Вивасия неотрывно смотрит на листок бумаги, вынутый из кармана девочки, пока буквы у нее пред глазами не расплываются.
Она осторожно сгибает бумажку пополам и сует под резинку своих пижамных штанов. Хотя она больше не видит его, но продолжает ощущать, как едкий запах. С глаз долой, прочь из мыслей. Задвинуть подальше, в глубокий, темный тайник, чтобы не думать. Она это хорошо умеет. Но дело прежде всего: маленькую девочку, которая может быть, а может и не быть Элизабет, нужно одеть.
Вивасия окидывает ее взглядом и вспоминает свои детские мечты: розовые платьица в цветочек. Эта девочка не такая. Хотя она еще не произнесла ни слова, малышка явно упрямая, дерзкая – защитник, вожак.
Вивасия решает поступить иначе.
– Иди выбирай, – говорит она, указывая на лежащую рядом на полу стопку одежды. – Что ты хотела бы надеть?
Завернутая в полотенце, девочка шлепает к Вивасии с цветком в руке, наклоняется и рассматривает вещи.
Торжественно указывает на клетчатую рубашку с короткими рукавами из стопки для мальчиков. «Какая разница», – думает Вивасия. Этот незначительный жест на самом деле – краеугольный камень. До сих пор девочка на все соглашалась и была покорна почти как робот, но теперь она сама приняла решение.
– Хороший выбор… – мягко говорит Вивасия, на всякий случай останавливая себя, чтобы не назвать девочку Элизабет.
Малышка опускается на колени и вытаскивает из стопки шорты в цветочек. Они совсем не сочетаются с рубашкой, но Вивасия кивает.
Девочка щиплет пальцами нарисованные на шортах цветочки – розы и лилии. Медленно встречается взглядом с Вивасией. Другой рукой, в которой по-прежнему зажат цветок, указывает себе на грудь.
– Да, милая, это твое. Мы можем надеть их на тебя.
Малышка слегка встряхивает головой, с белокурых локонов на плечи падают капли воды. Чуть сильнее, со сжатыми в решительную прямую линию губами девочка тычет себя пальцем в центр груди.
Вивасия приглядывается. Малышка словно передала свою мысль прямо женщине в голову, и та поняла, что она хочет сказать.
– Роза? – шепчет Вивасия, перебирая одежду. Следующие слова она извлекает из глубины себя: – Тебя так зовут.
Это не вопрос, но она следит за реакцией девочки. Крошечный, едва заметный кивок – ее ответ.
– Роза! – Вивасии хочется прижать к себе ребенка, но вместо этого она обхватывает руками себя. – Какое хорошее имя!
Она не Элизабет, и от этого щемит сердце, но не так сильно, как представляла себе Вивасия. Наклонившись, она рассматривает девочку.
– Ты можешь… Можешь произнести свое имя? – спрашивает Вивасия.
Однако Роза отодвигается, прижимая к себе выбранную одежду. Она осторожно надевает ее на себя.
Вивасия наблюдает за мальчиком. Тот стоит на месте как вкопанный, глаза опущены. Она ничуть не приблизилась к тому, чтобы узнать его имя. Ясно только одно: он не Алекс.
– Роза, – пытается вовлечь девочку в разговор Вивасия, – как зовут твоего братика?
Пока произносит эти слова, занимается делом – не хочет, чтобы под ее напряженным взглядом дети и дальше не смели рта раскрыть. Если непринужденно говорить самой с собой так, словно нет ничего естественнее на свете, может быть, детям будет проще преодолеть свой страх.
Роза молчит, будто не слышала вопроса. Поправляя воротник рубашки мальчика, Вивасия размышляет: почему они не разговаривают?
Может, Роза глухая? Или они оба? Какая-то реакция заметна, только когда она смотрит прямо на них. Возможно, Роза умеет читать по губам. Или они немые, или не умеют говорить. Может, вообще никогда не разговаривали. Ну и ладно, ей уже приходилось с таким сталкиваться. Есть другие способы выражения мыслей, у нее хватит терпения на все.
Роза теперь стоит спиной к Вивасии и заглядывает в ванну.
– Роза, ты можешь вынуть затычку? – спрашивает Вивасия как ни в чем не бывало и затаивает дыхание.
Девочка стоит спокойно, а потом дергает цепочку и даже аккуратно накручивает ее на кран.
– Иисусе, – шепчет себе под нос Вивасия.
Значит, малышка не глухая.
Роза поворачивается.
Вивасия с улыбкой кивает:
– Отлично!
Достав из корзины для стирки брошенные туда джинсы и рубашку, Вивасия переодевается. Листок, засунутый за резинку пижамных штанов, падает на пол.
Она его подбирает, осторожно держит в руке. Думает: «Не спустить ли его в унитаз?»
Но она уже совершила столько ошибок, что не хочется начинать новую жизнь еще с одной. Поэтому Вивасия складывает листок пополам и сует в задний карман джинсов.
Внизу, где Вивасия не успела убрать последствия случившейся перед купанием рвоты, дети поднимают на нее сочувственные, печальные, с легкой укоризной глаза.
Вивасия подводит малышей к столу. Достает из ящика блокнот и старую коробку с цветными карандашами, которая осталась у нее с прошлых времен, как и одежда. Он хотел выбросить все, но Вивасия этого не сделала. Как будто знала, что когда-нибудь он уйдет и в доме снова появятся дети.
Положив бумагу перед малышами, она просит нарисовать для нее что-нибудь приятное и добавляет:
– Что хотите.
Сама занимается уборкой, открывает двери на террасу, хотя снаружи моросит дождь, чтобы пустить в дом свежий воздух и выветрить назойливый запах подсыхающей рвоты.
Махнув шваброй по полу, Вивасия застывает и смотрит на детей. К коробке с карандашами они не притронулись. Вместо этого глядят на блокноты. И робко переглядываются, как замечает Вивасия. Не произносят ни слова, оба по-прежнему молчат, но, наблюдая за ними, она видит, что Роза качает головой, как будто брат задал ей какой-то вопрос.
Интересно…
Девочка встает из-за стола и идет к книжной полке. Она двигается осторожно, не отрывая глаз от Вивасии, словно ждет, что та в любой момент может одернуть ее, сказав: «Нет».
Эта полка Вивасии особенно дорога. Там стоят книги, которые она бережет. Которые читала ее мама, собирала бабушка Кей. Даже мать самой Кей – прабабушка, которую Вивасия никогда не видела, – имела небольшую коллекцию поэзии, и эти томики тоже там.
Роза глядит на книги.
– Ты умеешь читать, дорогая? – интересуется Вивасия, испытывая легкую дрожь восторга оттого, что книги пятого поколения детей поставлены на эту самую полку.
Роза поворачивается к ней. От выражения ее лица Вивасия бледнеет.
Чистый страх.
Хотя отчего, совершенно непонятно.
Мысль эта блекнет: невообразимый зеленый оттенок кожи девочки вновь поражает Вивасию.
Она выходит наружу, останавливается на террасе и смотрит в сад. Старый дом Рут ныне сдается отпускникам, и там сейчас живет Роб, ближайший сосед Вивасии. Но дом стоит под углом, немного выше и в стороне от ее коттеджа. Ей нужно подойти к дальнему углу своего садика, чтобы увидеть кусочек дома Роба.
Это Вивасия и делает, обозревая все вокруг. У него не такой дом, как у нее, скорее шале. Сюда не доносится шум из жилой зоны поселка.
Она прищуривается. Там есть маленький балкон, куда можно выйти из спальни, и на нем как раз сидит Роб: одну ногу закинул на перила, в руке – кружка с чем-то испускающим пар. И он смотрит прямо на нее.
Проклятье!
Чувствуя, что ее застали врасплох, Вивасия отступает назад, к своему дому. Быстрый взгляд в сторону кухни говорит, что дети на прежних местах. Она присматривается. Ей показалось или они… как-то сникли? Оба выглядят усталыми, полусонными, глаза остекленели. Отсюда, с задворок дома, в скудном свете, пробивающемся сквозь темные тучи, кожа детей выглядит… жутко.
Роб сказал, что, вероятно, уедет. Если так, может, ничего страшного, если она спросит у него совета, и не только по поводу этих странностей кожи. Если он медик, значит может провести полный осмотр. И не придется бояться, что из больницы или от врача позвонят в социальную службу и детей у нее заберут. А если Роб переселяется на новые «пастбища», он больше и не вспомнит ни о ней, ни о малышах.
Набрав в грудь воздуха, Вивасия возвращается в угол сада.
Роб все еще на балконе, на лице – полуулыбка, рука поднята в робком приветствии.
– Роб! – окликает его Вивасия. – Ты не мог бы заскочить ко мне на минуточку?
Пару неловких секунд он тянет с ответом. Вивасия чувствует, как ее начинает колбасить. Возможно ли, что все последние годы она неправильно понимала его дружественные жесты? Не была ли она – как говорил ей кое-кто другой, – по своему обыкновению, глупа?
Но вот Роб встает, опираясь на железные перила.
– Зайти?! – кричит он Вивасии.
Она морщится – зачем же так орать! – и подавляет желание шикнуть на него.
– Пожалуйста. – Она пытается не скрежетать зубами, а улыбнуться.
– Конечно! – отзывается Роб. – Дай мне две минуты.
Он поворачивается, чтобы уйти, но она вновь окликает его:
– Роб! Заходи сзади, ладно?
Он кивает:
– Хорошо.
Вивасия скорее слышит, чем видит, как дверь за ним закрывается. Она стоит на месте, поглядывая на калитку и бросая взгляды на детей, которые сидят за столом; бумага перед ними лежит нетронутая, коробка с карандашами не открыта.
Вивасия сцепляет руки, на лбу выступает пот; она отчаянно надеется, что не совершила худшую ошибку в своей жизни.
Она доверяется Робу – человеку, которого едва знает. А в последний раз, когда она кому-то доверилась, это кончилось плохо, очень плохо.
Упорная морось быстро превратилась в настоящий ливень – в нынешнем году они к такому уже привыкли. Вскоре появляется Роб и, пригнув голову, заныривает в сад.
– Линда сказала, ты был врачом. Это правда? – спрашивает Вивасия, прежде чем он успевает закрыть калитку.
Говорит она задыхаясь и сама это понимает, к тому же чувствует, что глаза у нее горят, а такой Роб никогда ее не видел.
– Кто такая Линда? – хмурится, а потом морщится он.
Небеса разверзаются снова.
Волнение Вивасии переходит в досаду.
– Из Книжного клуба, – поясняет она.
– Я не хожу в Книжный клуб, – смущается Роб.
– Не важно! – отмахивается Вивасия. – Это правда?
– А, погоди… Эта женщина с вывихнутой лодыжкой? Прошли годы! – Что-то в лице Вивасии заставляет его осечься, и он слегка краснеет. – Я вспомнил, – говорит он. – Я был врачом. – Кажется, Роб возвращается к реальности. – С тобой все в порядке? – спрашивает он. – Ты… не заболела?
Вивасия мотает головой:
– Не я. Дети… – Она умолкает, впивается в Роба пронизывающим взглядом, потом торопливо отводит глаза. – Дети моей кузины гостят у меня. Она нездорова – моя кузина то есть. Думаю, их нужно… осмотреть.
Это звучит как ложь. Вивасия уверена: Роб это понимает, видя, что глаза у нее мечутся из стороны в сторону, только бы не глядеть на него.
– Что именно тебя беспокоит? Их тошнит? Рвет? Они поранились?
Вивасия почти видит, как мысли у него мрачнеют, – видимо, он вспомнил о чем-то, что видел в прошлом.
С ними плохо обращались? Били? Ими пренебрегали?
Вивасия прислоняется к стене. Широкий карниз защищает ее от дождя. Закусив нижнюю губу, она прокручивает в голове обычные занятия Роба: он выпивает с мистером Бестиллом, шутит со Слепой Айрис, поддерживает, по-видимому, дружеские отношения со всеми обитателями деревни, кроме нее, потому что она всегда была к нему холодна.
– Тебе не о чем беспокоиться. Доктора не разглашают тайны своих пациентов.
Его шутливый тон заставляет Вивасию выпрямиться. Тут нет ничего смешного.
Она отталкивается от стены. Она решилась.
– Само собой, – говорит Вивасия, распахивает террасную дверь и заходит в дом. – Дело деликатное.
Интересно, что Роб думает о представшей его глазам сцене? Два маленьких ребенка сидят за столом, на котором лежат блокноты и неоткрытая коробка с карандашами. Дети чистые, в воздухе слабо пахнет недавно использованными шампунем и мылом. Они одеты по-летнему, а не в прежние тяжелые теплые одежки. Мальчик выглядит опрятным, как маленький морячок, на девочке – милые, но разномастные вещи.
«На первый взгляд все нормально», – пытается Вивасия рассуждать за Роба.
Он вступает в дом следом за ней и обходит вокруг стола. Резко останавливается. Губы его двигаются, потом смыкаются, будто он едва удерживается от ругательства.
В следующее мгновение Роб приходит в себя.
– Привет, ребята! – Голос, когда он наконец прорезается, – это какой-то постыдный писк. Парень кашляет, краснеет и пытается изобразить улыбку. – Я Роб, пришел просто осмотреть вас, если вы не против. Ну, как вас зовут?
Малыши таращатся на него. Две карикатуры на детей.
Вивасия кхекает.
– Это Роза, а это… – Она мнется: имя еще не придумано. – Алекс, – называет Вивасия первое пришедшее в голову и вздергивает подбородок, мол, пусть-ка попробует изобличить ее.
Роб поворачивается к детям и обшаривает их взглядом.
Вивасия сознательным усилием расслабляет плечи. С чего бы Роб стал подлавливать ее на лжи с этим выдуманным именем? Он не догадается, что это ложь, ведь он не знал прежнего Алекса.
Которого она любила всем сердцем. Которого у нее отняли.
– Ну? – подталкивает Роба к действиям Вивасия.
Тот вздыхает:
– Лучше бы их обследовали в больнице.
– А мы… мы ничего не можем сделать? Я имею в виду, здесь. Чтобы не возить их туда?
– Нужно сдать анализы, – твердо отвечает Роб.
– А по-твоему, что это такое? – спрашивает Вивасия.
Не ответив на вопрос, он обездвиживает ее стальным взглядом:
– Что не так с твоей кузиной?
– С какой? – не понимает Вивасия, сбитая с толку.
– С их матерью, – поясняет Роб, – твоей двоюродной сестрой.
Вивасия читает его мысли, они ясны как день. Все то, что говорят старожилы.
Роб поворачивается к ней лицом, а спиной – к детям.
– Ты украла их?
Вивасия никогда еще не видела Роба таким. Напористым. Он был… Вообще, он был для нее никем, потому что она не подпускала его к себе. Но подозревала, что он человек, скорее, мягкий и уступчивый.
Ничего подобного. Откровение пугающее.
Глаза Вивасии вспыхивают смесью злости и боли.
– Я бы никогда такого не сделала.
Роб фыркает.
– Шутка! – громко хохочет он. – Я пошутил.
Что-то не похоже. Выражение лица у него не шутливое.
Шаркающий звук шагов, к ним кто-то приближается. Это Роза – Вивасия даже не заметила, как та вылезла из-за стола, – возвращается на кухню.
Девочка что-то несет – слишком большое для нее, – однако не бросает. Это глобус.
– О, моя хорошая, дай я помогу тебе, он тяжелый. – Вивасия обходит стол и протягивает руки, чтобы взять у девочки ношу.
И тут в руке Роба начинает вибрировать мобильник. Мужчина откашливается. Поднимает телефон вверх:
– Я только… – Он указывает на дверь.
Вивасия снова поворачивается к Розе. Пусть Роб идет. Вообще не нужно было его сюда звать.
Вместе они ставят глобус на стол. Роза забирается на стул и осторожно вращает пальцем сферу.
Вивасия думает, что малышка считает глобус игрушкой, пока не становится ясно: девочка активно ищет определенную часть света.
Мальчик наблюдает за этим медленным верчением. Поднимает палец, чтобы коснуться глобуса, но сестра сердито взглядывает на него, и он убирает руку.
Роза замирает, приставив свой зеленый указательный палец к сфере. Вивасия придвигается к ней и говорит:
– Америка, дорогая.
Девочка стукает пальчиком по глобусу – раз, два, три, – потом тем же пальцем тычет брата в ключицу.
– Техас?! – почти вскрикивает Вивасия и виновато оглядывается через плечо – проверить, что Роб все еще на улице.
Роза обвивает маленькими пальчиками запястье Вивасии и притягивает ее ближе. Смыкает большой палец другой руки с указательным и разводит их.
– Увеличь, – бормочет Вивасия.
Она понимает язык этой странной маленькой девочки. Малышка, хоть и выглядит существом из другого мира или другого времени, знакома со смартфонами, видимо держала в руках по крайней мере один.
– Даллас. – Вивасия выпрямляется, переводит взгляд с Розы на мальчика и с абсолютной, железобетонной уверенностью повторяет: – Даллас. Так зовут твоего брата. – Голос ее не повысился в конце, создавая вопросительную интонацию.
Роза почти сурово кивает и откидывается на спинку стула, чопорно сложив руки на коленях.