Хранитель ядов (СИ)

Глава 1. ИЛЛЮЗОРНАЯ И ХРУПКАЯ

Я откажусь от чувств и без эмоций проживу,

Чтоб разум силу защитить тебя мне даровал,

Любого зверя на куски без жалости порву,

Чтоб ты всегда от счастья, как сейчас, сиял…

Мне предначертано было родиться мужчиной.

Отец ждал, что мать подарит ему мальчика. Все знаки указывали именно на это. Уверения повитухи, каждодневно хлопочущей вокруг матери деловитой кудахчущей курочкой. Внезапно проявившиеся необычайная гладкость кожи и завидная густота неприглядных локонов у матери, которая никогда не могла похвастаться идеальностью ни того, ни другого. Острая форма живота, выступающего вперед на манер готовящегося к бою снаряда, и свирепый отказ от любимых всем сердцем сластей. Постоянное хорошее настроение и эмоциональный подъем, позволивший ей навещать отца в шахтах Крепости Изобретателя едва ли не до последнего дня. Ну и, наконец, твердое убеждение самих родителей.

Однако вместо обещанного всеми и даже самой судьбой мальчика появилась я. Отец вряд ли заметил разницу, потому что в дальнейшем его методы воспитания да и отношение ко мне больше подошли бы отпрыску мужского пола.

Но, как ни странно, они идеально подошлимне. Все, вплоть до науки управлять земельными угодьями. А вот трепетная леди погибла во мне еще на подходе. Да, Эксель Сильва, определенно, должна была родиться мужчиной.

Мой же брат тоже спутал бытию все карты, вторгнувшись в этот мир в облике мужчины.

Эстер Сильва был младше меня на год и женственен настолько, насколько вообще позволяет природа вместить в себя женские черты восемнадцатилетнему юноше. Безупречная белизна и гладкость кожи, большие синие глаза в ворохе пушистых ресниц, четкие линии нежно розовых губ, при улыбке изгибающихся в плавной линии, волнующей умы окружающих любого пола, и золотистые чуть вьющиеся волосы с отдельными прядями оттенка меда и карамели — предмет зависти местных прелестниц, так или иначе меркнувших на фоне хрупкого юноши.

К сожалению, отец более воспринимал своего первенца как «сына», нежели Эстера, а потому готовил к роли полноценного наследника именно меня, полностью игнорируя настоящего сына. Эстер очень обижался, но прекословить отцу никогда не смел. В отличие от меня. Плохая из меня леди, как ни крути…

Кто-то вцепился в мое плечо и потряс, разрывая цепочку из тяжелых дум.

— Эксель, не смей уходить в себя, не объяснив мне цели своей очередной глупой затеи!

Я замедлила шаг и, интенсивно хлопая ресницами, уставилась на спутника.

— Не выйдет. — Юноша фыркнул и скорчил рожу. — У Эстера лучше выходит этот трюк с ресничками. Он — сама невинность, а вот вы, госпожа Сильва, ходячий источник неприятностей. И запоздалые попытки изобразить наивную барышню просто смехотворны.

— А вы грубиян, сын мясника.

— И опять же не стоит меня смешить понапрасну. Уж я-то знаю, что любые слова, сообщающие об отличие тебя от обычных господских дочерей, воспринимаются тобой как комплимент.

И откуда мы только взялись такие проницательные?

Я звонко рассмеялась и, протянув руку, небрежно взлохматила густую шевелюру Дакота — моего лучшего друга с самого детства.

На переносице юноши выступила легкая краснота. Весьма забавный образчик смущения. Не знай заранее об этой его особенности, можно подумать, что он умеет мастерски скрывать истинные чувства.

Подавив смешок, впоследствии все-таки вырвавшийся наружу непристойным хрюканьем, я опять потянулась к Дакоту. Он едва заметно отстранился и сконфуженно отвернулся, пресекая мою попытку вновь потрепать его за «холку».

Всего за год коротышка Дакот сумел перегнать меня в росте на целую голову да и обзавелся неплохой мускулатурой. Видимо, сказались изнурительная работа на полях, помощь отцу да и дополнительная работа в бакалейной лавке Руары и Сантьяго. Теперь каждый раз, когда мне хотелось зарыться пальцами в пепельно-русое великолепие волос Дакота, приходилось вставать на цыпочки и балансировать. И это с моей-то плачевной неустойчивостью!

— Расскажешь, что задумала?

Дакот тот еще упрямец, и уж если ему взбрело что-то в голову, то он закончит начатое при любом раскладе.

— А просто так ты от меня не отстанешь? — на всякий случай уточнила я.

— Конечно же, нет. Я последовал за тобой не за тем, чтобы пребывать в неведении.

— Никто не просил тебя увязываться за мной.

— Как будто я могу отпустить тебя одну.

— Прошу прощения, милостивый господин, — возмущению моему не было предела, — не держите меня за беспомощного осленка! Я вполне могу постоять за себя.

Дакот картинно закатил глаза и выбросил руку в сторону, преграждая мне путь и заставляя остановиться.

— Как насчет этого? — Его пальцы нащупали пару самых длинных прядей моих волос, покоящихся на плечах тончайшими непривлекательными нитями, и осторожно потянул так, чтобы они оказались в поле моего зрения. — Два дня отсутствия, и что же я увидел по приезду? Вместо девушки, чья беспорядочная лохматость неизменно напоминала о крыльях ворона чернее ночи, а кожа наводила на мысли о бескровных демонах, собирающих людские души, меня встретил бледный призрак.

Я задумчиво покусала нижнюю губу. Неужели снежно белый цвет вперемешку с лазурью, захвативший мою куцую головенку, на пару с родовой бледностью кожи действительно превращал меня в призрак?

— Ты так и не рассказала, отчего твои волосы обратились в подобие шерсти барса с северных земель, — не отставал Дакот.

— Слишком сложный вопрос. Я готовила ингредиенты для новой смеси. Дальше помню, что был взрыв. Но когда очнулась, все элементы смешались в кучу, отчего восстановить изначальный состав было просто невозможно. Все перепробовала, но родной цвет волос так и не вернулся. — Задорно улыбнувшись, я легкомысленно потянулась, с наслаждением хрустнув косточками. — Не стоит отчаиваться! Вполне возможно, что я создала гениальнейшую эссенцию для окрашивания волос.

— Чудесно. Опять эксперименты. Мои овации вам, госпожа Сильва. Однако, если начнешь лысеть, прошу, вспомни мои скромные, ни к чему не обязывающие предупреждения.

— Естественно. Полагаю, ты сообщишь мне, если мой волосяной покров на голове внезапно начнет редеть.

— Уж предупрежу. А что Роберт?

— Отец? Очень рад, что я не убилась.

— Много тебе спускает. — Дакот покачал головой.

— Как и многого требует. Это называется «компромисс».

— От Эстера тоже?

Глубоко внутри вспыхнуло пламя раздражения. Дакот прекрасно знал, какие взаимоотношения были у Эстера с отцом, но будто нарочно напоминал об этом при любом удобном случае.

— Эстер для отца — невидимка, — процедила я сквозь зубы.

— А для тебя?

— Ты знаешь ответ. Не вижу необходимости повторять. — Я устремилась вперед, испугавшись, что за разговором мы пропустили важный момент — конечный замысел всей прогулки.

— Хорошо. Я должен знать, преследуешь ли ты те же цели, что и раньше. — Дакот поспешил следом, легко подстраиваясь под мой быстрый шаг. — Копишь деньги?

— Да. Цель все та же. Если Руара и Сантьяго позволят мне открыть фармацевтический отдел в их лавке, процесс пойдет быстрее. — Я прищурилась, вспоминая правильный путь. Мы как раз добрались до края луга и стояли перед густой рощей. — Клиентура увеличится, мои лекарственные средства и смеси будут покупать, а мой собственный бюджет пополнится.

— Если прежде ты кого-нибудь не траванешь, — огорошил меня пессимистично настроенный Дакот. — Только не говори, что уже мнишь себя мастером по изготовлению смесей.

— Мои рецепты эссенций и эликсиров действительно помогают людям! — Я приподняла ближайшую ветку и скользнула в гущу зелени, выискивая тропку. — И чтоб ты знал, для успеха необходимы эксперименты. Чем я частенько и занимаюсь.

— Безусловно. А затем у тебя голубеют волосы, а заезжие рубежные торговцы шепотом интересуются, не ведьма ли та худощавая дева, что, словно буря, пронеслась по лавке с ковшиком дымящейся кислоты.

— Меня посчитали «ведьмой»? — Я запнулась о корягу и удержалась на ногах лишь с помощью Дакота, мертвой хваткой вцепившегося в подол платья. — Я же просто хочу стать фармацевтом и помогать людям. Какая из меня ведьма?!

Дакот, судя по всему, услышал в моих интонациях панику, потому что в следующий миг уже сидел передо мной на корточках (и когда только я успела сползти на землю?) и сжимал мое лицо источающими жар ладонями.

— Не волнуйся, Эксель. — Светло-голубые глаза юноши блестели, словно омытые морскими водами камни. — В их словах не было ничего, кроме шутки. Они шутили, Эксель. Слышишь? Шутили.

— Значит, они не приведут за собой Святую Инквизицию? — робко спросила я, накрывая ладони Дакота своими. — Ты уверен? Из какой они были гильдии? И из нашего ли Королевства?

— Какая разница? — Юноша нахмурил брови и издал звук, похожий на тихий рев недовольного медвежонка. — Ты не ведьма, и никто из багровых ряс Святой Инквизиции не явится за тобой.

Уверенность его взгляда успокоила меня. Я ведь не виновна, а невиновные не должны бояться за свою жизнь.

— Мой вид пугает, а, Дакот?

Вопрос ошарашил его. Привычная краснота завладела переносицей, и я уж было совсем решила оставить друга в покое, безмолвно переведя вопрос в статус риторического, как он внезапно мне ответил.

Тихо, будто мы были не одни в лесу, глотая звуки и запинаясь на каждом слоге, Дакот пробормотал:

— Ты не… не пугаешь, Эксель. Ты… как то деревце… на озере. Тонкая… и ломкая. И синие глаза… они такие… синие. И кожа… как у статуэток на полке в лавке Руары. Фарфо… фарфоровая. И даже твои короткие волосы… как будто лазурь в паутине… Очень красиво. Я хочу сказать… что ты… ты…

Мне показалось, что от Дакота вот-вот пойдет пар — столь быстро он переводил взгляд от предмета к предмету, минуя меня, и столь сильно алела его многострадальная переносица.

— Дакот…

— А твоя страсть к кружеву! — выкрикнул он, наконец, на выдохе.

И тишина. Я точно не знала, было ли сказанное комплиментом, но на всякий случай сохраняла серьезное выражение на лице. Однако на последнем восклицании выдержка мне изменила, и я прыснула.

— Кружево — это важно, мальчик. Правда, важно, — хихикнула я и, под шумок пользуясь близостью юноши, вскинула левую руку, добираясь до его шевелюры, чтобы в мгновение ока создать там последствия миниатюрного урагана.

Дакот досадливо цыкнул и тряхнул головой. Все еще сдавливая ладонями мои щеки, он разогнул палец и щелкнул им по моему носу.

— Я не мальчик, Эксель. Уже не мальчик.

— Эстер тоже уже не мальчик. — Я сглотнула и выпалила: — Поэтому прекращать создавать эссенции и эликсиры я не намерена! Ради него!

Понятия не имею, почему у меня это вырвалось, но эффект был впечатляющим. Глаза Дакота остекленели. Он выпустил из плена мое лицо, поднялся и со всего размаху ударил кулаком по стволу дерева над моей головой.

Злой Дакот — редкое зрелище. Но ярость его не беспричинна.

Наш мир, Утопия, существовал на определенных правилах. Магия, в общем ее понимании, была под запретом, а создание магических предметов вроде зелий и волшебных артефактов или владение ими становились причинами обвинения в злоупотреблениях.

Улучшил свою внешность с помощью мудреного ведьмовского зелья — злоупотребил. Повысил качество урожая, налегая на заговоренные удобрения, — злоупотребил. Воспользовался магией, спасите и помилуйте Первосоздатели, — злоупотребил в высшей мере. Политические кампании правителей Королевств Утопии и эра борьбы со злоупотреблениями символизировали в себе поддержание идеализированного мира ради благополучия населения. А избавлением от ведьм, заклинателей и прочего сброда, нарушающего величайший баланс со времен Первосоздателей, занималась Организация — Святая Инквизиция. Ее воины носили багровые рясы, их компетентность не имела границ, а слово «пощада» в их лексиконе отсутствовала напрочь. НЕ связывайся с магией, о законопослушный гражданин.

Так что не было ничего странного в том, что Дакот беспокоился за меня.

— Безопаснее для тебя — прекратить создавать эликсиры. — Юноша с отсутствующим видом осмотрел поцарапанные от удара костяшки пальцев и проникновенно уставился на меня. — Не желаю, чтобы в будущем кто-нибудь случайно сделал неверные выводы.

— Исключено. — Я протянула руку, и друг с легкостью помог мне подняться. — В первую очередь я делаю это для Эстера. Если сумею обеспечивать себя сама и накоплю достаточно денег, то покину Королевство Скорпиона. Отправлюсь в Королевство Весов. Или Водолея. Где сейчас поспокойнее.

— Твое желание уехать все также велико, — с горечью сказал Дакот.

— Так нужно. — Я чувствовала, что причиняю боль другу, но, к сожалению, на первом месте у меня всегда был брат. — Бескрайнее разочарование отца во мне заставит его взглянуть на Эстера другими глазами. Эстер намного лучше меня. Во всех смыслах. Я мелочная и эгоистичная. А брат добрый и рассудительный. Просто отец пока не желает замечать этого. Он все еще в плену своих прошлых иллюзий, а я, как податливая глина, продолжаю лепить из себя воплощение его желаний.

— А Эстер знает о твоих планах?

— Братец думает, что я стремлюсь к самостоятельности, поэтому пропадаю в селении, работая в бакалейной лавке, и время от времени ухожу в горы за травами. Он не воспринимает всерьез мое увлечение фармацевтикой, считая, что в этом занятии я нахожу отдушину после отцовских нравоучений. Еще бы. Эксель слишком ответственная, чтобы подвести отца. На Эксель можно положиться. Эксель — отцовская гордость.

— Но на самом деле Эксель — маленькая интриганка. — Дакот усмехнулся, и я порадовалась, увидев на его лице выражение прежнего озорства. — Сестренка кинет мрачную тень на свой идеализированный образ, чтобы солнце братика наконец-то взошло.

— В этом вся суть. — Я вспомнила о цели похода и пару раз глубоко вздохнула. Наклонившись в сторону, я нащупала скрытую в тканях юбки булавку и отцепила ее, освобождая края разреза на левом боку. Так-то лучше. Азартно подмигнув ошалевшему Дакоту, безотрывно пялящемуся на мою ногу и часть бедра, виднеющихся в разрезе платья, я подобрала кружевной подол и кинулась вниз по тропинке. Ноги почти не путались в юбке, отчего бежать было гораздо легче. Такая концепция бега была выверена до мелочей, а ее идеальностью я была обязана многочисленным экспериментам, по подсчетам доходившим до отметки «пять сотен». Рухните навзничь пару сотен раз и научитесь не только бегать в платье, но и летать.

Вскоре до меня донесся топот бегущего следом Дакота.

— Ты… не… ответила! Куда… мы…

Моя резкая остановка была полной неожиданностью для юноши. Поэтому, чтобы не сбить меня с ног, он вильнул в сторону и благополучно влетел в гущу колющейся зелени.

— Поранился? — сочувственно поинтересовалась я и тут же получила полномасштабный взгляд разряда «а ты догадайся!» — Обещаю по возвращении вылечить тебя.

— Пару царапин не заставят меня стать твоей добровольной жертвой для экспериментов, — проворчал Дакот, стряхивая с волос и плеч малюсенькие листочки.

— Ты недооцениваешь мои умения, сын мясника. — Я кровожадно потерла ладошки. — Излечу так, что ты воспрянешь к небесам.

— Вот именно, — юноша ткнул пальцем в небо и иронично хмыкнул: — пря-я-я-ямо к небесам.

На последнюю реплику отреагировать я не успела. Слева послышался шорох, и я, стремительно прыгнув вперед, вжала Дакота в стену из колючек теперь уже спиной.

Там, где мы затаились, ветви деревьев клонились к самой земле, создавая идеальный покров для нас. Шорох повторился, перерастая в отчетливое шуршание. Мимо нашего убежища прошествовал низенький паренек в очках. Покачивалась на ветру снежно белая ткань жабо, блестели серебряные пуговицы длинного зеленого сюртука. Он беспрестанно оглядывался на свою спутницу — миловидную светловолосую девушку в простеньком темно-бордовом платье. Остановившись у плотной стены зелени в какой-то паре метров от нас, паренек смущенно вытер пот со лба и сделал робкий приглашающий жест. Девушка неуверенно кивнула и проследовала мимо юноши прямо в гущу колючек — похоже, в живой изгороди был проход.

Когда пара скрылась из виду, я отодвинулась от Дакота и позволила себе облегченно вздохнуть. Все-таки успела!

— Эксель, а это не тот парень, что приходил к тебе сегодня? — Брови Дакота как-то странно подрагивали, и я сильно понадеялась, что он, без опоры на мои объяснения, не успел надумать себе всяких ужасов.

— Верно. Его зовут Квин. Он славный малый, работающий в библиотеке соседнего селения. — Я сложила перед собой руки, едва не лопаясь от гордости. — И одновременно он — смельчак, готовый вот-вот испытать мой новый эликсир «Шато».

— Ты продала Квину непроверенный эликсир? — От ужаса на лице Дакота заходили желваки.

— Непроверенный, а потому не продала, а подарила, — поправила я друга. — Тем более что Квина я предупредила о возможном отсутствии результа… Ай!

Дакот неожиданно сильно вцепился мне в плечи.

— Эксель, нельзя экспериментировать на людях!

— Можно, при их согласии. А у Квина проблемы, и мой «Шато» может решить их!.. Если сработает.

— Святые Первосоздатели! — Дакот, паникуя, оперся на изгородь и тут же взвыл — колючки живой изгороди не дремали и восторженно приветствовали всех подряд.

— Тише! — Я всмотрелась сквозь зелень, опасаясь, что парочка может нас услышать. — Мы здесь для наблюдения конечных результатов.

— Каких еще результатов? — Возмущение не исчезло из голоса юноши, но громкость он убавил. — Необходимо срочно изъять у него эликсир.

— И как ты себе это представляешь? — Я преградила путь Дакоту. — У них намечается приватная беседа в Заброшенной Беседке, а ты собираешься ворваться туда? Как это вообще будет выглядеть?

— Как спасение жизни.

— Замри, сын мясника! — Я уперлась ладонями в грудь юноши, невесть отчего вдруг решившего искать справедливости, и властно приказала: — Сядь.

На лице Дакота отразилась отчаянная внутренняя борьба, а затем он нехотя присел на траву. Терпеть не могу пользоваться статусом господской дочери, но разве у меня был выбор?

— Ты заходишь слишком далеко, Эксель.

— Я возлагаю на себя всю ответственность.

— Смело, госпожа Сильва. Но, черт побери, как же глупо.

— От тебя не требуется ничего, кроме веры. — Я подцепила пальцами его подбородок и мягко приподняла, высказывая молчаливую просьбу взглянуть на меня. — Веры в мои умения.

Дакот поднял голову, но старательно косился в сторону.

— Уж ты-то должен знать, что я не подвергну жизнь человека опасности без уверенности в достижении успеха.

— Твой эгоизм может затмить тебе глаза.

— Здесь нет эгоизма. — Боясь потерять еще больше драгоценного времени, я с силой сжала подбородок Дакота. От неожиданности он наконец взглянул на меня. — Послушай. Квин очень ее любит. А она оказывает ему определенные знаки внимания, но на признание ничего не отвечает. Если бы она отказала ему, Квин перестал бы терзать свое сердце и смог бы уже приступить к лечению душевных ран. Но она мучает его своим молчанием и непрекращающимся флиртом. Еще чуть-чуть и он просто сойдет с ума…

— О, Святые Первосоздатели, Эксель, неужто ты создала любовное зелье?!

От моих ногтей, впившихся в его кожу, Дакот зашипел.

— Ты же сам уверял меня, что я не ведьма. И тут же обвиняешь меня в создании зелий, мальчик. «Шато» — это, скорее, набор благовоний, способный усиливать уже существующие чувства. Лишь природный эффект и никакой магии!

За живой изгородью послышались приглушенные голоса.

— Начали общаться! — Я, предвкушая грандиозную сцену, повалила опешившего Дакота на траву и, вцепившись в ткань ворота его рубахи, потащила юношу к изгороди. — Вставай на колени! Прямо здесь!

— Что? — У Дакота был такой вид, словно я попросила его сунуть голову в горящее пламя печи. Наверняка он уже тысячу раз пожалел, что отправился со мной.

— Больше дела, меньше слов, сын мясника! — Я, возбужденно дыша, надавила обеими руками на его плечи, вынуждая встать на четвереньки. — Зелень слишком густая. Ничего не видно. Придется подсматривать сверху.

— Сверху? — непонимающе повторил за мной Дакот и повернул ко мне голову.

Скидывая туфли, я стойко удерживала рвущийся наружу смех. Но когда у наблюдавшего за мной через плечо Дакота поползла вниз челюсть от зрелища моего колена, а затем и бедра, появившихся из разреза на боку платья, пока я ставила ногу на его спину, чтобы затем вскарабкаться на него, меня прорвало. Я беззвучно хохотала, так и удерживаясь на одной ноге, а второй бессовестно давя на юношеский позвоночник. А глаза Дакота становились все шире — соизмеримо увеличивающемуся участку моей оголенной кожи. Если не потороплюсь, кое-кто будет осчастливлен зрелищем господского исподнего.

— Ты как будто ноги в первый раз увидел, — хмыкнула я, легонько шлепая Дакота по щеке, а в следующий миг уже ловко взлетая на его спину.

Промычав что-то нечленораздельное, юноша замер, превращаясь в нерушимую опору и предоставляя мне найти баланс в собственном теле. Покачавшись из стороны в сторону пару секунд, я наклонилась к изгороди и ухватилась за края для равновесия — благо сверху колючки не росли. Чтобы увидеть, что творилось за стеной, пришлось привстать на цыпочки.

Провал! Беседка с Квином и его пассией располагалась слишком далеко, чтобы я могла услышать хоть слово. Квин сидел ко мне спиной, а вот лицо девушки я видела вполне отчетливо. Но этого было мало для оценки воздействия «Шато».

— Дакот, — позвала я шепотом и поежилась, узрев его мрачный взгляд. — Ничего не слышно. Поэтому я воспользуюсь Вторжением.

— Постой, Эксель. — Спина под моими ногами затряслась. — Не смей!

Но я уже все для себя решила. Поймав в фокус глаза девушки, я прищурилась, мысленно выплескивая собственное сознание наружу. Доля секунды кромешной тьмы, мелькнувшие карие глаза, надвигавшиеся на меня с немыслимой быстротой, а затем моя сущность зависла в атмосфере чужого сознания.

Мгновенно сориентировавшись, я уменьшила свое присутствие до минимальных пределов, метафизически прячась в роще чужих мысленных владений.

Да, «Вторжение» — мое маленькое эгоистичное умение, дарованное высшими силами. Хотя я предпочитала думать, что это своеобразная компенсация за мою жизнь. В детстве я упала со скалы и ударилась головой, однако смерть не поспешила забрать меня на ту сторону. Похоже, в том возрасте я представляла из себя не слишком уж интересную душу, чтобы марать об меня когтистые лапы. Но спустя время во мне проявилась способность проникать в чужое сознание, и чем слабее был разум, тем легче было занимать малюсенькую частичку чужой территории. Это как посетить театральную постановку, где образы намного ярче и сумасброднее.

Но меня ни в коем случае нельзя приравнивать к ведьме. Я не злоупотребляю «Вторжением». А об умении знают только Эстер и Дакот. Даже мой отец пребывает в неведении о том, что его чудесная наследница способна вторгаться в разумы живых существ.

Как бы ни был человек уродлив душой или телом, его сознание всегда было прекрасно. Красочный бескрайний мир из вспышек эмоций, полупрозрачных цепочек мыслей и рваных остатков полузабытых сновидений. Один огромный радужный сон.

И вот теперь я находилась в сознании девушки, чья беспечная игра заставляла страдать славного юношу. Нэнни — так звали хозяйку сознания, — не могла обнаружить мое присутствие. Для нее я была мимолетной вспышкой, затерявшейся среди тысячи родных для ее сознания мерцаний. Мое вторжение всегда было деликатным. Я — аккуратный гость, сам убирающий за собой весь мусор.

Доля секунды и я уже видела глазами Нэнни, слышала то, что воспринимали ее уши, и чувствовала каждым миллиметром ее кожи. И прямо сейчас она пребывала в жутчайшем замешательстве. Цепочки белесых мыслей не текли плавным потоком, а прыгали и дергались, будто вода на порогах на горной реке. Хозяйка сознания сама не знала, о чем стоит думать и в каком направлении вообще размышлять.

Однако от волнения Нэнни отвлек посторонний шум. Чей-то приглушенный вскрик и тихое, но продолжаемое шуршание.

— Что это? — Девушка с беспокойством посмотрела на Квина. — Ты слышал что-нибудь?

— Вроде бы. — Квин оглянулся на живую изгородь. В лучах солнца, проникающих сквозь вьющуюся зелень, опутавшую стены Заброшенной Беседки, сверкнули капельки пота, обильно выступившие на его лбу. — Думаю, нам обоим показалось.

К сожалению, не показалось. Уж я-то точно знала, что это было за шуршание. Мое тело за изгородью, вмиг лишившееся сознания, утратило равновесие и рухнуло вниз. Надеюсь, что Дакот успел его поймать, и я не свернула себе шею. Хотя раз моя сущность все еще преспокойно гостит в сознании Нэнни, значит, тело в порядке. Ох и задаст мне Дакот, когда я вернусь обратно.

— Да, наверняка показалось. — Квин повернулся к Нэнни (и ко мне) и вновь оробел. Просто вытаращил глаза и плотно сжал губы, дрожа всем телом.

Ну же, парень, не трусь!

Наши с Нэнни глаза начали быстро-быстро моргать. Хлопает ресничками? Дешевый фокус! Но, судя по виду Квина, тот весьма серьезно воспринял очередную атаку флиртом. Очень жаль, но пунцовел славный малый не так красиво, как это делал Дакот.

«Такая свеколка…»

Мысль, пропитанная нестерпимой нежностью, и уж точно не моя. Нэнни?

Бледный худощавый юноша с лицом, покрытым рубцами, оставшимися от детских прыщей, очками в толстой оправе, превращающими его в вечно изумленную стрекозу, и выгоревшими на солнце длинными прядями… Что ты испытываешь к нему, Нэнни?

— Тебе… — Квин, скрестив пальцы, робко посмотрел на нас. В сознании Нэнни вспыхнул образ щенка, выпрашивающего ласку. — Тебе понравились духи?

Духи? Отличная идея, Квин!

Моя сущность заискрилась от гордости за находчивого клиента. Передавая ему флакончик с «Шато», я сказала, что для правильного эффекта девушка должна глубоко вдохнуть аромат эликсира. И честно говоря, терялась в догадках, как тот сумеет справиться с задачей и заставить ее понюхать содержимое флакончика. Это в наше-то неспокойное время, когда ко всяким смесям и сиропам относились с наивысшей подозрительностью, боясь оказаться в сетях воздействия зелья, а затем быть обвиненными в связи с какими-нибудь ведьмаками.

А еще это чуточку потешило мое самолюбие. Подумать только, мои эликсиры приятно пахнут и могут сойти за духи. Ну не умничка ли я? По возвращении в тело первым делом расскажу об этом Дакоту.

— Да, очень. — Наши губы дернулись, пытаясь растянуться в благодарной улыбке, но резкая мысль «придерживайся границ!» остановила прорывавшуюся наружу душевную теплоту.

Надо мной поплыло воспоминание, а нос защекотал чуть сладковатый, отдающий спелым яблоком аромат, который мы вдохнули… около получаса назад?

Значит, прошло полчаса. Я понятия не имела, сколько времени потребуется для полного воздействия, но надеялась, что к моменту их разговора в Заброшенной Беседке эликсир проявит себя.

«Я снова признаюсь ей, — при встрече пылко сообщил мне Квин, прижимая к груди флакончик с драгоценной смесью. — Через два часа в Заброшенной Беседке. Если она снова промолчит… я… я сдамся».

Давай же, мое творение, действуй! И ты, Квин, прекрати робеть!

— Как прошел день? — Наши пальцы убрали мешающий локон за ухо, а затем нервным поспешным движением вновь прикрыли то же ухо волосами.

Сознание Нэнни тряслось от нервных волн. Мысли «почему он позвал меня сюда?», «столь сильно смущается…», «что произошло?», «я ему надоела?», «ну что же, что?!», «как же миленько он подергивает плечами…», «снова покраснел…», «скажет, что устал от меня?» роились под метафизическими небесами сознания, мерцая всеми цветами радуги и давя своей тяжестью более спокойные мысли.

— А? Замечательно. — Квин встрепенулся и, похоже, даже обрадовался, что Нэнни тоже старается поддержать подобие беседы. — Взял выходной. Купил булочки в пекарне. Помнишь, те с яблочной начинкой, которые тебе так понравились? Я даже прихватил парочку с собой… Где же? Где же они?! — Юноша завертелся на месте, растерянно ища глазами лакомства.

— Не волнуйся. — Наши губы все-таки дали улыбке завладеть собой. — Потом отыщешь.

— Да, Нэнни, конечно.

— Чем еще занимался?

— Я… — Квин мучительно задумался, а затем радостно воскликнул: — Да! Я ходил в лавку Руары и Сантьяго!

— Правда?..

На мою сущность обрушилось ужасающее давление. Вокруг стали вспыхивать черно-багровые ободки гневных воспоминаний. В одном из них я узрела громко смеющуюся девушку с длинными густыми волосами цвета свежей соломы. Матильда — племянница Руары и Сантьяго. Молоденькая не ограничивающая себя рамками нравственности и вечно счастливая красавица работала в лавке дяди и тети, где, словно блудливая кошка, подцепляла на свои острые коготочки рыбешку — млеющих от ее внимания мужчин и юношей. В мрачном воспоминании Нэнни Матильда сияла, будто неприступная богиня. Миниатюрная, с тонкой талией и грудями, едва сдерживаемыми легкой тканью скромного платья, она была воплощением соблазна — волшебная нимфа, подстегивающая запретные мысли мужчин проникновенными взглядами, покачиванием бедер, медленным движением сложенных рук под мягкими манящими округлостями грудей. Дева, от которой каждая желала бы держать подальше свою падшую на сладенькие обещания половинку.

Я переместилась подальше от давящей ревности Нэнни и наткнулась на еще одно воспоминание — в точно таком же черно-багровом ободке. Худощавая девушка с бело-голубыми волосами задумчиво смотрела на закат.

Немного странно видеть себя со стороны. А лицезреть свой образ через призму чужих воспоминаний, к тому же утяжеленных чернотой недобрых эмоций, — и вовсе смешно.

К слову, Нэнни в своем воспоминании наделила меня таким размером груди, которого у меня отродясь не было — я лишь слегка проигрывала Матильде, при взгляде на которую возникали мысли о качественном урожае и нескончаемом плодородии. И в позы такие я уж точно никогда не вставала! И не оттопыривала эти несуществующие внушительные бедра! И не проводила языком по губам, призывно прищуривая глаза! Нэнни, ты мне льстишь!

В реальности же я не обладала особой привлекательностью — ни своей худощавой фигурой, ассоциировавшейся с доской, ни впалыми щеками, ни тонкими губами. Однако Нэнни поставила меня на одну планку с Матильдой и, видимо, всерьез опасалась, что кто-нибудь из нас соблазнит милого Квина.

— Нэнни, мне нужно сказать тебе кое-что. — Квин потер ладони друг о друга и, избегая смотреть на нас, уставился в потолок Беседки.

«Быть не может! Матильда добралась до него! Нет, нет, нет! — Сознание Нэнни просто сотрясалось от нескончаемого визга мыслей, а я подпрыгивала в нем, как клубок ниток на вершине готового вот-вот извергнуться вулкана. — Или это была Эксель?! Точно! Она вся такая добродушная и изящная! Оплела его своими сетями жалости! ГА-ДИ-НА!!!»

Святые Первосоздатели!

Ситуация явно выходила из-под контроля, как и Нэнни. Кто ж ожидал, что в этой истории буду фигурировать я? Да еще в качестве основной виновницы?

— Нэнни! Я люблю тебя! — внезапно донеслось до наших ушей.

Бух. Наши руки безвольно рухнули на колени. Сознание вмиг очистилось от черно-багровых всполохов, вернулось полупрозрачное мельтешение мыслей.

— Я неустанно повторяю тебе одно и то же, Нэнни. — От полноты чувств Квин вскочил на ноги. — Но ты холодна, словно ледяной ураган. Всегда улыбаешься в ответ. И я никак не могу понять. Это жалость, да? Не смеешь сказать «нет»? Не хочешь обидеть? Но твое молчание еще хуже, Нэнни! Я как будто в центре адской ловушки, где мне втыкают в тело одну иглу за другой. И так до скончания времен. Пожалуйста, перестань столь медленно калечить мое сердце. Убей одним ударом. Прошу тебя.

«Любит… меня… Любит меня! Меня! Я калечу его? А он любит?»

Моя мерцающая сущность съежилась, наблюдая за тем, как белоснежные сияющие нити оплетают все вокруг хрупкой паутиной.

«Ты нравишься мне. Но я так боюсь довериться тебе. Отдать всю себя. Очень страшно. Часто думаю о тебе… вспоминаю твои нелепые жесты… И, наверное, я… Люблю тебя?»

Я принялась скакать вокруг сияющих нитей бешеным огненным всполохом, беззвучно вопя: «Скажи вслух! Скажи это ему! Не молчи! Твои не озвученные мысли здесь бесполезны!»

Но наши губы продолжали оставаться сомкнутыми.

Нэнни! Пожалуйста, не молчи! Он же сдастся!

Тонкий перезвон в глубине сознания. С небес вдруг начала сыпаться золотая крошка. Я удивленно следила за тем, как золотистые частички облепляют белоснежные нити истинных чувств Нэнни, вторгаются внутрь, окрашивают всю паутину в золото.

«Это «Шато»! — пронзила меня догадка. — Эликсир с опозданием, но, демоны вас побери, действует!»

Тяжелый протяжный выдох, как будто Нэнни в одно мгновение оттолкнула прочь тяготивший ее груз.

Наша рука медленно поднялась, и маленькие пальчики плавно поманили напряженно наблюдавшего за нами Квина. Юноша сделал один нерешительный шаг и вопросительно нахмурился. Новое движение пальцами, теперь уже более настойчивое. Наши бровки недовольно дернулись. Квин, растерянный и чуть-чуть испуганный, приблизился к нам. С непонимающим выражением на лице наклонился, думая, что Нэнни желает что-то сказать ему.

Края жабо качнулись у нас перед глазами. Грубый рывок мягкой ткани, ехидное удовлетворение от вида расширившихся глаз Квина, ощутившего легкое удушье, и вот уже наши губы впились в приоткрытые губы юноши. Освобождение чувств вызвало у Нэнни прилив злости на саму себя за прошлую медлительность, который я внутри ее сознания ощутила как землетрясение.

«Нужно восполнить… восполнить пробелы…»— билась мысль в сияющем золоте.

С силой прижимая к себе Квина, Нэнни с остервенением целовала его, а я торопливо выталкивала свою сущность из ее сознания.

Материала для оценки воздействия «Шато» набралось предостаточно. Поэтому, ощутив привычную стабильность пребывания в собственном теле, я вскинула голову в поисках Дакота. Мне не терпелось поделиться с ним впечатлениями.

Искать долго не пришлось. Дакот сидел рядом со мной на траве. Но что-то было не так. Он прижимался лбом к собственным коленям, обхватив голову руками, и медленно покачивался. Его трясло.

— Дакот! — Я схватила его за плечи и попыталась приподнять. — Что стряслось? Тебе плохо?

— Эк… сель…

Протиснув руку между его лбом и коленями, я ощутила жар на его коже.

— Да ты весь горишь, Дакот! Скажи мне, что случилось?!

— Эксель, чувствую себя странно… Эликсиры…

— Эликсиры? — Я растерянно осмотрелась. — Причем тут эликсиры?

— В подсобке в лавке… На столе… Сегодня… Твои флаконы… — Каждое слово вырывалось из горла с прерывистым выдохом. — Твои?..

Святые Первосоздатели!

Я и правда оставила на столе в подсобке Руары и Сантьяго несколько флаконов с эликсирами, одним из которых был образец «Шато».

— Что с флаконами?

— Разбились… Я разбил случайно…

— Боже, Дакот, что же ты там делал? Никто не ходит в подсобку, кроме меня!

— Глупая, я же работаю в лавке. Там… привозной песок… Дьявол, Эксель, что там было?

— Ты вдыхал пары? — Мной овладела паника. — Вдыхал?

— Да… с полчаса назад.

— Почему промолчал?

— Подумал, ты разозлишься…

Так, ситуация была аховой. Я совершенно не представляла, какой эффект может произвести смесь паров «Шато» и нескольких еще не протестированных образцов. Кошмар, сейчас я даже не у всех состав могла вспомнить!

— Эксель…

Рука Дакота легла на мою талию, и в следующее мгновение он притянул меня к себе. Я испуганно задышала, опершись ладонями на его колени. Лицо Дакота застыло совсем рядом от моего, переносица алела, голубые глаза лихорадочно сверкали. От его прерывистого дыхания невесомые нити моих волос взлетали вверх. На лбу юноши появилась испарина.

— Эксель…

Постойте-ка… Мне известно это состояние. Бог мой, да он возбужден! Мой взгляд непроизвольно скользнул вниз, чтобы удостовериться в догадке. Так и есть.

— Дакот, это гремучая смесь моих эликсиров так на тебя действует?

— Откуда ж… мне знать… — Юноша закусил губы и уронил голову мне на плечо. — Черт же… Нашел время…

— Прости меня! Это моя вина, — запричитала я.

Мое самобичевание ему никак бы не помогло, и я это ясно осознавала. Но как быть? Наши отношения не предполагали ничего подобного. Ужас сковал мой разум: если мое решение будет неправильным, лучший друг может меня возненавидеть.

Я пошевелилась, точно не зная, что предпринять дальше. Его голова все еще покоилась на моем плече, обжигающая кожа щеки прижималась к моей шее. Жар проникал в вены, струился под кожей, словно подземный водный поток. Одновременно меня отчего-то атаковал озноб.

— Эксель…

Легкое скольжение по моему плечу, и мягкое касание шеи губами чуть выше левой ключицы. Я едва не подпрыгнула от неожиданности.

— Да… Дакот… успокойся.

Вряд ли он услышал мой жалкий лепет.

— Это все эликсир, Да… Дакот.

— Думаешь? — Шепот у левого уха. От него у меня зашевелились волосы на затылке, и снова стало знобить. — Думаешь, единственная причина… эликсир?

«Это все эликсир. Это все эликсир. Это все эликсир, — как заведенная повторяла я про себя. И тут Дакот снова коснулся губами моей шеи. — Эликсир… Ай! Что за?.. Язык? Мамочки родненькие! Он меня лизнул!»

Пепельные волосы защекотали щеку. Я не смела даже шевельнуться, с ужасом рисуя в воображении будущие последствия.

Он меня возненавидит. Без сомнения. Будет презирать!

— Эксель…

Я скосила взгляд. Его взор затуманился. Обжигающая ладонь легла на мою правую руку, все еще покоящуюся на его колене. Подцепив ее пальцами, Дакот потянул меня за собой.

Мои глаза готовы были выскочить из орбит, когда он, орудуя моей рукой словно кукольной, медленно потянул шнуровку на своих брюках. Края плотной ткани устремились к земле, и я заворожено проследила за тем, как прогнулись под их тяжестью тонкие травинки.

Между тем моя рука, направляемая рукой Дакота, скользнула внутрь, и я вздрогнула, ощутив в ладони его почти раскаленную и уже влажную плоть.

— Эксель… — Выдох прямо в мое ухо, сопровождаемый гортанным стоном.

«Это все эликсир», — запищал внутренний голос.

Инициативность во мне так и не проявилась, поэтому лежащая поверх моей рука Дакота вернулась к роли кукольника.

Жар в ладони, жар на шее, и с каждой секундой нарастающий темп. Пару раз кончик языка Дакота коснулся моей ключицы. Я почувствовала, как щеки наливаются румянцем, а губы дрожат. Картинка, стоящая перед глазами, — моя рука, орудующая в брюках Дакота, дарила ощущение нереальности происходящего. А приглушенные стоны, доносящиеся слева, лишь усиливали эффект.

Какая впечатляющая чувствительность… Боже правый! Что за мысли в моей глупой голове?!

Шорох слева. Дакот поднял голову от моего плеча и придвинул лицо вплотную. Я и глазом моргнуть не успела, как его губы встретились с моими. Нежное ненавязчивое прикосновение, но совершенно неожиданное для меня. Реакция была спонтанной: я мгновенно сжала ладонь чуть сильнее, чем делала до этого, сдавливая горячую плоть.

— Эк… сель…

Дакот дернулся всем телом, но в то же время не позволяя мне разжать руку. Пульсация в ладони, нестерпимый жар. Все еще содрогаясь, он наклонился, на мгновение прижался лбом к моему плечу, а затем, потянувшись, слегка прикусил не прикрытую тканью платья кожу зубами.

Я ойкнула и наконец отстранилась.

В голове забилась одна-единственная мысль:

«Святые Первосоздатели! Дакот убьет меня за унижение, которому я его только что подвергла».