Глава 6

Таргар. Герцогский дворец.


Солнечный луч, такой редкий зимней порой, заглянул в герцогскую опочивальню, скользнул по личику юной прелестницы и разбудил ее. Девушка открыла глаза, зевнула и сладко потянулась, выгибаясь всем телом, словно кошка. Одеяло соскользнуло с молодой груди еще не знавшей кормления. Девушка повернулась к его сиятельству, провела пальчиком по его гордому профилю, очертила линию губ, а после прижалась к широкой мужской груди губами.

— Най, — проворковала она.

— Сафи, — сонно пробормотал герцог, сжимая хрупкое тело в кольце сильных рук.

— Оледара, — надула губки прелестница. — Сколько можно путать.

Найяр приоткрыл глаз, посмотрел на девушку и вздохнул, обдав ее волной перегара. Прелестница даже не поморщилась, продолжая поглаживать ручкой под одеялом герцогское естество. Естество быстро оживало, наливаясь силой. Его сиятельство, прерывисто вздохнул, навалился всем своим немалым весом на новую любовницу, вошел в нее, сделал несколько мощных движений бедрами, излился и встал, не утруждая себя излишними ласками.

— А поцелуй? — девушка капризно надула губки.

Найяр причмокнул губами, не глядя на нее, натянул штаны и покинул опочивальню в старых покоях. Герцог предпочитал принимать любовниц здесь, не оскверняя присутствием чужой женщины ложе, ставшее уже едва ли не святилищем. Но с некоторых пор он предпочитал ночевать не один. Это было секретом его сиятельства, о котором никто не должен был знать.

Началось это недели две назад, спустя три месяца, после того, как исчезло его сокровище. Его сиятельство погряз в распутывании нитей заговоров, которых обнаружилось три, совершенно забыв о том, что хотел проверить слова рыжего щенка, вынужден был отвлечься от поисков беглянки. Теперь Секретный кабинет гудел, как улей потревоженных пчел, поставляя в пыточные все новые и новые лица. Герцог был пресыщен кровью, он даже начал поручать допросы мастерам заплечных дел.

Причем, заговоры росли, как грибы. И все это, как выяснил Найяр, началось незадолго до смерти герцогини. Она получала указания от родни, в точности исполняла их. И фальшивка с лицом Сафи была всего лишь одним из узлов паутины заговора, что плела паучиха — усопшая женушка. После ее смерти, пока его сиятельство носился по герцогству в поисках исчезнувшей любовницы, пока убивался в ее покоях, враги Таргара не дремали, заманивая в свои сети все новых и новых адептов. Кто брал золото, кто польстился на иные посуленные блага, а кто из ненависти к Таргарскому Дракону, но его подданные охотно позволяли себя вовлечь в чужие интриги.

Месяц назад герцог допрашивал представителя одного из наиболее именитых родов Таргара, уличенного в связях все с тем же Бриатарком. Еще молодой и полный сил мужчина, растянутый на цепях, без всякого трепета взирал на своего господина. В глазах его была ненависть, но никак не страх. Это заинтересовало его сиятельство, заглянувшего в пыточную по иному делу.

— И за что же благородный тарг ненавидит своего господина? — поинтересовался он.

— Убийц и извергов любить не выходит, — усмехнулся мужчина. — Ты замучил в этих стенах моего брата, обвиненного по ложному доносу. Он был невиновен, но мы получили вместо его тела горшок с пеплом. Ты лично кромсал его на куски.

— Как интересно, — герцог обернулся к подручному палача, как раз раскалившего клещи. — Ты помнишь его брата?

Помощник палача пожал плечами. Герцог сам поднапряг память. Тарг Алвиз, да, был такой. Обвинялся в измене, как и его брат, висевший сейчас на цепях. Алвиз во всем признался. Впрочем… под пытками признаться можно даже в том, что ты сам Черный бог. Герцог усмехнулся.

— Так ты предал Таргар из мести?

— Я не предал Таргар, я предал ублюдка, которому верой и правдой служил мой брат, — ответил арестованный.

— Стало быть, вину вы признаете, тарг Алвиз? — уточнил его сиятельство.

— Целиком и полностью, — ответил тот.

— Отлично. Снимите предателя и отправьте в камеру. Завтра его повесят на Главной площади, — произнес Найяр.

— Я дворянин, ты не можешь повесить меня, — смело возразил Алвиз.

— Нет, тар Алвиз, с сегодняшнего дня ваш род лишен дворянского звания, замков, владений и имущества. Все это отходит в казну Таргара. Ваше же семейство будет выслано за пределы столицы. Вы уничтожили свой род тар Алвиз.

— Ублюдок! — выкрикнул арестованный, осознав всю глубину наказания.

Герцог развернулся на каблуках и вернулся к бывшему таргу. Он некоторое время рассматривал его, затем склонился, приблизив свое лицо к лицу мужчины.

— Прежде чем идти на предательство, нужно осознавать, что за спиной стоят те, кого твое дерьмо зацепит, увести.

И, более не слушая проклятий, посылаемых ему в спину, его сиятельство покинул пыточную камеру. А потом объявились послы от Владыки. Герцог был на взводе в тот день. Он только выдворил наглецов из Аквинтина. Эти заявились не с требованиями, посольство явилось с самыми мирными намерениями и портретом своей принцессы, заявив:

— Теперь, когда дворец вашего сиятельства очищен от скверны, Аквинтин готов преподнести вам в дар самое ценное, что породила земля Аквинтина — принцессу Алфею Аквинтинскую. Целомудренное дитя излечит ваши душевные раны и отмолит все прегрешения у богов.

Найяр даже поперхнулся от такого заявления.

— Скверна, простите, это что? — поинтересовался он.

— Ваша любовница, ваше сиятельство, — с достоинством пояснил посол.

— А это порождение Аквинтина мне заменит ее? — багровея, уточнил герцог.

— Вы оскорбляете ее высочество, — обиделся посол.

— Неправда, всего лишь повторяю ваши слова, — возразил Найяр. — Так вот, Аквинтин очень любезен, но рассматривать подобные предложения до окончания траура я не намерен.

— Нам известно, что вы хотели уже через месяц после смерти вашей супруги вступить в брак с тем существом, что делило с вами опочивальню, не имея ни стыда, ни совести.

— А не обнаглел ли Аквинтин?! — заревел его сиятельство, поднимаясь с трона. — Уже второй раз вы являетесь в дом и хамите его хозяину! Что касается этого существа, — он кивнул на портрет, — у меня уже было одно молящееся порождение, второе я просто не вынесу. Или вы решили меня уморить?! Такое тонкое покушение на Таргарского правителя?

— Ваше сиятельство, — аквинтинский посол сбавил обороты, — вы неверно истолковали мои слова. Ведь и Владыка придерживается такого же мнения. А ее высочество, принцесса Алфея Аквинтинская, станет вам прекрасной супругой и утешением.

— Владыка тоже так считает? — ядовито спросил Найяр.

— Без его благословения мы не предприняли бы такой важный шаг! — воскликнул аквинтинец. — Его святейшество полностью поддерживает наше решение и считает, что принцесса Алфея сможет спасти вашу заблудшую душу.

— Подсовываете мне очередную марионетку? — зарычал герцог. — Убирайтесь отсюда немедленно! Я скорблю, все запомнили? Траур у меня!

Посольство Аквинтина сбегало впереди собственного визга, а Найяр бесновался, не находя даже слов, чтобы выразить свое возмущение наглостью "аквинтинских святош". Но не успел он толком успокоиться, как примчался секретарь с округлившимися глазами и сообщил:

— Посольство Владыки, ваше сиятельство!

— Чтоб у него несварение случилось! — в сердцах воскликнул герцог. — Чтобы в Главном Храме на него статуя одного из богов упала, а лучше всех сразу! Чтоб его Черный бог сношал на сковородке! Чтобы бесы его…

— О, боги, — выдохнул секретарь.

— Что?! — Найяр резко развернулся и уставился на секретаря.

— Вы совершенно правы, ваше сиятельство, — с надрывом воскликнул секретарь.

И тоже подбавил от себя проклятье его святейшеству, да такое ядреное, что герцог невольно огляделся и успокаивающе похлопал мужчину по плечу:

— Ладно-ладно, Владыка все же.

Секретарь выдохнул, поклонился и спешно ретировался, горячо прося в душе прощения у богов за свое пожелание их наместнику на земле. Герцог взглянул на портрет Сафи, увеличенный дворцовым художником и висевший теперь на стене, и тяжело вздохнул:

— Этот святейший хрен не освятил бы наш союз, теперь точно знаю. Ничего, когда верну тебя, устрою Адоху такую кару небесную, Владыка у меня с колен не поднимется… Хотя зачем такие сложности? Добрая порция яда и посадить своего Владыку на небесный престол. Точно, давно надо было так сделать. — Приблизился к портрету. — Пожелай мне удачи, сокровище мое, она мне понадобится.

Портрет промолчал, Найяр укоризненно покачал головой и покинул покои своей возлюбленной. Но уже за дверью опомнился:

— Матьен, венец и герцогскую мантию, — велел он и остался ждать, пока слуга принесет ему требуемое.

Застегнув края мантии толстой золотой цепью с подвеской — драконом, его сиятельство взглянул на слугу.

— Вы, чудо, как хороши, ваше сиятельство, — поклонился тот.

— Катись к бесам, — скривился герцог и направился в большой тронный зал.

Делегации из Адоха принимали только там и только торжественно. Вот и сейчас прислуга уже экстренно наводила лоск, раскатывала ковровые дорожки, а на балконе размещались музыканты, которые должны были сыграть гимн Таргара и Адоха, причем, гимн вотчины Владыки в первую очередь. И приветствие занимало времени в несколько раз больше, чем приветствие послам обычных государств. Встречать гостей из Адоха должен был Первосвященник Таргара, правитель имел право заговорить только после чтения молитв.

Все это чрезвычайно бесило Найяра. В такие минуты он чувствовал себя униженным. В его личной градации попы занимали вторую ступень после воинов, но приходилось мириться с заведенным порядком, как мирились все Грэимы до него, как подчинялись остальные правители. Владыка имел власть, позволяющую ему сменять династии на тронах, даже перекраивать границы государств, но благоразумно этого не делал.

Было время, когда Владыки лезли во внутренние дела королевств, герцогств и княжеств, как к себе домой. После того, как попытка оторвать в пользу Адоха кусок от Аллагара, спровоцировала крупнейшую и кровопролитнейшую войну, зацепившую, как минимум, десять государств, и затянувшуюся на восемьдесят три года, Владыки отказались от подобной политики. Восстанавливать авторитет и снова входить в силу Адоху пришлось еще около ста лет.

Однако послы его святейшества оставались самым влиятельным посольством. Хамить им было себе дороже. Найяр скрипнул зубами, подцепил под локоть Первосвященника и втащил его в тронный зал.

— Что им надо? — спросил герцог.

— Мне неизвестно, — ответил поп. — Я сам теряюсь в догадках.

— Смотри мне, Энлер, если узнаю, что за моей спиной шашни водишь с Адохом…

— Ваше сиятельство, — Первосвященник укоризненно покачал головой.

— Ладно-ладно, — Найяр примирительно потрепал его по плечу. — Если что, предупреждай.

— Как обычно, — усмехнулся поп.

Его сиятельство кивнул и встал рядом с троном. Сесть на него он сможет только после того, как послам воздадут все почести. Первосвященник Таргара встал перед троном и своим правителем. Найяр тяжко вздохнул, взглянул а распорядителя и махнул:

— Запускай гадюк.

Отец Энлер обернулся, укоризненно покачал головой и указал взглядом на потолок.

— Ты же меня отмолишь? — усмехнулся герцог и сразу же натянул на лицо маску благодушия, потому что двери открылись, и грянул гимн Адоха.

Посольство Владыки представляли Первосвященники пяти государств, и посланник его святейшества, который и должен был произнести все, что передал Владыка. Пока звучал гимн Святейшего, герцог и те, кто имел честь присутствовать на приеме, опустились на одно колено. Посольство остановилось не доходя до отца Энлера, и тогда грянул гимн Таргара. С колена поднялся лишь его сиятельство.

Когда последние ноты замерли в торжественной тишине, Первосвященник Таргара сделал шаг вперед:

— Да, ниспошлют боги милость свою великому Владыке и его посланникам.

— Да не оставят боги своей милостью Таргар и властителя его, — ответил посланник Владыки, облаченный в белоснежную ризу, что означало важность его должности — советник его святейшества.

Дальше последовал обмен высокопарными благословениями. Следующей частью была молитва "Величание богов". После во славу Владыки. Следующая — "Милость всем верующим". Следом "За почивших". И последняя "Во здравие правителя", она не относилась к кому-то конкретно, но была посвящена правителям всех государств.

Найяр все это время стоял на коленях вместе со всеми, усердно бил поклоны и ждал, когда весь этот фарс закончится. Наконец, последняя молитва, в данном случае, в его честь, отзвучала, герцог расплылся в благостной улыбке, поднялся с колен и распростер руки:

— Какое счастье видеть посланников его святейшества на землях Таргара! Добро пожаловать на земли герцогства.

Последовал новый взрыв обмена любезностями, которые закончились по знаку посланника Владыки. После этого Найяр указал жестом придворным покинуть тронный зал, взошел на трон, а посольство расселось на стульях с высокими спинками, мгновенно поставленных прислугой. Отец Энлер сел на стул рядом, стоявший под возвышением, на котором располагался трон герцога. С лиц всех присутствующих слетели маски благодушия.

— Я готов выслушать послов его святейшества, — произнес он, сверля посланника пристальным взглядом.

— Да, хватит пустых слов и расшаркиваний, — ответил отец Бениго — советник Владыки. — Первое, что велел его святейшество — это недовольство падением нравов Таргарского повелителя. Ваше долгое сожительство с женщиной, прозванной в народе, как Таргарская Шлюха, крайне печалило Владыку. Слезы и мольбы вашей супруги удручали нашего Святейшего отца.

— Но за три года, что моя возлюбленная проживала со мной, никто из Адоха не появился и не передал ни слова о печали его святейшества, — возразил Найяр.

Отец Бениго остановил жестом герцога Таргара.

— Так же его святейшество выражает крайнее недоумение в связи с гонениями, которые происходят на землях Таргара. За последние месяцы исчезли представители нескольких знатнейших семейств вашего герцогства. Их семьям были возвращены горшки с пеплом, либо не возвращено ничего. Известий о судьбах своих сыновей эти роды не имеют. Что же касается менее родовитых семей, им не посчастливилось получить даже горшка с пеплом.

— Внутренние дела Таргара, — надменно отозвался его сиятельство.

— Дела Таргара давно вышли за пределы Таргара, — возразил отец Бениго. — По обвинению в предательстве были казнены трое. Один из них супруг вашей любовницы, он единственный умер, как дворянин, двое других почили бесславной смертью на виселице, их семьи лишились всего имущества и дворянского титула. Его святейшество интересуют судьбы ваших исчезнувших подданных, судьбы семей казненных и основания, на которых они были лишены своего достояния.

Герцог нервно сжимал и разжимал кулак. Упущение. Проклятье, это, действительно, упущение. Он слишком увлекся распутыванием узлов, навязанных заговорщиками, и упустил из виду главное, для Владыки нет такого объяснения, как внутренние дела Таргара. Чтоб его бесы задрали! Между тем посланник продолжал говорить:

— Гаэлдарский король прислал жалобу, что его подданный был казнен вами без ведома Гаэлдара.

— Оговор, — отчеканил Найяр. — Посольство Гаэлдара получило исчерпывающие доказательства того, что Тиган являлся моим подданным, и его действия могут быть расценены только, как измена. Наказание — смерть.

Отец Бениго кивнул. Это обвинение не являлось основным, всего лишь для общего количества, потому его рассматривать никто не собирался. Это герцог понял сразу.

— Пояснения по исчезнувшим таргам и тарам вы сможете получить завтра, — произнес его сиятельство, и посланник Владыки опять кивнул.

Это тоже было не основным. Владыка мог только предъявить ему обвинение в изуверстве. А вот это уже тянуло за собой долгое разбирательство, вплоть до отлучения и смены правителя Таргара. Не все прошедшие через пыточную умирали. Тех, кто отдавал богам душу, сжигали, чтобы не возникало стенаний о ранах и увечьях. Остальные сидели в камерах или сдыхали после допросов. Герцог уже выстраивал план своих действий, когда прозвучало новое послание.

— Его святейшество получил прошение короля Бриатарка о перенесении останков его сестры, принцессы Аниретты. Так же его Бриатаркское величество жалуется, что получил отказ от вас. Владыка принимает ваши доводы, но принял сторону несчастного брата, ибо муж не оказывал почтения жене при ее жизни, и тело несчастной Аниретты Бриатаркской должно быть передано посольству ее родной страны, которое прибудет вскорости.

— Протестую! — воскликнул герцог. — Это беспрецедентный случай, когда тело жены забирают у мужа.

— Его святейшество предвидел ваш протест, ваше сиятельство и заведомо отклонил его. Тело принцессы Аниретты должно быть передано ее брату, — бесстрастно говорил отец Бениго.

Найяр стиснул зубы, чтобы сдержать ругательство. Посланник Владыки ни разу не назвал его покойную жену герцогиней, значит, вопрос решен уже окончательно. Что там с телом? Насколько разложилось за это время? К бесам! Зима, в склепе сейчас настоящий ледник. Бриты вскроют гроб, только для этого его и забирают. Там нет следов оспы, зато есть следы отравления… Проклятье!

— Что-то еще тревожит его святейшество? — глухо спросил герцог.

— На данный момент это все, — ответил отец Бениго.

— Да, будет так, — кивнул его сиятельство. — Позвольте покинуть вас, ваши покои уже должны быть готовы.

— Да, нам бы хотелось отдохнуть, — ответил посланник Владыки. — Последний вопрос мы обсудим, когда будут улажены предыдущие.

Герцог, уже спустившийся с возвышения, остановился.

— Какой вопрос? — поинтересовался он.

— Алфея Аквинтинская, — уголки губ отца Бениго едва заметно приподнялись, обозначая улыбку.

— У меня траур, — отчеканил Найяр, склонил голову и стремительно покинул тронный зал. — Вина и шлюху! — прорычал он своему секретарю, ожидавшему под дверями.

— Какую шлюху? — опешил благородный тарг.

— Любую, их тут полный дворец, — рявкнул Найяр. — Единственная порядочная женщина сейчас неизвестно где, но я ее найду. Черный бог мне свидетель, — закончил герцог зловещим шепотом. — Жду в своих старых покоях.

И покинул опешившего секретаря.

* * *

До конца того дня Найяр, скинув напряжение с помощью одной из бывших фрейлин своей покойной супруги, просидел в своем кабинете, в котором менялись посетители, только тарг Коген почти не выходил. Эта часть была изолирована от той, где разместили посольство Владыки, эти всегда жили при дворцах правителей, а не за их пределами, как посольства других государств. Священники не видели кипевшей активности, но несомненно знали об этом. Герцог уже более собранный, отпивая вино из кубка небольшими глотками, успевая смаковать, пересматривал бумаги по узникам, их допросы, доносы на них и прочие документы.

— Тарг Коген, что у нас с теми, кого сожгли и вернули родственникам пепел?

— Извольте подписать, ваше сиятельство, указы о закрытых судах, приговорах и казнях, — советник по секретным делам протянул новую стопку бумаг.

— Отлично, тарг Коген, вы просто сокровище, — похвалил герцог.

— Все во славу Таргара и его правителя, — поклонился мужчина, польщенный похвалой.

Оставив подписи и оттиски своей печати, Найяр откинулся на спинку стула и посмотрел на своего советника.

— Тарг Коген, а что вы думаете по поводу требования отдать бритам тело моей супруги? — спросил он.

— Думаю, вы не хотите, чтобы гроб был вскрыт, — понятливо ответил умный и умудренный жизнью мужчина.

— Справедливое замечание, — кивнул Найяр. — И как мне это сделать?

— Отец Энлер что-то говорил о подобной ситуации? — поинтересовался Коген.

— Этот святоша сейчас роет церковные архивы и штудирует деяния богов и житие святых. — Отмахнулся герцог. — На него надежды мало, приехавшие попы подкованы лучше. Нужно решение… светское, — он усмехнулся и сделал еще один глоток.

— Нужно подумать, ваше сиятельство, — задумчиво произнес советник. — Простое исчезновение гроба вызовет только новые вопросы.

— Верно подмечено, как и пожар в склепе, — ответил Найяр. — Подмена тоже невозможна, ибо нет у нас сейчас оспы.

— У соседей недавно была очередная вспышка, — Коген встретился с совершенно трезвым взглядом своего господина.

Его сиятельство скептически хмыкнул.

— Доставить не успеем.

— Согласен, — вынужден был признать благородный тарг.

Мужчины замолчали. Найяр побарабанил пальцами по столу. Взгляд синих глаз устремился в окно, за которым шел снег. Крупные пушисты хлопья падали на землю, танцуя свой неспешный танец, одевали деревья в белоснежные шубки. Герцог встал и подошел к окну. Окна кабинета выходили на дворцовый парк. Сейчас там было безлюдно. С некоторых пор ему казалось, что безлюдным стал весь дворец, не смотря на суетливых муравьишек, снующих без устали днем и ночью по лестницам и переходам.

Найяр прижался лбом к холодному стеклу и прикрыл глаза. Она любила снег не меньше, чем распустившуюся зелень. Еще год назад ее ножки гуляли по этим аллеям, оставляя за собой маленькие следы, по которым герцог находил свое сокровище. Вот так же, стоя у окна, видел, как она выходила в парк, оборачивалась, чувствуя его взгляд, и махала рукой. После отворачиваясь и, как этот снег, неспешно брела по заснеженным дорожкам, подставляя раскрытые ладони под снежинки.

— Смотри, Най, эта такая красивая, а эта похожа на звездочку, — говорила Сафи, показывая ему быстро исчезающую добычу. — И тают быстро, как человеческая жизнь, — вытирала с ладони воду и устремляла взгляд только в ей одной ведомые дали.

— Лишь моя любовь к тебе вечна, мое сокровище, — отвечал он, сжимая ее плечи.

— Любовь тоже тает, милый, — смеялась она, подбирала подол платья, — вот она есть, — и срывалась на бег, — а вот уже ее нет, — кричала, когда убегала подальше.

И он со смехом бежал следом и догонял, всегда догонял, подхватывал и кружил, наслаждаясь ее веселым хохотом. Догонял… Не догнал. Всего один раз упустил, и жизнь превратилась в Преисподнюю.

— Вот она есть, — негромко произнес герцог, — а вот ее нет…

— Что вы сказали, ваше сиятельство? — подал голос советник.

Герцог резко обернулся и посмотрел на тарга Когена шальным взглядом.

— Вот она есть, а вот ее нет, — повторил он и засмеялся. — Мое сокровище, спасибо, ты опять мне помогла! Вот она есть, а вот она нет! Ха-ха.

Советник с сомнением смотрела на хохочущего господина, всерьез опасаясь за его рассудок. Но герцог не сошел с ума, он нашел выход.

— Святошу ко мне, срочно! — велел Найяр, оборвав смех. — Сегодня мы создадим новую святую.

Тарг Коген потер подбородок, снова поднял взгляд на своего герцога и восхищенно выдохнул. Неужели решится на такую авантюру? Да еще и на глазах у послов из Адоха? Это же неслыханная наглость! Впрочем, это же Таргарский Дракон, тот, кто готов ходить по лезвию, наплевав на то, что слева пропасть, справа обрыв.

Советник склонил голову и вышел, отдавая распоряжение, чтобы послали за отцом Энлером. Возвращался он уже менее восхищенным и более задумчивым. Мужчина просчитывал последствия от подобного безумного, по своей сути, поступка, и ему не нравился ни один вариант. То, что герцог посвятил его в тайну смерти своей супруги, уже делало советника Когена опасным для его сиятельства. Если сопоставить кое-какие факты, то становится ясно, куда делись преданные герцогу люди, умершие от оспы, по официальной версии. Но, если учитывать, что тайный советник и так был на острие всех важных событий, происходивших в Таргаре, и имевших статус — секретно, то тайна смерти герцогини была не более опасна, чем многие другие. И все же это герцогиня, и до этого дня благородный тарг мог только строить предположения, а теперь ему почти напрямую сказали, что смерть ее сиятельства была отнюдь не связана с опасной заразой. Герцог своей откровенности не забывает, а иногда и не прощает. То, что сегодня прибавится трупов, Коген даже не сомневался. Исполнители умрут первыми, нужно извернуться, чтобы остаться нужным для господина. Впрочем, он таким и был, это немного успокаивало.

Но это были не все опасения тайного советника. Оставался еще Бриатарк, Адох и внутренние недовольные правлением Найяра Таргарского. И таких все больше. Оказаться под каменной плитой интриг очень не хотелось, а секрет смерти герцогини и та авантюра, что он затеял, может стать для них отличным поводом устроить переворот. И кого будут трясти в первую очередь? Его! Верного пса Таргарского Дракона, наперсника во всех зверствах, тайнах и интригах. Проклятье…

— Ну, что там? — его сиятельство уже опять сидел на своем стуле с кубком в руках.

— Сейчас позовут, — ответил советник, раздумывая над секретом герцога.

Как тот умел контролировать свое состояние? Это ведь вторая бутылка, а он все такой же трезвый, как будто пьет воду. И так было всегда, если появлялись важные дела, которые забирали нервы и силы. Тарг Коген вернулся на свое место и отпил воды из серебряного стаканчика, он предпочитал не рисковать, зная, что мыслить будет сложно.

— Ваше сиятельство, послы Владыки могут не поверить, — сказал он.

— И не поверят, — согласно кивнул Найяр, — но когда очевидцев много… Им будет некуда деваться, — герцог расплылся в довольной улыбке. — Главное, все правильно обставить. А в этом нам поможет наш Первосвященник.

— Да, не оставят вас своей милостью боги, — вздохнул Коген.

— Сафи плохих советов не дает, — усмехнулся герцог, чем вызвал недоуменный взгляд своего советника. — Не обращайте внимания, тарг Коген, — отмахнулся его сиятельство. — Это я о своем.

— Вы все еще тоскуете по тарганне Тиган? — спросил советник и отвесил себе мысленную затрещину. Куда полез?!

— А разве можно не тосковать по утерянной душе? — синие глаза остановились на благородном тарге, и мужчина поежился под пристальным взглядом. — Ни в одном из сопредельных государств их нет. Шпионы продолжают искать. И толмачи все молчат, бесит.

Найяр отшвырнул перчатки, которые как раз мял в кулаке.

— Если бы она была рядом…

Герцог отвернулся, а советник неожиданно для себя ощутил жалость к своему властному и безжалостному господин. Коген помнил его еще ребенком, помнил подростком, помнил юношей, который уже мало напоминал маленького ранимого мальчика. Помнил преданность младшего брата старшему и его горе, когда наследный герцог Неил Грэим утонул в море. Тогда Коген последний раз сочувствовал синеглазому парню. А потом тот убил своего отца, и в этом тайный советник был совершенно уверен, но даже жене не говорил о своих догадках, и сочувствие исчезло, оставляя лишь собачью преданность и исполнительность, иначе можно было не выжить. А жить хотелось, очень.

— Тарганна Тиган была замечательной женщиной, — со вздохом произнес советник. — Я всегда ей симпатизировал.

— Она ею и осталась, — ожесточенно ответил герцог, мгновенно оборачиваясь к таргу Когену. — Не вздумайте и вы уверять меня в обратном. Это был труп неизвестной девки, не моей Сафи. Однажды я найду ее, и она вернется сюда, домой, в наши с ней покои.

Советник кивнул, не желая возражать, но мысленно ответил: "И как вы объясните ей ту череду любовниц, которых вы беззастенчиво пользуете в каждом углу вашего дома? Если уж она жива, то пусть живет подальше от вас, дорогой вы наш зверь, здоровее будет и… живой". Но на лице не отразилось и тени его мыслей.

— Ваше сиятельство, — в кабинет вошел отец Энлер.

— О, отец, отлично, — поднялся ему навстречу герцог. — Чем порадуете?

— Пока нечем, ваше сиятельство, — развел руками Первосвященник. — Ничего подобного еще не происходило. Был прецедент, когда вскрывали гроб Гаэлдарского короля, когда наследника обвинила вдовствующая королева, что он убил своего отца. В остальном, церковь не вмешивалась во внутренние дела государств.

— Ясно, — кивнул его сиятельство. — Писание?

— Я ищу основания для оспаривания решения Владыки, но не могу обещать, что найду, — отец Энлер присел на стул, на который указал герцог.

— Ну и не надо, — отмахнулся Найяр, и Первосвященник удивленно приподнял брови. — Ты мне вот, что скажи, Энлер, — герцог присел на край стола. — Какие свидетельства нужны для подтверждения вознесения? Как церковь определяет святость? Приметы, явления.

— Не понимаю… — Первосвященник тер подбородок, пытаясь понять, что придумал Таргарский правитель.

— Ну же, Энлер, думай. Тело исчезло из гроба, церковь установила, что это дело рук богов, по каким признакам, — возбужденно теребил его Найяр. — Скажи еще, у нас нет таких святых. Даже я знаю парочку вознесшихся прямо из гроба.

— Но это было, когда гроб хотели закрыть! — воскликнул Энлер. — Най, опомнись!

Когда-то отец Энлер был дружком юного герцога, сопутствуя ему во множестве проделок, после которых оба выслушивали от Неила часовые речи, всегда раскаивались, а потом вновь творили очередные непотребства. Но в девятнадцать лет Энлер едва не отдал богам душу, схватившись с крестьянами, после того, как заманил внучку старейшины на сеновал. После этого, отлежавшись, он пошел в храм и покаялся, сменив путь воина на сутану священника. Найяр не забыл приятеля, и тот быстро возрос в церковных чинах, и вот уже несколько лет был Первосвященником Таргара, Владыка не возражал.

— Энлер, не беси меня, — герцог раздраженно мотнул головой. — Думай, отец, думай, — и герцогский перст постучал священника по лбу.

Первосвященник, откинул руку старого дружка, изобразил на лице негодование праведника, отчего герцог усмехнулся и скрестил руки на груди.

— Значит, так, — начал отец Энлер, возведя глаза к потолку. — Во-первых, при вознесении святого Игрила свет осветил склеп, вострубили посланники богов в золотые трубы, и покойный поднялся из гроба и воспарил к потолку склепа. И все услышали глас, вещавший, что за деяния свои Игрил был призван богами. С Кантэем Аквинтинским все почти так же, кроме того…

— Что? — встрепенулся Найяр, даже Коген подался вперед.

— Аквинтинский святоша нам подойдет, — широко улыбнулся отец Энлер.

— Не томи, бесы тебя пожри, — рыкнул его сиятельство.

— Не богохульствуйте, ваше сиятельство, — посуровел Первосвященник. Я и так не знаю, как отмолить вашу душу. Най, только покаяние спасет тебя и позволит богам услышать твои молитвы.

— Я дружу с богом, который все мои молитвы отлично слышит, — усмехнулся герцог.

Отец Энлер вскочил, с гневом взирая на первого грешника из всей своей паствы.

— Найяр Грэим, если ты сейчас не оставишь свои крамольные речи, я тебе помогать не буду! Мало того, что я, духовное лицо, соглашаюсь участвовать в твоих отвратительных делишках, так я еще должен выслушивать всякую грязь из твоих уст.

Найяр толкнул священника в грудь, и тот упал обратно на стул, нагнулся практически к лицу бывшего наперсника и лениво поинтересовался:

— Все сказал? — Первосвященник благоразумно промолчал. — Ты не только мне поможешь словом, но и делом. Я ясно выражаюсь?

— Ясно, — гулко сглотнул Энлер, глядя в ледяную глубину синих глаз.

— Владыкой быть хочешь? — спросил герцог, выпрямляясь.

— В…Владыкой? Ты что задумал? Най! — отец Энлер испуганно посмотрел на господина, тот криво усмехнулся, но не ответил. — К бесам, хочу! — воскликнул Первосвященник и отвернулся, сердито сопя. — Ты искушаешь меня, мерзавец.

— Говори, что надумал, — повторил герцог, удовлетворенно хмыкнув.

— Значит так…


Эта ночь вошла в историю Таргара. Ровно в два часа после полуночи разом забили колокола на всех храмах столицы, забили сами собой, ибо звонари спокойно почивали в своих кроватях, смотря благочестивые сны, как и положено служителям при храмах. Более того, вспыхнули фонари на улицах, озарился светом герцогский дворец, заиграли трубы, и ниоткуда зазвучал глас мощный и напевный:

— Аниретта, пресветлое дитя, призвана ты в царствие наша, дабы услаждать ликом своим чистым наши взоры.

Полыхнуло, и все стихло. Но вскоре улицы столицы начали заполняться народом, растерянно спрашивавшим друг друга:

— Что это было?

— Что произошло?

— Пожар? Война?

— Чудо! — завыл юродивый Алифан, живший при храме на Главной площади. — Чу-у-у-удо чудное-е-е, чудо-о! Вознеслась! Красавица наша вознеслась. Святая Аниретта, чудо!

Вокруг него начал собираться народ, а Алифан впал уже в благостное безумие. Ходил колесом, драл на груди кожу черными от грязи ногтями и вопил о великом чуде. На других площадях так же завопили юродивые. Бежали по улицам вестники в сутанах, выкрикивая про чудесное вознесение, и вскоре весь город уже гудел о том, что боги призвали покойную герцогиню.

— Страдалица наша, — умиленно плакали кумушки.

— Я всегда говорил, что она святая! — кричал хозяин мясной лавки.

— Мученица, настрадалась! — вторил ему зеленщик.

— Святая Аниретта!

И толпа повалила к дворцу герцога Таргарского. За стенами дворца так же было неспокойно. Стража спешно размещалась по периметру, дабы экзальтированная толпа не вломилась в чертоги господина. Единственный, кого пропустили, был Первосвященник Таргара, отец Энлер. Лицо его было взволнованно и бледно.

— Отче, Аниретта вознеслась! — кричали в толпе.

— Похоже на то, — кивнул отец Энлер и скрылся за ажурными воротами, сопровождаемый священниками из трех больших храмов, своими помощниками и солдатами личной гвардии.

Придворные высыпали в коридор, спрашивая друг друга, что произошло. Никто не знал, но многие слышали глас "невозможной красоты". Но стоило промчаться по коридорам его сиятельству, как шорох голосов стих, и все почтительно склонились.

— Где отец Энлер? — спрашивал Найяр. — Срочно его сюда!

— Уже прибыл, ваше сиятельство, — склонился перед ним секретарь.

— Благородные тарги и прекрасные тарганны, расходитесь по своим покоям, — велел герцог.

— Герцогиня вознеслась? — робко спросила его вчерашняя любовница.

— Я не святоша, откуда мне знать? — нервно ответил правитель Таргара и направился вниз по лестнице.

Вскоре появились и послы из Адоха.

— Где его сиятельство? — спросил отец Бениго.

— Отец Бениго! — послышался голос герцога с лестницы. — Вы-то мне и нужны. — Найяр взбежал обратно наверх. — Что это, к бесам, было? — вопросил он, подступая к посланнику Владыки.

— Вот и мне интересно, — отец Бениго сузил глаза и пристально взглянул на Таргарского господина.

— Вы меня спрашиваете? — возмутился тот. — Это светопреставление по вашей части!

— Ваше сиятельство, — зашипел посланник, подступая вплотную к герцогу. — Что вы устроили?

— Я?! — воскликнул тот. — Вы на, что намекаете, отец Бениго?

В этот момент появился взволнованный отец Энлер. Он поклонился посланнику Владыки, затем герцогу Таргарскому.

— Народ бурлит, дворец в осаде верующих, они ждут благую весть о чуде вознесения, — сказал он, глядя то на посланника Адоха, то на Найяра.

— Проклятье! — пророкотал герцог. — Бесы знает что!

— Ваше сиятельство! — в один голос воскликнули оба священника.

— Прошу прощения отцы, я весь на нервах, — отмахнулся Найяр. — Так объяснит мне кто-нибудь, что это было?

— А вы не знаете? — ядовито спросил отец Бениго.

— Да, к бесам вас, отче! Я не святоша, чтобы разбираться на вашей кухне. Я вам расскажу двадцать способов, как убивать долго и мучительно. Это то, что знает воин, а ваше дело мне объяснить, что за дребедень произошла в моем герцогстве.

— Не прекратите богохульствовать, отстоите три ночи на коленях в молитвах, — пригрозил Найяру посланник Владыки. — Идемте в склеп, — велел он, зло глядя на правящего проходимца.

Он прекрасно понимал, что никакое это не вознесение, уж больно удобно для Таргарского Дракона оно произошло. Но не мог открыто обвинить герцога, не имея доказательств. Мужчины, сопровождаемые пятью Первосвященниками и таргарскими священниками с помощниками, спустились в склеп, прошествовали к месту упокоения Аниретты Таргарской и остановились, глядя на гроб, закрытый гроб.

— Откройте, — велел отец Бениго, и Найяр спешно отошел подальше. — Куда вы, ваше сиятельство?

— Знаете ли, меня не впечатляет перспектива подхватить оспу от покойницы, — ответил герцог, прикрывая нос платочком.

Прислуга некоторое время возилась, открывая, казалось, намертво закрытый гроб. И когда крышку сняли, там никого не оказалось.

— Что за, бесы вас задери, ерунда?! Где моя жена?!! — вознегодовал его сиятельство, подходя все-таки к пустому гробу. Он обернулся к священникам. Отец Энлер молился, отец Бениго хмурил брови. Затем Найяр нашел взглядом смотрителя за склепом и рявкнул. — Ко мне, живо!

Мужчина, смертельно побледневший, приблизился на дрожащих ногах к своему господину.

— Ваш… ваш…ство… Ваше сиятельс… тво, — наконец, выговорил он, падая на колени перед грозным Драконом. — Я не знаю! Не понимаю я!

— Скотина, где тело герцогини?! — заорал на него герцог.

— Сын мой! — воскликнул отец Энлер. — Остановитесь, что вы делаете?

— На дыбу, сукина сына! — бесновался Найяр. — Где, к бесам, герцогиня?

— Вы мне надоели, Найяр Грэим! — в сердцах воскликнул отец Бениго. — Пять ночей в покаянных молитвах!

— Чудо, — прошептал Первосвященник Таргара.

— Отец Энлер! — еще с большим негодованием вскричал посланник Владыки. — Мы с вами понимаем, что здесь нет никакого чуда. Все чудеса пишутся писцами Владыки.

— Что?! — потрясенно вопросил Найяр. — Святая Книга — ложь?!

— К бесам, нет! — зарычал отец Бениго. — Вам послышалось, ваше сиятельство.

— Всем то же самое послышалось, что и мне? — вопросил герцог, оборачиваясь к не менее потрясенным святым отцам.

— В любом случае, это не вознесение, а представление устроенное вами, — палец посланника уперся в грудь герцога.

— Мной?! — глаза его сиятельства гневно сверкнули. — Вы в своем уме? — холодно спросил он. — И про Святую Книгу тоже я произнес кощунственные слова? Слу-ушайте, отец Бениго, а вы осознаете, что только что поставили под сомнение саму власть его святейшество, как и веру? — склонился к более низкорослому священнику, нервно кусавшему губы. — Вы все еще настаиваете на том, что вознесения не было? Мне выйти к моему народу и объявить, что сам посланник Владыки не признает вознесения, что он вслух произнес, как пишется Святая Книга?..

— Проклятье, — рявкнул отец Бениго. — Бесы вас задери, ваше сиятельство, и меня вместе с вами.

— Вместе молиться будем? — полюбопытствовал герцог, выпрямляясь.

Посланник отчетливо скрипнул зубами.

— В этом вопросе вы выкрутились, — прошипел он. — Герцогиня Аниретта была призвана богами и вознеслась, — громко объявил отец Бениго, и герцог с Первосвященником Таргара обменялись быстрыми взглядами.

— Завтра мы отслужим молебен по святой Аниретте, — произнес отец Энлер, возведя глаза к потолку.

— Чудесное вознесение моей дражайшей супруги попадет в Святую Книгу? — спросил Найяр.

— Да! — рыкнул отец Бениго. — Идемте спать. Его сиятельство со святыми деяниями прекрасно справляется сам, — ядовито произнес он. — Он и объявит наше свидетельство вознесения народу.

Послы Владыки удалились вслед, следом за ними ушли священники Таргара. Возле гроба остались только герцог, Первосвященник и смотритель.

— Пошел вон, — гаркнул на него его сиятельство.

— Ваше…

— Жить будешь, — усмехнулся герцог, и мужчина практически бегом покинул склеп.

Найяр обернулся к старинному приятелю, и тот шумно выдохнул. Герцог потрепал Первосвященника по плечу и опустил крышку гроба, брезгливо отряхнув руки.

— Вот ведьма, все-таки пролезла в святые, — усмехнулся он.

— Ты ее туда отправил, — ответил Энлер.

— Я ее отправил в печь, — отмахнулся герцог.

— Исполнители? — поинтересовался Первосвященник.

— Наемники добивают, сдохнут все, кроме тебя, меня и Когена. Советник мне еще нужен, толковый, — с нескрываемым сожалением произнес его сиятельство. — Но со временем и от него избавлюсь. Юродивых уберут завтра. Пока они еще слишком приметны. Алхимика жаль, полезный был, но ничего не поделаешь, благополучие Таргара…

— К бесам, Най, какой Таргар, ты свой зад спасаешь, — раздраженно ответил Энлер. — Я слишком хорошо тебя знаю. Если бы для твоего благополучия нужно было вырезать Таргар, ты бы вырезал собственными руками.

— Много говоришь, святоша, — недобро усмехнулся герцог.

— Не пугай, — отмахнулся Первосвященник, — я тебе нужен на престоле Владыки. Если твоя Сафи, действительно, жива, и ты ее найдешь, никто, кроме меня твой брак с ней не одобрит. Да и прочую грязь не прикроет. Так что я, пожалуй, единственный, кого ты будешь беречь. — Затем перевел взгляд на гроб. — Глас был потрясающим, красиво завывал.

— Громогласная труба — отличное изобретение, — усмехнулся Найяр, сверля приятеля пристальным взглядом. — А мои наемники замечательные звонари. Будет, чем заняться, когда одряхлеют.

— И не смотри на меня так, никого более подходящего ты не воспитаешь, и ты это знаешь лучше меня. — Энлер вздохнул и направился к выходу из склепа. — Сыграют еще бесы на наших с тобой костях, твое сиятельство, ох, сыграют. Идем, нужно народу объявить о "чуде", — усмехнулся он.

Найяр проводил Первосвященника тяжелым взглядом. Не любил он, когда его загоняли в угол, даже таким образом, обещая дальнейшую преданность. В одном Энлер был прав, он был единственным, кто устраивал герцога на Небесном Престоле, и это крайне раздражало. Передернув плечами и помянув Черного бога, герцог Таргарский покинул склеп, ему предстоял еще один акт пьесы под названием "Вознесение дражайшей вороны". Об одном он жалел сейчас, что его сокровище не может разделить с ним нынешний триумф, да и завтрашний, потому что и от второго обвинения он был защищен.

Через несколько дней Таргар вздрогнет от массовых казней изменников. Уже точили топоры палачи, смазывали салом веревки, и камеры ждали момента, когда арестанты покинут свое последнее убежище. Если Адох хочет официальных казней, он их получит. Но, в связи с открытым обвинением, шлейфом тянулись и указы о лишении дворянского звания семей заговорщиков, арест их имущества в пользу герцогской казны и изгнание, кого-то и с территории Таргара. Сожалел ли Найяр, что вся грязь вплывает наружу? Нет. Жаловались? Искали защиты? Получите возмездие.

Сильней всех страдали семьи таров и таргов из мелкого дворянского сословия. Наиболее родовитые семьи его сиятельство решил пощадить, лишив их половины имущества, ибо недовольство тех, кто был наиболее приближен к власти, было чревато возможными мятежами. А это было уже лишним. Найяр просматривал ветви рода Грэим, отыскивая возможных претендентов на свой престол. Родственников, уже не особо близких, здравствующими ныне нашлось пятеро. Был еще дядя, но старый хрыч мало подходил на роль зачинщика восстания, и своего племянника он боялся больше, чем желал стать Таргарским герцогом, а из отпрысков дядюшка Грэим сумел народить только пятерых дочерей, потому мог спокойно влачить свою старость. Остальных же ждал печальный конец. Его сиятельство не желал сохранять за спиной возможный клинок, предвидя растущее недовольство, которое обязательно найдет отклик у бритов, в Адохе и еще нескольких государствах. Потому тех, кто был способен возглавить переворот или же стать его знаменем, герцог уже приговорил. Таргар ожидали смутные времена, и отец Энлер был прав, обезопасить свою шкуру от повреждений для Найяра было важно. Впрочем, Первосвященник ошибся в другом, за Таргар его правитель готов был порвать глотку любому, потому что власть он все-таки любил и ему нравилось править. Он даже получал удовольствие от таких вот визитов и возможности утереть нос зарвавшимся скотам, решившим, что смеют ему указывать. Для полного счастья не хватало лишь малости — Сафи.

Когда герцог вышел к народу, гвалт, царивший за воротами стих. Отец Энлер поднял руку.

— На колени! — зычно выкрикнул он, и людское море поспешило выполнить указание главного духовного отца Таргара. — Возрадуйся, народ Таргара! Возликуйте человеческие сердца! Нынче боги одарили нас чудом. Герцогиня Аниретта Таргарская была призвана в божье царствие и будет услаждать чистотой своей самих богов! Гроб пуст! — дружное "ах" прокатилось над головами восторженных таргарцев, радовавшихся больше даже на за покойную, а за то, что именно Таргар был удостоен божественного внимания. — Пречистая Аниретта будет молиться за нас и наши души! С утренней службы и до вечерни в каждом храме буду служить по ней молебны.

Энлер замолчал, уступая место его сиятельству. Найяр некоторое время сохранял торжественное молчание, обозревая свой народ, народ с трепетом взирал на своего прекрасного и строгого господина. Его портреты висели во многих домах, он был сердечной болезнью многих тарганн и тарин, и когда его неизменно огромный черный жеребец нес своего всадника по улицам столицы и других городов, не одно женское сердечко замирало от восхищения. И герцог все это прекрасно знал и умел пользоваться, когда ему было необходимо народное обожание. Вот и сейчас Найяр позволил насладиться зрелищем его развивающихся волос, гордой посадкой головы, статью и красивым лицом. Наконец, дождавшись наивысшего накала, когда в толпе раздался стон какой-то особо впечатлительной особы, герцог распростер объятья, словно хотел принять в них всех, кто сейчас с немым обожанием взирал на него:

— Дети мои, — с чувством заговорил он, — свершилось чудо, — голос его сорвался, но мгновение, и его сиятельство вновь готов разговаривать со своими подданными. — Боги оказали честь не только моей покойной супруге, не только мне ее скорбящему мужу, — и в эту минуту подданные забыли о том, что герцог все три года своего брака сожительствовал с другой женщиной, — но и вам, дети мои! Боги признали Таргар достойным своего чуда, вас достойными чуда, дети мои! — и вновь дружное "ах" летит под стенами герцогского дворца. — И нам даже не надо ждать посланников от Владыки, они уже здесь и засвидетельствовали вознесение. У Таргара появилась своя святая и заступница! Возликуем, дети мои!!!

Дружный рев сотряс столицу, но одно движение герцогской руки, и вновь тишина сковывает пространство.

— Во имя Пречистой Аниретты Таргарской я объявляю неделю празднеств! — теперь рев ликования было уже не остановить. Найяр шагнул в тень, посмотрел на отца Энлера. — Ну, что, отче, мы опять на пике.

— Ты на пике, Най, — усмехнулся Первосвященник. — Я выполнил свою работу, теперь жду корону Владыки.

— Думаю, меньше, чем через месяц, мы сможем оплакать за кубком доброго вина его будущее покойное святейшество, — оглядевшись, тихо произнес Найяр. — Колесо запущено.

— Да не оставит тебя своей милостью Черный бог, — криво ухмыльнулся Энлер, привычно возложил ладонь на чело герцога, благословляя, и покинул дворец.

— Пожалуй, мне уже давно пора поставить ему алтарь, — хохотнул сам с собой герцог и поспешил в покои своей возлюбленной, чтобы лечь спать. — Боюсь, терпения даже пяти богов не хватит на все, что я задумал. А за возможность вернуть ее, я бы продал душу прямо сейчас. — Прошептал правитель Таргара.

Дворец еще не спал, но Найяр, не обращая внимания на несколько тарганн, попавшихся ему навстречу и смотревших на своего господина с явным ожиданием, прошел быстро, глядя себе под ноги. Грядущий день не обещал быть легким. После устроенного им балагана, посольство из Адоха будет цепляться ко всему. Успокаивало одно, его тайный посланник уже спешил к Небесному Престолу, чтобы выполнить свою смертельную миссию. И у Таргарского Дракона было в запасе не так много времени, чтобы подстроить победу на выборах именно своему Первосвященнику. Но Найяр никогда не страшился трудностей, и сейчас спешно собирались сведения обо всех, кто будет принимать столь важное и нужное ему решение. Шантаж и подкуп — вот, чем собирался вскоре заняться его сиятельство.

— И будет мне счастье, — усмехнулся Найяр, с наслаждением проваливаясь в мягкую перину, как только Матьен закрыл за собой двери.

Габи во дворце за эти месяцы так и не появилась. Военор, сообщив, что девушка вышла замуж и покинула столицу вместе с супругом, исчез на продолжение своей финансовой проверки, пока его сиятельство был вымотан ежедневными допросами. Сестра казначея подтвердила, что у девушки случился скоротечный роман с их конюхом, они сыграли свадьбу, уволились и исчезли в неизвестном направлении. Герцог был взбешен, но насущные дела отвлекли его от такой мелочи, как пропавшая служанка. Впрочем, закончив все дела, он еще собирался заняться выяснением этой мутной истории, но приходилось ждать, когда вернется главный казначей, а пока его сиятельству было, чем заняться.

— Найяр, любимый.

Голос был странно знакомым, но так не хотелось выдергивать себя из пелены сна, что герцог Таргарский, неучтиво послав нарушительницу его покоя, попытался снова уснуть.

— Най…

Неожиданно стало холодно, в нос ударил запах тлена, и герцог резко проснулся. Он распахнул глаза и некоторое время смотрел в потолок. Тело покрылось холодным потом, язык прилип к гортани, но пошевелиться или позвать Матьена, Найяр не смог, скованный ужасом. Кровать скрипнула, и, перекинув ногу через его бедро, сверху воцарилась его покойная супруга.

— Ты мне снишься, — хрипло выдавил его сиятельство.

— Ну, что ты, мой возлюбленный супруг, я же теперь святая, — хохотнула покойница, растягивая в улыбке-оскале почерневшие от яда губы. — Вознеслась, теперь спустилась сказать спасибо.

— Уйди, — беззвучно выдохнул Найяр, и ему на грудь легли ледяные руки.

— Я соскучилась, — смрад окутал его тяжелым облаком, когда тусклые мертвые глаза оказались неожиданно близко.

Покойница подвигала бедрами на мужском естестве, сжавшемся от холода, исходившего от мертвой супруги.

— Ты меня не хочешь? — бескровный язык скользнул по черным губам. — Разве это, — она попрыгала на бедрах супруга, — может не хотеть?

— Убирайся прочь! — с неожиданной силой заревел Найяр, скидывая с себя "Пречистую Аниретту", и вскочил с кровати.

Покойница растянулась в полный рост на ложе и игриво поглаживала собственную грудь.

— Мертвая сука, — рыкнул герцог и выбежал из покоев под удивленными взглядами наемников, охранявших его покой.

Уже в коридоре он опомнился, попробовал взять себя в руки, и вернулся назад. Аниретта сидела на краю ложа, болтая ногами. Она подняла на мужчину мертвый взгляд, осклабилась и произнесла неожиданно рычащим страшным голосом:

— Съем!

Герцог стремглав покинул покои, а в спину ему несся заливистый хохот второго покойника.

— Она счастлива без тебя, Най, потерял! — летел в спину бестелесный голос.

— Заткнись, Тиган! — выкрикнул Найяр, пробегая мимо одного из дворцовых слуг.

— Меньше года, герцог, меньше года!

— Убирайся, ублюдок!

Мужчина посмотрел вслед своему господину, почесал лоб и закрыл рукой рот:

— Тронулся, — потрясенно прошептал он. — О, боги, — и поспешил поделиться новостью со своим приятелем.

Герцог, промчавшись по коридорам дворца, ворвался в первые попавшиеся двери на женской половине, схватил за руку обомлевшую бывшую фрейлину и дернул на себя, практически втискивая ее в свое тело. Почувствовал живое тепло, прислушался к биению сердца и начал постепенно расслабляться.

— Вина, вели подать вина, — потребовал он.

Женщина крикнула свою служанку, и та умчалась выполнять повеление хозяйки. Герцог, тем временем, жадно целовал тарганну, находя в этом занятии лишнее подтверждение, что рядом живой человек. Когда вино было доставлено, он быстро опустошил бутылку, взял женщину за руку и утащил на ложе, тут же овладев ею. Он двигался остервенело, словно пытался резкими толчками выбить из себя воспоминание о том ужасе, что только что испытал. После упал на подушки, прижал к себе сегодняшнюю любовницу и, наконец, уснул. Так он теперь проводил каждую ночь, опасаясь возвращения призраков, менялись только живые грелки. А по дворцу ползли слухи, что проклятье Руэри Тигана, брошенное на эшафоте, начало сбываться…

Загрузка...