Госпожа Печалей

Глава девятая

Курган, на вершине которого стояла цитадель, был всего лишь вытянутым пиком на уходящем вдаль громадном горном хребте — обрывистом, каменистом. В отличие от Болотных Курганов и даже Жутколесья здесь, казалось, не было ничего живого. Только бесплодная пустота.

— Что нам делать? Карабкаться на утесы? — Ратимир, задрав голову, рассматривал холм. Перспектива выглядела невесело. Края суровых, изломанных под самыми причудливыми углами скал выглядели острыми, как ножи.

Сорайя, вытянув шею, попыталась получше рассмотреть цитадель. Отсюда крепость выглядела всего лишь расплывчатым пятном на вершине пика.

— Должен быть другой путь, — сказала она. — Едва ли строители рассчитывали, что все гости цитадели окажутся скалолазами.

— Если строители вообще ожидали, что сюда кто-то придет, — буркнула Кветка. — Возможно, посетителей тут и не предполагалось. Если это не застава, а тюрьма…

Венцеслав потеребил ус, потом покачал головой:

— Мы зашли слишком далеко, чтобы сейчас повернуть назад. Мы здесь, и мы увидим Оракула под Вуалью.

— Тут должен быть менее трудный подъем. — Зорграш кивнул на гору. — Надо разделиться и проверить. Может, найдем тропу, которая не сразу бросается в глаза.

— Звучит разумно, — согласилась Сорайя и повернулась к Венцеславу — убедиться, что и он так считает.

— Лучше разведать все сейчас, чем искать легкий путь уже на полпути к вершине, — решил капитан. — Всем держаться на глазах друг у друга. — Он с тревогой покосился на Болотные Курганы, где еще мерцали мерзкие испарения. — Вокруг могут таиться разные опасности.

Сорайя заняла позицию на левом фланге. Остальные рассредоточились. Зорграш оказался крайним справа. Махьяр с Гаевиком остались там, где выбрались из болота, — в качестве якоря и ориентира для разведчиков. Несмотря на суровые испытания туманами и мучительные усилия спастись от них, никто из выживших не думал об отдыхе. Ведь цель была так близка!

Через несколько часов поисков, вдоволь натыкавшись палкой в скалы, изучив каждую тень на предмет чего-либо подозрительного, Сорайя все-таки обнаружила путь. Между двумя громадными валунами, совсем незаметная со стороны, проходила узенькая тропинка. Сорайя увидела, как она тянется от подножия холма, огибает склон, постепенно поднимаясь, окаймленная с обеих сторон зазубренными скалами. Нет, не природа создала эту тропу. Сорайя убедилась в этом, осмотрев массивные каменные глыбы, оказавшиеся частями одного колоссального валуна, не только расколотого надвое, но еще и каким-то образом раздвинутого. Сорайя не знала, что за сила сделала это. Да, пожалуй, и не хотела знать.

Сорайя вогнала посох в щель между камнями возле тропы, обозначая свое открытие. Потом поспешила к подножию холма, по пути оповещая товарищей о находке. Когда собрались все, Венцеслав, не мешкая, принял решение.

— Тропа, которую нашла Сорайя, — именно то, что мы искали. Тропа явно намеренно укрыта от посторонних глаз, и это, по-моему, подтверждает, что она ведет к вершине. Посмотрим, сможем ли мы добраться по ней до цитадели. — Венцеслав, хмурясь, окинул взглядом острые скалы. — В любом случае хоть какой-то участок пути нам не придется карабкаться.

Маленький отряд последовал за Сорайей к валунам. Когда они приблизились, вперед выступил Зорграш, чтобы осмотреть землю между громадными камнями. Изучив тропу, он повернулся к остальным и покачал головой:

— Ни следов, ни запахов. Не могу сказать, что этот путь никуда не ведет, скажу только, что им не пользовались очень долгое время.

— Давайте я пойду первой, — предложила Сорайя и мотнула головой в сторону склепорожденного. — Зрение у меня лучше, чем у него. Если что-то не так, я увижу это раньше.

Венцеслав медленно кивнул.

— Будь осторожна. Зорграш пойдет за тобой. Может, он и близорук, но следы распознает лучше любого из нас. — Капитан снова взглянул на холм. — Возможно, кто-то и был здесь, но нашел тропу, уже совершив восхождение.

— Я буду осторожна, — заверила капитана Сорайя. И зашагала вперед, пройдя между двух валунов. Оказавшись так близко к ним, она снова задумалась о том, каким странным способом раскололи эту скалу. Зорграш пропустил Сорайю вперед на дюжину ярдов и тоже двинулся по тропе, то и дело останавливаясь и изучая землю в поисках не принадлежащих солдату следов. Чуть позади склепорожденного тащилась остальная группа.

Сперва идти было легко, но вскоре тропа круто пошла вверх. И даже возбуждение от того, что они наконец так близки к цитадели, не подстегнуло Сорайю, не придало ей сил. Измученные мышцы ног протестовали при каждом шаге и словно горели огнем, прожигая кожу. Боль нарастала, терзая чувства, кружа голову. Женщина начала терять сознание и в какой-то ужасный миг налетела на камни, огораживающие тропу.

Вспышка страха сразу прогнала головокружение. Сорайя смотрела с высоты в сотню футов вниз, на склон. Острые скалы ждали, когда она потеряет равновесие и упадет, рухнув в сырой мрак трясины. Впрочем, едва ли горные кряжи оставили бы что-нибудь на поживу Болотным Курганам. Отсюда они выглядели кривыми зубами, готовыми растерзать жертву.

— Зигмар, дай мне сил! — взмолилась Сорайя, отмахнувшись от поспешившего к ней Зорграша. — Ничего, минутная слабость. Сейчас все будет в порядке.

И с облегчением увидела, что проводник остановился, передавая ее заверения остальным.

Сорайя поднялась с земли и вскинула голову. По ее прикидкам, она одолела уже полпути к вершине. Еще чуть-чуть, и они будут на месте. У цитадели Оракула под Вуалью.

Такая же усталая, как и до обморока, Сорайя возобновила подъем. Склон сделался очень крутым, женщина буквально распласталась по нему, хватаясь руками за подворачивающиеся выступы. Обещание быть осторожной и дать возможность Зорграшу изучить тропу оказалось нереально сдержать. Она чувствовала себя ящерицей, взбирающейся по стене; она ползла на животе судорожными рывками, застывала на месте для секундной передышки и снова бросалась вперед.

Теперь жгучая боль полыхала не только в ногах, но и в руках. В них как будто втыкали раскаленные иглы, и каждое движение только усиливало мучения. Сорайе отчаянно хотелось остановиться и передохнуть. Но каждый раз, когда она уже готова была поддаться усталости, она смотрела вниз. И видела, каким маленьким стало болото и как высоко она взобралась. Если остановиться на таком крутом склоне, куда она соскользнет? Сколько отвоеванного у горы пространства потеряет — только чтобы начать восхождение заново? Вершина уже наверняка недалеко. Вершина, где земля должна быть плоской, чтобы на ней могла угнездиться цитадель. Место, где Сорайя наконец сможет отдохнуть в безопасности.

Рассветное зарево расплылось уродливым синяком за горной грядой. Ночь с угрюмым негодованием отступала, цепляясь за каждую тень, словно желая хоть как-то удержаться в наступающем дне. Сорайя повернула голову и посмотрела на Болотные Курганы. Там были едва различимые мерцающие испарения, рассеивающиеся, ускользающие в те ямы, в которых скрывались, пока не выходили наружу в поисках жертв.

Потом Сорайя посмотрела вперед — и заморгала, не веря своим глазам. Секунду назад ей казалось, что впереди ее ждет путь не меньше, чем тот, что остался позади. Теперь же она видела, что это не так. Тропинка тянулась еще на несколько дюжин футов, а там… там была вершина! Сорайя ликующе вскрикнула:

— Спасибо, Великий Зигмар, за то, что поддержал меня в этом испытании!

Однако благодарственная молитва ее оборвалась, когда она вновь посмотрела вниз. Не на болото, а на саму гору. Сорайя поднималась по ней всю ночь — как и все остальные. Они преодолели тысячи футов, не только огибая склон, но и двигаясь вверх по нему. Сама крутизна тропы говорила о том, как высоко они должны были взобраться. А теперь, опустив глаза, она увидела подножие кручи всего в паре сотен футов под собой!

Голова бешено закружилась, и Сорайя вновь пошатнулась. Она совершенно потеряла ориентацию и не из-за высоты, а из-за ее отсутствия. Это же невозможно! Совершенно невозможно! Сорайя застонала — и опрокинулась. Увидела, как острые камни ухмыляются ей навстречу.

Потом все почернело.

Махьяр присматривал за Сорайей и Гаевиком, пока остальные спали. Подъем вымотал всех, но поскользнулась только Сорайя. Пролетела она меньше дюжины футов, однако острые камни серьезно поранили ее. Зорграш и Ратимир спустились и принесли женщину. Странно, однако, что несчастный случай произошел, когда она была всего в нескольких футах от вершины.

Кветка, превозмогая усталость, помогла Махьяру перевязать раны азиритке. И рухнула сразу же после того, как обмотала ногу Сорайи последним бинтом. Махьяр перенес ее чуть в сторонку, чтобы она могла растянуться на земле.

— Да хранит вас Зигмар, — помолился он, глядя на своих подопечных. Ну конечно, естественно, что ему поручили присматривать за Сорайей после того, как он взял на себя заботу о Гаевике. Одна пострадала телом, другой — умом. Кветка была уверена, что Сорайя поправится. А вот насчет чародея оставалось только гадать. Никакие сведения из книг Кветки не могли дать ответа по этому поводу. И даже ученая согласилась, что молитва сейчас — единственное, что они могут сделать для заклинателя.

Махьяр повернулся и посмотрел на вершину. По его прикидкам, она была ярдов двести в поперечнике, но, в отличие от зубчатых склонов, здесь преобладала земля, а не камни — почва, утрамбованная в своего рода плато. Здесь ничего не росло, не было вообще никаких признаков жизни, даже птиц. Было только то единственно важное, ради чего они сюда пришли. Цитадель.

Она высилась почти в самом центре плато: серая башня шириной пятьдесят, высотой все сто футов. Снизу она казалась выстроенной — если и не людьми, то определенно кем-то разумным. Однако теперь Махьяр уже не был в этом уверен. Камень — если это был камень, — из которого сложены стены цитадели, выглядел непривычно-шероховатым. Серый и безжизненный, как гранит, он все-таки больше напоминал кору дерева. Впечатление усиливала вершина башни, изрезанная неровными, беспорядочными бороздами. Если это зубцы — то совершенно ненормальные, все абсолютно разные, и промежутки между ними разбросаны явно случайным образом. Махьяр вспомнил о том, что Кветка рассказывала про Страстоцвет, зеленый народец и их странную магию.

Однако огромная дверь в основании цитадели была определенно рукотворной, а не выращенной. Махьяр не мог решить, такая же она старая, как похожий — слишком похожий — на дерево камень башни, но стояла эта дверь на своем месте, несомненно, долго. Обтесанная мраморная плита с золотыми прожилками застыла в проеме из полированного обсидиана. Камень был украшен резьбой, и даже при взгляде издалека не узнать, какого бога изображает этот коронованный череп, было невозможно. Рука Махьяра невольно потянулась к святому символу, который всегда висел у него на груди, — и не сразу воин-жрец вспомнил, что метнул медальон-молот в туман.

Нахмурившись, жрец повернулся к башне спиной.

— Я отбросил символ, но не веру, — произнес он. — Я должен был спасти этих людей, а найти другой способ мне не хватило мудрости.

Он больше не смотрел на дверь, но представлял, как ухмыляется, насмехаясь над ним, резной Нагаш. От этой мысли настроение Махьяра омрачилось еще больше. Как бы ему хотелось хотя бы на миг оказаться в землях Азира, где правит Бог-Царь, а не Великий Некромант.

Невеселые мысли бродили в голове Махьяра, взирающего с высоты на раскинувшийся внизу ландшафт. Он вроде бы смутно различил окраину Жутколесья, но ни намека на Море Слез или Двойные города не нашел. Что ж, они забрались очень далеко. Проделали долгий путь. И для чего? Чтобы потерпеть поражение? Нет, не нехватка веры заставляла его размышлять о вероятности такого исхода. Он давно уже осознал и смирился с тем, что силы Зигмара направлены на исполнение плана, куда более грандиозного, чем нужды отдельных личностей и даже нужды целых сообществ. Бог-Царь стремился восстановить порядок во всех Владениях Смертных, изгнать скверну Хаоса. И эта благородная цель требовала жертв. Так не самонадеянность ли полагать, что Двойные города столь дороги Зигмару, что он бросит все свои силы на их сохранение, отказавшись ради них от каких-то великих свершений?

Нет, сказал себе Махьяр, если мощь Бога-Царя отсутствует, это значит, что сила его требуется в другом месте. Где-то, где она послужит большему благу.

Воин-жрец погрузился в размышления над этим теологическим вопросом. Погрузился так глубоко, что сон подкрался к нему незаметно.

Венцеслав растолкал Махьяра уже в разгаре дня.

— Если ты почувствовал усталость, должен был разбудить кого-нибудь, кто сменил бы тебя на дежурстве, — выговаривал капитан жрецу. — Пока мы спали, могло случиться все что угодно.

— Я старался бодрствовать, да вот не получилось, — виновато ответил Махьяр.

— Мы не встретили следов, ведущих наверх, — вступился за Махьяра Зорграш.

— Не все оставляет следы, — возразил Венцеслав. — Леди Олиндер служат призраки. Они могли напасть на нас, не оставив отметин на земле.

Кветка рассматривала цитадель, но, услышав разговор, подошла к ним.

— Ночных охотников называют так потому, что они остерегаются света дня, — сказала она. — О, конечно, могущественный некромант или неупокоенный повелитель могут заставить их выйти при солнце, но для этого требуется очень сильная магия.

— Нужно ли напоминать, что наш враг — сама мортарх Скорби? — заметил Венцеслав.

— Прости, капитан, — откликнулась Кветка, но если бы Госпожа Печалей знала о нас и хотела бы уничтожить, она бы уже сделала это. Мы защищены куда хуже, чем колонна, застигнутая на мосту.

— Если только у нее нет своих причин медлить, — пробормотал Махьяр. Эта мысль была вызвана его ночными раздумьями о путях божественного. Если святость может работать на великие замыслы, почему бы и нечестивому не иметь далеко идущих планов? — Венцеслав прав, я всех нас подверг опасности.

Венцеслав помолчал, теребя ус, потом выругался:

— Черви в гробу! Гонка по болотам и восхождение вымотали нас всех. Любой, кого ты попытался бы разбудить, был таким же усталым. — Он хлопнул Махьяра по плечу. — Обошлось, и ладно. Забудь. Как говорят у нас в Восточном Доле: «На сегодня зла достаточно». Идем, нам может потребоваться твоя помощь, если Ратимир не разберется с дверью.

И Венцеслав повел Махьяра к цитадели, где уже собрались Ратимир и другие солдаты. Сорайя двигалась с некоторым напряжением, но, во всяком случае, двигалась, так что, по всей видимости, раны ее оказались не такими уж серьезными.

— Есть успехи? — спросил Венцеслав, приблизившись.

Ратимир нахмурился и покачал головой.

— Я такой штуковины в жизни не видел. Ни замка, ни петель, однако, судя по царапинам на плитах проема, дверь эта должна сдвигаться. Фокус в том, что бы понять, как именно.

— А я-то думал, ты опытный вор, — фыркнул Омид. — Наверняка разобраться с дверью легче, чем придумать, как украсть вино для всей компании.

— Сорайя, — вздохнул Ратимир, — твоя шавка снова гавкает на меня.

Венцеслав шагнул между Омидом и Ратимиром.

— Тот из вас, кто начнет цепляться к другому в следующий раз, сильно об этом пожалеет. Экспедиция наша невелика, но дисциплину я обеспечу.

Двое солдат сердито уставились друг на друга, но им все же хватило ума промолчать.

А Махьяр поймал себя на том, что постоянно возвращается взглядом к резному черепу. Впечатление насмешки, сложившееся прошлой ночью, вернулось. Владыку Неупокоенных забавляли усилия живых. Лицо обсидиановой статуи выражало неприкрытое презрение.

— Кажется, тут что-то написано, — сказала подошедшая к солдатам Кветка и протянула руку указывая на цепочку вырезанных по краю двери почти незаметных символов.

— Я думал, это просто царапины, — пожал плечами Ратимир. — Таких букв я никогда раньше не видел.

— В следующий раз ты, пожалуй, скажешь нам, что умеешь читать, — пробурчал себе под нос Омид.

— Да, я уверена, что это письмена. — Кветка наклонилась, шаря глазами по строчкам, потом побледнела и посмотрела на Махьяра. — Это мордант, — сказала она со страхом в голосе.

— Запретный шрифт жрецов Нагаша, — пояснил остальным Махьяр и сурово взглянул на Кветку. — Изучать эту письменность — ересь для всех, кроме жрецов смерти. Как ты распознала ее?

Кветка потупилась.

— Маяк, — созналась она. — Там были книги, книги из старого Бельвегрода, написанные на морданте. Чтобы перевести их, нужно было знать язык.

— Я еще поговорю с Ивором, когда мы вернемся, — поклялся Махьяр. — Он же разумный человек и должен понимать, как это рискованно!

— Неважно, — заявил Венцеслав. — В Двойных городах — возможно, и было важно, но только не здесь. — Он повернулся к Кветке. — Ты опознала шрифт — а прочитать можешь? Тут сказано, как попасть внутрь?

— Да, — ответила Кветка. — Только смысл текста сам по себе — загадка. Тут написано, что входящий в башню должен вручить свою веру своему богу.

Объяснение вызвало оживленную дискуссию. Только Махьяр молчал. Молчал и смотрел на ухмыляющийся череп. Череп со слегка разведенными челюстями. Между зубов оставалось пространство — не слишком широкое, но все-таки. Жрецу казалось, что он разгадал загадку, только вот ответ был не слишком приятным.

— Думаю, после спасения из Моря Слез все мы верим в Зигмара, — сказал Венцеслав, выслушав остальных. — Нет, дело наверняка не в одной только вере. Должен быть какой-то механизм или пусковое устройство.

— Ты упомянул не того бога, — заговорил Махьяр. — Когда ставили эту дверь и высекали надпись, кто это делал? Так вот, «бог входящего» — это не наш бог Зигмар, а бог тех, кто ставил дверь. — Он кивнул на коронованный череп. — Черный Нагаш, вот какой бог имелся в виду. Бог, которому надо вручить веру. — Он сглотнул, сделал глубокий вдох, вытянул левую руку и шагнул к обсидиановому черепу.

Кветка дернулась, чтобы остановить его.

— Не делай этого, — взмолилась она, глядя на поблескивающие черные зубы барельефа. — Вулканическое стекло. Ему что плоть, что масло — все едино. Разрежет вмиг. Подумай, что за люди могли призывать Нагаша таким образом. Какими они должны были быть… порочными!

— Я знаю лишь то, что в моей вере усомнились. — Махьяр мягко отодвинул ее в сторону. — Те, кто ставил эту дверь, думали посмеяться надо мной. Что ж, я покажу их вероломным духам, что во мне нет страха. Что моя вера в Зигмара сильнее их зла.

Не колеблясь, Махьяр сунул руку в приоткрытый рот черепа. И уставился в пустые глазницы, ожидая, что острые зубы сейчас сомкнутся. И когда проем содрогнулся, он думал, что механизм, приведенный им в действие, вот-вот отрубит ему кисть. Но ничего не случилось — только Нагаш по-прежнему ухмылялся, потешаясь над облегченным выдохом Махьяра, насмехаясь над тем, что было не столько верой, сколько смирением.

— Открывается! — воскликнул Ратимир, когда Махьяр отпрянул от черепа. Мраморная плита ушла внутрь цитадели — под воздействием какой-то невидимой никому силы. Проход открылся. Мрак башни манил гостей.

— Делайте факелы, — приказал Венцеслав. — Побыстрее. Мы не знаем, долго ли портал останется открытым.

— Теперь, когда мы знаем секрет, мы всегда можем открыть его снова, — заметил Ратимир.

— Его открыла вера Махьяра, — возразила Сорайя. — Это не значит, что кто-то из нас сумеет сделать то же самое.

— Легкомысленно испытывать веру — большая глупость. — Махьяр сжимал и разжимал кулак, шевелил пальцами, удивляясь, что они по-прежнему на своих местах. — Возможно, если бы мне пришлось пройти проверку снова, меня бы сочли негодным. — Он постарался изгнать из голоса даже намек на сомнение, но, судя по взгляду Кветки, ему это не удалось.

— В темноте я вижу лучше, — сказал Зорграш. Не дожидаясь факелов, только по кивку Венцеслава, он нырнул в проем. Мигом позже внутри раздался его голос: — Тут пусто. Только лестница, ведущая наверх, к двери.

— Еще одна дверь, — пробормотал Махьяр и опять сжал кулак, унимая дрожь. Взгляд его снова прикипел к коронованному черепу.

Ухмылка Нагаша определенно была издевательской.

Внутри цитадель выглядела еще более жутко, чем снаружи. Да, это действительно был выдолбленный ствол колоссального дерева, окаменевший давным-давно, возможно, еще до того, как Госпожа Печалей утопила Бельвегрод. Искусственными казались только дверь и лестница — гигантская каменная спираль, протянувшаяся к еще одному порталу из пронизанного золотыми прожилками мрамора. Если не считать этой лестницы, помещение было пустым. Свод потолка, расположенный футах в двадцати над головами, тоже походил на слой древней, окаменевшей древесины.

— Ну, Оракула под Вуалью тут внизу точно нет. — Венцеслав поднял факел повыше. — Похоже, нам остается только подняться.

Отряд двинулся к лестнице: Махьяр — впереди, Зорграш — замыкающим. Сорайя и Омид остались с Гаевиком. Кветка покачала головой, подумав о лежащем на носилках чародее — лишенной разума оболочке человека. Если дела пойдут плохо, Сорайя и Омид не смогут взять его с собой. Да, трудно будет вернуться в Двойные города без него. Остается утешаться тем, что они позаботятся о том, чтобы заклинатель не страдал, когда придет конец.

— Еще резьба, — окликнул Махьяр Кветку, и она, протиснувшись мимо Венцеслава и Ратимира, принялась изучать дверь. Перед ней вновь были запретные письмена морданта.

— Это что-то вроде стихов, — сказала она остальным. — Тут говорится: «Я отверг любую веру, я почтенье предавал, кулаком грозил я небу, на святое я плевал. Кто я?»

Прочитав надпись, Кветка отпрыгнула — поскольку, едва она закончила перевод, на мраморной двери проступил мерцающий призрачным светом силуэт ладони, мгновенно высосавший из воздуха все тепло. Кветку пробрал озноб.

— Очередная загадка. — Венцеслав кивнул на дверь. — Ожидается, что кто-то из нас приложит руку?

— Но кто? — спросила Кветка. И тут же ей показалось, что в глазах Махьяра мелькнула тревога. Ученая удивленно посмотрела на жреца: — Ты?

Махьяр покачал головой, но она заметила, что на лбу его выступил пот.

— Что произойдет, если двери коснется не тот человек? — поинтересовался Зорграш.

— Полагаю, лучше не выяснять, — не отрывая взгляда от Махьяра, сказала Кветка.

Что-то тут было не так. Таким встревоженным она его еще не видела.

— Не стоит беспокоиться, — заявил Ратимир, шагнул мимо Махьяра и аккуратно оттеснил Кветку. — В загадке определенно говорится обо мне. Я был мерзавцем с тех пор, как начал самостоятельно жевать еду. Я воровал в храмах и обчищал карманы жрецов. Если в каком грехе меня и нельзя обвинить, так мне о нем неизвестно. — Он усмехнулся. — Пожалуй, это единственный момент в моей жизни, когда все это сослужило мне хорошую службу.

— Ты уверен? — спросила Кветка.

Ратимир улыбнулся ей:

— Нет, но я все равно попробую. Нельзя же, чтобы все двери открывали азириты.

Кветка заметила, как Махьяр поморщился. Но потом все ее внимание сосредоточилось на солдате-обретенном. А тот дважды плюнул на ладонь, призывая удачу, — и пришлепнул эту ладонь к двери. Призрачный контур сместился, окаймляя теперь только руку Ратимира.

Пару секунд ничего не происходило. Потом по цитадели пронесся оглушительный рев. Ратимир закричал; Кветка увидела, как запрокинулась в агонии его голова, но чудовищный вой поглотил все иные звуки. Призрачный свет окутал солдата целиком; свет кружился, быстрее и быстрее, и с каждым витком, точно шелуху с луковицы, снимая слои с тела Ратимира — тонкие полоски ткани и кожи, затем кровавые клочья мышц. Махьяр рванулся вперед, пытаясь спасти солдата, но, как только он коснулся вертящейся эктоплазмы, его с силой отшвырнуло назад.

Когда все было кончено, освежеванный труп Ратимира упал с лестницы и разбился об пол, разлетевшись осколками окровавленных костей. Все вокруг дверного проема было заляпано кровью. Кветка чувствовала, как ошметки мертвеца стекают по ее одежде. И Махьяр был с ног до головы залит кровью солдата.

— Да минуют нас черные ужасы Нагаша! — скулил скорчившийся на ступенях Зорграш, стуча зубами от страха.

— Ты ошиблась! — крикнул Венцеслав Кветке. — Ты не поняла смысла! Пути просто нет!

Кветку затошнило — и от зрелища, и от обвинения. Неужели и вправду это из-за нее? Неужели она стала причиной столь страшной смерти Ратимира?

— Она не ошиблась, — твердо произнес Махьяр, виновато глядя на Кветку. — Не ошиблась. Загадку она прочла правильно. Ошибся Ратимир, попробовав. Он не был уверен. Человек, отвечающий на загадку, не сомневается. Он знает, о ком идет речь.

— Ты? — ошеломленным шепотом повторила Кветка.

Махьяр кивнул:

— Это мой глубочайший позор. Я был всего лишь служкой в Храме Зигмара. Мои родители, люди, сделавшие для меня все, чья любовь не знала границ… они стали жертвой нежити, духа-изверга, являвшегося к ним ночами и высасывающего их жизненные силы. Понемногу, недостаточно, чтобы убить сразу. Нет, они просто медленно усыхали, умирая по чуть-чуть каждую ночь. Как я молился об их спасении! Как просил Зигмара защитить их! Но Гробовой страже так и не удалось найти терзавшего их призрака. Они не смогли остановить его. И все молитвы его не остановили. — Он шагнул к двери, протянув руку. — Когда они умерли, я проклял Зигмара за то, что он не спас их. Не было такого богохульства, которое не сорвалось бы с моего языка. Я проклял Бога-Царя — терзаемый болью, я плюнул на все, что считал святым.

Воин-жрец приложил руку к двери. Все затаили дыхание. Свечение окружило ладонь мужчины. Но на этот раз оно не разрослось, не охватило Махьяра — только замерцало вокруг пальцев. Потом свет померк, и дверь медленно скользнула в сторону.

Махьяр обернулся. В глазах его стояли стыд и сожаление.

— После смерти моих родителей Гробовой страже удалось выследить тварь, убившую их, и добраться до самого ее логова. Там они обнаружили еще дюжину призраков, питавшихся людьми Западного Предела. И уничтожили всех. Смерть моих родителей спасла сотни других невинных. Каждый раз, молясь Зигмару, я каюсь в нехватке веры. Я усомнился в его мудрости — и нет для жреца позора тяжелее.

Венцеслав с каменным лицом прошел мимо Махьяра, наградив жреца испепеляющим взглядом.

— Твое молчание стоило человеку жизни, — уронил он, шагнув в открытый проем. — Добавь это к своему позору.