Война пришла в Хогвартс точно по расписанию. Как предсказывали доморощенные кассандры, так и случилось: едва время перевалило за полночь, над Хогвартсом вспыхнули сразу пять солнц. Они были небольшие, но очень яркие, и свет их походил скорее на лунный, чем на солнечный. Чуть серебристый, но никак не золотой, он отогнал от Хогвартса ночь, разом высветив и замок, и прилегающие к нему территории, включая Хогсмит, опушку Запретного леса и восточный берег Черного озера.
«Ну, понеслось!» — Лиза была готова ко всему, и какие-то «жалкие» световые эффекты не могли, разумеется, выбить ее из колеи. Однако люди с более слабой психикой — и, тем более, дети, — явно должны были отреагировать на это все одним хорошо известным способом: они должны были испугаться. И кое-кто наверняка наложил в штаны, в особенности после того, как над Хогвартсом зазвучал усиленный Сонорусом голос, минут пять пугавший защитников замка всякими ужасами, а затем предложивший открыть ворота и сдать крепость. Обещали никого не обижать, — даже Поттеров, — и щедро предоставили Альбусу Дамблдору полчаса на размышление. Затем голос пропал, а вместо него зазвучала музыка: какие-то незнакомые Лизе марши, в которых было очень много барабанов и флейт, а также волынки, трубы и волторны. В общем, шла массированная психологическая обработка слабых духом и давление на подсознание для всех других.
Понятное дело, кое-кто психанул. Страх способен накрыть даже тех, кто всегда был уверен в своей храбрости. Впрочем, именно на такой случай были заготовлены литры Успокоительных зелий и обыкновенные магловские веревки, чтобы вязать особенно буйных. Однако, как враг ни старался, в целом, он в деле деморализации защитников Хогвартса не преуспел. Разагитировать тех, кто изготовился к бою, было не так уж просто. В этом Лиза была уверена, как и в том, что специально выделенные девочки-старшекурсницы из тех, кто не умел сражаться, но понимал всю остроту проблемы, удержат от истерики других девочек ну и малышню заодно. Паника среди нонкомбатантов могла серьезно помешать обороняющимся, так что меры были приняты заранее. Школьный совет, избранный на общем собрании еще позавчера вечером, постановил, что всех, неспособных держать в руках оружие, правильнее всего будет закрыть на верхних этажах башен Гриффиндор и Рейвенкло, и далее — по обстоятельствам. Кого-то следовало успокаивать зельем и объяснением истинного положения дел, а кого-то приводить в чувство пощечинами и ремнем по заднице. Самых буйных предлагалось вязать и запирать в помещениях без окон. Судя по тому, что «отрядам самообороны» никто пока не мешал, эта тактика оказалась верной.
Самое смешное, что с предложением «сложить оружие», чтобы, значит, не рисковать детскими жизнями, к штабу обороны Хогвартса обратился Великий Светлый. Он, дескать, обдумал предложение Темного Лорда и, как бы это ни было ему неприятно, вынужден потребовать, чтобы авроры и разного рода боевики покинули замок, а он сам вместе с профессорами выйдет к мятежникам, чтобы обсудить условия капитуляции. Кое-кто из членов штаба едва не потерял от такой наглости дар речи, но вот Лиза чего-то подобного, на самом деле, от него и ожидала. Они с сестрами этот сценарий, «как возможный, но необязательный» обсуждали с подачи Эрмины буквально два часа назад, и тактику противодействия директорскому прекраснодушию, которое суть «трусость и малодушие», выработали тогда же. А час назад к ней прилетела странная птичка, и все точки над «i» были окончательно расставлены.
Бронзовый голубь размером с детскую ладошку возник перед ней прямо из неоткуда, помахал несколько секунд крылышками и вдруг осыпался, на ходу превращаясь в прах, а в руке у Лизы оказался крошечный кусочек пергамента, на котором кровью было записано послание от мамы:
«Помощь в пути. Блэки, Малфои и т. д. Буду не позже 11.30. Хогсмит. Старику спуску не давать. Он мне клялся. Целую. Люблю вас всех. Зря не рискуйте. Мама».
«А кровищи-то сколько зря израсходовала! — возмутилась Лиза, прочитав записку. — Пары слов хватило бы за глаза!»
Но, если не лукавить, это послание прибавило ей сил, потому что означало, что «с той стороны» тоже не дураки сидят. Поди, сообразили, что отсутствие связи — это, прежде всего, признак подготовки к штурму. И одних их в Хогвартсе не бросили. Мать и отец так точно. И еще кто-то и, наверняка много кто. Так что, когда пожиратели начнут штурм, сразу получат удар с тыла и флангов, и, возможно, им станет не до замка.
«Но это вряд ли… Эрмина ведь сказала, их будет много!»
Впрочем, если не боятся за фланги, то оборона моста и предмостья — это локальная и вполне решаемая задача, поскольку у них тут семеро авроров, восемь наемников матери плюс девять головорезов Галеаццо Сфорца и шесть адекватных профессоров. А еще старшеклассники и они с Изи.
«Должно хватить!»
— Директор, — сказала она вслух, — я прошу вас прекратить агитацию. Ваши заявления деморализуют защитников, а вы, как я знаю, поклялись моей матери драться, а не отсиживаться в своей «башне из слоновой кости», как в прошлую войну. Так что, я, как наследница Энгельёэн, требую от вас исполнения клятв. Вы готовы?
Лиза знала, почему Великий Светлый заткнулся, едва она упомянула его клятвы. Теперь не сошлешься на обстоятельства или на плохую память, поскольку перед ним стоит законный представитель Леди Энгельёэн и во всеуслышание сообщает, что он поклялся ее матери сражаться. И все это при свидетелях, не говоря уже о том, что подобные клятвы, если уж о них напомнили, дезавуировать невозможно. Лиза это знала, и он тоже это знал, а потому, — опытный политик, что есть, то есть, — быстренько отыграл назад.
— Что ты, Лиза! — Сверкнул он стеклышками очков-половинок. — Я не имел в виду, отказываться от боя. Я просто подумал, что в создавшихся условиях мы должны позаботиться о детях…
— Имеете в виду слизеринцев? — Заострила вопрос Лиза.
— При чем здесь слизеринцы? — Попытался Дамблдор изобразить святую невинность.
— При том, что кроме них, мало у кого из детей есть шанс выжить. Маглорожденных убьют при любом раскладе, Поттеров и нас с сестрами тоже. Хотя есть вариант, что сначала изнасилуют, а потом силком выдадут замуж, чтобы прибрать к рукам имения и деньги. Жизнью остальных… Малфоя, Блэк, Лонгботтома, Боунс и других чистокровных будут шантажировать их родителей. Скажете, нет?
— Что ты, Лиза! — возмутился Великий Светлый. — Что за ужасы ты говоришь. Нам же обещают, что никого не тронут!
— Вы им верите? После всего? — Рассвирепела Лиза. — Вы или мудак, директор, или предатель. Выбирайте, что вам больше нравится, но учтите, если вы сейчас же не заткнетесь и не присоединитесь к защитникам замка, вам не жить! Это я вам от лица семей, входящих в Союз Энгельёэн обещаю.
— Лиза! — возопил тогда директор. — Умоляю тебя, отринь тьму! В тебе слишком много зла, и ты видишь в других одно лишь зло. Я…
— Мы закончили! — Вмешалась в разговор Изи, почувствовала, видно, что сестра на пределе. — Лиза права, директор. Хватит розовых соплей! Всем приготовиться к бою. И кстати, профессор Дамблдор, обстоятельства нам сейчас как раз благоприятствуют. Несколько семей из нашего союза мобилизовали своих людей и уже сейчас прикрывают замок. Мы не одни!
Последние слова оказались крайне важны для всех присутствующих и стерли то впечатление, которое произвела проповедь директора. Добро должно быть с кулаками, такого было мнение, принятое в семье Энгельёэн. И, подумав об этом, Лиза почувствовала, как поднимается со дна души припрятанная там Настоящая Тьма. Дамблдор ведь ее не зря порицал и увещевал. Лиза, как и ее сестры, была темной волшебницей, но ничего плохого в этом не видела, хотя и вынуждена была это скрывать. Тьма — не диагноз, а суть ее магии, но кричать об этом на каждом углу не следует. Зачем, как говорит мама, дразнить гусей?
До места добирались окольными путями, поскольку Анна не хотела обозначать свое присутствие раньше времени.
— Скрытность наше все! — озвучила она очевидную банальность перед первой аппарацией. — Фактор внезапности никто не отменял.
Никто с ней не спорил. Не дети и сами знают, что такое хорошо и что такое плохо. Поэтому, вместо то, чтобы трансгрессировать прямо на зады магазина «Шапка-невидимка», — эта локация была назначена местом сбора, — они сначала прыгнули в рощу, находившуюся между западной окраиной Абердина и шоссе А90, затем — к Олдмелдруму[1] и уже оттуда в лесок неподалеку от Хогсмита. Прибыв на место, Анна выслала вперед разведчиков с тем, чтобы не нарваться сходу на неприятности, и оказалась права. Время было позднее, и волшебная деревня казалась вымершей, даже свет в окнах, — как минимум, в большинстве из них, — не горел. Тишина. Покой. И шорох ветра в кронах деревьев. Но выдвигаться к «Шапке-невидимке» сходу оказалось нельзя. Разведчики обнаружили в деревне два пункта сбора пожирателей. Именно там накапливались силы тех, кто собирался атаковать Хогвартс. Около кафе мадам Паддифут собралось уже больше двух десятков боевиков, и люди туда все еще прибывали. По виду типичные англичане, и между собой они говорили тоже по-английски. А вот около здания железнодорожного вокзала «Хогсмит» сигнала на выдвижение к границе антиаппарационной зоны ожидал дисциплинированный и хорошо оснащенный отряд наемников, у них даже нечто вроде единой формы одежды имело место быть. В отличие от «гражданских», которые старались скрыть свое присутствие, поскольку находились практически на виду, наемники, говорившие между собой по-немецки и по-фламандски, скрываться даже не думали. Полагали, видимо, и не без причины, что здесь их никто не увидит. По мнению разведчика, отряд насчитывал никак не меньше двух дюжин боевиков, которые ощущали свою силу и оттого, похоже, ничего и никого не боялись.
«Их слишком много, — мысленно покачала головой Анна. — Они легко задавят нас числом».
Вывод, что называется, напрашивался, наемников следовало выводить за скобки первыми, при этом, не вступая с ними по возможности в прямое боестолкновение. Но тогда возникал вопрос, как это сделать? И в голову Анне приходил, увы, только один вариант.
«Черной грозой? — спросила она себя, рассматривая отряд наемников Птичьим Взглядом, то есть сверху вниз, почти как Всевидящее Око, но на малой дистанции, с небольшой высоты, да и Взгляд был не артефактный, а начарованный. — Вполне! Но тогда здание вокзала придется списать, как сопутствующий ущерб. Не уцелеет!»
Жестоко и коварно. Вполне в духе Темного Лорда, но Анна никогда себя и не позиционировала «белой и пушистой». Она была такой же темной волшебницей, как и те, против кого она сейчас сражалась. С некоторыми из них, — и, разумеется, при других обстоятельствах, — она могла бы даже подружиться, но превратности судьбы развели их по разные стороны баррикад. К тому же даже темные волшебники, — и, может быть, они в первую очередь, — должны быть людьми чистоплотными. Зверства ради зверства и полное попрание общепринятых норм морали казались Анне настолько отвратительными, что хотя бы поэтому она не могла быть в одном лагере с такими уродами, как Гвинвор Нот, Эньюрин Элфорд или Торфинн Роули. И все-таки сейчас она приговаривала к смерти две дюжины живых людей. Они умрут не в бою, имея возможность нападать и защищаться, а под ударом необоримой силы, суть которой наитемнейшее колдовство. Утешало одно: они знали, на что идут, как знали и то, с кем вместе они выступают. Не испугались, не побрезговали — их право, а ее право бить наотмашь и не думать о последствиях.
— Идите к «Шапке», — шепнула она Адаре, являвшейся в этой операции ее официальным заместителем. — Действуйте по обстановке, а я займусь этими.
— Всеми сразу?
— Всеми сразу, — кивнула Анна. — Думаю, ты меня поняла.
— Что-нибудь темномагическое? — нахмурилась Адара, в которой аврор явно здорово потеснил классическую Блэк.
— Тебе лучше не знать, — усмехнулась в ответ Анна. — Иди уже, не затягивай, а то, не ровен час, они начнут, а мы не готовы. Я догоню вас позже.
«Если смогу», — добавила мысленно, имея в виду потребный для полномасштабной Черной грозы резерв и свое нынешнее состояние, но озвучивать эту мысль не стала. Чего зря тревожить подругу?
— Идите! — повторила она вслух, отгоняя неактуальные мысли. — Ты старшая! И помни, наша задача ударами во фланг остановить наступление на школу. Остальное вторично!
Адара посмотрела на нее долгим взглядом, — видно, поняла, что было «сказано» между строк, — затем кивнула и, отвернувшись, бесшумно скользнула в переулок, где ее дожидались остальные. Анна же, выждав еще немного, взлетела на крышу двухэтажного каменного особнячка и, поднявшись по крутому скату, выглянула из-за конька. Ночь была холодная и ясная, но, даже если бы она была, скажем, бурной и безлунной, ничего бы для Анны существенно не изменилось. С такого расстояния магическим зрением она отлично видела и здание вокзала, и людей, собравшихся перед ним. Их было много: пять боевых звезд. Все одеты, как если бы собрались на охоту: единообразные теплые куртки с капюшонами, брюки галифе, кожаные краги[2] и крепкие ботинки на толстой подошве. На руках кожаные перчатки без пальцев, и у многих на перевязи за спиной короткий меч, рукоять которого торчит из-за левого плеча. Мечи, — тут к гадалке не ходи, — зачарованные и, учитывая, откуда прибыли гости, скорее всего, гномьей ковки, то есть тяжелые, острые и способные разрушать некоторые виды чар.
«Да, эти ребята не просто так погулять вышли… И не на охоту они собрались… Хотя, может быть, и на охоту…».
Судя по возрасту и особенностям поведения, все эти мужчины, — а женщин среди собравшихся не было вообще, — были опытными боевиками, а значит, крайне опасными противниками. К тому же в отличие от англичан, у этих наемников не было к Хогвартсу никаких, даже самых слабых сантиментов. Их наняли, чтобы воевать, и, что им пообещали кроме денег взамен их службы, лучше было себе даже не представлять. Поэтому, загнав остатки своей совести туда, откуда ничего не видно, и выпив залпом то, что скандинавские маги называли «Hävstång» или «Заемной Силой»[3], Анна начала готовить заклинание. Легкий вариант Черной грозы можно было запустить на раз-два, но то мощное заклинание, которое она собиралась спустить на головы этих людей, требовало для подготовки определенного времени. И, слава богам, время это у нее было.
Анна глубоко вздохнула, выдохнула, не отпуская взглядом из-под ресниц, — такой взгляд крайне сложно почувствовать на расстоянии, — начавших выстраиваться в колонну наемников, и, отметив мысленно, что «самое время» начала сплетать наимощнейшую Tonitruum nigrum. Плела долго — почти полторы минуты. А когда вдалеке, там, где Хогвартс вспыхнули в небе волшебные солнца и загремел неразборчивый на расстоянии голос Волан-де-Морта, конструкция была уже сплетена полностью. Командиры пятерок к этому времени собрались вместе, и, появившийся около здания вокзала незнакомец в характерных черной мантии и серебряной маске, — то ли командир, то ли делегат связи, — стал им что-то объяснять.
«Что ж, вот и все!» — Анна «подняла» сетку заклинания и, напитав ее магией под завязку, бросила на станцию.
Глядя магическим зрением, она видела, как ее чары поднялись в воздух и набухли, словно грозовая туча. Раздался чей-то предостерегающий крик, — «Есть же внимательные люди!» — несколько наемников вскинули руки над головой, то ли указывая на полностью сформированное проклятие, то ли пытаясь от него защититься, но было уже поздно. От Черной Грозы не убежать и не скрыться. И полноценный щит большой мощности поставить никто не успеет. «Туча» опустилась вниз, накрыв собой и людей, и здание станции, а потом разом сжалась в одну черную точку, поглотив все, что попало под удар. Крошечный аспидно-черный шарик повисел еще несколько мгновений в воздухе над тем местом, где еще недавно стояло здание вокзала и исчез, ударив в зенит кроваво-красным лучом и грохнув при этом так, что во всем Хогсмите повылетали в окнах стекла, а в близлежащий домах посыпалась с крыш черепица. Дом, на крыше которого находилась Анна, тряхнуло так, что она едва не полетела вниз. Насилу удержалась, но, спустившись через минуту в переулок, почувствовала, что для боя она сейчас совсем не в форме. Все-таки грохнуть за раз две дюжины наемников и вокзал в придачу, это нечто лежащее за пределами Добра и Зла, даже если ты напился Заемной Силы.
«Но ведь справилась!»
Справиться-то справилась, это факт, но она сейчас даже стоять не могла, и вынуждена была опуститься на булыжник мостовой и сесть, вытянув ноги и привалившись спиной к стене дома.
В основной отряд их не взяли, чего и следовало ожидать: мелкие еще, сил недостаточно и резерва кот наплакал. Но, тем не менее, Изи поручила им прикрывать лестницу и «тайные» ходы, по которым могли подняться из своих «катакомб» ищущие себе проблем на пятую точку слизеринцы. Тоже не сахар, если подумать, но все-таки змеюк, «способных носить оружие», было относительно немного, и у них там внизу всего два профессора, да и то неизвестно присоединятся они к этому безумию или нет. Если не впишутся, совсем хорошо, но если все-таки попрут на рожон, то в отряде под общим командованием Гермионы Грейнджер тоже есть профессора: Лили-Бывшая-Поттер, не сумевшая отговорить Гарри от «этого безумия», горевшая праведным гневом Аврора Синистра и примкнувший к ним новый преподаватель Техники Прорицаний профессор Герметикус Купрум. Три палочки взрослых волшебников, не обучавшихся, впрочем, боевой магии, против двух таких же невежд. Совсем неплохой расклад. Проблема, однако, состояла в том, что, являясь профессорами, они привыкли смотреть на своих учеников, прежде всего, как на детей, что было правильно в академическом смысле слова, но не соответствовало действительности, если иметь в виду разразившуюся войну. Выражалось это обычно в мелочах, — слова и взгляды, — но профессор Прорицаний окончательно и довольно грубо нарушил подразумеваемый, но ни разу не озвученный статус-кво. Он оказался излишне самоуверенным мужчиной и, полагая, что главный здесь он, — «А как иначе-то?» — начал было отдавать приказы. Попытка, конечно, была засчитана, но, во-первых, никто, как сразу же выяснилось, Герметикуса Купрума не слушал и исполнять «дурацкие» распоряжения не собирался. А во-вторых, семиклассник-гриффинфорец Алекс Бруствер доказал неправоту профессора всего лишь в три стремительных движения своей волшебной палочки: заткнул рот, наложив Силенцио[4], обездвижил Петрификусом[5] и провел безупречный Экспеллиармус[6]. Затем, вернув изумленному профессору голос и способность двигаться, возвратил волшебную палочку и объяснил то, что мужчина упустил, по-видимому, из виду.
— Миль пардон[7], профессор, но боевой магией, как я понимаю, вы специально не занимались. А мы, — обвел парень рукой собравшихся на широкой лестничной площадке студентов, — мы учились, знаете ли, и тренировались. И обучала нас как раз Эрмина, поскольку директор Дамблдор запретил преподавать нам «темные искусства» и «опасные заклинания». Спасибо девочкам Энгельёэн, они никогда не верили, что Хогвартс самое безопасное место в Великобритании, и кое-чему нас успели научить. Факультативно, разумеется. По доброте душевной и из чувства солидарности. Поэтому мы Эрмине доверяем и готовы ей подчиняться, как нашему командиру. Она плохого не посоветует!
«Вот это да! — Эрми знала, конечно, что ребята к ней хорошо относятся. Даже старшие, не говоря уже о младших. Но чтобы так? — Это ж, какой авторитет мы с сестрами заработали!»
Впрочем, авторитет, как появился, так может и исчезнуть, потому что его надо подтверждать. И не один раз по случаю, а постоянно из раза в раз. Иначе какая же она «Гермиона Грейнджер»?
Эрмина любила бравировать своим «несчастным детством», проведенном в доме добрых маглов вместе с Лизхен Энгельёэн. И форсила иногда, представлясь этим именем, когда знакомилась с новыми людьми. Это была шутка, но, как говорится, в каждой шутке есть что-то кроме самой шутки, и за четыре года в Хогвартсе это имя превратилось в ее боевой псевдоним. Так что, да! Сегодня детско-юношескую сборную Хогвартса по нагибанию слизеринцев поведет в бой не баронесса Эрмина Мона Гульден-Виклунд, а непревзойденная в своем коварстве Гарпия — Гермиона Грейнджер, красавица, умница и уже не девушка.
Расставание с девственностью произошло накануне и исключительно по ее инициативе. Честно сказать, ей надоело завидовать своим сестрам-дылдам. Они обе, если не брать в расчет их хронологический возраст, выглядели, как взрослые девушки. Обеим легко давали от восемнадцати, Елизавете, до двадцати — Изабо. А Эрмина выглядела ровно на свои пятнадцать, ну, может быть, и с известной натяжкой — на шестнадцать лет. Красивая, что есть, то есть, но «слишком юная для любви», как выразилась Леди Эванштайн, застукавшая прошедшим летом, целующихся в кустах Эрмину и Гарри. Было обидно, но следовало признать, в словах женщины было много правды, хотя из достоверных источников Эрми знала, что первый раз у Лили случился как раз в пятнадцать лет и не с кем-нибудь, а с их с сестрами собственной мамой. А в шестнадцать Лили Эванс переспала уже с мальчиком, и это был, — «сыграйте, туш, маэстро!» — отнюдь не Джеймс Поттер, а серийный соблазнитель девушек среднего и старшего школьного возраста красавчик Сириус Блэк. В случае же Эрмины, все обстояло куда сложнее. Ее психологический возраст[8] опережал ее же хронологический возраст как минимум на пять лет, и поэтому она вполне могла считать себя взрослой девушкой. Вот только Интеллект не заменяет Либидо. Интерес у нее к теме секса был, но, к сожалению, чисто академический, потому что, в отличие от сестер никаких таких желаний она пока не испытывала. Эрми и целовалась-то с влюбленным в нее Поттером исключительно из любопытства и ради тренировки. Но вот какое дело, едва ее пророческий Дар уловил дуновение дыхания Смерти, как вдруг все изменилось, и ей остро захотелось секса прямо здесь и прямо сейчас. И ведь даже кандидата на звание своего первого мужчины искать не надо было. Он все эти годы был рядом и в последнее время не просто «вздыхал по ней» в романтическом смысле слова, а откровенно ее хотел, в смысле желал. И желания его были весьма далеки от платонических, потому что несмотря на юный возраст, тестостерона у Поттера было столько, что он у него едва не вытекал через уши. Однако Гарри был хорошо воспитанным, порядочным и, в общем-то, очень скромным мальчиком. Поэтому вопреки своим хотелкам, вел он себя с Эрминой, как истинный джентльмен, и, разумеется, не позволял себе ничего лишнего, даже когда она сама его провоцировала.
Прошлым летом, когда они вместе отдыхали на вилле Ca’Engeløya[9], она как-то для пробы показала ему себя всю, как есть, то есть а-ля натюрель[10]. Всего-то и дел, что организовать подставу. Гаррик до сих пор думал, что совершенно случайно оказался в тайничке между виноградных лоз, откуда отлично — и с близкого расстояния, — просматривался как раз тот кусочек частного пляжа, на котором сначала неторопливо раздевалась, — вид сзади, а затем, после купания одевалась, — вид спереди, его «ненаглядная» Эрми. Поттер увиденным впечатлился, поскольку до этого, вероятно, никогда не видел голых девочек, иначе как на картинках. А у Эрмины, между прочим, было на что посмотреть. Не так много, как у Лизхен или у Изи, но она в свои пятнадцать лет, — плюс несколько весьма нерядовых ритуалов, в которых ей пришлось поучаствовать, — выглядела, по мнению сестер, вполне аппетитно. Точеная фигурка, длинные ноги, — в пропорции к ее невеликому росту, — круглая попа и упругие грудки, почти достигшие полноценного размера B[11]. В общем, эксперимент удался, и Поттер чуть не истек слюной, узнав, что кроме красивого лица и густых волос, у Эрмины есть и другие не менее притягательные части тела.
Несколько позже она сподвигла мальчика на новый подвиг, но, к сожалению, целовались они недолго, подлая Лили-Бывшая-Поттер засекла их, прервав на самом интересном месте, да еще и настучала Гаррику по голове. Но за те пять минут, в течение которых они целовались, осмелевший Поттер успел погладить ее по попе и даже сделал попытку забраться рукой под юбку. Как раз в этот момент их и накрыла его заботливая, — когда не надо, — мать. В общем, Эрмина попробовала и забыла, поскольку, кроме дружеских чувств ничего иного к мальчику не испытывала. Однако, все изменилось, когда буквально через пару недель они вернулись в Хогвартс. И случилось это, следует заметить, совершенно неожиданно для нее самой. Гарри вдруг пересек границу френдзоны, а она даже не поняла, когда и как. Ее невероятная интуиция отказала ей в самый, можно сказать, ответственный момент. Однако же факт, — а Эрмина научилась верить фактам еще в раннем детстве, — если раньше Поттер был для нее лишь близким другом, о котором она привыкла заботиться, как о младшем брате, теперь в дело вступили чувства. И вот этого она от себя никак не ожидала.
Сначала подумала, что это просто блажь и «дурь несусветная», но, когда, — исключительно для проверки, — она затащила Поттера в небезызвестную нишу за скульптурой рыцаря с копьем и щитом, то после первого же поцелуя стало ясно, что это «то самое». С тех пор не проходило недели, чтобы она не инициировала приступ «нежности и страсти», и надо сказать ей это понравилось. Впрочем, головы Эрмина не теряла, и дальше поцелуев по-взрослому и обжиманий с робкими попытками Поттера ее раздеть, они не заходили. Однако, правда в том, что к середине октября руки мальчика побывали практически везде, где он хотел, и ей это скорее нравилось, чем на оборот.
При нормальном развитии событий «до самого интересного» они добрались бы не ранее следующего лета, но вмешалась война, и новые реалии заставили ее действовать совсем не так, как планировалось. Умирать девственницей показалось Эрми позором, а то, что, возможно, придется умирать, она не сомневалась. Ее предзнание выдало нагора два основных прогноза. В одном варианте будущего ее убивал пожиратель, лица которого она никак не могла рассмотреть, в другом — она оставалась жива, убив этого неизвестного ей взрослого мужика. Учитывая туман неопределенности, в котором прячутся развилки событий, возможное часто принимает форму невозможного, и наоборот. Так что, могло случиться и так, и эдак, но избежать будущего, содержащего в себе, как минимум, две альтернативы, было невозможно. Эрми не могла спрятаться от опасности, она обязана была встретить ее лицом к лицу, таково было предчувствие.
И вот, имея в виду, что à la guerre comme à la guerre[12], и что случиться может всякое, Эрмина приняла решение довести их с Гарри отношения до логического завершения. В конце концов, ей было уже почти шестнадцать… без пяти месяцев. Джульетта была и того младше, — ей, вообще, было тринадцать, — вот разве что Поттер ни разу не Ромео[13]… Но и он, если подумать, уже не сопляк. Малое совершеннолетие у магов наступает в четырнадцать, а ему пятнадцать… и еще три месяца. Тоже, значит, почти шестнадцать.
Разрешив таким образом целиком надуманную, если разобраться, дилемму, минувшей ночью Эрми привела Поттера к себе в спальню, затащила робеющего под взглядами других девочек под балдахин своей кровати, задернула полог, наложила все необходимые заклинания, — то есть, Заглушающие и Запечатывающие чары и чары Приватности, — и, засветив Волшебный Огонек, повернулась к мальчику.
— Сейчас или никогда, Поттер, — сказала твердо, рассматривая своего ошарашенного компаньона в желтоват-розовом свете наколдованной лампадки. Поттер был хорош собой, его даже очки не портили. Довольно высокий, хотя и уступал в росте своей сестре, крепкий и поджарый, как гончая, он был… Ну чего уж там, кровь не водица. И аристократ из него так и пер.
— Сейчас, — хриплым шепотом ответил мальчик, умевший, когда надо, проявлять решительность.
— Тогда я, пожалуй, сделаю свет ярче, — довольно улыбнулась юная эксгибиционистка. — И не надо «шипеть», Поттер. Я Парселтанг не понимаю, а для всего прочего я Заглушающие чары наложила. Никто ничего не услышит. И не тормози! Кто меня будет раздевать? Сама-сама, что ли?
Гарри вздрогнул и сделал было «большие глаза», но более не медлил. Правда был излишне суетлив, да и правильных навыков ему не хватало, но, в конце концов, и не без помощи самой Эрмины, он ее все-таки раздел, и от увиденного его явно проняло да так, что едва не снесло крышу. Так что все дальнейшие события протекали под жестким контролем Эрмины, которой приходилось думать и о том, чтобы склонить Поттера к долгой прелюдии, и о том, чтобы обезопасить себя любимую от нежелательных последствий. Противозачаточное зелье она выпила еще перед тем, как привести Поттера в спальню, но, как говорится, береженого и бог бережёт. Поэтому перед тем, как отложить палочку в сторону, — а конкретно на полочку в изголовье кровати, — она наложила на себя Обезболивающие и Контрацептивные чары и сделала щедрый глоток Блисса[14], дав испить этого Нордического Нектара и Поттеру. Некоторые считают Блисс наркотиком типа магловского грасса[15], но это не так. При правильной дозировке и растворенный в коньяке или роме, блисс усиливает приятные ощущения и подавляет неприятные. Это им их «домашний колдомедик» Малин по секрету рассказала. И, как выяснилось в эту ночь, не обманула. Секс у них с Поттером получился образцово-показательный, хотя для обоих это был первый раз. Однако Эрми была отлично подготовлена теоретически, Гарри был неутомим, но не жаден, а остальное за них сделал Нордический Нектар…
Топография замка Хогвартс была такова, что основная лестница из слизеринских подземелий выводила не на первый этаж, как этого следовало бы ожидать, а сразу на второй, и не в Северное крыло, где находились туалет Плаксы Миртл и бывший «запретный» коридор, а в ротонду[16] Салазара, расположенную в Южном крыле замка. В свою очередь, из ротонды начиналась лестница в Профессорскую галерею первого этажа, связанную коридором с Главным холлом — просторным залом, расположенным сразу за дверьми парадного входа. Там начиналась главная лестница, пронизывающая здание насквозь вплоть до восьмого этажа, и находился вход в Большой Зал. Еще из ротонды Салазара можно было пройти коротким коридором к площадке второго этажа на главной лестнице. В общем, ротонда являлась стратегически важным пунктом, и было очевидно, что, если слизеринцы все-таки предпримут вылазку, то ждать их следует именно здесь. Имелась, правда, еще одна лестница, связывавшая Дом Слизерина с первым этажом северного крыла, но она была винтовой и при том слишком узкой. Запереть ее было несложно, и туда отправился небольшой отряд студентов шестого и седьмого курсов с факультета Хельги Хаффлпафф. В крайнем случае они должны были забросать лестницу самодельными алхимическими бомбами и попробовать обрушить свод, долбя камень Бомбардами максима трио. У них в отряде было то ли двое, то ли даже трое парней, способных проделать это несколько раз кряду.
Что же касается тайных ходов, ведущих из замка в Запретный лес и на берег Черного озера, то их решено было не оборонять, чтобы не распылять силы. Однако там были выставлены посты наблюдателей, которые должны были сообщить в Штаб Обороны, если слизеринцы просто уйдут из Хогвартса, или, что гораздо хуже, если через эти проходы попытаются проникнуть в замок пожиратели и наемники. В секретах сидели, в основном, третьеклассники и четвероклассники, которым было категорически запрещено вступать в бой. Они должны были только наблюдать и сообщать о любом изменении обстановки. Но это были не ее заботы, — этим всем занимался старшие товарищи, — а самой Эрмине предстояло удерживать Ротонду Слизерина. Такую возможность они с сестрами обсуждали еще в первый день войны, и тактику обороны «перекрестка» продумали заранее.
Вообще-то, по мнению Лизы, правильнее всего было бы перебить слизеринцев заранее, не дожидаясь пока те ударят им в спину. Однако делать этого было нельзя и не только из соображений гуманности, а, прежде всего, потому что, заглядывая в будущее, блоку Леди Энгельёэн не стоило ссориться со старыми чистокровными родами. Одно дело, если их дети, внуки и племянники с племянницами погибнут в ходе инициированного ими же самими боя, и совсем другое, если юных аристократов попросту перебьют, сиречь казнят. Был еще вариант заблокировать слизеринцев в их же собственных дортуарах[17], но тут существовала опасность самим попасть под раздачу. Все-таки лабиринт слизеринских катакомб был не слишком удобным местом для ведения боевых действий. Это им всем буквально на пальцах объяснили Вега и Драко, так что блокирование «перекрестка» оставалось единственным годным вариантом. Обдумав все «pro et contra», Эрмина с этим мнением согласилась и в свою очередь довела его до всех своих бойцов. Сомневающиеся, если такие среди них и были, сразу же прониклись и согласились, что так будет лучше, и теперь им всем, имея в виду ее отряд, предстояло привести этот план в жизнь.
«Что ж, — решила Эрмина, отбрасывая за ненадобностью все пустопорожние размышления, — осталось начать и кончить. Всего-то делов!»
Осмотрев ротонду и прилегающие к ней помещения, она приказала строить три баррикады, по одной в каждой входной арке. Основная баррикада перекрывала лестницу, ведущую в ротонду снизу. Здесь должен был встать самый сильный заслон. На двух других располагались «легкие силы» — два относительно небольших отряда, состоявших из не самых сильных бойцов. Их задача «поддержать огнем» отходящих, если слизеринцы выбьют отряд Эрмины с основной позиции. Ну и, вообще, «пусть будут на всякий случай». Вдруг какие-нибудь враги зайдут их отряду в тыл. Тогда эти баррикады и расположившиеся за ними ребята притормозят атакующих, дав возможность Эрмине или Драко, который числился ее заместителем, перераспределить имеющиеся силы между двумя или даже тремя баррикадами, построенными из школьной мебели, натасканной из близлежащих аудиторий. В основном это были деревянные столы, скамьи, стулья и шкафы, хотя нашлась и пара профессорских кафедр. Их переносили в ротонду ребята постарше и, разумеется, не руками, а Левиосо и Локомотором[18]. Они строили баррикады, а девочки зачаровывали их бытовыми заклинаниями на прочность и на невозгораемость. Многого от этих чар ожидать не приходилось, в особенно, если в дело пойдут всевозможные Бомбарды максимы и тому подобные боевые чары, но все-таки это было лучше, чем ничего.
— Отлично! — вслух оценила Эрмина проделанную работу. — Просто замечательно.
Баррикады были готовы, и, значит, как минимум, им есть чем прикрыться от Авады[19] или двух. На большее слизеринцы вряд ли способны. Непростительное на одном энтузиазме не запустишь. Для этого нужны недюжинная магическая сила, хорошая концентрация и желание подчинить, убить или пытать переходящее в страсть. Людей же, обладающих всеми этими качествами, на факультете Салазара, учитывая возраст учеников, было не так уж много. Раз, два и обчелся. В других Домах, впрочем, таких отмороженных еще меньше, однако Энгельёэны, Блэки и Малфои как раз из таких и вполне могут «удивить до смерти». Однако на военном совете было решено, что первыми они кидаться Авадами не станут. Только в крайнем случае или в ответ. И только защищаясь. Поэтому, собственно, они и строили баррикады. Луч Непростительного можно остановить только материальным щитом, и баррикада, в этом смысле, прекрасное решение.
Сама Эрмина, как и еще семеро ребят, входивших в «боевое ядро», в строительстве не участвовала. «Боевикам» нужно было экономить силы, а их, как известно, съедает даже самое малое колдовство. Вот, вроде бы, и ничего особенного, — тут немного поколдовал, там чутка добавил, — но, когда дойдет до серьезного дела, может выясниться, что резерв пуст и воевать тебе просто нечем. Поэтому тех, кто мог и умел сражаться «по-взрослому», оставили наблюдать за работой других, их время придет позже, когда начнется бой. Тогда они и отработают образовавшийся долг.
«Но лучше бы до этого не дошло!» — Эрмина бросила быстрый взгляд на кучковавшихся в центре ротонды «лодырей». Первым она выделила Драко Малфоя. Они тренируются вместе уже почти пять лет, и она знает его почти так же хорошо, как Вегу Блэк и своих сестер. Малфой родился сильным магом и за прошедшие годы стал еще сильнее. Правильные ритуалы, проведенные в подходящее время способны совершить чудо даже там, где искать нечего, но Малфой щедро одарен от природы и благословлен магией двух древних родов. Ему есть, чем удивить врагов, — чем бить и чем защищаться, — и Эрмина очень надеялась, что им втроем, ей, Драко и Веге, удастся уцелеть в той бойне, которую угадывало в близком будущем ее вещее сердце. Слизеринцы нападут, в этом она, увы, не сомневалась, как и в том, что бой будет тяжелым. Трудным, кровавым, но не безнадежным. А ирония Судьбы состояла в том, что противостоять Дому Салазара Слизерина будут два слизеринца, принадлежащие двум знаковым и традиционно темным родам, и самая темная ведьма их поколения. Тьма Эрмины была такова, что она должна была, — просто обязана, — поступить на Слизерин вместе с Изабо, Вегой и Драко, но подвернулся Поттер и попутал им все карты. Не специально, разумеется, и не по своей воле, но по факту Эрмине нечего было делать на Рейвенкло. И Лизе тоже, но они не могли подвести Изабо, просившую присмотреть за братом. А в результате сам он ушел в Дом Годрика, — за что отдельное спасибо директору Дамблдору, — а они с Лизой остались на бобах. Впрочем, чего уж теперь, когда она сама по собственной воле переспала с Мальчиком-который-Выжил! Спешите видеть! Гермиона Грейнджер и Гарри Поттер — парочка. Умереть не встать! Но, если не лукавить перед самой собой, то так дела и обстоят, и, взглянув на своего парня, Эрми подумала, что у них обоих есть хорошая причина выжить. Беда в том, что Поттер наверняка полезет в самое пекло, потому что там будет она, но он-то ни разу не она! Как боец Поттер сейчас тянет максимум на неплохо подготовленного среднестатистического выпускника Хогвартса, а ведь среди слизеринцев, чего уж там, есть настоящие боевые маги. В старых чистокровных семьях никогда не забывали о боевой магии, просто не афишировали эту часть своей жизни, готовясь к полному опасностей будущему с самых ранних лет. А Поттер до середины второго курса рос, как маглорожденный. Да и позже мать не давала ему заниматься боевой магией и дуэлингом в полную силу. Та же Вега, хоть и девочка, легко заткнет его за пояс. Блэки и всегда были сильными бойцами, и Веге есть с кого брать пример. С погибшей в бою бабушки, с матери, считавшейся когда-то одним из опаснейших боевиков Темного Лорда. А еще с авроров Адары и Тонкс и, разумеется, с Лорда Сириуса Блэка…
«Потанцуем…» — решила Эрмина, прикинув свои шансы, но додумать мысль она не успела, за узкими окнами-бойницами вспыхнули вдруг колдовские солнца, а потом начал трепаться сукин сын Волан-де-Морт. Разорялся подлец минут пять. Обещал всех убить и замучить, но потом предложил сдаться на милость победителя, чтобы, значит, не множить жертвы и не проливать драгоценную кровь волшебников. Эрмину от этих его обещаний чуть не стошнило, тем более что она-то точно знала — его обещания откровенная ложь. Никого он просто так не отпустит, — и уж точно, что не Поттеров, — но даже если вдруг случится такое чудо, уйдут они отсюда не на погост, а в классическое феодальное рабство. Маглы и маглорожденные будут рабами, полукровки — надсмотрщиками, а чистокровные будут вынуждены принять вассалитет. И это будет совсем не тот оммаж[20], какой приносят мамины вассалы, а «настоящий» и по-варварски жестокий вассалитет, скрепленный клятвой Безусловного Подчинения.
Представив себе такое жалкое будущее, Эрмина разозлилась еще больше, хотя куда, спрашивается, больше-то? Она и так уже кипела от праведного гнева, и, наверное, взорвалась бы, но к ней очень вовремя подошел Поттер и странным образом успокоил, всего лишь обняв за плечи.
— Командуй! — шепнул он ей на ухо, и почти сразу же вслед за его словами за стенами Хогвартса зазвучала маршевая музыка.
«Вот же сукин сын!» — подумала Эрмина, разумеется, имея в виду Темного Лорда, а не ее Поттера, — что б ему ни дна, ни покрышки».
Однако вслух она сказала кое-что другое.
— К оружию! — выкрикнула потенциальная Темная Леди, пытаясь перекричать гремевшие за стенами замка барабаны и длинные флейты. — Все на позиции!
Когда грянул «Марш пожирателей», Поттера оставили последние сомнения. Если еще пару минут назад он в тайне надеялся, что все как-нибудь образуется, то сейчас Гарри окончательно поверил в ужасную правду: игры кончились. Это было страшно, и он должен был признаться самому себе, что отчаянно трусит. Но он знал так же, что поддаваться страху нельзя. Страх убьет его раньше пожирательских проклятий, и, увы, не его одного. Впрочем, одновременно с ощущением беспомощности перед лицом необоримой угрозы, в нем самым неожиданным образом поднялся жаркий протест, буквально вскипятивший ему кровь. Гнев сжег начавший было овладевать им ужас, и Поттер понял, что его время пришло. Сейчас он не мог ожидать помощи ни от кого в целом мире, тем более от матери, которая оказалась не готова к выпавшим на их долю испытаниям. Но вот сам Гарри мог и должен был поддержать Эрмину. Храбрости ей не занимать, и ее силой духа можно, наверное, дробить камни и валить вековые сосны, но сейчас речь шла не о личном мужестве, а о той ответственности, которую взвалила на эту девочку жизнь. И, скажем прямо, это был совершенно неподъемный груз. Груз, который не раз и не два в истории ломал хребет даже самым отчаянным храбрецам. Ведь одно дело, каков ты сам по себе, и совсем другое, когда ты отвечаешь за жизни других. И даже хуже того. Защищая одних, ты должен посылать на смерть других, и это, наверное, самое сложное в искусстве войны.
Гарри все это понимал, он был начитанным мальчиком и знал множество примеров того, как пасовали перед такой мерой ответственности герои магических и магловских войн. Поэтому, отбросив собственные страхи и преодолев свойственную ему неуверенность, он подошел к Эрмине и обнял ее за плечи. И плевать, что прежде они не хотели афишировать свои отношения! С тех пор, как они об этом говорили прошло семнадцать часов, и мир изменился настолько, что стало вдруг совсем неважно, кто и что скажет о них когда-нибудь потом. До него, до этого «потом» еще надо было дожить. По-видимому, Эрми понимала это не хуже Гарри, во всяком случае, его руку со своих плеч она не сбросила. Напротив, ему показалось, что она прижалась к нему сильнее.
— Командуй! — шепнул он ей на ухо, и понеслось.
Следующие полчаса или около того он ходил за Эрминой словно тень. Не лез под руку, — ибо чревато, — но всегда был рядом, чтобы помочь, поддержать, успокоить. Помогал он, впрочем, в мелочах, — вовремя протянуть флягу с водой или фиал с зельем, — но это были те необходимые вещи, на которые Эрмине не приходилось тратить время и силы. В этом смысле он был похож на адъютанта командующего, — позови того, предупреди этого и передай сообщение Филлис Калверт, — но его это не смущало, тем более что он был занят и другими делами. В той нервной обстановке, которая сложилась в Ротонде Салазара в ожидании атаки слизеринцев, порой был важен голос разума, даже если речь шла всего лишь о паре слов.
Гарри был искренен, когда шептал Эрмине слова поддержки. «Ты сильная, ты сможешь!» «У тебя все получится!»
— У нас все получится, — возразила девушка, подчеркнув интонацией местоимение множественного числа. — Одна я не справлюсь, Гарри. И… — Она колебалась всего мгновение, но все-таки сказала то, чего он от нее никак не ожидал услышать.
— Спасибо, Гарри, — сказала Эрмина, обернувшись к нему лицом. — Я… Я хотела тебя прогнать, потому что ты моя слабость. Но ты открыл мне глаза на «обратную сторону луны». Оставайся со мной, но Мерлином тебя заклинаю, не лезь вперед. Ставь щиты, прикрывай с фланга, но, пожалуйста, не пытайся геройствовать, не загромождай пространство, — мне нужна свобода маневра, — и не вылезай на линию огня. Я могу на тебя положиться?
— Можешь, — кивнул Поттер. В конце концов, все, что она сказала, было ему ясно и без повторений. Не дурак и тренировки гарпий видел не раз и не два, знал, как она двигается в бою и как кидает проклятия сразу с двух рук. Она была сильным бойцом. Возможно, не таким сильным, как Изи и Лиза, но, все равно, превосходила его силой и умением. Другое дело, что Эрми была склонна его недооценивать, и зря. У него тоже было кое-что, чем можно удивить противника насмерть.
— За меня не волнуйся, — добавил он через мгновение. — Рисковать зря не стану, тебе мешать тем более!
— Спасибо! — Эрми приподнялась на носочках и коротко клюнула его в губы. Не поцелуй, в смысле, не настоящий поцелуй, но все всё поняли правильно. И он, и все остальные бойцы заслона. Ее поступок был воспринят, как декларация о намерениях и как «краткое заявление для печати», и никого это, на самом деле не удивило.
Что ж, после ночи, проведенной в спальне девочек, о том, что они с Эрминой пара не знает только тот, кто напрочь отрезан от действительности. О них и раньше болтали всякое, но ни у кого не было на руках «жареных» фактов. Сегодня они появились, и, если Гарри и Эрмина переживут эту ночь, сплетни пойдут по всей школе, а там, глядишь, и за ее пределами. Мир магии крайне мал, все всех знают или, по крайней мере, знают того, кто с вами знаком. Однако гарпий слухи и сплетни никогда не смущали, значит, и ему не стоит. Так что все верно — они пара! И у Поттера прошедшей ночью был секс. Не какой-нибудь вшивый петтинг, а настоящий секс по-взрослому. Он о таком, если честно, даже мечтать не мог. Но, слава Магии, Мерлину и Моргане, — Эрмина оказалась решительной девушкой и в этом смысле тоже. И, хотя ночью у них случилось несколько неловких моментов, — теория, как известна, не равна практике, — в целом, для «первой брачной ночи» все у них получилось более, чем хорошо. Во-всяком случае, тогда, когда они перестали наконец спешить и волноваться, то есть во второй и в третий раз, удовольствие от секса получили оба, чем Гарри гордился даже больше, чем тем, что наконец «сделал это» и, перестав быть мальчиком, превратился в мужчину.
[1] Олдмелдрум или Мелдрум (англ. Oldmeldrum) — город в округе Абердиншир на северо-востоке Шотландии.
[2] Краги — накладные кожаные голенища с застежками, в частности, для езды верхом.
[3] Hävstång (швед.) — Заемная Сила — дорогое и крайне сложное в приготовлении зелье, обеспечивающее магу мгновенное приращение сил, которые можно использовать вместо своего личного резерва. Действует в течение всего пяти минут и может применяться не чаще одного раза в триместр.
[4] Согласно Энциклопедии Гарри Поттера, Силенцио — Заклятие немоты или Чары немоты (англ. Silencing Charm) — чары, заставляющие живое существо замолчать. Для сотворения надо сделать выпад палочкой, указав на цель, и произнести: «Силенцио». Преподаётся в Хогвартсе на пятом курсе в классе Заклинаний. Воздействует на животных и на людей.
[5] Согласно Энциклопедии Гарри Поттера, Петрификус — проклятие полной парализации тела (лат. Full Body-Bind Curse) — проклятие, которое обездвиживает жертву. Руки прижимаются к бокам, ноги слепляются вместе, человек, обычно не удерживается на ногах и падает навзничь. Заклинание подробно описано в книге Виндиктуса Виридиана «Как наслать проклятие и защититься, если проклятие наслали на вас».
[6] Согласно Энциклопедии Гарри Поттера, Экспеллиармус — обезоруживающее заклинание, иначе заклинание Разоружения (англ. Disarming Charm) — защитное заклинание, которое заставляет предмет, который держит в руках противник, отлететь в сторону.
[7] Миль пардон (фр.) — mille pardons — шутливо-ироническая формула извинения.
[8] Психологический возраст — способность осознания внутреннего «я» в окружающем мире, он определяется субъективными ощущениями человека своего возраста, его действиями и поведением. Психологический возраст может не совпадать с хронологическим.
[9] Вилла Ca’Engeløya, находившаяся на побережье Адриатического моря близ итальянского города Анкона — личное владение графини Готска-Энгельёэн.
[10] А-ля натюрель (фр.) — то, что имеет натуральный, естественный вид.
[11] Размера B — соответствует 2-му номеру.
[12] А la guerre comme а la guerre (фр.) — на войне как на войне.
[13] Шекспир не обозначил возраст Ромео, но по косвенным данным ему было от 16 до 20 лет.
[14] Блисс — Bliss (швед.) — Блаженство.
[15] Грасс (Grass) — полуофициальное название Марихуаны в западных странах.
[16] Ротонда (итал. rotonda, от лат. rotundus — круглый) — композиционный тип круглого в плане здания или зала, как правило окружённого колоннами и увенчанного куполом.
[17] Дортуар (дорев.) — общая спальня для учащихся в закрытых учебных заведениях.
[18] Согласно Энциклопедии Гарри Поттера, Левиосо (англ. Levitation Spell) — заклинание левитации, которое заставляет парить в воздухе объекты.
Локомотор (англ. Locomotor Charm) — заклинание для передвижения предметов по воздуху.
[19] Согласно энциклопедии Гарри Поттера, убивающее заклятие (Авада Кедавра) (англ. Killing Curse) — одно из трёх непростительных заклятий, запрещённое Министерством магии. Представляет собой луч зелёного цвета. После применения живое существо мгновенно, без мучений умирает.
Непростительные заклятия (англ. Unforgivable Curses) — три проклятия, которые являются незаконными в мире волшебников: Круциатус, Империус, Авада Кедавра. Все три заклятия относятся к разделу Тёмной магии. Решение об их запрете было принято ещё в 1717 году при первом министре магии Улике Гампе. Любое применение этих заклинаний к человеку карается пожизненным заключением в Азкабан.
[20] Оммаж (фр. hommage), или гоминиум (лат. homagium или hominium) — в феодальную эпоху одна из церемоний символического характера: присяга, оформлявшая заключение вассального договора в Западной Европе Средних веков и заключавшаяся в том, что будущий вассал, безоружный, опустившись на одно колено (два колена преклоняли только рабы и крепостные) и с непокрытой головой, вкладывал соединённые ладони в руки сюзерена с просьбой принять его в вассалы. Сюзерен поднимал его, и они обменивались поцелуем.