Ходок - 8

Глава 7

После деликатного стука, на который занятый документами Рейхстратег никак не отреагировал, дверь из «предбанника» слегка приоткрылась и в образовавшуюся щель проникла голова Омара Зондерфельда – первого секретаря, удостоенного высочайшей чести – сидеть непосредственно перед дверью, за которой находился глава государства. Кроме почета эта должность давала преприятнейшую возможность гнобить обширный штат вторых и третьих секретарей, а также кое-какого дополнительного заработка, на который патрон смотрел сквозь пальцы, если, конечно же, это не мешало делу. А Омар был умным и ущерба государственным интересам не допускал.

Внимательно оглядев работающего повелителя, он по каким-то своим, только ему известным причинам, решил что может и должен отвлечь высокое начальство от государственных забот. Секретарь деликатно кашлянул, привлекая внимание Рейхстратега:

– Рейхвизир Курт Бахрам нижайше просит аудиенции.

– Зови, – не поднимая головы от бумаг буркнул Кирсан-ар-Мюрит.

Обычно Рейхстратег выслушивал своих рейхвизиров во время ежедневных утренних совещаний, когда они докладывали о проделанной работе, после чего получали заслуженные плюшки и пистоны. Любимчиков у Кирсана не было, ябедников он не любил, поэтому попадаться лишний раз на глаза руководителю государства, чтобы макнуть соратников в дерьмо, а самому предстать в белом смокинге, никто из его министров не стремился.

Не получил утренний пистон – уже праздник. Живи и радуйся, что не отправили в отставку, или куда похуже. Лишний день проработать рейхвизиром, это как у нас лишний день проработать министром – бабла можно поднять не то чтобы немеряно, но вполне себе прилично. А раз кто-то из этой братии стремился на прием – значит дело действительно было важное, причем, важное именно для Рейхстратега. Со своими проблемами никто бы не полез, в худшем случае подождал бы до завтрашнего совещания, в лучшем – решил сам, не привлекая высочайшего внимания.

Причин неурочного визита Хранителя Порядка, ради которых он бы решился потревожить Кирсана-ар-Мюрита вне официального утреннего протокола, могло быть несколько, и как было отмечено, все они представляли определенный интерес для последнего, поэтому Рейхстратег оторвался от документов сразу же, как только гость переступил порог кабинета.

Быстро подойдя к столу, чтобы не тратить драгоценное время повелителя попусту – Кирсан этого не любил, Курт вытянул правую руку и продемонстрировал хозяину кабинета браслет из нескольких крупных жемчужин. Одна из них резко выделялась на фоне остальных, сияющих живым розовым перламутром. Эта, в отличие от них, была черной. Но не настоящей черной жемчужиной – живой и блестящей, а тусклой, не отражающей света, как будто обугленной, а сверх того – изломанной, можно даже сказать – какой-то изжеванной.

– Кто? – отрывисто поинтересовался Рейхстратег.

– Латиф Камал. – В ответ на недоуменный взгляд Кирсана, он быстро уточнил: – Арбалетчик со «Скорпиона».

– Ага… – многозначительно протянул Рейхстратег.

Три дня назад один из многочисленных шпиков, состоящих на службе у Хранителя Порядка проиграл в кости вышеупомянутому Латифу ничем непримечательные серебряные серьги с жемчугом. Вероятность того, что арбалетчик расплатится ими с какой-нибудь портовой шлюхой конечно же существовала и поэтому шпик проследил за нетрезвым стрелком, чтобы того по дороге никто не обидел, и чтобы тот случайно не расстался с выигрышем, ценность которого не представлял.

Если бы, паче чаянья, Латифу удалось живым вернуться с выхода в море, который предстоял ему поутру, серьги были бы у него изъяты, причем обязательно – не мытьем, так катанием. Не удалось бы отыграть… хотя это вряд ли, на службе у Хранителя Порядка были различные умельцы, в том числе и по игре в кости, так пришлось бы имитировать ограбление. А может и не имитировать – как карта ляжет.

Но, надобности в изъятии больше не было – маячок сработал. Парные жемчужины во время смерти носителя мгновенно стареют, чернеют – как будто обугливаются, и разрушаются. Причем, что характерно – обе. В этом-то и фикус-пикус. Расстояние между ними значения не имеет, носитель может быть на одном полюсе планеты, а парная жемчужина разрушится на другом. Кстати говоря, если бы что-то случилось с Хранителем Порядка, жемчужина в серьге тоже бы почернела – вот бы арбалетчик изумился, узнав какую ценность приобрел по случаю – парные жемчужины стоили очень дорого. Но, он этого не узнал и никогда уже не узнает.

– Что будешь делать? – Рейхстратег бросил на Хранителя Порядка быстрый взгляд и хотя ничего угрожающего во взгляде не было, Курт вытянулся по стойке смирно и без запинки отбарабанил:

– Негласное и непрерывное наблюдение за дворцом Епископа Ортега-ар-Фарана установлено, новые счетчики во всех пропускных пунктах в Ручейки активированы и обнулены… – он на секунду задумался. – Охрана ничего не заметила – все было сделано в пересменок, наши были в накидках. – Рейхвизир замолчал, припоминая не упустил ли он чего и пришел к выводу, что нет – не упустил. – Все.

– Хорошо… – после небольшой паузы одобрил действия своего подчиненного глава Высокого Престола и сразу же поинтересовался: – Амулеты у всех?

– У всех. Но… – начал было министр охраны спокойствия, однако договорить ему Кирсан не дал:

– Других все равно нет. Эти «Хамелеоньи накидки» – лучшие в Высоком Престоле. Я ведь не волшебник, – усмехнулся он. – Я – лишь маг артефактор. Так что… – Кирсан лукавил, он знал, что является лучшим артефактором по эту сторону хребта Армедштерг, а не исключено, что и по ту. Однако он не знал, что самоуничижение – сиречь гордость, поэтому продолжил лицедействовать – развел руками и придал лицу смущенное выражение, как бы извиняясь, но тут же снова стал серьезным: – Есть еще что-то что мне надо знать?

– Мертвое море было ночью неспокойно…

– Даже так?! – нахмурился Кирсан-ар-Мюрит. – Ну что ж… вряд ли это были местные… – он немного помедлил и добавил: – или купцы… – Рейхстратег снова замолчал, обдумывая ситуацию. – Но, ты все равно за постоялыми дворами последи какое-то время… – Кирсан хмыкнул, – на всякий случай. Да, и еще – распорядился он, – обо всем, что может быть связано с этим делом… да и вообще обо всем странном докладывай немедленно.

– Слушаю и повинуюсь! – склонился в глубоком поклоне Хранитель Порядка.