Холодная война

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ 2003

“Все еще нет известий из Москвы, сэр?”

Лосенко встретился со старшими офицерами в кают-компании. После резни на материке прошли недели, и "Горшков" благополучно вернулся на дно. Субмарина была на поверхности достаточно долго, чтобы просканировать эфир на всех частотах, и Лосенко вызвал Иванова и остальных, чтобы доложить им о результатах.

Капитан покачал головой, глядя на Троцкого. Посреди стола для совещаний стояла бутылка красного вина; корабельный врач прописал всем сотрудникам ежедневный стакан. Стронций в вине должен был обеспечить некоторую степень защиты от радиационного отравления. Вино было найдено в подземном погребе на материке. Доктор счел его безопасным для употребления.

- Москвы больше нет. Мы должны принять это. Только статика приветствует наши просьбы о дальнейших инструкциях.- Лосенко уже начал привыкать к самостоятельности. Он испытывал сильное искушение сбросить одну из оставшихся баллистических ракет на этот проклятый завод к югу от Мурманска. Только память о героических гражданских лицах в окрестностях удерживала его. - Но Пушкин перехватил кое-что, что я хочу, чтобы вы все услышали, - продолжал он.

“В чем дело, капитан?- Спросил Иванов.

- Пиратская передача, - пояснил Лосенко. “из Америки. Он находится в повторяющемся цикле, выходя в эфир двадцать четыре часа в сутки из разных мест. Его диапазон и частота также постоянно меняются; Пушкин случайно наткнулся на нее, когда искал связь с остальной частью флота. Ему не удалось установить точную точку ее происхождения, поэтому он подозревает, что она направляется через различные мобильные передатчики, чтобы скрыть местоположение отправителя.”

- Америка?- Как и следовало ожидать, Иванов отреагировал подозрительно и враждебно. Его лицо густо покраснело. - Опять ложь от этого генерала, Эшдауна?”

“Нет, - резко ответил Лосенко. Мстительное отношение старпома, каким бы понятным оно ни было, становилось утомительным. - Это совсем другое дело. Он поднялся со своего места во главе стола, снял со стены трубку телефона, работающего на звуковом сигнале, и заговорил в нее. - Мистер Пушкин, вы можете начать воспроизведение.”

- Есть, сэр.- Старший радист направил запись на верхнюю акустическую систему кают-компании. На заднем плане потрескивали помехи, но он приложил все свои знания, чтобы максимально очистить звук.

Из динамиков раздался грубый мужской голос, говоривший по-английски с американским акцентом.

- Это Джон Коннор. Некоторые из вас, возможно, знают меня. Большинство из вас-нет, но это не важно. Важно то, что ты понимаешь, что случилось с нашим миром. И что будет дальше.”

- Коннор?- Перебил Иванов. “Мы знаем этого Коннора?”

Это имя ничего не говорило Лосенко. Он поднес палец к губам.

- Ты только послушай, Алексей.”

- В начале этого года,-продолжал голос, - система искусственного интеллекта, известная как Скайнет, разработанная Пентагоном для наблюдения за военными операциями Соединенных Штатов, стала самосознательной. Он развил свой собственный разум. И Скайнет решил устранить единственную серьезную угрозу своему существованию - человеческую расу.

- Скайнет запустил ракеты в Судный день. Скайнет начал войну. Только не Соединенные Штаты. Не человечество. Скайнет.”

Иванов ощетинился.

- Опять дезинформация! Американцы отказываются отвечать за свои преступления!”

- Тихо!- Лосенко бросил на невоздержанного старпома предостерегающий взгляд.

- Но Судный день был только началом. Скайнет не остановится, пока не выполнит свою главную задачу: полное уничтожение всех мужчин, женщин и детей на земле. С этой целью он уже начал создавать армию машин для осуществления своей кампании по уничтожению. Роботы-солдаты называются Терминаторами. Беспилотный самолет-Охотник-убийца. Конструкции этих устройств основаны на сверхсекретных военных прототипах. Ранние модели уже существуют. И они придут за тобой. Может быть, не сегодня, может быть, не завтра, но это будет скоро.”

Лосенко вспомнил Неудержимых роботов, с которыми он столкнулся в России. Те, что убили почти сорок его людей.

Терминаторы, подумал он. Подходящее название для таких мерзостей.

“Я не стану лгать тебе, - продолжал голос. “Нам предстоит долгая и трудная война против Скайнета и его смертоносных машин. Но с Терминаторами можно бороться—и их можно уничтожить. На Лосенко произвела впечатление полная убежденность, прозвучавшая в голосе Коннора. “Мы можем выиграть эту войну, но только в том случае, если объединимся сейчас как единый вид, готовый к непоколебимому сопротивлению нашему общему врагу. Какие бы проблемы не разделяли нас в прошлом, они больше не имеют значения. Раса, религия, национальность, пол... забудь обо всем этом. Теперь мы против машин, и наше будущее зависит от того, осознаем ли мы это со временем.”

- Голос Коннора стал более задумчивым.

- Моя мать всегда учила меня, что нет никакой судьбы, кроме той, что мы создаем. Я искренне в это верю. Несмотря ни на что, наша судьба все еще в наших руках. Мы просто должны бороться за это... вместе.

- Это Джон Коннор. Если вы слышите это, вы и есть Сопротивление.”

Запись закончилась.

Лосенко пропустил мимо ушей зловещие слова Коннора. Он надеялся, что английский язык каждого офицера был в состоянии оценить то, что они только что услышали. Затем он положил на стол стопку папок с надписью “Секретно".

"Прилагаются переводы текста передачи. Пожалуйста, проконсультируйтесь с ними по любым нюансам, которые вы могли пропустить.”

Офицеры передали ему папки. Они начали просматривать стенограммы. Кроме Иванова, который брезговал даже открыть свой. Он оттолкнул папку от себя.

- При всем моем уважении, капитан, зачем мы тратим время на такую ерунду?- Он насмешливо фыркнул. - Скайнет? Терминаторы? Это даже не хорошая пропаганда. Это научная фантастика.- Он покачал головой. “Они что, принимают нас за дураков?”

- Ты забываешь, Алексей, - напомнил ему Лосенко, - что я видел этих Терминаторов своими глазами. Они убили почти сорок наших людей. Я наблюдал за фабрикой, которая их породила, построенной прямо на русской земле.- Болезненные воспоминания добавили остроты его тону. “Я думаю, этот Джон Коннор знает, о чем говорит.”

“Но как, капитан?- Спросил лейтенант Павлинко. “Кто он такой? Откуда у него такая информация?”

“Не знаю, - признался Лосенко. - Возможно, он помогал программировать Скайнет. Возможно, он был журналистом-расследователем. Все, что я знаю, это то, что я не слышал лучшего объяснения всему, что случилось с нами с тех пор, как ... - С Судного Дня.”

Иванов упрямо цеплялся за собственную вендетту.

“У меня есть другое объяснение: психологическая война. Американцы пытаются посеять страх и смятение, используя эту нелепую фантазию из комиксов.- Он раздраженно всплеснул руками. - Я знаю, что вы видели, капитан. Я не сомневаюсь ни в твоих словах, ни в доказательствах твоих чувств. Но, конечно, там были люди, эксплуатирующие такие машины. Вражеские войска увековечивают бесстыдную мистификацию с помощью дистанционного управления.”

- Старпом прав, - согласился главный штурман Игорь Троцкий. “Все это может быть обманом. Сначала было первое сообщение о "неисправности компьютера", теперь это дело о мошеннике А. И. Если я могу говорить откровенно, сэр, это звучит немного сомнительно для меня.”

Лосенко понял, скептическое отношение мужчин. Они не смотрели в немигающие красные глаза врага, как он.

“Но почему любой здравомыслящий человек может нанести первый удар по миру без всякой видимой причины?” С его точки зрения, это был самый убедительный аргумент в пользу сценария Скайнета. - Это звучит фантастически, я знаю, но я могу с большей готовностью согласиться с тем, что безумный компьютер мог бы поджечь мир, чем идея любого человеческого генерала или президента.”

- Американцы и раньше прибегали к ядерному оружию, - напомнил Иванов. “Хиросима... Нагасаки.”

- Это было почти шестьдесят лет назад, во время мировой войны."Лосенко не принял это сравнение. “Возможно, вы уже забыли, но Соединенные Штаты и Родина не вцеплялись друг другу в глотки в дни, предшествовавшие нападению. Эта субмарина не была начеку. Он живо вспомнил, как был потрясен внезапной чрезвычайной директивой, поступившей из Москвы. - Судный день настал без предупреждения—как будто щелкнул выключатель.”

Может быть, когда Скайнет был включен?

- Что-нибудь еще, капитан?- Спросил Павлинко. Его голос звучал так, словно он не знал, чему верить.

“Пока нет, - ответил Лосенко. - Естественно, эта теория должна быть подтверждена как можно большим количеством независимых источников. На данный момент я прошу только, чтобы вы просмотрели стенограммы—и постарались держать свои мысли открытыми.”

- Есть, сэр.- Павлинко допил свое вино. Без сомнения, он чувствовал, что ему нужно выпить. - Давай поделимся этим... с экипажем?”

- Думаю, что нет. Давайте пока оставим это при себе.- Лосенко еще не решил, как лучше раскрыть правду о Скайнете. Он не знал, как они отреагируют на известие о том, что человечество воюет со своими машинами. До поры до времени его инстинкт подсказывал, что он должен быть осторожен с этой информацией, хотя в конечном счете это, вероятно, было проигрышным делом. Сплетни были так же необходимы, как кислород на борту подводной лодки. Скорее всего, поразительные заявления Коннора уже распространились.

“Пока это все. Вы свободны.”

Мужчины собрали свои папки и направились к двери. Лосенко слышал, как они перешептываются и бормочут что-то друг другу. Иванов усмехнулся над собственной копией стенограммы, как будто он мог оставить ее, затем неохотно сунул ее под мышку. Он двинулся быстрым шагом к выходу.

“Не так быстро, мистер Иванов.- Лосенко указал, что старпом должен остаться. - Минутку вашего времени.”

Иванов бросил на капитана настороженный взгляд. Перспектива вовлечь своего начальника в дальнейшую дискуссию, похоже, не слишком обрадовала его. “Я нужен на конне, - заявил он.

- Шеф Комаров может подождать еще несколько минут, - настаивал Лосенко. Он подождал, пока остальные офицеры ушли, оставив их одних в кают-компании. - Закрой дверь, Алексей. Нам нужно поговорить.”

Старпом подчинился неизбежному. Он запер дверь и повернулся к капитану. Однако он отказался снова сесть за стол. “О чем тут говорить, сэр? Эта нелепая радиопостановка о невменяемом компьютере?- Он застыл по стойке "смирно". “Полагаю, я уже высказал вам свое мнение на этот счет.”

“Так оно и есть, - согласился Лосенко. Он жестом пригласил Иванова сесть. “Но сейчас меня беспокоит твое отношение, Алексей. Внутри тебя есть гнев, который не показывает никаких признаков ослабления. Я это почувствовал, и команда тоже.- Он принял печальный тон, а не бранный. - Это меня беспокоит, Алексей. Это не похоже на тебя.”

Он вспомнил, как впервые встретил Иванова. Младший офицер сразу же произвел на Лосенко впечатление человека честного и здравомыслящего, не говоря уже об образцовом муже и отце с завидной семейной жизнью. Капитан решил взять Алексея под свое крыло. Он был если и не достаточно молод, чтобы быть сыном, которого у Лосенко никогда не было, то, по крайней мере, младшим братом. Действительно, после своего болезненного развода Лосенко иногда проводил отпуск с Алексеем и его семьей. Они были великодушны в этом отношении.

“Конечно, я злюсь, - возразил Иванов. Он неохотно вернулся на свое место за столом. - Ты забыл, что сделали с нашей страной, со всем миром?”

Лосенко вспомнил, какой пустошью стала Россия. Радиоактивные руины Мурманска.

“Я никогда этого не забуду. Ты имеешь полное право злиться. Но ради себя самого, так же как и ради лодки, ты не можешь позволить мыслям о мести поглотить тебя. Или чтобы затуманило твой разум.”

“Так что вы предлагаете, капитан?- Возразил Иванов. - Чтобы я проконсультировалась с психиатром? Консультант по скорби?- Его презрительный тон выражал нечто большее, чем обычное отвращение военного человека к тому, чтобы ему сморщили голову. А чувства юмора смехом ускользала от него. “Я не уверен, что они остались!”

На самом деле, Лосенко иногда сожалел об отсутствии на борту профессионального психолога-консультанта. Борис Алексин—офицер медицинской службы Горшкова-был способным врачом, но он не был готов справиться с более чем сотней людей, травмированных потерей всего, что они знали. Несколько недель назад у доктора кончились успокоительные и антидепрессанты. Попытки самоубийства и срывы становились обычным явлением. Только на прошлой неделе обезумевший моряк повесился в машинном отделении...

“Мы все должны как-то справляться со своим горем, иначе сойдем с ума, - торжественно произнес капитан. Он говорил как встревоженный друг, а не как разочарованный начальник. - Скажи, Алексей, ты плакал о жене или о дочери?”

Иванов дернулся назад, как будто ему дали пощечину. Его лицо потемнело. На секунду Лосенко показалось, что молодой человек сейчас ударит его, но Иванов сумел взять себя в руки.

“При всем моем уважении, капитан, вы заходите слишком далеко. Это вас не касается.”

"Психическое здоровье и стабильность моего старпома очень беспокоят меня", - заявил Лосенко. - Ты должен оплакивать свою семью, Алексей, Если хочешь пережить грядущие испытания.”

“Тебе легко говорить, - огрызнулся Иванов. - Флот был твоей единственной семьей.- Его лицо словно окаменело. Под щекой у него дернулся мускул-мимический тик, который с Судного дня стал более заметным. “Я буду оплакивать своих близких, когда американцы заплатят за свои грехи.”

Лосенко пропустил мимо ушей жестокую оценку Иванова.

“А если этот "Скайнет" действительно виноват?”

Иванов пожал плечами. - Кто построил Скайнет?”

- Американцы уже пострадали от последствий своей глупости, - напомнил ему Лосенко. Грибовидные облака все еще поднимались над Аляской в его снах. “Мы сами позаботились об этом.”

- Хорошо!- Решительно сказал Иванов. - Одно это знание позволяет мне спать по ночам. Мы выполнили свой долг-и нанесли мощный удар по врагу. Они получили не больше, чем заслуживали.- Он налил себе еще вина и залпом выпил его. В сложившихся обстоятельствах капитан не обратил внимания на эту снисходительность. - Разрешите говорить откровенно, капитан?”

“Конечно, - согласился Лосенко. Это противостояние давно назрело. Им нужно было прояснить отношения между собой.

Иванов не стал сдерживаться.

“На мой взгляд, именно вы с трудом справляетесь с тем, что произошло, отказываетесь признать реальность того, что было сделано с нашей страной и нашим народом. Вместо того чтобы испытывать гнев, который вы так осуждаете во мне, праведную ярость, которую должен испытывать истинный патриот после столь вероломного нападения, вы погрязаете в чувстве вины, меланхолии и бессильном философствовании. Вы хватаетесь за этот обман "Джона Коннора", как будто надеетесь, что он даст вам отпущение грехов—за то, чего вы не должны стыдиться!”

Лосенко не дрогнул от этих обвинений. Он ждал, когда обличительная речь Иванова, которая, очевидно, уже некоторое время гноилась в нем, исчерпает себя. Потом он тихо заговорил:

- Ты ошибаешься, Алексей, - сказал он. - Для меня нет никакого отпущения грехов. Если рассказ Коннора правдив, то это только усиливает мою вину, потому что означает, что я не нанес ответного удара врагу, как ты выразился; вместо этого я был обманут машиной, убив миллионы невинных людей.”

Иванов покачал головой. - Я отказываюсь в это верить.”

“Но ты не капитан, - твердо сказал Лосенко. - Его голос стал более суровым. “Мне не следовало бы напоминать тебе об этом.”

Иванов сердито посмотрел на него.

- Что вам нужно, капитан? Моя отставка? Чтобы запереть меня в моей каюте?- Никакого брига на борту "Горшкова" не было. “Я бы попросил о переназначении, но боюсь, что это уже не вариант!”

От других подводных лодок по-прежнему не было никаких вестей. Насколько они знали, это был русский флот.

“Никто не предлагает тебе уйти в отставку, - заверил его Лосенко. - Поверь, я не могу позволить себе потерять самого способного офицера. Я просто хочу, чтобы ты поклялся священной памятью своей семьи, что не позволишь своему гневу против американцев взять верх над твоим долгом перед этим кораблем и что ты обуздаешь свою нынешнюю склонность к неподчинению.”

- Нарушение субординации?- Иванов выглядел искренне обиженным. “Как ты можешь даже предполагать такое? Я-старпом, а не мятежник!”

Лосенко наклонился вперед.

- Даешь ли ты мне слово, Алексей?”

“Вы и есть капитан. Иванов приложил правую руку к сердцу. "В память о моих мученических Елене и Наде я клянусь, что буду и впредь уважать субординацию. Вам никогда не придется сомневаться в моей преданности— разве что в одном отношении.”

- Что именно?”

Иванов опустил руку. Он посмотрел капитану прямо в глаза.

“Не просите меня простить американцев. Только не в моем сердце.” Мерцание боли отразилось на его лице. “Это одна команда, что находится за пределами моей способности подчиняться.”

- Понимаю, - сказал Лосенко, поверив молодому офицеру на слово. “Я не могу больше просить тебя.”

Но я молюсь, чтобы когда-нибудь ты обрел покой, Мой друг.

Даже в мире, которому теперь угрожают машины.

Внезапный звон, похожий на звонкий звон церковного колокола, прервал напряженную беседу. Оба офицера удивленно переглянулись. Оба знали, что означает этот звонок. Горшков был обнаружен гидролокатором другого судна.

Интерком с треском ожил, передавая срочное сообщение из комнаты гидролокаторов.

- Капитан, у нас есть контакт! На поверхности, держит курс прямо на нас, скорость тридцать узлов!”

Субмарина была найдена.

Но кто это был?