Глава 7

Утро принесло новые тревоги. Я поднялся и осмотрел себя. За ночь произошли перемены с моим телом. Синяки поблекли и пожелтели. Синева сошла почти полностью. Тело практически перестало болеть. Ещё чувствовалась усталость, но полного восстановления ещё не произошло. Однако настроение было приподнятым. Пора было заняться своими прямыми обязанностями. Нужно было излечить как можно больше больных и раненных пока не начались активные боевые действия. Иначе количество раненных бойцов может стать запредельным, а способных к обороне станет не хватать. Я решил заняться этим сразу после завтрака.

Во время завтрака я обратил внимание, что бойцы входят полностью собранными и готовыми к бою, хотя и без оружия. Их лица были напряжены. Из разговоров я понял, что орки начали переходить границу. Далеко расположенные отряды орков стали подтягиваться ближе к границе. Были стычки с врагом, пока без потерь. Война стала ближе. Капитан решил обкатать новичков сейчас, пока не стало слишком поздно. В отряды к проверенным бойцам стали добавлять молодых стрелков и сквайров. Проверяли, как они ведут себя в бою. Следили, чтобы каждый прошёл крещение кровью. Добавилось мелких ран, но в лазарет раненные не обращались. Этим следовало заняться.

Пока шёл к лазарету, наблюдал, как в ворота въехал отряд воинов. Второй отряд как раз собирался выезжать. Вокруг суетились люди, бегали посыльные. Раздавались команды. Выводили и седлали лошадей. Уставших лошадей заводили в конюшни. Там с них снимали сёдла, а конюхи наскоро протирали щётками вспотевшие бока животных. Уздечки не снимались. Становилось ясно, что отдыхать лошадям долго не придётся. Охранников на стенах сменили ополченцы. Сами охранники вместе со сквайрами и стрелками участвовали в рейдах вне крепости. Лаяли собаки. Крепость жила своей жизнью. Людей значительно прибавилось. Даже внешний облик крепости изменился. Сильно прибавилось детей. Они издавали большую часть шума. Над парапетами крепостных стен появились верёвки, на которых по ветру болталось бельё. И только я один был за пределом этой жизни. Странно, но в тот момент я чувствовал угрызения совести. Требовалось скорее влиться в общий поток жизни. Что меня удивило, так это то, что на площадке для тренировок не было ни одного сквайра или охранника.

Неизменный Раймус гонял по площадке только ополченцев. Меня провожали удивлёнными взглядами. Я вполне понимал их. Мой вчерашний вид сильно отличался от вида сегодняшнего. Моя походка была вполне уверенной и твёрдой, осанка прямой. Синяки побледнели, а синева почти полностью растворилась, уступив место желтизне. Я быстро шёл на поправку. А по их меркам так просто молниеносно. Многие из них, получив такие повреждения, пролежали бы в постели достаточно долго. Раймус провожал меня глазами, не забывая при этом отдавать команды ополченцам. Этот взгляд однозначно говорил, что, не смотря на улучшения моего вида, заниматься с оружием он мне не позволит. Я кивнул головой в знак приветствия.

Вот так, кивая головой и здороваясь, я и добрался до лазарета. Внутри всё было, как всегда. Мне показалось, что я пришёл к себе в дом. Внутренне я даже приветствовал это здание и комнаты внутри его как старых знакомых. Аликс и тётя Вера оказались в главной палате лазарета. Они оказывали помощь примерно пятнадцати пациентам, находящимся сейчас в комнате. Кровати были аккуратно застелены, что говорило о том, что лежачих больных не было. Находящиеся здесь люди пришли сюда своими ногами. Моё появление вызвало определённый фурор у находящихся здесь людей. На лицах Аликс и тёти Веры было написано удивление. Увидеть меня так рано на ногах, да ещё в таком хорошем виде. Пациенты стали приглушённо переговариваться. Слышны были страх в голосах, перемешанные с надеждой. Я выпрямился, прикрыл глаза, раскрыл свои чувства и втянул носом воздух. Чувствовались эманации страха, боли, удивления, надежды и сомнения. Среди больных находились два симулянта. Похоже, юноши призывного возраста, желающих избежать воинских занятий на площадке для тренировок. Один из них испытывал похотливые чувства по отношению к Аликс. Я отыскал его глазами и улыбнулся. С одной стороны мне было забавно. Меня готовили к тому, что это обыденность в нашем мире, и мы с этим будем постоянно сталкиваться. Любой маг легко мог определить чувства и желания окружающих его людей. И даже направленность этих чувств, объект вожделения. Поначалу, когда нас научили распознавать эти чувства, мне было интересно пользоваться своими вновь приобретенными способностями. Потом приелось и даже стало раздражать. Второй стороной моих новых способностей стало то, что мои собственные желания и похоти притупились. Нет, я не перестал желать и чувствовать, но потерял остроту чувств. С другой стороны, я испытал раздражение. Я считал лазарет не местом для таких похотей. Я пообещал себе помочь по мере возможностей больным, а с уклонистами разобраться. Я ослабил осанку, всё-таки ещё было тяжеловато, и шагнул в помещение.

Я позволил себе немного насладиться восторженными визгами Аликс и тёплыми словами тёти Веры. После чего сразу стал говорить о насущном. Люди нуждались в помощи, я пришёл сюда, чтобы оказать её по мере возможностей. Тётя Вера осведомилась о моём состоянии. Я пожал плечами и сообщил, что чувствую себя в пределах нормы. Аликс с интересом заглядывала мне в лицо. Даже если на многое я сейчас не способен, то сделаю всё возможное. Обе женщины согласно кивнули головой. Я прошёл в сторону операционной. Закатав рукава, я стал с усердием отмывать свои руки. Краем глаза я заметил, как тётя Вера, толкнув локтём Аликс, указала ей на меня. Она что-то шептала ей на ухо, знаками показывая ей на её и мои руки. Этот шёпот больше напоминал старческое бурчание. Понять было не сложно — тётя Вера указывала Аликс на необходимость держать руки в чистоте, приводя меня в качестве примера. Я внутренне улыбнулся. Пора было начать приём пациентов. Выдвинув стул на удобное для меня место, я решил начать прием с бойцов уклонистов.

Подойдя к тёте Вере, я спросил её, сможет ли она изготовить смесь из одного стакана кислого молока, одной ложки растительного масла, трети стакана свекольного сока и четверти ложки соли. Получил утвердительный ответ и попросил изготовить две порции такой смеси как можно скорее. Тётя Вера посмотрела на меня с удивлением, но пообещала выполнить просьбу немедленно. Она развернулась по-военному и ушла. У меня зародился коварный план, и я хотел его реализовать немедленно. Но пока готовилось зелье, нужно было начать принимать больных. Я расслабил мозг и включил второе видение. Обвёл глазами больных в комнате. Догадка была верной. Тяжёлых не было, только легко больные. При этом примерно десять из них просто получили лёгкие травмы, а остальные пришли с заболеваниями. Один был тяжёлым, но умирать не собирался. Значит, решение будет простым. Сначала излечим травмы, а после займёмся болезнями, которые можно лечить неспешно. Что-то в окружении меня настораживало. Я долго не мог понять что, пока не взглянул на Аликс. Она тоже была больна, но обычным глазом это было незаметно. Болезнь только начинала поражать её тело. Кто-то из больных её заразил. Я оглянулся. Да, подобный рисунок болезни виднелся на одном долговязом мужчине. Мужчина потихоньку кашлял в кулак. Он принес болезнь в крепость. Её следовало погасить, пока в крепости не вспыхнула эпидемия. Было решено начать лечение с него, как самого потенциально опасного больного. Я указал пальцем на него и поманил к себе.

— Аликс, где у нас скипидар? — обратился я к ней — Налей в склянку на донце.

При этом я указал на довольно крупную стеклянную посудину с плотно сидящей крышкой. Аликс принялась выполнять приказ, а я провёл больного к кушетке и усадил на неё. Рядом с ним поставил небольшой столик, а на него поставил стеклянную посудину с налитым на дне скипидаром. Крышку положил рядом. Теперь надо было выполнить излечение. Я сосредоточился на болезни. Снова включил второе видение. Изумительно. Болезнь предстала в моём видении как большая аморфная живая сущность, охватывающая собой всё тело больного мужчины. Тёмным комком она примостилась в его лёгких и медленно поедала его. Тонкие отростки этой болезни колебались под воздушными потоками со всего тела больного. Длинные щупальца сущности вытянулись изо рта больного человека, они колебались, удлиняясь или укорачиваясь вместе с его вдохами и выдохами. Теперь следовало изъять эту сущность из тела.

Я удерживал стеклянную ёмкость левой рукой. Пальцами правой руки я прикоснулся к внутренней поверхности склянки. Обряд начался. Я видел, как от стенки склянки и до моих пальцев протянулась светлая полоса энергии. Стараясь не совершать резких движений, я потянул эту полосу к сущности. Казалось, будто я размазываю пальцами белую краску по поверхности, вот только этой поверхности не было. Полоса тянулась по воздуху. Осторожно я коснулся сущности болезни и вдавил полосу немного вглубь её. Щупальца сущности попытались обвить мою руку. Я сделал усилие и мысленно потянул её из тела больного. Щупальца сразу соскользнули с моих пальцев и тут же прилипли к белой полосе. Я усилил тягу. Щупальца сущности вытянулись и проникли внутрь склянки. Болезнь стала перетекать из тела в стеклянную ёмкость. Я отчётливо видел все поврежденные ткани, и стал расслаивать тело, переводя болезнь в энергетическую оболочку из физической формы. Потеряв связь с физической оболочкой, она стала обильно вытягиваться из тела и по белой полосе перетекать на дно стеклянной емкости. Щупальца сущности стали вытягиваться из тела. Покинув тело, болезнь снова переходила в физическую составляющую. Вокруг стал распространяться сильный запах мокроты и крови. С каждым мгновением запах усиливался. Вслед за сущностью вперёд качнулся и сам больной. Вот для чего нужен был столик под стеклянную ёмкость. Отняв левую руку от склянки, я наложил левую ладонь на лоб пациента. Я усиливал тягу. Всё-таки сущность была очень большой. Лицо больного стало искривляться от боли и неприятных ощущений. Мои ощущения подсказали мне, что моё лицо тоже искривилось, но тягу я не ослабил.

По мере удаления сущности из тела больного, его аура менялась от синевато-серой до сине-красной с серыми участками. Он испытывал боль. И чем дальше, тем больше. Глаза приобретали обречённое, затравленное выражение, он издавал тихие хрипящие звуки. Когда красного цвета стало много, он стал отделяться от тела и пульсирующими каплями утекать в пространство. Человек терял энергию. Не ослабляя тяги, я создал ментальную сеть и набросил на него. Энергию следовало собрать и использовать. Мысленно я потянул к себе плавающие в ментальной сети капельки боли. Надо было скопить комок побольше.

Постепенно склянка наполнялась жидкостью с плавающими в ней каплями темной крови, которая не стремилась растворяться в жидкости. Я испытал облегчение, когда последние нити щупалец сущности покинули плоть больного и упали в емкость. Полоса втянулась туда же. Теперь можно было убрать склянку подальше от этого места. Я закрыл склянку крышкой. Сквозь прозрачные стенки сосуда было видно, что он заполнен на две трети этой мутной жидкостью. С меня каплями стекал пот. Пациент выглядел не лучше меня. Он был обильно покрыт каплями пота и дышал тяжело, словно рыба, вброшенная на берег. Сам я стоял перед ним, пошатываясь. Подобная процедура для меня была пока тяжеловата.

Но это был ещё не конец. Хотя тело мужчины было достаточно сильно разрушено болезнью, но я за него не волновался. Теперь, когда болезнь была удалена из тела, оно восстановится само. Теперь меня волновала Аликс. У неё была та же болезнь, но в самом начальном этапе. Нужно было удалить эту болезнь, пока она не принесла ей сильных повреждений. Я отодвинул столик от кушетки, и показал знаком ладони мужчине в сторону выхода. Он встал и медленно поплёлся в сторону двери. Я провожал его взглядом. Включил второе видение, чтобы проверить свою работу. Мужчина кашлянул и прикрыл ладонью рот. Да, он был уже не молод, сказывались возрастные изменения организма. В его движениях угадывались старые травмы. Но болезнь он больше не распространял. Я был вполне доволен проведённой работой.

Вернулась тётя Вера и принесла две больших чашки с напитком. Я улыбнулся.

— Так, теперь вы двое. — Сказал я, ткнув пальцем в обоих уклонистов по очереди. — У вас одинаковая болезнь. Это лекарство вам поможет.

Я показал ладонью в сторону тёти Веры, держащей чаши в руках. Они медленно приблизились. В их глазах металось беспокойство, но они продолжали изображать больных. Понукаемые мною и тётей Верой, они выпили содержимое чаш. Я попросил их посидеть отдельно на скамейке, подождать пока лекарство подействует. Теперь надо было заняться Аликс. Окликнув по имени и манящим жестом руки, я подозвал её. Попросил вновь наполнить новую склянку скипидаром на донце. Я наблюдал, как она наливает в склянку порцию скипидара на донце и закрывает склянку крышкой. При этом я пытался немного отдохнуть, чтобы собраться с силами.

— Может, отдохнёшь? — раздался рядом голос тёти Веры.

Я повернул голову и посмотрел её в глаза.

— Нет. Сначала излечим заразных, а потом отдохну.

Она кивнула головой, соглашаясь со мной. Но в её глазах я прочёл беспокойство. Наконец Аликс выполнила поручение и принесла мне склянку. Я глянул ей в глаза и произнёс.

— Садись. Твоя очередь.

В глазах Аликс заметалось беспокойство, смешанное с растерянностью.

— Я? — слабо выдавила она.

— Ты осматривала его, похоже, в отсутствие тёти Веры. Видела, что он кашляет? — я дождался от неё кивка. — Ты была без повязки на лице, а после не помыла руки и лицо. Так?

В её лице беспокойство стало быстро перерастать в панику. Рядом я услышал гневно-возмущенное бормотание тёти Веры. Аликс опять кивнула.

— Ты заражена его болезнью. Садись — я указал на кушетку — нужно излечить тебя, пока не стало хуже.

Ошарашенная, Аликс подчинилась мне. Сразу же после того, как она присела, я пододвинул к ней небольшой столик, уже использованный мною для этой цели, и поставил на него склянку. Аликс затравленно смотрела на склянку, как я снимаю с неё крышку. Пора. Я приступил к обряду.

Когда последние нити щупалец втянулись в склянку, емкость была заполнена едва на треть. Аликс была покрыта каплями пота. Мир вокруг меня ощутимо плавал. В глазах темнело. Требовалось сделать последнее усилие. Продолжая смотреть на мир вторым видением, я оглядел помещение. Мелкие сгустки болезни еще плавали в палате лазарета, оставленные мужчиной. Я вновь коснулся внутренней поверхности склянки и очертил круг у себя над головой. Я мысленно вдохнул силу в круг и стал его раздувать вширь. Сначала круг силы обратился в прозрачный белесый шар, привязанный тонкой нитью к внутренней поверхности склянки. Это было похоже на праздничный надувной шарик, которым пользуются на праздниках горожане. Я продолжал накачивать шарик силой, и он стал раздуваться. Я продолжал надувать его до тех пор, пока он не заполнил весь объем комнаты. К этому моменту я находился на грани своих возможностей. Пора. Я потянул на себя, и шарик стал сначала сжиматься. Потом по верхней части шарика пошла трещина, и силовая ткань шара стала стягиваться в склянку. Я усилил тягу. Движение силового полотна усилилось. Не ослабляя усилий, я наблюдал, как ткань полностью втянулась в склянку, втянув вместе с собой болезненное начало. Вполне уверенно я закрыл крышкой склянку. А вот распрямиться с достоинством мне уже не удалось. В глазах стало сильно темнеть, а пол под ногами стал шататься и ходить волнами. Я потерял опору и стал оседать на пол. При этом я пытался ухватиться хоть за что-нибудь. Послышался гомон голосов множества людей. Раздались встревоженные возгласы Аликс и тёти Веры. К этому моменту я различал людей в виде цветных пятен. Кто-то схватил меня за руку и помог плавно опуститься на пол. Ощутив под собой крепкую опору, я успокоился.

— Я посижу здесь немного.

Странно, но ничего более разумного у меня не получилось сказать. В глазах немного стало проясняться, и я различил тётю Веру, держащую меня за рукав одежды одной рукой, а второй держащую склянку с мутной жидкостью. Я продолжал крениться, и она помогла мне лечь на пол. В глазах продолжали кружиться тёмные пятна. Надо прикрыть глаза, чтобы немного отдохнуть и набраться сил. Ресницы сомкнулись. Создалось чувство погружения в воду. Я плавал в водных потоках, моё тело кружило в водоворотах. При этом я продолжал ощущать под собой пол. Было очень приятно погрузиться в это чувство. Хотелось погрузиться в сон. На грани сознания я слышал голоса больных, обсуждавших меня. Слышал голос тёти Веры, выговаривавший Аликс за пренебрежение чистотой и мерами защиты от болезней. Слов Аликс я разобрать не мог. Мне они казались птичьим щебетанием, перемежающимся всхлипами и шмыганьем носа. Послышался звук перемещающейся мебели. Кто-то передвинул столик. Стук склянок известил, что наполненные склянки убрали подальше. Пора возвращаться, прервать дурманящее блаженство. Я произвёл выдох, а потом вдох. Потянул в себя потоки энергии. На десятом выдохе я остановил круговорот. На двадцать пятом вернул себе нормальные чувства этого мира. Продолжая дышать, я всё больше возвращался в этот мир.

Центр «воды» продолжал наполняться. Постепенно моё самочувствие стало улучшаться. Примерно на пятидесятом вдохе моё самочувствие достигло уровня, когда я мог открыть глаза, не опасаясь головокружения. Я открыл глаза и осмотрелся. Мир перестал кружиться. Я поднял руку к глазам. Рука немного подрагивала, но не сильно. Можно было подниматься. Я согнул руки и попробовал повернуться на бок. Рядом со мной послышались голоса людей. Раздались шаги и шелест юбок. Тонкая женская ладошка подхватила меня под локоть и потянула вверх. Пробурчав невнятное «спасибо», я стал подниматься с пола на ноги. Оказавшись на ногах, я оглянулся, ожидая увидеть рядом Аликс или тётю Веру. Но меня за руку держала незнакомая молодая женщина. Возрастом чуть старше меня. В одежде замужней женщины. По виду крестьянка из тех, что живут на хуторах вблизи крепости. Правой рукой она держала меня за локоть, а левую держала согнутой в локте на перевязи. Рука была забинтована. Я с удивлением смотрел на повязку. Послышался звук шагов. К нам подходили Аликс и тётя Вера. Я освободил руку. Прикрыл глаза и втянул воздух. Мои чувства нарисовали рану с обломком стрелы. Свежую рану, ещё не успевшую начать гноиться, но уже с занесённой заразой. Стрела была небольшая, похоже — гоблинская. Оглядевшись, я заметил за её спиной чуть в отдалении злой и насупленный взгляд бородатого мужчины средних лет.

— Твой муж? — я указал глазами за её спину.

Женщина мельком оглянулась и вновь посмотрела на меня. После чего кивнула головой.

— Пусть там и сидит. С тебя начнём. — Сказал я как можно спокойнее.

Я спокойно осведомился у тёти Веры, в каком состоянии у нас хирургические инструменты. Мне ответили глаза полные удивления и возмущения одновременно. Мне ответили, что инструменты в полной исправности. Поблагодарив за полученный ответ, я приступил к подготовке. Первым делом я вновь тщательно отмыл руки. Чем вызвал удивлённые взгляды больных. По их мнению, мои руки были чистыми. При этом краем глаза я заметил, как тётя Вера толкнула локтём Аликс и взглядом указала на меня. Аликс, ещё не отошедшая от процедуры очищения, взглянула на меня мрачными, обиженными глазами и затравленно шмыгнула носом. Но назидание, данное ей, подействовало. Она отошла к умывальнику и начисто вымыла руки. Следом за ней это же проделала и Тётя Вера. Подойдя к женщине, я протянул ей деревянный черенок.

— Закуси, легче будет.

Я пододвинул к ней небольшой столик. Сняв у неё с перевязи руку, я расположил её на столике. Наставник приучал нас проводить операции в любых условиях, но если была возможность, то я предпочитал удобства. Молодка закусила черенок. Её явно трясло. Она выглядела испуганной, но бежать не собиралась. Это правильно. Хорошо когда человек понимает последствия и готов пережить боль, чтобы избежать ещё больших неприятностей впоследствии. Я осмотрел повязку. Обычная льняная тряпка, найденная в хозяйстве и наскоро намотанная на рану.

Тётя Вера протянула мне чашку с водой, в которой плавал отрез ткани. Прежде чем снимать повязку, её следовало размочить, чтобы не причинять больному большой боли. Конечно, в полевых условиях, когда счёт идёт на секунды, а больных избыточное количество, не до сентиментальностей. Но мы не были в такой тяжёлой ситуации. Поэтому я мог позволить себе не спешить. Я начал смачивать засохшую корку на повязке, смачивая её мокрой тканью. Когда повязка смягчилась достаточно для лёгкого снятия, я убрал отрез ткани в чашу, и тётя Вера сразу её убрала. Работая по возможности аккуратно, я стал развязывать узел на ткани, заменяющей перевязочный материал. Когда ткань стала разматываться, я постарался смотать её в рулон. Помимо пропитавшей её крови, ткань впитала в себя грязь дорог. Грязная вода капала на пол и столик. Открылась рана, расположенная возле локтевого сустава на внешней стороне руки. Судя по внешнему виду, наконечник был лепестковый. Это означало, что на нём могут быть зазубрины. Из центра раны торчал небольшой черенок обломанной стрелы. Нравилось мне или нет, но для извлечения стрелы с таким наконечником, требовалось слегка расширить рану. Мышцы вокруг наконечника независимо от желания пациента спазмируют и зажимают остаток стрелы. Наконечник не пробил руку насквозь. Пришлось снова сполоснуть руки.

— Ремень лямочный.

Мне подали тонкий кожаный ремешок с вшитой петлёй на одном конце. Накинув петлю на пострадавшую руку женщины, я затянул хлястик, чтобы избежать выскальзывания руки из петли. Вторую часть ремня я повязал по другую сторону стола, накинув её на ножку. Рука женщины оказалась вытянута вдоль всего стола.

— Жгут.

Теперь в моих руках находился ремень пошире, с пряжкой весьма хитрой, обеспечивающей надёжную и быструю затяжку, а при нажатии на пряжку в особом месте — столь же быстрое ослабление. Я накинул этот ремень женщине на руку, продел кожаную полосу сквозь пряжку, и затянул потуже. Требовалось максимально снизить кровотечение.

— Скальпель остроконечный и зажим Кохера.

Настал момент истины. Получив в руки скальпель, я включил второе видение. Направив взгляд внутрь тела, я ясно разглядел наконечник стрелы и ткани вокруг. Стрела, по всей видимости, была пущена с большого расстояния. Она пронзила мягкие ткани и застряла между костей. Попытка извлечения была неудачна. Вместо того чтобы извлечь стрелу, её умудрились обломать почти под самый корень. Волокна мышц и сухожилий не были повреждены сильно. При условии удаления обломка стрелы, госпитализация не потребуется. Осталось совершить разрез и извлечь обломок. Нужно только делать его вдоль мышечных волокон, чтобы не навредить ещё больше. Зажав обломок древка зажимом, я повёл скальпель внутрь раны. Тупой стороной скальпеля я шёл вдоль древка. Мне во что бы то ни стало, требовалось дойти до зазубрин наконечника. Я почувствовал страх и боль женщины. Она стала дрожать и постаралась убрать руку.

— Сидеть — рявкнул я. — Отвернись, легче будет.

Для гарантии я наступил на нижнюю перекладину столика ногой. Дойдя до наконечника, я ещё немного надрезал вглубь тела. После чего повёл вдоль руки в сторону кисти, стараясь не повреждать мышечных волокон. Я сделал надрез не более дюйма. Надеюсь, этого хватит. Теперь оставалось повернуть наконечник против часовой стрелки, чтобы развернуть плоскость наконечника вдоль конечности. Я старался действовать достаточно плавно, но при этом быстро, чтобы не причинять сильной боли. Слегка расширив рану скальпелем, я с помощью зажима стал проворачивать наконечник в ране. Тело женщины содрогнулось. Конечно, ей приходилось терпеть в жизни боль и сильнее, что не делало её страдание меньше. Она забилась и застонала. В тот миг, когда она развернула голову, чтобы увидеть происходящее с её рукой, обломок стрелы с чавкающим звуком вышел из раны. Тётя Вера подала мне чашу. Положив в неё зажим с обломком стрелы, я вновь вернулся к ране.

— Пинцет.

Работая сразу пинцетом и скальпелем, я проводил хирургический выход, укладывая повреждённые ткани на свои места, где им предстояло проходить процедуру сращивания. Закончив эту процедуру и проведя массирующее движение вдоль руки, я вызвал течение крови. Нужно было, чтобы поток крови вымыл из раны грязь.

— Тампон.

Мне подали отрез ткани, сложенный в несколько раз. Я протер рану вокруг, удаляя излишки крови. Сменив ещё два тампона, я привёл руку в достаточно чистый вид.

— Тампон с раствором.

Мне подали тампон, смоченный в крепком растворе спирта. Я протёр кожу вокруг раны. Рана была достаточно велика, и для успешного сращивания требовалось сшить края раны иглой и нитью. Это было особенно важно, учитывая, что магией я сейчас пользоваться не мог.

— Зажим.

Мне подали зажим, и я, сжав кожу по краям раны так, что она выступила складкой, наложил на эту складку зажим. Я сжал зажим достаточно сильно, чтобы края раны не расходились, но недостаточно, чтобы причинять сильную боль.

— Иглодержатель, игла и нить.

Тётя Вера подала мне чашу, в которой лежали иглодержатель и отдельно изогнутая полумесяцем игла с вдёрнутой в неё шёлковой нитью. Удерживая зажим левой рукой, правой я взял иглодержатель и достал им иглу с нитью. Существует множество различных швов, используемых для сшивания ран. Но я лично предпочитаю самые простые швы. И если длина нити позволяет, то предпочитаю делать непрерывный шов. Если же приходится пользоваться обрезками, и такое случается, то я предпочитаю простой узловой шов. Сейчас я не был ограничен. Проколов плоть руки изогнутой иглой, я аккуратно потянул нить сквозь тело, придерживая края, чтобы не разорвать плоть. За первым швом последовал второй и третий. Всего шесть. Пришлось передвигать зажим. Я сшил рану не плотно, оставив узкую щель, чтобы дать возможность выходить из раны гною и омертвевшей плоти. Глядя за ходом моей работы, рядом стояла тётя Вера, держа в руках чашу.

— Ножницы тупоконечные — сказал я, укладывая в чашу зажим.

Передо мной возникли кольца ножниц. Взяв иглодержатель в левую руку, я обрезал нить достаточно далеко от края шва, чтобы исключить её вытягивание из раны. Сначала в чашу отправилась игла с нитью, затем ножницы и иглодержатель.

— Линимент бальзамический. Нужна накладка из ткани.

Тётя Вера сразу же подала мне отрез льняной ткани, сложенный в восемь слоёв. Пока я удерживал рукой рану закрытой, тётя Вера с помощью лопатки наносила линимент на сложенный отрез. Отличная вещь этот бальзамический линимент. Мне не известен лекарь или волшебник, изобретший его, но он заслужил память потомков. Состав линимента был так же прост, как и эффективен. Нас заставляли готовить этот линимент на одном из первых уроков по зельеварению. Сколько было слёз и боли. Наставники буквально вбивали в нас знания. «Если волшебник где-то и живёт, то именно он в том поселении часто является единственным лекарем и учителем. Лечит скот, людей. Отличает ядовитые травы, создаёт противоядия, что очень важно. Является источником знаний, а иногда и судьёй. Случается даже роды принимать. Даже не владея магией, можно немало помочь людям. Зелья многое могут, и каждый из вас должен владеть знанием и навыками зельеварения в нужном объёме». Поставив нас по стойке «смирно», наставник заставлял хором кричать состав каждого зелья. И теперь не напрягаясь, я вспомнил состав линимента: одна часть дёгтя берёзового, одна часть выжимки листов подорожника и три части масла касторового. Так просто, но, сколько жизней было спасено им. И работает просто и эффективно: Масло смягчает ткани, дёготь берёзовый вытягивает грязь из раны, а сок листьев подорожника обладает сильным заживляющим действием. Потому по всем землям Империи этот линимент является самым распространённым бальзамом для ран. Мне подали тканевую подушку с нанесённым на неё линиментом. Осторожно, стараясь не разжать края раны, я наложил эту накладку на руку женщине. Следом мне подали тканевый валик. Я осторожно стал накручивать ткань поверх раны, стараясь не сдвинуть накладку. При этом я старался наложить двойную петлю вокруг локтя, чтобы избежать смещения повязки со своего места. Конец повязки я наложил выше локтя и загнул уголком. Нас учили не надрывать тканевые полосы на концах для завязок, а использовать для этой цели специальный шнурок. Мне подали тонкую полоску ткани, и я навязал её поверх окончания тканевой полосы, завязав петлевым узлом — бантиком. Закончив повязку, я снял жгут и развязал петлевой ремень, освободив руку женщины. Взамен старого подвеса я изготовил новый, охватывающий тело женщины через плечо. В него я и вставил раненную конечность.

— Готово — я полюбовался своей работой, — седмицу руку не напрягать, чтобы рана не разошлась. Ты молодая, рука должна срастись быстро. Через три дня придёшь на перевязку сюда.

Отодвинув столик, я дал знать, что операция закончена. Окинул взглядом помещение. На меня смотрели бледные лица пациентов с испуганными взглядами. Они не разделяли моих восторгов от проведённой операции. Понятно стало, что они представили себя на месте этой женщины. Похоже, что я совершил ошибку, проведя операцию прилюдно. Тётя Вера была единственным человеком, кроме меня, кто сохранил нормальный вид. Аликс была бледна. Помимо проведённого лечения шок от вида операции, как копания в человеческом теле, ещё больше ухудшил её состояние. Однако никто не пал в обморок, что было частым в обществе горожан. Жизнь в деревне, вблизи природы, вероятно виды разделываемых туш животных, сделали их достаточно крепкими. Вид операции на человеке был для них неприятен, но не лишал чувств. Помимо них на меня смотрело два мученических взгляда. Наши уклонисты ещё находились в палате, сидя на скамье и не смея ослушаться моего приказа. Я устал. Пора было прекратить и их мучения. Я указал на них рукой.

— Вы двое. Лекарство должно скоро подействовать. Вы можете идти. Если лекарство не поможет, приходите завтра.

Парни как будто ждали этого. Они немедленно встали и, мелко семеня ногами, быстро направились в сторону выхода. Тётя Вера мрачно усмехнулась. Аликс смотрела недоумённо на меня и нянечку. Я дал себе небольшой отдых. И спустя минут десять продолжил работу. Хвала Спасителю. Больше никого из больных не пришлось ни оперировать, ни лечить магическим способом. Люди имели раны разной степени тяжести. Осмотрев рану, я давал рекомендации. А тётя Вера и Аликс занимались обработкой ран и перевязками. Я назначал лечение и дату следующей перевязки. Постепенно число пациентов снижалось, и к вечеру мы отпустили последнего больного. Только тогда я смог перевести дух. Столь же уставшими выглядели и мои помощники. Я ещё подивился. У меня от усталости не было никаких сил двигаться, а женщины продолжали работать — чистили медицинские ёмкости, кипятили в воде и протирали инструменты, поставили кадушку с тёплой водой и замочили в ней с мылом грязные повязки, готовя их к стирке. Сколько же в них сил? Пока я дивился этому, на улице пробил гонг, призывая на ужин. Я поднялся. После прошедшего дня меня ещё пошатывало, но я чувствовал себя вполне уверенно. Чувствовались боли и тяжесть в суставах и мышцах. Усталость вкупе с израненным телом мешали мне двигаться как прежде. Предложил женщинам сходить на ужин. После секундной заминки, они согласились. И стали собираться. Перед самым выходом Аликс всё-таки решилась задать вопрос.

— Невил, а… что ты дал, этим двоим?

Её вид выражал одновременно интерес к произошедшему событию и, одновременно, стеснительность, как будто она спрашивала что-то неприличное. Я усмехнулся. Такую же улыбку я увидел на лице тёти Веры.

— Слабительно, Аликс, сильное слабительное, чтобы кишки почистить.

С этими словами я вышел за дверь. Женщины последовали за мной. Мы в молчании прошли через здание наружу, миновали двор и приблизились к зданию столовой. Как всегда здесь нас ожидала толпа народа. Кто-то хотел войти, но притормозил, чтобы поговорить о последних новостях, кто-то наоборот уже вышел. Мой опыт показал, что войны едят, как правило, быстро. Но, если есть возможность, продолжают оставаться за столом, беседуя с товарищами. Если же беседа за столом не складывается, выходят наружу. Мы протолкались вовнутрь. Ужасно хотелось есть. Измотанное тело, подвергнутое мною восстановлению, требовало много пищи, но я себя сдерживал. Поэтому взял порцию не больше обычной. Найдя себе место за столом, я начал медленно поглощать пищу. Недалеко от меня расположились тётя Вера и Аликс. Я гордился собой, но их порции были даже меньше моей. Неужели они этим насытятся? Приходилось постоянно бороться со своим телом. Плоть жаждала скорейшего насыщения. Поэтому я медлил, тщательно пережёвывая пищу. Разумом я понимал, что тело надо насытить не быстро, а качественно. Я изжёвывал пищу в жидкую кашицу, и только потом проглатывал. Для увеличения своей собранности на пище я прикрыл глаза, и открывал их только для того, чтобы отправить в рот очередной кусочек пищи. Так я мог смотреть не на окружающие меня вещи, а в себя самого. Я слышал шум вокруг себя, но видел себя изнутри. Отрешение от внешних раздражителей стало усиливать сигналы от органов моего тела. Сразу стали болеть повреждённые органы, дали знать о себе синяки.

Внезапно в общем шуме возникли новые звуки. Звуки шагов, направляющихся ко мне. Эта походка была мне знакома. Эта походка капитана. Я сглотнул пищу изо рта, раскрыл глаза и, сделав невинное выражение лица, посмотрел на приближавшуюся ко мне фигуру нашего военачальника. Лицо капитана Рогволда не выражало озлобленности или гнева. Он приближался ко мне с лёгкой усмешкой. Это было даже страшнее, чем откровенная злость.

— Ну, и что же ты натворил, лекарь… — он прибавил к словам пару крепких выражений. В столовой наступила тишина. — У меня два бойца полдня из нужника не вылезают.

Я сделал лицо максимально невинным.

— Ну, капитан, — я смотрел ему в глаза преданным взглядом — солдаты были больны. Им нужно было принять лекарство. Вы же знаете, что некоторые лекарства обладают небольшим побочным действием. Посидеть над отверстием уборной — не такая уж и большая плата за своё здоровье.

Послышались смешки. Лицо капитана скривилось. Было видно, что он с трудом сдерживается. Вот только я не мог понять — хочет он засмеяться или обругать меня. Так продолжалось некоторое время. Наконец капитан улыбнулся ещё шире, чем прежде.

— Лады. Но ты сейчас объяснишь, что произошло.

Я поднялся из-за стола. Сделал глубокий вдох и стал отвечать, как на экзамене перед магической комиссией.

— Они здоровы. В пределах нормы для своего возраста. Они уклонисты. Прикидываются больными. В мирное время я бы их простил. Нежелание напрягаться и изучать несвойственную им деятельность для людей их типа вполне понятно. Но сейчас война, а они хотят отсидеться за чужими спинами. Я мог бы их сдать, но предпочёл наказать более гуманным способом.

Наступила тишина. Люди перестали смеяться, есть, стучать ложками и даже пить воду. Казалось, что, если упадёт на пол комар, мы услышим звон. Так продолжалось мгновение. Послышался скрип сапог о пол. Капитан развернулся на носках ног. В углу сидело несколько воинов во главе с Раймусом. Среди них виднелись и сыновья тёти Веры. Взгляд капитана впился в Раймуса. Раймус спокойно отпил из чашки чай и поставил пустую чашу на стол. Что-то негромко сказал ближним воинам. Слов я разобрать не смог. После этого он и группа воинов поднялись и вышли из столовой. Капитан взял для себя пищу, занял их место и не спеша стал поедать свой ужин. Шум в столовой возобновился. Вот только он уже не был добродушным. Или мне так показалось. Назревало что-то неприятное. Я взглянул на тётю Веру, надеясь понять происходящее. Она как будто ждала этого. Мы столкнулись взглядами. Её взгляд был спокоен. Она взглядом указала мне сесть и продолжить ужин. Что я и проделал. Закончив ужин, я распрощался с нянечкой и Аликс, пообещав завтра зайти в лазарет, и направился к себе в башню. Обращаться сейчас к капитану было неразумно. Его ярость чувствовалась даже на расстоянии, и я мог стать жертвой его ярости.

Оказавшись в башне, я поднялся на второй этаж, и оказался в библиотеке. Пройдя взглядом по обложкам книг по медицине, я выбрал для себя книгу «Септика и Асептика» Джозефа Листера. Эту книгу я надеялся завтра отнести в лазарет для Аликс. С такими мыслями я поднялся к себе в комнату. Уложив книгу на стол, а посох в стойку, я снял с себя мантию. Предстояло выполнить ещё одну работу. Вопреки своей лени. А именно — обряд восстановления. Я выдвинул стул на середину комнаты. Присел на него. Сложил руки на животе и закрыл глаза. Когда веки сокрыли свет вечера, сочащийся через окна, я включил внутреннее видение. Я начал выполнять ритмичное дыхание животом.

Загрузка...