In The Deep

Глава 20

Если вам доводилось испытывать фантомные боли, вы меня поймете. Даже если вам не отрезали руку или хотя бы палец, все вы когда-то кого-то любили так, что ах. Или ненавидели. И вот все уже успокоилось, утряслось, у вас верный друг, паршивых овец нет, ваша семья на хорошем счету в демографической службе, когда вот она — встреча. В монорельсе, в баре, в департаменте карточек. Неважно. Вы встретились, уже позабыв друг друга, — и что-то заныло. Можно хоть тысячу раз себя перекопать, но вы точно уверены: вам все равно.

А оно ноет, ноет, ноет… Страшная вещь — фантомная боль.

У меня болел мозг. Он не может болеть, но болел, словно его больше не было. В голове было пусто, пустоту наполняла боль, я, кажется, где-то лежала, и все это до омерзения походило на чистилище. С другой стороны, процессу стирания личности ничто не мешает выглядеть именно так.

«Ничего не вижу».

— Какой цвет перед глазами? — спросил голос.

— Никакого, — послушно откликнулась я. — Все черное.

Голос заворчал, а я с растущим интересом прислушивалась к миру. Тишина позванивала какими-то колокольцами, однозначно намекая на глухоту. Тогда какого дьявола я слышу голос? Додумать мне не дала яркая-яркая вспышка.

— А так?

Мне не пришло в голову ничего лучше, чем заорать от боли: свет выжигал меня на радостях, словно его только что создал сам господь бог, и ему не терпелось заняться чем-то. И пока я орала, перед глазами начала проявляться картинка: щедро залитая прозрачной жидкостью, неразборчивая, но все равно — картинка.

— А, вижу, — сказал голос.

«Это я вижу, сволочь», — подумала я и снова заорала. Теперь кто-то воткнул в розетку другой штепсель, и ко мне возвращался слух. Вернее будет сказать, что ко мне возвращалось ощущение собственных ушей, и если им верить, мир наполняли звуки пневматических резаков, ломаемого стекла и гула.

— Образец в эфире, — сказал бесполый визжащий голос и сорвался в басовитое гудение: — Теперь можно и стимуляторы. Стэн, где мой отчет о повреждениях?

— Простите, доктор, я не Стэн. Стэна забрали в медчасть еще на «Ясиме»…

— Не важно. Отчет.

Надо мной сияли лампы: мощные такие, несомненно, лабораторные. Кто-то переругивался, голоса возвращались в мало-мальски приличный диапазон и прекращали плыть. Как вы там сказали? Образец в эфире? Ага-ага, иначе и не скажешь. По венам разливалось тепло — те самые стимуляторы, наверное. И приходили в себя мои несчастные диагностические маячки: настало время выяснить, что же со мной произошло.

— О, уже почти в норме, — сказал женский голос, и лампы закрыло чье-то лицо. — Кто я?

— Понятия не…

Запах сигарет. Видео. «Аска, спаси меня, умоляю!»

— Вы — доктор Акаги, — сказала я. — Лаборатория «Араил».

— Не только «Араил», но в целом — великолепно. Ты очень стойкий образец, родная моя.

Сука. Женщина протянула руку куда-то над моей головой, и спине стало неудобно: лежак начал изменяться, усаживая меня.

— Вот так вот.

Акаги подтащила стул, уселась и тут же задымила. Стен комнаты не было видно из-за целой прорвы оборудования, а сама я теперь уже сидела в сердце целой мешанины проводов и сканеров на подвижных лапах. В затылке что-то больно чесалось, и каждая попытка пошевелить головой отдавалась неприятными подозрениями насчет того, что мне что-то воткнули в мозг.

— Инквизитор Сорью Аска Ленгли, — выдохнула блондинка, пока я осматривалась.

Отвратная привычка. Называется «дилетант ведет допрос»: якобы подозреваемый сразу же сломается от звуков своего имени. Ну что за фарс.

— Спасибо, я в курсе.

— Вот это меня и удивляет, родная моя, — сказала доктор и дернула рукой с сигаретой, словно поднимала тост. Мое здоровье, например. Я молчала, изучая женщину: явно модифицированное тело, у нее взгляд древней старухи, но в этом взгляде нет пепла безразличия. Кем ни была доктор Акаги, она точно знала, зачем живет восьмой-девятый срок стандартной жизни.

— Сканер едва вышел на полную мощность, но все же ты опомнилась всего-навсего через восемнадцать часов, — произнесла доктор, и, забросив ногу на ногу, выдохнула дым. — И даже помнишь, как тебя зовут.

Сканер. «Араил». Разрушение личности. Я улыбнулась: в бою «Безумные рыжие мозги против Чудо-машины» явно наметился победитель.

— Помню.

— Сканирование было остановлено. Не обольщайся, родная моя.

О, черт. У меня, наверное, мимика сейчас офигительно красноречивая. Или докторша — мастер не только в своем, но и в моем деле.

— Меня помиловали?

— Это вряд ли, — пожала плечами Акаги. — Тебя ведь не казнили.

Итак. Им почему-то расхотелось собирать информацию о своем драгоценном обормоте. Нет, не подходит. Все проще, решила я. Просто они успели увидеть что-то такое в моих мозгах, что оказалось куда важнее, чем все эти данные о свободном полете Синдзи. Ох ты ж, дайте я угадаю, что это?

— Интересно, — сказала Акаги, и я вздрогнула. — К какому выводу ты придешь?

— Уже пришла. Как-то связано с режимом ATF?

Рицко встала, затушила сигарету об спинку стула:

— Молодец, моя родная. Проверка интеллектуальных способностей завершена.

Из привода выдвинулась какая-то экспресс-карта, блондинка забрала ее и пошла к дверям, а на меня валилась усталость, как если бы вдруг кокон оборудования весь лег мне на плечи. Никуда оно все не делось — ни поражение, ни мои попутчики, ни собственная ничтожность. И толку мне с этих интеллектуальных способностей.

«Дьявол бы тебя разодрал, чертова ты белая сука! Ну неужели ты не могла дать мне просто подохнуть?!»

— Ты что-то хотела спросить?

Я моргнула и с трудом расцепила зубы. Доктор Акаги стояла у дверей, и если бы эта докторша умела сомневаться, я бы сказала, что она в сомнении. Легеньком таком. Наверное, я взглядом вырезала ей дырочку в затылке.

— Да. Что с Майей Ибуки?

— С ней уже ничего, — ответила Акаги. — Совсем ничего. Ты, кстати, знаешь, что она тебя любила?

Я оцепенела.

— «Араил» малоизбирателен в вопросах высших эмоций, но интерпретация ближе всего к любви. Даже, наверное, к обожанию. Такому, знаешь, подростковому.

Обожание… Длинная челка, огромные глаза. Черт, Майя, я даже не знаю, сколько тебе было лет.

— Я тебя убью, сука, — сказала я и закрыла глаза.

Тишина. В горле все взрывалась и не могла взорваться наконец гребаная кластерная торпеда, а глаза срочно требовалось закрыть. Инквизиторы не плачут — даже от бессилия, когда не могут всего-навсего убить одну мерзкую лабораторную крысу.

Да, я просто очень хочу ее убить. В этом-то все и дело.

— Меня? — спросила темнота. — Я не буду тебе ничего отвечать. Ты сама себя сожрешь, родная моя.

Дверь пшикнула, взвыл замок, оставляя меня наедине с призраком. «Сама себя сожру. Ты чертовски хороша, Акаги. Слишком хороша». На обратной стороне век мне показывали жуткие секунды, украденные с чужого экрана. Ты ведь не эту суку проклинала, Майя. Ты меня звала. Слишком уж ты привыкла, что я могу все.

Перед глазами стояла мутная темнота, а по щекам что-то текло. Вспотела, наверное. Инквизиторы ведь не плачут.

— Подъем, Аска.

Меня потрясли за плечо, и из забытья пришлось вынырнуть. Прямо в лицо дышала девочка с огромными зелеными глазами.

— М-мана?

— Ага, — заулыбалась девушка, отстраняясь. — Вы меня узнали. Замечательно!

Я моргнула. Если бы эта Мана сейчас пробежалась по потолку, я бы не удивилась. Мне было плохо, а эта мелкая пакость слишком жизнерадостна.

— Рада за тебя, — сказала я.

— А мне надо вас забрать! — объявила Киришима с улыбкой. — Вы будете оказывать сопротивление?

— А ты проверь, — посоветовала я. Она, конечно, боевой энергетик — пусть и верится с трудом — но даже окажись ученица Мисато-сан дряхлым инвалидом, воевать бы я сейчас не смогла. Ну, разве что языком.

— Не надо, Аска, — неожиданно серьезно сказала Мана. — Мы уже не на «Ясиме». Мы на «Тени».

А, ну, это все меняет. Пожалуй, сверхдредноут Его Тени — это последнее место, где мне хотелось бы буянить. По крайней мере, раньше точно бы не захотелось, а сейчас — посмотрим. Я взглянула на зажимы, фиксирующие мои руки.

— Это снимешь, или мне с лежаком идти придется?

— Сниму, — кивнула Мана. — Только вы пообещайте, что не будете делать глупостей.

«Пообещать? Да из какого ты века, девочка?»

— Посмотрим. Снимай.

Я изучала Ману. Либо она редкостно умелая актриса, тонко издевается и вообще сука, либо у меня тут уникум, и что с ним делать, я не знаю. А все потому, что мое поведение ее действительно расстраивало.

— Аска, не надо так, — почти жалобно сказала Киришима. — Я просто хочу, чтобы вы переговорили с Мисато-сан…

— С Мисато-сан?!

— Да, Аска, — подтвердила Мана обеспокоенным тоном. — Что-то не так?

Как бы тебе объяснить, девочка-солнышко. Я уж даже не знаю.

— Ну, понимаешь, она меня подбила, — сказала я. — Потом отвела на прочистку мозгов, а тут мне навстречу выкатывают коробку с подругой. А так — в принципе, фигня. Чего б не поговорить с Мисато-сан?

Мана потянула носом воздух и нажала несколько кнопок в основании лежака. В глаза она мне больше не смотрела.

— Конечно, — продолжала я, вставая, — твоя наставница просто выполняла долг. Долг у нее такой. Вот только…

— Мисато-сан настояла, чтобы доктор Акаги сначала проверила вас на А10. Это вас спасло.

— А10?

Черт. А девочка выглядит обиженной. Позлить ее еще, что ли? Или не стоит? Не могла же умная-разумная Кацураги послать этого солнечного ребенка за мной просто так. Может, она свою ручную зверушку дрессирует. Может, дрессирует меня.

Понятно одно: меня теперь почему-то убивать нельзя.

Но что еще за А10?

— Мана, что такое А10?

Девушка открыла дверь и указала жестом, что нам пора идти. Я осмотрела свою робу-пижаму и согласилась: ага, в таком можно идти.

— А10 — ключ к режиму продвинутой тактики, — сказала Киришима, заботливо закрывая за собой лабораторию. — Это у вас в голове.

Я озиралась: интерьер «Тени» оказался под стать внешнему виду. Темные цвета, какие-то странные сечения абсолютно пустых переходов и коридоров, тусклое освещение. По впечатлениям, я находилась прямиком в кишечнике. Чуть ли не светящаяся Мана смотрелась в этом мраке, как космодромный прожектор. Ну, или, если развивать аналогию, как фонарик зонда.

— В голове, значит. Мутация? — невинно поинтересовалась я.

— Нет. Это, скорее, психическое заболевание.

А вот это жестоко. Это прямиком под дых, честно скажем.

— А подробности? — спросила я, стараясь привести в чувства нервы.

— Вам расскажут, Аска.

Я кивнула: вряд ли меня решили не разбирать на воспоминания для того, чтобы держать в потемках. Что ж, осталось довольно неприятное, но не то чтобы невыполнимое: отложить вопросы и подождать.

Подождать.

Мы шли по коридорам «Тени», и пустота уже начинала нешуточно пугать. За каким дьяволом стоить такую махину, прокладывать километры ходов, по которым никто не ходит? Огромный сверхдредноут, несомненно, жил: что-то гудело, слышались сдавленные вздохи машин, за стенами и дверями двигались. И вот от этого становилось еще неуютнее. Борт «Тени» — это проклятие, вспомнила я флотский фольклор. Говорили, что в недрах корабля теряются дивизии космодесанта, а в ангарах находят астероиды, которые случайно влетели туда вместе с ордами снабженческих шаттлов.

Я, черт побери, на борту легенды, и пока жива — медленно превращаюсь в часть этой самой легенды. «Жива…»

— Мана, ты знаешь, что с остальными?

— Вашими спутниками?

— Да.

— Я знаю только, что мужчину с белыми волосами забрал научный штаб.

«Как?! Как вы узнали?» Я шла, орала мысленно сама на себя и старательно глядела под ноги.

Девушка свернула к лифту, и тут нам попались первые люди. С позволения сказать, люди, потому что все трое прошли полный цикл немедицинского протезирования. Если правильно помню, из органики там остается что-то в грудной клетке и изъеденные имплантатами мозги. Только если у придурков на планетах это дело эстетическое и двух одинаковых не сыскать, то эти… Этих лепили по лекалу. Паучьи тонкие ноги, серебристые маски вместо лиц — больше я разглядывать не стремилась — так, наметила по привычке слабые места. Которых, к слову, оказалось неприятно мало.

Пока мы подошли, ближайшее существо сложилось в коленях и опустилось на уровень наших лиц.

— Назначение, — зашуршал вокодер стража. Маска легким звоном вторила синтетическому голосу.

— Флагманский мостик.

Я покосилась на Ману: девушку пауки не слишком смущали. Видимо, это такое дело привычки.

— Хорошо, капитан, — одобрил вокодер. — Вас и вашу спутницу ожидают.

— Спасибо.

Я с нетерпением ожидала, какие ассоциации вызовет лифт, и «Тень» меня опять не разочаровала. В этой пещере было бы славно кого-то потрошить. Предварительно помучить и еще живьем начать потрошить. Именно сейчас, когда меня прижало к полу ускорением, я сообразила, что меня беспокоит: «А ведь я лежала в нормальном, совершенно обычном флотском лабораторном боксе. Разве что, очень навороченном. Странно ведь, разве нет?».

— Аска, скажите, каким был с вами Синдзи?

Я оглянулась. Киришима смотрела на меня честно и открыто — аж противно. Ее действительно интересовало то, что она спросила, без всякого подтекста. Я глядела на девушку, лифт все гудел и гудел, а я думала, что это на самом деле неимоверно сложный вопрос.

— Он заикался, — сказала я наконец.

— Заикался?

— Да.

— Что это за ответ? — искренне изумилась капитан. — Вы же с ним столько…

Так. Бесит.

— Послушай меня, Мана. Если тебе нужно мнение о Синдзи — беглеце и наемнике с фронтира, то профхарактеристику я тебе дам. Он хороший, ответственный и умный капитан. Слишком полагается на везение…

Мана что-то хотела вставить, но это была ерунда.

…— Но если тебе нужно знать о человеке Синдзи, лучше спроси Аянами.

В лифте воцарился гул движков, и я запоздало поняла, что Киришима все-таки знает о судьбе моих спутников немного больше, чем говорит. Слишком у тебя мимика красноречивая, девочка моя.

— Колись, — потребовала я.

— Не могу, Аска, — жалобно сказала Мана, и тут лифт остановился. — Простите, я не могу.

Дальше мы просто молчали. Сказать, что мне было тревожно, — это как ничего не сказать. Совсем-совсем ничего. Синдзи, которому, наверное, вернули память… Каким ты стал, обормот? Кто ты теперь? Что ты вспомнил, от чего ты когда-то убежал?

Рей, которую Его Тень скрутил и сломал. Ты даже не пикнула, крылатое ты супероружие. Где ты? Что с тобой?

Каору… Я надеюсь, тебя разберут на запчасти не больно. Прости, на большее я надеяться не могу.

Майя… Кажется, мы прошли мимо каких-то стражей с паучьими ногами. Кажется, они о чем-то говорили с Маной. Я крутила в мозгах слова Акаги, и чем дальше, тем отчетливее понимала, какую отравленную стрелу всадила в меня походя эта белая тварь.

«Она любила тебя».

Черт, Аска, а кто тебя вообще любил?!

— Мы на месте, — сказала Мана.

Я повернула будто бы заледенелую шею и осмотрелась. Здесь было немного веселее и светлее, хотя в конце коридора маячили стражи, а совсем недалеко слышался обманчиво невинный перезвон их конечностей.

— Это мостик, рабочее место Мисато-сан. Надеюсь, она вам расскажет, что вы хотите знать.

Ну надо же, как искренне, руки бы еще перед грудью сложила. Как же ты меня бесишь, лучистый оловянный солдатик!

— Я тоже надеюсь, что меня не напрасно оставили в живых.

Мана кивнула. А я поражалась себе: выдала такую унылую фразу — и хоть бы хны. Наверное, мне аж настолько плохо, просто я это не очень хорошо понимаю.

— Я знала Синдзи как очень хорошего человека, — вдруг сказала Киришима. — Только ему очень редко об этом говорили.

Прежде чем я спросила, что это означает, двери разъехались в стороны, и из ярко освещенного помещения на меня хлынул поток сияния.

— Аска, входи быстрее, — потребовал знакомый голос.

«Приглашение на небеса», — решила я и шагнула дрожащее марево.

Это был самый настоящий кофе. Во всяком случае, это было чертовски похоже на самый настоящий заварной кофе — черно-коричневая маслянистая жидкость, которая дурманит ноздри своей… Мммм… Естественностью. Эта дрянь пахнет неправильно, непривычно, хочется перевернуть чашку и вылить мерзость на пол, но ты сидишь и просто шевелишь ноздрями, вбирая этот самый неправильный аромат.

— Другие условия, другой разговор. Все другое, — сказал Кацураги, снимая ноги с консоли. Длиннющие ноги в шикарных высоких сапогах: никаких каблуков, никаких украшений. Просто добротная и качественная обувь красивой женщины. «Женщины-солдата», — уточнила я мысленно.

— Ты меня смущаешь, — сообщила войд-коммандер. — Перестань пялиться на мои ноги.

Ох, черт.

— Прошу прощения.

— Я пошутила. Тебе срочно требовалось немного порозоветь.

Я? Порозовела от такого замечания?

Честно говоря, я едва понимала, куда я попала. Вокруг сияли экраны, на которые выбрасывало итоговые данные о битве у Безумия. Жертвы, разрушения, образцы для исследований, ресурсная информация, статус судов… Передо мной развалясь в кресле восседала помощница Его Тени, которая меня остановила, а потом едва не уничтожила из-за пригоршни воспоминаний.

И мы мирно пили кофе.

Моя голова трещала, не поспевая за ситуацией.

— С чего начать? — бросила в пространство Кацураги. — У тебя есть минут тридцать времени и большой кредит на вопросы.

Среди рвущихся наружу истеричных вопросительных знаков есть один — главный.

— Мой статус?

— Офицер флота Империи. Капитан, я думаю. На испытательном сроке, — с издевкой подчеркнула Мисато-сан.

— «Капитан, я думаю». Интересно звучит.

— На самом деле, Аска, твое звание не играет никакой роли. Сейчас для тебя спешно расконсервируют новый корабль, который сушился в нафталине уже много-много лет. У тебя будет особое задание. Контроль — лично мой. Вот скажи мне, зачем тебе в этих условиях погоны?

Я подумала и кивнула. И впрямь, незачем. Говорят, в Черном трибунале вообще нет званий. Круто, я вне системы.

— Второй вопрос. Что с моими друзьями?

— Конкретнее.

— Синдзи.

— Пока засекречено, — пожала плечами Мисато-сан. — В том смысле, что текущего статуса не знаю даже я. Кстати, на вопросы о нем я не отвечу. Не имею права.

Еще бы. Выше головы шефа не прыгнет даже Кацураги. Я пожевала губу и уставилась в переносицу новой начальнице:

— Рей.

— Аянами… — протянула войд-коммандер и, поставив чашку на терминал, уселась ровно. — Она в научном штабе. Насколько мне известно, физически с ней все нормально. Подробностей не знаю, но, по рапортам, она боеспособна.

— Нагиса.

— Ааа… Аска-Аска, — вздохнула Кацураги. — Вот за этого кадра тебя бы стоило если и не расстрелять, то хотя бы выпороть. Ну как ты могла позволить ему остаться на борту? Ты же инквизитор!

— Он человек и остался человеком.

— Ну да, — хмыкнула женщина. — Он может непозволительно много, как для человека. А что еще хуже — может неосознанно. Ты игралась с бомбой, у которой попорчен взрыватель.

— Что с ним? — повторила я. Надеюсь, я выгляжу чертовски упертой козой.

— Проходит обследования.

Тон ответа никаких надежд не вселял. В целом, научников даже можно понять: относительно безопасный образец из червоточины, который, как проверено, не влияет негативно на людей и среду. Хорошая игрушка, хорошая.

— Закончили с друзьями? — поинтересовалась Кацураги. Я сцепила зубы и кивнула. Увы, да. Закончили, причем во всех смыслах.

— Теперь кратко о главном. Смотри.

Кацураги вывела на главный экран странную стереометрическую проекцию.

— Это волновая характеристика твоего мозга. Если что, я сама толком не знаю деталей, но вот здесь — все не так, как у всех. Так называемая «Десятая аномалия», она же сокращенно — А10. Если все упрощать — а ни тебе, ни мне подробности даром не нужны — то это способность видеть невозможное. В экстренных ситуациях ты… Как бы это… — Мисато-сан защелкала пальцами. — Ломаешь реалистичность происходящего, что ли. Видишь сразу все варианты развития событий.

— Как это?

— Ну вот смотри. Ты даже синхронизируешься не как все, я уверена.

Ха, да если бы еще знать, как это — «как все». Нет такого понятия, потому что для каждого синхронизация — это свое. Я, наверное, смотрела излишне скептически, потому что Мисато-сан едва заметно досадливо поморщилась и пожаловалась:

— Почему не Акаги тебе это объясняет?

Теперь поморщилась я, но честно ничего не сказала. Сдержалась как-то. Войд-коммандер немного посмотрела на меня, прикидывая что-то свое, а потом поинтересовалась:

— Вот опиши мне, как закончился твой бой? Какие ощущения от обстрела в упор линейными гразерами?

Я втянула воздух носом:

— Ничего так. Меня словно баронианец освежевал. Вручную.

Кацураги кивнула:

— Если ты помнишь примитивную математику, то огневой контакт при наших встречных скоростях длился менее двух тысячных секунды. Ты должна была получить один болевой пакет и скончаться от шока.

Я потянула обжигающий глоток кофе вместо ответа. Упущенная возможность собственной смерти сейчас звучала для меня как-то… Тускло.

— Вместо этого твой мозг растянул удовольствие, и ты осталась жива, — удовлетворенно сообщила Кацураги. — По логам, ты успела аварийно сбросить скорость, предпринять маневр уклонения и лечь в инерционный дрейф, чтобы избежать истощения активной зоны реактора.

«…И все это — в бессознательном состоянии», — закончила я. Еще, конечно, неприятно веселил тот факт, что Мисато-сан готова была пожертвовать пилотом, чтобы остановить «Сегоки». Я покосилась на экраны и одернула себя: глупо было даже заикаться о гипотетической ценности жизни в системе уничтоженной цивилизации.

— Мисато-сан.

— Что, Аска?

— Пожалуйста, расскажите мне всю историю. Пожалуйста.

Войд-коммандер не стала улыбаться. Она что-то отстучала на клавиатуре и часть экранов погасла.

— Будешь еще кофе?

Жил-был один мир.

Нет, не годится. Жил-был один вид.

Тоже не то.

Словом, когда-то давно мы как-то незаметно начали расселяться по галактике. Мы щедро раздавали всем встречным-поперечным, осваивали приглянувшиеся планеты и серьезно поверили в то, что люди наведут порядок везде, где захотят. Свой порядок.

Ну, кроме изнанки, но там леталось быстро — на остальное плевать.

Соседи не спешили нас разочаровывать, жертвы освоения благополучно шли в небытие миллионами, а люди все рожали и рожали. Говорят, мы на полном серьезе спорили, где же прародина человечества, чуть до гражданской войны дело не дошло. Республики, союзы королевств, Империя. Война-война-война.

И вот однажды пропала целая наша планета. Взяла и исчезла с координатных сеток, а на ее месте обнаружили странную дыру в реальности, которая вела в никуда. Во всяком случае, из этой самой дыры никто и ничто не вернулось — до поры до времени.

Так в масс-медиа попали данные о червоточинах, но от этого момента начал отсчет еще одной — тайной войны человечества. К этой войне очень кстати подошел трансаверсальный привод, известный всем и каждому как главная бука передовой науки — «дырокол Аустермана». На деле Аустерман, как казалось всем, изобрел контролируемую червоточину, но это была только часть правды. Увы, маловатая часть, потому что по сути он изобрел машину желаний и перевернул наше представление об уютном мире, где всегда и везде правы люди — даже если гибнут миллионами.

— … Наш мир — это состоявшаяся реальность, — сказала Мисато-сан. — От всех остальных его отличает слово «состоявшаяся».

Вселенная непрерывно плодит варианты развития событий, который гибнут для нас — кроме одного. Тропы расходятся, как «обманки» прыгающего корабля, сам корабль — наш привычный мир.

— …А как это связано с червоточинами?

— Напрямую, Аска. Напрямую.

Варианты невозможно вновь объединить, миры разбегаются навсегда. Кроме двух.

— Мы не знаем, что случилось с тем нашим миром, — сказала войд-коммандер, рассматривая поверхность дымящегося кофе. — Но одно ясно: мы с ним разошлись по причине настолько несущественной, что он от нас оторвался не до конца.

— Почему?

— За физикой с математикой — к покойному Аустерману или к Акаги. Ты понять хочешь или запутаться?

— Я не уверена, чего я хочу.

…По ту сторону мир был перевернут с ног на голову. Там жили огромные существа, которые плавали в пустоте. Там висели сами по себе неподвижные планеты, умирали нейтронные звезды. Тот мир был обречен — понял первый пилот, проникший на ту сторону с помощью «дырокола».

Так началась история нашего противостояния с Закатом. Так началась история лжи.

Мы врали себе, грозили ужасами червоточин, инфекциями, информационными искажениями, мы пугали сами себя так рьяно, что вскоре только избранные центры занимались проблемами червоточин и Заката. И Империю это устраивало: устраивала закрытая информация, устраивало то, что баронианцы боятся того мира, как чумы, что сцинтиане молчат о нем, как рыбы. Империю вообще устраивало все, кроме одного.

Закат продолжал красть целые планеты — всегда только заселенные.

— Мы не знаем их целей, Аска. Мы даже точно не знаем, что представляет собой наш противник.

— Тогда в чем смысл войны?

— Смотри сюда.

На экране показалась поверхность безнадежно мертвой планеты. Хорошие видеолокаторы, очень четкое позиционирование — и буро-рыжие штормы мелкой взвеси поверх каменистой пустоши.

— Это О90. Уже по ту сторону. Прошло примерно две недели между ее пропажей и обнаружением. Я имею в виду, если что, две недели по локальному времени планеты. Ты не поверишь, Сорью, это была планета-сад. Настоящий раритет, коэффициент терраподобности — ноль-девять-девять-семь.

— Что там произошло?

— Не знаю. И никто не знает точно, — сказала Кацураги, изучая снимки. — «Дырокол» быстро сжирает энергию, корабли не могут там действовать столько, сколько нужно для полноценного изучения. А еще есть Предвестия.

— Что это?

— Предвестие — это доминирующий вид Заката. Возможно, единственный. Общего у них только идиотский внешний вид, — у каждого на свой лад, — локальное всемогущество и желание извести в прах любое проявление человека.

На экране замелькали сильно попорченные снимки: какие-то марева, огромные змеи, ломающие крейсера, какие-то объекты вообще вне всяких ассоциаций. Смотреть на этот пандемониум было до безобразия гадко. А потом среди них мелькнула глыба с пучками лент вместо крыльев — и все стало на свои места.

— Я такое видела. Синдзи его убил.

— Догадываюсь. Вы там подобрали своего Нагису?

— Да.

— Чудно.

…Тварям присвоили «синий код» — тревогу наивысшего уровня. Первые два проникновения Предвестий в наш мир закончились рейдами ударных групп во главе со сверхдредноутами. До тех пор, пока не поняли до конца смысл «дырокола».

— Машина желаний, искажающая ткань реальности. Трансаверсальный привод способен вытащить в реальный мир одновременно десяток возможных вариантов развития событий. Или два десятка, или три. Как повезет. Надо только уметь объяснить «дыроколу», как это делать.

— Я — умею?

— Да.

— «Десятая аномалия» и поле продвинутой тактики?

— Да.

Две дюжины кораблей вместо одного — две дюжины очень мощных фрегатов, созданных, чтобы убивать таких тугих и неподатливых врагов. Быстрых, хищных, идеально слаженных и тонко управляемых.

Флот имени Сорью. Звучит? Звучит. Пусть это флот всего на минуту, мне больше не надо.

— Круто, — сказала я. — За счет психоза и кривого пространства можно экономить на содержании пилотов и судов.

— Круто, — согласилась Мисато-сан. — Но тоже очень дорого.

Я смотрела в потолок своей новой каюты. Мне простили все — даже убийство Гончей, дали взамен миссию по спасению мира, дадут корабль даже вроде. В каюте было светло и тепло, в коридоре — темно и дул сквозняк, а с собой я еще не разобралась.

Ко мне пришел один из стражей. Позванивая и щелкая суставами, он принес мне необходимые вещи и даже некоторые излишества вроде горы салфеток и полотенец. Я лежала, смотрела на молчаливое копошащееся существо, и думалось мне прескверно.

«Я в строю».

Не этого мне хотелось, но это лучше, чем… Чем. Давай остановимся здесь, Аска, хорошо?

Давай, Аска.

Твои больные мозги хоть раз тебе помогли — пользуйся. Или ты хотела умереть? «Риторический вопрос. Но уж какой есть». У меня больше не было друзей — их разбросало, уничтожило, а я только сегодня назвала их друзьями. И то только в разговоре с Мисато-сан. И я не могла ненавидеть войд-коммандера — ни за это, ни за все остальное.

У меня ведь раньше не было друзей? Не было. Вот и не надо.

— Аска, можно я войду?

В дверях стояла Киришима.

— Лучше уйди, а?

Девушка кивнула:

— Я понимаю.

Она стояла и все не уходила, все стояла и не уходила, а мне только и надо было, что смотреть хоть на что-то, и сама мысль о ее присутствии как-то вдруг перестала быть противной.

— Давайте я останусь, посижу просто, — вдруг быстро протарахтела Мана. — А взамен скажу вам, как только станет доступен Синдзи.

— Ты капитан от психодинамики, что ли?

Девушка улыбнулась, шагнула вперед и закрыла за собой дверь. Я уставилась в потолок: хочет сидеть — пусть сидит. Мана шуршала, подтаскивая стул, потом пискнул личный наладонный терминал, и — время пошло.

— Слушай, — не выдержала я. — Чего ты ко мне привязалась?

Мана хихикнула, так что мне пришлось отыскать ее взглядом: капитан неведомого мне «Йонгоки» сидела с ногами на стуле, а ее лицо снизу подсвечивал лежащий на коленях голо-экран. Вот же зараза, устроилась тут.

— Вы три минуты продержались, — пояснила Киришима. — Смешно.

— Еще как. Обычно надоедающих мне я вышвыриваю быстрее.

— Это хороший знак.

Я вздохнула: на редкость болтливая девица, так еще и знаки ей какие-то.

— Это плохой знак, Мана. Ты чего ко мне прилипла?

— Мне скучно, — обезоруживающе улыбнулась девушка, и это становилось уже совсем смешно.

— Я тебя веселю?

Мана посерьезнела и вздохнула:

— Аска, вам надо…

— …чтобы меня оставили в покое, ясно? Мне друзья без надобности.

Киришима повела плечиком, не то соглашаясь, не то влезая в спор. Ей богу, проще ее игнорировать.

— Вы ведь раньше не оглядывались назад, Аска?

— Что?

Серьезное лицо — это ж надо, она еще и так умеет.

— Вы всегда двигались вперед. Вы знаете, что за вами выжигали планеты? Что флот потерял троих агентов, пока внедрял людей в организацию Рыжего? Вы видели только Паракаис, но такого было в разы больше, пока вы… Летали. Больше, Аска.

«Я не спросила у Кацураги, почему сцинтиане напали на Паракаис».

Мана облизнула губы и смазано улыбнулась:

— Извините. Просто вас больно видеть такой. Вы ведь умеете по-другому?

Знала бы ты, что я умею, солнечная девочка. Дальше мы молчали. Ей скучно, мне не нужны друзья — почему бы не помолчать?

А еще мне было интересно, на что же научилась не оглядываться добрая и яркая капитан Киришима Мана.