Горец IV

32

Ученики сели кругом прямо на полу: скамеек на всех не хватило бы. А в центре круга встала та, которая была их Учителем.

И запела Катрин — странным голосом, мерно раскачиваясь, прикрыв глаза.

И все ученики подхватили напев, сразу и безошибочно попадая в такт.

Много языков узнал Конан Мак-Лауд в своей необычной жизни. Да ведь и было время их учить. Но язык, на котором звучала песня — неизвестен был ему.

Хотя — как сказать… Заснеженная равнина. Страж Границ, производящий перекличку…

Блеск солнца на Жезле Запрета…

Треххвостые боевые цепы, увенчанные шипастыми шарами… Мечи с эфесом из человеческих костей, разрубающие волос на воде…

Это был язык планеты Зайст.

И исчезло все, словно растворяясь в межзвездном тумане.

А потом сквозь этот туман проступило чье-то лицо.

Черные волосы, ниспадающие до плеч, налитые алой кровью губы, налитые кровью белки глаз. И — кованная из черного металла медвежья голова шлема распахнула острозубую пасть.

Такого невозможно забыть — даже если видел его лишь несколько раз в жизни. И в промежутках между этими встречами пролегли когда десятилетия, а когда и века.

Века и миры…

— Умри, враг мой! — произнес Черный Воин вместо приветствия.

— Умри и ты, мой враг!

— Зачем ты звал меня?

— Кто сказал, будто я звал тебя?

— Да, верно. Ты рассчитывал поговорить со своим Учителем или своей бабой, «единой в трех лицах…». Что ж, считай, что я явился незваным!

На лице Конана не дрогнул ни один мускул. Голос его тоже был бесстрастен.

— Именно так я и считаю. Поэтому — уходи!

— Может быть, все-таки договоримся — коль скоро уж мы встретились так, что ни один не может достать другого оружием? Много есть такого, о чем могли бы договориться мы…

— У нас один разговор может быть — на мечах. Уходи!

— Ты даже не хочешь узнать, что я могу предложить тебе?

— Я уже знаю. Уходи!

Голос Конана по-прежнему был бесстрастен. А вот Черный Воин сдержать себя не сумел.

Он злобно ощерился:

— А почему ты думаешь, что я уйду по твоему приказу, мальчишка?

— Я не думаю. Я знаю. Уходи!

— Зна-а-ешь, — протянул Крагер с издевкой. — А знаешь ли ты, с какой легкостью я овладел умами этих смертных, хотя они изо всех сил пытались воспротивиться этому? Знаешь ли ты, какую сеть я раскинул на…

Он вдруг осекся.

— Впрочем, это еще предстоит тебе узнать. Всему свое время, щенок!

Теперь Конан ничего не ответил ему. Даже не повторил: «Уходи!»

Все уже сказано — и прошло время разговоров!

Конан даже не обнажил меча — меч словно сам скакнул ему в руку. И прорезал клинок катаны клубящийся над кругом туман, серебристо блеснув сквозь ставшую вдруг полупрозрачной фигуру Черного Воина.

Словно серебряная пуля, пробивающая тело вампира…

Видение заколыхалось зыбким маревом. И исчезло, растворяясь, как растворяется настоящий туман под лучами солнца…

И сама Катрин, и дети, сбившись в кучу, робко смотрели на Конана. Не было сейчас между ними различий на уровне «Учитель — ученики».

Конан не спеша вкладывал катану в ножны.

— Нельзя играть с Силой, прежде чем сами наберете достаточно сил, — сказал он, обращаясь ко всем сразу. — Вы все-таки еще не набрались их. Хотя, наверное, сможете набрать. Особенно, если я помогу.

— Ты поможешь? — спросила Катрин неожиданно хрупким, словно тончайшее стекло, голосом.

— Если вернусь живым — помогу.

— Ты вернешься? — тем же голосом спросила Катрин.

Конан не ответил. Что он мог ей сказать? Ей — и все им…

Он уходил.

Перешагнув порог, он уходил в уже сгущающиеся сумерки. Уходил так, как уходят навсегда. Или так, как уходят, чтобы вернуться.

Кто знает?

Он уходил, и в ушах его звучали слова, которыми провожала его Катрин. Встав в дверном проеме, она кричала ему вслед:

— Возвращайся! Сделай все, чтобы вернуться в этот дом! Знай, что ты нужен ему! И всем нам — ты тоже нужен! А главное — ты нужен МНЕ!..

Говорили в старину: не верьте, когда говорят — «нет в мире зла, ибо все зло состоит в отсутствии добра». Есть зло — и Зло. Когда уходит свет,

— приходит тень…