— Значит так, — пробурчал я, посмотрев на круглый потолок ресторана «Нева», который мне чем-то напомнил огромный светодиодный прожектор. — Луна в Водолее, Солнце в Козероге. Наше дело, Юрий Алексеевич, дрянь.
— Это как понимать? — развёл руки в стороны криминальный авторитет. — Я тебе в лучшем кабаке города накрыл такой стол. Я тебя, можно сказать, вернул в киноиндустрию. А ты мне туфту гонишь.
«Симпатичненький ресторанчик, надо бы сюда Нонну пригласить», — подумал я, отвернувшись от этой криминальной личности, которая сама нарывалась на перелом челюсти. Правда стены в цвет спелой сливы и стилизованный парус над маленькой музыкальной эстрадой не впечатляли. Было слишком простенько для элитного ресторана Ленинграда. А вот музыканты играли гораздо приличней, чем в «Ровеснике». Наверно, сейчас в 1964 году для лабуха пробиться в «Неву» — это всё равно, что в девяностые попасть на большую эстраду. Конкурс — сто человек на место.
— Дело в том, дорогой товарищ, что сегодня парад планет в созвездии Стрельца, — сказал я после небольшой паузы, сделав деловое и сосредоточенное лицо, — плюс Весы с Близнецами в асценденте. Кто же в здравом уме прёт Раком на Скорпиона? Да в такой день даже Вольф Мессинг ничего путёвого не предскажет. Нужно ждать, когда наступит полнолуние в Тельце. В Тельце наша сила, если он, конечно, из чистого золота.
— Какой Телец, какой Рак? — зашипел Юрий Алексеевич. — Ты мне хвостом не крути. Я — Юра «Горбатый», я за базар отвечаю. Я тебе помог, и ты будь человеком.
— Кто? — опешил я, вспомнив сериал «Бандитский Петербург», в котором Кирилл Лавров играл вора в законе Юрку «Барона», а прототипом для этого персонажа послужил вор «Горбатый» или Юрий Васильевич Алексеев. — Вот это кино, — присвистнул я, — Юрий Алексеевич или Юрий Васильевич Алексеев, как правильно?
— А ты часом не легавый? — пролепетал вор в законе.
— А ты про «Белую стрелу» что-нибудь слышал? — зловеще прошептал я, посмеиваясь над перепуганным авторитетом, хотя «Горбатый» держался более чем достойно, лишь в какой-то момент глазки вора чуть-чуть тревожно забегали. — Тайная организация, которая подчиняется только одному важному человеку в ЦК КПСС. Кому не знаю, и знать не желаю. Цели и задачи «Белой стрелы»: грохать воров в законе без суда и следствия. Вышел ваш брат на набережную покурить, вспышка и глухой хлопок с чердака соседнего дома, мозги на асфальте и только шляпа плавно планирует по воздуху.
— Это же беспредел. Гонишь? — выдавил из себя Юра «Горбатый».
— Сценарий пишу для одного детектива, — улыбнулся я, видя, как вспотел вор в законе. — Скажешь фантастика, нелепость и так не бывает? Зато, какой сюжет? Народ валом попрёт в кинотеатры. Аншлаги, государственная премия, квартира, дача, персональный автомобиль. Завидуйте мне люди, я работаю в советском Голливуде. Ха-ха. Теперь вернёмся к нашим предсказаниям. Сегодня не получится. Во-первых, на киностудии в должности я ещё не восстановился. Во-вторых, товарищ Киселёв мне пока не одобрил ни сценарную заявку, ни съёмки кинопроб.
— Так бы сразу и сказал, а то Рак в Скорпионе, — усмехнулся «Горбатый». — Ладно, сегодня у нас понедельник 8-е июня. Кубок Европы начинается 17-го числа, а 14-го в воскресенье я тебя найду. И если твой Киселёв начнёт ерепениться, то напомни ему как в 52 году его чуть-чуть блатные на перо не посадили. Тогда за него вор «Фиксатый» вписался. Жизнь спас.
— Хоть какая-то польза от вашего брата, — буркнул я и, допив очень приличный кофе, попрощался.
Покинув ресторан «Нева» я решил немного прогуляться, подышать свежим воздухом, полюбоваться архитектурой и подумать о будущем. Ибо далёкое будущее Ленинграда и всего Советского союза я знал не понаслышке, а вот что будет со мной в ближайшие несколько лет оставалось в непроглядном тумане.
Допустим, сниму я свой детектив со «знатоками», а что дальше? А дальше будет вот что: снятый за копейки и в сжатые сроки фильм, принесёт для киностудии и Госкино большие деньги, и высокое начальство потребует продолжения. То есть меня буквально заставят клепать по две картины в год, что неминуемо приведёт к зависти коллег, профессиональному выгоранию и нервным срывам. Кино вообще дело нервнозатратное. Зато я смогу выторговать себе отдельную квартиру, перевезу сюда из Москвы Нонну, если она, конечно, даст своё согласие, и куплю машину, наш замечательный советский драндулет. А «Пираты 20-го века» пока подождут, никуда они за пару лет не уплывут дальше Крыма.
Я подошёл к величественному Казанскому собору, украшенному масонской символикой, насладился огромным «Всевидящим Оком» и вдруг краем глаза заметил неприметного человечка в серой кепочке. И мне даже показалось, что этот тип тащился за мной от самого ресторана. Кстати говоря, у меня с детства имелась врождённая способность чувствовать, когда взглядом «сверлят» спину. И если этот взгляд был враждебный, то между лопаток пробегал еле уловимый холодок. Вот и сейчас был холодок.
Поэтому я медленно двинулся в направлении реки Мойки по Невскому проспекту, где уже суетились горожане, которые возвращались с работы домой. И в этой толпе я резко прибавил шаг. «Обложили меня, обложили», — хохотнул я про себя, так как к этому нелепому «хвосту» отнёсся как к обычной забаве. И затем там, где был дом купцов Серебряковых, я резко нырнул в низенькую арку, которая вела во двор. Я быстро пробежал по похожей на подземный переход арочке и затаился за углом, не обращая внимания на играющих во дворе детей. «Раз, два, три», — отсчитал я себе под нос и уверенно пошагал обратно на оживлённый Невский проспект. И расчёт мой оказался верным. С парнем в серой кепке, низко натянутой на глаза, я столкнулся нос к носу.
— Гражданин, который час? — спросил я, загородив ему проход.
— Что? Время? Скоро шесть, — буркнул он, попытавшись меня обойти.
— Я спрашиваю, который час вы сидите на моём хвосте? И кстати зачем? — я снова загородил проход незнакомцу.
— Тебе показалось, парень, — прошипел он, — дай пройти.
— Если в следующий раз мне ещё раз покажется, то кому-то мало не покажется, — хмыкнул я, освободив дорогу гражданину, который, скорее всего, не имел отношения к блатной публике.
— Угрожаешь? — неожиданно завёлся товарищ в кепке.
«Ну, точно, мент. Причём мент молодой, горячий, необъезженный и неопытный. Любое дело завалит, не моргнув и глазом, ибо бестолочь», — усмехнулся я про себя и ответил:
— Не люблю, когда смотрят в спину. Сразу становлюсь нервным и раздражительным. Могу лягнуть копытом. В следующий раз имейте это в виду, товарищ из милиции.
— Тебе показалось, парень, — пролепетал гражданин, нелепо улыбнувшись.
— Когда мне кажется, я крещусь, — хохотнул я и пошёл к станции метро «Невский проспект».
Настроение думать о будущем, как-то мгновенно улетучилось. Опять заморосил неприятный холодный дождь, на который ленинградцы, спеша по своим делам, даже не обратили внимания. А я подумал, что Юрку «Горбатого» пасут, причём пасут конкретно, если одного человечка бросили на меня. Следовательно, вор «Горбатый» где-то «наследил» и скоро отправится обратно отдыхать в санаторий-профилакторий к берегам реки Лены или Енисея. Либо пустится в бега, джентльмен удачи. Украл, выпил — в тюрьму, украл, выпил — в тюрьму, романтика.
Тем же вечером, когда стрелки будильника только-только отсчитали двадцать часов, в нашу коммунальную квартиру приехал Чарли Васильевич Чаплин. Точнее говоря кота, который беззаботно спал в переноске, привезла Нонна Новосядлова.
— Встречайте артиста! — крикнула она с порога моим соседям.
— Галина Васильевна, кормилец прибыл, — произнёс я, взяв переноску из рук актрисы и постучав в комнату соседей, которые жили наискось от меня.
Однако дверь открыла 11-классница Анюта и, бросив враждебный взгляд на красавицу Нонну, быстро забрала клетку с котом в себе и тут же закрылась на защёлку. Я даже не успел сказать, что Чаплину за гениальную игру на съёмочной площадке полагается дополнительная денежная премия.
— Ревнует, — улыбнулась Нонна, сняв с себя свето-серый плащ, — я тут пончики привезла, так мы кофе пить будем или как? Или мне лучше поехать в гостиницу?
— Какая гостиница, Нонночка? — выпучил я глаза, — когда я на «толкучке» купил настоящие колумбийские кофейные зёрна. Контрабандный товар, между прочим, завезённый через Монгольскую границу. Ха-ха.
— Ну и врун же ты, — захихикала актриса, войдя в мою комнату.
Затем мы почти два часа болтали о всяких малозначимых пустяках и о грандиозных планах на будущее. Я за это время несколько раз сначала размолол, а затем в кофейной турке приготовил на плите бодрящий и тонизирующий кофейный напиток, особо почитаемые в киношной тусовке. И вдруг Нонне надоело слушать мои фантазии о светлом будущем, о том какие нас там поджидают золотые горы, молочные реки и кисельные берега, и она спросила:
— А почему ты не интересуешься, как прошли съёмки, после твоего ухода?
— Это когда меня попросили закрыть дверь с той стороны? — недовольно пробурчал я, но, тут же улыбнувшись, произнёс, — вопрос от журнала «Советский экран». Нонна Николаевна, в то время, когда весь советский народ с замиранием сердца следит за съёмками новой кинокомедии «Зайчик», нам хотелось бы узнать из первых уст, как на съёмочной площадке идут дела? Какие там кипят страсти? И с кем целуется главный режиссёр, когда прозвучала команда: «стоп, снято»?
— Это такая неожиданность, — захлопала большущими ресницами Нонна. — Ещё никогда не давала интервью «Советскому экрану», хи-хи. Значит, отвечаю по порядку: с кем целуется режиссёр, я не в курсах, свечку не держала. А вот страсти у нас кипят не шуточные. Сегодня отсняли два крайних эпизода и в каждом сделали по восемь дублей.
— Сколько⁈ — неожиданно для себя самого вскрикнул я.
— Директор Иосиф Фёдорович в шоке, главный оператор Сергей Васильевич сидит злой как чёрт, но пока молчит. А главный режиссёр Леонид Фёдорович улыбается и говорит: «Всё хорошо, не надо волноваться, работаем с чувством, с толком, как полагается. Закончится плёнка, попросим ещё, не имеют право не дать».
— Наивный человек, — буркнул я и, вскочив со стула, стал наматывать по своей комнатёнке круги. — Это же плёнка «Кодак», которую приобрели за волюту. Да в Госкино дешевле заморозить съёмки фильма вообще, чем докупать новую партию. Или просто скажут, переснимайте всё на нашу родную «Свему» и не выделывайтесь. Святая наивность!
— Слушай, Феллини, а может ты заглянешь завтра в БДТ? — словно лисичка промурлыкала Нонна. — Наврёшь чего-нибудь Леониду Фёдоровичу, напугаешь его тем, что фильм могут закрыть? Надо спасать кино, я не хочу оставаться без работы. Тем более картина получается весёлая и смешная. И для меня этот фильм — дверь в светлое будущее.
Ничего не ответив, я посмотрел в окно, где огромные дождевые капли шлёпали по лужам. И подумал, что не должен я вмешиваться в это дело. Что касается работы для Нонны, то её скоро будет выше крыши. Мой многосерийный детектив — это раз, появится в продаже пластинка с песнями, начнутся музыкальные гастроли — это два. Единственный кто пострадает из-за недостатка плёнки — это сам Леонид Быков. Его режиссёрская карьера, даже не начавшись, полетит под откос. А начнёт скандалить и что-то доказывать, то завоюет репутацию проблемного режиссёра.
— Почему ты молчишь? — актриса тихо подошла и, прижавшись ко мне, тоже посмотрела на дождь за окном.
— Если я завтра появлюсь на съёмках и чего-нибудь с три короба навру, то толку не будет. Леонид Фёдорович должен сам понять, осознать и прочувствовать свою ошибку. А по поводу дальнейшей работы ты даже не переживай, лучше подумай, как осенью будешь совмещать учёбу со съёмками и концертами? Ты ещё пожалеешь, что связалась со мной. Ха-ха.
— А может быть, я уже жалею? — тихо пробормотала Нонна, прежде чем я её поцеловал.
Ночью мне не спалось. Но не по той причине, о которой многие бы подумали, если бы увидели прелестную гостью, которая мирно спала в моей кровати. Мне не давали уснуть мысли о светлом будущем, дверь в которое не так уж и просто открывалась, как я это обрисовал Нонночке. Изготовление «золотого ключика» от заветного замка требовало трудолюбия, интересных творческих решений и, конечно же, удачи. Куда без неё?
Поэтому в три часа ночи я корпел над синопсисом и аннотацией для «Следствия ведут знатоки». Настольная лампа была завешена небольшим пледом, чтобы свет не мешал отдыхать моей гостье, а сам я строчил краткое содержание первого фильма, в котором Знаменский, Томин и Кибрит будут расследовать похищение картины из Государственного Русского музея. Эрмитаж я пока решил не грабить.
К тому же мои преступники легко и красиво уходили через Михайловский сад, который вплотную прилегал к Русскому музею. Я даже представил, как поздно вечером один из преступников несёт по аллее сада картину, свёрнутую в рулон, словно лист ватмана, а его останавливает милиционер и просит закурить. Причём снять это нужно было с такого ракурса, чтобы зритель не видел лица преступника, и чтоб интрига сохранялась до самого финала детектива.
И вдруг на моё плечо легла чья-то ладонь. От неожиданности я чуть-чуть не подскочил со стула.
— Ты чего? — вздрогнула Нонна, одетая в мой необъятных размеров халат.
— Как чего? — улыбнулся я. — Да я чуть не родил. У меня преступник крадётся по аллеям вечернего сада, нервы, словно натянутые канаты, а тут подкрадываешься ты.
— Так, так, так, — произнесла актриса и, усевшись на мои колени, принялась читать мои закорючки, которые я старался делать поразборчивей. — Зина Колибри — это я что ли? Да?
— Не Колибри, а Кибрит, — проворчал я, так как никогда не любил, чтобы отрывали от творчества. — Ты почему не спишь? Тебе же завтра в кадр.
— Ничего, ничего, я ещё высплюсь. Значит Зина, хи-хи, продавщица из магазина, хи-хи. Ну, какая из меня милиционерша Зинаида? Это же просто смешно.
— Ничего подобного, — я снова недовольно пробурчал. — Во-первых, у тебя дворянские корни. Во-вторых, ты закончила с отличием институт имени Сурикова, и поэтому гениально рисуешь лица преступников по словесному описанию. В-третьих, играешь на гитаре. Я своими «Знатоками» создам новый тип милиционера — умного, интеллигентного, проницательного и красивого человека. Жаль, что это всего лишь фантастика. Но ради сказки люди и смотрят кино.
— Хорошо, допустим, — хитро улыбнулась Нонна. – А что я буду петь? Постой, паровоз, не стучите, колёса, кондуктор, нажми на тормоза. Хи-хи-хи.
— Кстати, о песне, — сказал я, подняв указательный палец вверх. — Товарищ Зинаида Кибрит, будьте так любезны, подайте инструмент, а то я до него не дотягиваюсь.
— Ты что? Все уже давно дрыхнут. А вдруг соседи вызовут милицию? — заулыбалась актриса, однако, протянув руку, сняла мою пошарпанную гитару со стены. — Как ты потом докажешь, что писал сценарий специально для милиционеров?
— Ничего, ночью шептать законом не запрещается. Поэтому буду петь шёпотом.
Нонна, разбираемая любопытством, тут же пересела на кровать, и вперилась в меня своими лучистыми огромными глазами. Я чуть-чуть поднастроил струны, которые за день успевали потерять нужное звучание. И перебором заиграл песню «Позови меня с собой» композитора и поэтессы Татьяны Снежиной, которую лихо исполняли сыщики из «Улицы разбитых фонарей».
Позови меня с собой, я приду сквозь злые ночи.
Я отправлюсь за тобой, что бы путь мне не пророчил.
Я приду туда, где ты нарисуешь в небе солнце,
Где разбитые мечты обретают снова силу высоты…
— Шикарная песня, — восторженно прошептала моя прелестная актриса. — Всё, я — Зина Кибрит, уговорил. Хи-хи.
Утром, проводив свою красавицу Нонну на служебный автобус, который от главного корпуса «Ленфильма» увозил почти всю съёмочную бригаду кинокомедии «Зайчик» в БДТ, я направился прямиком к директору киностудии. На проходной, сунув охраннику корочки курьера газеты «Ленинградская правда» и пробурчав, что у меня срочное письмо из Кремля для Ильи Николаевича, я потопал на второй этаж, где располагалась и дирекция, и главная редакция.
Я уже мысленно рисовал своё будущее исключительно в розовых тонах. Я представлял, как минимум через неделю начну снимать своё кино, которое меня прославит. Однако в кабинете товарища Киселёва меня даже не с первого раза узнали.
— Чего тебе, Петров? — пренебрежительно бросил Илья Николаевич.
— Васечкина потерял, — хмыкнул я.
— Какого Васечкина? — пролепетал директор.
— Который Петрова с детских лет знает, — тут же ответил я.
— А, это ты, шутник Антониони, извини, не узнал, закрутился, — захохотал Киселёв. — Чё пришёл-то? Заявление в отделе кадров не принимают? Скажи, я распорядился. У тебя всё? А то мне некогда. Скоро худсовет по картине «Поезд милосердия», а там целый вагон правок. Наснимали, понимаешь, для Дуньки Распердяевой, а мне разгребай.
— Мелочи жизни, если один вагон убрать, то от поезда не убудет, — криво усмехнулся я. — Так и быть, передам вору «Фиксатому», что всё у вас хорошо. Здоровье крепкое, заработок отличный, женщинам молодым вы нравитесь.
— Кхе, кхе, кхе, — три раза многозначительно кашлянул Илья Николаевич. — Слушай, Феллини, в ассистентах режиссёра тебя восстановят, это не вопрос. А вот кино я тебе снимать не дам. Ты мне тут целый талмуд приволок, — кивнул он на мою худенькую папку, где лежали всего несколько листков, аннотация и синопсис, — а мне твою галиматью читать некогда. И я право не имею дать тебе самостоятельную работу. Ты, пойми, ты пока никто. Образования у тебя нулевое, и опыт — нулевой. Так что вор «Фиксатый»…
— Понял, можете не продолжать, — буркнул я и развернулся на сто восемьдесят градусов.
Но как только я дошёл до двери в директорский кабинет, как только взялся за ручку, товарищ Киселёв крикнул:
— Да, стой ты! Давай так: неделю тебе на написание сценария 10-минутного короткометражного фильма и снимай, что хочешь. Снимешь чушь собачью для Дуньки Распердяевой, спишем плёнку как брак. Получится что-то стоящее, будем разговаривать дальше. Согласен?
— Считайте, что уговорили, — хохотнул я.