Госпожа Печалей

Глава пятая

Махьяру казалось, что он выхлебал половину моря. Другая половина стекала с промокшей насквозь одежды. Еще раз откашлявшись и выплюнув очередную порцию воды, он опустился на выступающую из песка каменную плиту. Потом посмотрел на распростертое неподалеку тело и покачал головой.

У богов своеобразное чувство юмора.

Чудо, что Махьяр не утонул, когда падал мост. Ударившись о воду, он потерял боевой молот и яростным усилием успел только разорвать ремни кирасы, прежде чем ее тяжесть утащила его в глубину. Сквозь толщу воды он видел многих не столь удачливых людей, которых тянули на дно стальные кольчуги. Когда же он вырвался на поверхность, там царил настоящий бедлам. Люди в отчаянии молотили руками и ногами, пытаясь найти хоть что-то, что поможет им удержаться на плаву, не даст утонуть. А над несчастными, безмолвные, как сама смерть, парили призраки. Устав ждать, неупокоенные устремлялись вниз, расправляясь с теми, кому удалось уцелеть при крушении.

Махьяр до сих пор не понимал, почему призраки не набросились на него. Он счел это настоящим чудом, даром самого Зигмара. Жрец поплыл к берегу, но тут заметил кого-то, барахтающегося в попытках удержаться на воде. Он, получивший отсрочку, почувствовал себя обязанным спасти несчастного и добрался до утопающего как раз в тот момент, когда тот с головой ушел под воду. Махьяр поймал и вытащил бедолагу. Это оказалась женщина. Она была без сознания, и он поплыл к берегу, поддерживая ее и увлекая за собой.

Только выбравшись на пляж, Махьяр разглядел спасенную. Ирония случившегося добавила катастрофе капельку горького юмора. Он спас Кветку. Распознай Махьяр ее раньше, возможно, он и позволил бы ей утонуть. Возможно, именно поэтому его подтолкнули спасти ее. Преподав урок смирения, умения отбрасывать предрассудки, урок подчинения воле Зигмара. Урок веры в высшую мудрость Бога-Царя.

Махьяр поднялся и, пошатываясь, подошел к Кветке. Она дышала — что ж, и то хорошо. Кожа ее посинела, тело под мокрым балахоном дрожало. Махьяр и сам страшно мерз и мог только представлять, насколько хуже сейчас этой книжнице, укреплявшей знания в ущерб физической выносливости. Жрец окинул взглядом берег, разыскивая что-нибудь из чего можно было бы попытаться разжечь костер. Но не увидел ничего, кроме песка и щебня Утопленного Города. А все, что находилось дальше от берега, скрывала завеса тумана.

— Да направит меня Зигмар, — пробормотал Махьяр.

Нужно найти хотя бы груду камней, которая заслонит их от промозглого бриза, дующего с Мора Слез. Заметив подходящее местечко, он наклонился, чтобы поднять Кветку, но тут уловил краем глаза какое-то движение. Махьяр повернулся к воде, безоружный, но готовый встретиться с тем, что приближается к берегу, и, если надо, сойтись с врагом в рукопашной.

Темная фигура брела по стоячей воде. Сперва Махьяр разглядел только копну спутанных волос. Потом проявилось лицо: осунувшееся, напряженное, но не такое бледное, как лицо трясущейся Кветки. На тощей фигуре болтался пурпурный балахон, и Махьяр с удивлением узнал этого человека. Гаевик, чародей, чьи предсказания при расшифровке могильных песков запустили всю эту череду трагических событий. В душе воина-жреца зашевелились подозрения: робкий и слабый заклинатель выжил, в то время как многие более крепкие люди погибли. А когда Махьяр заметил, что вышедший из моря колдун совершенно сухой, тревога его обострилась стократ.

Добравшись до пляжа, Гаевик остановился и улыбнулся. Улыбка его была неуверенной, нервной. Кроткой и настороженной разом. Такое проявление застенчивости могло бы обезоружить Махьяра, если бы не сухость одежды чародея.

— Значит, я не единственный, кто уцелел. — В голосе Гаевика прозвучало облегчение.

— Милостью Зигмара, некоторые из нас выжили, — ответил Махьяр, подозрительно рассматривая заклинателя. — Возможно, и другие боги сочли нужным вмешаться.

Гаевик съежился, осознав, в чем его обвиняют.

— Я… я не… не последователь… не из рабов Нагаша… — Взяв себя в руки, он заставил себя посмотреть в глаза Махьяра. — Ночные охотники едва не схватили меня на мосту. Я бы не уцелел, если бы заранее не подготовил заклинание.

— Знакомые духи предупредили? Посоветовали, чего ожидать и как спастись? — Махьяр почти рычал, сжимая и разжимая пальцы, будто хотел не разогнать кровь в мерзнущих руках, а стиснуть горло чародея.

— Нет! — выкрикнул Гаевик. — Я не знал! Откуда я мог знать? Если бы я был настолько бессердечен… — Он указал на Кветку. — Я, когда шел по дну, видел, как ты плыл надо мной. И подтолкнул тебя к Кветке, чтобы ты спас ее.

Красная вспышка гнева застила Махьяру глаза. Одно дело — когда твоей судьбой управляет Зигмар, и совсем другое — когда тобой манипулируют при помощи колдовства. Это уже на грани кощунства. Возможно, стоит все-таки придушить заклинателя.

— Еще одно свидетельство того, что ты знал, что случится, и был готов к этому. Ты забыл, что я был там. Был на маяке Бельвегрода, когда проницатель обратился к могильным пескам. Это твоим наблюдениям уделили во время гадания наибольшее внимание. И ты запросто мог скрыть часть того, что видел. Превратить предвестие гибели в обещание спасения. — Он шагнул к Гаевику. — Ты знал, что произойдет, и подготовился. Какие духи предупредили тебя? Слуги твоего хозяина Нагаша? Воистину нельзя доверять колдуну.

Чародей попятился, отступая в волны. Вода доставала ему до пояса. На лице застыл откровенный ужас. А потом Гаевик бросился на Махьяра, так неожиданно, стремительно и безрассудно, что застал воина-жреца врасплох. Костлявый заклинатель повалил жреца в пену прибоя. На миг Махьяр ощутил себя совершенно беспомощным, но Гаевик не воспользовался возможностью. Он побежал вверх по берегу, удаляясь от воды. И остановился, дрожа и задыхаясь, пока Махьяр оправлялся от падения.

— Ты упустил свой единственный шанс, колдун, — прорычал жрец. — И ты об этом сильно пожалеешь.

Он ринулся к Гаевику. Чародей вскинул руку, ладонью наружу, словно умоляя Махьяра остановиться. А Махьяр собирался вцепиться колдуну в горло. И вдруг обнаружил, что застыл на месте, не в силах двинуть даже пальцем.

— Выслушай меня, — взмолился Гаевик. — Я не ведал ничего, кроме того, что открыл мне проницатель. Заклинание… Я подготовился… — Щеки его зарделись румянцем смущения. И последовавшее объяснение оказалось настолько простым, что сразу обезоружило Махьяра. — Я не умею плавать.

— Что? — выдавил Махьяр. Магические тиски разжались, но душить Гаевика ему уже расхотелось.

— Как только мы шагнули на мост, — начал объяснять Гаевик, — я старался убедить себя, что все будет в порядке, но мог думать только о падении в воду. О том, что могу утонуть в Утопленном Городе. И все время прокручивал в голове защитное заклинание. Даже когда на нас напали. — Он покосился на лежащую на песке Кветку.

— Она жива, — заверил его Махьяр.

Гаевик подошел к женщине, опустился на колени и осторожно коснулся ее мокрой мантии.

— Ее убивает холод, — пробормотал он и уставился на Махьяра так, словно только что по-настоящему увидел его. — Ты тоже в опасности.

И чародей хлопнул в ладоши. Странные шипящие слова сорвались с губ Гаевика, складываясь в короткую магическую формулу. Миг — и в руках заклинателя вспыхнуло трескучее пламя. Гаевик присел возле Кветки и кивком пригласил Махьяра присоединиться к нему.

— Моя магия согреет вас обоих, — пообещал чародей.

И действительно, Махьяр сразу почувствовал, как проникает в его озябшую плоть бодрящий жар. От балахона Кветки уже поднимался пар. И кожа ее слегка порозовела.

— Насколько я понял, именно твоя магия направила меня к ней. — Махьяр кивнул на бесчувственную женщину. — А другие? Еще кто-нибудь выжил?

Гаевик потупился, пожал плечами:

— Не знаю. В такой сумятице… когда рушится мост… и так много призраков…

— Яхангир… — Голос Махьяра едва не сорвался. — Что с ним? Он уцелел?

Какая же отчаянная страсть прозвучала в последнем вопросе! Как и прочие, Махьяр поверил в пророчество, в то, что Яхангир избран, чтобы снять проклятие леди Олиндер.

— Не знаю, — шепотом повторил Гаевик. — Когда я видел его в последний раз, он сражался с одним из маршалов мортарха. Потом я потерял его из виду.

— Я видел его позже, — сказал, содрогнувшись, Махьяр. — Тогда его противником был уже не простой призрак.

Пальцы воина-жреца невольно стиснули подвеску-молот. Махьяр оглянулся на море, на туман и то, что скрывала его мутная завеса, — кошмар, обрушившийся на них и растоптавший все надежды в пыль.

— Когда я видел Яхангира, — закончил Махьяр, — он был один. Один — против Госпожи Печалей.

— Там! Свет!

Указывая на берег, Сорайя едва не соскользнула с бочки. Лишь благодаря отчаянному усилию она не погрузилась под воду. Ратимир схватил ее за руку, помогая удержаться, но при этом чуть не потопил их всех.

— Поосторожнее, вы! — зарычал на них Зорграш. — Будет обидно утонуть именно теперь, после всего, что мы вынесли.

Солдаты сердито уставились на серокожего склепорожденного. Получить выговор от этого упыря было весьма унизительно, особенно потому, что он был прав.

— Свет, — повторила Сорайя. — Я видела на берегу свет.

Ратимир располагался лицом к ней, спиной к суше. Зорграш, несмотря на то что все прочие его чувства были запредельно обострены, не различал мелких предметов на больших расстояниях. Так что мужчинам пришлось полагаться на ее слово.

— Может, там есть другие выжившие… — Ратимир облек в слова общую мысль — и виновато поморщился.

Сорайя понимала, что и ее лицо сейчас такое же кислое. Они заплатили за жизнь немалую цену. Когда мост обрушился, в море оказались сотни людей. Бочонок, за который они цеплялись сейчас, вынырнул на поверхность прямо перед ними — и они добрались до него первыми. Ратимир заявил, что больше трех человек их «буек» не выдержит. Что, конечно же, не помешало тонущим пытаться спастись. И везучей троице пришлось драться за свой бочонок. Лица обреченных, которых они оттолкнули, теперь будут вечно преследовать Сорайю.

— Свет теплый или холодный? — спросил Зорграш. — Если он выглядит холодным, лучше не приближаться. Блуждающие огни предпочитают стоячую воду, но присутствие мортарха могло притянуть их сюда.

— Он… выглядит теплым, — осмелилась предположить Сорайя. — В любом случае он не напоминает ничего такого, что мне приходилось видеть на службе в Гробовой страже.

— Тогда рискнем, — решил Зорграш и улыбнулся, продемонстрировав Сорайе острые зубы.

— Я не пойду, — запротестовал Ратимир. — Не желаю, чтобы какой-нибудь блуждающий огонь высосал мои потроха!

Теперь зубастой улыбки удостоился Ратимир:

— Смею предположить, ты хочешь плыть туда, куда плывет бочка. А если не хочешь, можешь нас покинуть.

Ратимир покосился на темные вялые волны и буркнул:

— Я останусь.

— Не унывай, Рат, — подбодрила его Сорайя. — Если мы наткнемся на блуждающие огни, они наверняка заберут только одного из нас.

И тут же, увидев хитрый блеск в его глазах, пожалела о своей шутке. Отчаявшийся человек способен ухватиться за самые отчаянные идеи.

Бочка приближалась к берегу мучительно медленно — так, по крайней мере, казалось Сорайе. Когда же она разглядела сидящие возле огня фигуры, то испытала облегчение. Кем бы они ни были, это точно не блуждающие огоньки — силуэты были плотные, а не призрачные. Или же?.. Подплыв еще ближе к берегу она заметила, что свет идет от мерцающего пламени, пляшущего в сложенной чашечкой ладони одной из фигур.

— Назад! — прошипела Сорайя своим спутникам и попыталась грести, отводя бочонок от берега, но Зорграш воспротивился.

— Успокойся, — сказал проводник. — Кем бы они ни были, что бы ни делали, они, по крайней мере, живые. — Он ткнул большим пальцем в свой сплющенный нос. — Поверь мне, я знаю, как пахнут живые, а как мертвые, и разницу улавливаю.

Немного успокоенные утверждением Зорграша, они погребли к пляжу. Как только ноги коснулись дна, Сорайя отпустила бочонок. Он сослужил хорошую службу, но видеть этот бочонок она уже не могла. Он казался заразным. Сорайя понимала, какой ужасной ценой куплена ее безопасность.

Ратимир и Зорграш побрели за ней по воде. Сорайя увидела на пляже троих: двое сидели, а третий лежал на песке. Один из сидевших встал и повернулся к ней. Это был крепко сложенный мужчина со смуглой кожей азирита. Одежда его была изодрана, но Сорайя различила вышитое на груди изображение Гхал-Мараза. И несказанно обрадовалась. Невозможно ведь представить слугу Нагаша, носящего знак Зигмара.

Человек, оставшийся сидеть, был тощим и бледным. Это в его руке горел огонек. Пламя не причиняло ему вреда, хотя даже издалека Сорайя почувствовала жар и вздрогнула, сообразив, что без магии тут дело не обошлось. В отличие от азирита, одежда этого мужчины была абсолютно сухой — насколько Сорайя могла судить.

— Один из чародеев с маяка, — с тревогой пробормотал Ратимир.

Когда он это сказал, Сорайя вспомнила, где уже видела этих мужчин. Они оба присутствовали при вызове Яхангира на маяк. Значит, один действительно чародей, а второй — воин-жрец Зигмара.

Лежащая женщина тоже была знакома Сорайе по тому краткому визиту на маяк. Она, как и заклинатель — как и все обретенные, — выглядела хрупкой и бледной. Имени женщины Сорайя не вспомнила, но решила, что она скорее ученая, чем заклинательница. Впрочем, сейчас, пожалуй, неважно, чем она занималась раньше. Важно, что находится она в куда худшем состоянии, чем ее спутники.

— Значит, мы не единственные выжившие? — воскликнул смуглый жрец. Но в голосе его звучала нотка вызова, а руки сжались в кулаки, когда он разглядывал их. Особое внимание мужчина уделил Зорграшу. — Как вы уцелели?

— Нам повезло ухватиться за этот бочонок, когда мост рухнул. — Сорайя кивнула на качающийся на волнах «буек». — И мы уплыли, пока ночные охотники преследовали тонущих.

— Видели кого-нибудь еще? — спросил жрец.

Сорайя покачала головой:

— Ваш свет — единственный признак жизни, который мы заметили.

Эта новость явно встревожила жреца. И вероятно, по многим причинам. Свет, который привел к ним уцелевших, мог точно так же привлечь и неупокоенных.

— Кстати об огне. Я промок до костей. — Ратимир отжал полу туники. Как и Сорайя, он, вися на бочонке, сбросил доспехи, опасаясь, что лишний вес увлечет их на дно.

Воин-жрец явно колебался.

— Может, лучше…

— В море могут быть и другие, — перебила его Сорайя. — Растерянные, заблудившиеся, как мы. Они тоже могут заметить ваш свет. И если он еще кого-то спасет, разве не стоит рискнуть?

— Я буду поддерживать заклинание, пока Кветка не очнется, — в первый раз заговорил чародей. — Остальные тоже могут погреться, Махьяр.

Но Махьяр покачал головой. И снова покосился на Зорграша.

— Не стоит так легко доверять, Гаевик…

Склепорожденный хрипло захохотал — точно затявкал шакал.

— Ты не сможешь обвинить меня в том, что я завел твоих друзей в ловушку. Моя работа проводником должна была начаться только на той стороне. — Он ткнул пальцем с длинным-длинным ногтем в сторону воды. — Теперь большинство ваших людей там, внизу, так же как и остаток моей платы. У меня нет ни возможности, ни причины предавать кого-либо, жрец, и твои обвинения оскорбляют меня.

— Его полезно иметь рядом, — насмешливо заметил Ратимир. — Он учует неупокоенных раньше кого бы то ни было из нас.

Проигнорировав слова обретенного, Махьяр повернулся к Сорайе:

— Ты — за склепорожденного?

Сорайя перевела взгляд с Зорграша на Ратимира:

— Я ни за кого. Решение принимать тебе. — Она кивнула на Гаевика. — Только побыстрее, а то я заледенею.

Жрец пару секунд колебался, но потом удрученно повесил голову.

— Какое все это имеет значение? Живы мы, мертвы, но наш поход провалился. Что с того, если один из нас предатель? Яхангир был избранным, а без него дело проиграно.

Сорайя шагнула к магическому теплу, прогоняющему из тела озноб, но обнаружила, что огонь чародея бессилен перед холодом, рожденным словами Махьяра.

Венцеслав цеплялся за гриву болотной кобылы. Запутавшиеся в жестких волосах пальцы уже онемели. По другую сторону кобылы за гриву столь же отчаянно держался Омид, солдат-азирит. Мужчины понимали, что перепуганное животное — их единственная надежда на спасение. То ли по прихоти фортуны, то ли по божественному наущению, кобыла вырвалась из упряжи и выжила при падении с моста. И уж вовсе несказанная удача помогла ей всплыть неподалеку от солдат, сумевших ухватиться за нее.

— Духи вот-вот погонятся за нами! — Омид кивнул на привидения, парящие над разрушенным мостом. Когда кто-то из них замечал в воде выжившего, то взвизгивал и нырял за ним, будто призрачный гриф-стервятник. Заметив в руке Венцеслава волчецвет, Омид скептически скривился: — Думаешь, этот сорняк отгонит их?

Венцеслав сердито посмотрел на азирита. Меньше всего сейчас он нуждался в насмешливых лекциях насчет глупых суеверий. Солдат не мог сказать, защищал ли его волчецвет в сражении на мосту, но знал, что при ударе о воду он потерял меч, а не этот прутик.

— Я думаю, что воин использует то оружие, что у него в руке, — ответил он и хлестнул шипастой веткой по спине болотной кобылы. Лошадь заржала от боли и в панике рванулась вперед. Жестокая, неприятная необходимость, но Венцеслав понимал, что, если кобыла не доберется до берега, они все погибнут.

Омид крепче вцепился в гриву плывущего животного. Венцеславу не нужно было предупреждать его, что если он соскользнет, то не вернется. Сквозь завывания ночных охотников и крики их жертв Венцеслав слышал, как солдат бормочет молитву.

Силы лошади были на исходе. Венцеслав снова подстегнул кобылу волчецветом. Но сколько еще протянет понукаемое болью животное? Когда лошадь перестанет обращать внимание на боль и просто сдастся? Когда всех их затянет Утопленный Город?

Каждый раз, взмахивая шипастым стеблем, Венцеслав чувствовал себя негодяем. Необходимость этой жестокости не облегчала мук совести. Будь он мудрее, возможно, нашел бы какой-то другой способ. Зигмар! Как бы ему хотелось, чтобы этот другой способ существовал.

Кобыла вздрогнула всем телом, а когда Венцеслав снова стегнул ее прутом, порыв животного вышел совсем слабым. Бедная кляча выдохлась — и в любой момент, как его ни оттягивай, перестанет сопротивляться подступающей гибели.

— Берег! — выкрикнул вдруг Омид. — Мы все-таки доберемся до него!

Теперь и Венцеслав разглядел выступившую из тумана усыпанную камнями полосу пляжа. Довольно жалкое и унылое зрелище, однако сейчас оно выглядело таким же приветливым, как вид родного очага в Восточном Доле.

— Давай же, старушка! — взмолился Венцеслав, уговаривая судьбу и кобылу. — Мы уже близко.

Животное снова вздрогнуло. Голова лошади опустилась, скрывшись под вялыми волнами. Венцеслав снова хлестнул кобылу волчецветом, вонзив шипы глубже прежнего. Лошадь дернулась, вскинула голову, слабо и устало заржала — и опять рванулась вперед. Венцеслав ощутил толчок — совсем другой, чем до этого. Лошадиные копыта задели дно. Еще чуть-чуть, и на берег можно будет выйти своими ногами!

Омид отцепился сразу, едва коснувшись дна. Заорав от радости, он ринулся к берегу:

— Ради Зигмара, мы сделали это!

Венцеслав поспешил умерить пыл солдата:

— Тише! Откуда нам знать, кто нас может услышать.

Повторять предостережение не пришлось. Омид замолчал и умерил шаг, обшаривая взглядом темные груды камней в поисках малейших признаков опасности.

А Венцеслав держался за гриву до последнего, даже после того, как почувствовал под ногами надежную опору. Он знал, что если отпустит болотную кобылу, она утонет — утонет возле самого пляжа. Лошадь вымоталась запредельно, утратила собственную волю, и заставить ее идти дальше могла только воля чужая. Так что Венцеслав шел рядом с кобылой, то кляня ее на чем свет, то нашептывая ласковые слова, вытаскивая из лошади крупицы силы, о которых она и сама не имела понятия.

Когда Венцеслав вывел кобылу из воды, Омид уже сидел на одном из рассыпанных по пляжу валунов. Солдат снял с пояса пустые ножны и держал их как дубинку. Мокрая туника липла к телу. Как и Венцеслав, он, цепляясь за лошадь, избавился от доспехов.

— Вы, обретенные, попусту растрачиваете себя на суеверия, — фыркнул азирит и ткнул ножнами в сторону пошатывающейся лошади. — Надо было ее бросить. Она все равно сдохнет.

Венцеслав погладил несчастное животное:

— Мы в Восточном Доле не настолько неблагодарны, чтобы бросать спасителя.

— А мы в Западном Пределе способны распознать, что практично, а что нет. — Теперь ножны Омида указывали на стебель волчецвета в руке Венцеслава. — Вот наш спаситель. Ты продолжал гнать лошадь, когда она уже сдалась.

Венцеслав посмотрел на прут, испачканный кровью болотной кобылы, повернулся и бросил волчецвет в море, стыдясь даже его вида.

— Зигмар дает, — буркнул он, хотя старое изречение сейчас показалось ему пустым и бессмысленным, и повел кобылу подальше от полосы прибоя, но лошадь сделала всего несколько шагов, вздохнула и упала. Венцеславу даже пришлось отскочить, чтобы его не придавило.

— Брось, — фыркнул Омид, когда Венцеслав шагнул к упавшему животному, — и его передернуло от яростного взгляда обретенного. — У нас тут проблемы посерьезнее. Там, дальше, какой-то свет.

— Какой свет? Похож на блуждающие огни? — Тут уже Венцеслав содрогнулся, вспомнив сияющую фигуру на вершине затонувшего шпиля. — Или… на нее?

Омид покачал головой:

— Если это и призрак, он не похож ни на что, что я видел, служа в Гробовой страже. — Он спрыгнул с камня. — Возможно, есть и другие выжившие.

Венцеслав посмотрел на лежащую на песке кобылу, потом перевел взгляд на Омида.

— Покажи, — сказал он солдату. Прошел несколько ярдов вдоль берега и действительно увидел сквозь туман мерцающий желтый огонек. — Ты прав. Это не похоже на призрачное видение.

— Кто бы они ни были, их огонь нам бы пригодился, — заметил Омид.

— Боишься, что они не из наших?

Омид кивнул и крепче стиснул ножны.

— Если это разбойники или гроты, вместе у нас больше шансов, чем поодиночке.

Венцеслав с сожалением и печалью оглянулся на болотную кобылу. Волны омывали ее бока, но животное не шевелилось. Жива лошадь или мертва, Венцеслав понимал, что ничего уже не может для нее сделать, но на душе его было тяжело.

— Идем, — сказал он наконец. Медлить глупо — с каждой секундой холод все глубже вгрызался в плоть. — Найдем этот свет. Даже если обнаружим там целое стадо горов, согреемся по крайней мере у их костра.

Сознание возвращалось медленно. Взгляд Кветки долго блуждал по окружающему пространству, прежде чем она поняла, что видит и слышит. Голоса и фигуры колебались, казались то знакомыми, то неизвестными. Попытки же ухватиться за какой-то осколок памяти словно отпугивали сознание, отбрасывая его за смутную туманную пелену.

Странно, но голос, который вывел ее из беспамятства, оказался голосом, который ей совсем не хотелось бы слышать:

— …живы, когда остальные погибли. Значит, у Зигмара есть для нас какое-то предназначение.

Это сказал Махьяр. Кветка медленно повернула голову и взглянула на него. Жрец был без боевого молота, без доспехов, но не узнать эти резкие черты и дюжую фигуру было невозможно. И в глазах его горел все тот же, почти фанатичный огонь, с которым воин-жрец восхвалял мощь Бога-Царя.

— Ты полагаешь, нам следует идти дальше? — недоверчиво спросил невысокий жилистый человек, судя по виду — солдат Восточного Дола. Кветке показалось, что она уже видела его раньше, но имени его вспомнить не могла.

— А что нам еще делать? Сидеть тут и ждать, когда нас найдут ночные охотники?

Это произнесла женщина. Она тоже была солдатом, хотя, судя по смуглой коже, из Западного Предела, а не из Восточного Дола.

Ей ответил другой азирит:

— Всем нам повезло спастись в катастрофе. — Он указал пустыми ножнами на мужчину, сидящего на песке, над сложенной чашечкой ладонью которого поднимался маленький столб огня. — Если бы не свет чародея, мы бы бродили порознь. И стали бы легкой добычей… чего угодно.

Кветка сконцентрировала внимание на человеке, которого солдат назвал чародеем. Ей потребовалось несколько секунд на то, чтобы осознать, что это Гаевик. Заклинатель улыбнулся ей и быстро потупился.

— Я боялся, что ты так и не очнешься, — сказал он. — Ты спала очень долго.

Другие продолжали о чем-то говорить, но их речи звучали для Кветки невнятным гудением.

— Мост упал, — выдавила она и содрогнулась, вспомнив, как погрузилась в Море Слез. — Ты меня спас.

Гаевик не поднял глаз. Только покачал головой.

— Махьяр вынес тебя на берег. — Щеки его смущенно зарделись. Чародей утратил концентрацию — и магический огонь, мигнув, потух. Тепло мгновенно пропало, и леденящий бриз, дующий от Утопленного Города, вновь заявил о себе.

Спор угас вместе со светом. Все повернулись к Гаевику. Усатый капитан из Восточного Дола потребовал у заклинателя объяснений:

— Почему ты убрал огонь? Где-то там могут быть и другие выжившие!

Гаевик что-то промямлил, подыскивая ответ. Кветка отлично знала, каким он бывает неловким, когда ему приходится защищаться, и поспешила вмешаться:

— Магия — не та сила, которой легко командовать, — сказала она капитану. — И она взимает дань с тех, кто использует ее.

Махьяр кивнул. С явной неохотой он все же согласился с Кветкой:

— Гаевик поддерживал огонь много часов. Магия все равно ушла бы так или иначе, это был лишь вопрос времени.

Кветка оглянулась на чародея, потрясенная. Она мало знала о сокровенных материях, но того, что знала, было достаточно, чтобы оценить степень подвига. Магия изменчива, добиться от нее хоть какого-то постоянства может лишь неординарная личность. А поддержание таких чар, как этот огонь, в течение долгого времени… Кветка могла бы поклясться, что это выходит за пределы возможностей Гаевика.

— Я бы не стал надеяться, что к нам присоединится кто-то еще, — сказал азирит с пустыми ножнами. — Им бы пришлось продержаться в воде столько же, сколько нам, Венцеслав. Или дольше.

— Капитан Венцеслав! — рявкнул обретенный. — Будь добр запомнить, Омид.

— Фактов это не меняет, — заметила женщина из Западного Предела и с сожалением кивнула на волны. — Каждый из нас едва выжил в Море Слез. Если там был кто-то еще, они не смогли или не захотели прийти к нам.

— Сорайя забыла упомянуть еще кое-что, — добавил Омид. — Свет, который мог бы привлечь к нам уцелевших, может привлечь не только их, но и тех, кого мы не жаждем видеть. — Он указал на Кветку. — Тепло огня оживило ее. Этого мы и ждали. — Он обвел взглядом остальных. — Не так ли?

Все молчали. Потом Сорайя присела на выветренный камень и покачала головой:

— Не побоюсь признаться… мы ждали Яхангира. Даже сейчас каждый из нас цепляется за надежду, что он вернется.

— Говорили же, что он избранный, — пробормотал солдат-обретенный, чертами лица смахивающий на хорька.

— Довольно, Ратимир, — одернул его Венцеслав. — Сорайя права. Всех нас воодушевило предсказание. Мы поверили, что Яхангиру суждено снять проклятие, терзавшее наши города. — Он беспомощно всплеснул руками. — А теперь надежда погибла.

Испепеляющий взгляд Махьяра перескакивал с одного на другого:

— Пока есть вера, есть и надежда. Зигмар не оставит верующих в него.

— Ты хочешь, чтобы мы попытались сделать то, что не сумела сделать маленькая армия, — заявил Омид. — Это не вера. Это безумие.

— Яхангир был избранным, — повторил Ратимир. — Если он потерпел поражение, какой смысл в наших попытках?

— «Человек проигрывает только тогда, когда говорит себе, что он проиграл», — процитировала Кветка старую бельвегродскую пословицу и без трепета встретила взгляд Ратимира. — Да, мы увидели Яхангира в могильных песках, но, возможно, не поняли его роли. Возможно, он был указан как тот, кто приведет нас сюда. — Она повернулась к Махьяру. — Возможно, судьба судила, чтобы его поход завершили другие.

— Бог-Царь избавил нас от гибели. И сделал он это с какой-то целью.

Махьяр осенил себя знамением Молота.

— Продолжать бессмысленно, — настаивал Омид. — Единственная разумная вещь, которую мы можем сейчас сделать, — это вернуться в Двойные города.

Венцеслав вздохнул и взъерошил свои усы:

— Наш народ провожал нас, преисполнившись надежды, какой не ведал никогда. Если мы вернемся, то не принесем людям ничего, кроме горя и отчаяния. — Он в сердцах топнул ногой. — Лучше уж я еще раз сражусь с призраками, чем принесу с собой такую несчастную весть.

— Они скоро и сами все узнают, если еще не узнали, — сказал Ратимир. — Гарнизон на стене должен был слышать шум боя, а чтобы обнаружить, что часть моста исчезла, много времени не потребуется.

— Мы только выбросим свои жизни, — добавил Омид. — Без толку.

Кветка вскочила на ноги, неуверенно покачнулась, но Гаевик поддержал ее и помог подойти к Омиду:

— Не без толку, — сказала она и обвела взглядом остальных. — Леди Олиндер пыталась уничтожить экспедицию. Если мы продолжим, то проиграет она, а не мы.

— Но что мы можем сделать? — возмутился Омид. — Нас меньше дюжины. Ни оружия. Ни доспехов. Ни припасов. Нападем на крепость-склеп с голыми руками?

— Нет, но мы можем попытаться найти Оракула под Вуалью. Леди Олиндер напала, не дав даже начать поход. Возможно, не без причины. И если мы поговорим с Оракулом, мы эту причину выясним. — Кветка устремила вызывающий взгляд на Омида. — А может, выясним и то, как нам добиться успеха всего предприятия.

Такой теплой улыбки, какой одарил ее сейчас Махьяр, Кветка никогда еще не видела на лице воина-жреца.

— Отлично сказано. — Махьяр хлопнул в ладоши. — Мы можем действовать. Можем постараться исполнить долг, возложенный на нас Зигмаром. — Он повернулся к Венцеславу. — В отсутствие Яхангира командуешь ты. И решение за тобой.

Венцеслав медленно кивнул:

— Если мы найдем Оракула под Вуалью, то сможем, по крайней мере, принести своим городам хоть какие-то ответы.

Он уставился на Кветку… хотя нет. Далеко не сразу она поняла, что мужчина смотрит на что-то позади нее. На кого-то, кого она не заметила раньше.

Склепорожденный, Зорграш, поднялся с песка, на котором сидел.

— Договаривались, что я доведу вас до Оракула под Вуалью, — сказал он. — Договор в силе, пока мне платят.

— Если ты способен довести нас до Оракула под Вуалью, Бельвегродский маяк вознаградит тебя, — заверила Кветка Зорграша.

— Путь будет тяжелым, — предупредил проводник. — Болотные Курганы неумолимы.

— Поэтому и думать об этом не стоит, — сказал Омид. — Без оружия, даже без провизии…

Кветка нахмурилась, но в нытье солдата было зерно истины. Без оружия и без еды у них нет ни одного шанса.

— Я знаю, где взять все, что вам нужно. — Зорграш оскалил острые зубы в хищной ухмылке. — Только спросите себя, насколько сильно вам это нужно… и насколько вы на самом деле отважны.