Государь

ГЛАВА 4

Для этого времени года рассвет был довольно прохладным. Эйджера, который считал, что уже привык к холоду, пробирала невольная дрожь. Он смотрел на слегка всхолмленный пейзаж Хьюма, стараясь замечать только леса, ручьи да разбросанные фермы, но не мог не видеть валяющихся повсюду тел. Там, где хаксусская пехота пыталась оказать сопротивление и была скошена волнами стрел, следующими одна за другой, тела лежали аккуратными штабелями; там же, где разбегающиеся колонны истреблялись солдат за солдатом, тела лежали длинными неровными цепочками. По окровавленным головам и рукам прыгали вороны, расклевывая глаза и пальцы. Когда с наступлением дня потеплеет, налетят мухи и будут роиться над телами.

Эйджер снова задрожал. «Это из-за холода», – сказал он себе.

Он чувствовал себя совершенно сбитым с толку. Вчера в это же время он ожидал, что Линан, разбитый армией Аривы и подавленный смертью Камаля, отступит, наверное, аж в Океаны Травы. А принц вместо этого перешел в наступление. Ночь была долгой и кровавой, а закончилась полным уничтожением армии Салокана. Четты одержали победу, нужную им для восстановления боевого духа и уверенности в своих силах.

Он знал: это сражение назовут Ночным побоищем. Такие битвы случались редко – командиры боятся потерять в темноте контроль над войсками, боятся, что полки и знамена могут по ошибке атаковать своих. Но Линан воспользовался преимуществом, подаренным ему двумя обстоятельствами – в то время как у Салокана почти не осталось кавалерии, все его воины были всадниками и потому знали, что любой пеший – это враг; а полная луна стояла в небе много часов.

Эйджер невольно ощутил некоторое сочувствие к противнику, но тут же сказал себе, что Хаксус издавна был врагом всех, кто живет на юге континента Тиир, и основной базой работорговли, от которой некогда пострадали четты, в том числе и клан Океана.

«Мой клан», – напомнил он себе.

Мофэст подъехала к нему и мягко сжала его руку чуть выше запястья. Эйджер ответил таким же пожатием и глубоко вздохнул.

– Скольких мы потеряли?

– Не больше тридцати, – ответила Мофэст. – Но в их число входят все взрослые члены семьи Делена. Столкновение с кавалерией Хаксуса захватило их врасплох, и всех порубили прежде, чем они успели опомниться.

– Сколько осталось детей?

– Трое. Их заберут к себе дяди и тетки.

Эйджер устало кивнул.

– Тяжелый удар для ребенка потерять сразу столько близких.

– Ничего, – жестоко усмехнулась Мофэст. – Гораздо больше детей Хаксуса стало сиротами прошлой ночью.

Совесть горбуна восстала против такой кровожадной радости, но он знал, что упоение в бою свойственно четтам как никаким другим известным ему людям – а ведь Эйджер почти всю жизнь был солдатом.

– Это было так же, как воевать под командованием Генерала? – спросила Мофэст.

– Генерала?

– В Невольничьей войне, – напомнила она.

Эйджер удивленно фыркнул. Хотя он провел много лет, вспоминая свое участие в Невольничьей войне и чтя память Генерала – Элинда Чизела отца Линана, вопрос Мофэст заставил его понять, что он ни разу не вспоминал о тех временах с того самого вечера, когда впервые повстречал Линана.

– Да, полагаю, это было очень похоже. Возможно, тогда было больше причин ненавидеть и больше причин сражаться… – Голос Эйджера стих, когда он осознал, что говорит.

Мофэст странно посмотрела на него.

– Думаешь, Белому Волку не следовало идти с армией на восток?

Он покачал головой и тихо ответил:

– Нет, так я не думаю.

Эйджер не добавил, что во время Невольничьей войны ни разу не усомнился по поводу того, правильно ли поступает – но сейчас, когда он был частью армии, которая надеялась свергнуть законного правителя Гренды-Лир, его одолевали сомнения. Он осознавал политическую необходимость вторжения, понимал, что Линан не виноват в тех действиях, на которые толкнули его Оркид и Деджанус, убив Берейму – старшего сына и наследника Ашарны – и обвинив в убийстве его. Однако от этого Эйджеру не становилось легче идти войной против королевства, которому он так долго служил. Возможно – всего лишь возможно, – Камаль, для которого служба законному правителю Гренды-Лир была делом всей жизни, погиб именно тогда, когда погиб, как раз потому, что Бог был еще милосерднее, чем когда-либо предполагал Эйджер.

А что касается этой бойни, уничтожившей армию Хаксуса, исконного их врага, он невольно задавался вопросом: нельзя ли оыло позволить Салокану убежать домой, поджавши хвост? Хаксус никогда не представлял собой серьезной угрозы самой Гренде-Лир, он скорее досаждал, чем причинял неудобство. Забавно, но Камаль не стал бы даже рассматривать подобную возможность: для него все доводы сводились к тому, что Хаксус – враг, а врагов положено убивать.

«Но я не генерал, не будущий король и не Камаль Аларн. Я – Эйджер Горбун. И не разбираюсь в подобных вещах».

В полдень Линан созвал еще один совет. Настроение вождей заметно отличалось от вчерашнего. Когда у них спрашивали совета, все они, в свою очередь, интересовались, чего именно ждет от них Линан. Эйджеру показалось, что Линана удовлетворяет подобный отклик, и это заставило его ощутить беспокойство. Но когда принц попросил и его высказать свое мнение, он мало что мог предложить.

– У нас есть два варианта, – начал он.

– И какие же? – поторопил его Линан.

– Вновь переключить внимание на королевство, напав на остатки армии Аривы или на Даавис, либо отступить через ущелье Алгонка и пересмотреть свою стратегию.

Линан кивнул, словно соглашаясь.

– Никто не хочет добавить свои соображения?

В ответ прозвучали приглушенные отказы. Даже Коригана и Эйнон, казалось, согласились забыть свою вражду и ждать, что скажет Линан. Он принес им великую победу, наверное, самую великую за всю историю четтов. Он был сыном Генерала. Да еще и вернувшимся Белым Волком. Кто они такие, чтобы сомневаться в нем?

Линан повернулся к Дженрозе.

– А что говорят маги?

Дженроза удивленно взглянула на него:

– Они ничего не говорят по этому поводу.

– Они спрашивали землю? – настаивал он.

– Земля безмолвствовала.

– Спрашивали ли они орла и карака?

– Орлу и караку нечего было нам показать.

Линан быстро взглянул на женщину, сидящую за спиной Дженрозы. Подытоживающая, наставница Дженрозы, кивнула, подтверждая ее слова. Эйджер заметил этот обмен взглядами и жестами и обиделся за Дженрозу – но потом виновато сообразил, что Линан помнит: Дженроза до сих пор под сильным впечатлением от смерти Камаля и могла не понять показанного ее же магией.

– Нам нужна база по эту сторону гор Уферо, – начал Линан.

– Если мы захватим Даавис, у нас будет такая база, – беспечно предложил Гудон, и многие рассмеялись.

– Наша армия состоит из кавалерии, – продолжал Линан. – У нас нет ни людей, ни средств для штурма города.

– Ты предлагаешь построить такую базу в Хьюме? – поинтересовался Эйджер, противясь искушению добавить, что для этого у четтов также нет средств.

– Нам нужно нечто более безопасное, более долговременное, – ответил Линан.

– Тогда что именно ты предлагаешь? – в свою очередь поторопил его Эйджер.

– Ты сказал, что у нас есть два варианта. – Линан улыбнулся ему. – Либо двигаемся на юг, либо двигаемся на запад. А есть еще и третий.

Эйджер с миг непонимающе смотрел на Линана – а затем замер от удивления. Ответ был настолько очевидным, что он ощутил себя полным болваном, что не додумался до него раньше. И увидел по лицу Кориганы, что она тоже поняла.

– Хаксус, – произнес Эйджер.

– Да. Мы разбили его армию. Захватили в плен его короля. Хаксус открыт для нас… если мы двинемся туда достаточно быстро.

– Нам нужно только войти и взять его! – провозгласил Эйнон. – Все королевство падет к нашим ногам из-за единственной битвы!

Линан покачал головой.

– Королевство не падет из-за потери короля, – сурово сказал он. – Гренда-Лир за одну весну потеряла мою мать Ашарну и моего брата Берейму, но тем не менее выжила. Однако в Хаксусе у нас больше шансов, чем на юге, в Хьюме. Возможно, из Кендры прямо сейчас движется на север еще одна армия, готовая присоединиться к уже стоящей в провинции. Гренде-Лир есть откуда почерпнуть новые силы. У нее огромные ресурсы.

– В отличие от Хаксуса, – закончил Эйджер.

– К тому же у Хаксуса есть войска, опыт и саперы, которые понадобятся нам для осады крупнейших городов Гренды-Лир.

– Таких, как Даавис, – предположил один вождь, улыбаясь, как возбужденный ребенок.

– Таких, как Даавис, – согласился Линан. – И как Спарро и Пилла, а в один прекрасный день – сама Кендра.

– А он честолюбив, этот ваш принц, – отметила Подытоживающая.

– Нельзя проявить большего честолюбия, чем возжелать престол Гренды-Лир, – согласилась Дженроза.

Она сидела рядом с кругом, нарисованным на темно-коричневой земле Хьюма. «Хорошая земля», – подумалось ей. Почва здесь напоминала землю деревни, в которой родилась Дженроза. Охваченная внезапным приступом жалости к себе, она пожалела о том, что вообще когда-то покинула деревню, но почти сразу же мысленно обругала себя. Она ненавидела свое детство, мать, отупевшую от постоянного пьянства; не то умершего, не то сбежавшего отца. Лучшее, что могло ее ждать – это закончить свои дни женой какого-нибудь фермера.

В некоторых отношениях, подумала Дженроза, такая судьба была бы предпочтительней, чем та, которая выпала на ее долю. Она была изгнана из Кендры – города, который всегда считала своим домом, и потеряла Камаля – единственного мужчину, которого когда-либо по-настоящему любила. В довершение всего она боялась, что маги четтов стали видеть в ней Правдоречицу – великого мага, который появляется раз в два-три поколения. Единственное, о чем мечтала Дженроза, так это о тихой жизни, при которой она могла бы применять свои скромные, как она некогда считала, способности для получения равно скромного дохода. Она хотела вести тихую и удобную жизнь, которую не затрагивали бы волнения и тревоги внешнего мира.

А потом появился Линан. Сначала она связала свою судьбу с ним по необходимости, а потом из-за искренней привязанности. Недолгое время их было четверо – Линан, Дженроза, Камаль и Эйджер, – и хотя тогда жизнь была полна опасностей, простая цель – выжить – связала их прочными узами. Но сейчас один из них погиб, все время Эйджера занимал целый клан, а Линан…

Дженроза вздрогнула.

Линан стал чем-то большим и, наверное, чем-то меньшим, нежели человек, – и виновата в этом была она. Она спасла его жизнь, дав ему кровь вампирши Силоны, и, сделав это, изменила судьбу целого континента. Дженроза гадала, следует ли ей гордиться тем, чего она, обыкновенная ученица-магичка из Теургии Звезд, сумела достичь. Но вместо гордости она ощущала только парализующий ужас, который в сочетании с горем от потери Камаля заставлял ее чувствовать себя впавшей в летаргию и неспособной что-либо понять.

– Я не это имела в виду, – спустя какое-то время сказала Подытоживающая.

Она сидела с противоположной стороны круга, начерченного Дженрозой на земле.

Дженроза подняла на нее взгляд.

– Ты говоришь о вторжении в Хаксус?

Подытоживающая кивнула.

– Если Линан захватит и Хаксус, и трон сестры, он станет первым правителем всего континента Тиир.

– Это так важно?

Подытоживающая не ответила, а вместо этого принялась взывать к земле. Дженроза автоматически присоединилась к ней. Их голоса слились. Казалось, они плетут путь в окружающем их воз-Духе. Между ними на мгновение закружился смерч – а потом исчез. Дженроза сморгнула пыль и посмотрела на круг. В пыли появился намек на слова… растворился и появился вновь.

– Правитель, – прочла вслух Дженроза.

– Тиран, – добавила Подытоживающая.

– Женщина.

– Она владеет Ключами Силы.

– Мертвый город.

– Цена.

Вновь появился смерч и уничтожил круг. Две женщины во внезапном изнеможении откинулись назад, глаза их были закрыты. Когда Дженроза открыла глаза, Подытоживающая очень серьезно смотрела на нее.

– Ты думаешь, что там был ответ, не так ли?

Это было больше обвинением, чем вопросом.

– Ты Правдоречица, – сказала Подытоживающая. – Вот ты мне и скажи.

– Я не верю, что мы видели будущее.

– И я не верю. Магия определяет нашу судьбу не больше, чем возможность разглядеть далекий край с горной вершины означает, что однажды ты туда попадешь. Магия дает нам мельком увидеть обрывки истории – прошлого, настоящего и будущего. – Подытоживающая взяла Дженрозу за руку. – Только Правдоречица может истолковать эти отрывочные картинки из истории, извлечь из них истинное значение.

– Я не верю, что мы видели будущее, – повторила Дженроза, высвобождая свою руку из руки Подытоживающей. – И не верю, что я – Правдоречица. Я не четтка.

– Все мы четты, – без иронии сказала Подытоживающая.

Армии Линана потребовалось пять дней, чтобы добраться до границы Хаксуса. Выдвинутые далеко вперед и в стороны разведчики быстро обнаружили форт, созданный Салоканом в качестве места сосредоточения войск для вторжения в Гренду-Лир. Здесь он также держал подкрепления, в основном тяжелую пехоту вместе с несколькими эскадронами легкой кавалерии для разведки и службы в дозоре. Разведка четтов доложила, что командир форта был ленив и чрезмерно самонадеян: ворота оставались незапертыми, а немногочисленные дозоры сменялись строго по часам, благодаря чему не составляло труда спланировать нападение с учетом их передвижений.

Так как это был форт, армии Линана требовалось быстро захватить его – или же оказаться вынужденной вести осаду, к которой у четтов не лежала душа и на которую Линан не мог позволить себе терять время. Не мог Линан и рисковать, продвигаясь вглубь Хаксуса и оставляя у себя в тылу такие крупные вражеские силы. А выделять на прикрытие тыла целое знамя ему не хотелось. Форт требовалось взять внезапным ударом, и Линан планировал начать штурм задолго до рассвета. Если все пойдет хорошо, то к восходу солнца его всадники уже займут крепость, а если плохо – у армии будет целый день для отступления на безопасное расстояние. Он отдал приказ произвести основную атаку своим Красноруким под началом Гудона – они были обучены драться короткими мечами, а когда штурмующие ворвутся в форт, лошади будут больше мешать, нежели помогать. За ними последует Эйджер с кланом Океана – воинами, которые уже проявили себя как самые твердые и фанатичные из четтов. Под командованием у Эйджера будут также остатки улан – знамя, жестоко потрепанное в столкновении с рыцарями Двадцати Домов Кендры. Коригана и Эйнон возглавят остальные знамена, чья задача будет состоять в уничтожении любых войск за стенами форта и постоянном обстреле его стен.

За два часа до рассвета разведка доложила Линану, что вражеский дозор уничтожен и заменен его собственными всадниками. Перед тем как приказать знаменам и их командирам занять свои позиции, принц распорядился привести к нему Салокана. Король был худ и бледен, а его правая рука забинтована до самого запястья. По приказу Линана с момента его захвата в плен с ним никто не разговаривал, никому не позволялось и оскорблять его. На данном этапе он являлся перевозимым имуществом, и Линан хотел, чтобы он это понял.

– У этого форта есть название? – поинтересовался Линан.

Салокан сморгнул, прогоняя сон, и пригляделся к стенам форта.

– Тайперта, – определил он.

– Так звали твоего отца, не так ли?

Салокан кивнул.

– Этот форт очень крепок. Вы не сможете его взять.

– Правда? – Линан выгнул брови. – И что же ты предлагаешь?

– Не думаешь же ты, в самом деле, что я стану тебе помогать?

– Ты можешь приказать гарнизону покинуть форт и сдаться.

Салокан ничего не ответил, но встал чуть более подтянуто, выпятив подбородок. За время, прошедшее с Ночного побоища, к нему частично вернулась смелость. Линан выглядел разочарованным.

– Как я и ожидал. – Он повернулся к командирам. – Пленных не брать. Вырезать всех. – Он встретился взглядом с каждым из командиров; только Эйджер, казалось, был расстроен таким приказом, но ничего не сказал. Принц повернулся к Салокану. – Ты останешься здесь, рядом со мной, и будешь смотреть.

Для пущей незаметности Гудон, Эйджер и их эскадроны прошли первые две трети расстояния до форта спешившись. Двойной цепью они прокрались по низинам и вокруг холмов, пока не достигли природной впадины всего в лиге от форта, приведенные туда разведчиками, переодетыми дозорными Хаксуса. Там Краснорукие сели на лошадей и образовали две длинные цепи. По совету Эйджера на случай, если их атака столкнется с кавалерией Хаксуса, а также для поднятия боевого духа отряда, подавленного смертью его командира Камаля, Гудон выстроил улан перед Краснорукими и отдал их под командование своему брату Макону. Они будут первыми в атаке; их задача – рассеять любую вражескую конницу, а затем раздаться в стороны, дав Гудону и телохранителям доступ к воротам форта. За Краснорукими Эйджер построил собственных воинов – единственных четтов в армии Линана, которые сражались все вместе одним кланом, и единственных, кого наряду с Краснорукими Эйджер обучил сражаться пешими.

Гудон и Эйджер быстро обнялись и сели на лошадей. До рассвета и смены хаксусских дозорных оставалось тридцать минут, когда Гудон дал приказ атаковать.

Вытянувшись пятью длинными цепочками, несколько утратившая стройность кавалерия выбралась из впадины. Едва достигнув ее края и ступив на ровную землю, уланы кентером рванули вперед. Гудон медленно досчитал до тридцати, затем приказал Красноруким тоже ехать легким галопом. К этому времени они находились уже всего в лиге от стен форта, и он разглядел, как хаксусские часовые в панике носятся на высоких стенах. Гудон посмотрел налево, потом направо, оглядывая ряды, стремительно несущиеся вперед, и проследил за тем, как его всадники сдерживали лошадей, не давая им раньше времени ринуться в атаку. Дальше в поле темнели массы знамен под командованием Кориганы и Эйнона, что мощно хлынули вперед. Он видел, как Макон взмахнул саблей, подавая сигнал; уланы перешли с кентера на атакующий рывок, держа длинные копья наперевес; их ряд все еще оставался плотным. Гудон улыбнулся увиденному и подивился работе, проделанной Камалем. А затем настала его очередь. Он тоже взмахнул саблей и пустил лошадь галопом. Краснорукие ринулись за ним, в один голос издав боевой клич.

Гудон видел, что ворота форта до сих пор зияют, словно распахнутая пещера. Выбежало несколько солдат, но ни один даже не попытался закрыть их. Потом кто-то, похоже, навел порядок, и защитники форта стали толкать две огромные деревянные створки на место. У Гудона свело желудок – он сообразил, что Краснорукие не успеют помешать им – и затем с восторгом увидел, что Макон не свернул, как было намечено, а повел улан прямо к воротам. Пехота Хаксуса рассыпалась перед ними, и уланы ворвались в форт; через какие-то секунды Гудон и его воины последовали за ними.

Как только миновали ворота, Гудон убрал саблю в ножны, спешился и выхватил короткий меч. Несколько вооруженных противников уже разбегалось в разные стороны, а остальные все еще оставались в палатках или только-только выскакивали, пошатываясь, полуодетые, теряясь в догадках, что означает весь этот шум. Гудон поручил одному эскадрону охранять вход, в то время как остальные рассыпались и начали резню. Сначала он стоял поодаль, заботясь об усилении натиска всюду, где возникало впечатление, что защитники начинают организованное сопротивление, но когда появился сам Линан, Гудон сдал ему командование и бросился в бой, упиваясь переполнявшей его неистовой яростью.

Линан заставил Салокана наблюдать за побоищем. Резня продолжалась почти все утро, и в последние часы дело сводилось всего лишь к окончательной зачистке, при которой разбежавшиеся кто куда вражеские солдаты извлекались из своих укрытий или из груды тел, где они притворялись мертвыми. Когда все было закончено и не осталось ни одного живого врага, Линан вместе с Салоканом прогулялся по форту. Было пролито столько крови, что земля покрылась красной грязью, налипающей на носки королевских сапог. Салокан пытался не смотреть на убитых – но куда бы он ни поворачивал голову, ему попадались на глаза тысячи его солдат, превратившихся в падаль. Он закрыл глаза – но продолжал чувствовать запах крови и дерьма, слышать тяжелое дыхание измотанных в бою четтов. В конечном итоге он стал больше бояться темноты, чем света. Закончив экскурсию, Линан наклонился к Салокану и прошептал ему прямо в ухо:

– Я сделаю то же самое с каждым фортом и лагерем, с каждой фермой и деревней, с каждым городишком и городом в Хаксусе, которым ты не прикажешь сдаться. И каждый раз ты будешь стоять рядом и смотреть.

Дженроза отказалась войти в форт. Она слышала жужжание мух на расстоянии сотни шагов. Ее затошнило. Она отвернулась, но что-то не дало ей уйти. Она застонала.

– Мы должны снова выслушать землю, – настойчиво сказала она Подытоживающей.

Вдвоем встав на колени, они нарисовали круг, но прежде, чем успели воззвать к земле, ручеек крови из форта дополз до его границы и начал заполнять обведенную площадь. Подытоживающая вскрикнула и попыталась стереть круг, но Дженроза схватила ее за руку.

– Дай ему закончить, – приказала она.

И в ужасе наблюдала за тем, как круг стал разбухшим красным диском. Она призвала землю, и возникший смерчик забрызгал кровью их лица. В луже образовались слова. Дженроза прочитала вслух:

– Красный государь.

Она ждала, когда Подытоживающая произнесет слова, которые увидела, но губы четтки были плотно сжаты – казалось, будто невидимые пальцы крепко схватили ее за челюсть.

– Красная женщина, – неуверенно продолжила Дженроза. Подытоживающая по-прежнему не хотела – или не могла – говорить.

– Красный город.

А потом вернулся смерчик, снова разбрызгал кровь и завершил заклинание. Подытоживающая вскрикнула от боли и потрясения. Тяжело дыша и шатаясь, Дженроза вскочила на ноги и закричала. Она кричала от гнева, яростно стирая с лица кровь и слезы.

Линан находился в роще, где даже солнечный свет казался жидким и зеленым. Не было слышно ни звука; насекомые и птицы молчали, хотя все кустарники и деревья казались готовыми ожить. Он лежал на спине. Он чувствовал запах травы, сладкой и молодой, а под ней – почвы, черной и влажной. Ветер над ним шуршал в пологе листвы. Он смотрел на свое тело, восхищаясь его жесткой белой кожей. Оглядывая себя, он заметил три Ключа Силы. Он отодвинул в сторону Ключ Единения и Ключ Меча – и перед ним оказался Ключ Скипетра, Ключ Монарха. Удивившись, он сел. Когда же это он его получил? Кто дал ему этот Ключ?

Он поднял его повыше, чтобы лучше рассмотреть, – и, вздрогнув, уронил. Ключ был весь в крови. Он сдернул с шеи цепочку и со всей силы отбросил Ключ прочь. Тот проплыл по воздуху, замедлил полет, а потом и вовсе остановился, повиснув в пустоте.

– Он мой, – сказал слишком знакомый голос.

Линан высматривал ее среди деревьев.

– Я дала его тебе на хранение, – продолжала она.

– Я не буду завоевывать для тебя трон, – отказался он.

Силона звонко расхохоталась; смех доносился отовсюду, словно смеялся сам лес.

– Ты все для меня сделаешь, – заливаясь колокольчиком, пообещала она.