Меня грубо толкнули в плечо, кажется локтем. Это было так неожиданно что я подскочил на месте.
Никто не засмеялся. Мы уже не в том возрасте чтобы смеяться с подобного, к тому же половина группы сама клевала носом или склонила голову над экраном телефона. Сокурсники немного поулыбались, прозвучала пара шуток в духе «Максимка опять уснул» или «всю ночь мешки таскал». Последнее чистая правда, я подрабатывал простым физическим трудом, а на парах скорее отдыхал, чем учился. Учился же я в основном на выходных и перед сессией. Но это совсем другая история.
Лекция продолжилась, и я снова заклевал носом. Особенности высшей математики меня не сильно интересовали, да и большую часть группы тоже, преподаватель заметил это и перешел на профессорские анекдоты и жизненные примеры с целью нас немного расшевелить и замотивировать.
Мои глаза открылись во второй раз, звонок с пары всегда будил меня мгновенно и побуждал скорее идти домой. Только вот вся аудитория сидела. Мертвецки бледные лица и белые мертвые глаза смотрели на меня внимательно и не моргая. Ужас пронзил меня насквозь, неужели я забыл, что в мире творится? Один, без оружия против них всех, какие у меня шансы?
— А ты молодец Максимка, выжил. — Произнес замогильным голосом преподаватель. Его мертвый рот едва открывался, а клыки стучали один о другой.
— А вот мы все мертвы. — Вторила ему староста.
Повисла гробовая тишина пока я пытался осознать происходящее.
— Присоединяйся к нам, зачем тебе эта жизнь? — Меня подначивал один из местных «весельчаков», ох уж эти его шутки. Правда в его мертвом голосе веселья было как совести у политиков.
— Борьба, страдания, горести. В посмертии нет ничего из этого, ты подумай.
Они встали со своих мест, группа окружила меня. Я старался не подавать виду, в конце концов что они мне сделают здесь? Но трясущиеся руки выдавали меня с головой.
— Ты называешь это упокоением? Лицемер! Ты думаешь смерть приносит нам покой? — Тон старосты был истерическим и полным яда. Ее мертвые бледные глаза сверкали чистой ненавистью.
— Ты столкнул меня в окно. Тебе понравился мой полет? — Сказал незнакомый парень. Хотя нет, я его знаю, хоть он и не студент. Я и вправду столкнул его с высоты, но он был зомби в тот момент.
— Тебе было весело, когда ты нас убивал? — Жанна, местная инстаграмщица, ты мне никогда не нравилась, но увидеть тебя мертвую и гуляющую по улицам было неприятно. Тогда я думал, что убить тебя будет милосердием, а сейчас вот уже ни в чем не уверен.
— А когда мы висели на стальных штырях в твоих ловушках, когда горели заживо тебе было весело? — Мне практически кричал это в лицо Степан, мой сосед по парте, хороший был парень, давал списывать. Я и вправду нашел его труп в моей ловушке на прошлой неделе. Даже похоронил как человека.
— Это такой новый вид спорта? Я слышала это называется «зомби убийство недели». Даже призы дают. Участвуешь?
— Наверное убивая нас ты чувствовал себя таким крутым. Сжигал, травил, расстреливал, у тебя богатая фантазия. — Их голоса сочились ядом и были полны ненависти. Многие бы на моем месте просили прощения или раскаивались. К счастью, я знаю где я и что происходит.
— Внимание учащиеся, Максим Козлов вызывается к декану. Повторяю, максим Козлов к декану.
Сокурсники расступились. Преподаватель лишь сухо добавил.
— Тебе повезло.
Я пулей вылетел из аудитории и бегом бросился в кабинет декана.
— Беги трус. Вечно бегать ты не будешь. — Крикнули мне в след жутким голосом.
Говорят, во сне все равны. Теперь я убедился в этом на своей шкуре. Забавно. Я осознаю, что это сон и совсем его не контролирую, точнее только собственные действия. Такое уже было, в прошлый раз я побывал в парке, а теперь здесь. Кажется, я знаю кого застукаю в кабинете декана.
— Не смотри на меня так удивленно. Награда всегда находит героя. Лучше присаживайся. Поговорим.
В кресле декана сидел дедуля. Тот самый дедуля что играл в парке на гитаре для меня, тот самый что говорил загадками, а отгадки обещал потом.
Я послушно сел на стул напротив него, расслабленно положил ногу на ногу и приготовился слушать что она скажет.
— Ты не торопился.
— Вообще–то я бежал.
— Я не об этом.
— Попаду ли я сюда зависит от меня?
— Да, но ты пока этого не понимаешь.
— Так объясните.
— Ты точно хочешь это узнать?
— Я хочу услышать хоть что–нибудь. Неприятно, когда интрига сохраняется долго, а потом получаешь «пшик».
— Что ж, тогда я объясню. Когда твой разум долго работает и формирует образы, идеи, планы и т. д. Когда ты добиваешься истинного понимания чего–либо твои мысли обретают почти материальную форму. Настолько материальную что их можно даже пощупать. Давай для удобства будем называть эти нашедшие материальное воплощение мысли «концепциями». Чем больше концепций ты вырабатываешь, тем более ценным ты считаешься.
— Ценным для кого? Для системы?
— Нет, она стоит над всеми нами. В любом случае я ответил на твой вопрос.
— Да, и как же появление концепций связано со мной и этим местом?
— Концепции формируешь ты. Ты из тех, кто много думает и наконец приходит к пониманию происходящего, это для нас ценно. Что касается этого места то оно подстегивает тебя, позволяет шагать дальше более уверенно. Задает темп и направление. Вспомни, после нашего предыдущего разговора ты многое поменял в своей жизни. Конечно, это было твое решение сон лишь подстегнул тебя.
— Теперь вы снова направляете меня на выгодный вам курс?
— На выгодный тебе.
— Я молод, но не настолько чтобы верить в альтруизм.
— Ха–ха, а не альтруизмом ли продиктованы твои последние поступки? Ну, не важно, я не об этом хотел поговорить.
— Забавно, вы рассказали мне то, что хотели и обставили все так как будто я сам спросил. Я должен был почувствовать себя обязанным вам?
— А ты умный парень. Быстро учишься. Потому я с тобой и говорю.
— И что теперь? Вы посвятите меня в свои дивные планы по спасению миллиардов живых существ?
— Бери выше, триллиардов. Нет, пока не посвящу. Ты и так узнал очень много, обдумай это, наша следующая встреча будет гораздо более серьезной. К тому же скоро твоя очередь подойдет.
Я так и думал, но кое–что интересное он мне поведал. «Концепции». «Система стоит над всеми нами», он ведь явно не про человечество.
— Вы говорили, что никуда не уходите?
— Верно. Но то, что я есть дома еще не значит, что зову в гости.
— Кто ходит в гости по утрам…
— Тот поступает мудро. Я тоже люблю эти цитаты, но у тебя совсем мало времени, спрашивай и я отвечу.
— Скажите. Зомби… они страдают?
— Признаюсь я удивлен таким вопросом. А они сами тебе не сказали?
— Твою мать…
— Не нужно жалеть врага. Они тебя не пожалеют.
— Даже на войне должны быть правила хорошего тона.
— Смотря с кем воюешь. Это не тот случай. Наше время вышло. Молодец что не терял его даром и бежал сюда на всех парах, мы успели немного поговорить.
— Неприятно быть марионеткой.
— По крайней мере ты когда–то был свободен. А я вот таким похвастать не могу. Еще увидимся.
Меня разбудил толчок в бок, глаза открылись, я проснулся.
— Его очередь подошла, а он сидит спит, чуть разбудила. Ишь нашелся птиц важный, иди давай, не задерживай. Что за молодежь пошла? — Бабуля возмущалась, ее право. Пусть старики зудят и ругаются, что им еще остается, жизнь то прожили.
Я подошел к стойке регистрации. Меня поприветствовала девушка в офисной одежде.
— Вы к нам надолго?
— Зависит от вас.
— Тогда заполните полный бланк пожалуйста.
Стандартные вопросы, стандартные ответы. Никого не убивал, зомби видел только по пятницам, уровень пятый, ничего не знаю и не умею, способностей и класса нет, пустите пожить. Такая анкета гарантирует минимальное внимание к моей персоне. Глупцов что написали правду уже вербуют и обхаживают в соседней палатке. Вербуют в стиле «или в армию или за дверь».
Через десять минут бюрократических процедур я покинул большую палатку в таможенной зоне, где сидел и спал пять часов дожидаясь своей очереди. Наконец я смог войти внутрь.
Войти на территорию военных.
Меня приветствовали грязные унылые улочки, наполненные торговцами, нищими и грязными и уставшими людьми. Я нарочно вошел можно сказать не с главного входа, чтобы не привлекать внимания. Потому оказался не в чистенькой и прибранной парадной части, куда прибывает большинство новичков, а здесь, в обители бедности. Зато я сходу вижу, как идут дела.
Я сжалился и дал еды нескольким нищим, пока никто другой не видел. Старики и калеки, точнее настоящие калеки, а не фальшивые, не должны сидеть на краю дороги и просить у прохожих подаяния. Я понимаю, что ситуация тяжелая, но неужели нельзя организовать людям хотя бы минимальные пайки? Еда ведь теперь падает с зомби, минимально кормить население вполне реально.
От упоминания о минимальном пайке меня чуть ли не за грудки трясли с вопросом «где такое бывает»? Пришлось врать что нигде. А когда я закинулся об электричестве одна женщина расплакалась, а другие потупили взгляд. Похоже блага цивилизации здесь не доступны почти никому и виноваты в этом, мне кажется, кажется, вовсе не обстоятельства. За пару монет мне показали и рассказали, где можно снять жилье. Несколько раз из–за углов на меня чуть ли не вешались женщины разной степени худобы или старости. Дела здесь и вправду идут очень плохо.
Дважды меня останавливал военный патруль. Автоматы, бронежилеты, рации. Все по высшему разряду. Проверяли документы, как будто им делать больше нечего или шпионов ищут? Так сюда любой может пройти. Любой же может устроить здесь диверсию. Ладно, это их дело, желания иметь с ними что–то общее уменьшается с каждой минутой. А ведь иметь с ними дела придется.
Я дошел до дома, где можно снять квартиру. Бывшая гостиница, в лучшем случае три звезды. Теперь скорее две. Я вошел внутрь и остановился у стойки регистрации. Там меня приветствовала бабуля лет семидесяти. Старая, но бойкая. В трезвом уме и при доброй памяти как говорится.
— А денег то у тебя на номер хватит, парнишка?
— Хватит. — Я высыпал перед ней небольшой мешочек с тугриками. Оплаты хватит на неделю вперед с трехразовым питанием.
— Пойдем–ка в моей кабинет парень. Потолкуем.
— Ну пошлите.
Какая мне разница где пережидать несколько часов?
Софья Павловна, так ее зовут уже наливала нам чаю. А вот к чаю ничего не полагалось, еды здесь не густо, а судя по худобе женщины густо никогда и не было, даже до всех этих событий.
— Ну парень. Рассказывай. Как там дела за стенами обстоят, жив ли кто?
— У вас есть сомнения?
— Власти говорят, что за стенами живых почти не осталось, только здесь жизнь есть. Правда я бы это жизнью не назвала, так, еле теплится.
— Могу сказать так про всех в этом городе, еле теплится и скоро совсем потухнет.
Старушка грустно вздохнула, но характер у нее сильный, грустить она не будет, она лишь отпила из чашки.
— Много ты этих тварей уложил?
— Раз уж могу расплатиться.
— Чего тогда от властей таишься?
— Это уже мое дело.
— И вправду, лезть не стану, бог тебе судья.
Мы помолчали. А чай у нее и вправду вкусный.
— Говорят люди что кирдык нам скоро, западная стена еле держится.
— Она практически пала. Расскажите лучше, как дела внутри обстоят. Кто правит, как живете?
— Правит генерал военный, да депутаты бывшие. Как сидели сытые, так и сидят. А народ… эх, ты же по улицам ходил. Сам все видел. — Я кивнул.
— Сильно население голодает?
— Пока смертей почти не было, но все впереди. Пайки то раздают, то не раздают. Законы прежние поддерживают, хотя вот вешать уже начали, за преступления, конечно, но все равно. Словно мы в средние века вернулись. Электричество иногда дают, правда по большим праздникам, а так шишь. Такого даже в 91ом не было, а это показатель.
Так мы и болтали о жизни, о прошлом о будущем, о перспективах и планах. Я и сам не заметил, как прошли полтора часа, человек интересный и поговорить было о чем. Вот только продолжить эту беседу была не судьба. Дверь распахнулась и на пороге появились четверо вояк с автоматами и офицер с капитанскими погонами.
— А вот и он! Вы арестованы по подозрению в сокрытии статистики и…
— Да, да. Наручники не обязательны. Долго вы, полтора часа целых. Я сам пойду. — Я перебил его, потому что мне не интересно что он там вещать будет.
Стволы автоматов смотрели прямо на меня, но похоже что–то в моем взгляде заставило их не пытаться одеть наручники. Меня лишь грубо выпроводили из комнаты и повели по улицам.
Меня вывели из камеры и под конвоем и сопроводили в допросную комнату. Обращались не очень грубо, видно боялись, не видят же мой уровень и не знают, чего ожидать. Лишь автоматы снятые с предохранителя дают им уверенность.
В допросной меня ждал худой офицер лет сорока, капитан. Смотрел он на меня с легким юмором, похоже не дурак попался, значит будет проще.
— Ну-с. Молодой человек сознавайтесь, на кого шпионите. Чистосердечное признание смягчает наказание.
Беру свои слова назад. Он дурак.
— На Америку, я агент ЦРУ.
— Ясно. Сотрудничать отказываетесь?
— Смотря в чем.
— Нам необходимо знать кто вы и зачем сюда проникли.
— Максим Козлов, пришел по делам, я свободен?
— Очень сомневаюсь.
— Разумеется.
— Вы думали мы вас не вычислим?
— Напротив, вы даже задержались. Я думал меня срисуют за час, прошло почти три.
— Вот оно что, вы пришли передать послание от кого–то? Бандиты обычно присылают рабов, тех, которых не получается продать или использовать, стариков и инвалидов, например.
— Я с ними не связан. Я работаю лишь на себя.
— Давайте начистоту, мы не видим ваш уровень и вряд ли это из–за предметов. Мы должны понять, что вы не опасны.
— К сожалению для вас я опасен и этот факт не изменится.
Все это время я ходил без оружия в простых шмотках, теперь я решил немного открыться, чтобы стали воспринимать всерьез. Мой доспех был извлечен из инвентаря и мгновенно оказался на мне. На стол лег мой меч и чашка горячего чая, что я незаметно прихватил со стола Софьи Павловны, все равно я заплатил за неделю, а жить не буду, так что я в своем праве.
— Что… как это…
— Я же сказал, я опасен, и вы мне ничего не сделаете. Со своими вторыми–четвертым уровнями разве что пощекотать можете.
Конечно, я блефую, десяток автоматчиков быстро отправят меня к сокурсникам на тот свет, но ему то откуда знать. Капитан сел в кресло, его удивление еще не прошло.
— Капитан–капитан улыбнитесь, ведь улыбка как стакан вискаря!
— Чего вы хотите?
— Хочу поговорить с вашим начальством, не с капитанами и рядовыми, а с теми, кто вами правит. Ну или хотя бы отвечает за зачистку гнезда.
— Зачем вам это?
— Гнездо угрожает всем, я могу помочь. Приди я сюда с «официальным визитом» через парадный вход разве кто–нибудь стал бы меня слушать? — Капитан покачал головой. Конечно, не стал бы, а может и сразу к стенке поставили бы как опасный элемент, ибо лезет куда не надо.
— Хорошо, я передам информацию наверх, но я не знаю когда они отреагируют.
— Значит еще не готовы хвататься за соломинку? Но мы оба знаем, что это вопрос времени. — Я спрятал оружие и доспехи с чаем обратно в инвентарь.
— Хорошо, вас уведут, я имею выход на начальство, но что конкретно вы можете предложить?
— Это я скажу только им. — Капитан снова кивнул. Видно я заинтриговал его и к начальству он пойдет на поклон на самом деле. Вопрос в том можно ли будет переломить ситуацию на том этапе, когда вмешаюсь я?
Меня вывели из допросной и проводили обратно в камеру.
Основная причина неудач военных заключается в том, что два дня назад паутина на гнезде стала прочнее чем железобетон. Ее никакие взрывы не берут. Я бы мог взорвать бомбы на ней, но не факт, что добьюсь нужного эффекта. Рисковать не буду. Если вояки не смогут доставить бомбу внутрь гнезда никто не сможет. Моя задача обратить на себя внимание и убедить их сделать как говорю я. Знаю, что рискую, но апокалипсис вообще построен на риске.
Ну а пока я могу наслаждаться казенным домом и одиночеством в своем теплом спальном мешке. Эх, вкусный чай бабулька приготовила, оказывается в душе я тот еще англичанин. Даже из своего поселения ушел по–английски, не попрощался и не сказал куда иду. Сказал только, что меня не будет примерно неделю и назначил ответственных. Скелеты проследят за остальным, по ним же люди поймут, что я еще жив.