будет поговорить — сообщите.

…Спустя четыре часа, когда поступил вызов из госпиталя, план допроса вчерне был готов. В первую очередь требовалось выяснить главное: алкаш Родерик действительно резидент или псих, в это верящий? Трое, пусть он будет резидентом! Это же кладезь информации! А если получится его перевербовать, отроется такая изумительная возможность для игр с «Амилайтом», каких не открывалось уже много лет.

Главное теперь — суметь скрыть факт захвата Родерика не только от его собственной корпорации, но и вообще от всех. Благо, о случившемся там, за периметром, знает только стажёр. Даже те, кого «Виндзор» привлек для вывоза, не в теме. Их старшая в курсе исключительно того, что корпы кого-то экстренно эвакуировали из сектора, кого-то интересного другим корпорациям и… всё. Ее люди — не знают даже этого.

Ник поправил логотип «Виндзора» на кармане кителя, открыл дверь и прошел в палату.

— Что ж, Родерик, наш первый разговор будет коротким, но для тебя судьбоносным, — сказал капитан, садясь возле койки на больничный стул.

С трудом разлепивший тяжёлые веки доходяга мазнул взглядом по логотипу корпорации, с облегчением выдохнул, заметно расслабился и сипло сказал:

— Сначала докажите, что я действительно в «Виндзоре».

* * *

Из тяжелого сна Джеллику еще до рассвета вырвали в реальность жадные прикосновения и тяжесть мужского тела.

Начался новый день её мучений.

К счастью, всё продлилось недолго. Потом мистер Парсон, довольный, ушёл в ванную, а горничная, собрав с полу одежду, убежала наспех приводить себя в порядок и готовить завтрак.

К столу хозяин вышел уже вполне обыкновенным: в костюме, свежей сорочке, новом галстуке, с безупречно расчёсанными волосами. Он был подтянут, из взгляда исчезла мутная тень блаженной истомы.

— Мисс Тарукай, приведите в порядок мою вчерашнюю одежду, — только и сказал он.

— Да, сэр.

С этими словами Дейв ушел, а Джеллика бросилась убирать дом.

Её трясло и коротило. Хотелось спать, в горле то и дело пересыхало, подкатывала вязкая тошнота. Но девушка помнила про камеры и про то, что если её начнёт рвать, мистер Парсон увидит… Чтобы хоть немного унять тошноту, она пила воду, сыпала в рот щепотки соли. Она боролась с собой всё утро, но постепенно успокоилась, надеясь на то, что сегодняшний день закончится привычным ритуалом — рутинно и обыденно.

Видимо, её сумбурные неблагодарные молитвы были услышаны. Потому что этот вечер начался, как сотни вечеров до него: хозяин вернулся с работы в привычное время, правда, напряженный и заметно издёрганный. Он поужинал и уже допивал вино, но тут зазвонил коммуникатор.

Лицо мистера Парсона просветлело, он принял вызов. Однако, пока горничная убирала со стола, разговор, видимо, пошёл не так, как ожидалось. Когда Джеллика вернулась в комнату, мистер Парсон грязно выругался и запустил коммуникатором в стену. Трубка просвистела над ухом мисс Тарукай.

— Бляди! — проорал хозяин, и следом за коммуникатором отправилась тяжёлая хрустальная пепельница.

В стене образовалась безобразная вмятина, пепельница раскололась, а Джеллика испуганно присела. Она поняла: сейчас произойдет что-то ужасное. По-настоящему ужасное. Лицо мистера Парсона дергалось, словно оплывало, по коже ползли красно-белые пятна, а голубые глаза стали совершенно бешеными. Горничная замерла, не решаясь сделать шаг, боясь спровоцировать хозяина даже ничтожным звуком.

— БЛЯДИ!!! — снова взревел мистер Парсон, пиная барный столик.

Бутылки жалобно зазвенели. А мужчина, словно очнувшись, перевёл взгляд безумных глаз на горничную.

— Ты…

Джеллику парализовал животный ужас.

— Чего уставилась?!

— Простите, сэр, — пролепетала она, по привычке продолжая улыбаться. Лицо словно свело судорогой неуместной радости.

— Что ты скалишься? — сипло спросил хозяин.

— Простите, сэр. Хотите, я принесу вам кофе или вина? — горничная не знала, что еще сказать, и уже инстинктивно съеживалась в ожидании удара.

Внезапно лицо мистера Парсона разгладилось, взгляд голубых глаз прояснился.

— Милая, — спросил он совершенно спокойно, — почему ты дрожишь?

— Я… я…

— Ты боишься меня?

— Нет! Конечно, нет! Я переживаю за вас! Вы расстроены! — испуганно затараторила она.

— А ты любишь меня, Джеллика? — последовал вкрадчивый вопрос.

— Да, да, конечно, я очень люблю вас! — залопотала девушка, счастливая тем, что получила шанс угодить хозяину и, возможно, успокоить его.

— Любишь… — он так спокойно, так счастливо улыбался…

А потом одним прыжком оказался рядом, рванул её за волосы на затылке и заорал, швыряя на колени:

— Ах ты, черномазая сука! Лживая! Черномазая! Тварь!

Он трепал горничную за волосы, заставляя запрокидывать голову к самым лопаткам.

— Если ты так меня любишь, то какого хуя убегала?! — последнее слово Дейв, брызжа слюной, проорал ей в лицо. И Джеллика сломалась.

Перемена в нём была слишком внезапной, слишком пугающей, а таких диких безумных глаз она никогда не видела. Мистер Парсон всегда был спокоен, никогда не повышал голоса. До сегодняшнего дня. Он мог бить её, но никогда не орал.

— Простите! Простите меня!!! — закричала Джеллика, чувствуя, что от ужаса вот прямо сейчас лопнет сердце. — Простите! Я была глупая! Простите!!!

Но он уже швырнул её через всю комнату.

Горничная полетела кувырком и упала спиной на барный столик. С грохотом разлетелось стекло, покатились бутылки, стаканы… Джеллика — оглушенная, дезориентированная — завозилась среди осколков, пытаясь встать. По рукам текла кровь. Но боль от порезов сразу же затмила другая, более сильная: мистер Парсон подскочил и саданул её ногой. Пнул изо всей силы — раз, второй, третий…

Джеллика съёжилась, удары сыпались градом. Он что-то кричал, а потом снова вздернул её за волосы и поволок к дивану, везя голыми ногами по усыпанному осколками ковру. Было понятно, что последует за этим: задранный подол, а потом одна или две унизительных минуты. Сейчас её бросят на диван…

ДИВАН! Джеллика вцепилась окровавленными пальцами в запястье хозяина и закричала, срывая голос:

— Нет, мистер Парсон! Нет! Пожалуйста! Нет! Дэ-э-эйв!!!

Диван был обтянут натуральной замшей красивого кремового цвета, а у Джеллики руки и ноги в крови. Она никогда не выведет кровь со светлой замши! Но хозяин её убьет, если завтра утром диван окажется в разводах. А он окажется, это же замша!

— Нет, Дейв, нет, пожалуйста! Пожалуйста!!!

Джеллика вцепилась ногтями ему в руку, совсем забыв о том, что раны на ней едва затянулись. Мистер Парсон взвыл, кулак разжался, и девушка, не помня себя от ужаса, рванулась прочь. Она уже не соображала, лишь хотела убежать, спрятаться где-нибудь!

Прозрачная дверь, ведущая на задний двор, с шелестом отлетела в сторону, на стекле остались безобразные алые разводы, а горничная выбежала из дома, истошно и надрывно крича — в крови, порванной униформе, с торчащими клочьями волосами.

На усыпанной гравием дорожке она споткнулась, упала и затравленно оглянулась. Мистер Парсон шагнул из ослепительного прямоугольника двери в вечерний полумрак. Джеллика оцепенела, но в этот момент с противоположной стороны улицы донеслось урчание автомобиля, а дорожку залил ослепительный свет фар — от соседнего дома отъезжала машина. Свет резанул мистера Парсона по глазам, отчего тот на миг замер, а потом подскочил к горничной, сгреб её за шиворот и втащил в дом.

У нее не осталось сил кричать, Джеллика сорвала голос и теперь только жалобно сипела, упираясь изо всех сил. Но хозяин был сильнее, он встряхнул её и по-прежнему молча поволок под лестницу — в пустующий чулан. Туда, где мисс Тарукай боялась очутиться больше всего.

Мистер Парсон не сказал ни слова. У него было застывшее лицо человека, у которого отключились все эмоции, даже взгляд совершенно пустой, без малейшего проблеска разума.

Джеллика влетела в чулан, ударилась лбом о противоположную стену и сползла на пол, а в следующую секунду дверь захлопнулась, оставляя мисс Тарукай наедине с болью, кровью и ужасом. Горничная сжалась на полу и, наконец, разрыдалась.

* * *

Белобрысая гадина!

Каждый раз, когда она появлялась, всё, совершенно всё летело кувырком — весь упорядоченный, четко выстроенный быт, уверенность в себе, спокойствие. Привычный мир разваливался на куски и становился похожим на нарезку видеокадров. Только вот этими видеокадрами была его жизнь.

Приход Эледы. Затемнение. Липкий ужас, пот по спине, холод в груди, влажные ладони. Затемнение. Она кричит. Он глохнет от ужаса. Затемнение. Автомобиль. Затемнение. АБН. Трясущаяся белобрысая бабёнка. Затемнение. И так далее и тому подобное.

К счастью, он получил необходимую разрядку, выплеснулся. Сумел сохранить рассудок, пережить паническую атаку и успокоиться. В душе воцарилось сонное умиротворение: всё снова под контролем.

Потом он приехал домой, и дома его встретила Джеллика. Его бесценное сокровище. Она не поняла, почему он приехал таким. Никогда его прежде не видела в подобном состоянии. Да что там! Он себя тоже в таком состоянии прежде не видел. Умиротворение, опустошение… Все страхи, все тревоги, все волнения словно растворились. Не осталось раздражения, исчезла нервозность. Он смотрел на свою вышколенную горничную и… забавлялся. Она так тряслась, глупая. Не понимала, что вот именно сейчас ей ничего не грозит. Совсем.

Но мисс Тарукай каждой порой источала ужас, он сквозил в каждом её движении, в каждом жесте. Впрочем, сегодня Дейва это уже не заводило. От его гнева и страха не осталось следа, их не нужно было подпитывать. Исчезла необходимость самоутверждаться. Он лишь с глубоким удовлетворением смотрел на дело своих рук: услужливую домашнюю зверушку.

Она весь день ждала Дейва, готовилась к его приходу, думала о нём. И очень боялась не угодить. Его умиляли её жалкие суетливые попытки скрыть панику и неподготовленность, забавляла её надежда на то, что он ничего не заметит. И Дейв позволил ей заблуждаться. Сегодня можно. Тем более, горничная, и правда, очень старалась услужить. Обычно эти её усилия только сильнее разжигали в нём гнев, распаляли, но не в этот раз.

Вода в ванне оказалась почти той температуры, какой он предпочитал. И это даже тронуло Дейва. Он ведь вернулся домой на час позднее обычного. Однако Джеллика расстаралась к приходу хозяина сделать всё так, как он любил: горячую ванну, горячий ужин… Правда, пены влила чуть не флакон, он едва в ней не утонул, а воды было — на донышке. Но Дейва это не разозлило, скорее позабавило. Как позабавили жалкие попытки горничной скрыть косяк с ужином. В другой раз он бы не простил ей лживой изворотливости, но сегодня всё, буквально всё будило в нем благодушие и снисходительность.

К тому же видеть, как у Джеллики трясутся руки, было таким наслаждением, в котором Дейв даже в нынешнем расслабленном состоянии не мог себе отказать. Знать, что для кого-то ты — центр мироздания, потому что именно от твоего настроения полностью зависит чужая жизнь.

Вот почему Дейв сделал вид, что не заметил оплошности мисс Тарукай. А еще ему очень понравилась робкая попытка горничной проявить ласку и заботу. Он же видел, как её колотит. Тем ценнее была эта новая нота в их отношениях. Сама того не подозревая, Джеллика подала хозяину идею для новых утончённых издевательств. На свое счастье. Ведь в последнее время ему стало мало её страха перед физическим наказанием, он заскучал. И вдруг — такое поле для экспериментов.

И Дейв позволил за собой ухаживать, позволил с собой разговаривать. Это было свежо и по-своему остро. Так остро, что он захотел продолжить игру в другой плоскости и принёс мисс Тарукай в спальню. Этот величайший акт доверия поверг девку в совершеннейший шок, её трясло от пяток до затылка. И хозяин с наслаждением наблюдал, как его жертва пытается перебороть ужас, проявить взаимность… Обычно-то она лежала бревно бревном, так что он чувствовал себя каким-то некрофилом.

В ту ночь, благодаря старательности Джеллики, Дейв смог драть её в свое удовольствие часа, наверное, два. Всё же, когда женщина в постели пусть неумела, но усердна, удовольствие получаешь куда большее. Да ещё этот её страх очень добавлял остроты. Так добавлял, что утром Дейв снова обстоятельно и с удовольствием попользовал девчонку, после чего в прекрасном расположении духа отправился на работу. Он уже прикидывал, как будет развлекаться с Джелликой вечером, жил предвкушением, когда…

Один-единственный звонок.

Белобрысая сука! Она никак не хотела оставить его в покое! Лично позвонила сообщить о том, что квоты на забор образцов для лаборатории увеличены, и потребовала сдвига в исследованиях уже к концу месяца. При этом не забыла намекнуть, что в случае недостаточного старания поднимет вопрос о компетентности мистера Парсона и соответствии им занимаемой должности.

У Дейва ужас смешался с гневом. Он едва дождался свободной минуты и сразу набрал своего куратора из АБН. Попросил к вечеру организовать полный сервис по снятию напряжения, после чего постарался отдышаться и успокоиться.

Он держал себя в руках, Корпоративный Дух тому свидетель! Держал, когда вернулся домой, держал, когда эта черномазая дура подала ему стейк, сегодня на редкость сухой и безвкусный.

Держал, когда она звенела посудой и чуть не опрокинула бутылку с вином. Держал, когда зазвонил телефон…

А потом самообладание его покинуло. Куратор из АБН сухим отрывистым голосом, не утруждаясь даже маломальской вежливостью, выплюнул в трубку: «Сегодня не получится. Придется подождать». Дейв прорычал, что за те деньги, которые он платит, услугу должны предоставлять в срок, а не ставить в лист ожидания. Однако ему напомнили, что он не VIP-клиент, а значит, нех выделываться, и вообще, подводить контору под суд желающих нет. После чего просто оборвали вызов!

Такого поворота событий мистер Парсон не ожидал… Да что там не ожидал! Для него это стало шоком, а потому эмоции, столь тщательно сдерживаемые в течение всего дня, прорвались наружу. Виновата, конечно, как всегда, была эта трясущаяся черномазая дура, которая, видя, что хозяину плохо, начала бесить его, бормоча всякую ахинею!

А потом… потом было затемнение. Дейв не понял, как сорвался. Помнил, что повернулся, увидел испуганную служанку, а потом… чернота.

Он очнулся, ослепленный светом фар, стоящий на пороге собственного дома, а на дорожке сидела на заднице эта всклокоченная окровавленная сука и орала, орала, аж заходилась. Тут Дейв с ужасом понял… всё понял! Схватил её за шиворот, втащил в дом, зашвырнул в чулан. Даже не приковал. Просто закинул внутрь и запер, спрятав от самого себя. А ключ метнул в стену.

Потом снова было затемнение.

Очнулся он на набережной. Стоял у железного парапета, жадно глотал прохладный, пахнущий водой воздух и пытался понять, что случилось. Тело сотрясала дрожь. Еще он вспотел — был сырой просто до нитки. Постепенно приходило осмысление произошедшего.

Джеллика не поняла. Не осознала опасности.

На этот раз хозяин бы не просто слегка её помял. Всё шло к гораздо более трагическому финалу. Её бы собирали по кускам по всему дому… Хорошо, что она вырвалась. Если бы этого не произошло, и если бы Дейва не ослепил свет фар…

Мистер Парсон рвано вздохнул. Он едва не убил ту, кто поддерживала в нём силы, ту, которую так берег, от которой напитывался уверенностью и чувством превосходства.

Эледа, долбаная гадина! Чуть не лишила его самого дорогого — спокойствия!

Дейв еще некоторое время стоял, сунув руки в карманы брюк и глядя на черную воду, а когда совсем успокоился, сел в машину и поехал домой. Его уже отпустило — гнев сошёл. Остался лишь мерзкий страх, точнее, его отголоски…

Дома мистер Парсон снова принял ванну, привел себя в порядок, переоделся и посмотрел в зеркало — олицетворение респектабельности. Глаза, правда, воспалённые слегка, но это пройдёт.

Когда он открыл дверь, Джеллика ринулась из темноты чулана и распласталась на полу, обхватив ноги хозяина. Горничная захлебывалась в словах и рыданиях, уверяла, что любит его, просто обожает, умоляла простить, просила дать ещё один шанс. Она даже не замечала, что ее изрезанные руки всё ещё сочатся кровью и та пачкает дорогие брюки мистера Парсона. Дейв равнодушно слушал, глядя на трясущийся затылок и плечи.

Страх медленно отступал.

— Встаньте, мисс Тарукай, — сказал хозяин, брезгливо освобождаясь. — Хватит трястись. Это раздражает.

Горничная тотчас вскочила, глядя на него глазами преданной собачонки. Она была именно такая, как надо: растрепанная, затравленная, с лицом, опухшим от слёз, дрожащими губами.

— Приведите себя в порядок и приберите в гостиной. Не заставляйте меня напоминать вам о ваших обязанностях.

— Да, мистер Парсон, конечно! Спасибо! — она с такой готовностью ринулась выполнять его приказание, что у Дейва потеплело на душе. Он очень ценил рвение и старательность.

Правда, пришлось ещё раз переодеться, но это уже была ерунда. Есть кому выстирать — сама испачкала, сама и исправит. Окончательно нервы успокоило виски со льдом.

Хозяин устроился на диване, цедил алкоголь и молчаливо наблюдал за горничной. Ту колотило от его внимания до такой степени, что руки, держащие компактный бесшумный пылесос, мелко-мелко тряслись.

— Знаете, мисс Тарукай, — сказал вдруг Дейв, словно бы невзначай, — а ведь вы неблагодарная маленькая дрянь.

Спина девушки окаменела, голова поникла.

— Простите, сэр… — прошептала Джеллика. — Простите.

Он не видел, но чувствовал, что она снова залилась слезами.

Хорошо. Просто замечательно.

— Прощаю. Но каждый раз, когда вы молите о снисхождении, помните о моих словах, — делая очередной ленивый глоток виски, сказал мистер Парсон. — Ведь я вас очень берегу. Забочусь, как не заботился ни о ком. Вот, скажем, ваша предшественница, предыдущая обитательница столь нелюбимого вами чулана…

Горничная съёжилась на полу, стискивая пылесос. Дейв наблюдал за ней, продолжая неспешный рассказ:

— Так вот, вашей предшественнице не так повезло, как вам. Она из этого чулана не вышла.

Тонкие руки мисс Тарукай затряслись сильнее, голова склонилась ещё ниже, и Дейв увидел, как тяжёлые капли посыпались из глаз на ковёр.

— Да-да. Она провинилась. Причём не так сильно, как обычно умудряетесь провиниться вы. И я приковал её в чулане. Однако из-за стечения обстоятельств мне пришлось в тот же день уехать по служебным делам, — с искренним сожалением сказал мистер Парсон. — Увы, я не успел заглянуть домой, а когда через две недели вернулся, она уже протухла. За уборку и за выведение запаха целое состояние пришлось заплатить.

Джеллика застыла в оцепенении.

— Заметьте, мисс Тарукай, — спокойно продолжил хозяин, — с вами я себе не позволяю такой беспечности. Но вы, тем не менее, постоянно испытываете моё терпение и даёте всё новые и новые поводы для недовольства.

— Простите! Простите, мистер Парсон! — отчаянно залепетала горничная. — Простите меня! Я буду стараться! Я стану самой идеальной, такой, какой вы хотите! Я всё сделаю!

Она лопотала, а Дейв мысленно улыбался.

«Девочка моя, да ты уже само совершенство».

— Надеюсь, мисс Тарукай. Моё терпение не безгранично.

— Я всё сделаю, мистер Парсон!

«Конечно, сделаешь. И я даже знаю, что именно».

— Что ж, проверим правдивость этих слов, — Дейв в сладостном предвкушении встал и подошёл к стоящей на коленях жертве. — Ты ведь уверяла, что любишь меня, Джеллика. Ты не врала?

— Нет, нет, мистер Парсон! — с жаром проговорила она, пытаясь поймать его руки. — Я всё для вас сделаю, всё, что угодно!

Дейв улыбнулся и отвел от лица девушки прядь волос.

— Прекрасно, — вкрадчиво сказал он, глядя в полные надежды и страха глаза. — Тогда сейчас мы идём наверх, и ты покажешь, насколько сильна твоя любовь. Но если я только почувствую обман, поверь, эта ночь станет последней в твоей лживой жизни.

Он смотрел, каким ужасом наполняется её взгляд, и испытывал почти физическое наслаждение при одной лишь мысли о том, что вот-вот произойдет.

* * *

Нос деревянной лодки прорезал чёрную речную гладь, волны мягко расходились в стороны. Эледа Ховерс сидела на корме, опустив в поток кончики пальцев. От них тоже разбегались водяные дорожки.

Было тихо. Звуки мегаплекса сюда не долетали, словно бы огромная агломерация с оживленными магистралями, шумом и суетой, чёрными секторами и корпоративными зонами существовала в другой реальности. Здесь же остались только ветер, размеренные всплески вёсел, шум деревьев да пение птиц. Разговаривать не хотелось. Голоса природы очаровывали, умиротворяли.

Мисс Ховерс смотрела на воду и думала, что элита СБ очень расстаралась, создав себе-любимой огромный клуб-заповедник почти на две с половиной тысячи гектаров. Вход на эту территорию был закрыт всем, кто не занимал достаточной должности в службе безопасности. Всё остальное — богатство, влияние, связи — не котировалось. Даже охрану Эледе пришлось оставить на подъезде в специальном домике отдыха. Собственно, без сопровождения Герарда мисс Ховерс сюда бы тоже не пропустили — слишком незначительную должность она занимала в ведомстве.

Внутри — за трёхметровым каменным забором — оказалось просто волшебно! Рукотворный уголок условно дикой природы: луга, лес, река и ни-ко-го.

— У нас очень ценят уединенность, поэтому коттеджи находятся на огромном расстоянии друг от друга, — объяснил Герард.

— Потрясающе! — восхитилась мисс Ховерс, которая с удивлением оглядывалась в поисках хоть какого-то жилья. — Транспорта, конечно, нет? Только пешком?

— Совершенно верно, — улыбнулся Герард. — Можно верхом, можно пешком. Это такое место, где стараются минимизировать цивилизацию до разумных пределов.

— Далеко нам идти? — уточнила Эледа, наконец, понимая, почему, приглашая её провести вместе вечер, Герард особо обозначил, что одежда должна быть спортивная: джинсы, кроссовки…

— Около двух километров по лесной дороге, — с этими словами мужчина галантно отвел в сторону локоть, приглашая гостью к прогулке.

До особняка они шли, в общем-то, не так уж и долго, к тому же по пути было на что посмотреть. Эледа с наслаждением вдыхала лесной воздух.

Тропинка вывела путников на берег озера, в зеркале которого безмятежно отражались небо, деревья, скромный, очень уютный двухэтажный коттедж с черепичной крышей, причал и колеблемая тихим прибоем деревянная вёсельная лодка.

— Настоящая лодка? — мисс Ховерс явно была удивлена.

— Да, — кивнул Герард, не понимая, что именно её так обрадовало или потрясло. — Из озера вытекает небольшая река, можно при желании покататься…

— Здорово! — совершенно искренне восхитилась гостья. — Может быть, тогда?..

— Без проблем.

…И вот они плыли, и Эледа, слегка прикрыв глаза, слушала шелест волн.

— Знаешь, — внезапно нарушила она тишину, — у меня к вёсельным лодкам особенное отношение. Когда я была совсем маленькая, года так в четыре, в пять, отец иногда катал меня на лодочке. У нас в поместье есть пруд. Крошечный. Может быть, метров сто-сто пятьдесят в диаметре. И с маленьким островком посередине. И вот мы плавали по кругу, потом высаживались на островке, где я ела сэндвич с жареным беконом и пила колу. Если бы мама узнала, чем меня кормит отец, ему пришлось бы туго.

Герард рассмеялся:

— Почему?

Эледа улыбнулась:

— Бекон, кола, хлеб, грязные руки, отсутствие вилки и ножа, а также салфеток… Это в ее представлении всё равно, что поесть из мусорного ведра. Мама в плане культуры и качества питания очень строга. До сих пор. Но папа сажал меня под дерево, давал сэндвич, колу, а про мытье рук и вовсе забывал.

— А сам что делал? — поинтересовался Герард, складывая вёсла и позволяя течению нести лодочку вперёд.

— Лежал рядом на траве.

— Тогда многое становится понятно… — задумчиво произнёс собеседник.

— Ты как-то слишком обще сказал, мне сложно строить предположения, — заметила Эледа.

— Многое о тебе становится понятно, — пояснил Герард. — Например, я впервые своего отца увидел в пять лет. Нет, до этого, конечно, тоже видел, но мельком. В основном в газетах и новостях. Я, конечно, знал, что этот мужчина — мой отец, что он занят делами клана и тому подобное… В общем, лично мы пообщались, когда мне исполнилось пять. Я очень хорошо помню слова, которые он мне тогда сказал. Самые первые.

— Что за слова? — с искренним любопытством спросила девушка.

— «Герард, это стыдно — в твоем возрасте так неаккуратно завязывать галстук», — рассмеялся Герард. — Он в тот раз отвозил меня устраивать в школу-интернат для мальчиков, инструктируя по пути, как следует себя вести. В нашей семье воспитание очень строгое.

Мисс Ховерс поинтересовалась:

— Твоих братьев растили точно так же?

— Не знаю, — пожал плечами собеседник. — Мы редко видимся — все слишком заняты. А когда видимся, есть другие темы для разговоров.

Эледа снова опустила руку в воду:

— Я всегда говорила, что это — миф, будто младших детей очень балуют.

— Не в семье Клейнов, — снова рассмеялся Герард. — У нас никого не балуют, даже собак.

— Это тоже результативный подход. К тому же у вас в семье строгость к окружающим начинается со строгости к себе, не наоборот.

— Верно, верно, — согласился Герард.

— Кстати, — Эледа отвлеклась от созерцания воды, — должна сказать, первое, что бросилось в глаза в первую встречу с тобой — поистине безупречно завязанный галстук.

Терраса на втором этаже дома была озарена мягким тёплым светом. Даже из лодочки становилось видно — стол накрыт, и к возвращению хозяина с гостьей всё приготовлено.

На озеро опускались сумерки, отчего светящиеся окна особняка придавали окружающему лесу вид совершенно сказочный.

— Тут очень красиво, — сказала Эледа, принимая руку Герарда, чтобы выйти из лодки на причал.

— Да, — кивнул спутник. — Мне и самому нравится. Причем именно здесь. Пару раз я арендовал домик на окраине леса с видом на луг — совсем не то. Хотя если для езды верхом, то там, конечно, удобнее.

Не выпуская ладони гостьи, Герард повёл её вверх по лестнице на террасу.

Тёплый ветер играл краями белоснежной скатерти, столовое серебро мерцало в мягком сиянии свечей, от леса и воды тянуло ночной прохладой.

— Присаживайся, — хозяин придвинул гостье стул, после чего коротко извинился и ушёл в дом. Назад он вернулся с пледом, укрыл Эледе плечи и пояснил на её немного удивленный взгляд: — Я отпустил прислугу. Думаю, с ужином мы справимся без посторонних.

— Ну, лично я так проголодалась, что готова отгрызть руку всякому, кто потянется к моей тарелке, — спокойно сказала мисс Ховерс.

Собеседник улыбнулся:

— Благодарю за предупреждение. Налью-ка я, пожалуй, тебе вина, чтобы ты расслабилась и подобрела.

— М-м-м… — протянула Эледа, придвигая ему свой бокал. — Настоящий джентльмен — великолепный импровизатор, а потому находит выход даже из самой сложной ситуации.

Герард рассмеялся:

— Слушаю тебя и понимаю, что не привык к комплиментам. А они, оказывается, очень приятны.

Девушка улыбнулась:

— Главное, не начни кокетничать.

Он развеселился ещё больше:

— Мисс Ховерс, в очередной раз удивляюсь тому, насколько вы отличаетесь от многих представителей своего поколения. Это сейчас редкость.

— А вот теперь, мистер Клейн, я скажу, что вы — старый сноб и что комплиментам конец, — предупредила Эледа, приступая к салату. — Однако не буду отрицать, всё сказанное вами звучит как тост.

С этими словами гостья подняла свой бокал, салютуя хозяину дома.

— Я серьезно, Эледа, — спокойно сказал Герард, делая глоток. — Юные дочери, да и сыновья, влиятельных отцов сегодня всё чаще оказываются красивыми пустышками. Даже лет пятнадцать-двадцать назад такого почти не случалось.

— Хм, — ответила на это гостья. — А с чего ты взял, что я не такая?

— Потому что ты не такая, — похоже, он ни секунды не сомневался в правильности своего утверждения. — Абсолютно точно — нет. Ты блестяще проявляешь себя в любом деле, за которое берёшься, не боишься ответственности и быстро принимаешь решения. Это нечасто встретишь даже среди мужчин.

— Может быть, мой отец всю жизнь хотел сына? — невинно предположила гостья.

— Не думаю, — ответил Герард. — Вряд ли бы в таком случае он стал катать тебя на лодке и кормить вредной едой тайком от матери.

— Ну, я просто была поздним ребенком, долгожданным, а потому обласканным и любимым.

— Это очень ценно. Поверь, я знаю, о чём говорю. У тебя есть поддержка, перед тобой открыты все дороги. А ты, что характерно, не выбрала путь наименьшего сопротивления — пошла с самого низа, хотя могла начать оттуда, куда многие не добираются за всю жизнь.

— До ступеньки, с которой я могла бы начать, я доберусь… — мисс Ховерс что-то прикинула в уме, — через год или, самое позднее, два. Но доберусь уже со своими людьми, опытом, знанием жизни, контактами, связями… И не забывай, для меня всё упрощает сам факт того, что я у родителей одна. Потому мне есть, куда расти. Третий голос в клане у меня с пятнадцати… правда, я ещё ни разу его не использовала. Слишком серьёзная ответственность. Герард, мне непонятно другое: как ты смог добиться всего этого, — Эледа повела рукой вокруг себя и закончила: — Не просто без помощи родителей, а против их воли вообще?

Её собеседник покачал головой:

— Не преувеличивай. Я остался в семье, меня поддерживают… в меру сил. Я в меру возможностей продвигаю семейные интересы. А в клановом деле мне изначально не светило вообще ничего. Просто потому, что все места заняты старшими братьями. Максимум, которого я мог бы добиться — присмотр за второстепенным направлением. А мне с детства претили нудная работа и рутина…

— О, кстати, это правда, что ты несколько раз сбегал из интерната? — спросила Эледа с неподдельным интересом.

— Там было скучно, — отмахнулся собеседник. — К тому же меня отдали в интернат с очень строгим распорядком. Но, чтобы ты не очаровывалась, сразу скажу: первый раз меня задержали, когда я перелезал через стену, второй — в соседнем квартале, в магазине, где я пытался расплатиться уже заблокированной картой. Так что мои побеги выглядят скорее смешно, нежели отважно.

Собеседница с улыбкой покачала головой:

— А как отреагировал на эти выходки отец?

— Вполне логично — применением силы.

— Выпорол? — удивилась девушка.

— Нет. Конечно, нет. Первый раз просто встряхнул за шкирку, а второй отвесил такую оплеуху, что у меня чуть голова не оторвалась. Заодно сказал, что я безответственный неблагодарный щенок, от которого одни хлопоты, ведь из-за меня ему пришлось терять время на поездку в интернат. И добавил, что с таким характером и воспитанием делать в семейном бизнесе мне нечего. В тот момент я понял, что придется пробиваться самому. Это было осознанное решение, как и завязывание галстука.

— А в СБ, — мисс Ховерс сделала паузу, тщательно подбирая слова, — в СБ, даже при поддержке семьи, ты, наверное, уже совсем скоро достигнешь предела карьерного роста?

— Я его уже достиг, — кивнул Герард. — Должности выше моей занимают только представители первого поколения — те, кто полвека назад поделил между собой мир. Уходить на покой они не собираются, а вытряхнуть их из кресел по силам лишь таким же, как они сами, — Герард сказал это с улыбкой, чтобы было видно — он иронизирует.

Эледа сделала глоток вина и сказала:

— Тем не менее, твой отец старается тебе помочь.

— Старается, но, увы, связи моего отца хотя и обширны, однако почти не распространяются на круги СБ, — ответил собеседник. — К тому же меня раздражает сам факт того, что я вынужден принимать его помощь.

— Я не удивлена, если вспомнить ваши отношения, — заметила вскользь мисс Ховерс. — Мне проще. Я с рождения знала, что отец будет стоять во главе всего, что у нас есть. Но, поскольку я женщина, мне нетрудно с этим смириться. А может, он такой человек, которому легко и приятно подчиняться. Не припомню, чтобы даже мама ему перечила. Отец — глава семьи, глава клана. Этим всё сказано.

Герард с пониманием кивнул:

— Меня требования внутриклановой субординации давно не касаются, потому что уже несколько десятилетий я избавлен от необходимости им следовать. Что, к слову говоря, в случае с нашей семьей имеет ряд несомненных плюсов, в числе которых и это место.

Собеседница улыбнулась, закуталась в плед и посмотрела на мерцающую гладь воды, простертую внизу.

— Да, это место того стоит. Повторюсь: тут волшебно.

Некоторое время они сидели в тишине, наслаждаясь звуками ночи, а потом Герард встал и протянул гостье руку:

— Идём, покажу тебе твою комнату.

Мисс Ховерс сбросила плед и поднялась следом за хозяином.

Дом оказался небольшим, но удивительно уютным. В распоряжение Эледы Герард отдал спальню с огромным угловым окном, из которого открывался потрясающий вид на озеро и лес.

— Приятного отдыха, мисс Ховерс, спасибо за чудесный вечер, — Герард коснулся легким поцелуем кончиков пальцев гостьи. — Я рад, что мы, наконец, познакомились. Мне этого хотелось с момента нашей первой встречи.

Эледа напомнила:

— Вы тогда тоже привлекли мое внимание.

— Ты сказала, внимание привлек галстук, — заметил с улыбкой собеседник.

— Это само собой. Но помимо галстука меня заинтересовал и человек, на шее которого он был завязан. Добрых снов, Герард.

С этими словами мисс Ховерс закрыла дверь своей спаленки и довольно улыбнулась.

Корпоративная зона: «Амилайт»

В этом мире все следят за всеми. И оттого каждая корпорация, если вдруг у нее возникает необходимость резко собрать своих рейдеров, встаёт перед проблемой — как это сделать незаметно.

Проще всего поступил «Виндзор». Там разместили рейдерский корпус в основных зданиях СБ — пусть противник хоть обнаблюдается, один черт, не разберет, из-за чего возбудились безопасники: масштабная операция вовне или обычный внутренний чёс с поиском проштрафившихся.

Оригинальнее «Виндзора» вышла из положения «Сони-Тошиба». Там на постоянной основе организовали внезапные поводы для массовых сборищ. Любой из сотрудников мог внести предложение для большого праздника. Что угодно: поедание на скорость суши с задницы майко или, скажем, эстетический конкурс на лучшую способность опознать настоящую сакуру среди голограмм. Каждый день кидали жребий — быть ли сегодня празднику, а если быть, то какому и когда. Ну, а если надо, то жребий оказывался совсем не случайным, но случайные люди об этом не знали…

«Амилайт», в отличие от коллег, подошёл к вопросу основательно — к рейдерскому комплексу он оборудовал великое множество подходов как наземных, так и подземных, а когда устраивали общий сбор, то каждому рейдеру обозначали индивидуальный путь. Разумеется, отследить два десятка подходов потенциальному противнику было малореально.

…Джинджер бесилась с того момента, как её сорвали с дела. Бесилась, пока сдавала дела перед эвакуацией. Бесилась, пока летела вертолётом. Первый раз насторожилась лишь тогда, когда увидела мелькнувшее в толпе знакомое лицо. Коллега. Потом, на следующем участке маршрута, её внимание привлекли трое неброско одетых, но всё равно выделяющихся из общей массы мужчин… Вот после этого Джинджер уже всерьёз напряглась.

Ну, а в самом корпусе, когда она туда приехала, суматоха стояла такая, будто генеральный собирался нагрянуть с визитом.

Сразу на входе Джинджер вместе с пятью коллегами-мужчинами перехватила вторая секретарша главного и проводила в комнату ожидания. Там сидели минут пятнадцать, мрачно тянули кофе и почти не разговаривали. Затем в дверях возникла помощница старшего координатора и отправила мужчин в служебную гостиницу, тогда как в отношении Джинджер что-то уточнила по комму, после чего кивком приказала следовать за собой.

В приёмной Джинджер продержали буквально пару минут, после чего поступил звонок от босса, и секретарша пригласила рейдершу пройти.

— Садись, — босс — Грег Андерс — указал на кресло возле кофейного столика, на котором стояла тарелка со стейком и стакан уже остывшего кофе, — не возражаешь? — сам он сел на диван, взял вилку, нож и пояснил: — Два часа как принесли, всё нет времени перекусить.

— Обедайте, босс, никаких проблем.

Мужчина принялся торопливо есть и одновременно с этим говорить:

— Пять лет назад ты попалась «Мариянетти» и через два года подала предложение об операции. Извини, не отследил, что тебе на это ответили.

Джинджер пожала плечами:

— Операцию не одобрили ввиду малой выгоды и слишком низкого ущерба противнику, — она ответила спокойно, хотя сердце нехорошо ёкнуло при воспоминании о тойистории.

— Но, если я правильно помню, шума по итогам предложенной операции должно было выйти много?

— Да, и сил впустую Жопы потратили бы тоже уйму.

Грег довольно покивал, сделал глоток кофе, после чего продолжил:

— Тебе сейчас освободят пятый кабинет. Если не успеют, выкидывай оттуда всех, кто не успеет убраться, и займись восстановлением плана той операции с актуальными дополнениями и доработками. Через два часа принесёшь его мне. Ущерб «Мариянетти» в данном случае для нас несущественен, но чем больше в результате нашего воздействия они потратят сил впустую, тем лучше.

— Что ещё я должна знать? — уточнила Джин.

— У нас провал. Жесточайший… — босс на секунду задумался, припоминая давнюю разработку. — Ты, вроде, собиралась начинать ту свою операцию с двести четвёртого?

— Да, — кивнула собеседница. — С хозяйкой сектора у меня неплохие отношения, и как начальная база двести четвертый очень удобен.

— Тогда всё равно узнаешь, — вздохнул босс. — Там сейчас Гай… собственно, это он вскрыл проблему. Наш резидент в двести четвёртом — Родерик Оддисон — два года как перевербован «Мариянетти». Два года он сливал им всё, что знал. Сейчас мы пытаемся хоть как-то выяснить масштаб утечки и локализовать провал. Твоя задача — не дать Жопам быстро реализовать информацию, спущенную Оддисоном. Скоро они пронюхают, что нам известно о перевербовке резидента, поэтому нужно костьми лечь, но отвлечь их внимание, подкинув побольше хлопот.

— Поняла, босс, — рейдерша встала. — Сделаю в лучшем виде. Отлить не будут успевать сбегать.

— Хорошо бы, — Грег, наконец, снова вспомнил о еде и энергично отрезал от стейка очередной кусок: — Иди пока, кабинет занимай.

Джин кивнула и вышла.

Корпоративная зона: «Мариянети»

В этом мире так уж сложилось — традиции для большинства людей давно ничего не значат. И даже в «итальянской» корпорации «Крио-Инк Мариянетти» многие успели подзабыть корни. Но итальянские рейдеры… итальянские рейдеры помнят и чтут свою прародительницу коза ностру.

Когда Босс — Коррадо Ристольи — позвонил капо Марко и вызвал его для беседы, в сердце подчиненного незамедлительно закралось нехорошее предчувствие. Босс может вызвать к себе по двум причинам: либо нагрузить работой, либо вздрючить. Работы у Марко и так, только разгребай, значит… Утешало лишь то, что капо пригласили поговорить не в кабинет, а в комнату отдыха. Для серьезной трёпки обстановку выбрали бы другую.

Когда Марко вошёл, Главный сидел рядом с барным столиком и потягивал капучино в компании с консильери Сантино Моретти. Советнику на вид было лет двадцать пять, но глаза… глаза его выдавали. Поговаривали, что Сантино — высший корп, присматривающий за одним из ключевых участков. В это нетрудно было поверить, консильери не становятся в двадцать лет. И всё-таки слухи оставались слухами, доподлинно никто ничего не знал, а Сантино, понятное дело, не распространялся. Он вообще не отличался многословностью.

— О, Марко! — добродушно кивнул Коррадо вошедшему. — Садись-садись, наливай кофе.

Босс махнул рукой и придвинул гостю кофейник. Такое неофициальное начало слегка успокоило Марко. Старший выглядел миролюбиво: пиджак расстегнут, галстук слегка ослаблен, а рубашка туго обтягивала внушительный живот. Правда, Сантино — подтянутый и статный — выглядел не настолько радушно, скорее отстраненно, но он всегда таким был.

Марко налил себе кофе.

— Жена так и лютует? — поинтересовался Коррадо. — Пить по-прежнему нельзя?

— Женщина, босс, — развел руками Марко, — не самое спокойное явление на свете.

— Моя решила перевести меня на зелёные коктейли, — с усмешкой пожаловался Ристольи. — Борьба с лишним весом и холестерином. Теперь приходится дважды обедать на работе, чтоб вечером не так противно было пить эту прокрученную в блендере бурду.

Он со смехом похлопал себя по животу.

Марко вежливо, но натянуто улыбнулся. Его настораживала эта беседа ни о чем. Уж явно не сплетничать о женах его пригласили. Да и Сантино, сволочь, молчит. Потягивает свой кофе и не вмешивается в разговор, но смотрит внимательно.

— Скажи, как дела у твоего племянника в двести четвертом? — словно бы невзначай спросил Коррадо. — Парень ничего не сообщал?

Вот оно, началось.

Ну, Раггиро, щенок ебливый, если проблемы из-за тебя…

— Цель не грохнул, — спокойно ответил Марко. — Сейчас ищет, говорит, найдёт. В общем, у него кое-какие сложности.

— Э нет, — с мягким упреком сказал босс, отставляя опустевшую чашку. — Ты плохо владеешь ситуацией, Марко. У него не сложности.

С этими словами он замолчал и многозначительно посмотрел на собеседника.

У того снова нехорошо ёкнуло внутри:

— Он…

— Мистер Ристольи прав, — деликатно вклинился внезапно оживший для беседы Сантино. — У Раггиро не сложности. У него, Марко, видишь ли, проблемы, — он вдруг грохнул кулаком по столу и рявкнул, заглушая звон кофейного прибора: — Охуенные, бля, проблемы!!!

Марко напрягся, но не подал виду.

— Хотелось бы в подробностях… — не меняя тона, начал он.

— А! — в сердцах воскликнул Моретти и взмахнул руками. — В подробностях! Сам ты о своем племяннике ничего не знаешь? Хороши родственники! На! Любуйся!

Он бросил на стол перед капо голограммер, над которым сразу же возникло изображение. Немолодая азиатка в национальном костюме улыбнулась в камеру одними губами и заговорила:

— Прошу прощения, что не обращаюсь по имени, но, увы, не могу знать, кто примет послание. Итак, господа, в моем секторе имел неосторожность засветиться ваш человек, — женщина повернула к зрителям коммуникатор, который держала в руках. На экране отобразилась фотография… мать его!!! Раггиро! — В связи с его некорректным поведением, повлекшим за собой цепь неприятных для меня лично, а также для жителей и гостей моего сектора последствий, я ставлю вас в известность о том, что этому мужчине дается время до двух часов сегодняшней ночи, чтобы покинуть мою территорию. Доказательства его ухода — на ваше усмотрение. Желаю здравствовать, и в будущем, пожалуйста, уведомляйте меня о своих намерениях.

Запись погасла, а Марко остановившимся взглядом всё ещё смотрел в пустое пространство перед собой. В голове пульсировала одна-единственная мысль: «Убью паскуду!» И думал он уж точно не о китаянке.

— Вот такой сюрприз, — сказал Коррадо. — Поэтому, Марко, отзывай мальчишку. Впрочем, когда он узнает, что его изгоняет центровая бонза, думаю, сам сделает ноги. А когда вернется, поговори с ним. Серьёзно поговори. Выжимку и запись разговора сразу мне. Сразу. В любое время.

Когда Коррадо замолчал, Моретти, который всё ещё был зол, спросил:

— Как ты собираешься наказать своего родственника за провал, а, Марко?

Марко лихорадочно соображал. С одной стороны, пришибить хотелось стервеца, с другой… племянник всё же. Единственный. Поэтому после секундного раздумья он ответил:

— Неясно, как сильно он виноват и какой нанёс ущерб, я не могу…

— Никто не помешает потом усугубить наказание, — невозмутимо оборвал его босс. — И не думай, будто из уважения к его матери мы вообще не станем его наказывать.

Марко замялся. Наказать, конечно, надо. Но за что? Раггиро, вроде, всегда дружил с головой, и таких ярких провалов у него прежде не случалось. Последнее, чего хотелось Марко — подставлять племянника. С другой стороны, на что там жаловалась Алессия?

— Запрещу ему играть, — ответил капо. — И пройдусь по заведениям, попрошу не пускать.

Босс усмехнулся:

— Его надо наказать, а не исправить. К тому же, как говорила моя бабка: «Родившийся ослом не умрёт лошадью». И потом, почему не клубы и не заведения с девочками?

Марко энергично махнул рукой, выражая высшую степень досады:

— А что ещё ему так же испортит жизнь? Осел, конечно, не умрёт лошадью, но, может, чего переосмыслит. Что до девочек из клубов и заведений… он таких не признаёт. Снимать же обычных… как запретишь?

Коррадо и Сантино переглянулись.

— Принимаем твоё решение, — сказал консильери, успокаиваясь. — Но семья парня тоже должна прочувствовать на себе его ошибку… Сестра Раггиро ведь тоже рейдер? Любит, наверное, ходить на Ту сторону? Доведи до Велии, что ближайший месяц она проведет в архиве младшим помощником. Вместе с братом. Заодно сообщи, кто в этом виноват. Только пусть… в меру усердствует, объясняя ему неправоту. Скажем так, не больше пары дней в больнице. Или мы огорчимся.

С этими словами Сантино выразительно посмотрел на часы.

Марко с пониманием поднялся из кресла.

…Он ещё не успел выйти в приемную, а уже достал из кармана пиджака коммуникатор. Сообщить новости Велии успеется, а вот Раггиро отзывать надо немедленно, кто знает, какая у него ситуация и как скажется даже минутная задержка. В их работе всякое случается, иногда несколько секунд меняют всё.