Глава 10

Администрация заводов Чилла категорически запретила устраивать собрание прогрессивной организации на территории завода. Лучший зал города Спорт-Палас оказался занят именно в это воскресенье. Заняты были и все другие помещения. Рабочие обратились к владельцу прогорающего и пустующею театра. Неудачливый делец на радостях запросил тройную цену, но поздно ночью, накануне митинга, он позвонил по телефону и сообщил, что помещение занято. Дело в том, что у себя на столе он нашел анонимное письмо, в котором ему грозили сжечь театр, если там состоится митинг.

Решено было устроить митинг под открытым небом в загородном парке. «Демократически» настроенные власти города не препятствовали прогрессивной организации. Только неожиданно в ночь под воскресенье была закрыта на ремонт трамвайная линия, ведущая к парку, да заперты были ворота и на них повешен неизвестно где отпечатанный плакат, извещавший об отмене митинга.

Вторые ворота — боковые — охранялись усиленным нарядом полиции «во избежание беспорядка». Кроме того, здесь дежурили штатские молодцы с фотоаппаратами. Они снимали каждого, кто хотел проникнуть в парк.

Все это напугало десяток-другой неустойчивых. Когда на дороге из города показались колонны рабочих, где шли не десятки, а тысячи, полисмены молча отошли от ворот, а сыщики благоразумно спрягали фотоаппараты в карман, и один из них сказал другому:

— Пойдем-ка отсюда. Пожалуй, разумнее фотографировать оставшихся дома. Этак мы быстрее управимся.

Погода выпала неудачная. С утра моросил дождь, пропитывая водой опавшую листву, и мокрые деревья понуро горбились под серо-коричневым небом. Ветер кружил золотые и багровые листья. Падая, они прилипали к зонтикам и плащам. В парке было сыро и холодно, но толпы народа терпеливо стояли на мокром лугу, ожидая, когда начнется митинг.

Наконец, на крышу автомобиля, заменявшего трибуну, взобрался высокий плечистый человек с непокрытой головой. Это и был Аллэн Джонсон.

Едва только он появился, со всех сторон раздались крики:

— Долой Джонсона!

— Заткните ему рот. Он продался красным!

— У нас на юге таких линчуют!

— Вымазать дегтем и вывалять в перьях! Кто их знает — откуда они взялись, эти молодцы в рабочих комбинезонах и с холеными руками карточных игроков. Во всех концах луга они вертели трещотки, кричали, свистели, мяукали…

Неподалеку от автомобиля двое дюжих парней посадили третьего к себе на плечи. Очутившись наверху, он выхватил рупор.

— Слушайте все! Меня зовут Гарри Джонсон. К стыду своему, я должен признаться, что этот Джонсон на трибуне — мой двоюродный брат. Я должен предупредить вас — не верьте ему. Он никогда не работал у Чилла и вообще, он не инженер. Его выгнали из колледжа за кражу пальто. А потом он удрал в Россию и прожил там десять лет. Посмей сказать, что я лгу, Аллэн! Посмей сказать, что ты не знаешь меня.

Наступила тишина, и тогда человек на трибуне негромко сказал:

— Отчего же, я узнал тебя, Гарри. Я вижу, ты все еще работаешь у О'Хара. Имя О'Хара было слишком хорошо известно рабочим Чилла.

— Ах, вот как, — заговорили в толпе, — это молодцы О'Хара Это те, что стреляли в нас во время забастовки. Гоните их в шею. Пусть бегут опрометью!

— Полицию! — писккул Гарри, проваливаясь в толпу. Во всех концах луга вспыхнули короткие схватки. Помятые хулиганы бежали под защиту полисменов.

И тогда Аллэн начал свою речь. Точнее, это была не речь, а просто рассказ много думавшего человека, накопившего немало горечи и ненависти и нерастраченной любви к брошенному делу. Он рассказывал обо всем, что было написано в его книге, вплоть до событий на «Уиллеле» и о том, как, покинув пароход на шлюпке, матросы гребли всю ночь, у том, как они высалились на замороженный коралловый остров. Джонсон рассказывал также, с каким трудом он вернулся в Штаты, как он сумел найти людей, указавших ему путь борьбы, как начал бороться за то, чтобы морозные бомбы никогда не взорвались в населенных городах.

— Я описывал свою жизнь. — говорил Аллэн, — и снова продумывал всю ее от начала до конца Но мне бы хотелось, чтобы со мной подумали все джонсоны и смиты, все простые люди. Почему способный студент, который учился строить удобные и уютные жилища, прямо со студенческой скамьи отправился разрушать чужие дома? Вы скажете — Джонсон пошел воевать с фашистами. Это верно. Нужно было уничтожить этих преступников, душителей свободы, проповедников звериного расизма, затеявших кровавую бойню для завоевания мирового господства. Но почему, вернувшись в Америку после победы, Джонсон встретил у себя дома проповедников расизма и душителей свободы? Почему Джонсон опять слышит призывы к новой кровавой войне и разговоры о завоевании мирового господства? Почему фашисты оказались в Америке? — вот что я хочу спросить.

Меня интересует также: почему, когда Джонсон кончил убивать, оказалось, что ему нечего делать? И Джонсон никому не был нужен, пока Чилл не начал разыскивать людей. Для чего? Только для того, чтобы придумывать новые способы убийства. Значит, Джонсону можно жить только, если он убивает. Значит, Джонсон растит своего сына для того, чтобы на голову мальчика сыпались бомбы, придуманные его отцом А когда Джонсон кричит: «Не хочу убивать!», подосланные молодцы требуют линчевать Джонсона! Дело ваше, но, я думаю, не все в порядке в нашей хваленой стране.

— Я не оратор, — продолжал Аллэн, — и не писатель, я инженер Мое оружие не перо, а жесткий чертежный карандаш. Но я взялся за перо, чтобы разоблачитЬ замыслы Чилла и ему подобных Мы на «Уиллеле» выбросили за борт первую партию морозных бомб. Но у Чилла остались заводы и на этих заводах он может изготовить новые партии. Мы убедились, что первые бомбы не оправдали себя как оружие. Они вызывают снегопад, замораживают воду, губят тропические растения, но для людей совершенно безопасны. Легкий мороз может испугать еще жителей юга, но не закаленных северян. Я очень доволен, потому что я изобретал не бомбу, а строительною машину. И я не стану ее переделывать. Но у Чилла остались еще доллары, он может купить других изобретателей, других инженеров, других матросов, другой корабль. Нужно, чтобы все вы — рабочие Чилла, все инженеры, все матросы, все грузчики — твердо сказали «Нет!» Мы не позволим вам бросать бомбы, мы не позволим вам втягивать нас в войну, мы за мир!

«Я инженер Мое дело строить, снабжать людей жильем, теплом и светом, хорошими школами, удобными дорогами. Но как инженер я знаю: прежде чем начинать работу, надо навести порядок на чертежном столе. Серьезная работа требует покоя. Нельзя заниматься расчетами, когда вокруг тебя бегают бандиты с горящими факелами войны. Прежде всего нужно устроить порядок, прежде всего нужно связать руки разным чиллам.

«Придет время, все мы сядем за стол, чтобы осуществить полезные идеи Я знаю, такое время придет, потому что нас — любящих мирный труд больше, чем наемных убийц и их нанимателей. Я знаю это потому, что со всех концов страны ко мне приходят письма, и писем дружеских больше чем враждебных. Я знаю, что грузчики в портах уже пикетируют пароходы Чилла что во всех городах на стенах вы можете прочесть «Не хотим морозных бомб!», я знаю, что в 12 штатах идет сбор подписей за запрещение бомбы Чилла, я вижу, что вы — рабочие Чилла — пришли сегодня послушать меня противника вашего хозяина и сумели утихомирить наемных крикунов, заткнули их купленные глотки.

«Может быть, Чилл уже изготовил вторую партию морозных бомб — вы знаете это лучше, чем я. Но так или иначе, Чилл не решается сбрасывать эти бомбы. Я даже прочел вчера, что один сенатор в конгрессе запрашивал, почему президент разрешил применять морозную бомбу, не советуясь с конгрессом. Все мы знаем этого сенатора — он хитрец и демагог. Но если демагоги выступают против бомбы Чилла, это значит, что избиратели заставили их выступать так, это значит, что избиратели потребовали так громко, что их голос услышали даже в сенате. Так нельзя же молчать, дорогие друзья, — нужно требовать, нужно настаивать, нужно заставлять. Мир не приходит сам собой. Так же, как счастье, любовь и славу, мир нужно добывать, завоевывать и отстаивать.

«Я твердо знаю наступит такой день, когда мы скажем: мир победил окончательно. От вас зависит, чтобы этот день наступил скорее. И тогда я снова вернусь к своей книге, чтобы написать продолжение. Я напишу его не чернилами, а чертежным карандашом на твердой ватманской бумаге в трех проекциях с указанием размеров Я приложу вместо иллюстраций формулы и расчеты, подробные, продуманные сметы. А если вы захотите ознакомиться с моим замыслом, с моей ледяной плотиной, вам придется идти не в библиотеку, а на просторный берег могучей реки "

Аллэн замолк и задумчиво поглядел поверх деревьев, как будто там, в мутном небе, уже нарисованы были контуры ледяных сооружений Рабочие молча ожидали и многие из них, вероятно, думали о своих собственных неосуществленных замыслах Но уже через минуту в центре поля возникла песня Рабочие подхватили знакомый мотив, многие подняли кулаки над головой. Постепенно песня разлилась по толпе, проникла в самые отдаленные уголки и над старым парком загремели слова, полные решимости и твердой уверенности в конечной победе.

Мир победит войну!

Загрузка...