Искатель, 2001 №8

Барменша Клава, впечатлительная фигуристая шатенка в пышном расцвете своих двадцати девяти лет, стояла на своем рабочем месте, за стойкой бара небольшого придорожного кафе «Тополек», и тоскливо смотрела наружу сквозь стеклянную дверь. Дождь лил без перерыва третьи сутки подряд. Деревья вдоль старой дороги походили на жалких, угнетенных злой силой великанов, полоска же ближнего леса перед новой трассой была и вовсе скрыта пеленой падающей с небес воды.

Клава думала о том, что многое в жизни происходит почему-то совсем не так, как мечталось. Будто кто-то ехидный исподтишка наблюдает за тобой и пакостит всякий раз, когда ты уже предвкушаешь удачу.

Какая бойкая жизнь кипела в «Топольке» еще несколько месяцев назад! От посетителей не было отбоя! Даже на улице ставили столики — когда шесть, а когда и все двенадцать. А сколько интересных мужчин ежедневно облокачивалось на эту стойку! Сколько улыбок и комплиментов доставалось на ее долю! Да и подарки порой случались. Она никогда не строила из себя недотрогу, чего уж тут скрывать! Но всегда была разборчивой. Свидания, пикники, поездки на лесное озеро по ночам… Ей нравился этот ритм жизни, этот калейдоскоп событий, она обожала постоянную смену впечатлений, мельтешение мужественных лиц вокруг себя. Между прочим, даже в этом праздничном вихре она могла бы дважды выйти замуж, если бы только захотела…

И как круто все переменилось! Клава до сих пор не могла прийти в себя.

Какая-то важная городская птица, будто действуя назло ей, Клаве, не придумала ничего лучшего, как спрямить некоторые участки шоссе, проходившего буквально в двух десятках метров от фасада «Тополька». И вот с нынешней весны кафе осталось в стороне от трассы. Новое полотно пролегло вроде бы совсем рядом, в каких то трехстах метрах, за ближним леском, но это то же самое, как если бы оно перенеслось в Африку. Триста метров! Но именно из-за них улегся сам по себе праздничный вихрь жизни, погас ее яркий фейерверк, выдохся казавшийся нескончаемым карнавал. В первые недели старые знакомые, из наиболее верных, еще сворачивали к «Топольку» по привычке, но постепенно стали пропадать и они, а новых-то уже не появлялось!

Правда, по старой дороге продолжают ездить дачники в свои садоводства. Но что это за публика?! Пенсионеры да семейные пары с детишками, народ все прижимистый, экономный, озабоченный. Ни тебе улыбок, ни выручки. Если так пойдет и дальше, то надо просто закрывать лавочку. И уж точно, сегодня можно было вообще не открываться. Во-первых, ливень, во-вторых, выходной, в-третьих, праздник. Народ сидит по домам. И правильно делает. За целый день не наберется и двух десятков посетителей, включая бригаду электриков, которые возвращались с какой-то аварии в дачном поселке и выпили здесь по кружке пива. Был там один вроде ничего. Веселый. Жаль, что не очень дерзкий. Единственное приятное воспоминание с утра.

Клава перевела взгляд на часы, висевшие над тихонько стрекотавшим телевизором: всего лишь четыре! Самый мертвый период! Можно поспорить, что до семи в кафе не заглянет ни одна живая душа! Да еще этот ливень. Ну и тоска!

Из недр кафе, со стороны кухни, доносились приглушенные взрывы хохота и стук ножей — там повар Володя и охранник Гена стряпали праздничный обед, рассказывая друг другу бородатые анекдоты и наверняка полегонечку прикладывались. Клава настолько хорошо изучила характеры и привычки своих напарников, что могла бы прямо сейчас в подробностях пересказать те истории, которые они начнут вспоминать за общим столом. Хорошие, славные ребята, но, господи, до чего же предсказуемые!

Или это непогода навевает на нее пасмурное настроение?

Клава снова посмотрела на потоки воды за окном, и тут до ее слуха донеслись посторонние звуки, раздававшиеся вроде бы в… зале. Это было странно. Ибо весь зал находился перед ее глазами, как и входная стеклянная дверь, как и служебный проход в кухню и моечную. Притом, она по-прежнему слышала голоса Володи и Гены. Других сотрудников в кафе сегодня не было. Накануне, предвидя малый наплыв посетителей, они договорились, что этот праздничный день отработают втроем, а после возьмут отгул.

И тем не менее, в зале кто-то присутствовал. Единственным местом, где мог скрываться неизвестный, был угловой столик, отделенный от зала легкой ширмой.

Клава вдруг поймала себя на мысли, что уже давно слышит эти странные звуки, напоминающие отдаленную барабанную дробь, но до сих пор машинально связывала их то с работающим телевизором, то с шумом дождя. Но стоило ей сосредоточить внимание на этих звуках, как стало совершенно ясно, что они доносятся именно от углового столика.

Клава скорее удивилась, чем встревожилась. Что за чудеса такие?!

Хозяйской походкой она вышла из-за стойки и направилась к ширме.

Так и есть! За угловым стоиком сидел человек! Пальцами обеих рук он выбивал на столешнице барабанную дробь. Плащ на нем был совершенно сухой.

Нет, этого человека она не знала. Средних лет, какой-то невзрачный, неухоженный, лысоватый, со спутанными соломенными волосами и двухдневной рыжеватой щетинкой, с глубоким шрамом у левого виска, он был совершенно не в ее вкусе. А как он был одет!

Перед ним стояла фирменная кружка «Тополька», почти допитая, но Клава с легким сердцем могла бы поклясться, что не обслуживала этого типа. Никогда.

При появлении барменши таинственный посетитель прекратил барабанить по столу и сцепил руки перед собой замком, продолжая смотреть в кружку. Машинально Клава успела заметить, что на левой руке у него не хватает двух пальцев и что на правой тоже есть какой-то дефект.

Однако сейчас ее занимал совсем другой вопрос: каким образом и когда незнакомец проник за ширму? Клава готова была допустить, что отвлеклась на минутку, и этот тип вошел в кафе обычным порядком через стеклянную дверь. Но тогда почему на его светлом плаще с какими-то жеваными погончиками нет ни одного влажного пятнышка?! И его помятая темно-коричневая шляпа с засаленной шелковой лентой, лежащая на соседнем стуле, производит впечатление не просто сухой, но и пыльной. Зонта рядом с ним тоже не видать, да и разве укроет зонт в такой ливень?! Хм! Может, он прошел все же через служебный ход? Мимо Володьки с Гешкой? Стоп! А кто же его обслужил?!

Спрашивать об этом самого незнакомца было, конечно, глупо. Для чего же тогда над входом в «Тополек» горит неоновая надпись: «Добро пожаловать!»? Посетитель мог просто отшутиться, и Клаве нечем было бы крыть. А ей вдруг очень захотелось получить точные ответы на свои вопросы. Оставалось одно: так повести беседу, чтобы загадочный гость сам открыл ей все свои секреты.

Она приняла вид любезной хозяйки, которой незачем удивляться, и поинтересовалась:

— Кажется, вы просили еще пива?

Только сейчас он поднял на нее глаза, и Клава поняла, что зрачки у него разные. Один, ближний к шраму, был заметно темнее и наполовину заплыл под веко, будто сторожа там некую мысль; второй, бледно-васильковый, смотрел на девушку с неясным укором.

— Нет, Клава, еще рано, — ответил он глуховатым голосом. — Я, видишь ли, больше двух бутылок пива не пью, поэтому надо немножко повременить.

— Откуда вы знаете мое имя?

— Разве это секрет?

— Но мы с вами не знакомились!

Он промолчал.

— Эй! — окликнула она его, отбрасывая всякую дипломатию. — Я, кажется, спросила! И что вы имели в виду, шепнув, что надо немножко повременить?

Он будто не слышал вопросов. Цепко осмотрел зал (створки ширмы остались раздвинутыми), все его углы, стеклянную дверь и даже потолок и лишь тогда снова перевел взгляд на девушку.

— Значит, сегодня в кафе вас только трое?

— Да вам какое дело! — негодующе воскликнула она.

— Я не вполне точно выразился, — как ни в чем не бывало продолжал он, и на его тонких губах заиграла блуждающая улыбка. — Вас только трое на всю эту залитую ливнем лесополосу, ограниченную с одной стороны новой автотрассой, а с другой — садоводствами, до ближайшего из которых четыре километра, верно?

Так он еще пытается шутить с ней, этот замухрышка! Что ж, пришла пора показать ему коготки!

— Ладно, я объясню вам популярно, раз уж вы пьете наше пиво, — снисходительно отозвалась она. — Большой выручки в нашем «Топольке» вообще никогда не бывает, а в такие дождливые занудные денечки, как нынешний, и подавно. Вы ведь это имели в виду, да? Сейчас в кассе хоть шаром покати. Поэтому налета крутой банды мы не боимся. Ну, а против психа-одиночки или шайки обкуренных придурков, готовых рискнуть ради ящика пива, у нас найдутся кое-какие средства. В задней комнате дежурит вооруженная охрана с двумя некормлеными волкодавами (пойди проверь, косоглазенький!). Плюс у нас отлажена связь с дорожной инспекцией. Один звонок, и через несколько минут патруль будет здесь. Так что грабить «Тополек» нет никакого резона. Я понятно объяснила? — И она в упор посмотрела на собеседника.

Что-то изменилось в его облике.

— Эх, милая Клава! — вздохнул он. — Такая же беспечная, такая же простодушная, как тысячи, миллионы других наших сограждан! Ну, что ты мне сказки рассказываешь?! Нет у вас никакой вооруженной охраны, кроме поддатого Гешки, нет волкодавов, нет даже беспородной дворняги, а про отлаженную связь с дорожной инспекцией ты придумала только что, и придумала скверно! Вы здесь совершенно беззащитны, Клавдия!

— Эй, чего это вы?! — нахмурилась она.

— Психа-одиночку ждете в гости? Шайку обкуренных придурков? — передразнил он ее. — А ведь другая, страшная, беда крадется отовсюду, висит уже на воротах и вот-вот ворвется в окна и в двери!

— Какая еще беда?! — вскинулась она, чувствуя холодок в низу живота.

— Терроризм, — с какой-то торжественностью произнес он. — Новости смотришь по телевизору? Газеты читаешь хоть иногда?

— Терроризм? — как эхо, повторила она.

Незнакомец снова обвел глазами все углы зала.

— Через пару часов это уютное заведение должно превратиться в груду дымящихся головешек. Ну, может, через полтора часа. Вот почему я предупредил, что время для второй кружки пива у меня еще есть.

На какой-то миг Клаве показалось, что она задремала за своей стойкой и ей привиделись кошмары. Она энергично потерла виски, но картина не изменилась.

— Наверное, ты хочешь задать мне тысячу вопросов? — продолжал этот странный человек. — Как, мол?! Боевики?! В наших краях?! А если даже так, то почему, мол, они выбрали именно «Тополек»? Какой смысл жечь уединенное кафе, про которое забыли даже вчерашние клиенты?! Угадал? Отвечаю по порядку. «Тополек» выбран именно потому, что риску никакого. Абсолютный ноль. Ну, а шум пойдет большой. Сегодня же вечером тысячи дачников разнесут весть по всему городу, опередив даже прессу. А завтра эстафету подхватят водители, всякие там дальнобойщики — все те, кто когда-либо заказывал у тебя порцию сосисок. Весть эта будет обрастать слухами и ужасными подробностями. Она попадет на страницы газет, в выпуски теленовостей… Но тебя, наверное, в большей степени интересует, как боевики собираются поступить с тобой и твоими товарищами?

Однако Клава уже избавилась от наваждения и решительно отступила к проходу.

— Ладно, побудьте пока. Я сейчас приведу наших мужиков, и вы им все это повторите. Вот тогда и посмотрим, кто из нас самый пугливый!

Ее каблучки гневно зацокали по цементному полу.

— Не наделай глупостей, милая, — спокойно прозвучало за спиной. — Один из них предатель и поддерживает автономную связь с боевиками. К сожалению, мы не знаем, который из них.

Будто налетев на невидимую преграду, она остановилась, затем медленно повернулась к гостю. Вдруг у нее появилось ощущение, что она видела этого человека, причем, совсем недавно, может, неделю-другую назад, при каких-то странных обстоятельствах… Не то, чтобы она помнила его лицо (черты его были слишком незапоминающимися, она и сейчас не могла удержать их в воображении, стоило ей отвернуться на миг), но шрам — именно этот шрам и запал ей в память. И что-то еще, очень важное, что мучительно прорывалось сейчас из глубин сознания…

— Кто вы? — учащенно дыша, спросила она.

Незнакомец выдвинул соседний стул.

— Садись!

Она опустилась на краешек, нервно комкая салфетку.

— Прежде всего — успокойся, — попросил он, вглядываясь в нее с какой-то нарастающей суровостью. — Я — друг. Нашей конторе стало известно о планах террористов. Мы также знаем, что один из вас, троих, — пособник этих бандитов. Может, это Гена, может, Володя, а может… ты, Клава? — Его глаза превратились в щелочки.

— Я?! — как ужаленная, взвилась она.

— Ну-ну, не надо эмоций. Лично я тебе доверяю, Клавдия, потому, собственно, и принял решение открыться. Сейчас ситуация следующая. Боевики приближаются к исходной позиции. Наши люди готовы их встретить во всеоружии. Но ведь ты сама видишь, что творится на дворе! В такую непогоду возможны самые непредсказуемые повороты. Однако наши шансы на полный успех значительно возрастут, если в течение ближайшего часа мы сумеем вычислить предателя, но так, чтобы он ничего не заподозрил до последнего момента и не успел бы предупредить боевиков о засаде. Ты согласна помочь нам, Клава? Дело это сугубо добровольное. Более того. Ты имеешь полное право покинуть «Тополек». Под благовидным предлогом. Прямо сейчас. Можешь объявить, к примеру, что у тебя приступ аппендицита, и вызвать «Скорую», пока телефон еще не обрезан. Только решать надо быстро. Ну? Через каких-то полчаса ловушка может уже захлопнуться.

Едва прозвучали последние слова, как Клава поднялась и быстро скрылась в служебном проходе.

— А мне казалось, ты смелая девушка… — грустно вздохнул незваный гость.

Но Клава уже возвращалась к столику, держа перед собой запотевшую бутылку пива.

— Вот! — Профессиональным движением она сорвала с горлышка пробку. — Время второй кружки наступило!

— Рад, что не ошибся в тебе. — Улыбнувшись с какой-то хитринкой, он достал из кармана пригоршню мелочи.

— Что вы! — зарделась Клава. — Это лично от меня!

— Извини, девочка, но я не могу принять твоего дара, — покачал он головой. — Принципы не позволяют.

Она не поняла его отговорки, но спорить не стала, сосредоточив внимание на его руках, отсчитывающих монеты. На левой руке у него отсутствовали указательный и средний пальцы, на правой — верхняя фаланга большого, шрам у глазницы был бледно-розовый, в нежных поперечных складках.

— Вам, наверное, уже приходилось участвовать в таких делах?

— Да уж, кое-кто будет помнить меня до могилы… — улыбнулся он, придвигая к ней стопку монет.

— Напрасно вы это… — поморщилась она. — Я же от чистого сердца.

— Нет-нет, — решительно возразил он. — Расчет должен быть честным.

«Какой расчет?» — подумала она, снова попытавшись вспомнить, где же она могла видеть этого человека? И когда?

— Вы не назовете своего имени? — попросила она. — А то мне как-то неловко к вам обращаться.

— Какие проблемы! Но, сама понимаешь, у таких людей, как я, имена особые. Ну, там Сан Саныч, Пал Палыч… Зови меня… да хотя бы Нил Нилыч!

— Ага, — кивнула она. — Нил Нилыч. Очень хорошо.

— Так ты готова исполнить свой гражданский долг, Клавдия?

— Гражданский долг? Понимаете, Нил Нилыч, я вот все думаю про Володю и Гену… — сбивчиво заговорила она. — Мы же вместе росли на одной улице, я их с детства знаю. Конечно, они выпить любят, а Генка и подраться горазд, полевачить оба мастера, ну и прочее, а все-таки… — Она задумалась.

— Сколько тебе лет, красавица? — сощурился Нил Нилыч.

— Сколько ни есть, все мои, — досадуя, буркнула она.

— Во всяком случае, в житейском болоте ты, безусловно, побарахталась. И о чем же тебе говорит твой опыт? Не о том ли, милая, что в мире слишком много лжи, подлости и предательства? Вспомни, сколько было фальшивых клятв, пустых обещаний любить до гроба, вечно носить на руках! Люди лгут с той же легкостью, с какой лузгают семечки. Чему же ты удивляешься?

Он сочувственно улыбнулся, и Клава впервые почувствовала острую неприязнь к этому человеку.

— Во многих человеческих душах расцветают тайные цветы зла, похожие на клубок спящих смей, — продолжал Нил Нилыч. — Умный и коварный враг всегда найдет способ раздразнить этот клубок, натравить его даже на безупречное сердце…

— Не надо так говорить! — брезгливо содрогнулась Клава. — Пожалуйста! Просто скажите, что я должна сделать. Я сделаю. Обещаю.

— Да, ты сделаешь, теперь я тебе верю, — заключил он и налил себе пива.

Наступила пауза. За столиком. Непогода же снаружи не брала даже секундной передышки. Яростные порывы ветра зашвыривали тяжелые водяные струи даже под навес, и тогда казалось, будто кто-то обстреливает кафе пулеметными очередями. Заползла бескрайняя черная туча. Потемнело настолько, что деревья у ближней обочины сделались неразличимыми.

Нил Нилыч осторожно, смакуя каждый глоток, осушил содержимое кружки и налил еще.

Чего он, собственно, выжидает, раз уж пошла такая заварушка? Почему не говорит главного? И где же, где, черт побери, она его видела?! В сознании промелькнула мимолетная, какая-то очень странная картинка, но удержать ее Клава не сумела. Не сумела еще и по той причине, что в проходе раздались быстрые шаги, и в зал вошел своей матросской походочкой охранник Гена.

Это был долговязый добрый молодец с румяным и свежим лицом, в чертах которого бесконечная уверенность в своих силах сочеталась с детским простодушием.

— Клавонька-Клава, давай скорей какао! — пропел он на манер первого парня на деревне, выговаривая «какава».

Похоже, он собирался продолжить куплет, но, заметив только сейчас, что девушка не одна, сбился с мысли, да так и замер на месте с открытым ртом. Несомненно, присутствие в зале незнакомца явилось для него сюрпризом.

Чувствовалось, что Нил Нилыч тоже занервничал.

Клава поспешила разрядить обстановку.

— Человек возвращался с товарищем в город, — пояснила она Геннадию, что было абсолютно нетипично для их отношений, ибо по поводу своих знакомств Клава никому и никогда не давала никаких отчетов. Но сейчас случай был особый. — Товарищ вспомнил, что оставил на даче важный документ и поехал за документом, а человек решил у нас пивка пока попить.

— Через час с небольшим меня заберут, — ввернул для чего-то Нил Нилыч.

— Да по мне хоть до закрытия сидите! — успокаиваясь, пожал плечами Гена.

— Чего же ты выскочил сюда? — Клава так и сверлила его взглядом.

— Ну, как же! — заулыбался тот. — Курчонка в духовке уже перевернули на второй бок. Шкворчит, что твоя музыка! Есть предложение вмазать пока под холодную закусь.

— Володя там?

— Где же ему еще быть?! Салат шинкует.

— Передай, что я сейчас занята. Потерпите немного.

— Понятно… — Гена потоптался на пятачке между столиками. — Только не затягивай, ладно? Жрать-то охота. Да и человека своего приводи. Пусть тоже посидит с нами. Ну ладно, пойду. Врублю музыку. И дверь пока прикрою, чтобы вам не мешать.

Нил Нилыч выждал, пока Гена оставит их одних, и заметил:

— Твое объяснение, Клавдия, выглядело вполне естественным. Чувствуется, природа не обделила тебя смекалкой. Но, как бы там ни было, развязка стремительно, приближается. Ведь что сейчас произошло? Твои напарники разделились. Случилось это, безусловно, по инициативе предателя, которому, очевидно, понадобилось срочно выйти на связь с боевиками. Но кто он, этот инициатор? Кому приспичило остаться в одиночестве хотя бы на короткое время? Может, это Володя, который послал простодушного Геннадия за тобой. Но может, это Геннадий, который только притворяется простодушным и подвыпившим, а на деле сам вызвался якобы пригласить тебя к столу, чтобы попутно без помех воспользоваться неким средством связи. Иными словами, если мы будем точно знать, кто из них первым вспомнил о тебе, то предатель определится простым правилом логического вычеркивания.

— Знаете, что я вам скажу?! — решительно заявила Клава. — Вот режьте меня на куски, но это не Генка! Вы же видели сейчас его лицо! Он же предвкушает момент, когда из духовки вытащат противень с курицей! Он живет этим! Светится! Да знай он о скорой заварушке, разве об этом бы мечтал?!

— Значит, Володя? — вкрадчиво подсказал Нил Нилыч.

— Нет! — еще решительней возразила она. — Только не Володя! За Володю я ручаюсь!

— Но кто же тогда, милая?

— А может, вы ошиблись и нет здесь никакого предателя?

— А может, ты неравнодушна к этому самому Володе? — парировал он. — Ты надеялась, что, узнав от Гены обо мне, он тут же примчится посмотреть, с кем это ты так мило беседуешь? Нет, Клава, он не примчится. Ты ему ничуть не дорога. Как женщина, ты для него — пустое место. Отчего же ты его защищаешь?

— Какой-то вы странный, Нил Нилыч!

Худощавое лицо таинственного посетителя приобрело строгое, даже медальное выражение.

— Бедная моя девочка! Заблудшая овечка! — с пафосом воскликнул он. — Ты никак не желаешь понять одну простую истину. Нам всем выпало несчастье жить в лихое время. А это налагает определенные обязанности. Если мы хотим выстоять, сохраниться и выжить, то каждый из нас должен воздвигнуть в своем сердце дозорную башню и денно и нощно, денно и нощно вглядываться с нее в наползающее со всех сторон зло. Ибо зло гнездится даже в самых близких нам людях. Недаром же на Востоке говорят: «Самое темное место — под светильником». Ну, что ты так смотришь на меня, беспечное создание?!

— Не могу вспомнить, где я вас видела? — вырвалось у нее.

Нил Нилыч как бы в глубокой печали закрыл лицо ладонями и некоторое время сидел не шевелясь. Дождь по-прежнему обстреливал своими струями старые стены.

Но вот гость снова сцепил руки в замок. Взгляд его сделался еще суровее, почти ледяным.

— Итак, Клавдия, ты не желаешь внимать разумным доводам, — констатировал он. — Что ж, придется преподать тебе — для твоего же блага — жестокий урок. Надеюсь, он пойдет тебе на пользу и заставит задуматься об истинной мере добра и зла. Но если бы ты знала, как сильно ты меня огорчила! — Он замер на миг, будто прислушиваясь к чему-то, затем выставил перед собой четыре растопыренных целых пальца правой руки. — Да, Клава, тут самая простая арифметика. В настоящий момент нас под крышей этого заведения четверо. В себе ты, естественно, уверена безоговорочно. Геннадия и Володю тоже отбрасываешь с легким сердцем, — говоря так, он поочередно загибал пальцы. — Но кто же тогда остается?

— Кто? — побледнела она.

Его темный зрачок вдруг выплыл из-под века и пронзительно уставился на нее.

— Если бы в твоем сердце или разуме существовала дозорная башня, Клава, ты давно бы уже разглядела, по какой из хитрых тропинок зло подбирается к тебе. Скажи мне по-честному, неужели за все время нашей беседы тебя ни разу не посетила мысль, что я не тот, за кого себя выдаю, что я умышленно наговариваю на твоих друзей, путаю карты и стремлюсь внести сумятицу в твою душу?! — Он снова прислушался, и на его губах заиграла безумная улыбка. — Не надо делать лишних телодвижений, милая девушка! Поздно… Слишком поздно!

Увы, на этот раз он, кажется, не блефовал.

Перекрывая шум дождя и звуки доносившейся из кухни музыки, где-то совсем рядом оглушительно выстрелил мощный автомобильный мотор, и следом в потоках ливня обрисовался контур крытого КаМАЗа. Грозно урча, грузовик свернул со старого шоссе и помчался прямиком на кафе, будто намереваясь снести его своей массой. Но вот завизжали тормоза, и махина остановилась, едва не уперевшись кабиной в стеклянную дверь.

Разглядеть что-либо подробнее было невозможно, потоки воды искажали изображение.

Клава застыла на стуле ни жива, ни мертва.

Резко хлопнула дверца. Из кабины, со стороны пассажирского места, выбралась некая темная фигура.

Нил Нилыч вдруг побледнел как полотно.

— Началось… — через силу выдавил он из себя.

Пассажир КаМАЗа тяжелой поступью вошел в зал.

С его необъятных размеров офицерской плащ-палатки струйками стекала вода. Глубокий капюшон закрывал верхнюю часть лица и бросал густую тень на нижнюю. Под мокрой накидкой угадывались очертания автомата.

Клаве внезапно представились вертела, большие вертела, настоящие рапиры, что хранились в кухонном столе. Не мешало бы иметь сейчас под рукой парочку таких железяк. Ах, какая героиня! Что за глупости лезут в голову! С вертелами против автомата? Еще она подумала: закрыл ли Гена за собой дверь на кухню? Он, Гена, очень деликатный, хотя посторонние считают его грубияном. Значит, закрыл. Плохо. У них ведь там и магнитофон надрывается. Значит, ребята не слышали, как подъехал грузовик и в кафе ввалилось это страшилище. Надо было что-то делать, поднять каким-либо способом шум, но Клава не могла даже мизинцем пошевелить, ощущая, что в ней оцепенела каждая клеточка.

Между тем, фигура прямиком двинулась к их столику, оставляя на цементном полу мокрые следы от огромных резиновых сапог. Где-то на середине этого жуткого маршрута фигура принялась стаскивать с себя плащ-палатку.

Сначала Клава увидела некое продолговатое оружие, направленное прямо на нее. Но не автомат. Затем отрешенно отметила (сил на удивление не оставалось), что под плащ-палаткой укрывалась чрезвычайно крупная, монументальных форм дама, этакая атаманша, бандерша с черными усиками на чуть оттопыренной верхней губе, одетая в фиолетовую линялую кофту и выцветшие спортивные брюки. Одновременно Клава почувствовала, что фигура женщины ей знакома. Не лицо, а именно фигура. Где-то она видела эти грандиозные формы. Совсем недавно. При каких-то странных обстоятельствах. В следующую секунду она сообразила, что предмет, который незнакомка держит в руках, есть не что иное, как сложенный зонт с длинной ручкой.

— Вот он где! — воскликнула великанша, надвигаясь всей своей массой на Нила Нилыча. — Горе ты мое! Ты же обещал!

— Нельзя, Маша! Нельзя! Не имею права! — волнуясь, зачастил тот. — Ведь такой день, да еще ливень, кругом аварии, а народ благодушествует, ротозействует… Кто же и напомнит о долге, если не я?!

— Геро-ой… — протянула могучая Маша. — Хорошо, хоть соседи подсказали, а то и не ведала бы, где тебя искать! — Тут она обернулась всем своим необъятным корпусом к Клаве, посмотрев на нее с такой тоской, что недавние страхи девушки быстро куда-то попрятались. — Вы уж извините его, красавица… Он не со зла. Я сейчас его уведу…

— Эх, Мария! — Нил Нилыч закрыл лицо своими изуродованными ладонями. — Какую песню испортила!

— Цыц! — грозно прикрикнула она. — Не хочешь добром, так я с тобой по-своему управлюсь!

Она легонько сдернула его со стула, схватила поперек туловища и поволокла к выходу, будто манекен. Нил Нилыч, впрочем, и не сопротивлялся. Весь его недавний апломб исчез безвозвратно. Свою шляпу он ухватил уже на ходу.

Ясно, до мельчайших подробностей, Клава вспомнила, где она видела его и ее — эту странную пару.

Между тем, в какую-то минуту Мария вытащила своего пленника на крыльцо, раскрыла над беднягой зонт, провела того до кабины и буквально вбросила внутрь — и Нила Нилыча с его шляпой, и зонт. Покончив с этой процедурой, она вернулась в кафе за плащ-палаткой.

Клава встала на ее пути, как бы требуя объяснений. Мария тоже остановилась, хотя могла бы легко оттеснить девушку.

— Что, моя ласковая? Напугал он тебя? — сочувственно спросила она. — Натерпелась страху? Вижу. По глазам вижу. Ох, беда-беда… А ведь нормальный мужик был. Веселый даже. Пару лет назад, если помнишь, прокатилась эта волна взрывов по городам. И вот в аккурат находит он однажды на улице какой-то пакет. Нет, чтобы пройти мимо, так он, дурачок, поднял да еще открывать вздумал. Тот и взорвись у него в руках. Пальцы покалечило, а глаз все же спасли. Но голова с тех пор у него повредилась. Пугает, пугает… Народ, мол, у нас легковерный… А чего пугать-то? Кого?! На улице у нас все над ним потешаются. Вот он и взял новую моду: убегать из дому. Заберется куда-нибудь, где его не знают, приворожит доверчивого человека и давай стращать его этой дозорной башней, будь она неладна! — Говоря так, Мария снова облачилась в плащ-палатку. — Не серчай, милая! Прости его! Он и так наказан. И меня прости, старую дуру! Не уследила! Ну хочешь, на колени встану?

— Ой, нет, ради бога! — отшатнулась Клава. — Уходите, пожалуйста! Довольно! Хотя… постойте! Его действительно зовут Нил Нилыч?

— Федор он, Федя, — вздохнула великанша. — Все из-за этой грозы распроклятой! Да еще авария! Он ведь, Федор, как услышит о какой-нибудь аварии, так сам не свой делается. Опять, говорит, не уследили. А тут провода оборвались прямо на перекрестке. Ну, вызвали аварийку. Вот с этими электриками он и улизнул. Не знаю, может, их тоже пугал по дороге. А я-то не сразу спохватилась, думала, он спит у себя… Хорошо еще добрый человек нашелся, согласился подвезти. — Она размашистым жестом указала на грузовик и тут будто спохватилась: — Ой, да что ж это я заболталась совсем! Как бы он опять не утек куда! Ты не сердишься, красавица? — Она вдруг наклонилась и поцеловала Клаву в щеку.

Клава улыбнулась:

— Езжайте с миром.

— От чистого сердца?

— От чистого.

— Ну, счастья тебе, дочка! — Мария шумно повернулась и, уже не оглядываясь, покинула кафе.

Повинуясь некоему внутреннему зову, Клава подошла вплотную к стеклянным дверям и некоторое время наблюдала, как грузовик, пятясь, выезжает на дорогу, а затем мчится в сторону дачного поселка.

Для девушки более не оставалось загадок в случившемся. Эту странную пару она видела каких-то две недели назад, когда ездила с одной компанией на лесное озеро, расположенное вблизи дачного поселка. Тщедушный дядя Федя вышагивал по бережку в каких-то старомодных цветастых трусах до колен, за ним двигалась монументальная тетя Маша с прутиком в руке, будто вела своего спутника попастись на травке, и со стороны это выглядело так уморительно, что вся компания покатилась от хохота. Узнать мужа и жену поодиночке Клава затруднилась бы, но едва они сошлись вместе, как память все оживила.

Открылся и секрет его загадочного проникновения в кафе. Конечно же, он приехал вместе с электриками. Их машина-будка подъехала к крыльцу вплотную, под самый навес. Вот почему он совершенно не замочил плаща. Дядя Федор вошел, конечно, вместе со всеми, но остался незамеченным, ведь Клава всегда смотрела сквозь таких мужчин, в упор не замечая их, тем более, что среди вошедших был один вполне ничего. Ну, а после, под шумок, дядя Федя затаился за ширмой, куда она не заглядывала.

От электриков же, знакомых с порядками в «Топольке», он мог узнать некоторые подробности, дополнив их тем, что услышал уже здесь, скрываясь за ширмой. Имена и все такое прочее.

Может, его первоначальное намерение было ехать в город. И только здесь, в «Топольке», он переменил решение…

Вот, собственно, и все секреты.

Надо же, какой легковерной она оказалась! Но сейчас ей не хотелось думать об этом, не хотелось раздувать внутри костерок смутной досады на себя.

Свинцовые облака по-прежнему плотно укутывали небо, но ливень нежданно взял кратковременную передышку. В непроницаемой серой пелене каким-то чудом образовалось крохотное оконце, сквозь которое проглянул даже не лучик солнца, а лишь его бледный отблеск. Но такая сила заключалась даже в этом косвенном отражении, что вся картина преобразилась в один миг. Травы уже не казались полегшими, кусты — поникшими, мокрые деревья уже не напоминали жалких великанов, а власть грозной стихии уже не воспринималась беспредельной. Напротив, ясно чувствовалось, что все в природе, все в окружающем напоено свежими соками, готово к пробуждению и только ждет заветного часа.

Вот если бы существовала такая башня, грезила Клава, чтобы даже в самую черную душевную непогоду видеть с нее собственное счастье — далеко ли оно от тебя, движется ли в твою сторону, где и почему заплутало…

Мечтательно улыбаясь, стояла она на пороге уединенного придорожного кафе, не замечая, что ливень опять усиливается.