В последнее мгновение, глядя в обезумевшие от горя и ярости глаза сестры, я увидел не испорченную аристократку, не предательницу, а глубоко раненого человека, которого я, сам того не желая, загнал в угол. И этот угол для Вари оказался смертельным.
Знал, что её заклинание не сможет пробить мою антимагическую защиту: пластина в визитнице сделает своё дело.
А что потом?
Обессиленная, униженная, лишённая всего, кем станет моя сестра?
Сломанной куклой?
Вариантов других как бы и нет: нужно покончить с ней раз и навсегда, здесь и сейчас.
Но кульминация наступила иная.
В последний миг, когда почва должна была начать давить на меня, её взгляд, безумный и остекленевший, встретился с моим. В нём не было страха. Не было ненависти. Было отражение ужаса, который сковал сейчас и меня: ужаса перед точкой невозврата.
Варя отменила заклинание.
Не срыв, не ошибка в концентрации. Это был сознательный, волевой акт.
Её резко вскинутые руки вдруг бессильно опустились, словно тяжёлые гири. Гул магии рассеялся с тихим вздохом, а земля успокоилась.
Вся ярость, всё напряжение, что делали её фигуру такой грозной, разом исчезли, сменившись горькими и исцеляющими слезами.
Они хлынули беззвучно, а потом тело сестры содрогнулось в первом рыдании.
Варя не упала на колени. Она просто сделала шаг ко мне и уткнулась лицом в мою грудь. Её плечи трепетали от вырвавшихся на свободу рыданий. Это была не театральная истерика светской дамы, а глубокая, выворачивающая наизнанку буря эмоций, в которой смешались обида, отчаяние, усталость и боль.
Я стоял, мгновение ожидая подвоха, удара в спину, так как инстинкт не верил в перемирие. Но потом моя рука сама поднялась и легла на вздрагивающие плечи, я приобнял сестру. Другая осторожно коснулась растрёпанных волос.
Чувствовал запах гари и песок под пальцами — едкий дух того ада, из которого мы выбрались. Это был запах битвы, запах испытания, которое Варя выдержала с честью.
— Ты что, действительно его так сильно любишь? — тихо спросил я, не ожидая вразумительного ответа.
Варя, всхлипнув, прошептала в мою грудь:
— Да, ты не представляешь, как. Я сама не думала, что это возможно.
Мы простояли так ещё несколько минут. Я — машинально гладя сестру по голове, а она — позволяя редким, уже стихающим рыданиям выходить наружу. Впервые за всё время в этом теле я видел её настоящую.
Видел раненую, но невероятно сильную женщину, которая даже в таких обстоятельствах не сломилась.
К нам приблизился Пётр Бадаев. Он встал, неловко переминаясь с ноги на ногу. Было ясно, что мужчина хочет что-то сказать, доложить, но не решается прервать эту сцену.
Варвара почувствовала присутствие Бадаева раньше, чем я успел что-то произнести. Она резко вытерла лицо рукавом и отступила на шаг, избегая моего взгляда. В облике сестры вновь появилась твёрдость, пусть и показная.
— Я… я пойду проведаю раненых, — глухо сказала девушка. — Прослежу, как там дела с эвакуированными.
Я просто кивнул в ответ. Сестра развернулась и быстрым шагом ушла. Её прямая спина говорила о многом: и о боли, и о решимости.
— Кирилл Павлович, — Пётр Арсеньевич начал сразу, без предисловий. — Пришло известие из Яковлевки. Дмитрий Михайлович Романов прибыл туда. Он ждёт вас утром с докладом.
— Понятно, — я кивнул, с трудом переключая сознание с личной драмы на управленческие дела. — А как дела у братьев Гурьевых в Рудном?
— В Рудном, слава стихиям, удалось полностью стабилизировать обстановку, — доложил Пётр, слегка улыбнувшись. — Прорыв монстров ликвидирован, портал в третий круг миров функционирует в штатном режиме. Осип докладывает, что они останутся ещё на сутки и помогут восстановить разрушенную инфраструктуру.
— Хорошо. А здесь? Как с дела с беженцами из Рудного и Железняка?
— Всех размещаем, кормим, лечим. Но, Кирилл Павлович, — Пётр посмотрел на меня с отцовской заботой, — вам бы хоть час отдыха. Через четыре часа уже выдвигаться в Яковлевку. Это же безумие! Вы себя не бережёте.
— Не берегу? — я усмехнулся. — Пётр Арсеньевич, в таких условиях никто себя не бережёт. Нужно ещё проверить дирижабли. Я не могу отложить это.
— Уверен, у Черепанова всё под контролем, — настаивал старый вассал. — Это может подождать до завтрашнего утра.
— Нет, — моё решение было непреклонным. Внутренний прагматик требовал личной проверки. — Надо идти.
Мои слова прервал молодой телеграфист, высунувшийся из командного вагона бронепоезда.
— Кирилл Павлович! Срочная телеграмма!
— Кому ещё я нужен? — пробормотал себе под нос. — От кого?
— От Цеппелина, ваше сиятельство! С фронтира!
Я почти выхватил у него из рук узкую полоску телеграфной ленты.
Глаза побежали по лаконичному, сухому тексту: «Были в седьмом кольце. Инкубационное плато активно. Армия тварей на месте. Вернулись без потерь. Цеппелин».
Я почувствовал невероятное облегчение. Оно было даже физическим: я непроизвольно прислонился к борту бронепоезда, чтобы не пошатнуться. Судьба Фердинанда, Мирославы, всего экипажа «Гордости графа»… Они живы! Мой приказ не стал для них смертельным!
Я сделал глубокий вдох. Дышалось легче.
А ещё мои худшие опасения не подтвердились. Большой удар тварей по колониям ещё впереди, а значит, ещё есть время. Есть шанс провести операцию «Гиена» в полную силу, как и планировалось.
Эта мысль придала сил, затмив даже усталость.
Направился к зданиям вагоностроительного производства, где в невероятной спешке велась сборка трёх дирижаблей, моих козырей в предстоящей операции.
У самых ворот я почти столкнулся с Черепановым. Главный инженер шёл, уткнувшись в чертежи, явно сильно уставший.
— Ефим Алексеевич, — окликнул я. — Как успехи? С учётом всего этого, — я жестом очертил пространство вокруг.
Черепанов встрепенулся, увидев меня. Усталость на лице мгновенно сменилась бодростью и гордостью.
— Кирилл Павлович, с опережением! — заявил он. — Все три красавца будут готовы уже через две недели! Производство не останавливалось ни на час, работаем в три смены.
Моя реакция была двойственной. С одной стороны — волна одобрения и благодарности. С другой — лёгкая, но оттого не менее важная тень настороженности. Такая скорость в этих условиях казалась мне почти неестественной.
— Это впечатляюще, — сказал я, тщательно подбирая слова. — Вы и ваши люди совершили чудо. Но я должен всё увидеть своими глазами. Пойдём, покажешь и расскажешь, что там и как.
Черепанов, казалось, лишь этого и ждал. Он с готовностью кивнул и жестом пригласил меня вглубь цеха.
На следующее утро я был уже в Яковлевке.
Временный штаб Дмитрия Романова расположился в здании губернаторского дворца, который теперь больше походил на укреплённый бункер.
Меня провели внутрь, минуя несколько кордонов охраны. Дмитрий сидел за массивным дубовым столом, заваленным картами. Он был в походном мундире без излишеств. По обе стороны, словно статуи, замерли имперские гусары в полной антимагической броне. Но они были не единственной защитой: я уверен, что во внутреннем кармане сюртука Романов носил точно такую же визитницу с антимагической пластиной, как у меня.
— Кирилл, — Романов поднял глаза, в которых я увидел нескрываемое облегчение.
Он коротким жестом отпустил гусар.
— Оставьте нас.
Старший из охраны на мгновение замер, явно не одобряя это решение, но, повинуясь, безмолвно кивнул и вышел вместе с напарником.
— Садись, Киря, — Дмитрий указал на кресло. — Рассказывай всё с самого начала.
Я сел, откинувшись на спинку, и начал доклад. Говорил чётко, опуская лишние детали: о непутёвом генерале в «Екатеринино», о стабилизации обстановки в Яковлевке, о том, что все мои производства уцелели и работают, о героической обороне Рудного, где братья Гурьевы на бронепоезде продолжают удерживать город с портальными вратами.
— Железняк? — перебил меня Романов. — Что с ним? Есть шансы отбить?
— Город небольшой, — покачал я головой. — Там не хватило людей, чтобы сдержать первый натиск. Но с двумя бронепоездами шансы освободить город очень большие. Нужна скоординированная операция.
Митя кивнул, делая пометку на карте.
— Хорошо, займёмся этим вопросом в ближайшее время. Твоё своевременное вмешательство, Кирилл, спасло не только Яковлевку. Твои производства, твои люди были под угрозой. Империя обязана тебе.
Я воспринял похвалу спокойно, как констатацию факта. Да, так и было. Моя железная дорога, мои бронепоезда и организованные мной люди стали стержнем, который не позволил хребту колонии сломаться.
— Теперь главное, — Дмитрий отложил ручку, которой делал какие-то пометки во время моего доклада. — Операция «Гиена». Она ещё актуальна? Ты намерен её проводить?
— Она нужна нам как воздух, — твёрдо заявил я. — Дирижабли целы, более того, строительство идёт с опережением графика. Через две недели будут готовы. А главное, у нас есть подтверждение, что армада монстров всё ещё в седьмом кольце.
Митя вопросительно посмотрел на меня.
— Цеппелин вернулся с разведки. Они были на инкубационном плато. У нас есть время, чтобы нанести упреждающий удар.
Дмитрий откинулся на спинку кресла с явным облегчением.
— Фух! Это я и хотел от тебя услышать. Спасибо. Вердикт таков: готовь эту «охоту», друг мой. Но, — он поднял палец, — не забывай и о текущих делах.
С этими словами Романов достал из стола и протянул мне сложенный лист с гербовой печатью. Я взял его, недоумевая.
— Что это?
— Открой.
Это было прошение. Прошение от Амата Жимина на развёртывание экспедиции за внешнее кольцо колоний, в водный сектор. В памяти тут же всплыл его взволнованный разговор после бала, его фанатичная вера в мифический кристалл возрождения, который должен пробудить магию в Тасе. Значит, он не отказался от этой безумной идеи. Всерьёз.
— Не совсем понимаю, Дима, — я посмотрел на друга. — При чём тут я?
— Ты — протектор колонии Новоархангельск и, по сути, управляешь всем морским флотом Балтийска, — невозмутимо ответил Романов. — Кому, как не тебе, решать, отпускать Амата в экспедицию или нет? Ведь если он отправится, твой флот, твоя защитная эскадра в Балтийске лишится одного боевого корабля. Это стратегическое решение.
Я кивнул, понимая истинный смысл.
Дмитрий проверял меня на прочность.
Он нагружал меня всеми фронтами сразу, смотрел, справлюсь ли с грузом ответственности.
— Хорошо, — сказал я, складывая прошение. — Я приму решение.
— Отлично, — Митя снова откинулся в кресле, одобрительно кивнув. — И ещё кое-что.
Я вздохнул, ожидая очередного неотложного поручения.
— Киря, если у тебя получится с «Гиеной» и сумеем отбить все атаки тут, а также стабилизировать фронт, я верну роду Пестовых княжеский титул.
Я замер.
Если мой род получит княжеский титул, отнятый двести лет назад, это станет пропуском в высшую лигу имперской аристократии. Возможностью влиять на решения, которые касаются не только колоний, но и самой метрополии.
— И что? — я позволил себе лёгкую издёвку. — Снимешь запрет на пребывание рода Пестовых на «большой земле»?
Дмитрий твёрдо кивнул.
— И этот запрет, наложенный ещё Петром Великим, тоже сниму. Твоя семья сможет вернуться в столицу.
Вернувшись на предприятие под вечер, я чувствовал странную смесь опустошения и прилива сил. Вызвал к себе Снежного.
Он вошёл через несколько минут. Воин стоял по стойке смирно, ожидая удара, который, как он был уверен, сейчас последует.
— Василий, — начал я холодно, глядя ему прямо в глаза. — Ты уволен с поста начальника охраны предприятия.
Он замер, не веря своим ушам. Плечи чуть ссутулились.
— Что, ваше сиятельство?
— Ты уволен, — повторил я. — Это моё окончательное решение. Но… — я сделал драматическую паузу, — перед увольнением у меня к тебе последнее задание.
Я протянул мужчине запечатанное письмо.
— Доставить это письмо в Балтийск. В нём разрешение на экспедицию. Ты должен его вручить лично в руки капитану разведывательного корабля «Бора».
— «Бора»? — переспросил Василий, всё ещё находясь в ступоре. Его мозг явно не мог совместить увольнение и задание.
— «Бора», — подтвердил я, — стремительный и холодный ветер, внезапно налетающий с гор и сметающий всё на своём пути. Довольно точное название для корабля, чьи достоинства — скорость и непредсказуемость.
— Какая экспедиция? — наконец выдохнул Василий. — Зачем? При чём тут я?
— Ты что-нибудь слышал, — спросил я, пристально глядя на ефрейтора, — о кристалле, способном пробудить магию в ком угодно?
Василий замер, и в его глазах, потухших всего мгновение назад, вспыхнул огонёк безумной надежды.
— Да, но это же… Это… правда? Я слышал эти байки. Но это же просто сказки…
— Амат Жимин ищет его, — отрезал я, не давая безоговорочно надеяться, но и не отнимая последний шанс. — Это твой билет, Снежный. Твой единственный шанс. Не упусти его.
Озарение, стремительное и ясное, осветило лицо Василия.
Он всё понял.
Понял, что это его шанс. Единственная возможность стереть пропасть, лежавшую между ним, простым служивым, и графиней Пестовой. Если у Василия получится, если он вернётся назад уже одарённым, то докажет, что достоин. Тогда и только тогда я, Кирилл Пестов, допущу разговор о Варваре.
Василий выпрямился, взгляд его стал твёрдым и решительным. Он выхватил письмо из моих рук, коротко кивнул, и, не говоря ни слова, развернулся и практически выбежал из кабинета, полный решимости.
Поздним вечером я вышел из кабинета, чтобы проверить, как разместили беженцев и узнать у медиков, не нужно ли им что.
Заводская территория напоминала муравейник, но муравейник удивительно организованный. Всюду горели магические светильники, слышались спокойные голоса, из походных кухонь распространялся приятный запах еды.
Среди беженцев я увидел Варю. Она не сидела в стороне и не рыдала. Сестра работала. Она помогала женщинам разбирать тюки с одеждой, подносила воду старикам, а потом я заметил, как она уверенно отдаёт распоряжения группе ополченцев, указывая, где лучше установить дополнительные караулы.
Варвара была спокойной, голос ровный, не терпящий возражений. Она стала лидером.
Я подошёл к сестре.
Она заметила меня и повернулась, на лице не было ни прежней надменности, ни недавней истеричной слабости. Только спокойная уверенность.
— Ты показала, кем являешься на самом деле, — тихо сказал я. — Считаю, что ты искупила свою вину с лихвой. Наказание отменяется. Возвращайся домой, к матери и Тасе. Думаю, здесь справятся и без тебя.
Варвара покачала головой, и на её губах появилась лёгкая улыбка.
— Нет. Я остаюсь здесь.
— Но почему? — удивился я.
— Мне нравится этот адский климат, — ответила сестра, и в её глазах вспыхнул знакомый огонёк амбиций. — И земляная магия здесь работает значительно быстрее. Я же намерена догнать и перегнать тебя, братец.
Варя говорила совершенно серьёзно, и я ей верил.
— И спасибо, — добавила она, уже отворачиваясь.
— За что?
— За то, что дал ему и мне шанс.
Девушка не смотрела на меня, но я понял. Она знала о разговоре с Василием. Возможно, он успел что-то рассказать. И в словах сестры не было упрёка, только благодарность.
Я смотрел, как она уходит обратно к людям, как ловко и уверенно руководит, как её слушаются и мужчины, и женщины.
Почувствовал гордость за Варвару.
Больше не было той избалованной и эгоистичной аристократки, которую я знал. Она исчезла. В огне битвы и тяжести изгнания родилась новая Варвара Пестова. Это была сильная, целеустремлённая, нашедшая своё место девушка.
Я смотрел на Варю и думал о том, что люди всё же могут меняться. И о том, что, возможно, вскоре вся наша семья наконец будет вместе.