Государь

ГЛАВА 9

Поул опаздывал на встречу с несколькими приходскими священниками и решил срезать путь, пройдя через библиотеку. По дороге его перехватил послушник с досаждающим теологическим вопросом, суть которого потребовалось излагать так долго, что слушая, Поул оперся одной рукой о пюпитр. Когда же послушник закончил, прелат, у которого не было ни времени, ни желания отвечать, отделался от юнца вежливым обещанием поговорить с ним как-нибудь позже. Тот поклонился и шмыгнул прочь. Поул вздохнул – от досады из-за задержки и туманных воспоминаний о временах, когда он сам был послушником – и убрал руку с пюпитра. Вот тогда-то он и увидел на нем книгу. Какую-то секунду он тупо смотрел в нее, а затем узнал почерк.

– «Молю о руководстве, – прочел он, – и за души всего моего народа; молю о мире и о будущем для всех детей моих; молю об ответах и о новых вопросах. Я один, в одиночестве и все же не одинокий. Я один; человек, который знает слишком много тайн. И молю о спасении».

«Его последние слова», – подумал Поул. Напоминание о предшественнике заставило чувство вины подняться в нем, подобно черной желчи, но он подавил его силой воли. И все же воспоминание о примасе Нортеме не желало так легко исчезать, и Поул счел возможным вспомнить, как сильно некогда любил его. Нортем был ему наставником и отцом, примером и духовным руководством. А под конец Нортем предал Поула и стал его жертвой. «Как странно, что одно божье создание может быть всем этим».

Примас снова прочел абзац и понял, что не вполне понимает эту молитву. «Я не имею на это права», – сказал он себе, но знал, что ему все равно полагалось бы понять молитву, самый основополагающий элемент – самую суть – всей веры. Он перечитал абзац вновь, но ничуть не приблизился к разгадке его тайны. Зато заметил, что остаток страницы и противоположная ей оставались совершенно чистыми.

Это же Книга Дней, с удивлением сообразил он; и страницы оставались пустыми потому, что заносить в книгу новые записи бьио обязанностью преемника Нортема. Как же он мог забыть? Как он мог столь ужасно пренебречь своим долгом? Поул поднял голову и увидел полку, на которой стояли все переплетенные Книги Дней. Сам того не сознавая, он нарушил традицию – традицию, которая поддерживалась с самых ранних времен существования Церкви Подлинного Бога. На какой-то миг Поул ощутил отчаяние. Как он мог так серьезно нарушить свои обязанности примаса? Как Господь мог позволить ему это сделать? И как могли это допустить его собратья-священники?

– Отец?

Поул обернулся. К нему обращался отец Роун, его секретарь и преемник в должности исповедника королевы Аривы. Роун смотрел со смесью озабоченности и любопытства.

– Да?

– Приходские священники ждут.

– Конечно.

– Отец, вы здоровы?

Поул помотал головой, прочищая ее. Роун истолковал этот жест неверно.

– Тогда мне сказать им, что вы идете?

– Да.

– Вы уверены, что с вами все в порядке?

Поул выпрямился и, нахмурясь, посмотрел на Роуна.

– Спасибо, у меня все прекрасно. – Роун повернулся, собираясь уйти, но Поул окликнул его. – После встречи я хотел бы кое-что с вами обсудить. Кое-что важное.

– Конечно, отец. – Роун кивнул. – У вас в кабинете?

– Нет. Здесь. Прямо здесь. – Он постучал по лежащей на пюпитре Книге Дней. – Прямо здесь.

Оркид деловито носился между своим кабинетом и кабинетом секретаря королевы, Харнана Бересарда, организуя первое заседание совета с тех пор, как на Гренду-Лир обрушились катастрофы. Канцлеру удавалось какое-то время откладывать его, но давление со стороны знатных семей и представителей торговых интересов Кендры, требующих возобновить регулярные заседания, росло с каждым днем: они хотели знать, что Арива здорова и по-прежнему способна править королевством, хотели сами увидеть ее. Чтобы подвигнуть на это Ариву, ему потребовалось целую неделю уговаривать ее и спорить с ней, но в конечном итоге она все-таки согласилась. Теперь у него была одобренная королевой повестка дня, и он шел к Харнану, чтобы тот отправил вызовы членам совета. Дорогу ему преградила внушительная фигура Деджануса. Оркид оторвал взгляд от своих заметок, коротко кивнул и двинулся обойти его.

Деджанус вытянул руку, преграждая ему путь.

Канцлер остановился.

– Что это значит, коннетабль?

– Поговорить надо, – сказал Деджанус.

Оркид почувствовал, как от него разит вином. Это был плохой признак – и повод для беспокойства.

– Конечно, но нельзя ли подождать с этим? Мне надо увидеть Харнана Бересарда касательно отправки вызовов королевы на заседание государственного совета.

– Самое время, – грубовато усмехнулся Деджанус. – Частично я об этом и хочу потолковать. Вызовы могут немного обождать.

– Вы хотите поговорить здесь? В коридоре? Деджанус огляделся кругом.

– Услышать нас некому, поблизости никого. Тут безопасней, чем у вас или у меня в кабинете, где нас в любой миг могут прервать секретари или гвардейцы.

Оркид глубоко вздохнул.

– Отлично. О чем речь?

– Как я сказал, частично это связано с предстоящим заседанием совета.

– И что?

– Мы будем обсуждать создание новой армии и отправку ее на север против принца Линана.

Это было утверждением, а не вопросом.

– Конечно.

Оркид нахмурился, догадываясь, к чему клонит Деджанус.

– Я хочу командовать ей.

Оркид пожал плечами.

– Принимать такие решения, естественно, прерогатива королевы…

– Просто дело в том, что именно мне следовало командовать последней армией, а не тому злосчастному аманиту, мужу королевы.

– Поосторожней с тем, что говоришь о Сендарусе, болван. Он ведь был и моим племянником, а не только возлюбленным Аривы…

– Не указывай мне, что можно, а чего нельзя говорить! – закричал Деджанус.

– Ради бога! – прошипел Оркид. – Потише!

Судя по виду Деджануса, тот собирался поорать еще, но здравый смысл возобладал, заставив его успокоиться.

– Мы с тобой заключили договор, Оркид Грейвспир, ты да я, договор, скрепленный кровью короля Береймы. Ты держал короля за руки, когда я вонзил клинок ему в шею. И я могу говорить все, что пожелаю – о Сендарусе или о самой королеве, если уж на то пошло. – Он ткнул Оркида в грудь огромным тупым пальцем. – Я хочу командовать новой армией. Мне ее задолжали.

Канцлер не ответил, но мысли его летели вскачь. Деджанус делался неуправляемым. Впервые за долгое время Оркид стал опасаться за личную безопасность.

– Когда на совете об этом зайдет речь, я хочу иметь твою поддержку.

Оркид кивнул.

– Я посмотрю, что можно для тебя сделать.

– Ты не посмотришь, а СДЕЛАЕШЬ, канцлер, – поправил Деджанус. – У тебя здесь на кон поставлено больше, чем у меня. Если Арива прознает, что ты сделал с ее братом, мы оба лишимся жизни, но Аман потеряет все.

Оркид снова ничего не сказал, но Деджанус увидел, как кровь отхлынула от его лица. Коннетабль мрачно улыбнулся.

– Приятно было немного поболтать.

Он похлопал Оркида по плечу. И ушел, оставив его неподвижным как скала.

У Эдейтора Фэнхоу уже вошло в привычку навещать принца Олио на южной галерее с великолепным видом на Кендру и порт. Зачастую они просто стояли бок о бок, сознавая общество друг друга, но не навязывая его. Когда же они разговаривали, речь могла идти о чем угодно, но в конечном итоге Эдейтор всегда подводил разговор к Ключу Сердца. Иногда Олио сердился из-за этого, но обычно, казалось, чувствовал, что в этой теме есть что-то важное – что-то очень важное, – и старался ответить на любой вопрос, заданный Эдейтором, пытаясь в свою очередь придумать какие-то вопросы.

Иной раз Эдейтор начинал беседу, заводя речь о матери принца, еще одной из его любимых тем.

– Вы виделись с ней?

– О, нет, – вздохнул Олио. – Она чересчур занята. Гренда~Лир ведь очень большое королевство, а она стоит во главе всего. – Он покосился на собеседника. – Вы знаете, что у матушки есть военный флот?

– С кораблями? – Эдейтор прикинулся удивленным.

– Ну конечно, с кораблями. Именно они-то и составляют военный флот. Боевые корабли. Уйма кораблей. Некоторые из них видны и отсюда. – Он указал на причалы. – Ну, их видно, когда они у пирса, – несколько безразличным тоном добавил он.

– Я тоже давно не видел вашу матушку. С год или дольше.

– Ну а с какой стати ей желать увидеться с вами?

– С той, что я прелат теургии.

– Ах, да. Помню. Вы важный чиновник.

– Да, хотелось бы думать именно так.

– Хотя и не столь важный, как принц.

– Безусловно. Важнее принца только королева. Олио кивнул.

– Я собираюсь попросить матушку сделать меня адмиралом военного флота.

– Адмиралом?

– Да. Тогда она даст мне Ключ Меча.

– Это ваш любимый Ключ?

Олио нахмурился, размышляя.

– Думаю, да. – Он помассировал виски. – Иногда… – Голос его стих.

– Иногда?

– Иногда мне думается, что мой самый любимый не он. Иногда мне кажется… – Голос его снова растаял.

– Ключ Сердца.

Принц в удивлении поднял взгляд.

– Да. Как вы узнали?

– Мы уже говорили об этом.

Олио внезапно принял очень мудрый вид.

– И поговорим об этом снова, не так ли?

– Только если вы хотите, – мягко уточнил Эдейтор.

– А вам хотелось бы поговорить об этом.

– Да.

– Вы говорите об этом с другими?

Эдейтор чуть не сказал: «Постоянно» – но как он объяснит, что попросил лучшие умы теургии попытаться выяснить, каким образом Ключ Сердца отправил Олио обратно в детство, начисто стерев взрослого человека, каким он был?

– Да, время от времени.

Теперь вид у юноши стал не мудрый, а проницательный.

– А почему ВЫ так интересуетесь этим Ключом?

Эдейтор задумался, как лучше ответить, и сказал:

– Ради вас.

– Ох, – только и произнес Олио, принимая ответ.

В конце концов, он ведь был принцем, и множество людей делало многое ради него. За исключением матери. Ему хотелось, чтоб она делала для него побольше. Он так давно не виделся с, ней, что иногда плакал, когда думал об этом, но только-оставаясь в одинлчестве. Ему не хотелось, чтобы кто-то узнал о его слезах. Принцам не следовало плакать. Особенно принцам, которые хотели быть адмиралами военного флота. А потом Олио в голову пришел вопрос, который удивил его; он не был уверен, что понимает все, вытекающее из него.

– Почему ради меня? – быстро, словно боясь забыть, спросил он.

– Потому что я забочусь о вас.

Олио нетерпеливо замахал руками.

– Нет-нет, я не это имел в виду. – Он снова прижал ладони к вискам. Почему думать бывало иногда так трудно? – Я имел в виду… я имел в виду…

Вопрос по-прежнему оставался на месте, но было трудно выдавить его из себя. И он медленно, подчеркивая каждое слово, произнес:

– Почему – интересуетесь – им – ради – меня?

Эдейтор был захвачен врасплох. В некоторых отношениях это был как раз тот вопрос, которого он ждал – вопрос, позволивший увидеть какой-то проблеск прежнего Олио. Прелат провел языком по губам и медленно произнес:

– Потому что этот Ключ однажды причинил вам вред.

Олио удивленно моргнул и на шаг отступил от прелата.

– Причинил мне вред? Один из Ключей? Матушка применила его мне во вред? – От страха голос его стал повышаться.

– Нет! – поспешил успокоить его Эдейтор. – Ваша матушка никогда-никогда не причинила бы вам вреда. Вы применили его!

Принц замер.

– Применил его?

Эдейтор мог лишь кивнуть. Он чувствовал – знал, – что близок к чему-то важному, близок к восстановлению связи с прежним Олио, но в то же время понимал, что утратил управление беседой и не представлял, что сказать дальше.

– Я его применил, – проговорил Олио, и хотя он по-прежнему смотрел на Эдейтора, но видел нечто совершенно иное. – Я применил его, – повторил он и опустил голову, словно его одолела неимоверная усталость.

Эдейтор положил ладонь ему на плечо.

– Ваше высочество?

Олио покачал головой.

– Как я мог применить один из Ключей? Ведь я же не маг. – Он остро поглядел на Эдейтора и схватил его за руку. – Но я помню. Помню, как он был у меня.

В тот миг вернулся прежний Олио. Эдейтор понял это не по выражению лица принца – по неожиданной силе в его голосе. Но прежнее «я» снова исчезло – так же быстро, как и появилось – и за руку его держал уже растерянный, сбитый с толку мальчик.

Принц моргнул, выпрямился и показал вдаль.

– Видите? Вон в порт возвращается боевой корабль. Разве он не прекрасен!

Эдейтор не знал, смеяться или плакать. Олио вплотную приблизился к избавлению от болезни, но в конечном итоге у него просто не нашлось необходимой силы. И чем больше времени проходило, тем больше прелат убеждался в том, что ни он, ни кто-либо иной не мог помочь Олио в этом.

А затем настала его очередь моргнуть и выпрямиться. «Ни один человек не обладает той силой, какая требуется принцу, – сказал он себе. – А это значит…»

– О боже, ну конечно, – произнес он вслух.

– Ну конечно что? – спросил Олио.

– Ничего, ваше высочество. – Эдейтор покачал головой. – Мне надо идти.

– В самом деле? Сейчас?

Эдейтор похлопал принца по руке.

– Но я вернусь. Скоро. Обещаю.

Олио пожал плечами.

– А куда вы идете?

– Повидать королеву, – рассеянно ответил Эдейтор.

Он уже думал, как предложить Ариве то, на что – он был уверен – она пойдет крайне неохотно.

– Королеву? Она вас примет? По-моему, ей следовало бы сначала встретиться со мной, а уж потом с вами.

Эдейтор сообразил, что именно он так небрежно обронил, и снова увидел обиду на лице Олио.

– О нет. Я не настолько важная птица, чтобы когда-нибудь встретиться с королевой лично. Я имел в виду, что поговорю с одним из ее чиновников.

– А-а. – Олио успокоился и снова стал любоваться портом. Эдейтор поклонился и покинул южную галерею. Выйдя, он на миг остановился, чтобы сориентироваться, а затем поспешил к покоям Аривы. Когда он добрался до них, его остановили двое караульных гвардейцев. Он потребовал встречи с королевой, и один из гвардейцев отправился передать его просьбу. Вернулся он в сопровождении Харнана Бересарда.

– Прелат Фэнхоу? Чем могу помочь?

– Ничем, Харнан. Мне нужно срочно встретиться с королевой.

– Ее величество крайне занята важными государственными…

– …делами, – закончил за секретаря Эдейтор. – Да, я уверен, что занята. Но мне нужно поговорить с ней об Олио. – Он покачал головой. – Мгм, о принце Олио.

Харнан с сомнением посмотрел на него.

– Понимаю. В каком именно плане?

– Думаю, это должно остаться между мной и королевой.

Харнан заметно напрягся.

– Понимаю, – повторил он, почти не шевеля губами. – Я передам вашу просьбу.

– Я подожду ответа здесь, – заявил Эдейтор, пытаясь выглядеть, как человек, которому мысль о возможности задержки и в голову не придет.

– Как угодно, – отозвался Харнан и ушел.

Преграждавшие путь Эдейтору гвардейцы смотрели на него так, словно он был ненужной и неприятной помехой, и в душе у него взяла верх природная робость. Он избегал встречаться с ними взглядом, делая вид, что разглядывает потолок, свои башмаки, ногти. Время тянулось, он чувствовал себя все неуютней и уже начинал жалеть, что вообще пришел сюда. Но затем все сомнения исчезли – когда за спинами караульных появилась сама Арива с нехотя следующим за ней Харнаном и приказала пропустить прелата. Гвардейцы вытянулись по стойке «смирно», и Эдейтор бочком-бочком пробрался мимо них. Он поклонился Ариве и высокомерно посмотрел на Харнана. Арива взяла его под руку и увлекла прочь от посторонних ушей.

– Что с моим братом? – В ее голосе звучала странная смесь надежды и угрозы.

– Думаю, я знаю способ помочь ему…

– Как? – перебила она.

– …но он рискованный и может привести к усугублению болезни его высочества.

Арива поймала его взгляд. Эдейтору подумалось, что глаза у нее холодны как лед. По спине его пробежал холодок.

– Какого рода риск? Это какой-то новый вид магии, измышленный Теургией?

– Нет, ваше величество. – Эдейтор покачал головой и указал на Ключ Сердца у нее на шее. – Он в применении вот этого.

– Вам следует знать, что я уже пыталась применить его.

– Я догадывался, что вы попытаетесь. Но при этом вы вообще ничего не почувствовали.

– Откуда вы знаете? – резко спросила она и схватила его за руку, до боли сжав ее.

– Потому что Ключ настроился на Олио. Теперь только он может применять его, если кто-то не готов пожертвовать собой, чтобы завладеть им.

Арива побелела.

– Я должна поступить так, чтобы спасти брата?

Эдейтор в ужасе посмотрел на Ариву.

– Вы, ваше величество? Нет, никогда! Такая цена была бы слишком велика – даже ради Олио.

– Значит, вы предлагаете, чтобы собой пожертвовал кто-то другой? – Она посмотрела на него с неожиданным уважением. – Вы предлагаете себя? Неужели вы настолько сильно любите моего брата?

– Если бы это пошло ему на пользу, то да, предложил бы себя, – не задумываясь, ответил он, а затем умолк, удивленный таким признанием. – Но думаю, Ключ не позволил бы мне это сделать.

– Тогда что же именно вы задумали? – нетерпеливо спросила она.

– Мы дадим применить его Олио.

Арива отступила от Эдейтора, глядя на него как на идиота.

– Но ведь именно Ключ и вызвал поразившую его напасть!

– Когда мы – ваш брат и я – беседуем, бывают мгновения, когда я вижу в нем прежнего принца. Словно он заточен в тюрьме собственного разума, но как бы упорно он ни старался, у него не хватает сил вырваться на волю. А у Ключа как раз есть нужная ему сила.

– Вы не знаете наверняка, прелат Фэнхоу. Эта попытка может с такой же вероятностью ухудшить его состояние или даже убить.

– Может, ваше величество, – признал он. – Но не думаю, что это произойдет. Я считаю, что раз принц настроен на Ключ, то он сможет применить его для самоисцеления.

– Тогда почему он не сделал этого сразу, как только заболел?

– Потому что перебрал с применением Ключа. И Ключ подчинил его. Теперь же, когда они так долго пробыли друг без друга, принцу, возможно, удастся вновь утвердиться в качестве хозяина.

Арива снова взяла Эдейтора за руку и притянула к себе.

– Но вы не уверены, не так ли?

– Как я сказал, риск есть.

Арива долго не говорила ни слова, и Эдейтор затаил дыхание.

– Если я соглашусь, когда мы этим займемся? – спросила она наконец.

– Мы дадим ему Ключ в одно из тех мгновений, когда он больше всего похож на прежнего себя. Будем надеяться, его окажется там достаточно, чтобы применить Ключ.

– Я подумаю над этим и дам знать о своем решении. – Арива кивнула. – И от всей души желаю, чтобы вы придумали какой-нибудь другой способ.

– Так же как и я, ваше величество, – согласился Эдейтор.

После встречи с приходскими священниками отец Роун последовал за Поулом в библиотеку. Поул остановился перед Книгой Дней.

– Вы знаете, что это такое?

– Конечно, ваша милость, – ответил Роун.

Поул положил ладонь на книгу и побарабанил пальцами. Роун терпеливо ждал. Наконец примас заговорил:

– Одна из моих обязанностей – вносить записи в эту книгу.

– Да, ваша милость.

– Каждодневно.

Роун кивнул.

– С тех пор, как умер мой предшественник, мои мысли занимало весьма многое.

– Произошли значительные и трагические события, – поддакнул Роун, начиная теряться в догадках, в чем же суть этой беседы.

– Для меня оказалось невозможным справляться со всеми обязанностями примаса. В конце концов, наследование сего поста оказалось неожиданным.

– Неожиданным? – Роун поднял брови. – Но разве примас Нортем не сообщил вам имя божье…

– Да-да, – раздраженно перебил его Поул. – Я не имел в виду, что МОЕ наследование было неожиданным. Я хотел сказать… – Он протер глаза большим и указательным пальцами. – Боже… я хотел сказать, что СМЕРТЬ Нортема оказалась неожиданной.

– Ах да, конечно.

– Суть в том, что вам, как секретарю, думаю, следовало напомнить мне о моих обязанностях, когда я пренебрег… нет… ненамеренно уклонился… от их выполнения.

– Понимаю, – упавшим голосом промолвил Роун.

– Разумеется, это не выговор…

– Конечно, – согласился Роун, но Поул видел, что священник этому не верит.

– Просто я знаю, как вы преданны своей службе, и хотел бы, чтобы мне показывали, где наблюдаются определенные недостатки… – Вместо окончания фразы Поул туманно помахал в воздухе рукой.

– Понимаю, и благодарю вашу милость за указание на мои ошибки.

– Я принимаю как данность, что являюсь всего лишь слабым человеком, столь же подверженным оплошностям, как и любой другой – как подвержены им мы оба, – и нахожу необходимым, чтобы мне время от времени напоминали, когда я не оправдываю ожиданий. Таких, как заполнение Книги Дней.

– Понимаю, ваша милость. В дальнейшем я приложу больше стараний.

Поул попытался улыбнуться, но от этого его лицо лишь сделалось еще мрачнее.

– Хорошо. Превосходно. Могу я спросить у вас, почему вы не напомнили мне о Книге Дней?

– Простите, но я думал, что у вас и так чересчур много забот в тяжелые времена, последовавшие за смертью примаса Нортема, и боялся обременять вас необязательными мелочами. И я не был уверен, что вы забыли. Вы могли прервать продолжение традиции и по какой-то другой причине.

– Понятно. Ну, теперь мы оба лучше понимаем, на чем стоим.

– Да, ваша милость.

– Хорошо. Благодарю вас.

Роун поклонился и вышел. Поул смотрел ему вслед, безмолвно кляня себя за запугивание Роуна; ведь священник не сделал-ничего, заслуживающего подобной немилости – Роун не был виноват в том, что, сам того не ведая, заменил Поула в качестве намеченного его предшественником кандидата в примасы Церкви. Знание об этом и толкнуло Поула на убийство Нортема. Поул повернулся к книге и извлек из кармана в мантии перо и бутылочку чернил. Осторожно отвинтив крышку бутылочки, он обмакнул перо и поднял его, готовясь писать.

Но у него не было слов. У него напрочь отсутствовали какие-либо благочестивые мысли, какие-либо откровения. Поул, примас Церкви Подлинного Бога, не мог добавить в Книгу Дней ничего подлинного.