Идеальное отражение

Глава 13 Новосибирск

10 февраля

За нашими спинами тянулась трасса, обозначенная на старых картах как М52, впереди простиралась замерзшая Обь, а за ней – Новосибирск, когда-то бывший крупнейшим мегаполисом восточной части России, а ныне – даже не труп, а скорее призрак города.

Непонятно, почему уровень радиоактивного заражения тут был выше, чем в любой другой локации, даже в Старой Зоне, где все началось в прошлом веке с аварии на АЭС, а степень разрушений превосходила всё, что довелось пережить Москве.

Уцелели лишь немногочисленные здания, возведенные более века назад, во времена наших предков, не имевших представления о продвинутых технологиях, но зато умевших строить солидно, прочно, на десятилетия. Все остальное превратилось в пустошь, заваленную бетонными обломками, грудами кирпича, иссеченную глубокими расщелинами, утыканную сопками с кратерами на вершине, из которых выбрасывало столбы пепла.

Пепел был всюду, он лежал сугробами, подобно снегу, его носило ветром, и даже лед на реке был покрыт тонким серым налетом.

– Не люблю это место, – сказал я. – Сколько раз тут бывал, а привыкнуть все равно не могу.

– Так, наверное, выглядели Содом и Гоморра, когда Господь обрушил на них гнев свой. – Колючий перекрестился, затем подумал и перекрестился еще раз. – Как-то все жутко и мертво.

– Не так мертво, как хотелось бы, – заметил Синдбад. – Чугунков тут хватает и люди есть.

В руинах можно было угадать очертания улиц и площадей, виднелась вставшая дыбом транспортная развязка, в темноте похожая на огромный и лохматый клубок шерсти. С юга, от железнодорожного моста, доносился рев моторов, на севере, у пристаней, стреляли вовсю.

– Пошли. – Я поудобнее перехватил «Шторм» и первым спустился на лед. – Надо быстрее пересечь реку. Пока мы тут, мы не крутые сталкеры, а всего лишь отличные мишени.

Насчет того, куда двинулся дубль, у меня не было даже догадок, только уверенность, что так быстро он локацию не покинет. Основывалась она как на впечатлениях, прихваченных во время пребывания в чужой голове, так и на вполне разумных доводах.

Этот выкидыш «Мультипликатора», оказавшись в Старой Зоне и Москве, проводил там немало времени. Бродил туда-сюда, изображал из себя туриста, который любуется красотами и покупает сувениры с уличных лотков.

В Академзоне он может отправиться в «Греховное пристанище», самый известный в Пятизонье лагерь «мотыльков», или двинуть на северо-восток, в вотчину биомехов, или затеряться в руинах центра, где тоже обитает достаточное количество агрессивных чугунков.

Перед ним открыты все пути.

Мы же хотели перебраться на другой берег, после небольшого крюка по Новосибирску двинуться назад и устроить засаду возле тамбура. Пользуясь тактикой Антипы, выждать, когда дубль решит сменить обстановку, поймать его в ловушку и уничтожить.

Если, конечно, в ближайшее время не случится очередного «видения», и я не получу точную информацию, где находится цель нашего вояжа, и при этом не перестреляю спутников.

– Холодно, – заметил Колючий, когда мы прошли по реке метров двадцать.

– Еще бы, – я усмехнулся. – Сибирь, она и внутри Барьера Сибирь.

Ветер, дувший с юга, со стороны Обского моря, и в самом деле был ледяным и проникал в щели боевого костюма. Под ногами скрипел снег, и если не обращать внимания на тонкий слой пепла, легко было поверить, что под нами обычная река. Что внизу, подо льдом, обитают не гидроботы, результат приспособления скоргов к водной среде, а настоящие рыбы.

Поверить было легко, только не имелось на это никакого желания.

Все время, что мы пересекали Обь, я чувствовал себя очень неуютно – слишком открытое пространство, слишком много направлений, откуда нас могут обстрелять, и совершенно негде укрыться.

Но опасность пришла с неожиданной стороны.

Тревогу поднял датчик движения, сообщивший, что внизу, в воде, объявилось нечто довольно шустрое. Мгновением позже радар дал понять, что эта тварь размерами превосходит быка и идет к поверхности.

– Бегом! – заорал я, срываясь с места.

К счастью, и Колючий, и Синдбад послушались меня без промедления и лишних вопросов. Там, где мы только что находились, ледяной панцирь с треском лопнул. Полетели осколки, и в дыру высунулось нечто остроконечное, блестящее, похожее на макушку древнего шлема.

Только клепали этот шлем на великана!

Промахнувшаяся тварь нырнула и попыталась перехватить нас еще раз, но я вновь предвосхитил ее маневр. Мы свернули к северу, а перед нами возникла полынья, и из нее полезли длинные, снабженные клешнями манипуляторы. Один едва не ухватил Синдбада за ногу, второй клацнул рядом с моей пяткой, через третий Колючему пришлось перепрыгивать.

Гидробот оказался упорным, ушел вглубь снова и помчался за нами.

– Может... его... гранатой? – задыхаясь от быстрого бега, предложил мальчишка.

– Давно... не... купался? – ответил я в том же стиле. – Влево!

Мы сменили траекторию вовремя – по льду побежали трещины, одна из них расширилась, и из нее явился наш преследователь. Издав раздраженный свистящий звук, он попытался схватить меня, но не дотянулся, и тогда он погрузился, а затем выпрыгнул из воды!

Металлическая туша весом с груженый вагон с грохотом врезалась в лед, и казавшаяся только что такой прочной поверхность под ногами заколебалась, начала качаться и трещать.

– Твою мать! – Синдбад на ходу обернулся и выпустил очередь из «карташа».

Судя по грохоту, он не промахнулся, но пули не произвели на гидробота особого впечатления. Он совершил еще один скачок, достойный дельфина из цирка, и плюхнулся в каких-то десяти метрах от нас.

Лед под моими ногами затрещал, и я обнаружил, что пытаюсь бежать по воде.

Я почти тут же провалился по пояс, а затем и вовсе погрузился с головой. Тело словно ошпарило, сердце застучало часто-часто, а боевой костюм и груз потянули меня вниз.

«Вот уж нет!» – подумал я, изо всех сил работая руками.

Снаряжение сталкера, откровенно говоря, не очень подходит для того, чтобы плавать, однако при некоторых усилиях в нем можно держаться на поверхности. Но вот исполнять в нем всякие трюки, вроде кувыркания в ледяной воде – удел «моржей» – акробатов с перекачанными мышцами.

Я не таков, но деваться мне некуда: либо я выплыву, либо утону, либо та хищная морда мной поужинает.

Импланты мои не перестали работать, и только благодаря им я вовремя рванул в сторону, а гидробот промахнулся. Заостренный нос промелькнул рядом, меня ударило чешуйчатым боком и завертело, точно волчок. Разум, мало приспособленный для участия в таких ситуациях, отключился, и дело в свои руки взяли инстинкты выживания.

Я замолотил руками и рванул вверх... чтобы со всей дури садануться башкой об лед.

Пока я тонул и уворачивался от чугунка, меня снесло прочь от полыньи, да еще и в организме начала ощущаться нехватка кислорода: еще пара минут, и я пойду ко дну без помощи гидробота.

Настырная тварь вновь попыталась протаранить меня, и я опять сумел убраться с ее пути, правда, не так шустро, как хотелось бы. Похожее на навершие шлема рыло шарахнуло меня по ноге с такой силой, что едва не оторвало ее, а острый плавник чиркнул по лицу.

Боли я не почувствовал, но перед глазами заклубилась кровавая муть. Я развернулся лицом вверх и в полном отчаянии нажал на спусковой сенсор. ИПП не предназначен для стрельбы под водой, но штука это настолько надежная, что имелись шансы на то, что она сработает и здесь. Глухие хлопки ударили по ушам, и во льду надо мной появилась большая дыра.

Я рванул к ней и с такой жадностью хватанул воздуха, что едва не подавился.

А затем понял, что меня ухватили под мышки и тащат вверх, выдергивают из полыньи. Возникло инстинктивное желание вырваться, освободиться, и я его с немалым трудом подавил.

– Твою мать! Он ранен! – рявкнул Синдбад мне прямо в ухо.

– Да разве это рана... – я хотел произнести эту фразу громко, но вышел лишь простуженный сип.

Холода, честно говоря, я не чувствовал, я вообще не ощущал собственного тела, лишь касания в отдельных местах: давление на подошвы, на плечи, глухие толчки сердца в груди и то, как саднит лицо.

– Побежали! – воскликнул Колючий. – Иначе эта тварь нас сожрет!

Мышцы меня не слушались, я казался себе деревянным истуканом, покрытым коркой льда, но каким-то образом ухитрялся бежать, задыхаясь и кашляя, оскальзываясь на льду и едва не падая. Сознание плыло, я не мог связаться даже с главным имплантом, не говоря уже о других, и почти ничего вокруг не видел, соображал только, что за спиной грохочет и трещит.

Силы кончились, но я все равно бежал, на упорстве, на желании жить...

Берег выскочил из темноты столь неожиданно, что я едва не упал. Разрывающим мышцы усилием устоял на ногах. Тяжело взбежал по покрытому слоем пепла косогору и остановился, уткнувшись в спину кому-то из спутников. В этот момент я не отличил бы одного от другого.

– Всё, оторвались, – сказал Синдбад.

– Да? – спросил я, на этот раз в полный голос, и потерял сознание.

Вернулся в чувство я рывком, просто открыл глаза, как после крепкого сна.

Я лежал, не ощущая привычной тяжести боевого костюма, зато чувствуя растекающееся по жилам блаженное тепло. Обеспечивал его, во-первых, спальный мешок, а во-вторых, небольшой костерок, самым наглым образом трещавший неподалеку.

– Вы что, идиоты? – прохрипел я, пытаясь выбраться из мешка. – Зачем вы его разожгли?

Открытый огонь – верное средство демаскировать себя, и поэтому сталкеры им почти никогда не пользуются.

– Лежи спокойно. – Синдбад появился откуда-то сбоку. – Мы в подземелье, и здесь нас никто не заметит.

– Э... ну... – Только тут я сообразил, что улетающие вверх искры разбиваются о бетонную плиту, а за кругом света прячутся стены. И еще я понял, что совершенно лишен одежды – эти гаденыши содрали с меня не только костюм, но и все остальное. – В подземелье?

– В подвале, если быть точным, – сообщил бритоголовый. – Счастье, что мы наткнулись на него так быстро.

На то, чтобы оглядеться, мне понадобилась пара минут: капитальные стены и потолок, в дальней стене – дверь, в углу груда ящиков, заваленный разнообразным мусором пол.

– Это верно, – сказал я. – А зачем вы меня раздели?

– А что, нужно было оставить тебя в холодной и мокрой одежде? – Синдбад поглядел на меня скептически. – Проведи ты в ней еще часок, точно схватил бы какую-нибудь гадость, и система подогрева не помогла бы.

Это верно – боевой костюм не рассчитан на зимние купания в Оби.

– А где Колючий?

– Сторожит наверху. Скоро я его сменю. А ты приходи в себя, одевайся, и двинем дальше.

Комбинезон и прочие шмотки лежали на ящике рядом с костром, и от них валил пар. Само пламя было светлым и очень жарким, и это означало, что горят таблетки универсального топлива.

Места они занимают немного, весят вообще мизер и очень выручают в локациях, где набрать сушняка – большая проблема.

– Обязательно приду, – пообещал я, понимая, что на самом деле вовсе не желаю куда-то идти, что бешеная погоня за самим собой утомила меня даже не столько телесно, сколько душевно.

Хотелось вот так лежать, ничего не делать, смотреть в огонь...

Но я также прекрасно понимал, что дубля нужно уничтожить как можно быстрее, что он – зло. Не абстрактное, всеобщее и глобальное, а, так сказать, частное, причиняющее неприятности лично мне.

Кто знает, что он выкинет в следующий момент? В присутствии егерей плюнет на портрет Хистера? Или пришибет «чистильщика» из Барьерной армии так, что это увидят его соратники? Или выдумает нечто такое, что мои банально человеческие мозги не в состоянии измыслить?

Все возможно.

А обвинят в произошедшем сталкера-проводника по прозвищу Лис.

Так что разлеживаться мне некогда, надо подниматься, собираться и вновь вставать на тропу войны.

– Ты как? – спросил явившийся в подвал Колючий. – Может, тебе нужно помочь?

– Сам справлюсь, – ответил я, выбираясь из спального мешка и думая, что бионик мне сейчас бы не помешал, но бионик не раненый и полный сил. – Как думаешь, твои единоверцы... бывшие, они еще гоняются за мной?

– Не знаю. – Беглый праведник пожал плечами и нахмурился. – Дьякон любит, чтобы успех приходил сразу... ему не хватает терпения. Но если его разозлить, тогда... Но мне не хочется это вспоминать.

– Ладно, – я кивнул и сморщился от дернувшей лицо боли: ее полоса протянулась ото лба до правой щеки, но при этом совершенно не затронула глаз. – Ого... что это у меня там такое?

И уже задав этот вопрос, я вспомнил – обжигающе холодная вода, темная туша, проносящаяся мимо, нечто вскользь касается моей физиономии, и я замечаю темное облачко...

– Рана. Мы ее обработа... Не трогай! – воскликнул Колючий, но было поздно, я поднял руку.

Глубокая царапина или скорее даже разрез протянулся от границы волос почти до угла рта. Мне невероятно повезло, что гидробот из Оби, нанесший эту рану, не зацепил мой глаз.

– Ничего, я не маленький. Не расковыряю, – проговорил я, осторожно обследовав полоску застывшей крови.

Одно из преимуществ наличия метаболического импланта – раны быстро затягиваются и вообще заживают. Но я знал, что эта, когда зарастет, не исчезнет полностью, что останется шрам, отметина, которой будет лишен дубль.

– А, ну ладно... – Колючий вздохнул и принялся рассказывать, что он начал молиться за меня еще на реке, когда я провалился под лед, и что они увидели, как я вылез, и вовремя вытащили меня, и что не иначе как Божий Промысел в том, что я вышел из этой передряги живым...

Стоило отметить, что приступы «проповедничества» нападали на мальчишку нечасто, но уж если нападали, то превращали его из нормального парня в подобие религиозной радиостанции.

Колючий вещал, а я потихоньку разбирал вещи и одевался.

Комбинезон оказался еще влажным, но это ничего, высохнет прямо на мне, если врубить систему подогрева костюма на полную. На налобнике шлема обнаружилась зарубка длиной сантиметров в пять – плавник чугунка разрезал его так же легко, как мою плоть.

«Шторм» я взял в руки с осторожностью, почти с благоговением – он спас мне жизнь там, под водой, но сможет ли эта «машинка» стрелять после всех выпавших на ее долю злоключений?

Но тестовый сенсор после нажатия мигнул зеленым огоньком, и у меня полегчало на сердце.

– Очень хорошо, – сказал я и принялся облачаться в боевой костюм.

– Эй, да ты меня не слушаешь? – обиженно воскликнул Колючий. – Учти, бог все видит!

Я посмотрел на него, и подленькая мысль, сидевшая в подсознании все время, что мальчишка шел с нами, всплыла на поверхность: а что, если Иеровоам на самом деле ловкий актер, и что его речи о желании уйти из «Пламенного Креста» – притворство, и он только ждет момента, дабы ударить в спину?

Эта мысль привела за собой подругу, столь же гнусную: ведь и Синдбад наверняка не так прост, как кажется, у него есть тщательно скрываемый интерес в том, чтобы идти со мной.

А в следующее мгновение мне стало стыдно.

За эти три года я настолько привык не доверять людям, что готов во всем видеть обман и предательство.

– Не слушаю, – сказал я. – А ты все надеешься обратить меня в свою веру?

– Нет веры моей или твоей, она общая! – пылко воскликнул Колючий.

Чтобы сохранить такую искренность после долгого пребывания в своре Дьякона, нужно обладать не только чистым сердцем, а еще и мощным иммунитетом против всякой душевной грязи.

Или уметь великолепно играть...

Нет, Лиса таким, какой он есть, сделало не только Пятизонье, но и те годы, когда я сам был похожим на Колючего молодым придурком, страстно верил в идеалы, в то, что мы несем добро нашей стране, и когда я воспитывал в себе осторожность и подозрительность ко всем, кто не является «своим».

Просто так это из меня теперь не вытравить.

– Пошли, – сказал я, наступая на костер, чтобы затушить его. – Незачем заставлять Синдбада ждать.

Выбравшись из подвала, я обнаружил, что принадлежит он полностью развалившемуся частному дому, а вокруг – большой дачный массив: поваленные, подгнившие заборы, сараи, силуэты поломанных деревьев, жилые строения разной степени разрушенности.

Берег Оби был неподалеку, в какой-то сотне метров, а пепелище начиналось полукилометром севернее. Но этот пятачок садовых участков, заключенный внутри Новосибирска, выглядел на редкость спокойно и тихо.

Ни энергополей, ни биомехов, ни тем более артефактов и сталкеров.

– Ну что, куда дальше? – спросил Синдбад. – Как думаешь, нужно нам заходить в город?

– Не знаю, – откровенно признался я. – Разумнее всего повернуть назад, перейти реку южнее, где-нибудь у «Юного ленинца», и ждать нашего «красавца» неподалеку от тамбура. Но разумнее – это не всегда правильнее, и поэтому я даже не знаю, что сказать.

Донесся рокот вертолетных винтов, и импланты просигнализировали, что с востока, из-за реки идет звено драконов. Мы залегли, но летучие чугунки не обратили на нас внимания, помчались к центру города, туда, где начала извергаться одна из сопок. Столб алого огня поднялся до самых облаков, в стороны полетели тучи черного, свежего пепла.

Драконы закружились над ведомой только им целью, к земле устремились ракеты, зазвучали взрывы.

– Нет. – Я поднялся. – Туда мы, пожалуй, не пойдем. Пусть дубль развлекается, если у него есть желание. А то еще наткнемся на кого из шпионов Ордена, и брат Рихард узнает, где мы находимся.

– Это что, обратно через реку? – Колючий посмотрел в сторону Оби без особого энтузиазма.

– Именно так, – я кивнул.

Имелась возможность перебраться на другой берег, не вступая на лед – по плотине Обской ГЭС. Но возможность эта была чисто гипотетической – окрестности электростанции пользовались «убийственной» славой. Обитавшие там биомехи вели себя агрессивно и слаженно, так что порой возникало ощущение, что ими командуют из единого центра.

Но так это или нет, а пройти по плотине и остаться в живых не сможет и джинн.

– Ну что же, ладно, – беглый праведник засопел. – Да, слушай, а кого ты упоминал, когда мы в развалинах у Курчатника сидели? Эти, гарде... гардемарины... кто они были такие?

– Нечто вроде курсантов военно-морского училища, – объяснил я уже на ходу. Мы зашагали через садовый массив строго на юго-восток, вдоль берега реки. – В той песне еще звучали такие слова: «Зачем троим, скажи на милость, такое множество врагов?» Прямо про нас.

– Да, врагов предостаточно... – согласился Синдбад. – Джинн этот бешеный... Праведники, брат Рихард... еще счастье, что за нами он гоняется, а не та бешеная девка, приемная дочь Хантера. Как ее? Платиновая... Нет, Титановая Лоза. Кстати, а что ты собираешься делать со всеми этими врагами? Я имею в виду после того, как прикончишь дубля?

Я пожал плечами – честно говоря, мои планы так далеко не заходили, они ограничивались единственной глобальной целью и насущными, возникающими по мере ее достижения проблемами.

– Об этом будем думать потом, когда действительно его прикончим, – ответил я, и на этом разговор завершился.

На этот раз мы перешли Обь без проблем, и на правом берегу оказались, когда начало потихоньку светать. Выбрались к трассе М52 и неспешно зашагали вдоль нее на юг, в сторону Академгородка и центра локации.

Трасса эта – естественный, самый короткий и удобный путь от тамбура в Новосибирск, и обычно все пользуются им, если нет каких-либо препятствий, вроде буйных чугунков.

Но сегодняшним морозным утром трасса была пустынной, и, скорее всего, потому, что биомехи, скопившиеся у здания ИЯФ после пульсации, агрессивно встречали любого, кто пытался выйти из гипертоннеля. Так что гости, не имеющие очень серьезных причин рваться в новосибирскую локацию, убирались обратно, а местные, живущие в Академзоне, уже знали, что у тамбура непорядок, и пока туда не совались.

Промчавшаяся в вышине гарпия дала по нам очередь из импульсной пушки, но больше для острастки, да еще неподалеку от железнодорожной станции «Сеятель» нам попалась кучка свежих ловушек – «Чертова топь», а рядом с ней целых две «Лестницы в небо».

Я заметил их в последний момент.

А потом в зону действия моих имплантов попал Академгородок, и стало ясно, что там горячо.

– Стоп! – Я вскинул руку и остановился.

– Что такое? – насторожился Синдбад.

– Там, похоже... – я замялся, пытаясь с помощью главного импланта разобраться в мельтешении выданных радарами и сонаром «меток». – Идет бой, да еще довольно серьезный.

Чугунки, контролировавшие тамбур в тот момент, когда мы только там появились, сражались с людьми, причем людей было довольно много, и действовали они организованно и умело.

По всем признакам, «Ковчег» проводил операцию по зачистке «своей» земли от биомехов.

– Егеря пытаются разогнать ту железную банду, что имела к нам претензии, – добавил я. – Дело у них идет бойко, но пока лучше не соваться, а то прибьют под горячую руку.

Мы прошли еще немного и залегли в развалинах, достаточно неприметных, чтобы не привлечь ничьего внимания, и настолько серьезных, что они могли стать прикрытием во время обстрела. Синдбад, демонстрируя истинно солдатскую привычку, улегся и уснул, Колючий тоже задремал, а я остался сторожить и заодно наблюдать за бойцами «Ковчега» и за окрестностями.

Драка в Академгородке проходила целиком по сценарию Хистера – чугунков планомерно уничтожали – так что следить за ней было неинтересно. Поэтому я позволял себе отвлекаться, задумываться о вещах посторонних, и мысли мои двигались порой очень причудливо.

Что, например, будет, если я сейчас погибну, а дубль выживет?

Кто-нибудь заметит подмену? Обнаружит, что Пятизонье лишилось настоящего Лиса?

С вероятностью в девяносто девять процентов – нет, поскольку этого настоящего Лиса никто не знал. Все эти годы я стремился к тому, чтобы прятаться ото всех, не раскрываться, держаться в стороне, и преуспел.

Так что, если мое место займет нечеловек, копия, сотворенная в «Мультипликаторе», идеальное отражение, никто не обратит на это внимания – ни Кали, ни один из коллег-сталкеров или торговцев, с которыми я вел дела, ни, тем более, Дьякон или узловики...

А отсюда вопрос – так ли уж сильно я отличаюсь от дубля? Человек ли я сам?

На этом месте я встряхнул головой и подумал, что от излишнего шевеления мозгами бывает только вред. Заставил себя заняться делом – осмотреть и проверить броню на предмет дырок и повреждений, разобрать и почистить «Шторм», а затем и «Страйк», тоже побывавший в воде, оценить, сколько у меня боеприпасов.

Подобные вещи занимают не только руки, но и голову, и избавляют от всяких глупых мыслей.

– На дурака не нужен нож... – мурлыкал я, возясь с ИПП и морщась, когда лицо мое дергало болью – давала о себе знать подживающая рана. – Ему покажешь медный грош и делай с ним, что хошь...

Бой у тамбура тем временем закончился, и егеря занялись любимым делом, принялись сжигать «трупы» чугунков с помощью термитного состава, что в состоянии уничтожать даже скоргов. Один за другим заполыхало множество костров, и столбы густого черного дыма потянулись к небу, чтобы воткнуться в брюхо тяжелых, пепельных облаков.

– Эй, подъем, хлопцы! – позвал я, думая, что самое время подойти ко входу в гипертоннель поближе.

Наш дубль – парень на диво ушлый, он может появиться с любой стороны и в любой момент, и если не перехватить его на подходе, он прыгнет в вихрь, и поминай, как звали.

– Нападение? – спросил открывший глаза Синдбад.

– Нет, месилово закончилось, так что самое время выдвигаться на боевую позицию, – объяснил я.

Насчет бойцов «Ковчега» я не питал иллюзий – они нас заметят и наверняка захотят узнать, кто это тут шляется. Но я также знал, что к вольным ходокам, особенно опытным, давно живущим в Пятизонье, хистеровцы относятся спокойно. На наши разборки, даже происходящие в Академзоне, смотрят сквозь пальцы и обычно не вмешиваются.

Поэтому нам, скорее всего, никто не помешает устроить засаду около тамбура и ждать своего часа.

– Вставай, Колючий! – Чтобы разбудить беглого праведника, мне пришлось слегка повысить голос.

– А? Что? – Он сел и схватился за «мегеру».

– Пять минут тебе на то, чтобы оправиться, – самым суровым тоном заявил я.

В установленный срок мы, конечно, не уложились, но зато пошли бодро и вскоре увидели холм с развалинами торгового центра, а также поднимающееся с его вершины серое торнадо.

– Ага, нас заметили, – сказал я, определив, что навстречу нам двинулись пятеро егерей. – Теперь лучше не дергаться и враждебность не демонстрировать. Разговаривать буду я.

Мы продолжили шагать, не делая попыток свернуть, спрятаться или обратиться в бегство, всем видом давая понять, что просто идем по своим делам и ничего против «Ковчега» не имеем.

Егеря загородили нам дорогу, все пятеро – вооруженные «карташами», в одинаковых боевых костюмах, в шлемах с опущенными забралами, с повязками на рукавах, на которых виднеется знак «Биологическая опасность», еще в пятьдесят первом ставший гербом группировки.

– Стоять! – приказал один, самый высокий. – Кто такие?

Как поется в одной антикварной песне: «И вот настал решительный момент». Если дубль успел наследить, чем-то досадил хозяевам Академзоны, нас просто-напросто пристрелят.

– Я известен как Лис. – Я отстегнул маску так, чтобы было видно лицо.

– Лис? – Предводитель егерей опустил «карташ». – Тебя же совсем недавно видели в центре Новосибирска?

Я неопределенно пожал плечами, мол, и не такое могу, а предводитель бойцов «Ковчега» сделал шаг вперед и поднял забрало. Открылся прямой нос, холодные голубые глаза, губы, тонкие, словно нити, и я удивленно хмыкнул, поскольку узнал этого типа.

– Гарик? – спросил я.

– Теперь меня лучше называть герр Рудольф, – сообщил он. – Но когда-то я носил то имя, что известно тебе.

Сталкер по прозвищу Гарик появился в Пятизонье на полгода позже меня, и некоторое время мы пересекались на Обочине. Затем он куда-то исчез, а немногим позже поползли слухи, что его видели среди бойцов Хистера и что он успешно делает карьеру. Самое чудное, что это оказалось правдой, и сам герр Рудольф смог выжить, а это рядом с бесноватым фюрером «Ковчега» не так просто.

В прежние времена он выглядел не таким презрительно надменным, да и не смотрел настолько властно. Но это и понятно, вольный ходок Гарик не принадлежал к высшей расе и не считал остальных низшей.

– Сколько лет, сколько зим... – пробормотал я. – Рыжим море по колено, ведь так?

В ответ на мое любимое присловье он улыбнулся еле заметно, уголками губ, но когда заговорил, голос прозвучал столь же холодно, как до этого:

– А кто другие двое?

– Меня называют Синдбад. – Бритоголовый открыл круглую физиономию, а Колючий сделал то же без слов.

Еще один момент истины – если «Ковчег» сейчас во вражде с «Пламенным Крестом», у нас могут возникнуть серьезные проблемы. Егеря в состоянии опознать единоверца Иеровоама по лицу, и тогда то, что кресты на его «доспехах» закрашены, поможет, как мертвому припарки.

Обычно эти две группировки старались друг друга не замечать.

Единственное столкновение между ними произошло года два назад, когда Дьякон поймал и решил сжечь одного из ученых-экологов «Ковчега». В ответ Хистер двинул в Сосновый Бор почти все свои наличные силы, и яростный борец с «еретиками» поспешно отказался от глупой затеи.

Если верить сплетням, распрю тогда улаживал Каспер, один из авторитетнейших посредников Пятизонья. Потом все было тихо, но обстановка в наших краях меняется так быстро, что о новой вспышке раздоров я мог просто не знать.

В последние дни мне было не до того, чтобы следить за новостями.

– Синдбад и... – Герр Рудольф перевел взгляд на Колючего. – Некий молодой человек.

Беглый праведник не опустил глаз и даже не поежился. Молодец, мальчишка.

– Именно так, – сказал я. – Надеюсь, что у «Ковчега» нет претензий ни к одному из нас?

– Нет, – герр Рудольф покачал головой. – Но мы хотели бы знать, что вам здесь нужно.

– Хотим подождать одного типа. – Тут я улыбнулся как можно злобнее. – Рядом с тамбуром. Чтобы, когда он появится, слегка с ним потолковать. С помощью вот таких аргументов.

И я выразительно похлопал по стволу ИПП.

Мой собеседник на некоторое время задумался, должно быть, запрашивал через М-фон инструкции, а потом ответил, выговаривая слова медленно и пафосно, точно глашатай, читающий королевский указ:

– Вам позволено находиться здесь столько, сколько вам будет угодно.

– Спасибо, – сказал я. – Мы будем тише воды, ниже травы.

Герр Рудольф кивнул, щелкнуло опустившееся забрало, пятеро егерей развернулись и зашагали обратно в ту сторону, откуда пришли. Ну а я перевел дух и поспешно нацепил маску обратно – нечего без необходимости дышать радиоактивной атмосферой Академзоны.

Для ожидания мы выбрали холм из развалин, расположенный к западу от того, на котором вращался вихрь: с одной стороны – всё как на ладони, виден и тамбур, и окрестности, и уходящая на север М52, с другой – не прямо под боком у нервных товарищей из «Ковчега», вновь засевших в универмаге, а с третьей – не на траектории движения собиравшихся вокруг ИЯФ чугунков.

Кстати, биомехи не заставили себя ждать, едва герр Рудольф добрался до своих, как егерям пришлось разбираться с отрядом ботов.

– Десять... двенадцать... пятнадцать! – сосчитал я кинувшихся в атаку железных тварей.

– Откуда только они берутся, – философски заметил Синдбад. – Неужто и правда их производят в Узле?

– Сказки это, – я фыркнул, а затем одобрительно кивнул, когда егеря пустили в ход генераторы ЭМИ. – Я готов поверить в то, что сам видел, в то, что могу пощупать руками. А Узел... ты его видел? Трогал?

– Вспомни апостола Фому... – начал Колючий, собравшийся, похоже, обрушить на наши бедные уши и головы очередную проповедь на тему «правильной веры». Но неожиданно сбился, побледнел, и выдавил: – Ой!

Глянув в сторону входа в гипертоннель, я понял, что случилось: на склоне холма одна за другой возникли пять фигур, и все они были с «мегерами», в черной броне, и на рукавах у них горели оранжевые кресты.

– Праведники... – сказал Синдбад. – По твою душу, Колючий?

Судя по тому, как спокойно действовали выкормыши Дьякона, бойцов «Ковчега» они не опасались.

– Не-не зн-наю, – ответил мальчишка.

Егеря, давшие нам разрешение находиться тут, не станут помогать праведникам в охоте на бывшего единоверца, но и не будут мешать ловить «Антихриста». Они только посмотрят, как Лис и два его спутника попытаются устоять в схватке с бойцами из Соснового Бора, и уберут трупы, если таковые останутся.

– Или по мою, – заметил я.

Но мордовороты в черной броне, оправившись после перехода, не обратили на нас ни малейшего внимания. Выстроившись в боевой порядок, они зашагали на север, в сторону Новосибирска, где недавно видели «меня».

Или кто-то слил Дьякону информацию о том, где сейчас находится Лис, или у праведников есть тут еще какие-то дела.

– Кого ждать дальше? – осведомился Синдбад, позевывая. – Брата Рихарда с узловиками?

– Ну, это вряд ли, – пробормотал я.

У Ордена, конечно, в Новосибирске есть и приор, и некоторое количество бойцов, но все равно они тут тихие и стараются особенно не высовываться, чтобы не обострять отношений с «Ковчегом».

А появление группы рыцарей, да еще со столь заметной шишкой во главе – это серьезный повод для обострения.

– Фу, не заметили... – Колючий наконец отошел от шока, вызванного появлением бывших соратников. – Так если вспомнить апостола Фому, что усомнился в истинности воскрешения Господа нашего...

– Охолони, малый, – дружелюбно посоветовал я. – Можешь даже поспать, только не проповедуй.

Мне достался довольно гневный взгляд, но на подобные вещи я с детства привык не обращать внимания, вот и сейчас не отреагировал, ну а беглому праведнику пришлось заткнуться.

Чтобы не сильно мучиться от вынужденного молчания, он и вправду улегся спать.

Мы ждали, разобравшиеся с ботами егеря занимались своими делами, спрятавшееся за тучами солнце неспешно поднималось. Шрам мой болел, но все меньше и меньше. Ночной мороз понемногу слабел, в тамбуре возникали гости Академзоны, к вихрю двигались желающие перебраться в другие локации.

Пара вольных ходоков, группа вооруженных до зубов наемников, ученые с охраной – обычная публика, что шляется по Пятизонью. Брат Рихард, если и знал, где мы, лезть сюда не решался, Циклоп не показывался.

Где-то около полудня меня вновь накрыло, и на этот раз я ощутил приближение приступа «одержимости» заранее. Почувствовал, как занемели мышцы, подал сигнал ошибки метаболический имплант, на мгновение перестал передавать информацию датчик движения.

– Синдбад! – позвал я, спешно сдирая с шеи «Шторм». – Быстрее, забери это...

– Что? – Он посмотрел на меня непонимающе, но послушно ухватил ИПП.

– И это... – Я непослушными руками потащил из кобуры «Страйк». – Надо быхх менья еще свяжзать...

Язык застыл, точно его сковало морозом, и я понял, что падаю – лицом вниз, в провал, заполненный чем-то черным, переливающимся. Почудилось, что вижу несущееся мне навстречу отражение, искореженное, жуткое, но в то же время отчетливое, и с плеском врезался в него.

А через мгновение оказалось, что я стою, а передо мной – большое здание без крыши, украшенное портиком с дюжиной громадных колонн. Секунды хватило, чтобы узнать его – Оперный театр Новосибирска, построенный в незапамятные времена и устоявший в пятьдесят первом.

Импланты сигнализировали, что ко мне подбираются враги – пятеро вооруженных «мегерами» бойцов, но я продолжал стоять, словно чего-то дожидаясь, и даже не думал прятаться.

Странное это было ощущение – я осознавал, что я, сталкер по прозвищу Лис, нахожусь в чужом теле, только похожем на мое собственное, и в то же время как бы краем уха слышал мысли того сознания, что обитало в этом теле обычно, а сейчас перенеслось в мое.

«Поменяться телами» – был такой старый американский фильм.

А как насчет «Поменяться душами»? Или у дубля нет души?

Я понимал, что он удивлен, напуган и рассержен, почти так же, как я, но в то же время глубинно спокоен, как не может быть спокоен нормальный человек, обуреваемый тревогами и заботами.

Затем одна картинка распалась на две и из статичной превратилась в подвижную.

Вот я поднимаю «Страйк», и незнакомый круглолицый мужик выбивает его у меня из руки...

Вот я прыгаю в сторону, и залп «мегер» не причиняет мне вреда, а «Шторм» в руках бьется, как живой...

Поток мыслей тоже разбился на два, и они причудливо потекли рядом, то соединяясь, то расходясь, то соприкасаясь боками, лишь слегка проникая друг в друга: проклятые праведники... нужно уничтожить его, уничтожить!.. сколько это будет продолжаться?.. путь важнее всего... нужно вернуться, разорвать соединение... пора идти дальше, следующий шаг не ждет...

Я напряг, я даже не знаю, что можно напрячь, будучи в бесплотном состоянии... напряг что-то и вновь полетел, на этот раз вверх. Все естество мое пронзила резкая боль, сдвоенное существование прекратилось, и я обнаружил себя лежащим мордой в землю.

Кто-то тяжелый придавливал меня к поверхности нашей родной планеты, да еще и фиксировал руки.

– Хватит, – сказал я, сплевывая замешанную на пепле грязь.

– А чем докажешь, что ты – это ты? – спросил «кто-то тяжелый» низким голосом Синдбада.

– Могу песню спеть, – предложил я, немного подумав. – Ту самую, про зиму.

– Валяй.

Должно быть, со стороны это выглядело смешно – один мужик в боевом костюме прижимает к земле другого, а тот задушенно хрипит, пытаясь соорудить хоть какое-то подобие мелодии:

– Зима раскрыла белые объятья, но я морозов не боюсь... Это в городе мне грустно было, это в городе мне грустно было, ну а в зоне я смеюсь, смеюсь, смеюсь... Три белых коня, три белых коня, декабрь, январь и февраль... Ну что, хватит?

– Хватит, – сказал Синдбад.

Тяжесть с моей спины исчезла, и я смог подняться.

– Вовремя я тебе пушку отдал?

– Очень вовремя. – Он вручил мне «Шторм», а сам сходил туда, где валялся «Страйк». – Еще немного, и ты... то, что было тобой, начало бы стрелять в нас, язви меня джинн.

Я усмехнулся и принялся отряхиваться – боевой костюм, конечно, не вечерний, но лучше и его держать в чистоте. Мысль о том, что после «слияния» с дублем в одно целое нужно «вымыть с мылом» и мозги, я поспешно отогнал в сторону.

Нужно, конечно, но вот как это сделать?