Граф Суворов, том 5

Глава 19

Собрание офицеров меньшевиков? Да если у них тут каждое собрание такое – спиться можно! И это я не о себе, а окружающих, которые под веселую задорную музыку, песни и пляски, поднимали один тост за другим. Не обошлось без споров, жарких, до хватания за кинжалы и махания руками перед лицом соперника, но у меня это вызывало лишь улыбку. Резать друг друга всерьез никто не собирался.

Я же, морально готовившийся толкать речь с броневика, оказался в абсурдной ситуации, когда меня звали от стола к столу, как уважаемого и дорогого гостя. У меня даже подготовленные тосты начали заканчиваться. Закралась мысль – что все это лишь декорации, прикрытие, а настоящее собрание проходит где-то в подвале. Но просканировав помещение я понял, что был в корне не прав. Собрание вообще было не для нас, мужчин, а для наших спутниц.

В отличие от громких и ярких, если можно так выразится в отношении мужчин носящих черное с красным, джигитов, женщины сидели за своими столиками тихо что-то обсуждая. Краем глаза я заметил передаваемые из рук в руки листовки. Гуляющие между столами планшеты, и сухие, можно сказать деловые, разговоры.

Окончательно сомнения развеялись, когда одна из женщин, поджав губы, подскочила к сидящему за столом мужчине, судя по лычкам – флотский обер-лейтенант. Джигит важно отмахнулся, занятый спором с соседом, и его супруга замерла за плечом, еще больше поджав губы.

— Женщина, не видишь джигиты разговаривают?! — возмутился наконец обер.

— Ты что, не понимаешь? Она жива! — наклонившаяся к его уху супруга шептала, но сосредоточив прану я прекрасно услышал каждое слово. — Твоя двоюродная сестра, это мелкая мразота Гела – жива! А значит род отойдет ей! Нужно немедля собирать совет старейшин, чтобы…

Договорить она не успела. Джигит резко встал, из-за чего женщина, не ожидавшая такой бурной реакции, отскочила в сторону и чуть не рухнула на пол. После чего мужчина повернулся к собравшимся.

— Прошу простить, уважаемые. Кажется, из меня плохой учитель, придется провести еще несколько уроков на дому. — улыбнулся он, чуть поклонившись, а затем, схватив женщину под руку вывел ее из зала.

— Вах, Карло, ну зачем так позориться? Хочешь жену бить-воспитывать, твое право, но не на людях. — покачал головой седой грузин, сидящий чуть поодаль. — Домой привел и воспитывай сколько надо.

— Верно, Гоги. А надоело воспитывать, переверни и воспитывай по-другому. — рассмеялся его сосед, совсем дряхлый долгожитель, с куцей, но длинной бородой, и шутку веселым смехом поддержали сразу несколько столов.

— Карло! Скажи речь! — попросили у первого, высказавшегося сразу несколько мужчин, и старик, чуть поморщившись, поднялся.

— Когда мы были молоды и горячи, мы считали, что главное – это свобода. Но время лечит, мы поумнели и решили, что главное – это правда. Но время учит, и мы поняли, что главное – это право. Так пусть же наша душа всегда будет свободна, наш разум – прав, а наши права не превышали наши обязанности! — усмехнувшись сказал Карло, его поддержали криками и вздернутыми руками с кубками, но старик на этом не остановился. — Наши люди, наши соратники и сородичи, наши солдаты и крестьяне – ждут от нас справедливости и защиты. И в этот не легкий час мы доверяем тем, кто помогает нам оборонять нашу родину от врагов. Внешних и внутренних. За героев.

— Слава героям! — поддержал я, подняв протянутый мне кубок, и многие по вскакивали со своих мест, чтобы выразить свое согласие.

Пили до дна, хотя я с легкостью превращал вино в воду, правда уже в своем организме. Похмелье меня не беспокоило, я его вообще испытывал последний раз в прошлой жизни и это хорошо, другое дело – что сейчас в зале наконец начало что-то происходить и мне категорически нельзя было терять концентрацию.

Кучкование по кружкам произошло где-то в районе трех ночи, когда старшее поколение отправилось на покой, младшее уехало гулять по Тифлису, а я остался с мужчинами лет тридцати-сорока, которые поделились на небольшие группы. Кто-то играл в нарды, и один раз взглянув на них я понял, что это искусство будет не хуже шахмат. Другие раскинули карты, и я провел пару раундов, оставшись при своих. Третьи просто разговаривали и пили.

Я решил держаться между первой и третьей категорией. Увести меня не пытались, разговоры не прекращали, и вскоре я уже так закрутился, что успел пообщаться кажется со всеми в зале. И настроение оценив, и свои доводы предоставив. Речь мне толкнуть так и не удалось, но я за это был даже благодарен, ведь выяснилось, что как бы мы не готовились с Багратионом, с темой не угадали.

Утверждение что в клубе собираются меньшевики, оказалось вполне верным. Вот только общее настроение оказалось не тем, что полагал Константин. В целом позицию социал-демократов можно было оценить как умеренно негативную, но выраженную в первую очередь не к Багратиону, и даже не к императору, а к системе в целом.

Пообщавшись с одним из «старейшин» Карло, оставшимся в клубе на правах старшего, я с удивлением узнал, что в молодость свою он был террористом, реакционером и революционером, поднимавших на бунт народные массы. Им даже удалось отстранить от власти предков Константина, в 15х годах прошлого века. Но когда «лежащие на сене собаки» превратились в охранников государя, обретя силу через единение с резонансом, позиция меньшевиков Закавказья изменилась.

А позднее, уже в тридцатых-сороковых, вслед за технической революцией, устроенной центральной властью, крестьянам и рабочим были даны все права и вольности, которых они так долго требовали. Коммунизм в России не наступил, ну так социал-демократы его никогда и не придерживались, считая ультралевым политическим движением. Крайним и опасным даже для них.

В результате появившаяся формула «кровь за власть» когда не служившие в армии, и не принимавшие в боях участия, не имели права на правление, устроила всех, или почти всех. Одарен, хочешь силы и власти? Добро пожаловать на передовую, с риском для жизни и высокими шансами стать калекой. Не хочешь рисковать своей шкурой? Сиди дома и торгуй булочками.

Аргумент, что политика — это не поле боя, а прошедшие военные действия люди с ПТСР могут во власти быть опаснее чем с оружием на фронте, никого кажется не волновал. Тем более что почти все ведомства делились на военные и гражданские, если не по наименованию, то по факту. В том же министерстве просвещения было два крупнейших направления, одно из которых курировало кадетские училища и военные академии, а второе – общеобразовательные учреждения.

Хотя мне в целом общая милитаристская парадигма развития государства не очень нравилась, но я прекрасно понимал, что в этом мире по-другому быть просто не могло. Здесь нет ядерного оружия и прецендентов его применения против захватчиков. Нет фактора всеобщего сдерживания, а потому войны идут постоянно.

Но эта четкая, казалось бы, формула была нарушена. И не кем-нибудь, а императорским родом. Родила царица в ночь – овощ. И будто этого было мало, спустя всего несколько лет начались странные уступки на границе, деньги пошли из бюджета непонятным организациям, повысили налоги… в результате прошедших пятнадцати лет вполне хватило, чтобы вымершие объединения снова начали поднимать голову.

— Но теперь то царь новый. — хмыкнул я. — Грозный император полный сил.

— Сестра его до сих пор жива. Да еще и половину шавок с собой утянула. — покачал головой Карло. — Как же он сил полный, если даже страну в кулаке удержать не может? Нет, генацвале, пока бунт не подавит, его никто не станет всерьез воспринимать.

— Спасибо, уважаемый, за мудрые слова. — улыбнувшись поклонился я. — Да только нам, молодёжи, большая политика всегда мало интересна была. Царь где-то там, далеко, за тысячами километров. А мы с вами здесь. И силы, слава богам, у нас свои есть, не такие большие да порядочные.

— Это век назад он далеко был. — усмехнулся долгожитель. — А сейчас в пяти часах лету. Черноморский флот, с Крымской и Новороссийской эскадрами – в десяти минутах. Нет молодёжь, сейчас все иначе.

Пообщавшись еще немного со стариками, я перебрался к более голосистой и громкой группе мужчин, но выяснилось, что они с азартом комментируют бои в резонансных доспехах без применения конструктов. Взглянув через плечо одного из болельщиков, я с удивлением несколько секунд наблюдал за обычной, весьма вяленькой дракой, после чего лишь покачал головой.

— Подобное развлечение вам не по нарву, барон? — обратился ко мне малознакомый мужчина, которого я кажется видел пару раз за сегодня, но вспомнить имя затруднялся.

— Драться в доспехах без конструктов, все равно что ласкать девушку, стоящую за стеклом. — пожал я плечами. — Они же для того и придуманы, чтобы гасить проявления резонанса и выдерживать прямые попадания пресса. Хотя, нужно признать, и клинки и серпы сталь вскрывают с одинаковой легкостью.

— Если не встречают на пути такие же конструкты. — усмехнувшись заметил собеседник. — Слышал вы передали сейму двадцать османских пленных.

— Чуть больше, и это если считать только старший офицерский состав. — ответил я, не уловив в вопросе подвоха. — А с обычными бойцами и техниками будет под пять сотен. Надеюсь только, что у князя хватит мудрости и влияния обменять их на наших ребят удерживаемых в османском плену. Это единственная причина, по которой они еще живы.

— А мы то спорили, что это, миролюбие или благородство, а оказалось – лишь строгий расчет. — усмехнулся собеседник. — Разрешите представиться, Вахтанг Георгадзе, капитан первого ранга и командующий корвета «Мусават».

— Александр Арылахский, командующий фрегата «Гнев». — ответил я, пожав протянутую ладонь. Хватка Вахтанга оказалась стальной, но при этом довольно сдержанной. Правда и моя ладонь слабостью не страдала, упражнения с саблей и кортиком подобного не позволяли.

— Гнев? Решили откреститься от Аллаха? — с улыбкой проговорил Георгадзе, но я заметил в его глазах искорку гнева.

— Не дело русскому фрегату носить исламское имя, даже если он был построен на протестантских верфях, за католические деньги по правоверному заказу. — улыбнулся в ответ я, и собеседник, не выдержав засмеялся.

— Вы все верно говорите, Александр, мог же я называть вас по имени? — уточнил мужчина, и я, чуть подумав, кивнул. — Приятно что некоторые не задирают нос после пары побед. Хоть и таких громких. Однако меня мучает вопрос, что будет дальше? С вашим появлением планы многих людей изменились в корне, а некоторые из тех, кто принимали решения и вовсе отправились на встречу к праотцам.

— Надеюсь они доберутся без проблем и расскажут кто их туда отправил, а главное – почему. — спокойно ответил я. — Хотя, куда больше, я хотел бы чтобы до выживших дошла мысль, что продажа своей родины не слишком хорошая идея. А то не останется ни продающих ни родины.

— Какая разница, перед каким хозяином ты гнешь спину, если над настоящим джигитом стоит только бог и голубое небо. — пожав плечами проговорил Георгадзе. — Мы не выбирали в какой стране родится, но мы выбираем в какой нам жить.

— Согласен, на все сто процентов. — кивнул я. — Но ответственны мы не только за себя, но и за своих детей. И если с Россией мы можем получить дар, и дети наши и внуки, кто проявят силу и усердие, смогут претендовать на него, то с османами придется идти на поклон к той же России или Англии. А еще торговать рабами, а возможно и собственными детьми, лишь бы другим детям позволили получить свой камень.

— Какая разница… — начал было мужчина, но замолчал, увидев, как рядом с ним встала стройная и по-восточному красивая женщина.

— Разница в детях. — повторил я. — У османов нет ни кораблей, ни дара. Они получают их из рук тех, кому это выгодно. Будут ли они терпеть ваших детей, когда захватят власть? Или предпочтут на их место поставить своих, а ваших посадить на реакторы, как освобожденных мною недавно мужчин, женщин и детей? К слову, вы знаете, что прикованных к реакторам одаренных женщин постоянно насиловали?

— Это ложь. — проговорила женщина, чьи волосы были собраны под черным платком, но я заметил, как ее пальцы сжались на плече Георгадзе.

— Увы, нет. И сейчас одна из пленных – беременна. Она ненавидит себя, своего будущего ребенка, а больше всего ненавидит тех, кто с ней это сделал. Постепенно она приходит в себя, как и другие пленные. Некоторые из которых – весьма сильные дарники. — ответил я, внимательно наблюдая за реакцией Вахтанга. — Так что вскоре они уже смогут рассказать и что происходило в плену, и как они туда попали.

— Они сами виноваты в том, что сдались в плен. — вздернув подбородок сказал Георгадзе. — Настоящий воин не сдастся врагу живым!

— Там было мало воинов, и много женщин и детей. А те, кого можно было бы отнести к воинам – скорее инвалиды. Без рук и ног. — ответил я, пожав плечами, и взгляд собеседника на мгновение вспыхнул. — К нашему великому счастью, у империи пока хватает сил для того, чтобы стереть весь флот османов в порошок. Жаль только не хватает времени и мотивации. Но я постараюсь сделать так чтобы все узнали об их злодеяниях. Благо на дворе не девятнадцатый век.

— Легко очернять врага, но турки не враги грузин и кавказцев, а братья, в отличие от русских северян. — зыркнув в мою сторону произнесла женщина. — Прошу тебя дорогой, я устала, отвези меня домой.

— Прощайте, Алекандр. — сказал Георгадзе, поднимаясь. — Наше общение было любопытным, хоть я и не получил от него удовольствия.

— И вы прощайте. Думаю, вскоре увидимся. — улыбнулся я, от чего женщина вздрогнула и потянула мужа за рукав.

— Послушайте, генацвале Карло, вы знаете только что вышедшего из клуба мужчину? Он представился капитаном «Мусавата». — спросил я, вернувшись к старику.

— Горячий парень, верно? — усмехнулся Карло. — Как и вы – не из наших. С юга.

— Благодарю. — кивнул я, поднимаясь. И уже собирался позвать Ангелину, как девушка сама ко мне подошла. — Ну как успехи? Выяснила, что скрывается за вывеской клуба? На сколько я понял название «богомол» он носит не просто так, и женщины тут чуть ли не главные.

— Ну с главными ты переборщил, дорогой, но влияние и вес у них явно имеются. К слову, многие из них действующие офицеры и дарники. Много вдов, с силой и детьми, но без мужей. А еще они обсуждают очень интересные идеи о равноправии. — улыбнулась Ангелина. — Все же в восточных землях с этим еще проблемы.

— Вот как? А что-то более существенное? — уточнил я, взяв девушку под локоть и уведя за освободившиеся столики.

— Ролик с пленными произвел на них яркое впечатление. Особенно когда одна из женщин увидела девушку, которую остальные назвали Гела. Вроде как она – одна из местных дворян. Последняя в роду. — уточнила Ангелина, открыв фотографию. Освобожденную я видел, и не один раз, сам оказывал ей помощь и возвращал в нормальное состояние меридианы. Но общаться пока не довелось, она, как и другие все еще находилась в шоковом состоянии.

— Нам понадобится несколько дней, чтобы привести их в чувство и собрать истории. — задумчиво проговорил я. — Раньше не выйдет. Но пара идей, что мы можем сделать, у меня уже появилась. Судя по всему, османы получили некоторую поддержку среди офицеров, и чтобы их сковырнуть придется серьезно повозится. Ну или решить проблему другим путем. Но нам понадобится рупор.

Петроград, предместья особняка Юсуповых.

— Вон он! Держи гада! — выкрикнул полицейский, на бегу придерживая фуражку и указывая на улепетывающего молодого человека. Наперерез юноше кинулось сразу несколько жандармов, и ему пришлось вильнуть, прячась в парадной общего дома. Узкий коридор, лестница и единственная сквозная дорога.

Казалось, он сможет сбежать, не подставляясь, но вот с другой стороны завизжали шины, и выход перекрыл автомобиль жандармов. Остался только один путь – наверх. Не теряя драгоценных секунд, он рванул, перепрыгивая по две ступени и помогая себе руками, на которых непроизвольно появились когти.

Сапоги жандармов частой дробью стучали всего на пролет ниже, а двери как на зло оказались металлическими, которые не выбить обычным пинком. Надо же на обычной, рядовой миссии так проколоться. Очередные переговоры, доставленное сообщение, а у него на хвосте буквально висит половина спец корпуса полиции.

В ярости он не сдержался, ударив этим самым хвостом по перилам, и железо жалобно звякнуло, изогнувшись. Вверх! Нельзя применять здесь силу. Этаж, еще этаж. Но вот лестница кончилась, а путей к отступлению он так и не увидел. Вернее, уже она. Черты парня окончательно расплылись, вернув существу ее нормальные пропорции.

Врата? Нет, после прошлого раза их чуть не вычислили. Чердак!

Искаженный пружиной ударился о металлическую створку, активируя родную, но все еще плохо подчиняющуюся силу. Удар вышиб крышку чердака, но одновременно выбил окна и покорёжил металлическую лестницу. Взмах когтей, и ее остатки рушатся вниз металлическими полосками.

— Лестницу! Свет сюда! Окружайте квартал! — слышались крики, но искаженный уже растворился в тенях, а спустя несколько минут из соседнего дома вышли на прогулку женщина, с дрожащей на руках маленькой девочкой, которую она оставила в обговоренном месте, на скамейке, где еще через пять минут ее забрала зареванная и перепуганная мать.