Городовой

Глава 11

Зимой ездить в этих каляcках, особенно в Питере — сущее проклятие. Всю душу выдует — хорошо хоть ехать недалеко. Перфильев был на месте, дело двигалось, хотя кое-где даже не закончили ремонт. Новое здание мне понравилось — может из-за запаха свежего дерева и краски, обещающего что-то новое, устремлённое в будущее. Ходили люди в халатах — всё это уже были новые кадры, нанятые Перфильевым. Я никого из них не знал, и на меня они тоже не обратили никакого внимания. Не выдержав такого игнора, я окликнул первого попавшегося лаборанта и попросил позвать доктора.

— О, Андрей! Очень рад! Проходи! И Николай Иванович с вами — здравствуйте! Какими судьбами?

Доктор сильно изменился — теперь у него своя больница, лаборатории, куча народа в подчинении. Большой человек. Весь прямо расцвёл — осанка изменилась. Правда, он всё недоумевал, почему я просил отложить свадьбу. Я же хотел, чтобы они поженились после нашего дела, чтобы можно было спокойно всё праздновать.

— Здравствуйте, Алексей Васильевич! Я слышал, что вы открыли свою практику, но я и представить себе не мог, какие у вас тут масштабы — это же целая клиника!

— Не только клиника, но и лаборатории — также сейчас идёт организация фармацевтического производства, — приосанившись ещё больше, ответил Алексей.

Ох уж эти доктора — не могут не похвастаться! Хотя пусть — главное, чтобы про меня меньше болтал. Договорились с ним, что будет говорить о помощи спонсоров и добровольных пожертвованиях.

— Не проведёте нам экскурсию?

— Непременно! Кстати, не хотите посетить больных — ваших… э-э… знакомых?

— Обязательно, но позже.

Интересно, что часть персонала были немцы — док нашёл их по каким-то своим связям. А всё началось с того, что как-то в разговоре я машинально попросил у доктора таблетку от головы — аспирин. Тот недоумевающе посмотрел на меня, а я понял, что Штирлиц в очередной раз прокололся. Я же понятия не имел, когда придумали аспирин — почему-то был уверен, что он давно существует. Ну и док насел на меня, как гестаповец. У нас с ним был договор, чтобы он ничему не удивлялся, не болтал лишнего и не спрашивал того, чего не надо — только по делу. Вот и пришлось выкручиваться. Ещё раз серьёзно сказал Алексею, чтобы всё, что он от меня услышал, держал при себе и выдавал как собственные изобретения. С этим он, кажется, смирился, но продолжил допытывать. Ну я и рассказал — хотя я не знал почти ничего, но для специалистов часто и такой информации достаточно. Они, как опытные следаки, раскрутят дело. Про кору ивы, из которой его делали, знал — причём побольше меня. А вот сам аспирин, оказывается, ещё не изобрели — но я помнил, что его сделают немцы, так как у них самая сильная школа фармацевтики и химии в мире. Но я помнил ацетилсалициловую кислоту. Доктор сразу ушёл в какие-то мыслительные дебри и выпал из пространства. Только всё повторял вслух: «Аспирин, аспирин…» — потом резко встал.

— Постой! А — это ацетил, спирин — это Spiraea ulmaria, растение, содержащее салицин.

Я только пожал плечами и развёл руками.

— Алексей, у тебя под рукой лаборатория и лаборанты. Исследуй. Поверь мне — это сработает, причём произвести это не так сложно.

— А я верю. Случай с дезодорантом меня в этом убедил. Да и твоя плесень — мы работаем, и ты знаешь, результаты уже есть. Пока рано, конечно, трубить об открытии, но могу точно сказать, что это работает.

С того разговора прошло какое-то время — каждую встречу Перфильев просил у меня денег, и я охотно давал. Медицина — это наше всё.

— А у меня уже кое-что есть для тебя!

— Заинтриговал.

Когда всё осмотрели, даже я был под впечатлением — что уж говорить про Зернова! Цинк, хром, стекло — всё блестит, сверкает, люди в халатах и в очках. В саму лабораторию нас, кстати, не пустили — это тоже было моё требование, чтобы соблюдалась хоть какая-то секретность. Аристарх же подготовил договоры найма, где эти требования были отдельно прописаны. Помимо будущего производства аспирина я закидывал удочку на производство кокаина — пусть хотя бы лет на двадцать стать монополистом в этой области. Потом самому же и пролоббировать полный запрет и уголовную ответственность. Хотя, честно говоря, не хотелось втягивать в это доктора. С другой стороны, производственные мощности потом можно будет переоборудовать под что-нибудь другое. Я решил те деньги, что идут от Большого с кокаина, запускать в развитие медицины. Искупить вину таким образом. Кстати, мои птички доносят до меня неприятные известия по поводу Миши Большого, но об этом позже.

— Вот!

Доктор презентовал мне пузырёк, заполненный белыми таблетками.

— Ты был прав — особых сложностей не возникло. Докупили необходимое оборудование, а там уже дело техники.

— Николай Иванович, хочу заметить — вы присутствуете при историческом событии.

— Каком же?

— Открытие самого эффективного лекарства от мигрени! Поверьте мне — скоро имя профессора Перфильева будет знать весь мир! Да-да, за званием дело не станет.

Доктор был смущён и доволен.

— Лекарство сейчас проходит стадию испытаний — как на наших пациентах, так и в других медицинских учреждениях. Я договорился с другими врачами — они подготовят отзывы.

— Отлично! Но нужно действовать быстро — пока какие-нибудь ухари не перехватили идею и не начали производство раньше. Я надеюсь, все записи процесса производства у вас готовы?

— Разумеется. И не только…

— Тогда, как закончатся испытания — постарайтесь их не затягивать — собирайте пресс-конференцию, пишите во все журналы и так далее. Вы сами всё знаете, плюс я подключу своих людей. Пока же срочно закупайте оборудование для промышленного производства. Ну и начинайте писать работу по лекарству — на учёную степень.

Зернов всё это слышал, открыв рот. Я специально немного приоткрыл шторку перед ним — пусть входит в курс дела.

— Алексей, хочу просить тебя за Николая Ивановича — сам знаешь, он хороший специалист. Думаю, ему найдётся место в твоей компании.

— Разумеется — хорошим специалистам мы всегда рады.

— И положи ему хорошее жалование, чтобы на рёбрышки хватало.

— Какие рёбрышки?

— Ну ладно — вы тут сами разбирайтесь, а мне надо больных навестить. В какой палате они?

— В разных — парень с рукой, Евгений, он в шестой палате. В принципе, его можно отпускать. А вот Шелестов — во второй, отдельной, он только недавно в себя пришёл. Еле откачали — часть кишок ему вырезать пришлось. Кстати, как вы смотрите на то, чтобы испробовать на нём наше… э… новое лекарство?

— Сам хотел предложить. Начинайте давать немедленно — в любом виде. Ранения брюшной полости — самые противные, сепсис — страшное дело.

— Хорошо — мы тогда всё подготовим, и как вы уйдёте, начнём давать.

Я накинул халат и без стука открыл дверь. Хорошая небольшая светлая палата с большим окном — сейчас задёрнутое шторой, чтобы слишком не слепило. Фома лежал бледный, похудевший — из-под одеяла торчала трубка, которая отводила лишнюю жидкость после операции. Склянка была на четверть заполнена какой-то кровавой массой.

Молча подошёл к нему — он ничего не говорил, и я молчал.

— Мы тут с доком над одним лекарством работаем — как я уйду, он принесёт. Пей его. Должно поставить тебя на ноги.

— Не помру?

— Если до сих пор не помер — то жить будешь.

— Нашёл кто?

— Нет, но знаю примерно. Всех блох в лавре переловили, но они не в понятиях — так, шестёрки.

— Ты это…

— Не надо мне ничего объяснять — нормально всё, я не в претензии. Ладно, пойду. А ты слушайся доктора — он толковый мужик. Давай, позже зайду ещё.

И вот что — как выйдешь отсюда, будешь этой больнице помогать финансово, в оплату услуг, так сказать.

У Женьки была прострелена правая рука в районе плеча — он же держал пистолет двумя руками, и пуля попала в руку, распахав все мышцы и чуть задев кость, отчего она, как предполагал доктор, треснула. Хорошо, что не раздробило. А так заживёт.

— Ну что, воин, как здоровье?

— Ой, здравствуйте!

Парень попытался встать.

— Лежи, лежи. Как рука?

— Ну так, болит ещё.

— На, таблетку выпей.

Я достал пузырёк и протянул ему белый кругляш. Он запил водой из стакана.

— Это от головы, но должно и от боли помочь. Вот тебе несколько штук — закончатся, у доктора попросишь.

Ты с кем живёшь? Есть кому присмотреть? Только правду говори — не надо бахвалиться. Когда со мной общаешься — всегда только правду говори, а не то, что я хочу услышать.

Парень посерьёзнел.

— Да не особо. Отец на заводе, мать швеей работает. Малые дома только — сам за ними смотрел, ну и помогал деньгами.

— Тебе за ранение на службе премия полагается.

— Премия?

— Конечно! Ты ведь за дело пострадал — работать не можешь сейчас. Я распоряжусь, чтобы кто-нибудь к твоим сходил, присмотрел. Ну а ты, как выйдешь, дополнительную премию получишь. Как тут кормят?

— Нормально.

— Ладно — это тоже решим. Я поговорю с Фроловым — принесут тебе что-нибудь нормального. А ты пока полежи здесь — гонец завтра тебе книг притащит, будешь читать.

— Может, мне вернуться? Доктор сказал, что уже можно.

— А что ты там однорукий будешь делать? Считай — отпуск у тебя по болезни. Лежи, отдыхай — потом восстанавливаться ещё долго будешь. Пока не в активе — малых учить будешь. Ты теперь птица битая — в авторитете! Ладно, бывай. Завтра всё устроят.

На улице оставаться решительно не хотелось — а хотелось в тепло, усесться перед компьютером с бутылочкой ягермейстера… Вместо этого с Пахомом отправился в центральный околоток к Савельеву. Как раз рабочий день подходил к концу — захватив Савельева, отправились обратно в лавру, вернее в кабинет ресторана, где можно было поужинать и пообщаться без лишних ушей.

— Встречался с Зерновым сегодня — пристроил его в клинику к Перфильеву. Думаю, ему там лучше будет. Работа поинтереснее, да и жалование не в пример фельдшерскому.

— Вот за это благодарствую. Да, он приходил ко мне — обидно ему было, что все выросли, а его забыли.

— Ну фельдшером много не навоюешь — хотя полагаю, сейчас дела пойдут в гору. В частности, об этом я и хотел поговорить — мы сейчас изобрели новое лекарство от головной боли, от мигреней. Скоро об этом станет известно широкой общественности, и к Перфильеву придёт слава изобретателя и научного светила.

— Серьёзно? Это ведь очень большое дело!

— Конечно! Поэтому я и хотел обсудить одну вещь. По нашему делу с разгромом банды есть новости?

Савельев неспешно промокнул губы салфеткой.

— Кстати, великолепные рёбрышки! Наслышан уже про блюдо и подачу — многие говорят. Растёте вы, растёте, Андрей Алексеевич, растёте! А что по нашему делу — да, ходит слух, что указ уже подписан. Дело и правда вышло громким — и до министра МВД дошло, и до градоначальника. Вроде как всех на ковёр скоро должны вызвать — так что готовьтесь к повышению.

Последнюю фразу я проигнорировал.

— Министр — это Горемыкин, которого назначили недавно? Что про него можете сказать?

— Да, Горемыкин Иван Логгинович. По правде, ничего особенного не знаю — слышал только, что он долгое время занимался крестьянским вопросом. Сам не понимаю, как такого человека поставили министром МВД.

— Да уж.

— А почему вы спросили?

— Об этом чуть позже. А градоначальник наш?

— Валь? Да, сейчас расскажу. Вот до него был Грессер — Пётр Аполлонович, генерал-адъютант. Да, серьёзный мужчина. Всю жизнь на военной службе — был даже обер-полицмейстером Петербурга, оттуда и в градоначальники пошёл. Вернее, так должность переименовали — но не суть. Воевал на Кавказе, подавлял польское восстание. Это именно он провёл реорганизацию полиции и пожарной охраны — опять же тюрьму новую отстроил.

— Кресты?

— Да. Должен сказать — курорт, а не тюрьма.

Я только покивал — знал бы ты, господин полицейский пристав, в какой ад превратят этот курорт большевики…

— Предотвратил покушение на государя, расследовал дело первомартовцев — пятеро террористов, включая Александра Ульянова, были казнены при нём в Шлиссельбургской крепости.

— А что случилось с ним?

— История там неприятная — три года назад, на старости лет, решил омолодиться. Втюхали ему проходимцы какую-то дрянь, отчего у него произошло заражение крови. Так и умер, бедолага.

А я подумал — как жаль. Если бы он при мне такое учудил, глядишь, и смог бы помочь.

— Ну ладно, а что по нынешнему?

— Фон Валь Виктор Вильгельмович — генерал от кавалерии. Остзейский немец, лютеранин. Вот он да — глыба! Всю жизнь губернаторствовал, подавлял польское восстание — человек старой закалки. Боевой генерал, не шаркун. Много воевал — кроме того, недавно основал детский приют на свои деньги. Ах да, ещё не так давно запретил к демонстрации картину Ге «Распятие» — помню, газеты писали, громкая история была.

— Похоже, серьёзный мужчина — видимо, с ним можно иметь дело.

— Дело?

— Когда нас вызовут на ковёр под очи начальства — мы должны прийти не с пустыми руками.

— То есть? Объяснитесь.

Савельев напрягся.

— Первое — мы должны принести бумаги по новому лекарству от мигрени. Запатентовать мы его не успеем, но это и не важно — суть в том, чтобы поднести всё это таким образом, что фон Валь как бы в курсе этого, и лекарство было произведено с его благожелательного одобрения и финансового вспомоществования.

Морщины Савельева разгладились, и он откинулся в кресле и лукаво посмотрел на меня.

— То есть уже фон Валь пойдёт с этой папочкой на доклад к государю? Понимаете, Иван Григорьевич?

— Ещё бы мне не понимать! Подобный финт вы уже второй раз со мной проворачиваете — вы просто дьявол какой-то, Андрей Алексеевич! Уж больно гладко стелете — как бы потом больно падать не пришлось.

— Но ведь фон Валь не то что не финансирует клинику, но и даже не знает про это лекарство?

— Он не дурак — думаю, намёк поймёт и немедленно выделит средства на дальнейшие исследования. Он же будет сам теперь в этом заинтересован — государь с него спрашивать будет.

— Ох, Андрей Алексеевич, в какие сферы вы поднимаетесь! — покачал головой полицейский.

— Но это не всё, — я снова проигнорировал его волнения.

Я подготовил небольшой проект по устроению полицейской службы — это часть большого проекта по полной реорганизации, но пока на это нет ни ресурсов, ни связей, чтобы это проводить в жизнь. Поэтому действовать будем поэтапно — параллельно завяжем новые знакомства. Думаю, всё это пригодится в будущем.

Савельев молчал, о чём-то раздумывая — говорить или нет. Потом, видимо, одна из чаш весов перевесила, и он промолчал. Хотя я предполагал, о чём он хотел спросить. Наверняка удивился, что я ищу знакомств с сильными мира сего — думал, что я сам послан оттуда, поэтому и был в некотором недоумении. Не буду ни подтверждать, ни опровергать его размышления.

— Это уже очень серьёзно. Если лекарство — просто приятное известие, которое может добавить ему популярности, то проект по полиции — это совсем другое дело. Вы дадите мне ознакомиться с ним?

— Разумеется. В ближайшее время пошлю вам курьером. Вы же понимаете, что именно вы будете инициатором подачи проекта?

— А инициатива, как правило…

— Разумеется — вероятно, да, вам поручат его выполнять, если примут в работу. Ну а вы, как мудрый руководитель, переложите эту головную боль на подчинённых — то есть меня.

Я сделал небольшой шутовской поклон.

В этот момент принесли десерты и ароматный чай. Обслуживал нас сам Андрей Фролов.

— Спасибо, Андрей! Хотел тебя попросить — пара моих людей сейчас в больнице, один из них в тяжёлом состоянии. Организуй, пожалуйста, доставку питания им — одному хорошее, полноценное, а другому всякие диетические супчики. А то у него кишки наружу — он твёрдое пока есть не может. И поговори там с доктором Перфильевым по поводу организации нормальной кухни в этой больнице — посоветуйся с отцом, пусть он наймёт людей.

— Всё понял — будет сделано в лучшем виде, не сомневайтесь.

— Да, кстати, как там Фома и ваш товарищ? — подключился Савельев.

— Фома плох, но вроде как жить будет. На нём сейчас док ещё одно новое лекарство испытывает.

— Эх, как оно нехорошо вышло! Мне Кондратьев таких ужасов понарассказывал — говорит, просто гора трупов, которых вы там настреляли.

— Не без этого. Либо они, либо мы — всё просто.

Савельев покачал головой.

— Боюсь представить, если бы наши остолопы туда рванули — какая трагедия бы разыгралась!

— Вот это очень верное замечание. Собственно, мой проект и состоит в том, чтобы начать целенаправленное обучение полиции и жандармов стрельбе, тактике, захвату преступников.

— Смело и оригинально. Но не боитесь, что потом всех собак спустят, если не получится?

— Волков бояться — в лес не ходить. Да и не мой это метод — тихо на жёрдочке сидеть. Нужно лезть вперёд. Если нас отметят за инкассаторов — то это как раз будет хороший момент занести наши инициативы.

— Эх, как вы выражаетесь — «занести инициативы»! Я прямо сижу и запоминаю — потом использую при случае.

— Да бога ради! Главное, чтобы дело шло.

— Я только вот чего не пойму. Можно откровенно?

— Валяйте.

— С одной стороны, вот вы вроде полицейский, а с другой — такой преступник, каких свет не видывал! Я, естественно, многое знаю и про Митрофаньевское — кстати, как вам удалось там всё начальство сменить? Впрочем, ладно — пустое. Так вот, не могу я для себя уяснить этот парадокс. При том что блага от вас — как от нескольких министерств, будь они не ладны! Такого порядка, как сейчас, никогда в городе не было — вся отчётность просто золото! Я вам так скажу — эхо от вашей деятельности высоко идёт, уже не один начальник поднялся на этих отчётах, приписывая ваши заслуги себе.

— Да чёрт с ними, с убогими! Пусть делают что хотят — лишь бы мне не мешали. У нас с вами, Иван Григорьевич, своя собственная игра.

— Может, по маленькой за такое дело? — Раскрасневшийся Савельев наклонился заговорщицки ко мне.

— А почему бы и нет? — И я дёрнул за специальный шнурок.

Чай был отставлен, и под новые закуски водочка пошла как в сухую землю.

— Так вот, — продолжал похорошевший Савельев, — у меня голова пухнет, как я думаю о масштабах вашей деятельности и о противоречивости всего этого.

— Да всё просто. Чисто законными методами в данной ситуации решать те задачи, которые я перед собой ставлю, попросту невозможно. Ну вот вы ловите жуликов, террористов, убийц — отправляете на каторгу, и хоп! — через полгода они уже снова тут.

Савельев потёр лицо руками, потом махнул в сердцах рукой.

— Ваша каторга — это курорт, проходной двор! Что с того, что я бы притащил вам сюда, к примеру, этих морячков, которые террор учинили? Ну разжаловали бы их, дали им гауптвахту, потом так же бы восстановили в должности — покровители у них ого-го! А так — нет человека, нет проблемы.

— Конечно, — я остановил хотевшего возмутиться полицейского. — Я понимаю, что я не вправе брать на себя такие полномочия — карать и миловать. Кто я в сущности такой? Но… — я пожал плечами — так сложились обстоятельства, и пока у меня неплохо получается. Да, я действую жёстко, жестоко. Но, как вы видите, крайне эффективно. Если бы наша власть действовала бы хотя бы на четверть так же, как я, то мы бы с вами жили в другом мире.

— Согласен — что уж там говорить!

— Поверьте, несмотря на мои действия, порой кажущиеся преступными, я на стороне власти и закона и по факту делаю всё, чтобы помочь порядку и государству. Вот, например, скоро начнём учить и тренировать полицию — зачем я это делаю? — Я поднял палец — водочка уже начала немного сказываться, хотя я не налегал. — Чтобы сберечь жизни полицейских, которых необученными кидают на задержания тех же вооружённых террористов.

— Чаще всё-таки жандармов, но я вас понял. Жандармы тоже подключатся, хотя с ними сложнее будет.

— Огромная проблема — что у нас катастрофическая нехватка полицейских.

— Ну благодаря вашей помощи сейчас у нас более-менее комплект.

— Вы не понимаете — этого мало! Нужно минимум в пять раз больше численность, в том числе в сельской местности в целом по стране. По-хорошему нужна реорганизация всей системы, в том числе и жандармерии. Но это дело будущего, — я ухватился за кусочек чёрного хлеба с салом, кусочком чеснока и укропом. — Сейчас же надо сосредоточиться на продвижении нашего проекта. Я готов всё это финансировать сам, но и помощь от государства не помешает — например, пусть выделят землю под полигон. А по большому счёту, лишь бы не мешали — сам справлюсь.

— Да, планы у вас грандиозные. Я, честно говоря, другими глазами на вас теперь смотрю — не перестаёте вы меня удивлять.

— В идеале полицейскую академию хочу создать. Чтобы полицейских не на улице по объявлениям брали, а серьёзно учили, готовили — хотя бы месяцев шесть. Ну и, естественно, жалование подняли.

— Ваши слова да богу в уши!

— Авось услышит! Давайте по ещё по одной.

— Иван Григорьевич, что слышно по делу новой бумагопрядильни?

Григорьев отложил вилку с закуской, не донеся до уже открытого рта.

— Так это ваша ра…

— Иван Григорьевич! — Я поднял руки. — Давайте не будем говорить таких страшных вещей. Скажем так — я имею там интерес. И хотел бы, чтобы по возможности вы отводили громы и молнии, которые мечут недоброжелатели, от сего предприятия. От себя скажу, что там уже строятся несколько корпусов, где будут селиться юноши и девушки из неблагополучных семей — также будут осваивать профессии. Девушек, кстати, я этих выдёргиваю из… сами знаете каких занятий. Это тоже вам на заметку, если будут разговоры о преступности и бандитизме. Поэтому прошу вас поставить сторожки через своих людей. Думаю, скоро должны заняться этим всерьёз и выделят группу следователей — я хотел бы первым об этом узнать.

— Н-да… сегодня прямо день открытий. Я, честно сказать, прямо протрезвел — весь хмель как ветром сдуло. Я, конечно, сделаю всё, что смогу, но сами понимаете — где я, а где они.

— Это дело поправимо.

— Эх, после разговора с вами у меня прямо настроение каждый раз повышается.

— Хорошо, давайте завершать нашу приятную беседу. В ближайшие дни ждите от меня проект по обучению полиции — хотелось бы надеяться, что после пробного режима практика распространится на всю империю.

— Ну поживём — увидим.

— Это точно. Да и ещё одно — я тут собираюсь одну эсеровскую типографию накрыть. Не хотите ли поучаствовать?

Уже поднимающийся Савельев плюхнулся в кресло.

— Подробности.

— Мои люди обнаружили подпольную, довольно крупную типографию — там террористы печатают революционную и запрещённую литературу, воззвания и прочие гадости. Они сейчас под наблюдением. Я в принципе сам всё могу провернуть, но подумал — почему бы не привлечь вашу проверенную команду? А заодно ещё одно дело вам в заслугу пойдёт.

Савельев разгладил усы и серьёзно посмотрел на меня.

— А вам это зачем? Я имею в виду типографию.

— Да вот, издательским делом решил заняться. А у них уже всё закуплено — так что и богоугодное дело сделаю, и себе приварок небольшой. Ну и вам, глядишь, перепадёт чего.

— Охо-хо, да-а…

— Заранее предупредите Ивана, братьев Емельяновых. Ну и ещё кого-нибудь пусть Иван подберёт — кто уже в деле был.

— По-хорошему это не наша работа — могут и выговор влепить.

— Как влепят — так и отлепят. Победителей не судят.

— Боюсь, что всё равно они чисто сработать не смогут.

— Работать будут мои люди — ваши в оцеплении. Когда мы закончим — передадим всех вам, а вы уже оформляйте их как положено и передавайте по инстанциям.

— Это дело!

— Ну тогда договорились — ждите моего человека.

На подходе к своему дому-офису меня перехватил Прокоп.

— Все наши в сборе.

— Ну пошли тогда в подвал. Малыш и Боцман там уже?

— Да, вас только ждём.

— Ну пошли.

В нашей импровизированной тюрьме, несмотря на то что была организована вентиляция, всё равно воняло — видимо, место такое проклятое. Начальником и палачом нашей тюрьмы был её бывший сиделец и бывший моряк Степан — в народе Боцман. Он уже подготовил бочку с водой и ковшом, скамью и тряпки, нужные для дела.

Народу собралось пятнадцать человек — все из основных старших, которых отобрал лично Прокоп. Молодые крепкие ребята, которых я тренировал. Впереди, рядом с Прокопом, стояли парни, которые участвовали в налёте на банду Кахана — как я понял, они сейчас автоматически стали старшими среди равных, своего рода капралы. Жаль, пока, кроме как финансово, не могу их ничем выделить.

— Ну что, раз все собрались — будем начинать. Мы собрались тут, чтобы вы сами на себе убедились, что если попадёте в руки к врагу — вам не поздоровится. И я имею в виду не полицию. С полицией мы как-нибудь разберёмся, да и пытать вас там никто не будет. Сейчас Боцман проведёт вам небольшую экскурсию и расскажет о своём оборудовании и как оно применяется.

После услышанного и увиденного парни стояли серьёзные и задумчивые — некоторых видно было, что напуганные. Видимо, думали, что сейчас всё это на них будут испытывать.

— Естественно, мучать мы вас сильно не будем — по крайней мере тем, о чём нам поведал Степан, это уже для наших врагов. Но вам тоже нужно будет кое-что попробовать. Нужно, чтобы вы хотя бы примерно понимали, что это такое. Не бойтесь — никаких повреждений не будет. Я просто хочу, чтобы вы знали — если за вас возьмутся серьёзно, то вытрясут всё. Но сцеживать информацию вы должны постепенно. Вообще с пытками дело обстоит так…

Я расхаживал вокруг лавки и вещал:

— Тут ведь как — если вы видите лица пытаемых, особенно того, кто ведёт допрос, а не палача, то считайте, что всё плохо. Если бы вас хотели отпустить — то лица бы скрыли, чтобы вы потом не узнали их. Так что если вас пытают лицом к лицу и обещают отпустить за то, что вы им всё выложите — не верьте. Вас скорее всего после этого убьют. Пытки вообще делятся на две части — с увечьями и без увечий. То есть если вас пытают, не калеча, есть шанс, что отпустят. Если же начали калечить — то считайте, что уже всё. Калеку после пыток никто не отпустит, так как это будут конкретные следы воздействия. А это никому не нужно — проще прикопать где-нибудь.

Я замер, раздумывая.

— Избежать мучений можно, пожалуй, только в одном случае. Если вы начнёте сопротивляться в самом начале, когда вас взяли — даже несмотря на то что, например, у вас связаны руки. Если оказать максимальный отпор, когда у вас ещё есть силы, пока вас к чему-нибудь не привязали — тогда есть небольшой шанс, что вас сразу убьют. Поверьте, часто это будет лучшим выходом, чем потом вас будут медленно разрезать на части. Степан немного приоткрыл вам картину того, что с вами может случиться.

Ну хорошо, давайте приступим…

Я медленно осмотрел всех, ища, кого бы выбрать первым — многие потупили глаза, как ученик, не знающий предмета и боящийся, что назовут его фамилию.

— А начнём мы… с… тебя, Прокоп. Ты старший — тебе первому и принимать удар.

Изначально я думал провернуть это дело, как бы похитив кого-нибудь и поспрашивать таким образом, но, прикинув, понял, что это будет слишком хлопотно. Поэтому решил провести урок со всеми сразу.

Прокоп лёг на скамью, и Боцман пристегнул его ремнями, которые крепились к скамье. Чем-то всё это напоминало, как удерживают в психушке. Отдельные петли из ремней были для рук, дальше щиколотки, над коленями и в районе локтей. То есть человек прочно фиксировался. Ещё для улучшения эффекта скамью можно было приподнять с одной стороны — там, где ноги, придавая больший наклон. Но сейчас это было уже лишнее.

Прокоп тяжело дышал, ещё не понимая, что будет дальше — про этот способ по договорённости со Степаном он специально ничего не говорил. Хотя метод известен с незапамятных времён. Малыш будет в этом деле ассистентом, потому что одному неудобно. Все сдвинулись поближе друг к другу кольцом — все напряжённо смотрели и ждали. Я кивнул головой, и Малыш накинул на голову Прокопа белую холщовую рубаху, а Степан начал поливать ему на лицо водой из большого ковшика. Рубаха быстро намокла — Володя перехватил её поудобнее, натягивая плотнее на лицо. Прокоп сжал кулаки, пытаясь вырваться — вены на руках и шее вздулись, он пытался дышать, но каждый вздох через мокрую тряпку давался очень тяжело. К тому же Степа продолжал подливать воду тонкой струйкой. Прокоп начал задыхаться — тело забилось, шея покраснела, и все вены проступили очень отчётливо от напряжения, тело выгнулось. Когда Малыш понял, что пора, он резко сорвал с лица ткань, и Прокоп с бешеными глазами сделал мощный и шумный вдох во всю силу лёгких. В этот же момент Малыш снова накинул тряпку, а Степа полил водой. Так продолжалось несколько раз, потом я подошёл и чувствительно, но не со всей силы ударил его в солнечное сплетение — к невозможности дышать прибавилась ещё и боль. Илья забился в конвульсиях — ремни натянулись. Мы ещё немного подержали мокрую ткань, не давая вздохнуть, потом я решил, что достаточно. Убрали ткань и развязали его. Усадили на лавку.

Прокоп еле сидел — сил у него не было. Я попросил принести ещё одну лавку — её поставили к стене и пересадили Прокопа туда. Все сгрудились над ним, ждали, пока он восстановит дыхание. Когда он более-менее пришёл в себя, я спросил:

— Как ощущения?

— Очень плохо. Как будто умираешь.

Он по-прежнему тяжело дышал — разговор давался ему с трудом.

— Ну вот, а представь, что в это время тебя будут допрашивать, ещё и бить периодически или ещё что-нибудь с тобой делать. И, кстати, вместо воды может быть протухшая моча.

Прокоп только покачал головой.

— Не знаю, сколько бы выдержал — очень хотелось, чтобы это прекратилось.

— Ну что, кто следующий?

Вперёд сразу шагнула моя тройка бойцов.

После всего этого — можно сказать, крещения водой — молодёжь сделала это ритуалом, типа «прописочки» для молодых. Нужно было выдержать определённое время — кто не выдерживал, того к делам не допускали.

Дома меня уже ждала Катерина. Что-то напекла — запахи стояли вкусные, но я так наелся, что уже не лезло, но даму надо было уважить.

— Пил?

— Вот так ты встречаешь?

— Ты же знаешь — я всегда учую.

— Как у Сашки дела?

— Как сажа бела. Жалуется всё время, что его твой Аристарх совсем загонял — света белого не видит. Нескольких репетиторов нанял ему, языкам обучает и ещё чему-то. Он говорил, да я не поняла.

— Ремня ему надо дать — разнылся он. Глядишь, в люди выйдет — я ему же фактически домашнее образование даю, причём неотрывно от производства.

— Вот и всыпь хорошенько, чтобы знал.

— Ладно. Ходила к Мохову — как тебе новое платье?

— Ходила.

Катерина разрумянилась.

— Прямо как у дворянки какой.

— Лучше, чем у дворянки. Скоро свадьба будет у доктора — вот и выгуляешь его.

— Что ты им подаришь?

— Пока не решил. А что посоветуешь?

— Девушке драгоценность можно какую-нибудь, а доктору… инструменты какие-нибудь?

— Ну значит, так и сделаем.

— Какой ты послушный сегодня.

— Напился просто — ругаться не хочу.

Ноябрь встретил меня ветром и сыростью, и тревогой. Снега не было. Многие не любят такую погоду, но мне она больше нравится, чем московская — их холод я переношу гораздо хуже, чем питерские сопли. Лишь бы ветра сильного не было. А вообще надо планировать себе тёплое гнёздышко где-нибудь подальше.

Вчера пришло сообщение от Савельева — начальство наконец созрело, и нас всех вызывают на ковёр: Савельева, Кондратьева, меня и Ивана. Катерина, кажется, уже дыру протёрла в кителе своей щёткой, натирая его — хотя он и так чистый, но порядок есть порядок. Думаю, тем же самым сейчас занимается Савельев, да и все остальные. Приглашение было назначено на двенадцать, а сейчас утро. По плану у меня встреча с журналистами в казино. С утра оно, естественно, закрыто, поэтому удобно проводить там тайные встречи. Журналистов было пятеро — все работали в разных газетах.

— Ну что, господа, вопрос тот же — кто желает возглавить новую газету?

Господа газетчики переглянулись.

— Да, Данила Артемьевич, у вас вопрос?

— Новая газета как-то связана с той разгромленной типографией, о которой мы недавно писали?

— Да, помещение и оборудование станет основой для новой газеты.

— А эсеры не попытаются её отбить?

— Не думаю — к тому же там будет охрана. Я просто хочу, чтобы вы поняли, что я предлагаю. Во-первых — постоянную работу, а не временные заработки. Ещё я обладаю достаточным количеством… скажем так, конфиденциальной информацией — постоянные сенсации и громкие темы я вам гарантирую. Это означает, что вокруг газеты будет перманентный флёр скандала, что, собственно, нам и нужно — будут активно раскупать.

— А какие условия? Вы будете полностью контролировать редакторскую политику?

— Разумеется, но только в общих чертах — само направление. Дальше вы сами — собирайте команду, начинайте работу. Единственное — сами понимаете, в вашей редакции не должно быть людей с ярко выраженной антигосударственной позицией, иначе мы не сработаемся…

— Можете привести пример какой-нибудь подобной сенсации, о которой вы говорите? Просто чтобы понимать направление мысли.

— Например, я владею информацией о частной интимной жизни Карла Маркса и Фридриха Энгельса — если вы понимаете, о чём я говорю…

Репортёры задвигались, зашумели — кто-то даже достал блокнот, приготовившись записывать. Данила Артемьевич Костин быстрее всех сориентировался и решительно произнёс:

— Я готов возглавить газету!

Я прямо заметил, как в глазах его побежали цифры тиражей.

— Вот и замечательно. Что касается остальных — не стоит расстраиваться, я позже планирую основать ещё несколько новых изданий.

— Расскажите, расскажите!

— Спокойно, господа — всему своё время. Главное, вы не разбегайтесь, и всё узнаете первыми.

Все засмеялись, а в это время появился незаметный Андрей Фролов и принёс настойки — тоже на досках. Журналисты оживились, задвигались. Когда он ушёл, я достал из кармана пять конвертов и раздал присутствующим — те, естественно, не пересчитывая, спрятали их во внутренние карманы, подобрались, приосанились.

— А вот теперь можно и отметить наше предприятие, но, к сожалению, не могу присоединиться — мне сегодня на встречу с начальством. Но вы ни в чём себе не отказывайте.

— Вас можно поздравить с очередным званием?

— Давайте повременим с поздравлениями — встреча с высоким начальством это всегда лотерея, как рулетка. У меня ещё к вам один серьёзный вопрос. Я какое-то время назад просил вас собрать информацию о ваших работодателях — я прочитал ваши заметки, и по крайней мере двум из вас могу предложить места директоров ваших газет.

Занесённые было рюмки со стуком опустились на стол.

— Что вы имеете в виду?

— Если мы рассматриваем четыре ваших газеты, где вы работаете — даже пять, если считать господина Костина — только с двумя изданиями я могу достаточно уверенно сказать, что смогу их приобрести.

Журналисты не знали, но накопали кучу информации на своих же начальников. Картина вырисовывалась следующая: две газеты работали отлично, и подкатить к ним будет сложно; одна — ни туда ни сюда, кстати, та, где работал Костин — вроде там у хозяина было рыльце в пушку, в смысле был связан с революционерами. Это большой плюс — в дальнейшем надо будет заняться им плотнее. А вот у двух других были большие проблемы — в долгах как в шелках. Я уже поручил конторе Аристарха выкупить их долги — этим мы их и прижмём. Процесс уже запущен, но журналистам об этом знать незачем.

— Вас это пока никак не коснётся — работайте, как работали. Как только у меня уже будет конкретная информация — мы соберёмся снова.

— Хорошо, Андрей Алексеевич. А что по поводу нашей газеты? Я так понимаю, что того оборудования, что есть, недостаточно — нужны будут деньги на обустройство и всё прочее.

— Об этом не беспокойтесь. Скоро с вами встретится мой финансист — проводит вас в эту типографию, вы всё осмотрите, составите предварительную смету, и он всё решит.

Я заметил, как по лицу Костина промелькнула и тут же исчезла тень досады — ещё бы! Наверняка думал, что я просто так отвалю ему денег, а он прикарманит половину. Нет, братец, не на того нарвался.

Посидели, поговорили ещё, обсуждая дальнейшие планы. Естественно, они ждали от меня новых сенсаций. Хотя было видно, как остальные погрустнели — поняли, что основной поток информации пойдёт в новую газету, а им останутся крошки. А про обещание стать директорами газет они пока не отнеслись серьёзно. Хотя по плану кому-то из них вскоре предстоит возглавить ещё одну газету, которую не так давно запустил господин главный адвокат — то есть Волькенштейн. Мои ребята взяли его под плотное наблюдение. У них уже реальная служба с постами и докладами. Мало-помалу, но моя банда боксёров превращается в полноценную разведку.

Я услышал на улице какой-то шум — подъехал экипаж, началась какая-то суета во дворе.

— Хорошо, господа, пока держим связь. Скоро будет одно большое событие, которое нужно будет осветить — так что я свяжусь с вами в ближайшее время. А пока вынужден вас оставить — дела.

На улице меня ждали взволнованный Савельев и, как всегда, спокойный Иван — хотя сейчас видно было, что тоже нервничает. Первый раз едем к такому большому начальству.

— Ну что, вы готовы? Время ещё есть — давайте присядем и обсудим все моменты.

— Да не волнуйтесь вы так, Иван Григорьевич — всё будет хорошо, — улыбнулся я.

— Нет уж, извольте! Вот же пропасть — к самому градоначальнику идём!

— Ну и нормально. Ладно, пойдёмте ко мне в кабинет — там и поговорим. А костюмчик-то на вас как сидит — любо-дорого посмотреть, — подмигнул я.

— Опять ваши штучки — всё юродствуете?

— Ничуть, — снова заулыбался я.

Естественно, и я, и Иван, и тем более Савельев давно были извещены и построили себе новые мундиры. Вот я и подтрунивал над ним. Сам-то я ещё и не думал переодеваться.

— Время у нас есть — давайте присядем и ещё раз всё обсудим. Иван, я не уверен, что тебя позовут.

— Да и слава богу — буду там краснеть, — перебил Иван.

— В общем, ты держи тогда портфель с документами — как официальная часть закончится, я тебя приглашу.

Для нас главные темы — это клиника и полигон, вернее доклад. Вы ознакомились с ним, Иван Григорьевич?

— Две ночи не спал. Такое он на меня впечатление произвёл. Откуда вы это вообще взяли всё? Ладно, — махнул он рукой, — не в своё дело лезу, извините. Но даже если часть из этого реализуется — это будет просто переворот.

— Надо грамотно занести наши инициативы — я уже говорил. И сейчас самый благоприятный момент.

— Кстати, насколько мне известно, нами жандармы заинтересовались. Видимо, недовольны, что мы на их территорию залезли и разгромили эсеровскую типографию.

Я пожал плечами — это следовало ожидать, рано или поздно они бы вышли на нас.

Савельев посмотрел на меня особо пристально — видимо, вспомнил свой счёт в банке, куда ему регулярно перечисляются небольшие проценты.

— Разберёмся. Закончится всё — встретимся, обсудим. Думаю, получится найти общий язык.

— А если нет?

— Смотря кто к нам подойдёт. Там уже будем конкретно смотреть — если человек серьёзный в плане того, что на нашей стороне, то вопрос закроем. Ежели человек с двойным дном, то… будем решать в общем. Помните наш разговор — я говорил, что там в жандармерии у них на низшем и средних эшелонах всё более-менее прилично. Гниль дальше начинается.

— Вы про Пирамидова? Я хорошо помню ваши слова.

— Да, этот супчик. Хуже всего, что на него всё замыкается — и получается, что он нейтрализует работу целого корпуса жандармов.

— Вот же пропасть! Ладно, это уже дело будущего — давайте о себе подумаем.

Мы уже в целом ждали, что нас ждёт на приёме, но старательно старались избегать даже намёков на эту тему — я имею в виду чины и награждения. Была такая традиция — чтобы не сглазить. Мало ли какая вожжа под хвост начальству попадёт — возьмут да и отменят всё. Поэтому такие моменты только по факту — пока только глаза косили на новую форму.

В этот момент зашла Катерина — принесла чай. Иван разгладил усы, подтянулся, поблагодарил. Савельев поклонился и проводил взглядом. Потом посмотрел на меня и покачал головой. Я лишь глянул на него поверх чашечки, прихлёбывая горячий чай.

— Ладно, что яйца тут высиживать — поедем.

Савельев с Иваном, а я на своём выезде с Пахомом двинулись в ноябрьском холодке на Гороховую, 2 — в здание петербургского градоначальника.

Разумеется, я и сам нервничал — предстояло знакомство с большим человеком. Связи наверху мне были очень нужны. К сожалению, на фон Валя данных было очень мало — но была информация о его детях в связи с белым движением. Официальные характеристики не значили ничего — все это филькины грамоты. Нужны были реальные сведения. Хотя сейчас ещё такое время, что, как правило, эти люди ни в чём таком особо не замешаны. Время ещё не пришло — в запасе девять лет, а потом всё заполыхает.

Скрипели колёса, мелькали здания — я рассматривал людей улицы. Кстати, сейчас Питер совсем другой — ещё не начался строительный бум, нет тех запоминающихся зданий из нашего времени. Фактически тот Питер, который есть сейчас, — это Питер Николая, всё построено им. Нам — я имею в виду людей из XXI века — достался законсервированный город образца семнадцатого года. Если бы революции не было — город был бы совершенно другим. Это сейчас такое отношение, что со всего нужно пылинки сдувать. Раньше так не было — город активно жил и строился. Старьё ломали, строили новое. Например, в четырнадцатом году должны были ломать Николаевский вокзал (Московский) на Знаменской площади (Восстания), так как он не справлялся с пассажиропотоком. Но война не дала, а потом уже не до того было. Так же и на Невском — там половина зданий, которые есть сейчас, посносили бы и построили новые проекты. Например, там в начале есть дом — в советское время это была школа, известен тем, что на нём осталась табличка: «При обстреле эта сторона наиболее опасна». Так вот, советскую школу устроили на месте недостроенного банка — советам банки были ни к чему. Да и банкиров уже не было. Я это к тому, что Невский активно жил и развивался.

А что касается Николая — конечно, я думаю об этом, как к нему подойти. Но это вообще не просто. Попробуйте, например, подойти к верховному главнокомандующему в наше время. Тут примерно так же дело обстоит. Хотя, разумеется, попроще. К любому чиновнику можно записаться на приём. У меня есть несколько продуманных схем, как это можно сделать. Но пока рано. Нужно самому накопить некий деловой и репутационный капитал — самому представлять из себя фигуру, с кем можно иметь дело, а не просто мутного выскочку, который начнёт размахивать непонятными вещами и твердить про апокалипсис. Так дела не делаются.

Подъехав к зданию администрации, ещё раз вдохнул морозный воздух, и всей компанией зашли внутрь. Я сразу осмотрел холл на наличие охраны — была будочка, как на вокзале. Мы представились и пошли по ступенькам на второй этаж, где располагался кабинет фон Валя. Лестницы были покрыты ковровыми дорожками — внутри был приглушённый свет. Адъютант усадил нас на стулья в коридоре. Иван сидел, прижав к себе драгоценный портфель. А Савельев волновался и то и дело промокал лоб платочком. Надо бы ему дезодорант подарить — как я раньше не догадался? Я же пока считал важнейшим моим действием в этом мире открытие дезодоранта. Пусть пока он ещё не начал производиться массово — делаем пробные партии, но слух уже пошёл, сарафанное радио заработало, и особенно женский пол выстраивался в очередь в клинику за столь нужным средством. А мы возимся — никак упаковку до ума не можем довести. Надо будет прекращать заниматься перфекционизмом. Доведём до ума в процессе. Достаточно обычной коробочки по размеру, а инструкцию будем сами печатать на моей типографии. Решено! Поскольку я был в официальном кителе, то, естественно, блокнота брать не стал — только было протянулся к Ивану за портфелем, уже открыл, как тут нас пригласили к градоначальнику. Пришлось всё бросить и идти. Савельев первым, я за ним. А Иван остался сторожить портфель.

Савельев подобрался, разгладил несуществующие складки, бодро промаршировал в большой светлый кабинет — я за ним. Затем мы оба отрапортовали о прибытии.

Виктор Вильгельмович фон Валь встретил нас стоя — уже хороший знак. Был он мужчина крепкий, погрузневший с возрастом. Чем-то напоминал актёра Лыкова, если бы тот набрал лишних тридцать килограммов. У него были тёмные волосы с пробором, что выглядело довольно современно, а вот бакенбарды в разлёт при обритом подбородке — это уже что-то из александровской эпохи. Взгляд твёрдый, решительный — как и рукопожатие.

— В первую очередь хочу поблагодарить вас, господа, за блестяще проделанную работу. Если бы все служили с таким рвением… Поэтому от себя лично и от лица всей нашей богоспасаемой империи имею честь поздравить вас с внеочередным повышением в звании и чине.

Подошёл его помощник с уже открытой папкой.

— Савельев Иван Григорьевич.

Казалось, нельзя было тянуться выше, но Савельев, казалось, от важности заполнит собой весь кабинет. Ну ещё бы — человек становился дворянином!

А фон Валь продолжал:

— Получает представление на восьмой класс в табели о рангах — коллежский асессор, а также награждается орденом Станислава третьей степени.

Градоначальник ещё раз пожал руку Савельеву, поздравил с получением дворянства.

— Заслужили — чего уж тут. Я тут как раз статистику по вашему району смотрел — не перестаёте удивлять. Хочу вот к вам остальных отправить, чтобы учились, опыт перенимали.

— А вот и второй герой — наслышан. Ещё по прошлому делу вас помню. Ничего не скажешь — повоевали знатно.

— Поздравляю вас с губернским секретарём — теперь у вас под началом будет свой полицейский участок.

Вот уж чего мне меньше всего хотелось! Ладно, разберёмся с этим. Хотя ладно — подумаю, как использовать. Ещё право на ношение шпаги. Баловство это всё — ну да ладно. Как мне потом объяснили, этот чин давал право на получение личного почётного гражданства, но не само это гражданство. А ещё мой чин соответствовал чину поручика — то есть современному старшему лейтенанту.

Всё это, конечно, мелкие сошки по этому времени.

Когда представление закончилось, фон Валь внимательно осмотрел нас, особенно меня, а потом высказался:

— Вы этим делом с типографией многим жандармам мозоли оттоптали — им сейчас помыкают, что какие-то городовые целую типографию раскрыли и разгромили.

— Это ничего, ваше превосходительство. Издержки ведомственных отношений — это совершенно нормально.

— Ну хорошо, раз так. Ещё раз хочу выразить благодарность за безупречную службу.

Возникла неловкая пауза, но Савельев не подвёл — самому мне было неуместно заводить тему. Я боялся, что Савельев заробеет и провалит дело.

— Ваше превосходительство, имею честь по случаю представить вам два новых проекта, которые могут вас заинтересовать.

Градоначальник поднял одну бровь, поощряя к продолжению разговора.

— Разрешите пригласить моего помощника?

Фон Валь кивнул, и уже его заместитель пригласил Ивана — тот строевым шагом зашёл в кабинет, представился и встал рядом со мной. Ивану, как и всем отличившимся, тоже вышли некоторые поощрения, но не такие, как у нас с шефом, так как он написал на меня отдельное представление.

Тут уже я взял портфель и достал первую папку по аспирину и клинике. Савельев вошёл наконец в роль и рассказал о клинике доктора Перфильева, как её называли, открытие аспирина, дезодоранта и работе над новым лекарством. Талантливо поплакался на недостаток финансирования и после пригласил посетить её.

— Вот мой предшественник, царство ему небесное, тоже какое-то новое лекарство принял и богу душу отдал.

— Прискорбно — жаль, очень жаль господина Грессера. Замечательный человек был — очень много сделал для города, — снова намекнул хитрый Савельев.

— Нашим лекарством уже немцы заинтересовались — лекарство от головных болей уже прошло полевые испытания, документы поданы на патент. Вот тут в папке все бумаги по изобретению. В ближайшее время состоится пресс-конференция с участием прессы — хотели бы вас пригласить. Но желательно, чтобы вы пришли до этого, чтобы доктор провёл для вас персональную экскурсию, показал производство и сам представил свои новинки. — Это уже я перехватил инициативу.

— Дело благое — только не пойму, вы каким образом к этому делу?

— Дело в том, что доктор Перфильев лечил меня после травмы, — сказал я.

— И состоял помощником полиции — его привлекали в особо сложных медицинских случаях. Так что мы всемерно помогаем такому человеку. Он большое дело делает для всех и для города в частности, — дополнил Савельев.

— То есть полиция частично имеет к этому отношение, — добавил я. — Перфильев — наш человек, поэтому… — я немного замялся — это касается всех полицейских. Когда такое бывало, чтобы близкий к полиции человек что-то изобретал?

— Весьма похвально и любопытно. — Фон Валь с любопытством посмотрел на меня. — Непременно буду. Алексей, внеси в расписание на этой неделе посещение госпиталя. Не станем затягивать.

— Это не всё, ваше превосходительство.

— Слушаю вас — ещё что-то изобрели? — немного с улыбкой спросил фон Валь.

— Почти, ваше превосходительство. — Савельев передал папку начальнику.

— Что это?

Савельев заметно нервничал.

— Имею честь представить вашему превосходительству докладную записку, составленную мной и… — он посмотрел на меня — Андреем Алексеевичем по состоянию полицейской службы и мерам по её улучшению, — как-то неуверенно закончил Савельев.

— Хм, интересно — давайте-ка сюда.

Он мельком пробежал глазами шапку, потом стал читать вслух, прищуриваясь и делая паузы при странных словосочетаниях и новых словах:

— «Ввиду нарастающего обострения криминогенной обстановки в столице, а равно вследствие дестабилизирующего влияния текущего политического положения и усиленной активности преступных, в особенности террористических, элементов имею честь представить на высочайшее рассмотрение нижеследующее соображение.

Считаю необходимым и своевременным принять меры к значительному улучшению общей подготовки как нижнего, так и среднего чина полиции, равно как и сотрудников специальных подразделений, с целью наилучшего исполнения ими возлагаемых обязанностей по охране общественного порядка и обеспечению государственной безопасности.

В этой связи усматриваю целесообразным учредить в Санкт-Петербурге специальное учебное заведение (учебный центр) для теоретического и практического образования, а также повышения служебного уровня и усовершенствования личного состава полиции, с последующим выделением из их числа особо отличившихся лиц для подготовки к званию инструкторов и наставников.

Обучение последних, в случае удовлетворительных результатов действия означенного учреждения, позволит распространить полученный опыт путём открытия аналогичных заведений в других губерниях империи.

Готов представить подробное положение об устройстве, составе штата и учебной программе предлагаемого центра для надлежащего рассмотрения по ведомству».

Затем градоначальник сел, сам махнул нам рукой, чтобы тоже садились. А сам углубился в чтение, наморщив лоб и посерьёзнев.

В записке я предлагал открыть учебный центр для нижнего состава — готовить к стрельбе, самообороне без оружия, проведению захватов преступников, противодействию уличным столкновениям и беспорядкам. Также предлагал создать на базе учебного центра специальное подразделение, которое бы непосредственно участвовало в задержании особо опасных банд, вооружённых террористов и всё такое прочее — типа СОБРа, на наши деньги. Также предлагал внести изменения по форме, введение наручников, коротких дубинок. Для этого пригласили художника, и он очень хорошо и наглядно зарисовал всё необходимое.

Но мы стали замечать нехорошее — по мере чтения начальник багровел. Закончив читать, отложил папку и со всего маху хлопнул по столу — аж все бумаги подскочили! — и уставился на нас, а повышая голос, буквально прорычал на нас:

— И где вы раньше были?! Мне месяц всего до отставки остался! — Размахивал он папкой.

Мы, разумеется, подскочили все по стойке смирно.

— Ладно.

Он начал расхаживать по комнате — совершенно взволнованный и сосредоточенный.

— Вот что — меня действительно отправляют в отставку уже в этом месяце, но что смогу — я сделаю. Даже не верится, что такая инициатива идёт снизу. Как, говорите, ваша фамилия — Андреев? — Посмотрел он пристально на меня.

Я ответил таким же прямым взглядом. Видимо, он увидел что-то своё, связанное с войной. Потом резко развернулся к столу, взял папку и снова начал что-то читать. Потом оторвался, положил её на стол, закрыл.

— Блестяще. Сделаю всё, что в моих силах — считайте, что я на вашей стороне. Очень мне хочется посмотреть, чем ваша затея закончится. Только за это отдельно надо награждать — эх, если бы все так работали.

Хорошо, господа — беру дело под свой контроль. Ждите на этой неделе — встретимся в клинике. К тому моменту я уже буду иметь какие-то новости. Ещё раз поздравляю с наградами и до встречи. Благодарю за службу.

— Рады стараться, ваше превосходительство!