Храм Юнисы

Глава 3

Чжень Вань Янь заботливо поправил на груди уснувшего воспитанника сползшее одеяло, приложил ладонь к горячему лбу ребёнка и, горестно вздохнув, тихо вышел из комнаты. Единственный сын штабс-капитана Императорского русского Географического общества, Иннокентия Ивановича Лопатина, тихо угасал.

Три месяца назад он с друзьями бегал на Москву-реку смотреть ледоход. По всей реке, скрепя и потрескивая, ползли льдины. Они толкали и давили друг друга, выворачивая наружу серую, обглоданную изнанку. В ещё прочных заберегах появились проталины.

Андрюха Лопатин и его закадычный дружок Мишка Кравченко швыряли на ледяные поля маленькие ледышки, стараясь метнуть их как можно дальше. Азарт соревнования захватил десятилетних проказников.

Андрюха, стараясь забросить ледышку дальше соперника, с разбегу подскочил к заберегу и со всех сил метнул её по льдине. Инерция потащила его вперёд. Не удержавшись на ногах, он нелепо взмахнул руками и полетел в коварную проталину. Народ на берегу ахнул.

На счастье, недалеко стояла группа студентов. Один из них самоотверженно бросился на помощь. Погрузившись в ледяную воду по грудь, он поймал за шкирку перепуганного мальчишку и вытащил из реки. Андрюхе навесили подзатыльник и отправили домой.

Попадаться на глаза отцу в таком виде не хотелось. Знал, нравоучениями не обойдётся, дело пахло ремнём. Он решил спрятаться за углом соседнего особняка и выждать, пока отец уедет на службу.

Ждать пришлось долго. Одежда уже покрылась ледяной коркой, когда за отцом прибыл экипаж. Шмыгая носом, Андрюха проскользнул в детскую, затолкал мокрую одежду под кровать и натянул на себя сухую.

О происшедшем Лопатины узнали только на следующий день из газет, где рассказывалось о беспримерном поступке отважного студента, спасшего ребёнка. Иннокентий Иванович и предположить не мог, что спасённый ребёнок – это его непоседливый сын.

Гувернантка, обнаружив под детской кроватью мокрую одежду, подняла тревогу. Экстренно вызванный врач померил температуру и с осуждением покачал головой:

– Тридцать девять и два…

Больному прописали постельный режим, гору пилюль и порошков, а для снижения температуры назначили уксусные обтирания. Но ещё через день в груди мальчика появились хрипы и сильный кашель.

Шли дни. Одни доктора сменяли других, лекарства заменялись другими, но мальчик угасал. Опробовали всё: от светил-профессоров с уколами и микстурами до бабок-знахарок с отварами и заговорами.

Сегодня, выйдя из комнаты мальчика, врач обречённо покачал головой. Плотно прикрыв дверь в комнату больного, он с тяжёлым вздохом произнес:

– Извините, уважаемый Иннокентий Иванович, я сделал всё, что мог. Мальчик слаб, у него не осталось сил бороться, а без этого болезнь не победить. Спасти его может только чудо, а это уже не моя епархия. Ему осталось несколько часов. Приглашайте батюшку.

В это время мальчуган глубоко вздохнул и исколотая инъекциями детская ручонка безвольно сползла с одеяла…

Андрей приоткрыл глаза, грудь ломило, легкие разрывал кашель:

– Вот это я приложился. Видимо, о воду, когда сорвался с утёса, – подумал он. – Кто меня вытащил из воды? Надо же, как внутри ломит, – он рефлекторно схватился за грудь и вдруг ощутил, что держится за грудь рукой. Нет, не рукой, а РУКОЙ. Он ощущал грудь ладонью, пальцами…

– Глюки?

Он с удивлением уставился на свои руки. То, что Андрей видел и чувствовал, не имело объяснения.

Он, Андрей Лопатин, тридцати девяти лет от роду, капитан ГРУ, прошедший не одну горячую точку, кавалер двух «Орденов Мужества», на первой чеченской ставший инвалидом, сидел на детской кровати и рассматривал своё тело – тело десятилетнего пацана. Андрей в растерянности огляделся.

Он находился в чисто выбеленной комнате. Тяжёлые портьеры плотно закрывали окна и не пропускали уличного света. Такие же портьеры прикрывали входную дверь. Он откуда-то знал, что их в комнатах вешают не столько для красоты, сколько для шумоизоляции и спасения от сквозняков.

Сквозь щель под дверью пробивалась узкая полоска света, и слышались глухие, бубнящие голоса. На круглом столе, застеленном скатертью в цвет портьер, стояло широкое фарфоровое блюдо, на котором теснились несколько пузатых склянок.

– Микстура, – всплыло в голове.

Вместо привычных таблеток в алюминиевой фольге горкой лежали тщательно сложенные бумажные пакетики. Развернув один из них, Андрей увидел белый порошок, попробовал его на язык:

– Аскорбинка!?

Грудь начал разрывать кашель, казалось, что легкие сейчас оторвутся и вылетят из груди. К гортани подкатила слизь, он сплюнул её на ладонь.

– Крови нет, значит, не туберкулёз, но, судя по хрипу в горле и кашлю, без воспаления лёгких не обошлось. Не смертельно. Как говорил наш бригадный док: «Налегайте на витамины и больше пейте горячее – всё как рукой снимет», – а доку я верю. Душно-то как.

Он подошёл к окну и отдёрнул тяжёлую штору. Яркое солнце ударило по глазам. Прищурившись, он с удивлением уставился на улицу. По мостовой, под неторопливый цокот копыт катил самый настоящий дореволюционный экипаж. В нём восседала дородная, живописно разодетая дама.

– Как в театре, – удивлённо пробормотал Андрей.

Навстречу ей, о чём-то горячо споря и эмоционально жестикулируя, шли два студента. Юноши были одеты в студенческие курточки, а головы прикрывали форменные фуражки. На углу улицы монументом правопорядка, шевеля огромными усищами, возвышался городовой.

– Хм… Экипаж, дама, городовой…

Все эти почти забытые слова привычно всплыли в голове.

– Где я? Кто я?

– Андрей! Андрейка! Сынок! Ты встал с кровати! Мать! Радость-то какая! Скорее! Иди сюда! – восторженно кричал мужчина, стоящий в дверях комнаты. За его спиной показалось заплаканное лицо красивой молодой женщины.

– Сынок! – всплеснула она руками.

– Отец, мама, – отозвалось в голове. – Значит, это не сон. Я в теле десятилетнего пацана, меня зовут Андрей, и передо мной мать и отец. Дела… Похоже, чудеса случаются. Спасибо, Амурский утёс, ты подарил мне новую жизнь, и клянусь, что я постараюсь прожить её, как говорил Павка Корчагин, так, чтобы не было мучительно больно за бесцельно прожитые годы…