Хроники Каторги: Цой жив еще

ГЛАВА 11

Перед глазами расстилались поля высоченного камыша. Излюбленное место камышатников и охотящихся на них орлолисков и иглаптиц. Зоркие глаза крылатых хищников, что высматривали добычу с высоты небес, прекрасно отслеживали перемещение своей добычи по движениям тростника. Цой прорубил проход так, чтобы остаться незамеченным сверху и углубился в гущу непроглядного леса, не узнавая Каторгу, встретившую привычной какофонией: не прекращавшимся перекрикиванием птиц, стрекотом насекомых, шелестом листьев. Доносились и отголоски журчавшего ручейка, пролегавшего где-то неподалеку. Только привычное звучание изменилось: надрывное, опасливое, будто что-то чужое поселилось меж бесчисленной рассады деревьев, пробралось и въелось под зеленое одеяло земли.

Дойдя до первой плеши - выжженной дыры в густой траве, - потыкал в нее прутиком, затем пальцем; оставила лишь черный мазок. Растер и остатки посыпались мелкой крошкой. Запаха никакого, пробовать не решился.

По обе стороны поваленные деревья, раздавившие висевшие на них коконы, а уцелевшие содрогались на земле, насквозь проткнув себя иглами. Места переломов на деревьях изъедены темными пятнами, похожими на ожоги. Заметив в зарослях обглоданные кости, поначалу решил, что коконы постарались, но ошибся; те выплевывали останки бесформенной кучей, а скелет под ногами лежал в невероятно естественной позе. И так все последующие; с каждым новым становилось ясно: виновата слизь, иссушившая беса до смерти. Зараза расползлась по Каторге. Откуда только взялась? Догадывался, но рассудок противился верить.

Получил ответ, взобравшись на дерево: перед глазами предстали пораженные деревья, каждый миллиметр был покрыт отвратительным организмом, превративший их в иссушенные скелеты, и земли, темной рекой тянувшиеся от самого Обелиска. Кое-где на волнистой зеленой поверхности зияли провалы, похожие на черные лужи, которыми сочилась земля близь Черни, а сам Обелиск, который Анна называла кораблем и всадником Смерти, стоял как ни в чем не бывало. Совсем не похожий на корабль и не имевший ничего общего с огромным судном, каким Цой помнил танкер Черни. Каторжане, жившие там, прозвали его Большой ржавой акулой за характерные дыры в носовой части корпуса, сделавшие ее похожей на разинутую пасть, полную огромных резцов. Никто не знал, как корабль забросило так далеко на сушу и развернуло баком к океану, чьи волны бились о гладкие отвесные скалы и берега никому не известного мира. Каторжанам приглянулся бак корабля, особенно парам. Стояли в обнимку, провожая закаты, часами глядя туда, где небо растворялось в водных далях. Ада мечтала там побывать, а он никак не отважился.

Дал себе время передохнуть, наслаждаясь дуновением ветра, в чьих порывах, играя листвой, шумело множество ветвей, постукивали непреклонные стволы. Любовался просторами. После Пепелища все такое яркое и насыщенное, глаз не оторвать. Ярко-синее небо, где вверх ползла золотая монета солнца, не позволявшая любоваться собой, не зажмурив глаза.

Отвлекло назойливое мерцание ролла, закрепленного на лямке ранца. Совсем про него позабыл. Едва успел активировать и услышал стихнувшие звуки борьбы, а за ними - сдавленный смешок.

- Тесой, это ти?.. Или я говорю с чьим-то желудком?

- Это я, - крепче обхватив ствол дерева, ответил искатель.

- Фух! Ти не отвечал, а ролл на карте продолжал двигаться... Ми испугались, думали, тебя съели.

- Не съели, - Цой не сводил холодного взгляда с Обелиска, прикидывая, как подниматься, если не отыщет вход ниже. Взгляд зацепился за муравьев; стройными рядами поднимались меж расщелин коры. - Я почти дошел. Гм. Анна?

- Да-да? - ответила после недолгой паузы странновато озорным голосом.

- Черная слизь. Жижа. До вас не дошла?

Натужное молчание ролла разрядилось коротким смешком.

- Жижа? Ноуп, Тесой, у нас всио хорошо, даже слишк... - шуршание и стук из невидимого динамика оборвали на полуслове. - ...Как же я себя ненавижу.

Искатель, спокойный за безопасность Анны и людей Резервации, молчал, возвращая все внимание Обелиску, но Анна решила, что обязана объясниться:

- Oh... Merde! Прости, пожалуйста. Это Щупа, ей нелегко, и она справляется, как может. Пф, а я... Сама виновата, не нужно било соглашаться.

- Она больна?

- Да ми все нездорови, - смеялась над своим ответом, но быстро взяла себя в руки: - Нет-нет, с Вероникой всио хорошо, она в порядке, спасибо, просто поругалась с отцом. Опять. У них давно так. Росла раскрепощенной, а когда с самого детства не знаешь отказа, хочется попробовать всио. Она и пробовала, и далеко не всио нравилось еио отцу, - усмехнулась. - Не поверишь, Тесой, но Щупа успела побивать в женском монастире. Мужчин потом боялась, как ведьма инквизиции. Я помогла ей справиться, правда, кажется, немножко перестаралась, - хохоток. - Ей не всегда било легко. Понимаешь? - решив, что искатель наверняка кивнул в ответ, продолжила, не дожидаясь голосового подтверждения. - Хочешь с ней поговорить?

- Нет.

Анна не выдержала и рассмеялась. Сильно, будто в припадке, а потом, вроде собравшись и отдышавшись, закатилась смехом повторно; звонкий и безудержный, позабавил искателя. Он почти улыбнулся, но почему-то не получилось. Успокоившись, Анна все же смогла, пусть и давившись смехом, объяснить искателю суть дела: собирались перераспределить энергоснабжение между оставшимися генераторами. Будет необходимо перезагружать систему, отчего связь может пропадать, и какое-то время общаться придется через голосовые сообщения. Объяснив, как ими пользоваться, попрощалась и пожелала исправного компаса. Обещала, что выйдет на связь при первой возможности.

Искатель закрепил знания, послав сообщение, в котором признался, что не понял, кто такие монастыри, ведьмы и инквизиция.

Спустившись, выпил воды и ускорил шаг. Если жижа текла из дыры Обелиска, необходимо ее срочно заткнуть. Только - как, - не представлял.

Подгонял скорбный вой ветра. Бесконечный полог зелени защищал человека от солнца. Жара спала и в тени огромных деревьев перестала быть невыносимой. Солнечный свет неряшливо размазанный по зеленому потолку освещал поросшие травой и цветами лужайки. Можно и на компас не смотреть, и в небо не нужно. Черные отметины на земле и деревьях выведут к Старому городу, а прямо там и сам Обелиск. К рассвету должен добраться.

С кустарника кровоглаза, встреченного на пути, поспешил нарвать ягод - подлое оружие, но лишним не будет. Срывая гроздь за гроздью, обнаружил под кустом лапу и тут же отскочил, выхватив Олю. Конечность не шелохнулась. Острием приподнял листву - оторвана. Осторожно ступая, обнаружил другую, кажется, теневолк. Вокруг ни сломленных веток, ни просек примятой травы, словом, ничего, что могло навести на след напавшей твари. Выходит, атаковала с воздуха.

Украдкой перемещался от дерева к дереву, поглядывал вверх в поисках гнезд, но вместо них, нашел под ногами оторванную голову теневолка: вся морда в жуткой мешанине из крови и черной жижи - дрался до последнего. Один глаз выклеван, похож на кровавую воронку, а во втором, остекленевшем, увидел быстро растущее отражение птицы, раскинувшую в стороны крылья. Искатель метнулся в сторону и, лихорадочно перебирая руками и ногами, бросился прочь. Со стуком в деревья вонзилась россыпь игл, сверкнувших в редких лучах солнца. Цой выпустил пыльцу, но по носу вместо облака, щелкнула струя воздуха.

Ускорился, но не под пыльцой, а от крика иглаптицы, раздавшегося совсем близко. Ощущал упругие крылья, разгонявшие воздух, чувствовал когтистые лапы, алчущие утащить наверх. Юркнул за дерево. Спиной ощутил толчки воткнувшихся в ствол игл. Сердце дятлом стучало в груди, пока он провожал взглядом мчавшееся пятно, смазанное частоколом деревьев. Оглядывался в поисках густо утыканных деревьев, росших как можно ближе друг к другу, высматривал прорехи меж крон, похожие на светлые трещины, выискивая самые крохотные, те, что не позволят хищнице продраться к земле. Добирался до них быстрыми перебежками, каждый раз прячась за стволами. Знал, что она наблюдала, выжидая момента напасть.

Солнечный свет пятнами пробивался сквозь густую листву, освещая устланную растительностью землю. Чуть дальше пролегала колея поваленных деревьев, образовавшая расщелину в небо; какие-то не свалились, подпертые могучими кедрами, с одного трухой свисали остатки гнезда, а под ним, на земле, куски скорлупы, укрывали перебитые тела птенцов.

Увидел иглаптицу, приземлившуюся на косой ствол. Серебряное оперение сверкало на солнце и слепило глаза. Показалось, или под ним проглядывали черные прослойки? Глаза и голова дергано двигались, рыща потомство, издавала обрывистые крики, призывавшие откликнуться птенцов; не знала, что те разбились давно и уже никогда не издадут ни звука в ответ.

Цой пятился, стараясь обойти место, которое защищала иглаптица. Зоркие глаза уловили искателя, плавно углублявшегося в лесную чащу, и птица, толчком повалив ствол, бросилась следом.

Он выстрелил; перья разлетелись побитым стеклом, да и только. В ответ махнула крыльями, выпустив шквал игл - все мимо, кроме двух: одна рассекла щеку, другая вошла в плечо. Дал деру, вытаскивая иглу на ходу. За спиной, погоняемые криком, со свистом рвали воздух перья, посылаемые в след.

Жижа погрузила Каторгу в пучину безумия.

Крик мчался за ним по пятам, а в пяты едва не впивались иглы бритвенной остроты. Когда поутихли, не успел подумать, что все кончилось, как птица навалилась сверху, топтала лапами, рвала в клочья когтями; в голове билось в истерике: только бы не как в прошлый раз - тело в одну сторону, задница - в другую. Он уклонялся от клюва, стреляя в ответ; четыре сухих плевка не спасли - хрустальные перья сыпались каплями дождя, исполосовав лицо в кровь. Закричал в отчаянии, готовый переступить двухсотчетырнадцатую отметку, как иглаптицу отдернуло неведомой силой и под дикий, резко смолкнувший крик, смяло в сферу, быстро наполнившуюся бурой жидкостью; кровь чернела, а шар уменьшался, пока полностью не испарился.

Водил руками по воздуху, как заплутавший в тумане, а по телу, будто катком прошли: ныло, раны жгло. Поднялся с трудом и пошатнулся. Кровь и пот заливали глаза; те щипали от соли. Еле разобрал на коричнево-зеленом полотне Каторги темную фигуру, узившуюся в пересвете и отблесках солнца. Вяло переступая, приблизился, желая разглядеть. Получил толчок, сдавивший легкие; невидимая сила отбросила так сильно, что в один миг пролетел с десяток метров и с хрустом обнял собой завалившееся бревно, а потом упал мордой вниз.

Хотел подняться, но тело стало совсем непослушным. Отползал, волоча следом ноги; каждое движение вызывало острую боль, а каждый новый вдох грозил разорвать легкие. С ужасным хрустом перевернулся на спину, от стрельнувшей боли искры полетели из глаз. Почувствовал что-то вонзившееся под лопатку, это Оля раскололась надвое от удара и теперь кормилась его кровью. Заставил себя приподняться и облокотиться на пень. Попытался и не смог пошевелить пальцами ног. Вытащил сломленную часть клинка и потыкал ногу - не чувствовал ничего ниже пояса. Достал часть с рукоятью: Оля стала похожей на Лялю. Перед смертью мелькнула мысль: создавшие какидзаси явно знали толк в самоубийствах. Задержав дыхание, одним точным уколом пронзил сердце.

Двести четырнадцать.

К искателю медленно возвращалось дыхание. Каторга обретала голос, или Цой - слух. Оправившись, искал нелюдя, но его и след простыл; только две маленьких вмятины ног на земле - женщина, и легкая; трава почти выпрямиться успела. Улетела отсюда что ли? Ему бы так. Сразу к Обелиску. Шел к нему по наклонной, поражаясь силе, что невидимой рукой победила иглаптицу, а следом и его. Шел, пока перед глазами, в низине, не распростерлись зеленые лабиринты Старого города, на руинах которого укоренились деревья, а на стенах лозами и вьюнами тянулись вниз безымянные растения; город задыхался и рушился под их весом. И так на километры вперед, где торжество природы, как топором обрубали черные стены Обелиска.

Чем ближе подходил, тем сильнее становился дурманящий запах пыльцы. Листья дурума покладисто шелестели под ногами, сбрасывая с себя желто-красное опыление. С каждым шагом округа стихала; ветра не хватило бы даже колыхнуть листья вокруг.

Заметил солнечный блик - искатель Каземат, рассматривавший Старый город через оптический прицел винтовки. По ней же узнал Ару; такой винтовки во всей Каторге кроме него ни у кого не было: полтора метра убийственной точности на раз убивавшей все, весящее меньше пятисот килограммов, а на вопросы, где отыскал такую, Ара всегда отвечал «Там, где нашел, уже нету». Была у него еще одна особенность, куда менее приятная. Странный искатель, да и Цой в странностях не уступал, и никому о них не рассказывал.

Глянул на свой нарукавник - капсулы пусты, а там, в Обелиске, где не ступала нога каторжанина, пыльца лишней не будет. Решил выменять немного, за одно и посмотреть, что с таким упорством рассматривал искатель Каземат.

Укрытый листвой Ара вскинул оружие наизготовку, готовый выстрелить, поймав в перекрестие прицела приближавшегося с поднятыми руками искателя. Поднял руку, похожую на ветку, заросшую вьюном, и подозвал.

- Светишься, - приветствовал искатель, примостившись в укрытии.

- В следующий раз пальну сразу, - гнусаво ответил Ара, пожав плечами. - Что с одежкой? - покосился на лохмотья искателя.

Цой скривился лицом, посмотрев на лиственный покров, надетый на голое тело, и ответил вопросом на вопрос:

- А с твоей?

- Так все просто: если умирать, то с комфортом. И жара, ты посмотри, а голожопиком хоть ветерок во все щели продувает.

Помолчали.

- Чего маячил?

- Предупредить жи, ты чет так уверенно туда шел, - и прильнул к прицелу. Ара напоминал куст: сидел сгорбившись, опустив руки на согнутые колени, а винтовку уложил на треугольник локтя.

- Бинокуляр поменял?

- Это у тебя бинокуляр, а у меня - топтический прицел! - ворчал, не отрываясь. - ...Да, поменял.

- Точнее стала?

- Как капля за шиворот. Гляди, гляди! - сильнее вжался в прицел. - Вон. Опять. Левее Обелиска. Ой, то есть правее.

Цой толком не успел рассмотреть место.

- Все, ушел.

На что указывал Ара, искатель не понял, но не мог не заметить изменившиеся лабиринты улиц Старого города; болвашек, толпившихся там поубавилось.

- Во-о-от... - по нахмурившемуся лицу Ара смекнул, что Цой увидел порядившееся стадо.

- Где остальные?

- Где остальные, не знаю, но мутный где-то там.

- Мутный?

- Увидишь.

- Давно здесь?

Нехотя отлепившись от прицела - по его мнению, Каторга забывалась сквозь линзы: все, что не попадало в объектив, казалось несущественным, лишенным смысла и не заслуживало внимания; градация важности определялась дальномерной шкалой прицельной сетки и ничем иным, - Ара быстро окинул взглядом часы, закрепленные на прикладе:

- Два-сорок, - буркнул, возвращаясь к смакованию Каторги через насечки на линзе. - А до этого, пол солнца там и почти два - там, - не открываясь, указал на позиции в отдаленных местах, которые искатель, как не старался, но не разглядел. - Тут лучший обзор.

- Больше ничего? - вкрадчиво поинтересовался Цой.

- Больше ничего. Вон! Опять. У морд. Смотри.

Цой направил бинокуляр и навел резкость на треснувшие лики комедии и трагедии, столетиями охранявшие завалы здания с сорванной крышей в паре километров от них. Пожелтевшие у краев стекла позволили разглядеть тень, пронесшуюся между телами болвашек, но всего на секунду; рассмотреть толком не удалось. Ара бубнил, что мутный почти трое суток так носится, но смышленый, гаденыш, когда такие же за черту Ненормальной повыскакивали, так и рассыпались в пыль.

- А этот понял, чем кончит, если нос сунет, вот и мечется теперь. Зато вон, гляди, - шмыгал Ара, - граница-то какая. Захочешь, не проморгаешь.

Стрелок прав: прах выжег жирную кривую, за которой расстаться с жизнью легче легкого.

- Дома не задело?

- Да вроде как нет. Казематы точно, - усмехнулся. - Ну и девку ты нам приволок. Яйцы у нее сплошная сталь. Хороша, слов нет, только нервная какая-то день ото дня.

- Сживетесь?

- Куда денемся... - шмыгнул кривым носом, дважды сломленным винтовкой. - На одной земле живем, ежжи. А ты не к ней? - лукавая улыбка почти достигла ушей, но неподвижное лицо Цоя на раз осадило собеседника.

- Туда, - искатель кивнул на Обелиск.

Ара растерялся, не зная, куда уткнуть взгляд: в оптику, или в искателя. После краткого замешательства выбор остановился на последнем. Глаза поползли на лоб, слов не нашел.

- Пыльца есть? У меня кончилась, - помог Аре дать правильный ответ, предложив Бугая; патронов все равно не осталось. У того глаза загорелись от оружия Старого мира. Не сводя глаз с огнестрела, потянулся к сумке и вытащил оттуда кисет, хотел отсыпать немного, но передумал и вручил мешочек целиком.

- Где взял? - скользил взглядом по прямым линиям и увесистому барабану.

- Там уже нет.

- А у меня теперь есть, - просиял Ара, пихая Бугая за пояс. - Даже две!

Цой отдал кобуру в довесок, и счастье искателя Каземат не знало границ.

- До темноты дойдешь? - спросил, наблюдая за ярким диском, готовым скатиться с небосклона.

Искатель кивнул.

- А как внутрь попадешь, уже знаешь?

Цой не ответил.

- Слушай, - погладил винтовку, - она у меня после километра чахнет самую малость. Если пойдешь по прямой, - двумя пальцами указал на изломленную линию главной улицы, - учти: я по левое, фу ты, по правое плечо буду. Помогу, чем смогу.

- Меня не пристрелишь? - Цой с опаской глянул на Ару, сидевшего в обнимку с оружием. Он сардонически улыбнулся:

- А, не переживай, - отмахнулся, как бы успокаивая, - понять все равно не успеешь. От головы ничего не останется. Сам-то я не мажу. Но, на всякий случай, ты меня прости. Заранее. В любом случае.

Забив капсулы пыльцой, искатель попрощался и отправился к Ненормальной.