Глава 10 Во тьме

9 февраля

Вниз, в прорытые под Москвой тоннели, сталкеры иногда спускались, но только из крайней необходимости. Там было даже опаснее, чем наверху, там ползал Сцепщик, биомех размерами с состав метро, и водилась разная подземная жуть. Да и ловушки порой встречались такие хитрые, что по их поводу болела голова даже у опытных ходоков.

Но у нас, откровенно говоря, не имелось других вариантов.

Наверху мы сможем удрать от рыцарей, только оседлав какого-нибудь носорога, но мнемотехника среди нас нет. Внизу отыскать нас будет много сложнее, ибо импланты там менее эффективны, как и обычные органы чувств. Попробуй догадайся, куда мы сейчас пойдем – к «Тимирязевской» или к «Савеловской», или вовсе забьемся в какую-нибудь щель?

А обыскивать помещения даже одной станции можно долго.

– Ты сошел с ума! – рявкнул Синдбад, когда мы добежали до ряда турникетов. – Там – смерть!

– А наверху что, пикник с девочками? – ответил я в том же духе.

– Мы не джинны, или ты забыл? – бритоголовый снизил тон. – Ты надеешься выжить внизу?

– И не просто выжить, а выбраться обратно, догнать дубля и пришибить его, – выдал я свой «тайный план». – Или помогай, или не мешай, а болтать нечего. Хотя вы можете остаться тут, попробовать объяснить узловикам, что вы им, в общем, не нужны.

Судя по сердито блеснувшим глазам, Синдбад испытал желание врезать мне по репе. Но, честь ему и хвала, сдержался, только невнятно промычал что-то и судорожно кивнул.

Поддерживая начавшего шататься Колючего, мы двинулись к эскалатору.

Ведущий на станцию тоннель на первый взгляд смотрелся довольно безобидно – торчащие из стен автоны, ползающие по ним скарабеи. Ниже, где-то на середине длинного спуска, виднелось мерцание, но издалека было трудно определить, что там светится.

– Я первым, – сказал я и шагнул на ступеньку замершей навеки лестницы.

Импланты мои продолжают работать, и хотя сквозь бетон перекрытий им не пробиться, я могу обследовать пространство впереди. А там нас может ждать всё, что угодно, и хищная аномалия, и заросли падких на человеческую плоть автонов, и злобный скорг в засаде.

Но на первых метрах все вроде бы чисто.

– Мы вниз... зачем?.. там же ад... только после смерти, – зашептал Колючий, у которого, похоже, начался бред.

– Тихо ты! – одернул его Синдбад.

Тихо – это верно, есть хищные механические твари, что реагируют не на тепло, не на электромагнитное излучение, а именно на звуковые колебания, и незачем привлекать их внимание.

Мы спустились метров на пятьдесят, и я увидел, что мерцает свисающая с потолка «Сосулька» – голубоватый стеклистый нарост, похожий на сталактит и на щупальце осьминога. Я остановился и попробовал «прощупать» его с помощью всех следящих имплантов по очереди, но ничего особенного не добился, понял только, что эта штука не является живой.

– Что это? – спросил Синдбад.

– Не знаю. Но она мне не нравится. Рисковать не будем, попробуем обойти, – я кивнул в сторону соседнего эскалатора. – Сейчас, я только посмотрю, все ли с ним в порядке.

Перебравшись с одного эскалатора на другой, я глянул вниз и тихо выругался.

Немного ниже, от одной стены тоннеля до другой, тянулась полоса слабого электромагнитного излучения. А это значило, что там прячется ловушка, известная среди сталкеров под ласковым прозвищем «Шинковка». И свободна от нее была только та механическая лестница, что проходила под «Сосулькой», та, по которой мы шли с самого начала.

– Что ты замер? Нужно спешить, – в голосе Синдбада прозвучала нервозность.

– У тебя «Фрича» нет? Или «Плети»? – осведомился я. – Если нет, то придется лезть под эту «Сосульку».

«Шинковка» – штука коварная, и если ты по глупости угодил в нее, то можешь попрощаться с жизнью, или, по крайней мере, со здоровьем. Ступени у тебя под ногами станут чем-то вроде поверхности скользкой терки, усеянной лезвиями, а перила превратятся в бритвы. И даже боевой костюм не поможет тебе избежать многочисленных и очень глубоких порезов.

Я сам видел, как всего-то трехметровая «Шинковка» изорвала человека в клочья.

– Значит, рискуем. – Я перебрался обратно. – Если со мной что-то случится, сдавайтесь узловикам.

Если я героически погибну, то у брата Рихарда со товарищи останется единственная причина для вражды с Колючим и Синдбадом – то, что оба моих спутника сегодня убивали рыцарей, причем не подло, из-за угла, а в честной схватке лицом к лицу.

Такое Орден, изображая благородство, иногда прощает.

Простит ли приор московской локации?

Проходить под «Сосулькой» мне категорически не хотелось, кто знает, на что способна эта неизвестная дрянь? Но тут, по крайней мере, имелся шанс, в случае же с «Шинковкой» его не было в принципе – она срабатывала всегда.

– Ну что, брат Лис, давай, – подбодрил я себя.

На мое приближение свисающий с потолка нарост не отреагировал никак.

Я задержал дыхание и проскочил под ним, ожидая чего угодно – молнии, взрыва, струи кислоты, акустического удара. Но ничего не произошло, только неприятная вибрация на миг коснулась затылка и ушла вниз по позвоночнику.

– Чисто? – спросил Синдбад.

– Чисто. Быстро за мной.

Злобные узловики наверняка уже собрались у станции метро всем кагалом и сейчас полезут внутрь одновременно через несколько входов. Примутся палить во все стороны и вздрагивать от каждого шороха, ожидая от хитрого Лиса засады или еще какой подлости.

Синдбад и Колючий тоже прошли под «Сосулькой» спокойно, и мы потопали дальше вниз. Показалась станция, и тут сверху донесся отзвук грохота, возвестивший, что рыцари идут по следу.

– Так, поглядим, что тут такое... – пробормотал я, сканируя пространство между путями.

Процессу мешали толстенные колонны, натыканные с двух сторон и загораживавшие обзор не только глазам, но и имплантам, а также висевшая в воздухе взвесь непонятного происхождения.

Удалось определить, что потолок и стены тут чистые, без автонов, ничего живого или хотя бы условно живого в окрестностях не наблюдается, в центре зала имеется «Кислота», а у дальней стены, в тупике, лежат три трупа.

– Куда пойдем? – спросил я. – Предлагаю на юг, к «Савеловской», и по правому тоннелю.

– Ты проводник, тебе и вести, – откликнулся Синдбад. – Но не спеши, парню помочь надо! Он ранен, или ты забыл? Как, есть у нас пара минут? Преследователей не слышно?

Да, как-то я и вправду запамятовал, что бывший единоверец Иеровоам получил рану. При мысли об этом я второй раз за день испытал давно забытое чувство – стыд, и ощутил, как заалели щеки. На мгновение даже порадовался, что вокруг царит кромешная тьма и моей физиономии никому не видно.

– Сейчас проверим... – Я прислушался: в уходящем наверх тоннеле было тихо. – Пара минут есть. Ты пока займись им, а я огляжусь. Там вон три жмурика лежат, надо посмотреть, что с ними.

Синдбад помог Колючему сесть, вытащил из рюкзака аптечку и принялся снимать с мальчишки броню. Я же обогнул «Кислоту», заволновавшуюся при моем приближении и сделавшую попытку чуть увеличиться, и двинулся туда, где лежали тела.

Все три принадлежали мужчинам в боевых костюмах, и все сжимали оружие.

У двоих это были «калаши», а один держал в каждой руке по «Страйку».

По всем признакам – сталкеры, причем не из особенно продвинутых и денежных, скорее всего – новички.

– Так, что тут у нас? – прошептал я, разглядывая первое тело и понимая, что удивлен.

Это был крупный парень, моего роста, но куда шире в плечах, шлема он не носил, так что я мог видеть голову. И при этом, что странно, не мог определить, от чего умер здоровяк: труп выглядел довольно свежим и не имел повреждений – ни ран, ни ушибов, ни признаков отравления.

Стань сталкер жертвой колонии скоргов, от него мало что осталось бы.

– Только мертвые с косами стоят, и тишина... – прошептал я, переводя взгляд на второе тело.

И с ним, и с третьим все обстояло точно так же.

«Что там? – спросил Синдбад через М-фон. – Мы почти закончили».

«Всё довольно странно, – отозвался я. – Сейчас обыщу их, и уходим».

«Калаши» и «Страйки» нам ни к чему, а вот в поклаже у мертвецов может найтись что-нибудь ценное или полезное. Этим беднягам оно все равно не пригодится ни при каких обстоятельствах, а нам может жизнь спасти.

Обыскивая трупы, я не испытывал ни брезгливости, ни смущения.

Любой, кто провел в Пятизонье больше нескольких месяцев, не свихнулся, не стал инвалидом и не погиб, непременно лишается глупых предрассудков, связанных с мертвыми, и усваивает базовый принцип выживания – можно делать всё, что идет на пользу тебе и твоим союзникам.

В подсумках не нашлось ничего особо интересного, кроме парочки гранат, а вот в одном из рюкзаков я отыскал три полных комплекта маркеров, а также контейнер с н-капсулами.

– С паршивой овцы хоть шерсти клок, – прокомментировал я этот факт и вернулся к спутникам. – Пошли?

Синдбад кивнул, Колючий забормотал молитву.

Это он правильно – сталкер, сунувшийся непосредственно в тоннели, по которым ранее ходили поезда, мог рассчитывать только на божественное покровительство. Ибо от Сцепщика, прожорливого железного гада, не спасали ни гранаты, ни «мегеры» с «карташами», ни даже артефакты, вроде «Фрича» или «Плети».

Я лично этого чугунка не встречал, но Араб имел с ним рандеву где-то в районе «Аэропорта» и едва унес ноги. Вспоминать о том случае он не любил, но как-то раз проговорился, и тогда я узнал, что есть вещи, коих опасаются даже жженые.

Помимо Сцепщика имелись тут и другие опасности, о которых лучше было не вспоминать, чтобы не навлечь их на наши головы.

Мы спрыгнули с края платформы и быстренько оставили «Дмитровскую» позади. Потянулся тоннель, чьи стены, пол и потолок выглядели так, словно их сверлили огромной дрелью.

Взвесь, так досаждавшая мне на станции, никуда не исчезла, но стала немного реже, так что я мог заглянуть шагов на тридцать-сорок вперед. И на том спасибо – ловушку или решившего поужинать нами чугунка замечу заранее, а уж дальше – как кривая вывезет.

– Тихо! Вы слышите? – воскликнул Колючий, едва мы оставили позади боковой тоннель.

Негромкий звук, похожий одновременно на детский крик, на кошачий мяв и на голос свирели, пришел откуда-то снизу. И непонятно, почему – вроде бы не было в нем ничего жуткого – заставил меня вздрогнуть и покрыться холодным потом.

– Нет, – сказал я. – И тебе советуем не слышать. Понял?

Беглый праведник взглянул на меня выпученными глазами.

– Мне кажется, что я такое уже встречал. Я думаю, это... – договорить Синдбад не успел, поскольку прямо перед нами от стены до стены развернулось и вспыхнуло полотнище из голубого огня.

«Попал» – успел подумать я, прежде чем провалиться в беспамятство.

Остановить действие «Голубого огонька» в том случае, если он успел развернуться, невозможно. Человек, угодивший в его зону действия, теряет волю и рассудок, попадает под влияние чужеродной психической программы.

Прошло некоторое время, сколько точно, я не смог бы сказать, и я обнаружил, что сижу, прислоненный спиной к стене, и на лицо мне капает что-то холодное. Машинально облизав губы, я понял, что это всего-навсего вода и что я в том же тоннеле, у одной из его стенок.

– Слава Богу, ты очнулся, – произнес склонявшийся надо мной темный силуэт, оказавшийся Колючим.

– Да? – Я поднял тяжелую, словно бетонную, руку и потер лоб, пытаясь извлечь из утомленного мозга хоть какое-то подобие мысли. – А что... где этот... почему мы еще живы?

Из плена «Голубого огонька» тебя может вытащить товарищ, оказавшийся по другую сторону экрана или просто успевший отвернуться. Но Колючий, я готов был поклясться чем угодно, шагал позади меня, а на то, чтобы среагировать на ловушку, времени у него не имелось.

Слишком внезапно объявилась эта дрянь.

– Я вас уронил лицами вниз, а сам отвел взгляд, – объяснил мальчишка так спокойно, будто речь шла о победе над одиночным, да еще и поврежденным ботом. – Ловушка и погасла, а потом я вас проволок немного вперед, чтобы не включилась опять, и водой побрызгал.

– Но почему? Почему он на тебя не повлиял? – Я поднялся. – Ты можешь объяснить?

– Все в руке Божьей, – ответил Колючий. – Тот, кто истинно верует и веру делами подтверждает, обретает сердцем твердость алмаза и бодрость неусыпную, и козни диавольские бессильны против него.

Я захотел выругаться, но глянул в честное лицо беглого праведника, в его глаза, и передумал – этот парень искренне считает, что вера помогла ему устоять против воздействия «Голубого огонька». И вздумай я расспросить, как и что делает со своими выкормышами Дьякон, чтобы обеспечить им вот такую устойчивость к психопрограммированию, Колючий мне не ответит.

А ходят слухи, ходят, что глава «Пламенного Креста» и чугунков не боится, и ловушек не остерегается.

– Давай приводить в себя Синдбада, – сказал я, и мы занялись нашим бритоголовым другом.

Потратили немного воды из фляжки, и Синдбад зафыркал, замотал головой.

– Вопросов не задавай, – посоветовал я. – Я их все уже задал и нормальных ответов не получил. Учти только, это он нас спас, – для убедительности я ткнул в Колючего пальцем. – Ты идти в состоянии?

– Да.

– Тогда пошли.

Надо отдать Синдбаду должное, он быстро въехал в ситуацию и проявлять любопытство не стал. Молча поднялся, встряхнулся, точно проснувшийся кот, и затопал следом за нами, оказавшись в арьергарде.

Сейчас узловики не в курсе, куда именно мы отправились с «Дмитровской», и хотелось бы подольше держать их в неведении. Для этого надо идти быстро, не жалея ног, чтобы избегать не только огневого, но и зрительного, и слухового, и вообще любого контакта.

Хотя добравшись по этому тоннелю до «Голубого огонька», рыцари наверняка решат, что здесь мы не проходили.

– Отвались мой хвост, – пробормотал я, думая, что это было бы не худшим вариантом.

Тоннель тянулся прямо, тихий, темный и совершенно пустой, дыры в стенах и потолке создавали впечатление, что мы идем по внутренностям громадной сырной головы. Иногда я замечал в отверстиях движение, рефлекторно вскидывал «Шторм», но всякий раз обитатели подземелья успевали спрятаться, прежде чем я хотя бы понимал, с чем имею дело.

Импланты помогали слабо, взгляд за пределы тоннеля блокировался стенами, полом и потолком. Я чувствовал себя слепым и глухим, почти как в «зоне молчания», и от этого нервничал все сильнее.

– Проклятое подземелье, – пробурчал я, когда мы уперлись в поросль металлокустарников. – Эти еще навылезали... похоже, что тут Сцепщик давненько не проползал.

– Не каркай, – осадил меня Синдбад, и я поспешно замолк.

И то верно – не буди лихо, пока оно тихо.

Автоны мы обошли вдоль стеночки, но когда открылось то, что находится за ними, я встал как вкопанный: яма шириной во весь тоннель и длиной метров в десять доверху заполнена чем-то блескучим, переливающимся, похожим на воду; и шорох, еле слышный металлический скрежет, какой производят десятки царапающихся крохотных лапок.

– Скарабеи? – изумленно вздохнул Колючий, а мне вспомнился древний фильм про мумию, где блестящие жуки из фараонской гробницы за считанные секунды дочиста обгладывали людей.

Обычные скарабеи Пятизонья, произошедшие от всякого мелкого металлического хлама, питаются ржавчиной, и человеческое мясо им до лампочки. Зато твари под тем же названием, представляющие собой скоргов, то есть состоящие целиком из наноботов, с охотой употребляют животный белок.

И тут мы имели дело как раз с такими.

– Они самые, – сказал я. – Что будем делать? Гранату не кинешь, самим спрятаться некуда...

По тоннелю обжигающая взрывная волна покатится далеко, от нее не укрыться, да еще, того гляди, может вызвать обвал. Можно пострелять по мелким скоргам из ИПП, да только ни одного не убьешь, а вдобавок нашумишь и патроны зря истратишь. Остается... а что, собственно, остается?

Пробить путь в обход? Очень смешно.

Посидеть, подождать, пока скарабеи уберутся? Еще смешнее.

Отправиться назад и сдаться брату Рихарду? А это вообще грустно.

– Дайте-ка, я попробую, – сказал Синдбад без особой уверенности, – есть один способ, он иногда срабатывает...

Он прошел вперед, опустился на корточки и положил руки на землю. Ожили вживленные в пальцы импланты-генераторы, затрещали, поползли в сторону ямы электрические разряды. Скорги зашуршали сильнее, похоже, они почуяли источник энергии.

Один из скарабеев выбрался на край, повел усиками и застыл, замер, точно замороженный.

– Ух ты, получается! – с мальчишеским азартом воскликнул Колючий.

А разряды ползли дальше, охватывали яму, пронизывали ее толщу, перескакивали со скорга на скорга. И колышущаяся глянцевитая масса, похожая на воду, потихоньку затихала, прекращала шелестеть и двигаться.

– Готово, – сказал я, когда в тоннеле наступила полная тишина. – Ты сам-то жив?

Энергики, конечно, парни боевые и опасные, вот только «концентраторы» порой требуют слишком многого, обессиливая своего хозяина до потери пульса.

– Вроде бы да, – голос Синдбада прозвучал слабо, но твердо. – Надо идти, они скоро очнутся.

И он шагнул в яму, полную оглушенных скарабеев. С хрустом и чавканьем провалился по пояс, но пошел, помогая себе руками. Поднатужился и вылез на противоположной стороне.

– Давай ты, – сказал я, подталкивая Колючего в плечо. – Я, если чего, прикрою.

Беглый праведник кивнул, пробурчал нечто религиозно-укрепляющее и принялся форсировать преграду. Ну а я обернулся и попытался уловить, что происходит там, в начале туннеля, ближе к «Дмитровской». Но увы, из-за проклятой взвеси «заглянул» всего метров на пятьдесят: тихо, мертво, пусто.

Наступила моя очередь, и я, нервно поеживаясь, подошел к краю ямы.

– Поспеши, – с беспокойством сказал Синдбад. – Паралич у них скоро пройдет, и тогда...

Что произойдет «тогда», объяснять мне не требовалось – проснувшиеся скорги мигом сожрут меня, чтобы использовать содержащиеся в моем теле вещества для собственных производственных целей. И тому козлику, от которого хотя бы остались рожки да ножки, я смогу только позавидовать.

Преодолевая отвращение, я погрузился в месиво из крохотных, почти невесомых тел.

– Брр, ну и пакость! – прокомментировал я, поеживаясь и радуясь, что на мне боевой костюм и что скарабеи, даже вздумай они очнуться, не прогрызут его мгновенно. – Наплодили мерзости.

Шелест, донесшийся со дна ямы, заставил меня вздрогнуть – кто-то из скоргов очухался от электрического удара, а значит, скоро очнутся и его собратья. Я сделал мощный рывок и вылетел на «берег», точно купальщик, обнаруживший неподалеку треугольный плавник, а под ним – зубастую морду.

– Погоди, – неожиданно сказал Синдбад, смотревший мне на ноги.

– Что? – Я опустил взгляд и увидел, что парочка скарабеев, вцепившись лапками в броню, висит на моей правой коленке.

Двигались они пока вяло, но все шустрее и шустрее.

– Брр! – повторил я, наклонился и резким движением стряхнул обоих. – А теперь уходим отсюда!

Остаток пути до «Савеловской» мы прошли легко, точно по бульвару какого-нибудь Парижа.

А вот когда открылась станция, я загрустил: путь загроможден обломками, в которых устроили себе логово несколько мелких биомехов, а перрон напоминает коллекцию ловушек – тут тебе и «Алмазная пыль», и «Магнит», и «Дурман», и даже «Морозильник».

– Наверх попробуем? – с надеждой спросил Колючий.

– Слишком очевидный вариант, – покачал я головой. – У выхода нас могут ждать. Зато чуть подальше, у «Менделеевской», есть не всем известный выход на поверхность, и я предлагаю воспользоваться им.

– Дельная мысль, – сказал Синдбад. – Но сначала нам нужно одолеть эту «полосу препятствий»?

– Верно. Поэтому вы идете за мной шаг в шаг и делаете все, что я скажу.

Обнаружившие наше присутствие стальные крысы с лязгом и писком ринулись в атаку: три туннельных ремонтных робота, вооруженных очень опасными манипуляторами, и некий механический «Франкенштейн» на основе «электронного слуги».

Грохнула очередь – «калаш», служивший чугунку рукой, оказался вполне функциональным.

– Вот лахудра! – воскликнул я, приседая.

Но на всё про всё хватило одного залпа Синдбада – пули «карташа» разорвали на части «Франкенштейна», отбросили одного из ремонтных роботов к стене, а остальные предпочли ретироваться, спрятались где-то в обломках, под которыми, похоже, имелось небольшое энергополе.

Механическая нежить тоже хочет жить.

Держа оружие наготове, мы взобрались на платформу, и началась игра в пятнашки со смертью. Три шага вперед, затем пять влево, еще пять наискосок, и мы оставили позади «Мухобойку» и «Магнит». Зато прямо перед нами оказался «Морозильник», заметный только благодаря тепловизорам.

Снаружи – ничего особенного, просто область пространства, где температура почему-то ниже, чем вокруг, хотя ниже значительно – порой на двадцать-тридцать градусов.

Зато внутри – настоящая аномалия.

Отрубаются все следящие импланты, теряется ощущение направления, и обычные органы чувств вскидывают лапки кверху. Огонь не горит, гранаты не взрываются, а обитатели ловушки, именуемые обычно «снегурочками», затевают с гостями странные игрища.

И эти игры часто заканчиваются смертью – от переохлаждения или удушья.

Нет уж, мы этакий аттракцион сторонкой обойдем, как и вот эту «Алмазную пыль», и очередную «Мухобойку», способную превратить человека в мясной блин, и «Дурман», от которого не спасет никакая маска. Наночастицы проникнут через любой фильтр, заберутся в легкие, ну а дальше возможны варианты – либо быстрая смерть от отравления, либо медленная оттого, что тебя жрут изнутри.

Хрен редьки, в общем, не слаще.

Мы петляли, протискивались между ловушками порой через самые настоящие щелочки. Понятное дело, что двигались не особенно быстро, но зато пока оставались живы и целы.

До того места, где можно будет спрыгнуть с платформы на пути, оставалось метров десять, и я уже готовился вытереть со лба честный трудовой пот, когда пол под нашими ногами дрогнул.

– Это еще что? – спросил Колючий, и я уловил в его голосе страх.

– Это... – я осекся.

Издалека, со стороны «Менделеевской», донесся протяжный гул, хорошо знакомый всякому, кто до Катастрофы бывал в московском метро – шум приближающегося к станции поезда.

Вот только поезда здесь больше не ходят. А это значит...

– Сцепщик! – клянусь, в один момент я едва не поддался позорной панике.

Захотелось развернуться и с воплем ринуться через ловушки к эскалатору, и наверх, к свету, где полно всяких опасных чугунков, но не ползают механические червяки в сотню метров длиной!

– Что делать будем? – Спокойный тон Синдбада вернул мне способность здраво соображать.

– Прикинемся ветошью. Вон там, – я указал на стену, которой заканчивалась платформа. – Прижмемся к ней, затаимся, а если он выскочит на полной скорости, то может нас и не заметить. Ну а если это не сработает...

В этом случае можно заказывать панихиду по рабу божьему Лису и присным его, ибо я не слышал ни об одном случае, когда кому-то удалось остановить Сцепщика даже «Плетью».

Механический гул нарастал, набирал мощь, а мы судорожными рывками одолевали последние метры дистанции, стараясь не угодить в «Магнит». Пол трясся, потолок ходил ходуном, с него сыпалась известка, скарабеи и еще какая-то дрянь, но нам было не до нее.

Вот она, стена! Прижаться и замереть, стать невидимым во всех диапазонах...

Показавшийся болезненно ярким свет упал на пути, заблестели рельсы, стала видна изъязвленная дырами стена. От дикого грохота заболели уши, и из тоннеля в каком-то десятке метров от нас вырвалось нечто блестящее, заостренное.

– О Господи... – потрясенно прошептал Колючий.

Сцепщик летел сломя голову, покачиваясь из стороны в сторону, точно извиваясь, и казался бесконечным. Сердце мое колотилось, а в мозгу билось «Только бы он не остановился, только бы он не остановился...»

И еще при взгляде на этого чугунка мне вспомнился Шаи-Хулуд, громадный червь, обитатель пустынной планеты по имени Дюна, родившейся в воображении одного из американских писателей.

Что-то там еще было про ясновидение и про одаряющий долголетием наркотик...

Сегменты громадного тела начали уменьшаться, пронеслось нечто похожее на хвост, и Сцепщик исчез из виду. Некоторое время доносился удалявшийся грохот, продолжали подрагивать пол и стены, но затем все затихло.

– Ушел, – прокомментировал Синдбад.

– А мы сменим памперсы и тоже уйдем, – добавил я. – Пока червячок не передумал и не вернулся.

Хотя с чего ему возвращаться?

Он сейчас наткнется на топающих от «Дмитровской» узловиков и вплотную займется ими. В идеальном варианте сожрет вообще всех, кого привел с собой брат Рихард, а им самим закусит. Но даже если кто из преследователей уцелеет, то сама мысль о погоне испарится из голов рыцарей.

Кого ловить, если Лиса и его спутников почти наверняка слопал Сцепщик?

После всех этих размышлений настроение мое улучшилось, и в тоннель, ведущий к «Менделеевской», я вступил, насвистывая мелодию песни «Нас утро встречает прохладой. Нас ветром встречает река...». Правда, энтузиазм мой несколько поутих, когда выяснилось, что придется одолевать многочисленные завалы и пересекающие пол широкие трещины.

Сервоусилители позволяют прыгать далеко, но все равно я не легкоатлет и не лягушка, и удовольствия от подобных «упражнений» не получаю...

Понятное дело, почему Сцепщик пользуется левым относительно нас тоннелем – там и рельсы целы, и проход свободен. А тут, похоже, работала орава рехнувшихся биомехов – все обрушено, поломано, везде дыры и ямы, и в воздухе та же взвесь.

Я перескочил очередную трещину, и в этот миг в голове у меня раздался резкий щелчок, а я потерял ощущение собственного тела. На органы чувств и импланты обрушился настоящий вал из ощущений – «метки», звуки, запахи, электромагнитные вспышки. Затем всё исчезло, и я понял, что стою, а передо мной на фоне темного вечернего неба возвышается грандиозная серая «льдина».

Льдина эта на самом деле являлась стадионом, один край которого неведомая сила погрузила в землю, а другой – вырвала из нее вместе с фундаментом и вознесла на приличную высоту.

Я мог видеть беговые дорожки, даже сохранившиеся остатки футбольных ворот.

«Что я тут делаю?» – подумал я, но на смену этой мысли, удивленной и даже испуганной, явились другие – о том, что все идет как надо, что путь ясен и очевиден, что надо следовать ему, и все будет в порядке.

Меня вновь закрутило, завертело и выбросило в душный мрак тоннеля.

На то, чтобы прийти в себя, мне понадобилось несколько долгих минут, в течение которых мы стояли на месте.

– Что, опять? – спросил Колючий. – Ты с ним... это, ну, связывался?

– А что, было заметно?

– Еще как, – сказал Синдбад. – Ты остановился, а затем обернулся, и взгляд у тебя был такой, как будто ты не знаешь, кто мы такие и где ты находишься. А рука на «Шторме» так напряглась, что я, язви меня джинн, подумал, что ты сейчас начнешь стрелять!

– И излучение имплантов вновь раздвоилось, – шепотом добавил беглый праведник.

Да, похоже, я их напугал, и даже не я, а дубль, какие-то несколько мгновений воспринимавший мир через мое тело, моими глазами и ушами. А что случится, если во время очередного коннекта он останется во мне навсегда, а я окажусь запертым в порожденном «Мультипликатором» кадавре?

От такой мысли мне стало не просто холодно, а откровенно плохо.

Ведь если мы идентичны, я и дубль, то и энергетические матрицы сознания у нас должны быть одинаковыми, а значит, если одну заменить на другую, в техническом смысле ничего не изменится.

– Он сейчас около стадиона «Динамо», – сказал я, стараясь, чтобы мой голос звучал ровно. – Умнее было бы вылезти на поверхность на «Савеловской», но возвращаться мы не будем, до выхода уже недалеко.

– Как знаешь, – произнес Синдбад очень мягко, и мне захотелось выругаться, рявкнуть что-то во весь голос.

Но я сдержался.

Время для эмоций будет потом, сначала мы должны выбраться из этих чертовых тоннелей.

Очередной завал. Приходится лезть вверх и перебираться с глыбы на глыбу, едва не задевая потолок макушкой. Новая трещина, на дне ее что-то журчит, а на другой стороне не видно места для приземления после прыжка.

Я заставлял себя сосредотачиваться на каждом встающем перед нами препятствии, на задаче, которую нужно решить, дабы пройти очередные десять метров. Чтобы только не думать о том, что сейчас мой дубль занимается чем-то в Петровском парке и что в любой момент мы можем поменяться местами.

Безо всякого предупреждения – раз, шлеп, и у тебя тот же набор имплантов, те же руки-ноги, но тело, в котором ты находишься, появилось на свет всего несколько дней назад...

Я воображал, каково это родиться в «Мультипликаторе», и меня трясло от отвращения.

Нет, не думать! Не думать об этом!

Я вздохнул с облегчением, когда в левой стене, точно на нужном месте, обнаружилась неприметная железная дверь. Последний раз я воспользовался этим маршрутом чуть ли не год назад, и за это время многое могло произойти.

– Вот наш выход на поверхность, – сообщил я тоном фокусника, вынувшего из шляпы даже не зайца, а целого барсука. – Раньше он был чист и безопасен, надеюсь, что таким и остался.

Дверь открылась легко, и из темного проема на меня бесшумно упало нечто сетчатое, прямоугольное. Рухнуло и исчезло, издав негромкий шелест. Я не успел ни испугаться, ни дернуться в сторону, ни нажать на спусковой сенсор, просто осознал, что не могу пошевелиться.

– Кто-то пошутил, – донесся до меня раздраженный голос Синдбада. – Поймать бы этого шутника...

– Сейчас мы тебя освободим. – Колючий, похоже, обращался ко мне.

– Ладно, – ответил я.

Затрещало, запахло озоном, что-то задергало моими руками и ногами – словно к ним были привязаны нитки, находящиеся в лапах у кукловода. Раздался металлический шелест, какой бывает, когда друг о друга бьются проволочные плети, и к моему телу вернулась свобода.

– Ловушка? – спросил я, разглядывая корчащийся на полу ком черных нитей.

– Она самая, – ответил Синдбад, с помощью электрического разряда вынудивший эту дрянь убраться с меня. – Но технос тут ни при чем. Кто-то из коллег поставил ее тут, непонятно только – зачем.

Наноловушки из способных опутывать и обездвиживать жертву нитей порой используют для ловли небольших биомехов – когда большеголовым приходит охота поизучать чугунка живым и целым.

Но на кого ставить ее тут, и как контролировать силок – регулярно спускаться в подземелье, в гости к Сцепщику?

– У кого-то из сталкеров мозги вскипели, – сказал я, проверяя, как двигаются руки и ноги, не повредила ли эта хрень боевой костюм. – Вот он и оставил после себя такой «подарочек»...

За дверью располагалась шахта, а в ней – винтовая лестница, узкая, тесная и неудобная, но ведущая вверх. После встречи с ловушкой я вступил на первую ступеньку с осторожностью, вглядываясь и вслушиваясь изо всех имплантных сил. Но никаких сюрпризов более не обнаружил и потащился к поверхности, к вольному воздуху и солнечному свету.

Хотя солнце, судя по времени, успело благополучно зайти.

Монотонная и утомительная работа – лучшее средство от всяких неприятных мыслей и деструктивных эмоций, так что минут через десять я позабыл и про дубля, и про собственные тревоги. А еще через некоторое время осознал, что вообще ни о чем не думаю, что в башке пусто, а парой метров выше нас преспокойно дожидается «Кислота», сформированная колонией скоргов ловушка.

– Рота, стой, ать-два! – скомандовал я, и мы остановились.

– Что там? – спросил Синдбад.

Понятное дело, ему из-за моей спины не заметно колышущееся облачко мельчайших капель кислоты, способной изъязвить кожу, обжечь глаза и даже серьезно повредить экипировку.

– Маленькая проблема, – ответил я. – Сейчас мы ее решим.

У «Кислоты» есть слабое место, и опытные сталкеры пользуются им, если нет возможности эту ловушку обойти. Она осаждается на первом же угодившем в нее достаточно крупном предмете, начинает растворять его и временно теряет силу.

На такой случай в рюкзаке всегда носят пару-тройку ненужных и нетяжелых хреновин.

– Оп-ля! – Я протянул руку, нашарил один из внешних карманов и вытащил кусок пластиковой столешницы.

Он шлепнулся на ту ступеньку, над которой клубилась «Кислота», и ее облачко начало быстро конденсироваться, оседать тяжелыми каплями. Несколько мгновений, и оно почти исчезло, потеряло плотность, трансформировалось в фантом, через который можно пройти без проблем.

– А теперь вперед! – сообщил я спутникам и запрыгал вверх резво, точно горный козлик.

Резвости хватило, правда, всего метра на три, но этого было достаточно.

Лестница привела нас в совершенно пустынный, лишенный даже пыли тоннель, а тот – в захламленный подвал. Тут пришлось поплутать, помечтать об Ариадне с ее волшебной нитью и попроклинать собственную память. Но затем я все же вспомнил, где находится выход, и мы выбрались в заброшенный, грязный двор.

В центре его виднелась детская площадка, точнее, ее остатки, покрытые «Плесенью», из-под снега торчали обгорелые пеньки, громоздились руины электроподстанции, и стоящие вокруг дома пялились на все это непотребство лишенными стекол окнами.

– Где мы? – спросил Синдбад.

– Угол Новослободской и Лесной улиц, – сообщил я. – Сейчас осмотримся и двинем к «Динамо».

Сил у меня оставалось не то чтобы много, а, откровенно говоря, даже мало, но я понимал, что форс-режим сейчас – единственный способ понять, что творится вокруг и не ждет ли нас за углом засада. Кто знает брата Рихарда и московских узловиков – может, у них давно имеется карта всех тоннелей метро с ответвлениями, входами-выходами, ловушками и «лежбищами» биомехов?

Войти удалось не сразу, я изрядно помучился, прежде чем мир стал другим...

Поверхность сферы, внутри которой я оказался, была черной, словно ее намазали дегтем, и по ней ползали немногочисленные «метки» – идущие высоко в облаках два дракона, трое сталкеров где-то за «Менделеевской», роющийся в развалинах дома напротив чугунок.

Не особо крупный и, судя по тому, что до сих пор не напал, не агрессивный.

– Чисто, – выдохнул я, вываливаясь из форс-режима.

– Давай я тебя... – начал Колючий, протягивая ко мне руку.

– А ну отставить, – тихо, но сурово произнес я. – Ты сначала с собственной раной разберись, а затем другим помогай. Тоже мне, Франциск Ассизский и мать Тереза в одном флаконе.

Беглый праведник растерянно заморгал – похоже, об этих образцах христианской добродетели Дьякон своей пастве не рассказывал. Хотя ничего удивительного в этом нет, ведь никто из этих людей не жег еретиков на кострах.

– Как пойдем? – осведомился Синдбад.

– Через Ленинградский проспект.

Честно говоря, я не был уверен, что этот путь лучше, чем дорога через одну из улиц Ямского поля или даже Нижнюю Масловку. Просто мне очень не хотелось уклоняться к северу, туда, где остались желающие поизучать меня рыцари Ордена.

Пусть себе ходят по локации, чугунков пугают, только подальше от меня.

– Хорошо, в путь, – бритоголовый кивнул, и мы действительно отправились в путь.


Загрузка...