Господин арматор

…

До Выксы мы добрались только к вечеру двадцать пятого июля. "Суровые шведские парни" уже прибыли и сидели пока в карантине, не особо правда, возмущаясь таким обычаем, ибо девиц мои ребята разместили в соседней избе, на том же дворе, где вдобавок имелась банька. Кормежка стала ещё обильнее, а выпивка разнообразней. Взглянув по прибытию на шведов, я подумал, что как минимум старику Густаву после возвращения из плена точно придётся обновить гардероб и возможно заказать новые доспехи. Впрочем, младший Ваза с Якобом Багге тоже стали немного похожи на хомячков.

Весть о необходимости отъезда в Москву немного расстроила Юхана, хотя я быстро успокоил его, тем, что он может взять с собой не только полюбившуюся ему Катарину, но и одного из моих поваров, чтобы по дороге ни в чём себе не отказывать, как и положено особе королевской крови. А вот Густава Вазу и Якоба Багге известие о том, что им предстоит отправиться вниз по Волге, порадовала, тем более что расшивы стоящие в затоне, недалеко от пристани, где причалил шведский король с сопровождающими, их очень заинтересовали.

Погрузка товаров и провианта на расшивы заняли весь следующий день, так что в Муром мы отплыли только утром, во вторник и прибыли туда к полудню. Как оказалось – зря: персы не шибко поторапливались и до места пока не добрались. Зато прибыл Григорий Строганов с грузом мехов и неуемным желанием обсудить с персидскими купцами "дела торговые". Похоже, есть у него свои люди в Москве: в Муроме о персидском посольстве до моего приезда никто знать не знал, как впрочем, и в Выксе.

Персы прибыли в четверг незадолго до обеда. Ещё одной неожиданностью оказался приезд с ними английского купца Кристофера Хадсона с разрешением отправиться вниз по Волге для изучения возможностей торговли. То, что англичане должны были приложить все усилия для получения подобной возможности дело вполне понятное, но почему приехал только один и почему именно этот? Явно были у государя какие-то резоны выделить именно этого купчика…

Пока персы обустраивались на выделенных им расшивах, я пригласил к себе в каюту англичанина на обед. День был скоромный, и к тому же я собирался пригласить Григория Строганова, но счёл необходимым изменить планы. Трапезу по местной традиции мы начали с чарки "хлебного вина", в роли которого я выбрал ржаной виски со льдом. Закусив нежной ветчиной, перешли к горячему. Густой борщ с майонским соусом для англичанина оказался несколько непривычен: едва попробовав его из вежливости, он предпочел уху из стерляди.

Закончив с первым блюдом и пропустив ещё по чарке, мы завели неспешный разговор. Дальше всё пошло как по маслу: я лишь успевал подливать "любезному другу Кристоферу", время от времени позволяя себе небольшую ремарку о собственном преуспевании и богатстве в "дикой Московии", подстегивая ответное желание англичанина показать собственную значимость и успешность. Сначала Хадсон старался не говорить лишнего, но после почти что пинты[10] виски язык у него развязался просто на славу.

Купчик оказался действительно непростой: семья Хадсонов на протяжении нескольких поколений занималась торговлей кожевенным товаром, а его дядя, Генри Хадсон[11], возглавлявший гильдию кожевников и меховщиков, и был весьма состоятельным и влиятельным человеком. Мало того, он заседал в совете графства и владел обширными землями в лондонских предместьях. Именно благодаря дяде Кристофер и получил своевременные сведения о том, что сэр Джон Поллард, избранный спикером палаты общин, проталкивает закон, ограничивающий ношение дорогостоящей одежды. Так что пятого мая 1554 года, когда документ получил статус закона, Хадсоны были во всеоружии.

Скупленная в Лондоне по бросовым ценам крупная партия роскошных тканей, была оперативно отправлена в Московию и оказалась в сундуках государя. Не забыл Кристофер нажиться и на другом "товаре": выгнанные хозяевами мастерицы были законтрактованы, вывезены из Англии и в итоге оказалось в Горицком монастыре, в "светлице" княгини Старицкой, вместе с изрядным запасом шелковых нитей и тканей, скупленных за гроши у разоренных владельцев мастерских. Естественно "дорогой Кристофер" не преминул представить мне это как благодеяние, хотя подозреваю, что по факту он просто продал этих женщин.

По некоторым умолчаниям и сбивчивым моментам я понял, что дальше с бизнесом на тканях у англичан возникла проблема, что не удивительно: они сами того не понимая затоварили рынок. Нужно просто знать местные реалии. Государь, получив такое количество драгоценных тканей по низкой для России цене, начал тут же одаривать парчой и бархатом всех начиная от татарского царя Семиона, свадьба которого с Марией Кутузовой состоялась в ноябре того же года, до бояр и простых служилых, включая даже стрельцов отличившихся уже в этом году под Судбищами. Сам Хадсон, тем не менее, не прогадал, мало того в феврале этого года, когда его дядюшка Генри стал одним из губернаторов компании[12], сменившей своё название на Московскую[13], Кристофер получил должность управляющего московской факторией и отправился в Россию.

Мало того, ушлый купчик быстро нашел новую замену временно прогоревшему бизнесу. Оценив разницу между ценами на осетров в Горицкой слободе и в Данциге, он понял, что обнаружил золотое дно[14]. Вот тут-то я велел своим кухонным мужикам подать осетрину и икру. Не знаю, что там продавали в Данциге, но осетрина, приготовленная по моим рецептам, была на фоне местной просто вне конкуренции, благо и соль использовали наилучшую и разделывали рыбу вовремя. А самое главное, я специально отобрал для того дела людей, которым оно по душе и не требовал гнать вал, напротив – упирая на качество.

После первого этапа дегустации, я удивил своего гостя, попотчевав его слабосоленой семгой по особым рецептам, затем перешел по ниспадающей, добравшись в конце до сельди. Попробовать оную Хадсона пришлось уговаривать, что неудивительно, потому как на неё в нынешние времена не было принято тратить ни хорошую соль, ни время на качественную обработку и уж тем более специи[15]. Результат получался довольно специфический, так что мало кто мог соблазниться подобным, исключая бедняков, которым выбирать не приходилось. У моих же мужиков, пока мы были в Выборге, нашлось и время, чтобы обработать свежий улов, пойманный местными рыбаками, и качественная баскунчакская соль, так что рыбка вышла на славу! Оценил её и Кристофер, и тут же, несмотря на сильное опьянение, попытался выведать у меня рецепт. Похоже, он всё-таки коммерсант от бога: сразу просек, каков потенциал у такого товара. Богачей в Англии хватает, но и выбор продуктов питания у них шире, так что на одних осетрах состояние не сделать, просто потому, что много такой рыбы не продать. А вот на подобной сельди – запросто!

Вот тут-то мне пришлось разочаровать "дорогого друга", разъяснив ему, что долго такую рыбу хранить можно только при низкой температуре, а значит, трюм придётся частично заполнить льдом и чтобы получить хоть какую-то прибыль судно для перевозки рыбы должно быть очень большим, а те, что занимаются ловом, напротив – маленькими и маневренными. Причём их нужно много, иначе выгоды это затея не принесет. По мере моих пояснений интерес в глазах англичанина потух. Видимо оценив необходимые затраты, он счёл овчинку не стоящей выделки. Оно и понятно, зачем такие серьёзные вложения, если можно купить "в дикой Московии" партию осетров, пеньки или кож и незатейливо продать это в Лондоне с хорошей прибылью.

Я же со своей стороны оценил англичанина на предмет пригодности для другой моей цели, и надо сказать, в этом отношении он меня вполне устроил. Однако причин для спешки не было: время десерта ещё не настало. А решил я ему сосватать, ни много ни мало, совершенно эксклюзивный для XVI века товар: сгущенное молоко, в стеклянных банках со стеклянной же крышкой и прокладкой из белого фактиса. Изготовление емкостей из белой жести ещё не доработано, да и обходится она нам пока дороговато: уж больно скромная производительность у малого прокатного стана, а валы для большого, способного катать лист шириной в аршин и два вершка, пока шлифуют. К тому же пруд до нужного уровня ещё не заполнен, да и олово купить свободно и без особой переплаты не всегда удаётся. Вот с этим-то Кристофер и поможет: всё одно вывоз английской монеты и драгметаллов из Англии запрещён, и рассчитываться со мной он будет исключительно товаром.

Под конец обеда настал черед отведать десерт. В наше время, что обычная сгущенка, не та вещь, которой можно кого-то удивить, хотя и довольно высоко ценимый деликатес. Но в XVI веке, когда пуд самого дёшевого сахара стоит близко к годовому доходу среднего крестьянина, круассаны со сгущенкой пошли на ура. Хадсона несколько удивила их форма, напомнившая ему полумесяц. В ответ на его недоумение я пояснил, что специально велел сделать их такой формы в ознаменование победы русского оружия под Судбищами, одержанной над крымскими татарами. А в заключение обеда одарил Кристофера небольшим ларцом, в котором в отдельных ячейках покоились полдюжины однофунтовых банок, из стекла янтарного цвета, со сгущенкой. И намекнул, что если он сочтет, сей товар интересным, то я могу предоставить ему эксклюзивное право поставлять его в Англию в течение десяти лет со дня подписания договора.

…

Со Строгановым мы обсудили наши дела за ужином. Осведомленность о торговых делах в Москве в целом и о персидских он старался не афишировать, а прямой вопрос, кто ему сообщил о том, что персы отправляются именно из Мурома и именно на моих судах, ответил уклончиво: дескать, есть "добрые люди в посольском приказе". Висковатый, похоже, совсем мышей не ловит! Впрочем, этот вопрос мы с Иваном Михайловичем обсудим позже и без свидётелей, а пока дела иные на повестке дня.

Первым делом нужно решить вопрос с добычей медной руды на Григоровской горе. Вот только с моровым поветрием придётся бороться самому Григорию без оглядки на отца. Одного человека из своей "карантинной службы" я с ним отправлю, чтобы он организовал всё как положено. Если к весне повторных вспышек заболевания не будет, можно начинать работы. особым премудростям я обучать строгановских людей пока не планирую: в их задачу входит лишь добыча руды и проведение первичной плавки с получением штейна. Дело нехитрое, справятся, а вот дальнейшую переработку мы будет осуществлять сами.

Местные руды интересны тем, что в своем составе имеют кроме меди и другие металлы, в том числе и золото с серебром, а порой и ванадий. Впрочем, последний проще отделить на стадии начальной сортировки, потому как он представлен в виде минералов фольбортита и визеньеита, пока ещё местными "минералогами" не открытых и соответственно не названных. Впрочем, среди образцов добытых моими людьми они оба есть, как и палыгорскит, который ребята, вполне ожидаемо, назвали "горной кожей". Последний ценен и сам по себе, потому как его можно использовать не только как теплоизоляцию, но и для фильтрации, например нефти, масла, уксуса или вина. Остальные минералы имеют ценность, по большей части, в качестве медной руды и будут перерабатываться на месте.

Впрочем, пока это только планы, а основная задача в данный момент в том, чтобы убедить Строганова. Иначе шансы остановить мор мизерные. Знаю я, как в таких случаях бывает, насмотрелся ещё во время Гражданской войны. Помрет семья, а её вещички, вплоть до исподнего, растащат по дворам "рачительные" соседи. Через некоторое время глядишь: снова кто-то заболел! И так по кругу, пока полдеревни не вымрет! Или вся – тут уж как повезет. Так что всю нашу эпопею борьбы с тифом, я выложил Григорию Аникеевичу с максимальным количеством подробностей. Слушал он внимательно, даже вопросы иногда задавал, а вот что для себя уяснил, бог весть.

Под конец разговора я озадачил своего будущего компаньона одним не шибко сложным дельцем. Раз уж он так бойко торгует соболиными шкурками с теми, кто их добывает, то ему будет не сложно заказать у своих "меховых поставщиков" дюжину живых соболей обоего пола и семян черемши. Как она сейчас у сибирских аборигенов называется я не в курсе, поэтому просто нарисовал и описал основные особенности этого растения. Да вдобавок сговорился, чтобы строгановские люди обязательно наколотили с дюжину бочек кедровых орехов, благо в пермском крае кедр растёт. С ценой я не поскупился: выучим хотя бы с полдюжины специалистов по разведению соболя – всё окупиться со временем сторицей. Дальше-то можно будет народ обучать в геометрической прогрессии, когда дело хлебное, от желающих отбоя нет.

Заодно можно и кедр посадить, но тут есть тонкости: орешки на нём появятся не ранее чем через шестьдесят лет. Зато, если привить его на сосну, выйдет намного быстрее. Много этого добра на Выксе не нужно. Разводить соболя массово именно тут, смысла нет: качество шкурок будет посредственное. Соболиная шкурка холод любит – чем холоднее, тем она пушистее и лучше. Так что кедр нужен исключительно для подстраховки на случай срыва поставок.

…

Из Мурома мы отплыли на следующий день, в пятницу, и уже к обеду вторника дошли до Нижнего Новгорода. Высадив там Строганова, который успел провернуть сделку с пушниной, отправились дальше. Ушлый Григорий сумел-таки улучить для охмурения персов максимально удобный для себя момент, подгадав, когда я был занят с англичанином, который, промаявшись похмельем до середины дня, в обед приполз ко мне по поводу нашего будущего совместного бизнеса. Хадсон, после вчерашнего возлияния, чувствовал себя не особо хорошо, но, тем не менее, нашел в себе силы придти ко мне для продолжения делового разговора.

Пока я возрождал к жизни Кристофера с помощью рассольника, Строганов успел вдоволь поторговаться и даже произвести расчёт. Не учел он лишь того, что персидские купцы не утерпят и похвастают мне своим приобретением. А уж понять, что меха такого качества казна мимо себя не в жизнь бы не пропустила, было несложно. Впрочем, с самим Григорием я на эту тему не обмолвился не словом, зато велел Сеньке записать под крестное целование показания моих "кухонных мужиков", подававших персам кушанья и видевшим те меха непосредственно в момент продажи. Не уверен, что сей документ мне, когда-нибудь пригодится, но запас карман не тянет. По нынешним временам контрабанда грех не велик, но не с соболями, тут можно крепко погореть.

Но суть в ином: если Строганов имеет столько "мягкой рухляди" подобного качества, это означает не много не мало, торговлю с сибирскими инородцами. Сам ли он людей за Камень посылает или к нему кто ходит, не суть важно. Но при случае стоит воспользоваться его связями. Пушнина мне не нужна, а вот проводники из числа инородцев ой как пригодятся. В тамошних реках можно при известном усердии набрать платиновых самородков. Золото там тоже есть, но для меня важнее именно платина. Высокотемпературные тигли, с отличной теплопроводностью, дорогого стоят, особенно если их можно получить практически даром. А как её обрабатывать я в отличие от местных знаю.

С учётом моих планов, раньше 1557 года, думаю, не стоит и загадывать, тем более что именно к этому сроку закончатся переговоры с башкирскими родами и путь за Камень станет несколько более безопасным. Хотя вооружать своих "геологов" мне всё одно придётся "до зубов", потому как сибирские инородцы гуманизмом не испорчены и на всякого пришлого смотрят как на источник добычи.

На этот раз устье Ветлуги мы прошли без эксцессов, тем более что, завидев наш караван, местный шудовуй на небольшой лодке с парой гребцов вышел нас встречать и очень настойчиво зазывал на угощение. Однако я сразу пресек эти поползновения, пояснив, что выполняю волю Государя и везу ни много ни мало – персидских послов, так что принять его приглашение не могу ни в коем разе. Темнее менее желание отблагодарить меня у него было столь велико, что отвязаться вряд ли бы вышло. Видать его визит к царю с изъявлением покорности оказался весьма своевременным и успешным.

Раз уж так хочет отблагодарить, пусть велит своим людям изловить ближе к концу зимы с дюжину стельных лосих и доставит их ко мне. А уж ответный подарок не заставить себя ждать. К тому же мне и гадать не нужно – ещё в прошлый раз он смотрел на наши револьверные винтовки с совершенно нескрываемым вожделением. А уж один-то ствол, рассверленный под круглую пулю, я могу себе позволить пожертвовать в качестве подарка.

…

Договор о поставках мы с англичанином подписали нескоро: слишком уж въедливым оказался мой контрагент! Даже Строганов с его дотошностью был по сравнению с ним образцом наивности. С Григорием Аникеевичем мы утрясли формальности менее чем за пару часов, а "дорогой Кристофер" как заводной бегал ко мне на обед до самой Казани, раз за разом согласовывая очередные пункты договора. Судя по всему сгущенку, как товар, он оценил высоко и потому боялся прогадать даже в малом. Так что договор в окончательном варианте мы подписали только в субботу, седьмого августа, когда миновали устье Казанки.

По пути до Сокского острога никаких злоключений нам судьба не подкинула, поэтому в среду, одиннадцатого числа, мы добрались до места. Изначально я намеревался просто передать Ласкиреву государев наказ о строительстве нового острога ниже по течению Волги, а самому продолжить путь, но не тут-то было: прознав, что со мной следует персидский посол со свитой, он, не откладывая дела в долгий ящик, пригласил их на пир. Судя по всему, не особо хотелось Михайло Дмитриевичу отправляться на строительство вот прямо так сразу: разнежился он в тепле и уюте, да разъелся на воеводских харчах.

Настаивать я не стал, и под предлогом необходимости выбрать место для нового острога взял своих лучших пушкарей и три сотни посошной рати из Сокского острога, после чего на трёх расшивах пошёл вниз по течению. Спустя девять дней мы почти достигли места назначения. Был уже вечер и поэтому я велел встать на якорь примерно в шести верстах от протоки, соединяющей Волгу с Ахтубой. А через час две чайки с моими бойцами ушли в ночь.

…

Все мои прикидки как-либо использовать донцов разбились о реальность: с дисциплиной у них было совсем худо: по докладу бойцов они даже посты не выставили, пришлось языков брать прямо из лагеря, благо основная масса там спала в пьяном угаре. Не знаю, где они брали хмельное, но факт есть факт. А ведь помню, читал в своё время, что в походе хмельное у казаков под запретом было! Видать или они своё сидение здесь за поход не считают, или время ещё не пришло для подобных запретов, или казаки не те. В любом случае, мне такой контингент не интересен, я уже с подобными людьми намаялся. Предсказуемость у них близкая к нулю, тут даже смоленские мужики, которые мне и года не служат, надежнее будут.

Есть правда одно дело, которое им можно поручить, глядишь, вину перед государем искупят, а заодно и пользу принесут. Верстах в тридцати от Хаджи-Тархана, на левом берегу протоки Бузан, в месте, где оная соединяется с Ахтубой, расположено местечко под названием Красный Яр[16]. Там во времена Петра I находился селитряный завод, который за первые семнадцать лет работы выдал почти тридцать тысяч пудов селитры. Сейчас там конечно её там вряд ли столько есть, но как минимум половину от этого объема добыть, думаю, получиться. Можно и в самом Хаджи-Тархане ямчуг варить или выше по течению – в Селитряном Городище, но чем дальше будут казачки от Волги, тем спокойнее будет всем остальным. А Селитряное Городище мы и сами освоим, пусть и позже.

…

Визит казакам мы нанесли аккурат в полдень, когда большинство из них отдыхало в тени шатров после утренней попойки. Расслабились они капитально: даже появление из протоки трёх расшив не вызвало какого-либо волнения в лагере. Лишь после того как первая расшива, не дойдя до берега двадцати саженей, развернулась бортом, а две другие разошлись в стороны, охватывая лагерь с флангов, его обитатели всполошились не на шутку. Когда остальные расшивы встали на якорь, я велел открыть пушечные порты и выдвинуть жерла пушек. После чего приказал Заболоцкому зачесть казакам государево послание.

Когда Сенька завершил чтение сего документа, на его лице сквозило откровенное злорадство, казаки же напротив, были задумчивы до невозможности. Причём прочитал им мой толмач, только письмо государя к донцам, грамота по поводу "воровских казаков" пока что даже не покинула ларца в моей каюте. Ну не нужны мне эксцессы с пролитием крови, тем более, сколько я не смотрел, ни одного знакомого лица не приметил. Толи мои бывшие "работники" благоразумно остались в лагере, прячась по шатрам, то ли у них с донцами конфликт произошел на почве раздела "честно заработанного", пес его знает!

– Все слышали слово Государево? Тогда даю вам час на размышление, после чего жду старшин с атаманом к себе на судно на переговоры.

Кряжистый, роскошно одетый казак с сединой в бороде, поправил заткнутый за пояс дорогой турецкий пистолет и, оглядев своих людей, промолвил:

– К чему время тратить? Мы Государю не супротивники, – сказал он и, повернувшись к остальным, спросил: – Верно, я говорю?

– Верно, верно! – прокатилось по толпе, после чего кто-то ехидно выкрикнул: – А пощипать купчишек сам Бог велел! Сие испокон веку заведено…

– Я, Алехандро Торрес дель Рио, упреждаю каждого и велю передать остальным донцам: все купцы, что ходить на моих судах меж Нижним Новгородом и Астраханью никому кроме меня ничего платить не будут.

Кряжистый, усмехнулся в усы и примирительным тоном начал:

– Я, Сусар Федоров, брал Казань с Государем Иваном Васильевичем, за что пожалован был со своими людьми рекой Доном. На Волгу нас людишки гулящие позвали, что соль тебе в прошлом годе возили. Человека твоего мы добром просили нам хлеба дать али серебром отсыпать толику, вот те крест!

– Так было Семён? – обернулся я к Заболоцкому.

Тот потупился и кивнул головой. Ну и сопля, с семью расшивами, на которых почти четыре сотни народа да семь дюжин единорогов, и струхнуть! А казаки молодцы, рискнули, хотя и видели какая против них сила. Вон они и сейчас на пушечные жерла косятся. Чай не дурные, понимают, что могут сотворить три дюжины стволов с их лагерем. Кстати, не так уж их и много, сотен семь-восемь, не более.

– Большой вины на вас не вижу, но Государь осерчал, и посему провинность сию загладить надобно. Заодно и на хлеб заработаете. А Бог даст, и дело сделаете доброе, за что вам Иван Васильевич милостями своими не оставит.

– Хорошо говоришь "немец", токмо не понял я ничего! – сказал Федоров.

– Поставил в прошлом годе Иван Васильевич царевича татарского Дервиш-Али в Астрахань ханом, да заворовал он ныне супротив Государя, с крымцами стакнулся. Государь же направил воевод выбить из Астрахани Дервиш-Али, а коли вы им в том поможете, будет вам от царя прощение ваших прегрешений. И ещё одно дело есть, хлебное, дабы не было вам нужды разбоем промышлять…

– Государю послужить мы бы и рады, токмо коим образом, я не уразумею. Растолкуй мил человек! – поинтересовался атаман.

– А дело нехитрое. Ведаю я, там мест немало, где ямчужной земли богато. И грамотка есть от Государя, по коей разрешено мне руды искать и иные промыслы заводить от Камского устья до самого моря Хвалынского[17]. Котлы для варки ямчуги у меня есть, а вот людей, таких чтобы ногайских татар не страшились, я не нашел. А вас напугать, я вижу непросто…

– Верно, верно! – прокатилось по толпе, после чего атаман поднял руку и когда крики стихли, сказал: – Народ тут вольный, кто от неволи ушел, кто вольным родился, спину гнуть на бояр али купцов не в нашем обычае…

– А и не надо. То ваш промысел будет. Что добудете, казне продадите, а ямчугу в Москву сам отвезу и рассчитаюсь сразу, чтобы вам не ждать. Котлы для варки ямчуги, хлеб, соль, и иные припасы аккурат по прибытию на место под честное слово дам, рассчитаетесь на следующий год, хоть деньгами, хоть рыбой – там её прорва. Место доброе, верстах в тридцати от Хаджи-Тархана. Ямчужной земли надолго хватит. Думайте, совет держите. Ответа жду к вечеру.

…

Совещались казаки не долго, чему в немалой степени поспособствовал мой намек, сделанный напоследок старшинам, что при положительном решении кое-какие припасы они могут получить прямо на месте. Причём три бочки, из числа тех самых "припасов", я буквально через полчаса отправил на берег. Сорокапятиградусная старка по августовской жаре сработала куда как лучше любой картечи. Уже через час среди казаков, в каждом из которых плескалось почти по половине литра хмельного, не считая принятого ранее, практически не осталось способных передвигаться на двух ногах.

Будь у меня желание решить проблему кардинально, достаточно было бы лишь отдать приказ своим бойцам – вырезали бы всех поголовно! На деле же меня больше заботил вопрос: с кем теперь вести переговоры? Так что вместо посланцев смерти, я отправил к казакам посланцев жизни, с парой ведер рассола и наказом вернуть в относительно вменяемое состояние Федорова и хотя бы пару-другую казачьих старшин. Что и было исполнено в довольно сжатые сроки. Доставленные на борт расшивы буквально на руках "переговорщики", после интенсивной полуторачасовой терапии, более-менее пришли в себя, после чего вопрос с переселением казаков под Астрахань был решен.

В полдень все сборы были завершены и мы отправились в путь. Казаков мы разместили на верхних палубах расшив, благо там места хватало. Однако спокойным путешествие я бы не назвал – барагозили эти ухари всю дорогу! Причём постоянно требовали "продолжения банкета", и за двое с половиной суток пути умудрились употребить почти десять бочек "огненной воды". К тому времени, когда мы дошли до границы между Волго-Ахтубинской поймой и дельтой Волги, я уже трижды пожалел, что не отдал приказа прикончить это свору на месте. По лицам моих бойцов видно было, что сейчас бы они восприняли его с большим энтузиазмом!

Оставив расшивы дожидаться персов, мы погрузили обещанные казакам припасы на пару свободных подчалков, и на двух чайках пошли с ними вниз по протоке Бузан. На следующий день, ближе к вечеру мы прибыли на место, но отправиться сразу в обратный путь не вышло. Казаки на радостях от завершения пути ударились в очередной загул, а Сусар Федоров со старшинами пригласил меня разделить с ним веселье. При этом его не особо смутило, что у православных среда считается постным днем. Он задумчиво посмотрел на небо и сказал что после первой звезды можно. Где он её там увидел я так и не понял, но спорить не стал.

…

В обратный путь мы отплыли только в пятницу, и всю обратную дорогу я потратил на общение со шведским монархом. Кроме Сокского острога остановок практически нигде не делали, да и там причалили лишь для погрузки бочек с нефтью, присланной Габдуллой Хусейновым с верховьев реки Сок. По цене договорились не шибко быстро, почём везут "земляное масло" из Шемахи, татарин знал доподлинно и хотел три четверти от той цены. По мне так тридцать три алтына за пуд дороговато, тем более что привез он сорок бочек, то есть двести шестьдесят два пуда. В итоге сговорились по двадцать пять алтын за пуд.

После отплытия я приступил к самым животрепещущим вопросам, благо старик Густав созрел окончательно. То, что Финляндия давно занята русскими войсками, он уже догадывался, а вот новости из самой Швеции его встревожили, особенно когда он посмотрел на даты сообщений "русских доброхотов". Свою шведскую аристократию он знал куда как лучше русских дипломатов, и потому неплохо представлял, что могло произойти в это время. Дав Вазе несколько дней поразмыслить, я, при следующем разговоре, предоставил ему возможность ознакомиться с донесениями из Копенгагена, после чего задумчивость шведского монарха стала просто пугающей.

Следующую неделю я регулярно приглашал Густава на обед в свою каюту, но, ни словом, ни намеком не подталкивал его к продолжению разговора. Время теперь работало на меня. Чем больше Ваза думал о происходящем сейчас в Швеции, тем отчётливее становилось отчаяние на его лице. Как человек деятельный, он наверняка десятки раз прокрутил в мыслях то, что мог бы сделать для спасения своего зашатавшегося трона, будучи на свободе. То, насколько склонен шведский монарх ставить на карту всё, что у него есть, я уже знал из разговоров с его сыном, Эриком, который неоднократно успел мне поведать и про то, как его отец получил от ганзейских купцов финансирование для своей безумной операции по захвату власти.

Возможно, наследничек многое приукрасил, но сам факт победы над датчанами их недавнего пленника говорил о многом. Для меня это означало что Густав игрок, умеющий не только выигрывать, но и безумно рисковать, если его припрет. И это было как нельзя кстати. Потому как при таком раскладе нет нужды особо уговаривать Вазу в плане уступки захваченной территории – он сам скоро начнет торговаться, желая быстрее получить свободу, чтобы вернуться на родину и попытаться сохранить остатки своей державы. Будет ли он лелеять надежду, что когда-нибудь ему или его детям удастся вернуть отнятое, совершенно не важно. После начала конфликта с Ливонией для шведов появятся куда как более интересные цели.

В том, что шведский король с удовольствием ухватиться за возможность отомстить вероломным ливонцам, вопреки обещаниям, оставившим его один на один с русскими, я не сомневаюсь. А Рига и в перспективе Курляндское епископство подсластят горечь от потери Герцогства Финляндского и в полной мере компенсируют финансовые потери. Но спешить с пряниками не стоит, для начала куда полезнее кнут. Пусть сполна ощутить горечь поражения и безысходность. Тем более что Иван Васильевич дал мне карт-бланш на то, чтобы попугать Вазу как следует. Тут-то мы с Висковатым и развернулись вовсю ширь своей фантазии! И теперь среди документов, полученных от главы Посольского приказа, лежит, кроме всего прочего, черновой набросок договора с датчанами, на случай если шведы окажутся несговорчивыми.

А в нём предлагается, ни много ни мало, зафрахтовать часть датского флота для обеспечения высадки русских войск на Аландские острова. С осадной артиллерией естественно. Причём расплатиться с датчанами за фрахт предполагалось передачей им права монопольной торговли через Балтику русским хлебом и лесом и пенькой. Тут мне очень помог Иван Михайлович, как опытный дипломат, знавший все болевые точки шведов. Так что, по сути, документ представлял собой концентрированный кошмар для шведского короля, гарантировавший в случае осуществления подобных планов нескончаемую головную боль для правящей Шведской династии на несколько поколений.

Получался замкнутый круг: Аланды – это пистолет, приставленный к голове Швеции, а полное лишение шведских купцов доступа к русской транзитной торговле гарантировало хроническое безденежье. Отсутвие же денег в шведской казне не позволит собрать необходимые средства для содержания флота и армии, способных, хотя бы гарантировать защиту от русского десанта прямиком на Стокгольм, не говоря уже о том, чтобы отбить назад столь важные в стратегическом плане острова!

Впрочем, потребовался мне этот документ не скоро. Лишь когда мы миновали Казань, разговор подошел к финишной черте и среди проектов договора о Вечном Мире и Северном Союзе "случайно" оказался и этот невзрачный черновик. Передав Густаву документы, я плеснул себе в стакан виски со льдом и ухватил с серебряного блюда роскошный кусок пиццы с ветчиной, маленькими маринованными помидорками и острым перцем, а затем отошел к открытому окну каюте. За плеском волн и шумом воды летящей из-под гребного колеса я едва расслышал шорох сворачиваемой в трубку бумаги. Естественно, когда король вернул мне проекты договоров, "датского" черновика среди них уже не оказалось.

…

В Нижний Новгород мы прибыли лишь первого октября, через тридцать шесть дней, после того как миновали место слияния Волги и протоки Бузан. Несмотря на то, что за всё это время встречного ветра практически не было, а иногда он дул буквально в корму, расшивы против течения шли не шибко быстро. В целом мне стало очевидно, что два рейса за период навигации по Волге это предел, если использовать в качестве движителя тягловый скот. Сейчас других вариантов просто нет, но со временем нужно будет решать вопрос. Так что это я для себя отметил на перспективу.

Вариант с котло-машинной установкой я отверг сразу. И не потому, что пока у нас проблема с производством труб. По большому счёту есть ещё немало других вариантов, а вот то, что скопировать такое решение, тем же немецким мастерам, по большому счёту ничего не стоит, пусть и не враз. С другой стороны в будущем их всё равно придётся строить, потому что как только агрегатная мощность начинает превышать тысячи лошадиных сил сложность изготовления двигателей внутреннего сгорания становиться резко выше не только паровых турбин, но и обычных машин тройного расширения. А ДВС с мощностью в десять-двенадцать тысяч лошадок задача совершенно неподъемная как минимум в ближайшие лет пятьдесят, а то и сто.

Но пока есть смысл сосредоточиться на разработке именно двигателя внутреннего сгорания для расшив, причём для решения проблем с обеспечением топлива оптимально будет использовать газогенераторный вариант. Опила у нас немало, а избыточная мощность пневматической системы построенной на базе тромп, вполне позволят наладить прессовку гранул нужного размера, которые можно будет подавать в бункер газогенератора, например шнеком. Впрочем, на деле проблем возникнет не мало, но чем раньше мы начнем их решать, тем быстрее получим результат. Со сроками пока не загадываю, два-три года думаю, уйдет на отработку, да и дальше процесс не остановиться, в таких делах всегда есть то, что можно совершенствовать десятилетиями.

Причём на первое время особо большая мощность не нужна. Достаточно по одному двигателю в полсотни лошадиных сил на каждое гребное колесо. Это даст, ни много ни мало, увеличение скорости вдвое и соответственно позволит делать по четыре рейса до Астрахани за период навигации, а то и по пять. С учётом того, что срок эксплуатации самого судна у нас вряд ли в ближайшее время превысит три-четыре года, окупаемость вырастет очень серьезно. Но главное даже не это, своя инженерная школа – вот что важно!

…

Распрощавшись с Кристофером Хадсоном, который продолжил своё путешествие вверх по Волге, в направлении Ярославля, в сопровождении моего толмача, мы отправились в Выксу. В устье Железницы расшива встала на погрузку, а мы с Густавом Вазой и Якобом Багге, с дюжиной моих бойцов отправились в Москву ямской гоньбой, не дожидаясь, пока в трюм судна загрузят картечь и ядра. Я хотел прихватить с собой также и Ваньку Кожемякина, но ему требовалась ещё пара дней для подготовки монетного станка к перевозке в Москву, а поручить это кому-либо другому он отказался категорически. Ещё две дюжины ребят я послал в Рязань на закупку хлеба.

В Москву мы прибыли девятого октября, ближе к вечеру, и передав Густава Вазу и Якоба Багге Висковатому, я занялся осмотром выбранных моими людьми мест для постройки харчевен. Спешить было некуда, с учётом сокращения светлого времени суток расшивы с грузом должны были добраться до места только концу ноября. Так что обратный путь для них в этом году сопряжен с риском. От Москвы до устья Железницы пустые суда дойдут быстро, благо вниз по течению, но всё зависит от времени их прибытия в Москву и продолжительности разгрузки. К тому же большой вопрос, когда в этом году начнется ледостав на Оке. В том же Нижнем, в XIX веке, лед на Оке мог встать как двадцать первого декабря, так и двадцать первого октября…

Заодно я осмотрел место на Боровицком холме, выделенное государем для строительства "Государева зимнего сада". Именно так сие сооружение именовалось официально. Выбор оказался вполне удачным, есть, где развернуться. Что же касается харчевен, я выбрал пока дюжину: на большее количество просто нет людей. И строительство тут не причём. С этим проблем нет, можно привлечь местных, из числа тех, что торгуют готовыми избами, опыта им не занимать – срубят хоть сарай, хоть терем! Всё дело в управляющих и персонале, самое главное поварах или "кухонных мужиках" как их кличут ныне. Их у меня не шибко много, а если говорить о самых лучших, так и вообще наперечет.

Так что лучше дюжина хороших харчевен, чем сотня плохих: это работа на будущее, тем более что в каждой, кроме обычных палат для простого люда будет и красный терем в три этажа, куда и богатым купцам прилично заглянуть будет. Да и иноземцы наверняка будут постоянными посетителями. А вот для плотной работы с ними нужны особые люди. С этим мне обещал помочь Иван Михайлович. Хотя как посмотреть, кто кому помогать будет в итоге: всё, о чем под хмельком неосторожно проговорятся иноземцы в беседе друг с другом, его ведомству не в меньшей степени будет интересно. Своих специалистов подобного профиля я также буду натаскивать, благо кандидатуры уже подобраны и по большому счёту люди Висковатого займутся не столько работой с иноземцами, сколько обучением своей смены. Кроме того при каждой харчевне будут посменно дежурить подсадные, отобранные из тех местных, что бойки на язык, да за словом в карман не лезут. Задача проста: примечать определенных людей и при обнаружении оных подать соответствующий знак управляющему харчевни.

Особых хлопот с самими харчевнями не возникло, разве что стоимость готовых срубов на Москве за пару лет подросла и в основном благодаря моей же собственной инициативе сосватать Висковатому метод защиты древесины от огня путем пропитки фосфатами. Для небольшой избенки ценой в три рубля лишний десяток алтын вроде мелочь, но захочешь поставить что поприличнее, скажем четыре сажени в длину и ширину, заплатишь уже не десять рублей, а одиннадцать. И ладно бы расходы соответствовали такой прибавке, так нет же, их и на два алтына не наберется. А дело в том, что государев указ прямо запретил иными срубами торговать под страхом штрафа в трёхкратную цену проданного. Понятное дело, кто этот указ написал, да вовремя Ивану Васильевичу подсунул. Но особой любви к себе Иван Михайлович этим точно не заработал, что ещё мягко сказано. Особенно метод проверки "по нраву" местным пришелся. Купил ты, скажем, избу, поставил… и тут на новоселье приходит ярыжка с парой стрельцов, да зажженный пучок соломы тебе на крыльцо. Не дай бог займется слишком резво, поди, тогда, не укажи, у кого купил – сам и будешь штраф платить.

Мне же теперь строительство обойдётся на десять процентов дороже, что с учётом потребных площадей выкатывает в весьма солидную сумму. Висковатому же непременно при встрече дам совет, случись какая в Москве заваруха – сломя голову бежать из столицы. Ежели народ в Кремль придёт правду искать, его имя точно будет среди тех, кого начнут требовать на расправу выдать. И, скорее всего в первых строках!

…

Воскресный прием у государя не был той тихой аудиенцией для "своих", что в прошлый раз. Впрочем, не удивительно, потому как в ином случае ничего не помешало бы Ивану Васильевичу вызвать нас в Кремль ещё в субботу. Ларчик просто открывался: ещё в августе в Москву прибыло посольство черкасских князей с весьма недвусмысленным намерением стать вассалами русского царя, в чём им отказано не было, несмотря на то, что некоторые их пожелания были с ходу отвергнуты. В частности оказывать военную помощь в захвате Азова и прочих городов, принадлежащих турецкому султану, Москва была не намерена.

Тем не менее, просто так отделаться от гостей не вышло. Не получив прямой военной помощи они не менее бодро стали просить пушек и прочего огнестрельного оружия. К этой просьбе Иван Васильевич отнесся более благосклонно, но, то что, выпускал Пушечный двор, не особо подходило для горных условий. Так что как только Висковатый доложил государю о моем прибытии, царь не медля воспользовался подвернувшейся возможностью перевалить решение этой проблемы на мои плечи.

Весьма удачно, надо сказать вышло, что скоро должны были прибыть новые образцы орудий, в том числе шести и двенадцатигривенковых десантных и полковых единорогов, на полностью железных лафетах, спроектированных Иваном Кожемякиным и Овтайтонем Тумаем. Лафет они, конечно, изначально делали для пулемета, но и для этих лёгких полковых орудий данная конструкция подошла как нельзя лучше, отлично справлялась с отдачей и позволяя при необходимости транспортировать орудие в разобранном виде, в конском вьюке. Причём благодаря тарельчатому демпферу, смонтированному между брусьями лафета, орудия получились фактически безоткатными, чему, если честно, в немалой степени способствовало использование не шибко большого порохового заряда.

Под шестигривенковый единорог лафет облегчили за счет более тонкого проката, так что он весил всего четыре пуда. Вот только стоило это удовольствие весьма недёшево. Для казны, с учётом того, что медь и олово Пушечный двор предоставлял нам из своих резервов, за одно шестигривенковое полковое орудие с длиной канала ствола в восемь калибров, и весом в шесть с половиной пудов, я собирался запросить по девять рублей. Из этой суммы три рубля за отливку, и ещё шесть – за лафет. Так что при самой минимальной цене на медь и олово, целиком единорог обходился двадцать два рубля. К этому ещё нужно было добавить передок и хотя бы пару зарядных ящиков, а лучше четыре или шесть. Впрочем, они были почти полностью из дерева, поэтому обходились не так дорого.

Двенадцатигривенковый десантный единорог стоил столько же, а вот полковой, с длиной канала ствола в восемь калибров, был вдвое дороже, потому как его ствол весил двенадцать пудов вместо шести. Для десантных орудий использовался оглобельный передок весом в два пуда, а в случае полковых – со встроенным зарядным ящиком половинного размера. Лафеты и зарядные ящики были унифицированы. Разве что для двенадцатигривенковых полковых единорогов пришлось усилить демпфер, а станину лафета делать из более толстого металла, что в сумме привело к увеличению веса лафета практически в два раза. Кстати, унификация и была основной причиной замены калибра с пяти до шести гривенок. Лишние полпуда веса особой погоды не делало, а вот увеличение веса ядра и веса картечного залпа имело смысл.

Кроме лёгких орудий мы изготовили и опробовали ещё пару весьма интересных образцов. Двенадцатигривенковый полевой единорог с длинной канала ствола в двенадцать калибров и весом в двадцать два пуда, а также двадцатипятигривенковый, с такой же длиной канала в калибрах и весом в сорок шесть пудов. Орудия получились очень серьёзные. Однако о массовом производстве пока говорить было рано. В сравнении с полковым вариантом, первое орудие имело заряд в три фунта пороха вместо двух, второе – все шесть. Причем это стандартный заряд, а максимальный пять и восемь фунтов соответственно. Дальность при этом получилась впечатляющая, вот только точность стрельбы не шибко высока: ядрами стрелять моим пушкарям ещё учиться и учиться. К тому же в ближайшую пару лет, сколько-нибудь значимого количества таких стволов наша пороховая мельница боеприпасами обеспечить не сможет.

Зарядный ящик двадцатипятигривенкового единорога содержит сорок стандартных зарядов, то есть в сумме шесть пудов пороха. По большому счёту для серьезной компании потребуется как минимум пять-шесть таких ящиков, то есть на сотню орудий как минимум три тысячи пудов пороха вынь да полож. С учётом того, что всего через год после упомянутого строка в реальной истории началась Ливонская война, поневоле задумаешься что лучше – иметь такие орудия со скромным количеством боеприпасов, или делать их под старый порох. А уж если вести речь об осадных пушках или мортирах, то там вообще вопрос выбора не стоит. Впрочем, их-то как раз можно сделать универсальными, благо диаметр канала ствола позволяет серьезно увеличить размер зарядной каморы и при необходимости использовать обычный порох.

В любом случае, до прибытия образцов и их испытания, обсуждать с новыми царскими вассалами было нечего. Оставалось только ждать…

…

Расшивы пришли только двадцать восьмого октября. Разгружали их ударно, тут я денег не пожалел, и в помощь своим мужикам нанял ещё и местных. Так что в первый ноябрьский день они уже отправились обратно. С учётом того, что в прошлом году до устья Железницы они дошли за пару недель, есть шанс, что и сейчас удастся добраться до зимнего затона до начала ледостава. Самому же пришлось остаться в Москве. Во-первых, хоть я и сразу после прибытия Кожемякина с монетным станком известил об этом государя, но аудиенцию он назначил как раз в воскресенье, первого ноября. Во-вторых, после переговоров с черкасскими князьями всё одно придётся некоторое время подождать, пока казна не рассчитается за доставленные картечь и ядра. Их в этом году государь заказал столь изрядно, что до конца года новая домна только и работала на царский заказ.

С одной стороны хорошо, что успели справиться, да вот незадача, чтобы вот так сразу получить полагающиеся сорок четыре тысячи триста пятьдесят рублей, и речи нет. Столько денег разом в казне нет, так что нужно обождать. Впрочем, по словам казначея там нет и половины потребного, посему ждать мне ещё неделю или две. Что интересно, за стекло Дворцовый приказ рассчитался сразу, без малейшей проволочки, правда, только за самое лучшее и первосортное. То, что должно было пойти на "Государев зимний сад" приказ оплачивать отказался до момента установки "по месту". Так что получил я вместо пяти тысяч семисот шестидесяти рублей всего три тысячи шестьсот, при этом, не имея возможности продать иноземным купцам не принятое дьяками второсортное стекло без особого на то разрешения царя.

Проблема в том, что строительство мы ранее весны точно не начнем, пока даже рисунок узоров для чугунных рам не утвержден. А с учётом того, что за прошедшие с момента запуска стекловаренной печи девяносто дней, подобного стекла, мы успели выработать семь с лишним сотен пудов, дальше ситуация только усугубиться. Пока его выходит от силы пара процентов от общей массы, хотя по мере набора опыта и более качественного прогрева стекломассы брака становится меньше. Вот только это теперь работает мне не в плюс, а в минус. Даже при прежнем объеме выхода начала сентября следующего года у нас окажется в этом товаре заморожено средств на сумму более десяти тысяч рублей. Оставалась надежда, что я смогу убедить Ивана Васильевича отдать указание дьякам принять на ответственное хранение потребное для теплиц количество стекла, и снять ограничение на продажу. Впрочем, первым делом следовало уладить вопрос с поставкой артиллерии черкасским князьям.

…

На следующий день после обеда в присутствие государя, черкасских князей и иноземных дипломатов были проведены испытания новых орудий. В этот раз каждое орудие было представлено в единичном экземпляре, несмотря на то, что привезли мы их практически все, что успели сделать к началу осени. Подобный ход позволял мне не только сэкономить порох и капсюльные трубки, но и использовать при показательной стрельбе самый лучший из всех своих расчётов, натренированный работать практически на рефлексах. Задуманное представление удалось в полной мере. Скорострельность десантных и полковых единорогов впечатлила всех присутствующих: сорок выстрелов за пять минут у первых и тридцать пять у вторых[18]. С тяжёлыми полевыми орудиями я, во избежание ненужной траты пороха, сие повторять не стал, ограничившись стрельбой на дальность. А в завершение испытаний мои пушкари выстрелили зарядом гранатной картечи по участку, густо уставленному деревянными шестами толщиной в запястье.

Впечатление того, что сотворили сорок восемь шариков с залитой внутри свинцово-оловянной оболочки рубленой железной проволокой, под действием заряда в шесть золотников было просто неизгладимым. Установить именно деревянные шесты я неспроста велел, поражение полноразмерных деревянных мишеней, горцев привыкших носить кольчугу вряд ли бы впечатлило. Впрочем, от таких осколков и обычная бурка способна защитить. Всадник, по большому счёту, легким поражающим элементам гранатной картечи не по зубам, в отличие от коня, чьи ноги совершенно не защищены. К чему приведут многочисленные ранения непосредственно в разгар боя, и в чью сторону может склониться удача, князья отлично поняли и новое оружие оценили. В отличие от цены!

Но тут уж я на встречу точно не пойду и скидку ждать бессмысленно: нет никакого желания, чтобы это оружие попало, например, в руки османов или не дай бог крымцев. А если продавать по божеской цене, именно так и произойдет. Средневековье, однако: во время осады, к примеру, осаждающим ни чуть не зазорно торговать с осажденными и наоборот. Одни продают в град осажденный провиант, другие сбывают противнику выковыриваемые из стен собственного города ядра. И все довольны кроме государя, искренне не понимающего, почему так затянулась осада. Так что заряд гранатной картечи для двенадцатигривенкового полевого единорога дешевле тридцати алтын я не продам даже казне, а для двадцатипятигривенкового единорога он и вовсе будет стоить рубль десять алтын.

Как я и ожидал, казна, в лице государя, закупать новомодные снаряды по такой цене отказалась напрочь, чем в немалой степени меня порадовала: пока нам их много всё одно не сделать – там и отливка корпусов сама по себе дело непростое, что уж говорить про взрыватели. Но не показать этого я всё одно не мог, так как сам собирался их использовать, а в таком разе вопрос у государя "пошто утаил" впоследствии наверняка бы возник. С другой стороны некоторые иноземные дипломаты очень сильно ими заинтересовались, но тут я отговорился, что мимо казны сей товар продавать не могу. Пушки, сколько угодно, а готовые заряды и тем паче порох закупайте в казне, если государь на то добро даст. Естественно Иван Васильевич в этом деле занял позицию "собаки на сене" и иноземцы остались не солоно хлебавши.

В целом по итогам испытаний царь одобрил всё представленные мною орудия, фактически "приняв на вооружение". Правда, с оговоркой, по возможности разработать железные лафеты и для полевых орудий. Черкасские князья, пользуясь моментом, и наличием самого товара купили три дюжины шестигривенковых десантных единорогов на железных разборных лафетах, однако без передков и зарядных ящиков, потому как им куда сподручнее было перевозить орудия и заряды на лошадях, во вьюках. На двенадцатигривенковый единорог они тоже облизывались, однако в его закупках благоразумно ограничились всего полудюжиной штук, предпочтя вдвое большее количество зарядов вместо повышенной мощности картечного залпа.

Полковые их не особо заинтересовали, видимо потому, что при большей дальности картечного действия вес ствола в дюжину пудов исключал перевозку во вьюке. Всё остальное выкупила казна, даже пару полевых орудий царь велел взять на испытания. Несмотря на мои опасения государь затраты на артиллерию излишне высокими не счёл. Да и что говорить: в сравнении со стоимостью вооружения служилого цена орудия получалась не такой уж и большой, даже соизмеримой, особенно если не считать стоимость лошадей, а также обмундирования и вооружения орудийной прислуги.

Цену с горцев я взял двойную, и как мне потом объяснил Висковатый, сильно при этом продешевил. Что такое тридцать два рубля за пушку, если цена обычной сабельной полосы ныне три-четыре рубля, а качественный булатный клинок кызылбашских мастеров с доброй отделкой может и полсотни стоить! Впрочем, особых сожалений в данном случае я не испытывал. Пусть на пушках я и не особо много заработаю, зато на картечи и ядрах своё возьму с лихвой. Если даже считать по полтине за пуд, по которой картечь идёт в казну, один картечный заряд шестигривенкового единорога приносит в мой карман порядка десяти копеек, причём это без стоимости поддона, пороха, укупорки из холста и брандтрубки, что в сумме выходит уже пять алтын. Прочие ещё дороже: картечный выстрел двенадцатигривенкового полкового единорога обойдётся в двенадцать алтын, а полевого – все шестнадцать!

Кстати, зарядов к единорогам князья заказали, как им казалось от души: по две сотни на ствол. То, что с учётом скорострельности моих орудий, этого запаса хватит всего лишь на пару крупных боев средней интенсивности, я их просвещать не стал. Сами сообразят, со временем. Что же касается осадной артиллерии, к которой они испытывали особый пиетет, по сугубо практическим причинам[19], то тут мне пока предложить было нечего. Но время до весны есть, так что я пообещал поразмыслить: даст бог, что-нибудь, придумаем.

Что интересно, своим вассалам Иван Васильевич разрешил поставлять боеприпас, по договорной цене, причём напрямую, оставив за собой лишь право утверждать количество продаваемого. Особо задирать цену я не стал, установив стоимость картечного заряда для шестигривенковых единорогов в двадцать копеек, и в сорок пять для двенадцатигривенковых. Напоследок я подарил жаженьскому князю Сибоку Кансаукову, бившему челом Ивану Васильевичу о крещении своего сына Кудадека, пару длинноствольных револьверов, а самому новокрешеному нареченному Александром и оставленному в Москве при дворе Государя, учится грамоте – револьверную винтовку с укороченным стволом.

…

Во вторник я снова отправился на встречу с государем. На этот раз она состоялась в Грановитой палате, куда ещё с утра был доставлен монетный станок созданный Иваном Кожемякиным. Естественно для его использования предполагался водяной привод, но мой мастер предусмотрел и ручной вариант использования. Скорость штамповки монет при этом падала многократно, что не мешало продемонстрировать работу механизма и даже использовать его в таком режиме, например при чеканке штучных изделий, вроде именных медалей.

Новая технология сильно отличалась от прежней чеканки монет. Серебряный сплав сначала отливался в вертикальные разъемные формы, затем полученные пластины калибровались на вальцах и отжигались. Далее из них вырубались кружки нужного диаметра, которые, пройдя контроль, а затем галтовку в специальном барабане, отбеливались в слабом растворе кислоты, после чего загружались в приемное устройство печатного станка и сменным вращающимся диском подавались в зону штамповки. При необходимости одновременно могло производиться нанесение гурта.

Естественно государю Иван Кожемякин продемонстрировал лишь заключительную стадию, описал остальное на словах, тем более что запас монетных заготовок у нас был, так что нужды устраивать в Грановитой палате литейку с травильней не было. Всё это предполагалось установить позже, и там, где государь выделит место. Возможно, придётся строить и само здание, а плотину так однозначно, потому как приводы для станков нужны весьма серьёзные, чтобы обеспечить максимальную производительность. Сам Иван Васильевич конечно пока и не думал о денежной реформе, но зная его характер, я нашел ту черту, затронув которую сподвигнуть его на подобное было проще простого. Случай с милостивым дозволением торговать железом "в немцы" меня окончательно убедил в этом.

Так что после демонстрации работы станка и осмотра отчеканенной наградной монеты я велел своему мастеру:

– Иван, покажи свои остальные работы! – после чего сказал Ивану Васильевичу: – Я так мыслю Государь, что вельми лепо русскую монету чеканить, чтоб лучше любой иноземной была и глаз радовала. Мастер мой расчёты монетной лигатуры и чеканы для сего сделал, дело за малым – оценить его работу и коли будет на то твоя воля, начать старые деньги в новые перебивать.

Пока Кожемякин выкладывал на стол сменные чеканы и готовые монеты, я продолжил свои пояснения:

– Се медная копейка, весом в десять золотников без двух пятых, а медь монетная оценена десять фунтов в рубль, так что и казне сие не в убыток и не шибко дорого, ибо медь особая, чищена добро. По той же монетной стопе деланы и остальные медные деньги: в полкопейки, она же денга новая, в четверть копейки, она же полушка и малые – в осьмушку копейки и шестнадцатую часть оной.

– Медь вместо серебра? – удивлённо спросил Иван Васильевич: – Иноземные купцы такую монету брать не станут. Впрочем, им всё одно русские деньги вывозить заповедано, а медь коли разрешу, так может их и учнут брати…

– Истинно так, Государь! Однако она больше для внутреннего обихода. Как купить, к примеру, лукошко огурцов, если воз оных стоит копейку? Для купцов же серебряные деньги пригожи.

– Погоди-ка да у тебя тут год аки у "немцев" указан, арабской цифирью!

– Верно, Государь! Коли русская монета в иных державах ходить будет по иному не можно. Опять же медь не серебро, у неё цена может вырасти. Коли год указан – мороки меньше: более ранний можно свезти на Монетный двор, да в переплавку пустить.

Мой мастер как раз в это момент закончил с медью и перешел к серебру, так что я продолжил.

– Взгляни государь, се монеты серебряные, от алтына до полтины, а лигатура в них почти по прежней пробе считана, меди одна доля из десяти, остальное серебро. Полтина в восемь с половиной золотников, двугривенник – в три и четыре пятых, а гривенник от него в половину, алтын же в пол золотника с сотой долей.

– Добрая работа! А это что?

– Я так поразмыслил, что государевым гостям, именитым купцам иноземным, да казне серебро для расчётов может оказаться мелковато, так что на оный случай и для золотой монеты чеканы сделаны. Лигатура такая: на шесть восьмых золота, по осьмушке серебра и меди. Пробовали и иные, но оная шибко добрый цвет даёт, да и сама монета прочней выходит. Монеты же в рубль, в два рубля, в пять и в десять. Последние же по восемнадцать золотников будут, и размером в вершок, так что места тут изрядно, чтобы во всей красе изобразить победу над Царем Крымским, что в прошлом годе была или случись ещё что подобное…

Иван Васильевич некоторое время любовался золотыми монетами, особенно десятирублевой, с изображением русской артиллерии, громящей крымцев, а потом сказал:

– Порадовал меня твой мастер! – после чего повернулся к Ивану и продолжил: – Зваться тебе отныне Иваном Васильевичем Кожемякиным и ведать розмыслами Монетного двора в чине дьяка. Жалую дом на Варварке, близь того места, где английским купцам подворье дано, потому как смотреть за их торговлишкой тебе велю, как с мастером Алехандро было ранее говорено!

– Государь, мастеру моему грамотка потребна, чтобы в случае надобности до завода моего быстро добраться, случись нужда чего для Монетного двора изготовить. Ино лучше ему самому при том присутствовать, дабы дело без мотчания шло.

Царь кивнул и велел Ивану Михайловичу Висковатому озаботиться написанием и выдачей необходимого документа, а я перевел разговор на свои дела, поинтересовавшись, принял ли Иван Васильевич решение о том, сколько винтовок и револьверов казна закажет к следующей осени. Государь велел мне делать лишь одни винтовки, судя по всему намереваясь вооружить один из стрелецких полков. Подозреваю, что попытка внедрения револьверов на вооружение поместной конницы была дворянами встречена без особого одобрения. Оно и понятно, к луку они привычны и владеют им мастерски, а тут новое незнакомое оружие, с которым нужно будет разбираться. Не дай бог ещё потеряешь, оно эвон каких денег стоит!

…

С одной стороны "удружил" мне государь можно сказать "от души". Работы по двигателю внутреннего сгорания теперь сильно замедлятся, ладно хоть совсем не встанут. Самому мне заниматься этим практически некогда, а соратникам Кожемякина, с которыми он их вел, откровенно говоря, ещё учиться и учится. С другой стороны, теперь меня в Москве ничего не держит. Деньги за ядра, картечь, порох и прочие казенные заказы Иван получит сам и отошлет под охраной моих бойцов в Выксу, а значит можно наведаться в Выборг и на обратной дороге глянуть на свои новые вотчины, которые Иван Васильевич готов отдать в откуп.

Зимой же нам предстоит масса работы: одних только шестигривенковых полковых единорогов Иван Васильевич пожелал закупить по две дюжины на каждый стрелецкий полк, да по полдюжины двенадцатигривенковых. А стрелецких полков ныне шесть… вот только государь на этом останавливаться не хочет и к окончанию перемирия с литвинами намерен число московских стрельцов удвоить. Причём по примеру моих артиллеристов придать им конный транспорт, чтобы от поместной конницы не шибко отставали в переходах. Так что к концу следующего года только для этой цели нужно сладить, ни много ни мало, сто восемьдесят орудий. И ещё столько же годом позже.

По мне так такое количество орудий для полутысячного стрелецкого полка явно избыточно, но спорить с царем, да ещё в ущерб своему кошельку я смысла не вижу. Тем более что с приданными пушкарями, возничими и кошевыми численность личного состава полка будет уже под восемь сотен человек, если не больше. К тому же с таким усилением и в поле стрельцы будут представлять собой весьма серьезную силу, причём даже без гуляй-города или рогаток.

Ещё потребуются легкие орудия для поместной конницы, что будет против крымцев по весне выходить на Берег. Пока не много, дюжины четыре, так что в сумме шестигривенковых единорогов мне предстоит сделать сто девяносто две штуки. Хорошо хоть для вооружения расшив, которые будут перекрывать броды в среднем течении Дона, пойдут в основном те стволы, что я для Шереметьева делал. Они себя показали неплохо, но новый лафет легче и благодаря отсутствию отката, нет нужды после выстрела, орудие на позицию возвращать. Так что в сумме казна заказала более двух с лишним сотен орудий, причём исключительно десантных и полковых и ни одного полевого. Видёть высоко оценил государь мои лафеты, да так, что без них ему и новые орудия не особо интересны. С другой стороны ядра для них тоже нет нужды делать, как впрочем, и для остальных орудий: запас сделан такой, что на следующий год заказ теперь только на ядра и картечь для шести и двенадцатигривенковых единорогов.

Про чугунные пушки для крепостей Иван Васильевич, однако, не забыл. Но с этим всё проще: как сговаривались на пять дюжин к весне, так и оставил сей урок. Вот только к этому нужно успеть ещё столько же медных пушек для шаха и вдвое больше для Густава Вазы. Причём вопрос с поставками был уже решен, ибо после новых донесений, полученных Висковатым из Дании, шведский король начал определенно нервничать: датчане всё больше склонялись к полноценному вторжению, боясь упустить столь удачный момент, и уже начали вербовать немецких наемников и готовить в Копенгагене флот для десанта. Ещё меньше его порадовали новости, прибывшие вместе со спешно присланным шведским посольством.

Князь Акпарс вопреки моим ожиданиям сидёть зиму на печи не стал и возглавил "поход за зипунами в немцы" лично. К тому же мои инструктора, посланные с ним, хлеб ели не зря, и теперь в шведских тылах пропадали сборщики податей, горели усадьбы аристократов, а купцов грабили так, что торговля практически замерла. Ко всему прочему ещё и воинские отряды, посланные на помощь поселениям, оказавшимся в тихой осаде, пропадали не понятно куда. В общем, шла нормальная партизанская война, к которой шведы оказались совершенно не готовы.

Так что теперь в вопросе заключения мира препятствий со стороны шведского короля не было: спасти бы то, что ещё осталось от державы. Тем более что мои "боевые черемисы", судя по последним донесениям, свою задачу выполнили и перевыполнили многократно, навестив рудники Салы, которые после их визита шведам придётся восстанавливать ещё долго, если новых мастеров смогут найти, на место пропавших без вести. Потому как кроме нескольких довольно затейливо умерщвленных трупов и обрушенных, закопченных штолен там ничего не нашли. Впрочем, после использования шимозы для подрыва крепи, туда в ближайшее время пару лет заходить, точно не стоит.

…

Я планировал потратить ещё пару дней, чтобы закончить все торговые дела с иноземными купцами и уже с шестого ноября отправиться в Выборг, но не тут-то было. В четверг вечером Висковатый сообщил, что государь велел задержаться: в Москву прибыли посланцы ногайского бия Измаила. Иван Михайлович особо в подробности вдаваться не стал, намекнув, однако на то, что ногайцы непременно будут просить у государя легкие пушки, о которых они весьма наслышаны. Так и вышло. Однако, несмотря на давно уж демонстрируемую Измаилом склонность придерживаться промосковской ориентации, особо щедрого подарка ему в отличие от черкасских князей не досталось.

Царь разрешил продать лишь дюжину пятигривенковых пушек старого образца, на деревянных лафетах. Однако новых орудий у меня всё одно в наличии не было – расшивы, на которых они стояли, давно уже ушли. Так что придётся послам ехать в Выксу, заодно посмотрят на полевые кухни, тем более что один из вариантов как раз и сделан с учётом пожеланий тех ногайских купцов, у которых я баранов покупал. Котел там ставиться на дюжину ведер, так что разом хоть целое кочевье корми, со всеми многочисленными домочадцами.

За всеми заботами я даже не поинтересовался астраханскими делами, зато теперь у меня появилась возможность узнать о них из первых рук. Кстати, не припоминаю, чтобы в моем варианте истории ногайцы Исмаила участвовали во взятии Хаджи-Тархана. Здесь же им удалось даже отличиться, пленив Дервиш-Али. Причём ничего хорошего его в ближайшее время не ждало: Иван Васильевич сослал своего, не оправдавшего доверие ставленника не в Звенигород, которым тот владел до воцарения на Астраханском троне, а в Пустозерск, под присмотр тамошнего воеводы. Сильно подозреваю, что неудачливый астраханский хан просто попал царю под горячую руку и со временем будет прощен. Как бы то ни было, Хаджи-Тархан, покинутый населением, к лету следующего года перестанет существовать – государь указал вместо него ставить новый город, в ином, более удобном месте.

…

В Выборг я отправился только девятого числа, причём не напрямую, а через Ярославль, дабы оглядеть те государевы вотчины, что были присмотренные моими людьми для взятия в откуп на десять лет. Заодно нужно было доставить небольшую партию товара Кристоферу Хадсону, который ожидал меня там, попутно закупая у местных купцов разный товар. Впрочем, с ними у меня тоже было о чем поговорить. В этом году "дорогой Кристофер" и его коллеги закупают пеньку и лен невозбранно, сами не догадываясь, что делают это в первый и последний раз. После получения денег из казны, мои люди начнут плотно обрабатывать местных купчиков на предмет массовой скупки этих видов сырья ещё на корню и по цене выше, чем за него готовы платить англичане. Всё одно стоимость готовых канатов и льняного полотна куда как больше, да и транспортировать их удобнее, чем кипы льна и пеньки.

Я ещё перед отъездом решил: раз уж Иван Кожемякин остался на зиму в Москве, грех ему впустую тратить время. Пусть подумает над конструкциями максимально автоматизированных чесалок, прялок и ткацкого стана, а также оборудования для изготовления канатов. Официально он работает теперь не на меня, но удовлетворение его страсти к конструированию требует массу затрат, которые никакое государево жалование не покроет. Вот глядишь, и заработает на своё увлечение, а заодно доброе дело сделает для всей страны. Кстати, мой ученик поставленной задаче весьма обрадовался, мало того поинтересовался, нет ли у меня подобных планов насчёт производства сукна, благо шерсть можно купить у тех же ногайцев буквально за бесценок.

Идея сама по себе неплохая, вот только как я помню, Ногайской Орде осталось процветать ещё года два, не более. Причём проблемы возникнут не столько из-за междоусобиц, сколько вследствие резких изменений климата, вызвавших массовый падеж скота и тотальный голод среди тамошнего населения. Беда в том, что особо помочь им не выйдет, в том же году голод и Россию затронет. Пока к тем пророчествам, что с моей подачи озвучили московские юродивые, мало кто отнесся серьезно. Государь, правда, повелел заложить в Москве несколько больших амбаров для зерна, но хватит ли этого? Что там в других городах я не в курсе. Разве что в Нижнем Новгороде Строганов, по моему совету, подсуетился и сделал неплохой запас. Пожалуй, и я пошлю людей в Рязань: пусть закупят хлеба для моих московских амбаров, благо народа я нанял много, чтобы до холодов успеть.

…

Дорога до Ярославля заняла у нас более трёх дней, так что с Хадсоном я встретился только в четверг, двенадцатого ноября. К счастью мои люди уже доставили груз на место, так что ждать не пришлось. Передав англичанину партию сгущенного молока, я добавил к этому пару бочек листового стекла на пробу, договорившись об оплате оловом, свинцом и самой лучшей шерстью с острова Джерси. Последней мне нужно не особо много, только на теплую одежду для моих бойцов. Заодно попросил доставить несколько писем кое-каким людям в Англии. Кроме этого я намекнул, что если ему удастся привезти пару добрых английских коров и быка, то он получит вчетверо против того, сколько они стоят в Англии, и в дальнейшем я не забуду оказанную услугу. По окончанию дел с Кристофером, настал черед местных купцов.

Впрочем, я послал своих людей не к ним самим, а к их приказчикам, да не с предложением о деле, а вроде как покупателей, которые мимоходом растреплются о важной новости. Прибыл де в Ярославль "гишпанский немец", взявший в откуп в здешних местах вотчины государевы, да хочет в них мануфактуры ставить, а на них холсты да канаты выделывать, и ежели вперёд других купцов поспеть, то можно сговорится о поставке льна да пеньки хоть на десять лет. Не беда если в первый год сырья привезут с избытком, часть тем же англичанам продам или персам. Тут, главное, охватить все села в округе, чтобы ни одно не пропустить, мои люди с этим сами не справятся, карты здешней местности, покуда, нет вовсе, а наугад блуждать – время впустую тратить.

Кстати об англичанах, у меня в Выксе той же смолы, при выжигании угля с одного куба почти четыре пуда выходит, да уксуса чуть менее двух. Поташ, что получается при сжигании веток и опилок, они бы тоже не отказались купить, только не продам, сырье по нынешним временам стратегическое, хотя не все это понимают. Жаль, что у них чугуна и своего хватает, а вот железо думаю, пойдёт на ура, оно у них наверняка дороже, хотя мне выгоднее всего сталь продавать, потому как на неё цена выше, а затраты практически те же что и у железа. А вот, те же чугунные котлы в отличие от чушек чугуна, наверняка будут пользоваться спросом: наши цены на них вне конкуренции, такую технологию изготовления форм пока никто не использует.

Так что качество у меня отличное, а чугун прочный, и если уговорить Кристофера, продавать их в Англии не слишком дорого, можно отхватить неплохой кусок рынка. К тому же есть ещё один тонкий момент: размеры наиболее ходовых котлов стандартизированы, так чтобы они укладывались один в другой, и паковались такими "пачками" в стандартные бочки. Последнее позволяет уберечь товар от воды и перевозить его вместо балласта в трюме, что резко снижает транспортные расходы.

…

Первым, буквально ни свет, ни заря, прискакал ярославский купец Иван Лыткин, и получил вполне заслуженный бонус. Я велел ему к завтрашнему вечеру составит список погостов, в которых он хочет скупать товар, дабы включить сию запись в ряд[20]. А ежели кто иной, вопреки договору, попытается купить в тех погостах лен и пенку, да под видом взятой в ином месте всучить её мне, то на такой случай отдельной строкой будет прописан штраф в размере полной цены. Неправедно купленный товар при этом отойдет мне безвозмездно, а деньги, взятые в качестве штрафа – тому купцу, за которым погост записан.

За Лыткиным последовали и другие, однако известных мне именитых ярославских купцов, таких как Гурьев и Светешников среди них не оказалось[21]. Впрочем, если им это не интересно, горевать не буду, желающих и так хватает. Тем более что в воскресенье будет знатная драка среди претендентов, когда пришедшие сегодня или завтра последними поймут, что большая часть упомянутых ими погостов и сел уже досталась более расторопным конкурентам.

…

Из Ярославля мы выехали в понедельник, пятнадцатого числа, ранним утром. Дорога предстояла неблизкая, даже если не заезжать никуда, то до Выборга девять-десять дней пути. В моих же планах было посетить не только Устюжну Железнопольскую, но и Тихвин, а также некоторые интересные в геологическом плане места в окрестностях Ладоги, впрочем, это можно сделать и на обратном пути – по погоде посмотрим, по мне так попасть на этом озере в шторм удовольствие ещё то. Как впрочем, и путешествие верхом, которое мне начало уже изрядно бесить. С одной стороны мой организм уже неплохо адаптировался, но вот понимание, что я проведу ближайшие две недели в основном в седле, и это время будет бездарно потеряно, не особо утешает.

Насколько лучше было бы преодолеть этот путь, спокойно работая в мягком купе, под мерный стук колес. Да что говорить, даже тысяча верст самый неторопливый локомотив, плетущийся со скоростью всего дюжину верст в час, преодолеет без остановок меньше чем за четверо суток. Если же не гнаться за грузоподъемностью состава и количеством вагонов, то можно смело рассчитывать и на втрое большую скорость, при вполне вменяемой мощности. А ведь мне в любом случае нужна железная дорога и подвижной состав, потому как объёмы грузов перевозимых по Железнице до Оки давно уже перевалили за все разумные пределы. В следующем году одного только чугуна будет около трёхсот шестидесяти тысяч пудов, и на каждый пуд нужно пуд угля, причём исключительно благодаря горячему дутью с помощью кауперов, без них нам едва двух с половиной хватало.

К тому же на каждые пять пудов угля у нас выходит по два пуда смолы и по пуду уксуса, в виде так называемой пригорело-древесной соли или ацетата кальция, которые уже скоро хранить будет негде. После запуска стекловаренной печи грузов ещё добавилось. Так что железная дорога от Выксы до берега Оки давно нужна, хотя бы узкоколейная, тем более, что она выйдет не шибко длинной, туда и обратно – двадцать пять верст, от силы тридцать. Если использовать рельс Р12, которого хватит нам за глаза, на сажень пути уйдет одна целая и две трети пуда, или тысяча шестьсот шестьдесят пудов на версту. При себестоимости проката в алтын и четыре денги за пуд, рельсы, шпалы и скрепления на двенадцать с половиной верст обойдутся чуть больше тысячи рублей.

Что же касается самой насыпи, то есть у меня полторы сотни дармоедов, большая часть из которых выздоровела и уже подумывает, не пора ли им рвануть в родные степи. Вот и рванут, после того как отработают.

…

В Устюжну Железнопольскую мы прибыли через три с лишним дня, ещё до полудня. Новость, которую мои люди принесли местным мастерам, трудно было назвать хорошей, впрочем, всё зависело от того, как её подать. Качество местной руды было не ахти, а вот путь по Волге и далее по Мологе, позволял без особых проблем довезти сюда наш металл. Так что дни местных железоделательных промыслов, по сути, были сочтены. Учитывая, что цену на наш уклад я предполагал выставить вдвое ниже нынешней, судьба местных металлургов будет незавидной, если не подтолкнуть их к тому чтобы они начали работать с моим металлом. Они ведь не только железо добывают, но и массу изделий производят.

Разговор, состоявшийся на следующее утро, оказался не простым. Некоторые уперлись и наотрез отказались работать с чужым железом, но как минимум две трети кузнецов польстились на низкую цену, а самое главное рассрочку по оплате в полгода и подписали ряд на покупку моего товара. Образцы все желающие получили бесплатно, а первую крупную партию сговорились привезти в Устюжну по зимнику, аккурат по окончанию Рождественского поста, а кому потребуется ещё, сможет получить остальной товар, после того как вскроется Молога.

Некоторых ушлых дельцов, которые, как удалось разузнать моим ребятам, скупали местный уклад и возили его в Ярославль и Нижний Новгород, пришлось заранее охолонуть, доходчиво объяснив им, что скупать здесь наш товар не возбраняется, а вот продать в прежних местах не выйдет. Потому как в Ярославле мы поставим склад, с которого любой желающий сможет купить железо и уклад по такой же цене что тут. Хотите заработать, езжайте по местным селам.

…

Путь до Тихвина занял всего пару дней, и уже в обед мы были на месте. Здесь кузнецов было не шибко много как в Устюжне, но само место расположено на торговых путях, так что желающие торговать нашим товаром и изделиями из него нашлись быстро. Впрочем, долго мы тут задерживаться не стали и двинулись в путь буквально на следующее утро и через семь дней уже были в Выборге. За время моего отсутствия, детское кладбище успело пополниться ещё семидесяти семью могилами. Если учесть, что в городе я оставил не более шести сотен человек, а из почти тысячи двухсот детей, отправленных в Выксу, не добрались до места только тридцать шесть, возникал естественный вопрос – кто виноват, и что с ним делать.

Разбираться в этом я поручил Челмату, а сам с дюжиной бойцов занялся детьми. Слава богу, ничего сверхъестественного в данном случае не требовалось, только общеукрепляющие и нормальная кормежка. Тут нам сильно помогла настойка золотого корня, которую я включил в стандартный медицинский комплект для своего "спецназа". А вот с закупкой провианта возникли проблемы, так что мне пришлось сильно задуматься. С хлебом в Выборге сложилось весьма напряженное положение. Собственно это и было причиной высокой смертности среди моих подопечных. Основные поставки ранее шли из Ревеля, Риги и Данцига, но после взятия Выборга они естественно прервались и цены моментально выросли.

Как выяснил Челмат, нанятые мною местные жители, которым я поручил заниматься детьми, решили поправить своё благосостояние. Совершенно не задумываясь о последствиях, они скупили по дешевке зерно, поднятое с одного из потопленных нами кораблей в выборгском порту. Естественно просушено оно было из рук вон плохо и заплесневело уже к моменту продажи, что совершенно не пошло на пользу ослабленным детским организмам. Осмотрев имеющиеся запасы зерна, в основном состоявшие из ячменя, а также небольшой толики пшеницы, я забраковал их как полностью непригодные в пищу, после чего нанес визит "подследственным".

Впрочем, этот визит не принес мне ничего кроме горького разочарования в человеческой природе: эти твари элементарно не понимали, за что их собираются наказать. Ну, умерли какие-то сироты, так "на то воля Божья", они-то тут причём? К черту! Даже не буду тратить время, всё одно не поймут, а наказать накажу – всё что украли, отработают! На рудниках! Причём по местным расценкам на неквалифицированный труд: они на Руси, если речь не о Москве, донельзя скромные. Всего денга в день, минус питание и одежда. Причём цены на хлеб в ближайшие годы будут высокие, так что неудачливые казнокрады вполне могут рассчитывать на пожизненный срок. Особенно те, которых я решу отправить добывать серебро на остров Медвежий. Работая по колено в ледяной воде больше пары лет прожить трудновато…

Но как ни крути, а одним наказанием делу не помочь, нужно вопрос как-то решать. Вот только цены на хлеб в Выборге такие что жуть, да ещё и не продаёт его никто в виде зерна, только готовый, в который не пойми что намешано. Так что хочешь ни хочешь, а придётся закупать в другом месте. Ближе всего в Нарве или Ревеле, но для плавания туда корабль нужен. Хотя есть вариант дойти на лодках и зафрахтовать корабль у немцев, однако в таком случае Нарва отпадаёт, там по реке подниматься, а она и замерзнуть может успеть. Откладывать не стал, договорился с рыбаками и отправил с ними дюжину своих людей в Ревель, поручив им закупить полсотни ластов хлеба.

В понедельник они вернули, но можно сказать, что с пустыми руками: цены на хлеб в Ревеле оказались совсем уж неприличными. Причём местные ещё и "порадовали", что в Риге всё куда как дороже. Хотя тут как посмотреть, если бы рожь продавали русские купцы, то им столько никто бы не дал, а вот при покупке у ливонских спекулянтов картина менялась кардинально. Если сравнивать почем мы брали хлеб в Рязани в прошлом году, цены без малого в пятеро больше. Впрочем, свою роль сыграл ещё и неурожай по всей Северной Германии из-за частых дождей и переизбытка влаги. Купцы поговаривали, что он и Голландию с Ютландией затронул, что тоже сыграло свою роль.

Так или иначе, но выделенных мною трёхсот рублей не хватило бы и на половину нужного объема, если считать ещё и стоимость фрахта. Хорошо хоть ребята догадались купить десяток ластов и привезти их в Выборг. До начала весны этого, конечно, не хватит, но теперь время терпит, и можно послать людей закупить хлеб в Пскове, а по зимнику спокойно привезти в Выборг. Само собой, не стоит забывать и об остальном: гречневая крупа, горох и льняное масло тоже лишними не будут. Да и новую одежонку детям справить не помешает.

…

В Выксу мы вернулись только в январе. Зима в этом году оказалось теплой, так что ледостав даже на мелких реках сильно задержался. Так что к тридцатому декабря мы успели добраться только до Москвы. Первым делом я заглянул к Кожемякину, который первым делом меня порадовал известием, что казна рассчиталась со мной за ядра и картечь, кроме того, Разрядный приказ наконец-то выплатил деньги за единороги сделанные для отряда Шереметева и тех двух расшив, что встретили крымцев на броде Быстрой Сосны. Кроме того, наконец-то приказчики соляного склада распродали остатки соли, из числа тех сорока тысяч пудов, что я в прошлом году привез в Москву. Так что моя казна поправилась ещё на четыре тысячи рублей в дополнение к остальным выплатам.

У самого новоиспеченного дьяка дела шли также неплохо: место для строительства нового Монетного двора уже подобрали, так что его строительство должно было начаться уже по весне, а пока часть оборудования расположили в самом доме Кожемякина, где и были отчеканены первые наградные монеты для всех отличившихся под Судбищами. Разработку эскизов для "Государева зимнего сада" хитрый Ванька также подгреб под себя, за что ему особое спасибо: дело это конечно денежное, однако, не будучи постоянно в Москве управляться с ним шибко непросто. Так что я пообещал в ближайшее время прислать ему разобранную вагранку и необходимый запас чугуна, для литья образцов, благо мастеров литейщиков ему обещали дать с Пушечного Двора. В остальном всё шло вполне ожидаемо. С англичанами Иван уже успел поцапаться, пока по мелочи, но на всякий случай я оставил ему полдюжины своих ребят для охраны. Мало ли что?! "Джентльмены" народ злопамятный…

Зато с другими иноземцами мой мастер быстро нашел общие интересы, так что к нему чуть не каждый день наведывались, то Георг Бауэр, то Никола Фонтана. Захаживал и Андрей Везалий, ставший личным врачом Ивана Васильевича. Впрочем, ничего удивительного, трое моих лучших поваров, которым были поручены харчевни, расположенные в самых бойких местах центра Москвы, пока ютились у Кожемякина и пользовались гостеприимно предоставленной им в распоряжение печью для готовки своих деликатесов. Если добавить к этому оставленный мной в погребе запас "горячительных напитков", интерес иностранцев был вполне понятен. Тем более что государь крепкое спиртное в самой Москве продавать не разрешал, а вот про "угостить" разговора не было. Сам Иван к спиртному был равнодушен, но на правах хлебосольного хозяина завсегда был готов посидёть с именитыми иноземцами, подливая им в кубки, и внимательнейшим образом слушая…

По части моего заказа для ткацкого и канатного производства дела у Ивана продвинулись не шибко далеко. Если с мялкой проблем не возникло, то трепалка и чесалка для льна, в сравнении с ручной обработкой, давали на выходе довольно посредственное качество и требовали кардинально доработки конструкции. До ткацкого станка черед и вовсе не дошёл. Впрочем, до осени времени ещё много, и Кожемякин с его неуемной энергией наверняка успеет довести всё до ума. Оставив ему пятьсот рублей на расходы, я попросил, не скупясь нанимать местных мастеров, и не стараться всё делать собственными руками. Был за ним такой грешок, но это для Выксы простительно, а в Москве хватает тех, кто способен справиться с такой работой.

…

В Москве на этот раз я задержался не долго, дождавшись открытия нашей первой харчевни, расположенной в Китай-городе, недалеко от Кремля, специально приуроченного к первому января тысяча пятьсот пятьдесят шестого года, а уже на следующий день мы отправились в путь и прибыли в Выксу вечером пятого числа. И буквально сразу пришлось впрячься в работу: больше половины подмастерьев, изучавшие литье чугуна под руководством Тумая и Тингая, окончили базовое обучения и готовы были к сдаче экзамена. Объем изученных знаний по большому счёту был не велик, в послевоенные годы студент-металлург усваивал столько от силы за месяц, но поскольку базовый уровень учеников у нас был иной, а вместо значительной части теории давалась именно практическая сторона дела, на их обучение ушел без малого год. При этом справились далеко не все, из двух дюжин полноценно овладели литьем только пятнадцать человек, а девятерым ещё предстояло подтянуть свои навыки.

Впрочем, после экзамена, растянувшегося почти на неделю, отсеялись ещё трое, и в итоге я теперь "стал богаче" на дюжину новоиспеченных мастеров способных лить пушки. В целом и такой результат не плох, хотя я отдавал себе отчёт, что что-то серьёзное, имеющее калибр сравнимый с Кашпировой пушкой им в ближайший год не по зубам. Опыта мало, а он приходит только со временем. Кстати, о Каспаре Ганусе: двенадцатого января охрана сообщила, что прибывший в Выксу государев мастер, приехавший из Москвы, со своими учениками, помещён в карантин, чем сильно возмущается и требует меня лично, без промедления.

После посещёния "немца дебошира" я удивился ещё больше: кроме учеников с ним ещё и Георг Бауэр приехал. Ситуация оказалась с одной стороны комичная, а с другой весьма неприятная: пустить их в Выксу я не могу, карантинные требования у нас для посторонних весьма жесткие. Но и игнорировать эти требования не выйдет: государева грамота за подписью не только Ивана Васильевича, но и Алексея Федоровича Адашева, более чем категорично настаивает на том, чтобы я научил немцев секретам литья чугунных орудий. А то они сами чугун лить не умеют?! Особенно Георгий Агрикола, который по металлургии такую монографию накатал, что ей медведя убить можно с одного удара. Впрочем, оно и понятно, лить из чугуна и лить пушки, это совершенно разные вещи.

С другой стороны, раз уж мы по ядрам и картечи государев заказ выполнили практически полностью, большая часть чугуна теперь идёт на склад в чушках или продувается в конвертере в железо и сталь. А вторую вагранку уже давно пора ставить – одна уже давно не справляется с литьем. Кстати, благодаря вторичной переплавке качество чугуна серьезно выросло и, теперь, уже можно обеспечить, приемлемое качество орудийных стволов. В общем, неплохой вариант решения проблемы: построим вагранку и литейку за периметром Выксы, аккурат там, где расположен восточный выезд в город. Деревней Выксу теперь язык не повернется назвать. После того как к нам перебрались пять сотен смоленских и сотня муромских мужиков с семьями, да прибыли выкупленные мною в Выборге у татар дети, население уже перевалило за две тысячи человек.

Они, кстати, уже успели подкормиться на наших харчах, и теперь оставалось подтянуть их физическую форму, после чего тех, что постарше можно было передать моим бойцам в обучение. Сколько из них войдет во вкус "тянут службу", пока не ясно, но если что, тех, кто отсеется, мне есть куда пристроить: работы на Выксе много и на любой вкус. Тут главное привить пацанам дисциплину и целеустремленность, а остальное приложиться.

На Выксе им понравилось, мало того тут хорошо кормили, позаботились об обуви и одежде, так ещё и было довольно весело – в начале октября как раз прибыли те лосихи, которых я выпросил у ветлужского шудовуя в качестве подарка. Так что ребятишки всё свободное время толклись возле загона с ними. Лосихи уже к ним привыкли и не обращали внимания.

…

Пару недель, пока строили вагранку и временное деревянное здание литейки, мне пришлось развлекать немцев. Что интересно, поначалу отношение ко мне Каспара Гануса было предельно негативным. Именно меня он винил в том, что государь отменил отливку второй большой пушки, которой мастер занимался почти полгода, да ещё и отослал его с учениками в эту дикую глушь. Впрочем, за пару недель он изменил своё мнение, особенно после того как я разъяснил ему, что долго он тут не задержится и освоив мой метод литья уже летом вернется в Москву.

Особенно немцу понравилось то, что лить чугунные орудия таким способом можно где угодно, в том числе и очень большие калибры, перевозка которых в данное время представляет собой настоящую головную боль. Вместо строительства плотины, домны и всего прочего, достаточно привезти по реке в любую крепость необходимый запас чугуна и угля, и построить там вагранку способную переплавить столько металла, сколько потребно для задуманного орудия. Для дутья же достаточно воздуходувок, приводимых в движение волами, причём для малой печи, которая позволить разом отливать пару двенадцатигривенковых чугунных единорогов весом по тридцать пудов хватит и пары штук. А вот для отливки двухпудового орудия и дюжины может мало оказаться.

…

Двадцать шестого января мастер Каспар со своими учениками приступил к работе, а уже первого февраля им удалось отлить пару орудий. Немцы были настолько в восторге от скорости изготовления разборных песчаных форм, что я не решился им сообщать, что за это время мои свежеиспеченные литейщики с приданым им молодым пополнением закончили работу над второй дюжиной осадных чугунных стволов, которые мы готовили для отправки черкасским князьям. Тумая и Тингая я освободил от этого скучного занятия, у них имелись дела и поважнее.

Проблема, для решения которой я выделил в своем графике львиную долю времени, и взял себе в помощь двух своих лучших мастеров, давно уже назрела. Отсутствие качественных бесшовных труб тормозило не только начало массового производства винтовок, но и напрочь лишало меня возможности начать работы над подвижным составом выксунской узкоколейки. Использовать в огнетрубном котле медные трубки, как это в своё время сделал Стефенсон, я не счёл возможным: во-первых, медь в России стоит дорого, да и завозиться в основном из-за границы, а во-вторых, мне всё равно придётся создавать производство стальных и железных труб, как минимум для стрелкового оружия и артиллерии.

Так что теперь перед нами стоял ряд непростых задач: создать прошивной пресс для получения заготовок, раскаточный станок, на котором будут изготавливаться короткие трубы больших диаметров, например для обода колес тех же орудий, а также ротационно-ковочный, для стволов и труб паровозных котлов. На высокий уровень механизации и особую точность изготовления мы не претендовали, исключая разве что оружейные стволы, но тут всё больше зависело не от самого станка ротационной ковки, а от качества оправки. Но сначала нужно было нейтрализовать "прикомандированных", которые дергали меня по пустяковым поводам суть ли не каждый день.

Пришлось немного схитрить. Якобы для закрепления пройденного, я предложил немцам с учениками совершенно самостоятельно отлить ещё полдюжины двенадцатигривенковых единорогов. Это дало мне время спокойно заняться ротационно-ковочным станком, как самым сложным в проектировании и изготовлении. Со всем остальным, мои мастера вполне могли справиться и сами, с минимальной помощью с моей стороны.

После того как немцы с учениками, потратив три недели, всё-таки справились с отливкой, я счёл возможным перейти к следующей стадии, чем мастер Ганус был несказанно доволен, как впрочем, и Георг Бауэр. Именно ради секрета литья больших пушек из чугуна они и согласились на поездку в Выксу. Впрочем, никаких особых секретов я им не раскрывал, тонкость была в составе чугуна и особенностях его термообработки, а именно: более долгой выдержке в горячем состоянии после разливки из домны, о чем немцы знать не могли.

Я предложил Каспару Ганусу и Георгу Бауэру создать сразу два орудия по образцу того двадцатипятигривенкого орудия, которое было представлено государю в прошлом году. Проектирование однопудового и двухпудового чугунных единорогов заняло у них больше месяца, позволив мне спокойно заняться своими делами. Затем Каспар и его ученики перешли к изготовлению форм, и снова пришлось потратить несколько дней, помогая им в этом деле, после чего мне пришлось уехать в Москву.

Первого мая немецкие мастера произвели первую пробную отливку однопудового единорога. К этому времени я как раз успел закончить свои дела в столице и вернуться в Выксу, и поспел как раз вовремя к рождению первого лосенка. В Москву меня государь вызвал по просьбе шведского короля. Договор о Вечном мире к тому времени уже был заключен, а вот соглашение о Северном союзе Посольский приказ пока прорабатывал на пару с приехавшими из Стокгольма дипломатами. Старику Густаву же хотелось обсудить со мной вопрос поставок артиллерии, а также обучения шведских канониров, для которых подобные орудия были в новинку. Наивным он не был и отлично понимал, что стреляют не пушки, а люди, и от того насколько хорошо они этому обучены, зависит очень многое. Такой же точки зрения придерживался и Якоб Багге, назначенный королём ответственным за обучение канониров шведского флота.

Кроме того, Ваза не забыл и то, что Иван Васильевич разрешил мне торговлю железом "в немцы". Этот вопрос оговаривался ещё в самом начале переговоров и тогда шведский монарх особого значения ему не придал. Теперь же его дипломаты наверняка не поленились разузнать, о чем идёт речь, а заодно выяснили цены, по которым я сговорился поставлять товар московским кузнецам, после чего наверняка оценили перспективы торговли таким товаром в Европе. Хорошо хоть дальше Кремля им ходу не было, и выяснить детали сделки с теми же устюжанами они просто не могли. Впрочем, торг по поводу поставок это не сильно облегчило. Шведы напирали в основном на то, что могут взять сразу большую партию товара и тут же просили отсрочку платежа на год. Цирк, да и только.

В конечном итоге договорились о продаже уклада по двадцать пять алтын за пуд, а вот продавать железо дешевле полтинника за пуд я напрочь отказался, мотивируя тем, что они сами совсем недавно нам его по восемнадцать алтын и две денги поставляли. Шведы естественно по такой цене его брать отказались. По большому счёту моя неуступчивость объяснялась тем, что затраты на получение конвертерной стали выходили такими же как и на железо, а цены на уклад в любой стране в разы выше, так что выгоднее продавать именно ее. Оплату первой партии я потребовал вперёд, так что Густаву пришлось опять идти на поклон Ивану Васильевичу и просить ещё один кредит. Первый он выторговал для ведения войны с Данией, которая явно была готова перейти от приготовлений к первой фазе активных действий. Пока же, судя по донесениям русских доброхотов из Копенгагена, датчане спешно накачивали войсками граничившую со Швецией провинцию Сконе.

Естественно, что первый кредит на сумму в двести пятьдесят тысяч талеров, Густав Ваза получил не за красивые глаза. Ему пришлось таки отдать в залог Аландские острова, и учитывая что их стратегическое и экономическое значение, понятно что не он сам, так его наследники эти владения просто вынуждены будут выкупать. А вот с залогом под поставки металла вышло неожиданно: не знаю, как Висковатый убедил принять такое "обеспечение" Ивана Васильевича, но удивил он меня до глубины души. Дело в том, что шведский король предлагал под залог… Готланд!

В качестве обеспечения суммы в девяносто тысяч талеров это запредельная щедрость, да вот незадача – хоть шведы и считают его своим, но датчане прямо противоположного мнения на этот счёт, а местное население вообще регулярно игнорирует над собой власть кого бы то ни было, так что, по сути, островок то ещё приобретение. Сдаётся мне, что с возвратом этого кредита шведы особо спешить не станут. Впрочем, мне то что, если эти деньги я же и получу, не в талерах конечно, зачем они мне. А вот тридцать семь с половиной тысяч рублей серебром в новой русской монете будут в самый раз. Ровно столько должны были бы заплатить шведы за пятьдесят тысяч пудов "выксунского уклада", если бы у них имелись свои денежки на данную покупку.

Я практически уверен, что они мою сталь тут же перепродадут, накрутив цену вдвое, скорее всего голландцам, но это даже хорошо, пусть во всех кузницах от Копенгагена до Кадиса распробую наш металл. К тому времени как появится свой флот, шведы и голландцы уже успеют протоптать для нас дорожку на рынки всех стран, а наше клеймо будет свого рода знаком качества.

…

Второе, двухпудовое орудие немцы отлили в субботу, седьмого мая, а после его испытаний я отправил их на пристань, где грузилась ядрами, картечью и чугуном новая расшива, идущая в Москву с товаром. Вместе с ними ехал и Тингай, правда, только до устья реки Гусь. Его задачей было помочь Кичаю в запуске новой домны, которую под его руководством закончили возводить к середине апреля и теперь просушивали перед закладкой материалов. Если всё пойдёт гладко, то уже к концу мая новый завод даст первый чугун.

На следующий день мы с Тумаем и его учениками испытали прошивной пресс и станок ротационной ковки. Кое-какие нарекания на качество производимой продукции у меня были, хотя я изначально не испытывал особых иллюзий: станочный парк у нас пока хромает, разве что по токарной и токарно-винторезной части за последние полгода мы сумели достичь неплохого уровня, а вот со всем остальным пока не особо. Впрочем, всё искупается скоростью изготовления. Всего минута и пылающий жаром слиток металла, только что вынутый из печи для отжига становится заготовкой будущей трубы. Две-три минуты и готова заготовка для револьверного ствола, а для изготовления винтовочного нужно около шести минут. Десяток винтовочных заготовок в час, десять дюжин за смену, шесть сотен в неделю.

После отжига заготовки, её шлифовки и хонингования, достаточно прострогать нарезы копиром и получить почти готовый ствол. Причём нарезы могут быть и прогрессивного типа, что позволяет использовать мягкую свинцовую пулю без существенного добавления сурьмы. Но это ещё не всё: как только закончим пневматический молот, сможем ковать и стальные барабаны, чуть позже – рамки и другие детали, тут главное наборы ковочных матриц сделать. Если всё пойдёт, как запланировано, то к концу года я смогу не только выполнить заказ казны на револьверные винтовки и револьверы, но и многократно его перекрыть. С одной оговоркой: такое количество прикладов и лож нам всё-таки изготовить пока не под силу. Мастеров-то хватает, тут каждый второй с топором за пазухой родился, просто у нас нет такого количества хорошо просушенных заготовок из благородных пород дерева, но это исключительно мой просчёт…

Дуба впрочем, у нас много, но уж очень не хочется увеличивать суммарный вес винтовки, я наоборот стараюсь сделать всё, чтобы её облегчить, и за счёт этого увеличить количество зарядов в барабане с пяти до шести, да и сам носимый запас снаряженных барабанов поднять до восьми. Девять штук вместе с тем, что в самой винтовке – это пятьдесят четыре выстрела без необходимости перезарядки барабанов. Причём с учётом наличия быстросменного ствола их можно произвести без чистки от нагара. Такой огневой мощью и плотностью огня пока не может похвастать не одна европейская армия.

Беда, однако, в том, что всё уперлось в тривиальные деревяшки, которых просто не хватит, чтобы вооружить разом все стрелецкие полки. Можно конечно использовать березу, но и так уже бояре вовсю хают мои единороги за полное отсутствие украшений кроме двуглавого орла, а тут ещё один повод поглумиться. А переложу-ка я, пожалуй, решение этой проблемы на плечи Ивана Васильевича! В самом деле, пусть сам решит, делать ли мне ложи и цевье из березы, или соответствующему приказу велит изыскать требуемое количество необходимого материала. Тут подойдет и вишня и орех, особенно кавказский. Стоп! А вот эту мысль я как-то упустил при общении с черкасскими князьями, не грех на будущее обсудить с ними долговременные поставки столь дефицитной древесины. Даже если для стрельцов сойдет и береза, то для рукоятей револьверов очень желательно иметь орех или самшит. Особенно с учётом того, что они в основном пойдут на вооружение поместной конницы, а там народ разборчивый, даром, что в основном едва концы с концами сводит.

…

Десятого мая последние из построенных расшив ушли в путь: одна с грузом железа для шведов в Ярославль, остальные за баскунчакской солью, впрочем, три из тех, что принадлежали государю, должны были сначала довести подчалки с грузом до Астрахани, а оттуда уже вернуться обратно. Ледоход в этом году начался очень рано, и первые расшивы я отправил в путь ещё в начале апреля, но, несмотря на то, что все суда были построены вовремя, нам элементарно не хватило для них волов и людей для пополнения экипажа и охраны. Если с людьми всё было относительно просто: их удалось нанять в Нижнем Новгороде, то с тяглым скотом возникли проблемы. Из имеющегося в наличии тяглого скота я смог выделить лишь сто шестьдесят голов, причём их хватило даже не на все мои собственные расшивы – две остались до поры на приколе.

Иван Васильевич для своих судов прислал три сотни стрельцов и столько же посохи, которую настойчиво просил обучить не только вождению судов, но и пушкарскому делу. Кроме людей он помог и с крупнорогатым пополнением. Однако присланных животных пришлось больше двух недель откармливать, чтобы они могли хоть как-то претендовать на звание тяглого скота. И всё равно из пятнадцати расшив мы укомплектовали к середине апреля только три пятых. Не особо помогла даже экстренная закупка скотины в Нижнем Новгороде, там история была ровно та же – животные после зимней бескормицы еле стояли на ногах, в результате практически целый месяц мы потеряли впустую. А ведь нужно было меньше полутысячи голов. И это стало проблемой уже сейчас, пока ещё не произошел падеж скота у тех же ногайцев из-за непогоды, которая как я помню, затронет и русские земли.

В итоге это окончательно убедило меня, что без замены волов на паровой двигатель перспективы Русско-Персидской компании довольно скромны. Само собой ДВС при той же мощности будет прилично легче, как минимум за счёт отсутствия котлов и топочного хозяйства, но его до ума мы ещё не скоро сумеем довести. Основная проблема в том, что для газогенераторного вариант нужно искровое зажигание и соответственно – катушка зажигания с довольно большим числом витков. Причём проблема не столько в самой проволоке для её намотки, сколько в изоляции. Нужно подобрать качественный лак, а это дело непростое и потребует времени. Двигатель же на жидком топливе можно сделать и калильным, вот только скипидар и спирт по нынешним временам слишком расточительно жечь. Добро бы на море, но тут вдоль рек сплошные леса и топливо почитай бесплатное само собой растёт…

Так что при первой же возможности буду пытаться выдернуть из Москвы Кожемякина, чтобы занялся доработкой двигателей. А пока стоит поторопиться с паровой машиной, хотя в этом году конечно особых проблем не предвидится: объем торговли с персами практически никакой, и если ушедшие до начала мая расшивы успеют сделать по два рейса за солью, то Иван Васильевич получит первые дивиденды за транспортировку моего груза. Особенно в этом смысле повезло Висковатому, который, не вложив ни копейки, сможет частично погасить мой же кредит, выделенный на строительство судов.

Кстати, Строганов в этом году заказал соли вдвое больше, чем купил ранее: восемь тысяч пудов. Но на фоне моих собственных поставок это уже не серьезно: если не случится никаких эксцессов, то за два рейса будет доставлено более ста тридцати восьми тысяч пудов соли. Это не много ни мало – почти двенадцатая часть того, что потребляет всё население Российского государства за год[22]. По деньгам правда особой погоды такие объёмы не делают, если продать всё по пять копеек за пуд, прибыль даже до семи тысяч рублей не дотянет. Деньги конечно немалые, но если сравнить с тем, что я получил в этом году от казны за ядра и картечь, едва ли с четверть выйдет. Можно конечно не спешить и продать соль в Москве в розницу по вдвое большей цене, но на это точно не один год уйдет.

…

Пятнадцатого мая начали работы по возведения насыпи для узкоколейки, а чуть позже, завершив основные работы по постройке укреплению склонов плотины Верхневыксунского пруда плитами, я перевел смоленских мужиков на строительство полтины Запасного пруда. В первую очередь этот пруд требовался, чтобы было куда сбросить, в случае большого паводка, лишний объем воды из Верхневыксунского. Сама же новая гидроэнергетическая система будет весьма полезна для дополнительных цехов металлургического завода, в первую очередь для кузнечных молотов и прессов. А когда закончат, на очереди будет ещё один – на реке Виле, что впадаёт в Железницу примерно девятью верстами выше устья Выксунки. Причём тот пруд я планирую с уровнем воды минимум в десять метров.

Пока конечно хватает и имеющихся мощностей, но в планах строительство прокатного стана способного катать лист шириной в аршин и два вершка при толщине готового листа от трёх четвертых вершка до одной сотой, а для этого энергии потребуется довольно много. Так что разом обеспечить большой прокатный стан, молоты, станки, дутье домны и стекловаренной печи, а также трёх вагранок, мы не сможем. Либо придётся останавливать прокат листа. Кроме того, есть планы на создание нескольких фрикционных молотов для ковки небольших деталей в сменных формах, а для них тоже нужна энергия, пусть и не так много. Ну и не стоит забывать производство труб и катаного рельса. Для узкоколейки пока придётся использовать литые чугунные, но с долговечностью у них точно будут проблемы. Так что смысла откладывать работы по началу строительства плотины точно не стоит. Может выйти так, что ещё и к сроку не поспеем.

С учётом имеющего количества работников до осени получится вывести плотину на уровень трёх саженей, что обойдётся в полторы с лишним тысячи рублей, но в идеале довести высоту верхнего бьефа до пяти. Такое, казалось бы, небольшое увеличение напора, требует увеличения средней ширины плотины вдвое, а длина вырастет как минимум на версту. При этом, первый этап работ можно закончить за лето, а вот на второй растянется минимум ещё на четыре сезона и потребует более шести тысяч рублей только на оплату работников. Впрочем, спешка в этом деле излишня – по моим расчётам быстрее, чем за пять-шесть паводков пруд такого размера заполнить просто нереально. В отличие от Верхневыксунского он при той же площади намного шире. К тому же с его будущего дна нужно вырубить лес и снять плодородный слой. А это не много не мало – тысяча двести десятин. Радует то, что уложив снятый грунт в четыре слоя, мы получим ещё три сотни десятин плодородной земли.

И самое главное: можно будет перенести на противоположную сторону нового водохранилища пороховой завод. Сейчас его, конечно, ещё рано так называть – объем производства пока невелик, но потребность в порохе растёт неуклонно, и через пару лет это предприятие вполне будет оправдывать своё название. Пока же всей добытой меди нам хватило, чтобы отлить лишь пару бегунов весом триста пудов каждый. Причем внутреннюю часть из чугуна пришлось отливать из чугуна, дабы впустую не расходовать дефицитную медь. Само собой на одну пару нам бы хватило в любом случае, однако, в планах как минимум дюжина таких установок, потому как одной суточная производительность будет не более 10 пудов. А потребность русского войска в порохе уже сейчас приближается к двадцати тысячам пудов.

Впрочем, заниматься новый завод будет не одним лишь порохом. Когда уровень воды в Запасном пруде достигнет отметки в пять саженей, её станет достаточно чтобы приводить в движение несколько генераторов постоянного тока. Так что будет возможность освоить выпуск едкого калия и хлоратных взрывчатых вещёств, для нарождающейся горной промышленности. Да и для железнодорожного строительства взрывчатка лишней не будет, не говоря уже про дела военные. Само собой в этом плане хлораты не особо, но для снаряжения мин они вполне годятся.

Впрочем, покуда электрооборудования нет даже в проекте, но строить плотину сразу придётся с учётом возможности установки турбин. Да и их отливкой стоит озаботиться заранее. Подозреваю что с наскока такая задача моим "конструкторам" может оказаться непосильной, так что придётся дать им возможность пройти этот путь методом проб и ошибок. Пожалуй, озадачу их этим с самого утра, заодно ещё успею чем-то помочь по части теории, а завтра с утра в путь – нужно ехать в Москву: опять Иван Михайлович письмо прислал…

…

В Москву я прибыл первого июня и в тот же день встретился с Иваном Михайловичем. Дела творились преинтересные: в Крыму за зиму, наконец-то решился вопрос с кандидатурой нового хана, хотя дело оказалось не простым, так как ранее назначенный наследник трона Ахмед-Гирей, погиб под Судбищами, а нового Девлет-Гирей назначить не успел, в тот же день, попав в плен, в котором и умер. В итоге вполне ожидаемо новым ханом стал Мехмед-Гирей, но пробыл он им недолго: получившие военную помощь из Москвы, черкасские князья, не мешкали и, воспользовавшись моментом, атаковали Тамань. Причём атаковали, не дожидаясь прибытия обещанных мною осадных орудий.

По сути, как я понял, взять её, они и не рассчитывали, а просто выманили татар из Крыма и стали спешно отступать в горы. Мехмед-Гирей обрадованный таким удачным началом компании, решил закрепить успех и заодно поправить свои финансовые дела грабежом наглецов напавших на османские владения, но не тут-то было. Ушлые горцы приготовили хану ещё тот сюрприз, к чему я немного тоже приложил руку, подробно рассказав некоторые аспекты использования двенадцатигривенковых единорогов в горах.