Геннадий Алексеевич очнулся лежа на пуховой перине. В голове была неописуемая пустота, слабость сковала все тело. Не было сил даже приоткрыть глаза пошире, не то, что повернуть голову. Сквозь чуть распахнутые ресницы проступали очертания какой-то неизвестной комнаты. Поодаль, около окна, стояло кресло, в котором сидела незнакомая, еще не старая женщина, и как будто спала. Пить хотелось неимоверно. Геннадий Алексеевич прошептал пересохшими губами:
— Пииить…
Женщина на кресле встрепенулась, подошла к постели и сказала ласково:
— Петенька, сыночка, наконец-таки очнулся. Пить хочешь. Сейчас клюквенного морсу налью.
Она поднесла к губам Геннадия Алексеевича большую кружку, немного приподняв второй рукой его голову, и живительная влага наполнила его рот.
Судорожно сделав несколько глотков, чтобы не захлебнуться, Геннадий Алексеевич попытался взять кружку руками, но они ему не подчинились, и он снова потерял сознание.
Следующее пробуждение произошло днем. Открыв глаза, Геннадий Алексеевич разглядел стоящего около постели пожилого мужчину, держащего его за кисть и считающего пульс по большим карманным часам. Такие часы, он вспомнил, были у его деда. Тот часто вынимал их из кармана жилетки, громко щелкал крышкой, и, посмотрев время, тут же убирал обратно. Никому, кроме деда, брать в руки эти часы не разрешалось.
— Так, прекрасно, пульс — 55 ударов в минуту. Немного редок, но это ничего — слабость. Думаю, завтра все будет нормально. А сейчас, Елизавета Афанасьевна, больному надо пить куриный бульон, не помногу, но часто — каждые два часа, и побольше спать. Кризис прошел. Организм молодой, быстро пойдет на поправку, — сказал мужчина, обращаясь к той незнакомой женщине, которая пыталась напоить Геннадия Алексеевича некоторое время назад.
Геннадий Алексеевич закрыл глаза.
«Все страннее и страннее. Молодой организм? — это у меня, что ль? Пульс — 55 ударов, да я не помню, когда такой был в последнее время, 80–90 — вот моя норма. А сил вроде бы прибавилось. Уже могу двигать рукой».
— Кажется, Петенька опять уснул. Не будем ему мешать.
Геннадий Алексеевич услышал, как закрылась дверь. В комнате никого не было.
Он приоткрыл глаза. Приподнял руку и поднес ее к лицу. Это была рука молодого человека, сильная, покрытая небольшими рыжеватыми волосами. Пальцы длинные, ногти — ухоженные, овальной формы.
«Это не моя рука, — как-то равнодушно подумал Геннадий Алексеевич, — и почему меня эти люди называют Петенькой»?
«Это не тебя называют, а меня. Ты кто такой? Почему сидишь в моей голове и путаешь мои мысли? И это не незнакомые люди, а маменька моя, Елизавета Афанасьевна, и доктор Казимир Войцехович из Новгорода».
«Я — Геннадий Алексеевич Соколов, мне 66 лет вчера исполнилось. Ночью была гроза и, похоже, молния ударила в беседку, где я был. Больше ничего не помню. Только яркую вспышку. А теперь я оказался здесь».
«Где — здесь? В моей голове? А как это случилось»?
«Ну, Петр, если бы я знал, как. Вот мой старший сын, Александр, увлекается фантастикой. Он мне рассказывал, что уже много книг написано про попаданцев или засланцев с подселенцами, не помню, как правильно, которые каким-то образом или оказываются заброшены в своем теле в другую эпоху, или попадают в тело другого человека, где и живут вместе с прежним владельцем, стараясь не мешать друг другу. Ты лучше расскажи мне о себе, а потом я тебе расскажу».
«Так может ты Диавол, проникший в мое тело и желающий унести мою душу в Ад»?
«Ну какой я Диавол. Слушай молитву: «Отче наш, еже си на небеси …». Убедился, что это не так? Да еще сын у меня, младший, Алексей, священник церкви Покрова Богородицы. И крестик я носил, в церковь, хоть и не часто, но ходил. Давай, о себе рассказывай».
«Я — Петр Иванович Бецкий, дворянин, родился в 1870 году. В этом, 1892 году, окончил Санкт-Петербургский Горный институт, получил специальность «горный инженер» и среди 26 студентов, окончивших полный курс, выпустился 3 номером по успеваемости. Считаю себя учеником Карпинского, имею стремление заниматься геологией. Меня приглашали на работу на казенные заводы, но пока я отказался. У нас семейное дело: фаянсовая фабрика, которая совсем захирела после смерти папеньки. Маменька, переписала мне ее в собственность со всеми карьерами и шахтами. Хочу вплотную заняться ее развитием. Холост. Невесты пока нет. На попечении маменьки остались три лесопилки, но думаю, скоро и их маменька мне отдаст. У нас вдоль Мсты собственные земли с лесом, так что есть, где развернуться. Верст 20 вдоль реки тянутся, да до 10 верст вглубь от реки. А сейчас я нахожусь в нашем имении в селе Крутая Гора. Поправляюсь после сильной простуды — в холодной воде искупался. В Санкт-Петербурге, пока учился, жил в собственном доме на Аптекарском острове по улице Церковной около Преображенской церкви в Колтовской слободе. Дом в приданое маменьке достался. Отец, Бецкий Иван Григорьевич, потомственный дворянин, майор в отставке, коренной новгородец, умер в прошлом году. Больше рассказывать нечего. Теперь Ваша очередь».
«Как звать и сколько мне лет — я уже говорил. Родился в 1946 году, т. е. позже тебя на 76 лет. Значит попал к тебе из будущего, из 2012 года. 120 лет вперед от сегодняшнего дня. Окончил Политехнический институт в Лен … в Санкт-Петербурге по специальности «механик» и много лет проработал на военном заводе, выпускающем пушки, стрелковое и холодное оружие, военное снаряжение… У меня два сына: Александр и Алексей. Старший окончил лесотехническую академию и работает главным инженером на большом деревообрабатывающем комбинате. Младший — окончил Медицинскую академию, работает врачом, одновременно является клириком и служит в церкви Покрова Богородицы. У меня три внучки и три внука. Вот была дача, похоже, на твоих землях на берегу Мсты. Поправимся — обязательно съездим. Хочу посмотреть, как местность изменилась».
«А в каком месте дача была»?
«Около деревни Луки».
«Да, это наши земли».
Они еще долго разговаривали, рассказывая друг другу про свою жизнь. Особенно интересовался жизнью в будущем Петр. А когда узнал, что была революция, царя в 1917 году свергли, и убили всю его семью, собственность у помещиков, промышленников и дворян отобрали и сделали ее общей, а потом и Держава развалилась на части, загрустил и перестал отвечать на вопросы Геннадия Алексеевича.
«Петр, давай договоримся, как будем теперь вести себя с твоими родственниками и знакомыми. Предлагаю: тебе брать инициативу в свои руки. Но когда будет надо решать какие-либо сложные вопросы — никогда не давай ответ сразу: сначала со мной посоветуйся. У меня жизненного опыта побольше, знаний тоже. И плохого тебе я не посоветую. Ведь теперь я — это ты, и наоборот. И никогда никому не говори, что теперь в нашем общем теле живут два сознания: твое и мое. Даже на исповеди! Иначе, попадем мы с тобой в психлечебницу. Знаешь, что это такое»?
«Знаю. Согласен. Но как же мне плохо! Теперь ты будешь все про меня знать. Даже интимные вещи! Как жить дальше — не знаю!».
" Ничего: стерпится — слюбится. Думаю, что и ты при смерти был, когда я к тебе в тело попал. Не попал — ты бы помер. Так что давай жить — поживать и добро наживать!».
.