Грань

Глава 9

Мечи со звоном скрестились. Блокировав выпад, Саада отпрыгнула назад. Приготовилась к защите — клинок у пояса и готов отразить удар в любом направлении. Удар пришелся в лицо. Стальное жало — тусклая серая смерть.

«Как глупо!» — успела подумать женщина. Легким движением руки она отвела сталь, сместилась чуть вперед и совсем близко увидела по-детски испуганное лицо Роми. Сланное имя — редкое для Ваара. Саада чуть довернула кисть и ударила снизу вверх. Клинок тенью скользнул у груди Роми… срезал лоскуток растрепанной куртки.

Женщины сблизились вплотную. «Вот и все», — решила Сада, взметнув меч. Роми испуганно закрыла глаза и ударила.

Волной низвергся из поднебесья радостный рев толпы.

Вцепившись побелевшими пальцами в камни бойницы, Михаил подался вперед. Красный песок… Красный…. Алые брызги из шеи Саады сложились на песке в ржавое пятно.

Трибуны не умолкали.

— Глупо, — раздался чей-то голос.

Медленно повернувшись, Михаил смерил яростным взглядом стоявшую неподалеку женщину. Высокая несколько крупноватая в кости блондинка с резкими чертами лица, едва различимыми за ретушью грязи. Космы волос сальными прядями ложились на остатки униформы. Она желанная жертва для ненависти.

— Поясни, — процедил Михаил.

Шарет попытался вмешаться и был проигнорирован.

— Ты разве не понял? — Женщина скрестила руки на груди и апатично привалилась к стене. Ни грана волнения или злости. Сухая констатация фактов. — Благородно, конечно… Но глупо.

— Полагаешь, она специально? — Михаил сник, злость схлынула желчным потоком. Зачем задавать вопросы, на которые знаешь ответ. Тратить воздух… Но как же так? Саада…

— Сдается мне, никто не узнает правды, — вклинился в паузу Шарет.

Стегардец прав. Михаил отвернулся от ржавого блеска арены. Апатия и безысходность — их царство здесь объяснимо. Хозяин придумал интересную игру — друзья, братья, сестры, жены, мужья — только мясо, вооруженное сталью. И мучения выбора, случись таковые, только раззадоривали толпу.

— Да ну на хрен! — Михаил отчаянно замотал головой. Его искра с ним. И с ним же и останется.

— Понял? — спросил Труг, внимательно глядя Михаилу в глаза.

— А если я откажусь?

— Тогда тебе конец. И, возможно, не только тебе.

Разом сгорбившись дгор побрел прочь, растворяясь во мраке залы. Михаил глубоко вздохнул… и не спеша выдохнул. Хаос мыслей и образов чуть притормозил страшный бег. Думать! Подмечать мельчайшие детали и анализировать! Искать надежду! Михаил кивнул:

— Считайте, твари, я взял подачу.

— Хочешь бежать? — с усмешкой спросила незнакомка, все так же подпиравшая стену.

— Кто ты?

— Дзейра, шестой отряд Велунарда. Ктан пятьдесят четвертой.

— Чем задавать глупые вопросы, Дзейра из Велунарда, просто признай, вот прямо так и скажи — я в заднице и мне все по хрену, я готова убивать… готова нести радость в яроттские массы, — зло предложил Михаил.

Лепурка распрямилась пружиной. Шарет чуть посторонился.

— Насчет яроттских масс я не поняла. Но мне все сильнее хочется оторвать тебе яйца!

— Да ты уже совсем бодрячком! — Михаил сплюнул.

— Придурок! Там, — женщина яростно ткнула в сторону арены. — Там для тебя важно только одно… Твоя жизнь!

— На этом и закончим. — Михаил мрачно кивнул и повернулся к Шарету. — Идем, мне надо кое-что спросить.

Заглянув в алое пламя глаз Корноухого, стегардец поежился. Грядут перемены — пугающие в своей неумолимости, способные раздавить и возвысить, швырнуть в водоворот событий или же оставить догнивать на обочине. Надо лишь выбрать. И только одно можно сказать наверняка — скучно не будет.

В ответ на внезапную бледность Шарета Михаил усмехнулся — выбор сделан.

— Пойдем. — Шарет вздохнул. Если уж ему предначертано находиться рядом с психом, то так тому и быть.

Стегардец провел Михаила к одной из келий. На пороге камеры Михаил остановился. Серыми полутонами у стен шевельнулись фигуры узников. Эльф, пятеро ваарок и Труг. Молча обогнув Корноухого, к ним присоединилась Дзейра. Взбила пинком кучу непонятного тряпья у стены и устроилась на оной в ожидании.

— Располагайся. — Шарет устроился в уголке. — Спрашивай.

Михаил несколько секунд молчал, приноравливаясь к шероховатостям и холоду камней.

— Спрошу, — сказал он, поворачиваясь к сегардцу. — Сколько здесь заключенных?

— Много, — пожал плечами Шарет.

— Издеваешься?

— Ну откуда я могу знать точное число? Здесь полно ваарцев, дгоров и лепурцев, чуть меньше алькарийцев. Годок есть. Нормальный такой годок, злой только…

— Годок — это хорошо, — кивнул Михаил. Смертоносные когти, сила, природная броня и отвратительный нрав, при правильной подаче, доставят яроттцам немало проблем. Михаил сделал мысленную пометку под грифом «Набор команды». — Расскажи мне о местных порядках.

— Порядках? — удивленно переспросил Шарет. — Ты спятил?! Оглянись. Каждый сам за себя. Прав сильнейший.

— А стража?

— Яроттцам плевать. Мы существуем только на арене, за ее порогом мы лишь номера. А кому интересно как живут номера?

— Меньше контроля, меньше проблем, — пробормотал Михаил. Еще один плюс. — И как тут проходит день?

— Просто. — Мужчина хмыкнул. — Не передать, до чего просто. Ближе к полудню начинаются бои. До полудня ты сам себе хозяин — ходи, броди, спи, сри… С бабой можешь покувыркаться.

— Без подробностей. Как тут кормежка?

— Два раза в день! — Шарет оскалился в подобии улыбки.

— Ты злишься что ли?

— А ты слушай…

Заключенные притихли. Воздух загустел, придавленный стылой тишиной, мгновенно растекшейся по тюрьме.

— Семьдесят шестой! Сто сорок пятый! На выход! — прогремел голос. Михаил приложил ладонь к уху — звенит или нет? Казалось, сами стены вздрогнули под акустическим ударом.

— Это б… что такое?

— Там, в центре залы. — Шарет ткнул пальцем, — выход на арену, маленький люк, за ним яроттцы, распределяющие бои и не брезгующие магией.

— Ну, в целом понятно. Когда здесь обед? — Михаил повертел перед глазами измятую тарелку. Никчемный металл.

В это мгновение стегардец понял — Корноухий окончательно спятил.

— Через пару часов.

Михаил призадумался. Впереди — полная неизвестность. Приступ ярости миновал, и теперь он с холодной отчетливостью понимал, что может просто не успеть. Зыбкая сцепка вероятного плана в одно мгновение может превратиться в эфемерную дымку — под крики азартной толпы. Единственное решение — не думать об опасности. Но не думать о ней выше человеческих сил. Костлявый палец смерти в неумолимой викторине мог коснуться номера шесть два пять… Хетч! Михаил резко поднялся. Девять пар глаз сопроводили его немым вопросом. Неопределенно хмыкнув, Дзейра отвернулась.

— Пройдусь, — в никуда сказал Михаил.

Не спеша, осторожно огибая группы заключенных, он двинулся по блоку — в надежде без лишней суеты проанализировать потенциал описанного Шаретом выхода на арену. Увиденное его не обрадовало. В торце каменного куба, пристроенного к внутренней стене, тускло блестел знакомого вида люк. Над люком безвестный автор размашисто нацарапал — «Прощаться здесь». Сквозь смотровые отверстия доносились звуки перебранки.

Михаил поежился. В сухом остатке он насчитал три выхода на свободу — в равной степени недоступные для лобовой нахрапистой атаки под «ура» и «на фиг, совсем уже не страшно». Страшно, еще как. И новые детали мозаики только усугубляли страх.

Повернувшись к люку спиной, Михаил с легким недоумением заметил у внешней стены оборудованную умывальню, совмещенную по случаю с сортиром. Странный выбор для диспозиции очага личной гигиены. Или вышел с арены — подмылся? Он не спеша приблизился к тихому журчанию воды, бегущей вдоль стены по наклонному каменному желобу. Мутная струя, покидая желоб, монотонно разбивалась о черноту пола, закручивалась в антисанитарном водовороте и ненавязчиво скрывалась в узком зеве стока. Стоку Михаил уделил особое внимание. Стараясь не акцентировать внимание на амбре, разлитом в воздухе, он присел у сокрытого легкой решеткой отверстия. Поддел решетку рукой, качнул, проверяя прочность… Декоративность преграды порадовала. Он наклонился чуть ниже, рассматривая канализационную архитектуру. В метре от пола колыхались блики воды, легкое течение несло в сторону арены куски неясной консистенции. Между сводами тоннеля и потоком виднелась щель… «Подросток бы справился», — хмыкнул Михаил. Классический побег — через дерьмо да на волю.

Отметив в памяти факт существования прохода, Михаил встал, развернулся… И уткнулся носом в грудь огромного лепурца. Грудь волосатую, отмеченную шрамами — и не слыхавшую о недоедании.

— Нюхаешь? — осведомился лепурец.

— Нюхаю.

Лепурец впал в легкий ступор. Разговор выпал из привычной отработанной долгой практикой канвы.

— Ты мне… — напрягся гигант.

— Шестьсот двадцать пять! Триста одиннадцать! — набатом прокатился по залу вопль.

— Будет и тебе. — Отстранив заключенного, Михаил направился к источнику неумолимого зова. Проблемы надобно решать в порядке их поступления.

В коленях поселилась неприятная дрожь, холодная морось скользнула вдоль спины. Вернется ли он с арены? Михаил остановился подле сыпавшего алыми бликами зева люка. За порогом виднелись две пары солдатских ног, выбивавших из камней неторопливую чечетку.

— Шевелись мясо! — Один из солдат похлопал мечом по люковой створке.

Сбоку тенью надвинулся невысокого роста ваарец и молча юркнул в проход.

— Ты! Ждать! — резанула новая команда.

Михаил не спешил. В быстро собиравшейся толпе мелькнули встревоженные лица Шарета и Труга. Неуверенность и страх — всеобъемлющие, поглощающие разум чувства. Сопротивляться им невозможно… В бедро Михаила требовательно ткнулся меч. Верно расценив поданный яроттцами знак, он резко выдохнул, в присядку миновал люк и оказался в коротком коридорчике с голыми стенами и парой стражников на пороге небольшой комнаты. Под бликами готовой ударить стали Михаил ступил в комнату и быстро осмотрелся. Прочь липкую паутину ужаса, максимум внимания, — есть шанс воочию оценить один из вероятных путей побега.

По левую руку — изогнутый буквой «Г» отнорок, на полу которого сочные мазки крови, уводящие за целомудренно задернутую парусиновую шторку. По правую руку — глухая стена, впереди, метрах в трех, — поставленный на козла стол с объедками и парой-тройкой разбитых кувшинов. Правее поблескивала оружейная стойка с десятком мечей. Между столом и стойкой переминались в служебном томлении пятеро стражей. В левом дальнем углу комнаты приткнулась вертикальная лестница, уводящая к наглухо закрытому люку в потолке.

— Без глупостей, — хмуро сказал один из солдат, приближаясь к заключенному. — Медленно подошел, выбрал меч и на арену.

Старясь не делать лишних движений, Михаил подошел к оружейной стойке и подтянул первый попавшийся клинок. Капканом сомкнувшиеся на эфесе пальцы побелели.

Скупым жестом яроттец указал на арку, ведущую на арену. Кто-то из стражей пустил газы…

— Сволочь, — лаконично заметили соседи.

Михаил медленно вышел под яркие лучи двух солнц. Тихим шорохом под сапогами раздался песок. Ржавое поле, пожирающее тела и души. Легкий ветерок пах горечью, пылью и луковой похлебкой.

— НАЧИНАЙ! — взорвалась толпа.

Отвыкшие от яркого света глаза подвели. Мир закружился в танце белесых пятен и радужных ореолов.

— НАЧИНАЙ!

Михаил двинулся по кругу, неловко выставив перед собой меч. Еще пару секунд, хотя бы мгновение… Мир колыхнулся, обретая резкость. Оценив диспозицию, Михаил замер. Арена двадцатиметровым блином желтела меж серости высоких стен, подпирающих уступы трибун. Никаких проходов, лестниц или такелажных снастей. Единственным выходом служила арка, которую миновали заключенные. Подле нее, в полной боевой, замерли трое лучников — стрелы на тетивах, в глазах желание найти повод и выпустить остроносую смерть.

С усмешкой взглянув на побледневшего противника, ваарец эффектно закрутил меч в нижней постановке — бой будет коротким.

Михаил качнулся вправо, сместился к центру арены… Выпад, уход, блок. Мышцы налились тяжестью. Высверк металла у живота, у горла… Ваарец неумолимо наступал под бешеное скандирование жадных до крови зрителей. Избегая удара, Михаил рухнул на песок, откатился, вскочил. Глянул на плечо и поморщился — саднящая кровавая полоса наполнила руку тянущей болью.

Крики, хриплое дыхание, топот ног отдалились — стали невнятными, приглушенными. В глаза плеснуло темным…

Закашлявшись, Михаил рухнул на колени. Пламенем, ослепляющей молнией из подвздошья по телу распространилась обжигающая энергия.

Звон, вспышка искр. Хрип.

С удивлением Михаил воззрился на собственную руку. Плечо, предплечье, кисть, заливаемый красным эфес у живота противника. Меч, войдя под ребра ваарца, алым фонтаном рассек ключицу и победно вспыхнул острием у сальных волос. В глазах ваарца застыло удивление, он обвис, навалившись на сведенную судорогой руку, подарившую ему смерть.

— Это не я… — хрипло выдохнул Михаил, силясь встать. Он уверен, сила пришла извне… И никак иначе. Ее яростное буйство не могло принадлежать человеку. Не могло!

Отпихнув тело, Михаил под свист публики побрел к выходу. Лучники чуть опустили луки. Их лица выражали… Досаду? Непонимание? Какая, собственно, разница? Тень караулки отрезала палящие лучи солнц.

Михаил замер, ожидая вердикт стражников. Один из них яростно лупил кулаком по столу и, сыпля слюной, орал:

— Верняк! В жопу твой верняк! Как тушу на вертел! Взял и наколол! Откуда ты вообще такой взялся, урод? Все деньги в задницу Эфга!

— Отвали… — монотонно повторял сидевший за столом яроттец, наблюдая за подпрыгивающей посудой. — Отвали…

— В соседнюю комнату, ублюдок, там лекарь! — затмил перепалку крик.

Михаил, следуя кровавым отметкам на полу, молча миновал комнату, коридорчик и осторожно ступил за парусиновый занавес. Запах бойни усилился. Сидевший за почерневшим от крови столом невысокий плешивый яроттец преклонных лет отставил булькнувший кувшин и вопросительно взглянул на посетителя.

Михаил кивком указал на заляпанное красным плечо. Озвучивать просьбу не хотелось. Не мудрено ввиду устрашающего декора помещения — небрежно прикрытые мешковиной трупы у дальней стены, на стенах мазки багрянца и кровавые отпечатки ладоней, блеск лекарских инструментов.

— Понимаю, — часто закивал лекарь. Выставив перед собой руки, он поболтал ладонями: — Не могу очистить. И стены не могу. И пол… Видишь? Надо смыть, смыть все… — Яроттец осклабился. — Смыть не куда. Мне некуда смыть.

«Екнулся», — оценил Михаил. Ему неожиданно полегчало — натянутая в душе струна чуть ослабла, не грозя сорвать разум в неконтролируемый полет.

— Опять треплешься?! — донеслось из караулки.

Лекарь подскочил, ухватил с полки бадью, заполненную серой кашицей, и поспешными мазками затер кашицу в рану пленника. Достал из кармана корень трецеи и сунул пациенту в рот. Не успел Михаил прожевать лекарство, как мощный рывок за шиворот выдернул его из лекарской, протащил по коридору и отправил в гостеприимно распахнутый люк.

— Корноухий! — Шарет подхватил соратника. Помог распрямиться и понимающе спросил: — Трясет?

— Сам не видишь, что ли? — из-под руки стегардца вынырнул Труг.

— Я чет устал, мужики… — голос у Михаила дрогнул.

— Айда за посудой. Обед будет, — Шарет повлек Корноухого к приютившей их камере. И на ходу, игнорируя слабые протесты приятеля, пояснил: — Есть надо.

— Ты гений, — буркнул семенивший рядом дгор.

Минут через десять, после того как опустели трибуны, а песок арены милосердно обновили, вдоль внутренней стены проехала телега в сопровождении троих стражников. Из бадьи, что мерно покачивалась в такт поскрипывающим колесам, сизыми росчерками били струйки пара.

Подчиняясь тычку Шарета, Михаил сунул тарелку в щель окна и, получив положенную порцию комковатого варева, отодвинулся за спины оживленной толпы заключенных. Принюхался к обеду.

— На корабле кормили лучше, — заметил прошедший мимо Труг.

Михаил пожал плечами. Ни запаха, ни вкуса, ни цвета варева он не различал. В голове туман, в чувствах сумбур, в тарелке хетч — привычная картина, ниспосланная свыше. На пороге камеры-кельи Михаил остановился, наблюдая за гномом, обустраивавшимся к обеду. Рядом копошились тени ваарок.

— Рубай — не думай, — посоветовала Дзейра, огибая Корноухого.

В три приема умяв обед, Михаил натужно сглотнул в медитативной попытке успокоить желудок, молча развернулся и двинулся в сторону умывальника. Гном с интересом посмотрел ему в след и отставил тарелку. Предчувствие, не предчувствие, но определенные предпосылки событий витали в воздухе. Коли молот занесен — удар всенепременно будет — говаривали в чертогах Орулага.

Кряхтя поднявшись, Труг отрицательно мотнул головой в ответ на вопросительный взгляд Шарета и не торопясь побрел за Корноухим.

Почти достигнув цели, Михаил внезапно замер. Секунду назад он миновал чей-то острый ненавидящий взгляд. Неизменный сумрак, неизменные опустошенные лица… И физически ощутимый клинок чувства. Михаил торопливо осмотрелся и зашипел от толкнувшейся в ране боли.

Все тоже тюремное болото… Согбенные силуэты, не позволявшие перехватить хоть малейший проблеск эмоций.

Пожав плечами, Михаил продолжил путь. Впереди тихим журчанием обозначился санузел.

***

Фоота, чистокровная ваарка, проводила корноухого лепурца ненавидящим взглядом. Сердито шаркнула по глазам, сметая непрошенные слезы. Сегодня Ло отвернулся от нее. Эфгов ублюдок отправил Троо к праотцам — небрежно, без чести, как скотину на бойне. Ее муж погиб, унеся с собой надежду. Последняя кроха света исчезла… А ведь они мечтали, смели заглядывать чуть дальше сегодняшнего дня… Смешно.

Фоота яростно выругалась, заставив соседей удивленно покоситься. Корноухий умрет! Не на арене — нет, темной ночью — с перегрызенным горлом. В грязи и бесчестье!

***

В отсутствии малейшего стимула к спешке Михаил обстоятельно сполоснул руки. Проводил скользнувшие вдоль желоба красные разводы. На секунду задумался и сделал пару глотков. Вода отдавала болотом, о чем не преминул заметить содрогнувшийся в спазме желудок.

Боль в плече чуть поутихла. Михаил рискнул отмочить прилипшую к руке рубаху и взглянуть на рану. Мазь доктора действовала… Кстати, о докторе… Сколь странны и неисповедимы пути сумасшедших? Подойдя к стоку, Михаил несколько секунд наблюдал за ленивым течением воды и того, что водой никак не являлось. В сомнениях и думах он отлучился в сортир, вернулся, попинал ногой решетку в ожидании светлой идеи… озарения, проблеска мысли, толчка просветления.

Мощный удар отбросил его от стока и швырнул на пол. Проехавшись по осклизлому слою грязи в круговерти образов и боли, он врезался головой в стену и на несколько секунд погрузился во тьму… Мир поплыл утлой лодочкой — в отдаленных криках и грохоте.

Встать! Тело плевало на команды. Михаил беспомощно поводил руками по полу. Пустота… Сырость…

Дгор плеснул в лицо Корноухого новую пригоршню воды.

— Хватит, — простонал Михаил. Воды гном не жалел.

— Очнулся, болезный. — Труг усмехнулся. — Силен ты голову подставлять…

Приподнявшись, Михаил увидел неподалеку внушительных размеров ноги. Он попытался сфокусировать взгляд на хозяине ног. Давешний огромный лепурец, негромко скуля, судорожно хватался за пах.

— А я тебя узнал, — погрозил ему пальцем Михаил.

— У, как тебя пробрало, — Дгор помог Корноухому встать, придержал за локоть, давая время прийти в себя. — Идти сможешь?

— Слушай… — Михаил воззрился на гнома в проблеске надежды. — Ты ведь умный да?

Труг ошалело кивнул.

— Тогда скажи мне, что может течь по воде и гореть? — Михаил ведомый гномом оглянулся на канализационный сток, исчезавший в грязном сумраке. Запахи сырости и дерьма чуть потускнели.

— Прям так сразу сказать… — Труг помог спутнику обогнуть возлежащих посреди прохода узников. — Хотя, постой, сейбин подойдет…

— А сейбин, это что?

— Масло для ламп — пару лет назад повсеместно вошло в обиход. Горит дольше, ярче, и расход небольшой… — Труг осекся и оглянулся. — Ты чего, охренел? Хочешь поджечь сточный канал?

— Да, — согласился Михаил.

— Зачем?

— А просто так, чисто из вредности.

— Ты вообще, как, в норме?

— А где здесь можно достать сейбин?

Осознав серьезность намерений Корноухого, дгор обреченно мотнул головой и молча повлек спутника к камере. Возможно, среди знакомых лиц ему полегчает, и он вернется к реальности, дабы не расстраивать тех, кто мог считаться друзьями… «Друзьями?» — удивился себе дгор.

— А вот и мы — Труг шагнул в келью и осторожно сгрузил Михаила у стенки. Присутствующие, в ожидании комментариев, выказали толику интереса.

— Что случилось, Мик? — задал Шарет общий вопрос.

— Поскользнулся, — буркнул Михаил в ответ. — Сегодня бои еще будут?

— Вряд ли.

Пожав плечами, Михаил лег, притерся к стене, отдавая должное чувству защищенности, и закрыл глаза. Пусть все идет своим чередом, идеи подождут, благо то, что они есть — уже можно почитать за счастье.

С последними лучами солнц принесли ужин, как и обед промелькнувший скоротечно — в равнодушном молчании. Полновластным хозяином по камерам прошествовал сон. Невнятный людской гомон стих, уступая тяжести ночи — стонам и хрипам измученных узников.

Осторожное прикосновение заставило тьму исчезнуть. Михаил открыл глаза и несколько секунд таращился в потолок. Извечный сумрак и танец полутеней. Тело решительно противилось пробуждению.

— Вставай, — Шарет вновь тряхнул Корноухого за плечо. — Сейчас завтрак понесут.

Михаил заставил себя встать. Мышцы протестующе заныли. К горлу тяжелой волной подкатила тошнота. Ни мыслей, ни желаний — пустота наступала, не считаясь с жалкими потугами разума. Отыскав посуду, Михаил пристроился за удалявшимся Шаретом. Стегардец бодрился — прямая спина, твердая походка… А значит и ему не гоже раскисать — Михаил встряхнулся и окинул зал более осмысленным взглядом.

— Тарелку давай — рявкнул стражник, громыхая половником.

Получив завтрак и явным образом проигнорировав оный, Михаил вновь повернулся к одному из окон, привлекшему его внимание.

— Чего там? — недоуменно спросил Шарет. Разглядев у искомого окна невысокую женскую фигурку, он поморщился. — Опять она.

Женщина, убившая Сааду. Она что-то торопливо объясняла стражнику — седому грузному яроттцу в потрепанной униформе. Солдат, внимательно прислушиваясь к словам пленницы, быстро кивал. В итоге довольно улыбнувшись, он быстро просунул сквозь окно небольшой сверток, отдал женщине и бросился догонять раздаточную повозку. Лепурка на секунду приоткрыла пакет. В прорехе ткани сверкнул зеркальный блик.

— Зеркало? — недоуменно спросил Шарет.

Михаил кивнул и задумался. Факт обмена порадовал его наличием возможностей. Решение пришло само, без излишней суеты и рефлексий. Проблемы разрешимы… Проблемы?

— Ты правильно понял, — возникла рядом Дзейра, вооруженная тарелкой с завтраком и плохим настроением.

— А по-другому никак? — с надеждой спросил Михаил. — Ты вроде здесь не новичок, неужели нет никакого способа…

— Сам подумай, что еще можно предложить мужикам, отбывающим повинность на охране этого клоповника? Но, надо заметить, способ отработан от и до. Многие пользуются, кто не из брезгливых…

— Нельзя же так… — неуверенно протянул Шарет. — Совсем…

— Ты что-то хотел? — Дзейра в упор посмотрела на Михаила. Глаза в глаза — иглами вдруг пробудившейся воли. Ни сломать, ни выбросить — оценил Михаил.

— Сейбин. В лампе. Или без лампы. Но много.

— Зачем? — подозрительно прищурилась Дзейра. За ее спиной непонятно вздохнул дгор.

— Типа поиграть.

— Не доверяешь? — понимающе кивнула лепурка.

— А должен?

Женщина фыркнула и демонстративно отвернулась. Вот и поговорили… Но зерно брошено и при достаточном уходе ростки событий не заставят себя ждать. Михаил шагнул в сторону приютившей их камеры и понял, что одно событие уже свершилось. Кто-то попытался вырвать из его рук тарелку.

Подняв взгляд, Михаил увидел перед собой Громилу, как окрестил он огромного лепурца, упорствующего в попытках осложнить жизнь тюремной братии.

— Мое, — кратко пояснил лепурец.

— Твое, — согласился Михаил. Выпустив тарелку, он коротко ударил Громилу в живот.

Лепурец слегка отшатнулся и пренебрежительно фыркнул. От последующей увесистой оплеухи Михаил ссыпался на пол. Нечто огромное нависло над ним в неумолимом росчерке удара… Он рванулся в сторону. Нога Громилы встретила пустоту.

Узрев неподалеку внушительных размеров конечность, Михаил развернулся в попытке сделать подсечку… Ногу пронзила резкая боль.

В грохоте, сдобренном толикой проклятий, лепурец низвергся долу и на несколько секунд застыл. Михаил успел нащупать рукой тарелку, переместиться на грудь противника и ударить.

Спустя десяток ударов на тарелке появилась кровь.

— Мик, побереги посуду, — предостерег Шарет.

Оскалившись в подобии улыбки, Михаил встал… и был сбит с ног двумя подручными Громилы.

Шарет метнулся вперед. Приподняв за шиворот одного из нападавших, он отправил его в неконтролируемый полет к ближайшей стене. Сочным хрустом прозвучал удар.

Михаил перевернулся на спину и успел заметить, как плотный комок ярости, собранный из дгора, таранит головой приятеля Громилы. От тычка мужчина отлетел в толпу — прямо под ноги к Дзейре. Женщина пожала плечами — идиоты вольны убивать друг друга любым доступным способом. Оплакивать никто не станет. Чужие жизни — лишь помеха, досадное недоразумение…

Дзейра небрежно наступила на пах шевельнувшегося врага. Исключительно из здорового эгоизма — мерзавец ей никогда не нравился.

С трудом приподнявшись, Михаил оглядел поле боя. Рядом находились друзья, и они улыбались. Сумрак чуть посветлел, вонь ослабла и в безысходности бытия наметились первые предвестники грядущей бури.

— Идем, — кивнул Шарет.

И они пошли.

***

Проводив Корноухого мрачным взглядом, Фоота выругалась. Шанс упущен… но не исключен. Не торопясь, ваарка направилась за избранным судьбой врагом. Добравшись до камеры оного, устроилась неподалеку и приготовилась терпеливо ждать, ловя обрывки фраз.

***

Утро начиналось необыкновенно — храпел эльф. Михаил недоверчиво прислушался… И впрямь эльф. Однообразие минувших дней чуть дрогнуло потревоженное неординарностью звука. Зевнув, Михаил развернулся к стене и кончиками пальцев провел по оставленным на камнях отметкам предполагаемых суточных циклов. Восемь серых царапин… Целых восемь… Слишком много.

Михаил сел и взглянул на соседа по келье. Лицо алькарийца темнело свежими кровоподтеками.

— Мешаю? — неожиданно спросил эльф.

— Так и так пора вставать… Слушай, который день рядом, а я даже не знаю твоего имени.

— Убить безымянного легче.

— Верно мыслишь остроухий, — подала голос Дзейра.

— Ни хрена не меняется, — пробормотал Михаил. Подобрав тарелку, он отправился к раздаче.

Алькариец прав — знание имени не обязательно под пятой смерти. Обдумав эту мысль за завтраком, Михаил в очередной раз признал ее несостоятельной. Необходимо изменить опостылевшую реальность…

— Шестьсот двадцать пять! Пятьсот восемьдесят шесть! — прогремело под сводами.

Но, черт возьми, не так же! Михаил на секунду закрыл глаза — везение закончилось. Он торопливо зашагал к выходу на арену, где томился в ожидании номер пять восемь шесть.

Женщина убившая Сааду.

Михаил замер. Некогда у него было желание отомстить, но за общим отрицательным настроем тюремного бытия, обильно сдобренного назойливым страхом «последнего дня», желание притупилось, истерлось, растворилось в безднах памяти.

— Живей! — резанул голос стражника.

Смена запахов, света и декораций промелькнула в считанные секунды. В руку лег потертый эфес меча, горький ток арены вскружил голову. Стылый воздух и крик. Грохот сердца.

— Вали ее! — гремело с трибун.

Роми затравленно взглянула на страшного лепурца, волей случая избранного ей в противники. Она помнила его ненависть и поэтому не сомневалась — сегодня она умрет. Закрыв глаза, Роми всхлипнула, почему все так? За что ее ненавидят боги? Разве простое желание жить столь преступно? Ответа она не получила.

Взвизгнув, женщина бросилась вперед.

Михаил отразил выпад и, шагнув в сторону, помог женщине продолжить бросок. Не удержавшись, Роми упала на колени, ткнулась лицом в горячий песок. Капля крови скользнула по ее губам и алой кляксой расплескалась в песчаных волнах. ЖИТЬ! Не поднимаясь, Роми бешено резанула мечом воздух.

Звон… Руки у Роми разжались. Поняв, что обезоружена, она прыгнула на противника, стремясь достать до глаз. Так привычнее, так получалось раньше с незадачливыми соперницами…

Михаил локтем сшиб лепурку наземь. Занес в широком замахе меч…