Имперские игры

Глава 2

Глава 2

Февраль 1864 г., Ричмонд

Некоторые вещи действительно лучше всего обсуждать под защитой родных стен.Особенно учитывая тот факт, что сама столица империи, несмотря на бурный рост и неуклонно повышающийся уровень комфорта, оставалась местом весьма открытым, причём не в лучшем смысле этого слова. Следовательно, чувствовать себя в полной безопасности, передвигаясь по её улицам, могли далеко не все. И это я не про обычных граждан и даже не про мало-мальски высокопоставленных персон. Они то как раз являлись защищёнными от проблем на достаточном уровне. Криминал? Учитывая почти поголовную вооружённость южных джентльменов, попытка напасть с целью завладения чужим имуществом легко могла кончиться печально для напавших и дать дополнительный заработок гробовщикам. Пусть гроб будет и дешёвым – а из казны иного никто оплачивать не почешется по понятной причине – но всё денежка.

Так что нет, беспокоиться стоило не о криминале, а об иных угрозах, исходящих от весьма идейного народца. Ну или прикидывающегося идейным, а на деле работающим за большие деньги. Стрелки, бомбисты и прочая шваль – вот чьё присутствие реально беспокоило меня как министра тайной полиции и просто человека, который уже трижды становился мишенью для покушений. Первая попытка привела к гибели Фила Мак-Грегора и ранению Ванессы. Вторая… В клочья разорвало двойника и большую часть сопровождавших его «диких», хотя всю группу бомбометателей взяли, как говорится. со спущенными портками и много ценной информации удалось извлечь. Хотелось бы больше, но наши враги оказались достаточно умными, чтобы пользоваться именно малознающими, пусть и подготовленными, в том числе и идейно, орудиями.

Ну а третий… О, третий раз тоже не обошёлся без сюрпризов. На сей раз покушались конкретно на Борегара, причём за пару недель до коронации Владимира I. Расчёт явно был на то, что устранение первого лица тогда ещё Конфедерации вызовет смуту, раздор и заметно затруднит восшествие юного императора на престол. Исполнителями же были… мексиканцы. Дескать, мстители из числа сторонников бежавшего за пределы Мексики Хуареса, решившие отомстить тем, кто прямо посодействовал уничтожению республиканской формы правления и так далее, и тому подобное. Не стрелки, не бомбисты в прямом смысле слова, а самые настоящие смертники с напрочь промытыми мозгами и единственным желанием «лечь на алтарь революции». Какой? Естественно, против власти аристократии, землевладельцев и вообще монархического строя.

Новаторы, мля! Им не нужно было именно бросать бомбы, то есть ноль подозрения наподобие «упаковки» для бомбы и самого замаха, в момент которого реально бдительная охрана могла подстрелить злоумышленников, пусть и с риском, что взрывчатка таки да рванёт, хоть и не вблизи охраняемого объекта. Достаточно было лишь приблизиться и… несильно хлопнуть по нужному месту на теле, тем самым пробивая капсюль с гремучей ртутью, после чего «большой бум» и все вокруг, включая самого бомбиста, взлетают на небеси.

Вот уж действительно, спровоцировал полёт чьей-то фантазии, мать его! И слава всем богам, что постоянная бдительность агентов тайной полиции позволила выцепить подозрительное шевеление, связанное с прибытием в Ричмонд сразу нескольких подозрительных персон. О нет, они реально пытались затеряться среди немалого количества строительных рабочих, руки которых в изобилии требовались на многочисленных стройках, но… Смертники – это народ особый. Обычные бомбисты тешат себя надеждами, правда разными. Одни всерьёз рассчитывают уцелеть, скрывшись под шумок. Другим нужна та самая особенная слава, когда они со скамьи подсудимых будут вещать то, что считают истиной в последней инстанции. Сперва слава, а лишь потом смерть.

Смертникам же подобного не достичь. Сперва смерть, а уж потом… если и «слава», то смотреть на неё и ей наслаждаться выйдет лишь из иного мира, а на это не каждый пойдёт, ох не каждый. Основных путей подготовки такого рода кадров два: чисто религиозный фанатизм с возможным усилением наркотическими препаратами или же чисто наркота с некоторой идеологической обработкой в качестве фона.

Вот на наркокомпоненте они и влетели. В Конфедерации, да и в образовавшейся на её месте империи любые опиаты и им подобные вещества были под строжайшим контролем и продавались лишь по действительно весомым причинам. Уж головную боль и депрессии, как в некоторых других местах, ими не лечили. Более того, в обязанности полицейских и их осведомителей, платных и добровольных, входило выявление людей. выглядевших, словно они находятся в состоянии наркотического опьянения. На том субчики-голубчики и попались! И попались крепко.

- И опять мой братец в думах глубоких пребывает, - тычок пальцами под рёбра, полученный от Мари, вывел меня из состояния глубокого раздумья.

- Жизнь такая, задумываться заставляет, - улыбнулся я. – С другой стороны, из экипажа сам вышел, тебе выйти Джонни раньше меня помочь успел. Да и до дома своими ногами иду, ни обо что не спотыкаясь. Даже окружающую обстановку отслеживаю, не видя ничего опасного.

- Вечно ты опасности ищешь…

- Не я, Мари, ох не я! Ты же сама понимаешь, что тем, третьим по счёту покушением наши враги не ограничатся. И с упорством и фантазией продолжат прикрываться то мексиканскими республиканцами, то штатовскими аболиционистами, то…

- Польскими эмигрантами, потом может и вовсе сочувствующими «бедным гаитянцам». Знаю, всё знаю. Но мы ведь сегодня…

- Именно о них и вынуждены будем говорить. Или ты думала, что ещё неделю-другую эта пакость подождёт?

Тяжкий вздох, глаза к небу, но никаких действительно веских возражений. Недолгое молчание, но едва мы оказались в доме, как дробный перестук сапожек – вроде бы и дамских, но в то же время и не очень – ознаменовал прибытие Вайноны. Что тут сказать, индеаночка в свеем репертуаре, так и продолжающая использовать предельно приближенную к мужской одежду почти всегда и везде. За исключением разве что спальни. Переубедить её в данном вопросе – помесь подвигов Геракла и сизифова труда.

- Ви-ик! – и на моей шее повисла знакомая такая во всех смыслах девушка. – А я соскучилась.

- Взаимно, - коротко, но нежно целую этот сгусток искренних эмоций, после чего осторожно отцепляю от себя. – Дай хоть переодеться с дороги. А уж потом сперва поговорим, затем отдохнём.

- Тогда пойдём, я помогу.

Угу. Поможет она, как же. Скорее уж присядет плотно на уши и будет то сама болтать, то у меня выспрашивать все подряд, не особенно обращая внимание на то, что скоро и без того всё узнает. Непосредственная душа… в том числе за это и ценю. Более того, даже люблю, хотя и без фанатизма. Хорошее отношение плюс привычка плюс беспокойство – в итоге получается крепко-накрепко приклеившаяся к моей жизни экстравагантная особа, известная практически всему Ричмонду и воспринимающаяся элитой империи… Фаворитка и всё тут, со всеми полагающимися нюансами. Зато не соскучишься и это действительно важно.

Отбиваясь от Вайноны дозированными порциями интересной для той инфы и сам слушая её комментарии по поводу и без, я быстро, по привычке из времени много лет тому вперед, привел себя в порядок. Сменил несколько помятую и запылившуюся одежду, прыснул на себя здешним подобием одеколона – парфюм, мать его, не самый как по мне лучший, но вполне приемлемый – после чего можно было и переместиться в кабинет. Большой кабинет, предназначенный не столько для работы, сколько для посиделок в небольшой компании.

Компания и впрямь была невеликая. Я, Мари, Джонни да Вайнона, причём последняя… Балластом её назвать было нельзя, но и чего-то особенного от индеанки никто не ждал. Может лет через несколько она и сможет развить умение мыслить стратегически, но покамест увы. Нет, глупой я бы её ни за что не назвал: любовь к знаниям, живость ума, готовность учиться… Отдельные составляющие присутствовали, а вот собраться в единый механизм, необходимый для полноценного участия в делах никак не могли. Случай, откровенно сказать, весьма распространённый, большинство людей такие. причём отнюдь не из числа низов. Просто так уж карты легли, только и всего. Мне Вайнона нравится и такая, какая есть, да и дело она себе сама найдёт, в этом я даже не сомневаюсь. Правда пока хватается то за одно, то за другое, не в силах выбрать что-либо конкретное. Душевные метания при имеющемся богатстве выбора. Но всё так или иначе связано не с чисто женскими занятиями, это факт. Пример Мари опять же перед глазами маячит, побуждая и привлекая. Не тайная полиция как таковая – у Вайноны характер немного не такой, нет холодной, расчётливой жёсткости и готовности методично давить, аки промышленный пресс – но есть и иные ведомства… или смежные, без которых тоже никуда. Тайная полиция связана с полицией обычной, дипломатией, армией, ещё кое-какими только организуемыми ведомствами. Есть из чего выбирать.

Когда ты без прекрасной дамы, лучше расположиться в кресле. Когда с наличием оной, то порой кресло способно показаться тесноватым, а вот диванчик – это куда лучше. Разумеется, это я про сугубо домашнюю атмосферу, без присутствия кого-либо постороннего. Вторая половина XIX-го века ни разу не начало XXI-го, а потому многих, практически всех, зрелище девушки в схожей с мужской одежде, да ещё примостившей голову на полушку, что лежит у меня на коленях… Если не шок, то нечто близкое к этому гарантировано. Это Джонни всё пофиг, а Мари уже давно и прочно заразилась моим специфическим мировосприятием. Слуги же, те и вовсе приучены держать язык за зубами, да к тому же проверены-перепроверены. Но вот при наличии в гостях того же Борегара или Пикенса и Вайнона вела бы себя поскромнее, и я бы следил за ней, собой, порой даже Марией. Изменения идут, но постепенно, поэтапно. Вот спустя ещё лет десять… будем посмотреть.

- Начнём разговор о делах наших сложных, - вымолвила было обмахивающаяся веером Мари и тут же, скривившись, попеняла Смиту. – Джонни, ну когда ты перестанешь водружать ноги на стол!

- Не на стол, а на столик, - парировал тот. – Там ничего из еды и выпивки не стоит, специально сюда придвинул, чтобы ты не попрекала.

- Не те нынче графы пошли, - притворно опечалилась сестра, отлично понимающая, что этого обормота не переделать, что вести себя действительно прилично он будет лишь на официальных приёмах, когда это и впрямь необходимо. – А если по делу, то наше громкое послание дошло до королевы Виктории и её министров. В ближайшие дни сюда, в Ричмонд, приедет чрезвычайный посланник Британской империи, один из лидеров Консервативной партии, Бенджамин Дизраэли. Официально для переговоров о прекращении войны между Испанией и нами с одной стороны и Гаити с другой. На деле же – договариваться о прекращении тайной войны, а также поддержки нами ирландских фениев, которые всего за год сумели стать очень… неудобными для Лондона и особенно интересов Сити.

Слушая это, я лишь улыбался и кивал, попутно вспоминая, с чего всё начиналось. Ирландцы, скажем так, очень сильно не любили Британскую империю, частью которой являлись. И причин для этой нелюбви было предостаточно. Не нужно было углубляться в далёкую историю, извлекать из могил тени забытых и полузабытых предков. Большинству ирландцев из числа молодых и горячих достаточно было всего лишь вспомнить собственное детство. Тем, что постарше – юность. То самое время многолетнего голода. Не неурожая с недоеданием, а самого настоящего голода 1845-1849 годов, после которого население Ирландии сократилось с восьми до шести с небольшим миллионов человек. О нет, далеко не вся убыль пришлась на смерти, многие просто эмигрировали, убегая от голода, нищеты и смертей куда глаза глядят, в том числе и сюда, в Америку. Но всё равно, цифры, доложу я вам, были более чем внушающие. Ещё более внушающие – по причине того, что этого бедствия можно было избежать, прояви в Лондоне хотя бы минимум понимания и здравого смысла. Но нет, желание вытрясти привычные суммы поступлений от налогов победило всё, включая и здравый смысл. Да и расстраивать протестантскую часть ирландской знати, на которую опирались в деле удержания кельтов в узде, тоже не хотелось. А компенсировать убытки из собственных средств, средств короны… Жмотистость где не надо, увы и ах, частенько подводила бриттов. Вот и в тот раз тоже. Из привычной неприязни и недоброжелательства в результате голода и смертей родилась самая настоящая ненависть – в очередной, далеко не первый раз, к слову сказать - которая, как я отлично помнил, не прошла и до родного мне времени. Многочисленные восстания, террор, реки крови с обеих сторон, взрывы, войны в печати и на телевидении… И даже на рубеже нового тысячелетия эта самая вражда лишь приутихла, но угли ещё тлели. Ожидая лишь того энтузиаста с харизмой, который как следует дунет на них, раздувая новый пожар.

Сейчас на эти только-только разгорающиеся угли дунули мы. Не забавы ради и не обычной пакости для, а исключительно в качестве ответной меры. Ну нельзя же было оставить без ответки аж три покушения, за которыми понятно кто стоял!

- Похоже, О’Махони и Мигер насыпали перца под хвост как самой Виктории, так и большей части британской аристократии своими недавними действиями.

- И очень сильно, - согласился с моими словами Джонни. – Ты, Вик, хорошо составил с фениями эту негласную договоренность. Три значимые для них цели и одна нужная нам. А от нас только и требуется, что давать деньги и оружие. Ну и принимать у себя семьи тех, кто ведёт борьбу за независимость Ирландии, чтобы у этих рыжих бестий не было страха за судьбу близких.

- Зато Джуде Бенджамину больше ничего нравиться не может. Лежит себе в гробу. Он отдельно, рука отдельно, голова тоже к шее пришивалась, как сказали, - хихикнула Мари. - И те двое членов палаты общин, которые слишком громко кричали о необходимости для Британии покончить с «засильем Романовых по обе стороны Атлантики!».

Что да, то да. Ободрённые действительно серьёзной, пусть и насквозь негласной поддержкой Ричмонда, едва-едва образовавшиеся как организация фении, среди которых «внезапно оказались» несколько инструкторов из числа «бывших» бойцов Конфедерации, развернулись от души. Первым делом против непосредственных виновников не столь и далёкого голода. Во вторую же ударили по нынешним властям, пусть пока и осторожно, на пробу, так сказать. Этого оказалось более чем достаточно, чтобы в Лондоне взвыли как та собачка, ну вовсе нечеловеческим голосом, после чего решили договариваться по-хорошему. Вот и плыл по морю-океану Бенджамин Дизраэли, в моём мире получивший прозвище Юркий Дизи за абсолютную беспринципность и в то же время способность влезть без мыла в любую жопу, руководствуясь британскими интересами. Ну, в той мере, в которой он лично их понимал. Крайне неоднозначная личность, желавшая сделать для своей страны много хорошего, но одновременно заложивший предпосылки грядущего кризиса, от последствий которого могучая империя так и не смогла оправиться. Мда. это было в иной, родной для меня ветви мироздания. А вот что будет здесь, разве что бесы знают. Да и то далеко не факт.

- Пока не покажешь силу, тебя не воспримут всерьёз. Мы её показали, напомнив, что на любую попытку пролить нашу кровь прольётся точно такая же влага и на их туманных островах. А ещё помогли вызреть большому и гнойному чирью прямо на заднице их королевы. Ирландия – это не проблемы в Индии или других колониях. От Дублина до Лондона совсем невеликое расстояние. Разъярённый десяток фениев с укороченными «спенсерами» и особенно со спрятанным в экипаже пулемётом способен ввергнуть всю империю в хаос. Если им должным образом помочь.

- Но мы этого делать не станем…

- Не станем, сестрёнка, - согласился я. – До тех пор, пока наши лондонские «друзья» вновь не попытаются показать ядовитые зубки, пытаясь сражаться не на войне и не руками тайных служб, а пробуя устранять опасных Британии лидеров бомбами или выстрелами фанатиков либо наёмников. Вооружённый нейтралитет, иного не дано.

- А вот возьмут они и сбросят всю ответственность на тех же янки. Что тогда будешь делать, Вик?

Глас истины, раздавшийся прямиком с моих колен. Вайнона, не мудрствуя лукаво, задала очень уместный в нашей ситуации вопрос. Только ответ у меня имелся.

- Тогда США получат ещё несколько больших проблем, а Британия лишится немалой части своей прошлой/будущей колонии. Нет, ни Виктория, ни Пальмерстон на это не пойдут. Сдаётся мне, нас ждёт череда противостояний на дальних рубежах. Гаити – это так, пробный шар, попытка оценить, на что мы способны и как далеко готовы зайти. Зато вот заварушка в Уругвае, который вот-вот станет ареной противостояния Парагвая и Бразилии - тут возможны самые разные варианты.

- Давай об этом потом подумаем, - лениво протянул Джонни, явно утомившийся после всех сегодняшних хлопот. Ирландцы, этот особый английский посол, другие хлопоты… Успеем ещё с ними намучиться. Предлагаю ещё немного тут посидеть, а тем временем послать курьеров к старым знакомцам. Пусть сюда прибудут. Выпьем, отдохнём. Может Сильвию уговорю сегодня оторваться от нашего сына и как следует потанцевать. Вон, на Вайнону посмотрите. Она одним взглядом моё предложение одобряет!

Факт, одобряет. Ухитряется кивать, не поднимая головы с колен и смотрит на меня, что твой котик из «Шрека». И вот что тут поделать? Ясно что, соглашаться.

***

Февраль 1864 г., Лондон

Генри Джон Темпл, третий виконт Пальмерстон, чувствовал, что старость, а точнее дряхлость, которой ему так долго удавалось избегать, постепенно берёт своё. Почти восемьдесят лет – срок по любым меркам солидный. А уж то, что ему до сих пор удавалось сохранять полную ясность рассудка, тягу ко всем земным удовольствиям и желание продолжать сии занятия и вовсе было подарком небес. Вот только ноги… Теперь ему постоянно требовалась трость, а то и помощь одного из верных слуг, чтобы, случись что, удержать от возможного падения. Вдобавок ещё речь стала медленной, каждое слово приходилось выговаривать, чтобы не исчезла весомость речей, которой он всегда заслуженно гордился. И усталость… она тоже пугала одним своим напоминанием о неотвратимо приближающемся финале жизни.

Другое дело, что закончить свою карьеру политика на мажорной ноте Пальмерстону очень уж хотелось. Он уже подготовил почву для триумфального возвращения в лоно Британской империи единственной значимой колонии, которая ухитрилась вырваться, причём с боем, но… План был рассчитан на довольно долгий срок, а ждать спокойно и терпеливо – премьер-министр империи всё ещё надеялся лично увидеть как над правительственными зданиями Вашингтона вновь взовьются влаги великой империи.

Оттого и давление на теперь уже бывшего президента США, Авраама Линкольна, с вежливым требованием поскорее уступить место новому «народному избраннику», который не будет нести на себе печати проигравшего войну неудачника. Требование, конечно, было подкреплено не только ласковыми словами, но и обещаниями в дальнейшем занять важное место в новой властной пирамиде. В качестве же аванса – несколько счетов на большие суммы в лондонских банках, что обязаны были подсластить горечь от потери имеющейся власти.

Что же до состоявшихся минувшей осенью выборов… На них вполне ожидаемо для Британии победил бывший вице-президент, Ганнибал Гэмлин, ясное дело, баллотирующийся от Республиканской партии. Аболиционист, пользующийся поддержкой радикального крыла собственной партии, а также почти всех негров, с определённых пор получивших право голосовать с полном составе. Многочисленные обещания, «мотивирующие подарки» потенциальным избирателям, деньги на которые он в изобилии получал от американских же граждан… только вот сильно связанных с дельцами из Сити. Всё это и помогло одержать весьма внушительную победу, а именно получить более сотни голосов выборщиков при общем количестве в сто девяносто.

Более интересными были конкуренты. Один из них, выдвинутый тем огрызком, которым с некоторых пор являлась Демократическая партия – после выхода из оной всего Юга некогда единой страны – вызывал у понимающих людей лишь невесёлую улыбку. Джордж Бринтон Мак-Клеллан, битый неоднократно генерал, причём битый позорно, не сумевший оказать действительно серьёзного сопротивления армиям Конфедерации. Отсюда и результат, а именно получение менее десятка голосов выборщиков. Если точнее, то аж целых девяти. Позор, провал. Только теперь на политическом поле боя. Пальмерстону было плевать на этого неудачника, равно как и на демократическую партию. Хотя нет, она также была нужна как символ многопартийности, а потому даже её, случись что, придётся подкармливать, чтобы не подохла в корчах денежной дистрофии и печатного забвения.

Словно в противовес этому позорищу третий и действительно важный для Лондона кандидат получил почти семь десятков голосов выборщиков. И это невзирая на то, что партия, от которой он выдвигался, была образована всего несколько месяцев тому назад, чуть ли не специально под довольно неожиданно объявленные внеочередные президентские выборы.

Юнионистский Союз, вот как она называлась. И, исходя из своего названия, партия призывала трезво оценивать ситуацию, в которой оказались США. Раз уж случилось, что собственными силами они никак не могли не то что справиться с Конфедерацией, а ныне Американской империей, а и защититься в случае очередного конфликта, то… требовалось искать союзников. Юнион, то есть объединение ради общих целей, причём с теми, кто говорил на одном языке, был одной крови и мог в достаточной степени понимать проблемы их страны. А какое государство, помимо собственно США и априори враждебной им Американской империи. говорило на английском? Какое государство пусть ограниченно, но помогало как в войне, так и при заключении мира? Правильно, Британская империя.

Слова юнионистов базировались на мощном фундаменте той самой оказанной британцами помощи. Помощи, которую до сих пор продолжали оказывать, пусть и не просто так, а в обмен на выгодные торговые договора. Ну так никто другой помогать и вовсе не стремился, а Соединённые Штаты, ослабленные потерей территорий, бунтами, наплывом негров с Юга и необходимостью выплачивать пусть замаскированную, но контрибуцию, нуждались в этой самой помощи.

Также важную роль играли лидеры юнионистов. Ими стали не какие-нибудь болтуны из числа журналистов, не богачи, владеющие фабриками или обширными земельными участками, а те, кто с оружием в руках защищал США, причём делал это куда более успешно, чем тот же невезучий генерал Мак-Клеллан. Генерал Хайрем Улисс Грант как лидер Юнионистского Союза. Тот самый Грант, которого признавали как опасного и достойного противника такие военачальники Конфедерации как Джексон, Борегар, Ли. Единственный из североамериканских генералов, кто оказался способен нанести Конфедерации хоть какие-то поражения. Его правая рука и первый заместитель – Уильям Теккумсе Шерман. Этот хоть и не получил лавров победителя, но тоже достойно проявил себя в неудачно закончившейся войне. Более того, был потомком одного из отцов-основателей США, что придавало его словам особенный вес, столь значимый в политических играх. Этакая правопреемственность от основания США до сегодняшних дней. Другие высшие офицеры, действующие и ушедшие в отставку. Офицеры простые, солдаты… и все они недовольные как результатом с треском проигранной войны, так и проводимой после её окончания политикой.

Действительность превзошла ожидания, и лорд Пальмерстон признавал это. Он ранее говорил королеве, что им придётся тщательно подготавливать, выращивать под себя и партию, и будущего президента, что приведёт США обратно в империю. Но теперь… Достаточно оказалось незначительной помощи, чтобы Юнионистский Союз не просто образовался и оброс лидерами, но и неожиданно для многих Улисс Грант на выборах занял не просто второе место из трёх кандидатов, но уступил вскормленному аболиционистами Ганнибалу Гэмлину не так уж и много, всего около трети голосов. И это тогда, когда аболиционисты были на взлёте, а простые избиратели ещё не успели толком понять и прочувствовать, чем обернётся для них самих поток хлынувших на территорию США негров из бывших южных штатов. Но даже так результат юнионистов впечатлял.

Что это значило в перспективе? Хотя бы возможность очередных внеочередных выборов, если президент-аболиционист доведёт страну до точки кипения значительно раньше того момента, как закончатся его полномочия. Вероятность этого была вовсе не маленькая. Пальмерстон даже и не думал как-либо влиять на Ганнибала Гэмлина, семнадцатого президента США. Он сам, по своей природе, делал именно то, что нужно было Британской империи. Требовалось лишь не мешать ему и его сторонникам, а одновременно с этим невмешательством потихоньку подогревать недовольство той части американцев, которые станут терять работу, вытесняемые демпингующими неграми или заметно теряющие в оплате своего труда. И уж тогда, на новых выборах, они непременно поддержат того кандидата, который пообещает вернуть им прежнее или приближенное к тому благополучие. А уж будет это Грант, Шерман или кто-то иной – решать Её Величеству Виктории, королеве Соединённого королевства Великобритании и Ирландии.

Той королеве, которая сейчас входила в кабинет, где он, верный паладин короны, дожидался свою повелительницу. Приложив уже довольно заметное усилие, лорд Пальмерстон, опираясь на трость, встал и собирался было двинуться навстречу Виктории, но остановился, повинуясь её жесту и словам:

- Не надо, Генри. Я слишком дорожу вашим драгоценным здоровьем. Приказываю вам сидеть.

- Как пожелает моя королева, - склонил голову опытный политик, вновь оказываясь в мягком кресле, помогающем хоть немного позабыть о возрасте и слабости здоровья. - Вы звали меня и я здесь, готовый служить вам и империи.

- Империи нужны рыцари, подобные вам, - поправив платье, владычица Британии также присела, глядя на своего первого и самого важного помощника в управлении громоздким, но мощнейшим в мире «кораблём». - Вы выиграли для империи Америку, осталось лишь завершить партию на шахматной доске. С этим справится и тот же Юркий Дизи.

Пальмерстон лишь улыбнулся, уже не в первый раз услышав от королевы прозвище, которым та наградила его возможного преемника в скором будущем. Но не мог не предупредить Викторию о некоторой опасности, которую тот нёс. Не злонамеренно, а искренне заблуждаясь.

- Если Бенджамин и станет премьер-министром, то будет нуждаться в постоянном ограничении. Он умный малый, умеет разбираться с политике, экономике, но… Излишняя склонность к уступкам даже не Сити в целом, а «новым деньгам», находящимся вне аристократических семей – это опасно. Он уже высказывал предложение дарования титулов разным… банкирам и промышленникам. Это рискованный путь. Большинство из них не в состоянии проникнуться духом империи, оставаясь всего лишь лавочниками и ростовщиками. Я прошу вас, моя королева, не забудьте эти слова, подумайте над ними!

- Я запомнила их. Но сейчас, уходя от нашей комбинации с Соединёнными Штатами и переходя к сложившемуся тройственному союзу.

- Россия, Американская империя и Испания, - понятливо вздохнул Пальмерстон. -Уже этой весной русский император объявит о денонсации Парижского трактата о нейтрализации Чёрного моря. Мы ничего не сможем с этим поделать. Русские уже сейчас готовят черноморские верфи к закладке броненосцев и крейсеров. На Азовском море стоятся малые суда, которые войдут в Чёрное море сразу, как только оно перестанет быть нейтральным. Вы и сами знаете это, Ваше Величество. Как и то, что попытки обезглавить Американскую империю окончательно провалились, и мы вынуждены договариваться о прекращении взаимного террора. Они уже взбунтовали ирландцев и эта ненависть, у которой, скажем откровенно, были основания, вряд ли скоро утихнет.

- Дизи везёт в Америку предложения, с которыми там должны согласиться. В том числе по ирландцам, от части которых моей империи необходимо избавиться. Слишком буйные, слишком неуправляемые. И злопамятные!

- Да, это может сработать, - согласился с королевой премьер-министр. – По ту сторону Атлантики нуждаются в том, что мы хотим им предложить. А наше непротивление аннексии Гаити и поддержка запланированного Испанией и Американской империей открытого судебного процесса над их президентом, императором и приближёнными тоже будет полезной. Покажем готовность договариваться по широкому фронту. Притупим их подозрительность. Затем подготовимся и нанесём удар, который вырвет одного из участников этого опасного для Британии союза. У нас уже получалось влиять на их политику: золотом, обещаниями, силой и страхом.

Виктория понимала, о каком именно из соперников Британии говорит лорд Пальмерстон. Не об Американской империи, поскольку она только образовалась и была, скажем так. слабоуязвима к любому влиянию извне. Не об Испании. О, на королеву Изабеллу Бурбон можно было и влиять, и попробовать напугать, только вот любое действие, направленное в ту сторону, вызвало бы жёсткую реакцию со стороны сразу двух входящих в союз империй. Двух империй, на тронах которых сидели родные отец и сын.

И что оставалось? Россия. Сильная, наращивающая мощь с каждым годом, но остающаяся уязвимой к атакам изнутри. Особенно при императоре, который уже успел показать свою склонность к компромиссам и готовность прислушиваться к советам, исходящим от придворных с неоднозначной репутацией. И не только он сам. Однако сперва стоило попробовать надавить или испугать именно Императора Всероссийского. Это и предложила Виктория.

- Подавленное восстание в Польше, Генри. Жестоко подавленное, с тысячами убитых, сотнями казнённых и множеством отправленных на многолетнюю каторгу. Но арестованы и казнены не все.

Пальмерстон лишь воздел глаза к потолку, тем самым показывая, что не в восторге от того направления, по которому скользнули мысли королевы. Премьер-министр империи помнил, что составленные в резких выражениях ноты протеста от Британии, Франции и некоторых других стран… не возымели ровным счётом никакого действия на Россию и в частности самого Александра II. Осторожные же намёки британского посланника, лорда Нэпира, на мощь флота Её Величества были встречены лишь усмешкой графа Игнатьева, товарища министра иностранных дел империи и комментарием: «В Карибском море и к северу от США может случиться ухудшение климата. Лучше бы Адмиралтейству вашей королевы озаботиться этим, а не делами Польши, которая уже полвека есть часть Российской империи».

Прозрачный намёк был. И у Британии действительно там, по ту сторону Атлантики, было слишком мало кораблей. Тем более броненосных, способных противостоять той, другой империи. Ямайка и иные острова под властью короны. Канада – большая, но столь уязвимая, если по ней ударят эскадры под флагом с косым, усыпанным звёздами крестом. Ударят, а потом высадят десанты, да в изобилии, которым и помешать то будет сложно. А уж сбросить их в море, когда прошедшим через множество сражений и до зубов вооружённым новейшим оружием «серым спинам» удастся закрепиться… Такого в Лондоне не желали, поэтому поспешили отступить, поняв, что надавить на Санкт-Петербург не получится.

Вот французы, те никак не могли уняться, посылая ноту за нотой, но каждая следующая «пустая нотация» вызывала лишь более и более громкий смех наряду с издевательскими фельетонами и эпиграммами в газетах российских, испанских, американских. Наполеон III выставлял себя на посмешище, толком этого не понимая или не желая понимать, потакая лишь своему упрямству. Но это были исключительно его проблемы, ибо в Лондоне также не были заинтересованы в высоком авторитете наполеонида.

Другое дело то, что осталось от польских мятежников. Те, которым удалось выскользнуть за пределы границ Российской империи и не попасть в лапы пруссаков, заключивших с русскими Альвенслебенскую конвенцию о совместных действиях против восставших – Пруссия вполне обоснованно беспокоилась о возможной смуте на своих землях, где поляков также было в избытке – делились на две основных категории. Первая была абсолютно деморализована, собственными глазами видя, как быстро, активно и жестко действуют как русские отряды, так и добровольцы, прибывшие из-за океана. Те самые, из тогда ещё Конфедерации, причём в форме того или иного подразделения «Дикой стаи». «Гробовщики», «Тигры», «Призраки», иные… Пусть эти самые «добровольческие отряды» были невелики, зато знали толк в уничтожении всего враждебного, а вдобавок им было плевать на совершенно им чужих поляков. А любовь конкретных «диких» к республиканству из-за памяти о законно выбранном Линкольне и тому, что в результате получилось… В общем, знамён с изображением черепа в цилиндре, оскалившегося тигра или привидения на чёрном фоне боялись чуть ли не до мокрых штанов.

Зато оставшаяся часть – меньшая, стоило отметить, и меньшая заметно - хоть и боялась, но в то же время желала отомстить. Ну или продолжить борьбу за независимость Польши иными средствами, перейдя от собственно восстания к отдельным ударам, направленным на конкретных персон. Следовало лишь направить их, но не от своего имени, а подставив, к примеру, французов.

- Мы используем поляков, Ваше Величество. Так, чтобы обвинить можно было их, французов, да хоть кого, только не нас, не Британию. Но русское Третье Отделение значительно улучшило свою работу, пользуясь консультациями из-за океана. Подобраться к императорской семье для выходца из Польши будет почти невозможно. Или возможно, но после очень долгой подготовки и всё равно без высоких шансов на успех. Второй путь лично мне кажется более перспективным. Долгий, но в итоге дающий намного больше.

- Одно не помешает другому, Генри, - чуть прищурившись, мягко произнесла королева. - Увеличьте ассигнования лорду Нэпиру, обычные и скрытые. Пусть не боится потратить слишком много, даже частичный успех окупит любые затраты сторицей. Но тут нам не обойтись без помощи этого несносного француза. Мне придётся пригласить к себе этого беспокойного Луи или самой отправиться по ту сторону Ла-Манша.

- Горчаков профранцузский политик, а лучше него мы никого не найдём для того, чтобы окончательно направить русского кронпринца в нужную сторону. А сменив своего отца, естественным путём или внезапно, он уже не будет представлять для нас угрозы…