Иктанэр и Моизэта

Заключение

30-го мая в Париже, в большом амфитеатре медицинского факультета три знаменитых хирурга, в присутствии блестящего собрания выдающихся лиц всех национальностей, оперировали Иктанэра.

Операция, начиная с того момента, когда Иктанэр заснул под хлороформом и до накладки последнего бинта, длилась ровно сорок пять минут.

И когда его унесли, то это уже был не «Иктанэр», а бедное человеческое существо, побежденное человечеством и извращенное наукой. У него больше не было бронх и дыхательного аппарата акулы, и у него было одним легким меньше, чем у подобных ему людей.

Для Иктанэра приготовлена была поблизости от амфитеатра и в том же самом здании отдельная обширная комната. Здесь за ним ухаживали самые опытные сиделки, и у его изголовья толпились самые великие ученые всего мира. Но тот, который по-прежнему все еще звался Иктанэр, хотя уже и не был им, застыл в презрительном молчании, и его глаза были полны бесконечной грусти.

Во сне его посещали тревожные видения. И если он напрасно ждал каждый день Моизэту, за то он видел ее каждую ночь в своих сновидениях.

10-го июня он мог уже встать, ходить и есть. В этот день прекратились посещения медицинских светил; но зато в 11 часов утра ему доложили о приходе адмирала Жерминэ.

Юный выздоравливающий приветливо улыбнулся честному моряку: он знал о благородном поведении адмирала Жерминэ во время памятного заседания, на котором одобрен и решен был план Иктанэра по плану адмирала Окошима.

Он протянул руку своему покровителю, говоря:

— Уже давно, адмирал, вы не приходили меня навестить…

— Об вас же хлопотал! — с веселой улыбкой отвечал моряк.

— Обо мне?

— Мужайтесь, — ответил адмирал, — и вы, который заставил трепетать сотни миллионов людей, постарайтесь устоять пред собственным счастьем. Она в Париже!

— Адмирал! Адмирал! — прошептал Иктанэр.

Он едва не упал без сознания, но овладел собой. И в ту минуту, когда он собирался что-то сказать, дверь его комнаты растворилась и в его объятия бросилась с криком радости и вся в слезах сама Моизэта.

И долго это были слезы, смешанные с ласками и с поцелуями; лепет детских и безумных слов…

Оба такие юные и бледные, Иктанэр и Моизэта обнимались и целовались, словно увенчанные широким лучом весеннего солнца, врывавшимся в раскрытое окно.

А в нескольких шагах от этой четы стояли другие двое людей и тоже не могли сдержать своих слез. То были Оксус и адмирал Жерминэ.

И вдруг, — пока Моизета и Иктанэр обнявшись и прижавшись щекой к щеке и словно забыв весь мир плакали от счастья, — Оксус протянул адмиралу свою сильную руку и проговорил:

— Прощайте, адмирал, и еще раз спасибо! Я вам поручаю этих детей. Они друг друга любят. Я их делаю богатыми. Да будут они счастливы!

— А вы, сами? — удивился адмирал.

— У меня своя судьба! — мрачно ответил Оксус. — Пожелайте только, чтобы никогда больше не услышать вам обо мне никакой речи…

И отерев слезы, Оксус пожал адмиралу руку, взглянул в последний раз на своих детей и вышел; он шел на зов своей судьбы.

Державы отправили в Персидский залив огромный флот, которому приказано было разрушить Затерянный остров. Но так как адмирал Жерминэ, который один знал от Оксуса о разрушении надводной части острова, никому не открыл этого, доверенного ему на честное слово секрета, то английский адмирал, командовавший эскадрой, был очень удивлен, не найдя даже никаких следов пресловутого острова. На том месте, где он должен бы виднеться из волн, были спущены водолазы. И то, что они нашли на дне, убедило всех, что остров должно быть был разрушен по желанию Оксуса и Фульбера, а может быть и вследствие какого-нибудь вулканического извержения.

Мир уже забыл и Иктанэра, и Затерянный остров, и Оксуса, и Фульбера, и их таинственную армию безвестных монахов. И только глубокие старцы иногда еще вспоминали, какие ужасы происходили когда-то на земле, и задавали себе вопрос:

«А что если когда-нибудь снова появится этот грозный Неизвестный, на этот раз вооружившись лучше, чем в первый раз, и что если он попытается снова закрепостить себе человечество»?..