Играть чтобы жить

Глава 17

– Петров. На выход, – велел конвоир, открыв дверь камеры.

Я лежал на нарах, заложив руки за голову, камера на шестерых, а нас трое. Место есть. Было девять, но шестерых увели. На расстрел, по приговору.

Интересная у меня судьба, уже третий месяц идёт следствие по мне. Военного суда не было, звания и наград не лишали, но отстранён от службы и вот под следствием.

Причём нахожусь в Москве всё это время. Да, на знаменитой Лубянке. Знаете, лучше на фронте под пулями чем тут на допросах под кулаками.

Если бы не лекарский амулет, давно калекой бы сделали. Били не жалея, дивясь какой я живучий, заживает всё как на собаке. А у меня уже заряженные накопители, весь запас к концу подошёл, и не зарядишь, свидетелей хватало.

Ладно, начну сначала. Ну в тылу у немцев я неплохо поработал. В том лесу сделал подземный схрон. Старым способом. Достал бочки с бензином, и убирая землю в хранилище, потом сбрасывал в воду. Три тонны топлива в схрон, земляной пробкой заткнул, и следа нет что тут что-то имеется, а сам рванул в тыл к немцам. Как раз стемнело. На дороге взял языка, постовых подстрелил оружием с глушителем. Не «ВАЛ», его я не трогаю, местное тихое оружие накопил. Тот сообщил где ближайший аэродром. Добрался на мотоцикле, к утру. А он транспортный, трёхмоторные «Юнкерсы» мне не нужны, увёл в хранилище связной четырёхместный «мессер». Вполне свежий. А ничего другого не было. Заправил, и уже при свете дня взлетел, осваивая новую для меня машину, она скоростнее чем «Шторьх», непривычная. Не встретив наши и немецкие истребители, на бреющем добрался до окраин Берлина, даже благополучно сел. Пусть и с третьей попытки. Я уже говорил, машина новая для меня. Осваиваю. В Берлине задержался на двое суток. В принципе всё у меня есть, полнил запасы сливочного масла с фермы, сметаны и молока. Колбас потом с коптильни и сосисок. С пекарни сто горячих буханок, только из печи. Булки и батоны по пятьдесят штук. Две тонны и четыреста кило с лишним было свободным, есть куда убирать. На две тонны таких продуктовых запасов сделал. Плюс кондитерские взламывал, сладкого тоже хочется, на двести кило набрал.

Главное почему я сюда прибыл. Ограбил местных ювелиров. Понимаете, камни-накопители, они просто круглые. Я хотел добыть драгоценные камни, нанять потом ювелиров чтобы они округлили их. Проверю на амулете зарядке, будут те работать как накоптили или нет? Всё же десять штук в запасе я считаю мало. Брал алмазы, рубины и изумруды. Не так и много, шесть килограмм всего общего веса. Ну и на тридцать килограмм золотых украшений, многие с камушками. Девчачьи игрушки, жене подарю. Осталось свободного около ста кило, вот и посетил банк. Можно уже. Монеты взял, сто штук золотых гиней, двести тысяч долларов США банкнотами, триста двадцать шесть тысяч британскими фунтами стерлингов и рублей ещё. Остальное место занял золотыми монетами разных стран, включая германские марки. На этом всё, планы исполнены, кстати, ни за что не платил, как победитель, солдат с противоположной стороны, брал всё в качестве трофеев. Вернулся в ночь на второе июня к передовой, причём сел в тылу нашей бригады. Она наступала, продвинулась. Тот польский городок у старой границы уже взят. Ну и вышел на штаб. А там меня под ручки, арестовав. Особист наш работал, передали контрразведке армии и через неделю уже в Москву. Я оказывается главный подозреваемый в том, что наша группа попала в засаду. Также меня подозревали в связи с немцами. То есть, что это я предатель. Были улики. Думаю, их Сикорский организовал. Правда, он тоже был под подозрением, и видимо скидывал на кого ему было удобно, выбрав меня. Вот почему меня включили в эту группу. Начальник штаба действовал по требованиям офицеров «СМЕРШа». Правда, та радиосвязь помогла, хотя особо и не верили.

Как видите долго меня допрашивали, чуть инвалидом не сделали, и следствие ещё идёт. Хотя последнюю неделю не вызывали, что странно. Тут вот снова к следователю видимо, так что руки за спину и наверх, в один из кабинетов.

– А, Петров, – сказал мой следователь, он был сначала и до конца. – Радуйся, с тебя снимаются все подозрения. Десять дней назад освобождён лагерь военнопленных, там несколько солдат из вашей группы, они на допросах подтвердили, что предатель Сикорский, а не ты. Так что без обид, служба.

Посмотрев на того, я отвернулся к окну. Ещё я не замарался, прощая их. Прощать и не подумаю. Этот смертник жив пока до него руки мои не дошли. Ну и не хочется, чтобы след ко мне привёл. Если надо, я подожду.

– Ну ладно, – хмыкнул майор. – Сейчас берёшь пропуск, личные вещи и свободен. Бумагу об окончании проверки получишь у дежурного. С нею в управление кадров, там дальше определят куда тебя. Всё, свободен.

Забрав бумагу, я с тем же конвоиром двинул вниз, к посту дежурного. Конвоир ушёл, мной занялся уже помощник дежурного, вернули вещи, причём все. Да и что там возвращать? Я якобы из плена бежал, пусть солдат убивал, трофеи имел, но вещей немного.

Оружие, «МП-40» при задержании понятно отобрали, документов нет, якобы у немцев остались, сообщать что сохранил даже и не думал, после того как меня встретили.

Правда про награды и документы к ним сказал, что сохранил, но сдавать не стал. Так что наручные часы, вещмешок, с мелочёвкой, вот и всё что было. Причём вещмешок этот мой. Я когда в рейд пошёл, его не брал.

Так что арестовали, его со мной забрали и вот в тыл. Всё верно, по спискам проверил, расписался, и был выпущен на свободу с чистой совестью.

Да уж, старался держаться подальше от опасностей. Не получилось. На самом деле, уж лучше на фронте. Один плюс видел, время идёт, хранилище качается, уж тонна свободного.

Тут и потраченное топливо, пока к своим возвращался, и три месяца по триста килограмм под следствием. Плюс сам питался своими запасами, хотя и не часто, свидетелей много, местная баланда вообще аппетита не вызывала. Так что тонна есть.

Поправив вещмешок на плече, лямки на правом плече, я поспешил прочь. Форма грязная, попахивает камерой, знаков различия нет, пилотка и то без звёздочки. Документов кроме справки нет. Нужно всё вернуть. Так что путь мой лежал в автобронетанковое управление Красной Армии, в отдел кадров. Вид конечно привлекал внимание, но мне скрывать нечего, ничего, дошёл. Офицеры, что в коридоре ожидали, морщились и отдвигались от меня. Пощупав щетину, решил, что надо побриться. А что, двадцать один год уже, двадцать два в феврале будет. На Лубянке свой брадобрей был, раз в три дня водили бриться. Он же и стриг. Я два дня назад у него был. В принципе причёска нормальная, помыться бы конечно сначала надо было, вон когда очередь подошла и в кабинет зашёл, подполковник морщится, но похер, вот откровенно на это похер. Я ни за что сидел, пусть нюхают уроды. Все сразу поверили, что я предатель, ни один слова против не сказал. Я про офицеров бригады где служил, но сейчас вообще на всех плевать. Позже отойду, но это будет позже. Да и радости возвращения в армию у меня нет от слова совсем. Мне выдали нужные бумаги, чтобы восстановить документы. Справки с Лубянки для этого хватало, там все данные были. Там фотография нужна, требуется себя в порядок привести. Ну и дали направление в служебную гостиницу. Так просто в неё не попадёшь. А вот где дальше служить буду, узнаю, когда восстановлю документы.

Так что забрал ворох бумаг, посетил другой кабинет, оставил часть, там начали удостоверение оформлять. После этого в гостиницу, заселили в двухместный номер. Причём, одно место занято, но сосед отсутствовал. Форму в стирку сдал, сам в ванную комнату. Дважды отмылся, пока не почувствовал себя чистым. Потом сам побрился. Дальше форму вернули, глажкой просушили, сапоги тоже в порядке, и к фотографу. Там свой был, подобрали форму согласно моего звания, сделали фото. На лице синяков нет, меня били, но на лице следы не оставляли. Фото вечером будет готово, так что пока время есть, на телеграф. Надо телеграмму отбить Анне, что я в порядке. А то сколько месяцев ни слуху, ни духу.