А как все хорошо начиналось…
— Да, барин! Да!.. Дэн, ты такой неутомимый! Я люблю тебя!
— И я!..
— И я!..
— Не суетитесь, девчонки, всем хватит! — пропыхтел я, продолжая энергично накачивать Василису. — У меня ща выносливость — просто пушка! А сил и вовсе, как у роты гренадеров!
— О-о, барин, ты такой сильный!..
— И выносливый!..
— И красивый!..
— Ох, я так хочу тебя, барин!
— Дэн, не отвлекайся! О-о, как мне хорошо! О! О-о! Ооооо!..
Когда верхом на Заразе я вырвался-таки из хранилища, снаружи уже вечерело. Накрапывал мерзкий колючий октябрьский дождик, который, вкупе с ледяным встречным ветром (пока лихорадочно кастовал Стального вепря и Крыло бабочки), подарил мне пару незабываемых бодрящих мгновений. Но даже после активации защиты (с энергетической подпиткой манозатратной техники, разумеется), удерживаться на мгновенно намокших и сделавшихся отвратительно скользкими роговых пластинах пита все остальное время полета, мягко выражаясь, было крайне некомфортно. Весь практически часовой перелет пришлось в диком напряжении цепляться ногтями за едва заметные стыки шейных броне-пластин…
После посадки во дворе родового дома я спрыгнул вниз далеко не в приподнятом настроение. Отчего тут же вдрызг разругался с некстати подвернувшейся под руку мачехой, выбежавшей из дверей дома мне навстречу. Ждущая со дня на день возвращения мужа с родным сыном Стефания Власовна ошибочно среагировала на разлетевшееся по дому известие: о появлении внизу барина. Я попенял скривившейся от моего полуголого вида хозяйке дома на отсутствие в ее руках хлеба-соли для дорого гостя. Она же фыркнула в ответку что-то там про босяков, позорящих своим бесстыжим видом славный род Савельевых. И понеслось…
Стервозная баба мастерски довела меня до белого колена и, когда, забыв слова от бешенства, как последний аргумент, я призвал в руку топор, с диким визгом сбежала в дом под надсадные вопли «Убивают!» от рванувших за ней следом теток-приживалок. К счастью, в холе от погони за провокаторшей меня отвлекла бросившаяся на грудь Василиса. И уже эта добрая душа, как положено, позаботилась об уставшем герое.
Васька с подружками меня накормила, намыла и напарила в бане, переодела в цивильную чистую одежку (системный плащ, кстати, за ненадобностью сам собой развеялся, еще когда я попытался снять его перед мытьем) и уложила спать в чистую кроватку. Ну, а чтоб барин не скучал в одиночестве, составила компанию на просторном траходроме сама, и до кучи всех подружек своих к нам в койку затащила.
Так с легкой руки моей неревнивой и любвеобильной Василисы начавшийся еще в бане разврат перекочевал в нашу спальню. И следующие пару часов я, на зависть Заразе, как реальный бык-производитель, беспрестанно покрывал жадных до ласки красоток. Этот праздник страсти и похоти мог продлиться еще энное время — из-за длительного воздержания, вкупе с читерской выносливостью, я был, что называется, в ударе и, накачивая очередную страстную партнершу, до сих пор не испытывал ни малейших признаков усталости — но…
— Муууу!.. — полный безнадеги и отчаянья призыв из ночного окна заставил меня прервать очередной акт незавершенным, соскочить с кровати и начать лихорадочно натягивать штаны с сапогами.
— Барин, ну куда же вы? — с упреком донесся вслед стон не доведенной до пика удовольствия партнерши.
— Дэн, ты чего⁈ — выскочила вдогонку за мной из клубка извивающихся на кровати тел Василиса.
— Все нормально, Вась, — я чмокнул влажный от пота лоб подружки. — Я быстренько гляну что там у пита стряслось, порешаю и вернусь… Девчонки, не расходитесь! Мы скоро обязательно продолжим!
— Возвращайся скорее, барин!..
— Будем ждать!.. — полетело мне вслед с кровати.
— Осторожней там!.. — напутствовала Василиса.
На ходу застегивая сорочку, я выскочил из спальни и захлопнул дверь. Пока бежал по короткому коридору второго этажа системный плащ сам собой снова материализовался поверх обычной одежды.
В несколько широких скачков одолев лестницу, я вихрем пересек холл и, выскочив на порог дома, увидел в огороженном горящими факелами круге арены гиганта грома-быка в жалкой, коленопреклоненной позе склонившего могучею голову перед невысоким коренастым мужчиной. В правой руке незнакомец сжимал длинное белесое копье, налитый белым сиянием, широкий и обоюдоострый, как кинжал, наконечник которого был наполовину воткнут в левую глазницу бедняги пита, и остатки садистки выколотого глаза до сих пор стекали кровавыми ручьями по заразиной морде, впитываясь в окровавленный песок арены. Второй рукой палач с наигранной небрежностью сжимал кончик правого рога грома-быка, превращая разворачивающуюся перед моими глазами трагедию в сюрреалистический фарс, где многотонную махину брони и звериной мощи играючи укротил жалкий человечишка, не дотягивающий собственным весом даже до сотни килограмм. Но по заметному перекосу прижатой к песку головы пита в сторону захвата, и бугрящимся под броней исполина мышцам, судорожно напрягающимся в тщетных потугах вырваться из «смешного» захвата, становилось очевидно, что силы в этой «показушной» хватке мучителя было вложено просто неимоверное количество. Что и не удивительно, ведь мучителем питомца был никто иной, как владыка здешних земель князь Белгородский — игрок пока что запредельного для меня одиннадцатого уровня.
Со всех сторон арену обступили десятки (а то и сотни, в окружающем ночном сумраке точно определить это было затруднительно) княжеских дружинников. Воины опирались на высокие копья, в стальные наконечниках которых отражались факельные огни, и горящими глазами взирали на устроенное для них лидером ночное кровавое представление.
— …А вот и хозяин твой, животинка, пожаловал, — даже не обернувшись в мою сторону, продолжил вещать на потеху толпе князь Белгородский. — Да ты не стесняйся, зыркни оставшимся глазом-то. Искренне советую воспользоваться предоставленной судьбой возможностью, пока есть еще чем глядеть.
— Муууу!.. — обреченно взревел под хохот толпы мой питомец.
— Прекратите!.. За что вы его⁈ Почему⁈ — зло закричал я в сторону собрания с верхотуры крыльца.
— Искренне сочувствую тебе, Артем Любомудрович, — обернулся через правое плечо князь (проследив за его взглядом, я различил в толпе дружинников раскрасневшуюся от хохота отцовскую рожу). — Дениска твой, гляжу, совсем от рук отбился, вперед старших дозволяет себе рот разевать.
— Истинно так, батюшка-князь! — откликнулся папаша. — Совсем от рук отбился, паскудник!
— Слыхала, животинка, что добрые люди о хозяине твоем говорят? Придется, похоже, опосля тебя, мне и с ним воспитательную беседу проводить.
— Эй! Ну-ка отвалите от моего пита! Живо! — взревел бешено я и призывал в правую руку топор.
— Вон оно как, — хмыкнул князь. — Извиняй, животинка, но твой хозяин оказался тупей, чем я думал. А за тупость его расплачиваться придется тебе.
Молниеносное, практически неразличимое даже в ярком свете десятков факелов, движение руки с копьем, и вырванный из кровавой раны наконечник тут же вонзается во второй глаз грома-быку.
Отчаянный рев ослепленного Заразы сливается с моим бешенным криком. Не помня себя от неистовой ярости, я одним гигантским прыжком соскакиваю со ступеней крыльца и несусь на толпу дружинников.
На встречу мне в едином порыве вскидывается лес копий, краем уха параллельно фиксирую треск множества взводимых луков.
Но и я далеко уже не мальчик для битья, каст на бегу восьмой стойки Зеркального шага возводит вокруг меня личную гвардию из восьмерки двойников.
— Никому не вмешиваться! Все в сторону! Это наш с ним бой! — звучит громогласный приказ за спиной изготовившихся к бою воинов, и стена дружинников послушно расходится в стороны, давая мне с отрядом двойников беспрепятственный проход на освещенную арену.
— Отдыхай пока, — князь словно специально дождавшись момента, когда снова окажется у меня на виду, очередным слитным размытым движением: выдернул из второй глазницы копье и, высоко размахнувшись наконечником, обрушил его плашмя на широкий лоб питомца. После чего оглушенный рогатый исполин, перестав реветь, завалился на бок.
Одновременно со мной восемь двойников швырнули топоры в презрительно ухмыляющегося палача. И все эти девять снарядов в следующее мгновенье оказались играючи сметены белесой волной, в которую обратился взвившийся наперехват наконечник ни разу не простого копья.
На повторный бросок времени у нас уже не хватило. Вдевятером налетев на одинокого копейщика, из различных стоек Изумрудного берса мы практически одновременно атаковали князя. И тут я впервые воочию убедился какая неодолимая бездна разделяет игроков девятого и одиннадцатого уровней.
Казалось, мы с двойниками двигались ну очень быстро. Те же расступающиеся перед нами дружинники, на нашем фоне, перемещались, словно беременные черепахи, хотя отступающие воины спешили убраться из-под наших топоров изо всех сил. Однако оставшийся на месте князь, чередой выверенных до миллиметра уклонов (неуловимо-быстрых для моего глаза), словно ртуть просочился мимо череду нацеленных отовсюду рубящих ударов. И мало того, что остался при этом совершенно невредим, еще и исхитрился дважды ткнуть в ответку копьем, сократив количество моих помощников с восьми до шести.
Последующий яростный обмен ударами также завершился безоговорочной победой князя. Всего каких-то три-четыре секунды боя на запредельных для меня скоростях, и от моих двойников на арене не осталось больше и следа. По-прежнему невредимый и ничуть даже не запыхавшийся князь, опершись на копье, рассматривал раненого в плечо меня, как до этого бедолагу Заразу.
— Твой питомец безобразничал в окрестных домах. Пугал крестьян. Обижал скотину. За что и поплатился, — стал вдруг просвещать меня победитель короткой схватки. — Как правитель княжества, я обязан защищать свой народ. И заслуженно покарав твоего своевольного питомца, я был в своем праве. Ты ж, сопляк, возомнил, похоже, себя непобедимым героем и, будучи моим подданным, посмел прилюдно бросить своему князю вызов. Назови хоть одну причину, Дениска, почему теперь я должен сохранить твою никчемную жизнь?
— Вы же специально меня спровоцировали на это, — зло проворчал я в ответ.
— Ну вот, снова дерзишь, — хмыкнул князь. — Ладно, так уж и быть подскажу: сейчас задави эмоции, включи разум и постарайся убедить меня в своей полезности. Тогда спасешь не только свою, но жизнь проказника питомца. Ведь я ж пока что его всего лишь ослепил. Что для зверя стадии легенда, с его сумасшедшей регенерацией — лишь дебаф на неделю-другую, не более.
— Системные предметы не отдам! И если убьете, они вам все равно не достанутся! Я знаю, мне граф Палачев…
— Да мне дела нет до твоих предметов! — перебил князь. — Думай еще!
— Я знаю, что это из-за квеста вы на меня так озлобились. Но это случилось само собой. Я квеста специально вовсе не искал…
— Так, так… И теперь?..
— Вы хотите, чтоб я передал вам квест?
— Я хочу⁈ Да ты с ума сошел, Дениска? — гордо фыркнул князь мне в лицо, однако параллельным вращением свободной от копья руки, при этом, недвусмысленно намекал, чтоб продолжал раскручивать дальше поднятую тему. Но поскольку я откровенно тупил, не зная с чего начать, ему пришлось продолжить самому: — Вот, ежели тебе это в тягость, тогда на правах заботливо сюзерена, я, конечно, готов избавить тебя от тяжкого бремени.
Развеяв бесполезный против высокоуровневого противника топор, я призвал в обе руки свитки: с описанием агонов и с квестовыми картами.
— Вот. У меня есть только это…
— Ладно, давай сюда, так уж и быть, выручу тебя, Дениска, — князь небрежно потянулся свободной рукой за моими свитками, и в момент касания из пальцами вдруг молниеносно вскинул свое копье…
От неотвратимого смертельного удара меня спас рухнувший с неба серый росчерк, отбивший сияющий белизной наконечник так мощно, что отскочившее копье князя на добрую треть зарылось в песок. Пошатнувшийся из-за этой неожиданной атаки князь невольно отклонился от меня на добрый метр в сторону. И его пальцы, лишь коснувшись свитков, улетели следом за остальным телом, оставив «подарок» в моих руках.
В следующую секунду свитки, разумеется, развеялись из моих рук, вернувшись обратно в свои пространственные карманы. А еще мы оба в свете факелов увидели стрелу, с медленно затухающим серым свечением на древке и оперении, торчащую из песка рядом с глубоко зарывшимся в арену княжеским копьем.