Время приблизилось к семи, когда мы закончили надраивать нашу комнату. Конечно, до идеала она была неимоверно далека, но для места, в котором могут преклонить голову двое уставших юношей — годилась.
Без пятнадцати семь мы вышли из своей комнаты и постучались к Жене с Рахимом и Нине с Алёной. После этого дружной толпой, под наблюдением гомункулуса, мы двинулись в сторону столовой.
По пути нам попадались другие студенты. По шапочкам на их головах можно было судить о принадлежности к тому или иному факультету.
Насколько я успел выяснить, то черные, самые малочисленные шапочки, носили только будущие некроманты.
«Магическое право» носило оранжевые головные уборы, словно подчеркивая свою принадлежность к золотому оттенку богатства. «Воинское» отделение, в основном состоящее из мужчин, красовались красными шапками. Будущие целители покачивали кисточками на зеленых шапочках. Мистики могли похвастаться голубыми верхушками, а вот историки таскали суровый фиолетовый цвет.
И вся эта цветная мешанина двигалась в сторону столовой. Студенты шли в основном чинно, поглядывая на окружающих с таким лицом, как будто кто-то пернул у них перед носом, и они по запаху пытались угадать — кто этот подлец?
От рыжего простолюдина, который «неудачно спустился», не осталось и малейшей капельки крови. Герб академии продолжал радовать глаз своими формами. Но вот тот мальчишка… Его как будто и не было вовсе. Однако, я ловил взгляды поднимающихся, брошенных на ТО САМОЕ место.
Подъем на седьмой этаж не занял много времени. Всё-таки молодые тела справлялись с этим лучше, чем у тех же престарелых преподавателей, которые не поднимались по ступеням, а возносились с помощью небольших облаков.
Для Мишки было удивительным увидеть, как на ровном месте сгущался туман и превращался в небольшую площадку, которая беспрестанно курчавилась дымовыми языками. Потом на эту площадку наступали ноги преподавателя, и он плавно возносился вверх, к седьмому этажу.
Ну да, удобно. Конечно, это не лифт, но зато какая экономия электроэнергии.
Мы поднялись и оказались в широком коридоре, украшенном портретами незнакомых людей. В основном это были пожилые люди. Мишка шепнул, что это прошлые ректоры Академии Золотого Сечения. Они сурово смотрели на идущих студентов. Их тяжелые взгляды воровали даже сами мысли о веселье, не говоря уже об улыбках и каком-либо намеке на шутку.
Мягкий ковер под ногами скрадывал шум шагов. Студенты двигались бесшумно, словно привидения. Благо идти было недалеко и вскоре перед нами открылся большой зал столовой.
Зал был и в самом деле большой. Он был создан в виде огромной полусферы. Его стены, плавно переходящие в потолок, были подвергнуты заклинанию иллюзии. Сейчас шесть разноцветных вытянутых столов находились посреди огромной летней лужайки. В отдалении шелестели зеленые верхушки деревьев, по небу плыли белые облачка, а теплое солнце неторопливо клонилось к закату. Даже под ногами шелестела зеленая трава. Я видел, как мои ботинки проходят сквозь иллюзию одуванчика, но вид был весьма реалистичным.
— Ого, как же круто, — выдохнул Мишка, оглядываясь по сторонам. — Как будто в живую природу попал. Даже ветерком повеяло, чуешь?
В моей прошлой жизни я приказал создать комнату голограммы в собственном дворце. Там по желанию можно было воссоздать тысячи мест, где я побывал. Иногда тянуло побродить по знакомым местам и воссоздать те ощущения. Так вот столовая напоминала эту самую комнату, только вряд ли человечество дошло до создания такой вещи, как голографический амбулятор. Скорее, тут тратится очень много магической энергии на поддержание иллюзии.
— Ага, чую. Симпатично сделано, — хмыкнул я в ответ.
— Вон там наш стол, — показала Нина на черный стол.
За этим столом находилось студентов гораздо меньше, чем за другими столами. Не больше пятидесяти, когда за другими находилось больше двухсот человек.
На холме перед цветными деревянными площадками находился стол для преподавателей. Он был накрыт белой скатертью и этой белизной разительно отличался от остальных столов. К холму приплывали белые облачка, подвозящие преподавателей.
За столом «Магического права» я заметил Лисицкого. Он увидел, что я на него смотрю и показал снова жест, который как-то использовал чернобородый из телефона. То есть провел пальцем по шее.
У меня что шея снова грязная? Я потер пальцами, но нет, кожа была чистой. Чего они так делают? Дразнятся, что ли?
Ровно в семь часов раздался звук колокола. Он вибрирующим звоном раздался по душам студентов. Как только он затих, то в иллюзии летнего луга сомкнулся вход из коридора, закрыв доступ в столовую возможным опоздавшим.
Иллюзия стала полной. Кто опоздал, тот останется голодным. Мне это понравилось. В мирное время прием пищи должен быть всегда регламентирован. Иначе возникнет хаос, разброд и анархия.
Я уселся на жесткую скамью за черным столом. Заметил, что на столе находятся небольшие выпуклости, похожие на шляпки грибов. И эти выпуклости поблескивали, словно были вытерты тысячами прикосновений рук.
Студенты перешептывались, показывали друг на друга, на летающего в постепенно желтеющей вышине ястреба. Все ждали вступительного торжественного слова.
Над преподавательским столом поднялся ректор Академии Золотого Сечения профессор Виктор Семенович Вертинский. Он поднял руку, требуя тишины.
И конечно же студенты смолкли. Все как один замолчали, внимая той мудрости, которая должна была вот-вот политься из ректорского рта.
— Добрый вечер, дорогие студенты. Неизмеримо рад видеть вас всех в добром здравии и хорошем настроении. Наша академия выпустила из своих дверей очень много достойных людей…
После этих слов я начал слушать его вполуха, разглядывая других студентов в поисках потенциально опасных людей. А что? Обычно приветственные речи звучат одинаково. Всегда оратор рад, потом счастлив, потом доказывает крутизну своего места и так далее, так далее, так далее. Многое из того, что мог сказать ректор я слышал на тысячах других ужинах и банкетах.
О правилах поведения ректор сказал, что после одиннадцати вечера по Академии лучше не шастать во избежание появления несчастных случаев. При этом он посмотрел на черный стол, а сидящие за ним студенты старших курсов почему-то понурились.
Также было сказано, что без сопровождения преподавателей лучше не приближаться к Огненному Озеру. Также большая просьба не соваться в Дремучий Лес, и не пытаться забраться на Высокую Гору. А ещё без сопровождения не стоит ходить в Заповедные Луга. В остальном можно ходить там, где заблагорассудится.
Во время его речи иллюзия показала неторопливо горящее озеро, от которого отлетали искры. Потом оно сменилось густым лесом, куда даже ветер не мог проникнуть, не поцарапавшись о ветки. Красные глаза пылали в лесной темноте. Высокая Гора посверкивала металлическими отблесками, возле её верхушки кружили могучие птицы с головами львов. Заповедный Луг кишел цветами разнообразных оттенков. Я видел, как под цветочным ковром что-то вспучилось и пропало, словно там проползло что-то необыкновенно большое.
Мда, ну и названьица, скажу я вам. И всё это сказано с таким пафосом, словно там расставлены смертельные ловушки или ходят загадочные существа, которые только и мечтают сожрать студентов.
После ректора ещё выступали деканы факультетов. Хорошо ещё, что они обошлись краткими поздравлениями, а не стали рассыпаться в тонкостях обучения.
Славословия закончились, когда снова встал профессор Вертинский и провозгласил:
— Положите руки на выпуклости столешницы и подумайте о тех блюдах, которые вы хотели бы сейчас поесть. Учтите, что выпуклости заодно проверяют характеристики вашего тела, массу, состояние жидкости, жира и прочего. Регуляторы соотнесут характеристики с меню, и вы получите ровно столько углеводов, белков и жиров, сколько нужно для оптимальной жизнедеятельности. Если вы слишком худой, то регуляторы помогут набрать вес, а если слишком полный, то вес окажется сброшен. Вы будете есть любимую пищу, и она будет невероятно полезной для вас. Да, Академия заботится о своих студентах. Приступайте!
Положив руки на выпуклости, я ощутил легкое покалывание, как будто к выпуклостям были подведены провода с током. Мишка даже сперва отдернул руки, но потом, глядя на независимое лицо Нины, положил руки обратно.
Я не стал выбирать своё любимое блюдо из прошлой жизни. Думаю, что моё нынешнее тело неспособно выдержать огненную плазму и металлические грушидзы. Поэтому я представил обычную кашу и хлеб. Благо всё это я уже пробовал в доме мамы.
Зазвучала негромкая музыка. Что-то струнное и приятное уху. После этого со стороны облаков на небе начали вылетать небольшие цветные подносы. Эти подносы плавно опускались с «неба» и вставали перед студентами.
Черные подносы приземлились на наш стол.
— Ого, ничего себе, — вздохнул Мишка. — Курица-гриль, картошка и огурцы. Офигеть, а ведь я просто попытался представить вкуснятину.
Я взглянул на его поднос. Что-то поджаренное, напоминающее бумеранг. Рядом белая масса, напоминающая плевок стигариута. Зеленые продолговатые плоды, выпирающие пупырышки на кожуре.
— Дашь попробовать? — спросил я. — Вдруг понравится?
— А ты что, никогда такого не ел? — спросила Нина, сидящая по другую сторону от меня.
— Аркаша всё это пробовал, но просто забыл. У него… Кратковременная потеря памяти, — пояснил Мишка.
— А-а-а, это бывает, — понимающе поджала губы Нина.
Перед ней приземлились вареные мешочки из теста, поджаренные кусочки мяса на полосах стали, заостренных с одной стороны. Также в красной тарелке желтела какая-то жижа, посыпанная мелко порубленной зеленью.
— А что у тебя? Как называется? — спросил я.
— Хинкали, шашлыки и харчо. Я привыкла есть это дома, вот и заказала сейчас. А что? Наши родители достаточно платят за эту академию, чтобы отказывать себе в чем-то. Вот только обычно я ем больше, а сейчас… Жмоты, зажали ещё две хинкали и супа налили с гулькин хрен, — проговорила Нина.
— Дашь попробовать? — спросил я.
— Да. Конечно, — хмыкнула Нина.
Она взяла полоску стали с насаженным на неё кусочком мяса и попыталась стянуть один кусок в мою тарелку с хлебом. Увы, как бы она ни пыталась этого сделать, ничего у неё не получалось. Куски оказались намертво приклеенными к полоске стали. Зато над своей тарелкой она с легкостью стряхнула один из кусочков. Однако, перенести на мою тарелку этот кусок не получилось. Когда же я попытался проткнуть кусок вилкой, то он стал словно из титана и напрочь отказывался протыкаться.
— Похоже, что не судьба.
— Да, скорее всего профессор был прав и еда, предназначенная для одного человека, только ему и достанется, — хмыкнул я в ответ.
— Вот одно из тех чудных открытий, которое вам предстоит ещё сделать, — сказал студент из старшей группы, сидящий чуть поодаль от нас. — Есть вы будете только то, что заказали сами. Делиться не получится — это один из первых уроков Академии. То, что предназначено вам, предназначено только вам и отдавать другому его нельзя.
— Мы так и поняли, — кивнул я в ответ.
— Вам ещё многое предстоит узнать и понять. Насыщайтесь. Сегодня ночью вам понадобятся силы, — проговорил студент и отвернулся.
— Что ты хочешь сказать? — спросил я его, но в ответ он сделал вид, что полностью ушел в поглощение пищи.
— Эй, что ты хочешь сказать? — повторил я громче.
На меня обернулись. Декан нашего факультета грозно взглянул на меня со своего места за преподавательским столом и прикоснулся пальцем к губам.
Да что они всё знаками-то общаются? Это что за знак? У меня губы испачканы?
— Тише, Аркаша, — проговорил Мишка. — Во время еды нужно молчать и есть. Даже поговорка такая есть, что «когда я ем, я глух и нем».
— А мне нравится другая поговорка, — сказала Нина и улыбнулась. — Когда я кушаю, я говорю и слушаю!
Да уж, странные всё-таки люди создания. Полны противоречий, недосказанностей и тайн. Строят из себя невесть что, а потом сами страдают из-за того, что их неправильно поняли.
Сказал бы Чернов, что мне нужно заткнуться и я бы понял. Зачем ещё показывать жесты?
Однако, я понятлив и заткнулся. Сохранил в уме напоминалочку о том, что ночью что-то произойдет.
После этого тоже предался вкушению пищи. Каша была точно такой же, какой я себе её представил. Да и хлеб походил на тот, который я ел в квартире мамы.
Ужин прошел под легкую музыку. Он занял ровно полчаса. Когда тот или иной студент заканчивал еду, он клал столовые приборы на поднос и тот взмывал в воздух. Подносы улетали в облака.
В это время иллюзия солнца почти полностью скрылась за горизонтом. Последние лучи скользнули по верхушкам далеких деревьев, потом окрасили иллюзорные облака и потухли за горной грядой.
— Ну что же, господа студенты, на этом наш ужин закончен. Вы получили основные знания о поведении в Академии Золотого Сечения, — проговорил профессор Вертинский, когда последние подносы отправились в воздух. — Дополнительную информацию вы получите у своих деканов и преподавателей.
— Что-то странно для академии богатеньких сынков, — хмыкнул я. — Слишком много ограничений — туда не ходи, сюда не ходи, этого не посещай, того не трогай.
— Это нужно для приучения к суровым реалиям жизни, — сказала Нина. — Без определенных ограничений даже самые могущественные и богатые аристократы быстро теряют связь с реальностью. А потеря связи приводит только к одному — к разорению аристократа и уничтожению рода. Мы всегда должны помнить об ограничениях…
Я хмыкнул. Что же, в её словах есть определённая логика. В самом деле, обезумевший от безраздельной власти человек может забыть о тех людях, за которых он ответственен. И попытавшись пойти вверх, может произойти очень много плохого.
Мы выбрались из-за стола и направились к выходу. Остальные студенты тоже неспешной струйкой потянулись туда же.
Вряд ли случайно мы оказались рядом с идущим Павлом Лисицким. Рядом с ним двигались трое молодых людей с тупыми лицами, но могучими мускулами. Им бы самое место на «Воинском» факультете, но они предпочли носить оранжевые шапочки, как и сам Лисицкий. Он окинул нас презрительным взглядом и хмыкнул:
— Вот уж никогда не думал, что буду есть в одном помещении с подобным отребьем.
— Да, это великая честь для тебя. Думаю, что её оказали исключительно за денежки твоего отца, — парировал я.
— Что? Как ты смеешь так разговаривать со мной? — вспыхнули щеки Павла. — Да я…
Его рука вспыхнула ярким пламенем. Я на всякий случай приготовил металлический шар. У меня получалось создавать его лучше всего остального.
— Что тут у вас происходит? — раздался голос декана позади.
Тут же рука Лисицкого потухла, а мой шар растаял в воздухе. Профессор подплыл к нам на летающем облаке. Мишка украдкой даже попытался пощупать это воздушное судно, но его рука прошла сквозь дымчатую материю.
— Мы друг другу фокусы показываем, — совершенно серьезно ответил сын князя. — Вот, я, например похвастался, что у нашего рода лучше всего получается обращение с огнем.
— А я хотел создать металлический кулак, а получилось сделать шар, — развел я руки в стороны. — Не совсем хорошо владею магией.
— Да, простолюдины владеют магией хуже аристократов. Я понимаю, господа, что у вас основная часть жизни завязана на добыче пропитания и денег для оплаты жилья. Аристократы в этом отношении обладают большим запасом времени. Но я думаю, что у вас теперь будет достаточно времени, чтобы лучше овладеть навыками магии. Ах да, господин Иванов, я не забыл о своём долге. Вот ваш кристалл. Не знаю, для чего вам этот пустой камень, ведь вы могли просить у меня о больше, но вот… — с этими словами профессор протянул мне небольшой шелковый мешочек.
Я кивнул, принимая кристалл. На моей шее чуть дернулась веревочка. Мой кусочек кристалла почувствовал близость сородича.
— Что же, не буду вас задерживать, господа, — кивнул профессор и удалился.
— Я тоже не буду вас задерживать, — хмыкнул я и помахал рукой Лисицкому с его людьми.
— До встречи ночью, — процедил сын князя.
— Не, ночью я сплю, а не встречаюсь с мальчиками, — ответил я.
Этот ответ почему-то насмешил Нину и Алёну.
Лисицкий презрительно сморщился и двинулся на свой этаж. Мы же пошли в самый низ.
Что-то затевалось ночью, и я должен был к этому приготовиться.
Кое-что я приготовил, но не был готов к тому, что наша комната неожиданно наполнилась газом со сладковатым запахом.