Уже наступали сумерки, а бронепоезда всё ещё шли к моим производствам.
Они неслись по рельсам на максимально возможной сейчас скорости, километров двадцать-двадцать пять, и причина была не в осторожности машинистов. Поезда то и дело вздрагивали от глухих ударов и скрежета, тараня монстров, оказавшихся у них на пути, а ещё стреляли по скоплению сольпуг и огненных скорпионов, то и дело попадавшихся то тут, то там.
Я стоял на открытой площадке, вцепившись в поручни, и чувствовал, как тревога всё больше сжимает сердце ледяными тисками.
Нужно успеть до ночи.
В темноте тварей будет ещё больше. К земноводным, скорее всего, присоединятся летающие монстры.
Уже километров через тридцать «Могучий» наконец смог разогнаться. Но чем дальше мы уезжали от столицы колонии, тем реже встречались твари.
Эта внезапная пустота настораживала куда больше, чем яростные атаки. Но это было логично. Ведь если это не хаотичный прорыв, а спланированное вторжение, то удар должен быть сосредоточен на ключевых узлах. На городах. На производствах. На местах скопления людей.
Мысленно пробежался по карте колонии: столица, которую я со своими людьми только что стабилизировал, город Рудный на северо-западе, у самых копей, с телепортом в земляной сектор, и город Железняк на юге, где был портал в самый беспокойный, огненный сектор миров.
Все они теперь под ударом.
Шаги на крутой железной лестнице заставили меня обернуться. На площадку, щурясь от набегающего горячего ветра, поднялись братья Гурьевы.
— Кирилл Павлович, — первым заговорил Осип, перекрывая вой стихии, — не по себе от этой тишины, словно буря готовится обрушиться. Как думаете, производства удержались?
— Должны, — ответил я, всматриваясь в зарево впереди.
— У Петра сын Сергей — фортификатор, он наверняка тут что-то настроил.
Я не ответил и обернулся к лестнице, по которой на площадку взошёл начальник моей охраны, Ильич.
И пока Гурьевы нервно переминались с ноги на ногу, он невозмутимо достал трубку и раскурил, спокойно оглядывая округу.
Осип не выдержал.
— Ильич, да как ты можешь? — почти взорвался он. — У тебя там ребята, а ты стоишь, словно на прогулке!
Ильич медленно выдохнул струйку дыма.
— Чего нервничать-то, Осип Матвеевич? Обороной на производстве командует Василий Снежный. Парень он бывалый, не из таких переделок выбирался. Не одно десятилетие в армии отпахал, на двух прорывах побывал. Да что тут говорить… — Ильич кивнул в мою сторону. — Кирилл Павлович его знает. В «Братске», когда твари только стали прорываться в водном секторе, с ним бок о бок стояли.
Его слова вернули меня в тот день.
Жаркие барханы, преследование монстров и прицельный залп взвода Василия Снежного, который буквально вырвал меня и моих друзей из клешней тварей.
Я был обязан ему жизнью. Позже, конечно, я вытащил всех нас из той мясорубки, но чувства взаимного долга и уважения остались.
Ефрейтор Снежный был прирождённым воином и командиром.
Чем ближе мы подбирались к заводам, тем ярче полыхало небо впереди.
Вскоре тревога понемногу начала сменяться нарастающим удивлением.
Сквозь багровую дымку проступали незнакомые величественные силуэты. Сначала я принял их за какой-то новый горный хребет, которые часто появлялись в этом мире словно из неоткуда, но по мере приближения я понял, что ошибался.
Это были не горы.
Это были оборонительные сооружения колоссального масштаба.
Высокие многоярусные валы и стены из спечённого обсидиана образовывали несколько рубежей обороны, и стало ясно: бой кипел здесь лишь на внешнем периметре.
Внутренняя же стена завода, построенная первой, стояла нетронутой.
А свет, тот, что я принял за огни магического боя, был от прожекторных лучей, режущих сумеречную мглу, он освещал всю территорию вокруг предприятия.
Рабочие, вооружённые ножами и телегами, методично потрошили туши монстров, которыми была усеяна земля между рубежами. То и дело где-то на дальних подступах раздавались редкие пушечные выстрелы.
Увидев бронепоезд, люди замахали руками, послышались крики:
— Кирилл Павлович! Приехал! Спаситель наш!
Стоял, оглядываясь, и чувствовал, как ком подкатывает к горлу. Безумная радость от того, что сердце моей промышленной империи бьётся, смешивалась со жгучим стыдом.
Я мчался сюда, ожидая руин и смерти, готовый к последнему бою, а меня встретила неприступная крепость и ликующие лица.
Но как?
Как им это удалось?
«Могучий» въехал на территорию через массивные, усиленные сталью ворота, которые с грохотом захлопнулись уже за «Дерзким».
Внутри меня поразил не хаос, а слаженная суета. Повсюду сновали люди, но не в панике, а с чётким пониманием своих задач.
Едва я сошёл на землю, навстречу бросился Пётр Бадаев. Старый вассал был явно измотан до предела. Морщины на его лице стали глубже, одежда в пыли.
— Кирилл Павлович! Слава четырём стихиям! — голос старика дрогнул, и он схватил мою руку, сжимая так, словно боялся, что я исчезну.
Из поезда вышли Гурьевы, и тут же обняли Петра, хлопая его по плечам.
— Пётр, дорогой! Живой! Как вы уцелели? Мы думали, тут уже всё!
Я окинул взглядом двор: выстроенные в ряд цехи, работающие подразделения, сложенные в пирамиды магические ружья и ящики с боеприпасами.
— Пётр, — перебил я, — это грандиозно. Но как вам это удалось? Объясни.
Бадаев-старший тяжело вздохнул, вытер лоб рукавом.
— Две причины, Кирилл Павлович. Первая — фортификация. Сергей строил не для галочки. Он использовал местный обсидиан, рельеф, создал многоуровневую систему. И он знал, что защищает не казённые стены, а свой дом, свою семью. Потому он не скупился и делал всё по совести, в отличие от тех чинуш, что занимались обороной городов.
Я кивнул, уже возведя Сергея Бадаева в ранг настоящего гения.
— А вторая причина?
— Люди, барин. В одном только литейном цеху рабочих больше четырёх сотен. Да, и почти все маги — «единички». Но каждый отслужил на границе по пять-десять лет в охотничьих отрядах. Они все профессионалы, прошедшие не один десяток боев. Их магия слаба по отдельности, но сконцентрированная в одном направлении творит чудеса. Это как картечный залп, — Пётр сделал выразительный жест рукой. — Попробуй от такого укрыться.
Картина вырисовывалась ясная: талантливый инженер-фортификатор и закалённые в боях ветераны — идеальный союз для выживания.
Но где же создатели этой обороны?
Я огляделся.
— Пётр, а где Сергей? Где Николай? И Виталий Кучумов? И начальник охраны предприятия Снежный?
Лицо Петра Бадаева помрачнело. Он отвёл взгляд, и в глазах мелькнула тень.
— После того как мы отбили основную атаку и поняли, что предприятию уже ничего не угрожает… Приняли решение организовать спасение горожан.
Моё сердце на мгновение замерло.
— Но на чём?
— На новых локомотивах, которые ещё только ждали отгрузки. Мы прицепили к ним все вагоны, которые были на ходу.
Я одобрительно кивнул. А Пётр продолжил:
— Один состав ушёл в Рудный. Им командует Василий Снежный. Он вместе с Сергеем отправился. А второй…
Пётр замолчал, глотнув воздух, и посмотрел прямо мне в глаза. Во взгляде я увидел тревогу.
— Второй ушёл в Железняк. Его ведёт… Варвара Пестова.
Услышав имя сестры, я почувствовал, как почва уходит из-под ног.
Молниеносная тревога пронзила меня. И тут же подошла волна непонимания, почти ярости.
Варвара?
Командир поезда?
Что за бред?
В сознании сразу всплыл её образ: изгнанница, предательница, слабая и запутавшаяся девушка, поступок которой чуть не стоил жизни мне, матери и младшей сестре. Она должна отбывать наказание в безвестности, а не вершить судьбы в самом пекле! Это попросту невозможно!
Я схватил Бадаева за рукав, заставив его вздрогнуть.
— Пётр, ты в своём уме? — прошипел я, стараясь, чтобы меня не слышали остальные. — Как ты мог отпустить её? Доверить командование, людей? Она же…
— Я ничего не доверял, Кирилл Павлович, — перебил Бадаев. — Ваша сестра сама взяла на себя командование. Когда стало ясно, что нужно отправлять второй состав, а всех опытных командиров, способных возглавить вылазку, разобрали… она просто подошла, взяла карту и сказала: «Я знаю дорогу. Я поведу их». Снежный был против, но времени на споры нет. Каждая минута стоила жизней.
— И ты позволил? — в моём голосе зазвенели стальные нотки.
— Я дал ей шанс, — тихо, но твёрдо ответил Пётр. — Возможно, она так хотела искупить вину перед родом. А люди… люди пошли за ней добровольно. Все видели, как твоя сестра почти сутки на стенах стояла, отбивая атаки тварей. Она изменилась, Кирилл. Ты бы не узнал её сейчас.
— Ну да, конечно, изменилась, — я с горькой усмешкой провёл рукой по лицу, с силой надавив на веки, словно пытался выдавить из себя накатившую усталость и это абсурдное известие.
Пальцами я растёр виски, чувствуя, как под ними пульсирует напряженная жила.
Командир — Варвара!
Да как же такое возможно!
— Не переживайте так, Кирилл Павлович, — тихо, по-отечески добавил Пётр, кладя руку мне на плечо. Его прикосновение было тяжелым и немного успокаивающим. — С ней отправились мой старший сын Николай и Виталий Кучумов. Они не дадут девушке совершить ошибок.
Прежде чем я успел найти слова для ответа, громовой крик дозорного прорезал ночной воздух, на мгновение заглушив всё:
— Поезд! Вижу состав!
Пётр повернулся в ту сторону.
— С Рудного, значит. Открыть ворота! — скомандовал он.
Как по мановению дирижёрской палочки, вся организованная суета на заводском дворе замерла на мгновение, а затем перешла в новый режим — режим встречи.
К грузовой платформе устремились свободные от дел люди.
Через десять минут состав остановился. Вагоны были помяты, в них не хватало окон, а где и части обшивки, весь локомотив в крови от тварей. Явно пробивался в Рудный, используя таран.
Из распахнутых дверей вагонов хлынул поток людей, в основном это были женщины, дети и старики.
Я наблюдал, как их встречают, как обнимают, как уводят вглубь территории, где уже были развёрнуты походные кухни и лазареты.
В груди поднималось чувство гордости.
Не за себя, а за своих людей. За охранников, стоявших на обороне. За рабочих, которые не паниковали, а помогали.
Они не просто выживали.
Они работали.
Они создали здесь не только оборону, но и островок порядка.
Пётр Бадаев, стоявший рядом, словно прочитал мои мысли.
— С такими людьми, Кирилл Павлович, мы выдержим не одну волну монстров, — тихо сказал он. — Уверен, смогли бы удар и втрое сильнее выдержать, и отпор дать.
Из состава к нам спешили Сергей Бадаев и Василий Снежный. Оба уставшие, но довольные от чувства выполнено долга, покрытые слоем пепла и копоти.
Василий, не теряя воинской выправки, подошёл ко мне и встал по стойке смирно. Его доклад прозвучал чётко и по-военному:
— Рудный держится, ваше сиятельство. Эвакуировали в первую очередь женщин и детей. Местные ополченцы и оставшиеся мужчины продолжают держать оборону. Мы доставили им боеприпасы и подкрепление — два десятка наших стрелков. Но для полной эвакуации или усиления обороны необходим второй рейс.
Решение созрело мгновенно.
— Приказываю: бронепоезд «Дерзкий» немедленно сопровождает состав в Рудный. На месте оцените обстановку. Если город можно удержать, помогайте обороняться. Если нет, то проводите полную эвакуацию. И восстановите телеграфную связь, — добавил я, зная, что в отличие от обычных составов, наши бронепоезда укомплектованы запасом специального кабеля, который можно разматывать прямо на ходу, обеспечивая непрерывную связь с базой. — Мне нужна ясная картина происходящего. Действуйте.
Начальник «Дерзкого», приняв приказ, тут же направился исполнять его. Но Василий Снежный, вопреки ожиданиям, не последовал за ним. Командир замер на месте, и его взгляд, полный беспокойства, забегал по лицам присутствующих.
— Пётр Арсеньевич, — резко, практически выкрикнул он, обращаясь к Бадаеву-старшему, — а из Железняка весточки нет? Они уже должны были вернуться!
— Не вернулись ещё, — покачал головой Пётр. — И телеграф молчит. Судя по всему, восстановить не удалось.
Василий сжал кулаки, его скулы напряглись.
— Но это же абсурд! До Рудного полтораста километров, а до Железняка всего сто двадцать! Они выехали раньше нас и должны были оказаться здесь первыми!
Снежный посмотрел на бронепоезд, готовящийся к отправлению.
— Ваше сиятельство, надо идти на помощь в Железняк.
— Так и сделаю Василий, так и сделаю, — я хлопнул ефрейтора по плечу, разворачиваясь к составу.
— Ваше сиятельство, — остановил меня мужчина, — можно я с вами?
Я повернулся и приподнял бровь.
— Кирилл Павлович, я пока здесь служил, все подъезды к этим городам выучил. Знаю ещё с мирного времени, где монстры любят устраивать засады на железнодорожном пути. Да и в городе том, считай, как свои пять пальцев каждую улочку знаю. Могу быть полезен.
В его голосе звучала не только служебная ревность. Там скрывалось что-то личное. Мне было непонятно это внезапное упорство. Но я кивнул в знак одобрения. И Василий тут же убежал отдавать какие-то распоряжения.
Вернувшись в командный вагон «Могучего», я не мог отделаться от растущего беспокойства.
Почему нет вестей из Железняка?
Что могло пойти не так?
Я отдал несколько распоряжений.
— «Могучему» подготовиться к немедленному выдвижению в сторону города. Инженерам проверить «жучков» — так я назвал девять бронированных внедорожников «Волго-Балт», размещённых на борту каждого бронепоезда. Они были нашим козырем для мобильных действий.
— С «жучками» всё в порядке, ваше сиятельство, — доложили мне. — Заправлены, исправны.
— Отлично. Пусть команды будут наготове.
Через десять минут «Могучий» с шипением пара и лязгом стали тронулся в путь.
Я снова забрался на командную площадку, вглядываясь в темноту, которую прорезал лишь мощный прожектор бронепоезда.
Ко мне, словно тень, поднялся Василий Снежный.
Он, стараясь скрыть волнение, отошёл к поручням и, стоя по ходу движения состава, что-то беззвучно бормотал себе под нос. Я прислушался и сквозь шум ветра поймал обрывки фраз:
«С Варварой Павловной все в порядке. Она справится. У неё характер».
Но эти повторения лишь подчёркивали его глубочайшую, выедающую тревогу.
Через несколько минут мужчина подошёл ко мне. Встал рядом, уставившись вперёд, но я видел, как Василий покусывает губу, а его пальцы нервно барабанят по поручню.
— Ну, что там у тебя, Василий? — наконец не выдержал я. — Говори. Вижу, тебя что-то гложет.
Он глубоко вздохнул, словно готовясь прыгнуть в ледяную воду. В глазах Снежного в свете багровых отсветов лавы читалась решимость, смешанная со страхом. Словно он делал выбор: сейчас или никогда.
— Кирилл Павлович, разрешите обратиться не по службе, — голос дрогнул, сорвавшись на хрипоту.
Я смотрел на него с недоумением.
Ожидал чего угодно: тактического совета, доклада о слабых местах в обороне, но не этой солдатской нерешительности.
Василий сделал шаг ко мне, его лицо, озарённое снизу адским светом лавовых потоков, а сверху холодным сиянием луны и то и дело мерцающими в ночном небе лучами прорыва, было искажено внутренней борьбой. Он сглотнул и…
— Я… я прошу у вас разрешения, — выпалил Василий, глядя мне прямо в глаза. — Когда всё это закончится… прошу руки вашей сестры, Варвары Павловны. Я буду ей верным мужем и опорой. Клянусь честью офицера и солдата.
Я застыл, поражённый этим выстрелом в упор.
Воздух словно вырвали из лёгких.
Мой мозг, привыкший к анализу и логике, отказывался обрабатывать данную информацию.
Уставился на него, пытаясь найти хоть каплю здравого смысла в услышанных словах.
— Что ты сказал⁈ — всё, что я смог выдавить из груди.