20

Нечестивый бежит, когда никто не гонится за ним; а праведник смел, как лев.

Книга притчей Соломоновых 28, 1


Маргрета была возбуждена не меньше, чем я вчера. Она прямо била ключом. Она сияла улыбками, она выглядела на шестнадцать лет. Я поискал глазами какой-нибудь закуток между стеллажами или еще что-нибудь в том же роде, где можно было бы поцеловать ее, не думая о библиотекаре. Потом вспомнил, что в мире Марги подобным поступком никого не шокируешь… тут же схватил ее в объятия и расцеловал от всей души.

И сейчас же меня отчитал библиотекарь.

Нет, совсем не за то, что целовался, а за то, что мои поцелуи были слишком громкими. Публичные поцелуи сами по себе нисколько не оскорбляли достоинства библиотеки. Еще бы! Поклявшись, что впредь буду тих как мышка, и принеся извинения за нарушение тишины, я заметил на дисплее возле библиотекаря надпись: «Новые поступления. Пособие по порнографии для детей шести — двенадцати лет».

А через пятнадцать минут я уже голосовал на семьдесят седьмом шоссе, ведущем в Даллас.

Почему в Даллас? А из-за фирмы «О'Хара, Ригсби, Крумпакер и Ригсби».

Как только мы оказались за дверями библиотеки, Марга начала возбужденно щебетать о том, как теперь будет легко покончить с нашими бедами с помощью ее банковского счета в Копенгагене.

— Подожди-ка, Маргрета, дорогая. А где твоя чековая книжка? Где документ, подтверждающий личность? — охладил я ее восторг.

В общем, выяснилось, что Маргрета сможет добраться до своих денег в Дании только через несколько дней по самому оптимистичному варианту и несколько недель — по более пессимистичной оценке… и что даже если мы выберем самый длинный вариант, то нам все равно потребуются значительные денежные вложения, хотя бы на посылку телеграмм. Телефонная линия через Атлантику? Маргрета считала, что такой штуки вообще не существует. (А если бы она и существовала, то, я думаю, телеграммы все равно дешевле и надежнее.) Даже после того как все предварительные трудности будут преодолены, вероятно, возникнет необходимость получить из Европы деньги почтой, а ведь в этом мире авиационного сообщения нет.

Итак, мы отправились в Даллас, поскольку я уверил Маргу, что в самом худшем случае адвокаты Алека Грэхема безусловно одолжат ему денег, чтобы он (мы) смог наконец обрести крышу над головой. При известной удаче мы вполне могли бы рассчитывать и на весьма солидную сумму.

(Они, конечно, могут и не признать во мне Алека Грэхема и доказать, что я — не он, с помощью отпечатков пальцев, графологического анализа подписи и так далее и тем самым вызвать некоторое сомнение насчет Алека Грэхема в исполненных доброжелательности, но весьма сбивчивых представлениях Марги. Впрочем, я ей говорить об этом не стал.) От Оклахома-Сити до Далласа около двухсот миль. Мы приехали туда в четыре часа дня на попутке, которая подобрала нас на пересечении шестьдесят шестого и семьдесят седьмого шоссе и привезла чуть ли не в самый центр столицы Техаса. Мы вылезли из попутки там, где семьдесят седьмое шоссе пересекается с восьмидесятым, то есть на берегу Тринити, и направились пешком в Смит-Билдинг. На что ушло полчаса.

Секретарша в конторе, размещенной в помещении номер 7000, выглядела так, будто только что сошла с театральной сцены, где ставилась пьеса того сорта, на борьбу за запрещение которых ЦОБ угробили уйму денег и времени. Она, конечно, была одета, но не так чтобы очень, а ее макияж относился к тем, которые Марга называла «первым классом». Она была пышна и красива, и с обретенной за последнее время терпимостью я просто наслаждался этим греховным зрелищем. Она улыбнулась и спросила:

— Чем могу быть полезна?

— Сегодня отличный день для гольфа. Кто из партнеров сейчас в офисе?

— Боюсь, только мистер Крумпакер.

— Именно он-то мне и нужен.

— Как мне о вас доложить?

(Первое препятствие — я его не предусмотрел. А может быть, она…)

— Разве вы меня не узнаете?

— Извините. А я должна была вас узнать?

— Скажите, а вы тут давно работаете?

— Немногим больше трех месяцев.

— Вот в чем дело! Скажите Крумпакеру, что здесь Алек Грэхем.

Я не мог слышать, что говорит ей Крумпакер, но следил за выражением ее глаз. Мне показалось что они раскрылись шире; больше того, я был в этом уверен. Однако она только сказала:

— Мистер Крумпакер вас примет. — Потом повернулась к Маргрете. — Могу ли я предложить вам журнал, пока вы будете ожидать? Не угодно ли сигарету с «травкой»?

Тут вмешался я:

— Она пойдет со мной.

— Но…

— Идем, Марга. — И я быстро пошел во внутренние комнаты конторы.

Обнаружить дверь Крумпакера оказалось нетрудно — за ней раздавалось какое-то визгливое кваканье. Оно оборвалось, когда я открыл дверь и придержал ее, чтоб пропустить Маргрету. Когда она вошла в комнату, он завизжал:

— Мисс, вам придется подождать за дверью!

— Нет, — решительно отверг я его предложение и закрыл за собой дверь,

— миссис Грэхем останется с нами.

Он был поражен.

— Миссис Грэхем?

— Удивил вас, а? С тех пор как мы виделись последний раз, я женился. Дорогая, это Сэм Крумпакер, один из моих адвокатов. (Его имя я узнал из таблички на двери.) Как поживаете, мистер Крумпакер?

— З-э-э… Рад познакомиться, миссис Грэхем. Примите мои поздравления. Поздравляю и вас, Алек, вы всегда отличались прекрасным вкусом.

— Спасибо. Садись, Марга, — сказал я.

— Одну минутку, друзья. Миссис Грэхем тут не следует оставаться ни в коем случае. И вы, Алек, это знаете лучше, чем кто-либо другой.

— Ничего я такого не знаю. И на сей раз решил привести свидетеля.

Нет, я не знал, что он жулик, но я уже давно усвоил, что любой человек, который пытается избежать присутствия свидетелей, вряд ли может быть причислен к лику достойных. Поэтому ЦОБ всегда стараются иметь свидетелей и всегда держатся в рамках законности. Так, знаете ли, дешевле обходится.

Марга села. Я уселся рядом. Когда мы вошли, Крумпакер вскочил и сейчас стоял. Его губы нервно подергивались.

— Тогда мне придется известить федерального прокурора.

— Давай, давай, — согласился я. — Подними трубочку телефона и позвони ему. А еще лучше нам обоим посетить его лично. Давай расскажем ему обо всем. При свидетелях. Давай соберем представителей прессы. Но соберем всю местную прессу, а не только ту, которую вы подкармливаете.

(Что мне было известно? Да ничего. Но уж если блефовать, то по-крупному. Внутри меня пробирала дрожь. Этот подонок мог развернуться и броситься в драку, как загнанная в угол мышь. Взбесившаяся мышь.)

— Могу!

— Валяй, валяй! Назовем все имена и расскажем, кто и чем занимался и кто получал денежки. Я готов сделать достоянием гласности все… до того как мне подсыпят в суп цианид.

— Не смей так говорить!

— А кто имеет на это большее право, чем я? Кто спихнул меня за борт? Кто?

— Не смей на меня таращиться!

— Нет, Сэмми, я не думаю, что это сделал ты: тебя там не было. Зато это вполне мог сделать какой-нибудь твой крестник. А? — Я улыбнулся самой широкой и самой дружелюбной из всех своих улыбок. — Шутка, Сэм. Мой старый друг вряд ли пожелал бы мне смерти. Но ты можешь мне кое-что объяснить и помочь выкрутиться из этой истории. Сэм, знаешь, как хреново, когда тебя выкидывают из игры аж в другом полушарии… Так что ты мне кое-что задолжал. (Нет, я все еще ничего не знал… ничего, кроме того очевидного факта, что передо мной сидит тип с нечистой совестью и на него следует давить посильнее.)

— Алек, давай не будем торопиться.

— А я и не тороплюсь. Но мне нужны объяснения. И деньги.

— Алек, даю тебе слово чести, все, что мне известно о случившемся с тобой — когда пароход с помятым носом пришел в Портленд, тебя на борту не было. И мне пришлось проделать весьма нелегкий путь в Орегон, и все это ради того, чтобы стать свидетелем вскрытия твоего переносного сейфа. А там лежала жалкая сотня тысяч, все остальное испарилось. Кто взял деньги, Алек? Кто до тебя добрался?

Он пристально вглядывался мне в лицо; надеюсь, что на нем ничего не отразилось. И все же ему удалось ошеломить меня. Правду ли он говорит? Этот пройдоха соврет — глазом не моргнет. Может, мой друг-эконом или эконом в сговоре с капитаном разграбили шкатулку?

В качестве рабочей гипотезы всегда следует выбирать простейшее объяснение. Этот тип казался мне более способным на ложь, чем эконом на воровство. И было похоже… нет, наверняка капитан должен был оказаться на сцене раньше, чем эконом успел бы залезть в сейф пассажира. Если эти два облеченных ответственностью офицера, рискуя карьерой и репутацией, решились на кражу, то зачем им оставлять в шкатулке сто тысяч долларов? Почему не забрать все? Почему не притвориться, что им совершенно ничего не известно о содержании шкатулки, как это и должно было быть на самом деле? Нет. Тут что-то не то.

— И сколько, ты хочешь сказать, пропало?

— А? — Он взглянул на Маргрету. — Хм… Черт, ладно. Там должно было быть на девятьсот грандов больше. Те деньги, которые ты не передал на Таити.

— А кто утверждает, что я этого не сделал?

— Что? Алек, ты только ухудшаешь ситуацию. Это утверждает мистер Зет. Ты пытался утопить его посыльного.

Я взглянул на него и расхохотался.

— Ах, ты имеешь в виду тех тропических гангстеров? Они пытались получить деньги, не представившись и без расписки. Я сказал им решительно «нет», и тогда этот умник велел своей горилле сбросить меня в бассейн. Хм… Сэм, теперь я все понял. Выясни, кто сел на «Конунг Кнут» в Папеэте.

— Зачем?

— Это тот, кто тебе нужен. Он не только унес деньги, но и столкнул меня за борт. Когда узнаешь, не пытайся добиваться его экстрадиции,[92] а только скажи мне, как его кличут. Остальное я возьму на себя. Займусь им лично.

— Черт побери, но нам необходим этот миллион долларов!

— Думаешь, получишь его? Спорю, он давно уже в руках мистера Зет… только без расписки. Лично я из-за нее имел кучу неприятностей. Не будь идиотом, Сэм, — девятьсот тысяч пропали. Но я требую оплаты своих услуг. Поэтому гони сотню грандов. И побыстрее.

— Что!!! Их удержал прокурор в Портленде в качестве вещдока.

— Сэм, дорогой Сэм, не пытайся учить бабушку, как воровать овечек. Доказательство чего? Кого обвиняют? Против кого возбуждено дело? Какое преступление инкриминируется? Неужели меня обвиняют в воровстве из моего собственного сейфа? Какое преступление?

— Какое преступление? Кто-то спер девятьсот грандов, вот какое!

— В самом деле? А кто подал жалобу? Кто подтвердит, что в сейфе лежали еще девятьсот грандов? Я ведь, разумеется, никому об этом не докладывал, так ктоже может это подтвердить? Бери трубку, Сэм, вызови федерального прокурора в Портленде. Спроси его, на каком основании он удерживает деньги… по чьей жалобе? Давай доберемся в этом деле до истины. Бери трубку, Сэм. Этот федеральный шут гороховый забрал мои денежки, и я намерен вытрясти их из него.

— Что-то, я смотрю, тебе прямо невтерпеж пообщаться с прокурором. Странно слышать такое от тебя.

— Вероятно, заболел острым воспалением честности. Сэм, твое нежелание разговаривать с Портлендом подсказывает мне то, что я так хочу знать. Тебя вызвали туда, чтоб ты действовал в моих интересах, как мой адвокат. Американский гражданин упал за борт. Корабль принадлежит иностранному регистру, и, готов спорить, они обязаны были вызвать адвоката этого пассажира, чтобы произвести официальную проверку имущества пропавшего. Затем все было передано его адвокату, и ты выдал расписку. Сэм, что ты сделал с моими вещами?

— Отдал Красному Кресту. А как же иначе?

— Вот как, а?

— Я хочу сказать, отдал их сразу же, как только прокурор снял с них арест.

— Любопытно. Федеральный прокурор удерживает деньги, хотя никто не подавал жалобы, что какие-то деньги исчезли… А одежду он отдает… хотя единственным возможным преступлением тут могло быть лишь убийство.

— Что?..

— Я говорю о моем убийстве. Кто меня спихнул за борт и кто его нанял? Сэм, мы оба знаем, где деньги. — Я встал и показал пальцем. — Они в этом сейфе. Вот где они должны быть по логике вещей. В банк ты их не положишь: это будет отражено в счетах. Дома не спрячешь: жена может найти. И уж конечно, с партнерами делиться ты не стал. Сэм, открой-ка сейф. Я хочу видеть, лежат там сто тысяч… или миллион?

— Ты с ума сошел!

— Вызывай федерального прокурора. Пусть он станет свидетелем!

Я так разозлил его, что он не мог говорить. Руки у него тряслись. Это небезопасно — так раздразнить маленького человека, хотя я и превосходил его дюймов на шесть по росту и соответственно по весу и другим параметрам. Сам он на меня не нападет — он же юрист, но теперь, проходя в дверь или сворачивая за угол, мне придется постоянно оглядываться с опаской.

Настало время его немного охладить.

— Сэм, Сэм, не принимай сказанное так близко к сердцу. Уж очень ты на меня навалился… вот я и дал тебе сдачи. Только одному Господу известны пути прокуроров… Мерзавец, должно быть, присвоил деньжонки в надежде, что я утонул и никогда не подам жалобу. Что ж! Поеду в Портленд и нажму на него как следует.

— Там выдан ордер на твой арест.

— Вот как? По каким же таким обвинениям?

— Совращение путем обещания вступить в брак. Женщина из команды корабля. — У него все-таки хватило совести бросить на Маргрету извиняющийся взгляд — Простите, миссис Грэхем. Но ваш муж первым задал вопрос.

— Все в порядке, — сказала она сухо.

— А я ходок, верно? Как она выглядит? Красива? Как ее имя?

— Я ее никогда не видал, ее там не было. Имя? Какое-то шведское, что ли. Гундерсон. Вот как! Маргрета С. Гундерсон.

Маргрета, Бог да благословит ее сердечко, даже не пискнула, хотя ее и обозвали шведкой. Я удивленно вскричал:

— Меня обвиняют в том, что я соблазнил женщину… на борту судна, плавающего под иностранным флагом где-то в южных морях… И потому в Портленде, штат Орегон, выдан ордер на мой арест? Сэм, какой же ты юрист? Позволить выдвинуть против своего клиента подобные обвинения!

— Я ловкий юрист, вот какой. Как ты только что сказал сам, пути прокуроров неисповедимы. Свои мысли они прячут глубоко-глубоко, пока не приходится пускать их в ход Просто обо всем этом не было смысла спорить, поскольку ты умер или во всяком случае мы так считали. Я и сейчас соблюдаю твои интересы, а потому сообщаю тебе то, что ты должен знать, дабы не вляпаться в грязную историю. Дай мне время, и я все улажу. Вот тогда и поезжай в Портленд.

— Что ж, звучит разумно. А здесь никаких более серьезных обвинений против меня не существует?

— Нет. Вернее, и да и нет. Расклад тебе известен: мы заверили их, что ты не вернешься, поэтому они посмотрели сквозь пальцы на то, что ты уехал. Но теперь ты вернулся. Алек, нельзя допустить, чтобы тебя видели здесь. И вообще в Техасе. Да и в Штатах, если говорить прямо, тоже. Пойдут слухи, и против тебя выдвинут прежние обвинения.

— Я невиновен.

Он пожал плечами:

— Все мои клиенты невиновны. Я действую в твоих интересах, так сказать, по-отечески. Уезжай из Далласа. Если скроешься где-нибудь в Парагвае, то это будет совсем хорошо.

— Как это? Да у меня ни шиша нет. Сэм, мне нужны зелененькие.

— Разве я когда-нибудь тебе отказывал? — Он вынул бумажник, отсчитал пять стодолларовых банкнотов и выложил передо мной.

Я поглядел на них.

— Это еще что? Чаевые? — Я взял бумажки и положил их в карман. — Этого не хватит даже до Браунсвилла. Покажи-ка мне настоящую монету.

— Заходи завтра.

— Перестань валять дурака, Сэм. Открой сейф и дай мне настоящие деньги. Или завтра я пойду не сюда, а к парню из федерального управления и запою там, как поют ма-а-аленькие птички. После того как мы с ним договоримся — а это произойдет обязательно, ведь феды любят свидетелей обвинения, поскольку только таким путем им с грехом пополам удается выигрывать свои дела, — я поеду в Орегон и получу там свою сотню грандов.

— Алек, ты мне угрожаешь?

— Ты блефуешь, я блефую. Сэм, мне нужна машина. И я имею в виду вовсе не какой-нибудь помятый «фордик». «Кадиллак». Не обязательно новый, но чтоб смотрелся как картинка, чистенький и с хорошим мотором. «Кадиллак» и несколько тысяч, и тогда к полуночи мы будем уже в Ларедо, а утром — в Монтеррее. Я звякну тебе из Мехико-Сити и сообщу адрес. И если ты действительно хочешь, чтобы я убрался в Парагвай и там осел, переведи мне денежки на федеральную столицу, и я до нее доберусь.

В общем не все вышло по-моему, и мне пришлось согласиться на подержанный «понтиак» и покинуть офис с шестью тысячами долларов наличными и инструкцией явиться на такую-то площадку, где торгуют подержанными автомобилями и где мне будет подготовлен подходящий вариант; Сэм туда заранее позвонит и договорится обо всем. Он согласился также звякнуть в отель «Хайтс», заказать нам номер для новобрачных и распорядиться, чтобы его придержали некоторое время; вернуться же в офис Сэма я должен был завтра в десять утра. Но я наотрез отказался вставать так рано.

— Пусть будет одиннадцать. У нас все еще медовый месяц.

Сэм хмыкнул, хлопнул меня по спине и согласился.


Выйдя из коридора, мы направились прямо к лифтам, но я миновал их и, пройдя футов десять дальше, открыл дверь, ведущую на пожарную лестницу. Маргрета следовала за мной, храня полное молчание, но, когда мы оказались на лестничной площадке, где никто из офиса нас слышать не мог, она шепнула:

— Алек, этот человек тебе не друг.

— Да, ты права.

— Я боюсь за тебя.

— Я за себя тоже побаиваюсь.

— Я страшно боюсь. Я боюсь за твою жизнь.

— Любимая, я тоже боюсь за свою жизнь. И за твою тоже. Ты будешь в опасности все время, пока не покинешь меня.

— Но я никогда не покину тебя!

— Я знаю. Что бы ни случилось, мы будем вместе.

— Да. Какие у нас теперь планы?

— Мы немедленно отправимся в Канзас.

— О, прекрасно! Значит, мы не едем в Мексику?

— Дорогая, я же не умею водить машину.

Мы спустились в подземный гараж, а оттуда по пандусу вышли на боковую улочку. По ней мы прошли несколько кварталов от Смит-Билдинг, сели в проезжавшее мимо такси, добрались до вокзала «Тексас энд Пасифик» и пересели на стоянке такси в другую машину. А оттуда поехали в Форт-Уэрт, что в двадцати пяти милях к западу от Далласа. За все время путешествия Маргрета не проронила ни словечка. Я не спрашивал, о чем она думает, ибо знал; трудно быть счастливой, узнав, что парень, в которого ты влюбилась, замешан в грязных делишках, от которых так и несло гангстерами и рэкетирами. Я поклялся, что никогда с ней об этом не заговорю.

В Форт-Уэрте я попросил таксиста высадить нас на самой шикарной торговой улице, предоставив ему самому выбрать место. Потом сказал Маргрете:

— Дорогая, я хочу купить тебе увесистую золотую цепочку.

— Боже мой, милый, да мне она вовсе не нужна.

— Она нужна нам. Марга, когда я впервые попал в этот мир и оказался вместе с тобой на «Конунге Кнуте», я узнал, что бумажные доллары здесь дешевы, так как не имеют золотого обеспечения — цены, которые я видел сегодня, это подтверждают. Если снова произойдет превращение (а мы от него не застрахованы), то даже здешние металлические деньги — четвертаки и даймы — в другом мире ничего не будут стоить, ибо в них нет ни грамма настоящего серебра. Что же касается бумажек, полученных от Крумпакера, то это просто туалетная бумага. Их нужно обратить в нечто другое. Мы начнем с золотой цепи, и отныне ты не снимешь ее даже в постели, даже в ванне, если не захочешь обмотать ее вокруг моей шеи.

— Понимаю. Ты прав.

— Мы купим еще кое-какие золотые украшения потяжелей для каждого из нас, а потом я попробую найти лавочку нумизмата и купить у него несколько серебряных «колес», а может быть, и золотых монет. Главная цель — отделаться от всех этих дурацких бумажек в течение ближайшего часа. Почти от всех, кроме той суммы, которая нужна на покупку двух автобусных билетов до Уичито в Канзасе — это триста пятьдесят миль к северу отсюда. Как думаешь, ты выдержишь ночную поездку в автобусе? Я хочу, чтобы мы выбрались из Техаса как можно скорее.

— Конечно! Ох, милый, я так хочу выбраться из Техаса! По правде говоря, я жутко боюсь до сих пор.

— Если по правде, то не ты одна.

— Алек, я не принимала ванну уже четыре дня.

Мы нашли ювелирный магазин, мы отыскали нумизматическую лавчонку — и я истратил почти половину бумажек, оставив другую на оплату дороги и прочих нужд в этом мире: например, ужина, который мы съели, как только магазины начали закрываться. Тот гамбургер, которым мы закусили в Гейнсвилле, казалось, был съеден где-то совсем в другом времени и пространстве. Затем я узнал, что существует автобус на север: Оклахома-Сити — Уичито — Салайна, отправляющийся в десять часов тем же вечером. Я купил билеты и заплатил сверху по доллару за каждый, чтобы нам зарезервировали определенные места. После этого я принялся швырять деньги, как пьяный матрос: снял номер в отеле напротив автобусной стоянки, хотя и знал, что меньше чем через два часа нам придется его покинуть.

Сделать это стоило. Мы искупались в горячей воде. Каждый из нас по очереди оставался полностью одетым и держал в руках одежду другого, драгоценности и все деньги, в то время как этот другой голым отмокал в ванне. Моя бритва тоже охранялась, так как она стала для нас талисманом, с помощью которого мы перехитрили Локи с его злобными выдумками.

А еще у нас обоих было новое чистое белье, купленное попутно, пока мы занимались превращением бумажных денег в валюту.

Я надеялся, что у нас выдастся время и для любви, но нет — к тому часу, когда я помылся и обсох, уже нужно было быстренько одеваться и выписываться из отеля, чтобы успеть на автобус. Ну ничего, случай еще подвернется. Мы забрались в автобус, опустили спинки кресел, и Маргрета тут же положила голову мне на плечо. Когда автобус тронулся на север, мы уже спали.

Я проснулся довольно скоро, так как дорога стала уж очень ухабистой. Мы сидели сразу же за водителем. Я наклонился вперед и спросил:

— Это что — объезд?

Я не мог припомнить ни одного скверного участка на этой дороге, ведь мы ехали по ней на юг всего двенадцать часов назад.

— Нет, — сказал он, — мы пересекли границу Оклахомы, вот и все. В Оклахоме асфальта маловато. Он положен только возле самого Оки-Сити, да еще между тем местом, где мы сейчас находимся, и Гатри.

Наш разговор разбудил Маргрету; она потянулась.

— Что случилось, милый?

— Ничего. Просто Локи снова забавляется. Спи спокойно.

Загрузка...