Гость из будущего. Том 1

Глава 11

Весь следующий пятничный день я из принципа на работу, с которой меня в «прекрасное далёко» несправедливо турнули, не пошёл. А что я там забыл? Трудовую книжку — начхать, заявление по собственному желанию — два раз начхать, пусть сами его сочиняют, хоть в трёх томах. А может быть, я на киностудии забыл сдать завхозу подотчётные халат, тапки и противогаз, на случай химической войны? Так мне их никто и не выдавал.

Вторые сутки подряд на душе скребли коты и кошки, зато я вдоволь валялся в кровати и строил планы на будущее. Ну, например, почему бы мне не сделать карьеру великого кочегара? Научусь бросать в печь уголёк с двух рук, и весь Ленинград будет ездить в мою кочегарку как в театр. Заодно там и на гитаре можно будет попеть. А ещё буквально по соседству пропадала карьера великого дворника. Почему бы не приделать веник к велосипеду и на такой колеснице объезжать весь Петроградский остров? Сразу стану местной знаменитостью.

Как бы сказал Маяковский: «У меня растут года, скоро будет двадцать пять, где работать мне тогда, где до воскресенья пропадать?». Кстати, вспомнив это поэтическое произведение: «Кем быть?», я впервые после худсовета улыбнулся. И мне сразу же захотелось есть. Живот недовольно заурчал, зато в голове наступила полная ясность: «Выперли с „Ленфильма“, поеду на „Таллинфильм“. Попрут оттуда есть ещё Свердловск и Пермь. Широка страна моя родная, а идей в моей голове ещё больше. Срочно надо писать заявку на „Следствие ведут знатоки“. Затраты копеечные, зато выхлоп колоссальный».

— Даешь Павла Знаменского, Сашу Томина и Зину Кибрит на кино и телеэкраны! — выдохнул я, подскочив с кровати.

На подоконнике у меня ещё с четверга прохлаждалась без дела банка тушёнки, полбуханки хлеба, немного гречки и две упаковки длинных макарон, самого высшего сорта. Почему-то эти изделия продавались в таких продолговатых бумажных коробочках и назывались макароны-соломка. Я взял на всякий случай две. И вот этот случай настал.

Правда, к тому моменту, когда я вылез из своей «берлоги», на кухне уже толкались почти все жители нашей коммуналки. Из комнаты напротив чистил картошку декоратор Юрий Иваныч, а из комнаты, которая была по диагонали, варила манную кашу Галина Васильевна из реквизиторского цеха. Кроме них за кухонным столом, что-то читала 11-классница Анюта и носились из кухни в коридор и обратно ещё два «мелких разбойника» из начальной школы. А на подоконнике, лениво дёргая хвостом, следил за процессом приготовления пищи чёрно-белый кот Чарли Василич Чаплин.

— Добрый вечер, соседи, — пробурчал я, набирая в кастрюлю воды.

— Здравствуй, привет, — почти синхронно кивнули дядя Юра и тётя Галя.

— Слышал, что уволили тебя, — немного скрипучим голосом произнёс Юрий Иваныч, — так ты не переживай, у нас в СССР безработных нет.

— Безработных нет, а статья за тунеядство есть, парадокс, — усмехнулся я, поставив кастрюлю на плиту.

— Почему? Всё логично, — возмутилась старшеклассница Анька. — Тех, кто работать не желает, нужно заставлять!

— Во-во, вести среди них воспитательную работу, — захохотал я. — Рассказывать лодырям о том, как космические корабли бороздят большой театр, чтобы они росли над собой.

— Точно, — усмехнулся дядя Юра, — бездельников перевоспитывать бессмысленное дело. Сколько я таких учеников перевидал — море. Придёт такой остолоп на работу, сначала газетку почитает, потом чай попьёт, потом идёт курить на полчаса. Где бы ни работать, только бы не работать.

— А что вы предлагаете? — пустилась в полемику тётя Галя, помешивая манную кашу.

— Как при Сталине? — буркнул он.

— К стенке что ли? — удивился я. — Нет тунеядцев — нет проблемы?

— Почему сразу к стенке? — обиделся Юрий Иваныч. — Артели обратно разрешить. Пусть такой бездельник хотя бы на себя работает. Пуговицы мастерит, пряжки для ремней, значки клепает.

— Разрешить частную собственность на средства производства — это не наш метод, — улыбнулся я и, погладив кота, догадался, что с этой манной каши, которую тётя Галя готовит на трёх взрослых человек, ему перепадёт совсем чуть-чуть.

— Правильно, не наш метод, — поддержала меня Галина Васильевна.

— А что тогда делать? — всплеснул руками Юрий Иваныч.

— А ничего, это родимое пятно капитализма потом само рассосётся, лет через двадцать, — хохотнул я и тут же обратился к соседке, — тётя Галь, а давайте я вашего Чарли Василича покормлю? У меня немного гречки осталось, её всё равно девать некуда.

— Ты сам-то, что будешь есть через неделю? — недовольно заворчал дядя Юра. — Что будешь жевать, когда деньги закончатся?

И вдруг меня как током шибануло. Я бросил короткий взгляд на настенный отрывной календарь, где уже значилось, что сегодня пятница 29 мая и вспомнил, что ещё два дня назад сборная СССР одолела сборную Швеции — 3: 1. И в той игре два мяча забил Виктор Понедельник и один шар загнал в сетку Валерий Воронин. А это значит, что «подпольный букмекер» Сан Саныч мне уже задолжал круглую сумму в 300 рублей новыми. Оставалось только Сан Саныча «взять за жабры», «потрогать за вымя» и причитающееся вознаграждение сунуть в бумажник.

— Что вы сказали? — пролепетал я. — Еда? С едой у меня порядок, ха-ха. На днях получу от Свердловской киностудии аванс за киносценарий, поэтому и с работой, и с деньгами — всё хорошо прекрасная маркиза, ха-ха. Кстати, Галина Васильевна, а я могу задействовать в съёмках вашего кота? 50 рублей выплачу хоть послезавтра.

— Я и сам за 50 рублей поснимаюсь, — пробурчал Юрий Иваныч.

— У вас дядя Юра нет такого шикарного хвоста, ушей и усов, — хмыкнул я, погладив Чарли Василича, который одобрительно мяукнул.

— Такие деньжищи, — смутилась соседка, а старшеклассница Анюта покраснела, словно рак, значит, на хорошее платье для выпускного вечера всё ещё не хватало некоторой денежной суммы. — Снимай Ваську так, задаром. Чего уж.

— Не-не, за бесплатно нельзя, деньги уже заложены в смету, — возразил я. — В нашей плановой экономике финансового бардака быть не должно. И именно об этом со страниц всех советских газет неустанно напоминает сам товарищ Хрущёв, — я многозначительно поднял указательный палец вверх.

Трогать за вымя букмекера Сан Саныча в кафе «Ровесник» я пришёл на следующий день примерно к 17.00. Трудящаяся молодёжь, отпахав сегодняшнюю субботнюю смену на фабриках и заводах, ещё не определилась, где провести досуг, поэтому свободных столиков в заведении пока хватало. Но я занял тот самый стол, за которым хулиган Сизый и познакомил меня со странным деловым мужичком, с Сан Санычем.

Далее я заказал сто грамм мороженого, кружечку кофе и, разложив перед собой свежий номер «Советского спорта», который купил в доказательство своей проницательности, принялся ждать. В зале негромко зазвучала приятная инструментальная музыка. А в «Советском спорте» львиная доля материалов была посвящена прошедшему матчу. Кстати, на первой странице красовался большой портрет Льва Яшина, которому редактор «Франс футбола» прямо перед игрой вручил приз лучшего футболиста Европы — легендарный «Золотой мяч».

«Н-да, были времена, — подумал я о сегодняшнем 1964 году в прошедшем времени, — и на Олимпиадах побеждали, и на чемпионатах Европы и получали на долгую счастливую память „Золотые мячи“. Тогда, то есть сейчас ещё никто не заикался о том, что мы — не футбольная страна».

— Что вы сказали? — спросил меня с соседнего столика мужчина интеллигентного вида примерно 60-ти лет.

— Я говорю, что Яшин — большой талант и большой спортсмен, но всё равно — мы не футбольная страна.

— Это из чего же следует? — мужчина от возмущения даже затрясся.

— Чтобы стать в авангарде мирового футбола нам не хватает трёх важнейших компонентов, — я показал три оттопыренных пальца.

— Ну-ну? — недовольно крякнул он.

— Климат у нас для футбола не подходящий, поэтому нам нужны крытые футбольные арены с настоящим травяным покрытием, чтобы играть круглогодично — это раз, — я зажал один палец. — Требуется профессиональный статус футболиста и соответствующий этому статусу образ жизни — это два. И иная методика подготовки юных футболистов — это три.

— Что вас, молодой человек, не устраивает в методике? — прорычал мужчина. — Я, между прочим, сам детский тренер. В нашей стране рождаются такие таланты, как Яшин, как Воронин, как Понедельник. Что вас не устраивает?

— Вопрос понят, — невозмутимо хмыкнул я. — Объясняю популярно. Я когда сам ходил на футбольную секцию, то на каждом занятии от тренера только и слышал: «Куда тащишь мяч? Отдай пас, я тебе говорю! Куда пошёл на третьего? Пасуй, не водись!».

— Правильно, нечего таскать мяч, он летит быстрее, чем человек бегает, — криво усмехнулся сосед.

— Вот по этой причине, даже игроки сборной страны у нас не владеют уверенным дриблингом. А даже если и владеют, то у них подсознательный страх его применять в реальной игре, когда над командой довлеет результат. А в Бразилии, Аргентине, в Италии, Испании, Голландии учат с точностью до наоборот. Сначала от детей требуют, чтобы они много возились с мячом, учились обводить, а уже к 14-и, 15-и годам прививают игру в пас.

— Бред, — рыкнул мужчина и уже хотел было броситься в спор, чтобы доказать мою некомпетентность, как вдруг к столику подошёл Сан Саныч в обществе двух симпатичных женщин лет 30-ти и в компании ещё одного представительного на вид гражданина.

— Вот, Эдуард Палыч, познакомься, — букмекер кивнул на меня, — это тот самый молодой человек, который угадал счёт матча СССР — Швеция и назвал тех футболистов, которые забьют мячи. Уникальный случай на моей памяти.

— Интересно, — пролепетал гражданин в дорогом костюме.

А мужчина с соседнего столика поклонился Сан Санычу, из чего можно было сделать вывод, что детский тренер здесь сидел не просто так, а по поводу. «Тоже видать, азартный знаток футбола», — усмехнулся я про себя, когда мужчина подскочил со своего места и кинулся извиняющимся тоном что-то нашёптывать на ухо Сан Санычу. Нужно было видеть, какое надменное и барское лицо скорчил в эти секунды букмекер.

— Чем занимаетесь в свободное от посещения кафе «Ровесник» время? — поинтересовался у меня Эдуард Палыч, услужливо помогая дамам присесть за мой стол, разговора, дозволяю ли я это сделать, даже не заводилось.

— Пишу сценарий для одной известной мировой кинокомпании, — официальным тоном ответил я и представился, — Ян Игоревич Нахамчук, писатель-сценарист, к вашим услугам.

— Ооо, писатель, это такая для нас честь, — улыбнулась одна из женщин с ярко-накрашенными полными губами. — Может быть, раскроете секрет, как вы угадали конечный результат?

— Ларчик открывается элементарно, — шепнул я и, чуть-чуть наклонившись, добавил, — гадаю на пивной пене. Но сразу оговорюсь, что «Жигулёвское» пиво для больших дел не годится. Из-за него возникает высокий процент непозволительного брака. Советую для гадания брать пиво «Рижское» не прогадаете.

— Ха-ха! — дружно захохотали обе женщины.

— Шутить изволите? — буркнул гражданин в дорогом костюме. — Ну, хорошо, завтра матч Олимпийского отборочного турнира между СССР и объединённой командой Германии. Какой, по-вашему, будет счёт?

— Счёт не скажу, но со 100% уверенностью заявляю, что на Олимпийские игры в Токио сборная СССР по футболу не попадёт, — улыбнулся я.

— Это любопытно, — задумчиво пролепетала вторая барышня с не менее броским боевым раскрасом на лице.

И тут, словно по заказу на маленькой эстраде «Ровесника» появились музыканты, и началась танцевальная программа. Рядом со мной на стул плюхнулся довольный Сан Саныч, порешав все вопросы с детским тренером, и прошептал:

— Хочешь получить деньги или есть желание сыграть ещё?

— Я бы сыграл ещё, но деньги сейчас нужнее, — так же тихо ответил я и букмекер, на удивление спокойно, отсчитал 300 рублей и положил передо мной несколько смятых купюр.

Увидев в моих руках двухмесячный заработок какого-нибудь честного работяги с завода, первая женщина с полными губами тут же заканючила:

— Эдичка, можно я потанцую с писателем? Ну, пожалуйста, пожалуйста.

— Валяй, — недовольно буркнул Эдуард Палыч.

И эта мадам, игриво хихикнув, буквально подпрыгнула со стула и, схватив меня за руку, потащила на танцпол. Кстати, моим мнением и желанием опять пренебрегли. Наверное, события последних дней нанесли моему мозгу некоторый размягчающий и распрямляющий извилины эффект. Поэтому я почему-то послушно поплёлся за полными виляющими бёдрами этой незнакомки. Оркестр «Ровесника» играл какую-то медленную приятную мелодию, и барышня с пухлыми губами, как только мы оказались в гуще танцующих, беззастенчиво прижалась ко мне своим пышным натуральным бюстом.

— Кстати, меня зовут Мила, — низким грудным голосом представилась она.

— Очень мило, — хмыкнул я и только теперь стал медленно соображать, что надо быстрее сделать ноги.

— А ты известный писатель или начинающий? — шепнула она прямо в ухо и как бы ненароком коснулась его губами.

— Да, я известный начинающий писатель. Работаю в Больших и Малых драматических театрах.

— Да обними меня как следует, я не кусаюсь, ха-ха, — Мила прижалась ещё сильнее. — А давай сбежим? Ну их к лешему, с их скучными разговорами. Можем взять бутылочку вина и поехать ко мне. Ведь завтра выходной.

— Не-не, меня дома жена с детьми ждёт, — помотал я головой и добавил, — благодарю за вальс. Это было не забываемо.

И только я сделал шаг на выход из кафе, как настырная подруга Сан Саныча и Эдуарда Палыча упрямо потянула меня обратно к столику. «Ладно, попрощаюсь и домой, ­– подумал я, — мне тут делать нечего. Не грели бы мой карман сейчас эти 300 целковых, то эта мадам на меня бы и не взглянула. Бежать, срочно бежать».

— Спасибо за компанию, — пролепетал я, когда Мила чуть ли не силой безуспешно попыталась усадить меня за столик, который уже был полностью заставлен выпивкой и закуской.

— А граммульку на посошок? ­– улыбнулся Сан Саныч, протянув мне рюмку с коньком. — За удачу на поприще спортивного прогнозирования.

— Играйте люди в спортлото, за это не осудит вас никто, — улыбнулся я. — До свиданья. Спасибо я не пью, — я отринул коньяк.

— Выпей хоть сок за компанию, — протянул мне фужер с томатным соком Эдуард Палыч. — Кстати, я твой сценарий могу показать кое-кому из деятелей культуры. Между прочим, имею полезные и хорошие связи.

— Ладно, за полезные связи, — пробурчал я и сделал большой глоток сока.

«Мать твою», — выругался я про себя, так как в фужере кроме жидкости, изготовленной из томатов, оказался ещё и коньяк, а возможно ещё что-то химическое. В голове моментально зашумело и праздник жизни, который только-только разгорался в этом увеселительном заведении, перед глазами стал медленно раскачиваться, словно гулянка шла на корабле.

— Янчик, тебе нехорошо? — потянула меня за руку Мила.

«Если сейчас сяду, то мне каюк, проснусь в чужой кровати без копейки денег, ещё и должен останусь за что-нибудь, как пить дать», — пронеслось в моей голове и я, криво усмехнувшись, махнул рукой и нагло заявил:

— Сейчас спою.

После чего быстро посеменил к эстраде, вспомнив похожий эпизод из «Бриллиантовой руки». Как-то же за счёт песни Семён Горбунков выскользнул из рук бандитов, чем я хуже? Кстати, музыканты закончили очередной фокстрот, поэтому я в возникшей паузе успел попросить:

— Мужики, можно песню про зайцев? Слова народные, музыка тоже родом из народа.

— Спеть, что ли хочешь? — хохотнул руководитель ансамбля и, подмигнув своим товарищам, сказал, — давай смелее, парень. Между прочим, можем и подыграть за отдельную плату.

— Годится, — согласился я и, еле-еле дойдя до микрофона, обратил внимание, что грудастая и губастая Мила и её гад-дружок Эдуард Палыч тут как тут, ждут моего фиаско, как и все собравшиеся на танцполе люди.

«Что, захотелось над пьяным дураком покуражиться? Окей, сейчас я вам покажу настоящий твист!» — подумал я и взял в руки гитару, затем помотал головой, чтобы успокоить, раскачивающийся перед глазами пол, но сделал только хуже. К тому же слова песни про зайцев напрочь вылетели из памяти. «Значит, петь буду на автомате», — решил я и, ударив по струнам, буквально захрипел одну любимую с детства вещицу, которую мог исполнять в любом состоянии тела и рассудка:

Я бегу по выжженной земле,

Гермошлем, захлопнув на ходу,

Мой фантом стрелою белой на распластанном крыле,

С ревом набирает высоту.

Я эту песню впервые услышал в середине 70-х годов. У нас тогда почти весь двор учился играть на гитаре именно «Фантом». Уже значительно позже сочинение неизвестного автора, который, наверное, повоевал во Вьетнаме, стал петь с экрана телевизора «Чиж». А сейчас эта с бешенным темпом вещь вызвала настоящую оторопь у зрителей, слушателей и музыкантов.

— Давай, родимые! — заорал я. — Барабаны, контрабас, давай, давай не спим! Ееее!

Вижу в небе белую черту,

Мой фантом теряет высоту.

Катапульта — вот спасенье, и на стропах натяженья,

Сердце в пятки — в штопор я иду!

Наконец, народ в зале расшевелился и энергично задёргался, а местный оркестрик очень ловко подхватил простоватую мелодию «Фантома» и я рубанул в микрофон во всю силу своих лёгких:

Вновь иду по проклятой земле!

Гермошлема нет на голове!

Сзади, дула автоматов в спину тычут мне солдаты,

Жизнь моя висит на волоске.

И вдруг пол, который раскачивался перед глазами, стал качаться и под ногами. Поэтому допев куплет, гитару я быстро вернул музыканту из оркестра и решил, что реветь слова песни буду до тех пор, пока не лягу плашмя. Кстати, на звук ураганной мелодии среди танцующих показался наряд милиции, и мои отравители заметно приуныли. Однако это ещё был вопрос — где мне лучше оказаться, в отделении за решёткой, на жёсткой лавке или в мягкой кровати отравительницы Милы? Ведь что в милиции, что у этих жуликов денег своих я больше не увижу.

Кто же тот пилот, что меня сбил? —

Одного вьетнамца я спросил.

Отвечал мне тот раскосый, что командовал допросом:

Сбил тебя наш летчик Ли Си Цын!

— Еееее! — выкрикнул я в последний раз и, практически теряя сознание, еле-еле захрипел в микрофон:

Это вы, вьетнамцы, врете зря,

В шлемофоне четко слышал я:

Коля, жми, а я накрою, Ваня, бей, а я прикрою,

Русский ас Иван подбил меня…

Солнечный свет из-за неплотно задёрнутых штор внезапно упал на мои закрытые глаза. «Деньги? Где деньги?» — тут же подумалось мне, и я автоматически сунул руку в карман брюк. «Неужели не обшмонали? — была вторая мысль, когда пальцы нащупали нетронутые денежные купюры, — фантастика! Стоп! А что же я в одежде-то лежу и самое главное где?». Я приоткрыл один глаз и увидел женщину, которая сидя за столом, пила кофе и читала книгу. Образ женщины с книгой никак не вязался с вульгарной подружкой Эдуарда Палыча, которая, прежде всего, лишила бы меня всей наличности. «Неужели я в милиции? Не может такого быть! Раскладушки в милиции не выдают. Скорее всего, это чья-то комната или квартира», — подумал я и, чуть-чуть приподнявшись, аккуратно кашлянул:

— Кхе.

— Доброе утро, Феллини, — улыбнулась подозрительно знакомая женщина с приятным голосом и с очень приятным лицом, — кофе будете?

— Кофе в раскладушку, это очень романтично, — виновато улыбнулся я. — А я кажется, вас знаю. Я вас как-то видел на «Ленфильме» и в кино «Последний троллейбус».

— Ну, во-первых, не последний, а «Первый троллейбус», — хихикнула актриса Ирина Губанова. — А во-вторых, за то, что я вас вчера спасла, можно сказать — отбила у наряда милиции, с вас роль в кино. Скажите, зачем же так пить?

— Это меня отравили враги советской власти, — простонал я, встав с раскладушки. — Подсыпали что-то в томатный сок. Хотели выведать военную тайну, но я им ничего не сказал. И к огромному сожалению, роль пообещать не смогу. Меня ведь с киностудии Илья Николаевич на днях уволил.

— Подумаешь, — снова хихикнула актриса, — через неделю попросите у него прощение, он мужчина вспыльчивый, но отходчивый. Помилует.

— Ну, тогда считайте, что роль у вас уже в кармане, — буркнул я, и мне нестерпимо захотелось кофе.