Искра Жизни

Глава 1. Кланг

Третьего апреля 2161 года в 15.47 я валялся на койке в своем краденом «Симастер Нарвале», раздумывая, доведется ли мне когда-нибудь снова сжимать в объятиях Эрику, когда послышался стук в дверь.

Впрочем, нет, не стук.

Скорее, нечто вроде «кланг».

Я, мягко говоря, удивился. А если говорить не так мягко и более откровенно, то еще и до смерти перепугался.

Ведь никто не может постучать в дверь, когда та находится на дне озера под тысячефутовым слоем полузамерзшей воды…

«Симастеры» представляют собой быстроходные исследовательские субмарины, способные выдерживать давление океанской воды на глубинах до семи километров. Построены они на совесть прочно. И, когда вы находитесь в одной из них, там еще и очень тихо. В данном конкретном «Симастере» тишина стояла вот уже шесть месяцев и семь дней. Именно столько лодка лежала без движения на дне одного из самых больших, глубоких и забытых Богом озер на свете.

«Нарвал» со своим единственным членом экипажа находился в северной оконечности Большого Медвежьего озера, примерно в трех милях от Северного Полярного круга, в семнадцати милях от берега и в 127 милях к северо-западу от ближайшего человеческого поселения под названием Сомил-Бей. Если вам и этого недостаточно, то могу добавить, что на «Симастер» сверху давило 1023 фута ледяной воды. Ее покрывало четыре фута твердого, как камень, льда, на котором лежало Бог знает сколько футов снега. Конечно, весна, может, официально и вступила в свои права две недели назад, но, судя по показаниям сенсоров моего «Симастера», на суше эта новость еще не дошла до того, кто отвечал за температуру в непроходимых северных лесах. Леса покрывали Северо-Западные территории страны, что когда-то — до Большого Взрыва — называлась Канадой, а ныне принадлежала клаву — Центральные Инуитские Территории.

Я обитал — а точнее сказать, отдыхал — в краденом «Симастере» с конца сентября прошлого года, со времени четвертого покушения на мою жизнь Сынами Ноя. Как бы ни было противно мне это добровольное уединение, но, по крайней мере, до последнего момента ни одна живая душа на свете не имела ни малейшего представления, где я нахожусь. Поэтому даже когда летнее солнце наконец растопит защитный слой над моей головой, я все еще буду жив. Вонючий, небритый и раздраженный — это да; изголодавшийся и даже, возможно, не совсем в себе, но все же по-прежнему остающийся в рядах живых.

Теперь же получалось, что даже эта более чем скромная цель могла оказаться недостижимой. Возможно, этот резкий металлический звук произвела какая-нибудь рыба с металлическим носом, врезавшись в борт «Симастера». Но за шесть месяцев вынужденного безделья на дне Большого Медвежьего озера я еще ни разу не сталкивался на глубине с каким-либо живым существом. Если же это не рыба, то выходило, что Сыны Ноя каким-то образом все же обнаружили меня.

А коли так, то на уме у них лишь одно.

Слетая с узкой койки «Симастера», я стиснул зубы и поклялся, что утащу на тот свет столько фанатиков-убийц, сколько сумею.

На стене яйцеобразного «Симастера» висело три плазменных карабина, включая «ремингтон-девастейтор». В два прыжка я добрался до стены и сдернул «ремингтон». Но ни ощущение деревянного приклада у плеча, ни вид короткого тупого ствола, ни лежащий на курке палец почему-то не успокаивали. Сейчас я легко мог бы прожечь трехфутовую дыру в четырехдюймовой стене из прочнейшей керамостали, отделявшей меня от ледяной воды Большого Медвежьего озера. Но что толку?

На борту «Симастера» имелось и другое оружие, украденное, как и сам «Нарвал». В том числе несколько образцов настолько мощных, что могли бы обратить значительную часть огромного арктического озера в гигантскую тучу пара. Но до тех пор, пока я не выясню, почему прозвучал «кланг», не стоит бездумно превращать Ларри Мэдигана в облачко свободных молекул ради сомнительного удовольствия заодно испарить и неизвестное количество Сынов Ноя.

Я мрачно напомнил себе, поворачиваясь к толстой прозрачной панели в стене «Симастера», что это и в самом деле вполне могла быть рыбка с железным носиком…

— Само собой, — вслух произнес я, — а может, это Корнелиус МакГилликадди…

В этот момент раздался второй «кланг».

Я приник лицом к прозрачной части корпуса, но по-прежнему не видел ничего, кроме чернильной темноты. Другого на глубине в тысячу футов увидеть невозможно, хотя снаружи стоял яркий солнечный день. Мгновение спустя мой наполовину атрофировавшийся мозг снова начал функционировать. Пусть даже и вполсилы. Не забывайте, я ведь провел шесть месяцев в полном одиночестве на дне арктического озера. Я поспешно щелкнул выключателем. Кабина мгновенно погрузилась в ту же ужасающую тьму, что царила снаружи. Теперь я уже не представлял собой удобную мишень и прижался носом к гладкой прохладе люка, вперившись в темноту.

Там ничего не было. Ни малейшего проблеска света, ни даже намека на него. Ничего, кроме полной темноты, такую даже трудно себе представить, если вы не бывали на дне неосвещенной шахты. Я провел у люка целую вечность — по крайней мере, секунд тридцать или сорок, напряженно обшаривая глазами кромешную тьму и спрашивая себя: может ли кто-нибудь, пусть даже самый отчаянный из Сынов Ноя, находиться там? И почему же тогда нет хоть какого-нибудь света, пусть даже самого слабого?

Кабина «Симастера» довольно тесная — не более двенадцати квадратных футов. За шесть месяцев я досконально ее изучил. Сейчас осторожно обошел кабину по периметру, пристально вглядываясь во все прозрачные панели. Ничего. Повсюду лишь абсолютная чернота.

— Ладно, — пробормотал я, по-прежнему прижимая «ремингтон» к груди и не убирая пальца с курка. — Значит, они решили обойтись без света. Ну, и что же дальше?

Передо мной встал выбор. Имелся один такой большой выключатель, с его помощью я мог мгновенно осветить окружающие двести футов воды десятью тысячами мегалюменов ослепительного света. Или мог поиграть с семейством более мелких выключателей и обследовать набором разнообразных сенсоров две тысячи ярдов воды, окружающих лодку. Честно говоря, я и до сих пор не разобрался, зачем нужны некоторые из них. Я сидел в темноте, но различал каждый сенсор невооруженным глазом.

Я, не глядя, нащупал спинку кресла перед пультом управления «Симастера». Очутившись в его уютных объятиях, начал лихорадочно нажимать кнопки.

Через пару секунд на дюжине небольших мониторов стали появляться цифры, схемы и координатные сетки. Но я не обращал на них внимания. Мой взгляд был прикован к другим мониторам. На них компьютер создавал изображения того, что воспринимала дюжина, если не две сенсоров в спектре электромагнитного излучения от нуля до 1022 герц.

Сразу стало ясно одно: о Сынах Ноя я пока могу не беспокоиться. В радиусе двух тысяч ярдов от «Нарвала» не обнаружилось ни малейшего признака, что рядом присутствует человек или что-либо, созданное человеческими руками.

Тем не менее, тема для размышления имелась. Что-то звякало о борт «Нарвала». И я обнаружил доказательство, что «кланг» — не плод моего воображения, поскольку два маленьких экрана показывали, как что-то быстро удаляется от лодки. Нечто, скорее напоминающее вытянутый пляжный мяч или арбуз, нежели какую-нибудь рыбу. И стоило мне бросить взгляд на беглеца, как я понял, что это живое существо. За мгновение, пока оно еще не исчезло с экранов, я пришел к выводу, что это нечто вроде кальмара или каракатицы. Хотя… Настораживали меня три вещи.

Во-первых, кальмары и им подобные обитают в океанах, а никак не в озерах.

Во-вторых, у всех кальмаров и их родственников, независимо от того, насколько юркими и невыразительными они бывают, на одном конце тела имеется пучок щупалец. У этого существа они отсутствовали.

И, в-третьих, как бы усиленно я ни пытался убедить себя, что ошибся или не так истолковал какое-то природное явление, но никак не мог отделаться от мысли, что видел нечто совершенно определенное: некое живое существо с поясом для инструментов на теле…

Глава 2. Варианты

Два часа спустя я все так же недоумевал, как и в тот миг, когда существо исчезло с экранов. Кратковременное видение не просто озадачило, оно крайне встревожило и даже напугало меня.

Я поднялся с кресла лишь после того, как в пятидесятый, наверное, раз посмотрел изображение улепетывающего существа. Его зафиксировал инфракрасный сенсор. Я потянулся, зевнул и потер глаза. С моей точки зрения, это все равно живое существо. Я покачал головой, поражаясь собственной глупости, и отправился на крошечную кухоньку субмарины, чтобы сварить чашечку подходящего к концу кофе. Пока кофе варился, мой усталый рассеянный взгляд упал на панель управления. Она переливалась огоньками: что бы ни нанесло мне визит, больше оно этого сделать не сможет. Или, по крайней мере, я заранее об этом узнаю: все сенсоры и охранные системы «Симастера» приведены в состояние повышенной готовности.

Налив себе кофе, я стал раздумывать: что же все-таки увидел на экране? Допустим, что это не являлось живым существом, невзирая на то, что мне подсказывали инстинкты. Тогда, если оно неживое, то выходит — искусственное. А если это нечто искусственное — разведчик, зонд или какое-то шпионское устройство, — то можно предположить, что мое лежбище обнаружено Сынами Ноя. И следующее звяканье о корпус «Нарвала», которое я услышу, может оказаться не визитом безобидного разведчика, а мультимегаджоулевой плазменной бомбой. А тогда и «Симастер», и все его содержимое за наносекунду превратится в облачко разлетающихся атомов.

Такой вывод оставлял мне крайне неприятный набор вариантов.

Вариант номер один: я могу запустить двигатели «Симастера» на полную мощность, отдать несколько команд и через час или около того, преодолев тысячу футов воды, что нависала сейчас над моей головой, оказаться на поверхности. Но это лишь вернет меня в сентябрь прошлого года. Я вернусь к тому же самому отчаянному положению, когда находился в бегах от преподобного Шема и Сынов Ноя. Тогда я сделал единственное, что пришло в голову для спасения жизни: украл «Симастер Нарвал» и спрятался на дне самого глубокого, холодного и далекого озера, какое только смог отыскать. А теперь, без заранее приготовленного убежища, не имея даже предположительного укрытия, куда бежать? И какой тогда смысл покидать убежище, в котором я нахожусь сейчас?

Вариант номер два: я могу запустить «Симастер» на полную мощность и, не поднимаясь на поверхность, попытаться сделать себя неуязвимым здесь, на дне Большого Медвежьего озера, исходя из возможностей подлодки. Для этого и требовалось-то всего ничего. Во-первых, я активирую отталкивающее поле четвертой ступени вокруг «Симастера», затем включу по периметру основного поля плазменную развертку переменной мощности, а потом окружу все предыдущие пределы защиты отталкивающим полем седьмой ступени. Чисто силовой подход, чрезвычайно простой и далекий от изящества. Но он защитит меня от чего угодно, кроме прямого попадания атомной бомбы. Это я знал. Недаром же развертки и поля были моей специальностью.

Да, действительно. Даже сейчас, находясь на тысяче футов ниже уровня арктической тундры, у меня в рукаве оставалась парочка карт, чтобы доказать это:

Впрочем, у этого решения имелось два существенных недостатка. Во-первых, силовая установка «Симастера» не предназначена для долговременного использования: это, скорее, заменяемый, нежели самовосстанавливающийся блок. Рано или поздно, но колоссальные энергозатраты на поддержание разверток и полей истощат даже почти неисчерпаемые возможности термоядерного генератора «Дженерал Электрик». И это, определенно, произойдет рано, а не поздно. Всего через каких-нибудь семь недель энергозапас «Нарвала» истощится до аварийного уровня, после чего автоматика «Симастера» без моего участия поднимет его на поверхность, где включится сигнал бедствия, передаваемый на всех диапазонах.

Только этого мне и не хватало.

А другая проблема заключалась в том, что хотя разверток и полей сотни миллионов, но все они обладают уникальными частотными характеристиками — и все занесены в базу данных Международного Регистра защитных вооружений в Буэнос-Айресе. Буквально все развертки и поля, когда-либо купленные или разработанные мной для своих нужд, на учете — и можете быть уверены, что Сыны Ноя не поленятся обшарить весь мир, чтобы их найти.

Я устало вздохнул, сообразив, в какую ловушку чуть не угодил. Я мог бы привести в действие защитные системы, взятые с собой на краденый «Симастер». Но это всего-навсего кратковременный выход из положения, мера, способная защитить лишь в случае непосредственной физической угрозы. Включенные же надолго системы с равным успехом послужат сигналом для всего мира: «Вот он, я, Ларри Мэдиган. Я тут прячусь, так что приходите и забирайте…»

Нет, это тоже не вариант.

Я поставил чашку в раковину и, желая придумать что-нибудь более конструктивное, принялся машинально щелкать суставами пальцев.

Третий вариант казался самым простым — не предпринимать вообще ничего. Но тогда, само собой, пришлось бы предположить — или, если угодно, уверовать — в то, что Сыны Ноя меня так и не обнаружили, а непонятная рыба, на чьей талии мне привиделся пояс для инструментов, на самом деле существовала…

В этот момент «Симастер» дернулся, швырнув меня на переборку, и пришел в движение.

Это было невероятно. Я растерялся всего лишь на миг и уже через секунду оказался в кресле перед пультом управления, лихорадочно приводя в действие персональную защитную систему. Еще через секунду я надежно пристегнулся к креслу, и легкое давление на кожу подсказало, что воздушно-гелевая система кресла задействована. Приводимая в действие легчайшим толчком, она мгновенно окутает меня невидимой и практически непроницаемой оболочкой из сверхплотных молекул воздуха, специальным образом перераспределенных. Но до того, как это случится, в отчаянии сказал я себе, нужно держать пальцы на пульте. Вот только двигаться внутри кокона из воздухогеля — все равно, что пытаться плавать в тазу с застывшим яблочным желе.

Я лихорадочно шарил взглядом по дюжинам светящихся передо мной экранов, но ничего не находил. И тут все лампочки и приборы внезапно отрубились. Я снова очутился в кромешной темноте.

Глава 3. Первый контакт

Следующие два часа стали сущим кошмаром, за это время я дважды чуть не впал в настоящую панику. Стоило приборам отключиться, как я ощутил, что «Симастер» медленно движется вперед. Поначалу неуверенно и рывками, затем — слегка покачиваясь, как будто находился на поверхности воды. Но, что бы ни происходило вокруг, я ничего не видел. Более того — что, на мой взгляд, еще хуже — я ничего не слышал.

Полная темнота — с этим я еще мог смириться. Она наступала на борту «Симастера», по меньшей мере, раз в сутки, когда я выключал свет. Несмотря на то, что я находился на дне замерзшего озера, я говорил себе, что на дворе ночь, и пора на боковую. Погружаться в чернильную темноту перед сном вошло в привычку.

Но не сейчас. Когда погас свет, то мгновенно исчезли и любые звуки. Как будто кто-то вдруг взял да и перерезал мои слуховые нервы: я вдруг перестал слышать вообще. Ни звуков собственного дыхания, ни негромкого гудения дюжины ровно работающих механизмов, которые обычно наполняли тесное внутреннее пространство «Симастера» и звучали успокаивающим фоновым шепотом. Я не услышал даже грохота «винчестера», упавшего на пол, когда я выбирался из кресла, а затем принялся лихорадочно искать его на ощупь.

И, наконец, даже собственных истошных воплей…

В этот момент полупаника переросла в полную панику. Одной рукой я крепко прижал «винчестер» к груди, а другой принялся ощупывать лицо и голову. Да, все вроде бы на месте: глаза, уши, нос, рот. Да и кровь, похоже, ниоткуда не текла…

Наконец я устало скорчился на полу, примостив ствол «винчестера» на спинке кресла, и отчаянно попытался сообразить, что же происходит.

Может быть, Сыны Ноя атаковали лодку, используя оружие столь мощное, что разрывы не только ослепили меня, но еще и оглушили? Но, в таком случае, почему же не уничтожен сам «Симастер»?

И почему не был убит я сам? А может, и был? Может, именно так и чувствуют себя мертвецы?

Именно в этот момент я испытал второй прилив паники.

Через некоторое время мне удалось взять себя в руки, хотя все еще судорожно стискивал зубы, а выпученные глаза тщетно обшаривали темные закоулки салона.

Я скрючился на полу и выжидал. Это давалось не так-то легко, но что мне оставалось делать?

Вечность спустя снова включился свет.

Я обнаружил, что на меня смотрят три инопланетянина.

Первый контакт! То, о чем человечество рассуждало уже больше трех столетий. И честь вступить в него выпала какому-то Ларри Мэдигану… Будь на то моя воля, я бы, пожалуй, отказался.

Я оглянулся.

И оказался в состоянии пересмотреть свои чувства. Первое впечатление подсказывало, что все трое смотрят на меня. Но у одного из них я не заметил никого подобия глаз! Глядя на него, я сообразил, что именно это существо не так давно поспешно улепетывало от лодки сквозь толщу вод Большого Медвежьего озера. Именно его опоясывало то, что показалось мне поясом для инструментов. Я услышал, как с моих губ сорвалось нечто вроде вздоха облегчения. Пояс по-прежнему висел у него на том же месте, тускло-зеленый и битком набитый инструментами.

Несмотря на весь ужас ситуации, меня захлестнула волна облегчения: я снова мог слышать! Я вовсе не расстался жизнью. Я вовсе не пребывал в каком-то дурацком аду! Я жив!

Неподвижные, как статуи, мы с пришельцами пялились друг на друга, наверное, с минуту. Я все еще сидел на корточках на полу, тщетно пытаясь укрыться за сомнительно надежной спинкой кресла пульта управления. Я по-прежнему сжимал в руках «ремингтон», его смертоносный ствол все еще был направлен на пришельцев. Я не старался прицелиться, но в то же время и не отводил от них ствола.

Трое пришельцев находились прямо за вогнутой прозрачной панелью люка «Симастера». Точнее, пожалуй, сказать, что на меня уставились только двое — Яйцо и Невидимка, в то время как третий, Поплавок, занимался именно тем, из-за чего я дал ему эту кличку: парил в воздухе. Позади них виднелось нечто, напоминающее бледно-зеленую стену с неправильной формы коричневыми пятнами.

Я крепко зажмурился. Потом глубоко вздохнул, шумно выдохнул. Не снится ли мне все это? Может, я все-таки не умер, а просто заснул? Потом я неохотно открыл глаза. Трое пришельцев по-прежнему находились здесь. Я даже не стал себя щипать. Уже понял, что это не сон.

Глава 4. Решения

Я припомнил, как пару часов назад сидел, привалившись к переборке, прихлебывал кофе и пытался решить, какие действия позволят продержаться подольше. Теперь мне предстояло принять иное решение.

Пришельцы, не обращая внимания на то, что я за ними наблюдаю, прожгли дыру в керамосталевой стене «Симастера» и, похоже, собирались ее расширять.

Так что же делать: пусть спокойно занимаются разрушением моей лодки или превратить их в сгусток раскаленной плазмы? А это, в свою очередь, предполагает, что в борту «Симастера» появится еще одна дыра…

Я нервно опустил «винчестер». Допустим, я прожгу двухфутовую дыру в борту подлодки. А вдруг обнаружу, что по-прежнему нахожусь под тысячефутовым слоем арктической воды либо в помещении, заполненном ядовитым метаном?

Я снова перевел взгляд на пришельцев. Они начали прожигать отверстие в борту лишь после того, как один из них, больше всего похожий на человека, я про себя назвал его Невидимкой, помахал мне рукой. Универсальный жест мог значить лишь одно: «выходи!». Я отрицательно покачал головой: нет. Он позвал меня еще раз, а потом еще, а затем внутри его полупрозрачного тела разразилось нечто вроде небольшой грозы с молниями. Зрелище не из самых приятных. Я еще более выразительно помотал головой.

Невидимка отвернулся от меня и стал что-то горячо обсуждать со своими товарищами. Поплавок висел как раз на уровне прозрачного плеча пришельца, в то время как блестящая макушка яйцеобразного пришельца находилась на уровне его груди. Они несколько минут совещались, не нарушая тишины. Мне внутри подлодки, она казалась мертвой. В какой-то момент от талии Яйца протянулось и указало на меня длинное тонкое щупальце, поначалу принятое мной за косичку, из которых сплетен замысловатый пояс. Несмотря на небольшую толщину, щупальце разделилось на три еще более тонких конца. Яйцо пошевелило своими червеобразными «пальцами» в моем направлении, как будто затем, чтобы подчеркнуть какой-то веский довод, затем пришелец развернулся и медленно исчез из вида.

Интересно, подумал я, как же это безногое яйцо ухитряется ходить по суше?

Ничего подходящего мне в голову так и не пришло, но тут я заметил, что над сигарообразным телом Поплавка поднимается тонкий серый хлыст. Приняв вертикальное положение, он начал разворачиваться, и через несколько мгновений и по размерам, и внешне напоминал павлиний хвост. Этот парус, в отличие от остального тела пришельца, тускло-серого цвета с двумя концентрическими кругами темно-зеленых пятнышек вокруг блестящих черных глаз, был бледно-зеленым. Парус обрамляла трехдюймовая полоса красных, фиолетовых и оранжевых черточек, и казалось, будто его обладатель собирался лететь по ветру. Через некоторое время пришелец медленно и безмолвно уплыл из вида. Теперь я рассмотрел, что на конце его тела имелся небольшой красно-белый хвостовой плавник, бешено извивающийся, придавая Поплавку поступательное движение.

Мы остались с глазу на глаз с Невидимкой. Он повернулся и уставился на меня. Из троих он казался наименее отталкивающим. Невидимка смутно походил на человека, имея в нужных местах полный набор рук, ног и голову. Его полупрозрачное тело нежного голубого цвета напоминало карибскую медузу. В нескольких местах топорщились какие-то непонятные бугры. Смотрелось очень странно, как столь же прозрачные внутренние органы различных оттенков зеленого и красного свободно плавали внутри организма. По идее, такое тело должно быть аморфным и расплывчатым, как тело медузы. Тем не менее, оно производило впечатление чего-то столь же твердого и четко высеченного, как микеланджеловский «Давид».

Небольшая заостренная голова Невидимки покоилась на длинной тонкой шее. Посреди лица странного создания виднелись две крупные выпуклости, похожие на серые водянистые глаза, а между ними неровная вертикальная щель, возможно, служившая носом или ртом. А, впрочем, как я раздраженно отметил про себя, с таким же успехом, и пупком. В самом деле, откуда мне знать, как устроены инопланетные чудовища?

Взгляд его немигающих глаз не казался особенно дружелюбным. Возможно, я, с его точки зрения, имел вид ничуть не менее странный.

Я нервно облизнул вдруг пересохшие губы и уже собрался обратиться к своему визави с какими-то разумными предложениями, но тут в поле моего зрения снова вплыли Яйцо и Поплавок.

Яйцо развернуло еще пару щупалец. Очевидно, они аккуратно укладывались у него на теле и использовались исключительно по мере необходимости. Сейчас пара щупалец сжимала небольшой блестящий треножник с закрепленными на нем приборами. Третье щупальце рылось в темно-зеленом инструментальном поясе, опоясывавшем тело Яйца в самом широком месте в шести дюймах от кольца щупалец.

Поплавок парил над головой Яйца… Впрочем, нет, не над головой, поскольку никакой головы у того не было и в помине. Скажем, над тем, что обычно называется тупым концом яйца. Сейчас Поплавок высунул из двух неглубоких пазух на нижней стороне тела пару длинных худых рук. Каждая из них имела по два локтевых сустава и оканчивалась длинными изящными кистями с семью или восемью пальцами, в том числе и большими. В руках Поплавок принес небольшой черный предмет и с помощью Яйца принялся закреплять его на приборах, венчающих треножник.

Я с нарастающим беспокойством наблюдал, как Яйцо устанавливает треножник на землю, или уж не знаю, на чем он там стоял, а потом принялся проверять его на устойчивость, покачивая кончиком щупальца. Невидимка придвинулся поближе, чтобы самому убедиться в устойчивости устройства, затем поднял голубую полупрозрачную руку и указал в сторону моего «Симастера». Через мгновение в центре люка «Симастера» появилась вишнево-красная точка размером с булавочную головку, и я почувствовал кисловатый запах, заполняющий атмосферу внутри лодки, и увидел белесый дымок.

Мой палец инстинктивно лег на курок «винчестера», и я приготовился к тому, что сейчас из ствола вырвется ужасающий поток оранжевого адского пламени…

С трудом я убрал палец с курка и заставил себя хоть немножко подумать. Неужели я и в самом деле хочу проделать двухфутовую брешь в том, что еще несколько секунд назад служило единственной преградой, отделяющей меня от ужасающей смерти под тысячефутовой толщей ледяной воды?

Нет, ни в коем случае.

С другой стороны, отверстие, прожженное пришельцами, к настоящему моменту достигло диаметра двух дюймов. Если я не выйду сам, то, похоже, они просто прорежут собственную дверь в мой «Симастер», проникнут внутрь и все равно заполучат меня.

Я недовольно вздохнул и тщательно отрегулировал интенсивность огня. Затем, вскинув его к плечу и прицелившись, я направил лазерно-тонкий луч плазмы в прозрачный участок корпуса «Нарвала» — прямоугольник из транспара. Я удерживал луч на месте до тех пор, пока не пошел тонкий дымок. Секунд через десять луч ударил в прибор на верхушке треножника, в мгновение ока превратив его в ярко сияющий шар огня. Кроме того, я с удовлетворением отметил, что все трое пришельцев метнулись кто куда. Я оторвался от прицела «ликвидатора» и кивнул им вслед, как бы говоря: «Что ж, господа, кто следующий?»

Вертикальная щель на лице Невидимки начала быстро пульсировать, и через два крошечных отверстия в корпусе «Симастера» до меня донеслись какие-то гнусавые шипящие звуки, они вполне могли быть речью.

Несколько мгновений спустя все трое пришельцев быстро скрылись из вида. Я вскочил и подбежал к прозрачному участку корпуса как раз вовремя, чтобы увидеть, как они исчезают в круглом отверстии в зеленовато-коричневой стене. Как только они скрылись в отверстии, диафрагма закрылась, и я остался наедине со своими мыслями.

Прижавшись носом к прохладному транспару, я начал прикидывать, куда могли скрыться мои новые знакомые. Внезапно все вокруг снова погрузилось во тьму.

И, само собой, в полную тишину.

Это я понял, когда заорал: «Включите свет, вы, ублюдки несчастные!» — и не услышал ни звука.

Теперь я находился перед тем же выбором, что и совсем недавно: я мог позволить им придти и захватить меня, а мог показать, насколько опасно тыкать палкой в клетку, где сидит такой зверь, как Человек…

В бортах «Симастера» имелось уже два отверстия, так почему бы ни добавить к ним третье?

Значит, вопрос для меня формулировался так: в какую сторону стрелять? На самом-то деле, я никого убивать не хотел. Я всего лишь хотел дать им понять, что их подход к проблеме Первого контакта мне не по душе.

Тьма стояла кромешная. Ни в один из пяти прозрачных участков из транспара «Симастера» не видно ни зги, хотя всего несколько секунд назад все окружающее пространство заливал свет. Это озадачило меня, хотя очень скоро я решил, что «Симастер» почти наверняка затянули внутрь некого внеземного помещения, либо внутрь инопланетного корабля, либо внутрь базы, устроенной пришельцами здесь, на Земле. Пространство вокруг «Симастера» теперь, скорее всего, герметически закупорено. Поэтому все, что им оставалось делать, чтобы оставить меня в полной темноте — это взять и щелкнуть выключателем.

Все оказалось очень простым, если как следует подумать. Я мысленно похвалил себя. Но потом сообразил, что заодно отключилась энергия и освещение внутри «Симастера». Что же за выключатель имели пришельцы, если могли вот так просто обесточить лодку?

Однако было совершенно ясно, что размышления меня никуда не приведут… Я поставил «Терминатор» на предохранитель и осторожно ступил в темноту. Люк, ведущий в «Си-мастер», должен быть где-то… здесь.

Так оно и оказалось… или почти так. Я руками нащупал две предохранительные защелки, обеспечивающие водонепроницаемость «Нарвала», а затем провел пальцами по двум слегка выпуклым поверхностям, пока не нащупал небольшое отверстие, прожженное пришельцами в люке. Я нагнулся и прижался носом к отверстию как можно плотнее. Единственное, что я ощутил, точнее, понял, принюхавшись, — на борт «Симастера» не поступало никаких ядовитых испарений. А это означало, что я, возможно, смогу рискнуть и прожечь в борту еще одну дырку.

— Ну ладно, — громко сказал я, хотя и не слышал ни единого слова, — свою дырку они прожгли здесь, а я прожег транспар фута на два выше и на три левее. Надо ее отыскать.

Второе отверстие найти оказалось труднее, но, наконец, мои пальцы его нащупали.

— Отлично, — снова сказал я самому себе. — По-моему, я стоял почти на этом самом месте, прижавшись носом к прозрачному транспару. И видел, как они выходят вот… оттуда.

Я снова щелкнул предохранителем, прижал конец ствола к транспару и нацелил оружие как можно точнее — насколько помнил, в каком направлении стрелять. Потом отступил на полшага, чтобы меня не забрызгало расплавленным транспаром.

— Всего два-три коротких залпа, — сказал я себе, — просто, чтобы привлечь их внимание. Чтобы дать им понять, что если мы собираемся разговаривать, то будем делать это по-джентльменски…

Но когда я, наконец, спустил курок, ничего не произошло. Проклиная себя за глупость, я опять переключил рычажок предохранителя, нажал на курок, но снова ничего не произошло. Никакого оранжевого всеуничтожающего луча. Вообще ничего.

В темноте я с трудом отыскал кресло перед пультом управления и устало рухнул в него. На панели не горело ни единого огонька. Я поднес хронометр к губам и пробормотал: «Время!» Ответное молчание не слишком удивило меня, учитывая, что я не слышал даже собственного голоса.

Я знал, что где-то на боковой поверхности часов имеется кнопка, с помощью которой я мог бы узнать время простым нажатием пальцев. Я нащупал ее, нажал и выжидательно уставился на циферблат. Сплошная темнота.

Я с отвращением бросил теперь уже бесполезное оружие на пол. Похоже на то, что пришельцы каким-то образом окружили лодку нейтрализующим полем, подавляющим любые виды излучения электромагнитного спектра: от электричества до звуковых волн, от видимого света до ультрафиолета и — насколько я мог судить — до космических лучей. Поэтому оружие пригодится мне, скорее, в качестве бейсбольной биты.

Когда они появились, я все еще сидел в кресле.

Я ощутил прикосновение к своей щеке чего-то прохладного, влажного и шелковистого, а потом отчаянно пытался выпутаться из мягких оков прочного кокона.

А как же моя дубина? Да мне просто не оставили ни единого шанса ей воспользоваться.

Глава 5. Электрический угорь

Какое-то внутреннее чувство подсказало, что меня куда-то перемещают. Впрочем, больше всего это походило на то, как если бы пьяницу катили куда-то в пустой бочке из-под вина. На мгновение я запаниковал, решив, что сейчас задохнусь. Уж не знаю, чем являлось то похожее на хлопчатобумажную ткань вещество, полностью окутавшее мое тело и голову, но оно позволяло совершенно свободно дышать. Я набрал полную грудь теплого воздуха и попытался трезво оценить свое положение.

Первое: я мог дышать. Второе: я мог — в некотором смысле — думать. Третье: я мог примерно на четверть дюйма приоткрыть рот. Четвертое: возможно, я смог бы на ту же четверть дюйма растопырить пальцы. И больше ничего. Будто бы меня бросили в огромную чашу с жидким мороженым, и оно мгновенно затвердело. Ну и ну, подумал я, попал, как кур в ощип, как…

Я ощутил неяркий рассеянный свет, он будто бы прошел через миллион миль грязно-желтой сахарной ваты. Потом меня перекатили еще несколько раз, а затем мой вестибулярный аппарат подсказал, что меня поставили на ноги. Я постепенно начинал различать вокруг себя какие-то неясные звуки.

Рот открыть я не мог, но тем не менее попытался заорать сквозь стиснутые зубы: «А ну-ка, быстро снимите с меня эту дрянь! Вы смотрите…»

Я так и не успел завершить угрозу, сформировавшуюся в сознании, поскольку желтоватое вещество вокруг моей головы вдруг исчезло, развеялось, как дым. Впрочем, именно так и произошло. Я проморгался и увидел прямо перед собой Невидимку. В одной полупрозрачной руке он сжимал небольшой серебристый предмет, направленный мне в голову, а другой держал у меня под носом нечто вроде шланга с раструбом шестидюймовой ширины. Я заметил, как в раструб всасывается какой-то грязновато-желтый дымок.

Я облизнул губы.

— Спасибо, — вежливо поблагодарил я и выразительно опустил глаза на затвердевшую массу желтого дыма, она все еще облекала мое тело ниже адамова яблока. — А теперь, если вам не трудно…

Невидимка тут же отошел в сторону и почти сразу вернулся, но уже с пустыми руками. Я беспомощно наблюдал, как он внимательно разглядывает меня. Вертикальная щель на его лице стала открываться и закрываться, издавая те самые пронзительные звуки, слышанные ранее. Стало ясно, что он так разговаривает.

— Да, — подтвердил я свою готовность к контакту. — Меня зовут Ларри Мэдиган. И я был бы очень признателен…

Он вытянул полупрозрачную руку и тремя пальцами коснулся моего носа. Они оказались влажными и прохладными — ну точь-в-точь, как щупальца медузы, но, кроме того, твердыми и костлявыми, чего я никак не ожидал. Мой взгляд упирался куда-то в его предплечье. Я пытался рассмотреть, что же за невидимый скелет поддерживает тело пришельца, и заметил сеть бледно-голубых, похожих на крошечные молнии, вспышек, то и дело мелькающих внутри него. Я инстинктивно попытался отвернуться.

Но у меня ничего не получилось.

Первый удар током оказался довольно слабым. Я лишь удивился: неужели меня и в самом деле ударил током какой-то полупрозрачный электрический угорь в псевдочеловеческом обличье.

Но долго удивляться не пришлось. От второго удара голова моя запрокинулась, и я от неожиданности вскрикнул.

Третий… я услышал какой-то крик, скорее всего, свой собственный.

А вот четвертого я и вовсе не помню.

Глава б. Уроки языка

Открыв глаза, я, во-первых, заметил, что обнажен. Во-вторых — то, что нахожусь в небольшом, практически пустом помещении со стенами, окрашенными в неброский бежевый цвет. В-третьих, хотя мое тело и освободили от сковывавшей его массы, мне казалось, будто я сижу в удобном кресле, но на самом-то деле я плавал в воздухе. В четвертых, вся шайка пришельцев — Яйцо, Поплавок и Невидимка — сгрудились вокруг меня, как стая бродячих котов вокруг толстой аппетитной мыши.

За тридцать один год жизни мне ни разу не доводилось быть парализованным электрическим разрядом, поэтому я просто не представлял себе, как человек должен себя после этого чувствовать. Но сохранялось ощущение, будто я только что спустился по Ниагарскому водопаду в консервной банке.

Я попытался поднести руку к лицу и обнаружил, что снова совершенно обездвижен. Хотя головой двигать, как выяснилось, могу.

— Замечательно, — буркнул я, вперившись взглядом в заостренное рыльце, вкупе с тремя блестящими черными глазами оно представляло практически все лицо Поплавка. — Что же вы, интересно, сделаете в следующий раз, когда погасите свет: сдерете с меня кожу, что ли?

Где-то рядом послышался мой голос, только сильно искаженный. «Замечательно. Что же вы, интересно сделаете в следующий раз, когда погасите свет: сдерете с меня кожу, что ли?» Причем, голос звучал куда более неуверенно, чем мне представлялось.

В нижней части рыла Поплавка открылся большущий беззубый рот и оттуда изверглись три или четыре удивительно низких звука, напоминающих отдаленные раскаты грома. Я вытаращил глаза.

— Это еще что…

Поплавок не дал мне договорить, поднеся палец одной из невероятно тощих рук с двумя локтями ко рту.

— Говорить, говорить, — произнес он.

— Гр-рр, — согласился я.

— Говорить, говорить, говорить, — повторил он, держа руку на приличном расстоянии от миллионовольтной руки Невидимки.

— Ладно, — ответил я. — Кажется, я тебя понял. По-видимому, это урок языка. Вы — три мушкетера, а я ваш веселый друг Д’Артаньян. Впрочем, нет, забудьте. Я — Ларри Мэдиган. — Потом перевел дух и медленно повторил: — Ларри Мэ-ди-ган.

«Лар-ри Мэ-ди-ган» эхом отозвался мой собственный голос.

— Только было бы гораздо лучше, если бы вы дали мне…

Пришельцы будто прочитали мои мысли, и я вдруг почувствовал, как невидимые путы на правой руке исчезли. Я поднял ее, потер усталые глаза, затем указал на свою обнаженную грудь.

— Ларри Мэдиган, — в четвертый раз повторил я. Потом по очереди указал на каждого из чужаков и сказал: — Яйцо, Поплавок, Невидимка. — Никто из них не успел ничего ответить, а я уже начал называть все, что видел вокруг себя. Ладно, пусть вы поймали меня, пытали, раздели догола: все это превратности войны. Но вот заставить меня изучить ваш «говорить-говорить» вам никогда не удастся. Если нам предстоит разговаривать друг с другом, то это будет разговор на северо-западном диалекте американского английского. В противном случае, никакого разговора вообще не будет…

Урок языка продолжался целую вечность. После первых же минут я практически перестал обращать внимание на происходящее. Человеческие голосовые связки просто не приспособлены для того, чтобы издавать громовые раскаты глубоким басом Поплавка, или звуки, подобные писку летучей мыши, как Невидимка. Всю нагрузку придется взять на себя их машине-переводчику, ей предстоит научиться говорить, как Ларри Мэдиган.

— Дверь, — указал я в соответствующем направлении. — Стена. Потолок. Пол. — Больше в комнате я практически ничего не увидел, кроме какого-то устройства, укрепленного высоко на стене и больше всего похожего на записывающее. Впрочем, это с равным успехом могло быть и какое-то оружие пришельцев, готовое в любое мгновение разложить меня на атомы. Я решил пока никак не называть его. Подвижность моя оставалась более чем ограниченной: я мог только поворачивать голову из стороны в сторону; но интуитивно чувствовал, что позади нет ничего особо интересного.

Более того, теперь я был совершенно уверен, что нахожусь в некоем подобии тюремной камеры.

Эта мысль заставила меня сосредоточиться на том, что же удерживало меня в полной неподвижности на весу. Присмотревшись, я заметил слабое голубоватое мерцание, скорее всего, оно являлось следствием работы какого-то почти невидимого силового поля. Возможно, какой-то разновидности нашего отталкивающего поля. От этой мысли мне сразу стало как-то легче: по крайней мере, в воздухе меня удерживало не волшебство.

Кроме того, я понял, что помимо остальных неудобств, я еще и страшно хочу пить… и что мне срочно нужно в уборную. Мой интерес к уроку языка чудесным образом разгорелся с новой силой.

Я поспешно начал давать пришельцам и невидимому, но реально существующему переводчику урок человеческой анатомии. Предположив, что устройство на стене является его частью, теперь я обращался непосредственно к нему.

— Нос, — я указал на соответствующий орган, — глаз, ухо, рот, бровь, веко, щека, подбородок, волосы, мочка уха. — Очень скоро запас доступных мне частей тела иссяк. Силовое поле не позволяло протянуть руку больше чем на фут, то есть максимум до середины живота. Я замолчал, сделал выразительный жест и стал ждать.

Через некоторое время Поплавок снова загрохотал, Невидимка что-то пискнул в ответ, а откуда-то из области талии Яйца послышался невнятный набор звуков. Дискуссия продолжалась довольно долго. Потом вся троица отошла в сторонку — причем, каждый по-своему — и остановилась возле стены. Я с интересом отметил, что Яйцо передвигалось, извиваясь подобно червяку, переползающему шоссе, но с гораздо большей скоростью. Пока я размышлял над этим, чужаки рассматривали меня.

Наконец Невидимка, похоже, сказал последнее слово, и секунду спустя я почувствовал, как мои невидимые узы слабеют. Я с благодарностью поднял левую руку, вытянул правую ногу и сел на своей невидимой подстилке так, будто находился в самом обычном шезлонге.

Пардон, поправка. В невидимом шезлонге, который все еще удерживал меня за левую лодыжку. Я с недовольной миной сердито указал на последнюю окову, по-прежнему сдерживающую меня. Пришельцы находились в добрых трех или четырех футах от моей вытянутой руки. Неужели они прижались к стене, из-за того что их пугало одно-единственное обнаженное человеческое существо? Гримаса недовольства на моем лице сменилась сардонической улыбкой. Весьма поучительно наблюдать за ними, сознавая, что несколько мегаджоулей плазменного огня из «ремингтона» могут научить даже самого крутого пришельца осторожности и осмотрительности…

— Что ж, отлично, — решительно произнес я, перестав улыбаться. Наставительно поднял палец, и продолжил урок. — Грудь. Сосок. Еще сосок. Желудок. Пупок. Живот… — Я дошел до пальцев ног, а потом постепенно вернулся обратно, параллельно слушая, как эхом повторяются мои слова. Если где-то за этими стенами и впрямь помещалась машина-переводчик, каким-то невообразимым способом воспринимающая и обрабатывающая все, что я говорю, то своего присутствия она никак не выдавала.

Жажда не давала мне покоя. И теперь мне действительно требовалось в уборную. Я решил немного ускорить события.

— Числа, — сказал я, поднимая растопыренные пальцы. — Один, два, три… — Дойдя с помощью пальцев ног до двадцати, я вернулся к лицу. — Один нос, один рот, один подбородок, два глаза, два уха, две брови…

Я провел свой урок математики по всему телу до десяти пальцев на ногах, когда услышал звук своего собственного голоса: «Одно Яйцо — услышал я, — один Поплавок, один Невидимка».

— Да, — горячо кивая, подтвердил я.

— Три Яйца, три Поплавка, три…

— Нет. Одно Яйцо, один Поплавок, один Невидимка. Три пришельца.

— Три пришельца.

— Да. — Я обвел себя рукой с головы до ног. — Один Ларри Мэдиган. Один человек.

— Человек.

— Да. Ларри Мэдиган — человек. Яйцо — пришелец. Поплавок — пришелец. Невидимка — пришелец.

— Ларри Мэдиган — есть один человек. Яйцо — есть один пришелец. Яйцо-Поплавок — есть два пришельца. Яйцо — Поплавок — Невидимка — есть три пришельца.

— Да, — сказал я, заерзав в своем невидимом шезлонге. Сколько же еще понадобится времени, чтобы я смог сказать: «Отпустите меня, чтобы я мог одеться и сходить в туалет, вы, пришельцы несчастные», — и чтобы они поняли меня? Я заскрипел зубами в бессильной ярости. Ну, ничего, по крайней мере, мы определились с существованием глаголов. Может, теперь дело пойдет быстрее.

Так оно и вышло.

Через двадцать минут в результате довольно-таки непрезентабельной процедуры плевания на ладонь и демонстрации жидкой природы слюны, я преуспел в том, чтобы мне подали чашку тепловатой воды, извлеченную из скрытого в стене отверстия. Я с опаской понюхал ее, окунул в нее кончик пальца, облизнул, а потом с жадностью осушил чашку.

— Вода, — сказал я. — Спасибо.

— Вода спасибо?

— Нет. Просто вода.

— Вода? Это есть вода?

— Да. Это — вода.

Но мне по-прежнему страшно хотелось в туалет.

Я взглянул на пустую чашку в руке, а потом поднял глаза и взглянул на троих застывших в неподвижности пришельцев.

— Впрочем, — пробормотал я себе под нос, — они ведь всего-навсего пришельцы…

Я помочился в чашку, в то время как Поплавок грохотал, Невидимка попискивал, а из динамика Яйца на поясе вообще не доносилось ни звука. Опустошив мочевой пузырь, я почувствовал себя значительно лучше. Я протянул чашку пришельцам и, через несколько мгновений Невидимка опасливо приблизился и взял ее у меня из рук.

— Вода, — пояснил я. — Использованная вода.

Урок продолжался.

— Эта штука на стене, — поинтересовался я. — Она меня видит?

— Да. Она видит тебя разговаривать, она слышать тебя разговаривать, она говорить, ты говорить, Яйцо говорить, Поплавок говорить, Невидимка говорить, — правда, при этом никто не потрудился объяснить мне, каким образом «Ларри Мэдиган-говорить» передается трем моим инквизиторам. Я пожал плечами. Они вполне могли общаться телепатически.

— Я пью воду, — произнес я через довольно продолжительное время. — Я должен пить воду. И я должен есть пишу. — Я продемонстрировал им свои зубы, сделав несколько жевательных движений. — Еще я ношу одежду. Одежду. Где моя одежда? Одежда? — Я телодвижениями и жестами, как уж смог, попытался показать процесс одевания. Конечно же, они наверняка понимают, что я имею в виду, решил я. Кроме того, раз я лежу здесь совершенно голый, то моя одежда может быть только у них.

Если только, конечно, они не взмахнули какой-нибудь своей волшебной палочкой и не отправили мою одежду в иное измерение. Откуда мне знать, на какие подвиги способны инопланетные чудища? И о чем они вообще думают? Может, для них одежда — признак душевного расстройства и полностью съехавшей крыши: единственным предметом одежды, какую я на них видел, был пояс для инструментов на талии Яйца.

— Одежда, — повторил я, и еще раз разыграл немую сцену одевания и раздевания.

Они тут же снова пустились в дискуссию, сопровождавшуюся привычной какофонией самых странных звуков. Наконец обсуждение закончилось, и Невидимка взмахнул одной из своих рук. За его спиной в стене медленно раскрылась диафрагма двери. Он вместе с чашкой моей использованной воды исчез в дверном проеме. Я лишь успел заметить, что за ним стена точно такого же бежевого цвета.

Урок продолжался.

— Я — мужчина, — сообщил я. — Один мужчина, двое мужчин, трое мужчин. Половина людей являются мужчинами. Половина людей не является мужчинами. Те, кто не являются мужчинами, называются женщинами. Одна женщина, две женщины, три женщины.

— Не двое женщин, трое женщин?

— Нет. Два Яйца, два Поплавка, две двери, два потолка, но двое мужчин.

— Разговор людей не есть… прямой.

— Точный. Мой человеческий разговор не точный.

— Твой человеческий разговор не точный.

Так оно все и тянулось до тех пор, пока не вернулся Невидимка. Он притащил с собой мою одежду и обувь. За ним бесшумно вкатилась небольшая черная самоходная тележка. Стоило остановиться ему, как тут же затормозила и она. Невидимка протянул мне одежду.

— Одежда? — уточнил он.

— Да. Одежда. Это — моя одежда. Пожалуйста, дай мне мою одежду.

И снова продолжительная консультация. Затем Невидимка осторожно шагнул вперед — ровно настолько, чтобы осторожно положить одежду мне на грудь. Все три пришельца безмолвно наблюдали за тем, как я одеваюсь. Правда, я пока так и не смог натянуть левую штанину, а также носок и ботинок на левую ногу. Я раздраженно указал им на свою обездвиженную ногу, но сковывающие ее тиски так и не разжались. Наконец, я откинулся назад.

— Благодарю вас, — пробормотал я. С чудовищами вообще нужно быть повежливее. — А теперь: еда, вода. — Я попытался продемонстрировать им, что именно я имею в виду.

Невидимка пододвинул ко мне тележку, чтобы я мог взглянуть на ее груз. Ничего особенного там не оказалось: шесть небольших бежевых тарелочек, на которых лежала всякая всячина — зелень, лепешки, что-то вроде крема, спаржа и какие-то корнеплоды. На мой взгляд, ничто из этого набора не вызывало особого аппетита. К тому же, откуда мне знать — а вдруг часть этих продуктов окажется для человека ядовитой.

— Это — еда, — согласился я. — Это — хорошо. Но это не еда человека. Это — еда пришельцев. Мне нужна человеческая еда.

— Мы не иметь человеческая еда.

— Человеческая еда… — я указал примерно туда, где по моим представлениям находилась лодка, — там. В моем «Си-мастере».

Через некоторое время мы выяснили, что такое мой «Си-мастер». К этому времени автопереводчик стал справляться со своей задачей гораздо быстрее. Теперь Яйцу потребовалось всего несколько минут, чтобы понять меня, оно достало из своего пояса нечто вроде серого цвета ручки и вручило ее мне худосочным длинным щупальцем. Затем протянуло и небольшой серый блокнот. Я попробовал ручку, она оставила на поверхности блокнота тонкую красную линию. Я набросал очертания «Симастера», потом схему расположения внутренних помещений. Сейчас Поплавок парил уже прямо над моим правым плечом, тремя черными глазами уставившись на мое творение. Рисуя, я неожиданно обнаружил сбоку кнопочку, нажатие на нее стирало все, что нарисовано. Я набросал, насколько помнил, контуры камбуза, затем кормовой балкон с пультом управления.

— Еда, — сказал я. — Мне нужна еда. Пожалуйста, принесите мне еды с камбуза. И еще воды.

Поплавок отплыл в сторону, и все трое снова стали совещаться, как всегда — то грохоча, то пища. Наконец из переводчика Яйца донесся мой собственный голос, выдав нечто вроде перевода.

— Скажи нам, зачем ты здесь. Скажи нам. Почему ты в «Симастере». Скажи нам, почему ты именно здесь, в Большом Медвежьем озере.

— Не ваше дурацкое дело, — огрызнулся я, но тут же спохватился — не совершил ли я ошибки. Оказалось, что совершил.

— Не говорить нам — нет воды. Нет еды, — щупальце сделало едва уловимый жест. — Нет двигаться. — Я обнаружил, что снова все мое тело обездвижено силовым полем. — Нет смотреть. — Жест второго щупальца. Наступила полная темнота. — Хочешь говорить, мы вернуться.

Я обдумывал ситуацию не более двух секунд.

— Я буду говорить. Включите свет и дайте мне воды.

Включился свет.

— Воды!

— Вода, когда ты говорить. Еда, когда ты говорить.

Я откинулся на своем невидимом ложе и начал рассказывать.

Глава 7. Простая история

Моя история крайне проста. Я владел компанией «Без риска для жизни, Лимитед», — рассказывал я. — Кроме того, у меня был компаньон — девушка по имени Эрика Велхевен. Все это вместе, плюс моя собственная глупость, втянули меня в конфликт с группой фанатиков, называющих себя Сыновьями Ноя. Теперь эти самые Сыновья Ноя хотят убить меня. Мне не хочется быть убитым. Вот поэтому-то я и скрываюсь на дне Большого Медвежьего озера.

Пришельцы дали мне воды и велели рассказывать поподробнее.

Выхода не оставалось. Я начал рассказывать все то же самое, но в деталях, правда, крайне неохотно. Последние шесть месяцев, все эти бесконечные часы, проведенные мной в одиночестве на дне Большого Медвежьего озера, именно об Эрике я старался не думать.

Я считал Сыновей Ноя просто одной из трех или четырех тысяч культурных, этнических, политических, религиозных, экономических, племенных и/или сексуальных группировок, образовавших свои собственные клавы в течение десятилетий, прошедших со времени Большого Раскола. Должно быть, в Организации Соединенных Свободных государств имелся человек, который в любой день мог точно назвать вам количество клавов, недавно признанных суверенными и независимыми образованиями, но я сильно сомневаюсь, чтобы кто-нибудь еще знал это, а самое главное — кого бы это волновало.

Кроме, разумеется, людей, подобных мне. Но даже я не знал точно, сколько теперь в мире клавов — да и меня это тоже не слишком волновало. Волновал лишь сам факт их существования. Это, да еще доказанная неспособность цивилизованных мужчин и женщин двадцать первого столетия мирно уживаться со своими сородичами в иной манере, чем убийственное братство Авеля и Каина, имевшее место тысячи лет назад.

Отчасти такое положение вещей спровоцировали люди вроде меня. Вот уже сто двадцать лет мы продавали отталкивающие поля и плазменные свипы любому, кто мог себе это позволить. Поскольку они, по сути, являлись чисто оборонительным оружием, то при их появлении не нашлось убедительных доводов, чтобы запретить. Диктаторы ненавидели их, сторонники свободы обожали. И все использовали.

Главное, что они делали, — превращали среднего гражданина в человека, практически независимого от диктаторов, полицейских, военных призывов, уплаты налогов и прочего чиновничьего беспредела. Вот почему диктаторы ненавидели их, а приверженцы свободы обожали. Кроме того, они делали обычного гражданина совершенно неуязвимым для грабителей, воров, уличных банд, революционеров, анархистов, отрядов смерти и любого, кто хотел причинить этому гражданину вред. Вот почему все пользовались ими.

И вот чем такие, как я, зарабатывали себе на жизнь.

Через некоторое время после того, как отталкивающие поля появились на рынке, 7000 басков в городке Азпейтия в северной Испании одновременно активизировали все свои поля, а затем провозгласили независимость от тех, кого именовали не иначе как Кастильскими тиранами из Мадрида. И что оставалось делать тиранам, кроме как сбросить на город водородную бомбу? У них и так хватало забот с тысячами преступников и нарушителей порядка различных степеней виновности, которые забаррикадировались под защитой своих полей и плазменных свипов по всей Испании и отказывались сдаваться.

Любой свип и поле, продающиеся где-либо в мире, имели свою собственную зарегистрированную частоту. Теоретически их можно было нейтрализовать по официально полученному разрешению от правительства. Но теория работает не всегда, особенно, когда имеешь дело с изобретательностью решительных преступников и сторонников свободы. Через несколько недель Мадриду пришлось признать Азпейтию в качестве Свободного Баскского Государства Азпейтия. Вскоре после этого все территории в южной Франции и северной Испании, населенные басками, обрели долгожданную независимость.

Но все равно натура басков осталась столь же непокорной, как и у большинства остальных людей. Когда я последний раз заглядывал в атлас, там числилось уже семь различных баскских клавов: одно королевство, одна диктатура пролетариата, два герцогства, одна демократия, одна теократия и одно анархическое государство. Причем, как я слышал, одному из герцогств вскоре грозил раскол на два отдельных клава — один исключительно для гетеросексуальных пар, другой — для представителей противоположной сексуальной ориентации…

О Сыновьях Ноя на 3 сентября 2160 года я знал только то, что они представляют собой небольшой клав религиозников где-то на так называемой Крыше Мира в Гималаях и что им потребовались услуги моей компании «Без риска для жизни, Лимитед» для установки изготовленной на заказ защиты.

— Нампа? Неужели следующая работа тебе предстоит там? — перегнувшись через стол, Эрика нежно чмокнула меня в шею.

— Во всяком случае, именно так они зарегистрированы в Организации Соединенных Свободных Государств, — я оторвался от Атласа мира, изданного лондонской «Таймс», и потер мгновенно покрывшуюся мурашками кожу. — Смотри, они расположены между северо-западным Непалом и Священным Ламайятом Тибета. — Я открыл атлас на странице с изображенным на ней индийским субконтинентом и нашел нужное место — крошечный район Гималаев. — Вот это где, гора Нампа, 22162 фута над уровнем моря. А вот тибетский приграничный город Хогарнат, а вот тут непальский Янгар. Между ними находится клав Нампа, на его западной границе высится гора Нампа, как раз между двумя городами.

— По-моему, это самый крошечный из существующих на свете клавов.

— Бывают и поменьше, вроде Ватикана в Риме и Кастро в Сан-Франциско, но, в общем, ты права, 112 квадратных миль — это немного.

— Но как они ухитряются жить там? Если верить карте, весь этот чертов клав расположен на высоте более 15000 футов. Как же они ухитряются дышать?

— Сам не пойму. Может, у них генетически модифицированные легкие. А может, над всеми селениями возведены специальные герметичные купола.

Эрика уставилась на карту. Она хорошо представляла себе проблемы дыхания на больших высотах, а как же иначе? Когда я познакомился с ней три года назад на ярмарке в графстве Типпеканоэ в Индиане на берегах реки Уобаш, она входила в состав группы скайдайверов, называвшей себя Норвежские Сорвиголовы. Все участники группы являлись норвежцами и, к тому же, членами одной семьи. Они и выглядели типичными норвежцами, по крайней мере, на мой неискушенный взгляд. Все высокого роста со скандинавской внешностью — с голубыми глазами и льняными волосами, совершенно невозмутимые — настолько, что у них хватало смелости выбрасываться из пузыря на высоте шести миль без парашюта.

Эрика была любимицей всей группы, ей тогда исполнилось двадцать три года, и более красивой женщины я еще не встречал. Я не смог помочь ее отцу в решении проблемы, из-за которой он меня вызывал. Он просил создать широкополосное отталкивающее поле, достаточно мягкое и достаточно мощное, чтобы служить сеткой безопасности, поскольку Сорвиголовы намеревались достичь земной поверхности на скорости 127 миль в час. Зато я сумел с первого взгляда по уши влюбиться в его дочь.

Чтобы убедить прекрасную мисс Велхевен, насколько ей просто влюбиться в меня — ничуть не труднее, чем мне в нее, — ушло два года, а я кочевал с группой по семи континентам. В конце концов я добился своего. С тех пор мы жили вместе до нелепости счастливо. В один из тех дней, когда ее семейство со своим номером снова окажется в наших краях (в данном случае на Свободной Территории Тусон, расположенной в тех местах, где раньше находился штат Аризона) мы планировали официально зарегистрировать брак, а потом завести выводок собственных маленьких сорвиголов с льняными волосами.

— Так, и когда же мы отправляемся в Нампу? — поинтересовалась она, придвигаясь все ближе, ее теплое дыхание касалось моего уха, и от этого по спине вверх и вниз забегали мурашки.

— Мы? То есть, ты хочешь отправиться туда вместе со мной? Значит, ты окончательно решила закрыть эту свою самоубийственную школу и окунуться в бизнес, где редко доживают до тридцати? — я всегда на это надеялся. И, однажды, мне удалось взять с нее торжественную клятву навсегда оставить самоубийственную карьеру в группе Норвежских Сорвиголов. Но добился я только того, что Эрика тут же открыла в пустыне близ Сахуариты (несколькими милями южнее Тусона) собственную школу скайдайвинга.

Она лизнула меня в ухо кончиком языка, отчего по спине тут же просто замаршировали целые батальоны огромных мурашек, и успела отскочить прежде, чем я схватил ее.

— Ну, и какой же женщине захочется доживать до такого преклонного возраста, как тридцать лет, если все это время она не сможет провести с тобой? — Эрика откинула с нежной щеки непокорную прядь золотых волос. — А тебя так часто не бывает дома…

— Но вот следующие двадцать минут я точно проведу дома, — хрипло выговорил я, вскакивая с кресла и обнимая ее в лучших традициях кодьякских медведей. Затем, крякнув, подхватил ее на руки — Эрика девушка крупная, но я тоже не карлик — и отнес на огромный диван, установленный нами в углу офиса как раз на случай подобных неожиданностей…

Глава 8. Гималайские придурки

Мы решили превратить путешествие в Нампу в предсвадебный круиз. На дверях школы Эрика для своих безумцев и начинающих самоубийц оставила записку, что в следующие две недели ее не будет, и в ее отсутствие они могут тренироваться, прыгая с вершины горы Леммон.

Если бы я летел один, то сел бы на коммерческий рейс, и через несколько часов прибыл в Дели, а для завершающего отрезка пути арендовал бы в агентстве «Авис» пузырь. Но, поскольку начинался медовый месяц, я отправился в обшарпанный склад в пустыне Сонора, который делил со скай-дайвинговой школой Эрики. Там стоял старенький тридцатисемитонный «додж-холатон», первое приобретение моей компании. Я точно не знал, что именно понадобится для работы у Сыновей Ноя, поэтому попросту загрузил в пузырь все оборудование, свипы и генераторы отражающих полей, какие оказались под рукой. Но даже после этого в старомодном, большегрузном пузыре осталось место для установки кровати, небольшой ванной, еще более компактной кухни и даже пары предметов удобной мебели. «Мечта сорвиголовы», так я называл теперь свой пузырь. Он никогда бы не получил никаких призов за внешний вид и скорость, но для парочки влюбленных, пролетающих над Агрой с бокалами шампанского в руках и наблюдающих волшебно сверкающий в лунном свете Тадж-Махал, он подходил просто идеально.

Через шесть дней, проведенных в «Мечте Сорвиголовы», Агра осталась позади, равно как и предыдущие пункты нашего путешествия: Ниагарский водопад, Париж, Москва и Кашмирская долина. Теперь мы приближались к клаву Нампа. Максимальная скорость древнего пузыря не превышала 125 миль в час, зато, как и у любого подобного транспорта, это были стабильные 125 миль в час. Он пересек Атлантический океан за двадцать четыре часа, так что от Агры до цели в сердце Гималаев оставалось всего два с половиной часа полета.

— Так мы направляемся в Завет? — справилась Эрика, как только в передних обзорных участках из транспара показались волшебные ряды покрытых снегом вершин.

— Во всяком случае, так мне сказали.

— А для выполнения какой именно работы тебя сюда пригласили? — Эрика прекрасно говорила на англо-американском английском, только порой моим, выросшим в Миннеаполисе ушам, ее стиль казался немного высокопарным.

— Думаю, у них там несколько храмов или святых мест. И они хотят для них сверхнадежной защиты.

Эрика задумчиво поджала губы.

— Ковчег или сам Ной?

— Какой еще ковчег? Какой Ной? Ты шутишь!

— То есть ты вообще ничего не знаешь о месте, куда мы летим. Неужели ты не побеспокоился хоть что-то выяснить о Сыновьях Ноя?

Я удивленно уставился на нее.

— Нет, конечно же, нет. С моей точки зрения, это просто еще одно сборище придурков. Хотя средствами они располагают весьма внушительными.

Выражение лица Эрики стало еще более задумчивым.

— Знаешь, ведь я в Завете родилась.

— А мне казалось, ты говорила, что родилась в Норвегии.

— Я и сама так думала. И только пару дней назад в разговоре с Магнусом…

— Твой отец находился в Москве?

— Да нет же, глупенький, они сейчас на Борнео. Я просто позвонила ему из Москвы, так, поболтать. А сейчас они на пути в Австралию для участия в соревнованиях по ватертону. Когда я…

— А что это такое — ватертон?

— Это что-то вроде десятиборья, только под водой. Магнус всегда питал к нему слабость. Мы с ним несколько раз участвовали в подобных соревнованиях, пока ты не уволок меня в свою пещеру. Это ужасно забавно.

— И, скорее всего, опасно?

— Ну-у, пребывание на глубине триста футов…

— Перестань, — проворчал я. — Если вы оба запросто могли погибнуть, то в этом ничего забавного нет. — Я покачал головой и негромко вздохнул. Уж такова, моя Эрика, и, что бы я ни говорил, мне ее не изменить. — Ладно, ты начала с разговора со своим стариком…

— Да. Когда я ему рассказала, куда мы отправляемся, он стал каким-то очень… забавным.

Я уставился на нее.

— Что значит — забавным?

— Ну, он вообще повел себя как-то очень странно. Пришлось даже нагрубить ему. И, наконец, он признался, что я на самом-то деле родилась в Нампе, в Завете, и что в молодости они действительно прожили там целый год.

— Довольно странно. А почему он раньше тебе этого не рассказывал?

— Он сказал, что много раз собирался, и что совершил большую ошибку…

— Женившись на твоей матери?

— Нет, нет, маму он очень любил. Я это точно знаю!

Я кивнул. Я видел снимок ее матери, прекрасной венецианки с волнистыми каштановыми волосами и озорной улыбкой. Она ненавидела высоту, и ее с трудом удавалось заставить даже взлететь в пузыре, не говоря уже о том, чтобы из него выпрыгнуть. Она погибла, когда Эрике исполнилось всего десять — упала с лошади и свернула шею.

— Тогда в чем же ошибка? — настаивал я, начиная сердиться на Магнуса за то, что из-за него Эрика, пусть и не сильно, но все же разволновалась.

— Нет, он просто упомянул, что вообще их пребывание в Нампе оказалось ошибкой, и он советует мне туда не соваться.

— Что? — Теперь я рассердился уже не на шутку. — Он пытался отговорить тебя от поездки в Нампу и не сказал — почему?

— Он только сказал… что это может быть… опасно. Но если мне действительно очень надо туда… то я должна быть осторожна…

— Ушам своим не верю! — взорвался я. — Где фон?

Но, когда я позвонил Магнусу Велхевену, автоответчик сообщил, что папаша Эрики и большая часть его группы в настоящее время находятся на глубине 270 футов, принимая участие в соревнованиях по ватертону на Большом Барьерном рифе, и с ним невозможно связаться еще около тринадцати часов.

— Просто ужасно, — пробормотал я сквозь зубы, резко останавливая пузырь. — Мы всего в двадцати минутах лета от Завета, а я только сейчас узнаю…

Эрика обняла меня за плечи.

— Милый, неужели из-за какого-то дурацкого…

— Дурацкого? Он же ясно сказал, что это опасно. Когда человек, зарабатывающий себе на жизнь прыжками из пузыря с высоты 40000 футов, говорит, что это опасно, то будь я…

— А вот теперь уже ты сам говоришь глупости! — перебила она меня почти столь же резко, как и я ее. — Он остается в живых, прыгая из пузырей с 40000 футов, благодаря осторожности, невероятной, почти навязчивой осторожности. Он беспокоится буквально обо всем. И именно поэтому он до сих пор жив. Ты просто перепутал профессиональное беспокойство с личным. Для него я по-прежнему его малышка, которой все еще три годика, и все еще совершенно беспомощная. Или ты забыл: ведь именно для этого и существуют родители. Как может нечто, случившееся еще до моего рождения — двадцать пять или тридцать лет назад, — все еще представлять для меня опасность?

Довод произвел сильное впечатление с учетом того, что я зарабатывал на жизнь, как раз защищая людей от всевозможных опасностей. И если уж я не смогу защитить свою любимую Эрику от своры каких-то гималайских придурков, то кто же тогда сможет?

Поэтому я неохотно позволил ей уговорить меня лететь дальше — в Нампу. И это стало худшей ошибкой в моей жизни.

Глава 9. Ной и его ковчег

— Ваш большой палец, пожалуйста, — с легким акцентом потребовал пограничник.

— Это еще зачем?

— Само собой, чтобы проверить ваш генеареф. А разве в других клавах у туристов не производят такой проверки?

Я отпустил ему самую мрачную из своих улыбок.

— Разумеется, нет. И я вовсе не турист. Я прибыл к вам по приглашению…

— Это совершенно неважно. Даже если вы прибыли по приглашению самого преподобного Шема, мы все равно должны проверить ваш генеареф.

— Я непременно подам жалобу в Организацию Свободных Соединенных государств, — моя улыбка стала еще мрачнее, а, кроме того, пожалуюсь на вас и самому преподобному Шему. — В принципе, ничего такого в том, что каждый обитатель нашего мира, кроме всего прочего, имел свой собственный номер во всемирной и непогрешимой базе личных данных. Это лично я испытывал ненависть к самой идее, а в особенности при мысли о том, что какие-то важные и не очень важные части организма до десятитысячной доли нуклеотидной последовательности моей спирали ДНК были извлечены из утробы матери за три месяца до моего рождения и кем-то классифицированы. Я, уникальный и удивительный Ларри Мэдиган, с писком вошел в этот мир в качестве всего-навсего еще одного из миллиардов и миллиардов генеарефов, хранящихся в пекинской базе данных. И умру я тоже с тем же самым непреложным генеарефом…

Всей душой ненавидел я и маленький белый пузырь-камикадзе, внезапно появившийся у нашего борта и прилепившийся к нему, когда «Мечта Сорвиголовы» пересекала невидимый барьер, отделяющий нас от Нампы. Он на шести языках отдал нам приказ передать управление пузырем пограничному посту Завета. В случае неповиновения мы имели право либо повернуть назад — туда, откуда мы прибыли — либо быть расстрелянными силами ПВО.

— Это мои приятели, Сыновья Ноя, — сообщил я Эрике. — Теперь я начинаю понимать, зачем им нужна защита, и почему твой отец хочет, чтобы ты держалась от них подальше. Еще не поздно вернуться.

— Нет, — она твердо покачала головой, и тогда я передал управление Завету.

Под нами промелькнула симпатичная зеленая долинка, выглядевшая удивительно маленькой и беззащитной среди окружавших ее горных заснеженных вершин. Когда пузырь начал снижаться, я заметил, что в ней, притулившись к трехтысячефутовому утесу, ютится скопище зданий, достаточно обширное, чтобы его назвать городком. Впереди, на самом краю поселения, виделся тускло-коричневый купол. На его поверхности открылась диафрагма, пузырь пролетел сквозь нее и благополучно приземлился. Я шутливо обратился к Эрике:

— Добро пожаловать в Завет.

Она улыбнулась в ответ, но без особой радости.

И две минуты спустя мы снова демонстрировали свои большие пальцы мрачному темнокожему пограничнику, преградившему нам путь в снежный рай, который Сыновья Ноя называли домом. Воздух внутри пограничного поста оказался разреженным и прохладным, но дышалось вполне нормально. Темноволосый, круглолицый пограничник с неизмеримо глубокими азиатскими глазами по-быстрому пришлепнул большие пальцы наших рук к небольшому матовому экранчику у себя на столе. Этот прибор, насколько мне известно, мгновенной вспышкой лазерного луча срезал микроскопические частицы кожи, чего ни один человек невооруженным глазом заметить не мог. Двенадцать секунд на распознавание ДНК, четыре секунды — на проверку в центральном банке данных в Пекине, двадцать секунд на изучение наших физиономий на экране, и еще три секунды на то, чтобы одобрительно кивнуть.

— В каком отеле вы намерены остановиться?

— Ни в каком, — твердо уведомил я. — Мы будем жить в пузыре. С полностью активированной защитой.

— У нас, вообще-то, так не принято.

— Проконсультируйтесь у преподобного Шема. Это он пригласил нас сюда.

— Сам преподобный Шем? Пригласил сюда женщину? Вы, должно быть, шутите!

— Что ж, свяжемся с ним и выясним. Я уверен, ему будет очень интересно узнать ваше мнение.

Агент заморгал, потом, уже сдаваясь, тяжело вздохнул.

— Хорошо, мисс Велхевен и мистер Мэдиган. В трехстах метрах отсюда у дороги к городу есть муниципальная парковка. Можете поставить свой пузырь там. А вот здесь, за дверью направо, можно получить кислородный браслет. Он действует на протяжении двенадцати часов. Он надевается на руку, а менять его нужно, когда браслет краснеет, становится горячим и начинает пищать. Первый браслет преподобный Шем предоставляет бесплатно. Приезжим настоятельно рекомендуется носить их постоянно. Следующие браслеты стоят гроши и имеются в широкой продаже по всей Нампе. Пожалуйста, подпишите вот здесь и, как только мы наденем на вас узы господни, можете проходить.

— А что это? — спросил я.

— Настоящим вы подтверждаете, что не будете предъявлять ни клаву, ни кому-либо из его граждан претензий по поводу телесных повреждений или смерти, наступившей в результате кислородного голодания.

Мы поставили свои подписи и двинулись обратно к «Мечте Сорвиголовы».

— Минуточку. Я еще не выдал вам узы господни.

— Какие еще узы?

Агент продемонстрировал нам два тускло-серых браслета, соединенных цепочкой из того же невзрачного материала.

— Вот этот предназначается мисс Велхевен: один одевается на правое запястье, второй — на правую лодыжку.

— Что? Да вы спятили!

— Оскорбление должностного лица в Нампе считается серьезным правонарушением, но так и быть, я закрою на это глаза. Два браслета и цепочка символизируют как любовь и служение, которые женщина должна дарить мужчине и Господу, так и связывающие ее с ними священные узы. Это единственное и наиболее ценное украшение или священный предмет, каким может обладать ноитка. Если бы мисс Велхевен принадлежала к числу «благословенных», браслет на ее запястье был бы золотым, на лодыжке — серебряным, а соединяющая их цепочка — платиновой. Но приезжим, не являющимся приверженцами истинной веры, преподобный Шем распорядился выдавать узы господни из простого сплава. Мисс Велхевен они не доставят ни малейшего неудобства, а при отлете из Нампы их снимут.

— Ее отлет из Нампы состоится сию же минуту, — произнес я сквозь зубы и взял Эрику за руку. — Пошли, мотаем отсюда.

К моему удивлению, она вырвала руку и протянула ее агенту.

— Не глупи. Я всегда просто мечтала о браслетах из простого сплава на запястье и лодыжке, особенно с чудесной тонкой цепочкой вроде этой, благодаря чему они ни за что не потеряются.

Тут агент взглянул на нее с явной подозрительностью.

— Они не станут вашими, мисс Велхевен, вы будете носить их только во время пребывания в Нампе.

— Какая жалость. — Эрика одарила его своей милллиономегаджоулевой улыбкой. — Тогда, возможно, они понравятся мне так, что решу остаться в Нампе и стать — как это вы сказали? — ноиткой. — Тут она с улыбкой повернулась ко мне. — А потом мистер Мэдиган купит мне прелестную серебряно-золотую замену.

Через десяток минут мы снова стояли в «Мечте Сорвиголовы», на наших левых запястьях красовались кислородные браслеты, а на рукавах закреплены мешочки с запасными. В куполе над нами открылась диафрагма, и, руководствуясь указаниями пограничного авиадиспетчера, мы вскоре опустились на стоянку. Вся эта шайка теперь казалась мне страшно подозрительной.

После обеда в пузыре мы тщательно проверили свои кислородные браслеты и начали подбирать самую теплую одежду для прогулки по улицам главного города Завета. И только тут мы обнаружили: с браслетом и цепочкой невозможно просунуть руку в рукав, если она у тебя соединена с лодыжкой пятифутовыми узами господними.

— Сейчас я их разрежу, — в ярости прошипел я.

— От этого, скорее всего, поднимется тревога. Слушай, просто накинь на меня все эти куртки. Думаю, будет достаточно тепло.

— А знаешь, ведь сегодня на ночь нам придется разрезать твою блузку и брюки. — Я как можно тверже взглянул на нее. — Думаю, нам следует убираться отсюда… немедленно!

— И лишиться контракта? И испортить наш досвадебный медовый месяц? Только из-за какой-то дурацкой цепочки? Ни за что!

Мне оставалось только ошалело покачать головой.

— Погоди, — остановил я Эрику через пару минут. Она уже оделась, и как раз открывался люк. — Я ведь как-никак занимаюсь защитой. Так давай предпримем кое-какие меры для защиты двух самых важных людей на свете.

— А нужно ли? — пробормотала Эрика, когда я распахнул ее ярко-красную парку и надел пояс с противопехотным нейро деструктором «Ф-7».

— Отец ведь предупреждал тебя, что следует проявлять осторожность. Вот мы ее и проявляем. Кстати говоря, ни в коем случае не включай эту штуку, если я нахожусь в радиусе пяти футов от тебя, пусть лучше кто-нибудь другой танцует пляску Святого Витта.

Она с сомнением взглянула на небольшое желтое устройство.

— Постараюсь не забыть.

— Вот и отлично. А теперь позволь, я прицеплю еще одну штуку.

— А это еще что такое?

— Это генератор отталкивающего поля первого класса. Если кто-нибудь даже просто косо посмотрит на тебя, нажми вот эту кнопку. Вокруг тебя мгновенно возникнет защитное поле диаметром в шесть футов и, если противник стоит слишком близко, то его закинет в соседний клав.

На лице ее отразилось еще большее сомнение.

— Но ведь генератор закреплен у меня на животе. Как же он может создать поле у меня за спиной без того, чтобы оно не прошло сквозь меня?

— Хороший вопрос. Поле действительно проходит сквозь тебя, но в твердой материи оно сформироваться не может. Оно генерируется волнами в диапазоне сто гигагерц, — я указал пальцем на небольшой серый генератор, пристегнутый к ее поясу, — а встроенный микрокомпьютер, контролирует волновое излучение и сам знает, где можно формировать поле, а где нельзя. Если бы ты, к примеру, находясь… в трубе диаметром четыре фута, включила генератор, то он просто не смог бы создать вокруг тебя шестифутовое сферическое поле.

— Разве? А что бы он создал?

— Точно сказать не могу, но, скорее всего, силовой цилиндр диаметром в четыре фута и длиной в девять.

— Но я бы все равно находилась в его центре?

— Угу. Причем, в полной безопасности, как в доме.

— Но ведь дома иногда горят!

— Только не дома Ларри Мэдигана. Ну, как, порядок?

Она раздраженно пожала плечами.

— Тебе виднее, тем более что теперь я упакована, как средневековый рыцарь.

Я улыбнулся и повел ее к выходу.

Завет находился на высоте 17600 футов. Вез кислородных браслетов здесь дышалось бы слишком тяжело. С невероятно синего неба ярко светило солнце, и казалось бы не так холодно, если бы не ледяной ветер. Все здания в городе прятались под высокими черными крышами. Их окна представляли собой пластины из тонкого транспара, а стены — толстые блоки термопака. Выглядело все это довольно уныло. Кое-где на узеньких улочках росли корявые деревца с покрытой пылью листвой на кривых ветвях, неизвестно как выжившие в таких условиях. По улицам двигались исключительно пешеходы, лишь время от времени проносились пассажирские пузыри. Встречные ноты отличались удивительным разнообразием цвета кожи и расовых признаков, правда, преобладали представительницы монголоидной расы. Все они, мужчины и женщины, носили тускло-синюю или черную одежду, настолько строгую, что она производила впечатление военной формы. Женщины, как я кисло отметил про себя, одевались в длинные балахоны или пальто с застегивающимся на пуговицы рукавом, решающим проблему платиновой цепочки, предписанной к ношению Господом. Представители обоих полов выглядели молчаливыми, неулыбчивыми и целеустремленными, спеша так, будто их ждет какое-то крайне важное дело. На нас никто не обращал ни малейшего внимания.

На ходу Эрика весело крутила цепочку.

Хотя было еще только 14.25, солнце внезапно скрылось за высящейся над городом горой. Стало еще холоднее.

— Пора на встречу, — я повернул к группе общественных зданий.

— Неужели с самим Его придурковатостью преподобным Шемом?

— Нет, это я так брякнул, для пограничников. А вообще-то, у меня нет ни малейшего представления, кто он такой, догадываюсь только, что это главный придурок в здешнем сумасшедшем доме. Сейчас нам предстоит встреча с сыном Ноя по имени Жерар Рафидо.

Жерар Рафидо именовал себя мастером богоугодных дел, что я в уме перевел как «министр общественных работ», а может и «руководитель секретной службы». У него имелся небольшой угловой офис в самом высоком из виденных нами в Завете зданий — целых четыре этажа — с великолепным видом на Гималаи. Жерар оказался негроидом с черной блестящей кожей, густыми курчавыми волосами и почти все время поджатыми губами. Появление Эрики его явно смутило.

— Она — мой партнер и главный специалист по термодинамике, — заявил я.

— Понятно, — чиновник еще сильнее поджал губы. — Просто я не ожидал, что это будет… женщина.

— Насколько я помню, они составляют целую половину человеческой расы. По крайней мере, там, откуда мы прибыли.

— Понятно, — он угрюмо оглядел нас, как будто сомневаясь, принадлежим ли мы вообще к человеческой расе — по крайней мере, с точки зрения Сыновей Ноя. Эрика одарила его обворожительной улыбкой и игриво покрутила свою цепочку. Наконец, Рафидо, по-видимому, принял решение. — Хорошо, — неохотно выдавил он. — Я уверен, что истинная вера на самом деле не запрещает участие женщины в данном проекте. Тем не менее, я должен обсудить этот вопрос с самим преподобным Шемом. А теперь, мистер Мэдиган, я вкратце объясню вам, чего именно мы бы от вас хотели. Может быть, посмотрим на месте? Это сэкономит нам кучу времени. А миссис Велхевен подождет нас здесь, в кабинете. Я распоряжусь, чтобы ей принесли чай и фрукты.

— Миссис Велхевен для меня — совершенно незаменимый специалист по термодинамике. Без нее компания просто не сможет функционировать. Так что она отправится с нами.

Мастер богоугодных дел явно рассердился, но ему пришлось уступить. Он пожал плечами.

— Ну, хорошо. Следуйте за мной.

Мы уселись в небольшой синий министерский пузырь, стоявший позади здания. Эрика крепко стиснула мою руку. Мы степенно вылетели за пределы города, а затем резко рванули вверх, и перевалили через высоченную отвесную скальную стену. Наверху нас буквально ослепило яркое солнце, и мы увидели сверкающее снежное поле, тянущееся, наверное, миль на восемь по направлению к вершине горы Нампа. Пузырь развернулся и заскользил над снежным полем.

На полпути к вершине мы неожиданно остановились — показалась цель нашего полета. Большое круглое здание из белого мрамора почти сливалось с окружающими снегами. Его возвели в неоклассическом стиле, по периметру стояли рифленые колонны, тянулись фризы, а ко входу вели широкие ступени. Скальный уступ, на котором высилось здание, очистили от снега, позволяя видеть бесконечные ряды горных вершин, будто уходящих в бесконечность. Тут до меня впервые дошло, почему эти места называют Крышей мира…

Мы с Эрикой уставились на фигуру, лежащую в мавзолее под куполом на массивном мраморном блоке в центре зала. Лицо представляло собой бесформенную массу сморщенной бурой кожи, и определить пол этой мумии не представлялось бы возможным, если бы не явно искусственные седая борода и усы. Скрюченные руки были сложены на груди, а на самой мумии красовалось расшитое золотом пурпурное одеяние.

— Это, — с благоговением в голосе произнес мастер богоугодных дел, — благословенный Отец Ной.

— Настоящий? — спросил я, стараясь скрыть свой скептицизм.

— Настоящий. Как вам, возможно, известно, остатки Ковчега впервые обнаружил преподобный Шем девяносто три года назад в пещере на склоне горы Арарат и перенес их сюда, в святилище на горе Нампа. Тот храм — он называется Свидетель Ковчега — находится на другой стороне горы, и мы посетим его следующим. Со времени находки Ковчега мы, Сыновья Ноя, неустанно искали останки самого благословенного Отца Ноя. В прошлом году благодаря чудесному божественному озарению преподобный Шем точно узнал, где Отец Ной отдыхал столько веков. После этого мы предприняли необходимые шаги, чтобы перевезти его сюда, где он обрел заслуженный вечный покой.

— Понятно. — Я едва удерживался от смеха, глядя на его честное лицо, но работа есть работа. — А в будущем Отец Ной по-прежнему будет оставаться на… всеобщем или частичном обозрении, как сейчас?

— Да. По крайней мере, для Сыновей Ноя и других соответствующим образом аккредитованных пилигримов. Такова воля божья, открытая нам преподобным Шемом.

— Так значит, вы хотите максимально защитить его и весь этот храм — Свидетель Отца Ноя — от любых враждебных действий… неверующих?

Мастер богоугодных дел кивнул так, будто мои слова прозвучали почти как его собственные.

— От любых возможных враждебных действий, вплоть до происков самого Сатаны. И этот храм, и Свидетель Ковчега. Системы, установленные здесь, действуют уже больше сорока лет.

— Хорошо. — Я с серьезным видом повернулся к своему — как я ее там назвал? — старшему специалисту по термодинамике. — Думаю, вы уже составили предварительное представление о здешних охранных системах, мисс Велхевен. А теперь давайте изучим их более подробно.

Глава 10. Урок генетики

— Нет, — объяснил преподобный Шем следующим утром, — это мой дед, первый Шем, получил откровение господне, позволившее ему найти Ковчег. И это именно он нашел место, где сейчас находится клав Нампа. Я уже третий в этом ряду. — Его глаза за стеклами очков в золотой оправе сверкнули. — В отличие от нашего благословенного Отца Ноя, мы — нынешние смертные — не можем рассчитывать дожить до ста пятидесяти лет.

— Да, думаю, вряд ли, — согласился я, глядя на то, что сходило за мумифицированные останки самого благословенного Отца. Интересно, кто же сварганил эту нелепую куклу из кожи, бороды и костей и втюхал ее легковерным придуркам. Потом я снова продолжил слушать нынешнего духовного отца Сыновей Ноя.

Когда мастер богоугодных дел благоговейным тоном внезапно проинформировал, что нас ожидает великая честь встретиться с самим преподобным Шемом, я предположил, что карикатурная версия ветхозаветного патриарха появится из пузыря, высокая и худая, с горящими глазами, длинной седой бородой, и в длинном белом одеянии. К моему удивлению, преподобный Шем оказался невысоким полным человечком без бороды, в джемпере и простой серой накидке, очень любезным, с добрыми карими глазами, постоянно моргающими за толстыми стеклами старомодных очков. Из-под редких волос мышиного цвета торчали оттопыренные уши, а говорил он мягким ласковым голосом. Ни разу в жизни я еще не встречал человека настолько не похожего на безумца.

И, тем не менее, он явно был безумен.

— Нам требуется от вас, мистер Мэдиган, абсолютная защита от любых неожиданностей примерно лет на сто. Не больше.

Я обвел взглядом искусно изукрашенный и, на мой взгляд, очень надежно построенный мавзолей. Он выглядел так, будто мог простоять целую вечность.

— Значит, через какое-то время вы намерены переместить… э-э, благословенного Отца Ноя?

Когда преподобный Шем выходил из пузыря, помимо дюжины одетых в форму охранников, которые сейчас то входили, то выходили из Свидетеля Отца Ноя, его сопровождали еще три широкоплечих джентльмена с мясистыми руками и холодными темными глазами. Они явно старались не подпускать меня слишком близко. Сейчас телохранители мрачно уставились на меня, очевидно пораженные моим невежеством. Сам же Шем, однако, лишь широко улыбнулся. Он понял: это прекрасная возможность просветить безбожника.

— Надеюсь, что нет, — мягко начал он. — Я искренне верю — в принципе, это открыл мне сам Господь Бог, — что нынешняя высота более чем достаточна. Я имею в виду — вы бы знали это, будь вы одним из Сыновей Ноя, поскольку это основной догмат единственно истинной веры, — что очень скоро случится второй потоп, и он снова очистит землю от греховного человечества.

— Очистит землю? — не веря собственным ушам, переспросил я.

— Вот именно. И сказал Бог Ною: конец всякой плоти пришел пред лице Мое; его живого настал, ибо земля наполнилась от них злодеяниями. И вот, Я истреблю их с земли. — преподобный Шем снова улыбнулся своей мягкой ласковой улыбкой. По спине у меня пробежал холодок.

— Вы хотите сказать, что вода снова покроет всю Землю? — вмешалась Эрика — милая глупенькая Эрика! — до этого скрытая широкой спиной одного из телохранителей. Я скорчил ей недовольную гримасу: разве непонятно, что эти придурки-святоши явно не верят в природное превосходство женского пола, как, впрочем, и в само право женщин на существование?

— Второй потоп? Да, — преподобный Шем продолжал так же благожелательно улыбаться, возможно, представляя себе миллиарды утопленных грешников — мужчин, женщин и детей. Всех до единого. — Совершенно верно.

— Но разве Господь не заключил с Ноем договор после первого потопа? — настаивала Эрика, наконец, выбравшись из-за спины телохранителя и протиснувшись поближе. Цепочка, соединяющая браслеты, волочилась по мраморному полу. Я буквально застонал про себя: так вот что она вчера ночью изучала за компьютером пузыря. — Разве не сказал Господь: «Поставляю завет Мой с вами, что не будет более истреблена всякая плоть водами потопа, и не будет уже потопа на опустошение земли». — И она невинно уставилась своими прелестными голубыми глазками на преподобного Шема. Я услышал, как телохранители недовольно заворчали.

— Это и в самом деле так, мисс Велхевен, и я рад слышать, что вы знакомы со священным писанием. Однако в интерпретации слов господних есть одно существенное отличие. И вот в чем: Господь говорит «Не будет более истреблена всякая плоть водами потопа, и не будет уже потопа на опустошение земли».

— А, вы хотите сказать…

— Именно! Господь Бог никогда не лжет. Поэтому, его слова таковы, что не будет уже потопа на опустошение земли, не будет более истреблена всякая плоть.

Эрика подошла к безумцу еще ближе.

— В таком случае, полагаю, вы хотите сказать…

— Второй потоп и в самом деле близок. И выживут только блаженные.

— А блаженные это…

— Сыновья Ноя. Все же остальные греховностью своего поведения доказали, что они дети сатаны. Вот почему, мисс Велхевен, мы уже давным-давно обосновались здесь, в клаве Нампа. Во всяком случае, это одна из причин. — Он неожиданно резко взглянул на Эрику, как будто ей следовало уловить в его словах какой-то скрытый смысл. Поскольку она ничего не отвечала, преподобный продолжал: — Вы, я уверен, помните, что когда воды первого потопа отступили, ковчег оказался на вершине горы Арарат. Высота этой горы — 16946 футов. В первом откровении, полученном моим дедом, первым Шемом, приблизительно сто лет назад, Господь Бог поведал, что хотя второй потоп снова покроет гору Арарат, в соответствии с условиями Его первого договора с благословенным Отцом Ноем, выше вода не поднимется. Таким образом, моему деду следовало найти безопасное место для спасения блаженных на высоте 17000 футов. Завет находится на высоте 17327 футов и является самым высокогорным городом в мире.

— Но все равно, это ведь лишь на 300 футов выше горы Арарат, — задумчиво заметила Эрика.

— Верно, — с серьезным видом кивнул преподобный Шем. — Но разницы в триста футов должно хватить. Впрочем, не исключена небольшая вероятность того, что будут волны. Причем, огромные. Этот вопрос я с Господом Богом еще не прояснил. Но именно поэтому мы и расположили две наши самые драгоценные священные реликвии — Свидетель Ковчега и Свидетель Отца Ноя на значительно большей высоте. И, само собой, на такой же большой высоте организовали подземные убежища.

— Для Сыновей Ноя?

— А для кого же еще? Не будем же мы предоставлять убежище дьявольским отродьям?

— Понятно, — протянула Эрика, не меняя выражения лица. — Все это очень интересно.

Преподобный Шем благосклонно улыбнулся ей.

— Рад, что заинтересовал вас. И это позволяет нам перейти ко второй причине, почему мы обосновались именно в Нампе, а не в какой-либо другой горной местности, даже на еще большей высоте. Другое великое откровение, полученное моим дедом, гласило, что перед вторым потопом сам благословенный Отец Ной возродится и снова поведет за собой своих детей.

Эрика удивленно вытаращила глаза и взглянула на отвратительную мумию на мраморном пьедестале.

— Вы хотите сказать…

— Нет, мисс Велхевен, я сказал — возродится, а не воскреснет.

— Но как…

Преподобный Шем улыбнулся, и взгляд его добрых карих глаз устремился куда-то вдаль.

— А вам известно, мисс Велхевен, что для того, чтобы спастись, недостаточно просто верить в догматы единственно истинной веры. Нужно в этой вере родиться.

— Но…

— Вы хотите спросить, как человек рождается Сыном Ноя? Это очень просто: человек должен родиться прямым потомком самого благословенного Отца Ноя. В буквальном смысле! — Его голос неожиданно загремел под сводами мавзолея, а глаза теперь уже не выглядели добрыми. Напротив, сейчас они буквально горели — точно так же, как, по моим представлениям, у ветхозаветных пророков. — Вы, конечно, знаете, — продолжал святой безумец, — что еще до рождения в этом мире любой человек классифицируется по его или ее генетическому коду.

Идентификационный код, или, как его принято называть, генеареф включает в себя только первые тридцать пять нуклеотидов последовательности ДНК, это даже больше, чем необходимо для индивидуальной идентификации любого из сотни миллиардов людей. Однако количество индивидуальных генов, состоящих из ДНК, и в свою очередь составляющих хромосомы, как раз являющиеся настоящими структурными носителями наследственности, достигает 97 000, и располагаются они в бесконечном количестве комбинаций, и роль их, в основном, пока непонятна. Годы компьютерного анализа показали, что в этих триллионах наполовину случайных сочетаний происходят небольшие, но постоянные перестановки и рекомбинации, сами по себе большого значения не имеющие, зато способные послужить самым надежным средством классификации определенных групп среди множества различных индивидуумов.

Эрика нахмурилась, как будто и в самом деле пыталась понять, что несет этот полоумный.

— Вы хотите сказать… что я, например, могу иметь в коде ДНК 1743 нуклеотида, с последовательностью семидесяти четырех из них совершенно идентичной последовательности у кого-то, живущего на другом конце света, и что это означает некое генетическое родство?

— В принципе, я говорил, скорее, о генной последовательности, а не нуклеотидной, — заметил преподобный Шем, — но для обычного человека большой разницы нет. Важно знать, что специфическая последовательность ключевых генетических комбинаций, упомянутых мной, была открыта моему деду почти сто лет назад. И со времени этого божественного откровения нашей целью стало определение и привлечение в лоно нашей веры всех людей с этой конкретной последовательностью. Поскольку все они, конечно же, родственны.

— Очевидно, благословенному Отцу Ною, да? — заметил я, пытаясь отвлечь его внимание от Эрики и вернуться к делу, заключавшемуся в организации защитного периметра, который позволит этим безумцам надежно отгородиться от всех прочих безумцев в мире. — Послушайте, я…

— Да, — согласился преподобный Шем, — именно в этом и заключалось второе откровение Господа Бога моему деду. Он сообщил первому Шему полную генетическую последовательность Отца Ноя — и указания, как именно благословенный Отец должен быть возрожден. Мой дед вскоре обнаружил, что именно в этом уединенном и малонаселенном районе Гималаев проживает наибольший процент прямых потомков Ноя. Вот почему он немедленно переехал сюда, основал город Завет и предпринял шаги для образования Свободного Государства Нампа.

— Понятно, — вежливо кивнул я. — Так вот, насчет переменной интенсивности этой первой линии плаз…

Но преподобный Шем повернулся ко мне спиной и теперь обращался непосредственно к Эрике.

— Мой отец, второй Шем, профессиональный генетик из Стокгольмского университета, разработал детали метода, с помощью которого мы сможем собрать воедино разрозненные кусочки, находящиеся здесь и там у разных Сыновей Ноя, и получить генетическую последовательность нашего прародителя: благословенного Отца Ноя.

Эрика сориентировалась в ситуации куда быстрее, чем я.

— Так значит, вы проводите… программу размножения? — она не смогла скрыть отвращения. — И намерены, в конце концов, получить Отца Ноя?

— Мы называем это генетической селекцией, а блаженных людей, предоставляющих свой уникальный генный материал, мы называем дарителями и дарительницами. А как же еще мы могли выполнить волю Божью?

— Но… но ведь это должно занять тысячи лет! А вы говорили, потоп вот-вот произойдет.

— И в том, и в другом вы правы. Однако выяснилось, что все важнейшие признаки, которые мы пытаемся объединить с помощью соответствующей селекции, сначала закрепляются, а потом передаются исключительно через женщин-дарительниц. Это привело к разработке методики, искусственно ускоряющей процесс взросления участвующих в проекте девочек. Всего через три или четыре года дарительницы уже достаточно созревают, и их яйцеклетки можно использовать для создания следующего поколения. Таким образом, мы надеемся сократить работу, требующую тысячелетий, до двух сотен лет.

— А конечным результатом станет… действительно появится другой Ной? — твердый до этого голос Эрики теперь заметно дрожал.

— Генетический идентичный благословенному Отцу Ною, лежащему перед нами, — взгляды всех присутствующих в мавзолее обратились на отвратительную мумию на мраморном пьедестале.

— Но… но как же все эти несчастные женщины… эти дети… у которых берут яйцеклетки. Такое впечатление, что вы растите их, как помидоры! И… и, если они могут давать яйцеклетки уже в три года, то какова же продолжительность их жизни?

— Продолжительность жизни? — преподобный Шем нахмурился, как будто этот вопрос не приходил ему в голову. — Даже не знаю. Но, думаю, лет десять-пятнадцать. Они находятся в превосходных условиях. А какая, собственно, разница? Все мы рано или поздно умираем — в том числе и блаженные Сыновья Ноя, чьи души отправляются прямиком к нашему Господу, и мужчины и женщины.

— Понятно. — Эрика побледнела, и ее била нервная дрожь. Она захотела отойти, но по едва заметному знаку преподобного Шема два здоровенных телохранителя преградили ей путь. Я в ярости сделал шаг вперед, но тут третий телохранитель встал между мной и его святейшеством.

— Еще один момент, мисс Велхевен, — преподобный внимательно взглянул на нее. — А вы действительно не знали ничего из того, что я вам сейчас рассказывал?

— Знала? Об этой кошмарной селекционной программе? Конечно же, нет! Откуда мне об этом знать? Да лучше бы и не знать никогда!

— Значит, отец с матерью ничего не рассказывали о…

— Мама умерла пятнадцать лет назад. А всего три дня назад отец сообщил, что я родилась в Завете. Больше я ничего ни о вас, ни о Сыновьях Ноя не знаю, — она с вызовом смотрела на него. — И вообще, зачем вы все это нам рассказываете? Чего мы еще не знаем?

Преподобный Шем, поджав губы, задумчиво смотрел на Эрику.

— Очень немногого, кроме одной вещи: двадцать восемь лет назад наши агенты обнаружили вашу мать и отца в разных концах света. До этого они никогда даже не слышали друг о друге. Однако наши генетики определили, что результат их союза станет исключительно важным, возможно, даже решающим для всего проекта звеном в цепочке, ведущей нас к возрождению Ноя. И за более чем солидное денежное вознаграждение ваши родители согласились приехать в Завет и сделать свой генный вклад в наш проект.

Эрика побелела, как мел. Такой я ее еще не видел.

— Вы хотите сказать…

— Да. Вы представляете собой четырнадцатое поколение дарительниц. И без вашего уникального генетического вклада проект просто не может быть продолжен.

Глава 11, Отражающие поля и адское пламя

В его преподобных объятиях Эрика выглядела так, будто внезапно очутилась в руках огромной зеленой жабы.

— То есть вы хотите сказать, что… что хотите от меня ребенка, который…

— С вашей стороны, миссис Велхевен, будет достаточно вашей единственной яйцеклетки. Вам не придется самой вынашивать ребенка. И, кроме того, вы будете соответствующим образом вознаграждены за ваши усилия.

— Но это же безумие. Не можете же вы вот так просто… — она спохватилась и взглянула на преподобного Шема. — Вы утверждаете, что заключили контракт с моими родителями… чтобы они… зачали меня. А потом передали меня вам. Тогда почему же я не здесь? Почему же я не начала производить для вас детей с трехлетнего возраста, или когда там вам было нужно?

Святоша поджал губы, отчего выражение его лица сделалось куда более опасным.

— Мы совершили ошибку, — отрезал он. — Мы считали, что они… ваши родители… стали настоящими приверженцами истинной Веры, что они избрали путь к спасению. Но вместо этого… вместо этого… — его глаза блеснули, будто он заново переживал предательство во всей его полноте —…они, как истинные слуги дьявола, кем они и являлись, ждали, пока твоя мать не родит, пока они не получат обещанных денег, а потом просто исчезли! Говорю вам, они бежали из Завета и просто исчезли. Мы искали их двадцать шесть лет! Я так и не понял, как им удалось сбежать. Но наш проект пришлось отложить на двадцать шесть лет, и все это время мы искали… тебя! — Тут его голос заметно смягчился, и взгляд снова стал насмешливым. — И вот, миссис Велхевен, вы, наконец, здесь. Поистине, пути Господни неисповедимы!

Эрика поджала губы.

— Думаю, да. И вот еще чудо, о котором не могу не рассказать. На прошлой неделе, отправляясь сюда, я сходила в фертиклинику и получила очередное противозачаточное. Так что следующая овуляция начнется у меня примерно через год — плюс-минус неделя. — Теперь я заметил, что ее губы искривлены в некоем подобии иронической усмешки. — Почему бы вам не встретиться со мной через год или около того… хотя могу сообщить вам прямо сейчас, что никаких плодов вам это не принесет.

— Так это правда, что в течение года вы не сможете забеременеть?

— Я же вам только что это сказала. Отнюдь не все женщины хотели бы провести жизнь в роли устройства для размножения, — она с вызовом взглянула на преподобного Шема.

Святой человек вздохнул.

— Я ведь уже говорил вам, что двадцать шесть лет назад мы допустили ошибку с вашими родителями. И больше этой ошибки мы не повторим, — он указал на двух телохранителей, стоявших за спиной Эрики. — Весь следующий год вы будете нашей почетной гостьей и, как я уже упомянул, вас ждет более чем приличная компенсация.

— Благодарю, но, у меня имеются собственные планы на следующий год. — Она вырвала руку у охранника и бросилась ко мне. Я оттолкнул стоявшего передо мной.

После этого события развивались очень быстро. Охранники Эрики схватили ее за плечи и потянули назад. Мой попытался сделать то же со мной. Я резко ударил локтем в кадык, он отшатнулся, с трудом переводя дыхание. Преподобный Шем поднял руку, призывая на помощь охрану в форме, а потом постарался убраться подальше от драки. Но недостаточно быстро.

Эрика каким-то образом ухитрилась выхватить нейродеструктор, спрятанный под блузкой. Она нажала на выключатель и привела прибор в действие. Вокруг нее возникла голубоватая сфера, и оба охранника начали корчиться от боли. Поверхность мерцающей сферы на мгновение коснулась ноги ретирующегося преподобного Шема, и тот, издав сдавленный вскрик, тоже зашелся в пляске святого Витта.

— Смотри, меня не задень! — заорал я, видя, что Эрика готова броситься ко мне в объятия. — Включи поле, отталкивающее поле! — Мои толстые пальцы лихорадочно искали под одеждой защитные устройства, весьма небрежно размешенные там несколько часов назад. Эрика резко остановилась на беломраморном полу за мгновение до того, как краешек поля нейродеструктора коснулся меня. Через секунду поле исчезло, и я бросился к ней, чтобы мое защитное поле смогло закрыть нас обоих.

Я опоздал буквально на долю секунды.

Охранники окружили нас со всех сторон. Один из них включил собственное отталкивающее поле… И Эрика оказалась внутри. Я с размаху наткнулся на упругую поверхность и отлетел назад. Тут же спины коснулась граница другого поля, но не смогла захватить меня. Я впал в отчаяние: не оставалось ничего иного, как активировать свое поле.

Наступило патовое положение. Четверо нападающих и я пялились друг на друга из-за непроницаемых пузырей своих отталкивающих полей. Только один из нас крепко удерживал внутри своего поля Эрику… и это, к несчастью, был вовсе не я. Я замер на месте, будучи не в состоянии рассуждать хоть мало-мальски разумно. И тут краешком глаза я заметил, как преподобный Шем поспешает к выходу. Мой мозг снова заработал на всю катушку. Я отчаянно заметался по залу в каком-то странном тустепе, насколько позволяло отталкивающее поле. Если бы только удалось поймать это полоумного святошу в свое поле, я мог бы удерживать его в качестве заложника и обменять на…

Меня почти ослепила внезапная ярчайшая вспышка на поверхности моего поля. Один из этих горных придурков начал стрелять из плазменного пистолета! Я в отчаянии огляделся, пытаясь определить, откуда ведется огонь. Каким-то чудом выстрел пришелся по касательной и не смог пробить маломощное поле. Но следующий выстрел мог оказаться удачнее, а вполне возможно, что в действие приведут и более мощное, чем плазменный пистолет, оружие. Если я хотел убраться отсюда живым, то мне оставалось только одно.

Вот только где же Эрика? А мою возлюбленную трое охранников в форме как раз утаскивали в дальнюю дверь! Я с радостью отметил, что она своей толстенной цепочкой как раз пытается удушить одного из толстошеих охранников. Но самое главное — она сейчас не на линии огня…

Я нажал кнопку плазменного оружия, сделанного на заказ, и вокруг меня возник расширяющийся шар адского пламени. Прошло десять секунд, показавшихся целой вечностью. Когда пламя улеглось, я увидел обугленные останки четырех охранников внутри своих все еще мерцающих силовых отражающих полей и одетую в пурпурное одеяние мумию благословенного Отца Ноя на его мраморном ложе.

Я бросился к выходу, одновременно деактивируя отталкивающее поле. И выскочил из мавзолея на морозный горный воздух, когда Эрику затаскивали в люк небольшого серебристого пузыря. Мгновением спустя в нем же скрылась коренастая фигура преподобного Шема, пузырь быстро взмыл в нависшие над горами серые тучи, полностью затянувшие небо над Свидетелем Отца Ноя.

Самый отчаянный момент в моей жизни.

Эрика исчезла.

Глава 12. «Вот, что мы предлагаем»

— Какая-то странная история, — услышал я собственный голос из динамика пришельцев, пока в бессильном отчаянии смотрел из своего невидимого кокона вслед улетевшему пузырю из воспоминаний. — Что-то во всем этом странно, особенно в плане мотивации, зачем им потребовалось пленять ее — вот чего я никак в толк не возьму.

— Я тоже, — с горечью признался я.

— Впрочем, мотивацию можно обсудить и позже, — заметил Поплавок, голосом, напоминающим все тот же набор громовых раскатов, через некоторое время переводимых на человеческий язык. — Пока что ты поведал нам весьма интересную историю и дал возможность нашему переводчику овладеть твоим языком. Но я до сих пор так и не понял, что ты делаешь на дне этого сосуда с водой, называемого тобой Большим Медвежьим озером?

— Дай-ка еще водички, — попросил я, протягивая руку. Когда моя печальная история подвалила к середине, они, чтобы хоть как-то подбодрить, освободили мое тело до талии. Кроме того, они придумали, как подключить свой переводчик к электронному 4378-язычному словарю, хранящемуся в памяти «Симастера». К тому времени, как я закончил повествование о первой встрече с Исполнителем Воли Божьей, английский автопереводчика стал лучше, чем мой собственный.

Я осушил чашку и облизнул губы.

— Да больше и рассказывать-то особо нечего, — устало произнес я. — Увидев, как преподобный Шем исчез вместе с Эрикой, я решил, что в Нампе мне больше делать нечего. Утром я посадил «Мечту Сорвиголовы» неподалеку, поскольку там находилось все мое оборудование. И успел добежать до нее прежде, чем в меня начали стрелять из плазменных карабинов и разрывными пулями. Но к тому моменту я уже успел включить системы защиты — поля седьмого уровня, их пробить не могло ничто — и теперь мог спокойно сидеть и смеяться над ними.

— А вам так хотелось смеяться? — переспросило Яйцо через автопереводчик. — Разве в ситуации было что-то смешное?

— Это просто такое выражение. На самом деле, больше всего мне хотелось их всех перебить.

— Да, такое отношение кажется более разумным, — заметил Невидимка. — Значит, вы так и поступили?

— Нет. Скорее всего, их системы защиты не позволили бы мне сделать этого, да и, кроме того, это никак не помогло бы мне вернуть Эрику. Поэтому я просто поскорее рванул из Нампы.

— И бросили свою подругу? — спросил Поплавок.

— Конечно же, нет, черт меня дери! — в ярости воскликнул я, потому что он вслух произнес то, что мучило меня уже, наверное, миллион раз с тех пор, как я бежал оттуда. — Как вы не понимаете, я попросту ничего там не мог сделать! Я даже не представлял, где она может находиться. Поэтому я отправился за подмогой.

— А-а, — протянул Поплавок. — В клав вашей подруги.

— Да за любой помощью! Я гражданин трех разных клавов — как и большинство из нас. Ее отец, например, гражданин семи. Но подмоги нигде так и не получил. В Нампе просто утверждали, что никогда ее не видели. А что можно сделать с клавом, где чуть ли не у всех имеются плазменные ружья и отталкивающие поля… разве только сбросить на них атомную бомбу? Но на такое просто никто не пойдет, поскольку дюжина других клавов тут же сбросят бомбу на тебя самого. Сто лет назад я бы являлся гражданином государства, называвшегося Соединенные Штаты Америки, самого большого и сильного клава в мире. Они бы просто послали в Нампу войска и повесили бы преподобного Шема, если бы тот отказался выдать Эрику. Но в наши дни… — я раздраженно пожал плечами, — мир представляет собой всего лишь десять миллиардов человек, прячущихся за своими защитными полями, и никого из них не интересует судьба других.

— Вы так и не объяснили нам, что делаете на дне этого озера, — настаивало Яйцо.

— Да как раз из-за того, что пытался вытащить Эрику. Я постарался доставить Нампе как можно больше неприятностей по всему миру, я поднял ужасный шум в Организации Объединенных Свободный Государств. А еще я пытался придумать, чем бы вооружиться, где взять оружие помощней, чтобы самому вернуться в Нампу и вырвать Эрику из их рук. Тогда они начали охотиться за мной.

— Преподобный Шем? — спросил Невидимка.

— Он слишком важная шишка, чтобы тратить время на такую мелочь, как я. К тому же, он ничего в таких делах не смыслит. Нет, он просто приказал сделать грязную работу своим Сыновьям Ноя.

— По-видимому, они не слишком в ней преуспели, — заметил Поплавок.

— Я едва уцелел. Дважды в меня стреляли, один раз пытались похитить, а на четвертый раз даже взорвали целое здание, где я, по их предположениям, находился. Вот тогда-то я и решил, что лучше на время залечь на дно и обдумать, как действовать дальше.

— Значит, ты опустился на дно этого озера, надеясь здесь найти безопасность, — констатировало Яйцо.

— Ну да. Я решил, что Эрика, по меньшей мере, на протяжении следующего года будет в безопасности — ведь они наверняка будут дожидаться, пока к ней вернется способность зачать ребенка. Кроме того, я понимал, насколько они ненавидят меня хотя бы за то, что я сжег их драгоценного Отца Ноя, и что мне лучше пока держаться от них подальше. Потом мне пришло в голову, что они, скорее всего, станут искать меня за самыми сложными защитными полями и системами, какими может располагать человек, занимающийся таким бизнесом, как я. Вот я и решил поступить по-другому. Если человек знает практически все о системах безопасности, то знает и как их преодолеть — по крайней мере, не самые сложные. Я рванул в нанятом грузовом пузыре на другую сторону земного шара — в Йоханнесбург — и украл там с университетской базы океанологическую исследовательскую подводную лодку. На обратном пути я сделал остановку в Байя-Бланка и захватил там арсенал, где работал пару лет назад. Таким образом, я заполучил оружие, которое, как я полагал, можно будет использовать в Нампе… то, что недавно использовал против вас.

— Но ты, к счастью для себя, промахнулся, — отметил Невидимка.

— Я промахнулся, потому что хотел этого, — отрезал я.

— Неважно, — вмешался Поплавок. — Теперь ты здесь. Мы все здесь.

— Да. Я стал искать самое глубокое, холодное и отдаленное озеро и спустил в него «Симастер». Потом загрузил пузырь всей взрывчаткой и прочими неприятными сюрпризами, какие смог придумать, и запрограммировал его так, чтобы пузырь долетел до Свидетеля Отца Ноя и взорвался над их головами. Ну, понимаете, чтобы они меня не забывали, — с сожалением добавил я. — Даже не знаю, получилось из этого что-нибудь или нет. К тому времени я уже находился на дне озера, ожидая пока зима прикроет меня толстенным слоем льда.

— Интересная история, — заметило Яйцо. — Возможно, это даже не ложь. Нужно подумать. — Оно развернулось и поплыло к диафрагме.

— Эй! А как насчет…

— Мы доставим тебе пищу и освободим, когда окажемся вне пределов досягаемости.

Диафрагма за тремя пришельцами закрылась, и мгновение спустя невидимые оковы спали с нижней половины моего тела.

Впервые за долгие часы я вновь свободен! Ха, свободен!

В камере на космическом корабле пришельцев на дне скованного льдом озера. Не оставалось ничего другого, как дожидаться обещанной пищи. Она появилась из небольшого отверстия в стене вместе с кружкой воды. Пока я жадно уминал содержимое миски, послышался голос переводчика.

— Мы обсудили ваш рассказ, — послышалось из него. — Конечно же, лучше всего немедленно избавиться от тебя. С другой стороны, ты производишь впечатление смелого, опытного, практичного и бесстрашного человека, а такой вполне может оказаться полезным для нас. Ты не похож на человека, обладающего высоким интеллектом, но это не так уж и важно, им располагаем мы.

Эти слова не испугали и не рассердили меня: я попросту слишком вымотался, и сил на эмоции не осталось.

— Мы прибыли на эту планету, называемую вами Землей, с определенной… целью. Этот проект не принесет ни малейшего вреда никому из обитателей вашего мира. Вот наше предложение: в обмен на помощь в освобождении твоей подруги оттуда, где ее держат, вы с ней также поможете нам в успешном осуществлении нашего проекта. На размышление мы даем одну ночь.

— Подождите! — я больше не ощущал себя измотанным и голодным. Впервые за семь месяцев я почувствовал что-то помимо бессильной ярости: слабый проблеск надежды. — Так вы поможете вернуть мне Эрику?!

— Да.

— Вы обещаете?

— Да. Если только ситуация не будет угрожать уничтожением всем нам.

— Отлично! — переведя дух, сказал я. — Тогда я ваш. Сделаю для вас все, что угодно. Что захотите. Только помогите мне вернуть Эрику.

Глава 13. Кулумадау

Шесть дней назад Яйцо впервые постучалось в мою подводную дверь. А солнечным весенним утром девятого апреля мы пробились сквозь лед, до сих пор покрывавший Большое Медвежье Озеро. За четыре часа до полуночи небо разъяснилось, и в морозной вышине, как бриллианты на черном бархате, засверкали миллионы звезд. Термометр показывал минус одиннадцать. Да, не скоро еще начнет ломаться лед в Центральном Инуитском крае и на Большом Медвежьем Озере…

Шлюпка пришельцев поднялась на пару футов над темной дырой, проделанной ей во льду, и развернулась носом на юго-восток. После этого она ринулась вперед, очень быстро, низко и совершенно бесшумно. По-прежнему обнаженный, как и при первой нашей встрече, Невидимка сидел за небольшим пультом управления. Он вполне походил на человека, особенно по сравнению с внешним видом его товарищей, по крайней мере — издали и в темноте. Согласно нашему плану, никто, кроме меня, его не должен был видеть, но даже если в случае какой-нибудь катастрофы его обнаружат, то вряд ли холодный ночной воздух прорежут крики «Инопланетный монстр!»

Небольшая шлюпка — она явно предназначалась не более, чем для четверых пассажиров примерно человеческих габаритов, поднялась чуть выше только тогда, когда нам навстречу с берега озера ринулась темная плотная стена тайги. Следующие 307 миль наша посудинка, следуя профилю местности, то поднималась, то опускалась, несясь со скоростью чуть ниже звуковой. Эта шлюпка, как объяснил Невидимка в ответ на мой вопрос, предназначена для разнообразных работ в космосе и обследования с воздуха на малых скоростях поверхности планет. При необходимости она может развивать скорость, превышающую скорость звука в два раза. На главном корабле, добавил он, имеются и другие шлюпки, причем некоторые могут летать в космическом пространстве с околосветовой скоростью.

— Но они, разумеется, не смогли бы опуститься на дно озера, даже на глубину нескольких ярдов.

Я пребывал в препаршивейшем настроении и буркнул в ответ что-то невнятное. Сейчас меня не больно-то интересовало, какие там шлюпки использовал Невидимка в космическом пространстве, поскольку и эта могла помочь выручить Эрику. Дальнейший полет протекал в молчании.

Время от времени я задумывался, что нас ждет впереди, поскольку проблема совсем не так проста, как могло показаться на первый взгляд. Как нам раздобыть пузырь, не покупая и не угоняя его? А самое главное, не оставляя не малейшего следа Сыновьям Ноя…

Через полчаса мы подлетели к заснеженным окраинам города Йеллоунайф, раскинувшегося на северном берегу Большого Невольничьего озера. Как только на горизонте показались первые огоньки, Невидимка резко сбросил скорость, и мы повисли футах в двадцати над деревьями.

Невидимка что-то пропищал. Я заставил своих новых приятелей изменить звучание голоса автопереводчика. Он больше не напоминал мой — все голоса звучали по-разному — Невидимка, в исполнении переводчика, говорил негромким баритоном, а голос Яйца превратился в негромкий тенор. Выделялся только голос Поплавка — в соответствии с его обычным грохотом, теперь он говорил глубоким басом.

— Куда именно мы летим? — услышал я голос Невидимки из небольшого динамика у меня в ухе.

— Остаемся над землей, к городу подлетаем с севера. Останавливаемся, как только увидим первую же дорогу, и я высаживаюсь. В такую погоду ни одна живая душа и носа на улицу не высунет.

Через пару минут шлюпка села на небольшую полянку, фонарь кабины откинулся. Выйдя наружу и очутившись по щиколотки в снегу, я порадовался собственной предусмотрительности. Я прихватил с собой зимнюю одежду. Прогулка до города обещала быть прохладной.

— Не забудешь о нулификаторе? — напомнил Невидимка перед тем, как закрыть фонарь.

— Само собой, нет!

— Отлично. Тогда увидимся через два дня и несколько часов.

Я кивнул и по жесткому скрипящему снегу отправился в сторону города. Нулификатором называлась мягкая, полупрозрачная ленточка, ее пришельцы утром закрепили у меня на шее. Именно нулификатор послужил основной причиной моего дурного настроения, доходящего до состояния тихой ярости. Это одностороннее устройство связи позволяло пришельцам прослушивать любой мой разговор даже из другого полушария. Но имелась у него и другая функция, три чужака со дна Большого Медвежьего могли активировать ее в любое время.

Стоило ее задействовать, как тоненькая ленточка мгновенно перерезала бы мне шею, и поверни я голову, она просто тут же отвалилась бы.

Да уж, о такой вещи, как нулификатор, пожалуй, вряд ли забудешь.

Через сотню ярдов лес кончился, и я оказался на пустынной проселочной дороге. Впереди виднелись дома и вечерние огни Йеллоунайфа. Я прибавил шагу и пошел так, будто знал, куда идти. И я действительно знал это: я изучал план Йеллоунайфа до тех пор, пока не убедился, что знаю город не хуже любого из его жителей.

Никто из немногих встреченных мной по дороге людей не удостоил меня ничем, кроме безразличного взгляда. Станция Всеканадской компании скоростных перевозок располагалась именно там, где ей и следовало находиться — на углу Второй и Трапперской. В душном зале ожидания парилось с дюжину человек. Никто из них не походил ни на самого преподобного Шема, ни на других Сыновей Ноя, каких я когда-либо встречал. Я провел рукой по густой бороде, на которую рассчитывал в качестве дополнительной маскировки Ларри Мэдигана, исчезнувшего семь месяцев назад, затем вошел внутрь. В автоматической кассе я за швейцарские франки купил билет на первый же отходящий пассажирский пузырь, пункт назначения мне был неважен. Впрочем, им оказался Принс-Руперт, что находился в 850 милях отсюда на тихоокеанском побережье.

И на 850 миль ближе к цивилизации, с удовлетворением отметил я про себя, откидываясь в мягком кресле пузыря и стараясь не думать о нулификаторе на шее. Чего мне в последнее время больше всего не хватало, так это именно цивилизации.

Мы прибыли в Принс-Руперт ранним утром, и я немного подремал в неудобном кресле на местном вокзале. Три часа спустя я находился в Ванкувере и ехал на такси в крупный местный аэропорт. По сравнению с пузырями гиперзвуковики куда менее комфортабельны для путешествий. Но когда на шее закреплена штука, что отрежет тебе голову ровнехонько в 11 часов 59 минут и 59 секунд 11 апреля, если не появишься в определенном месте за полярным кругом, поневоле выбираешь не самый удобный, а самый скоростной транспорт…

Два часа спустя я был уже за 8000 миль от Ванкувера, и мы плавно заходили на посадку в аэропорту Сиднея. Здесь мне предстояло провести бесконечные три часа в ожидании рейса на Порт-Морсби, но стоило нам подняться в воздух, как оставшиеся 1900 миль мы покрыли за какие-то сорок пять минут.

Я нервно поглядывал на часы, как делал это все последнее время — с тех пор, как оказался на борту шлюпки через полмира отсюда. Впрочем, я мог особенно не беспокоиться: до того момента, когда моя голова должна скатиться с плеч долой, оставалось еще полтора дня. Но эта утешительная мысль не помешала мне снова взглянуть на часы тремя минутами спустя…

От Порт-Морсби до конечной цели моего путешествия — острова Вудларк в Соломоновом море — оставалось еще 300 миль. Я получил нужный мне телефонный номер благодаря поистине безграничным информационным ресурсам «Сима-стера». Я позвонил, коротко переговорил с диспетчером на другом конце линии и, наконец, продемонстрировал стофранковую купюру. Я нетерпеливо прохаживался возле пальмы два с половиной часа, пока не появился древний пузырь, принадлежащий Компании Хэкни с Кулумадау. Я отдал темнокожему неулыбчивому пилоту свои сто франков, уселся в кресло и погрузился в тревожный сон, а машина тем временем легла в обратный курс на Кулумадау.

Вудларк оказался островом тридцати семи миль в длину и двадцати одной в ширину. Он густо порос тропическим лесом. Лет сто или около того назад по причинам, о которых я узнал все в том же «Симастере», но уже успел подзабыть, жившее на нем местное племя темнокожих тробриандов, обитавших здесь тысячи лет, вдруг внезапно покинуло остров. Вскоре их сменила группа воинствующих атеистов, состоявшая, в основном, из выходцев Старой России и Атласских гор в Африке, они называли себя Новыми Гармоничными Рационалистами. Со временем территория получила от ОССГ статус независимого Свободного Государства.

Когда мое такси, наконец, остановилось на залитой солнцем улице перед скромной штаб-квартирой Компании Хэкни, меня уже поджидали двое воинствующих атеистов в форме. После того, как я прошел тест на генеареф и сумел к вящему удовольствию убедить их, что не привез с собой никаких библий, распятий, Коранов, пузырьков со святой водой или каких-либо атрибутов разных там языческих религий, они заулыбались и пожелали мне приятно провести время. После этого они направились в одну сторону, а я в другую.

Пятиминутная прогулка по влажной жаре по залитой ярким солнцем улице привела меня на другой конец городка к конторе агентства по найму пузырей. Она располагалась в тени нескольких растущих по соседству банановых деревьев. Потрепанная старая «Шкода-Вагонир», заказанная мной по телефону из Ванкувера, стояла посреди пыльного заднего двора.

— Далекий же вы путь проделали, чтобы нанять пузырь, мистер Мэдиган, — заметил печального вида владелец агентства, изучая мои документы и мысленно обшаривая мои карманы до самого последнего швейцарского франка.

— Я слышал, что Новые Гармонические Рационалисты особенно щепетильны в вопросах сохранения конфиденциальности в отношении своих клиентов. Надеюсь, это действительно так.

Его кустистые брови удивленно поползли вверх.

— А зачем это вам требуется большая конфиденциальность. Вы что — известный преступник?

— Вряд ли. Однако я невольно привлек к себе внимание одного преступного религиозного клава. Может, вы даже слышали о них: они живут в Гималаях и называют себя Сыновьями Ноя.

— Все религиозники — преступники по определению. Правда, некоторые из них куда более преступны, чем другие. Сыновья Ноя, определенно, относятся ко второй категории.

— Совершенно верно. Поэтому я и предпочел бы, чтобы о моем визите и дальнейших действиях никто не узнал.

— Будьте уверены: если кто-нибудь из Сыновей Ноя окажется настолько глуп, чтобы появиться на Вудларке, он вряд ли проживет достаточно долго, чтобы пожалеть об этом… или успеть расспросить о вас.

— К сожалению, есть и другие способы получения информации, — заметил я. — Например, проблема моей оплаты вам. Электронные данные крайне уязвимы для незаконного проникновения.

— К сожалению, это верно. Тогда, как же вы собираетесь рассчитываться?

— Швейцарскими франками со своего счета в Швейцарском банке.

— Да, разумный человек всегда предпочитает швейцарские франки, — его темные глаза заблестели. — Смею предположить: такому предусмотрительному джентльмену, как вам, известно, что недавно швейцарские власти восстановили смертную казнь по семнадцати различным преступлениям, касающимся разглашения данных о финансовых операциях. Поэтому, никаких утечек сведений из Швейцарского банка не будет.

— Может, и нет. А в Кулумадау?

Хозяин агентства по найму пузырей отличался орлиным профилем человека, чьи предки, скорее всего, были полуголодными горцами или самыми настоящими разбойниками, обитающими в Атласских горах. Он уставился на меня немигающим взглядом.

— Конечно, это неправильно, но разве жизнь — не водоворот всяческих неправильностей? Я тоже человек предусмотрительный, поэтому тоже держу счет в Швейцарском банке. Это упрощает дело: мы просто переведем деньги со счета на счет. Так что вопрос закрыт. Никакой информации о том, что вы арендовали у меня пузырь, просто не будет.

Я с искренней благодарностью кивнул.

— Страшно рад, что добрые люди направили меня в Кулумадау.

— Рад был помочь вам. Возможно, когда-нибудь за стаканчиком доброго винца вы расскажете мне… о своих разногласиях с преступниками-религиозниками.

— По возвращении сочту это за честь.

Хотя снаружи «шкода» и казалась здорово обшарпанной, оказавшись в воздухе, она легко развила скорость в 325 миль в час. Поэтому я вернулся в условленное место рядом с Большим Медвежьим озером за три с половиной часа до того момента, когда мне предстояло лишиться головы. Навстречу из темного леса поднялась небольшая черная шлюпка.

— Мы рады, что ты вернулся, — послышался голос Поплавка.

— А я-то уж как рад! Только давайте побыстрее снимем с моей шеи эту вашу портативную гильотину и отправимся за Эрикой. Вот кого я буду рад видеть больше всего.