Искатель, 2001 №6

Бесконечно-длинный зал аэропорта был заполнен низким многоязычным гулом. И мелодичный голос, информировавший о вылетах и прибытиях, органично вплетался в эту звуковую тысячеголосую мозаику. Рев моторов почти не слышался сквозь многослойные стекла огромных окон. Хотя специалист без труда отличил бы надсадный звук взлетного форсажа от более резкого и низкого реверса при посадке. Естественно: одно дело — оторвать многотонный груз от земли и послать круто вверх наперекор тяготению, и совсем другое — завершить многочасовую напряженную работу последним усилием торможения. Хотя вряд ли кто-то анализировал звуковой фон. Каждый был занят своим делом. Пассажиры прибывали в аэропорт: сперва на колесах по длинным плавным спускам с высокой автострады, обтекавшей здание, потом на своих двоих через тщательно продуманную и организованную последовательность контроля: паспортный, таможенный, службы безопасности. И наконец, очутившись в посадочной зоне, растекались в ожидании рейсов по залу. Кто в магазины беспошлинной торговли, кто выпить и поесть на дорогу, кто просто слонялся в пространстве огромного стеклянного аквариума, ограниченного с одной стороны разноцветным потоком машин автострады и непрерывной чередой взлетающих и садящихся самолетов с другой. Прибывшие, напротив, торопились как можно быстрей преодолеть в обратной последовательности предпосадочный маршрут и покинуть территорию аэропорта.

А те, кто обеспечивал функционирование всего этого хозяйства, сосредоточенно работали каждый на своем месте. Их можно было легко узнать по униформе и пластиковым карточкам пропусков на нагрудном кармане. Вот, лязгая железом, проползла, рассекая толпу, длинная гусеница собранных вереницей багажных тележек. Как поезд, только локомотив с вспотевшим от напряжения смуглым лицом почему-то позади состава. Вот, с метелкой и совком на длинной ручке охотник за мусором. У каждой урны он делает остановку и, приведя в порядок находящийся там серый вулканический песок, оставляет специальным трафаретом оттиск названия аэропорта. Но это — низшее звено. Совсем другое дело — летный состав, пилоты. Вот они идут: в элегантной форме, надменно-подтянутые, с орлиным взором из-под козырька фуражки. Пассажиры всегда расступаются перед ними, давая дорогу. А те уже привыкли к знакам уважения, как и к очаровательным стюардессам, обычно следующим позади.

А между этими полюсами — великое множество техников, менеджеров, кассиров, буфетчиков… Всех тех, без каждодневного, ежечасного труда которых огромный организм аэропорта превратится в безжизненный комплекс сооружений. Каждый должен находиться на своем месте. Иначе могут возникнуть проблемы. Что и случилось в небольшом баре на галерее.

Помощник бармена озабоченно смотрел на скопившуюся у стойки очередь. Напарник несколько минут назад ушел в подсобку и что-то не торопился возвращаться. Откатив тележку с грязной посудой в угол, он поспешил на поиски: наказывать за непорядок будут, не разбираясь. И с удивлением обнаружил неподвижное тело между холодильником и мойкой. Но сделать ничего не успел. Точный удар по голове уложил его рядом. А двое неизвестных, таких же малорослых и смуглых, быстро натянули еще теплые форменные пиджаки и со смущенными улыбками заняли рабочие места: «Примите наши извинения за небольшую задержку. Вам кофе покрепче? А вам, сэр?» Инцидент был исчерпан. В баре воцарился порядок.

Вошли трое — пилоты. Заказали закусить и кофе. Стоящий за стойкой незаметно уронил в каждую чашку по бесцветной капсуле и, улыбаясь, составил все на поднос. А второй, проходя мимо их стола, нагнулся за какой-то бумажкой и с ловкостью фокусника заменил стоявшую у ног одного из пилотов красиво упакованную коробку с каким-то местным сувениром на точно такую же, извлеченную из тележки. Бар опустел. На стойке появилась табличка «Закрыто», и оба неизвестных растворились в лабиринтах служебных помещений. Зачем с риском для жизни проносить бомбу в самолет или пытаться скрыть ее в багаже? Пусть это сделают те, кто попадает на борт, минуя все пункты контроля. Но современный самолет — достаточно надежное устройство, и вывести его из строя небольшим взрывом практически нереально. Имеются дублирующие системы, которые будут задействованы экипажем. Значит, первым из игры должен выйти именно он. Человек — не самолет. Надежность не та, и запасная жизнь не предусмотрена. Даже у пилотов…

В ожидании разрешения самолет урчал моторами на подходе к взлетной полосе. Пилоты в белоснежных, как облака, рубашках заканчивали проверку бортовых систем. В первом классе разносили шампанское. В остальных салонах пассажиры, распихав багаж, устраивались поудобнее. Все были несколько возбуждены: полет даже привычного человека всегда волнует. Стюардессы заученными до автоматизма жестами обозначали расположение запасных выходов и спасательных жилетов. Кто-то уже дремал, пристегнувшись к креслу. Кто-то разливал прихваченную бутылку. Липший тост за удачный полет никогда не помешает…

А вот и разрешение на взлет. Командир, как и всякий профессионал, имел свой любимый способ старта. Не раскручивая моторы на месте, он давал максимальный газ и сразу взлетал. Вот и сейчас он резко послал все четыре рукоятки вперед. Самолет сорвался с места и, стремительно набирая скорость, помчался по полосе, раскачиваясь и вибрируя от малейших неровностей бетонного покрытия. В иллюминаторах замелькали здания, заправщики, самолеты… Еще быстрей! Нос пошел вверх, тряска уменьшилась, значит, переднее колесо уже оторвалось от земли. Еще мгновение — и земля провалилась куда-то вниз. Глухо хлопнуло убранное шасси. Кто-то в салоне зааплодировал. Теперь занять отведенный эшелон и можно переходить на автопилот. Путь через океан долог…

Шел шестой час полета. Обед благополучно завершился. Допиты последние бокалы, выкурены последние сигареты. Пассажиры погрузились в мягкую мечтательную дремоту. Стюардессы, используя короткую передышку перед подготовкой к снижению, собрались в кухне. Обменивались впечатлениями о прошедших днях отдыха, пили кофе и разглядывали свежие пляжные фотографии. А за толстыми стеклами иллюминаторов проплывал безграничный темный океан, и в ночном небе не было ничего, кроме редких мерцающих звезд. «Надо отнести ужин экипажу. — заметила старшая, включая электропечь. — Командир просил пораньше, а то потом эшелон менять — не до того будет…»

Девушка бесшумно прошла по тускло освещенным салонам и открыла дверь в кабину. Поднос с грохотом упал на пол. Стюардесса вскрикнула и тут же зажала рот рукой. Ведь их учили: «Главное — избежать паники!» А повод, несомненно, был. Три фигуры висели в креслах. Только ремни, застегнутые по инструкции, не давали им упасть. Стюардесса постаралась придать лицу спокойное выражение, прежде чем вернуться в салон. Но напрасно: в красиво упакованной коробке сработал «местный сувенир»…

Самолет вздрогнул, точно налетевший на камень автомобиль. Грохот взрыва расколол безмятежную тишину салона. В наступившей темноте заметались, сталкиваясь и падая, пассажиры. Крики боли и ужаса слились в страшный вой. Со стороны кабины слышался треск пламени, пожиравшего пластиковую обивку переборки. Стюардессы выскочили в салон с уже включенными фонарями: их все-таки готовили к чему-то подобному, в отличие от пассажиров. Лучи света метались в сизом дыму, выхватывая то перекошенное ужасом лицо, то бессмысленно болтающуюся кислородную маску. Кое-как рассадив всех по местам, они добрались до кабины. Точнее, до того, что от нее осталось. Система пожаротушения к этому времени сбила пламя. И, разбросав хлопья пены, они нашли и пилотов, и свою напарницу. Хотя смысла в этом уже не было…

Самолет, так и не оправившись от удара, клюнул носом и вначале медленно, а потом все быстрей и быстрей пошел вниз. Аварийный свет почему-то загораться не хотел. Видно, те двое неизвестных в аэропорту правильно рассчитали, куда именно пилот поставит красиво упакованную коробку… Хотя еще был шанс попытаться выровнять машину. Но для этого нужен пилот, а его-то как раз на борту уже не было. А может, среди пассажиров? Случайно?

«Кто-нибудь умеет управлять самолетом?» — Дрожащий, но сильный голос на мгновенье перекрыл шум в салоне. В последнем ряду первого класса нерешительно поднялся пожилой пассажир: «Я служил в военно-воздушных силах. Правда, очень давно. И меня списали…» Но стюардессы не дали закончить и уже тащили его в пилотскую кабину: «Вы — наш единственный шанс! Попробуйте хотя бы!» Кресло уже было свободно, и штурвал плавно покачивался перед ним. Отставной пилот нерешительно сел, пристегнулся и положил руки на потертые окровавленные рукоятки. Тут из хвостового салона появился радист-любитель, готовый попытаться наладить связь. Он пробирался уже с трудом — так велик был наклон пола падающего самолета. Пилот, между тем, отключил автоматическое управление и плавно взял штурвал на себя. Самолет словно почуял умелую руку и медленно стал выравниваться. Во всяком случае, резкое снижение прекратилось. За спиной в поврежденной аппаратуре ковырялся радист. Пилот обернулся к стюардессе, и его странно изменившийся голос — твердый и решительный — приказал: «Садись в свободное кресло, будешь помогать. Я, признаться, давно не имел дела с самолетом… Остальные пусть идут по салонам и успокоят пассажиров. Я сделаю все, что смогу…»

Связь наладить не удалось. Единственное, что сумел радист — настроиться на сигналы радиомаяков и включить передатчик аварийного кода. А значит, на земле испуганные долгим молчанием борта диспетчеры обеспечат чистое небо и свободную полосу. По расчетам получалось, что лететь им еще от силы час. Так что не было смысла пытаться затащить поврежденную машину на прежнюю высоту. Наоборот, следовало продолжать снижение, но плавно, согласуя его с писком приводных сигналов. Они должны вывести к посадочной полосе. Дело потихоньку наладилось. Радист, сменив стюардессу, светил фонарем то в один, то в другой угол темной кабины и бубнил, с трудом разбирая показания неосвещенных приборов: «Высота три пятьсот, скорость семьсот пятьдесят, обороты…» Пилот благополучно перераспределил горючее в баках, чтобы избежать опасного крена, и теперь готовил самолет к посадке, всматриваясь из темноты в кабине в темноту за стеклом. Где-то там, в обрывках облаков, в густой черноте ночи, скоро должны были появиться сказочно разноцветные огоньки дальнего привода. Где-то там… Очень скоро… Пилот хорошо представлял их себе. Еще бы, сколько раз он облегченно вздыхал, обнаружив их яркую россыпь…

А вот и они, родимые. Не поворачиваясь, он коротко скомандовал: «Крикни, чтобы все пристегнулись!» И с невеселым смешком добавил: «И чтоб не курили…» Убрал газ и пошел на снижение, а то можно и полосу проскочить. С характерным стуком вышло шасси. Уже хорошо. Неожиданно самолет ухнул в воздушную яму. Быстро газу — и чуть вверх, но не сильно. Порядок. Скоро должна быть полоса. Самолет пробил очередное облако, и светящаяся дорожка ворвалась в кабину. Огни приближались, превращаясь в отдельные мерцающие точки. Значит, уже совсем близко. Самолет, как птица, точно поджал крылья, снижая скорость выпущенными подкрылками и тормозными щитками. Еще немного. Наконец-то. Хорошо освещенная серая лента полосы разорвала пространство. Тяжелые колеса ударились о бетон. Взвизгнули горелой резиной, не успев сразу набрать обороты, и завертелись. Как и положено вертеться отличным колесам при посадке хорошего самолета. Пилот прижал машину к земле и, включив реверс, дал полный газ. Надо как можно быстрей гасить скорость — неизвестно, какой длины полоса… И обязательно тормоза — сейчас самое время…

Пассажиры, брошенные резким снижением скорости на ремни, с надеждой смотрели на проносящиеся за иллюминаторами шеренги пожарных и медицинских автомобилей. Вроде бы все закончилось благополучно…

Самолет остановился. В последний раз взвыли турбины и замерли. Но не сразу — по очереди. Пилот глушил двигатели по одному. Просто хотелось подольше слушать давно забытый звук. А в салоне уже открыли аварийные выходы, и счастливая публика скатывалась по надувным трапам. Радист посмотрел на пилота и восторженно пробормотал: «Как здорово у вас все получилось! Непонятно, почему вас, как вы сказали, списали из военно-воздушных сил?» Пилот грустно усмехнулся и, продолжая поглаживать рукоятки штурвала, ответил: «Дело в том, что я попал в очень серьезную аварию и полностью потерял зрение…» Отстегнулся и, держась рукой за стену, медленно вышел из кабины…