Идеальная деревня

6. Дети

Вначале с мамой они знали любовь и счастье. Нежные прикосновения и смех. Они не могли сказать, когда все стало меняться.

Когда-то давно были и другие люди. Если папа появлялся дома, все из кожи вон лезли, лишь бы ублажить его, сделать все, чего, как они думали, он хочет или что ему нравится.

И брат, и сестра смутно помнили, что когда-то были слова – произносимые и написанные, – только давно, и эти воспоминания не привязывались к какому-то возрасту или времени. Вместо них возникли тишина и пустота. Иногда девочка экспериментировала с шумами и звуками. Мальчик на это не отваживался и оставался нем.

Теперь все изменилось. Перемены назревали уже давно, и девочка считала, что готовилась к ним. Ровно как учил отец. А когда все свершилось, мальчик стал делать то, что она ему говорила. Он повсюду следовал за ней.

Речь шла о выживании. Людей, которых раньше было много, не стало, за исключением мамы. Ее они не брали в расчет, потому что хотя телом она была здесь, но уже давным-давно ушла. Может быть, даже раньше, чем стали уходить другие.

Отец отсутствовал дольше, чем обычно. Так долго, что все вокруг покрылось красной пленкой: комнаты, где они жили, мама, сама тишина, в которой они существовали. У красной пленки были длинные-длинные щупальца, они дотягивались до детей и даже трогали их.

Еда тоже пропала, ее не было уже довольно долго, и двери больше не открывались.

– Есть там что-нибудь? – Голос матери звучал хрипловато и жалобно.

Роза покачала головой:

– Нет, ничего.

Мама заплакала. Даллас молча сидел на ее кровати. Никуда не годной. Это и не кровать была вовсе, а койка. Но мама так долго спала на ней, что ее иначе и не называли, как маминой кроватью.

Кровать/койка пахла очень неприятно. Когда в последний раз стирали белье, Роза сказать не могла.

Многое теперь затерялось в памяти. На самом деле она только сегодня утром вспомнила, что ее зовут Розой.

«Р», «О», «З», «А». Она даже не забыла, как произносить свое имя по буквам. Мама научила ее, вместе с разными другими вещами. Уроки прекратились, когда мама стала очень-очень грустной. Даллас помнил меньше, чем Роза, или, вероятно, он не испытывал такого же настоятельного желания не забывать, как она.

А может быть, эта потребность имелась у них всех, но в замороженном виде. Сегодня мама впервые села в постели. Впервые попросила еду. Это назвали «вторым дыханием». Не путать со вторым пришествием, как говорил о себе отец.

Однако этот легкий бриз в конце концов стих. Роза понимала, что третьего шанса не будет. У Далласа второго дыхания вообще не появилось. Он сидел рядом с мамой почти так же, как все последнее время: полузакрытые глаза сфокусированы в одной точке – на двери дома на колесах.

Когда-то эта дверь всегда была нараспашку. Голоса, пение, смех залетали внутрь фургона. Папа говорил, и было весело.

Голоса со временем исчезли, растворились в пространстве, как и люди, которым они принадлежали.

Что-то ввернулось в ее ладонь. Она удивленно взглянула вниз: рука Далласа. Маленькая, мягкая, грязная, такая же, как у нее. Он дернул головой. Она посмотрела на постель.

Мама пыталась сесть. Ей не удалось, она упала обратно, головой на грязную коричневую подушку. Рука соскользнула с кровати, костяшки пальцев отстукивали ритм по пластиковым плиткам пола.

Даллас прильнул к матери. Она снова заплакала, тихо захныкала. И продолжала стучать по полу, ритм запульсировал в мозгу у Розы. Других звуков она не слышала уже много дней, и от него, смешавшегося с плачем мамы, у девочки заболела голова.

Движение изменилось. Мама теперь скребла, кончики пальцев щипали задравшийся край плитки. Кусочек маленький, под ним даже ничего не спрячешь.

Но там точно что-то спрятано!

Воспоминание вспыхнуло в памяти Розы ярко, как фейерверк в небе. Его Роза тоже помнит, он был давным-давно, вместе со смехом и радостью вместо тишины и печали.

Но сейчас Розе нужно думать не о фейерверках.

Она зажмурила глаза, сжала маленькие ручки в кулачки и попыталась вспомнить.

Ночь, когда отец сжег книги… Он вынес их из фургона и бросил в костер. Мама – лицо худое и в лунном свете смертельно бледное, рот принял форму буквы «О». Отец был в ярости: слова на страницах – это идеи других людей, они не соответствовали отцовским правилам.

– Назад – к истокам! – кричал он.

Мама взяла отца за руки, ее лицо озарилось светом костра. Отец оттолкнул ее. Она немного посидела на обгорелой траве и убежала в фургон.

Роза еще долго смотрела, как пылает огонь, прижав к боку Далласа. Запах ей не нравился, но тепло было приятным, потому что ночи стали холодными.

Невдалеке, там, где когда-то давно стояло много жилых фургонов, двигались две тени. Роза узнала их – Альберт и Саша. Альберт увидел, что она смотрит, и поднес руку к губам.

Роза поняла: они уезжают, как и все остальные.

Ей стало грустно, но она призналась себе, что если бы могла, то тоже предпочла бы уехать.

Девочка кивнула Альберту. Но они были добры к ней, особенно Саша, и поэтому одного кивка недостаточно.

Роза вытянулась во весь рост.

– До свидания! – махнув рукой, крикнула она и тут же, схватив руку Далласа, потянула ее вверх, чтобы он тоже помахал.

Ветер донес ругательство Альберта. Отец прекратил жечь книги и обернулся посмотреть, кому машет Роза.

Тогда они бросились бежать – Альберт тащил Сашу за запястье, и отец тоже сорвался с места. Розе сперва было весело – взрослые гоняются друг за другом! Но потом ее улыбка погасла: они с Далласом играли не так.

Она подняла брата на ноги, и они вместе ушли в фургон, к маме, где безопасно. Даллас сбросил ее руку со своего плеча, сел на корточки у двери и стал наблюдать за веселой дракой взрослых. Он улыбался, облизывал губы и дрожал, словно был напуган или взволнован.

Пока отец гонялся за людьми, которые прежде были его друзьями, мама чем-то занималась в фургоне.

Она отогнула ужасное виниловое покрытие пола, и под ним обнаружилось небольшое углубление. Туда она бросала книги, ручки, карандаши. Пачку печенья, пару сережек и серебряный браслет.

Роза поняла: это были Важные Вещи.

Она огляделась в поисках своих Важных Вещей, которые могли бы поместиться в дыру. Однако Роза уже была умна не по годам. Мама и Даллас. Они важны. И больше по большому счету – ничего.

Даже папа.

Особенно папа.

Последнее было мыслью шепотом, потому что это – Плохая Мысль.

Теперь, много позже после той ночи, мама скребла пол в этом тайном месте. Роза поняла: Важным Вещам пора снова появиться наружу.

Пальцы матери были в крови, оставляли красные следы, линии, завитки. Казалось, ей больно, поэтому Роза села на корточки, чтобы помочь, и прервалась только для того, чтобы ткнуть Далласа – пусть делает как она.

Он сделал, что ему было велено, как всегда.

Они работали молча, маленькая семейка из трех человек, связанная смешавшейся на полу кровью.